История Человека Божьего из города Рима, который
был прославлен и увенчан подвигами аскетической жизни в городе Эдессе
в дни достославного и блаженного священника мар Раввулы, епископа города Эдессы
(сирийская версия)
Перевод выполнен А. Пайковой. по изданию: A. Amiaud La légende syriaque
de Saint Alexis (P., 1930),
Оп.: А.В. Пайкова. Легенды и сказания в памятниках сирийской агиографии //
Палестинский Сборник, №30 [93] (1990) 101—107.
[с. 101] Историю дивного человека расскажем мы, если можно такого,
каков он, назвать человеком, а не дать имя ангела тому, кто презрел все радости
мира. История о нем такова. Человек этот был очень богат, однако презрение
к богатству предпочел он и заменил его любовью к бедности, но не к простой
бедности, а к той, подлинной, (которую считают) стыдом и позором. Он обратил тщеславие
в смирение, а гордость - в аскетизм. Он был наставником нищеты и смирения
и совершенным постником, удаляя еду от уст своих и не унижая себя, как Исав, угодничеством
чреву своему. Он был стражем, бдительным и усердным телу своему, избегал и уз
брака, и прелюбодеяния. Целомудрие и святость, согласно ревностному закону,
обитали в тепе его. Подобно Аврааму с радостью покинул он свою семью и родину,
желая в Иерусалиме горнем быть причисленным и прославленным и стремясь к молитве
своей. Что еще можно добавить в похвалу ему, чтобы высшую степень одобрения
могли мы выразить? Ведь история эта велика, но мало сказать мы можем. Начало нашей
истории таково.
Родители его были из города Рима. Отсюда и следует начать рассказ. Они были
богаты, знатны родом и благородны по происхождению, но бездетны. И по мере того,
как увеличивалось и возрастало их богатство, увеличивалась их печаль из-за
того, что не видели они наследника своего состояния и не знали, для кого собирали.
Ибо, если Авраам, отец всех верующих, со скорбью к Господу своему обращался: „Господи,
что ты дашь мне? Я остаюсь бездетным", - то как должны были скорбеть они, чьи
помыслы были направлены к богатству. Но вот через слезы, постоянные молитвы и
обеты родился у них сын. Он был любим Богом, родителями и всеми, кто знал его.
Родители его утешились. Мальчик еще вскармливался молоком, а блага знатности уже
изливались на того, кто был предметом гордости своих родителей.
Когда настало время учения, с большими почестями в сопровождении толпы слуг
отправили его в школу. Но только он не обращал внимания на все это преходящее
и конечное, а со свойственной ему душевной мягкостью стремился все предпринять
к тому, чтобы в тишине отдаваться учению. Его сверстники пытались умерить
его непреодолимую тягу к знанию, но он и не помышлял изменить свой скромный образ
жизни. Родители мальчика, не понимая, что Бог избрал его (своим) орудием, огорчались
и печалились, наблюдая его образ жизни и то, что он совсем не готов к превратностям
этого мира. Тайком они придумывали разные уловки, чтобы мальчик стал более предприимчивым
и приспособленным к жизни. Отец его приказывал свои рабам, чтобы они вовлекали
его в свои развлечения и приучали его к дерзости. Но он со свойственной ему мягкостью
пенял им и отворачивался от них, сохраняя выражение скромности и благородства.
Мать же выбирала красивых девушек, украшенных лучшими в мире украшениями, и приказывала
им прислуживать ему. Он не гнал их от себя открыто, но с потупленным взором принимал
их, чтобы сделать им одолжение, а потом смиренно просил их удалиться и оставался
один. Мать его ревностно расспрашивала принаряженных девиц, разговаривал ли, шутил
ли он с ними, и они отвечали: „Не только не шутил, но мы не осмелились даже
взглянуть на него".
Долгое время вел он такой образ жизни, но дотом вступил в пору цветущей юности,
и родители решили выбрать ему невесту, как подобает в соответствии с законом.
