Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Хэйам Маккоби

РЕВОЛЮЦИЯ В ИУДЕЕ: ИИСУС И ЕВРЕЙСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

См. библиографию.

Маккоби Х. Революция в Иудее: Иисус и еврейское сопротивление / Пер. с англ. - М.: Гешарим; Мосты культуры, 2006. - 317 с.  (Maccoby, Hyam, Revolution in Judaea - Jesus & the Jewish Resistance, Ocean books, 1973)

Отрывки из журнала "Знание - сила" (znanie-sila.ru), №№91, 124, 125

Введение

Когда пытаешься понять Евангелия, позиция еврея дает некоторые преимущества, особенно для того, кто был воспитан в тесном общении с еврейской литургией, церемониями еврейского религиозного года, раввинской литературой и с общими еврейскими взглядами на мораль и культуру. Многие аспекты Евангелий, требующие для нееврея научного выяснения, для такого еврея столь же привычны, как воздух, которым он дышит.

Когда Иисус пил вино и преломлял хлеб на Тайной Вечере, он делал то, что приверженец иудаизма делает всякий раз, как совершает церемонию киддуша перед праздничной или субботней трапезой. Когда Иисус начал свою молитву словами "Отче наш, иже еси на небеси...", он следовал образцу фарисейских молитв, которые по сей день образуют часть еврейского ежедневного молитвенника.

Но в то же время еврей, читающий Евангелия, немедленно замечает вещи, не производящие впечатления достоверных, например рассказ о том, будто фарисеи хотели убить Иисуса за то, что он исцелял в субботу. Фарисеи никогда не включали врачевание в свой список дел, запрещенных по субботам, а методы врачевания, применявшиеся Иисусом, не включали никаких действий запрещенных. Нет поэтому никакой вероятности, что они стали бы порицать, даже мягко, субботние исцеления Иисуса. Более того, картина кровожадных и готовых к убийству фарисеев, рисуемая в Евангелиях, противоречит всему, что о фарисеях известно из Иосифа Флавия, из их собственных писаний и из иудаизма, существующего по сей день и созданного ими.

Таким образом, мы видим в Евангелиях противоречие между отрывками, производящими достоверное впечатление, и отрывками, которые впечатления достоверности не производят. Для еврея, изучающего Евангелия, это противоречие очевидно, и он хочет узнать, как же оно возникло. И проблема разрастается, когда он рассматривает религию, основанную на Евангелиях, то есть само христианство с его странной смесью еврейских, нееврейских и антиеврейских элементов.

Как могло случиться, что религия, столь полная заимствованиями из иудаизма, на протяжении большей части своей истории рассматривала евреев в качестве парий и отверженных? В цивилизации, основанной на еврейском Писании, цивилизации, чьи языки пронизаны еврейскими оборотами, к евреям относились с необычайной ненавистью, кульминацией которой явилось истребление шести миллионов европейских евреев в годы второй мировой войны.


Проблема Вараввы

Эпизод с Вараввой служит отличным введением в круг проблем, которые ставит Евангелие. В этом эпизоде все действующие лица сведены вместе, как в ключевой массовой сцене пьесы. Римляне представлены Пилатом - явление редкое, так как в целом римляне в Евангелиях удивительно незаметны. Представлены и все группы евреев: первосвященник со своей саддукейской свитой, фарисеи, революционные зелоты, иродиане и еврейская толпа. Все они обрисованы как объединенные в ненависти к Иисусу. Если бы мы смогли действительно понять эпизод с Вараввой, мы смогли бы понять и Евангелия в целом, ибо этот эпизод содержит в миниатюре не только элементы, из которых составлено повествование Евангелий, но и их отношение к жизни и смерти Иисуса.

Напомним фабулу, составленную из контаминации сведений всех четырех Евангелий. Иисус схвачен и передан в руки Пилата. В той же тюрьме, где заключен Иисус, есть другой пленник, по имени Варавва, мятежник или разбойник. Время действия - пасхальное празднество, и в это время еврейская толпа Иерусалима имеет право просить освобождения одного заключенного. На Пилата, римского губернатора, личность Иисуса произвела благоприятное впечатление. Пилат также убежден в невиновности Иисуса по выдвинутым против него обвинеыиям. Толпа начинает кричать, требуя выполнения обычая, освобождения одного заключенного. Пилат пользуется случаем и предлагает освободить Иисуса, "Царя Иудейского". Но еврейские священники снуют среди толпы, убеждая людей не соглашаться на это предложение. Толпа поддается увещеваниям священников и отказывается от предложения Пилата освободить Иисуса. Вместо этого громким криком требуют освободить Варавву, человека насилия. Пилат с горечью сознает, что ему придется уступить этому требованию, и спрашивает, что ему сделать с Иисусом. "Распни его! Распни его!" - кричит толпа. Пилат в ужасе от этого кровожадного требования, отказать в котором тоже не может. Однако он хочет снять с себя вину в этом деле. Для этого он в знак своей невиновности публично умывает руки. Еврейская толпа же настаивает на своей ответственности, призывая проклятие на собственные головы и на головы своих детей. В результате Варавву отпускают, а Иисуса уводят для распятия.

Немедленно возникают некоторые вопросы. Почему, собственно говоря, Пилату пришлось распять Иисуса? Если у евреев было право освободить выбранного ими заключенного, то это вовсе не давало им права диктовать губернатору, какой каре он должен подвергнуть других заключенных, которых не освобождали. Одно из Евангелий - от Иоанна - дает ответ на этот вопрос: евреи шантажировали Пилата, грозя донести на него цезарю, если он не казнит Иисуса, ибо "всякий, делающий себя царем, противник кесарю" Но почему об этом надо было напоминать Пилату? И почему об этом напоминали евреи, не слишком-то а славившиеся своей покорностью власти Рима? Почему Пилат, римский губернатор, забывает тот факт, что претензии быть "Царем Иудейским" равносильны мятежу против Рима? А он настолько забывает это, что фактически признает Иисуса царем, представляя его народу со словами: "Се Царь ваш!" и вопрошая толпу: "Хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?"

Вопросы эти уже достаточно озадачивают, но если мы обратимся к событиям, приведшим к инциденту с Вараввой, возникают еще более головоломные вопросы. Всего несколькими днями раньше Иисус вступил в Иерусалим, приветствуемый бурными восторгами народа. Это называют его триумфальным въездом, и оно описано во всех Евангелиях как событие всенародного значения. Народ приветствовал его как сына Давида и также как пророка. Когда Иисус ехал на молодом осле, толпа приветствовала его с энтузиазмом, размахивая пальмовыми ветвями и устилая его путь своими плащами. Затем последовало "очищение храма". Иисус вошел в храм и, не обращая внимания на храмовую стражу, опрокинул столы менял и торговцев и изгнал их с храмовой территории бичом. Евангелия говорят, что он смог это сделать, потому что власти перепугались, видя сильную народную поддержку Иисуса. "Побоялись народа, считавшего Иисуса пророком" (Матфей) .

Триумфальный въезд Иисуса был, согласно рассказу Евангелий, в воскресенье. В четверг вечером он был арестован. В пятницу он был мертв. И эпизод с Вараввой описывает, как последнее слово было за еврейскими массами, за иерусалимской толпой. Они с жаром требовали смерти Иисуса и настаивали, чтобы его казнили одной из самых жестоких казней, какие известны людям.

Ключевой вопрос, возникающий при рассмотрении всей этой истории с Вараввой, таков: почему толпа, приветствовавшая Иисуса как героя в воскресенье, вопит, требуя его крови в пятницу? Наиболее часто даваемое объяснение гласит, что толпа разочаровалась в Иисусе. Она лелеяла большие надежды, что он - обещанный мессия, который победит римлян, восстановит еврейскую независимость. Вместо этого он был легко побежден и принял свое поражение и арест с пассивной кротостью и молчанием. Что же до Вараввы, то он был человеком насилия. Он тоже был подавлен силой и схвачен, но, несомненно, проявил доблесть в отчаянном сопротивлении, что сделало его любимцем толпы. В результате с непостоянством толпы она перенесла свою верность на Варавву. Ее прежняя восторженная любовь к Иисусу обратилась в ненависть и презрение, и в этом умонастроении она легко дала первосвященникам и старейшинам уговорить себя требовать смерти Иисуса.

Нет сомнения в том, что евангельский рассказ старается создать именно такое впечатление. Бездуховная толпа не понимает, что Иисус - не тот мессия грубого успеха, которого она ожидала. Его царство не от мира сего, он Сын Божий, который должен претерпеть поражение и смерть, дабы искупить грехи человечества. Выбор Вараввы был выбором этого мира и отвержением царства духа.

Однако же трудности объяснения смены толпой позиции остаются. Иисус вступил в Иерусалим в Вербное Воскресенье как монарх и безоговорочно принял такие приветствия, какие предназначаются лишь претендентам на трон. Его действия по изгнанию менял из храма явно не были проявлением пацифизма или принципиального неприятия насильственных действий. Он раздал мечи своим ученикам (Лука, XXII, 38), и во время его ареста было некоторое сопротивление.

Еврейское простонародье не имело оснований полагать, что Иисус пацифист. Его намерение претерпеть распятие без борьбы он сообщил только своим ближайшим соратникам, да и те не слишком-то поверили в это. Толпа, знавшая о чудесных исцелениях Иисуса, не стала бы отчаиваться из-за одного его ареста. Она бы стала ждать, уповая на то, что он совершит какое-нибудь чудо, например, обрушит стены своей тюрьмы. Такое чудо органично входило бы в ее представление о мессии. То, что Иисус пренебрег поддержкой регулярного войска, что он не отвечал на большинство обвинений в его адрес, означало бы, что он спокойно полагается на поддержку сверхъестественную, которую наверняка призвал бы, когда время настанет. И когда выступил римский губернатор, на которого Иисус явно произвел сильное впечатление, и предложил освободить его, толпа должна была бы воспринять это как то самое чудо, которого она ждала. Римские губернаторы обычно отнюдь не были расположены оказывать милости претендентам на престол, а уж особенно такому, который вступил в Иерусалим в стиле завоевателя и захватил его. Бог явно лишил разума римского губернатора.

Но вместо того чтобы видеть в предложении Пилата подтверждение своих надежд на Иисуса, толпа обратилась против Иисуса и с необычайной злобой потребовала его смерти. Популярности свойственно улетучиваться, а толпы вообще отличаются непостоянством, но обычно такое непостоянство ведет к пренебрежению, а не к активной травле. Можно было бы понять толпу, забывшую Иисуса, если бы перед нею выступил новый мессия. Однако Варавва преуспел не более, чем Иисус. Он тоже был арестован и заключен в тюрьму. И Варавва вовсе не был врагом Иисусу, так что поддержка его нимало не требовала враждебности к Иисусу. Оба они томились в тюрьме римского губернатора по причинам, которые должны были казаться людям весьма схожими. Оба стали подозрительны оккупационным властям из-за своей популярности среди, коренного, населения, которое начало волноваться, возбужденное надеждами на освобождение от римского ига.

Ситуация была нимало не похожа на непостоянную римскую толпу, описанную в шекспировском "Юлии Цезаре". Та толпа переносит свою верность от Помпея к Цезарю, от Цезаря к Бруту и, наконец, от Брута к Антонию. Всякий раз это переход от одного вождя к его смертельному врагу. Но аналогия между римской толпой и еврейской толпой, рисуемой в евангелиях, - а такую аналогию проводят часто, - ложная. Еврейская толпа не просто отличается непостоянством, она необъяснимо предательски и злобно себя ведет. Она проявляет беспричинную ненависть, которая явно служит каким-то целям рассказчика, но лишена всякой вероятной основы в реальности.

Стоит отметить, что только последний рассказ, от Иоанна, рисует Варавву "разбойником". Три более ранних считают его мятежником. Иоанн явно хочет подчеркнуть бессмысленную злокозненность евреев, рисуя их предпочитающими простого бандита Иисусу. Но слова "разбойник" и "бандит" на всем протяжении, истории употреблялись для очернения борцов за свободу. Греческое слово, переводимое как "бандит", часто применялось к еврейским борцам за свободу их недоброжелателями. Даже настоящие бандиты никогда не добиваются народного уважения, если не преследуют хоть некоторых социальных целей как минимум, не проявляют склонности грабить богатых, но помогать беднякам. В рассказе Иоанна евреи предпочли Варавву. просто потому, что он был бандитом. Им не оставлено никакого оправдания за их выбор.

Каково реальное значение истории с Вараввой? Оно яснее ясного. Раз за разом эта история применялась как оружие против евреев, как доказательство того, что ответственность за смерть Иисуса лежит не на меньшинстве священников или старейшин, а на всем еврейском народе. Для христианской церкви было важно утвердить себя в качестве истинного Израиля, доказать, что еврей лишились своего положения народа Божьего вследствие того, что предали Иисуса и что все "обещания" в Ветхом, Завете теперь относятся не к евреям, а к христианам.

Был ли весь эпизод с Вараввой просто выдумкой, вставленной в историю Христа, дабы дискредитировать евреев и взвалить на них коллективную ответственность за смерть Иисуса, или какое-нибудь зерно правды в нем имелось, сколько бы искажений он потом ни претерпел? Да и что значит само имя "Варавва"?

Другую трудность в эпизоде с Вараввой, столь же загадочную, как противоречивое и злокозненное поведение толпы, представляет роль, играемая в нем римским губернатором Пилатом. В отличие от Вараввы Пилат упоминается в письменных источниках, вне Нового Завета. Поэтому возможно составить независимое суждение о его характере. В Евангелиях он показан человеком кротким и добродушным. Но его фигура в сочинениях Филона и Иосифа Флавия выглядит совершенно иначе: он жесток, жаден и коррумпирован. Он был ответствен за многие несправедливые казни и в конце концов был смещен с должности за то, что провел в Галилее бессмысленную бойню. Сам Новый Завет содержит намек на это, упоминая о "галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их" (Лука, XIII, 1).

Но если бы даже Пилат был честным, добросовестным должностным лицом, роль, отводимая ему в истории с Вараввой, лишена смысла и логики. Почему он настолько не сознает политического смысла титула "Царь Иудейский", что именно этим титулом представляет Иисуса толпе? Почему он столь беспомощен перед лицом толпы? Ведь если он был действительно убежден в невиновности Иисуса, ничто не могло бы помешать ему освободить арестованного.

Сама "пасхальная привилегия" есть еще один сомнительный момент в рассказе. Ни в каком другом источнике нет свидетельств, что такая привилегия действительно существовала. И само по себе совершенно невероятно, чтобы именно евреям из всех народов империи была дарована эта уникальная привилегия освобождать узника, обвиненного в мятеже. Вряд ли для любого римского губернатора было бы возможно поддерживать порядок в беспокойной провинции, если бы смутьянов можно было, освобождать по прихоти той самой толпы, чьего мятежа более всего следовало опасаться. Ученые сейчас почти единодушны, считая "пасхальную привилегию" вымышленной.

