См. также мемуар Бантыш-Каменского.
Каржавин Ф. В. О бунте Московском очевидное известие, недоконченное / Публ. и предисл. С.Р. Долговой // Советские архивы, 1976. - № 6. – С. 66-70.
Автор публикуемых ниже Записок о чумном бунте а Москве в 1771 году — известный просветитель XVIII века Федор Васильевич Каржавин1. Литератор, издатель, архитектор и путешественник Ф. В. Каржавин вместе со своими друзьями и соратниками — архитектором В. И. Баженовым, поэтом и драматургом А. И. Бухарским, переводчиками А. В. и Е. В. Рознатовскими, художниками И. А. Ерменевым и И. X. Набгольцин — издал около 60 книг. Осенью 1771 года, во время бунта, Каржавин служил в Экспедиции кремлевских строений под началом архитектора В. И. Баженова, которому была поручена вся строительная и техническая часть перестройки Кремлевского дворца.
Летом 1771 года в Москве вспыхнула чума. В августе ежедневно умирали сотни людей. Город опустел, уезжали в свои деревни помещики, чиновники, богатые купцы, оставив на произвол судьбы свои дома и крепостных.
Бунт возник стихийно2. По Москве распространился слух будто «объявившаяся чудотворная икона» Боголюбской богоматери у Варварских ворот дарует исцеление от ужасной болезни. Богомольцы толпами приходили приложиться к образу, в их числе было немало больных чумой. Чтобы избежать распространения заразы и скопления народа, архиепископ Амвросий решил перенести икону в церковь Кира и Иоанна, а пожертвованные на икону деньги — опечатать и передать в Воспитательный дом.
Консисторский чиновник, прибывший 15 сентября к воротам для опечатания денежного ящика при иконе, встретил сопротивление. С колоколен раздался набат, отовсюду сбегался народ, многие были с палками и камнями. Толпа состояла из дворовых, работных людей, купцов, ремесленников, подъячих всех коллегий, отставных солдат, раскольников, канцеляристов. К ним присоединились и отставные солдаты из инвалидного батальона гвардии, несшие караул в Кремле3.
В делах Экспедиции Кремлевского строения (ЦГАДА, ф. 1239) имеются сведения о том, что многие из рядовых и офицеров караула модельного дома и Экспедиции умерли от чумы, так как они жили в Преображенской и Семеновской слободах, где болезнь была особенно распространена. Этим обстоятельством объясняется почему некоторые из них примкнули к возмутившемуся народу.
В. И. Баженов и его «архитекторская команда» всамый разгар чумы оставались в Москве и продолжали работать в модельном доме. По официальным свидетельствам Баженов наблюдал бунт из модельного дома4, находившегося неподалеку от Чудова монастыря. В ночь с 15 на 16 сентября Баженов был в своей квартире, которая размещалась на втором этаже Ревизион-коллегии5 (в Потешном дворце, у Троицких ворот).
Очевидцем восстания был также живший вместе с Баженовым Ф. В. Каржавин 6. Учитывая подробности его Записок и эмоциональную приподнятость описания, можно предположить, что автор не только собрал интересные факты о восставших, но и наблюдал их в непосредственной близости. Написанные под непосредственным впечатлением, образным, метким языком, Записки можно оценить
1 Впервые о Ф. В. Каржавине написал и опубликовал некоторые его работы известный библиофил и коллекционер Н. П. Дуров. «Русская старина», 1885, т. XII. В последние голы опубликованы работы: Светлов Л. Б. Писатель-вольнодумец..—«Известия АН СССР». Серия литературы и языка, т. XXIII. вып. 6. M., I964, стр. 517—528; М. П. Алексеев. Филологические наблюдения Ф. В. Каржавина. — «Ученые записки Ленинградского государственного университета». Серия филологических наук, № 299, вып. 59, 1961, стр. 8—36; С. Р. Долгова. Каржавин и Баженов. — «Русская литература». 1976. К« 1, стр. ПО—ИЗ.
2 О чумном бунте в Москве в 1771 г. в советской исторической науке имеется несколько статей — см.: например, Е. А. Звягинцев. Чума в Москве в XVI и XVIII вв. — «Исторический журнал», М., 1937, № 2, стр. 52—59; П. К. Алефиренко. Чумный бунт в Москве в 1771 г.— «Вопросы истории», 1947, № 4, стр. 82—88; В. В. Мавродин. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. т. I. Л., 1961, стр. 455—461.
