Феодорит Кирский

ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ

К оглавлению

КНИГА ВТОРАЯ

Глава 15

О соборе, бывшем в Медиолане

Так как по смерти Константа Западом овладел Магненций[1], то для уничтожения его тирании Констанций должен был предпринять поход в Европу. Но и эта трудная война не остановила войны против церквей. Ариане во всем удобоубедимого и зараженного арианством Констанция убедили созвать собор в Медиолане - город этот в Италии - чтобы всех, имеющих туда съехаться, во-первых, принудить к подтверждению каждого низложения, сделанного неправедными судиями в Тире, а потом, на этом основании отлучив от церкви Афанасия, и изложить другое учение веры. Все, получившие царские предписания, собрались в Медиолан[2], но не решились сделать ничего упомянутого; напротив, в присутствии самого царя доказали несправедливость и беззаконность этих повелений и за то были изгнаны из своих церквей, долженствовали жить в отдаленнейших пределах вселенной. Дивный Афанасий в вышеприведенной апологии писал и об этом: "кто может исчислить все, что они сделали, говорит он? Церкви только что начали было наслаждаться миром, и народ стал молиться в общественных собраниях, как вдруг римский епископ Либерии[3], галльский митрополит Павлин, италийский митрополит Дионисий, сардинский и окрестных островов митрополит Люцифер, италийский епископ Евсевий, все епископы добрые, все проповедники истины, схватываются и отправляются в ссылку, не подав к сему другого повода, кроме того, что не согласились на арианскую ересь и не подписали клевет, которые взнесены на нас арианами. Говорить же о великом Осии, старце преклонном и истинном исповеднике, считаю излишним: вероятно, все знают, что они и его заточили. Это - старец не неизвестный, он далеко знаменитее всех других. На каком соборе он не председательствовал и на каком, рассуждая здраво, не склонял всех на свою сторону? Какая церковь не имеет прекраснейших памятников его заступления? Кто когда-нибудь, пришедши к нему со слезами, не отходил от него с радостию? Кто обращался к нему с просьбой и уходил, не получив желаемого? Однако ж, ариане дерзнули восстать и на него - за то, что зная, какие по своему нечестию сплетают они клеветы, он не подписал сделанных ими на нас наветов". Из приведенного места видно, как они поступили с упомянутыми святыми мужами, а сколько умыслов представителями арианского скопища придумано и против многих других, тот же божественный муж и в том же сочинении рассказывает так: "Кого не преследовали, не хватали и не бесчестили они тогда, как хотели? Кого не искали и, нашедши, не приводили в такое состояние, что он или получал бедственную смерть, или был совершенно изуродован? Ибо и то, что делали, по-видимому, судии, было делом ариан, - судьи только исполняли злобные намерения последних. Да какое место не имеет памятников их злобы? Кого, мудрствовавшего о вере противно им, не опутывали они, как некогда Иезавел, вымышленными обвинениями? Какая церковь не скорбит ныне от их наветов? Ан-тиохия плачет о православном исповеднике Евстафие, Валанеи - об Евфратионе, Палт и Антарад - о Киматии и Картерии, Адрианополь - о христолюбивом Евтропии и потом о Люции, который многократно носил наложенные ими оковы и так скончался, Анкира - о Маркелле, Берия - о Кире, Газа - об Асклепе. Этим мужам коварные враги наши причинили много бед и заточили их еще прежде. А фракийских епископов Феодула и Олимпия, также меня и пресвитеров моих столь усердно отыскивали, что если бы нашли нас, то потерять бы нам свои головы. И может быть, мы давно бы уже умерщвлены были, если бы, сверх их чаяния, не успели скрыться, ибо такого именно содержания даны были указы проконсулу Донату об Олимпии, а Филагрию обо мне". Вот каким насилием преследовало святых это нечестивое скопище. Упомянутый Осия был епископ кордовский; он имел высокое значение еще на великом Никейском соборе и председательствовал между собравшимися на собор Сардикиский. Я хочу также внесть в свое сочинение рассказ о дерзновенной защите истины, выраженной всехвальным Либерием, и о достодивных словах, сказанных им Констанцию. Они записаны были жившими в то время боголюбивыми мужами в поощрение и пример для подражения ревнующим о вещах божественных. Либерии управлял римскою церковью послe Юлия, преемника Сильвестрова.