Так и сделали. Когда пришло время свадьбы, было приготовлено все для торжества
и прославления. Устроили великолепное брачное ложе, и весь город был приглашен
на свадебный пир. Но в первый день свадьбы, когда обрученная должна была со свадебной
процессией войти (в дом жениха), в душе его возникло вдруг решение. Он стал
уговаривать одного из дружек пойти с ним к пристани. Тот подумал, что он
шутит. Когда же святой стал настаивать, он попытался [с.102] помешать ему, говоря:
„Весь город соберется сегодня в твоем доме, чтобы веселиться и развлекаться,
а мы будем искать уединения. Кто поймет нас? Кто не посмеется над нами, если мы
так поступим и покинем радость ради печали. И большое веселье обратится скорбью
для всех, кто ждал твоей радости". Но тот проявил настойчивость и, пока дружка
пытался удержать его, придумал способ убедить его уйти. Поскольку дружка питал
к нему благоговение, то сдался на его уговоры. Взяв двух лошадей, они отправились
к Пристани вдвоем, и никого больше не было с ними. Святой сказал дружке: „Постереги-ка
мою лошадь, я отдохну (немножко), а потом мы оба вернемся на пир". Тот, не
подозревая, что он задумал, подчинился, прося его поскорее вернуться, чтобы они
не опоздали и не вызвали насмешек. Святой, после того как удалился немного от
своего друга, начал молиться, обращаясь к Богу: „Тот, чьи благодеяния превосходят
наши просьбы, открой мне свои врата, в которые я стучусь, и дай мне в этой игре
(роль), которая мне по сердцу". И только он помолился, явился перед ним корабль,
отправлявшийся в Сирию. Он быстро поднялся на этот корабль, и сильный ветер по
божьему провидению без промедления доставил корабль к пристани в Селевкии Сирийской,
Покинув Селевкию, блаженный бродил, нищенствуя, пока не попал в город парфян,
который называли Эдесса, где и жил в нищете до самой своей кончины.
Жизнь его в Эдессе была такова. День он всегда проводил в храме, в доме мучеников,
ни от кого ничего не принимая, он не хотел днем заботиться о пище, соблюдая пост
до вечера. Когда же наступал вечер, он вставал у врат с протянутой рукой,
принимая милостыню от тех, кто входил в храм. Получив столько, сколько ему было
необходимо, он убирал руку, не принимая больше. И было его установленной
едой около десяти мин хлеба и две мины зелени. И если случалось, что он получал
больше, тотчас же отдавал другому. И подаянием творил подаяние. Этим многие
проверяли и испытывали его, Человека Божьего. (Других) нищих он не сторонился
там, где они обитали, но, когда наступала ночь и все засыпали, он вставал, осеняя
себя крестом, у стены и колонны, молился и с первыми приходящими на молитву входил
в храм еще до рассвета. И так проводил он все дни, и никто не знал ни о его
прежнем образе жизни, ни о его знатности. И даже имени своего никому не позволил
разузнать, чтобы по имени не проведали о его жизни.
А дружка его, прождав достаточно долго, – а тот все не возвращался к нему -
обошел всю пристань, спрашивал (встречных), разыскивая его. И когда узнал, что
тот сел на корабль, вернулся в дом блаженного и рассказал о том, что случилось.
Невозможно передать ту печаль и скорбь, которая охватила роди телей святого. Используя
свое богатство и знатность, посылали они на поиски во все гавани и страны. Были
отправлены на поиски святого домочадцы, верующие, которые ездили по городам и
прибыли также в Эдессу, где нищенствовал их господин. Один из этих отроков пошел
и сообщил Раввуле, епископу Эдессы, об истории этого человека, но тот не только
не мог найти его, но даже не поверил в эту историю. Не найдя (здесь) своего господина,
они покинули Эдессу и отправились искать его в другие страны. Он же, блаженный,
узнал своих домочадцев, когда они входили в церковь и выходили из нее. А они,
когда он явился перед ними в образе нищего, даже на миг не могли подумать, что
это он, из-за полного отсутствия какого бы то ни было признака той роскоши, в
которой он жил прежде. Как они могли узнать его в этом человеке, одетом в жалкие
лохмотья? Ведь, возможно, и от них он принял подаяние!