3 ЦГАДА, Госархив, р. VI, д. 410, л. 174 об.; ЦГАДА, ф. 1239, Дворцовый архив, д. 46438, л. 21.
4 Донесение Салтыкова Екатерине II 19 сентября 1771 г. — «Русская старина», 1876, октябрь, стр. 204.
5 ЦГАДА, ф. 349. Тайная экспедиция Сената, д. 7155, л. 91. Показания отставного солдата Тимофея Шмыгина.
6 В «Списке имянном о выдаче нижеписанным чинам сего 1771 году сентябрьской трети жалования» значится «2 класса коллежскому актуариусу Федору Каржавину из дву сот рублей —32 руб. 99 коп.» ЦГАДА, ф. 1239. Дворцовый архив, д. 46438, л. 832; ф. 373, Московская разыскная экспедиция, оп. 1, д. 1864, лл. 6,15.
67
как небольшое литературное произведение, одно из первых, в котором проявился писательский талант Каржавина. Несомненно, что Записки Ф. В. Каржавина являются его автографом, что подтверждается сопоставлением данной рукописи с многочисленными документами, написанными и подписанными Каржавиным (например, ЦГАДА, ф 1239, д. 33732, лл. 8, 8 об., 14; ЦГИА СССР, ф. 789, оп. 1, ч. 1, д. 397. лл. 68—70; ГБЛ, ф. 96, № 41/1, л. 2 и другие), а также с опубликованными автографами в книге В. И. Рабиновича «Революционный просветитель Ф. В. Каржавин» (М., 1966).
В дореволюционной литературе о восстании 1771 года известны воспоминания, письма, записки очивидцев 7. В советское время мемуарная литература и эпистолярные источники об этом событии не издавались. Настоящая публикация является первой.
В отличие от всех других известных воспоминаний, Ф. В. Каржавин даёт беспристрастное и объективное описание сентябрьских событий 1771 года, не проявляя тенденционного отношения к восставшим. Автора интересует не факт расправы с архиепископом Амвросием (что характерно для других авторов и официальных документов), а действия народа против правительственных войск. В Записках содержится ряд неизвестных из других источников сведений о восстании: попытка народа освободить каторжников из острога Розыскного приказа, привлечь в свои ряды новые силы (вечером 16 сентября), приводятся цифры о количестве убитых в Чудовом монастыре, на территории Кремля и за его пределами; а также даётся более детальное, чем в других источниках, описание столкновений восставших с военными отрядами (например, эпизод раскрытия ворот Чудова монастыря, о доставке двух пушек с Пресни, о действиях народа за территорией Кремля и другие). Заслуживает внимание сообщение автора о боевом духе восставших, ходивших «партиями и артелями, явно и без всякого страха ругающие архиерея, ободряющие всякого чернь...». Автор четко определяет состав восставших: «Раскольники, фабришные, подъячие, купцы и холопи» и их требования.
Материалы следствия (ЦГАДА, ф. 263, оп. 1, д. 1674) и другие источники не позволяют установить организаторов бунта, не называет их и Каржавин. Однако он упоминает «о бойце купецком из славных», который бросился на пушку «с одним« сжатыми кулаками», о неизвестном человеке по прозвищу Кобыла, который «попал на 3 штыка и сорвавшись с них, имел ещё довольно силы, чтобы успеть ударить одного унтер-офицера...» Другие исторические источники о смелости повстанцев умалчивают. Несомненно, что Записки Ф. В. Каржавина являются ценным источником для изучения процесса нарастания классовой борьбы накануне Крестьянской войны 1773—1775 годов под предводительством Е. И. Пугачева. Ценность Записок понимал Н. П. Дуров8. Из всего собрания бумаг Ф. В. Каржавина он первыми подготовил к публикации в журнале «Русская старина» именно Записки, однако по неизвестным нам причинам изданы они не были. К Запискам Дуров написал предисловие, которое, на наш взгляд, не потеряло своей ценности до сих пор9. Вместе с подлинником Записки Каржавина оно хранится в Институте русской литературы (Пушкинский дом) в архиве журнала «Русская старина» в деле под названием «О бунте московском очевидное известие, незаконченное» (ф. 265, оп. 2, д. 1195). Заголовок Записки составлен самим Ф. В. Каржавиным10 Автор указывает на неза-
7 П. Алексеев. Описание московского бунта 1771 года сентября 15 дня. — «Русский архив». М., 1863, № 12, стб. 910—916; Заметки неизвестного во французском альманахе 1771 года —в кн. Щукинской сб., вып. 6. М., 1907, стр. 38—39; А. И. Болотов. Записки. СПб., 1873, т. III, стр. 22—31; Письма А. А. Саблукова своему отцу. 1771 г. — «Русский архив», кн. 3, 1866 г., стр. 332; Описание о чуме и о бывшем в Москве народном смятении 1771 г. Архив кн. Воронцова, кн. 16, стр. 456—469.
