Я попытаюсь в краткой форме обнять все существенное из пережитого Русской Церковью, начиная с освобождения Патриарха.
Известно, что всякий, пошедший на малейшее соглашение с ГПУ, становится через несколько времени его полным рабом. Патриарх не учел этого, когда, поверив обещаниям полной свободы и независимости в церковных делах, согласился выступить с публичным покаянием и заявлениями о своей лояльности по отношению к советской власти. Выманивая эти заявления, редактированные в такой унизительной для Патриарха форме, ГПУ рассчитывало этим изолировать его, поколебав его авторитет в массах. На первых порах это не удалось: народ встретил Патриарха с энтузиазмом, отчасти не поверив в подлинность этих заявлений, отчасти простив ему их в надежде на упорядочение церковных дел освобожденным, хотя бы и такой ценой, Пастырем. Но предоставить Патриарху свободу в управлении Церковью вовсе не входило в намерения гражданской власти, поэтому тотчас по его освобождении она поставила себе двойную задачу: всячески дискредитировать Патриарха в глазах народных масс и опутать его такими сетями, которые не оставляли бы ему никакой свободы движения в управлении церковью.
Механизм порабощения очень прост. Когда Патриарх вышел из своей тюрьмы8 , его естественно окружили епископы и священники, оставшиеся верными ему во время его заточения. Из этих лиц предполагалось составить Патриаршее и епархиальное управления. Но не прошло и месяца, как все они (около 5 человек) были арестованы. Из них уцелели только арх[иепископ] ИЛЛАРИОН, только что возвратившийся из ссылки и ставший правой рукой Патриарха.
В то же время Патриарху были указаны лица, которых желали бы видеть его ближайшими сотрудниками. Это — СЕРАФИМ, арх[иепископ] Тверской (Александров), которого Вы, конечно, помните по Собору, и прот[оиерей] В. П. Виноградов, профессор Московской Духовной Академии. Вся Москва убеждена, что эти два лица являются тайными агентами ГПУ и проводниками всех его замыслов в Патриаршем управлении. Их близость с Тучковым, главным следователем по церковным делам в ГПУ, их постоянные визиты к Тучкову и таинственные совещания с ним, их поведение в Патриаршем управлении подтверждают это. Вы, конечно, недоумеваете, как можно дойти до такой низости… К сожалению, подобные случаи у нас нередки. ГПУ достигает таких результатов очень простыми приемами: человека хватают, томят его месяцами в тюрьме, выматывают ему всю душу допросами и угрозами и, наконец, предлагают свободу под условием сотрудничества. И многие против этого искушения не могут устоять. Арх[иепископ] СЕРАФИМ и прот[оиерей] ВИНОГРАДОВ в свое время много пострадали и, вероятно, купили свою свободу и безопасность подобными обещаниями. Так как всякое лицо, которое Патриарх пожелал бы ввести в свое управление вопреки желанию ГПУ, немедленно было бы арестовано, ему поневоле пришлось вести об этих назначениях предварительные переговоры с Тучковым.
На присутствии в нем предателей он настаивал, к участию в нем допускал только тех, кто не способен был к противодействию планам ГПУ.
Исключение составлял арх[иепископ] ИЛЛАРИОН, которого терпели и которым надеялись со временем овладеть.
Так определился состав Патриаршего синода:
Председатель: Архиеп[ископ] СЕРАФИМ Александров,
Члены:
Архиеп[ископ] Илларион, Архиеп[ископ] ТИХОН Уральский (Вы его должны помнить по Собору — теперь это расслабленный во всех отношениях старик).
Еписк[оп] ПЕТР Полянский (ничем не выдаюшийся, но честный. — Он только что возвратился из ссылки, освобожденный за несколько месяцев до срока).
Председателем епархиального управления был назначен ВИНОГРАДОВ.
Хотя тотчас после сформирования Синода было возбуждено ходатайство
регистрации его, но до сих пор на это ходатайство не получено никакого ответа. Из этого вытекает то практическое последствие, что собрание Синода и деятельность канцелярии при нем являются с точки зрения советских законов нелегальными и лица, участвующие в них, могут быть арестованы в любой момент за недозволенные собрания. Не было разрешено Патриарху и иметь печать. Не так давно дано paзрешение иметь печать, но с тем, чтобы Патриарх не именовался в ней Всероссийским.
