МНИМЫЙ ПУТЬ. РОССИЯ=ЕВРАЗИЯ
Контроверзы исторической судьбы России почти заслонили сильную зависимость российской цивилизации от пространства, неразрывную связь государства и пространства, хотя важность этого была ясна уже П.Я. Чаадаеву. Специфика и реальное устройство российского пространства обсуждается мало — в отличие от самобытности русской культуры и исторического пути государства росссийского. Пространство России по-прежнему мифологизировано и мистифицировано. Аналитике и критике «географического опыта» страны внимания не уделяется, в отличие от «критики исторического опыта» (напр. известные труды А.С. Ахиезера).
СПРОС НА АПОЛОГИЮ ЕДИНСТВА
Распад СССР — это не только распад государственного тела. Он внезапно обнажил огромную проблему — единства территории страны. Встал вопрос об основаниях, механизмах, ресурсах идейно-смысловой связности огромной территории России (РФ). Конструкция СССР заменяла эти основания внешними скрепами, не только властью и идеологией. Но социалистические и технократические доктрины («единый народнохозяйственный комплекс») более не работают, рыночная экономика сама не структурирует пространства, либеральная идеология, по крайней мере в отечественной версии безразлична к пространству.
Распад СССР поставил много вопросов. Был ли этот распад закономерным процессом и завершен ли он? Сохранило ли российское пространство внутреннюю связность? Целы ли его «исконные» формы? Пережила ли Россия как страна советскую эпоху? Сохранилась ли сама Россия — пространственное целое, качественно иное и большее, нежели территория одноименного государства? Это вопрос: какова страна Россия? Существует ли Россия независимо от государственной оболочки РФ? Страна — не синоним государственной территории (были страны, что сами менялись, меняя размер и положение государства, были и страны, что теряли свое государство).
Территория бывшего СССР как в целом, так и в пределах РФ сохраняет многие черты единства и сильные хозяйственные и иные связи. Существуют и мощные группы, заинтересованные в ее единстве, вплоть до реставрации державы типа СССР и/или Российской империи.
Имперская ностальгия стала самостоятельной общественной силой. Это тоска по единой большой стране и сильному государству, которые массовое сознание почти отождествляет. Примером тому — последние выборы в Государственную думу РФ (1999), где почти вся политическая «элита» пошла на поводу у империализма масс.
Российская Федерация как государство прежде не существовавало в нынешних границах и оно переживает процессы дезинтеграции. Тем острее проблемы пространственной идентичности и самоопределения.
Властная элита и общественность испытывает нужду в таком образе страны, где размер и единство территории государства были бы связаны с его ролью в мире; как минимум нужна санкция на борьбу с нарастающей дезинтеграцией государства. От образа ожидается культурно-историческая укорененность в прошлом страны и одновременно — объективность, содержательные основания. Страх сепаратизма, опасения повторить судьбу СССР заставляет обращаться к обоснованиям единства большой разнородной страны, искать рецепты сохранения единства.
Отсюда огромный спрос на схемы, мифологии, апологии большой единой державы. Эта потребность уже хорошо сознается, как новая идеология, в основе которой будет лежать пространство, страна.
ЕВРАЗИЙСКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Именно в таком качестве востребовано, вышло на идеологический рынок евразийство, еще недавно малоизвестное, впервые заявившее о себе в пору пореволюционного кризиса.
Евразийство декларирует глубинный смысл и древние истоки единства России, утверждает естественные рубежи страны. Оно декларирует неизбежность великой империи России и ее особую роль в мире. Евразийство реально стало идейной основой интеграции постсоветского пространства, объединения постсоветских стран СНГ, особенно у президента Казахстана Н. Назарбаева, сделавшего евразийство полуофициальной идеологией. Евразийство санкционирует изоляционизм и антизападничество как умонастроение и стержень политики.
Идейно и политически евразийство становится все более значимым, активно внедряясь в масс-медиа, культуру, образование; взято на вооружение политическими (и экономическими) силами, не только империалистами и коммунистами. Книжный рынок наводнен евразийской литературой вплоть до маргинальной, типа «новой хронологии» А.Ф. Фоменко. Не раз переизданы труды евразийцев, выходит несколько серий трудов Л.Н. Гумилева и его эпигонов; появляются все новые журналы, взявшие евразийство на программное вооружение. Поток геополитической литературы воспринял евразийство как национальную геополитику России. Есть и «евразийский кинематограф»: «Урга» и «Сибирский цирюльник» Н.С. Михалкова.
