Яков Кротов

ВЕЛИКИЙ КАНОН

СВЯТОГО АНДРЕЯ КРИТСКОГО

Оп.: Москва: Вера и мысль, 1993. 91 стр. 2-е изд. Нумерация страниц по этому изданию; текст предшествует номеру страницы.

Первая неделя: понедельник; вторник; среда; четверг. Мариино стояние.

См. окончательный вариант: понедельник - вторник - среда - четверг - Мариино стояние.

Предисловие

Великий покаянный канон был составлен в начале VIII столетия. Название «великий» означает в данном случае «большой» и дано ввиду исключительно большого количества тропарей в каноне — общее их число превышает две сотни. Автора канона, святого Андрея Критского, именуют также — по месту его монашеского пострига — Иерусалимским. В храмовом богослужении канон читается дважды: в первые четыре дня Великого Поста по частям и в четверг на пятой неделе Великого Поста целиком. С Великим Каноном на пятой неделе Великого Поста, освященной памятью преп. Марии Египетской, соединяют и канон преп. Марии, написанный патриархом Иерусалима Софронием. Поэтому чтение Великого канона на пятой неделе носит в обиходе название «Мариино стояние». Впрочем, в среду и четверг первой недели поста также указаны для чтения тропари, обращенные к преп. Марии. Для богослужебного пользования канон помещается в первой части Триоди Постной; издается он и отдельно для молитвенного употребления желающими.

Великий канон написан по-гречески как поэтическое произведение. Однако, он относится к византийской средневековой поэзии, .непривычной для современного слушателя — к так называемой антифонной силлабике. Стихотворец учитывал количество слогов, расстановку в строке акцентов — но все это при переводе с греческого языка на русский неминуемо исчезает из-за иного фонетического строя отечественной речи. Более или менее точную имитацию этой строфической силлабики дал ее современный исследователь Михаил Гаспаров (по принятой ниже нумерации, молитва 2):

Каким словом начать

стенанье мое

о жизни плачевнейшей? Откуда

поведу я зачин, Иисусе, скорбям?

Дай же по всемилости отпущение проступкам моим...

([4] С.110)

При переводе на церковнославянский язык Великого канона был использован особый «молитвословный стих», характерный для всех богослужебных текстов Русской Православной Церкви. Он отличается от обычной речи возвышенностью, ритмичностью, приспособленностью к напевному, речитативному исполнению в храме. По мере развития русского языка изменялось, однако, восприятие молящимися этого перевода: пять столетий назад он был значительно более внятен, трогая не только сердце, но и ум.

Великий канон был одним из любимейших в русском народе богослужебных текстов. Любовь эта желала понимать слышимое. Поэтому, после псалмов, Покаянный канон преп. Андрея был наиболее часто и разнообразно переводим на протяжении последних двух столетий.

Несколько авторов пытались перевести канон в соответствии с правилами русского стихосложения. Первый такой перевод был предпринят в 1829 году слепым священником Гавриилом Пакостским, жившим в Петербурге при Константиноеленинской церкви городских богаделен [(8) ]. Его перевод написан в манере, характерной для середины XVIII столетия — невыдержанный 13-сложник, очень архаичный для начала XIX века:

С чего начну мой плач и горькое рыданье,

Чтоб мог греховное оплакать состоянье?

Кто даст источник слез к омытию грехов?

Сам даруй мне сие Христе, — Царю веков!

В 1879 г. вышел перевод, составленный иеромонахом Геронтием [Левитским] — членом Пекинской духовной миссии, проживавшем, однако, в это время в Московском Покровском монастыре ([5 ]). И этот перевод архаичен, отставая от развития русской поэзии на несколько десятков лет, походя на сумароковские оды:

- 3 -

Отвсюду тесно мне настало;

И вот за гнусные дела

Объял дух печали мгла;

Какое ж положу начало?

Смотря на жизнь грехов полну,

С чего, Христе, мой плач начну?

Не знаю что мне — предпринять

И как мне плакать и рыдать!