Много времени спустя привратник, добродетельный и достойный увидеть это, в
одну из ночей вышел посмотреть, не настало ли время начинать службу, и, когда
вышел, обнаружил этого святого, который осенял себя крестом и молился в то время,
когда все спали. Не один и не два раза видел он его, а в продолжение многих
долгих ночей. И в одну из ночей подошел к нему привратник и спросил: „Откуда
ты и что ты здесь делаешь?". Блаженный сначала оставил без ответа его вопрос,
но потом, подчиняясь его убедительной просьбе, ответил: „Зачем ты у меня
спрашиваешь об этом? Спроси у тех, кто перед тобой. Они знают, кто я и откуда,
потому что я - из их числа". Привратник не удержался, чтобы не разузнать об этом
чуде. Загорелось в нем желание, и он поклялся в душе [с. 103] своей, что не оставит
его и не удалится до тех пор, пока не узнает правду о нем. Он же, Человек Божий,
испытывая стеснение из-за этих клятв и обетов, а также потому, что не любил спорить,
согласился открыть привратнику правду. Но только тоже потребовал от привратника
принести клятву в том, что, пока он жив, тот никому не расскажет. И тогда поведал
ему все: „Тот человек, который был здесь недавно и искал кого-то, - из моего дома,
и искал он меня". Выслушав все, привратник стал убеждать его и просить, чтобы
он жил вместе с ним, но , не сумев уговорить, оставил.
С тех. пор привратник стал неустанно творить свои добрые дела, предаваясь суровому
образу жизни и изнуряя себя еще усердней, чем прежде, так что по виду его
можно было судить о его аскетизме. Он говорил про себя: „Если этот человек, который
раньше жил в несказанной роскоши, ведет такой образ жизни, то разве не можем мы,
бедняки, поступать так во имя нашего -спасения?".
Много времени спустя после этого блаженный и смиренный Человек Божий заболел
и был повергнут недугом среди колонн. А привратник, прохаживаясь туда и обратно
и не видя святого, как видел его всегда, начал тщательно искать его, а когда нашел,
стал уговаривать, чтобы тот согласился пожить у него дома, а он станет ухаживать
за ним, но святой не хотел. Тогда привратник сказал: „После того, как выздоровеешь,
я оставлю тебя в покое и ты снова вернешься к своей обычной жизни". Но тот не
согласился. Тогда привратник решил: „Тогда я помещу тебя в больницу". С большим
трудом после долгих уговоров убедил его. При этом святой взял с него слово, что
тот ничем не будет выделять его по сравнению с (другими) странниками. Привратник
взял и доставил его в больницу, постоянно присматривал за ним. Но Бог, который
всегда исполняет желание боящихся его, заполнил меру его жизни и положил
.ей конец, сохранив за ним его скромность и после его смерти. В тот день, когда
он готов был покинуть этот мир для жизни вечной, что-то помешало привратнику,
и он не смог, как обычно, навестить святого. Когда блаженный испустил дух, больничные
служители тотчас же отнесли его на носилках, как это они делали обычно без особых
церемоний, в усыпальницу для странников. И когда они вышли, направляясь хоронить
его, появился этот привратник и стал спрашивать о нем. Узнав, что святой скончался
и его уже вынесли, чтобы похоронить, он начал громко стенать и плакать и бросился
к святому епископу Раввуле. Упал к его ногам, взывая: „Прошу тебя, господин
мой, снизойди ко мне, окажи мне милость!". Епископ Раввула, чей свет очей телесных
был тогда, еще невредим, а также те, кто был с ним, спросили у привратника, о
чем он просит и в чем причина такого волнения. Тогда он обо всем рассказал епископу,
страстно моля его воздать должные почести чистым и непорочным останкам и похоронить
святого торжественно и пышно, в достойном месте. Услышав это, епископ был взволнован
так, как будто был объят пламенем, потому что был отзывчив на все прекрасное.