Евразийство навязывается общественности. Россия все более мыслит себя по-евразийски; Россия уже и именует себя, номинативно отождествляясь с Евразией: все чаще мелькает существительное «Евразия» и прилагательное «евразийский» где надо и где не надо, заместив «союзный» и «общесоюзный». Евразийская модель во все большей мере определяет осмысление пространства России.
Евразийство все чаще фигурирует как очевидная научная основа политики России, даже в либеральных изданиях. Так, сразу по назначении Е.М. Примакова премьер-министром РФ стала одобрительно акцентироваться его евразийская ориентация. Кризис августа 1998 года рассматривается как предельная точка на пути вестернизации России, как самовыявление ложности пути «радикальных реформ».
Евразийство стало ядром серии имперско-шовинистических доктрин; сочетается и с панславизмом и неоизоляционизмом, причудливо переплетается с идеями Д. Андреева, своего рода «духовной геополитикой».
В евразийстве видят исторически и историософски обоснованную концепцию, но прежде всего — концпцию географическую, геополитическую, геософскую. Оно само претендует именно на это.
Однако евразийское понимание пространства России не было предметом публичной дискуссии и не стало им до сих пор. Евразийская проблема проваливается в пропасть между апологией почвенников и брезгливым отвержением западников. Евразийские вопросы не предъявлены отдельно от евразийских ответов. Cтатус содержания евразийской концепции пространства почти не изучен, не исследованы основания евразийской схемы российского пространства; нам неизвестны взвешенные, нейтральные, аналитические изложения евразийства. Пилотный поиск материалов в Интернете подтвердил мнение, что аналитика игнорирует евразийство, а евразийские вопросы получают исключительно евразийские ответы.
Отвечала ли евразийская доктрина реалиям пространства России, описывала ли реальное пространство России или только апеллировала к нему? Было ли пространство России евразийским? Можно ли подходить к евразийству с научными мерками? Каков же реальный смысл «России=Евразии» евразийцев? Что в пространстве России порождает его евразийское самоосмысление? В чем смысл евразийства как вопрошения о российском пространстве? Идет ли евразийская реставрация России? Вопросов больше чем ответов. Попробуем ответить на некоторые.
Евразийство становится главным геополитическим мифом современной России. Евразийская концепция содержит вопрос о пределах и форме государства, которые оно обязано иметь. Претензии евразийства выливаются в интеллектуальную санкцию имперской России и силовой геополитики. Война в Чечне имеет и евразийское обоснование: пространство России — естественное целое, Чечня — часть этого целого внутри естественных рубежей России.
Если евразийство и лежит вне науки, то оно бросило ей вызов. Евразийство должно быть понято как источник культурно значимых вопросов, по-видимому, выражающих существенные черты если не пространства России, то его осмысления, самоописания. Анализ смысла евразийской модели необходим независимо от ее статуса.
Евразийство — яркая картина России, сочный выпуклый образ, заманчивая смысловая перспектива. Многое в ней почти завораживает: пафос большого пространства, усмотрение смысла и судьбы России, уверенность в миссии, предопределенной и гарантированной ее незыблемым местом на Земле, протест против узости горизонта Европы и европоцентризма.
Ниже изложен евразийский взгляд на пространство России на основе текстов евразийцев первой волны (Н.Н. Алексеев, Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой) и последующих версий евразийства вплоть до современности — Л.Н. Гумилева и даже А.Г. Дугина. Мистико-эзотерический аспект здесь не рассматривается.
Евразийское видение пространства России — в общем — таково.
Западная Европа и Европа Восточная, Русская равнина резко и глубоко различны во всех существенных отношениях, у них разный природный и культурный ландшафт, культуры и исторические судьбы. Это разные географические миры. (Здесь и далее мы концентрируемся именно на пространстве; являясь центральным в евразийстве оно, вот парадокс — менее всего анализируется).
Природно-ландшафтное единство и исторические связи объединяют в естественное целое взятые вместе Восточную Европу (Русскую равнину), Сибирь и Центральную (Среднюю) Азию; широкие зоны лесов и степей внутренней континентальной части материка Евразия. Это пространственное единство — Евразия евразийцев, Евразия в узком смысле, собственно Евразия (далее — ЕвразиЯ).