Глава 16

Разговор епископа римского Либерия и царя Констанция

Царь Констанций сказал: "Предполагая в тебе христианина и епископа нашего города, мы заблагорассудили призвать тебя и убедить, чтобы ты отрекся от общения в нелепом безумии с нечестивым Афанасием. Вся вселенная признала это за благо и соборным определением присудила считать Афанасия чуждым церковного общения". Но епископ Либерий отвечал: "Царь! Церковные суждения должны совершаться с самою строгою разборчивостью. Поэтому, если угодно твоему благочестию, повели нарядить суд - и когда Афанасий окажется достойным осуждения, то пусть будет произнесен против него приговор по церковному порядку, иначе как произнести приговор человеку, которого мы не судили?" Царь Констанций сказал: "Вся вселенная осудила его нечестие, только он издавна выигрывает время". Но епископ Либерий отвечал: "Лица, подписавшие его осуждение, не были очевидцами его преступлений, но подписали этот приговор, увлекаясь то честию от тебя, то страхом, то опасением испытать гнев твой". Царь: "Как это?" "Так что славы Божией не любя и предпочитая ей твои дары, они без суда осудили человека, которого не видели и в лицо. Это не по-христиански". Царь: "Но он был лично судим на Тирском соборе, где осудили его все епископы вселенной". Либерий: "Никогда не был он судим лично, осудить его дерзнули несколько собравшихся тогда епископов, и осудили в то время, когда он уже удалился из судилища, - то был суд беззаконный". Тут евнух Евсевий сказал: "Однако ж на Тирском соборе он объявлен чуждым вселенской веры". Но Либерий продолжал: "Из числа бывших в то время судей пять только человек ездили в Мареотиду, быв посланы туда для собрания свидетельств против обвиненного. Из этих посланных двое потом умерли, именно Феогнис и Феодор, а прочие трое, то есть Марис, Валент и Урзакий, живы и доныне. На всех сих послов, за это самое дело, в Сардике произнесен приговор; но осужденные подали потом собору прошение, прося прощения в том, что показания против Афанасия взяты были ими в Мареотиде по злонамеренности только от одной стороны. Некоторые донесения их мы и теперь имеем под руками. С кем же надобно согласиться и прийти в общение, царь? С теми ли, которые прежде осудили Афанасия, а потом просили в этом прощения, или с теми[4], которые впоследствии произнесли приговор им самим?" Тогда епископ Эпиктет сказал: "Царь! Либерий спорит теперь не для защиты веры или определений церковного суда, а для того, чтобы похвастаться пред римскими сенаторами, что он царя переспорил". Поэтому царь сказал Либерию: "Да что ты за важное лицо в государстве, что один поддерживаешь сторону нечестивого человека и разрушаешь спокойствие вселенной, даже целого мира?" Либерий: "Слово веры не бессильнее от того, что я защищаю его один. И в древности только три человека воспротивились повелению (Навуходоносора)". Тут евнух Евсевий сказал: "Ты царя нашего сделал Навуходоносором?" Но Либерий отвечал: "Отнюдь нет. Но беззаконно было бы осудить человека так, без рассмотрения его дела. Я считаю нужным прежде всего собрать вселенскую подпись, которой бы утверждалась изложенная в Никее вера, чтобы, через это возвратив из заточения братьев наших и восстановив их на принадлежащих им кафедрах, а потом рассмотрев, окажутся ли согласными с апостольскою верою люди, производящие ныне в церквах столько смятений, тогда уже собраться всем в Александрию, где лично будут присутстовать и обвиняемый, и обвинители, и защитники той и другой стороны, и там, рассмотрев все дело, произнести единогласное решение". Но епископ Эпиктет сказал: "Не достанет общественных подвод для такого множества епископских поездок". Либерий: "Для решения церковных дел нет нужды в общественных подводах. Каждая церковь имеет собственные средства для доставления своего епископа к берегам моря". Царь: "Но сделанного определения переменить уже нельзя. Приговор большинства епископов должен иметь свою силу. Ты один только стоишь за дружбу того нечестивца". Но Либерий сказал: "Государь! Мы никогда не слыхивали, чтобы судья обвинял подсудимого в нечестии, не видя его пред собою; через это он высказывал бы личную свою вражду к нему". Царь: "Он обидел всех вообще, но никого не обидел столько, как меня. Не довольствуясь несчастною смертию старшего моего брата, он не переставал возбуждать к вражде против меня блаженной памяти Константа и успел бы в этом, если бы особенной кротостию мы не удержали от неприязненных намерений и того, кто возбуждал к вражде, и того, кто был возбуждаем. Для меня не может быть столь великого подвига, хотя бы даже я победил Магненция и Сильвана, каким подвигом было бы отторжение этого злодея от дел церковных". Либерий: "Личной вражды, Государь, не выражай через епископов. Руки духовных должны быть приготовляемы для освящения. Посему, если тебе угодно, повели вызвать епископов из заточения и возвратить им их места, - и когда окажется, что они единодушны с тем, кто ныне защищает православную, изложенную в Никее веру, тогда пусть, собравшись вместе, они же и позаботятся об умирении мира, чтобы через это устранилась мысль о наказании человека невинного". Царь: "Вот в чем дело: если ты согласишься иметь общение с церквами, я хочу обратно послать тебя в Рим. Итак, согласись на мир, подпишись и возвращайся в Рим". Либерий: "Я уже простился с римскими братьями; церковные законы дороже пребывания в Риме". Царь: "Но тебе дается три дня сроку на размышление. Если хочешь, подпишись и возвращайся в Рим, а когда не хочешь, подумай, в каком другом месте хотел бы ты жить". Либерии: "Срок трехдневный или трехмесячный - все равно не переменит моего убеждения. Так посылай меня, куда хочешь". Спустя два дня царь снова призывал Либерия, но, видя, что мысли его те же, объявил ему ссылку в Бероэ фракийскую. Когда Либерий вышел, царь послал ему пятьдесят олокотинов на издержки. Но последний сказал принесшему их: ступай и возврати это царю; ему нужно давать жалованье своим воинам. То же присылала ему и царица; но он опять сказал: отдай царю; это нужно ему на содержание войска. Если же царь сам не имеет нужды, то пусть отдаст их Авксентию и Эпиктету, которые нуждаются в этом. Так как от них Либерий не принял денег, то евнух Евсевий принес их ему от себя; но епископ сказал: "Ты опустошил церкви вселенной и теперь мне, как осужденному, подаешь милостыню! Пойди, сделайся наперед христианином". Ничего не приняв, он через три дня был сослан.

Глава 17

О ссылке и возвращении блаженного Либерия

Итак, победоносный поборник истины, согласно с повелением, жил во Фракии. Между тем, по прошествии двух лет, Констанций прибыл в Рим - и супруги людей знатных и чиновных стали докучать своим мужьям, чтобы они попросили царя о возвращении пастыря пастве. Если вы не сделаете этого, говорили они, то мы оставим вас и переселимся к тому великому пастырю. Но мужья отвечали, что они боятся царского гнева, что им, как мужчинам, Констанций, может быть, никак не простит этого, а когда возьметесь просить вы, то вас он, конечно, пощадит и, одно из двух, либо примет вашу просьбу, либо, и в случае отказа, отошлет вас без взыскания. Приняв этот совет, достохвальные жены пришли к царю в одежде, по обычаю, пышной, чтобы приняв их по одежде, как знатных, он обошелся с ними почтительно и кротко. Явившись в этом виде, они стали умолять царя, чтобы он сжалился над столь знаменитым городом, - зачем лишен он пастыря, сделавшегося добычею волчьего коварства. Но Констанций отвечал им, что город не имеет нужды в другом пастыре, что среди его есть пастырь, который может о нем заботиться. Ибо после великого Либерия рукоположен был один из его диаконов, по имени Феликс[5], который, изложенную в Никее веру хотя соблюдал и ненарушимо, однако ж, свободно вступал в общение и с отступниками, а потому из жителей Рима никто не входил в молитвенный дом, когда в нем был Феликс, Упомянутые жены сказали об этом царю, царь, склонившись на их просьбу, повелел возвратить того - достойного во всех отношениях мужа, чтобы он управлял церковью вместе с Феликсом. Когда указ об этом читан был на ипподроме, народ оглашал воздух восклицаниями, называя царский приговор справедливым. Впрочем, жители разделялись на две партии, носившие прозвание по различию цветов, и потому сперва положили было, чтобы один епископ управлял одною партией, а другой - другою; но потом все единогласно воскликнули: один Бог, один Христос, один епископ. Я счел справедливым поместить здесь самые их слова. После этих восклицаний христолюбивого народа, внушенных благочестием и справедливостью, божественный Либерий возвратился[6], а Феликс выехал и стал жить в другом городе. Об этих событиях я упомянул в связи с тем, что постигло епископов, собиравшихся в Медиолане, ибо желал соблюсти гармонию в повествовании. Теперь же снова перехожу к описанию следовавших по порядку происшествий.

Глава 18

О соборе, бывшем в Аримине

Когда поборники веры были изгнаны, люди, по своей воле располагавшие мыслями царя, подумали, что теперь можно вдруг ниспровергнуть противную им веру и утвердить учение Ария, а потому убедили Констанция созвать в Аримине[7] восточных и западных епископов и приказать им, чтобы они исключили из символа веры слова: "существо" и "единосущие" как орудия, изобретенные Отцами против злокозненности Ария, ибо эти-то слова, говорили они, были причиною разделений церквей. Епископы собрались и, зараженные язвою арианства, пытались обольстить великое множество собравшихся, особенно же епископов западных, людей с простыми понятиями, говоря им, что из-за двух слов, притом не находящихся в Писании, не следует раздирать тело церкви и что Сына должно называть подобным Родившему по всемy, а слово "существо", как чуждое Писанию, оставить. Но те, запретив обман, отлучили этих проповедников, а сами через послание изложили царю собственный образ мыслей. "Мы дети, писали они, и наследники отцов, собиравшихся в Никее, а посему если бы осмелились либо уничтожить что из написанного ими, либо делать прибавление к прекрасным их положениям, то объявили бы себя детьми незаконными и обвинителями своих родителей". Впрочем, точное правило их веры яснее будет видно из послания их к Констанцию.