В настоящее время в Москве живут до 30 православных епископов. Созвать их к себе для совещания Патриарх не имеет возможности, так как собрание без разрешения ГПУ неминуемо повлекло бы за собой арест участников, а на просьбу о разрешении отвечают отказом. Распоряжения Синода лишь с большим трудом могут быть оглашены, так как в советской печати их замалчивают, а иметь свой орган для этого не позволяют.
Пробовали печатать определения Синода отдельными листами для рассылки по церквам и епархии. Несмотря на то, что на это всякий раз испрашивалось разрешениe цензуры и все печаталось с соблюдением общих законов, готовые листы отбирались агентами ГПУ, как только их привозили из типографии в Донской монастырь. Деятельность Патриаршего управления протекает под непосредственным управлением Тучкова: сначала он посещал только Патриарха, потом стал вызывать к себе повестками членов Синода для инструкций, наконец стал ездить на заседания Синода и таким образом превратился в настоящего обер-прокурора. Теперь ни одно назначение, ни одно решение не проходит без его соизволения. Но он не ограничивается ролью наблюдателя и протестами, но диктует Синоду свою волю, требует постановлений, очень вредных для Церкви и при помощи своих подручных и угроз умеет их провести... СЕРАФИМУ и ВИНОГРАДОВУ дается распоряжение поддерживать в Синоде проект ГПУ. Прочие члены вызываются к Тучкову, и он угрожает им ссылкой. Основанием служит для арх[иепископа] Иллариона какое-нибудь неосторожное выражение в проповеди или на публичной лекции, для арх[иепископа] Петра или его досрочное освобождение. После этого они возвращаются в Донской монастырь в подавленном настроении, и сила их сопротивления оказывается ослабленной. Противодействовать ГПУ может только Патриарх, потому что какая-то сила явным образом охраняет его, и над ним при всем своем желании не решаются учинить явного насилия. Но Патриарх, к сожалению, обнаруживает слабость воли, легко поддаваясь влиянию окружающих.
Я не сомневаюсь, что им не руководит малодушный страх за свою личную безопасность, но ему постоянно ставят в вину бесчисленные аресты, ссылки и расстрелы духовенства, и он невольно останавливается перед новыми жертвами, так как во всех случаях сопротивления Синода намерениям ГПУ месть поражает не Патриарха, а кого-нибудь из его ближайших сотрудников, обвиняемого в противосоветском влиянии на ход церковных дел.
Психологию Патриарха прекрасно изучили Тучков, Серафим и Виноградов и умеют ею пользоваться. Окруженный этим кольцом, он поддается влиянию, быть может, и вследствие физического ослабления, связанного с его болезнью. Несмотря на свои сравнительно молодые годы (59 лет), он производит впечатление старца. Постоянные тревоги и волнения, а также болезнь подтачивают его силы. В течение года у него трижды повторялся глубокий обморок, длившийся минут 20–30. Сначала думали, что это легкие удары, но консилиум лучших врачей, созванный после последнего обморока, открыл у него нефрит, не слишком сильный, но неизлечимый: белка выделяется довольно много, но цилиндров нет, нет и отеков, обмороки происходят от всасывания мочевины.
Сам по себе нефрит в такой степени развития не представляет такой опасности для жизни, но всасывание мочевины в больших количествах может повести к неожиданной катастрофе, которая будет страшным ударом для нашей Церкви, т. к. только Патриарх служит для нее объединяющим центром и препятствует наступлению полного разложения.
Вот каким образом Патриаршее управление оказалось в руках ГПУ.