ЕвразиЯ — географически закономерное целое, большой целостный реально существуюший природный и культурный макрорегион. Субконтинент ЕвразиЯ — одна из нескольких частей материка Евразия. Географически ЕвразиЯ — большие непрерывные сплошные плавно переходящие одна в другую континентальные равнины без горных, пустынных и морских преград для сообщения, связи, миграций. ЕвразиЯ географически сбалансирована, ее главные части-зоны дополняют друга; дополнительны, взаимовыгодно связаны зоны лесов и степей, южная и северная половины ЕвразиИ. В основе ЕвразиИ — симбиоз разных типов ландшафта и связанных с ними разных сообществ людей. ЕвразиЯ резко отлична от приморских, отчлененных один от другого и внутренне расчлененных полуостровных субконтинентов — Западной Европы, Индостана, Китая, Индокитая.
ЕвразиЯ очерчена природными, естественными границами. Они разделяют различные географически и исторически пространства и выражены в ландшафте как мощные рубежи; по их разные стороны ландшафт и условия человеческой жизни существенно различаются. Морские рубежи ЕвразиИ понятны, с юга она отделена от других макрорегионов полосой гор и пустынь.
От Западной Европы ЕвразиЯ отделена менее выраженной, но не менее естественной границей. Это — идущая с севера на юг, от Балтики до Черного моря изотерма (линия равных температур) января в 0 градусов Цельсию. Эта ландшафтно-климатическая граница разделяет области морского климата с теплой сырой зимой и континентального климата с сухой морозной зимой (ЕвразиЯ). СССР, особенно при включении Монголии (для чего много оснований) очень близок так очерченной ЕвразиИ.
Субконтинент ЕвразиЯ в силу величины, значительного размера по широте и долготе, с севера на юг и запада на восток, единства разных ландшафтных зон имеет все условия дляя самодостататочного хозяйствования, самообеспечения, независимости от остального мира — автаркии, каковая для евразийцев сугубо позитивна. ЕвразиЯ — один из немногих макрорегионов мира, способный к автаркии.
Россия — закономерное пространственное целое, ее внутренняя связность важнее и сильнее, чем условная граница Европы и Азии, проводимая по Уралу; внутри страны нет значительных рубежей, все различия плавны. Россия как естественное целое не есть Европа в узком смысле, она не принадлежит к Европе географически и исторически, одновременно Россия не есть и Азия, ни географически, ни исторически. Россия — не совокупность частей Европы и Азии. Россия — особый субконтинент; Россия — это Россия=ЕвразиЯ.
Дихотомия «Еврора / Азия» для евразийцев лишена точного смысла, она дезинформирующая и дезориентирующая; понятия и Азии и Европы для евразийцев географически и исторически неадекватны; противопоставление Европы и Азии выражает, даже порождает европоцентризм. Само представление о Европе — вненаучно, оно навязывается европейской цивилизацией как ложный образ европейски-центрированного мира. Евразийство рассматривает себя как протест против и клише и крайностей европоцентризма и его преодоление.
Соразмерная Европе и Азии, соотносимая с ними как целыми Россия=ЕвразиЯ занимает центральное, срединное место на главном материке суши, в Евразии. Сам материк Евразия, сосредотачивая более половины суши Земли, занимает центральное место среди материков; к нему близки и тяготеют и Африка и Австралия.
ЕвразиЯ находится между Европой и Азией, это единственное большое пространство между ними, которое — целостный регион и особый мир, обеспечивающий и мировое равновесие и посредничество Европы и Азии.
Евразийство достаточно разнородно; давая сводно-обобщенное изложение, мы должны игнорировать различия персональных позиций евразийцев. Так, для Н.С. Трубецкого Россия=ЕвразиЯ — отрицание Европы, авангард Азии и даже всего неевропейского человечества, для П.Н. Савицкого — прежде всего посредник и медиатор Европы и Азии, даже их высший синтез; у Л.Н. Гумилева Россия=ЕвразиЯ выделена не только специфичным место, но и витально-энергетическим преимуществом молодого российско-евразийского суперэтноса. Есть противоречия и между изоляционизмом и мировой ролью.
Судьба России задана и обеспечена географией, формой земного пространства. Пространство предопределило бытие, роль, особый путь России, ее мировое назначение. Место для России предуготовано земным пространством. Евразийство — доктрина геософская.
