Позвольте начать со слов не православного христианина и не евангельского христианина, а римокатолика кардинала Суненса: «Чтобы объединиться, мы сначала должны любить друг друга. Чтобы любить друг друга, мы должны сначала узнать друг друга». Это точно передает смысл диалога православных и евагеликов. Как с любым межхриcтианским и даже межрелигиозным диалогом, мы стараемся лучше узнать друг друга, чтобы мы смогли полнее любить друг друга, и чтобы Божьей милостью исполнялась молитва Господа Иисуса Христа, обращенная к Своим ученикам, «да будут все едино» (Ин 17:21).
Сегодня мы часто слышим слово «диалог», которое присутствует в названии моей лекции. Некоторые люди выступают за диалог, другие — против. Я сам, конечно же, за. За диалог, который является честным, за диалог любви — да, но также за диалог правды, без исключений и без компромисса. Позвольте сказать вам, почему я выступаю за диалог.
Полвека назад была написана очень полезная книга относительно христианского понимания человеческой личности, книга, которую все же стоит прочесть и которой сильно пренебрегают. Ее написал шотландский философ Джон Макмюррей, а называется она «Люди во взаимосвязи». Его темой стала «личность — в отношении». Как личности мы являемся тем, кем являемся, только по отношению к другим личностям. Никто — в отделении, отрыве от других, обращенный к самому себе — не может быть поистине личностью по образу и подобию Божию, Святой Троицы. Конечно, Джон Макмюррей не говорил о Троице, а ведь это бы так сильно укрепило его аргументацию!
Ранние христиане говорили так: unos christianus, nolos christianus — один христианин, отделенный и отрезанный от остальных, не является христианином. Мы можем даже продолжить эту мысль: una persona, nula persona — одна личность, в отрыве, в изоляции от других не является на самом деле личностью. Как говорит Макмюррей, «самость существует только в динамическом отношении с другими. Самость определяется своим отношением с другими. Само существование ее находится в отношении. Нет поистине личности, пока нет двух личностей, общающихся между собой. Быть человеком значит пребывать в диалоге, быть вовлеченным в диалог». И после Макмюррей заключает: «Мне нужен ты, чтобы быть собой». Все это было развито в православном учении греческим богословом Иоанном Зизиуласом, митрополитом Пергамским. Эта идея, что человеческая личностность относительна, очевидно следует из самого слова «личность» в греческом языке. Слово «личность» по-гречески prosopon, означает лицо или выражение лица. Я не являюсь личностью, если я не обращен к другим личностям, если я не смотрю в их глаза и не даю посмотреть в мои.
В общем-то, нам следует применять этот принцип не только к отдельным людям, но и к церковным сообществам, которые могут быть изолированы и отделены от других христианских общин. Никакая церковная группа в отдельности не выполняет истинное призвание во Христе. Каждое христианское сообщество должно быть готово сказать другим: «Нам нужны вы, чтобы быть самими собой». Конечно же, этот принцип можно применить к диалогу православных и евангельских христиан.
На первый взгляд православные и евангелики кажутся совсем разными, даже полностью противоположными. Но на самом деле у нас больше общего, чем может показаться. У нас общая вера в Бога, Святую Троицу, общая вера в Иисуса Христа, полностью и воистину Бога и человека одновременно. Мы разделяем общую веру в его непорочное рождение, его чудеса, жертвенную смерть на кресте для нашего спасения, его телесное воскресение, второе пришествие. Мы разделяем общую веру в Святое Писание, которое боговдохновенно и является абсолютной истиной. Из-за этого, впрочем, мы не склонны к фундаментализму. Мы разделяем общую веру в божественный порядок в отношении брака и семьи, общее убеждение, что сексуальное поведение является на самом деле даром от Бога, но таким даром, который следует использовать в рамках отношений в браке на протяжении всей жизни. Мы разделяем общий подход к проблемам гомосексуальности, биоэтики и эвтаназии. Да, есть значительные разделениям между нами. Но они не столь велики, как можно подумать.
Епископ англиканской Церкви Лондона Ричард Чартрс сказал: «Есть два вида христиан. С одной стороны те, кто верит, что христианство — Боготкровенная религия, и с другой стороны, те, кто верят в то, что можно ее сформировать по своим потребностям». В общем-то, в отношении такого разделения православные и евангельские христиане оказываются вместе в первой группе.
