У человечества выработалось неправильное представление о понятиях. Человечество не только беспамятно, но и беспонятно. Перепутав всех Гоголей с Гегелями и с гоголями-моголями, кальций с калием, а полы — с потолками, оно вконец запуталось в понятиях «патриотизм» и «космополитизм».
Особенно в постсоветской Совдепии. Здесь у нас, под солнцем Сатаны, широко известно, что в начале 50-х годов патриоты судили бы космополитов, если бы не умер, не подох, не дал дуба, не откинул копыта, не сыграл в ящик, не перекинулся глава гильдии патриотов — товарищ Сталин, непонятно к какому отечеству принадлежавший.
Поскольку у него была широкая грудь осетина, историкам еще предстоит выяснить, из какой Осетии к нам явилось это чудо в перьях. Если из Северной, то выйдет, что он в некотором роде россиянин. А если из Южной, которую грузины называют «Самачабло», то получится, что он у нас грузин. То есть варяг. Хотя, в отличие от Рюрика, Синеуса и Трувора, его никто не призывал. Впрочем, судить надо по результатам. А результаты таковы: гущееды, рукосуи, головотяпы и прочие представители гражданского общества как восьмого века, так и конца 20-х годов двадцатого варягу Иосифу Виссарионовичу преспокойно подчинились. Так что посторонний наблюдатель (в восьмом веке, по Щедрину, вор-провотор, а в двадцатом — Конквест, Оруэлл и Солженицын) мог сделать типичный вывод: «Драть их, ваше степенство, завсегда удобно».
Итак, патриоты не успели засудить космополитов. Зато успели их подвергнуть пыткам. Я одного такого патриота (который начинал патриотическую деятельность на следствии над несчастными врачами, а продолжал ее резидентом «наших человеков», то есть шпионов, в Сингапуре, закончив свою патриотическую карьеру намедни, в 1997 году, на моем политическом процессе, обвиняя меня в качестве эксперта в русофобии и идеологической диверсии), знаю. Это господин Рощин, прошу любить и жаловать. Много таких патриотов слоняется по Лубянке.
Так кто же все-таки они такие — как патриоты, так и космополиты? В СССР наш исторический опыт, помноженный на последние дни злополучной Российской империи, тоже посвятившей энное количество погромов этой проблематике (да еще если прибавить похождения сего понятия в перестроечные и постперестроечные времена), данный нам в субъективных и объективных, часто довольно болезненных ощущениях, рисует достаточно голливудский образ «патриота» самоопределяющегося, или «патриотис вульгарис». Со стороны это выглядит так: «патриот» имеет набор видовых признаков.
1. Отряд жлобов, семейство хамов.
2. Рожа гладкая, глупая, кирпича просит.
3. Глаза стеклянные, мозги деревянные, эмоции оловянные.
4. Характер панический, нетвердый.
5. Беспощаден к врагам Рейха.
6. Близкий друг и соратник, а также подельник Саддама Хусейна, китайских товарищей, Фиделя, Сербии и Приднестровья. Столько времени уделяет защите их интересов, что на защиту интересов Российской Федерации не остается времени.
7. Носит черную форму или вышитую рубашку, в крайнем случае — сталинский френч. Иногда для маскировки одевается в штатский костюм, но чувствуется, что в нем никак не может войти в образ.
8. От национальной символики России звереет и кидается на людей.
9. Все время орет, как Марьин козел: «За Родину, за Сталина, за власть Советов!»
10. Страдает манией преследования, некрофилией, маниакально-депрессивным психозом, паранойей и очень этим гордится.
Что до космополитов, то совки их представляют чем-то вроде инженера Талмудовского из Ильфа и Петрова.
«Но каковы условия нашей работы, граждане! Скажу, например, про оклад жалования.
А культурные удобства? Театра нет! Пустыня! Канализации никакой! Нет, я так работать не могу! Плевал я на договор! Что? Подъемные назад? Только судом, только судом!»
Совок считает, что космополит — это, во-первых:
1. Эмигрант.
2. Лицо сионистской национальности.
Во-вторых и так далее, космополит:
3. Работает на все разведки бригадно-лабораторным методом.
4. Пьет кровь арийских младенцев.
5. Вредитель.
6. Низкопоклонник перед Западом.
7. Атлантист.
8. Мондиалист.
9. Талассократ.
10. Враг народа.
Эти пленительные и собирательные образы имеют прямое отношение к истории болезни совка, но не к понятиям «патриотизм» и «космополитизм».
Если обратиться к началу времен, то самый древний конфликт на интересующую нас тему разыгрался, безусловно, в Раю.
Но сначала давайте все-таки приклеем этикетки к гомункулусам, созданным советским воображением в реторте безуспешного строительства военного коммунизма, развитого социализма, зрелого тоталитаризма, перестройки с человеческим лицом, капитализма с левым уклоном, красно-коричневого парламентаризма и прочих прелестей, которые мы возводим с 1917 года по сей день.