8 Н. П. Дуров в 1870 г. купил большую часть собрания Ф. В. Каржавина. См.: Я. Ф. Беpезин - Шиpяев. Из воспоминаний библиофила. «Библиограф», 1887, № 1, № 3; С. Р. До л го в а. Судьба библиотеки Ф. Каржавина. Альманах библиофила. М., 1975, вып. И, стр. 166—168.
9 В предисловии Дуров кратко излагает судьбу библиотеки Каржавина и дает внешнее описание его рукописи о чумном бунте: «она писана рукою Федора Каржавина, и досталась нам вместе с другими его бумагами. Записка эта написана частью карандашей, частью чернилами на клочках бумаги...»
10 Рядом с заголовком рисунок — архиепископ Амвросий на смертном олре, выполненный близким знакомым Каржавина коллекционером А.И. Сулакадзевым (1772—1830), купившим в 1812 г. у вдовы Каржавина полностью библиотеку. Им же составлены некоторые комментарии к делу. Так, в одном из комментариев Сулакадзев называет лишь одно сословие — бедное духовенство — недовольное политикой властей. В действительности чумной бунт является выражением протеста всего трудового народа Москвы против феодального гнета. О Сулакадзеве см.: M. H. Сперанский. Русские подделки рукописей в начале XIX века (Бардин и Сулакадзев). Сб. Проблемы источниковедения АН СССР, вып. V. М., 1956. стр. 44; С. Р. Долгова. 14 декабря глазами очевидца. «Лит. Россия», 21 ноября 1975 г. (№ 47), стр. 15.
68
конченность своей работы: рукопись обрывается на описании отступления восставших 18 сентября. В дальнейшем Каржавин сделал несколько отрывочных записей о событиях, последовавших после восстания; эти записи — воспроизводятся под текстом Записок после звездочек.
Публикация документов подготовлена в соответствии с «Правилами издания исторических документов в СССР». Имена собственные переданы в транскрипции автора документов.
Публикацию подготовила С. Р. Долгова, начальник отдела научной информации, использования и публикации ЦГАДА.
С 15-го на 16-е 7. бря 1 1771 в ночи драка у Варварских ворот Китая-города по той притчине, что архирей Амвросий 2 московский и калужской посылал туда казну запечатать, чтоб ее не разтащили; драка была в 9-ом часу пополудни, а в одинатцатом пришли в Кремль, разграбили дом архиерской, что в Чюдове монастыре. В том доме живали постриженные цари. Архирей уехал в Донской монастырь: грабеж продолжался всю ночь и следующий день 7-го часа пополудни. В сей день 16-й 7 бря поутру, партия мятежников пошла искать архирея и распустить карантинные домы и востроге у Розыскнова приказа сидящих катаржников. Пришедши в монастырь, многих били и допрашивали, тут ли архирей; нашли его, он исповедывался и, приобщаясь святых таинств, слушал обедню. После чего оделся в серой мужицкой кавтан и скрылся в церкве за иконостасом на хорах. Оттуда злодеи его вытащили, однако по его прозьбе пустили его приложиться к образам. Потом вытащив на двор, один злодей ударил колом по хребту, отчего он присел, но вдруг протчие закричали: «Его не бить в монастыре и святое место кровью его чтоб не осквернить». И так его волокли за монастырь, где начальники — один целовальник, а другой человек господина Раевского3 ударили его кольями в голову, и протчие все принялись его бить, глаза прокололи, лице изрезали, бороду выдрали, грудь искололи, кости переломали. Словом сказать, все его тело было одна рана. Между тем в Кремле ломка и грабеж, в Чюдове монастыре все так и продолжался: оконницы выбиты все, картины изодраны, мебели все изломаны и разорваны; библиотека4, состоящая из отборных книг церковных и других до всяких наук и художеств надлежащих, на разных языках, да из редких рукописных книг, вся до основания разорена и разграблена; на конюшне кареты и коляски в щепы разбиты. А когда служки монастырские говорили им, ворам, что оне де не архирейские, но чудотворцовы, то им они, воры, отвечали, что чудотворцовы в них не ежжали. В церкве домовой образа святые ободраны, вся ризница растащена; евангелие, хотя оставлено на олтаре, но с него апостолы сорваны и унесены, антимист разодран, сосуды все разграблены, образа живописные обруганы выколотием глаз. Добрались до погреба, а на конец до винных погребов и кладовых в монастыре, надлежащих купцу Птицину. Тогда улицы все наполнились людьми бегущими домой с добычею, кто с напитками, кто с книгами, кто с холстами, кто же и с юфтой5, штоф вейновой6 вотки был тогда у мятежников по 10, по 20 и по 30; шампанское венгерское по той же цене; пиво англицкое по 5. На монастыре и вне монастыря расколачивали бочки с виноградными напитками, из них черпали шляпами и калпаками. Консисторию раззорили, слуг монастырских ограбили и лишили всего имения; добрались и до братских келий, однако покушение их было тшетно. По улицам ходили мятежники партиями и артелями явно и без всякого страха ругающие архирея, ободряющие всякого звания чернь, грозящие офицерству и всем верным к отечеству своему гражданам. Даниловский карантин распустили, приступили было к другим карантинам, да к острогу, но оттуда были прогнаны.