Конечно, как православный я понимаю, что есть множество вариаций внутри евангельского христианства, и особенно, заметна разница между арминианами и кальвинистами. Я строго придерживаюсь взглядов арминиан. Есть различия между харизматами и нехаризматами. Я скорее отнесу себя к харизматам. Православию, конечно же, свойственно большее единство в отношении доктрины и форм служения, чем в евангельских традициях. Между нами есть сильные разделения, особенно в нашем отношении к новым формам христианства и в подходе к христианскому единству и экуменистическому движению. Пожалуйста, заметьте, что в названии моей лекции не сказано, «чему евангелики должны научиться у православных». Моя лекция скорее о том, «чему мы можем научиться друг у друга». Диалог только тогда настоящий, если он взаимный, а не односторонний.
Сегодня позвольте мне исследовать три области. Конечно, это далеко не исчерпывающий список тем. Давайте рассмотрим Церковь и евхаристию. Во-вторых, Писание и Предание. В-третьих, действие Христа в Церкви. В таком тройственном разделении я стараюсь следовать совету своего епископа, который рукоположил меня в священники. В конце службы я попросил его совета для своего будущего служения. Он сказал, и был не первым, кто упомянул это: «Пусть в вашей проповеди всегда будут три аспекта, три мысли — не больше и не меньше». На самом деле, я думаю, что часто достаточно иметь хотя бы одну мысль в своей проповеди, а некоторые проповеди вообще не содержат никакой мысли…
Давайте начнем с Церкви и евхаристии. Для чего существует Церковь? Какова уникальная функция Церкви? Что может сделать только Церковь, и больше никто и ничто не может сделать? Мы могли бы ответить так: «Церковь нужна, чтобы проповедовать спасение в Иисусе Христе». Это правда, но не полная. Мы существуем не только, чтобы провозглашать. Иисус на тайной вечере не сказал своим ученикам, «говорите это». Он сказал им, «творите это». Он говорил о действии святого причастия. Поэтому основа Церкви не только в словах, но в действии, действии евхаристии, с которым крещение неразрывно связано. Именно через эти два главных таинства Церкви — крещение и евхаристию — спасение открывается нам Богом, а от нас требуется ответ в форме исповедования веры. Поэтому Церковь является евхаристическим организмом. Единство не спущено к нам сверху властью или правилами. Единство в Церкви создается изнутри через совместное приятие таинства Крови и Тела Господа. Мои размышления о контактах православных с евангеликами стоит начать с евхаристии.
Следует сказать, что отношение православных к евхаристии, к Божественной литургии хорошо выражено в проповеди, произнесенной примерно в 864 году св. Фотием, патриархом Константинополя. Он описывает свои впечатления от возведенной церкви в городе и начинает с того, что говорит о радости и восторге, которые молящийся ощущает, попадая во двор церкви. Он стоит там, как будто вросший в землю. «Фасад церкви — новое чудо, как радостно его видеть. Но как только с большим усилием отрываешь себя, чтобы идти дальше, и заглядываешь в церковь, какая же радость, трепет и удивление переполняют тебя! Как будто попадаешь на самые Небеса». Есть несколько вещей, на которые стоит обратить внимание в этом описании. Первое — акцент сделан на внешнем виде. Евангельская традиция в основном полагается на слово произнесенное и услышанное. Конечно, это тоже важно для православных. Но мы верим, что благодать передается нам не только через уши, но и посредством глаз. По словам Фотия, мы отдаем особое место истинной красоте в служении, и такое понимание очень дорого сердцу православного. В своем известном выражении Федор Достоевский сказал, «красота спасет мир».
В описании Фотия также обращает на себя внимание важность физического и материального. Иконы очень важны в православном служении. Мощи занимают особенное место. А ведь за этой важностью физического и материального стоит доктрина создания мира, как она выражена в первой части книги Бытия: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма». Несомненно, эта доктрина создания мира, конечно же, имеет прямую связь с экологическим кризисом и спорами наших дней. Но важнее всего в описании Фотия вот эти слова: «как будто попадаешь на самые Небеса». Это главный образ, который содержит православное понимание церковной службы Божественной литургии, Неба на земле.