Общая цель рассказа в той части, в какой она касается Пилата, - усилить вину евреев, выгораживая римлян. Хотя окончательное решение казнить Иисуса было решением Пилата, приговор и метод казни были римскими, авторы Евангелий умудряются показать, что римляне на самом деле были не в ответе!

Дойдя до этого пункта, мы вправе расширить наше исследование и задать вопрос: какова вообще роль римлян в Евангелиях? Или еще лучше: где же римляне в Евангелиях? Ответ: они едва упомянуты. Во всех четырех Евангелиях, вместе взятых, само слово "римляне" встречается лишь один-единственный раз (у Иоанна, XI, 48). Но для каждого, кто знаком с еврейской историей во времена Иисуса, это покажется весьма загадочным. Ведь самым главным политическим фактом для Иудеи этого периода была римская оккупация. Однако в Евангелиях она трактуется как нечто, не представляющее ни интереса, ни важности. Это похоже на то, как если бы кто-либо писал о Франции 1940-1945 годов, не упоминая, что она находилась под оккупацией гитлеровской Германии.


Как пришли римляне

Римская оккупация была для евреев осквернением Святой Земли Единого истинного Бога нацией жестоких и злобных идолопоклонников. Она была издевательством над двумя тысячелетиями еврейской истории, посвященными прославлению свободы и отказу примириться с порабощением. То, что народ Божий мог быть лишен своей автономии, было ужасом и тайной, которую можно было понять только как пролог к новой драме освобождения. Оно, освобождение, должно было быть даже более крупным событием, чем Исход из египетского рабства, возвращение из Вавилона или изгнание греческих империалистов два столетия тому назад.

Однако Евангелия рисуют Иисуса забывшим о событии по имени оккупация. Он, по-видимому, никогда не ставил под вопрос право римлян господствовать военной силой над Палестиной, обескровливать страну своей непомерной данью и устраивать бойню и распятия каждый раз, когда их власти бросают вызов. Один-единственный раз, согласно Евангелиям, Иисус снизошел до рассмотрения проблемы, которую ставила оккупация. Это произошло, когда фарисеи и иродиане (странная комбинация, как увидим в дальнейшем) задали Ему вопрос: "Позволительно ли давать подать кесарю или нет?" Ответ Христа "Отдавайте кесарю кесарево, а божие - Богу" толковался по-разному. В данной связи мы просто отмечаем, что этот единственный эпизод дает крайне неверное представление о римской оккупации. Нужно и важно понять, что при жизни Иисуса Палестина вовсе не была давно замиренной римской провинцией, подобно Галлии или Греции, что было несколько серьезных восстаний, целью которых было изгнание римлян.

Евреи прослеживали свою историю в глубь веков дальше любого другого народа в римском мире, кроме египтян. Они не раз теряли свою независимость и раньше, но всякий раз им удавалось ее вернуть. Хотя их положение как малого народа в мире сражавшихся друг с другом империй было отчаянным, евреи считали себя по сути своей свободным, самоуправляющимся народом. Но на самом деле времена, когда Палестина была сильным суверенным государством, лежали далеко позади. Фактически, эти времена миновали с царствованиями Давида и Соломона (то есть около 1000 года до новой эры). С тех самых пор евреев размалывали между жерновами великих держав, чьи армии проходили сквозь их страну в разных направлениях. В 772 году до новой эры пришли ассирийцы и увели в изгнание крупную часть их народа - потерянные десять колен Израиля. Оставшиеся стали известны под именем иудеев, по колену Иуды, или Иегуды, крупнейшего оставшегося племени. Затем евреев изгнали из их страны и увели в Вавилон; но когда вавилонское иго сменилось мягкой властью Персидской империи, им разрешили вернуться на родину и восстановить свое гоеударство (516 год до новой эры). Под главенством Эзры и его преемников была установлена республиканская теократия, управляемая согласно закону Моисея, толкователями которого были книжники и жрецы.

Персидская империя была опрокинута греками при Александре Македонском. Палестину Александр завоевал в 332 году до новой эры, но к евреям отнесся с некоторым уважением и постарался в их внутренний строй не вмешиваться. После смерти Александра империя была поделена между его преемниками, которые часто вели войны друг с другом. Сначала евреи попали под власть Птолемеев, которые правили из Египта и были династией веротерпимой. Но позже в Палестину пришла более суровая власть Селевкидов, правивших из Сирии. Один - из них, сумасбродный Антиох Епифан, спровоцировал евреев на восстание, попытавшись заставить их отказаться от иудаизма и принять эллинистический образ жизни, включая поклонение самому Антиоху в качестве бога. Евреи нашли лидера, Иуду Маккавея, который в серии сражений изгнал армии сирийско-греческой династии из Палестины в 160 году до новой эры и положил начало независимому еврейскому государству. Степень независимости, достигнутой на этот раз, была наибольшей за все предыдущие пятьсот лет.

Независимость эта, однако, не могла продержаться. Она оказалась результатом хаоса и "вакуума силы", последовавших за смертью Александра. Ситуация совершенно изменилась с возвышением Рима и его претензиями на роль новой великой державы. Некоторое время - даже после того, как римляне одержали верх над всеми другими народами в регионе - евреям удавалось поддерживать некую ограниченную независимость. Римляне все еще были заняты междоусобными войнами. Но как только эти внутренние распри, окончились установлением императорской династии Августа, еврейская независимость была обречена.

Ирония событий заключалась в том, что римляне впервые появились на арене еврейской истории в виде друзей. Иуда Маккавей после изгнания сиро-греков заключил договор о дружбе с Римом (160 год до новой эры). Селевкидские правители Сирии в то время уже очень боялись Рима, и результатом договора было ограждение евреев от новых вторжений греков. Однако малая страна призывает покровительство великой державы, как правило, на собственное горе. Евреи спаслись от греков только для того, чтобы войти в сферу влияния римлян. Но это стало заметно не сразу. Тянувшаяся довольно долго интермедия была полезна тем, что дух еврейского народа получил возможность возродиться.

Непосредственной причиной прямого римского вмешательства в еврейские дела были распри, вспыхнувшие внутри еврейского царского дома. Царская династия Хасмонеев была наследницей Маккавеев, изгнавших сиро-греков.

Помпей в то время сражался против Митридата, царя Понта (в Малой Азии). Один из его офицеров по имени Скавр имел ставку в Дамаске и, услышав о гражданской войне, разгоревшейся в Палестине между двумя братьями Хасмонеями, Аристобулам и Гирканом, почуял поживу и предложил им вмешаться. Оба брата готовы были заплатить ему за поддержку 400 талантов (около 1 миллиона 600 тысяч долларов). Скавр решил, что скорей получит эти деньги от Аристобула, и помог последнему, послав угрожающее письмо союзнику Гиркана, арабскому царю Хариту, который тут же и вышел из игры. Другой офицер Помпея, Габиний, тоже выманил у Аристобула огромные взятки. Словом, явился римский коршун, и то был конец еврейской независимости.

У второго брата Хасмонея, Гиркана, был на редкость умный министр по имени Антипатр, владевший искусством вести дела с римлянами. Антипатр был родом араб (эдомит или идумей), но исповедовал иудаизм. Когда сам Помпей после победы над Митридатом двинулся на юг, в Сирию, хитроумная дипломатия Антипатра сумела перетянуть его к поддержке Гиркана. Все взятки Аристобула оказались потраченными даром и вдобавок он совершил ошибку, решив противиться Помпею силой оружия.

Аристобул затворился в Иерусалиме и бросил вызов римлянам. У Помпея была закаленная в боях армия в десять легионов (50 тысяч человек) - одна из самых могучих армий, когда-либо виданная в этих местах. С типичной римской методичностью и умением Помпей осадил Иерусалим и взял его. К ужасу евреев, римские солдаты вступили в храм, куда входить разрешалось только жрецам. Священники в это время оказались заняты совершением жертвоприношений и отказались их прервать, после чего были тут же заколоты. Затем сам Помпей, движимый любопытством, вошел в Святую Святых, самое священное место, куда мог заходить только первосвященник, да и то раз в году - в Иом Киппур. Он там не нашел статуи и этим подтвердил утверждения евреев, что они поклоняются Невидимому Богу (александрийские греки распространяли слухи, будто Святая Святых содержит статую осла).

Помпей не разграбил храмовые сокровища, но сам тот факт, что язычник смог безнаказанно войти в Святую Святых, был страшным ударом для евреев. С хасмонейской мечтой о независимости теперь было покончено. Весь инцидент - это своего рода миниатюрная репетиция трагической драмы Иудейской войны против Рима, которая произошла 133 года спустя и в ходе которой храм сравняли с землей. Армия Помпея убила двенадцать тысяч евреев. Но по сравнению с бойней Иудейской войны эти двенадцать тысяч стали казаться всего лишь горстью.

Итогом разгрома Аристобула Помпеем оказалось ироническим образом вовсе не возведение Гиркана на царский трон, а назначение хитроумного Антипатра губернатором, причем Гиркану была отведена всего лишь роль первосвященника. Так Помпей положил начало римской политике управления Палестиной через посредство квислингов из местных уроженцев. На них возлагалась ответственность за сбор дани.

Теперь главным союзником римлян в Палестине стал Антипатр. Он помогал хищным офицерам, Скавру и Габинию, вымогать колоссальные суммы у Харита, царя Набатеи, и Птолемея, царя Египта, под видом платы за покровительство. Всякий раз, когда евреи пытались восставать против римской власти, Антипатр действовал на стороне Рима. Так, например, когда евреи Галилеи, ободренные тяжелым поражением римлян в Парфии, подняли восстание, Антипатр помог Кассию, другу Брута, подавить его. Он завел также много влиятельных друзей среди римлян. В числе их был молодой человек по имени Марк Антоний, в то время начинавший свою карьеру как полководец на Среднем Востоке.

После смерти Помпея Антипатр связал свою судьбу с новой звездой - Юлием Цезарем и оказал ему огромные услуги во время его кампаний в Египте. В благодарность Цезарь дал Антипатру римский титул прокуратора, а также сделал его полноправным римским гражданином и освободил от налогов. Юлий Цезарь в отличие от большинства римских командиров имел некоторую склонность и уважение к евреям (в чем походил на свой греческий образец, Александра Великого); но даже Цезарь не забывал целей римского империализма в Палестине. Он распорядился, чтобы четверть урожая каждого года (кроме седьмого, который был по еврейскому закону годом, оставленным под пар) уплачивалась Риму как дань. Это может показаться достаточно тяжелой данью, но евреи восприняли ее как облегчение по сравнению с годами ограбления, воцарившимися после завоевания их страны Помпеем. Тогда коррумпированные офицеры вроде Скавра обогатились. Храм (чьи сокровища Помпей пощадил) был ограблен в 53 году до новой эры Крассом на 10 тысяч талантов золота (около 40 миллионов долларов), и налоги взимались в неупорядоченных размерах. Более того, сбор этих налогов продавался за деньги откупщикам или "мытарям", которые, опираясь на мощь римских легионов, выколачивали эти деньги из населения с крайней жестокостью. Цезарь же запретил практику передачи взимания налогов в руки откупщиков и объявил неприкосновенными взносы на храм, регулярно присылавшиеся еврейскими общинами от Испании до Вавилонии. Он также покровительствовал гражданским правам евреев и свободе еврейского культа во всем римском мире. Когда Юлий Цезарь был убит, его оплакивали евреи всей империи. Если бы последующие правители Рима были подобны ему, Иудейской войны не было бы.

3десь следует подчеркнуть, что евреи Палестины составляли лишь часть еврейского народа. Их было около трех миллионов в Палестине и несколько более трех миллионов вне ее. Евреи побывали подданными стольких империй, что центробежные силы разбросали их по всему известному тогда миру. Еврейская община имелась даже в Индии, она была основана в 175 году до новой эры, когда индийские приобретения Александра все еще оставались частью эллинистического мира. Еврейские поселения в Северной Африке и Испании возникли "в кильватере" Карфагенской империи. Евреи были предприимчивыми купцами, а кроме того, последовательно возвышавшиеся империи использовали их как солдат. В Александрии, великом эллинистическом городе Египта, еврейская община насчитывала около пятисот тысяч человек. Крупная и процветающая община Вавилонии, пользовавшаяся фактически самоуправлением под властью парфян, восходила еще к Вавилонской и Персидской империям. Евреи диаспоры, или Рассеяния, как их принято было называть, сохраняли свою самобытность вследствие отличающей их религии. Более того, частые паломничества в Иерусалим на крупные празднества означали, что связь с родиной не обрывалась.

После смерти Цезаря в 44 году до новой эры у евреев Палестины вскоре появились основания скорбеть, так как Кассий, который в отличие от Брута был не прочь грабить население любыми средствами, немедленно потребовал дань в размере семисот талантов (около 2 миллионов 800 тысяч долларов). Антипатр получил приказ собрать эту сумму. Когда некоторые евреи проявили нежелание платить, Кассий продал в рабство все население четырех городов. Вероятно, в результате этого Антипатр был отравлен, и должность его перешла к его сыну, Ироду, позже прозванному Великим. Ирод был столь же коварен и решителен, как отец. Его необычайные способности на протяжении всей его карьеры были направлены на то, чтобы сделать еврейское царство органической частью Римской империи. У него хватило ума, чтобы понять, что этого нельзя добиться путем подавления иудаизма или уничтожения самобытной культуры. Поэтому он все свое влияние употреблял на подчеркивание еврейских претензий на специальные привилегии как носителей веры, внушавшей благоговение своей древностью и чистотой. Он отстроил заново иудейский храм с такой щедростью и пышностью, что даже греки стали восхищаться им как одним из чудес света. Ирод был умелым правителем, и его хитроумное ведение торговых дел с Аравией принесло его стране большую выгоду.

Несмотря на все это, Ирод потерпел полное фиаско в своем намерении примирить еврейский народ с подчинением Римской империи. Хотя он имел успех, его личная жизнь становилась все мрачней. Он оказался изолирован от своего народа и умер тираном, лишенным друзей. И в тот же миг, как было объявлено о его смерти, евреи подняли восстание против своих римских сюзеренов.