Между тем господин генерал Петр Дмитриевич Еропкин7 собрал команду потихоньку из всяких волонтеров как конницею, так и пехотою, потому, что по притчине изъедающей весь народ болезни, команда в городе очень мала, оставлена для нужных только караулов, а лишние солдаты отосланы в Мячково8 село. Артилерия покусилась провесть к господину Еропкину несколько пушек со всем снарядом по Земляному валу; но Тверской Емской эмщики офицера прибили, а солдат принудили воротиться назад. Наконец, того же 16-го числа пополудни в 7-ом часу приближилась команда к Боровитским воротам. Сперва взбежало на гору к мученику Уару9, трое гусаров, которые, осмотря место, воротились назад, вниз. Погодя мало, вся команда поднялась на гору от Боровитских ворот, у мученика Уара двое заколоты, да один у самих ворот дворца, потому, что шли пьяны и с напитками архирейскими. Сам П[етр] Дм[итриевич]Еропкин заколол одного, потом растворивши ворота, поехала команда сквозь дворец и по темному, что под Сенатом ходу, выехала к Красному крыльцу, где подождав маленько в параде10, Еропкин закричал: «Конница руби нещадно всех бегущих». Вдруг конница разделилась на две колоны, одна между Синодом и Иваном Великим, другая между Иваном Великим да Архангельским собором. Начали саблями рубить народ пьяный, который бочки разбивал и веселился на Ивановской площади перед Чудовым монастырем. А между тем мятежники ворота Чудовские затворили, народ пьяный побежал, кто под гору к Тайнинским воротам, кто к Констаитиновскому застенку. Тотчас
69
пехота зделала по них залп из ружей по косогору к Тайнинским воротам, а к помянутому застенку из пушки, заряженой картечью (и тут всего-то было пушек 2, которые на полковом дворе на Пресне найдены нечаянно с потребным снарядом). Тотчас Еропкин поехал с конницею к Никольским воротам и, выехав на площадь к Воскресенским воротам, поочистил дорогу пушкою, а другая подвинута была в Спаские ворота. Между тем кто-то изнутри Чудова растворил ворота, перед которыми стояла уже Сенатская вся рота. Оттудова по ней полетели каменья, а от нее туда полетели свинцовые пули; потом она, вшедши в монастырь, начала работать штыком. Внутри монастыря положено мертвых до 70 человек, на площади же и во всем Кремле с оными 70 человеками щитают до 600 человек, да до 400 человек щитают убитых вне Кремля, то есть на Спаском мосту, под горою к Василию Блаженному, на Красной площади, на Воскресенском мосту, на Тверской, на Моховой, на Неглине в Обжорном ряду, на Боровитском мосту я протч. Ибо по изгнании из Кремля народ, образумившись от своей робости, да укреплен пришедшими на площадь бунтовшиками, приступал крепко со всех сторон к Кремлю, однако конницею везде был разгоняем с великим своим уроном. В набат били мятежники по всем церквам для збору, как то: у Егория, между Тверскою и Никитскою, у Николы, что у Троицкого мосту, у Николы Стрелецкого и у протчих церквей вокруг Кремля. Сильнейший приступ был к Воскресенским воротам и к Спаским; здесь командующие офицеры начали было увещевать народ, чтоб он возвратился домой, перестал бы бунтовать и безпокоить все общество, но как народ бунтующий, не внимая никаких предложений, из-под горы полез грудою с каменьями, кольями, рогатинами, с тапорами на фрунт солдатской, то приказали выпалить для страху из холостой пушки, что и учинено, и тотчас заряд в нее положен картечной. Бунтовщики видя, что никто из них не убит, пуще разъярились и, бросаясь на фрунт, успели завладеть пушкою и поворотить ее на Спаские ворота. Но по щастию фитильники бросились за фрунт, а у мятежников огня не было, и так им нечем было выпалить. Фрунт, усмотря такую растройку, взял работать