Многие из вас помнят легендарную историю обращения Руси в христианство. Киевский князь Владимир, будучи язычником, направил своих послов в разные страны, чтобы исследовать и узнать, где же находится истинная вера. Когда послы прибыли в Константинополь, греки проводили их в великую церковь Св. Софии, где они посетили Божественную литургию. Вернувшись домой, они рассказали Владимиру, что именно там, в Константинополе на литургии, они нашли то, что искали. «Мы не знали, были мы на Небе или на земле. Конечно же, не встретишь больше такой красоты нигде на земле. Мы только знаем, что Бог пребывает там среди людей, и что их служение превосходит служение в любом другом месте, потому что мы не можем забыть эту красоту». Небеса на земле — вот, где мы подходим очень близко к пониманию Церкви у православных христиан. По словам св. Иоанна Златоуста, «Церковь есть место для ангелов, архангелов, Царство Божие, сами Небеса».
Русский епископ в Лондоне, митрополит Антоний Сурожский, чьи труды о молитве хорошо известны, сказал: «Церковь велика, так велика, что содержит и Небеса, и землю, так велика, что люди всех наций, всех культур, любых языков находят свой дом в ней». Небеса на земле. Во время молитвы православные христиане ощущают, что в их служении есть и небесное присутствие, умершие и живые молятся вместе. Таким образом в свои службы мы всегда включаем молитвы за усопших. Мы все молимся друг за друга, пока живы, но разве не стоит молиться друг за друга, даже если некоторые из нас уже пересекли реку смерти? И конечно, мы также молитвенно призываем благословенную Деву Марию и святых. Мы понимаем, что они молятся с нами, и не забываем просить их молитв.
Я хочу поделиться с вами собственным опытом от первого посещения православной службы. Я был воспитан в англиканской вере. Одним субботним вечером, когда мне было семнадцать, я проходил районом Лондона, в котором еще не гулял, и увидел церковь, в которую еще не заходил. Из любопытства я зашел в нее. Оказалось, это русская церковь. Стоял прекрасный солнечный день. Когда я вошел в церковь, внутри было темно. Поначалу я почти ничего не видел. Я лишь заметил, что нет скамеек, а вместо этого открывается большое пространство полированного пола, потому что православные обычно молитву совершают стоя.
Мое первое впечатление состояло в том, что церковь пуста. Потом я понял, что она не была совсем уж пуста. Ближе к стенам стояли люди, совсем немного и в основном престарелые, были видны иконы с зажженными перед ними лампадами. Где-то к восточному краю храма находился иконостас, горели свечи. Где-то дальше пел хор. Это была обычная для русских субботняя вечерняя служба. Из-за иконостаса вышел дьякон и начал ектенью. И тогда у меня возникло полностью противоположное ощущение по сравнению с тем, что я почувствовал сначала. С переполняющей меня уверенностью я ощутил, что церковь вовсе не пуста. Она полна, полна невидимых сил, сослужащих нам. Мы, это малое, видимое собрание, были вознесены в действии, которое значительно превосходило нас самих. Я чувствовал, что как будто уже нельзя было провести границу между землей и Небом. Ангелы молились с нами, святые, святая Богоматерь, Сам Господь Иисус Христос — мы все участвовали в одном нераздельном акте молитвы.
Этим опытом православные и хотят прежде всего поделиться с нашими евангельскими братьями и сестрами. Иногда нам кажется, что евангельская доктрина Церкви не столь полна, как нам бы того хотелось. Да, Церковь это собрание людей, спасаемых верой. Но даже больше. Кажется, порой мы недостаточно уделяем внимания этому единению Небес и земли, присутствию Неба на земле в Тайнах. Но нам стоит избегать всяческого разделения, и вот, на ум приходит гимн протестантского поэта Чарльза Уэсли, «когда Небо и земля соединятся, ангелы и люди, в согласии». Именно так православные понимают главное действие Церкви — святую Евхаристию.