Глава 19

Соборное послание, написанное собравшимися здесь епископами, к царю Констанцию

"Мы веруем, что воля Божия и указ твоего благочестия устроили общее собрание епископов всех западных городов в Аримине с тою целью, чтобы и вера кафолической церкви для всех объяснилась, и мыслящие противное обнаружились. Итак, после продолжительных рассуждений, мы признали за лучшее - веру, дошедшую из древности, проповеданную Пророками, Евангелиями, Апостолами и самим Господом нашим Иисусом Христом, веру, хранительницу твоего царства и покровительницу твоего могущества, - эту веру содержать постоянно и, содержа, блюсти ее до конца; ибо нам показалось делом безрассудным и незаконным изменять что-либо правильно определенное и точно рассмотренное на Никейском соборе в присутствии славного твоего отца и царя Константина, проповеданное в слух всех и сделавшееся всеобщим учением и образом мыслей. Эта вера - одна поставлена в поборание и истребление ереси Ариевой, и ею опровергнуто не только арианство, но и всякая другая ересь. В ней и прибавить что-либо поистине не безопасно, и отнять гибельно; ибо допусти то или другое, - врагам тотчас откроется возможность делать, что угодно. Поэтому-то Урзакий и Валент, давние сообщники и единомышленники арианского учения, и были отлучены от общения с нами, пока, для возвращения его, не сознались в своих заблуждениях, не раскаялись и не получили прощения, как свидетельствуют представленные ими письменные доказательства. По уважению к сим знакам раскаяния, они прощены и освобождены от виновности. Это сделано в то время, когда продолжались заседания собора медиоланского, в присутствии между прочими и пресвитеров римской церкви. Притом мы знаем и после смерти достойного памяти Константина, который со всяким тщанием и вниманием изложил письменную веру, был в ней крещен[8], когда выходил из среды людей и переселялся для наследования вожделенного мира; а потому сочли делом безрассудным после него ввести что-либо новое и презреть столь многих святых исповедников и мучеников, которые письменно изложили и рассмотрели это самое учение, которые все обсудили согласно с древними уставами кафолической церкви и которых веру Бог сохранил до времен твоего царствования, через Господа нашего Иисуса Христа, даровавшего тебе царство вести так, что ты обладаешь и обитаемою нами империей. Несмотря на то, несчастные и жалкие умом люди опять стали с преступным дерзновением проповедовать нечестивое учение и разрушать все здание истины. Когда, по твоему указу, заседания собора начали производиться - и они обнаружили также намерение своего заблуждения, - стали коварно и возмутительно вводить нечто новое и, при помощи сообщников своей ереси, Германия, Авксентия и Гаия, начали возбуждать вражду и разномыслие. Переменчивое их учение одно превосходит все прочие богохульства. Увидев же, что помыслы у них неодинаковы и что нет согласия в худых их мнениях, они присоединились к нашему совету с намерением - догматы веры изложить иначе. Но для обличения их намерения довольно было и краткого времени, а чтобы дела церковные не подвергались постоянно одним и тем же опасностям и чтобы смятения и непрерывные беспокойства не привели всего в беспорядок, признано за благо сохранить твердыми и неизменными постановления древние, вышеупомянутых же людей отлучить от общения с нами. По этой причине мы отправили к твоей милости послов, которые известят тебя о всем и через послание объявят мнение собора. Этим послам прежде всего повелено утверждать истину на основании древних и верных определений: они объяснят твоему благочестию, что, вопреки словам Урзакия я Валента, мира не может быть, если извратится что-либо правое; ибо как могут сохранить мир люди, нарушающие мир? Это и в прочих городах, и в римской церкви скорее произведет распри и беспокойства. Итак, умоляем твою милость принять представления нашего посольства слухом благосклонным и лицом светлым и не попускать, чтобы к оскорблению умерших вводили какие-либо новости (живущие), но позволить нам оставаться при том, что определено и узаконено предками, которые, можем сказать, все совершили прозорливо, мудро и по внушению Святого Духа; между тем как нынешние нововведения тех людей внушают верующим неверие, а неверующим - упорство. Умоляем также повелеть, чтобы епископам, проживающим на чужой стороне и угнетаемым как преклонностию лет, так и нуждами бедности, даны были средства для возвращения домой, дабы церкви, в отсутствие епископов, не оставались сиротствующими. Но ко всему этому, снова умоляем не попускать, чтобы из прежних определений что-либо убавляли или прибавляли к ним, но оставить ненарушимым и на будущее время все, соблюдаемое от времен благочестивого твоего отца до настоящего времени. Пусть, наконец, мы не страдаем и не остаемся вне своих епархий, пусть епископы вместе со своим народом мирно возносят молитвы и совершают богослужение, молясь о твоем спасении, царстве и мире, что да дарует тебе Бог навеки. Наши послы имеют при себе подписи и имена епископов; они же убедят твое благочестие и на основании Священного писания".
Когда послы с этим письмом прибыли к царю, то придворные, покровительствуя ереси, приняли от них послание и передали его царю, а самих к нему не допустили, говоря, что державный теперь занят государственными заботами. Это сделали они в той мысли, что епископы, утомившись долговременным ожиданием и нетерпеливо желая возвратиться к вверенным себе паствам, принуждены будут раскопать и уничтожить крепость, устроенную ими против ереси. Но такой умысел не удался, потому что мужественные поборники веры отправили к царю и другое послание, умоляя его принять послов и распустить их самих. Вношу в свою историю и это Послание.

Глава 20

Другое послание к Констанцию

"Победителю царю Констанцию собравшиеся в Аримине епископы.
Мы получили грамоту твоей милости, славнейший Государь Самодержец! В ней сказано, что, быв занят государственными делами, ты не мог тотчас же видеть наших послов, и повелеваешь нам ожидать их возвращения, пока твое благочестие не узнает о наших определениях и об отеческих наших догматах, Не отступая нисколько от своих мыслей, которые и прежде изложены нами, мы настоящим письмом снова убеждаем твою милость и умоляем тебя благосклонно принять как это ответное твоему благочестию послание нашего смирения, так и то, которое отнести к твоей милости поручили мы своим послам. Сколь сожалительно и неестественно, что в благополучное время твоего царствования такое множество церквей как бы вовсе не имеют епископов, твоя милость понимает это не менее нас. Поэтому снова просим тебя, славнейший Самодержец, повелеть нам, если это угодно будет твоему человеколюбию, прежде наступления непогод зимнего времени возвратиться в наши церкви, чтобы мы могли вместе с народом возносить Вседержителю Богу и Христу Сыну Его, Господу и Спасителю нашему, усерднейшие моления о благосостоянии твоей державы, как мы это всегда делали и делаем".