Он приказал немедленно идти туда, где был погребен этот нищий, и извлечь его (из
могилы). По пути они встретили могильщиков, которые возвращались после погребения
святого. Когда их спросили, где они погребли этого странника, они ответили:
„Рядом с такими же, как он".
Епископ и те, кто был вместе с ним, взяли с собой могильщиков, чтобы они показали,
где похоронили его. Когда подошли к могиле, епископ приказал вскрыть склеп, потом
он и все, кто был с ним, и могильщики вошли внутрь, чтобы взять тело святого и
воздать ему должные почести. Посмотрели и увидели, что только нищенские лохмотья,
в которые был одет святой, лежат на этом месте, а тела его нет. Тщательно искали
тело по всему склепу, но не нашли ничего, кроме его одежд. Долго стояли они, пораженные
изумлением и ужасом, потом епископ пришел в себя и сказал: „Помолимся!".
И стал молиться святой Раввула, и говорил со слезами: „Сохрани меня Господь,
если отныне я стану заниматься чем-нибудь, кроме попечения о странниках. Кто знает,
может быть, немало есть таких смиренных, как этот нищий, избранных Богом,
но безвестных среди людей из-за своего смирения. С той поры овладели мар
Раввулой великое беспокойство и тревога за этих людей, стремление устроить их
жизнь. С большой готовностью постоянно оказывал он благодеяния странникам и нищим.
И словом своим внушал любить их и о наставлениях [с. 104] постоянных беспокоился.
Не проявляя внимания к совершившим греховное, он думал только о сиротах и вдовах,
(только) о злосчастных и нищих заботился. И так он взял на свое попечение не только
всех странников в собственном городе, но также а странниках в далеких селениях
и в отдаленных местах проявлял он заботу с тем, чтобы они не остались обойденными
его благодеяниями. И в соучастии с Богом пребывал он в оказании добра нуждающимся
в сострадании. Так начинал и так кончал блаженный Раввула любовью к странникам.
Такова эта история о Человеке Божьем, которую мы хотели рассказать, поведанная
привратником, его другом, и запечатленная на память. Заинтересовавшись этой
историей, заклинаниями и клятвами он выведал ее у святого и рассказал о его
прежней жизни, о знатности и о последующем смирении, не скрыв ничего.
Кончилась история о Человеке Божьем.
Еще история Человека Божьего, которая была записана в городе
Риме, о его божественном образе жизни и о том, как он покинул мир
Теперь мы расскажем историю о Человеке Божьем, которую поведал привратник,
бывший другом блаженного. После того как прошло немало времени, сделалась
известна нам другая история об этом дивном человеке, которая была записана,
о его жизни в городе Риме, в доме родителей блаженного, и которая повествует
обо всем том, что случилось с ним в городе Эдессе, как рассказал этот привратник,
и обо всем остальном, что было после его смерти, погребения и поисков его (тепа)
в могиле, его исчезновения, как это было по воле Бога, и его прибытия в город
Рим. Привратник, который записал историю о нем, рассказал то, что он узнал
от (самого святого). Что же касается тех надежных людей, которые описали его историю
в Риме, то они не знали о его смерти в Эдессе. Так случилось потому, что сам святой
не почувствовал своей смерти, когда прославился в Эдессе, а до них история его
из Эдессы не дошла. И они ничего не написали об этом, потому что не знали, но
из письма, которое было найдено в его руке? и из его мыслей, когда он был болен
в Эдессе, (ясно), что Бог сделал то, что он просил и о чем молили его родители,
(мечтавшие) увидеть сына до своей кончины. И так устроил Бог своей милостью, чтобы
и о добродетели его не узнали люди в течение всей его жизни, и родители не
были лишены возможности в ответ на свою просьбу увидеть своего сына, а потом умереть.
Вот как они описали эту историю в Риме о том, что случилось с ним после его выхода
из могилы в Эдессе и прибытия к ним.