Главная причина того, что Ирод не сумел достичь своей цели и потерпел провал, была та, что, будучи иностранцем, не понимал характера и самосознания евреев. Ирод, подобно своему отцу, Антипатру, был весьма честолюбив, но горизонт его желаний ограничивался верхушкой иерархии в Римской империи. Верхом его честолюбия было играть заметную роль на имперской арене, якшаться на равных или почти на равных с такими людьми, как Антоний и Август. Поскольку надежды народа были сконцентрированы на приходе мессии, вся слава Ирода не производила на евреев никакого впечатления, и его представление о еврейской роли внутри Римской империи нимало их не воодушевляло. Конечно, путь Ирода был путем здравого смысла. Другой путь вел прямехонько к тотальному конфликту с Римом, к лишению привилегий и прав, к изгнанию. Но протест против мира, который нес Рим, был частью еврейского предназначения. Не для того этот народ перешел Красное море, провел сорок лет в пустыне, пережил империи Ассирии, Вавилонии, Персии и Греции, чтобы удовлетвориться вкладом вассала в римскую культуру.

Положение Ирода было положением вассального царя. Это было связано с известными привилегиями, так как вассальные царства в отличие от покоренных провинций не были обязаны платить налоги прямо Риму или нести военную службу в римской армии. Но без разрешения императора Ирод не мог принять никакого важного решения, даже касавшегося его собственной семьи. Он обязан был являться в Рим по любому вызову, чтобы отчитаться в своих поступках или ответить на обвинения, выдвинутые против него. В любую минуту он мог быть и смещен с царства.

Однако же под властью Ирода евреи были избавлены от самых явных унижений. Римские армии не вторгались в страну, как в дни Помпея или Кассия, требуя дань и продавая в рабство тех, кто не мог ее платить. У Ирода была собственная армия, и ее офицерский состав состоял из евреев. Когда римский государственный деятель Агриппа посетил Палестину в 15 году до новой эры, он явился не с армией, а как гость, друг Ирода. Словом, то был режим сосуществования, по крайней мере внешне. Всякие проявления еврейского национализма, имевшие антиримскую тенденцию, Ирод подавлял беспощадно. Но неполитические проявления еврейского духа, такие, как изучение закона фарисеями или монашеский аскетизм эссеев, он поощрял. А тем временем спокойно шел и процесс романизации. Ирод отстроил заново еврейский храм; но он же построил и храм божественному Августу. Он послал своих сыновей на обучение в Рим. И он ввел Акцийские игры в греко-римском стиле, с гонками колесниц, театральными представлениями, выступлениями атлетов и гладиаторскими боями до смерти.

Когда Ирод умер после мрачной старости, обезображенной безумием и убийствами, евреи оказались лицом к лицу с реальностями римской власти. Не защищаемые более огромным влиянием, которым Ирод пользовался у римских лидеров, евреи узнали, насколько далеко зе это время зашла их зависимость от Рима. В горькой обстановке этого пробуждения и провел свое детство Иисус.


Римское правление

После смерти Ирода в 4 году до новой эры не оказалось никого, способного играть далее роль вассального царя. И тут-то Рим сжал когти. Римские войска под командованием Сабина захватили Иерусалим (Сабин был подчиненным Вара, римского легата Сирий).

Сабин занял дворец Ирода и разместился там с армией. Она состояла из пяти тысяч римских солдат и около пяти тысяч солдат других наций. Иерусалим в это время был переполнен еврейскими паломниками, явившимися на празднество Шавуот. Легко представить себе их горе и ужас. Население Иерусалима, пополненное паломниками, восстало против Сабина как один человек. Бой не без труда выиграли римляне. В его ходе часть храма была подожжена. Сабин воспользовался этим, чтобы сделать как раз то, чего евреи опасались, - он ограбил храм. Римские солдаты уносили колоссальные суммы, а сам Сабин присвоил четыреста талантов (около 1 миллиона 600 тысяч долларов).

Однако евреи продолжали наседать на Сабина и осадили его во дворце Ирода. Известие о том, что происходит в Иерусалиме, облетело всю страну, и народ стал браться за оружие в различных районах, включая Галилею, родной край Иисуса. Тогда-то впервые проявил себя знаменитый вождь партизанской войны против римлян Иуда Галилеянин.

Сабин оказался в опасном положении и написал Вару, вышестоящему офицеру, прося о помощи. И Вар выступил на выручку римских войск, осажденных в Иерусалиме, еще с двумя легионами и крупными силами вспомогательных войск. Он выручил осажденных, а заодно подавил и отдельные вооруженные отряды. Теперь евреи начали знакомиться с тем, что означало восстать против Рима. Вар ввел в Палестине форму наказания, ставшую характерной чертой пейзажа: он распял две тысячи пленных мятежников. Иисусу в это время было года два.

Р аспятие - самая варварская форма казни, когда-либо придуманная. Особая жеетокость здесь состоит в растянутой и возрастающей агонии. Некоторые жертвы выдерживали пытку этой казни целых три дня. Крест имел обычно форму буквы Т, и ноги жертвы не касались земли. Менее жестоким методом считалось пронзать руки и ноги гвоздями, так как это вело к более скорой смерти. Если же распятого привязывали веревками, ноги вообще не закреплялись, так что всю тяжесть тела несли вытянутые руки. Это положение скоро вызывало полную неподвижность и беспомощность и вело к одеревенению и острой боли. Жертва всегда была нагой, и страдания еще усиливались бичеванием, предшествовавшим распятию. Бичевание было таким жестоким, что мясо висело клочьями.

Распятие было первоначально не казнью, а формой человеческого жертвоприношения, используемой в культах плодородия, так как считалось, что медленно умирающая жертва окажет более благоприятное воздействие на урожай. В частности, распятие практиковалось в культе Таммуза, умирающего и воскресающего бога Ливана и Финикии. Позже распятие применялось только как способ казни, особенно когда считалось, что преступник заслуживает величайшего презрения и унижения. Карфагеняне (по происхождению финикияне) широко применяли распятие, и именно от них римляне заимствовали эту форму казни. Согласно римскому закону, распинать полагалось только рабов или лиц, совершивших отвратительные преступления. В Палестине римляне пользовались распятием как средством запугивания, предотвращающим мятежи. За время своей оккупации они распяли тысячи, а может быть, даже сотни тысяч евреев.

Для евреев распятие было особенно отвратительной и ужасающей формой бесчеловечия. В еврейском законе оно было категорически запрещено настолько, что запрещалось распинать даже мертвое тело (Второзаконие, XXI, 23).

Распятие Варом евреев в самый год смерти Ирода показало евреям с отчаянной ясностью, какому жестокому обращению они теперь подвержены. За один этот год они стали свидетелями осквернения и ограбления своих святых мест и того, как лучшие люди народа, восставшие в защиту алтаря, были с презрением замучены до смерти. Неудивительно, что эти события и воцарившееся в результате их отчаяние дали сильный толчок распространению апокалиптических грез об избавлении избранного народа руками Бога. Многие благочестивые евреи стали рассуждать так: подобные дела могли произойти только в конвульсиях Последних Дней. С этого времени возникли мессианские движения вcякого толка. Одним из них было движение Иоанна Крестителя. Другим - движение Иисуса из Назарета.

Через десять лет Иудея и Самария были объявлены частью римской провинции Сирии, и второстепенный римский чиновник с титулом прокуратора был назначен правителем страны Давида и Соломона. (Титул прокуратора был титулом чиновника скорее фискального, чем военного или политического; титул этот означал что-то вроде "главного сборщика налогов".) Теперь унижение народа божьего было полным. В Галилее сохранялись некоторые крохи суверенитета.

Первые годы прямого управления Иудеей, к сожалению, слабо освещены в документах. Однако же мы знаем, что за двадцатилетний срок (с 6 по 26 год новой эры) сменилось четыре прокуратора. Их имена: Копоний (с 6 по 9 год), Марк Амбибул (с 9 по 12 год), Анний Руф (с 12 по 15) и Валерий Грат (c 15 по 26). Согласно принципу Тиберия, такие часто сменявшиеся чиновники оказывались оводами ненасытными. От римского историка Тацита мы знаем, что в этот период (17 год новой эры) евреи послали депутацию в Рим, чтобы протестовать против чрезмерного обложения их налогами. Мы знаем также, что гнусная система откупщиков, отмененная Юлием Цезарем, была снова введена, как только римляне стали править сами. Откупщики были немногим лучше гангстеров. Обычно контракты на откуп заключались с римскими гражданами, а их помощники вербовались из подонков обираемой ими страны. Вот кто такие "мытари", к которым обращался Иисус, чтобы вернуть их с пути греха. Меру оптимизма и веру Иисуса можно измерить по тому, что он надеялся наставить на путь истинный даже этих самых отъявленных пыточных дел мастеров и вымогателей.

Для поддержания своей власти, римляне имели в Иудее постоянный гарнизон. Штаб этих войск размещался в Цезарее, прибрежном городе, выстроенном Иродом в греко-римском стиле. В Цезарее постоянно находилось три тысячи солдат. В других городах страны имели гарнизоны поменьше. Римский гарнизон Иерусалима состоял из пятисот солдат.

Хотя обычной штаб-квартирой прокуратора была Цезарея, находившаяся милях в шестидесяти от Иерусалима, он трижды в год являлся в город с большой вооруженной свитой. Визиты эти совершались во время крупных празднеств, когда за большими толпами паломников требовался полицейский надзор. Это объясняет присутствие Пилата в Иерусалиме во время ареста Иисуса.

Еще более важным для евреев, чем утрата свободы и физический и экономический гнет, было унижение, которому теперь стала подвергаться их религия. Официально римляне продолжали традиции Александра Великого и Юлия Цезаря - политику уважения еврейской религии. Но во времена жизни Иисуса эта официальная политика весьма неудовлетворительно проводилась в жизнь на практике.

Евреи пребывали в постоянной тревоге, что их храм может оказаться оскверненным каким-либо намеренным актом идолопоклонства.

Действия римлян по установлению контроля над храмом вызвали глубокое возмущение. Так, например, первосвященническое одеяние, в которое полагалось облачаться на Новый год и в Иом-Киппур (судный день), было взято на хранение римским прокуратором. В этом жесте подразумевалась угроза, что в случае неповиновения одеяние это не будет предоставлено для искупительных церемоний.

Куда более важным было то обстоятельство, что теперь римляне фактически назначали и смещали первосвященников. Прокуратор Валерий Грат, непосредственный предшественник Понтия Пилата, сместил и назначил четырех первосвященников. Последним из них и был Кайафа, оказавшийся замешанным в аресте Иисуса. Опять-таки римляне такой тактикой не достигли желаемого результата. Итогом стало не более глубокая покорность римскому правлению, а возросшее презрение к лицу, занимавшему пост первосвященника.

И хотя ритуальные церемонии, в которых первосвященник принимал участие, не утрачивали святости из-за того, что он лично был презираем как креатура римлян, о том, чтобы подобный, первосвященник имел какой-либо авторитет учителя в вопросах морали или религии, и речи быть не могло.

Тем не менее само по себе первосвященство все еще было институтом, имевшим историческую важность, и циничное превращение римлянами первосвященника в свою марионетку, сведение его статуса к сущему издевательству вызывало глубокое возмущение.

В 26 году новой эры на пост прокуратора заступил Понтий Пилат. Как мы уже видели, Евангелия рисуют его человеком добрых намерений. Из других же источников, однако, ясно, что он был наихудшим из прокураторов, правивших до тех пор. Филон Александрийский, выдающийся еврейский философ, приводит следующее суждение о Пилате: "Он был жесток от природы, имел злое сердце и совершенно не знал раскаяния". Филон дает также следующую картину правления Пилата в Иудее: "...взятки, тщеславное и наглое поведение, грабеж, притеснения, оскорбления, частое обречение людей на смерть без суда и непрестанная, ничем не смягчаемая жестокость". По Иосифу Флавию, Пилат сознательно стремился оскорбить религиозные чувства евреев. Он совершил беспрецедентный шаг: с обычных квартир в Цезарее перевел свою оккупационную армию (с ее идолопоклонническими штандартами) в Священный город. Иосиф Флавий говорит, что это было сделано "для того, чтобы отменить еврейские законы".

Иисус начал свои деяния, когда властвовал этот жестокий прокуратор и когда бедствия, отчаяние, апокалиптические надежды и беспомощный гнев против римской тирании достигли пика. Ни один еврей не мог не испытывать глубокого несчастья народа, вызванного римской оккупацией. \


Что действительно произошло

Пора рассмотреть в свете обстановки в Палестине подлинные факты, кроющиеся под рассказом Евангелий о жизни Иисуса. Если мы отвлечемся от самого повествования Евангелий и сосредоточим внимание на костяке событий, то увидим четыре последовательных стадии в жизни Иисуса:

1. Иисус начал свою общественную деятельность тем, что провозгласил наступление "царства Божьего".

2. Далее он изъявил притязание на титул "Мессия" и был приветствуем как таковой своими сторонниками.

3. Он вступил в Иерусалим, приветствуемый народом, и предпринял насильственные действия в "изгнании торгующих из Храма".

4. Он был арестован, стал пленником Пилата, римского губернатора, и был распят римскими солдатами.

Евангелия говорят нам, что когда Иисус применял выражения "царство Божие" и "мессия", он имел в виду нечто совершенно отличное от значения, придаваемого этим словам всеми прочими евреями своего времени. Но это лишено всякого вероятия по самому существу своему. Если он имел в виду нечто совершенно иное, зачем же он вообще пользовался этими выражениями?
Евангелия были написаны примерно спустя 40 - 80 лет после смерти Иисуса, когда обстановка была чрезвычайно отлична от той, которая преобладала во время жизни Иисуса. Кроме того, они были написаны вне Палестины, не на еврейском языке, а греческом, и авторами, чья точка зрения была эллинистической, а не еврейской. Неудивительно поэтому, что в их руках жизнеописание Иисуса претерпело значительные искажения. К счастью, Евангелия не написаны разом; они содержат некоторые элементы или слои, уцелевшие от более ранних и более правдивых отчетов о жизни Иисуса. Эти более ранние элементы можно распознать по тому, что они соответствуют обстановке, реально существовавшей в дни жизни Иисуса.

Но даже и без таких полезных деталей возможно восстановить главные контуры действительных событий, приглядываясь к ключевым концепциям, таким, как мессия. Что хотел сказать Иисус, когда претендовал на то, что он является мессией? Что имел в виду, прежде всего Петр, когда приветствовал Иисуса словами: "Ты Христос"? (Это был инцидент, известный как "Приветствие", поворотный пункт в деятельности Иисуса.) Будучи евреем из фарисеев и зелотов (что показывает его прозвище "Бариона"), Петр, несомненно, не считал слово "мессия" именем божественного существа. Он и представления не имел о тех позднейших ассоциациях, которые этот титул приобретет в других устах; он отнюдь не считал слово "христос" мистическим 'прозвищем божества эллинистически-гностического образца, которое сходило из мира Света дабы совершить божественное жертвоприношение в Мире Тьмы.