О Боже, слаб я и не тверд,

Всегда впадаю в искушенья;

Но Ты премного — милосерд,

Оставь, прости мне прегрешенья.

Чуть менее архаичен, но так же написан четырехстопным ямбом, с беспорядочными перрихиями, стихотворный перевод анонима, укрывшегося под инициалами С.П., изданный Афонским Паителеимоновым монастырем в 1905 году ([9 ]):

Душе моя, душе моя,
Зачем грехами богатеешь?
Зачем, все больше день от дня,
Врагу работаешь? как смеешь?
На что надеешься? Очнись
И к Богу всей душевной силой
С великим плачем обратись:
Господь мой! грешного помилуй!

В этом переводе стилизация уже достигла некоторой бессмысленности: призыв к душе покаяться «со всей душевной силой» неожиданно заканчивается сменой рода подлежащего с женского на мужской.

Все эти поэтические переводы пытались создать благоговейную дистанцию между читателем и текстом, «удревняя» текст немодной одической метрикой, лексическими и даже морфологическими архаизмами. Забыты эти переводы были основательно.

Одновременно издавались переводы Великого канона, фактически являвшиеся простыми подстрочниками. Такие переводы ставили своей целью передать буквальный смысл подлинника. В основе своей они все восходили к переводу протоиерея М.И.Богословского, появившемуся впервые в журнале «Христианское чтение» в 1836 году ([2 ]):

С чего начну оплакивать злосчастной моей жизни деяния?
Какое начало положу, Христе, настоящему сетованию?
Но Ты милосерд; оставь мне прегрешения,

В1856 году появился впервые, ав 1861 был переиздан перевод Евграфа Ловягина, фактически являющийся редакцией перевода Богословского ([7 ]):

С чего начну оплакивать деяния моей несчастной жизни?
Какое начало положу, Христе, настоящему сетованию?
Но, как милосердный, даруй мне оставление прегрешений.

В целом поправки Ловягина ухудшили перевод — он потерял ту небольшую ритмичность, которую заложил в текст Богословский, приобрел аромат канцелярского, казенного стиля — вообще характерного для труда Ловягина. Перевод Ловягина был подвернут резкой критике Н.Кедровым, издавшим свой перевод в 1915 г.: «не представляет удобств для практического употребления, ... язык... представляется в настоящее время значительно устарелыми не всегда правильным» ([6 ]C.6). Однако сам Кедров ограничился лишь незначительными поправками к тексту Ловягина, а чаще и вовсе сохранял его нетронутым. Единственное, что он проводил последовательно — введение в текст местоимения «я» (в церковнославянском всегда отсутствующее, как ныне в современном польском языке):

- 4 -

Какое начало, Христе, положу я нынешнему моему сетованию?
Но Ты, как милосердый, даруй мне оставление прегрешений.

В 1926 году буквально чудом вышел сборник, подготовленный священником В.Адаменко, также содержавший произаический перевод Великого Канона ([1]). Адаменко, как правило, без изменений воспроизводил перевод Ловягина, но в некоторых случаях делал довольно радикальные поправки, привлекая в качестве пособия перевод Кедрова. Это хорошо видно на примере 282 тропаря. Сравните шесть различных его прозаических переводов (и имеющиеся стихотворные):

Яко от обращения червленицы, Пречистая, умная багряница Еммануиле-ва внутрь во чреве твоем плоть исткася: темже Богородицу воистинну тя почитаем/

(Церковнославянский текст)

Как от червленого прядомых соплетенья,
Порфира умная Христова воплощенья,
Исткалась чистая во чреве плоть твоем;
Так Божью мать в тебе достойно признаем,

(Пакостский, 1829).

Как из цветного пурпура, во чреве Твоем, Пречистая, соткалась мысленная порфира — плоть Еммануила. Потому мы почитаем Тебя истинною Богородицею.