Однако, православные могут задать себе вопрос, «что евангелики могут предложить нам»? Первое, что приходит на ум, это проповедь. Как-то я гулял по Лондону, ходил по храмам, которые создал Кристофер Рен, в городе, который был отстроен после великого пожара 1666 года. Что прежде всего поражает, когда входишь в храм XVII века? Большая кафедра, распложенная высоко с большим резонатором над ней. По сравнению с этим сооружением святой престол для евхаристии почти сокрыт где-то у восточной стены, он кажется очень небольшим, незаметным. Православные же церкви часто вообще не имеют кафедры. Наша храм в Оксфорде не имеет кафедры, и я проповедую со ступеней перед алтарем. А если и есть кафедра, она почти незаметна. Ну, конечно же, проповеди звучат в православных церквях, правда, чаще в США, чем в других странах. Но проповеди не кажутся православным особенно важными, хотя мы могли бы придавать большее значением им. А еще мы как священнослужители могли бы лучше готовиться к ним.
Я хотел бы еще добавить к этому. Православные любят литургию, но часто их понимание литургии очень неполное. Оно скорее инстинктивное, а не разумное. Евангелики могут помочь нам развить понимание веры, которое является более осознанным, более вдумчивым и, прежде всего, более личностным.
Я возвращаюсь ко своей второй теме: Писание и Предание. Православные любят говорить о себе как о Церкви святого Предания. Евангелик с поправкой может ответить, а как же Писание? Православным важно напоминать евангельским христианам и самим себе, — потому что мы забываем об этом, — что православная Церковь это также Церковь Святого Писания. Помню однажды я был на острове Патмос в Греции в монастыре св. Ионна, служителем которого я являюсь. Я работал в библиотеке. Вошли два господина, думаю, они были американцами, с целью сфотографировать манускрипты. Они не особенно обращали на меня внимание — ну что, какой-то там монах. При этом предположив, что я не знаю английского, они довольно громко говорили, то и дело включали и выключали свет, что несколько раздражало меня, потому что я пытался читать. Один гость спросил, «А что Библию-то они, видать, вообще не читают?» А другой ответил, «Нет, они только читают легенды о святых». В этот момент я решил, что пора вмешаться. Я поднял голову и сказал, «Вы знаете, мы иногда читаем Библию». Они оба покраснели, замолчали и продолжили свою работу уже в тишине.
После того, как я сказал, что мы иногда читаем Библию, я подумал, но разве они не правы? Действительно ли, православные знают Библию в достаточной степени? Правда ли это часть нашей ежедневной жизни? Занимает ли Писание то же место в нашей жизни, что и в жизни евангеликов. Святые отцы православной Церкви подчеркивают важность Писания. Св. Григорий Нисский так пишет об этом: «Мы используем святую Библию для проверки каждой нашей догмы и правила, только исключая те вещи, которые сами по себе очевидно согласуются со смыслом Писания». Св. Иоанн Златоуст утверждает: «То, что изложено в Писании, произнес Сам Господь, а значит, что если даже кто-то восстанет из мертвых, или ангел спустится с Небес, он не заслужит больше доверия, чем писания». В XIX веке великий деятель русской Церкви свт митрополит Филарет Московский так сказал об этом: «Единственный чистый и вседостаточный источник любой доктрины веры есть откровенное слово Божие, содержащиеся в святых писаниях. Все необходимое для спасения изложено в святых писаниях. Святое Писание есть слово Самого Бога и остается главным судьей разногласий. Решения соборов необходимо проверять святыми писаниями».
Мы помещаем Евангелие в середине жертвенника в алтаре каждой православной церкви. Мы проносим Евангелие во время крестных ходов. Верующие прикладываются к Евангелию во время службы. Мы проходим с Евангелием во время Божественной литургии. И тем не менее, со всем смирением православные должны испытывать себя. Действительно ли мы соответствуем высокому пониманию Григория Нисского, Иоанна Златоуста и Филарета Московского? Мы прикладываемся к Евангелию, но правда ли наши люди знают, что находится между переплетом это книги? К сожалению, есть трагический разрыв между православными принципами и православной практикой. В этом евангелики, конечно, могут помочь нам. Ах, если бы только православные знали Библию, как знаете вы!
Св. Тихон Задонский, православный епископ XVIII века говорит: «Если земной царь или император напишет вам письмо, разве вы не прочтете его с радостью? Конечно же, при том с большим трепетом и вниманием. Но каково же наше отношение к посланию, которое было направленно нам не меньше, чем Самим Богом? Вы получили письмо не от земного императора, а от Царя Небес. И между тем, вы почти пренебрегаете этим даром, этим бесценным сокровищем. Открыть и прочитать это послание, означает войти в личное общение, встречу лицом к лицу с живым Богом. Каждый раз, когда вы читаете Евангелие, Сам Христос говорит с вами. А когда вы читаете, вы совершаете свою молитву и говорите с Ним Самим».