А уж идея, что стоявший перед ним человек Иисус был Богом, показалась бы ему странной и просто безумной. Он почитал Иисуса как своего учителя и пророка, и теперь он признал его своим царем. Называя Иисуса мессией, он, конечно, имел в виду, что Иисус, или точнее царь Иисус, воссядет в Иерусалиме на трон Соломона и станет царствовать, неся своему народу мир и процветание и служа "светочем для народов". Понятие "христа" никоим образом не было связано для него ни с жертвоприношением, ни с божественностью.

А если представление Петра о должности мессии было сколком с фигуры типа царя Соломона, то его поступок, когда он приветствовал Иисуса в качестве мессии, был революционным, мятежным актом. Он этим бросал вызов власти Рима и провозглашал, что римская оккупация пришла к концу.

Согласно Евангелиям, главным, что привело Иисуса к смерти, было его кощунство, состоявшее в уверениях; что именно он мессия или Христос. Однако такая претензия ни в коей мере не рассматривалась бы как кощунственная евреями того времени, к какой бы партии они ни принадлежали. Этот титул в глазах евреев принадлежал царствующей особе, а не божеству.

Нет нужды сомневаться в том, что Иисус часто обращался к народу на темы чисто религиозные и моральные, подобно всякому фарисейскому учителю. Но если бы он ограничивался этими темами, он никогда не окончил бы жизнь на римском кресте. В Евангелиях сделано ударение на деятельности Иисуса как проповедника, учителя и исцелителя, но исключено всякое сознание им главной политической реальности эпохи, а именно римской оккупации.

Мы видим следующую картину: проповедник и исцелитель внезапно, безо всякой предварительной подготовки или указаний совершает политический акт, вступив в Иерусалим в Триумфальном Въезде. И затем он немедленно возвращается к проповеди и пассивно ожидает ареста и казни. Эта картина ложная, так как публичные речи Иисуса имели с самого начала сильную политическую окраску.

Отрывком ключевой важности в Евангелиях является следующий (Лука, III, 31):

"В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить тебя".

Этот отрывок уцелел только в одном из четырех Евангелий, и этот один из тех ключевых отрывков, которые дают нам заглянуть в подлинную историю. Он нам показывает, что Иисус, подобно Иоанну Крестителю, рисковал жизнью, что его жизни угрожали коллаборационисты, которых вовсе не занимали религиозные предметы, но зато весьма заботили революционеры.

Яркий свет бросает также на действительное сцепление событий следующий отрывок (Лука, XXIII, 2):

"Мы нашли, что он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя себя Христом, Царем".

Здесь это представлено как ложное обвинение, выдуманное евреями, чтобы дискредитировать Иисуса в глазах Пилата. Но на деле это верное описание, деятельности Иисуса, переданное еврейскими доносчиками Пилату, когда они выдали Иисуса оккупационным властям как опасного вождя Сопротивления. Это упоминание термина "Христос" в его подлинном политическом значении уникально в Евангелиях. И оно превращает в бессмыслицу уверения, содержащиеся в других местах Евангелий, что провозглашение себя Христом могло быть сделано основой религиозного обвинения в ереси, а не политического обвинения.


Иисус, учитель и пророк

Когда Иисус вошел в Иерусалим в своей конечной попытке захватить власть, он знал, что рискует жизнью, но он не ставил себе целью потерять жизнь. Целью, которую он себе ставил, был успех - победа над римлянами и установление царства Божия на Земле. Он потерпел неудачу и был распят точно так же, как сто лет спустя потерпел неудачу и был разодран до смерти железными гребнями рабби Акива. Оба, Иисус и Акива, были еврейскими героями, чье значение состоит в их жизнях, а не в их смертях.

Воспитанный в Галилее, центре идеалистического сопротивления Риму, в месте рождения зелотского движения и его лидера Иуды Галилеянина, Иисус не мог не видеть и не сознавать трагедии утраты еврейской независимости и присутствия свирепых и беспощадных идолопоклонников в святых местах народа Божия. Он должен был пылко ожидать любых знаков приближающегося искупления, спасителя, ниспосланного Богом, чтобы избавить евреев от иноземной оккупации. Он почувствовал бы всенародное потрясение попыткой Пилата осквернить Святой Город. То было в 26 году новой эры, когда Иисусу было тридцать лет и он уже стал Учителем. Его должно было взволновать выступление Иоанна Крестителя с пророческим известием о наступлении царства Божия. А вскоре после этого он почувствовал, что и сам призван к сходной пророческой миссии.

Из Евангелий достаточно ясно, что первое появление Иисуса как общественной фигуры было в роли пророка, а вовсе не в роли мессии, или Христа. Подобно Иоанну Крестителю, он возвещал пришествие царства Божия и призывал народ поверить "благой вести" и каяться. В продолжение этого периода он всегда изображает себя "пророком" (например, Матфей, VIII, 17). Исключением является Евангелие от Иоанна, которое отличается от более ранних Евангелий тем, как в нем подается личность и биография Иисуса, и которое, как мы увидим, было в большой степени продуктом церковного мифотворчества и христологии.

Ясно также, чnо Иоанн Креститель никогда не подчинялся Иисусу. Напротив, движения Иоанна и Иисуса были сходны по цели.

"Царство Божие", возвещенное как Иоанном Крестителем, так и Иисусом, было вовсе не "духовным" царством, находившимся в далеких небесах или в некой отдаленной точке во времени. Оно было земным царством, расположенным в Палестине и в ближайшем будущем. Сама фраза "царство Божие" была боевым лозунгом зелотов и других антиримсккх групп; она означала, что Бог станет царствовать (а отнюдь не Его небесную территорию), и относилась к проектируемому возврату к еврейской системе теократии - возврату, достичь которого можно было только одним путем, а именно - изгнанием римских оккупационных войск.

Сам Иоанн Креститель был фигурой сильного политического значения. Он призывал к "покаянию", которое в сочетании с "благой вестью" о наступлении царства Божия означало призыв готовиться к свержению римлян. Это значило, что великие дни, предсказанные пророками, были близко, те дни, когда иностранные захватчики будут изгнаны и евреи станут суверенным народом, который все государства станут уважать. "Покаяние" было жизненно важным, так как наступление великого дня будет ускорено таким возвращением к Богу. Но также потому, что наступление царства Божия будет сопровождаться великими войнами и потрясениями, в которых погибнут многие евреи и выживут только те, кто будет перед тем основательно очищен покаянием. Именно для того, чтобы символизировать это право на избрание, Иоанн использовал в своей кампании старинный еврейский ритуал крещения.

Иисус первоначально был в точности такой же фигурой, как Иоанн, то есть пророческой фигурой Предтечи, готовящего народ к наступлению великих дней, но не пытающегося самому принести их. Когда Иисус вступил на поприще пророка, в жизни его настала крупная перемена.

Он сколотил маленькую группу избранных учеников, с которыми образовал странствующую коммуну. Это было многовековой моделью еврейской пророческой организации, как мы видим это на примере таких пророков, как Илия и Елисей в Ветхом Завете. Иисус не был в то время военным вождем, миссия его состояла в том, чтобы служить провозвестником и "подготовителем пути". Тем не менее он был религиозным и политическим вождем. Цель его миссии не дать народу погрязнуть в подчинении Риму и разжечь в нем надежду на избавление в близком будущем. Поэтому деятельностью своей он занимался, рискуя жизнью. Такие пророческие фигуры немедленно возбуждали вражду римских и проримских властей, и почти все они кончили жизнь от рук палача. Иосиф Флавий, к примеру, ясно говорит, что Иоанн Креститель был казнен по политическим причинам.

В рассказах о проповеди Иисуса, сохранившихся в Евангелиях, мы видим, что преобладающая нота в ней была "апокалиптической", то есть страстное пророчество близкого прихода "царствия Божия". Притча за притчей втолковывает одни и те же вещи - что пришествие царства Божия будет внезапным и что те, кто подготовится к нему, будут спасены, а неподготовившиеся погибнут.

Таким образом, в качестве народного вождя Иисус был пророком и "подготовителем пути". Но вскоре в его деятельности открылась новая и еще более опасная фаза. Он приобрел убеждение, что мессия и избавитель, чье пришествие он возвещал, был не кто иной, как он сам.

Царь Иудейский

Евангелия говорят как можно меньше о претензии Иисуса, на то, что он "Царь Иудейский". Это выражение появляется совершенно внезапно, когда Пилат спрашивает Иисуса: "Царь ли ты Иудейский?". Нигде в Евангелиях мы не находим ни событий, ни действий, которых мы были бы вправе ожидать перед таким вопросом: провозглашения вступления Иисуса на трон, помазания его как царя. Когда Иисус предстает перед еврейским судом, ни слова не говорится о его притязании на трон; вместо этого он обвиняется в кощунстве. (Но именно эта претензия - основа доноса на него Пилату.)

Однако, когда Христос вступает в Иерусалим, народ, очевидно, знает о его притязании, ибо приветствует его царским титулом "Сын Давидов" и (согласно Луке) "царь". И обвинение, написанное на его кресте, гласит: "Царь Иудейский". Словом, Евангелия весьма туманно повествуют об этом. А обычное толкование (что Иисус претендовал на этот политический титул, не имея никаких политических намерений) вносит добавочную путаницу.

Все дело в том, что составители Евангелий, не будучи в силах отрицать претензии Иисуса на царский трон, сознавали, что они им чрезвычайно мешают, ибо знали: такие претензии - мятеж против Рима. Поэтому они маскировали эти факты.

Однако приглядимся пристальней к евангельским рассказам, особенно к трем "синоптическим" Евангелиям - от Марка, Матфея и Луки.

Синоптические Евангелия (в отличие от Евангелия от Иоанна) в основном следуют канве более раннего Евангелия или группы Евангелий, в которых содержался отчет о деятельности Иисуса, составленный в среде иудео-христианской церкви, и в этом отчете Иисус был изображен человеком, земным пророком и царем.

Первым важным событием, которое мы можем восстановить подобным образом, будет ни мало ни много коронация Иисуса в качестве царя Иудейского. Вслед за приветствием Иисуса Петром в качестве "Христа" (то есть царя) следует таинственный эпизод, именуемый Преображением. И этот-то инцидент при ближайшем рассмотрении оказывается замаскированным, "спиритуализованным" отчетом о коронации Иисуса.

Приглядимся к описанию Преображения, данному Марком:

"И по прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвел на гору высокую особо их одних, и преобразился перед ними. Одежды его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить. И явился им Илия с Моисеем, и беседовали с Иисусом. При сем Петр сказал Иисусу: Равви! Хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: тебе одну, Моисею одну и одну Илии. Ибо не знал, что сказать, потому что они были в страхе. И явилось облако, осеняющее их, и из облака пошел глас, глаголющий: "Сей есть Сын Мой возлюбленный, Его слушайте".

Несмотря на то, что рассказ этот приукрашен чудесами, под ним можно различить отчет о коронации. Возвещение "Сей есть Сын Мой возлюбленный" - заимствование из Коронационного псалма (Псалтырь, II), который читался при венчании на царство каждого еврейского царя. (Следует помнить, что "Сын Божий" было царским титулом, и никакой божественности в нем не подразумевалось.) Регулярной чертой еврейской коронации, предусмотренной церемониалом, было то, что царя венчал (точней, помазывал) какой-либо пророк, обращавшийся к царю, который ему отвечал. В отсутствие настоящего пророка кто-нибудь должен был исполнять роль пророка.

На коронации Иисуса эту функцию явно исполняли два человека, разыгрывая роли Моисея и Илии. Присутствие Илии естественно, поскольку пришествию мессии, по еврейским верованиям, должно было предшествовать явление Илии, которому надлежало выполнять функцию пророка на коронации мессии. Добавочное присутствие Моисея можно, пожалуй, объяснить тем, что Иисус был кульминационным мессией и сам был пророком, так что Моисей, величайший из всех пророков, должен был присутствовать на его коронации.

Постройка "кущей" (шатров) Петром может быть объяснена тем фактом, что чертой ближневосточных коронационных ритуалов, включая и еврейские, было возведение царя на трон в "куще", или шатре (еврейское "сукка"). Эта черта Преображения стала настолько непонятна составителям Евангелий, что они изобразили Петра как не знающего, что говорит, когда предлагает соорудить шатры. Петр, вероятно, сделал только один шатер, для самого Иисуса. Остальные два были, возможно, добавлены составителями Евангелий из уважения к Моисею и Илие и по невежеству относительно действительного значения шатра.

Примечательно, что Преображение произошло точно через "шесть дней" после приветствия Петра. Одной из черт ближневосточных коронационных ритуалов было то, что в них имелось провозглашение, а спустя неделю за ним следовала полная церемония коронации. Это один из редких случаев, когда в Евангелии указывается точный срок между двумя событиями. Теперь мы видим, что приветствие Петра, когда он назвал Иисуса "Христом", - не случайное событие, а формальная часть коронационного ритуала, то есть его, начальная стадия, или Провозглашение.

Важная черта ближневосточных коронационных ритуалов - то, что они происходили на горе. Местом коронации Иисуса была гора Хермон, расположенная близко к Кесарее Филипповой, где Петр произнес свое приветствие. Гора Хермон - высочайшая гора в Палестине, место, внушающее благоговейный страх. Оно-то и должно было показаться Иисусу идеальным местом для коронации. Мы снова видим, что странствие Иисуса в Кесарию Филиппову (вне территории Галилеи) было вовсе не случайным, каким оно выглядит в Евангелиях, а сделано специально с целью коронации.

Другой чертой еврейской коронации было присутствие представителей Двенадцати Колен Израилевых. Это способно объяснить присутствие Петра, Иоанна и Иакова, лидеров двенадцати апостолов, которые сами представляли Двенадцать Колен.

Наконец, сам термин "преображение" означает регулярную черту коронационного ритуала. Новый царь рассматривался как заново рожденный и проходил через определенный ритуал, чтобы показать, что он "сделался иным человеком" (I Книга Царств, X, 6).

Вслед за коронацией Иисус начал царское шествие к своей столице, Иерусалиму. Одним из регулярных ритуалов или обычаев для нового царя было совершить вступительный объезд своего царства. Иисус не мог сделать это немедленно, ибо первой его задачей было появиться в Иерусалиме и принять меры против римлян. Но он планировал совершить вступительный объезд всего своего царства как только освободится для этого. Это показывает стих у Луки вскоре после рассказа о Преображении (Лука, X, 1): "После сего избрал Господь и других семьдесят (учеников) и послал их по два перед лицом Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти".

Это еще один пример того, как Лука по недосмотру оставил отрывок, который другие составители Евангелий подвергли цензуре. Из последующих инструкций этим семидесяти ясно, что они были посланы не в те немногие города, которые лежали на пути Иисуса в Иерусалим, но в большинство населенных пунктов Палестины. Эта группа семидесяти даже не упоминается ни одним другим из составителей Евангелий. Число 70 многозначительно, так как это число членов синедриона. Иисус в качестве пророка-царя назначил свой синедрион и разослал его членов в полном составе, чтобы подготовить города своего царства к его вступительному объезду. Совершенно ясно, что Иисус не имел никакого намерения умереть на кресте в Иерусалиме и не ожидал этого, он намечал совершить объезд своего царства после появления в Иерусалиме.