Глава 21

Собор, бывший в Нике фракийской, и изложение веры, им написанное

Возбудив против них гнев царя за это послание, ариане переводят большую часть епископов против их воли в один фракийский город, по имени Ника[9]. И на иных простосердечных действуя ласкою, на других страхом, склоняют их принять план, издавна придуманный против благочестия, то есть слова "существо" и "единосущие" исключить из веры, а вместо их поставить "подобие". Я вношу в свою историю и это изложение веры - не для того, чтобы оно было хорошо, а для того, чтобы им обличить скопище ариан; ибо нынешние нечестивцы не принимают уже и этого символа, но вместо подобия проповедуют неподобие.
Неправая вера, изложенная в Нике фракийской. "Веруем в единого и одного истинного Бога Отца Вседержителя, из которого все, и в единородного Сына Божия, который родился от Бога прежде всех веков и прежде всякого начала, и через которого произошло все, видимое и невидимое - веруем, что единородный родился один от одного Отца, Бог от Бога, подобный родившему Его Отцу, по писаниям, что рождение Его не знает никто, кроме одного родившего Его Отца. Знаем, что сей единородный Сын Божий, быв послан Отцом, сошел с небес, как написано, для уничтожения греха и смерти, и родился по плоти от Духа Святого и Девы Марии, по писаниям - обращался с учениками и, по исполнении всего домостроительства согласно с волею Отца, пригвожден был ко кресту, умер, погребен, сходил в преисподнюю, где сам ад вострепетал от Него, воскрес из мертвых в третий день и обращался с учениками в продолжение сорока дней, а потом взят на небеса и сидит одесную Отца, в последний же день воскресения приидет со славою Отчею воздать каждому по делам его. И в Духа Святого, которого сам единородный Сын Божий Иисус Христос, Бог и Господь, обещал послать роду человеческому, - послать, как написано, Утешителя, Духа истины, которого и послал, восшедши на небеса и седши одесную Отца, откуда и приидет судить живых и мертвых. Слово же "существо", внесенное отцами по простоте, непонятное для народа и возбудившее соблазн, собор заблагорассудил исключить, так как оно не встречается в Священном писании, - и положить вперед вовсе не употреблять слова "существо", тем более, что и Священное писание нигде не упоминает о существе Отца и Сына. Говоря о лице Отца, Сына и Святого Духа, не должно также именовать одну ипостась: мы называем Сына подобным Отцу, как говорит и учит само Священное писание. Все же ереси, какие и прежде были осуждены, и вновь появились, как скоро они противны этой изложенной нами вере, да будут анафема". Такой-то символ подписали епископы, побеждаемые - одни страхом, другие - обольщением; а не согласившиеся подписать его были рассеяны по границам империи.

Глава 22

Собор, бывший в Нике фракийской, и изложение веры, им написанное

Что все поборники истины, и особенно епископы западные, Действительно осуждали это изложение веры, о том свидетельствует послание их к иллирийцам. Между писателями его первенствовал Дамас[10], получивший предстоятельство в римской церкви после Либерия и украшавшийся многочисленными видами добродетели. Вместе с ним в написании этого послания участвовали девяносто епископов, собравшихся в Рим из Италии и Галатии, называемой ныне Галлиею. Я перечислил бы здесь и имена их, если бы не находил этого излишним. Писали же они следующее: "Епископы, собравшиеся на святой собор римский, Дамас, Валериан и прочие, возлюбленным братьям епископам иллирийским желаем о Боге здравия. Мы надеемся, что вы держите святую, на учении Апостолов утвержденную нашу веру и, как священнослужители Божий, которым надлежит учить и других, преподаете ее народу, нисколько не отступая от определений отеческих. Между тем, однако ж, по донесениям братьев наших из Галлии и Венеции, мы знаем, что некоторые вводят ересь. Этого зла не только должны беречься епископы сами, но и противостоять чьему бы то ни было разногласящему учению, чтобы кто-либо по неопытности или простоте не принял этих ложных толкований, думая о том, как бы не преткнуться, но когда доходят до слуха различные мнения, ближе держаться отеческого образа мыслей. Уже написано, что за это особенно осужден и Авксентий Медиоланский. Итак, надобно, чтобы в римском мире все учителя Закона хранили единомыслие и не оскверняли своей веры разногласящими учениями, ибо едва только нечестие еретиков начало усиливаться, подобно тому как ныне особенно прокрадывается арианское богохульство, - отцы наши в числе трехсот восемнадцати епископов, равно как и избранные от римской церкви, сделав в Никее исследование спорного предмета, воздвигли эту твердыню в защиту от диавольского учения и таким противоядием из вершили смертельный яд ереси, то есть положили, что в Отца и Сына должно веровать как в единую силу и единое Божество и что ту же ипостась и существо имеет и Дух Святой, а всякого, мыслящего иначе, признали чуждым нашего общения. Но потом это спасительное определение и досточтимое исследование некоторые задумали разрушить и осквернить другими исследованиями. Однако ж, и из этих самых иные, сначала принужденные вводить новости и пересматривать то определение в Аримине, так исправили дело, что признали себя обманутыми каким-то сторонним рассуждением, вовсе не думая противиться мнению, принятому отцами никейскими; ибо между членами Ариминского собора во время его открытия никто не мог поддерживать какой-либо предрассудок, - ни римский епископ, которого мнение надлежало принять прежде всех, ни Викентий, который столько лет неукоризненно хранил епископство, ни другие согласившиеся с их определениями, - особенно когда представим, что и те самые, которые, как сказано, по-видимому, увлеклись хитростию, пришедши к лучшей мысли, засвидетельствовали, что то прежнее мнение им не нравится. Итак, да усмотрит ваша непорочность, что надобно с постоянной твердостию держать одну ту веру, которая основана в Никее на авторитете апостолов. Этою самою верою вместе с нами хвалятся и восточные, если они признают себя христианами кафолической церкви, и западные. Веруем, что мыслящие иначе за такую решимость скоро будут отлучены от общения с нами и лишены имени епископов, чтобы их миряне, освободившись от рассеиваемого ими обмана, могли отдохнуть, ибо, находясь в заблуждении, они не будут иметь никакой возможности исправить его в других. Итак, с мыслями всех иереев Божиих да придет в согласие и образ мыслей вашей чести, в котором вы, как мы веруем, пребудете твердыми и непоколебимыми. А что мы с вами должны право веровать, - докажите это обратною грамотой вашей любви. Будьте здоровы, честнейшие братья".

Глава 23

Послание александрийского епископа Афанасия о том же соборе

Равным образом и Афанасий Великий в послании к Афрам об Ариминском соборе писал следующее: "Если все это было так, то кто примет слова людей, противопоставляющих собор ариминский, или какой другой, собору Никейскому? Или кто не возненавидит отвергающих постановления отцов, и предпочитающих постановления новейшие, утвержденные любопрением и насилием в Аримине? Кому захочется сойтись с людьми, не принимающими и своих определений? Более, чем на десяти своих соборах, как мы выше сказали, утверждая каждый раз все иное и иное, они сами явно осуждают каждый свой собор и подвергаются тому же самому, что потерпели некогда предатели - Иудеи. Как те, пишет пророк Иеремия (гл. 2, ст. 23), оставив единственный источник воды живой, "ископаша себе кладенцы сокрушенные, иже не возмогут воды содержати", так и они, восстав против собора вселенского, ископали себе множество соборов суетных, которые оказались у них "рукоятьми, не имущими силы" (Осии, 8, 7). Итак, не потерпим, чтобы Ариминский, или другой так называемый собор противупоставляем был Никейскому, ибо ссылающиеся на собор Ариминский, кажется, сами не знают, что на нем происходило. В противном случае они молчали бы. Но вы знаете, возлюбленные, по донесениям тех между вами, которые с вашей же стороны ездили в Аримин, - вы знаете, что Урзакий, Валент, Евдоксий, Авксентий, и вместе с ними Демофил, были низложены на нем за то, что хотели утвердить противное определениям никейским, и когда просили их анафематствовать арианскую ересь, отказались от этого и решились быть ее защитниками. Напротив, епископы, истинно верные рабы Господа и правоверующие, которых было около двухсот, определили, что они довольствуются одною верою никейскою и ни больше, ни меньше, сравнительно с нею, ничего не хотят ни изыскивать, ни принимать. Это же самое объявили они и Констанцию, по воле которого собор назначен был. Однако ж, низложенные в Аримине еретики, пришедши к Констанцию, успели возбудить его к оскорблению отцов собора и грозили им, что, осудив их, одни не возвратятся уже в свои епархии, и в ту же самую зиму насилиями принудили их во Фракии дать согласие на свои нововведения. Итак, кто станет ссылаться на Ариминский собор, тому пусть укажут сперва на низложение упомянутых лиц и на послание епископов, говоривших, что после исповедания, изложенного отцами в Никее, исследовать более нечего и что иного собора, кроме сего, признавать не должно. Это-то они скрывают, а выставляют только то, что произошло во Фракии через их насилие. Из этого видно, что они - приверженцы арианства, чуждые веры истинной. Желая сравнить между собою тот великий собор и соборы арианские, всякий нашел бы там богочтимость, а здесь безумие, ибо собравшиеся в Никее, и не быв низложены, исповедали, что Сын единосущен Отцу, а эти, быв уже низложены раза два, и в третий раз на самом Ариминском соборе, дерзнули постановлять, будто бы не должно говорить, что Бог имеет существо, или "ипостась". Столько-то ухищрений и такие-то козни против догматов истины придумывали на Западе приверженцы Ария.