Место, или как выразился П.Н. Савицкий — месторазвитие России (термин экологии) — субконтинент ЕвразиЯ, его положение — сердцевина мировой суши. Самый большой и цельный субконтинент Земли занимает самое центральное место на поверхности Земли. Чуть обобщая евразийцев: единственный подлинно цельный субконтинент — единственный действительно большой. Он занимает положение одного-единственного центра — сердцевины обитаемой поверхности Земли, мировой суши. (Оговорим: евразийцы не обосновывали корректности представления о центре для сферической поверхности, но если такая поверхность неоднородна, как ландшафтная сфера Земли, то само по себе это представление вполне законно и непротиворечиво.)
Россия=ЕвразиЯ — государство, общество, цивилизация — заняла свое место совершенно закономерно, не случайно, не из-за игры истории, не в силу игры политических сил или безудержной экспансии, присущей (согласно евразийцам) прежде всего Европе, региону и типу культуры. Размеры и пределы РоссиИ=ЕвразиИ глубоко, сущностно закономерны. Россия постигала и заполняла пределы уже существовавшего региона, целостность которого выражалась и укреплялась естественными границами, но опиралась и на единство природно-ландшафтного типа среды этой территории. Россия не захватила, не присвоила этот регион=субконтинент, а освоила, выразила и усилила его единство, сберегла это неповторимое целое.
Субконтинент ЕвразиЯ неоднократно объединялся великими империями — прежде всего гуннов и монголов Чингисхана. Россия выступает как продолжатель геополитической роли, миссии этих держав, это прямой геополитический наследник империи Чингисхана. Россиийская империя / СССР включает большую часть империи Чингисхана. Империя Чингисхана, Россия, Российская империя, СССР, Россия — разные этапы и формы существования одной и той же мировой державы, разные индивидуации (по выражению Н.С.Трубецкого) одной сущности, географически занимающей тождественное место и имеющей тождественное географическое положение. Что служит выражением и подтверждением существования и целостности субконтинента ЕвразиИ.
Для евразийцев несомненно, что Россия призвана если не господствовать в мире, то играть решающую роль в мировых делах исходя преимущественно из своего положения; точнее — из сочетания пространственного положения с размером страны=государства и сформировавшимся (по их мнению) в этом макрорегионе особым типом общества=государства=культуры, отвечающей такому месторазвитию. По крайней мере Россия=ЕвразиЯ не должна зависеть от мира западной, евроамериканской цивилизации и не входить в ее сферу и горизонт. В этом евразийство есть не только геополитика по стилю мысли, но прямое присоединение к известным геополитическим концепциям касательно «хартланда», сердцевины мировой суши, обреченному вести борьбу с мировым океаном и олицетворяющем его державами.
Россия=ЕвразиЯ имеет особое предназначение. Евразийцы категорически отрицают единство человечества, глобальное единство законов и норм, общность законов истории и саму мировую историю. Для евразийства просто не существует мирового сообщества и мировой цивилизации, единых глобальных тенденций, интересов человечества как целого; это — либо иллюзии западной цивилизации, отказывающейся понять и принять свой ограниченный локальный характер либо средства сознательного манипулирования всеми остальными культурами Земли, злостные глобальные мистификации. Россия=ЕвразиЯ призвана исполнить свое предназначение противостоянием Западу, должна остановить его экспансию посредством государственной организации территории; в этом состоит основная миссия России (несмотря на декларации, «миссия», таким образом, определяется как сугубо внешняя, негативная, экстенсивная). Отказ от европеизации — не проблема выбора для России, а атрибут существования.
Еще один существенный аспект пространства не сформулирован столь явно и ниже дан в реконструкции. (По характеру издания мы не будем приводить отсылок.) Государство — главная сила, действующая в пространстве, пятая (творческая) стихия. Отдельные группы, искусство, культура, общество, религия сами по себе не могут обустроить пространства. Пространство — сфера государственная. Государство — главный способ выражения человека в пространстве, упорядочивающая, гармонизирующая и управляющая пространством сила. Государство вырастает из пространства и призвано заботиться о нем. Обитаемое пространство всем обязано государству.
Пожалуй, вот кратчайшее содержание евразийского видения российского пространства; это изложение по-возможности сделано позитивным, лишенным противоречий; лакуны не указываются.
