ИСТОРИЯ

ЕГИШЕ ВАРДАПЕТА.

К оглавлению

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

АРМЯНЕ ПРОТИВЯТСЯ ВТОРОЙ РАЗ ЦАРЮ ПЕРСИДСКОМУ.

Убедившись, что ни послания, ни хитрости не могут обмануть Армян, ни разрушить святого союза их, полководец персидский Мушкан призвал к себе нечестивца Васака со всеми князьями отступниками, следовавшими заблуждениям {191} его и снова расспрашивал их об армии Вартана и совещался о мерах, которыми предполагал утвердить за собою победу. Потом велел призвать начальников, командовавших его войсками, приказал им поставить слонов в переднем ряду армии и для подкрепления окружить каждого слона отрядом, состоящим из трехсот человек. Отдав эти приказания, пред всеми главными начальниками выразился он от имени царя, следующими словами: «помните приказание великого царя; сражайтесь храбро и предпочтите смерть жизни постыдной. Не забудьте масла, венца и молоточка и всех наград, которыми беспрерывно осыпает вас щедрый монарх: каждый из вас есть владетель земель и пользуется привилегиями большими. Вы знаете доблесть Армении и воинское достоинство каждого из сынов ее; вы знаете также, что в случае поражения вы лишаетесь славы и титулов своих; это будет для вас двойною потерею. Подумайте о женах своих, о друзьях, о детях и старайтесь {192} не быть ни пораженными врагами внешними, ни оплакиваемы друзьями близкими». Потом припомнил он им о немилости, которой подверглись многие их товарищи по оружию, бежавшие с поля сражения; хотя они спаслись от сражения, но умерли под секирою палача, сыновья и дочери их лишены были прав граждан и отобраны были у них все имения. Напомнив им еще раз строгие приказания царя, он сделал последние распоряжения и построил армию для сражения. Он протянул свою линию по всему пространству обширной равнины и поставил по правую и по левую сторону трехтысячный отряд. Вокруг него стояли избранные воины, вооруженные всеми оружиями и знаменитый отряд, называемый бессмертным; он окружил их такими подкреплениями, что можно было их принять за башни или крепости непреоборимые. Он раздал потом значки; распустил знамена и трубный звук предварил каждого быть готовым. В правом крыле собрал он вспомогательные войска Кушу-{193}нов, Гуннов и Гелов, всех страшных и грозных воинов и дал им приказ, быть готовыми против главнокомандующего Армении. Храбрый Вартан, в это самое время, по мнению князей, составлявших совет его, построил войска свои для битвы и назначил им начальников. Он разделил apмию на четыре отряда: первый отдал под команду Нершапу Арцруни, который был вспомоществуем сподвижником своим, великим владетелем Мока и князьями с их дружинами, крыло их составляли войска, менее других организованные. Второй отряд был под предводительством князя Хорена Хорхоруни, с подкреплениями князей Инцаиаци и Нерсе Каджберуни. Третьего отряда начальником назначен был Татул Ванандаци и сподвижником его был Таджат Кинтуни, с подкреплениями из мнoгoчиcлeнных отрядов, составлявшими крылья их. Храбрый Вартан оставил себе четвертый отряд и сподвижниками его были: храбрый Аршавар и родной его брат Амазаспиан. Так построились они для сражения на равнине, {194} против армии персидской на берегу реки Тгмут.

Раздался сигнал и обе страны бросились друг на друга с ожесточением и яростью неимоверною. Крики, раздающиеся из среды этой великой массы людей, уподоблялись крику диких зверей или удару грома, раскатывающегося в облаках, и от страшного шума их содрогались пещеры гор отдаленных. Ослепительные лучи солнца, ударяя на броню воинов, на железо шишаков и сталь копий и мечей, кололи глаза, а взмахиванье мечей и колебанье пик вились сверкающим огнем как молния, бороздящая небо в бурный день. Никто не в состоянии описать страшной сумятицы, где смешивались крики людей, столкновение щитов и свист стрел — все это заглушало слух. С обеих сторон бились с одинаковым ожесточением и в кровавой этой битве храбрые выходили из рядов, герои врывались в ряды неприятельские; слабые напротив унывали, а трусы приходили в отчаяние. {195} Скоро река очутилась уже в средине сражающихся и армия персидская, устрашенная трудностью места, начала понемногу редеть. Один отряд армянский дошел до самых берегов реки, переправился чрез нее на лошадях и сражался с величайшею отвагою; с той и другой стороны много убитых и раненых падало на землю. В минуту самой жаркой сечи и схватки неистовой, отважный Вартан заметил, что избранный отряд армии персидской успел уже поколебать левое крыло Армян; он тотчас же бросился в ту сторону, разрезал правое крыло Персов, загнал их на слонов и, преследуя их до места, откуда двинулись, побил у них множество народу. Беспорядок, причиненный этим смелым нападением, был так велик, что и отборная кавалерия разделилась и была совершенно рассеяна. В эту же минуту Мушкан Нюсаловурт заметил некоторые отряды Армян, отступающих поспешно к стороне гор. Увидев это, он стал ободрять войска свои, которых подвиги Вартана пора-{196}жали оцепенением, и принудил их остановиться. Битва возобновилась и сделалась ужасною. С обеих сторон храбрость была одинакова и груды трупов возвышались как холмы. Смятение проникало уже в ряды Персов, когда Мушкан приказал Арташиру, командующему слонами и сидящему на высокой башне, несомой этими животными, как в цитадели укрепленного города, сделать решительное нападение. Арташир двинулся вперед со своим передовым отрядом, при звуке больших изогнутых труб, отборные воины одушевились с своей стороны и храбрый Вартан, окруженный ими со всех сторон с героями — товарищами своими, не мог выбраться из среды плотной массы воинов. Тщетно усиливался он открыть себе дорогу и, оказав чудеса храбрости, пал вместе с храбрыми воинами, которые не отставали от него и вместе с ним получили бессмертную пальму мученическую.

Битва продолжалась до вечера и только {197} настигшая ночь остановила резню. Много еще побито было людей, пока войска разошлись с места сражения; там и сям возвышались груды трупов, как сваленные деревья посреди густого леса. Со всех сторон видны были только сломанные копья и разбитые стрелы. Святые тела мучеников так были изранены, что узнать их было невозможно; они разбросаны были по земле, вместе с язычниками. Смерть Вартана была сигналом поражения Армян: они бежали к ущельям гор и искали места неприступные. Но, прежде нежели они достигли их, много еще битв частных произошло между ними и Персами, и эти отчаянные стычки, сопровождаемые ужасными убийствами, длились до заката солнца этого достопамятного дня. Это было весною: поля и луга, испещренные душистыми цветами, залиты были кровью человеческою, изменившею цвет их. Какое грустное зрелище — это бесчисленное множество трупов, лежащих друг на друге! Раненые метались, корчились болезненно возле убитых, {198} воздух оглашался стенаниями раненых, предсмертными криками умирающих и ропотом беглецов, скрывающихся; от времени до времени примешивались ко всему этому жалобные вопли женщин и отчаянные крики родных и друзей: в обеих армиях плакали над телами храбрых. Победа была так не определена, что можно было сказать: не было ни победителей, ни побежденных, — это была битва храбрых с храбрыми. Однако же главнокомандующий погиб в этом сражении, и хотя живых оставалось более нежели убитых, но выбора нового начальника не возможно было тогда сделать; Армяне, оставшиеся без главного начальника, удалились небольшими отрядами; искали убежища в крепостях и скалах, менее других доступных. Оттуда стерегли они неприятеля, не смевшего подступать к ним. Вот имена доблестных мучеников, павших в один и тот же день в великом сражении против Персов (сражении, происшедшем 451 года, 2 Июня, в Субботу, седьмого дня праздника святой {199} Троицы): из рода Мамикониан храбрый Вартан со 133 воинами; из фамилии Хорхоруни, неустрашимый Хорен с 19 воинами; из фамилии Палуни, герой Артак с 57 воинами; из фамилии Кинтуни, дивный Таджат с 19 воинами; из фамилии Димаксиан — мудрый Хмаяк с 22 воинами; из фамилии Каджберуни — прекрасный юноша Нерсе с 7 воинами; из фамилии Гнуни, благородный Ваан с 3 воинами; из фамилии Инцаиаци, праведный Арсен с 7 воинами; из фамилии Сруандзта, быстрый Гарегин с двумя своими братьями и 18 воинами. Эти 287 героев, падших в этом сражении, были только из дружины десяти князей и из дома Арцруни и царского дома. Исключая этих 287 человек, было еще 740 воинов, имена которых записаны в книге жизни и которые погибли в тот же день. Все вместе составили 1036, оставшихся на поле битвы. Персы и отступники потеряли до 3544 человек и 9 особ высшей знати. Начальник Мушкан Нюсалавурт был огорчен до глубины сердца, увидев, {200} что потеря их была почти втрое больше потери Армян. Эти груды убитых повергали мысли его в страшное смущение, потому что сражение кончилось вовсе не так, как он ожидал. Он считал, разбирал по несколько раз убитых той и другой стороны и приходил в отчаяние, видя, что потерял три раза больше нашего. Более же всего сокрушала его потеря 9 великих сатрапов, лично царю известных. В смущении своем, он не знал, на что решиться: уведомить Йездигерда точно и подробно о потерях, им понесенных, он опасался гнева царя, а скрыть их было невозможно. Посреди этих тревожных и тягостных размышлений Мушкана, пришел к нему отступник Васак, скрывавшийся между слонами во все время битвы, из боязни быть убитым, и предложил свои утешения и старания рассеять его уныние. Он указал ему на средства, как военной хитростью завладеть укреплениями; потом согласился с ним послать снова своих священников — отступников с приказом царя и собственным {201} обещанием общего и полного прощения за возмущение и дозволения восстановить церкви и богослужение христианское, согласно с их древними обычаями. Царь действительно дал подобное повеление, потому что он потерпел сильный урон, потери, им понесенные в обеих войнах, (Кушунов и Армении) сделали значительный недочет в войсках его. Но войска apмянские, укрепившиеся в крепостях, не могли легко довериться такому объявлению Йездигерда, зная все козни отступника — Васака. {202}

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

ГЕРОИЗМ И ДОБРОДЕТЕЛЬ АРМЯН; НЕЧЕСТИЕ ВАСАКА ОБНАРУЖИВАЕТСЯ ВСЕ БОЛЕЕ И БОЛЕЕ.

Васак убедил Мушкана Нюсалавурта и других начальников Персов идти вперед и завладеть укрепленными замками, которые не хотели дать веры их посланиям; все вместе пришли они к крепости, {203} в которой укрывался один отряд войск армянских со многими из духовенства; Персы осадили ее и стремительно напали. Убедившись, что не могут взять ее силою, они несколько раз посылали к осажденным, обещая им клятвенно и с Евангелием в руках спасение жизни, если только сдадутся. Священники согласились, но милиции отказались верить лживым клятвам Васака, а начальник Мушкан Нюсалавурт обнаруживал слишком явно свою готовность следовать советам отступника. Один храбрый воин армянский по имени Бак, удалившийся в это укрепленное место после последних бедствий, вышел на ограду и стал укорять нечестивого Васака во всех преступлениях, которые он сделал против Армении. Мушкан и вся его армия внимала речи Бака, одобренной равно и Персами и Армянами; а храбрый воин, окончив ее, сошел с вала и в ту же ночь вышел из укрепления во главе 700 человек и никто не осмелился преследовать его. Остаток гарнизона не верил льстивым {204} обещаниям; но по недостатку съестных припасов, вынужден был сойти в стан персидский и сдать укрепление. Васак велел тотчас убить из них 213 человек, взывавших к Богу: «благодарим Тебя, милосердый, что удостоил нас небесного призвания теперь, когда церкви наши еще в полном великолепии, когда стоят еще молельни мучеников и собрания наши исполнены доблести и добродетели. Да будет смерть наша подобна смерти мучеников, товарищей наших по оружию, и да смешается кровь наша с кровью, пролитою ими на поле сражения. Благослови, Господи, церковь свою за столько жертв человеческих, возносящихся на святом алтаре Твоем».

Так погибли на этом месте двести тринадцать избранных поборников Господних.

Епископ Иосиф и священник Леонтий со многими из благочестивых собратий, искавших убежища в этом укреп-{205}лении, присутствовали при ужасной резне и воссылали к Богу ту же молитву пред поднятою над ними секирою. Жизнь временная в глазах этих святых не имела ни малейшей прелести; но они хотели сохранить ее с целью посвятить ее благу отечества.

В минуту предсмертную, призывая имя царя, обвиняли они Васака, как главного виновника смут и бедствий Армении. Мушкан Нюсалавурт, услышав все это, не смел предать их смерти по причине воззвания их к царю, велел наказать плетьми Иосифа и Леонтия и тщательно стеречь их, а других священников распустил по жилищам их, наказывая им успокоить умы народные и восстановить порядок в области. Между тем большая часть Армян, знавших изменчивый нрав царя и лукавство отступника — Васака, не могла верить обещанному им прощению и считала его притворным. «К чему нам жизнь, говорили они, на этой земле? Зачем глядим еще на сладостный {206} свет солнечный, которого друзья наши не видят более? Наши доблестные герои погибли в великой битве, земля приняла в себя кровь братьев раненых и тела мучеников сделались добычею птиц лесных и зверей диких; доблестные князья наши, которые пережили великое бедствие, блуждают теперь как бедняки, лишены княжеств своих и подвержены самым тяжким и оскорбительным гонениям. Услада Армении исчезла, страна пала и повсюду в ней встречаются только опустошения и развалины.