Влияние, приобретенное ГПУ, нужно ему для разрушения Церкви ее собственными руками. Хорошо понимая значение Патриаршества и расположение народа к Патриарху, ГПУ стремится подорвать авторитет Патриарха и оттолкнуть от него верующих, чтобы потом устранить и его самого. Вскоре после освобождения Патриарха из заключения от него потребовали, чтобы он ввел моление за властей во время богослужений в расчете на неблагоприятное впечатление, которое должно было произвести на верующих такое распоряжение. Патриарх вынужден был издать такое распоряжение. Оно не принесло большого вреда, потому что не вошло в жизнь: приходы его не послушались и не стали поминать гонителей веры в церквах. Потом начались попытки устроить примирение старой Церкви с обновленческой. Для этого все острые углы были сглажены: из обновленческого синода были удалены наиболее одиозные элементы (Антонин, Красницкий, Введенский), а во главе его поставлен Евдоким, широковещательные обновленческие программы сведены на нет.
Этот обновленческий синод вошел в сношения с патриаршим синодом и предложил ему удалить Патриарха на покой. Это предприятие, нашедшее себе сочувствующих и в патриаршем управлении, разбилось о стойкость Патриарха, который решительно отказался покинуть свой пост. После этого у Патриарха стали вынуждать переход на новый стиль. Под влиянием окружающих и вследствие недостаточной информации с востока Патриарх уступил, и новый стиль был введен с 1-го Октября. Москва покорно подчинилась этому распоряжению за исключением немногих непримиримых во главе с Епис[копом] Феодором, но провинции решительно отказались последовать за Патриархом... Патриарх убедился, что необходимо считаться с этим противодействием народа и, воспользовавшись более точными сведениями, наконец полученными из заграницы, и тем, что посланиe о переходе на новый стиль не было выпущено из типографии и к концу ноября, отменил свое распоряжение. Москва с радостью возвратилась на старый стиль. В ГПУ поднялась целая буря. Отмена распоряжения о реформе церковного календаря была приписана влиянию Арх[иепископа] Иллариона и других. У многих епископов, живущих в Москве, был произведен обыск и два из них, Арх[иепископ] Илларион и Еп[ископ] Николай Звенигородский (Добронравов) были арестованы. Еп[ископ] Николай через два дня был освобожден, но с него взята подписка, что он не будет посещать Патриарха и принимать участия в патриаршем управлении, а Арх[иепископ] Илларион выслан на два года в Соловки и находится в настоящее время на острове Попове близ Кеми в ожидании открытия навигации для перевозки на Соловецкие острова. Оставшиеся в Москве Епископы были терроризованы. Снова началось давление на Патриарха с целью вынудить у него распоряжение о праздновании по крайней мере Рождества по новому стилю. Патриарх и на этот раз не устоял, но в Москве никто уже не подчинился его приказанию. Нет надобности говорить о том, насколько эта колеблющаяся политика подорвала авторитет Патриарха. Тем не менее, все чувствовали, что отделяться от Патриарха нельзя. В конце концов создалось как бы молчаливое соглашение: отношения с Патриархом ни в коем случае не порывать, но его ВЫНУЖДЕННЫМ распоряжениям не подчиняться.
Зная о недовольстве общин, ГПУ сочло момент благоприятным для попытки организовать новый раскол, на этот раз уже справа. Епископов стали приглашать в ГПУ и предлагать им «организовать здоровое консервативное течение в Церкви» ввиду того, что Патриарх своими распоряжениями о поминовении властей и о реформе календаря оттолкнул от себя верующих. Между прочим бывшему Московскому Митроп[ополиту] Макарию, разбитому параличом и прикованному к креслу, но все еще сохраняющему ясность сознания, было предложено «взять в свои руки управление Церковью», т. к. он, незаконно лишенный кафедры обер-прокурором Львовым, имеет на это все права. К чести Епископов надо сказать, что ни один из них не поддался внушениям ГПУ и не восстал против Патриарха.