Однако Евангелия рисуют Иисуса на этой этапе его деятельности неоднократно пророчащим собственную смерть в Иерусалиме и последующее воскресение. А ученики показаны неспособными понять эти пророчества. И однажды происходит даже серьезная ссора между Иисусом и Петром именно по этому вопросу.

Ученики Иисуса, вышедшие из зелотов, возможно, желали организовать настоящее военное сопротивление. Воодушевление, вызванное по всей стране выступлением Иисуса в качестве пророка-царя, должно было казаться идеальным поводом для мобилизации сильной армии, чтобы вступить в бой с римлянами. Но Иисус был убежденным апокалипсистом, он считал, что битва против Рима будет выиграна главным образом чудесным путем, и потому не предпринимал никаких серьезных военных приготовлений.

Личная харизма Иисуса была так велика, что ему удалось преодолеть сомнения своих сторонников и убедить их в том, что чудесное вмешательство Бога, предсказанное пророчествами в еврейском Писании, придет и что поэтому нужна лишь символическая военная подготовка. Иисус не взвешивал благоприятные политические или военные возможности. Он готов был рисковать своей жизнью, веря в то, что его призвание носит космический характер.

Его цель не состояла в том, чтобы изгнать римлян силой оружия, как Иуда Маккавей изгнал греков; такой успех привел бы только к основанию еще одной династии. Иисус хотел установить царство Божие, открыть новую эру в мировой истории и ничего другого... Иисус желал победы, но не собственной своей личной победы, а победы Бога.

С горы Хермон Иисус, направляясь в Иерусалим, прошел сквозь Галилею, затем через Перею, по восточному берегу Иордана, пока не достиг Иерихона, Здесь к нему присоединилась большая группа и стала его свитой. Возле самого Иерихона он миновал нищего слепца Вартимея, который приветствовал его как "Сына Давидова". Это первое упоминание данного титула в Евангелии от Марка, и оно показывает, что шествие Иисуса в Иерусалим так сильно ассоциировалось с претензией на еврейский трон, что даже Марк не может изобразить, его как что-либо иное, а не царскую процессию. Все Евангелия отмечают, что Иисус, когда достиг Иерусалима, был приветствуем толпой недвусмысленно царскими титулами, такими, как "Сын Давидов" и "Царь Израильский".

Бурно приветствуемый как законный царь Иудейский, Иисус въехал в Иерусалим на молодом осле, намеренно исполняя пророчество Захарии (Захария, IX, 9):

"Ликуй от радости, дщерь Сиона,
Торжествуй, дщерь Иерусалима:
Се Царь твой грядет к тебе,
Праведный и спасающий,
Кроткий, сидящий на ослице
И на молодом осле".

Когда народ приветствовал его как царя, громко восклицая "Осанна!", старинный возглас независимости, и бросал перед ним на дорогу пальмовые ветви, все понимали, что участвуют в акте мятежа против Рима.

Апокалиптические надежды, сосредоточенные на нем сначала как на пророке, затем как на пророке-царе, вылились в экстатический прием, когда многолюдные толпы Иерусалима, и среди них множество паломников из стран Рассеяния, приветствовали его возгласами "Осанна! Спаси нас!".

Какова была дата триумфального въезда в Иерусалим? Согласно Евангелиям, дело происходило во время праздника Пасхи, то есть весной. Однако имеется множество указаний на то, что это было не так и что триумфальный въезд состоялся фактически осенью, во время еврейского праздника Суккот.

Вся серия событий от триумфального въезда и до распятия Иисуса будто бы заняла только шесть дней (от Вербного воскресения до Страстной пятницы). Между тем эта, серия событий включала следствие, проведенное первосвященником, суд перед синедрионом, суд перед Иродом Антипой и суд перед Пилатом, не считая различных людских дел, политических актов и судебных процедур, даже если не допустить, что имело место подлинное восстание. Выдвигаемая здесь теория состоит в том, что триумфальный въезд Иисуса в Иерусалим состоялся непосредственно перед праздником Суккот, а казнь его состоялась на Пасху, шестью месяцами пoзже.

Наиболее ясная черта, указывающая на осень как время триумфального. въезда в Иерусалим, это пальмовые ветви, которые были на виду в Вербное воскресенье. На Пасху пальмовых ветвей в этих краях нет, и нет никакой вероятности, что поклонники Иисуса стали бы его приветствовать засохшими пальмовыми ветвями, сохранившимися с прошлой осени. Кроме того, пальмовые ветви играли - и продолжают играть - важную роль в ритуале праздника Суккот. "Ветви деревьев", упомянутые в описаниях триумфального въезда, также важны в этих ритуалах, так как их обильно используют, строя крыши к шатрам, или "суккам", давшим имя празднику, и как дополнение к пальмам (Книга Левит, XXII, 40).

Подтверждение того, что временем триумфального въезда была осень, можно найти в истории, как Иисус проклинает смоковницу, что случилось сразу после его въезда. Иисус, по-видимому, встретил на своем пути смоковницу без плодов и сказал: "Отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек", после чего смоковница засохла. Стало быть, это должно было произойти осенью, так как никто не ожидал бы увидеть смоковницу, усыпанную плодами, весной. Причина сердитой реакции Иисуса на это зрелище, видимо, такова: библейские пророки предсказали, что время мессии будет временем небывалой плодовитости растений и животных (например, Иоиль, II, 22: "...Смоковница и виноградная лоза окажут свою силу"). Иисус, приверженный галилейской вере в злых духов, мог решить, что в смоковнице обитает злой дух, борющийся против царства Божия.

То, что толпа возглашает именно "Осанна!" (еврейское "хоша-на" со значением "спаси, пожалуйста"), также подтверждает осеннюю датировку въезда Иисуса. Этот возглас специально используется в литургии в ритуале Суккота и более ни в каких других праздниках. Возглас этот был обращен к Богу, а не к Иисусу, и означал примерно вот что: "Спаси нас, Боже, через посредство твоего мессии". Слово "спаси" на всем протяжении еврейского Писания специально связано с милостью Божией, оказанной через посредство правителей и борцов, защищавших Израиль от его врагов. Молитва о таком спасении возносилась в праздник Суккот и была бы особенно подходящей как сопровождение для въезда Иисуса со спасительной миссией.

Это приводит нас к пункту еще более важному: что праздник Суккот был специально царским праздником. Как правило, еврейское царское семейство играло малую роль в церемониале еврейской религии. Но как раз праздник Суккот представлял исключение. На этот праздник царь лично входил в храмовый двор и читал вслух "царский параграф", то есть ту часть Моисеева закона, где говорилось о его обязанностях (Второзаконие, XVII, 14 - 20).

Особенно Иисус должен был при этом думать об одном своем великом предке, а именно о царе Соломоне. Соломон был царем, чей статус был близок к пророческому, и ему приписывалось авторство трех канонических произведений (Песнь Песней, Притчи и Экклезиаст). И освящение Первого Храма Соломон совершил именно в праздник Суккот. При этом Соломон произнес длинную трогательную молитву Богу, стоя на платформе, специально построенной во дворе храма.

Мы можем видеть теперь, почему первым действием Иисуса по вступлении в Иерусалим было очищение храма. Этот поступок был значительно снижен, "заземлен" составителями Евангелий, которые изобразили его как личную демонстрацию, в которой Иисус выгнал из храма менял бичом. Но действие было во много раз важнее этой частности: Иисус в качестве законного царя провеял основательную реформу храма, очистив его от коррупции продажного саддукейского первосвященства. Иисус находился теперь на вершине своей власти. Хотя у него не было организованной армии, еврейские массы аплодировали каждому его шагу. Храмовая полиция, которая приняла бы резкие меры против насильственных действий одного лишь человека, была бессильна воспрепятствовать реформам Иисуса.

Передатировка триумфального въезда с весны на осень делает всю серию событий гораздо более осмысленной. Осень - это время, какое избрал бы для вступления в Иерусалим любой, серьезно выступивший в роли мессии. Но есть и еще один, более важный мотив, который мы не упоминали.

Пророчество Захарии говорит, что великая битва последних дней состоится осенью, во время праздника Суккот. В годовщину этого великого события всем народам Земли надо будет являться в Иерусалим на празднование Суккота в мессианские времена (Захария, XIV, 16). Когда Иисус въезжал в Иерусалим верхом на молодом осле, он подчеркивал свою связь с концепцией Захарии о последних днях. Те, кто знал свое Писание (а таких было много), по одному уже способу, как он въезжал, должны были узнать его намерения - сразиться с римлянами прежде чем окончится праздник Суккот.

Почему же составители Евангелий (видимо, следуя уже установившейся к тому времени позднецерковной традиции) переместили триумфальный въезд на весну? Наиболее вероятной причиной было то, что для позднехристианской церкви важнейшее событие в жизни Иисуса - его смерть на кресте, которую она стала рассматривать как высший смысл всего рассказа. Поэтому казалось более драматичным сжать ход событий, подчинив их все последней сцене драмы. А так как распятие состоялось весной, то она поэтому и стала временем всех кульминационных событий в жизни Иисуса.


День Господень

Теперь мы подходим к эпизоду, известному как Тайная Вечеря. Тайная Вечеря была празднованием в кругу ближайших учеников Иисуса явления его в качестве царя и близкого свержения власти Рима. Подготовившись несколькими ночами медитации и моли вы на горе Елеонской, Иисус пришел к убеждению, что "День Господень" близок, и созвал своих учеников для окончательного закрепления связывающих их уз перед решающим испытанием. Атмосфера должна была быть чрезвычайно напряженной. Они собирались пойти на великое дело, от исхода которого будет зависеть судьба их страны и всего мира.

Тайная Вечеря рассматривалась также как предвкушение великого пира и празднества, предстоявших в случае успеха Иисуса.

После Тайной Вечери Иисус повел учеников, как обычно, на гору Елеонскую. Но на сей раз дело обстояло не как обычно. Иисус был убежден, что то была ночь, когда Бог явится во славе и свергнет иноземных захватчиков его Святой Земли. Поэтому он потребовал, чтобы его ученики опоясались мечами. Были взяты два меча, и тогда Иисус сказал: "Довольно". От мессии и его сторонников потребовалось бы участие в битве, подобно Гидеону и его небольшому отряду, ибо в пророчестве Захарии было сказано среди грозных предсказаний вмешательства Бога: "И сам Иуда будет воевать в Иерусалиме". Но двух мечей достаточно: чудо будет еще больше, чем в случае Гидеона.

Эпизод с мечами сохранил изо всех составителей Евангелий один Лука. У него не могло быть никакой возможной причины выдумать его, ибо он противоречит всему духу его рассказа. Единственное возможное объяснение его включения состоит в том, что эпизод уцелел от первоначального рассказа, и у одного Луки не хватило духу его выкинуть. Составители Евангелий следовали канве более старого Евангелия.

Иисус теперь решился проверить на деле свое толкование пророчества Захарии. Полезно поэтому поглядеть на это пророчество, имевшее для Иисуса такую важность и оказавшееся роковым.

"Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая пред лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, а половина ее - к югу. И вы побежите в долину гор Моих, ибо долина гор будет простираться до Асила... и придет Господь Бог мой и все святые с Ним. И будет в тот день: не станет света, светила удалятся. День этот будет единственный, ведомый только Господу: ни день, ни ночь, лишь в вечернее время явится свет... И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его - едино... И вот какое будет поражение, которым поразит Господь все народы, которые воевали против Иерусалима: у каждого исчахнет тело его, когда он еще стоит на своих ногах, и глаза у него истают в яминах своих, и язык его иссохнет во рту его... и сам Иуда будет воевать против Иерусалима... все остальные из всех народов, приходивших против Иерусалима, будут приходить из года в год для поклонения Царю, Господу Саваофу и для празднований праздника кущей... и не будет более ни одного хананея в доме Господа Саваофа в тот день".

"Сражавшиеся против Иерусалима" были не кем иным, как римлянами, языческими варварами, объединившими народы в великую империю и поднявшими лица свои против Бога. Он же, сам Иисус из Назарета, был тем лицом, которому пророк адресовал свои инструкции, мессией, который въедет в Иерусалим на молодом осле и встанет в "долине гор" вместе с горсткой "святых", чтобы быть свидетелями явления славы Божией на горе Елеонской. Он увидит, как некая чума поразит римлян и поведет "Иуду" в бой против них. Затем, после великой победы, он станет править в качестве царя-мессии в Иерусалиме, где каждый год, в день годовщины своей победы, станет приветствовать представителей каждого народа на Земле, приходящих воздать честь Господу Сил в его храме.

Можно возразить: неужто Иисус мог ожидать, что пророчества Захарии исполнятся так буквально в эту самую ночь на горе Елеонской? Как мог он быть так уверен в том, что знает точный час исполнения пророчеств и что они исполнятся именно через него? Как личность Иисус обладал характером, который способен неограниченно долгое время быть на вершине энтузиазма и эйфории. Это позволяло ему совершать свои чудесные исцеления и произвести на своих соратников такое сильное впечатление, что они не могли дать памяти о нем умереть. Он не был Иудой Галилеянином или Бар Кохбой, которые были мессиями по сути своего обычного или нормального темперамента. Те были людьми, пытавшимися захватить власть, потерпели неудачу и на этом все и кончилось. Не случайно религия нового мира выросла именно вокруг Иисуса.

Эллинистам из позднехристианской церкви понадобилось сделать один только шаг, чтобы пламенную убежденность Иисуса в своей всемирной миссии превратить в догму о его божественности. Или чтобы превратить его уверенность в победе, одержанной рукой Бога, а не методами партизанской войны, в пацифистскую потустороннюю доктрину, переносящую концепцию победы в духовный план.

Харизматический характер Иисуса стал главной движущей силой раннехристианской церкви с ее экстатическим духом, ее всемирной амбицией и ее убежденностью в конечной победе.

Еврейское сопротивление Риму состояло из различных групп, и все они были религиозными по характеру. Однако они расходились по вопросу, как много можно оставить на долю вмешательства Бога. Зелоты были готовы к долгой и трудной борьбе с помощью реалистических военных методов. Бар Кохба, преемник зелотов, по преданию, молился Богу следующими словами: "Господин Вселенной, я не прошу, чтобы Ты сражался на моей стороне, а только чтобы Ты не сражался за римлян, и этого будет достаточно".