Евангельские христиане могут помочь православным воплотить то, о чем говорит св. Тихон. Вы можете нам помочь осознать личный характер Писания. Вы можете помочь нам быть в повседневной жизни по-настоящему библейскими христианами в том понимании, в котором мы ими сегодня еще не являемся. Православные слышат Евангелие, которое читают в церкви во время литургии, но нам недостает опыта чтения Библии дома — самостоятельно или в семейном кругу. Пусть же пример евангеликов вдохновит нас!
Что мы можем сказать о православии как о Церкви Святого Предания? В православии, как и в католицизме, в прошлом был обычай разделять два источника вдохновения — Писание и Предание. Предание рассматривалось как нечто добавленное к Писанию, и евангелики — и не без причины — были недовольны таким определением. Сегодня, однако, православные по большей части избегают подобных определений. Мы подчеркиваем, что есть только один источник, а Предание не является вторым источником вдохновения, это не есть что-то добавленное к Святому Писанию. Это просто способ, которым сквозь века Писание понималось: мы так молились, применяли его и по нему жили в Церкви. Разве евангелики не могут признать подобный взгляд на Предание адекватным? Такое понимание не вступает в конфликт с принципом sola scriptura — только Писание.
Но, конечно, есть в этом отношении и сложности. Например, в рамках святого Предания православные верят в телесное вознесение Пресвятой Девы Марии на Небеса. Мы не утверждаем, что это догма, как об этом говорят католики, но это часть понимания верующих, и даже нашло выражение в служебном тексте на праздник Успения. Разве нет здесь проблемы, ведь этого в Писании не встретишь? У православных есть на это ответ, но я не буду сейчас его раскрывать.
Сколько бы пользы было, если бы православные и евангельские христиане изучали Библию вместе! Конечно, православные понимают Писание через Церковь и внутри Церкви. При этом, мы не исключаем критическое изучение Библии. Мы никакие не фундаменталисты. Но для нас исключительно важно, как Писание понималось святыми, все-таки это лучшие комментаторы Библии. А как Писание понималось святыми отцами? Хочу сказать, что среди евангеликов есть все возрастающий интерес к отеческому понимаю Библии. С удовольствием отмечаю, появление многотомного издания «Древних христианских комментариев к Писанию» под редакцией евангельского богослова, в работе надо котором православные тоже принимали участие. Давайте же работать над этим вместе!
В-третьих, хочу сказать о действии Христа. Позвольте для этого рассказать об опыте одной поездки на поезде. В вагон вошел человек, сел напротив и стал рассматривать меня с большим вниманием. Через некоторое время он спросил: «Вот вы — спасены?» Как я ответил? Ну, пока я вам этого не скажу, но упомяну об этом в конце лекции.
Что значит быть «спасенным» во Христе и Христом? Конечно, есть соблазн сделать ряд разделяющих нас заявлений на этот счет. Можно отметить, что евангелики фокусируют внимание на кресте, а православные на воплощении и Воскресении. Евангелики говорят об искуплении через наказательное замещение, православные думают о Христе как о Победителе над смертью. Евангельские христиане говорят «Христос для меня», а православные говорят «Христос во мне». Евангелики делают различие между оправданием, освящением и прославлением, хотя эти явления нераздельно связаны. В православии нет столь четкого разделения. И спасение рассматривается в православии как продолжающийся процесс, и по словам митрополита Антония, «обращение начинается, но оно никогда не завершается».
Православные, говоря о спасении, прежде всего обращают внимание на элемент обожения. По словам св. Петра, мы становимся «причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1:4). Евангелики, считается, в своем отношении к спасению Христом, скорее опираются на конкретное действие и формализуют спасение, используя при этом юридические категории, тогда как православные придерживаются более органического и терапевтического подхода, используя образ исцеления. Православные, ну так говорят, делают акцент на любви как мотиве воплощения Господа, тогда как Ансельм и Кальвин на Западе скорее обращают внимание на справедливость Бога и Его праведность. Евангелики говорят о втором рождении и уделяют особое внимание обращению человека. Православные в целом рождены однажды, хотя, определенно, я могу назвать в своей жизни момент обращения ко Христу, который наступил до того, как я пришел в православную Церковь. Однако, все же в православном понимании обращение — это процесс на протяжении всей жизни.