Уже давно Тучков настаивал на введении в патриаршее управление обновленческих Епископов. Уступая этим настояниям, Патриарх принял в общение после публичного покаяния Митр[ополита] Сергия и тотчас же пригласил его войти в состав своего синода. Тучков этим не удовлетворился и потребовал, чтобы принят был также и Красницкий, и не только принят, но чтобы он сделан был заместителем Патриарха в синоде и чтобы ему поручено было обновить состав синода, пригласив в него лиц, которым доверяет правительство. На это требование следовало бы ответить решительным отказом и даже не входить в его обсуждение. Но поступили не так. Красницкий один, то с Тучковым стал ездить с начала Великого поста к Патриарху, и таким образом начались переговоры о принятии его в общение и о дальнейшем положении. Тучков основывал свое требование на том, что правительство, доверяя лично Патриарху, не может доверять его Епископам, и тем объяснял все гонения на Церковь. В случае же выполнения своих требований, обещал легализацию Патриарших учреждений, прекращение всяких стеснений, разрешение на созыв Собора, освобождениe и возвращение из ссылок всех арестованных и сосланных в административном порядке Епископов и священников. Красницкий вел себя со своим обычным цинизмом: он заявил, что ни от чего не отрекается, что признает собор 23-го года законным и принимает все его постановления, за исключением низложения Патриарха. В патриаршем синоде против принятия Красницкого с полной определенностью выступил Арх[иепископ] Петр Полянский, заявивший в присутствии Тучкова и Красницкого, что он на это ни за что не согласится и выйдет из состава синода, как только это произойдет. Арх[епископ] Серафим держался двусмысленно; не возражая против принятия Красницкого, он требовал, чтобы его воссоединению с Церковью предшествовало cepиозное покаяние. Виноградов же оказался ярым защитником требований Тучкова, беспрестанно напевая Патриарху о том, как это было бы выгодно для Церкви и как было бы красиво ко дням Св[ятой] Пасхи на все излить елей всепрощения. Вне патриаршего управления к этому проекту отношение двоякое: есть священники, сочувствующие Виноградову и наивно думающие, что обещания Тучкова будут исполнены: они измучены всевозможными притеснениями и готовы купить спокойствие какой угодно ценой. Но огромное большинство духовенства и все миряне относятся к проекту с негодованием, и его осуществление, без сомнения, послужило бы началом нового раскола, т. к. отделиться от Патриарха пришлось бы людям, всецело ему преданным. Их взгляд на дело сводится к следующим положениям. Принятие в общение обновленцев с соблюдением правил о церковном суде канонически допустимо и по соображениям церковной пользы может быть облегчено, но снисходительность при настоящих услових является с этой точки зрения совершенно нецелесообразной. Соглашение с обновленцами в массе не дает Церкви никаких выгод. Обновленческая церковь — это духовенство без паствы. Если бы за обновленческими епископами и священниками шел народ и стояли епархии, то, воссоединяя их паствы, можно было бы пойти на большие уступки, но за ними никого не стоит, кроме ГПУ. И вот в этом-то кроется огромная опасность для Церкви от соглашения с ними. Этих людей, готовых на все, правительство не перестанет поддерживать и после присоединения их к православной Церкви, а напротив, отдаст именно в их руки всю церковную власть. Теперь почти в каждой епархии по два епископа: один православный, всячески утесняемый, второй обновленческий, пользующийся покровительством гражданской власти. Кто же из этих двух останется управляющим епархией? Конечно, «красный», а православный будет удален в административном порядке. Таким образом вся Церковь перейдет под управление обновленческих епископов, канонически узаконенных принятием в общение, и общины не будут иметь никаких канонических оснований им не подчиняться. Из них будет составлено патриаршее управление, и Патриарх будет вынужден подписывать все, что они по требованию ГПУ найдут нужным провести в жизнь. Цель правительства иметь своим послушным орудием высший орган церковного управления, — ради которой был организован обновленческий раскол, будет достигнута. По вынужденному приглашению Патриарха будет составлен собор из этих, лицемерно покаявшихся и реабилитированных епископов, которые сделают то, чего не удалось сделать собору 23-го года, т. е. низложить Патриарха и отменить патриаршество, а Патриарх, сам созвавший этот собор и тем сделав его законным, должен будет подчиниться его решениям. Если бы все это пошло так, как мы опасаемся, то для людей, искренно преданных Церкви, ничего не оставалось бы, как только отдалиться от Патриарха. Само по себе принятие в общение Красницкого еще не было бы опасно, но при уступчивости Патриapxa на этом дело не остановится, и через месяц-другой Красницкий сделается председателем и диктатором патриаршего синода.