Глава 24

О злоухищрениях антиохийского епископа Леонтия,
и о дерзновении Флавиана и Диодора

В Антиохии после преемника Флакиллова Стефана, который изгнан был из церкви, предстоятельство получил Леонтий, и получил против правил Никейского собора, ибо был скопец, оскопивший сам себя. Блаженный Афанасий рассказывает и о причине этого необдуманного его поступка. О Леонтии распускали молву, будто он имеет связь с одною молодою женщиною, по имени Евстолия, и ему запрещено было держать ее в своем доме. Поэтому, чтобы иметь возможность без опасения обращаться с нею, он оскопил сам себя, через что, однако ж, не устранился от подозрения и, находясь уже в сане пресвитера, был низложен. По связи с этим, Афанасий Великий писал также об остальной его жизни, и я коротко расскажу о его злонравии и коварстве. Будучи заражен арианскою ересью, он старался скрывать свою болезнь. Видя, что духовенство и прочий народ делятся надвое, что одни в славословии перед словом "Сын" произносят союз, а другие перед тем же словом употребляют предлог "во", он произносил славословие шепотом, так что стоявшие и подле него могли слышать только слова: во веки веков. Впрочем, если бы лукавство его души не обнаруживало чего другого, можно бы еще сказать, что он придумал такую хитрость, заботясь о поддержании единомыслия в народе. Но так как им вымышляемо было множество жестокостей против исповедников истины, а люди, причастные нечестию, удостаивались всевозможного его попечения, то явно было, что он скрывал свою заразу, только боясь народа и Констанция, который сильно грозил дерзающим называть Сына неподобным. Итак, образ его мыслей обнаруживался его делами: кто следовал догматам апостольским, тот нисколько не пользовался его попечением и не удостаивался рукоположения; а последователи ариева безумия имели перед ним самое великое дерзновение и возводимы были по степеням священнослужения. В то время он причислил к сонму диаконов Евномиева учителя Аэция, который богохульство Ария увеличил новыми изобретениями. По сему случаю Флавиан и Диодор, мужи, избравшие аскетический род жизни и бывшие открытыми поборниками апостольского учения, прямо обличили Леонтия в нечестивых его замыслах, сказав, что человека, воспитанного в началах нечестия и своим нечестием думающего стяжать себе славу, он удостоил имени диакона ко вреду церкви, и грозили отстать от церковного с ним общения, отправиться на Запад и объявить о сокровенных его действиях. Убоявшись этого, Леонтий запретил Аэцию священнодействовать, однако ж, всячески покровительствовал ему. Между тем те два достодивные мужа, Флавиан[11] и Диодор, не получив должностей священнослужения и находясь в числе мирян, днем и ночью возбуждали всех к ревности по благочестию. Они первые стали делить поющих на два хора и научили петь Давидовы псалмы попеременно - то одним, то другим хором. Этот обычай сперва принят был в Антиохии, а потом распространился повсюду и сделался общим во всех пределах вселенной. Людей, любивших заниматься делами божественными, они собирали к гробам мучеников и проводили с ними в бдении всю ночь, восхваляя Бога. Видя это, Леонтий находил опасным запрещать им такие занятия, ибо заметил, что народ весьма расположен к тем превосходным мужам, но, говоря с ними кротко, он только просил их совершать свое богослужение в церквах. Они, хотя и очень хорошо понимали лукавство Леонтия, однако ж, повиновались его приказанию и, с великим усердием созывая своих соревнователей в церкви, по-прежнему возбуждали их воспевать всесвятого Господа. Что же касается до Леонтия, то ничто не могло расположить его к исправлению себя от лукавства. Прикрываясь личиною ласковости, он таил в себе бесстыжество Стефана и Флакита, людей, следовавших превратному учению, возводил на степени пресвитеров и диаконов, хотя бы они вели самую распутную жизнь, а державшихся учения апостольского не удостаивал этой чести, хотя бы они украшены были всеми родами добродетели. Поэтому клир составлялся большею частию из лиц, зараженных арианством, а народ особенно стоял за правые догматы, так что облеченные властию учительства не осмеливались обнаруживать богохульных своих мнений. Вообще Флакит, Стефан и Леонтий совершили в Антиохии столько нечестивых и беззаконных дел, что описание их по обширности предмета требует особенного сочинения, а по великости его напоминает одну печальную песнь авида, ибо и об этих людях надобно сказать: "яко се врази твои возшумеша, и ненавидящие тя воздвигоша главу. На люди твоя лукавноваша волею, и совещаша на святыя твоя, реша: приидите и потребим я от язык, и не помянется имя Израилево к тому" (Пс. 82, 4-5). Но будем продолжать свою историю.

Глава 25

О нововведении Евдоксия германикского
и о противодействии ему Василия анкирского и Евстафия севастийского

Город Германикия, лежащий на границе Каппадокии с Кили-киею и Сириею, принадлежит к так называемой евфратской епархии. Предстоятель германикской церкви Евдоксий, узнав о смерти Леонтия, немедленно отправился в Антиохию, захватил епископскую кафедру и начал, подобно дикому вепрю, опустошать этот вертоград Божий. Он уже не скрывал, подобно Леонтию, своего злонравия, но с открытым неистовством восставал против апостольского учения и осмеливавшихся противоречить себе поражал всевозможными бедствиями. В то время в Анкире, митрополии галатийской, кормило правления церковью держал преемник Маркелла, Василий, а в Севастии, главном городе Армении, правил Евстафий. Узнав о противозаконных делах и неистовстве Евдоксия, эти епископы письменно раскрыли его преступления царю Констанцию, который находился еще в западных частях империи и, истребив тиранов, исправлял там произведенные ими беспорядки. Они были любимы царем и, по своей достохвальной жизни, имели перед лицом его особенно великое дерзновение.