Несмотря на все эти различия, нам не следует предавать им слишком большое значение. Мы не должны разговаривать в терминах «вот только так и никак по-другому». Мы должны говорить на языке «можно так, а можно иначе». Во время своей первой поездки в Америку еще студентом я отправился на океанском лайнере, потому что тогда для путешествия воздухом нужно было быть очень богатым. Наш путь занимал около пяти дней. Еда была включена в стоимость билета, поэтому, когда я пришел в ресторан, я был рад узнать, что можно было взять целую тележку с едой по меню. Еда не была разделена на отдельные подходы, и можно было съесть, сколько угодно. Отличная новость для голодающего студента, который хотел получить полную отдачу от потраченных на билет денег! На завтрак можно было съесть и овсянку, и хлопья, и фруктовый сок, а потом еще фаршированную рыбу и яйца с беконом, если, конечно, вы готовы были к такому пиру посреди неспокойных вод Атлантики. За обедом люди, которые сидели со мной за одним столом, были очень скромны в своем выборе и съедали всего по три блюда: суп, а потом еще может быть мясо и пудинг. Я же находил способ потреблять семь или восемь блюд.
В общем-то, я бы хотел применить модель этого ресторана на борту лайнера для нашего подхода к доктрине искупления. В Священном Писании можно найти множество различных образов для спасения. Эти образы перечислены, но толком не объясняются. Писатели Нового Завета просто упоминают эти великие образы, но не предоставляют единой систематической теории, которая бы их объяснила. Таким же должен быть наш подход к пониманию спасения: в использовании различных образов того, что мы можем найти в Новом Завете. Например, есть образ замещения в 2 Кор. 5:21: «Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем (во Христе) сделались праведными пред Богом». Однозначно это доктрина замещения. Поэтому образ замещения, очевидно, почерпан нами из Писания. Впрочем, православные не слишком часто его используют. Возможно, нам стоит научиться у евангеликов уделять ему большее внимание. Образ замещения, конечно же, представлен у отцов Церкви, например, у Афанасия, который говорит о Христе как о «Том, Кто отдает Свою жизнь вместо нашей».
Православные вместо этого чаще говорят об обожении, и это находит подтверждение не только в 2 Петр. 1:4. Об этом можно прочитать на протяжении всего Евангелия от Иоанна. В Ин 10:34 Христос приводит цитату из Псалмов, «Я сказал: вы боги», и Он говорит, что те, кому Божественное Слово явилось, назывались богами, и мы не можем не замечать этого в Евангелии. Но и помимо этого, во всем Евангелии от Иоанна есть тема передачи славы — «И славу, которую Ты дал Мне», — говорит Христос Отцу — «Я дал им: да будут едино, как Мы едино». А еще в разных посланиях Павла содержится идея пребывания во Христе, и это не просто метафора, и ее надо понимать во всем реализме. Когда мы читаем Рим. 3 об оправдании, нам также следует посмотреть Рим. 6, где сказано о союзе со Христом в его смерти, погребении и Воскресении через крещение.
Итак, обожение является центральной темой для православных. Однако, это также важная тема для поэта Чарльза Уэсли. Вспомните его гимн «После того, как Сын освободил меня», где он пишет, «преобрази мою природу в Свою». Это, конечно, именно то, что православные понимают под обожением. Не мы становимся новыми участниками Святой Троицы, конечно нет. Но спасение означает полную трансформацию нашего существа в благодати и славе живого Бога.
Нам все время следует напоминать себе, что возможно считать и так, и иначе. Нам следует оперировать пониманием самых различных образов искупления, которые можно найти в Писании. Впрочем, чему православным действительно стоит научиться у евангеликов — это более глубокому чувству личного опыта участия в спасении. Нам не следует просто повторят, что «Христос умер», но «Христос умер за меня». Православным следует обрести пламенное желание ощущения личной принадлежности нашей жизни Христу, надо уделять больше внимания тому, что своей верой надо поделиться с другими через Евангелие и миссию.