Когда увидел Человек Божий, что жители Эдессы стали узнавать его, он бежал
оттуда и прибыл в город Лаодикию. Там он нашел корабль, который отправлялся
в город Тарс. Он сел на этот корабль, сказав себе: „Отправлюсь-ка я в Тарс, в
храм святого Павла, потому что там жители города не знают меня". Когда он поднялся
на корабль, сильный ветер подхватил судно и забросил его в город Рим, на родину
блаженного.
Когда блаженный сошел с корабля, он сказал: „Жив Господь Бог, случилось так,
что прибыл я на родину и не буду больше в тягость никому из (чужих) людей, но
пойду в дом родителей моих, потому что сегодня и они не узнают меня". Он пошел
прочь, удаляясь от корабля, со словами: „Это провидение Господа было, и слово
также подтверждается знамениями".
Отправился он к дому родителей и встретил отца своего, который возвращался
из дворца в окружении свиты. И поклонился ему, говоря: „Раб Божий, окажи мне милость,
мне, нищему и страннику. Пусть я буду в доме твоем и крохами, упавшими со стола
твоего, вместе с рабами твоими домашними буду питаться. Ведь говорят: "Кто дает
бедному, тот ссужает Богу" . А Бог святой воздаст тебе, и дарует царство небесное,
и благословит того, кто на чужбине есть у тебя, и исполнит надежду его!".
Отец его, как только услыхал слова о том, „кто на чужбине", загорелся страстным
желанием приютить этого человека, помня о своем единственном сыне, [с. 105] о
котором не знал, что с ним случилось. И не раздумывая, взял его, привел в свой
дом и спросил, (обращаясь) ко всем рабам своим: ,/Кто из вас хочет быть в услужении
у этого странника? Жив Господь Бог, тот станет свободным и получит наследство
из дома моего. А в базилике моей, там, где я вхожу и выхожу, сделайте (так),
чтобы была устроена ему постель, чтобы всякий раз, входя и выходя, я видел его.
В средствах к существованию пусть не испытывает он лишений. Приказываю, чтобы
необходимое ему пропитание было с моего стола". Так и сделали.
Однако, когда наступал вечер, рабы начинали мучить странника. Они били его
по голове, насмехались над ним и много другого, подобного этому (зла) причиняли
ему: пинали ногами и толкали его. И когда все это они проделывали с ним, он не
сердился, памятуя евангельское изречение: „Если кто ударит тебя в правую щеку
твою, обрати к нему другую". Человек Божий знал, что по наущению сатаны, из-за
злобы ненавистника добра все это происходит с ним, и потому с особенной радостью
и готовностью переносил (испытания). И Дух Святой был его провидением.
Так в смирении и кротости Человек Божий провел, так что они не узнали, кто
он, семнадцать лет.
Когда же наступило время его кончины и ухода из этого мира, сказал Человек
Божий отроку, который прислуживал ему: „Брат мой, иди и принеси мне хартию и чернила".
Мальчик пошел и принес ему хартию и чернила. Тогда сел блаженный „... и описал
всю свою жизнь, с того дня, как он покинул дом родителей своих, и до этого дня.
И тайны, какие были между ним и его отцом и матерью, и то, что сказал своей невесте,
когда она сидела в брачном покое и когда он дал ей кольцо и свадебную вуаль, в
то время как они были облачены в одеяния пурпурного шелка. И всю свою последующую
жизнь описал, чтобы, после того как он покинет этот мир, по этим знамениям, которые
он начертал, они узнали, что он - их сын.
В один из дней, в святое воскресенье, после службы таинств господних, после
того, как народ принял причастие, когда присутствовали в церкви архиепископ
Иннокентий и богобоязненные императоры города Рима, из алтаря раздался глас, возгласивший:
„Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и аз успокою вы! ".
Удивление и страх охватили присутствующих, все пали ниц, восклицая: „Господи,
смилуйся над нами". И молились Богу.