Тип первый. «Патриот». Тот самый, вульгарис. Перед употреблением — связывать. Существует реально. Водится в большом количестве в Госдуме, мэрии Москвы, Совете Федерации, губернаторских креслах, в армии, ФСБ, СВР, ГРУ, МВД, ВПК, а также на анпиловско-зюгановских митингах. Тип есть, но на клетке должна быть другая вывеска. Это не патриот, а «почвенник помоечный», или «фундаменталист вакуумный». Эта разновидность упорно обитает на свалках и в помойках, ничего другого не желая видеть в своем Отечестве, а при попытках выселить ее оттуда вопит про то, что злые силы развалили ее великую помойку, расчленили свалку, ограбили мусорный ящик, вывезли за границу все отбросы. При виде воды и мыла эта разновидность начинает жаловаться на геноцид.
«Фундаменталист вакуумный» отличается от прочих фундаменталистов тем, что полагает за основу существования своего народа абсолютно мифические или вредные понятия, которые фундаментом могут послужить не лучше, чем зыбучие пески, черная дыра в пространстве или действующий вулкан.
Вторая разновидность, «космополит», нигде, кроме советских фильмов про подвиги разведчиков типа «Государственного преступника», не существовала. Поэтому светлые образы патриотов и космополитов нам придется создавать самим с помощью исторических примеров и компьютерной графики.
В принципе, патриоты и космополиты — это как протоны и электроны в атоме. Протоны у нас шибко положительные, степенные, позитивные, со знаком «плюс». Немножко патриархальные такие. А электроны — шустрые, прыткие, спортивные, раскованные, молодые. Отрицательные, со знаком «минус». Возможно, в джинсах. Как они уживаются в одном атоме? Уживаются же как-то. Единство и борьба противоположностей. Попробуй их расцепи: вышиби протоны или оборви электроны. Жизнь во Вселенной от такой чистки сразу прекратится.
Без космополитизма патриоты ужасно провинциальны, старомодны, близоруки и тяжеловесны; они похожи на какого-нибудь премьер-министра в драповом пальто и в норковой ушанке или в фетровом котелке, в отечественном костюме погребального цвета и в ботах «прощай, молодость». Или на какого-нибудь мэра в кепке за рулем громыхающего, как копилка, «москвичонка», под кодовым псевдонимом «Святогор». Такой вариант отдает скорее березовой кашей, нежели березовым соком.
Без патриотизма космополиты становятся легкими и невесомыми, как одуванчики, и облетают, стоит на них только дунуть.
Возможно, 23-й век век и заменит французский, русский, американский патриотизм земным, марсианским и эпсилонтуканским, но до этого еще надо дожить.
Итак, патриотизм — это тактика. Космополитизм — стратегия. Космополиты — это функция на уровне армии, а патриоты — на уровне роты. Патриот отвечает за плацдарм, высоту, поселок. Армия космополитов удерживает фронт. Космополит отвечает за человечество. Патриот — за ту часть человечества, среди которой он родился и вырос, называемую страной. И слишком даже очевидно, что патриот и космополит должны уместиться в одной человеческой натуре, в одной личности, а если их разделить, то будет полная социальная или политическая шизофрения. То ли в Париже с серебряным лаптем на столе, то ли в России в лаптях лыковых и в посконной рубахе.
Протоны и электроны нельзя разделять. Катод и анод — тоже. Как это у Блока? «И страсть, и ненависть к Отчизне»… Это хорошо понимала Зинаида Гиппиус. Патриотизм и космополитизм — это же ее «Электричество».
Две нити вместе свиты, Концы обнажены, То «да» и «нет» — неслиты, Не слиты, сплетены. Концы соприкоснутся, Проснутся «да» и «нет», И «да» и «нет» сольются, И смерть их будет свет.
Законы физические и моральные совпадают по определению. Недаром мы ведем речь о «Звездном небе над головой и нравственном законе внутри нас». Патриотизм и космополитизм, сливаясь в вспышке ясного огня, создают одну нравственную личность, которая если и проповедует любовь, то священным словом отрицанья, которое может показаться враждебным только Николаю I, сталинистам и национал-большевикам.
Или, скажем, самый малюпусенький микромир. Принцип неопределенностей Гейзенберга. Или масса — или движение. Все сразу не увидеть, не ухватить. Но ведь частица-то одна! И нам бросается в глаза то патриотизм Евпатия Коловрата, то космополитизм Чаадаева. Попеременно. Хотя Чаадаев мало чем отличался от Евпатия Коловрата, да рядом Батыя не случилось.
Для России он был очень взыскательным любовником. Он ее не бросал с малыми детишками, от алиментов не бегал, развода не оформлял. Скорее, это Россия его бросила ради Булгарина, Греча и Победоносцева — помоечных фундаменталистов.
Но вернемся к самой древней мистерии, библейской. В этой занятной книжице, как в компьютере, содержатся в зашифрованном виде все древние рецепты человечества: о жизни, о смерти, о смысле Бытия, об истории, о ненависти и о любви, о рефлексии, о вере, о долге, о Небытии. Надо только знать пароль. Доступ. И тут же получишь нужный файл.