«Нет, не вверимся мы обманчивому приказанию царя, не хотим более подпасть под власть нечестивого Йездигерда». С той поры приняли твердое решение оставить свои деревни, свои фермы и виноградники. Новобрачные девушки вышли из-за занавес, супруги из своих покоев, маститые старцы встали с кресел и дети сошли с рук матерей. Юноши и молодые девушки и множество мужчин и женщин направили стоны свои к пустыням и {207) укрывались в укрепленных местах и ущельях пустынных гор. Они лучше желали с истинною религией оставаться посреди ужасных скал как звери дикие, нежели жить в наслаждениях под собственным кровом отступниками. Они выносили безропотно пищу, составленную из трав и не жалели о вкусных яствах, к которым привыкли. Глубокие пещеры недр горных казались им предпочтительнее великолепных покоев богатых палат и голая земля, служившая ложем, была в глазах их красивее роскошных ковров и превосходных убранств спален, украшенных драгоценною живописью. Пение псалмов было их единственным развлечением, а чтение святых молитв услаждало в несчастии. Каждый сам по себе был храмом Господним, сам был служителем священным: тело было алтарем, а душа жертвоприношением. Никто безнадежно не оплакивал умерших, павших от меча; никто неистово не вопиял над близкими и друзьями. С радостным сердцем оставили они свое {208} имущество на расхищенье, не помнили, что когда-нибудь обладали богатыми вотчинами, и пребывали постоянно в терпении и с великою доблестью несли мученичество. Если б они не видали отрадной награды жизни будущей, то не были бы способны к такой высокой добродетели. Между ними многие были: братья, сыновья, дочери князей великих и в эти отдаленные и неприступные места, переселились они с многочисленными своими семействами. Некоторые укрылись в туманной стране Хахтика, почти не освещаемой солнцем; другие бежали в полуденные и непроходимые страны Тморика и в густые леса Арцаха, которые служили убежищем для многих; между тем другие еще завладели кое-какими укрепленными местами и держались в них. Все выносили терпеливо из любви к Ииcуcy Христу лишения самые тяжкие, испрашивая у него единственной милости, не допустить их видеть разрушений церквей. Между тем отступник Васак, о нечестиях которого мы не раз упоминали, {209} беспрерывно предлагал главнокомандующему Персов призвать, в силу повеления царского, войска из земель соседних для подкрепления своих. Скоро, взамен павших, явилась новая многочисленная конница, и армия, по-прежнему сильная, проникла во внутренность Армении и остановилась пред большою крепостью, расположенною на горе Капуйте. Осажденные противопоставили им отчаянное сопротивление, отодвинули ее и принудили удалиться в стан. Васак прибегнул к притворной кротости и желал подчинить их низким проворством и обманом. Но каждый сомневался в его намерениях, никто не осмеливался сдаться такому коварному врагу; один только священник, по имени Аршен, положившийся на клятвы его, решился сойти в стан персидский. Аршен говорил с начальниками персидскими чрезвычайно вежливо и старался извинить недоверчивость народа к их обещаниям и бегство народонаселения простосердечного и боязливого. Обратившись лично к Васаку, он напомнил {210} ему прежние христианские его добродетели, в надежде, что жестокость его уже немного смягчилась; но отступник оставался глух ко всем убеждениям и велел заковать его в цепи вместе с ним пришедшими товарищами и вести за собою с другими пленными. Радуясь, что главнокомандующий персидский руководствовался его советами, Васак разослал отдельные отряды по разным местам и дал позволение грабить и опустошать все.

Все жители, которые найдены были вне крепости, приведены пленными. Увидев все эти грабежи и опустошения, производимые войсками персидскими, укрывавшиеся в крепостях Тморика, нашли бесполезным оставаться более взаперти в местах безопасных, ободрились и с помощью жителей того места мужественно вторглись в земли персидские, перебили множество народу, сожгли селения и деревни и возвратились, сопровождаемые множеством пленных и обременные богатой добычей. {211}

Воины, скрывавшиеся в горах Хахтика, негодуя, что войска персидские дерзко нападают на крепости армянские, сделали вылазку в долину Тайка, где находилось тогда много войск царских, занимавшихся грабежом и хищничеством. Так как носились слухи, что в этих местах скрыты были сокровища князей армянских, Персияне немилосердно перерывали всю землю для открытия их. Там, в двух деревнях, наши храбрые увидели церкви разрушенные и сожженные до основания и это еще сильнее воспламенило их ревность и гнев, они бросились на врагов, разделили войско, смяли и перебили множество Персов, остальные же бегством спаслись из Армении. В этом блистательном подвиге Армяне потеряли князя Хмаяка, брата главнокомандующего Вартана. Он понесся в погоню за Персами, без малейшей заботы о своей жизни, и пал на поле брани мучеником за славу святой церкви. Храбрые же его товарищи продолжали преследовать Персов до последней возможности. После этого пораже-{212}ния войска царские не стали более бросаться безразлично на все места Армении и в особенности удерживались от нападений на церкви, как повелевал им царский приказ.

С своей стороны, укрывающиеся в недрах гор и в лесах Арцаха, тихо, мирно волновали все и всех: посылали гонца за гонцом к Гуннам, тревожили, воспламеняли войско их, напоминали им союз, в котором они поклялись Армянам быть святым исполнителем его, и сильно укоряли, что они не пришли участвовать в последнем сражении. Большая часть Гуннов с удовольствием выслушивала мирные воззвания Армян. Так как они не могли оправдать себя в поступке, что не явились на сражение; то потому, собрав большое войско, вошли они в землю Персов, разорили много провинций и возвратились к себе с богатою добычею и множеством пленных. Таким образом они доказали царю персидскому, что они отнюдь не отказались от союза {213} своего с армянами. Когда эти неприятные вести дошли до главнокомандующего Персов, он впал в сильный гнев и в особенности негодовал на несчастного Васака, которого считал главным виновником всех этих злополучий. Скоро за тем оставил он Армению и пошел обратно в Персию, откуда писал ко двору для извещения царя, ничего не скрывая, о настоящем положении дел их и приписывая все потери и весь вред вероломству Васака и его товарищей. Йездигерд, услышав о несчастных опустошениях Армении, стал размышлять о причинах, вызвавших эту великую войну. Он ломал себе руки, погружался в бездну размышлений и целые дни оставался немым для коварных советов. Искал причины этого великого события, говоря: «кто может ясно и откровенно пояснить мне все причины восстания Армении?» Великий министр двора царского, Мир-Нерсе, который знал это беззаконное дело, предстал перед царем и сказал ему: «Вот что скажу тебе, доблестный государь. Если желаешь {214} узнать всю истину; прикажи приехать сюда военачальникам Армении. Я уверен, что они приедут охотно и дадут тебе верные сведения об истинном положении дел». Йездигерд написал вследствие этого к одному из военачальников по имени Атрвормизд, служившему уже в Армении и товарищу по оружию Мушкана в последнем сражении, что он делает его марзпаном Армении. Он написал тоже Мушкану Нюсалавурту, что приказывает ему перейти вместе с остальными войсками в области Аланов, Лепника, Джегбов, Еджматаков, Таварспаров и Хибиованов и, наконец, во все места укрепленные, которые Гунны опустошили вследствие союза своего с войсками Армении. Царь горевал не только о разорениях и опустошениях в царстве своем и о потере добрых воинов своих; но еще более о разорении укрепленных мест (Дербенда), которые Персы в продолжении многих cтoлетий и с большим трудом построили на границе области Гуннов и которые теперь, в последнюю {215} экспедицию войск Вартана и Гуннов, разрушены были до основания, так что не было ни какой надежды восстановить их. В то же самое время он вызвал Васака и знаменитейших военачальников христианских ко двору.

Марзпан Атрвормизд прибыл по приказанию царя в Армению с расположением дружбы и мира. Он пригласил Саака Епископа области Риштуни приехать к нему и осведомить его обо всем, касающемся обвинений, которые возводили на Армян. Хотя этот Епископ уничтожал пиреи и жестоко обходился со служителями огня; однако, не колеблясь и без малейшего страха, предстал пред судилище марзпана.— Преподобный старец Муше, из фамилии Арцруни, который был Епископом в этой же области, получил тоже от марзпана подобное приглашение. И этот старец разрушал пиреи и также строго обходился с магами; что однако же не помешало ему явиться к марзпану. Еще двое других блаженных священ-{216}ников, из которых один назывался Самуилом, а другой Авраамом, уничтожали пиреи города Артамата, и отступник Васак велел заключить их заранее в темницу. Марзпан велел также и им, как и преподобным Иосифу, Леонтию, Каджаджу и Аршену явиться к нему. Допросив их обо всем подробно, марзпан написал откровенно ко двору верные ответы, которые получил и слышал сам.

Между тем, тотчас по получении повеления, Васак приехал ко двору, где, в свое оправдание выдумал разные небылицы. Он однако же не мог оправдать себя пред царем, который сказал ему: «по прибытии Христиан, я выслушаю вас всех вместе в судилище моем». После двухмесячного и двадцатидневного похода преподобные священники, скованные, прибыли в зимнюю резиденцию царя (в Сузу). Мир-Нерсе, главный управляющий царства, уведомленный о прибытии их, поспешил их видеть. Хотя откровенные {217} их ответы и свидетельство должны были быть ему неприятны, однако он не мог наложить руку на них и подвергнуть мучениям, потому что многие князья армянские владели еще укрепленными постами, и сам марзпан был не совершенно безопасен. Он велел обходиться с пленными с уважением. Он приказал марзпану с кротостью подчинить Армению, объезжать самому все города, собирать начальствующих и приказать им употребить все нужные средства к восстановлению спокойствия. Он хотел, чтобы Епископы взялись снова за управление и отправляли богослужение христианское торжественно, по прежнему их обычаю — приношение просфор и даров по прежнему обыкновению Христиан. Он уволил от налогов многие провинции, которые разорены и опустошены были войсками и отложил на некоторое время набор войск для кавалерии царской. Он увещевал монахов и иноков, которые разбежались по разным странам, возвратиться в свои монастыри; наконец этот марзпан вос-{218}становил обычаи и порядки Христиан совершенно так, как отправлялись они во времена их предков. «Двор уполномочивает меня, говорил он, покровительствовать имуществам и личности Армян, свободных, земледельцев, священников, которые выехали в земли отдаленные и торопить их возвращение».