И во второй раз раздался глас и возгласил: „Ищите Человека Божьего, и он помолится
о Риме. В пятницу на рассвете возьмет Бог свой залог у него". И в третий раз раздался
глас и возгласил: „В доме Евфимиана ищите непорочные останки Человека Божьего!".
Вечером в четверг собрался весь народ, и богобоязненные императоры, и Иннокентий,
архиепископ, и весь синклит. Отправились, взяв крест животворящий, тот самый,
в котором было от древа благородного распятия. Они пошли в храм святой Петра и
Павла, чтобы обрести с любовью и радостью останки этого святого, о котором
им стало известно. Они вошли в храм святого Петра и пали ниц -императоры, архиепископ
и весь синклит, - и молились Святому Духу, чтобы он известил их о святых останках.
И просили помощи госпожи нашей святой Богородицы Марии и учеников ее творения
- Петра и Павла, которые лежали перед ними в гробу. И встали верующие императоры,
и архиепископ, и все они обратили взоры к небу, взывая к Богу. И явилась
им милость божья с высей небесных в виде гласа: „В доме Евфимиана тот, кого
вы ищите!".
Тогда обратились божественные императоры и архиепископ и воззвали к Ев-фимиану,
говоря ему: „Как это, такая благодать в доме твоем, а ты не открыл нам?".
И ответил им Евфимиан: „Жив Господь Бог, я ничего не знаю". И тотчас же быстро
велел позвать старшего из своих рабов и спросил его: „Знаешь ли ты кого-нибудь
из твоих подопечных, кто отмечен такой благодатью?". И сказал раб этот, обратившись
к небу, и поклялся Господом и древом крестным: „Нет, я не знаю никого, у кого
была бы такая благодать". [с. 106]
Тогда решили верующие императоры, архиепископ и весь синклит идти в дом Евфимиана
и искать славные останки тем. И тотчас же приказал Евфимиан домашним рабам
своим, чтобы они приготовили троны и скамьи соответственно чинам верующих
и почитаемых императоров и глав священнослужителей и чтобы приготовим (также)
свечи и благовония, источающие благоуханные ароматы, с которыми, согласно
обычаю, принимают императоров. Отправились императоры и архиепископ и пришли в
дом Евфимиана.
Мать Человека Божьего повесила накидку чистую на оконце и, выглядывая из него,
вопрошала: „Что это за шум? Что за волнение? О чем это там говорят?". И невеста,
обрученная с ним, стоя в укрытии, тоже наблюдала и слышала эти разговоры.
В это время явился тот, кто прислуживал Человеку Божьему, и обратился к господину
своему: „Может быть, тот, кого вы ищите, - это нищий, которому ты отдал меня
в услужение? Истинные добродетели и дивные знамения, заметили мы в нем: от воскресенья
и до воскресенья, причастившись божественных тайн несказанных, съедал он две унции
хлеба и всю неделю постился, а ночи все бодрствовал. Кое-кто из рабов насмехался
над ним, бил его, а он с великой радостью и полным смирением сносил все, что выпадало
ему от них".
Когда Евфимиан, отец его, услыхал все это, он тотчас же приблизился к нему
там, где он лежал, и склонился над ним, но ни голоса, ни дыхания его не услышал.
И когда открыл Евфимиан лицо его, увидел, что оно сияет, как лик ангела, а в руке
его зажата хартия. Когда же он хотел взять эту хартию, чтобы посмотреть,
что там написано, не захотел святой отдать ее. Тогда подошелЕвфимиан к верующим
императорам и сказал им: „Тот, кого вы искали, найден". И стал рассказывать им,
как семнадцать лет назад он взял к себе этого нищего, и добавил, что тот
держит в руке хартию и не хочет отдать ее.