(Богословский, 1836 год)

Как бы из пурпурового состава, Пречистая, внутри чрева твоего соткалась мысленная багряница — плоть Еммануила; посему тебя, как Богородицу, поистине мы почитаем,

(Ловягин, 1861 год)

Как бы из пурпура небесна,
Во чреве, чистая, Твоем,
Соткалась Божиим перстом
Царю порфира пречудесна -
То Еммануилова плоть,
Облекся коею Господь.
Вот потому с благоговеньем,
Как к Богородице, к Тебе,
На небесах и на земле,
Тебя чествуем поклоненьем,

(Левитский, 1879).

Пречистая! Мысленная багряница — плоть Еммануила соткалась внутри Твоего чрева как бы из вещества пурпурного: поэтому мы почитаем Тебя, истинную Богородицу.

(Кедров, 1915 год)

Мысленная порфира — плоть Еммануила соткалась внутри Твоего чрева, Пречистая, как бы из вещества пурпурного; поэтому мы почитаем Тебя, Истинную Богородицу.

(Адаменко, 1926 год)

- 5 -

Как из пурпурового состава, Пречистая, мысленная багряница — плоть Эммануилова во чреве Твоем соткалась! Поэтому Тебя, как Богородицу, воистину почитаем.

(Аноним, 1970-е годы)

Словно из пурпурных потоков, Пречистая, невидимая багряница царственная, Эммануилова плоть соткалась в Тебе, потому истинною Богородицею Тебя почитаем.

(Кротов, 1993 год)

Анонимный перевод, приведенный выше, был составлен в 1970-е годы в Петербурге и распространялся в самиздате. В его основе — перевод Ловягина, довольно значительно усовершенствованный в сторону благозвучия:

Откуда начну оплакивать окаянной моей жизни деяния? Какое начало положу, Христе, нынешнему рыданию? Но как милосердный, даруй мне прегрешений оставление.

Под «благозвучием» здесь имеется в виду приспособление текста для распевного чтения вслух в храме. Тот же принцип был взят за основу и в предлагаемом ныне читателям переводе. Тем не менее, данный перевод уходит от перевода Богословского и его многочисленных вариантов, предлагая совершенно новый текст.

С конца 1980-х годов церковные люди в России горячо обсуждают возможность перевода богослужебных текстов на русский язык. Обычно эти споры повторяют дискуссии, прошедшие в узком «самиздатском» кругу 1960-1970-х гг., да еще и до революции; повторяются одни и те же доводы. Нетрудно предсказать, что по мере повышения образовательного и духовного уровня дискуссия перейдет, как это уже и было, от наивного обсуждения вопроса о допустимости перевода к обсуждению принципов перевода. Поскольку же работа по переводу уже началась, переводчик нравственно обязан попытаться объяснить принципы, которых придерживался.

Первым и важнейшим принципом, в жертву которому приносились все остальные, было сохранение благоговейного молитвенного духа. Почитание Спасителя и Его Пречистой Матери, почитание святыни должно превосходить уважение к стилю византийской поэзии, к тем образам, которые были привычны на древнем Востоке и которые остались чужими русской душе. Поэтому, к примеру, разными способами, но всюду убиралось слово «чрево», употреблявшееся византийцами применительно к Богородице, убиралось и слово «ребра». В каждом отдельном случае смысл передавался иным способом.

Второй принцип заключается в сохранении выделенности языка богослужебного текста из языка повседневного общения. Сторонники использования мертвых языков в богослужений ценят ведь прежде всего отличие этих языков от «живой», разговорной речи. Действительно, речь, обращенная к Богу, должна отличаться от речи, обращенной к людям; это правило вольно или невольно соблюдается в богослужении всякой религии. Но выделить, пометить язык как необычный, приподнятый, сакральный можно, и не прибегая к целой архаичной языковойгструктуре. Многократно в истории Церкви в различные эпохи и в различных странах (в том числе, в России) богослужение совершалось на языке, лексически и морфологически идентичном повседневному — тем не менее, всегда существовали способы психологически обособить язык молитвы от обычного, возвысить его.