Весьма важные для евразийства и его восприятия в современной ситуации евразийские суждения касательно собственно государства, евразийского культурного типа и евразийского суперэтноса, идеократии как основы евразийского народа-государства, истории, культуры, личности общества и проч. мы здесь не рассматриваем.
Заглавие раздела при публицистизме точно. Евразийство имеет ответ на вопрос о путях России, даже гарантирует единственное число, единственность ответа и самого пути. Путь России дан и определен однозначно; гарантирован самим пространством. Евразийство содержит все ориентиры пути страны России. Евразийство наделяет Россию смыслом, предопределенным конкретным местом.
Географическая и духовная сущность Россия может существовать только как большое единое неразрывное пространство, объединенное и наделенное смыслом государство, империя. Жизнь России — сохранении империи, властной формы большого пространства. России надлежит быть великой евразийской державой. Страна обязана исполнить императив пространства, отринув европейский миф законов истории.
Путь России — сохранение и умножение имперского наследства Российской империи и СССР. Но современная РФ утратила существенную часть наследства Чингисхана, где появились самостоятельные страны. Вектор геополитики должен повернуться на охват этих стран сенью империи. Интересы России требуют власти или глубинного союза с азиатскими странами СНГ, возможно — просто с азиатскими странами. Следование по этому пути — не одно из возможных решений, но одно-единственное решение. У России=ЕвразиИ нет выбора — быть страной или быть империей; есть вопрос, насколько большой империей быть.
Евразийство жестко канализирует будущую историю России, отбрасывает иллюзию выбора, экономит силы на принятии решений, дает критерий для ситуаций альтернатив.Евразийство имеет свою внутреннюю меру процессов и современных событий, различая важное и неважное, существенное и несущественное, здоровье и болезнь.
Всякая децентрализация, «распад», сепаратизм — отклонения от нормы, геополитический недуг. Болезнью и аномалией является приоритет любых ценностей над государственными, имперски-евразийскими, отказ от возврата потерянных частей России-ЕвразиИ.
Путь России — тотальное огосударствление. Россия=ЕвразиЯ — пространство=государство. Евразийцы критикуют СССР прежде всего за космополитизм, слабость и мягкость, за отказ от идеократически-государственного начала советской системы. Восстановление России — реставрация идеократической империи, геополитический реванш, отказ от мирового пространства норм и правил, конфликт с Западом.
Внушительно. Из евразийского видения России такой путь следует непреложно. Если с логикой все в порядке, то получается, что вывод должен быть принят. Даже если он тяжел и неприятен.
Но верны ли сами посылки? И таковы ли они, чтобы из них делать выводы? (Оставим в стороне методологически сложный вопрос о том, какова связь дескриптивных и нормативных теорий). Ограничимся по прежнему исключительно пространственным аспектом; цельная концепция не может содержать в качестве ядра противоречивых или ложных суждений. Если таковые обнаружатся, то с ними вместе придется отбросить и евразийский путь как мнимо обоснованный.
ИСТИНЫ И МНИМОСТИ
Евразийство интересно для анализа и опасно для общественности именно тем, что оно ставит глубокие вопросы, сочетая их с тривиальными, туманными и странными идеями, давая сомнительные ответы или не давая их вовсе. Ведь евразийство, казалось бы, вопрошает о реальных серьезных вещах: как сочетается единство России с наличием в ней территорий разных частей света? какова внутренная ценность огромного пространства? обладает ли оно единым смыслом? что значит пространство крупнейшей континентальной державы для России ?
Евразийство в пространственном аспекте — поздняя разновидность географического детерминизма, где сплелось просвещение и романтизм, культ почвы и натуры, интеллектуальная вера в объяснительное всемогущество земного места и мистика Земли. Но культурная идентификация евразийства не заменяет его анализа.
Проще всего в критике евразийства указать на многочисленные противоречия и внутри отдельных версий евразийской доктрины — и между ними, и на этом основании отвергнуть его как целое. Но проблема статуса евразийского представления о российском пространстве этим не разрешается: евразийство — цельное пространствопонимания, стиль дискурса.
Вряд ли может решить проблему статуса содержания евразийства и въедливый анализ текстов; он достаточно быстро показывает и игнорирование фактов, которые могли быть или даже должны быть известными евразийцам, и апелляция к утверждениям, которые сами по себе проблематичны. Наконец, не будем (здесь) оспаривать прямое использование евразийцами ложных или несуществующих утверждений, как и разбирать проблемы интеллектуальной честности и общественной ответственности евразийцев. Хотя сделать все это безусловно необходимо.