Он писал эти обещания свои торжественными клятвами, прилагал к ним печать царскую и посылал в разные страны. Многие Христиане возвратились, вошли во владение своими землями и принялись за труды свои обыкновенные. Но что всего было удивительнее, он выпросил у двора указ царский, заключающий в себе позволение всем, приневоленным принять закон магов, возвратиться к церкви христианской. Так говорил царь пред всем двором своим: «те, которые не принимают добровольно богослужение героев, вооружают богов против себя, и я не могу одобрить их; я желаю отныне, чтобы все и каждый в религии {219} своей руководствовались собственною волею и собственным убеждением. Пусть всякий служит Богу, какому хочет. Все они подданные мои!» Такой смысл имел указ, посланный им по всему царству своему; когда услышали и удостоверились об этом указе, многие удалившиеся в разные страны, возвратились к своим местам. Но князья армянские, которые удалились в укрепленные местa Армении или в земли далекие, увидели восстановление Армении и в особенности свободы богослужения, ободрились и решились ехать ко двору. Они отправили посланных к марзпану Армении, чтобы уведомить царя об их повиновении ему. Марзпан не замедлил представить царю эту весть, и царь выслал князьям охранные листы, исполненные ласковых и приветливых слов и обетов в верности своих слов. Хотя князья и знали тиранское правление, способное на все обманы; но они желали причаститься страданиям святых и принять мужественно caму смерть, если бы это было нужно. Царь, услышав о доб-{220}ровольном повиновении князей, велел вести их без оков и совершенно свободными. И так, князья отправились к марзпапу с детьми своими, женами и всеми своими богатствами, поручили их его покровительству и сами поспешно отправились в зимнюю резиденцию царя. Пока царь пребывал в зимней своей резиденции — велено было по приказанию его, допросить вызванных Армян и Васака для узнавания причин бедствий Армении. Министр заседал как президент судилища и выслушивал одну сторону за другою. Допросы и ответы длились в продолжение нескольких дней; сторона отступников была побеждена. Князья наши представили письма, которые Васак и все князья—отступники, с ним бывшие, присылали им, чтобы сноситься с ними и действовать заодно для восстания. Были письма: одно из Грузии, другое из Албании, одно из Агцника, просьба к императору греческому, письмо к военачальнику Антиоху и на всех этих бумагах была приложена известная печать перстня {221} Васака. Также было доказано, что он участвовал в побиении магов в городе Зареаване. Армяне представили еще множество писем, уполномочивающих их на взятие крепостей, занимаемых войсками персидскими. «Он тогда был марзпан; мы слушались его приказаний; он еще отправлял послом ко двору Греции князя Атома из фамилии Гнуни, и этот самый Атом упрекнул его в том же, в присутствии всего судилища, и показал вверительное письмо, данное ему за собственною печатью перстня, бывшего в ту самую минуту на руке Васака. Мушкан Нюсалавурт со своими сподвижниками обвинял Васака в пролитии крови многих невинных после великого сражения, рассказывал, как он ложными клятвами заставил сойти соотечественников своих с укрепления в стан их, потом большую часть их перерезал по собственному своему произволу и обрекал невольничеству слуг и служанок царя. Он был обвинен сверх того в краже денег страны и податей, надлежащих поступить {222} в казну царскую. Многие товарищи отступника пришли в свою очередь и представили показания в преступлениях всех родов, совершаемых Васаком в Армении. Маги и служители, стражи пиреев, освобожденные из темниц Армении, были также призваны ко двору и подвержены допросу: «имеете ли и вы также, спросили их, обвинение против Васака?» «Ему обязаны мы, отвечали маги, жестоким обращением, которое мы претерпели; все неудачи войск царских — его дело, также как и смуты в Армении и утраты, понесенные казною царскою. Этот человек есть главный виновник всех несчастий». Близкие его родственники, которых он несколько раз обвинял пред cудом царским, пришли также в свою очередь и уличали его в преступных дружественных связях, существовавших тайно между им и царем Гуннов Ераном и царем паласаканским; Еран в эту эпоху вырезал персидское войско в Албании; набеги его доходили до самых границ империи греческой, откуда он {223} приводил толпы пленных и приносил богатые добычи, которые он взял в Греции, Армении, Грузии и Албании. Они прибавили, что царь Йездигерд, заметивши тогда тайное согласие царя паласаканского к проделкам Васака, осудил его на смерть; но Васак был в это время марзпаном Армении, советник врагов царских и сумел оправдаться. Так как родственники Васака знали хорошо все тайные козни и интриги его; то они высказали все пред царем. Говорили, что он с самого детства проводил всю жизнь свою в обманах, никогда не поступал по законам чести и был также коварен к близким своим как и к царю. Тогда же великий министр велел снять оковы с пленных священников и привести их пред судилище. Их было трое: Саак, Епископ области Риштуни, Иосиф Патриарх и священник Леонтий. Они предстали, на вопрос о Васаке, Саак отвечал: «те, которые отреклись истинного Бога, не знают по истине, что они сделают и что говорят, потому что мысли {224} их смутны и совесть помрачена. Они служат владыке своему без чести и изменяют ближнему без зазрения совести. Они настоящие сподвижники демона и ими совершает он злобу адской своей воли, как это явно видно в Васаке. Когда он носил еще имя Христианина, он скрывал наружно свои вероломства, и пагубное правление свое прикрывал он христианством. Считая его исполненным чести, вы почитали его более, нежели он заслуживал. Вы доверили ему Грузию, спросите Грузин, были ли они довольны. Вы отдали ему княжество Сюнийское, спросите родственников его, что скажут они об нем? Вы поставили его марзпаном Армении, которой завоевание стоило великих трудов вашим предкам — он разорил ее в продолжение года. Вы видите, когда он утратил славное имя Бога, которому он служил лукаво, все нечестия его обнаружились. Если он показал себя неверным пред Богом, пред кем он может являться правдивым? Преступления его давно были {225} вам известны, зачем же вы до сих пор умалчивали об них? Вы очень хорошо знаете причину тому! Мне кажется, что он радовал вас обманчивою надеждою. Нет, ни вы, ни ты и ни тот, который придет за вами, не увидят от нас исполнения этой несбыточной надежды. Делайте с ним, что хотите, и не спрашивайте нас более об нем». Министр, рассматривая про себя все эти доносы удивлялся все болеe и более этому процессу, который вывел наружу все вероломство Васака и вызвал всеобщее осуждение, заслуженное нечестивыми поступками. Он донес потом царю о всем ходе этого процесса. При чтении его донесения, которое было истинно, Йездигерд пришел в бешенство против Васака; однако воздержал себя от гнева с намерением, чтобы после подвергнуть Васака примерному наказанию. Царь хранил глубокое молчание в продолжение двенадцати дней, пока исполнены и окончены были все формальности судопроизводства. Был день праздничный, Йезди-{226}герд дал великолепный обед, на который приглашены были все вельможи и сановники царства. Васак был тоже в числе приглашенных. Отступник, следуя прежнему обычаю придворных церемоний, облачился в драгоценную одежду, подаренную ему Йездигердом, надел диадему и золотую шапку, опоясался тяжеловесным золотым поясом (камаром), осыпанном жемчугом и каменьями; вдел в уши серьги великолепные, надел на шею богатое ожерелье, а на плечи накинул соболью шубу, и так украсив себя всеми почестями этикета, отправился ко двору. Он великолепием своей одежды затмил всех придворных Йездигерда. Князья армянские, добровольно предавшиеся всем опасностям жизни и священники, приехавшие гораздо раньше, были вместе с князьями скованы и содержались у ворот Йездигерда. Они увидели Васака, великолепно одетого и в сопровождении толпы слуг, шедшего во дворец. «О, безумный торгаш, воскликнули они с состраданием, ты продал величие вечное {227} за пустые почести земли, которые скоро утратишь!» Войдя во дворец, Васак занял свое обыкновенное место в зале, в котором были все вельможи Персии. Вскоре после этого вошел в собрание великий камергер двора, от имени Йездигерда, обратился к Васаку и сказал: «царь меня прислал спросить тебя, от кого имеешь ты все эти знаки почести, и за какие заслуги получил ты их?» Потом он громко прочел ему определение суда, осудившего его, и стал упрекать его во множестве злодейств, которых и сами судьи его не знали. Он сказал ему, что он незаконно владел княжеством своим Сюнийским, «а предав на коварную смерь своего дядю Вагинака, ты завладел нacледиeм его могущества, выпросив на то согласия двора». Все военачальники, тут присутствовавшие, объявили себя против Васака и он до того был поражен и удручен этим, что не имел силы открыть рта в свое оправдание. Два или три раза выходили чиновники из залы, чтобы дать Йездигерду знать, что происхо-{228}дило в собрании. Результатом был смертный приговор отступнику. Тотчас явился и главный палач и, в присутствии всех вельмож царства, сорвал с изменника все знаки отличия, полученные от царя и, надев на него одежду приговоренных к смерти, сковал ему руки и ноги, и, посадив боком на кобылу, как обыкновенно садятся женщины, повел его и отдал в темницу, где находились государственные преступники. Князья армянские, святые Епископы и несколько членов духовенства содержались в той же темнице как бунтовщики; но они считали ни во что лишение свободы, ни грядущие мучения, которых ожидали; они удивлялись этому великому явлению, которое совершил Бог. «Мы сражались храбро, говорили они между собою, утешая друг друга; теперь мы должны быть твердыми в терпении. Слышали от отцов святых, что терпение есть начало всех добродетелей, и что высокая мудрость есть только любовь к Господу (Псал. 100). Но никто не может найти этой любви {229} без мучений. Продолжительность и полнота мучений умножает заслуги мучеников. И так теперь нам остается только молиться Богу. Мы снесем терпеливо все испытания и все искушения, Господь сам позаботится о нашем спасении. Мы знаем историю сорока воинов Ииcуca Христа, которые претерпели муки ужаснейшие: один из них, соблазненный наслаждениями бани, лишился венца мученического; но 39 других достигли царства, обещанного отцом небесным, к которому они стремились. Так товарищ наш Васак, который уже давно отделился от нас, сделался сподвижником демона. Теперь, когда душа его еще не отделилась от тела, он уже испытал преждевременные муки ада. Теперь он достоин не только слез святых; но и сожаления самых свирепых, жестоких людей в мире. Taк говорили они и слезы струились у них по отступнике Иисуса Христа. Потом снова пели они духовные гимны: «стократ лучше, пели они, возложить упование свое на Бога, нежели {230} полагаться на людей; стократно лучше уповать на Бога, нежели на все могущество земное. Все народы восстали против меня; я покорил их именем Господа» (Псал. 117). И снова ободряли друг друга и говорили: «мы убеждены в истине этих слов, мы не должны, братья мои, страшиться угроз язычников, которые в гневе своем хуже пчел, потому что ярость их обращается им же в погибель. Но мы беспрерывно призываем имя Господне и на него единого возлагаем свое упование».

Отступник Васак с завистью глядел на них — с какою великою радостью выносили они мучения: ясны, радостны были их взоры, как будто они были все еще при дворе; глядел на них и глубоко вздыхал он. Ему хотелось быть с ними; но он был отделен от святых мучеников и скован железом. Каждый день тюремщики влачили его как труп из угла и тащили на площадь, где выставляли его на показ всему народу и караванам, которые {231} глядели на него и бросали на него позор и стыд. Они обобрали его, и стал он таким презренным нищим, что принужден был питаться подаянием, собираемым его слугами. Все владения его были конфискованы; семейство его было обременено такими тяжкими налогами, что все драгоценные вещи, украшения жен, каменья отцов и предков были распроданы. И все еще не доставало, чтобы выплатить огромную сумму, которую требовала с него придворная казна. Он дошел наконец до того, что спрашивал, не скрывается ли сокровище в могилах предков его. И если бы они были, он не колеблясь отдал бы их, чтобы только избавить друзей и семейство от ужасного положения, в которое ввергнула их немилость Йездигерда. Пораженный и униженный со всех сторон, он впал в тюрьме в ужасную болезнь: тело его горело, в груди и во всей внутренности терпел он боли страшные и все тело стало гнить. Миллионы червей выходили у него из глаз и носу, он потерял слух и губы покрылись сква-{232}жинами. Мышцы рук утратили всю силу, пятки вывернулись наизворот; один только язык оставался невредимым, но признание раскаяния не переходило за уста его. Тело его издавало дух мертвечины так, что ближайшие слуги, воспитанные около него с самого детства, гнушались его и бежали, боясь приблизиться. Он умер наконец от удушья и низринут был в ад с ужасными муками.

Все друзья попирали его ногами, враги ругались над его трупом и ужасные его несчастья не могли еще насытить ненависти их к нему.

Тот, кто желал достичь престола Армении ценою преступлений, не имел даже места для погребения. Он умер как собака, и труп его влачили по улицам. Имя его не вписано в список Христиан и память его не отправляли в церкви пред престолом Господним. Нет такого рода преступлений, которых бы он не совершил в продолжение жизни, и не осталось {233} никаких убийственных мучений, которых бы он ни испытал в последние дни своей жизни. Я внес его в эту памятную книгу для того, чтобы внушить верным отвращение к таким грехам, каковы были у Васака и всякий, кто будет о нем читать, предавал бы его анафеме и остерегался подражать ему. {234}

 

ГЛАВА ОСЬМАЯ.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОГО ЖЕ. ВОЙНА. СМЕРТЬ СВЯТЫХ СВЯЩЕННИКОВ.

На шестнадцатом году своего царствования (454 г.), Йездигерд с сильным гневом пошел войною на страну Кушунов. Он перешел землю Веркан и когда достиг страны Апар, то приказал в крепости города Нюшапу задержать пленными {235} князей и священников, которых вел за собою; оставил при себе только двух блаженных узников. Этими узниками он наводил страх и повиновение на все народы христианские, находящиеся на пути его. Там находился один молодой Гунн, который происходил от царей страны Хаймандурков, он назывался Белом и добровольно подчинился Йездигерду. Этот молодой князь был привязан к Христианству и тайно учился у Христиан и религии и примерной их жизни. Ему было горько видеть унижение Христиан и все муки, которым их подвергали; но он не имел никакой возможности облегчить их. Он убежал к царю Кушунов и уведомил его обо всех бедcтвияx и опустошениях, производимых Йездигердом в Apмении. Он рассказал ему сверх того, что большая крепость, построенная (у ворот Дербентских) царями Персии для обороны от Гуннов, была разрушена и уничтожена до основания войсками армянскими и не скрыл ни ропота, возникшего в рядах войск персидских, ни жалоб всеобщих, уси-{236}ливающихся между народом во всем царстве и заключил объявлением, что многие народы отложились от дружбы царя. Царь Кушунов, знавший отчасти уже эти новости, удостоверился в истине остального, и именно в том, что Йездигерд точно идет против него с огромною apмией. Он не усомнился ни на мгновение в патриотизме Бела, и ни малейшее подозрение в шпионстве его не приходило ему на ум. Наскоро собрал он войска свои и пошел навстречу Персам. Но так как царь Гуннов по многочисленности войск персидских не мог дать ему большого сражения, то предпринял вести с ними войну партизанскую. Он бросился на арьергард войск Йездигерда, разбил его совершенно и беспрерывными стычками с войсками персидскими в ущельях и в местах опасных так обессилил Йездигерда, что он поспешно возвратился назад. Жестоко преследовал его царь Кушунов; вошел вслед за ним в Персию, разграбил множество провинций и благополучно возвратился он в свою {237} страну. Йездигерд, обесславленный этой войной, сошел немного с высоты своей гордости. Он не мог не признать внутренне, что это злополучие произошло вследствие разногласия, возникшего в войсках его, и не знал на кого излить ядовитую горечь своей злобы. Первый министр Мир-Нерсе, советовавший ему эту войну, был в ужасном отчаянии. Чтобы отвратить от себя гнев царя, Мир-Нерсе прибегнул к посредничеству магов и научил их, что делать и что говорить. «Царь-герой, сказали, представившись пред Йездигердом, жрецы огня, книги веры нашей открывают нам, что ни один смертный не может противостать непобедимому твоему могуществу. Но боги негодуют на нас за этих Христиан, которые идут против нашей веры; а ты до сих пор еще оставляешь их в живых». Потом они выдумали на Христиан множество лжи и клеветы, обвиняли их в проклятиях, которые они в темницах своих не переставали будто призывать на голову царя. Они говорили {238} об этом с такою силою и так часто, что наконец воспалили в царе гнев, который потушить могла только кровь невинных. Исполненный этих новых и ужасных намерений, Йездигерд дал приказ палачам убить тайно Самуила и Авраама, двух пленных священников, которые следовали за его армией. Что же касается до других священнослужителей, которые содержались пленными в укрепленном городе Нюшапу и находились на расстоянии 15 стоянок от армии, он послал вперед главного начальника съестных припасов армии (Деншапу) судить и приговорить священников Божьих к жесточайшим мучениям. Но так как эти блаженные священники отданы были на руки главе магов, который в то же время был и повелителем страны Апар,— то он подвергал их сильнейшим мучениям, нежели предписывало ему повеление царское, чтобы поколебать в них веру. Он был одним из ревностнейших защитников магизма. Он глубоко изучил религию Зороастра и носил почетный {239} титул: Амакден. Он знал Ампарткаш, Бозпант, Палхавик и Парскаден: эти то пять книг и составляют все учение магизма. Есть еще и шестая, но она входит исключительно в круг учения верховного начальника магов. И так этот маг думал, что он исчерпал всю науку человеческую и, смотря на блаженных священников, вообразил, что они упорствовали только по невежеству, и что только недостаток просвещения отталкивал их от высокого учения магов.