штыком и покрыл весь мост трупами; потом пушечным выстрелом погнали их вниз и там их провожали картечами же до самого низу, к Яблонному ряду. Тут разбежались мятежники, которые на Варварку, которыя чрез мост Москворецкой ушли на другую сторону реки. Между тем на другой стороне Кремля, то есть по Моховой, мятежники с ужасным криком бегали и перекликались; однако шум поутих в одинатцатом часу. Итак, начавшись в 7-м часу, баталия продолжалась близ 4-х часов. Идучи домой, мятежники по улицам кричали: «Мы теперь пьяны, но завтра увидим». Иной говорил своему товарищу: «Ежели бы наши господа не уехали в деревню, то я бы моего господина зарезал, а ты бы своего управил». Другой кричал слугам партикулярных людей, сидящих на кровлях: «Что вы тут сидите, ступайте с нами». Многие дворы разграбили, иные в безпамятстве бросались нагло на оружие, крича: «Чернь, стой за веру, бей солдата до смерти» и протч. В эту ночь один боец купецкой, из славных, бросился на пушку с одними сжатыми кулаками, но вдруг картечью опровергнут. Другой, называемый Кобыла, попал на 3 штыка и, сорвавшись с них, имел еще довольно силы, чтобы успеть ударить одного унтер-офицера, но 4-ым штыком насквозь пронзен, пал пред ногами своего победителя. Раненых очень много ушло по домам; мертвые тела в ту же ночь фурманщики, полицейские свезли за Данилов монастырь, в поле на кладбище, а других еще возили и поутру. На другой день, то есть в 17-е число 7. бря 11 поутру привалил народ бунтующий к Спаским воротам из-под горы с кирпичами, однако покушения его были тшетны, ибо команда военная была везде в осторожности. Однако многие из бунтовщиков осмелились, приступя к фрунту, делать договоры для замирения в таких пунктах: чтоб хоронить их при церквах, в карантин не брать, карантинные домы разорить, лекарям и докторам их не лечить, бани распечатать, пленников и раненых им выдать, а в бунте их простить, договоры чтоб все подписаны были фельдмаршалом графом П. С. Салтыковым 12, да дать им Эропкина для истерзания его на мелкие куски. Офицеры, выступя перед фрунт, слушали такие предложения и старались их уговаривать, а между тем Эропкин, у которого у самого требовали Эропкина, поехал с конницею за фрунт в Спаские ворота (ибо фрунт стоял на мосту, где книжные лавки, а пушка, где часовня). И, проехавши сквозь Кремль, выехал в Никольские ворота, и начал на площади рубить народ сзади; тогда офицеры, усмотря с мосту, что Еропкин сзади рубит, схватили за ворот всяк того бунтовщика перед коим он стоял. И так втащили во фрунт почти всех тех, которые предлагали кондиции; тут были раскольники, фабришные, подьячие, купцы и холопи. Втоща во фрунт, их старались наперед опохмелять медными эфесами, потом вязали руки назад и бросали в назначенные для них в Кремле погреба.
Наконец, все стало смирно вокруг Кремля, бунтовщики по малому числу показывались для шпионства и по большей части попадались солдатам в руки. Между тем, гр. П. С. Салтыков приехал из деревни, из Марфиной, домой, и Эропкин утомлен трудами и, получа 3 удара от мятежников — один в ногу, другой в плечо, третий в грудь, так что насилу сидел на коне, поехал к гр[графу П. С. Салтыкову — С. Д.], а оттуда домой. Все солдаты и офицеры были утомлены, не спавши всю ночь и стоявши в оружие безменно; притом и солдаты оскудели патронами, и слух был, будто бунтовщики нашли ружья и хотят за порохом итти под Симонов монастырь, а из того все отчаевались, думая, что непременно чернь ждет ночи и зделает на Кремль новое покушение. Однако часу в 5-ом пополудни подоспел из Мячкова Великолудцкой полк и, выступив на площадь, расположился лагерем против рядов от Спаских до Никольских ворот.