Евразийство от П.Н. Савицкого до Л.Н. Гумилева (даже А.Г. Дугина) — концепция России; оно так и заявляет о себе и воспринимается как цельная концептуальная доктрина. Факты иллюстрируют и украшают доктрину, используются в риторической функции, но доктрина имеет смысл и вне эмпирии.
Концептуальность евразийства — его особенность и несомненное достоинство; евразийство вообще имеет немало достоинств и выражает достаточно важные смыслы, будучи неслучайным образом России; независимо от его адекватности.
Пространство большой страны вряд ли может быть представлено систематически, обозримо и компактно иначе, нежели концептуально. Если евразийство настаивает на концептуальности — оно должно быть понято по своей мерке. Тем более что евразийство выступает и как концепция нормативная, провозглашая «евразийский проект».
Вопрос о том, нужно или ненужно, хорошо или дурно евразийство для России (иного геополитического субъекта, страны, территории) сам по себе не имеет смысла. Он не может обрести реального содержания и не может обсуждаться до того, как решен вопрос — а осмысленно ли само евразийство, адекватно ли пространству России, а эти вопросы в основном сводятся к соответствию евразийства некоторым явным критериям; которые в основном были сформулированы еще до появления самого евразийства.
Внешняя простота утверждений евразийской доктрины маскирует ее запутанность, кажущаяся очевидность утверждений, прямая связь с фактами повседневности, уроками истории и задачами современности заслоняет зависимость доктрины от массы предпосылок. Евразийство настаивает на своей беспредпосылочности — но это явно не так.
Дело не в том, что евразийство разнородно — оно многослойно; ядро доктрины скрыто в многих слоях промежуточных построений. Эта особенность пронизывает все евразийство.
Евразийская схема пространства России держится на ряде скрытых утверждений; основная часть их не может быть ни доказана, ни опровергнута. Более того, эти постулаты почти невозможно обсуждать в аспекте содержания и тем более сопоставлять с какой-либо эмпирией. Так, апелляция к географии, пространству переходит в отсылки к историческому опыту России, географический детерминизм подменяется особым прочтением истории России; пространственная аргументация замещается жесткими и одновременно неопределенными суждениями касательно единого евразийского этнокультурного типа. Суждения касательно сходств и различий областей пространства иллюстрируются фактами, но никогда не опираются на большие массивы фактов; апелляция к ландшафту выливается в любование крупными контурами на карте. Декларация следования данным позитивной науки географиии, указания специфичности определенной части Старого Света переходят в требование положить евразийство в основании новой науки (не дисциплины — всей Науки).
Начнем с тезиса о России=ЕвразиИ — макрорегионе, выделенном путем методологического преодоления ограниченности европоцентризма (каковая несомненна) и отказа от привнесения внешней и чуждой материалу ландшафта точки зрения, позиции.
Ландшафтно-культурные стереотипы на огромной территории — очень разные, тогда выделение универсального макрорегиона ЕвразиИ противоречит культурной обусловленности расчленения территории, на которой настаивают евразийцы; евразийство само оказывается абсолютной позицией, но таковая по-евразийски бессмысленна.
Если в основу выделения макрорегиона положить иную культуру, нежели российская, иные основания выделения территориальных целых, с этой культурой связанные, а также иное место (позицию), нежели Россия, то результат будет иным. Мы будем обязаны построить иной макрорегион. Если пространственных позиций, на чем настаивают евразийцы — много, то много и систем регионов любого типа; среди них не может быть привилегированных.
Приведем лишь один пример макрорегиона, который исторически реализовывался. Восток Средиземноморья, Балканы, собственно Ближний Восток — территория, сопряженная общностью географического положения, сходством природно-культурного ландшафта и связями частей (они и более сходны и более связаны, нежели Монголия и Русский Север). Целостность этой территории многократно выражалась в империях Александра Македонского, эллинистических государств, Византии, Оттоманской державы. Но этот регион не раз распадался и его части входили в иные регионы. Пример показывает и исторически быструю динамику макрорегионов; они меняют места и границы за время, в течении которого природные зоны можно считать неподвижными.