Он взял себе в голову пагубную мысль: подвергнуть их жестоким страданиям в надежде, что они, быть может, выйдут из терпения и обратятся к нему с просьбами. В этом предположении разлучил он священников с князьями, запер их в сырое и мрачное подземелье, куда посылал им для прокормления всех шестерых две миски супу, и то не всегда, да кружку воды и строжайше запретил подходить кому бы то ни было к двери тюремной. Сорок дней протекло и тяжкие {240} лишения не вырвали у священников христианских ни единого слова жалобы и ни малейшего признака слабости. Начальник магов стал подозревать, не доставляет ли кто-нибудь из слуг им пищи за деньги. С этой мыслью он сошел сам запечатать двери темницы и находившееся над дверью отверстие в виде отдушины, и потом поручил носить обед заточенным самым вернейшим из слуг своих; такое положение их длилось еще 15 дней. Блаженные не обнаруживали ни малейшего беспокойства, ни слабости, видя эти новые гонения; перенося с удивительным терпением голод, жажду и все другие лишения, они беспрестанно повторяли службу священную, пели псалмы и по окончании дня, после молитвы благодарственной, ложились на сырую землю, чтобы заснуть немного. Стражи, стерегшие их, удивлялись их крепкому, вовсе недоступному болезням здоровью и слышали день и ночь звук звонких голосов их. Поэтому они пришли и сказали начальнику магов: «эти люди не без великого могущества; {241} если бы у них было тело железное и тогда они должны были разрушиться в этой вредной сырости темницы. Уже давно как мы сторожами этой темницы; но не помним, чтобы какой-нибудь узник прожил в ней долее месяца. Ты получил повеление умертвить этих людей; делай как знаешь; но если тебе поручено только надзирать за ними— смерть пленных неминуема, мы поражены, видя такие неслыханные мучения». Все такого рода донесения об них смущали дух начальника магов. Встав посреди ночи, он приблизился к отверстию отдушины, пропускавшей несколько свету и воздуху в темницу и, глядя через него, слышал, как священники христианские набожно повторяли свое служение; видел каждого из Епископов, которые горели светом как неугасаемая лампада, пылающая во тьме. Пение прекратилось, и они улеглись один подле другого на голой земле для отдыху. Это зрелище поразило его великим страхом: «что значит это чудо? говорил он сам с собою, вероятно {242} наши боги сошли в эту темницу и освещают ее своим светом. Но они к этим узникам не сойдут, а простые люди не могут изливать такого света? Я слышал об этой секте, что она основанием своим имеет поклонение огню: эти священники скрывают это, быть может, от невежд, которые считают веру свою совершенно отдельно от нашей высокой религии. Кто знает? Это видение представилось мне может быть для того, чтобы вразумить меня в истине их веры». Эти мысли вращались в уме его; он находился в этом волнении, как святые пленники встали, чтобы начать служение полуночное. Тогда начальник магов удостоверился, что свет, виденный им, происходил действительно от каждого из них, а не от богов его. Он впал в оцепенение. «Что это значит, вскрикнул он, на каких пленных видали когда-нибудь подобное сияние? Я решительно не знаю ничего подобного и никогда не слыхал от отцов наших о подобном видении». Начальник магов {243} все более и более приходил в ужас от чудного явления. Он трясся сначала всем телом, потом упал без чувств и полумертвый пролежал на том же месте до самого утра. Он пришел в чувство на рассвете и воротился домой таким бледным и расстроенным, что можно было подумать, что он едва только освободился от тяжкой и долгой болезни; не говоря никому ни слова о своем видении, он призвал к себе тюремщика и приказал ему в ту же минуту перевести пленных в спокойный и сухой покой и надзирать за ними со всевозможным уважением, как ты меня о том и просил. Один из палачей темничных едва только заслышал это повеление, поспешил уведомить о том святых пленников. «Вам приказывают, сказал он им перейти в сухой покой; будьте же готовы оставить это подземелье, мы сами просили вам этого облегчения». Святой Епископ Иосиф обратился к нему с следующими словами: «поди, спроси безумного вашего правителя, слышал ли он когда-нибудь {244} о будущем пришествии Господа и о великолепных жилищах, уготованных нам в будущей жизни от начала мира? Скажи ему, что мужество наше основано на этой надежде, и что вера наша помогает нам выносить легко жесточайшие муки, которым он нас обрекает. Мы благодарим вас за испрошение нам у вашего начальника облегчения нашему телу; но мы не утомились как безбожники, которые не имеют других надежд кроме земных. Из любви к Господу нашему Ииcуcy Христу, как милость, радостно перенесем все муки земли, чтобы временными страданиями здесь, на земле, заслужить позже блаженство вечное на небе. Если бы мы желали дворцов, на небесах имеем мы нерукотворные, пред которыми исчезают все прекраснейшие царские ваши замки. Почести, одежды богатейшие, кушанья самые изысканные, нетленные, которые будут уделом нашим в жизни будущей, так много превышают все, что может представить себе вообpажeние человеческое, что если {245} бы кто описал их в подробности, то понятие ваше помрачилось бы, не будучи в состоянии их представить. Вы погрязли в старом своем заблуждении, вы не видите и не слышите ничего небесного и поэтому, хотя мы и не виновны ни в малейшем преступлении, все-таки вы немилосердно преследуете нас. Однако же, если бы вы хотели познать Бога нашего, вы могли бы иметь надежду умилостивить Его. Он царь великодушный и благий, который отверзает врата рая своего всем, кто идет к Нему путем покаяния. Ни злопамятства, ни презрения никому нет от Господа нашего. Что касается до облегчения, которое вы нам доставляете от имени начальника своего, мы просим вас выслушать: знайте, что в нашей стране мы имели и власть и средства избегнуть неволи царя вашего, как и сделали многие из наших, чтобы избавиться гонений его. Мы пришли сюда добровольно, предчувствуя все, что придется нам здесь вынести, нисколько не страшась этого. Мы желаем продолжения {246} страданий и просим вас не щадить нас, пока не насытится ваша жестокость. Здесь, на земле, сердце наше имеет только одно желание, это последовать примеру Спасителя, Творца неба и земли, видимых и невидимых, который по бесконечной благости своей удостоил снизойти до нас. Он облачился как мы в тело тленное и, исполняя всякого рода добродетели, совершил великое дело искупления. Он добровольно отдался в руки палачей, Он умер, был погребен, воскрес властью божественности своей и явился потом ученикам своим. Он вознесся вскоре после этого на небо, где сидит теперь на веки вечные одесную отца своего. Он даровал нам силу небесную причаститься его бессмертия страданиями нашего бренного тела, и некогда вознаградитъ мученическую смерть нашу бессмертием. Мы уверены, что страдания наши здесь ничто в сравнении со страданиями Его телесными, любовь наша к нему бледнеет перед беспредельной любовью Его к роду человеческому». Начальник {247} палачей пересказал речь сию правителю Магу, который более, нежели когда-нибудь был смущен и расстроен. Спокойствие стало ему чуждо, и сон бежал его лона. Наконец, однажды вечером пошел он один к дверям темницы, тихо приблизился и, пристально глядя во внутренность ее через маленькую отдушину тюрьмы, увидел всех Христиан, погруженных в спокойный сон, и ослепительное сияние окружало их как и в первый раз. Он тихо произнес имя Епископа, хорошо знавшего язык персидский. Тот тотчас же подошел к двери и сказал: «кто ты?» «Я правитель, отвечал Маг, и желаю войти видеть вас». Едва поставил он ногу на порог темницы, чудесное сияние исчезло; но правитель рассказал святым о чуде дивном, виденном им уже два раза. Тогда священник Леонтий, возвысив голос, сказал ему: «Господь, проливший свет свой во тьме и озаривший мудростью все творения свои (псалом 111), озарил лучами могущества своего помраченную душу твою; ослепленные глаза разума {248} твоего ныне отверзлись; ты заслужил видеть лучезарный свет благодати божественной. Спеши воспользоваться этою великою милостью, чтобы не впасть снова в прежнее заблуждение и не возвратиться опять к пути темному». При этих словах все они встали и запели псалом 42: «ниспошли, Господи, свет Твой и истину, да наставит она нас и возведет нас на святую гору и в жилища Твои. Воистину, Господи, Ты руководил и привел эту заблудшую душу в вечную радость Твою и в неотъемлемый покой. День сей подобен дню страдания Твоего, когда Ты освободил разбойника от второй смерти и отворил пред ним замкнутые врата рая и впустил его туда. Точно также Ты спас сегодня душу погибшую, которая была для многих причиною смерти духовной. Ты сделал его виновником и нашей и его жизни. Господи, восхваляем Тебя вместе со святыми пророками. Нет, не нам, Господи, нет, не нам даруешь эти чудеса: во славу имени Твоего, ради милости и верности Твоих обеща-{249}ний. Чтобы никогда не сказали народы: «где — Бог их?» (псалом 78): «Таким образом открылось ныне могущество Твое перед народом необузданным, которого жизнь ничто иное, как тьма непроницаемая». И они запели псалом 26: «Господь — просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюсь? Господь, защитник жизни моей, кого устрашусь?»

«Я знаю , сказал Маг, я знаю, что враги мои теперь многочисленны и что приближаются они разорвать меня; но Ты, Господи, Ты пришел на землю спасти всех людей, обращающихся к Тебе, да будут спасены они благодатью Твоей. Не разлучай меня от святых агнцев, с которыми я теперь смешан, чтобы вне Твоей овчарни не растерзал меня снова алчный волк. Не взирай, Господи, на бездну грехов моих, которыми я увлек и других. Сделай, Господи, меня виновником жизни тех, которым я был причиною смерти. Удостой, Господи, простить мне мои прегрешения и да сму-{250}тится демон, гордившийся тем, что я многих увлек к погибели. Да смутится он, увидев меня между учениками Твоими». По окончании этого воззвания Мага к Богу, встали они все вместе и, прочитав молитву, предоставили ему заключить ее, сказав: «Аминь». Потом они разговаривали с ним до времени чтения третьего канона и, по окончании этой молитвы, легли отдохнуть и проспали до утра.

Но маг был далек от сна; до рассвета он стоял на ногах и, воздев руки к небесам, молился. И между тем, как глаза его из отверстия свода устремлены были на небеса, он заметил вдруг великий свет, разлившийся и по всей внутренности подземелья. Этот свет являл ему пламенеющие лестницы, тянувшиеся от земли до самого неба; на чудных ступенях их рядами стояли воины, которые поднимались к небесам. Вид этого воинства был ослепителен, лучезарен и чуден, как воинство ангелов. {251} Он помнил и число каждого ряда воинов, им виденных. Один состоял из тысячи воинов, другой из тридцати трех, а третий из двухсот тринадцати. Он был так близок к этому чудному видению, что ясно различил трех доблестных мучеников: Вартана, Артака и Хорена, которые держали в руках своих девять венков. Он слышал голоса их: «приближается час, и вот уже он настал, в который все эти присоединятся к нашему воинству. Мы уже давно ожидаем их, и им уготовлена награда за доблесть. И этот, который не был включен в число ожидаемых, идет стать с нами рядом и будет воином Христа Искупителя».

Это было третье чудное видение, которое Бог удостоил возобновить перед блаженным. Разбудив спящих святых, маг рассказал им изумительное откровение, и все они вместе стали молиться. «Господи, Господи, как славно имя Твое по всей земле, и как высоко возносится {252} величие Твое над звездами небесными! Уста младенцев, не оторвавшихся еще от груди матери, восхвалят Тебя, чтобы смутить врага и мстители. Мы не скажем уже более: «да узрю небеса рук Твоих творения (Псал. 8), но скорее скажем: «Узрим Тебя, Тебя самого, Тебя, Господа неба и земли, Тебе угодно было открыть Себя ныне чрез святые сонмы свои этому чужеземцу, который отчаивался в спасении своей жизни. Господи, Ты увенчал бесконечным милосердием своим любящих Тебя и по великому состраданию вышел искать и эту овцу заблудшую; Ты отыскал ее и поставил в ряды стада своего. Он увидел не только небо, творение рук Твоих; он зрел небо истинное и блаженных обитателей его, и хотя он еще на земле, ему дано уже было соединиться с воинством ангелов; он видел души праведных, окруженных всем великолепием славы; он был свидетелем невидимых приготовлений и видел венцы, предназначенные нам милостью Господа {253} нашего Иисуса Христа. Блажен он по причине небесного явления! Мы радуемся, что имеем его между нами: после такого откровения, мы уверены, что он должен иметь великую долю в вечной обители. «О Господь! милости Твои неисчерпаемы; Ты великодушно даруешь их, кому хочешь, даже и тем, кто у Тебя их не испрашивал, и не отказываешь тем, которые, как мы, молим Тебя о них. Отверзи нам, Господи, двери милосердия Твоего, нам, которые с детства нашего желаем доли в наследии святых Твоих. Эти воинства новых мучеников, да будут у Тебя нашими ходатаями, да не потонет корабль веры нашей в океане грехов мирских». Они долго еще продолжали молитвы свои, с жаром вымаливали они милосердие божественное, с горючими слезами просили они Господа внимать их молению и даровать им силу пребыть твердыми в страданиях, да не лишатся они венцов бессмертных, которые святые уже держали в руках своих, чтобы вручить им. Это видение правителя было {254} откровением Святого Духа, возвещавшего приближение часа смерти, в который они оставят мир тленный и переселятся в обитель вечности. Наконец за терпение и небольшие заслуги их на земле они будут наслаждаться блаженством небесным и непреложным, по котором вздыхали так долго. Начальник магов по праву правителя поступал с заключенными, как ему хотелось, велел на другой день, без малейшего затруднения, вывести Христиан из темницы. Он привел их во дворец свой, своими руками омыл их и вылил на себя всю воду, в которой их омыл. Он велел сделать во внутренности дворца бассейн, в котором желал принять крещение. И принял он от них святое крещение, и причастился потом пречистого тела и крови Господа. «Да будет крещение сие, воскликнул он, водою, смывающею с меня прегрешения мои; да будет оно возрождением моим посредством Духа Святого и да причащение неизреченного таинства будет залогом принятия меня в сыновнее наследие {255} Неба». Потом велел подать обед и радостно предложил им кубок вина утешения, и возрадовались они все вместе, принимая пищу телесную. Хотя правитель, укрепленный дарами небесными, не боялся уже смерти; но беспокоился очень за свое семейство, на которое опасался навлечь мщение Йездигерда. Поэтому он принял некоторые предосторожности: он тайно, ночью приглашал князей, заключенных в городе, во дворец свой, и давал им пиры великолепные. Наши доблестные князья были в восторге от внезапной перемены в начальнике магов и, очарованные этим чудным видением, казалось, забыли обо всех понесенных ими страданиях.