70
Полицмейстер брегадир Н[иколай] Иванович] Бах[метьев] принял команду; посты все заняты свежим войском, у каждого салдата было по 40 патронов в суме, пушек было довольно же. Вместо прежней команды, состоящей из 130 человек, пришли 800 человек; тогда уже мятежники, потеряв всю свою надежду, бросились из Москвы по разным дорогам. В 18-е число собрались на Пахре, оттуда под вечер разбежались; пошли далее на 80 верст от Москвы по Тульской дороге; партии показались по Троицкой дороге, имянно ехал один офицер к Москве, одет был в нагольной шубе и в шапке...
1771 года. NB 4-го — 8 бря 13 погребение, звон, а тело все то время стояло посреди церкви на зрение всенародное 14. 26-го — 7 бря граф Орлов 15прибыл в Москву, 21-го — 9 бря16 уехал в Пе[етер]бурх, чтобы поспеть к 24-ому числу, однако карантиновал несколько дней, не допущен 17.
Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, ф. 265,
оп. 2, д. 1195. Подлинник
1 Далее над строкой рукой Сулакадзева вписано «сентября 1771». Даты, указанные автором в тексте, не расходятся с материалами следствия.
2Амвросий (Андрей Зертис-Каменский) (1708—1771); с 1768 г. московский и калужский архиепископ. Опытный строитель и знаток церковной архитектуры, один из образованных людей своего времени. О нем см. Д. Н. Бантыш-Каменский. Жизнь преосвещенного Амвросия, архиепископа московского и калужского, убиенного в 1771 г. М., 1813; Словарь достопамятных людей земли русской, ч. I. 1836, стр. 30—37.
3 Каржавин называет наиболее активных участников убийства архиепископа Амвросия: дворового человека полковника Александра Раевского — Василия Андреева и целовальника, московского купца, Ивана Дмитриева.
4Знаток книги, Каржавин впервые упомянул о ценности библиотеки Амвросия, о которой в следующем (1772 г.) напишет известный русский просветитель Н. И. Новиков в «Опыте исторического словаря о русских писателях» (СПб., 1772).
5 Подчеркнуто автором.
6 Подчеркнуто автором; по-видимому, имеется в виду французская виноградная водка, упомянутая в других печатных источниках.
7 П. Д. Еропкин (1724—1805) сенатор, генерал-аншеф.
8 Мячково — село Бронницкого уезда. Московской губернии. Воинские команды были выведены за город для безопасности от эпидемии чумы.
9 Подчеркнуто автором; церковь на территории Кремля; сведения о ней за 1771 г. см. ЦГАДА, ф. 1239, Дворцовый архив, д. 29031, л. I.
10 Подчеркнуто автором.
11 Так в тексте, читать следует — сентября.
12 П. С. Салтыков (1698—1772)—граф, генерал-фельдмаршал, главнокомандующий Москвы; уехал в разгар эпидемии в свое подмосковное имение Марфино, в 30 верстах от Москвы.
13 Исправлено Сулакадзевым на «октября».
14 Архиепископ Амвросий погребен 4 октября 1771 г. в Донском монастыре. См. Д. Н. Бантыш-Каменский. Указ, соч., стр. 64.
15 Орлов Г. Г. (1734—1783), граф, возглавлял генеральную комиссию по ликвидации чумы; 11 ноября в Москве руководил экзекуцией над восставшими: по приговору 4 человека были повешены, 72 человека были биты кнутом, 89 человек секли плетьми и отправлены на казенную работу (ПСЗ, т. XIX, № 13695).
16 На полях против «26-го — 7 бря» рукою Сулакадзева написано «сентября», против «21 -го — 9 бря» — «декабря».
17 Перед въездом в столицу Г. Г. Орлову предстояло выдержать двухмесячный карантин, однако Екатерина И разрешила ему и сопровождавшим его ехать прямо в Царское село, где его ожидала торжественная встреча. По дороге в Гатчину были воздвигнуты деревянные ворота с надписью, изображавшей его деяния в Москве во время чумы. См. А. А. Голомбиевский. Биография князя Г. Г. Орлова. М., 1904, стр. 35.