Некоторые самозванные мессии, такие как Февда, придерживались обратной крайности и полагались на Бога даже больше, чем полагался Иисус. Умеренные фарисеи были людьми осторожными, придерживавшимися позиции выжидательной. Подобно Гамалиэлю, они полагали: "Если это предприятие и это дело от человека, оно разрушится, а если оно от Бога, вы не можете разрушить его". Но временами даже их могла увлечь апокалиптическая страсть, как это случилось с рабби Акивой в дни Бар Кохбы. В спектре еврейского Сопротивления Иисуса можно рассматривать как апокалипсиста-фарисея, чьи надежды были сходны с надеждами Фаевды и упомянутого Иосифом Флавием пророка из Египта, который также в центре своего движения ставил ожидаемое чудо на горе Елеонской.

Придя к горе Елеонской, Иисус расположился с учениками в Гефсиманском саду. Его по традиции размещают у подножия горы Елеонской, но, возможно, он расположен несколько дальше от Иерусалима, в ложбине между двумя отрогами этой горы ("гефси-ман" означает "долина масла"). Пророчество Захарии гласит, что ноги Бога будут стоять на горе Елеонской, которую землетрясение расколет трещиной, тянущейся с востока на запад, причем главная масса горы сместится на север и на юг. И пророчество продолжает: "И вы побежите в долину гор". Поэтому Иисус привел учеников на место, указанное пророком, где он мог глядеть на чудо, а не быть раздавленным им. Далее пророк уверял его: "И придет Господь Бог мой и все святые с ним" (альтернативный перевод: "...если все с тобой святы"). Бог самолично должен был присоединиться к мессии и в этой долине сражаться против врага, поразив его ряды некой чумой. Должны были произойти и другие поразительные чудеса: бурные воды изольются из Иерусалима двумя реками и "в вечернее время явится свет".

Достигнув "долины решения", Иисус с усердием занялся молитвой и бодрствованием. "И находясь в борении, охваченный скорбью, Он ревностно молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю".

О чем так ревностно молился Иисус в это время? Почему он велел ученикам "бодрствовать и молиться"? Перед тем он призывал к этому тех, кто ожидает пришествия царства Божия. Почему он предостерегал их от того, чтобы не впасть в искушение?

В свете излагаемой здесь теории имелись веские причины для молитвы и бодрствования, а также веские причины избегать искушения. Ибо Иисус не ждал в Гефсиманской долине своего ареста. Он ожидал устрашающего чуда и явления славы Божией. Но он должен был чувствовать, что это космическое явление в какой-то мере будет зависеть от того, достоин ли этого он сам и достойны ли ученики.

Иисус не просто прорицал пришествие царства Божия, он и готовился к нему. Он вел кампанию среди "блудных овец Израиля", призывая их к покаянию, ибо чувствовал, что грехи Израиля задерживают приход царства Божия. Фарисейские сочинения часто подчеркивают, что обещания Бога Израилю не исполнятся просто так - это зависит от того, достоин ли их Израиль и содействует ли он этому. Следовательно, даже хотя Иисус чувствовал, что время благоприятно для наступления "Дня Господня", полной уверенности у него быть не могло. Что требовалось сейчас - это последнее великое усилие в молитве. Вера в действенность молитвы была очень сильна среди фарисеев, особенно, если молитва исходила от пророка.

Только самый могучий сфокусированный луч святой сосредоточенности, направленный из Гефсимана к Богу, мог изгладить грехи Израиля и принести час искупления. Одного Иисуса для этого было недостаточно, ибо Захария сказал: "И Господь мой придет, если все с тобою святы". Это объясняет, почему Иисус сузил свое общество до двенадцати в эту ночь. Он нуждался в обществе тех, на кого он более всего мог положиться, ибо сила безгрешной молитвы была гораздо важнее силы простой численности.

Не диво поэтому, что Иисус дал сроим ученикам мессианский пароль "Бодрствуйте и молитесь", что сам он предался бурной молитве и укорял учеников, когда ощутил, что в их молитве недостает концентрации и чистосердечия.

История о том, что ученики потерпели неудачу в Гефсимане, должна была развиться на очень раннем этапе в недрах иудео-христианской церкви. Невозможно было поверить, что неудачу потерпел сам Иисус. Поэтому его ученики предпочли верить, что в неудаче повинны они сами, ибо, порицая себя, они могли продолжать верить в него.

Для учеников било нетрудно после ареста и казни Иисуса терзаться чувством собственной вины и искать причину неудачи исключительно в себе. Иисус, наверное, не раз заставлял их чувствовать себя в чем-то виновными по сравнению с его раскаленной верой и самопожертвованием. И теперь случаи, когда они оказывались недостойны его, стали прямо-таки тесниться в их памяти. Это может в какой-то мере объяснить, почему в Евангелиях так много рассказов о том, как ученики оказались не на высоте положения.

Итак, Иисус стоит в долине Гефсиманской, и над ним возвышается Масличная гора. Он верит со всей силой рвения, что здесь долина решения, долина суда Господня. Если он избрал момент верно, если сердца его спутников чисты и если его кампания собирания "заблудших овец Израиля" была успешной, тогда будет дан последний бой. Но, молясь, он чувствует сильное внутреннее борение. Он молится с такой силой, что пот его падает на землю, как большие капли крови. То, каких трудов стоит ему эта молитва, есть неблагоприятное предзнаменование. И он видит, что силы его избранных спутников слабеют. С огромной горечью он осознает, что долгие горькие испытания Израиля еще не подошли к концу.


Арест и суд

Чудесное явление Господа Бога на горе Елеонской так и не произошло. Подобно Фаевде и "пророку из Египта" и многим другим мессианским фигурам того периода, Иисус, несмотря на свой дар целителя и огромную харизму, оказался обманут в своих апокалиптических надеждах. Когда римские солдаты, подкрепленные еврейской полицией, прибыли в Гефсиман, они застали там только кучку мятежников, вооруженную всего двумя мечами. Ученики в ужасе разбежались, а солдаты, у которых был приказ привести одного только главаря, пошли своей дорогой с пленником, поздравляя себя с той легкостью, с какой его удалось захватить.

Как солдаты узнали, где найти Иисуса? Объяснение, даваемое в Евангелиях, состоит в том, что Иисуса предал его ученик Иуда Искариот, который и привел воинов к этому месту. Что солдаты получили какую-то секретную информацию, представляется весьма вероятным, так как арестовать Иисуса в Гефсимане было идеальным способом покончить с его мятежом. Арестовать его в самом Иерусалиме первосвященник боялся, так как Иисус пользовался в народе массовой поддержкой. А то, что Иисус взял за правило удаляться каждый вечер из Иерусалима на гору Елеонскую, сводило на нет любой план внезапного ночного нападения на него, какой мог сложиться у первосвященника. Гора Елеонская с ее долинами была районом таким обширным, что для того, чтобы отыскать его там, требовалась специальная информация, даже если его приблизительное местонахождение и было известно.

Однако рассказ о предательстве Иуды Искариота неисторичен. В Евангелии от Петра, фрагмент которого был найден в 1884 году, рассказа о предательстве Иуды нет вовсе. Рассказчик повествует, как после распятия "мы, двенадцать учеников Господа, плакали и горевали". В этом раннем Евангелии ни один из двенадцати учеников не становился отступником; оно было написано до того, как была выдумана история о предательстве Иуды. Кто же тогда предал Иисуса? И был ли он вообще предан?

В одной из версий легенды об Иуде Искариоте (версии Иоанна) сам Иисус велит Иуде предать его. "Что делаешь, делай скорей". В контексте данного рассказа эффект этого замечания состоит всего лишь в том, что оно подчеркивает, что Иисус знает все наперед. Но, возможно, именно здесь мы имеем ключ к исторической реальности.

Можно понять, что действительно произошло на самом деле: сам Иисус послал гонца, чтобы привести вражеских воинов в Гефсиман. Будучи уверен в том, что знает точный час, когда свершится чудо, предсказанное Захарией, он пожелал, чтобы римские воины наверняка оказались под рукой в "долине решения", чтобы испытать там предсказанный разгром.

Если гонец, посланный Иисусом, чтобы привести римлян, был не Иудой Искариотом, то кем же он был? Возможно, ключ к этому имеется у Марка. В его Евангелии упоминается не названный по имени "юноша", который в удручении следовал за Иисусом после ареста, пока его не прогнали солдаты. Этот "юноша" не был одним из Двенадцати, не был он и из числа солдат или враждебной "толпы". Он мог быть юным сторонником Иисуса, избранным для того, чтобы привести римлян к месту их гибели. Полный веры, он и привел их в Гефсиман, ожидая, как Иисус победит их там силой чуда. Когда чуда так и не произошло, он пришел в смятение и отчаяние и последовал за солдатами в недоумении, пока они его не прогнали. Деталь же, что юноша "бежал от них нагой", может представлять собой попытку связать этот эпизод с пророчеством Амоса: "И самый отважный и храбрый убежит нагой в тот день, говорит Господь".

Насколько дело касалось римлян, мятеж Иисуса был весьма незначительным событием по сравнению с серьезными зелотскими мятежами, случившимися в тот же период. Вот почему Иисус произвел очень мало впечатления на современных ему историков. Иосиф Флавий едва упоминает его, а подлинные упоминания его в Талмуде крайне скупы, немногочисленны и содержат мало информации. Не будь Евангелий, мы вряд ли знали бы о существовании Иисуса. Для большинства же тогдашних евреев Иисус был еще одним человеком, претендовавшим на то, что он мессия или пророк, возбудившим на некоторое время большие надежды, но в конечном счете потерпевшим провал. На такие фигуры смотрели с большой симпатией и скорбью; о том, чтобы порицать или клеймить человека за то, что он счел себя обещанным мессией, не было и речи. Если он потерпел неудачу, значит, он совершил ошибку, но его по-прежнему уважали как смельчака и патриота. Но не будь его сторонников, оставшихся верными памяти об Иисусе и развивших веру в его возможное возвращение, он был бы забыт еврейским народом.

Однако пленение Иисуса в Гефсимане вовсе еще не доказало, что он потерпел провал. Пока он оставался в живых, его сторонники могли продолжать лелеять свои надежды. Возможно, Бог совершит какое-нибудь великое чудо, чтобы освободить его и все-таки уничтожить римлян. Известие о взятии Иисуса в плен должно было возбудить в иерусалимской толпе страхи и тревогу, но ни в коем случае не погрузить ее в отчаяние.

Вера Иисуса, его доверчивая самонадеянность - вот что предало его в руки римлян. Он был убежден, что великое чудо случится в эту самую ночь. Почему же он был так уверен? 3ахария сказал, что чудо произойдет в течение праздника Суккот, но этот праздник продолжался восемь дней. Который же из этих восьми дней должен был стать днем избавления? Очевидным ответом было бы: седьмой день. Во времена Иисуса он был известен как "день Осанны" (а теперь он именуется у евреев "Великой Осанной").

В этот день молитвы о спасении достигали своего крещендо в процессии священников, семь раз обходивших алтарь, держа ивовые ветви и взывая о спасении. Ночь ожидаемого чуда должна была приходиться на ночь перед седьмым днем, так как евреи считали день от вечера до вечера. Иисус должен был ожидать, что эта ночь и следующий день будут заняты поборением римлян, а следующий вечер, который открывал последний день праздника, станет началом дня победного ликования. Восьмой день всегда рассматривался как отдельный праздник и символизировал осуществление спасения. На этот раз, думал Иисус, символика превратится в реальность, и Восьмой день будет праздноваться как первый день Мессианского Века. (Иисус думал, что дело спасения займет и ночь, и день из-за пророчества Иоиля, что в "долине решения" затмятся и солнце, и луна.)

Восьмой день, однако, стал первым днем плена Иисуса.


Варавва

И вот, совершив долгий обходной путь, мы вернулись к эпизоду с Вараввой, тому самому, с которого начали. Иисус заключен в тюрьму Пилата, и в той же тюрьме томится Варавва. Он тоже вождь повстанческого движения, чей мятеж разразился в одно время с мятежом Иисуса, и ему грозит та же казнь, что и Иисусу. По совпадению, причинившему некоторые затруднения ранним христианским писателям - таким, как Ориген, Варавву по имени также звали Иисусом. Ориген пришел к заключению, что это, несомненно, ошибка, просто должно быть ошибкой. Варавва, по мнению Оригена, не мог обладать таким священным именем - "Иисус": оно происходит от еврейского корня "яща", имеющего значение "спасать", и это усмотрели христиане. В результате имя "Иисус Варавва" было устранено в большинстве рукописей Евангелий. В немногих оно, однако, сохранилось и было восстановлено в современных переводах, например в "Новой Английской Библии".

Что за человек был Варавва? В самом позднем из Евангелий, от Иоанна, он назван "разбойником" (по-гречески "лестес"), но таким словом часто именовали борцов за свободу из рядов еврейского Сопротивления (да и вообще борцов за свободу на всем протяжении мировой истории). Более ранние Евангелия достаточно ясно дают понять, что Варавва был мятежником. Матфей даже почтительно именует его "выдающимся заключенным" (по-гречески сэпистемос", неверно переведенное в некоторых версиях как "пресловутый").

Наше исследование сократило разрыв между этими фигурами, Иисусом из Назарета и Иисусом Вараввой. Мы начали его с двух людей, удаленных друг от друга, как Северный полюс от Южного. Иисус виделся фигурой неземной, ангельской, чье царство было не от мира сего; мессией, отвергавшим концепцию победы в бою; пророком, чьей целью было умереть на кресте, считавшим римскую оккупацию Иудеи деталью, не стоящей внимания. Варавва выглядел бандитом, разбойником, человеком бессердечного насилия.

Но теперь мы способны оценить фигуру Вараввы более справедливо. Он видится нам членом движения еврейского Сопротивления.

Итак, образы Иисуса и Вараввы значительно сблизились. Поэтому невольно задумываешься: а не знали ли они друг друга? Не были ли их жизни каким-то образом связаны? Не было ли между их движениями сотрудничества? Случайным ли совпадением было то, что их мятежи произошли в Иерусалиме в одно и то же время и что они оказались в тюрьме Пилата вместе? Или они на самом деле были двумя вождями одного и того же движения?

С. Г. Ф. Брэндон счел, что дело должно было обстоять именно таким образом. Он писал (в 1968 году): "Совпадение... атак Иисуса в храме с неким мятежом в том же городе, который римским войскам удалось подавить не без потерь, должно, несомненно, рассматриваться как многозначительное. Иерусалим был городом маленьким, и трудно поверить, чтобы эти два потрясения не были тем или иным образом связаны, пусть даже только в глазах властей... А не могли оба движения, происходящие в одно и то же время, быть связаны также общими принципами и целью"?