Между пленными Христианами был один священник по имени Аршен, который провел почти всю жизнь свою с людьми простыми и необразованными; он был мало сведущ в священном писании, и блаженные сотоварищи его сомневались в его постоянстве и твердости, если бы {256} пришлось им идти на мучение. Когда садились за стол, пригласили его сесть на первое место. Аршен возразил с живостью, говоря: «что вы делаете? Какая тайна кроется в сердцах ваших? Зачем эта честь мне, самому темному и несведущему из последних учеников ваших? Я уже поставлю себе за великую честь, что разделяю ваш плен. Если вы считаете меня достойным быть с вами за одним столом, то займите свои места и укажите мне на самое последнее». Но Епископы единогласно принуждали его сесть на почетное место. И когда они все сели вокруг обеденного стола и несколько подкрепили силы свои пищею, святой Епископ Иосиф встал и, подавая кубок утешения, сказал: «возрадуйтесь во Иисусе Христе, братья мои: завтра, в это самое время, все горести наши будут забыты так же как и мучения, которые мы вынесли. В награду за малый труд наш здесь, мы будем наслаждаться вечным миром и вместо темницы, войдем во град вечный, которого владыкою {257} сам Христос. Это Он, который раздает награды за подвиги на поприще истинной славы. Некогда Он Сам одержал победу, ныне Он дарует нам ту же победоносную милость для вечного спасения нашего и для славы святой Его церкви. Этот священник - наш брат, он занимает сегодня почетное место между нами, первый получит завтра венец мученический: враг жизни нашей приближается и уже близок он, чтобы погубить нас, служителей Господних». Выслушав молча речь эту, священник Аршен, к великому удовольствию всего собрания, отвечал спокойно и твердо: «да удостоит мне Господь наш, Иисус Христос, святыми молитвами вашими даровать милость великую— оставить мир сей, по пророчеству Твоему. Во время речи Твоей, святой отец, душа моя исполнилась вдохновения свыше, Я припоминаю неизреченное благодеяние Ииcyca Христа, пришедшего в мир сей избавить нас от грехов наших; да умилосердится Он надо мною, как умилосердился над раз-{258}бойником на кресте, и как открыл Он ему двери рая и впустил его туда первого как предшественника всех, предназначенных вкусить радость небесную; да удостоит и меня завтра предшествовать вашему знаменитому собранию. Я знаю, что, слыша кающегося грешника, празднуют на небе Ангелы Божьи. Они знают волю Того, Кто был пастырем овец заблудших, и радуются при виде человека, преданного раскаянию. Вот пришла великая тень главного начальника Армении и доблестных сподвижников его, и быть может за мной. Они несут на землю венцы для вас и возвещают радостную весть для всех. Но не чудо ли! Они никогда не знали меня во время славной жизни своей, теперь, после святой смерти своей, они желают приобщить меня доли своей в наследии блаженных. Умоляю вас, отцы мои и начальники, умоляю вас, молитесь за меня недостойного, чтобы мог я достичь великого блаженства, возвещенного мне правдивыми устами вашими. С каким нетерпением жду я {259} этого дня, этого часу блаженного! Когда сброшу я с себя тяжелую земную оболочку! Господь мой, Иисус, когда увижу Тебя лицом к лицу! Когда не буду более страшиться смерти? Когда премудрость высокая заменит неведение мое! Поспеши, Господи, на помощь мне; простри десницу всемогущую, чтобы я возмог с твердостью и мужеством исполнить обеты свои, и да прославится имя Господа моего через меня грешника».

Встав из-за стола, они вознесли к Богу следующую молитву благодарности: «Слава Тебе Господи, слава Тебе, даровавшему нам пищу утешения. Даруй нам, Господи, Святого Духа Своего и крепость поступать всегда согласно с святою волею Твоею; да пребудем праведными и безукоризненными пред Тобою, грядущим во второй раз для воздаяния каждому по делам его».

Тотчас стали они советоваться между собою и придумывать средство спасти пра-{260}вителя мага. Они знали, что непредвиденное обращение его воспламенит гнев Йездигерда и он жестоко отмстит всем остальным пленникам. Так как они не могли придумать никакого решения, то прибегли к молитве и с упованием поручили жизнь этого нового верующего Богу.

В минуту разлуки со святыми, князья со слезами на глазах и утешением в сердце простерлись к ногам их и убедительно просили поручить их Духу Святому, чтобы ни один из них не отделился низостью своей от других, не сделался вечною добычею врага души человеческой.

Блаженные отцы ободряли их: «Да укрепит вас Бог, братья наши, говорили они, утешьтесь и положитесь на человеколюбие Бога, который не оставит вас сиротами; Он не лишит вас милосердия, которое испрашиваете вы верою во Ииcуca Христа. Мы имеем у Бога много ходатаев. Не бойтесь, свет лам-{261}пады вашей и семейств ваших не погаснет на веки, не возрадуется любящий тьму враг вашей жизни. Тот же Господь, который дал столько крепости прежним мученикам и прославил их, присоединив их к лику Ангелов,— поддержит вас в трудах ваших, и святые души всех праведных да сойдут к нам на помощь, и вашею твердостью в терпении да удостоитесь вы получить с ними венец избранных». После этой беседы во все остальное время ночи, читали они молитвы и на утро запели все вместе: «Господи, яви милосердие Твое познающим Тебя и правосудие чистым сердцем. Да не приблизятся к нам гордые духом и не достанут нас руки грешников, да падут все совершающие нечестия и не возмогут никогда окрепнуть. (Псал. 35).

Между тем палачи министра Деншапу пришли к дверям темницы и вошли в нее. Они увидели, как начальник магов спокойно сидел между Христианами, которые по повелению царскому отданы были {262} в его руки; он слушал их и даже ободрял к смерти. Видя это изумительное зрелище, палачи до того смутились, что не могли ничего сказать ему. Возвратившись тотчас же назад, они отдали Деншапу, которому поручено было мучение святых, отчет во всем виденном. Деншапу был поражен донесением палачей: он лично знал этого начальника, столь известного во всем царстве своей великою ученостью. Он дал приказание вывести из темницы всех, заключенных в цепи, за город на расстояние двенадцати персидских фарсангов; а мага расспрашивал втайне: «как это случилось, что тебя нашли среди этих пленных Христиан?»— «Зачем хочешь ты говорить со мною наедине? отвечал маг, — можешь ли видеть светильник разума и слышать истину посреди тьмы, тебя окружающей? Что касается до меня, глаза мои открылись, и я увидел свет божественный. Если ты намерен поступать в этом деле с благородным чистосердечием, допрашивай меня всенародно, и я расскажу славу Господню, пора-{263}зившую глаза мои». Министр, по ответам его, узнал, что убедило его в истине Христианства, удостоверился в его ненарушимом намерении — остаться в новой вере и присоединить участь свою нераздельно к участи священников христианских. Хотя Деншапу был царским уполномоченным и имел полное право судить его, однако он не дерзнул наложить рук своих на такую значительную особу. Он поспешно возвратился к Йездигерду и тайно уведомил его обо всем, что слышал от мага. Царь приказал Деншапу хранить об этом молчание. «Берегись, сказал он ему, рассказывать кому бы то ни было о великом видении, явившемся магу. Если невежды узнают о том, они станут сомневаться в истине нашего богослужения и присоединятся к их секте. Чего не предпринимали мы, сказал Йездигерд, для подчинения этих людей нашему закону и для спасения душ их? Мы не только не успели в том, но потеряли еще ученейшего и знаменитейшего нашего законоучителя, который увлекся их заблуждениями {264} и перешел к ним. И что всего пагубнее, не простой, ничтожный человек перешел к Христианам; но знаменитый Амакден, который славился в целом мире глубокими своими познаниями в нашем учении. Если я допущу публичный диспут между ним и другими магами, он ученее всех непременно одержит верх в споре и ниспровергнет совершенно основание нашей веры. С другой стороны, если мы осудим его с прочими преступниками как Христианина, слух об отречении его разнесется по всей земле, и на религию нашу падет пятно неизгладимое. Если предадим голову его секире палача, найдется много таких Христиан, которые останки его в состоянии прославить мощами и выставить их на почитание всемирное. He маловажный уже стыд для нас и то, что в царстве нашем покланяются мощам Назаретян; если же мы допустим такое поклонение останкам магов и мобедов обращенных, то мы сами будем разрушителями своего богослужения. Умоляю тебя именем богов {265} бессмертных, вели призвать к себе этого упорного мага, говори с ним с глазу на глаз по-дружески. Если он раскается и отречется от колдовства Христиан, почти его и обойдись с ним с надлежащим сану его уважением, чтобы отнюдь никто не узнал о том. Если же он будет дерзко упорствовать и не подчинится беспрекословно воле моей, подними против него обвинителей и недовольных, под видом злоупотребления власти, мною ему врученной, всенародно обвиняй его при суде, присуди его изгнанию в глубину отдаленных стран Куран и Макуран (Гог и Могог), в далекую пустыню и там вели его бросить в колодец; пусть погибнет там смертью мучительной. Прочих же верных надобно истребить как можно скорее, не то они взволнуют наше царство и сокрушат наше богослужение. Если уж они могли так легко подчинить себе такого ученого человека, каков был начальник магов, то чего не сделают они своим колдовством с несведущими простолюдинами». {266} Деншапу вышел от царя, тотчас же отправился на место, где уже, как мы сказали находились приведенные из темницы пленные. Он велел призвать к себе начальника магов: «Я господин жизни твоей, сказал он ему, и имею над тобою власть неограниченную; не только могу подвергнуть тебя допросу, но и всем неслыханным мукам и истязаниям. Подумай, прежде нежели я наложу на тебя руку свою: принимаешь ты или нет почести и отличия? Хочешь или нет избегнуть позора и презрения. Размысли, подумай о преклонных летах твоих. Откажись от этого имени Христианина, которого ты гнушался с самого детства; сделайся по прежнему магом; ты был учителем многих». «— Прошу тебя, бывшего братом моим, в котором ныне вижу я истинного врага своего, прошу тебя, отвечал ему блаженный начальник магов, отбрось всякое воспоминание о прежней дружбе нашей, выполни нечестивое повеление Йездигерда и суди меня властью своей». {267}

Когда Деншапу убедился, что начальник магов не ставил ни во что угроз царя, он счел себя обязанным выполнить все, что предписывало ему повеление царское. Видя, что маг не хотел быть осужденным тайно и желал всенародно объявить себя Христианином, он исполнил предписание в точности, осудил его на изгнание в страну отдаленную, как повелел ему Йездигерд. Отпуская Деншапу, царь приказал ему взять с собою двух сановников, из которых один назывался Джниканом и был марзпаном царства, другой назывался Мованом и был главным церемониймейстером двора и поставлен в звание это повелением великого мобеда мобедов. Деншапу велел в ту же ночь вернейшим из слуг своих и палачам перевести блаженных священников из пустыни куда-нибудь, в отдаленное убийственное место.

Они отправили святых узников с такою предосторожностью, что никто, ни из Армян, ни из других христиан, ни {268} даже язычники, находившиеся в гарнизоне, не видали их. Даже стражи, надзирающие над пленными Христианами в городе, получили строжайшее приказание, чтобы ни один житель, и никто из смертных не знал ни следов их, ни места, куда ведут их на смерть. Однако же некто, по имени Хужик, воин армии царской, втайне исповедовал христианство. Он был избран в разряд палачей и в тот же самый день должен был охранять орудия пытки. Вместе с назначенными проводниками святых узников Хужик вмешался в свиту трех министров. Первый из них думал, что он принадлежит к свите второго, а второй полагал, что это слуга третьего, так что никто, ни из вельмож, ни из прислуги их, не спросил его — кому он принадлежал. Прибыв наконец на место, где не росло ни одной травки, где поверхность земли так камениста и жестка, что нельзя было отыскать места для отдохновения, три министра сошли с лошадей и, удалившись немного в сторону, приказали {269} палачам связать руки и ноги жертвам, обреченным на муки, привязать к ногам длинные веревки и волочить их по земле. По два палача должны были влачить за собою каждого Христианина, и тела священников христианских влачили так по этой каменистой и неровной земле, что не осталось на всем теле блаженных ни единого места, которое бы не было подвержено жестокому истязанию. Потом министры велели их развязать и привести всех в одно место. Вероятно они думали, что это начало пытки преклонит упрямство Христиан, подастся непреклонная воля, и они станут им во всем повиноваться — охотно исполнять волю Йездигерда и спасут жизнь свою от жестокой смерти. Они не ведали, что адскими муками они воспламенили их, как воинов доблестных, воспитали их и как зверей диких приучили проливать с жадностью кровь свою. Коли сначала они и чувствовали легкий страх к страданиям, то этот страх совершенно исчез при виде ужасных ран, которые покрывали их истерзанные тела. Смотря {270} на мучительные свои раны, они пришли в какое-то святое упоение и сделались нечувствительными к смерти. Каждый жаждал умереть за Ииcуca Христа и пролить кровь свою прежде других. Таким образом готовились они в единодушном согласии дать палачу своему ответ решительный.

«Царь, от имени которого я приехал сюда, сказал им Деншапу, поручил мне сказать вам, что он считает вас виновниками восстания Христиан, разорения Армении, смерти многих воинов и заключения в тюрьмы князей ваших. Упрямство ваше — источник всех этих бедствий. Теперь выслушайте меня: так как вы были смерти стольких воинов и причиною стольких зол, сделайтесь теперь виновниками вашей жизни. От вас зависит освобождение ваших князей, стенающих в темницах; вы исцелите смертоносные раны Армении, нанесенные ей восстанием вашим; вы дадите узреть осужденным на изгнание и невольничество святую родину их. В {271} глазах ваших совершился сегодня поразительный и ужасный пример. Знаменитый и родом, и великою ученостью маг был любимцем царя и вельмож. Слава о великих его познаниях в религии гремела во всей Персии; он увлекся безумством вашего учения и отрекся религии Маздезена. Но царь не уважил ни глубокой учености его, ни сана — он поступил с ним, как с ничтожным невольником, который не имеет ни родины, ни семейства, и приказал мне осудить его на вечное и далекое изгнание. Он погибнет на дороге и не увидит никогда земли изгнания. И так, если царь не уважил связей родственных по высокой своей религии, которая внушала ему глубокое уважение к ученейшему магу, думаете ли, что он пощадит вас, принадлежащих другому народу, чуждому ему, вас, виновных в преступлении против величия его? Вам остается только одно средство к спасению: поклоняться солнцу и исполнить волю царя, как поучает нас великий Зороастр (Зрадешт). Если {272} вы примете ваше учение, вы не только спасете жизнь свою, но в сию же минуту будете освобождены и возвратитесь на родину свою с почестями и подарками». Из среды пленных выступил священник Леонтий, в сопровождении Саака, служившего ему переводчиком, и от имени всех отвечал Деншапу: «Можно ли нам понять твое двоякое приказание? Сначала ты сказал: поклонитесь солнцу, а потом уже подтвердил поклонение это, ссылаясь на волю царскую. Ты почтил солнце, упомянув о нем прежде; но впоследствии поставил царя выше солнца, сказав, что одна воля его дает святость богослужению. Нехотя, наперекор самому себе, доказал ты, что солнце освещает тварей невольно, бессознательно, а Йездигерд делает богов по произволу своему и богам этим дает поклонников; но он сам далек от пути истины. Не говори с нами как с малыми детьми, мы в совершенном возрасте и не последние в познаниях наук. Это решено, теперь я буду отвечать на упреки твои: {273} ты приписываешь нам опустошения, сокрушившие Армению и смерть царских войск; в этом ты ошибаешься. Закон наш учит нас совершенно противному вашим обвинениям, он повелевает почитать царей временных и любить их искренно; он требует, чтобы мы служили им и служили бы не как людям, а как самому Господу; и если они не воздадут нам награды за усердие наше в этом мире, или подвергнут нас тысячам гонений разного рода, то Бог обещал наградить нас в небе (колос. глава III). Мы обязаны в отношении к царю не только служить и повиноваться ему, но и умереть из любви к нему. Как не дозволяется нам на земле изменять самопроизвольно властителя своего; так мы не вольны променять нашего Бога небесного на другого: нет Бога, кроме того, которому мы поклоняемся. Я объясню мысль мою примером, чтобы она была доступнее для тебя. Какой доблестный воин является на войну последним? Если он это сделает, то он – {274} трус, а не храбрый? Какой зоркий купец променяет драгоценные жемчужины на ничтожное тряпье? Нужно, чтобы он был такой же безумец, как ваши ученые, которые вас ослепляют; ты разлучил нас с доблестными князьями нашими, в надежде поколебать коварством своим нас - одиноких без опоры нашей веры. Но мы здесь не одни, как вы себе воображаете. Нет, везде и повсюду с нами Иисус Христос. Он наполняет собою всех, исключая тех, которые далеки от него, как вы и ваш неистовый Йeздигерд. Да, если воины Армении, которых поучали мы вере во Ииcyca Христа, попрали ногами повеления вашего жестокого Йездигерда и не ставили ни во что его богатые подарки; если они добровольно отдали вам владения отцов своих в грабеж и не пожалели принести в жертву святой церкви и жен, и детей, и даже жизнь свою; то тем не более ли должны мы служить примером детям нашим, называвшим нас своими духовными отцами. В святой ревности и любви к {275} Иисycy Христу, казнили они мстительной секирою магов, поклонников солнца, и великие бедствия нанесли войскам Йездигерда. Одни из воинов Ииcyca Христа приняли смерть мученическую на поле сражения, другие подверглись невольничеству, остальные спаслись в странах отдаленных. Все павшие между ними, все они опередили нас в царстве небесном. Они вступили в легион Ангелов и теперь радуются, наслаждаясь вечным блаженством. В это воинство Ангелов был принят и маг, которого, как ты говоришь, осудили на изгнание. Блажен он! Блаженна земля, которую он прошел! Блаженно место пустыни, где он скончался. Клочок земли, скрывающей его смертные останки, драгоценнее великолепнейших дворцов царя, славнее звезд блистательных неба, которым вы поклоняетесь».