Использование одической силлабики в стихотворных переводах Великого канона переносило на создаваемые тексты приметы, указывавшие (помимо желания переводчиков) на их принадлежность к светской поэзии. Подстрочные переводы Великого канона, указанные выше, несли все приметы языка канцелярий. В данном же переводе сделана попытка сохранить выделенносгь молитвенного языка без использования церковнославянского при помощи принципа русификации. Это означает сохранение всюду, где это только возможно, звательного падежа, слов и словосочетаний, которые привычно расцениваются слушателем как принадлежащие церковнославянской речи, сохранялся по возможности и порядок слов (по буквализму древнего перевода часто являющийся особенностью не церковнославянского языка, а греческого) «Благоутробен» переводится по этой же причине не «милосердный», а «благосердный», оставлено «сладость» (не «блаженство»).

- 6 -

Чтобы сохранить богослужебную выделенность языка, пришлось поступиться буквализмом перевода. Это возможно не только потому, что перед нами — текст богослужебный, но и потому, что перед нами — текст поэтический. Здесь буквальный перевод часто неверен. Существует определенная логика поэтического образа, в котором переплетены скрытые ассоциации — при переводе иногда бывает необходимо их обнажить, дополнив текст отдельными словами, отсутствующими в подлиннике. Эта сторона работы, конечно, наиболее открыта для критики, поскольку она зависела от оставляющего желать лучшего поэтического чутья переводчика.

Восприятию текста как богослужебного должно способствовать и сохранение речитативности , напевности, повышенной по сравнению с разговорной речью, свойственной славянскому тексту и вполне достигаемой при переводе. Поэтому, например, «яко Каин» переводилось не «как Каин», а «словно Каин» — те же четыре слога, те же ударения, что важно при чтении нараспев. Вообще слово «как» представляется наименее удачным из всех возможных, его частое повторение напоминает карканье; поэтому «яко» заменялось и «словно», и «подобно» — обе замены, к тому же, более «славянские». Поэтому «Ты еси пастырь добрый» переводится «Ты, Христе, пастырь добрый» — так сохраняется размер, в отличие от предшествующего перевода ("Ты — Пастырь Добрый") . Не заменяется, как в предыдущих переводах, «Твое лицо» на «Свое лицо» — чтобы осталась атмосфера диалога, равно как оставляется и «уклонилась ты, душе, от Господа Твоего». Вообще говоря, характерная для преподобного Андрея манера вести разговор с собственною душою необычайно милосердна и, побуждая к покаянию, создает зазор между грешником и греховностью, удерживая от впадения в уныние.

На последнее место ставилось то, ради чего и создается перевод -у понятность. Причем понятность именно богослужебного текста должна рассчитываться для восприятия на слух, не для чтения — а предыдущие прозаические переводы ориентировались именно на чтение глазами. В единичных случаях такая степень понятности достигалась переводом с точностью «до наоборот»: например, выражение «пластырь мне наложи, и елей, и вино, дела покаяния, умиление со слезами» переведено как «уврачуй меня не повязками, елеем и вином, а делами покаяния, умилением со слезами» (272). Заменялись те славянские слова, смысл которых совершенно преобразился ("окаянный" — «бедный», «несчастный», но никак не «проклятый») или те, которые в данном контексте нуждаются в пояснении (например, в первом тропаре первой песни говорится о рыдании, но имеется в виду, несомненно, прежде всего покаяние, одним из видов которого считалось тогда пролитие слез — в то время как сейчас одно с другим отождествляется далеко не всегда, почему поставлено вместо «рыдания» — «покаяние»). Добавлялось местоимение первого лица, вообще отсутствующее в славянском тексте, но не лишнее, а, напротив, усиливающее личное участие в покаянии. Именно из соображений понятности в некоторых случаях перевод более архаизирован, чем предыдущие (оставлено «вонми», «гряди», «щедре») , а в некоторых более отходит от славянского, чтобы прояснить весь поэтический образ. За некоторыми вполне понятными словами таится слишком сложный контекст — например, «богословие» ассоциируется не со всяким словом о Боге, а лишь с профессиональным, почему это слово и заменено на слово «богог'тслие» — тем более, что в том же тропаре добродетель противопоставлена именно мыслям, а не словам, о разврате.