Но как и прежде, будем помнить, что следует избегать резкого противопоставления. В православии тоже есть понимание личной встречи со Христом. Например, обратитесь к трудам святого XI века Симеона Нового Богослова. У него мы часто встречаем утверждения относительно личного опыта пребывания в Святом Духе. Существуют и православные движения обновления: они активны в Румынии, в Греции и в Леване. Существуют православные миссии в Кении, Уганде, Корее, Японии, но мы могли бы делать еще больше.
В завершении позвольте мне процитировать слова моего друга доктора Бредли Насифа. По его мнению, православная Церковь — самая евангельская Церковь в мире по причине адаптации духовной концепции воплощения и троичности. Я православный и верю, что моя Церковь именно поистине евангельская. Впрочем, признавая разрыв между теорией и практикой, я считаю, что православным нужна помощь братьев и систер-евангеликов, чтобы воспринять истинность своей роли. Нам нужны вы, чтобы стать самими собой.
Но вы теперь спросите, «как же ты ответил тому человеку в поезде?» Конечно, я не мог ответить, «нет, я не спасен». Таким образом я бы отрекся от Спасителя. Я не смог сказать, «да, я спасен», как если бы это уже был исторический факт, не предполагающий изменений. Бог верен Себе, Он не переменится. Но я обладаю свободной волей и могу сойти с пути спасения. Помнится, даже св. Павел после своего обращения по дороге в Дамаск выразил это опасение, «дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1 Кор. 9:27). Ну, если даже Павел не был уверен, у меня должны быть причины для сомнений.
Если бы я ответил тому человеку в поезде, «Я не знаю», он бы мне сказал, «Что за ответ? Иди и узнай любой ценой, если ты даже не понимаешь, зачем ты ходишь в одеяниях священника». На самом деле, я ответил так, «Я верю, что по милости Божьей, я спасаем». Не «спасен», а «спасаем». Спасение, как я сказал, — это процесс, не отдельное событие, а продолжающееся путешествие, паломничество, которое завершается только в момент смерти. Таков был мой ответ тому человеку в поезде. Но если вы можете предложить лучший ответ, пожалуйста, дайте мне знать.
Митрополит Каллист Прежде всего, позвольте попросить прощения за свою долгую речь. Когда я только начинал свой путь преподавателя в Университете Оксфорда, я боялся, что иссякну посредине и мне нечего будет сказать студентам. Меня насторожил трагический пример одного человека, который в начале своей университетской карьеры проводил свою первую лекцию за день до меня. Он начал свою лекцию и думал, что материала хватит на 50 минут. Напротив, он излагал его так быстро, что закончил через 20 минут. Ему следовало просто начать заново, потому что аудитория все равно ничего не поняла. Вместо этого, он поднял голову, сказал, «простите, это все, что я имею вам сообщить», и вышел вон. В замешательстве, впрочем, он не смог найти нужный выход из аудитории и заперся в шкафу для швабр. К пущему стыду, оттуда его должны были выручить сами студенты. Именно поэтому сегодня до начала лекции я хорошенько осмотрел зал в поисках хорошего шкафа на случай, если мне придется быстро ретироваться. Но как видите, я так и не иссяк. Моя проблема всегда в том, что мне слишком много надо сказать.
Теперь к вашему вопросу. Он исключительно важный. В нашем диалоге, в своем поиске христианского единства мы очень озабочены тем, чтобы добиться полного единения за столом нашего Господа — в евхаристическом общении святого причастия. Это наша цель и надежда, и нам не следует никогда забывать об этом.
Есть два различных подхода к разрешению этого вопроса. Кто-то скажет, что у Святых Таин великая сила. И, мол, давайте же соединимся в евхаристии здесь и сейчас, несмотря на наши разделения. Тогда само причастие Тела и Крови Христа поможет нам преодолеть разделения, которые по собственному усилию мы не можем преодолеть. Мол, доверяйте Тайнам — в них великая сила. Но есть и другой подход, при котором мы не должны относиться к причастию и Тайнам как к средствам достижения цели. Напротив, они должны стать финальной наградой за наши усилия. Сначала нам следует прийти к согласию в вере (что конечно не означает согласие в каждом богословском мнении), а потом уже получить награду и возрадоваться в чуде нашего обретенного единства веры в едином святом причастии.