Мован, главный церемониймейстер двора, начал говорить в свою очередь: «боги благотворящие, сказал он, они {276} поступают с людьми снисходительно, чтобы они поняли свое спасение, сознали величие их и достигали высоких почестей земных, которые отданы в руки властителя земли. От одного слова царя зависит жизнь и смерть; и поэтому вы не властны сопротивляться воле его: не поклоняться солнцу, которое лучами своими освещает всю вселенную и теплотою благотворно споспешествует созреванию даров земных, составляющих пищу для людей и животных. За благость свою всемирную получил он наименование Михр—бог, он ничто иное — как любовь к человечеству, и не приносит нам ни разочарований, ни обмана. Потому и мы снисходительны к вашему невежеству: мы друзья человечества и не питаем к нему ожесточения подобно свирепым животным, питающимся мясом и кровью. Имейте сострадание к ceбе, не вынуждайте нас, против воли нашей, запятнать руки в крови вашей. Предадим же забвению прошедшие преступления ваши, изгладьте прежние ваши заблуждения, чтобы {277} из уважения к вам милосердие царя распространилось и на всех сообщников ваших». «Ты, возразил ему на это Епископ Саак, человек государственный и ученый, ты желаешь, чтобы все земли, зависящие от царства персидского, находились в цветущем состоянии. Слава царя твоего тебе драгоценна; но желание твое принять ваше учение безумно. Как же это! ты признаешь несколько богов, но не можешь им приписать одной и той же воли! Если боги ваши сражаются между собою от несогласия, как же мы люди, которые несравненно ниже их, можем согласиться с вашими понятиями о вере? Согласи воду и огонь; чтобы мы брали пример согласия с них, призови солнце в твое жилище как огонь, и если оно не может сойти в него, чтобы не оставить мир в совершенном мраке, пошли к нему огонь, чтобы он научился у него существовать, не истощая горючего вещества. Если бы ваши боги имели только одно естество, они были бы одинаково согласны между собою: огонь, напри-{278}мер, не нуждался бы, чтобы его поддерживали, как не нуждается в том солнце; служители царские не занимались бы так усердно срубкою деревьев, для поддерживания его на алтарях ваших. Огонь пожирает все, не насыщается никогда и умирает; солнце же не ест, это правда; но без воздуха лучезарный свет его пресекается; зимою оно остывает и всякое произрастание блекнет и замерзает; а летом оно палит все живущее. И так, может ли предмет, подверженный беспрерывным измерениям, даровать кому-нибудь жизнь твердую? Я не осуждаю тебя за поклонение стихиям: ты не знаешь их повелителя; но нам было бы непростительно подражать вам. Бедному невежде, не знающему царя, простят ошибочное поклонение его слугам царским; но если кто из придворных воздаст почести царские кому-нибудь из вельмож, то тотчас присудят его к смерти. Что касается до солнца, если позволишь, я скажу тебе истину. Оно — часть сотворенных веществ, составляющих вселен-{279}ную; оно занимает место в небе, посреди бесчисленного множества тел, из которых одна часть находится выше его, а другая ниже. Само по себе солнце не имеет светa чистого и блестящего, но, следуя устроенному Богом порядку, оно разливает лучи свои посредством воздуха и истечением огненных частиц своих согревает все существа, находящиеся ниже круга, в котором оно вращается. Существа, которые находятся выше его, не пользуются лучами его; свет этого мира заключается как бы в сосуде, которого отверстие обращено к низу и таким образом оно отвечает нуждам существ, которые поставлены ниже его и не могут принимать лучей его. Как корабль плавает по волнам, не зная какое направление дает ему рука опытного кормчего, так и солнце, под влиянием своего распорядителя, дает нам времена года. Как другие вещества этого мира созданы на пользу нашу, так солнце, сходствующее во всех отношениях с другими существами неодушевленными, которые нахо-{280}дятся в природе, назначено давать нам свет. Оно было создано, чтобы служить нам с высоты, как луна, звезды, беспрерывно волнующийся воздух и дождевые облака. И на поверхности земли, море, реки, источники, водометы, все устроено и создано для человека. Поэтому ничто из этих созданий не достойно имени Бога. Но если кто исповедывает творение за Творца, тот погибнет как безумец, не принося ни малейшей пользы той части природы, которой он поклоняется. Государство не может иметь двух царей; это ясно доказывает, что природа еще менее может иметь двух богов. Если человек не может выносить подобного порядка вещей, то как может быть подобный беспорядок в божестве. Если ты желаешь узнать истину, то смягчи горечь своего сердца, открой глаза своего разума, уверься, пока еще бодрствуешь, что ты идешь в потемках — низвергнут в пропасть и увлекаешь за собою и других. Последователи твои следуют ложному учению твоему, не рассуждают и не {281} видят ничего. Не думай ты о нас, как о ваших сподвижниках: глаза нашего разума отверсты и проницательны. Глазами телесными видим мы творения, глазами духовными постигаем, что все эти творения не могли дать себе начала сами, что их кто-нибудь создал, и что все они тленны. Правда, что Творец их невидим для глаз телесных; но могущество его понятно разуму. Он видел нас, погрязших в глубоком невежестве, сжалился над нашим неведением, в которое и мы, подобно вам, были погружены, и мы как вы поклонялись тварям вместо Творца и делали всякого рода мерзости. Из любви к роду человеческому, Бог сошел на землю, сделался человеком и открыл нам свою невидимую божественность. Он видел, что люди приносили поклонения свои звездам, он вознесся на крест, лишил солнце лучей его, чтобы мрак послужил к уничижению его в глазах людей, и недостойные твари как вы не видели себя в позоре. Кто ныне не исповедывает {282} Бога распятого, тот и душой, и телом погружен в глубокий мрак. Ты ныне окружен мраком, потому-то и обращаешься с нами так жестоко. Мы готовы умереть по примеру Господа нашего. Выполняйте же, как хотите, над нами свирепые приказания ваши». Взглянув на Христиан, нечестивый Деншапу заметил признаки одобрения и радости на лицах их, и рассудил, что угрозы и лесть были бесполезны. Он приказал привести к себе одного из менеe значащих узников святых, того самого священника Аршена, которого сотоварищи подозревали в слабости. Ему связали руки и ноги, и стянули их так крепко, что затрещали у него все кости, и долго оставался он в таком положении перед глазами своих сотоварищей. Святой возвел глаза к небу и сказал: «Вот напала на меня толпа извергов, как бы стая бешеных собак, и со всех сторон окружила меня. Они прокололи мне руки и ноги, и вместо уст моих вопили кости мои (псал. 21). Услышь меня, Господи, {283} услышь голос мой: прими душу мою в сообщество святых поборников, явившихся очам блаженного мага. Тебе угодно было вознести меня смиреннейшего и последнего из рабов Твоих». Когда эти слова, произнесенные с трудом, были кончены, по приказанию трех министров палачи отрубили голову блаженному и бросили ее в глубокий ров. Деншапу, снова возвысив голос, сказал Епископу Сааку: «Когда я был в Армении, где прожил полтора года, я не помню, чтобы когда-нибудь приносили мне на тебя жалобу; то же самое могу я сказать и об Иосифе, бывшем в то время главою Христиан и верным служителем царя; человек, который занимал место марзпана до приезда моего в страну вашу, был им очень доволен. Я могу свидетельствовать, что его уважали как отца всех, и он любил равно и великих, и малых. Так как вы не просите меня иметь к вам сострадание; то я сам прошу вас: вы люди почтенные, пожалейте себя и не бегите на смерть жестокую, по при-{284}меру вашего товарища, только что умершего в глазах ваших. Если вы будете упорствовать в вашем непреклонном намерении, я решился лишить вас жизни ужаснейшими муками. Я вижу, что вы обольщены словами этого Леонтия. Разве вы не видите, что он человек слабого здоровья, доктора не могли его вылечить и, изнеможенный страданиями, гнетущими его, он предпочитает смерть жизни страдальческой». Епископ Иосиф отвечал ему: «похвалы, воздаваемые тобою прежде Епископу Сааку, потом мне, относил ты нашим летам и убеленным сединою бородам; ты почтил нас, как следовало. Неприлично истинным служителям Господним ни противоречить властям временным, ни подавать народу повод к жалобам, для удовлетворения собственных низких выгод: им надлежит поучать народ со смирением и кротостью исполнению заповедей Божьих и вести их мудро и миролюбиво к повиновению и поклонению единому Богу, Творцу всей вселенной. Что касается до очарова-{285}ний, которыми увлек нас этот человек (указывая на Леонтия), ты не ошибаешься, но он нам не чужд, не обольщает нас, как злой дух, и не ведет нас в бездну погибели: он любит нас крепко. Мы имеем с ним единую мать—церковь, которая дала нам свет жизни и единого отца, Святого Духа, родившего нас. Можно ли детям одного отца и одной и той же матери изменить друг другу и быть между собою в несогласии? Что вам кажется обольщениями в словах Леонтия, то наша задушевная мысль, день и ночь взлелеянная нами в нашем сердце, мысль — жить в нераздельном единстве. А если наскучила ему жизнь настоящая и тяготит его немощное тело, то и нам не менее постыла жизнь. Нет ни единого человека, рожденного от женщины, который был бы избавлен от страданий и мук телесных». Деншапу отвечал им: «вы, стало быть, не знаете, что чрезмерное терпение мое к вам, терпение, с каким я рассуждаю здесь, отнюдь не происходит от повеления царя, {286} а из собственного моего человеколюбия, побуждающего меня оказать вам гораздо более снисхождения, нежели мне предписано. И делаю я это потому что не преступен как вы, которые враги и себе и другим. Я ел хлеб-соль в стране вашей; я питаю к земле вашей столько же любви, сколько сострадания». Священник Лeoнтий отвечал ему: «похвально, кто питает любовь и сострадание к чужеземцам, он выполняет повеления Господни; но не должно останавливать чувств своих на теле; надобно также уважить душу свою собственную и душу других, подобных нам. Не нам принадлежит жизнь наша — есть Бог, который потребует от нас отчетов и за душу и за тело наше. Ты говоришь, что нам оказываешь терпение, по собственному побуждению, а не по приказанию царя: ты делаешь похвально, что преступаешь повеления его; он опустошитель царств, убийца невинных, друг демона и враг Господний. Но мы, мы не можем ни нарушить повеления нашего царя, ни про-{287}менять безумно блага вечные на блага преходящие всего мира. Что же касается до сказанного тобою, будто бы я не нашел средства к своему выздоровлению у докторов, и потому полюбил смерть больше жизни, то слова эти не могут относиться к нам, которые беспрерывно подвержены всем бедствиям на земле. Успокой немного свой дух от волнений гнева и уверишься скоро сам в истине, которую я выскажу тебе. Взгляни вокруг себя! Укажи на одного смертного, который бы не жаловался! Не видишь ли ты, что все удручено бедствиями внешними, такими как: холод, жар, голод, жажда, бедность, несправедливость и грабительство, и бедствия внутренние, каковы: страсти необузданные, пороки, невежество, отступничество и пагубные привычки, в которые впадает человек по свободе своей воли. Не пренебрегай врачами за то, что они меня не излечили. Можно ли этому удивляться — они люди. Есть болезни, которые уступают их искусству; но есть и такие, которые не поддаются {288} ему; потому что мы все смертны и врач исцеляющий и больной исцеляемый. Дай Бог, однако ж, чтобы вы не последовали их примеру; положение врачей не мало имеет сходства с вашим положением. Когда врач извещен, что какой-нибудь больной призывает его, он бежит на призыв и употребляет все искусство и попечение, чтобы исцелить его; и если этот больной любимец царя, вельможа двора, то врач, входя в большую приемную залу, где находятся обыкновенно почетные служители и красивые молодые люди, не удивляется этому. Ему нет нужды до ослепительного покоя больного, до его ложа, будь оно хоть из литого золота и осыпано драгоценными каменьями. Он велит скорее снять с больного покрывало из золотой ткани и, протянув руку, внимательно осматривает все тело его, чтобы узнать, не болен ли он горячкою. Он считает биение сердца его и артерий, прислушивается к их регулярности, осматривает, не затвердела ли печень или не ослабела ли она, и дает ему лекарство, {289} которое может восстановить его здоровье. И так если врачеванье — искусство чисто человеческое — пренебрегает всем и сосредоточивает все свое внимание на излечение тела, для чести и славы своего искусства, во сколько же более должны вы стараться прежде всего исцелить душу свою от всех немощей смертоносного идолопоклонства и все подданные Персии с верностью служили бы вам. Но вы впали в безумство, вы предали свою душу бессмертную вместе с телом смерти и огню вечного ада. Вы, чья душа осаждена болезнью неизлечимою, упрекаете нас в болезни телесной, которая не зависит от нас и которой подвержен каждый человек от влияния природы. Бог сущий и истинный, Иисус Христос, виновник жизни нашей, неизреченною своею благостью, сделался врачом души и тела. Приняв жестокие муки, Он исцеляет болезни рода человеческого и возродил нас снова благодатью любви своей. Исцелив раны внутренние, нанесенные душе нашей древним змием, Он {290} смыл наши пятна, очистил душу и тело наше, чтобы нам быть сообщниками ангелов и стать в ряды небесного воинства. А ты, который по несчастию не имеешь ни малейшего понятия о всех этих вещах, не ищешь почестей небесных у Бога и не желаешь узнать их от нас, ты хочешь отвлечь и нас от этого счастья, обещанного нам. Нет, этому не бывать, это невозможно. О состоянии здоровья моего скажу тебе вкратце, знай, я не только не жалуюсь на него; но радуюсь, когда страждет тело мое — в этом страдании укрепляется душа моя. Я имею пред собою пример великого Апостола язычников: он утешался страданиями телесными и сокрушением духа, которые причиняли ему люди, наущаемые дьяволом, говоря: если мы будем участвовать в страданиях Ииcуca Христа, то заслужим долю в славном воскресении Его (Рим. VI). Но ты, уполномоченный властью над нашей жизнью, суди нас по своей злобной воле; мы не из тех, которые страшатся угроз и не отступим {291} перед смертью, какой бы жестокой ты нас не подверг».