Когда слух о переговорах Патриарха с Красницким распространился, Еп. [пропуск в копии], вокруг которого группируются и другие Епископы, осуждающие настоящую политику патриаршего управления, отправился к Патриарху и изложил ему всю опасность принятия Красницкого. С таким же предупреждением были у Патриарха и другие лица. Под влиянием этого Патриарх письменно сообщил Тучкову, что он не может единолично, до собора, исполнить его требования. Ответом на этот отказ был обыск почти у всех проживающих в Москве епископов и арест 8-ми из них (Еп[ископов] Феодора, Гурия, митр[ополита] Серафима Чичагова и др.) — все таких, которые убеждали Патриарха не поддаваться настояниям Тучкова. Двое скоро были освобождены, остальным предстоит ссылка. После этого Патриарх согласился принять Красницкого единолично после покаяния, но к нему снова стали являться депутации с просьбой не делать этого. Во вторник 13-го мая Красницкий был у Патриарха за окончательным ответом, но вел себя с такою наглостью, что Патриарх отказал ему в принятии и прервал с ним дальнейшие разговоры. В среду 14-го мая митр[ополит] Петр, митр[ополит] Серафим и митр[ополит] Сергий были увезены ГПУ, где им было поставлено в вину, что они своим влиянием помешали Патриарху исполнить желание советской власти. Митр[ополит] Петр должен был подписать обязательство выехать в следующий вторник 20-го мая в Зырянский край, а митр[ополит] Серафим задержан ГПУ. Говорят, что арестован и Виноградов. Что означает странный арест Серафима и Виноградова — пока неизвестно. Опасаюсь, что Красницкому приказано будет подписать какую угодно покаянную форму, a Патриарх, совершенно изолированный, не устоит перед новым натиском. Вот его положение: оставаясь твердым, он не только служит причиной для арестов и высылок епископов, но и теряет людей, сколько-нибудь способных и стойких.
Я нарисовал Вам печальную картину Патриаршего управления. В таких условиях действительное управление Церковью невозможно даже и в пределах советских республик. Епископы, назначенные в епархии Патриархом, хотя за ними идет весь народ, по большей части высылаются, заключаются в тюрьму или отправляются в ссылку. Об управлении же заграничными церквами и говорить нечего. Патриарх окружен шпионами, и каждое его движение известно ГПУ. Сношение его с миром, лежащим по ту сторону границы, невозможно. Каждый официальный акт, посылаемый туда, не может укрыться от правительства, и тогда возникает вопрос о способе его передачи заграницу. Если Патриарх послал его частным образом, его обвиняют в незаконных заграничных сношениях, если он обращается к представителю правительства с просьбой о пересылке бумаг, ему или отказывают в этом, или, согласившись, в действительности их не передают. Из-за подтверждения назначения Митр[ополита] Платона управляющим американскою церковью была целая буря, в результате которой Патриарх вынужден был его уволить, но, так как ему не позволили назначить другого, то официального извещения об зтом в Америку не послано...
С настоящим письмом прошу Вас ознакомить Митр[ополита] Евлогия. Ему я не пишу непосредственно, потому что не знаю, где он находится. Прилагаю при этом сообщение о положении заключенных и сосланных епископов и их списки. В изложении пришлось отказаться от всех конкретных подробностей, т. к. это может очень отягчить положение потерпевших. Если возможно, огласите о сообщаемом во французских и английских газетах. Для помощи пострадавшим мы очень нуждаемся в средствах. Если бы можно было достать их за границей и переслать их сюда, мы были бы очень признательны.
В прошлом году я выслал Митр[ополиту] Евлогию много сообщений с прось бой разослать копии их всем представителям инославных церквей и широко огласить заключающиеся в них данные в иностранной и русской заграничной печати. Не слышно, однако, чтоб это в какой-либо мере было исполнено.
О положении русской Церкви за истекший год изготовляется тоже подробная записка. Когда она будет закончена, вышлю ее Вам, а Вы позаботьтесь использовать ее в смысле оглашения в возможно широкой степени.