Глава 26

О соборе, предположенном в Никее,
но собравшемся после в Селевкии исаврийской

Узнав об этом, Констанций известил антиохийцев письменно, то не он дал Евдоксию предстоятельство в их церкви, как разглашал это сам Евдоксий, и потому приказывает изгнать сего епископа из города и подвергнуть дела его суду в Никее вифинcкой, где, по его повелению, имеет быть собор. Назначить местом для собора Никею убедил царских придворных чиновников сам Евдоксий. Но Промыслитель всяческих, ведая будущее, как бы уже прошедшее, необычайным землетрясением воспрепятствовал состояться этому собору. Землетрясение разрушило большую часть города и погубило большую часть жителей. Ехавшие сюда епископы, узнав о том, сильно испугались и возвратились в собственные епархии. В этом событии я вижу действие Божией премудрости, так как святые отцы в Никее изложили учение веры апостольской, а собиравшиеся теперь в тот же город имели намерение утвердить учение противное, и это приверженцам Ария могло представлять случай к обманыванию простых людей рождеством имени, то есть когда бы они стали называть никейским этот свой собор, выставляя его для простодушных вместо Никейского древнего, то Господь, пекущийся о церкви, и рассеял собрание их. Спустя немного времени, те же обвинители Евдоксия опять напомнили Констанцию о соборе, и царь повелел быть ему в Селевкии[12]. Этот город находится в Исаврии, лежит при море и почитается главным во всей провинции. Сюда-то приказано было собраться всем восточным епископам и в том числе епископам понтийского и азийского округов. В это время Кесариею, палестинскою митрополиею, управлял преемник Евсевия Акакий, тот самый, которого отлучил собор сардикский, но который, презрев столь великий сонм епископов, не покорился приговору. В Иерусалиме же, после Макария, о котором я много раз упоминал, был прежде предстоятелем Максим, муж, славившийся подвигами за благочестие, ибо у него был выколот правый глаз и подрезаны жилы правого колена. А когда он переселился в жизнь бессмертную, то благодать епископства принял усердный поборник апостольского учения Кирилл. Спор этих двух епископов о первенстве был причиною величайших зол для церкви. Акакий под каким-то ничтожным предлогом низложил Кирилла и изгнал его из Иерусалима. Кирилл отправился в Антиохию, но, нашедши этот город без пастыря, переехал в Таре и жил с дивным тогдашним епископом тарсской церкви Сильваном. Узнав о том, Акакий писал к Сильвану и уведомил его о низложении Кирилла, но Сильван, питая уважение к Кириллу и опасаясь народа, который с величайшею любовию внимал учению Кирилла, не возбранял ему служить в церкви. Равным образом когда епископы собрались в Селевкию, то и Кирилл также в их собрании занимал свое место, имея общение с Василием, Евстафием, Сильваном и прочими. Но Акакий, прибыв на собор, составившийся из ста пятидесяти епископов, объявил, что он тогда только примет участие в соборных совещаниях, когда удален будет из собора Кирилл, как лишенный сана архиерейского. Некоторые, заботясь о сохранении мира, просили Кирилла удалиться, обещая после рассуждения о догматах рассмотреть и его дело, но он не послушал этого. Тогда Акакий, отделившись от собора, соединился с Евдоксием, успокоил его от страха, в котором он находился, ободрил, обещался быть его защитником и помощником и, не дав ему ехать на собор, отправился вместе с ним в Константинополь.

Глава 27

О том, что случилось с православными епископами в Константинополе

Возвратившись с Запада, Констанций был в Константинополе. Во многом обвиняя перед царем Селевкийский собор, называя его сборищем негодных людей, соединившихся на погибель и поругание церкви, Акакий возбудил гнев в царе и не менее раздражил его также своею клеветою на Кирилла. Он клеветал, будто Кирилл продал ту священную златотканую ризу, которую всехвальный царь Константин, желая почтить иерусалимскую церковь, подарил архиерею того города Макарию, чтобы он облачался в нее для совершения службы в день таинственного крещения, и будто ту ризу купил какой-то театральный плясун и надел ее, но, прыгая в ней на театре, упал, расшибся и умер. Имея общение с такими-то людьми, берутся они (говорил Акакий о селевкийских епископах) рядить и судить других. При этом случае царедворцы убедили царя призвать к себе не целый собор, потому что боялись общего его голоса, а только десять главнейших епископов. В числе призванных были Евстафий армянский, Василий галатийский, Сильван тарский, Элевсий кизикский. Прибыв в Константинополь, они просили царя обличить богохульство и преступления Евдоксия, но он, действуя под влиянием противников их, сказал, что сперва надобно рассудить дела касательно веры, а потом уже исследовать и обвинения против Евдоксия. Василий, по прежней близости к царю, начал было говорить с дерзновением, напоминая, что он умышляет против апостольского учения, но Констанций сильно разгневался на то, и Василию, будто бы виновнику всего смятения в церкви, приказал замолчать. Между тем как Василий оканчивал свои слова, Евстафий сказал: если ты хочешь рассуждений о вере, Государь, то взгляни, на какое богохульство против Единородного дерзнул Евдоксий, - и с этими словами подал царю изложение веры, в котором ко многим другим выражениям нечестия присоединялось и следующее; "Неподобное по проявлению неподоб-но и по существу; един Бог-Отец, из него же вся - и един Господь Иисус Христос, им же вся (1 Кор. 8, 6): но из него же не подобно тому или не то значит, что им же; следовательно, Сын неподобен Богу-Отцу". Констанций приказал вслух прочитать это изложение и, сильно вознегодовав на содержавшееся в нем нечестие, спросил Евдоксия, он ли писал это? Евдоксий тотчас же отрекся и сказал, что это написано Аэцием, разумея того самого Аэция, которого некогда Леонтий, боясь обвинений со стороны Флакиана и Диодора, лишил диаконства и который потом жил у лукавого врага александрийской церкви, Георгия, и был его сотрудником в нечестивых поучениях и в злодейских предприятиях, теперь же вместе с Евномием находился у Евдоксия. Когда Леонтий умер и предстоятельство в антиохийской церкви захватил Евдоксий, тогда он возвратился из Египта и привел с собою Евномия. Заметив, что Евдоксий держится одного с ним образа мыслей и что, кроме нечестия, любит также сибаритскую негу, он нашел, что в Антиохии жить лучше, чем где-либо, и вместе с Евномием, будто пригвоздившись к мягким постелям Евдоксия, подражал жизни празднолюбцев - бродил сегодня к одному, завтра к другому, чтобы наполнить свое чрево. Услышав ответ Евдоксия, царь приказал позвать Аэция и, когда тот вошел, показал ему помянутое изложение и спросил, не он ли писатель этого сочинения? Аэций, вовсе не зная, что сейчас происходило, и не поняв тона, в каком дан был вопрос, а между тем надеясь за свое исповедание получить похвалу, сказал, что действительно он произвел это. Ясно увидев, что за нечестивец этот человек, царь немедленно осудил его на изгнание и приказал отправить в какую-то фригийскую деревню. Аэция вытолкали из дворца, и он таким образом за богохульство приобрел себе одно бесчестие. Евстафий стал говорить, то и Евдоксий разделяет убеждения Аэция, что Аэций живет у него, вместе с ним обедает и в угождение ему составил богохульное вое изложение. Да и то - явный признак Евдоксиева в этом изложении участия, продолжал Евстафий, что не кто другой, а Евдоксий сказал, что оно изложено Аэцием. Судьи обязаны произносить приговор не по догадкам, заметил при этом царь, а по строгому исследованию самого дела. Так пусть же Евдоксий произнесет анафему на сочинения Аэция, сказал Евстафий, и тем убедит всех нас, что он не одних с ним мыслей. Царь охотно согласился на это предложение и приказал быть посему, но Евдоксий уклонялся и употреблял различные уловки, чтобы избавиться от вызова. Однако ж, когда царь разгневался и начал грозить ему ссылкою вместе с Аэцием, как сообщнику в нечестивом его мудровании, он отказался от собственного учения, которого и в то время и после был постоянно представителем, впрочем, потребовал и с своей стороны, чтобы действовавшие заодно с Евстафием анафематствовали также не находящееся в Писании прибавочное слово "единосущный". Но в таком случае надобно, возразил Сильван, отменить равным образом и исключить из соборных определений выражения: из не сущего, творение и иносущие, как не находящиеся в Писании и не встречающиеся ни у Пророков, ни у Апостолов. Это подтвердил и царь и приказал те выражения анафематствовать. Евдоксиане сначала стали было противоречить, но потом, заметив, что царь гневается, хотя с неудовольствием, произнесли, однако ж, отмену того, что предолжил им Сильван, и после сего тем настойчивее стали требовать анафематствования слова "единосущный". Но Сильван тогда сказал им и царю, что как скоро Бог Слово не есть ни изнесущное, ни сотворенное, ни иносущное бытие, то последовательно и истинное будет исповедывать Его единосущным родившему Отцу, - Богом из Бога, Светом из Света, имеющим одно естество с Родителем. Сколь ни сильно и справедливо сказал он это, но не убедил никого из присутствовавших: сообщники Акакия и Евдоксия подняли великий шум. Разгневался также и царь и грозил изгнать (православных) из церквей. Сильван, Элевсий и другие с ними говорили при этом царю, что он имеет право наказывать, а они - быть благочестивыми или нечестивыми, и никогда не предадут учения отеческого. Но Констанций, вместо того чтобы удивляться их мудрости, мужеству и дерзновению в защищении апостольских догматов, изгнал их из церквей и приказал на места их поставить других. Тогда Евдоксий тирански захатил кафедру константинопольской Церкви, а Евномий занял место изгнанного из Кизики Элевсия. Между тем царь повелел письменно низложить Аэция и сообщники его нечестия должны были осудить своего единомышленника. Они даже писали об этом александрийскому предстоятелю Георгию. Чтобы показать низость их, по которой им было все равно - нападать на единомышленников своих и противников, это послание я внесу в свою историю.