Когда верующие императоры, архиепископ и весь народ услыхали все это, императоры
приказали, чтобы украшенные носилки были установлены внутри, чтобы принесли эти
почитаемые останки и положили на них. Затем поднялись верующие императоры, и архиепископ,
и весь народ и стали просить, чтобы покойный, лежавший перед ними, отдал
их хартию, которая была в его руке. А он не отдал им. Тогда императоры и архиепископ
приблизились к нему и сказали: „Хотя мы и грешны, но - императоры, а этот человек
- отец всех живущих. Отдай нам хартию, которая у тебя в руке, чтобы мы могли
посмотреть, что на ней написано". И он тотчас же отдал им эту хартию. Они взяли
ее и вручили святому Аэтию, главе хартуляриев святой церкви. Когда он прочитал
хартию, услышал отец историю, описанную в ней, и узнал своего сына. Вскочил со
скамьи, на которой сидел, разодрал на себе одежды и рвал свои седые волосы,
бросая их на землю, и бросился на грудь своего сына, причитая: „Увы мне, господин
мой, зачем ты 'как поступил со мной? Когда я, лишившись тебя, пребывал в
одиночестве, я видел тебя, - а ты рассказывал небылицы - и слышал твой голос,
но ты не открылся мне и не намекнул мне, что ты тот, кого я вижу, чтобы я
узнал тебя, утешился тобою, чтобы ожила душа моя. Увы мне, сын мой любимый, увы
мне несчастному и слабому. Что я сделаю? Что скажу? Как не наполнится сердце мое
стенаниями скорби и страдания, ведь сына моего единственного вижу я мертвым,
лежащим на ложе и не говорящим со мной!". А мать Человека Божьего, услышав это,
выбежала, как львица, вырвавшаяся из клетки, и, бросая взгляды украдкой, устремилась
в гущу толпы, ведь огромная толпа собралась в ее доме. Она кричала, умоляя
своего мужа, чтобы он дал ей местечко припасть к ее сыну. И когда она приблизилась
к нему, в страшном отчаянии зарыдала, причитая: „Увы, сын мой любимый, вскормленный
грудью моей! Надежда очей моих, утешение моей жизни! "..И упала на грудь этого
благородного святого, и любовно целовала его, говоря с тоскою: „Зачем ты
так сделал, сын мой? Печалью и великим страданием наполнил сердце мое. И новую
боль прибавил к моей прежней боли. Я видела, как ты жил в нищете и нужде среди
рабов отца твоего, а отец твой и я не признали тебя! Ты утаился и не открылся
мне, чтобы я узнала тебя и ожила моя душа". И глаза ее, как источники вод,
не иссякая, источали слезы. [с. 107]
Вошла невеста Человека Божьего в глубокой скорби, в черных одеждах и с тоской
причитала: „Увы мне, господин мой, зачем ты так сделал со мною? Наполнил
страданием душу мою? Увы мне, что таким вижу тебя, мой голубь, единственный
мой среди всех мужей! И вот раз теперь я вижу тебя, кого мне еще ждать?'.
Императоры и весь народ были поражены. Тут приблизились к телу святого больные
и параличные и исцелялись, немые заговорили, слепые прозрели, прокаженные
очистились, а демоны были изгнаны. Императоры подняли на плечи носилки, на которых
покоились останки святого, чтобы освятиться от них, а народ теснился вокруг
носилок, так что они не могли их нести. Тогда приказали императоры и архиепископ
бросать на дорогу золото и серебро, чтобы люди устремились к золоту и дали
возможность пройти. Но никто даже не подумал взглянуть на деньги, все их
внимание было приковано к святому, к тому, чтобы припасть к его останкам.
С большим трудом перенесли его в храм святого Петра и там оставили на семь дней,
в течение которых отец его, мать и невеста были в трауре.
Затем императоры приказали, чтобы гроб был (сделан) из золота и драгоценных
камней. И когда опустили в него благородные останки святого, благовонное мирро
заструилось вдруг от гроба. И теснилась (у гроба) вся толпа, чтобы взять от этого
мирра. И все, кто взял от него, тому была оказана великая помощь благодатью Господа
нашего Иисуса Христа вместе с Отцом и Святым Духом и ныне, и присно, и во веки
веков. Аминь.
Конец истории о Человеке Божьем.
|