Если евразийство последовательно проводит релятивизм в выделении регионов — то ЕвразиЯ и не вечна и не абсолютна. Абсолютной ЕвразиИ быть не может, и она должна сосуществовать, скажем наряду со СкандоВизантией Д.С. Лихачева, центральным звеной которой была Киевская Русь. Если ЕвразиЯ — абсолютный регион, то евразийство ограниченно и произвольно, как и европоцентризм, как и любая концепция, центрированная на конкретном месте (хотя основания опереть позицию различаются для разных мест), отличаясь лишь привилегированным местом. При России как центре для панславистов аналог ЕвразиИ — совсем иной макрорегион; дело в различии априорных позиций, состоящих в панславизме в «единстве славянского мира», а в евразийстве — в «наследстве Чингисхана».
В научной географии, в том числе и российской, тезис о единственном расчленении проверхности Земли (районировании) используется очень осторожно, как и стремление совместить предмет расчленения территории и позицию этого расчленения (их совпадении характерно для краеведения). Российская школа географии настаивает на том, что выделить для всей Земли универсальные вечные макрорегионы такими, чтобы включить в них и природу и человека практически невозможно. Ни во времена первых евразийцев, ни теперь таких регионов не выделяли, они неизвестны в научной географии.
Концепция естественных границ сомнительна и внутренне противоречива; как хорошо известно теперь, была создана для апологии продвижения Франции к Рейну (Ф. Бродель). Не менее важны и тщательно изученные теперь проблемы связи регионов и границ. Для существования, обоснованного выделения регионов естестественные границы ни логически, ни эмпирически вовсе не обязательны. Резкие ландшафтные полосы, яркие рубежи могут вовсе не разделять регионов. Как и всякая граница, естественная граница ЕвразиИ Кавказ есть в ином масштабе — ядро большой территории. Средиземное море выступает то естественной границей, особенно для сухопутных народов, то осью, линейным ядром обширного макрорегиона.
Представить более естественный регион с более естественными границами, нежели остров (материк) — трудно. Стоило бы ожидать, что всякий остров будет месторазвитием этноса-государства. Примерам несть числа. Есть масса примеров устойчивости стран и государств при «неестественности» формы территории, как и распада государств с вполне естественной территорией и прекрасной дополнительностю составных частей.
Антиномия «Европа — Азия» действительно лишена строгого смысла, и должна быть пересмотрена, но неясно, как именно. И такой пересмотр не может быть ни универсальным для всех эпох, ни для всех разрядов явлений. Материковые плиты, климатические области, расовые регионы, языковые общности, зоны культурного ландшафта не объединяются в универсальные регионы.
Детерминирующая роль географического положения научно признана (позиционный принцип), но положение любого объекта — контекстуально, относительно, не абсолютно. Даже если оставить в стороне проблематичный тезис о судьбоносности географического положения (ключевой тезис геополитики), то характеристика географического положения ЕвразиИ в евразийстве оказывается двусмысленной.
Евразийство относит свои выводы к современному культурному ландшафту географической Евразии. Однако по мере анализа выясняется, что евразийство базируется на довольно длинной цепочке подмен. Современный культурный ландшафт отождествляется с культурным ландшафтом последних двух тысяч лет, то есть игнорируется, отбрасывается динамика ландшафта. Абсолютизированный таким образом ландшафт — который у классиков евразийства и не описан толком — редуцируется к природному ландшафту. Однако и здесь цепочка редукций не заканчивается. Природный ландшафт взят евразийцами как простейшие формы поверхности Земли. Именно положение ЕвразиИ в центре, средине суши материка Евразия лежит в основе вывода о роли ЕвразиИ в Евразии и мире в целом. Но часть материковой плиты не имеет положения относительно культурных центров и регионов (а относительно культурных регионов положение территории ЕвразиИ — скорее периферия).
Пропущен тезис о механизме жесткой связи строения суши и культурного ландшафта, однозначном географическом детерминизме. Но в таком виде тезис — просто неверен (что было хорошо известно уже в начале века). Подмена налицо.
Тезис о центральном положении, если брать его серьезно, должен будет означать, что центр самой ЕвразиИ постоянно перемещается и потому не может быть определен без точного указания контекста; чтобы сделать центр однозначно определимым, нужны дополнительные ограничения. В смысле же, близком к евразийскому, сердцевиной, центром России=ЕвразиИ будет территория между Уралом и рекой Хатангой — полуострова Ямал и Таймыр. Хунны и монголы Чингисхана сюда не доходили, хотя это валютное ядро СССР-России, где производится более половины экспортного сырья.