Глава 28

Соборное послание против Аэция

Копия с послания к Георгию, написанного всем собором, - против беззаконного богохульства диакона его Аэция.
"Святой собор, составившийся в Константинополе, честнейшему господину, александрийскому епископу Георгию, желает здравия.
Производя соборный суд над Аэцием по поводу беззаконных и преисполненных соблазна его сочинений, епископы, согласно с церковными правилами, определили лишить его диаконского сана и отлучить от церкви. За этим же в нашем определении следовало еще увещание, чтобы беззаконные его письма отнюдь не читались, но были отвергаемы, как бесполезные и негодные. Сверх того мы прибавили, что, если он будет упорствовать в своих мнениях, то должен быть подвергнут анафеме со всеми его единомышленниками. После сего естественно было ожидать, что все собравшиеся на соборе епископы возгнушаются этим виновником соблазнов, смятений, расколов, шума на весь мир, взаимных споров между церквами и единодушно примут состоявшееся касательно его решение. Но несмотря на наши просьбы и сверх всякого нашего чаяния, Серра, Стефан, Илиодор, Феофил и их сообщники не согласились с нашим мнением и не захотели подписать произнесенных нами определений, хотя Серра сам же обвинял упомянутого Аэция в каком-то другом, свойственном только безумному, хвастовстве. Он доносил, что Аэций с наглою и настойчивою дерзостию утверждал, будто Бог открыл ему то, что скрывал от времен апостольских и доселе. Но и после таких бессмысленных и хвастливых речей Аэция, засвидетельствованных самим Серрою, нельзя было ни вразумить, ни упросить поименованных судей согласиться с произнесенным нами Аэцию приговором. Долго и с великим терпением отлагали мы суд над ними, желая то негодованием, то просьбами, то честию, то вразумлением привлечь их и согласить во мнении со всем собором. Упорно ждали мы, не послушают ли, не уступят ли. Но так как долговременным своим терпением мы не могли склонить их к принятию определений касательно упомянутого человека, то, Церковные правила считая гораздо дороже их дружбы, положили отлучить их от общения и дать им целых шесть месяцев сроку для исправления, покаяния, и возжелания прийти к единению и согласию с Собором. Если в течение данного срока они исправятся, изберут единомыслие с своими братиями и согласятся на приговор касательно Аэция, то по нашему определению, будут приняты церковью и воспользуются снова принадлежащим себе значением на соборах и нашею любовью, а когда станут нераскаянно упорствовать и дружбу человеческую предпочитать цер-ковным правилам и согласию с нами, то, определили мы, считать их чуждыми епископского сана. Но пока они будут ожидать низложения, необходимо на их места поставить других епископов, чтобы законная церковь, подчиненная должному порядку, имела согласие сама с собою и принадлежала к союзу любви, который взаимно сохраняют все епископы, говоря всегда одно, утверждая одно общее мнение и одну общую мысль. Мы отправляем твоему благоразумию это послание, чтобы ты знал о наших соборных определениях, и усердно просим тебя соблюдать их и вверенными тебе церквами, при содействии благодати Христовой, управлять мирно и законно".

Глава 29

Повод к отделению евномиан от ариан

Евномий в своих сочинениях превозносил Аэция, называл его человеком Божиим и осыпал многоразличными похвалами; но в то же время он дружелюбно жил и с лицами, которые осудили его, так как принял от них епископское рукоположение. Евдоксий, Акакий и их сообщники, одобрив составленное в Нике фракийской вероопределение, о котором мы упомянули выше, рукоположили на место Василия и Элевсия других епископов в их церкви. Упоминать о них я нахожу излишним, - расскажу только об Евномий. Когда Евномий, еще при жизни Элевсия, принимал в управление кизикскую церковь, Евдоксий, зная здравомыслие в вере кизикской паствы и видя, как негодует царь на тех, которые единородного Сына Божия называют сотворенным, убеждал Евномия скрывать свой образ мыслей и не высказывать его людям, ищущим случая к обвинению. Придет время, говорил он, будем проповедовать во всеуслышание, что теперь скрываем, научим невежд, а кто станет спорить, того либо убедим, либо принудим, либо накажем. Согласившись с такими советами, Евномий преподавал свое нечестие чрезвычайно прикровенно, но люди, напитанные Священным писанием, заметили скрывавшуюся в его речах ложь и, хотя негодовали на это, однако ж противоречить открыто считали делом более смелым, нежели благоразумным. Поэтому, надев личину еретического зломыслия, они пришли к Евномию в дом и умоляли его явно изложить им истину догмата, не смотреть на них как на людей, колеблющихся туда и сюда между различными учениями. Евномий смело открыл им тайные свои мысли. Да это было бы неправое и безбожное дело, сказали они ему тогда, если бы такой истины ты не сообщил всем своим подчиненным! Быв обольщен сими и подобными им речами, Евномий свое богохульство стал явно раскрывать в церковных беседах. После сего те люди, возбуждая души свои ревностию, отправились в Константинополь и сначала на Евномия подали донос Евдоксию. Когда же последний не принял их обвинения, обратились к царю и жаловались ему на новую язву, говоря, что учение Евномиево гораздо нечестивее богохульства Ариева. Разгневанный этим царь повелел Евдоксию призвать к себе Евномия, обличить его и лишить священного сана. Но Евдоксий, несмотря на беспрестанные понуждения со стороны обвинителей, продолжал уклоняться от этого дела. Тогда они снова явились к царю с жалобами и воплями, что Евдоксий не исполняет его повеления и небрежет о столь великом городе, оглашаемом богохульствами Евномия. После сего Констанций грозил ссылкою самому Евдоксию, если он не вызовет к себе на суд Евномия, не обличит его в возносимых на него преступлениях и не накажет, Страшась этой угрозы, Евдоксий посланием уведомил Евномия, чтобы он бежал из Кизики и жаловался сам на себя, не послушавшись его совета. Боясь беды, Евномий оставил Кизику, но, досадуя на свое бесчестие, обвинял Евдоксия в предательстве, говорил, что Евдоксий жестоко обидел и Аэция, и его. С того времени он основал особенное свое братство, потому что знавшие о согласии его учения с учением Евдоксия отступили от последнего как от предателя, и, присоединившись к первому, называются его именем даже доныне. Сделавшись таким образом ересеначалъником, Евномий увеличил богохульство Ария новыми прибавлениями нечестия. Что отдельную свою секту учредил он только по страсти любочестия, это явно из самого дела: потому что, когда Аэций был осужден и отлучен от церкви, Евномий не сходился с ним, хотя и называл его своим учителем и Божиим человеком, но оставался в соединении с Евдоксием, а когда сам подвергся наказанию за нечестие, то, не покорившись определению собора, стал рукополагать епископов и пресвитеров, хотя был лишен уже епископского сана. Вот что происходило в Константинополе.