Текст Великого канона во всех предыдущих «полных» переводах передавался в том порядке, в каком он следует в первой части Триоди Постной в понедельник-четверг первой недели Великого Поста. Однако этот текст далеко не во всем совпадает с текстом Маркина стояния: в нем нет «блаженных», опущены некоторые тропари, многие поменены местами, есть несколько тропарей, отсутствующих в тексте пятой недели. Поэтому ниже текст воспроизведен по Триоди Постной порознь для первых четырех дней Великого Поста и для четверга пятой недели ([10]лл.89-95, 100об.-105, 111об.-116, 12Ы25об.,294об.-313об.).Для наглядности сравнения все ирмоса и тропари пронумерованы подряд в том порядке, в каком они следуют в тексте Мариина стояния. Это позволит читателю увидеть отличия текста первой недели от текста пятой.

Конечно, ошибки возможны и в этом переводе. Но все же остается надежда на прощение и на то, что это издание поможет православным братьям и сестрам лучше осознать сокровища, заключенные в молитвенной традиции нашей Церкви.

Яков КРОТОВ

- 7-

Библиография

1. Адаменко В. Сборник суточных церковных служб, песнопений главнейших праздников и частных молитвос-ловий Православной Церкви на русском языке. Нижний Новгород, 1926. |Репринтное издание: Париж: YMCA-PRESS. 1989]—461с.

2. Богословский М.И. Великий канон святого Андрея Критского // Христианское чтение. 1836. Nr 1. С. 129-184.

3. Великий канон св. Андрея Критского и Акафист Пресвятой Богородице в переводе на русский язык. М.. 1873. [Перевод Великого канона — М.И.Богословского; Акафиста — митр. Филарета /Дроздова/]

4. Гаспаров МЛ. Очерк истории европейского стиха. М.: Наука, 1989.

5. Геронтий [Левитский]. Канон преподобного отца нашего Андрея Критского, переложенный в стихи. М., 1879. 234 с.

6.Кедров Н. Канон великий. Творение св. Андрея Критского Иерусалимского. Славянский текст с русским перево-' дом. 2-еизд. —М., 1915.143с.

7. Ловягин Е. Богослужебные каноны на греческом, славянском и русском языках. — 2 изд. СПб., 1861. 242 с.

8. Пакостский Г. Благочестивое говеющих занятие, или Канон Андрея Критского иерусалимита, преложенный стихами церкви святых равноапостольных царей Константина и Елены, что при Градских Богадельнях, лишеннь» зрения Священником Гавриилом Пакостским. СПб.: Типография Генерального Штаба, 1829. 114с.

9. С.П. Канон покаянный ко Господу нашему Иисусу Христу. Перевод со слав. С.П. М., 1905. 8 с. Листок Афонско го Пантелеимонова монастыря п 344.

10. Триодь постная. Ч. 1. М.: Московская Патриархия, 1974.

- 8 -

Далее

Приписка 2009 года:

Из аннотации 2009 года к переводу Великого канона, обозначенного как дело митр. Никодима - реально это перевод 19 века с лёгкой правкой: "Сергий (Страгородский) начал корректировать и обновлять на более понятный язык многие богослужебные тексты". "Обновлять на более понятный язык" - довольно точно отражает уровень владения русским языком митр. Сергием, еп. Лонгином (автором аннотации), о. Георгием Кочетковым и tutti quanti. Именно такое "обновлять на более понятный язык" основательно отвратило людей от абсолютно верной идеи богослужения на родном, русском языке.

Скоро читать Великий канон, и это единственное, когда я в богослужении использую свои переводы. Переводилось очень давно, с тех пор появились хорошие переводы о.Амвросия Тимрота, достаточно точные, поэтому я с чистой совестью подрабатываю свой перевод в направлении большей понятности и лучшего восприятия на слух. Для Андрея Критского библейские аллюзии (часто, впрочем, аллюзии на апокрифы, на тексты отнюдь не из Библии) были очевидны, сейчас они бессмысленны, и я позволяю себе эти аллюзии раскрывать. На мой взгляд, такой перевод делает текст более пригодным именно для покаяния в свете Слова Божия.