Но и этим дело не исчерпывается.
Провозглашаемый тезис о структурно- территориальном единстве России и державы Чингисхана, что показательно, даже не был аргументирован. Для того, чтобы действительно утверждать структурное и позиционное тождество двух территорий не нужно их полного совпадения. Но и полное совпадении — недостаточное основание для суждения о тождестве. Совпадать должны не площади, а ядра, основные центры, главные части и направления связей периферии с ними. Так вопрос, однако, евразийцами просто не ставился, хотя содержащиеся в самих евразийских текстах фрагментарные фактические указания показывают, что ядра этих государств находятся в противоположных концах (географической) Евразии. Разве ядром державы Чингисхана были нынешняя Европейская Россия, Урал, Таймыр? Разве основой России было Забайкалье? Россия и держава Чингисхана близки только на карте, и то если включить в державу монголов Сибирь до Ледовитого океана. При близости территорий эти две евразийские державы базировались на разных полюсах географической Евразии. (Географические отношения двух главных «евразийских» государств мало связаны с использованием Московским и последующими государствами монгольских социальных и геополитических технологий: общность культурных технологий двух разных стран не означает, что это на самом деле одна страна). Здесь мы опять видим в лучшем случае отождествление (или неразличение?) отношений бесформенных, бесструктурных пятен на карте с отношениями иных объектов, стран, государств.
Из круга евразийской аргументации выпадает центральное звено.
Единство России=ЕвразиИ доказывается евразийцами рядом последовательных реализаций (индивидуации Н.С. Трубецкого) одной структуры, каковая структура потому и едина, что занимает один и тот же регион. Но если эти империи — разные регионы, и у них лишь частично пересекаются только периферии? И если выяснится, что именно у державы Чингисхана и ее злейшего врага Китая совпадение существенных территорий более полно, чем у России с Монголией?
Тезис о единстве пространства выдвигается евразийцами якобы исходя из логики пространства, но реализуется непременно через апелляции к фрагментам истории, причем истории государственно-политической. Значительные периоды времени, когда территории Евразии были лишены государственного единства, евразийство просто игнорирует, будто отсутствие государство есть отсутствие жизни. Государство оказывается способом доказательства единства территорий; а почему не данные археологии?
Нет оснований обсуждать реалистичность (адекватность) евразийской схемы российского пространства. Анализ иных выявленных постулатов также приводит к тому, что евразийская схематика пространства не оперирует с эмпирией, а лишь апеллирует к ней; есть концептуальная оболочка, концептуализация своеобразной геополитической проповеди, апологии определенного пространства. Концептуализация, проводимая на основе двусмысленных категорий.
Евразийство — яркая апология единства и места конкретного пространства (государства). И эта апология структурирована чрезвычайно логично. Однако эта «логика» — логика мифа, способ описания евразийского пространства — описание мифологическое; структура самого евразийства воспроизводит структуры мифа. Евразийская концепция — лишь концептуализация материале, в основе которого лежит евразийский миф; миф в широком смысле. Россия=ЕвразиЯ — срединная империя евразийцев (действительно занимающая среднее место на некоторых картах).
Евразийство наделяет конкретную территорию чертами, каковые могут быть присущи исключительно области мифического пространства. РоссиЯ=ЕвразиЯ — особое место. Это место особым образом выделено, очерчено, отделено и отличается от всех прочих мест, выделено во Вселенной. Оно неподвластно времени, не подчиняется истории, пребывает вне истории. В этом особом месте не действуют общие для всех мест законы: не меняется культурный ландшафт, не формируются и не трансформируются регионы, не распадаются империи, не появляются национальные государства. Время тут течет по особому или просто не течет. Действуют свои особые законы. Работает своя логика и причинность и проч. Евразийство — мифологическая сакрализация государства, пространства=государства. Евразийство — миф о Державе.
Евразийский путь России — не предмет выбора. Но отнюдь не потому, что этот путь бесчеловечный, агрессивный, бессмысленный. Дело совсем не в этом. Этот путь — мнимый, его просто нет.
А проблема выбора пути — есть. И проблема российского пространства — также есть.