Глава 30

Об осаде города Низибы и об апостольской жизни епископа Иакова

Когда персидский царь Сапор начал войну с римлянами, Констанций отправился для собрания войска в Антиохию, однако ж, Не войско римское прогнало врагов, а победил их чтимый римлянами Бог. Я расскажу, как произошла эта победа. Низиба, которую иные называют Антиохией Мингидонскою, лежит на границе римских владений с персидскими. Епископом, блюстителем и воеводою этого города был Иаков, о котором я упоминал и прежде, муж, сиявший лучами апостольской благодати. Описав достодивные и всехвальные его чудотворения в "Боголюбце, или Истории благочестивой жизни", я считаю излишним и не необходимым перечислять их снова, но по связи с настоящим повествованием расскажу только об одном. Персидское войско осадило управляемый Иаковом и подвластный римскому государству город, но, простояв под ним семьдесят дней, придвинув к стене множество осадных машин, обставив ее многими другими орудиями, устроив валы и рвы, персы никак не могли взять города. Наконец, запрудив в некотором расстоянии выше его течение протекающей через него реки Мингидона, возвысив с обеих сторон ее берега и сделав их необыкновенно высокими, чтобы удержать ее от разлития, они вдруг, когда накопилось уже множество воды и она стала даже переливаться через насыпь берега, пустили ее, как машину, против стены. Стена не вынесла чрезвычайного напора воды, покачнулась и упала. Той же участи подверглась и другая часть крепости, где Мингидон выходил из города, - и она также не устояла перед стремительностью реки. Видя это, Сапор надеялся уже взять крепость без сражения и на один день успокоился, чтобы между тем и грязь высохла, и река сделалась переходимою. Но, в следующий день приступив к городу со всем войском и надеясь вторгнуться в него через разрушенные части стены, он видит, что стена с обеих сторон восстановлена и труд его остался бесполезным. Этот божественный муж, укрепив своею молитвою и воинов, и других жителей города, возобновил ограду и, поставив на ней машины, прогнал осаждающих, и все это совершил не всходя на стену, но умоляя Бога внутри святого храма. Впрочем Сапор поражен был не одним скорым восстановлением стены; его ужаснуло также и другое видение: он видел на стене кого-то, облеченного в царскую одежду, сиявшего блеском порфиры и диадемы. Предположив что это был римский государь, он грозил смертию подданным, которые доносили ему, что царя нет в Низибе. Когда же те твердо стали за истину своих слов и уверили его,, что Констанций находится еще в Антиохии, тогда он понял значение видения и сказал, что римлянам поборает Бог, и в досаде бедняк пустил к небу стрелу. Знал он, конечно, что ею нельзя поразить Бестелесного, но не мог вынести вспышки бешеного своего негодования. В то время знаменитейший сирийский писатель, дивный Ефрем, умолил святого Иакова взойти на стену посмотреть на варваров и пустить в них стрелы молитвы. Уступив этой просьбе, божественный муж взошел на одну башню и, увидев бесчисленное множество врагов, не вымаливал против них ничего, кроме скнипов и комаров, чтобы через этих малых насекомых они познали силу Владыки их бытия. По молитве Иакова скнипы и комары явились тучами и набились в трубообразные по природе хоботы слонов, в уши и ноздри лошадей и других вьючных животных, которые, не имея сил вынести нападение этих насекомых, освобождались от поводьев, сбрасывали всадников, смешивали ряды и, оставив лагерь, бросились изо всех сил бежать. Таким образом этот троекратно жалкий царь, из столь малого и человеколюбивого наказания познав силу хранителя благочестивых, Бога, отправился назад и долговременною осадою выработал себе не победу, а стыд[13].

[1] Узурпатор Магненций был побежден Констанцием в битве при Мурсе.

[2] На Миланском соборе 355 г. западные епископы были подчинены воле императора. Возразить ему осмелились лишь 7 человек, которые были осуждены и сосланы.

[3] Либерий, еп. римский (352-366 г.)

[4] Имеются ввиду отцы Сердикийского собора.

[5] Феликс II, антипапа (355 г.)

[6] На самом деле, когда папой стал Феликс, Либерии поддался на уговоры, осудил Афанасия, подписал компромиссный символ веры приближенный к арианскому варианту, и только после этого был возвращен в Рим.

[7] Ариминский собор состоялся в сентябре 359 г.

[8] Авторы послания заведомо лгут, так как Константина крестил Евсевий Кесарийский, не бывший сторонником никейской партии.

[9] Cобор в Нике фракийской состоялся в конце декабря 359 г. Приводимый ниже символ веры был принят 1 января 360 г. Эта формула должна была заменить Никейский символ. В ее основу положена так называемая 4-я формула собора в Сирмиуме.

[10] Дамасий I, еп. римский (366-384 г.). Избранию этого "украшенного многочисленными видами добротели" папы сопутствовала кровавая резня, в которой погибло около 160 человек. В его понтификат в Риме было сооружено множество часовен в память о мучениках, обновлены катакомбы. С этого времени началось и паломничество в Рим к могилам святых. По поручению этого папы бл. Иероним осуществил перевод Библии на латинский язык (Вульгата).

[11] Флавиан стал впоследствии епископом Антиохии. См. IV. 25.

[12] Селевкийский собор проходил параллельно с Ариминским. Он открылся 26 сентября 359 г. Присутствовавший на нем Акакий, еп. кесарийский, с 33 единомышленниками хотел, отвергнув Никейский символ веры, написать новый. Но другие епископы во главе с Георгием лаодикийским утвердили Никейский символ, опустив при этом слово "единосущный".

[13] Феодорит допускает ряд анахронизмов. Он смешивает первую, вторую и третью осады Низибы (337, 350 и 359 гг.), описывая события второй осады, которая произошла на 9 лет раньше Ариминского и Селевкийского соборов, о которых шла речь в предыдущих главах. Кроме того, еп. Иоанн мог присутствовать на стенах города только во время первой осады, так как ко второй он уже умер, и тамошним епископом был Вологез.