Деншапу велел разлучить их друг от друга, потом, взяв в сторону святого Епископа Саака:— «Я восхвалял тебя, сказал он ему, и ты не был тронут честью, которую я тебе воздал; теперь я напомню тебе зло, тобою учиненное, и собственные уста твои произнесут твой смертный приговор. Скажи правду, ты ли разорил пирей в Риштунике? Ты ли убил огонь наш священный? Я слышал и удостоверился, что ты измучил наших магов, что ты унес из наших храмов все, что служило к употреблению богослужения. Скажи мне теперь правду, ты ли виновник этих ужасных преступлений?» — «Хочешь ли ты, чтобы я поведал тебе истину всего этого, отвечал святой Епископ: или ты знаешь сам положительно все дело?» «Иная молва, сказал Деншапу, иная истина».

— Скажи мне, спросил его Епископ, как же ты думаешь об этом? {292}

Дешпапу. — Меня уверили, что ты причиною всего зла, которое произошло в Риштунике.

Епископ.— Если тебя так хорошо обо всем уведомили, за чем же еще расспрашиваешь меня?

Деншапу.— Я спрашиваю тебя для того, чтобы знать от тебя самого истину.

Епископ.— Ты не требуешь от меня истины — поучений спасительных для души твоей — ты хочешь крови моей.

Деншапу.— Я не кровожадный зверь, я мститель оскорблений, причиненных богам нашим.

Епископ.— Ты поклоняешься стихиям бездушным как богам, а людей одного с тобою подобия убиваешь без милосердия? И ты и властелин твой получите страшное возмездие за все это на Суде Божьем. Что коварно желаешь ты узнать {293} из уст моих, я скажу тебе сам. Правда, я уничтожил пирей в Риштунике, я бичевал кнутом магов ваших, бросил в море всю гнусную утварь ваших храмов. Но ты обвиняешь меня еще в убийстве огня. Как же я мог умертвить то, что Творец создал бессмертным. Четыре стихии не подвержены смерти. Умертви же воздух, если ты это можешь; испорти землю и не дай ей произрастать траву. Задуши поток, чтобы его не стало; если ты можешь это сделать, тогда ты можешь умертвить и огонь. Мудрый Творец природы создал четыре стихии неразрушимыми и связал их между собою тайными отношениями. Огонь находится и в камне и в железе и во всех почти веществах осязаемых. Зачем так ложно обвиняешь ты меня в умерщвлении его? Попробуй убить теплоту солнца, оно имеет в себе частицы огня. Вели железу сыпать искр; убить можно творение, которое дышит, двигается, чувствует, ходит, ест и пьет. Видал ли ты, чтобы когда-нибудь огонь ходил, чувствовал, {294} говорил? Ты обвиняешь меня в умерщвлении того, чего никто никогда не видел живым. Безбожие ваше более не простительно, нежели всех других язычников. Они действительно не знают Бога истинного и заблуждаются в пути своем; но они не приписывают божественности стихиям немым и не чувствующим. Ты по неведению своему считаешь природу огня смертною, но это не правда, огонь живет в каждом веществе.

Деншапу.— Мне не следует рассуждать с тобою о натуре стихий. Признайся мне скорее, сам ли ты затушил огонь, да или нет?

Епископ.— Так как ты отказываешься быть учеником истины, я удовлетворю нечестивое желание живущего в тебе отца твоего демона. Да, я сам собою вошел в ваш храм огня; он был наполнен магами, исполнявшими пустые отвратительные обряды, и посреди их до самого свода возвышалась огромнейшая {295} жаровня, я начал расспрашивать их словами, а не побоями. Что думаете вы, спросил я их, в душе своей об этом богослужении огня? Мы не знаем, что об этом думать, отвечали они; мы знаем только то, что богослужение наше перешло к нам от отцов наших, и что строжайшее повеление царя предписывает нам строго его исполнять. А что вы думаете о натуре огня? спросил я еще, почитаете вы его Творцом, или творением? Мы не почитаем его, отвечали они единогласно, ни творцом, ни даже способным дать покой служащим ему. Руки наши огрубели от топоров, спина согнулась под тяжестью дров, глаза наши красны и почти всегда влажны от едкости исходящего из него дыма, и в этом густом и влажном дыме мы закоптели как сажа. Если мы бросаем ему пищу обильную, он становится все жаднее и ненасытнее; если не бросаем в него ничего, он тотчас потухает. Если очень близко подходим к нему, он обращает нас в пепел. Вот все, что мы знаем о нем. {296} Знаете ли вы, спросил я их еще, кто тот, который научил вас подобному заблуждению. Зачем спрашиваешь нас об этом, возразили они, ты сам все видишь. Законодатели наши лишены только света духовного, властитель же слеп на один глаз телесный, а зрения духовного он вовсе не имеет. Мне стало жалко бедных магов, как они в глубоком своем невежестве невольно воздавали должное истине. Правда, я дал им несколькo ударов кнутом и велел им собственными же их руками побросать весь огонь в воду, сказав им: да погибнут боги, которые не создавали ни небес, ни земли. И когда они исполнили мое приказание, я дал им полную свободу идти, куда хотят.

Ужасный страх овладел Деншапу от смелых признаний Епископа; он содрогался при мысли об оскорблениях, учиненных Йездигерду и о презрении, которое блаженные мученики питали к религии магов. Он боялся подвергнуть Сака {297} новым пыткам, чтобы пред судом не высказал он еще более оскорблений царю. Он страшился, что Йездигерд узнает об этом деле и поставит ему в преступление, что он так долго рассуждал с Епископами. Так как Деншапу восседал в суде, опоясанный мечом, чтобы внушать больше страху святым, вдруг он закричал, подобно льву разъяренному, и, взмахнув мечом, ударил Епископа и отрубил ему правое плечо, часть спины и руку. Епископ, упавши на левый бок, поднял оставшейся рукою отрубленную руку, и сказал во всеуслышание: «Прими Господи добровольное приношение мое и введи меня в ряды святых войск твоих». Потом ободрял сотоварищей своих, говоря: «добродетельные братья мои, настала наконец последняя минута нашей жизни, закройте на мгновение глаза тела, и скоро узрите Ииcуca Христа, надежду нашу». И, вращаясь в крови своей, он твердил: «пою хвалу Твою, Господи, да не сойдет она с уст моих. Господи, прославь душу мою и возрадуются праведные», — он {298} продолжал до стиха: «многочисленны мучения праведного; но Господь освобождает его и сохраняет даже кости его». (Псал. 35). И пока оставалась в нем еще искра жизни, видел он с неба сходящих ангелов и Архангела, держащего в руках своих шесть венцов. В то же время он слышал свыше слова: «ободритесь, возлюбленные мои! Настала минута, когда забудете вы все горести мира сего и возьмете венцы победоносные, которые вы украсили мученичеством вашим: наложите их каждый на голову. Вы стяжали вещество их; но плел их сам Иисус Христос. Примите их из рук Ангелов и придите занять места подле первого мученика святого Стефана». Между тем меч блистал уже над головами героев христианских. Леонтий, заметив, что не хотят никого ни допрашивать, ни судить отдельно, и что все они приговорены к смерти, сказал святому Епископу Иосифу: «Иди первый под меч, сан твой ставит тебя выше нас всех». Но когда Епископ подошел, палачи, подняв се-{299}киры свои над блаженными мучениками, поспешили исполнить казнь и разом отсекли головы всем священникам христианским, в глазах святого Епископа Саака, который еще пред последним вздохом своим воскликнул: «Иисус, прими наши души и помести нас в ряды твоих возлюбленных». Так умерли они все вместе одною славною смертью. Если причислить к этим святым мученикам блаженного начальника магов, обратившегося к вере во Ииcуca Христа, то их убито семеро. Надо однако же прибавить к числу их еще двух других мучеников: Самуила, священника из области Арарата, деревни Араца, и Авраама, архидиакона из того же места. Они были замучены в Вардесе и еще Епископа Тапика, мученически окончившего жизнь свою в Сирии. Но убитых, на одном и том же месте и в один и тот же час, было шестеро и имена их: Саак, Епископ из области Риштуни; Иосиф, Патриарх из Вайодзора, деревни Огоцимк; Леонтий, священник из Вананда, деревни Ичаванк; Муше, свяшен-{300}ник из Агбака; Аршен из Багреванда, деревни Егекиак; Каджадж, архидиакон из области Риштуни и блаженный начальник магов из города Нюшапу. Деншапу, Мован маг и Джникан избрали между слугами своими нескольких людей и приказали им тщательно стеречь мертвых в продолжение десяти дней и дольше, пока армия царя не пройдет обратно. Они боялись, чтобы Христиане не завладели этими телами, не разделили их на куски и не разнесли по всей земле, что весьма легко могло побудить и других жителей следовать вере заблудших назаретян. Хужик, о котором мы упоминали выше, остался между стражами, как бы их сотоварищем. С этой минуты, муж этот, исполненный истинной веры и любви к Ииcycy Христу, выжидал удобного времени унести тайком тела мучеников. Между тем стража, охранявшая тела мучеников, стала ощущать сильный ужас: в продолжение трех дней они лежали как полумертвые, погруженные в какой-то сон. На четвертый день двое из них были {301} одержимы бесом и в полночь послышались в недрах подземельных голоса ужасные, земля дрожала под ногами их, шум, подобный грохоту громовому, раздавался по окрестностям их, и эхо тысячью голосами повторяло его. И виделись им над головами их сабли, сверкавшие в темноте ночи, как продолжительная молния, и тела блаженных поднимались с земли и ужасающим голосом повторяли слова, произнесенные ими перед судьями в минуту предсмертную. Пораженные этим ужасом воины разбежались с такою поспешностью, что в смятении своем сталкивались друг с другом, падали и наступали один на другого; казалось, каждый для спасения своего готов был убить первого встречного; никто не заботился о товарище, не спрашивал, куда бегут. Испуганные беглецы прибыли к министрам, и в ужасе своем рассказывали им об опасностях, которым они подвергались. Хужик сопутствовал им в побеге. Три министра, чрезвычайно удивленные, собрались на совет. «Что нам теперь де-{302}лать, говорили они, что предпринять с этой непостижимою сектой Христиан? Пока они были в живых, жизнь их была чудна; они презирали богатства, как будто они не были доступны нуждам, вели жизнь святую, как бестелесные; были не злобны, как праведный судья, не боялись смерти — как бессмертные! Если мы отнесем все эти качества к их невежеству и гордости, то как объяснить тогда чудесные исцеления их в войсках царских. Как объяснить, что еще несравненно удивительнее всего, что тела их встали и говорят живым? Наши люди не лжецы; мы слишком давно уже знаем испытанную их верность. Они не могли быть подкуплены за деньги; если бы они желали их, им стоило бы только привнести несколько членов умерших священников христианских в армию, они продали бы их на вес золота. К этому же эти люди, которые теперь одержимы бесом, не были больны, когда мы их приставили стеречь тела Христиан; очевидно, что совершилось великое чудо. Если {303} мы будем молчать, это чудо разнесется, мы подвергнемся подозрению двора, а если представим этих людей царю, то он, услышав от них про эти великие чудеса, быть может, сам нанесет удар нашему богослужению». «Зачем вы так тревожите себя, сказал им маг Мован? Не я ли назначен главою над вами обоими? Вы сделали долг свой, выполнили повеление царское в точности. Если эта молва о чудесах разнесется в народе и дойдет до слуха царя, это до вас нисколько не касается. Нам магам придется рассуждать об этом. Будьте же спокойны и не думайте ни о чем. Ежели же вы боитесь, и возникают в душе вашей сомнения, то отправьтесь завтра по утру пораньше в Даритевр, где Мобед Мобедов, верховный жрец религии Зороастра и первый ученый из ученых, будет совершать жертвоприношение, и речь его о вере нашей успокоит тревожный ваш дух». Хужик внимательно примечал за всем, что происходило и, уверившись, что о телах мучеников ни-{304}кто уже не помышлял, собрал десять человек, которых считал преданными христианству, и немедленно отправился с ними на место, где покоились тела святых, которых не трогал никто, перенесли с этого места на другое, гораздо дальше (на два фарсанга), и когда уже некого было опасаться, принялись их очищать и принесли в стан свой и скрывали в тайне. Потом мало-помалу стали открывать это сокровище: сначала воинам армянским, а потом уже и всем Христианам, находившимся в армии. Они принесли пленным князьям главнейшую часть мощей. Вскоре после этого князья были освобождены, гнев царя смягчился и он разослал указы помилования и прощения по всей Армении.

Этот-то блаженный Хужик, так много преданный святым, рассказал нам все касавшееся до них, от него знаем мы все подробности предварительных мучений, которым подвергли их, допросы судей и ответы мучеников. Он расска-{305}зал и славную их смерть, и страшный ужас, объявший стражу, и советы министров и, наконец, почести, которые воздали они останкам святых. Тела их не были смешаны вместе, а каждого порознь положили в особый ящик, с цепями и одеждами их, которые позабыли взять палачи, и на каждом ящике надписано было имя лежащего в нем мученика. Эти шесть мучеников кончили жизнь свою 30-го Июля 454 г., в великой пустыне страны Апара, в округе царского города Нюшапу. {306}

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

ОБ УЧЕНИКАХ СВЯТЫХ МУЧЕНИКОВ, ИСПОВЕДЫВАВШИХ ИИСУСА ХРИСТА.