Православным все же ближе второй подход. Я с величайшим уважением отношусь к тем христианам, которые придерживаются первого взгляда. Но все же, когда я получаю святое причастие, я в этом действии выражаю мою всецелую веру в Христа. Не слишком реалистично для меня разделить причастие с людьми, которые понимают веру по-другому. Кажется, различия между нашими такими разными христианскими традициями слишком велики, чтобы мы на данном этапе смогли начать евхаристическое общение. Нам следует работать над преодолением различий, а потом соединиться в великой радости совместного участия в Тайнах. Следовательно, православные могут признать, что мы уже разделяем многие общие элементы веры, но мы всегда обращаем внимание на эту добавку «пока что нет». Пока мы не станем ближе в нашем общем понимании веры, еще не настал момент объединиться в Тайнах.
Митрополит Каллист Позвольте мне только добавить к своему прошлому ответу, что для меня является предметом глубокого сожаления то, что православные не могут разделить причастие с вами, и нам следует всем сожалеть о нашем разделением, даже если оно нам кажется неизбежным.
Как же православные могут более полно принимать участие в литургии? Необходимо, мне кажется, больше использовать пояснений по ходу службы. Пусть проповеди основываются на чтении из Писания текущего дня, но они также должны быть посвящены пониманию структуры и значения литургии. Поэтому я, конечно, призываю своих православных сослужителей комментировать литургию и объяснять ее значение, чтобы наша вера могла получить понятное обоснование. Есть несколько хороших книг о значении православной литургии, и мы должны поощрять прихожан в их чтении. Еще хорошо бы, если бы православные научились приходить к началу службы. Мои кипрские прихожане никогда не спрашивают меня, «когда же служба начинается?». Они спрашивают меня, «когда служба заканчивается?».
Таким образом, нам надо бороться с номинальным присутствием и поощрять желание людей воспользоваться различными способами более глубокого проникновения в значение литургии. Это также значит, среди прочего, что литургия должна проходить на языке, который понятен молящимся.
Митрополит Каллист Прежде всего, они объясняют это своей уверенностью в том, что православная Церковь является единственной истинной Церковью Христа на земле. Это утверждение, действительно, содержится в нашей вере, но некоторое особенно ортодоксальные православные, которые не поддерживают диалог, извлекают из этого самые жесткие последствия. Некоторые из них скажут, что за пределами православной Церкви не существует истинных Тайн и благодати Святого Духа. И все же, я православный и я считаю, что невозможно в это поверить. Уверен, по присутствию Святого Духа в других христианских сообществах, что есть много святых, как женщин, так и мужчин, в других христианских собраниях, и конечно же я верю, что есть подлинная благодать в крещении, всюду, где оно совершается во имя Святой Троицы с использованием воды. Конечно же, в отношении католиков я верю еще в подлинную реальность Тайн, которые есть истинная евхаристия.
Я бы лучше сформулировал утверждение о том, что православие является истинной Церковью, с использованием слова полнота. Я верю, что со всем смирением в православии присутствует полнота веры и духовной жизни, которую нельзя более найти нигде. Было бы неискренне отрицать это сегодня перед вами. Это не значит, впрочем, что вне православной Церкви — одна кромешная тьма. А значит, я верю, что есть динамичное и живое присутствие благодати Христа и Святого Духа в других христианских сообществах. Я верю, что они порой видели, понимали и проживали истинную верю более полно, чем православные. Также я думаю, что нам многому можно у них научиться. Научиться не тому, что полностью отсутствует в нашей традиции, а тем вещам, которыми мы стали пренебрегать и забыли. Вот почему я говорю, что вы нам нужны, чтобы быть самими собой.
Думаю, что те, кто выступает против диалога с другими христианами, говорят так с позиций полноты в православии, и они считают, что нам нечему научиться у других. Я бы сказал по-другому. Несмотря на то, что полнота в православии есть, нам просто необходимо учиться у других, потому что другие могут помочь нам понять самих себя. Говорят, что настоящий смысл путешествия в том, что ты возвращаешься домой и видишь его новыми глазами, как будто впервые. Это же можно сказать и о межхристианском диалоге. Разговаривая с другими, мы оглядываемся на свою собственную Церковь и видим ее новыми глазами.