Однако если принимать гипотезу Брэндона, то выглядит загадочным, почему же Варавва до того момента ни разу не упоминался в рассказах Евангелий. Если он был членом движения Иисуса, достаточно важным, чтобы ему поручили какую-то руководящую роль в восстании, то почему же его не упомянули ранее? И если Варавва был видным помощником Иисуса, то не становится ли бессмысленным то обстоятельство, что толпа предпочла Варавву Иисусу? Даже если история эта не вполне верна, то как вообще она могла развиться из ситуации, в которой Иисус и близкий его соратник и сторонник оказались в тюрьме вместе?

Многие комментаторы почувствовали: каким-то ключом к загадке Вараввы является то обстоятельство, что его звали Иисусом. Не могло ли случиться некоторой путаницы, вызванной тем, что в тюрьме Пилата одновременно оказались два заключенных, оба по имени Иисус, и не эта ли путаница и породила тот сюжет, который мы имеем в Евангелиях? Само по себе это совпадение не требует от нас чрезмерного легковерия, так как имя "Иисус" было широко распространенным.

А. И. Дж. Роулинсон (в 1925 году) выдвинул гипотезу, что история эта порождена путаницей в уме Пилата относительно двух Иисусов, оказавшихся в его темнице. Когда толпа явилась, требуя освобождения Вараввы, они выкрикивали его имя: "Иисус". Пилат по ошибке решил, что они имеют в виду Иисуса из Назарета, и предложил освободить его.

Пауль Винтер также предложил теорию, основанную на путанице в уме Пилата. Теория Винтера состоит в том, что Пилат просто осведомился, о котором Иисусе идет речь, а из этого-то эпизода рассказ в конце концов и развился в ту версию, которую мы находим в Евангелиях. Причем мотивом подобной трактовки было желание возложить вину за казнь Иисуса на евреев и снять ее с Пилата. Позволительно, однако, сомневаться в том, что история, полная такого драматизма и столь тщательно разработанная в деталях, могла быть порождена столь пустячной мелочью, как сомнение Пилата, о ком из двух Иисусов идет речь.

Имеется и другое объяснение, также исходящее из того, что Варавву звали Иисусом. Объяснение, более последовательно рассматривающее стадии, по которым предание развилось до его нынешней формы. Оно состоит в том, что Иисус из Назарета и Иисус Варавва были одним лицом, одним и тем же человеком.

Когда Иисус томился в тюрьме Пилата, еврейская толпа окружила ее, чтобы требовать его освобождения. Эпизод этот нельзя было устранить из Евангелий полностью, поскольку он опирался на сильную традицию; но он мешал позднейшим редакторам Священного писания решить стоящие перед ними задачи.

Итак, отрицать, что еврейская толпа требовала освобождения Иисуса, они не могли, но им пришло в голову хитроумное решение. Еврейская толпа требовала-де освобождения другого Иисуса, случайно оказавшегося в тюрьме одновременно с Иисусом из Назарета. Этим Иисусом был Иисус Варавва. Еврейская толпа, призывая Пилата освободить Иисуса Варавву, просто выкрикивала имя другого человека, известного также как Иисус из Назарета. Но евангелистам, дабы скрыть попытки народа защитить своего мессию, показалось удобным сначала заменить другое имя на другого человека. А в конечном счете даже тот факт, что именем Вараввы было Иисус, оказался выброшенным из Евангелий.

Но если Иисус и Варавва были одним лицом, как же можно объяснить имя "Варавва"? Что оно означает и почему прилагалось к Иисусу?

Имеются различные возможности объяснения.

"Абба" употреблялось как имя, "авва" означает "отец", так что "Бар-авва" могло означать "сын Отца". Существует мнение, что Иисус имел обыкновение в молитвах обращаться к Богу как "Авве" (Марк, XIV, 35, Послание к римлянам, VIII, 15, Послание к галатянам, IV, 6). В Талмуде есть примеры и других раввинов, называвших Бога "Аввой", но Иисус мог отличаться такой характерной привычкой делать это, что приобрел прозвище "Бар-авва" (то есть Варавва) в знак его тесных отношений сБогом. Возможно и то, что "Варавва" означало "сын божий", но не в гностическом смысле божественного существа, а как царь Давидовой династии, который согласно Коронационному псалму, был приемным сыном Божиим.

С другой стороны, если правильным будет написание через два "р", то значение было бы "сын раввина". Арамейское "бар" - "сын раввина" могло означать просто "раввин", или "учитель".

Но имелось и еще имя для учителей, писавшееся через одно "р", и, возможно, оно и есть наилучшее исходное слово, от которого было произведено имя собственное "Варавва", или "Баравва". Это титул "Берабби" (буквально "дом учителя"), который прилагался только к величайшим раввинам и в качестве почетного титула помещался после имени. Мы знаем, что Иисус пользовался известностью как "Учитель" (Лука, XXII, II). Так что нет никаких трудностей в предположении, что "Варавва" было его титулом. Но, возможно, это было прозвище с мессианскими обертонами.

Если Иисус из Назарета и Иисус Варавва - одно лицо, то все затруднения с историей Вараввы исчезают. Прежде всего, мы можем понять, почему Варавва возникает в повествовании так внезапно. Его не упоминали раньше по той простой причине, что до определенного момента он просто не существовал, его искусственно вызвали из небытия. Что же до участия Вараввы в "мятеже", то это относится к собственному мятежу Иисуса, когда он силой очистил храм.

Протомившись в тюрьме несколько недель или месяцев, Иисус был приведен перед Пилатом на суд, признан виновным в мятежном действии - претензиях на иудейский трон - и приговорен к казни обычным способом, предназначавшимся для бунтовщиков: распятием. Пилат, опиравшийся на сильный римский воинский контингент, питал величайшее презрение ко всякой недисциплинированной толпе и полностью игнорировал требования освободить Иисуса.

Иисус был арестован к концу восьмидневного осеннего праздника Суккот (Кущей), но не был казнен, пока не настал канун весеннего праздника Пасхи. Произошло это отчасти потому, что римская судебная процедура всегда была медлительна, а отчасти - потому, что Пилат любил устраивать казни мятежников в такое время, когда это произвело бы максимальное впечатление на беспокойных евреев. Иерусалим в дни прадзников был всегда полон паломников, а между Суккотом и Пасхой праздника, вызывающего паломничество не было.

Иисуса распяли вместе с двумя другими бунтовщиками, - возможно, членами его собственного движения. В соответствии с римским обычаем, обвинение, по которому он приговорен, было надписано на его кресте: он выдавал себя за "Царя Иудейского". Ослабленный своим пребыванием в тюрьме и горестью от разочарования в своих надеждах, Иисус продержался на кресте всего шесть часов и умер.

С каким уважением относились к Иисусу фарисеи, показывает тот факт, что к Пилату отправился за разрешением похоронить тело Иисуса не кто иной, как фарисей и член синедриона Иосиф Аримафейский. Разрешение это было дано, и Иосиф снял тело с креста и похоронил его.

Ближайшие соратники Иисуса и небольшая кучка сторонников после начального периода отчаяния уверовали в то, что Иисус по-прежнему жив. Он-де воскрешен, подобно Илие, и вскоре вернется, чтобы возглавить новую борьбу с римлянами, которая на этот раз будет успешной.

Так возникла новая еврейская секта, известная под именем "назареяне".


Как писались Евангелия

Еврейская история после смерти Иисуса

Иисус умер около 30 года новой эры, а Понтий Пилат продолжал быть прокуратором до 36 года новой эры, когда был смещен легатом Сирии Вителлием за жестокую и бесцельную резню среди, самаритян. Последующая история римского правления в Иудее до момента, когда разразилась Иудейская война в 66 году новой эры, - летопись такого притеснения и дурного правления сменявшихся прокураторов, что историки удивлялись, почему Рим не вмешивался чаще, чтобы призвать этих прокураторов к порядку.

Однако в Римской империи имелись влиятельные силы, не желавшие, чтобы евреи процветали. Трудно поверить в то, что провокационное поведение целой череды прокураторов не пользовалось прямой поддержкой из Рима. Такая поддержка вряд ли исходила от самих императоров, а скорее, от могущественных чиновников, от греков-вольноотпущенников, обладавших огромной властью за кулисами. Прокураторы Иудеи зачастую были обязаны своим положением этим вольноотпущенникам. Феликс, один из худших прокураторов, был братом Палласа, одного из греков-вольноотпущенников, практически правивших империей в годы старческого слабоумия Клавдия.

Соперничество между греками и евреями было в Римской империи очень острым. Греки захватили, в некотором смысле слова, власть в империи - как тем, что задавали тон в ее культуре, так и тем, что поставляли кадры ее гражданской администрации. Евреи представляли единственную угрозу культурной гегемонии греков. Иудаизм был в то время верой миссионерской. Александрийские евреи вели пламенную пропаганду иудаизма на греческом языке, а фарисеи, особенно гиллелиты, ревностно вербовали прозелитов.

Греки были очень встревожены успехами, которые одерживал иудаизм, и возникла целая литература на греческом языке, чьей целью стало противодействие тенденции к обращению в иудаизм. Во всех эллинистических городах, в том числе и в таких, что были, подобно Цезарее, расположены внутри пределов Палестины, греки часто устраивали еврейские погромы.

Тревога греков (которым вторили римляне, поклонники греков, вроде Цицерона и Сенеки) не была абсолютно беспочвенной. Евреи уже составляли десять процентов населения империи, число это быстро множилось благодаря их природной плодовитости и пропаганде обращения в иудейство. Поэтому греки вели жестокую борьбу за свою культурную гегемонию, и одним из их методов вполне могло быть поощрение намеренно дурного правления в Иудее в надежде спровоцировать войну, в которой евреи потеряют свою страну, центр своей религии.

Правление прокураторов было ужасающим. Их политика казалась направленной на то, чтобы породить хаос. Особенно это относится к двум последним и наихудшим прокураторам, Альбину и Флору. Они брали взятки от кого угодно, включая преступников. Альбин, когда истек срок его должности, открыл тюрьмы, чтобы "наполнить страну грабителями". Заключительной провокацией Флора было ограбление иерусалимского храма на семнадцать талантов. И когда народ, протестуя против этого, вышел на улицы, он послал солдат избивать его и грабить его дома. Вдобавок из иерусалимской толпы были отобраны наугад люди, посланные на распятие. В их числе оказались и возведенные в римское всадническое звание. Этот последний поступок показывает открытое пренебрежение римскими нормами поведения, и объяснить его вообще невозможно ничем иным, кроме гипотезы, что у Флора были тайные приказы из Рима спровоцировать мятеж.

Добившись открытого восстания евреев, Флор обратился к легату Сирии Цестию Галлу с просьбой, чтобы тот ввел легионы и раздавил мятежников. Известия же о восстании послужили сигналом для греческих городов и всей восточной половины империи к тому, чтобы начать избиение своих жителей-евреев. В Цезарее, эллинистическом городе на палестинском побережье, за один час были перебиты двадцать тысяч евреев, а оставшиеся в живых обращены в рабство. По всей Сирии прокатились избиения евреев, а в Александрии римскими солдатами и горожанами-греками было убито пятьдесят тысяч. Евреи в возмездие за это атаковали эллинистические города, расположенные вокруг Палестины. Война эта была восстанием против власти Рима. Но на идеологическом уровне она была борьбой между эллинистической и еврейской цивилизациями.

Первым крупным событием войны стал поразительный военный успех евреев. Цестий Галл, легат Сирии, с грозной тридцатитысячной армией вступил в Палестину, чтобы покарать мятежников. Он пробился через Галилею и Самарию и, встретив несколько более сильное сопротивление в Иудее, вошел в Иерусалим. Казалось, что война будет окончена всего за три месяца. Но в этот момент Галл неожиданно прекратил военные действия и начал отступление. Причины этого решения так никогда и не удалось выяснить. На обратном пути через Иудею зелоты устроили ему засаду и сильно потрепали его огромное войско. Пожертвовав арьергардом, Цестию Галлу удалось все же вырваться с основными силами своей армии, но он потерял шесть тысяч воинов и большое количество военного снаряжения. Местом этой великой победы зелотов был Бет-Хорон, тот самый горный проход, где Иуда Маккавей в 165 году до новой эры одержал победу над греками Селевкидами.

Эта победа носила столь чудесный характер, что весь народ проникся убеждением, что зелоты правы и время для Божия спасения наступило. Отныне все партии, даже саддукеи; были объединены в решимости продолжать войну.

И борьба затянулась на следующие семь лет, продолжаясь с 66 до 73 года новой эры. При этом вне Палестины римский мир сотрясали собственные, внутренние кризисы. Императора Нерона принудили к самоубийству. За этим последовал "Год четырех императоров". (66 год новой эры), ожесточенная схватка в борьбе за престол, в ходе которой три императора, Гальба, Оттон и Вителлий, были убиты, прежде чем в конце концов не утвердилась стабильная власть Веспасиана. Но во все время этих потрясений римский мир не переставал сознавать, что евреи продолжают восстание.

Они фактически стали символом развала, грозящего империи всеобщей угрозой. Евреи были вездесущи, их общины имелись в каждом городе империи. Сенека писал: "Обычаи этого крайне злокозненного народа приобрели такую силу, что теперь они оказались приняты во всех странах. Побежденные дали законы победителям". (В ранние дни Нерона, когда прокуратор Феликс заполнил Иудею распятыми телами, руководство политикой Рима было как раз в руках Сенеки.) А теперь евреи открыто подняли оружие против Рима в Палестине.

После первой победы под Бет-Хороном зелоты позволили руководству военными действиями ускользнуть в руки хасмонейских аристократов, традиционных военных командиров, которые, однако, выродились за годы коллаборационизма. Одним из таких аристократов был Иосиф Флавий, ставший историком Иудейской войны. Ему было поручено командование в Галилее, что было чрезвычайно ответственным постом. Он потратил много энергии на пустяшные распри с лидером зелотов в Галилее Иоанном Гисхальским, так и не сумел всерьез организовать оборону страны, а потом перебежал к римлянам.

В Иерусалиме зелоты, осознав наконец нерешительность аристократов, взяли ведение войны в собственные руки. Однако раздоры вспыхнули и среди зелотов. Менахем, сын Иуды Галилеянина, был убит антимонархической группой зелотов, когда он заявил претензию на роль мессии. После смерти Менахема его сторонники, верившие, что он был мессией, ниспосланным Богом, пришли в уныние и удалились в крепость Масаду, расположенную в пустыне. Эта группа зелотов, грозная партия первоначального зелотского лидера, сыграла малую роль в обороне Иерусалима, хотя финальную сцену трагедии в целом разыграли именно они.

В Иерусалиме сложилось две партии зелотов - сторонники Иоанна из Гисхалы, спасавшегося в Иерусалиме после разгрома в Галилее, и сторонники Симона Бар Гиоры, наиболее радикального из зелотов; освободившего всех рабов и аннулировавшего все долги. Римляне видели в нем угрозу всякому упорядоченному обществу, второго Спартака. Эти две партии препирались между собой, тогда как Веспасиан и его сын Тит все туже стягивали петлю вокруг Иерусалима.