В городе Нюшапу находилось несколько из учеников святых, которых также заключили в темницу. По повелению царя, один из начальников над палачами вывел их за город с пятью Хри-{307}стианами из Ассирии, которые содержались тоже в тюрьме за имя Иисуса Христа. Начальник над палачами сначала желал склонить Ассириян словами на поклонение солнцу, но, увидев решительное их сопротивление, подверг их пытке. Так как страдания эти укрепляли только их твердую решимость, то он отрубил им носы и уши, и отправил их в Ассиpию на работу в царских владениях. Они отправились туда такими довольными, как будто получили от царя богатейшие подарки. Начальник палачей принялся тогда за учеников святых мучеников, и, отведя в сторону двух самых смиренных, сказал им: «Как зовут вас?» — Я от родителей моих получил название Хорена, отвечал один из них, а этот товарищ мой называется Авраамом. Что касается до сословия нашего, мы служители Иисуса Христа и ученики святых, которых вы умертвили.— Зачем пришли вы сюда и кто привел вас, спросил начальник над палачами. — Вы могли узнать об этом от учителей наших, отвечал ему Авраам. {308} Они были не незначительные люди, они имели богатейшие наследственные имения и множество слуг таких как мы, и лучше нас: они сами обучали их и воспитывали у себя с самого нежного возраста. Мы ученики их и пришли сюда с ними: повеление Божье обязывает нас чтить духовных начальников наших наравне с отцами нашими, и служить им, как повелителям нашим».

Раздраженный этим ответом, начальник палачей вскричал: «ты слишком смел, ты говоришь со мною бесстрашно как наглец. Еще можно было бы допустить это, если бы время было мирное и находились бы вы в своем отечестве! Учители ваши были нарушителями повелений царя, они признаны были преступными, и вы не должны были приближаться к ним. Разве вы не видите при дворе великого царя, что если кто из вельмож впадет, по несчастью, в немилость государя и заключен в тюрьму государственную, то он надевает траур, садится {309} на землю, отдаляется от всех и никто уже, ни друг, ни слуга, не смеет к нему приближаться. А вы, ученики, осмеливаетесь еще так хвалиться повиновением учителям своим! — Ни ваши обычаи не ложны, отвечал Хорен, ни наши не несправедливы. Сановник, осыпанный царскими почестями, должен быть точен и радеть в службе повелителям, чтобы его возвышали все болеe и болеe. Если же он не исполняет своего долга, то справедливо заслуживает понижение и наказание. Если бы учителя наши были виновны перед царем или перед Богом, мы поступили бы с ними как ты сказал, и не подходили бы к ним ни в нашей земле и ни последовали бы за ними в землю вашу. Но так как они безукоризненны перед богом и перед царем, то вы умертвили их несправедливо и мы более, нежели когда-нибудь слуги усердные святых мощей их». — «Я сказал уже тебе, что ты дерзкий, вскричал начальник над палачами, и по всему видно, что вы были сообщниками их во всех пре-{310}ступлениях, которые они совершили». «Какие же преступления? - спросил Авраам». «Во-первых, отвечал начальник палачей, возмущение Армении, потом смерть магов, не говоря уже о бездне других. Это совершенная правда, возразил Авраам, не только по законам нашим, но и по обычаям вашим: приказывает ли вам царь что-нибудь, вы передаете это приказание вашим подчиненным, которые и исполняют его без малейших рассуждений. - Клянусь богом-миром (солнцем), вскричал начальник палачей, ты говоришь еще наглее учителей своих и ясно, как день, что вы виновнее их; мне невозможно спасти вас, разве принесете поклонение ваше солнцу и последуете закону нашему. - До сих пор, отвечал Хорен, злословил ты, как человек, теперь же ты лаешь, как собака, совершенно напрасно. Если бы солнце могло тебя слышать — оно устыдилось бы; но оно по естеству своему нечувствительно, а ты в злобе своей еще нечувствительнее его. Когда же ты ви-{311}дел, чтобы мы отступили от пути, по которому шли отцы наши? Напрасно не искушай нас словами. Дай встретиться злобе твоей с нашею добротою, чтобы «смутить отца твоего дьявола. Не только мы, которые дошли до зрелых лет, нет, самые молодые и слабые между нами воспротивятся тебе с такою силою, что пронзят твою душу и сердце». Услышав это, начальник палачей сильно разгневался и приказал влачить их по земле с большей скоростью, нежели учителей их, и так скоро, так долго влачили их, что многие из палачей полагали их уже мертвыми. Спустя три часа, они пришли в чувство и сказали: «оскорбление, нанесенное нам вовсе не важно в глазах наших; боль же, которую вытерпели мы, ничто перед великою любовью нашею к Богу: — так умерли и духовные отцы наши. Что же вы стали, зачем не продолжаете? Не жалеете ли нас? Нет, сделайте с нами то же самое, что сделали вы и с владыками нашими. Если их поступки казались вам преступными, то мы еще {312} преступнее их: они только приказывали, а мы были ревностнейшими исполнителями всех приказаний их».

Начальник магов, все более и более приходивший в ожесточение, приказал засечь их до смерти. Шесть палачей, приставленных к каждому Христианину, должны были исполнить эту ужасную обязанность, сменяясь поочередно для отдохновения. И пока блаженные мученики лежали полумертвыми, распростертые на земле, им так обрезали уши, что на месте их остались только скважины. Эти сильные мучения вызвали их как бы из сна, и они умоляющим голосом вопили к начальнику палачей: «Умоляем тебя, храбрый исполнитель воли царской, умертви нас как отцов наших! Вот мы лишены слуха, но еще сильнее слышим вдохновения небесные. Зачем оставляешь ты нам носы? Доверши благодеяние свое, не лишай нас доли в блаженстве небесном. Повлачив тела наши по земле, ты очистил их от {313} грехов, так же как очистил слух, отрезав нам уши; искупи же и грехи, которые совершили мы посредством обоняния, — отрежь нам носы: чем более изуродуешь ты нас на земле, тем прекраснее будем мы на небе». Начальник палачей отвечал им уже гораздо спокойнее: «Если бы я оставался с вами дольше, вы в состоянии были бы сделать меня последователем вашего учения. Я открою вам теперь повеление двора, «Наказание ваше ограничивается исполненным — Вы теперь пойдете в Ассирию и будете там обрабатывать землю царскую; и, при виде вас, другие научатся из примера вашего, какой ценой искупается настойчивость и ослушание повелениям царя». Авраам и Хорен отвечали ему на это: «Ты отнял у нас половину нашего тела, как же можем мы работать другой его половиной во владениях царских». Услышав это, начальник палачей сказал: «Отведите их отсюда в Ассирию, а там пусть идут, куда хотят». Мученики наши с радостью выносили ужасные мучения; {314} но остались неутешными, что лишились славной смерти: с плачем и с великим сожалением отправились они в путь к земле изгнания; железные цепи на руках и ногах казались им несравненно легче тяжелой думы, лежавшей у них на сердце: зачем не удостоились они награды святых мучеников! Прибыв в провинции Вавилона, в страну, называемую Шауг, они и всенародно, и втайне были приняты жителями ее с почтением и благоговением, несмотря на то, что они были осуждены двором персидским. Блаженные тосковали, что так мало трудились и так много имеют покоя. Дни свои они проводили в покаянии. Они горели желанием видеть святую темницу князей армянских и облегчить жестокость пленения их, доставляя им все нужное. Они сообщили мысль свою всем тамошним зажиточным Христианам, и все от великого до малого согласились на их предложение с величайшею готовностью. Всем благочестивым людям предложено было сделать сбор денежный, для избавления {315} от временных нужд знаменитых пленников, изгнанных в земли отдаленные. Таким образом каждый год изувеченные Христиане отправлялись собирать милостыню, каждый подавал им по состоянию своему, кто чем мог, и они как святыню приносили собранное пленным в их темницу. Утомительные путешествия, совершаемые ими, почти без отдохновения, по суровым и знойным землям Шауга, Мешона и Кашкара, по всей Ассирии и Хужастану, до того изнурили их, что Хорен умер в путешествии от усталости и чрезмерного зноя. Он был почтен наравне со святыми мучениками жителями страны, где скончался. Но блаженный Авраам все продолжал дело милосердия, собирал повсюду дары верных и разносил по разным отдаленным странам для помощи всем пленным и каждого из них сам снабжал всем нужным. На двенадцатом году заточения своего, князья были освобождены, и от имени всего братства убедительно просили Авраама пойти в Армению для того, чтобы {316} народ видел собственными глазами святой образ мучеников христианских, погибших под секирою, и святых узников, вынесших мучения плена. Они думали: когда мученики Христиане и пленники за веру получат блaгocлoвeниe его, — на всю Армению сойдет с небес благословение Божье. Глядя на него, дети будут расти в благочестии, юноши возвратятся на путь истинный, старцы ободрятся в своей мудрости и вельможи научатся человеколюбию. Молитвою его Господь вложит жалость в сердце царя и подвинет его на мир и устройство нашего отечества; наши церкви и молельни, в которых хранятся гробницы мучеников, возрадуются взорами воина Христова, и самые мученики наши благословят из горней обители своей этого живого еще на земле мученика. Поле Аварайра, убеленное костьми героев и упитанное кровью святых, дрогнет радостью под ногами мученика гораздо сильнее, нежели принимая в себя живительную влагу обильного дождя. И когда ноги вечного мученика коснутся этого {317} обширного поприща наших сражений; когда живой мученик сойдется с мучениками павшими; когда живой с живыми пройдутся рука об руку: тогда снова воскреснет к жизни вся Армения.

Знаем, говорят, что когда монахи и затворники Армении увидят этого достойного Христианина, они вспомнят о несметной армии Христиан, которые отдались смерти за нас, пролили кровь свою, как жертвоприношение Богу.

Увидев его, наши соотечественники вспомнят о знаменитых священниках, убитых по повелению царскому в земле далекой, и которые смертью своею смягчили гнев его. Может быть, увидев этого святого, благодарное отечество вспомнит и о нашем долгом пленении, будет молить Бога об избавлении нас от неволи и о даровании нам милости узреть еще милую родину. Томит нас не одно желание свидеться с семьей нашей; нам хотелось бы увидеть новые церкви, которые {318} мы воздвигли, священников, которых мы к ним для службы приставили. Если благому Богу угодно, чтобы святой этот окончил путь благополучно и успокоил горе сиротствующих семейств наших, то мы еще более будем надеяться, что Он откроет нам врата бесконечного милосердия своего, и возвратимся мы в семью свою путем, по которому пройдет святой посланный наш. Так думали наши блаженные князья и убедительнейшими просьбами своими склонили его к предприятию далекого путешествия. Привыкши никогда не отказываться от добрых дел, по своему доброму расположению, скоро согласился он исполнить желание добродетельных князей и отправился в Армению. Мужчины и женщины, бoльшие и малые, свободные и простолюдины, все летели к нему навстречу: каждый повергался перед ним, каждый целовал ему ноги и руки. «Благословен Господь, говорили они, пославший нам посланника небес — возвестить благую весть — чтобы сделались мы наследниками {319} царства небесного. В тебе мы видим всех, почивших за Ииcуca Христа в надежде бессмертия, и всех пленных, чающих еще свободы. От тебя надеемся мы восстановления мира в Армении; тобою церкви наши возрадуются, через тебя мученики наши будут ходатаями у Бога. Благослови нас, святой отец, ты — уста святых усопших; дай нам открыто твое блaгocлoвeние, оно дает нам услышать втайне, в сердце нашем благословение святых. Ты открыл дорогу тем, которые и день и ночь стремятся в отечество; моли Бога, чтобы и они скоро возвратились к нам, предтеча, по стопам твоим; ты открыл воспрещенную дорогу возвращения. Открой же и на небе нам, обремененным грехами, открой молитвами своими небесные врата молитвам нашим. Да вознесутся моления наши к Богу для ходатайствования милости пленным. Чтобы мы, пока еще в этой смертной оболочке, узрели их, как видим твою блаженную святость, их, ваших возлюбленных, желанных, с {320} которыми столько лет мы разлучены и телом и душою. Веруем в необманчивую надежду, которая вполне исполнилась в глазах наших над тобою за любовь твою святую, веруем, что эта надежда сбудется и для нас, — мы узрим истинных свидетелей Ииcуca Христа, и день и ночь возрадуемся взором небесной их красоты». Хотя с великою любовью был принят святой Христианин всей страною, однако он не пожелал вести в ней жизнь народную: он избрал место самое уединенное и отдаленное от шума мирского, поселился там с тремя добродетельными братьями и умер в великом покаянии. Трудно описать жизнь этого святого затворника в убежище его, великое его покаяние и все поступки высокой добродетели. Он не спал почти все ночи, как неугасаемая лампада, постился все дни своей жизни, как ангелы, не нуждающиеся в пище. В скромности, кротости и смирении никто из смертных не мог с ним сравниться; а для нужд временных и вещей мира сего, он был как {321} мертвый, который не имеет уже никаких желаний. Беспрерывно повторял он службу божественную и вечною молитвою своей был в беспрерывном сношении с Богом. Он был соль Евангелия, чтобы придать вкус не имеющему его, (Матф. V. 15) и побуждением ленивых; перед ним скупость чувствовала на себе проклятие, а разврат и алчность стыдились себя. Он был здоровье земли армянской и множество раненых, которые тайно страдали, получали от него исцеление. Он был ученым из ученых и учителем учителей своих. При одном имени его укрощались буйные и краснели от стыда бесстыдные. Он жил в крошечном шалашике; но слава святости его поражала, как отсутствующих, так и присутствующих. Бесы бегали его, ангелы приходили к нему. По нем жители Греции почитали нас счастливыми и варвары отдаленнейших стран приходили к нам видеть его в кельи. Он был другом всех друзей Бога, и многих врагов Его возвратил церкви Господней. {322}

С самого нежного возраста посвятил он себя добродетели и в исполнении добродетели окончил жизнь свою. Так как он не связал себя узами брачными, ему недоступны были и нужды мира преходящего, или, лучше сказать, он променял нужды и удовольствия тела на удовольствия души, — так перенесся он с земли прямо на небеса. {323}