Бог, конечно, был патриотом. Он поселил Адама и Еву в уютном раю. На даче. Да не на какой-нибудь, а на госдаче. При спецохране с огненными мечами.
А Сатана, естественно, был космополит. Он хотел, чтобы люди хлебнули Хаоса, Космоса, Воли, поменяли обстановку. А для этого требовалось отринуть неведение и невинность и вкусить от тревожащих плодов с Древа Познания. Ева стала агентом влияния космополитичного змия. Бог особо не стал огорчаться. Внутриутробное развитие человечества, под патронажем, с Богом в виде социального работника, окончилось. Надо было их отпустить навстречу вызовам судьбы, в лапы к Року, на волю всех ветров.
И человечество, с неугасимой памятью о рае, отправилось поднимать целину. Здесь Бог и Дьявол — две ипостаси человеческого мятущегося сознания. О, как оно жаждет умилиться, опроститься, сделаться нищим духом, стать как дитя, примириться и забыться на коленях у Бога! Патриотизм, оторванный от космополитизма — это колыбель, это мягкие материнские объятия, это соска со сладким молочком из детского питания. Но, как писала Наталья Горбаневская: «Пора понять начало всех начал. К тебе приходит Дьявол по ночам. Он прям и прост, как в ставенках просвет. Его уж нет, когда идет рассвет». Дьявол имел постоянный пропуск на посещение Рая, он не лазил через забор. У Гете Бог дружески беседует с Мефисто. Они — партнеры. Дьявол — это рефлексия, и поиск, и скепсис, и отчаяние. Это открытый космос. Со всем неизведанным и неожиданным. За гранью социальных и психологических гарантий. Между прочим, космополитизм, вселенскую сущность Дьявола первым увидел Бальмонт.
Вновь манит мир заветной глубиной, Нет больше стен, нет сказки жалко-скудной, И я не змей уродливо-больной, Я — Люцифер небесно-изумрудный В безбрежности, освобожденной мной.
Патриотизм — это кокон. Космополит вылетает из кокона, как бабочка, но порхает он над родным бедным огородом, хотя мог бы смотаться в субтропический парк. Космополиту даны крылья, но он не пользуется ими, дабы перезимовать в теплых краях. Если он настоящий космополит, а не инженер Талмудовский.
И вот сливаются две половинки человеческого естества, Бог и Денница сходятся в невыразимо прекрасном поединке, где Добро оспаривает победу у Свободы. Так должно быть. Притча о Каине и Авеле — предостережение. Каин, конечно, был космополитом, гордым агностиком. Он чихать хотел на алтари и имел на это право. Этот диссидент встречался с Люцифером. А Авель был законопослушен, чтил Бога, приносил жертвы. Он явно склонялся к православию. И случилось большое несчастье. Свобода убила Добро. То есть самое себя, ибо Свобода существует не для Зла, Добро ее сподвижник, если не всегда соратник.
В русской истории настоящие патриоты были настоящими космополитами. Они идут из тьмы столетий, идут чаще всего на плаху, с презрением во взоре и с сарказмом на устах.
Над запретами голого цеха, Над законами глухонемых, Над пустым отрицанием смеха, Над испугом сограждан моих, Посмотрю на знакомые дюны, На алмазную в небе гряду, Глубже руки в карманы засуну И со смехом не плаху взойду.
Св. Михаил и Александр Тверские, западники, страшные ненавистники кондовой Москвы и евразийской Орды, могли бы на все плюнуть и уйти на Запад. Но они предпочли казнь в Орде. Это 14-й век. А вот и 16-й. Митрополит Филипп Колычев и князь Андрей Курбский. Митрополит вышел на площадь и был казнен в монастыре Малютой. Князь Курбский бежал в Литву. Но этот побег был оправдан.
Духовная власть митрополита была огромна, и отказать царю в благословении, обличить его в храме — это был страшный пинок Ивану Васильевичу. Князь не мог добиться такого эффекта. Но изменить, но сдать армию Литве, но написать Иоанну, будучи недосягаемым, четыре дерзких письма, но издать за кордоном диссидентскую историю Руси и Ивана IV — это была пощечина на всю Ойкумену. Здесь в патриоте должен был перевесить космополит. Чтобы больнее ударить по империи Зла.
Что было бы толку, если бы Виктор Резун-Суворов и Олег Гордиевский тихо погибли в Лефортове? А они открыли тайну Лубянки и «Аквариума», пробили брешь в стене молчания, помогли нашей нянюшке Арине Родионовне — ЦРУ.
Юрий Крижанич, западник и реформатор 17-го века, погиб в глухой сибирской ссылке. Русские офицеры, отказывавшиеся расстреливать польских повстанцев в 1830 и в 1863 годах, шли сами на расстрел. Патриоты России во время последней кавказской войны были на стороне Чечни.
Ни Егор Гайдар, ни Анатолий Чубайс, ни Константин Боровой никогда не оставят Россию, даже если альтернативой будет смерть.
Суть в том, чтобы соединить самый широкий космополитизм с самым глубоким патриотизмом. Здесь нет противоречия.
Каины и Авели всех стран, объединяйтесь!