Внутри стен Иерусалима улицы были полны непогребенных трупов людей, умерших от голода. В конце концов римляне, обладавшие огромными осадными машинами, пробили стены и ворвались в город. После отчаянных уличных боев Иерусалим был взят.

В 71 году новой эры в Риме состоялся большой триумф - праздновали победу над евреями. Трофеи из храма, включая священную золотую менору, или семисвечник, пронесли в процессии. Были разыграны сцены из Иудейской войны. А в кульминационный момент церемонии Симон Бар Гиора, радикальный вождь зелотов, был удушен, и весть о его смерти, по традиционной форме, принесена Веспасиану и Титу, восседавшим во всем параде. Рим был заполнен гулом триумфа. Смерть Симона Бар Гиоры, освободителя рабов, в сердце Рима - сцена символической силы. Этот герой олицетворял самую суть иудаизма, а имя его, Бар Гиора, означало "сын прозелита".

Легко понять, сколь неуютным стало положение евреев во всех греко-римских городах во время еврейского восстания и особенно в самом Риме. И именно в Риме к концу Иудейской войны или, возможно, сразу после нее было написано Евангелие от Марка, первое из канонических Евангелий. То Евангелие, в котором были заложены позднехристианской церковью основы политики по отношению к евреям - политики осуждения их как проклятого народа.


Христианская церковь после смерти Иисуса

Как сложилась история христианской церкви со времени смерти Иисуса? Книга Нового Завета, претендующая на изложение этой истории, - "Деяния апостолов", однако это позднехристианское сочинение, написанное около 100 года новой эры Лукой, тенденциозно искажает события.

Но подлинную историю ранней церкви мы можем восстановить. Для этого надо, во-первых, уметь читать между строк "Деяний апостолов", во-вторых, учитывать результаты исследований Евангелий и, в-третьих, использовать дополнительные источники, такие, как книги Иосифа Флавия, Талмуд и раннехристианские историки.

"Первые пятнадцать епископов Иерусалимских все были обрезанными евреями, и конгрегация, которую они возглавляли, соединяла закон Моисея с учением Христа". Эта фраза Гиббона подводит итог самому важному факту в жизни ранней церкви.

Самые ранние последователи Иисуса даже не назывались "христианами" (то было наименование, принятое позже последователями Павла из Антиохии). Их называли "назареянами". Они верили, что Иисус был "Христом" в еврейском значении этого термина, то есть "помазанником", законным царем Израиля, который в один прекрасный день вернется, чтобы избавить евреев от чужеземного гнета и открыть эру мира для человечества. Они верили в то, что Иисус все еще жив, что Бог совершил чудо, воскресив его после распятия, и что он скоро явится, чтобы завершить свою миссию,"спасения", то есть освобождения.

Фарисеи верили в то, что все заслуживающие этого лица (безразлично, евреи или нет) в один прекрасный день будут воскрешены из мертвых. Вера же назареян состояла в том, что для Иисуса это воскресение настало раньше, чем для других.

Поэтому фарисеи не считали назареян еретиками. Они образовали особую группу внутри фарисейства, к тому же группу сверхнабожную. Первый вождь назареян, Иаков Праведный, брат Иисуса, славился своей преданностью храму, дотошным исполнением мельчайших требований еврейского закона. Назареяне соблюдали субботу, законы о разрешенной пище, законы о чистоте, законы о десятине, и, поступая так, они были убеждены, что следуют указаниям и примеру самого Иисуса.

Назареяне даже считались разновидностью зелотства. Тот факт, что Иисус был мятежником против Рима, был общеизвестен. Поэтому саддукейские и иродианские коллаборационисты рассматривали последователей Иисуса как потенциальных смутьянов. Время от времени назареяне подвергались преследованиям со стороны властей, особенно первосвященника. И в таких случаях они ждали поддержки и защиты от фарисеев. Когда назареянин Петр был арестован саддукеями, его спас от смерти фарисейский лидер Гамалиил. Когда сам Иаков, лидер назареян, был незаконно казнен одним из первосвященников, фарисеи заявили энергичный протест и добились того, что этот первосвященник был снят с должности (в 62 году новой эры).

Назареяне принимали участие и в миссионерской деятельности, которой занимались в тот период фарисеи, и фактически были одной из самых успешных миссионерских групп. Они приобрели много сторонников внутри самой фарисейской партии, в частности к ним примкнули многие священники из низших рядов духовенства, недовольные предательской политикой клики первосвященника.

На более широком поприще миссионерской деятельности среди неевреев назареяне имели заметный успех. Назарейские группы возникли во многих городах империи, включая и сам Рим. "Благая весть", что мессия уже явился и скоро вернется, была привлекательна для многих из тех, кто мог бы остаться невосприимчивым к обычному иудаизму.

Следует, однако, помнить, что все фарисейское движение, а вовсе не одни назареяне, переживало фазу быстрой экспансии и ревностной вербовки прозелитов. Царство Адиабена в Месопотамии было, обращено в фарисейский иудаизм лет примерно десять спустя после смерти Иисуса. Римские писатели с тревогой свидетельствуют о распространении иудаизма в Римской империи.

Подобно другим фарисеям, назареяне признавали две степени обращения в иудейство. Полное обращение включало обрезание, принятие еврейского закона в его полном объеме и принятие еврейской национальности. Но признавалось и некое частичное обращение в еврейскую веру - причисление к "богобоязненным", или "превратным прозелитам". Такое обращение было куда менее строго в требованиях и не включало ни обрезания, ни перемены национальности. Словом, этих прозелитов можно определить как "сочувствующих иудейству".

Ожидалось, что в грядущие дни мессии лишь меньшинство населения мира предпримет полное обращение в иудейство, а большинство станет "богобоязненными", признавая только "семь законов сынов Ноя", но чтя евреев как "нацию священников". Назарейские группы новообращенных содержали прозелитов обоих типов, и следует снова подчеркнуть, что то была характерная фарисейская модель миссионерства, от которой назареяне ни в чем не отличались.

Теперь мы подходим к поворотной точке в развитии движения Иисуса, к появлению Павла, превратившего назарейство в христианство. Павел (первоначально Савл, Саул) начинал как противник назареян, которых преследовал, будучи агентом саддукейского первосвященника. Однако около 36 года новой эры он был обращен в назарейство в результате личного откровения. И вскоре начал выдвигать новый взгляд на деятельность Иисуса, взгляд, достаточно не совместимый ни с назарейством, ни с фарисейством.

Взгляды Павла можно найти в его Посланиях, написанных примерно в 50 - 55 годах. Эти Послания, большинство из которых - подлинные сочинения Павла, самые ранние документы в составе Нового Завета. Они придают Иисусу божественный ранг, объявляют закон отмененным и истолковывают смерть Иисуса в терминах гностической сотериологии (учения о спасении).

Позднехристианская доктрина в них еще не совсем развита (так, например, Павел не говорит ничего о Троице или о непорочном зачатии), но богословская база для позднейших доктрин - дуализма, парадоксальности, предопределения, отпущения грехов, "первородного греха" - уже создана. Павел, мистик гностического типа, никогда не знал Иисуса лично, но он уверовал, что знает суть учения Иисуса в результате особого откровения.

Евангелия в том виде, как мы имеем их сейчас, - это перетолкования жизни и смерти Иисуса в свете теорий Павла. Но три синоптических евангелиста добивались такого нового истолкования не написанием священной книги заново, а приспособлением существовавших назарейских документов. Единственный новозаветный документ, который, по-видимому, уцелел от назареян, претерпев лишь легкую павлинистскую правку, - это "Послание Иакова", принадлежащее перу вождя назареян, родного брата Иисуса.

Павел был чрезвычайно одаренным миссионером, и его новая версия миссии Иисуса имела огромный успех, особенно у "превратных прозелитов", или новообращенных второго типа. Отмена еврейского закона Павлом устраняла различие между обращенными первого и второго сорта и делала ненужными такие трудные требования, как обрезание.

Однако иерусалимские назареяне во главе с Иаковом, братом Иисуса, пришли в ужас от деятельности Павла, которая казалась им капитуляцией перед язычеством и идолопоклонством. Произошел большой раскол (около 60 года новой эры) между иудео-христианами (или назареянами) и позднехристианами (или павлинистами).

В данной книге термин "позднехристианская церковь" был применен для обозначения павлинистской общины, которая возникла как соперница иудеохристианской церкви. Следует, однако, памятовать, что Павел обращал в свою веру и евреев, что многие из его сторонников были уже предварительно обращены в ту или иную форму иудаизма и что назареяне никогда и ни в какой период не называли себя христианами. Но главную массу тех, кто примкнул к Павлу, безусловно, составляли выходцы из эллинистических язычников, что позволяло им откликаться на гностические черты его учения.

Так что всего через тридцать лет после смерти Иисуса среди его последователей возникли сильные раздоры. Нет сомнения в том, что назареяне вправе были претендовать на то, что они - подлинные носители учения самого Иисуса, ибо были очевидцами его дел, его соратниками и родней. Павел же, выводивший свое представление об Иисусе из видений, был в действительности породителем своих собственных доктрин, истинным основателем христианства как исторического явления и как новой религии, отличной от иудаизма.

Борьба между назареянами и павлинистами продолжалась в следующее десятилетие, причем назареяне держались твердо, а возможно, и брали в этой борьбе верх. Из своей базы в Иерусалиме назареяне рассылали миссионеров во все центры павлинизма для борьбы с новыми доктринами Павла и для того, чтобы обращенных им вернуть в лоно назарейского иудаизма.

Но событием, принесшим роковое ослабление назареянам и давшим победу павлинизму, стала осада и взятие Иерусалима римлянами в 70 году новой эры. Назареяне приняли участие в обороне города, и большинство их погибло в воспоследовавшем побоище. Уцелели лишь немногие, и их церковь продолжала, ослабленная, влачить жалкое существование, не способная более возобновить миссионерскую деятельность или оказывать влияние за пределами Палестины.

Павлинизм же расцвел, не встречая более сопротивления, и позднехристианская церковь стала главной формой христианства. Остатки назареяне, теперь иногда называемые эбионитами, рассматривались основной массой христиан как еретики. Вдобавок к их бедствиям они теперь в первый раз оказались в конфликте и с фарисеями.

Фарисеи взирали на развитие антииудейского христианства с естественной тревогой. Они усмотрели в нем доказательство того, что Иисус не мог быть мессией, и потребовали от назареян отказаться от верования, отличавшего их от собратьев-евреев. Около 90 года назареяне были окончательно исключены из еврейской синагоги и стали еретической группой как в иудаизме, так и в христианстве.

Назареяне продолжали существовать примерно до 400 года новой эры: До самого конца они провозглашали, что Иисус был мессией, что он скоро вернется, что он Сын Божий, но не сам Бог, что он никогда не отменял еврейский закон и что Павел - обманщик, извративший миссию Иисуса.

Евангелия пишутся

Что думали христиане Рима, когда Иудейская война затянулась и лица римлян были повсюду обращены к евреям с ненавистью" Что думали они, когда глядели на процессию закованных в цепи еврейских пленников, проходящую по улицам Рима в триумфе Веспасиана среди проклятий ликующих толп, и когда слышались возгласы дикого восторга при известии о смерти Симона Бар Гиоры.

Что они думали, мы можем узнать, читая Евангелие от Марка, написанное как раз в то время, и другие три Евангелия, проведшие далее линию, впервые начертанную Марком. Здесь мы можем видеть, как христиане, бывшие первоначально сектой полностью еврейской, отмежевались от евреев в час их поражения.

Главная христианская община Рима была основана Павлом (Деяния апостолов, XXVIII, 28 - 30), так что истолкование смерти Иисуса как божественного жертвоприношения было там уже в ходу. Сам Павел своей доктриной христологии отделил Иисуса от политических проблем Иудеи и "одуховнил" его до такой степени, что Иисус перестал быть революционером.

Однако опереться целиком на учение Павла и выбросить как балласт Евангелие, родившееся в Иерусалиме, было невозможно из-за того, что Иерусалимская церковь и ее назарейское Евангелие все еще обладали слишком большим авторитетом, чтобы просто списать их со счетов. Поэтому оказалось необходимым придать Евангелиям характер, созвучный павловской христологии. В обcтоятельствах того времени это, к сожалению, означало придать ему антиеврейскую тенденцию.

Развив форму христианства, оторванную от еврейской истории и еврейских национальных чаяний, римская церковь не желала быть никоим образом втянута в поношение, которому подверглась еврейская община. Новая форма христианства не была революционной, для нее было вполне возможно жить в мире со своими соседями-римлянами, поскольку царство Божие более не располагалось на Земле, а находилось в занебесье.

Павел велел христианам не восставать: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же от Бога установлены" (Послание к римлянам, XIII, 1).

И все же они оказались на виду. И все же, несмотря на их антиреволюционную позицию, их путали с мятежными евреями по одному тому, что Бог, которому они поклонялись, был евреем, к тому же распятым за мятеж. Где же решение этой злополучной проблемы?

Оно должно было напрашиваться с ясностью прямо-таки ослепительной и казаться им богоданным. Иисус боролся не против римлян, а против евреев! Они получили Евангелие от иерусалимских иудео-христиан. Но это Евангелие казалось им теперь искаженным проеврейским пристрастием. Да, оно наверняка было искажено, иначе просто быть не могло, и теперь на их долю выпало исправить его и восстановить факты такими, какими они должны были быть! В таком-то умонастроении Марк и сел писать свою версию Евангелия.

Современная школа изучения и критики Евангелий придает особое значение тому, что называют "вписыванием в жизнь". В истории она ищет объяснения их формам и развитию. Но, за несколькими заслуживающими всяческого уважения исключениями, ученые этой школы игнорировали главную черту в обстановке, при которой писались Евангелия, ту, что буквально должна была бить в глаза: Евангелие от Марка написано среди потрясений великих бедствий, обрушившихся на евреев в 70 году новой эры. Тогда всем евреям и тем, кто каким-либо образом был с ним связанным, пришлось весьма тщательно определить, чему они верны. И, конечно, это прежде всего касалось только что возникшей религии, едва отпочковавшейся от еврейского назарейства. Эллинистические прозелиты, недавно обращенные в христианство (каким был и сам Марк), вышли из среды, в которой антиеврейство цвело пышным цветом. Поэтому важным назначением Евангелий было дать возможность христианам говорить: "Мы не евреи. Да и сам Иисус на самом деле не был евреем, если не считать случайности рождения. Иисус был верен Риму, и мы тоже верны Риму?"

В конечном счете в представлении его позднехристианских поклонников Иисус вообще перестал быть евреем.

 

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова