Уолтон А. Жизнеописание доктора Джона Донна,покойного настоятеля собора Св.Павла в Лондоне // Звезда. - 2001. - №5.-С.82-104. Пер.Е.Дунаевской, переиздан в собрании сочинений Донна в "Лит. памятниках" 2009 г.
{Цифры означают номера страниц в книге, к которым даны соотв. примечания, так они оформлены в самом издании. Переводчик указал эти номера страниц в тексте, после комментируемого включения.} В {} даны примечания переводчика, в [] - примечания Уолтона или издателя. Знак ** - Великобритания. Лингвостранноведческий словарь. М. 1978.
Предисловие издателя (сокращенное).
В историю английской литературы сэр Айзек Уолтон вошел в основном как автор одной книги, "Совершенный рыболов". Но у него есть и другие существенные литературные заслуги. Он автор пяти жизнеописаний, в которых проявились такие основ ные черты его характера, как "пристрастие к основательной учености, преданность англиканской церкви и привязанность к своим друзьям, причем все эти чувства столь же сильны, сколь его любовь к рыбалке" {Из предисловия к английскому изданию}.
Уолтон родился в 1593 году, с ранних лет переехал в Лондон. Зажиточный горожанин, он жил в по соседству с цер ковью Сент-Данстанз-ин-де-Вест {см. примечение к стр.33}, где с 1623 по 1631 годы викарием был Джон Донн. Они сблизи лись, и Донн ввел Уолтона в круг своих друзей, в числе ко торых был провост Итон-Колледжа, сэр Генри Уоттон.
После смерти Донна последний намеревался издать его проповеди, хотел предпослать им жизнеописание Донна, но умер, не успев осуществить эти планы. Уолтон, который по просьбе Уоттона делал для жизнеописания подготовительную работу, счел своим долгом довершить ее самостоятельно. Жиз неописание Донна - первая литературная работа Уолтона, за ней последовала биография Уоттона и "Совершенный рыболов". Далее Уолтон написал еще три биографии, в том числе биогра фию Джорджа Герберта, поэта, друга и ученика Донна.
Уолтон умер в возрасте 90 лет, в возрасте 72 лет внес последние поправки в биографию Донна при ее очередном пере издании. Для ее написания у него не было ни академической подготовки, ни литературных образцов. Причины, подвигшие его стать биографом несмотря на сомнения в собственных си лах, изложены, в частности, во "Введении" к этой книге.
Для своего времени Уолтон был новатором, его заслуги перед жанром биографии современники и преемники оценивают исключительно высоко. Он интересовался во-первых характером персонажа и только во-вторых - его карьерой. Он никак не претендовал на исчепрпывающую полноту своих жизнеописаний и ставил себе целью сохранить для потомков правдивые образы своих друзей, которых любил и которыми восхищался. Мастерс тво его как биографа состоит в основном в выборе эпизодов, ярко рисующих образы его персонажей с их достоинствами и заслугами. И Донн, и Герберт приняли сан после долгой и деятельной жизни в миру. Но для Уолтона их поэтическая карьера и светский опыт отступают на второй план. Так, Донна он восп ринимает как второго бл. Августина и общается с читателем, стараясь оставаться в рамках этой концепции. Его книга о Донне - одно из немногих произведений, дающих нашим совре менникам убедительное представление о набожной учености, столь ценимой в его время.
Жизнеописание доктора Джона Донна
покойного настоятеля собора св. Павла
в Лондоне
Введение (3)
Если бы в совершенстве владевший пером великий знаток искусств сэр Генри Уоттон, бывший ректор Итон-Колледжа, до жил до выхода в свет этих проповедей, он одарил бы мир точ нейшей историей жизни их автора {Джона Донна - прим. пе рев.}; о том, что этого не случилось, приходится сожалеть, ибо эта работа была достойна его и он мог с ней достойно справиться, поскольку он и автор понимали друг друга и их связывала с юности такая дружба, прервать которую могла только смерть. И хотя тела их пребывали в разлуке, но вза имная приязнь неизменно связывала их души, ибо любовь этого ученейшего дворянина сопровождала славу его покойного дру га, убежавшую посмертного забвения; свои чувства этот бла городнейший из людей доказал, когда ознакомил меня со свои ми намерениями {издать проповеди Донна - прим. перев.} и обратился с просьбой уточнить кое-какие относящиеся к делу подробности, не сомневаясь, что мое знакомство с автором и благоговейное отношение к его памяти могут сделать мои ста рания полезными; я охотно взялся за этот труд и предавался ему с довольством и рвением, пока, наконец, не счел свои записи готовыми к тому, чтобы его несравненное перо сделало их более подробными и завершенными; но смерть помешала ему осуществить эти замыслы.
Когда я услышал печальную новость об его кончине, а также то, что упомянутые "Проповеди" должны быть напечата ны, но биографии автора, которую я считал весьма примеча тельной, в книге не будет, негодование или горе, не берусь сказать, что именно, заставило меня просмотреть мои отло женные записи, и я решил, что миру должна предстать столь достоверная картина его жизни, сколь это возможно для моего безыскусного пера, которым водит правда.
И если бы мне задали тот же вопрос, что и вольноотпу щеннику Помпея, когда "несчастный остался один на морском берегу перед изувеченным телом своего некогда всесильного хозяина и повелителя; и начал собирать разбросанные побли зости обломки лодки, старой и трухлявой, чтобы сложить их и развести погребальный костер по обычаю римлян, и вдруг ус лышал: "Кто ты такой, что тебе принадлежит честь в одино честве погребать Помпея Магна?" [Плутарх - прим. Уолто на] {Весьма неточная, по обыкновению автора, цитата. См. Плутарх, "Сравнительные жизнеописания", ЛП, изд-во АН, М-ва, 1963, "Агесилай и Помпей", "Помпей", стр.390 - прим. перев.} Итак, кто я такой, что отваживаюсь разводить погре бальный костер, чтобы почтить память автора? Надеюсь, этот вопрос будет задан скорее с недоумением, чем с возмущением, но недоумение тут вполне уместно, ибо как это я, сетующий на безыскусность своего пера, смел предположить, что мой слабый светоч озарит для читателя жизненный путь того, чье имя само окружает его биографию лучами славы. Но если и не к пользе того, чей портрет я рисую, однако к пользе того, кто будет его созерцать, автор предстанет перед читателем в своем будничном обличье, которое должно внушать веру в на писанное: тот, у кого не хватает ловкости для обмана, зас луживает доверия.
И если бы лучезарный дух автора, ныне пребывающий на небесах, удосужился взглянуть вниз и увидеть меня, самого скромного и посредственного из своих друзей, поглощенного выполнением этого долга дружбы, я уверен, что он не презрел бы моей жертвы, из добрых намерений возлагаемой на алтарь его памяти, потому что, хотя беседы с ним доставляли мне и многим другим людям безмерную радость, я знаю, что его от личали величайшие смирение и великодушие, а я слышал от бо гословов, что добродетели, которые на земле были лишь иск рами, на небесах превращаются в яркое пламя.
Перед тем, как перейти к дальнейшему повествованию, я покорно прошу читателя учесть, что выход в свет первого из дания проповедей Джона Донна был тогда единственным оправ данием моей попытки написать историю его жизни, и без этого оправдания я по-прежнему не рискую издавать мой труд .
Жизнеописание.
Мистер Джон Донн родился в Лондоне, в 1573 году, он происходит из хорошей семьи, его отец и мать были отмечены множеством добродетелей; и хотя его собственной учености и бесчисленных достоинств вполне достаточно для того, чтобы прославить его и его потомков, но, возможно, читателю будет приятно узнать, что отец его происходит из старинной уэль ской семьи, чьи члены по-прежнему живут у себя на родине, носят ту же фамилию и пользуются величайшим и заслуженным уважением.
По материнской линии он происходил из семьи прослав ленного и известного своей ученостью сэра Томаса Мора, быв шего лордом-канцлером Англии, а также достойнейшего и прос лавленного своими трудами судьи Рестолла (5), которому по томки обязаны существованием с величайшей точностью перера ботанного и сокращенного Свода Законов Англии.
Начатки образования он получил в доме своего отца, где до десятилетнего возраста с ним занимался частный учитель; на одиннадцатом году жизни он был отправлен в Оксфорд, при чем в это время уже владел французским и латынью. Это наря ду с другими его выдающимся способностям, побудило некоего современника отозваться о нем так: сей век даровал нам но вого Picus Mirandula, который, как гласит история, обладал мудростью скорее от рождения, чем благодаря учению.
Мистер Донн провел несколько лет в Харт-Холле (5), где его наставляли в различных науках, пока по прошествии вре мени он не обрел и не выказал на диспутах знания, позволяв шие ему сдавать экзамены на первую ученую степень, но де лать этого не стал по совету своих друзей-католиков, ибо принадлежность к этой конфессии была несовместима с частью обетов, входивших в клятву, которую полагалось приносить в те времена и от которой не могли отказаться люди, притязав шие на то, чтобы их успехи в науке увенчались получением ученого звания.
Когда ему было около четырнадцати лет, он перебрался из Оксфорда в Кембридж (6), дабы напитаться знаниями из двух источников вместо одного; там он оставался до полных шестнадцати лет и был прилежнейшим из студентов; он часто менял предметы изучения, но не пытался получить научной степени по уже упомянутым причинам.
Когда ему пошел семнадцатый год, он переехал в Лондон и, намереваясь изучать право, поступил в Линкольнз-Инн; там он дал блестящие доказательства своей учености, остроты ума и успехов на избраном поприще; однако в дальнейшем знание законов служило ему лишь источником удовлетворения и украшением ума, но ничем более.
Его отец умер до того, как мистер Донн был введен в общество; он был купцом и оставил сыну в наследство 3 000 фунтов. Его мать и те, чьему попечению он был вверен, вся чески заботились об его образовании и потому приставили к нему тьюторов, обучавших его математике и другим свободным искусствам. Но помимо них, учителям этим, которые, по собс твенному их признанию, тайно принадлежали к римско-католи ческой церкви, посоветовали внушить ему некоторые ее прин ципы.
Они едва не уговорили его принять эту веру; на то им предоставлялось много возможностей, но самым убедительным доводом в ее пользу был пример его любимых и набожных роди телей, который очень много для него значил, как признавался он сам в предисловии к "Псевдомученику", книге, о которой читателю будет кое-что рассказано далее.
Ему шел уже восемнадцатый год, но о его религиозной принадлежности можно было сказать только, что он христиаин, ибо он не избрал для себя никакой конфессии. И разум, и благочестие говорили ему, что если он не принадлежит ни к какой церкви видимой, то впасть в грех ереси для него не возможно.
На девятнадцатом году жизни он по-прежнему пребывал в нерешительности относительно того, какое вероисповедание избрать и, размышляя о том, насколько согласуется с его ду шой самое ортодоксальное, решил, поскольку молодость и здо ровье сулили ему долгую жизнь, устранить все сомнения на сей счет, а потому оставил изучение права и прочих наук, и начал серьезно изучать богословие и споры, какие велись тогда между римско-католической церковью и реформаторами. И, поскольку Дух Божий подвигнул его на эти изыскания и ни когда не покидал его в его упорных трудах - таковы его собственные слова [1 - предисловие к "Псевдомученнику" прим. Уолтона] - то он призывает тот же Дух Божий в свиде тели, что в своих штудиях и размышлениях продвигался вперед с робостью и смирением, и избрал путь, какой считал самым надежным, то есть частые молитвы и приязнь, но без прист растия, к обеим конфессиям; ибо истина сама по себе излуча ет слишком много света, чтобы укрыться от ума столь остро го, а искренность вопрошающего была слишком велика, чтобы не признать, что он ее нашел.
Призванный на путь этих изысканий, он решил, что кар динал Беллармин (7) лучший защитник дела римско-католичес кой церкви, а потому обратился к изучению его доводов. Речь шла о вещах существенных, и откладывать их решение было бы непростительно как по отношению к Богу, так и к собственной совести. Потому он продвигался в своих штудиях, обуздывая поспешность умеренностью, и когда ему пошел девятнадцатый год, показал тогдашнему декану Глочестера (7), {декан - сан старшего священника, прим. перев.}, чье имя моя память не сохранила, все труды кардинала со своими пометами, содер жавшими множество глубоких и веских замечаний; эти работы он завещал на смертном одре некоему близкому другу.
Примерно через год он решил путешествовать; и посколь ку граф Эссекс отправлялся в морскую экспедицию на штурм Кадиса, и во вторую - на Азорские острова, причем первая состоялась в 1596, а вторая - в 1597 годах, решил восполь зоваться этой возможностью, был в свите Его Светлости и оказался свидетелем множества как отрадных, так и прискорб ных событий.
В Англию он вернулся только по прошествии нескольких лет, которые провел, живя сперва в Италии, потом в Испании, причем сделал много полезных наблюдений касательно этих стран, их законов и форм правления, и по возвращении из них в совершенстве владел их языками.
Время, которое он провел в Испании, предназначалось им, когда он ехал в Италию, для путешествия в Святую Землю, посещения Иерусалима и поклонения Гробу Господню. Но то, что он оказался в окраинной части Италии, где не было воз можности найти достойных попутчиков или надежных проводни ков, или то, что удаленность от родины оборачивалась неоп ределенностью в денежных делах, помешало ему сподобиться этого счастья, о чем он часто и с сожалением вспоминал.
Вскоре после его возвращения в Англию лорд Эллесмер, этот образец мудрости и величия, бывший тогда лордом храни телем Большой печати и лордом-канцлером Англии, заметил его ученость, знание языков и прочие способности, и, проникшись приязнью к нему самому и оценив его умение держаться в об ществе, сделал его своим главным секретарем, причем предпо лагал и задумывал, что этот пост станет первой ступенькой в его продвижении по лестнице государственной службы, для ко торой он, как часто повторял Его Светлость, весьма подходил.
Пока мистер Джон Донн исполнял эти обязанности, его подчиненное положение никогда не мешало лорду Эллесмеру ви деть в не не только слугу, но и друга; и чтобы засвидетель ствовать это, Его Светлость, прибегая к услугам мистера Донна, выказывал величайшую обходительность, а также отвел ему место у себя за столом, причем его общество и участие в беседах по мнению лорда Эллесмера весьма украшало трапезы.
Он состоял на этой службе в течении пяти лет, и держа ли его там отнюдь не из милости, напротив, он изо дня в день приносил своим друзьям пользу. Но за это время он про никся - я не смею сказать "к несчастью" - сильнейшей привя занностью, которая, будучи ценима ее предметом, переросла в любовь, к некоей молодой и благородной даме, жившей в семье его патрона и приходившейся племянницей леди Эллесмер и до черью - сэру Джорджу Мору, в то время Канцлеру ордена Под вязки и коменданту Тауэра. До сэра Джоржда дошли кое-какие намеки на этот счет, и он, зная, что предусмотрительность есть неотъемлемая часть мудрости, перевез дочь из этого дома в свой собственный, находившийся в Лофесли, графство Суррей; но сделал это слишком поздно, ибо обе стороны уже обменялись обетами, ко торые не могли нарушить.
Об этих клятвах знали только они сами; друзья же и той, и другой стороны потратили немало усилий и доводов, чтобы убить или охладить их привязанность друг к другу; но вотще; ибо любовь это льстивый смутьян, который, случалось, мешал даже умудренным годами и опытом людям предвидеть те беды, какие слишком часто оказываются детьми этого слепого отца; это страсть, заставляющая нас совершать ошибки с той же легкостью, с какой смерч уносит пушинки, и побуждающая добиваться желаемого с неутомимостью и хитроумием. И хитро умие это, несмотря на всю бдительность окружающих, в кон це-концов тайно соединило их, - от рассказа о том, как это случилось, я воздержусь, - а потом и привело под венец, причем они не приняли во внимание мнение тех друзей и близ ких, чье одобрение всегда было и будет необходимо, дабы лю бовь, пусть даже добродетельная, могла стать законной.
И, дабы известие об их браке не прозвучало для тех, кто его не желал, как гром среди ясного неба, и полагая, что предварительные намеки могут сделать удар, когда он все же раздастся, не столь сильным, новость эту намеренно нашеп тывали многим, но лишь те, кто не мог ничего с точностью утверждать. И чтобы положить конец ревности сэра Джорджа, ибо сомнение часто возбуждает более тревожные мысли, чем точное знание, эта новость была, ради мистера Донна и с его одобрения доведена до сведения сэра Джорджа его почтенным соседом и приятелем Генри, графом Нортумберлендским, но оказалась столь нежелательной и привела сэра Джорджа в та кое негодование, что словно стремясь силой своего гнева и неосмотрительности превзойти силу их любви и заблуждения, он привлек на свою сторону сестру, уже упомянутую леди Эл лесмер, дабы та вместе с ним добивалась от своего супруга отстранения мистера Донна от обязанностей, которые он ис полнял при Его Светлости. Просьбы были весьма настойчивыми, и хотя сэру Джорджу напоминали, что тяжесть наказания может превзойти тяжесть ошибки и потому желательно от него воз держаться, покуда зрелое размышление не устранит кое-каких сомнений, он успокоился только тогда, когда его просьба бы ла удовлетворена и наказание состоялось. И пусть лорд Эл лесмер, отстраняя Донна от должности, не отозвался о нем с такой похвалой, какой удостоил великий император Карл Пятый своего секретаря Эразо, представляя его своему сыну и нас леднику Филиппу Второму со словами, что "в лице этого Эразо вручает ему дар более драгоценный, нежели все свое имение и все те государства, которые ему вверил, но все же лорд-канцлер сказал, что "расстается с другом и с таким секретарем, которому пристало быть скорее королем, нежели подданным".
Лишившись службы, он сразу отправил грустное письмо своей жене, чтобы уведомить ее об этом; постскриптум был таков:
Джон Донн с Анной Донн разлучен.
И, видит Бог, это была правда; потому что даже такого горького лекарства, как изгнание мистера Донна со службы, оказалось недостаточно, чтобы душа сэра Джорджа полностью освободилась от гнева; ибо он не не унимался, пока не до бился того, что мистер Донн, а также мистер Сэмюел Брук(10), его соученик по Кембриджу, который его венчал и стал впоследствии доктором богословия и главой колледжа Святой Троицы (Тринити-Колледжа), и его брат, мистер Крис тофер Брук, который был посаженным отцом невесты, а прежде жил с мистером Донном в одной комнате в Линкольнз-Инн, пока все трое не были приговорены к заключению в трех раз ных темницах.
Мистера Донна освободили первым, причем ни его тело, ни его дух, и ни один из тех знакомых, на чью помощь он мог надеяться, не знали покоя, пока он не добился освобождения двух своих друзей.
Он оказался на свободе, но положение его по-прежнему было тягостным: упомянутые неприятности миновали, но другие тучи сгустились над его головой: его разлучили с женой, и хотя он, в отличии от Иакова, не служил за нее долго, но место на хорошей службе потерял и был вынужден доказывать свои права и добиваться соединения с супругой путем долгой и утомительной тяжбы, которая доставила ему много хлопот и оказалась весьма обременительной еще и потому, что его мо лодость, путешествия и излишняя щедрость нанесли немалый ущерб его состоянию.
Давно замечено, и это очень верное наблюдение, что молчание и повиновение покоряют сердца, и в особенности сильно влияют на людей горячих; так произошло и с сэром Джорджем; ибо такое поведение мистера Донна наряду с всеоб щей хвалой его достоинствам и с его чарующей манерой дер жаться, которая, когда он хотел кому-то понравиться, отли чалась особым изяществом и непреодолимой притягательностью, - все это, а также время, настолько охладило пыл сэра Джорджа, что по мере того как общество все больше одобряло выбор, сделанный его дочерью, он сам начинал замечать неза урядные достоинства в своем новообретенном сыне. Они в кон це концов заставили его оттаять и повергли в такое раска янье - ибо любовь и гнев чередуются в сердцах, подобно то му, как при лихорадке бросает то в жар, то в холод, и роди тельская любовь может погаснуть, но легко разгорается сно ва, и не догорит окончательно, пока смерть не лишит род че ловеческий естественного тепла, - что сэр Джордж стал стал хлопотать о восстановлении своего зятя в должности, пытаясь использовать для этого и свое влияние, и влияние сестры на ее супруга, но безуспешно, ибо ответ последнего гласил, что "хотя он не устает сожалеть о своем прежнем поступке, одна ко его положение и достоинство не позволяют ему отказывать слугам, а потом вновь нанимать их даже в угоду самым горя чим просителям".
Усилия сэра Джоржда вернуть мистера Донна на службу разумеется, предполагалось держать в тайне, ибо для людей естественнее скрывать свои ошибки, нежели смиряться и тер петь то осуждение, какое сопровождается их явным признани ем. Однако, хотя сэру Джорджу потребовалось немного времени на то, чтобы примириться со случившимся, пожелать молодым счастья и дать им свое отцовское благословение, он тем не менее отказался предоставить какие-либо средства, которые могли бы поддержать их существование.
Состояние мистера Донна было в значительной мере раст рачено на многочисленные путешествия, книги и дорого дав шийся ему опыт; у него не было никакой оплачиваемой работы, могущей поддержать его и жену, которая отличалась необычай но обширной образованностью; благородные натуры, оба супру га привыкли оказывать благодеяния, но не быть их предметом; эти и другие обстоятельства, но главным образом то, что же на должна была разделять его страдания, наводили его на грустные мысли, и он несомненно боялся впасть в настоящую бедность.
Но скорбь его уменьшилась и нужды были удовлетворены благодаря оказавшейся как нельзя более кстати помощи их благородного родственника сэра Франсиса Уолли, жившего в Пирфорде, графство Суррей, который пригласил их поселиться под его кровом, и в доме которого они оставались на протя жении нескольких лет, пользуясь большой свободой и испыты вая к нему не меньшую благодарность, причем по мере того, как увеличивалось бремя их забот, ибо она каждый год рожала по ребенку, возрастали его любовь и щедрость.
Как уже было отмечено мудрыми и знающими жизнь людьми, богатство редко выпадает на долю людей хороших и никогда не является их отличительной чертой; но Всемогущий Господь, который мудро распределяет свои блага, в неизреченной доб роте Своей не наделил им - по причинам, только Ему ведомым, - тех, чей дух и разум одарил такими сокровищами знания и добродетели, какие могут служить еще одним свидетельством Его любви к человечеству; это относилось и к мистеру Донну с его блистательной эрудицией и талантами: его повседневные расходы на самое необходимое плохо согласовывались с его возможностями, ограниченными его неопределенным положением и стесненными обстоятельствами. О чем я упоминаю, ибо имен но в это время он получил благородное предложение, которое могло облегчить ему бремя мирских забот; о чем перу моему предстоит поведать далее.
Господь был так милостив к церкви Своей, что позволил призывать в любом возрасте к служению у Своего алтаря тех людей, коими движет добродетельное стремление принести бла го человечеству, столь сродное Его собственному, что может происходить только от Него, коему приятно видеть это свойс тво в своих творениях. В те времена [1648 - прим. Уолтона] Он благословил мир множеством таких людей; некоторые из них еще живы и служат примером апостольского милосердия, а так же терпения, превосходящего человечские возможности. Я го ворил все это, ибо одного из них имею повод упомянуть в мо ем повествованиии; это Доктор Мортон (12), прославленнейший и ученейший епископ Дарема, которого Бог благословил полной ясностью ума и бодростью духа даже в возрасте 94 лет, и ко торый до сих пор жив; который в дни достатка был столь щедр сердцем, что использовал свой значительный доход для поощ рения наук и добродетелей, а сейчас, как ни горько об этом говорить, пребывает в стесненных обстоятельствах и перено сит их, не ропща, и по-прежнему одаривает друзей сокровища ми своего духа с такой щедростью, словно в наше время можно жить в соответствии со словами "достанет каждому дню злобы его". Я имел удовольствие пусть коротко, но все же дать чи тателю правдивое описание характера этого достойного чело века, моего друга, который и расказал мне следующую исто рию. Он с посланным передал мистеру Донну пожелание, чтобы тот уделил ему на следующий день час своего времени для бе седы. Когда они встретились, то епископ, не тратя лишних минут, поведал ему, зачем его пригласил: "Мистер Донн, при чина, по которой я послал за вами, состоит в том, что я хо чу сделать вам предложение, мысль о котором часто посещала меня с того времени, когда мы последний раз виделись. Одна ко я выскажу его только при одном условии, а именно: что вы не дадите мне ответа немедленно, но подождете три дня и часть этого времени посвятите посту и молитве; и после серьезного размышления о том, что я вам предложу, вернетесь ко мне с ответом. Не отказывайте мне в этом, господин Донн, потому что желание мое порождено подлинной любовью к вам, причем я был бы рад думать, что она является залогом вашей любви ко мне.
Получив его согласие, епископ сказал следующее:
- Мистер Донн, я знаю, сколь велики ваши таланты и ученость; я знаю, что вы ожидаете места на государственной службе и знаю, что вы для нее подходите; я знаю также, что исполнение обещанного при дворе зачастую надолго откладыва ется и зависит от множества случайностей; и позвольте мне сказать вам, что моя к вам любовь, порожденная нашей долгой дружбой, побудила меня получить сведения о состоянии ваших дел, так что я знаю о ваших нуждах и сложностях; и я знаю, они таковы, что вы с вашим благородным духом не могли бы их снести, не обладай вы подобающим христианину терпением; Вы помните, что я недавно предлагал вам оставить надежды на службу при дворе и стать служителем церкви. Это же предло жение я снова прошу вас принять, причем на сей раз у меня есть еще один довод в его пользу: король назначил меня де каном Глостера, и, кроме того, у меня есть приход, принося щий такие же доходы, как должность декана; я полагаю, жало вание декана вполне обеспечивает мои нужды, поскольку я не женат и принял решение, что безбрачие будет моим уделом до самой смерти - и я хочу отказаться от прихода в вашу поль зу, причем наш патрон {** человек, имеющий право назначать священников, - прим. перев.} желает того же, если Господь склонит ваше сердце к принятию моего предложения. Помните, мистер Донн, что ни один человек при всем его образовании и способностях не может быть черезчур хорош для должности священника, ибо в ней он представительствует за Господа во Славе, Который мученической смертью Своей открыл врата жиз ни для человечества. Не давайте мне ответа сейчас, мистер Донн, но помните о данном мне обещании и приходите ко мне через три дня с принятым решением."
Мистер Донн выслушал все это со стесненным дыханием и растерянным выражением люца, которые явно свидетельствовали о том, что в душе у него идет борьба; однако он, в соот ветствии со своим обещанием, удалился, воздержавшись от от вета, который по прошествии трех дней оказался следующим:
"Мой достойнейший и дражайший друг, со времени нашей встречи я был верен своему зароку и много думал о вашей ве ликой доброте, которая должна была бы превзойти даже мою вам признательность; однако сие невозможно, а более я ничем не могу воздать вам, этот же дар приношу с сердцем, испол ненным смирения и нижайшей благодарности, хотя ваше предло жение я не могу принять; однако, сэр, причина моего отказа вовсе не мнение, что я слишком хорош для этого звания: даже короли, если они могут допустить подобную мысль, его недос тойны; также и не в том, что моя ученость и познания, пусть и не выдающиеся, не могут вкупе с Божьей помощью и моим смирением сделать меня достойным духовного сана; но я осме ливаюсь обременить вас, моего дражайшего друга, моим приз нанием; некоторая беспорядочность моей прошлой жизни слиш ком известна многим людям, и хотя я, благодарение Богу, примирился с Ним, раскаявшись в этих грехах, и благодаря Его милости они утратили для меня всякую притягательность, это известно Господу, но не настолько убедительно в глазах людей, чтобы я был избавлен от их порицания, которое может лечь пятном на предлагаемую мне священную должность. И кро ме того, как было определено лучшими из казуистов, для при нятия сана стремление прославить Господа должно быть основ ной причиной, а стремление к доходу лишь побочной; и хотя человек может руководствоваться обоими стремлениями, но при принятии сана первое из названных не может быть для него последним, иначе он нарушит законы совести, за что его бу дет судить Тот, Кто читает в сердцах. И поистине, мое ны нешнее положение таково, что если я спрошу свою совесть, совместимо ли оно с этим принципом, ум мой окажется в таком смятении на сей счет, что я не смогу дать ответа ни себе, ни вам. Вы знаете, сэр, кем сказано : "Счастлив человек, чья совесть не упрекает его за то, что он делает."{Цитата в словаре библ. цитат не найдена - прим. перев.} К упомянутым резонам я мог бы добавить и другие, которые меня остановли вают; но я прошу вас оказать мне снисхождение, позволив воздержаться от их упоминания и с величайшей благодарностью отказаться от вашего предложения."
Таково было его тогдашнее решение, но сердце человека принадлежит не ему; и поприще священнослужителя было пред начертано мистеру Джону Донну рукой, чья власть далеко пре восходит человеческую; рукой столь могущественной, что он в конце концов был вынужден дать согласие; о чем читателю бу дет рассказано прежде, чем я дам отдых своему перу.
Мистер Донн и его жена продолжали жить у сэра Френсиса Уолли до самой его смерти; незадолго до нее сэр Френсис к своей большой радости окончательно примирил сэра Джорджа с дочерью и зятем, прежде лишенными его милостей. Сэр Джордж дал письменное обязательство к определенному сроку уплатить мистеру Донну 800 фунтов, каковые являлись приданым его же ны, или до того времени, как эта сумма будет уплачена, вып лачивать им раз в три месяца содержание в размере 20 фун тов, каковые суммы можно считать доходами с упомянутого ка питала.
Все те годы, какие он провел под кровом сэра Френсиса, мистер Донн изучал гражданское и церковное право, и достиг в их познании таких высот, что, по мнению искушенных закон ников, мог тягаться с теми, для кого эти штудии были делом всей жизни.
Когда смерть сэра Френсиса положила конец их счастли вому союзу, мистер Донн избрал себе жилищем дом в графстве Суррей, неподалеку от Кройдона, в местечке Митчем, славя щемся своим целебным воздухом и привлекательностью для хо рошего общества; там он поселил жену и детей; себе же нанял жилье неподалеку от Уайтхолла, в Лондоне, куда его очень часто увлекали друзья и обстоятельства и где его столь же часто посещала знать и другие влиятельные в государстве лю ди, которые при обсуждении особо важных дел прибегали к его помощи, причем вознаграждение за нее несколько улучшало его денежные обстоятельства.
Его ценило и оказывало ему почтение не только высшее дворянство, но к знакомству и дружбе с ним стремилось боль шинство иностранных послов и множество других людей, кото рые оказались в Англии по делам или желая пополнить образо вание.
Многие друзья упрашивали его окончательно обосноваться в Лондоне, но он отказывался, поскольку поселил любимых же ну и детей в Митчеме, поблизости от нескольких друзей, ко им случалось оказывать благодеяния и ему самому и его семье, которая, видит Бог, в этом нуждалась; и дабы вы мог ли лучше себе представить, в каком состоянии пребывал тогда его дух и его денежные дела, я предлагаю вашему вниманию два отрывка из его писем ко мне, которых у меня множество.
"Причина, по которой я не ответил на Ваше письмо, сос тоит в том, что оно застало меня погруженным в слишком глу бокую печаль; ибо сейчас дела мои обстоят так: из моей семьи в относительном здравии пребываю я один, ибо жена моя потеряла ребенка, не успев его выносить, и из-за этого нес частья впала в такое расстройство, которое привело бы ее в непосильное для души отчаянье, не будь она слишком поглоще на мыслями о болезни других детей, на выздоровление одного из которых я, по правде говоря, не слишком надеюсь; и волею судеб у них так мало возможностей получить лекарства или как-то еще избавиться от страданий, что если Богу будет угодно облегчить наше бремя, принудив нас совешить похорон ный обряд, я не знаю, как я смогу сделать для них даже это; но я льщу себя надеждой, что я умираю тоже; ибо ничто не может свести меня в гроб скорее, чем эти горести. Что же до ...
Из Митчема, из своего семейного
лазарета
Джон Донн.
10 августа.
Он оплакивал судьбу и в этом письме, и в других;
"... ибо нам редко случается обнаружить грех, если он состоит в упущении чего-то доброго, а не в постыдном дея нии; и я часто подозревал, что одержим первым из упомянутых грехов или другим, который состоит в черезчур пылком стрем лении к иной жизни; и хотя я знаю, что он не есть следствие усталости от жизни этой, ибо я испытывал то же желание, когда плыл по течению и питал надежды на будущее куда более отрадные, чем сейчас, однако я подозреваю, что несчастья мои его усилили. Сейчас весна, но все ее радости мне не в радость; всякое дерево расцветает, я же увядаю; я станов люсь старше, но не становлюсь лучше; силы мои идут на убыль, а бремя мое становится все тяжелее; но я был бы счастлив быть чем-то или делать что-то; и если я не знаю, что именно, это неудивительно, ибо сейчас для меня время печали; сделать же выбор означает действовать; а не быть частью целого означает быть ничем; и таким я вижу себя, и так буду к себе относиться, если в мире не найдется то це лое, чей частью я стану и чье существование мои дела будут поддерживать. В этом я отдаю себе отчет, и начал отдавать давно, когда приобщился к изучению нашего права; но откло нился от прямой стези, ибо оставил его, предавшись самому скверному сладострастию, то есть нескромному и распухшему, как больной водянкой, до чудовищных размеров, желанию изу чать гуманитарные науки и языки, которые служат к украшению людей, имеющих большое состояние, мое же настолько уменьши лось, что мне необходимо было искать места. И я полагал, что удачно вступил на служебное поприще, поскольку занятия, которым я себя на нем посвятил, могли, как мне казалось, развить мои скромные способности; но и здесь я оступился и упал; и теперь я столь ничтожен, или до такой степени нич то, что не являюсь предметом, достойным хотя бы одного мое го письма, обращенного к вам. - Сэр, я боюсь, что мое ны нешнее недовольство собой не есть порождение доброго нача ла, коль скоро я так охотно соглашаюсь быть ничем, то есть мертвым. Но, сэр, хотя судьба сделала меня тем, что я есть, то есть скорее недомоганием или болезнью мира, нежели его частью, и потому я не люблю ни его, ни жизнь; все же я буду счастлив жить, дабы стать таким, чтобы вы не раскаивались в своей любви ко мне. Сэр, ваша собственная душа не может ра деть о вашем благе более, чем я; и Господь, который любит во мне этот пыл, не потерпит, чтобы вы усомнились в моих чувствах; сэр, вы бы прониклись ко мне жалостью, если бы видели, как я пишу, потому что боль изогнула мне шею и дер жит голову в таком положении, что глаза не могут следить за пером. И в заключение, сэр, я от всей своей усталой души буду поминать вас в своих молитвах и вручаю себя вашим. Я не сомневаюсь, что не позже следующей недели до вас дойдут хорошие новости, потому что я должен или пойти на поправку, или умереть; но если я останусь в прежнем состоянии, то бу ду утешать себя тем, что Спаситель, осуществляя Свое право судие над двумя мирскими ипостасями моего "я", то есть над моим имением и моим телом, хранит Свое милосердие для той третьей, которая в нем сильнее всего нуждается, для моей души! которая, я боюсь, весьма похожа на привратника, ибо очень часто оказывается у врат, но никогда в них не выхо дит. Сэр, признаюсь вам честно, мое нежелание кончать это письмо кажется мне знаком, что писать мне более не придет ся.
Ваш жалкий друг
и жалкий пациент Господень
Джон Донн
7 сентября.
По этим отрывкам читатель мог в какой-то мере предста вить себе его стесненные обстоятельства и смятение, омра чавшее его благородный дух; они тяготели над ним примерно два года, и все это время его семья жила в Митчеме, а он часто приезжал туда, удаляясь от суеты, и посвящая несколь ко дней подряд изучению расхождений и полемики между римс ко-католической и англиканской церквями, в особенности о присяге на верность и супрематии {т.е. о присяге на вер ность королю как главе англиканской церкви - прим. перев.} С подобными штудиями и этим местом он охотно связал бы всю свою жизнь; но упорные просьбы его друзей в конце концов возымели действие и понудили его переселиться в Лондон, где сэр Роберт Друри (18), господин, занимавший весьма высокое положение и отличавшийся еще большим великодушием, отвел ему и его жене весьма удобную квартиру в собственном прос торном доме на Друри-Лейн, причем не только не брал с них платы, но и поощрял и поддерживал штудии мистера Донна и был для него и для его домашних другом, разделявшим все их беды и радости.
В то время, когда мистер Донн и его жена жили у сэра Роберта, король Иаков 1 отправил лорда Хея послом ко двору Генриха Четвертого, бывшего тогда королем Франции; и сэр Роберт внезапно решил, что будет сопровождать лорда Хея и присутствовать при аудиенции, которую король ему должен был дать; и принял столь же внезапное решение упросить мистера Донна составить ему компанию в этом путешествии. Когда об этом желании сообщили его жене, которая в то время была бе ременна и ее состояние до такой степени внушало опасения за ее здоровье, что она выразила нежелание отпускать его от себя, так как, по ее словам "у нее было предчувствие, что если его не будет, с ней случится какая-то беда"; и потому ей не хотелось, чтобы он покидал ее. Это заставило мистера Донна оставить мысли о путешествии и принять решение ос таться. Но сэр Роберт был весьма настойчив в своих просьбах, а мистер Донн по своему благородству полагал, что себе не принадлежит, так как пользовался слишком многими благодея ниями сэра Роберта, о чем и сказал своей жене. Она по этим причинам неохотно, но все же дала согласие на его отъезд в путешествие, которое должно было продлиться всего два меся ца, ибо по прошествии этого срока они собирались вернуться. Решение было принято, и через несколько дней сам посол, сэр Роберт и мистер Донн покинули Лондон и на двенадцатый день путешествия благополучно добрались до Парижа. Двумя днями позже мистер Донн остался один в комнате, в которой до того обедал вместе с сэром Робертом и еще несколькими друзьями; сэр Роберт вернулся к нему через полчаса и застал мистера Донна по-прежнему в одиночестве, но в таком возбужденном состоянии духа и с таким преображенным лицом, что сэр Ро берт пришел в изумление и стал допытываться у мистера Дон на, что с тем случилось в его отсутствие. На сие мистер Донн не мог ответить сразу, но после продолжительного мол чания справился со смятением и проговорил:" Когда мы с вами расстались, у меня было ужасное видение: я увидел как моя любимая жена дважды прошла мимо меня по комнате, с волоса ми, распущенными по плечам и мертвым ребенком на руках; вот что я увидел, когда мы с вами расстались." На что сэр Ро берт ответил: "Я уверен, сэр, что вы уснули после того, как мы с вами расстались; и то, о чем вы говорите, всего лишь печальный сон, о котором вам лучше забыть, ибо сейчас вы бодрствуете." На что мистер Донн ответил: " Как я не сомне ваюсь в том, что сейчас жив, так и в том, что не спал ни мгновения с той минуты, как мы с вами расстались; и я уве рен, что когда она явилась мне во второй раз, она останови лась, посмотрела мне в глаза и исчезла". Отдых и сон не из менили мнения мистера Донна о вчерашнем, напротив, еще большая и настойчивость и убедительные подробности, с каки ми он говорил о своем видении, стали склонять сэра Роберта к тому, чтобы в него поверить. Как справедливо говорится, желание и сомнение не знают покоя, так оно оказалось и в случае сэра Роберта, ибо он немедленно отправил слугу в свой дом в Англии с приказом как можно быстрее вернуться и сообщить, жива ли госпожа Донн; а если жива, то пребывает ли в добром здравии или нет. 2 part from Dunaevskaya
Примерно через год он решил путешествовать; и посколь ку граф Эссекс отправлялся в морскую экспедицию на штурм Кадиса, и во вторую - на Азорские острова, причем первая состоялась в 1596, а вторая - в 1597 годах, решил восполь зоваться этой возможностью, был в свите Его Светлости и оказался свидетелем множества как отрадных, так и прискорб ных событий.
В Англию он вернулся только по прошествии нескольких лет, которые провел, живя сперва в Италии, потом в Испании, причем сделал много полезных наблюдений касательно этих стран, их законов и форм правления, и по возвращении из них в совершенстве владел их языками.
Время, которое он провел в Испании, предназначалось им, когда он ехал в Италию, для путешествия в Святую Землю, посещения Иерусалима и поклонения Гробу Господню. Но то, что он оказался в окраинной части Италии, где не было воз можности найти достойных попутчиков или надежных проводни ков, или то, что удаленность от родины оборачивалась неоп ределенностью в денежных делах, помешало ему сподобиться этого счастья, о чем он часто и с сожалением вспоминал.
Вскоре после его возвращения в Англию лорд Эллесмер, этот образец мудрости и величия, бывший тогда лордом храни телем Большой печати и лордом-канцлером Англии, заметил его ученость, знание языков и прочие способности, и, проникшись приязнью к нему самому и оценив его умение держаться в об ществе, сделал его своим главным секретарем, причем предпо лагал и задумывал, что этот пост станет первой ступенькой в его продвижении по лестнице государственной службы, для ко торой он, как часто повторял Его Светлость, весьма подходил.
Пока мистер Джон Донн исполнял эти обязанности, его подчиненное положение никогда не мешало лорду Эллесмеру ви деть в не не только слугу, но и друга; и чтобы засвидетель ствовать это, Его Светлость, прибегая к услугам мистера Донна, выказывал величайшую обходительность, а также отвел ему место у себя за столом, причем его общество и участие в беседах по мнению лорда Эллесмера весьма украшало трапезы.
Он состоял на этой службе в течении пяти лет, и держа ли его там отнюдь не из милости, напротив, он изо дня в день приносил своим друзьям пользу. Но за это время он про никся - я не смею сказать "к несчастью" - сильнейшей привя занностью, которая, будучи ценима ее предметом, переросла в любовь, к некоей молодой и благородной даме, жившей в семье его патрона и приходившейся племянницей леди Эллесмер и до черью - сэру Джорджу Мору, в то время Канцлеру ордена Под вязки и коменданту Тауэра. До сэра Джоржда дошли кое-какие намеки на этот счет, и он, зная, что предусмотрительность есть неотъемлемая часть мудрости, перевез дочь из этого дома в свой собственный, находившийся в Лофесли, графство Суррей; но сделал это слишком поздно, ибо обе стороны уже обменялись обетами, ко торые не могли нарушить.
Об этих клятвах знали только они сами; друзья же и той, и другой стороны потратили немало усилий и доводов, чтобы убить или охладить их привязанность друг к другу; но вотще; ибо любовь это льстивый смутьян, который, случалось, мешал даже умудренным годами и опытом людям предвидеть те беды, какие слишком часто оказываются детьми этого слепого отца; это страсть, заставляющая нас совершать ошибки с той же легкостью, с какой смерч уносит пушинки, и побуждающая добиваться желаемого с неутомимостью и хитроумием. И хитро умие это, несмотря на всю бдительность окружающих, в кон це-концов тайно соединило их, - от рассказа о том, как это случилось, я воздержусь, - а потом и привело под венец, причем они не приняли во внимание мнение тех друзей и близ ких, чье одобрение всегда было и будет необходимо, дабы лю бовь, пусть даже добродетельная, могла стать законной.
И, дабы известие об их браке не прозвучало для тех, кто его не желал, как гром среди ясного неба, и полагая, что предварительные намеки могут сделать удар, когда он все же раздастся, не столь сильным, новость эту намеренно нашеп тывали многим, но лишь те, кто не мог ничего с точностью утверждать. И чтобы положить конец ревности сэра Джорджа, ибо сомнение часто возбуждает более тревожные мысли, чем точное знание, эта новость была, ради мистера Донна и с его одобрения доведена до сведения сэра Джорджа его почтенным соседом и приятелем Генри, графом Нортумберлендским, но оказалась столь нежелательной и привела сэра Джорджа в та кое негодование, что словно стремясь силой своего гнева и неосмотрительности превзойти силу их любви и заблуждения, он привлек на свою сторону сестру, уже упомянутую леди Эл лесмер, дабы та вместе с ним добивалась от своего супруга отстранения мистера Донна от обязанностей, которые он ис полнял при Его Светлости. Просьбы были весьма настойчивыми, и хотя сэру Джорджу напоминали, что тяжесть наказания может превзойти тяжесть ошибки и потому желательно от него воз держаться, покуда зрелое размышление не устранит кое-каких сомнений, он успокоился только тогда, когда его просьба бы ла удовлетворена и наказание состоялось. И пусть лорд Эл лесмер, отстраняя Донна от должности, не отозвался о нем с такой похвалой, какой удостоил великий император Карл Пятый своего секретаря Эразо, представляя его своему сыну и нас леднику Филиппу Второму со словами, что "в лице этого Эразо вручает ему дар более драгоценный, нежели все свое имение и все те государства, которые ему вверил, но все же лорд-канцлер сказал, что "расстается с другом и с таким секретарем, которому пристало быть скорее королем, нежели подданным".
Лишившись службы, он сразу отправил грустное письмо своей жене, чтобы уведомить ее об этом; постскриптум был таков:
Джон Донн с Анной Донн разлучен.
И, видит Бог, это была правда; потому что даже такого горького лекарства, как изгнание мистера Донна со службы, оказалось недостаточно, чтобы душа сэра Джорджа полностью освободилась от гнева; ибо он не не унимался, пока не до бился того, что мистер Донн, а также мистер Сэмюел Брук(10), его соученик по Кембриджу, который его венчал и стал впоследствии доктором богословия и главой колледжа Святой Троицы (Тринити-Колледжа), и его брат, мистер Крис тофер Брук, который был посаженным отцом невесты, а прежде жил с мистером Донном в одной комнате в Линкольнз-Инн, пока все трое не были приговорены к заключению в трех раз ных темницах.
Мистера Донна освободили первым, причем ни его тело, ни его дух, и ни один из тех знакомых, на чью помощь он мог надеяться, не знали покоя, пока он не добился освобождения двух своих друзей.
Он оказался на свободе, но положение его по-прежнему было тягостным: упомянутые неприятности миновали, но другие тучи сгустились над его головой: его разлучили с женой, и хотя он, в отличии от Иакова, не служил за нее долго, но место на хорошей службе потерял и был вынужден доказывать свои права и добиваться соединения с супругой путем долгой и утомительной тяжбы, которая доставила ему много хлопот и оказалась весьма обременительной еще и потому, что его мо лодость, путешествия и излишняя щедрость нанесли немалый ущерб его состоянию.
Давно замечено, и это очень верное наблюдение, что молчание и повиновение покоряют сердца, и в особенности сильно влияют на людей горячих; так произошло и с сэром Джорджем; ибо такое поведение мистера Донна наряду с всеоб щей хвалой его достоинствам и с его чарующей манерой дер жаться, которая, когда он хотел кому-то понравиться, отли чалась особым изяществом и непреодолимой притягательностью, - все это, а также время, настолько охладило пыл сэра Джорджа, что по мере того как общество все больше одобряло выбор, сделанный его дочерью, он сам начинал замечать неза урядные достоинства в своем новообретенном сыне. Они в кон це концов заставили его оттаять и повергли в такое раска янье - ибо любовь и гнев чередуются в сердцах, подобно то му, как при лихорадке бросает то в жар, то в холод, и роди тельская любовь может погаснуть, но легко разгорается сно ва, и не догорит окончательно, пока смерть не лишит род че ловеческий естественного тепла, - что сэр Джордж стал стал хлопотать о восстановлении своего зятя в должности, пытаясь использовать для этого и свое влияние, и влияние сестры на ее супруга, но безуспешно, ибо ответ последнего гласил, что "хотя он не устает сожалеть о своем прежнем поступке, одна ко его положение и достоинство не позволяют ему отказывать слугам, а потом вновь нанимать их даже в угоду самым горя чим просителям".
Усилия сэра Джоржда вернуть мистера Донна на службу разумеется, предполагалось держать в тайне, ибо для людей естественнее скрывать свои ошибки, нежели смиряться и тер петь то осуждение, какое сопровождается их явным признани ем. Однако, хотя сэру Джорджу потребовалось немного времени на то, чтобы примириться со случившимся, пожелать молодым счастья и дать им свое отцовское благословение, он тем не менее отказался предоставить какие-либо средства, которые могли бы поддержать их существование.
Состояние мистера Донна было в значительной мере раст рачено на многочисленные путешествия, книги и дорого дав шийся ему опыт; у него не было никакой оплачиваемой работы, могущей поддержать его и жену, которая отличалась необычай но обширной образованностью; благородные натуры, оба супру га привыкли оказывать благодеяния, но не быть их предметом; эти и другие обстоятельства, но главным образом то, что же на должна была разделять его страдания, наводили его на грустные мысли, и он несомненно боялся впасть в настоящую бедность.
Но скорбь его уменьшилась и нужды были удовлетворены благодаря оказавшейся как нельзя более кстати помощи их благородного родственника сэра Франсиса Уолли, жившего в Пирфорде, графство Суррей, который пригласил их поселиться под его кровом, и в доме которого они оставались на протя жении нескольких лет, пользуясь большой свободой и испыты вая к нему не меньшую благодарность, причем по мере того, как увеличивалось бремя их забот, ибо она каждый год рожала по ребенку, возрастали его любовь и щедрость.
Как уже было отмечено мудрыми и знающими жизнь людьми, богатство редко выпадает на долю людей хороших и никогда не является их отличительной чертой; но Всемогущий Господь, который мудро распределяет свои блага, в неизреченной доб роте Своей не наделил им - по причинам, только Ему ведомым, - тех, чей дух и разум одарил такими сокровищами знания и добродетели, какие могут служить еще одним свидетельством Его любви к человечеству; это относилось и к мистеру Донну с его блистательной эрудицией и талантами: его повседневные расходы на самое необходимое плохо согласовывались с его возможностями, ограниченными его неопределенным положением и стесненными обстоятельствами. О чем я упоминаю, ибо имен но в это время он получил благородное предложение, которое могло облегчить ему бремя мирских забот; о чем перу моему предстоит поведать далее.
Господь был так милостив к церкви Своей, что позволил призывать в любом возрасте к служению у Своего алтаря тех людей, коими движет добродетельное стремление принести бла го человечеству, столь сродное Его собственному, что может происходить только от Него, коему приятно видеть это свойс тво в своих творениях. В те времена [1648 - прим. Уолтона] Он благословил мир множеством таких людей; некоторые из них еще живы и служат примером апостольского милосердия, а так же терпения, превосходящего человечские возможности. Я го ворил все это, ибо одного из них имею повод упомянуть в мо ем повествованиии; это Доктор Мортон (12), прославленнейший и ученейший епископ Дарема, которого Бог благословил полной ясностью ума и бодростью духа даже в возрасте 94 лет, и ко торый до сих пор жив; который в дни достатка был столь щедр сердцем, что использовал свой значительный доход для поощ рения наук и добродетелей, а сейчас, как ни горько об этом говорить, пребывает в стесненных обстоятельствах и перено сит их, не ропща, и по-прежнему одаривает друзей сокровища ми своего духа с такой щедростью, словно в наше время можно жить в соответствии со словами "достанет каждому дню злобы его". Я имел удовольствие пусть коротко, но все же дать чи тателю правдивое описание характера этого достойного чело века, моего друга, который и расказал мне следующую исто рию. 3 from Dunaevskaya
Он с посланным передал мистеру Донну пожелание, чтобы тот уделил ему на следующий день час своего времени для бе седы. Когда они встретились, то епископ, не тратя лишних минут, поведал ему, зачем его пригласил: "Мистер Донн, при чина, по которой я послал за вами, состоит в том, что я хо чу сделать вам предложение, мысль о котором часто посещала меня с того времени, когда мы последний раз виделись. Одна ко я выскажу его только при одном условии, а именно: что вы не дадите мне ответа немедленно, но подождете три дня и часть этого времени посвятите посту и молитве; и после серьезного размышления о том, что я вам предложу, вернетесь ко мне с ответом. Не отказывайте мне в этом, господин Донн, потому что желание мое порождено подлинной любовью к вам, причем я был бы рад думать, что она является залогом вашей любви ко мне.
Получив его согласие, епископ сказал следующее:
- Мистер Донн, я знаю, сколь велики ваши таланты и ученость; я знаю, что вы ожидаете места на государственной службе и знаю, что вы для нее подходите; я знаю также, что исполнение обещанного при дворе зачастую надолго откладыва ется и зависит от множества случайностей; и позвольте мне сказать вам, что моя к вам любовь, порожденная нашей долгой дружбой, побудила меня получить сведения о состоянии ваших дел, так что я знаю о ваших нуждах и сложностях; и я знаю, они таковы, что вы с вашим благородным духом не могли бы их снести, не обладай вы подобающим христианину терпением; Вы помните, что я недавно предлагал вам оставить надежды на службу при дворе и стать служителем церкви. Это же предло жение я снова прошу вас принять, причем на сей раз у меня есть еще один довод в его пользу: король назначил меня де каном Глостера, и, кроме того, у меня есть приход, принося щий такие же доходы, как должность декана; я полагаю, жало вание декана вполне обеспечивает мои нужды, поскольку я не женат и принял решение, что безбрачие будет моим уделом до самой смерти - и я хочу отказаться от прихода в вашу поль зу, причем наш патрон {** человек, имеющий право назначать священников, - прим. перев.} желает того же, если Господь склонит ваше сердце к принятию моего предложения. Помните, мистер Донн, что ни один человек при всем его образовании и способностях не может быть черезчур хорош для должности священника, ибо в ней он представительствует за Господа во Славе, Который мученической смертью Своей открыл врата жиз ни для человечества. Не давайте мне ответа сейчас, мистер Донн, но помните о данном мне обещании и приходите ко мне через три дня с принятым решением."
Мистер Донн выслушал все это со стесненным дыханием и растерянным выражением люца, которые явно свидетельствовали о том, что в душе у него идет борьба; однако он, в соот ветствии со своим обещанием, удалился, воздержавшись от от вета, который по прошествии трех дней оказался следующим:
"Мой достойнейший и дражайший друг, со времени нашей встречи я был верен своему зароку и много думал о вашей ве ликой доброте, которая должна была бы превзойти даже мою вам признательность; однако сие невозможно, а более я ничем не могу воздать вам, этот же дар приношу с сердцем, испол ненным смирения и нижайшей благодарности, хотя ваше предло жение я не могу принять; однако, сэр, причина моего отказа вовсе не мнение, что я слишком хорош для этого звания: даже короли, если они могут допустить подобную мысль, его недос тойны; также и не в том, что моя ученость и познания, пусть и не выдающиеся, не могут вкупе с Божьей помощью и моим смирением сделать меня достойным духовного сана; но я осме ливаюсь обременить вас, моего дражайшего друга, моим приз нанием; некоторая беспорядочность моей прошлой жизни слиш ком известна многим людям, и хотя я, благодарение Богу, примирился с Ним, раскаявшись в этих грехах, и благодаря Его милости они утратили для меня всякую притягательность, это известно Господу, но не настолько убедительно в глазах людей, чтобы я был избавлен от их порицания, которое может лечь пятном на предлагаемую мне священную должность. И кро ме того, как было определено лучшими из казуистов, для при нятия сана стремление прославить Господа должно быть основ ной причиной, а стремление к доходу лишь побочной; и хотя человек может руководствоваться обоими стремлениями, но при принятии сана первое из названных не может быть для него последним, иначе он нарушит законы совести, за что его бу дет судить Тот, Кто читает в сердцах. И поистине, мое ны нешнее положение таково, что если я спрошу свою совесть, совместимо ли оно с этим принципом, ум мой окажется в таком смятении на сей счет, что я не смогу дать ответа ни себе, ни вам. Вы знаете, сэр, кем сказано : "Счастлив человек, чья совесть не упрекает его за то, что он делает."{Цитата в словаре библ. цитат не найдена - прим. перев.} К упомянутым резонам я мог бы добавить и другие, которые меня остановли вают; но я прошу вас оказать мне снисхождение, позволив воздержаться от их упоминания и с величайшей благодарностью отказаться от вашего предложения."
Таково было его тогдашнее решение, но сердце человека принадлежит не ему; и поприще священнослужителя было пред начертано мистеру Джону Донну рукой, чья власть далеко пре восходит человеческую; рукой столь могущественной, что он в конце концов был вынужден дать согласие; о чем читателю бу дет рассказано прежде, чем я дам отдых своему перу.
Мистер Донн и его жена продолжали жить у сэра Френсиса Уолли до самой его смерти; незадолго до нее сэр Френсис к своей большой радости окончательно примирил сэра Джорджа с дочерью и зятем, прежде лишенными его милостей. Сэр Джордж дал письменное обязательство к определенному сроку уплатить мистеру Донну 800 фунтов, каковые являлись приданым его же ны, или до того времени, как эта сумма будет уплачена, вып лачивать им раз в три месяца содержание в размере 20 фун тов, каковые суммы можно считать доходами с упомянутого ка питала.
Все те годы, какие он провел под кровом сэра Френсиса, мистер Донн изучал гражданское и церковное право, и достиг в их познании таких высот, что, по мнению искушенных закон ников, мог тягаться с теми, для кого эти штудии были делом всей жизни.
Когда смерть сэра Френсиса положила конец их счастли вому союзу, мистер Донн избрал себе жилищем дом в графстве Суррей, неподалеку от Кройдона, в местечке Митчем, славя щемся своим целебным воздухом и привлекательностью для хо рошего общества; там он поселил жену и детей; себе же нанял жилье неподалеку от Уайтхолла, в Лондоне, куда его очень часто увлекали друзья и обстоятельства и где его столь же часто посещала знать и другие влиятельные в государстве лю ди, которые при обсуждении особо важных дел прибегали к его помощи, причем вознаграждение за нее несколько улучшало его денежные обстоятельства.
Его ценило и оказывало ему почтение не только высшее дворянство, но к знакомству и дружбе с ним стремилось боль шинство иностранных послов и множество других людей, кото рые оказались в Англии по делам или желая пополнить образо вание. 4 from Dunaevskaya
Многие друзья упрашивали его окончательно обосноваться в Лондоне, но он отказывался, поскольку поселил любимых же ну и детей в Митчеме, поблизости от нескольких друзей, ко им случалось оказывать благодеяния и ему самому и его семье, которая, видит Бог, в этом нуждалась; и дабы вы мог ли лучше себе представить, в каком состоянии пребывал тогда его дух и его денежные дела, я предлагаю вашему вниманию два отрывка из его писем ко мне, которых у меня множество.
"Причина, по которой я не ответил на Ваше письмо, сос тоит в том, что оно застало меня погруженным в слишком глу бокую печаль; ибо сейчас дела мои обстоят так: из моей семьи в относительном здравии пребываю я один, ибо жена моя потеряла ребенка, не успев его выносить, и из-за этого нес частья впала в такое расстройство, которое привело бы ее в непосильное для души отчаянье, не будь она слишком поглоще на мыслями о болезни других детей, на выздоровление одного из которых я, по правде говоря, не слишком надеюсь; и волею судеб у них так мало возможностей получить лекарства или как-то еще избавиться от страданий, что если Богу будет угодно облегчить наше бремя, принудив нас совешить похорон ный обряд, я не знаю, как я смогу сделать для них даже это; но я льщу себя надеждой, что я умираю тоже; ибо ничто не может свести меня в гроб скорее, чем эти горести. Что же до ...
Из Митчема, из своего семейного
лазарета
Джон Донн.
10 августа.
Он оплакивал судьбу и в этом письме, и в других;
"... ибо нам редко случается обнаружить грех, если он состоит в упущении чего-то доброго, а не в постыдном дея нии; и я часто подозревал, что одержим первым из упомянутых грехов или другим, который состоит в черезчур пылком стрем лении к иной жизни; и хотя я знаю, что он не есть следствие усталости от жизни этой, ибо я испытывал то же желание, когда плыл по течению и питал надежды на будущее куда более отрадные, чем сейчас, однако я подозреваю, что несчастья мои его усилили. Сейчас весна, но все ее радости мне не в радость; всякое дерево расцветает, я же увядаю; я станов люсь старше, но не становлюсь лучше; силы мои идут на убыль, а бремя мое становится все тяжелее; но я был бы счастлив быть чем-то или делать что-то; и если я не знаю, что именно, это неудивительно, ибо сейчас для меня время печали; сделать же выбор означает действовать; а не быть частью целого означает быть ничем; и таким я вижу себя, и так буду к себе относиться, если в мире не найдется то це лое, чей частью я стану и чье существование мои дела будут поддерживать. В этом я отдаю себе отчет, и начал отдавать давно, когда приобщился к изучению нашего права; но откло нился от прямой стези, ибо оставил его, предавшись самому скверному сладострастию, то есть нескромному и распухшему, как больной водянкой, до чудовищных размеров, желанию изу чать гуманитарные науки и языки, которые служат к украшению людей, имеющих большое состояние, мое же настолько уменьши лось, что мне необходимо было искать места. И я полагал, что удачно вступил на служебное поприще, поскольку занятия, которым я себя на нем посвятил, могли, как мне казалось, развить мои скромные способности; но и здесь я оступился и упал; и теперь я столь ничтожен, или до такой степени нич то, что не являюсь предметом, достойным хотя бы одного мое го письма, обращенного к вам. - Сэр, я боюсь, что мое ны нешнее недовольство собой не есть порождение доброго нача ла, коль скоро я так охотно соглашаюсь быть ничем, то есть мертвым. Но, сэр, хотя судьба сделала меня тем, что я есть, то есть скорее недомоганием или болезнью мира, нежели его частью, и потому я не люблю ни его, ни жизнь; все же я буду счастлив жить, дабы стать таким, чтобы вы не раскаивались в своей любви ко мне. Сэр, ваша собственная душа не может ра деть о вашем благе более, чем я; и Господь, который любит во мне этот пыл, не потерпит, чтобы вы усомнились в моих чувствах; сэр, вы бы прониклись ко мне жалостью, если бы видели, как я пишу, потому что боль изогнула мне шею и дер жит голову в таком положении, что глаза не могут следить за пером. И в заключение, сэр, я от всей своей усталой души буду поминать вас в своих молитвах и вручаю себя вашим. Я не сомневаюсь, что не позже следующей недели до вас дойдут хорошие новости, потому что я должен или пойти на поправку, или умереть; но если я останусь в прежнем состоянии, то бу ду утешать себя тем, что Спаситель, осуществляя Свое право судие над двумя мирскими ипостасями моего "я", то есть над моим имением и моим телом, хранит Свое милосердие для той третьей, которая в нем сильнее всего нуждается, для моей души! которая, я боюсь, весьма похожа на привратника, ибо очень часто оказывается у врат, но никогда в них не выхо дит. Сэр, признаюсь вам честно, мое нежелание кончать это письмо кажется мне знаком, что писать мне более не придет ся.
Ваш жалкий друг
и жалкий пациент Господень
Джон Донн
7 сентября.
По этим отрывкам читатель мог в какой-то мере предста вить себе его стесненные обстоятельства и смятение, омра чавшее его благородный дух; они тяготели над ним примерно два года, и все это время его семья жила в Митчеме, а он часто приезжал туда, удаляясь от суеты, и посвящая несколь ко дней подряд изучению расхождений и полемики между римс ко-католической и англиканской церквями, в особенности о присяге на верность и супрематии {т.е. о присяге на вер ность королю как главе англиканской церкви - прим. перев.} С подобными штудиями и этим местом он охотно связал бы всю свою жизнь; но упорные просьбы его друзей в конце концов возымели действие и понудили его переселиться в Лондон, где сэр Роберт Друри (18), господин, занимавший весьма высокое положение и отличавшийся еще большим великодушием, отвел ему и его жене весьма удобную квартиру в собственном прос торном доме на Друри-Лейн, причем не только не брал с них платы, но и поощрял и поддерживал штудии мистера Донна и был для него и для его домашних другом, разделявшим все их беды и радости. 5 from Dunaevskaya
В то время, когда мистер Донн и его жена жили у сэра Роберта, король Иаков 1 отправил лорда Хея послом ко двору Генриха Четвертого, бывшего тогда королем Франции; и сэр Роберт внезапно решил, что будет сопровождать лорда Хея и присутствовать при аудиенции, которую король ему должен был дать; и принял столь же внезапное решение упросить мистера Донна составить ему компанию в этом путешествии. Когда об этом желании сообщили его жене, которая в то время была бе ременна и ее состояние до такой степени внушало опасения за ее здоровье, что она выразила нежелание отпускать его от себя, так как, по ее словам "у нее было предчувствие, что если его не будет, с ней случится какая-то беда"; и потому ей не хотелось, чтобы он покидал ее. Это заставило мистера Донна оставить мысли о путешествии и принять решение ос таться. Но сэр Роберт был весьма настойчив в своих просьбах, а мистер Донн по своему благородству полагал, что себе не принадлежит, так как пользовался слишком многими благодея ниями сэра Роберта, о чем и сказал своей жене. Она по этим причинам неохотно, но все же дала согласие на его отъезд в путешествие, которое должно было продлиться всего два меся ца, ибо по прошествии этого срока они собирались вернуться. Решение было принято, и через несколько дней сам посол, сэр Роберт и мистер Донн покинули Лондон и на двенадцатый день путешествия благополучно добрались до Парижа. Двумя днями позже мистер Донн остался один в комнате, в которой до того обедал вместе с сэром Робертом и еще несколькими друзьями; сэр Роберт вернулся к нему через полчаса и застал мистера Донна по-прежнему в одиночестве, но в таком возбужденном состоянии духа и с таким преображенным лицом, что сэр Ро берт пришел в изумление и стал допытываться у мистера Дон на, что с тем случилось в его отсутствие. На сие мистер Донн не мог ответить сразу, но после продолжительного мол чания справился со смятением и проговорил:" Когда мы с вами расстались, у меня было ужасное видение: я увидел как моя любимая жена дважды прошла мимо меня по комнате, с волоса ми, распущенными по плечам и мертвым ребенком на руках; вот что я увидел, когда мы с вами расстались." На что сэр Ро берт ответил: "Я уверен, сэр, что вы уснули после того, как мы с вами расстались; и то, о чем вы говорите, всего лишь печальный сон, о котором вам лучше забыть, ибо сейчас вы бодрствуете." На что мистер Донн ответил: " Как я не сомне ваюсь в том, что сейчас жив, так и в том, что не спал ни мгновения с той минуты, как мы с вами расстались; и я уве рен, что когда она явилась мне во второй раз, она останови лась, посмотрела мне в глаза и исчезла". Отдых и сон не из менили мнения мистера Донна о вчерашнем, напротив, еще большая и настойчивость и убедительные подробности, с каки ми он говорил о своем видении, стали склонять сэра Роберта к тому, чтобы в него поверить. Как справедливо говорится, желание и сомнение не знают покоя, так оно оказалось и в случае сэра Роберта, ибо он немедленно отправил слугу в свой дом в Англии с приказом как можно быстрее вернуться и сообщить, жива ли госпожа Донн; а если жива, то пребывает ли в добром здравии или нет. 6 letter from Dunaevskaya
На двенадцатый день посланный вернулся и сообщил, что он застал и оставил миссис Донн на одре болезни, в глубокой печали; что после долгих родовых мук она разрешилась от бремени мертвым ребенком. И, как оказалось, это несчастье случилось в тот же день и примерно в то время, когда по словам мистера Донна, он увидел ее у себя в комнате.
Этот рассказ представляется удивительным, что вполне понятно, ибо в наше время большинство людей придерживается мнения, что время чудес и видений уже прошло. И хотя вполне достоверно, что если две лютни настроены в унисон, и на од ной из них играют, а второй не касаются, но она лежит на соответствующем расстоянии, то она, как эхо на звук рожка, ответит на музыку первой слабым звучанием струн; однако многие не верят, что существует родство душ, и я вполне удовлетворен тем, что у каждого читателя есть на сей счет свое мнение. Но если те, кто в не верит в этот рассказ, по лагают, что расположенный в него поверить читатель не сво боден считать его правдивым, то я позволю себе напомнить им, сколь многие мудрые люди верили, что Бруту являлся призрак Юлия Цезаря, а также о том, что Блаженному Августи ну и его матери Монике во время его обращения являлись ви дения. Но хотя эти и многие другие, слишком многие, чтобы их перечислить рассказы, освящены авторитетом мирской исто рии и только, но недоверчивый читатель может обнаружить в Истории Священной, что Самуил после своей смерти являлся Саулу [1-ая Царств, гл. 28, стих. 14 - прим. Уолтона], но был ли то призрак или что другое, я судить не берусь. И Елифиз в Книге Иова говорит: "Объял меня ужас и трепет, и потряс все кости мои. И дух прошел надо мною, дыбом встали волоса на мне." {Кн. Иова, гл. 4, стих.14-15. Автор приво дит названные стихи в другом порядке, указывает стих. 13-16 - прим. перев.} Эти слова я ни пояснять, ни истолковывать не стану, но предоставляю недоверчивому читателю о них по рамыслить; предоставляю ему подумать и о следующем: мно жество ученых и благочестивых людей верили в то, что Гос подь наш в милосердии своем приставил к каждому человеку Ангела Хранителя, чтобы тот его постоянно направлял и обе регал от всех опасностей, грозящих душе и телу. И мнение о том, что у каждого человека есть собственный Ангел, может быть подкреплено историей о чудесном освобождении Св. Петра из темницы [Деяния, гл.12, ст.7-10, 13-15 - прим. Уолтона] не многими, но одним Ангелом. И еще одним доводом в пользу этого мнения может служить для недоверчивого читателя то, что когда Петр после своего избавления пришел к дому Марии, матери Иоанна, и постучался у ворот, то Рода, ее служанка, от радости не отворила, но побежала в дом и, вбежавши, объ явила о нем, то апостолы {В синодальном тексте апостолы не фигурируют - прим. перев.}, которые в то время там были, не поверили и сказали, что она лишилась ума; когда она снова объявила свое, они хотя и снова не поверили ей, но сказали: "это - Ангел его."
Много случаев такого рода, а также размышлений и выво дов на сей счет можно привести, дабы укрепить веру читателя в мой рассказ о видении, но я воздержусь от этого, ибо же лал лишь передать то, что слышал, и не хочу предстать в глазах читателя лицом, стремящимся доказать правдивость ус лышанного. Однако я считаю своим долгом пояснить, что хотя историю эту я услышал не из уст самого мистера Донна, но поведал мне ее - причем весьма давно, человек, достойный доверия и знавший более душевных тайн мистера Донна, чем кто-либо другой из близких ему людей. И я полагаю, что он сказал мне правду, потому что он приводил такие подробности и приносил такие клятвы в подтверждение своих слов, что я искренне верю: тот, кто мне поведал эту историю, сам не сомневался в ее правдивости.
Далее я не стану обременять читателя своими рассужде ниями об этой истории и о том, что с ней связано; в конце же своего рассказа о ней предлагаю его вниманию список со стихов, подаренных мистером Донном своей жене перед тем, как он отправился в упомянутое путешествие. И, с позволения читателя, хочу сказать, что я слышал, как критики, весьма сведующие и в языках, и в поэзии, утверждали, что стихи эти превосходят все античные образцы.
{Вставить перевод "Прощания, запрещающего печаль"}
Рассказ о видении увел меня в сторону, и я возвращаюсь к основной нити своего повествования, дабы поведать читате лю, что и до отъезда мистера Донна во Францию, и в то вре мя, когда он находился там, и после его возвращения мно жество знатнейших и просто влиятельных при дворе людей ожи дали, что король призовет мистера Донна на государственную службу и старались этому способствовать. В прошлом король имел случай узнать мистера Донна и оценить его общество, а также подавал ему какие-то надежды на то, что тот получит место. Королю нравилось, когда мистер Донн находился при нем, в особенности во время трапез, поскольку за столом обыкновенно имели место весьма глубокомысленные ученые бе седы, а также исполненные дружелюбия диспуты или обсуждения религиозных вопросов, в которых участвовал Его Величество, а также богословы, которым в то время по этикету полагалось ему прислуживать: в частности епископ Монтегю (23), изда тель отмеченных высочайшими ученостью и красноречием Трудов Его Величества {Dean of the Chapel - нигде не нашла, м. б. просто выкинуть или перевести термином "капеллан" - прим. перев.} - Его Высокопреподобие доктор Эндрюс (23), ныне по койный ученейший епископ Уинчестера, который в то время ве дал раздачей милостыни при дворе.
В те времена шло множество диспутов касательно присяги на верность и супрематии , причем письменные свидетельства участия в них короля сохранились, ибо он, сочтя нужным вы разить свои воззрения, немало писал на упомянутую тему для публики. И Его Величество, рассуждая с мистером Донном о доводах, которые обычно приводятся как аргументы против принятия этих обетов, столь высоко оценил глубину и ясность его мысли, видимую как в вопросах, которые он ставил, так и в его ответах на них, что Его Величество приказал мистеру Донну посвятить часть своего времени приведению этих аргу ментов в систему и записи своих ответов на них, а затем представить Его Величеству эти записи. За что мистер Донн тотчас взялся со всем рвением, и через шесть недель принес королю написанный собственной рукой трактат в том виде, в каком он впоследствии был напечатан; книга эта, называемая "Псевдомученник", увидела свет в 1610 году. 7 letter from Dunaevskaya
Когда король прочел и обдумал написанное, он убедил мистера Донна принять сан; этого желания мистер Донн в то время не выказывал и ни коим образом не испытывал, из скромности будучи несправедливым к себе и полагая, что его дарований для служения Господу недостаточно. Его Величество и прежде обещал не оставить мистера Донна своими милостями, и многие достойнейшие люди пытались содействовать тому, чтобы он получил место на государственной службе, не свя занное с принятием сана, чему его образование вполне со ответствовало. В их числе был граф Сомерсет, который тогда пользовался особым расположением короля и был вместе с ним в Теобальдовом замке (24), где в тот вечер умер один из секретарей Тайного совета {Clerk of the Council = Clerk of the Privy Council - как явствует из другого источника, а именно: R. C. Bald, "John Donne. A life." Ox. Un. Press, 1979. При дальнейших ссылках на этот источник он будет обозначаться просто "R. C. Bald"; P.C. - cовещательный ор ган при монархе, созданный в средние века - прим. перев.}. Упомянутый граф послал за мистером Донном, а когда тот явился к нему, сказал: "Мистер Донн, дабы вы могли убедить ся в искренности моей приязни к вам и в моем желании отли чить вас, оставайтесь здесь в саду и ждите, пока я не спу щусь и не принесу вам от короля весть о том, что вы стали секретарем совета; не сомневайтесь в его согласии, ибо я знаю, что король любит вас и не откажет мне". Но король да вал решительные отказы на все просьбы такого рода и, обла дая особой проницательностью, отвечал: "Я знаю, что мистер Донн - ученейший человек, обладает величайшими познаниями в богословии и будет блистательнейшим и обладающим величайшей силой убеждения проповедником; и мое желание состоит в том, чтобы отличить его на этой стезе, и буде он ее изберет, я ни в чем не откажу просящим за него." После этого, как пи шет мистер Донн, "король снизошел до настоятельного увеще вания, едва ли не до просьбы о том, чтобы он принял сан", и хотя мистер Донн от этого не отказался, но три года медлил с исполнением желания Его Величества. Все это время он пос вятил неустанному изучению богословских трактатов и усовер шенствованию своих познаний в греческом и иудейском языках.
В первые и самые благословенные века христианства, когда на священнослужителей взирали с благоговением, и они были его достойны и побеждали противников чудесами доброде тели, богоугодным терпением и долгими муками, быть служите лями Господними считались достойными только те, чей кроткий и смиренный дух побуждал их взирать на это священное приз вание с благоговением и трепетом и страшиться принять сан, ибо только такие, как считалось тогда, заслуживают этой чести, от которой неотделимы безмерное смирение, труд и за боты. И только таких людей тогда находили и настойчиво склоняли служить Господу. Это я упомянул к тому, что мисте ру Донну, как и многим другим, нельзя приписать ни безог лядности, ни излишнего рвения в стремлении принять сан, ка кие могли бы свидетельствовать о том, что человек к сему не готов или непригоден. Ибо мистер Донн размышлял долго, и пережил много внутренних борений, связанных со строгостью образа жизни и величайшей ученостью, требуемыми от того, кто становится священником; и несомненно, думая о своих слабостях, вопрошал Господа со смирением Св. Павла :"И кто способен к сему?" {"К коринфянам", второе, гл.2, стих.16 прим. перев.} и кротостью Моисея: "Господи, кто я ?" И ко нечно же, обращайся он с этим вопросом к плоти и крови сво им, он по упомянутым причинам не рискнул бы возложить руку на плуг Господень. Но Бог, которого дело - торжествовать, боролся с ним, как ангел с Иаковом, и его отметил; отметил его для Себя; отметил Своим благословением, каковым являет ся покорность веяниям Духа Святого. И как прежде спрашивал он Господа вместе с Моисеем "Господи, кто я?" {Исход, гл.3 ст. 11, неточная цитата, - прим. перев}, так потом, вдох новленный пониманием того, что Господь отметил его своей особой милостью, явленной в настояниях короля и других лю дей, он мог, исполненный благодарности, спросить вместе с царем Давидом: "Что есть человек, что Ты помнишь его?" {Псалтирь, 8, 5 - прим. перев.} Так помнишь, что сорок лет водил меня по пустыне бессчетных искушений и опасностей жизни; столь милостив ко мне, что подвиг ученейшего из ко ролей снизойти ко мне, склоняя меня к тому, чтобы я служил у алтаря! Столь милостив ко мне, что наконец отверз мое сердце, дабы я принял в него это священное указание; волю Твою я хочу и буду принимать впредь; и теперь я говорю вместе с пресвятой девой: "Се, раб Господень, да будет мне по слову твоему" {Лука, 1. 38, вместо "раба" - "раб" прим. перев.}; и, подобно Иисусу Христу, да святится имя Его, я приемлю чашу спасения, и буду возвещать слово Твое, и проповедовать Твое евангелие.
Такую же внутреннюю борьбу пережил Блаженный Августин (25), когда св. Амвросий стремился обратить его в христиан ство; о ней поведал будущий отец церкви своему друг Алипию. И ученейший автор наш, которому не пристало выбирать для подражания образец более заурядный, пошел по его стопам. Когда же он объявил о своих намерениях своему близкому дру гу доктору Кингу (26), в то время епископу Лондона, челове ку, весьма известному в своем поколении, который знал, сколь велики способности мистера Донна, ибо был капелланом у Его Светлости лорда-канцлера тогда же, когда мистер Донн - секретарем, его преподобие с великой радостью принял эту новость, и после того, как выразил свои чувства и пожелал мистеру Донну быть твердым на избранном им богоугодном пу ти, постарался как можно скорее назначить его сперва дьяко ном, а потом священником.
Так англиканская церковь обрела второго Блаженного Ав густина, ибо я полагаю, что никто, кроме мистера Донна до принятия сана не был более похож на него до его обращения, а после принятия сана не напоминал более св. Амвросия; и если в юности поведению мистера Донна были присущи недос татки первого, то в зрелом возрасте он обладал всеми совер шенствами второго, а также святостью и ученостью обоих.
И теперь все его изыскания, когда-то столь разнонап равленные, целиком сосредоточились на богословии. У него появилось новое призвание, новые мысли, новая возможность приложить свой ум и красноречие. Теперь все его земные при вязанности претворились в Божественную любовь. И все свои способности и душевные силы он устремил на обращение ближ них, возвещая о благе прощения, которое изольется на раска явшихся грешников, и о мире для страждущих душ. Этому он предался, исполненный старания и усердия; и занятия эти так изменили его изнутри, что теперь он мог воскликнуть подобно царю Давиду: "Как вожделенны жилища твои, Господи сил" {Си нодальный текст - псалом 83, ст.1; в англ. тексте Библии 84 псалом }. И теперь он объявил, что если он "просил у Бо га благословения на мирских путях, то Бог благословил его на пути духовном"; и что "он испытывает большую радость, будучи привратником в Доме Божием, нежели мог бы испытать на самом благородном из мирских поприщ."
Вскоре после того, как он принял духовный сан, король призвал его к себе, назначил своим капелланом-ординарием и обещал позаботиться о его повышении в чине. 8 letter from Dunaevskaya
И хотя у него было столько давних друзей среди ученых, а также людей выдающихся , что другому это придало бы сме лость выступить перед самой взыскательной аудиторией, одна ко его не удавалось к этому склонить; напротив, он проявлял в своем новом качестве такую скромность, что обыкновенно ехал, сопровождаемый одним из своих друзей, чтобы без осо бой огласки прочесть проповедь в какой-нибудь соседней с Лондоном деревне, причем первую в своей жизни проповедь прочел в Паддингтоне. Так поступал он до тех пор, пока ко роль не послал за ним и не назначил дня, когда мистеру Дон ну предстояло проповедовать перед Его Величеством во дворце Уайтхолл; и хотя король и его приближенные ожидали от мис тера Донна многого, он был безмерно счастлив, ибо не только оправдал их надежды, но и превзошел. Ибо видно было, когда он проповедовал Слово Господне, что сердцем его владеют те самые мысли и радости, какие он стремился внушить другим. Проповедник искренний и ревностный, он рыдал порой для вни мавших ему, а порой вместе с ними; он проповедовал всегда сам для себя, словно ангел в облаке, но без оного; каких-то слушателей своих он, подобно св. Павлу, возносил в небеса в священных порывах; других, увлекая своим набожным искусс твом и льстя их чувствам, подвигал исправить свою жизнь, ибо живописал порок так, что предающимся ему он становился ненавистен, а добродетель так, что ее начинали любить не любившие ее прежде; и все речи его были отмечены необычай ным благородством и неизъяснимым очарованием.
Кто-то может склониться к мысли - но только те люди, которые его не слышали - что мои чувства к моему другу по будили меня преувеличивать достоинства его проповедей. Для подбных читателей, пускай они окажутся в меньшинстве, да будет мне позволено привести, чтобы они получили двойное свидетельство моей правоты, часть из элегии на смерть док тора Донна, которую написал достойнейший джентльмен, мистер Чидли, регулярно слушавший его проповеди: ... Он жег себя на многих алтарях.
Хранил любовь, лишась ее предмета.
На острый ум не наложил запрета,
Но указал ему предел и меру,
В наставницы ему избравши веру.
А потому, скажите мне, кто мог
С такою силой обличить порок?
И Набожность ужели надевала
Пленительней и ярче покрывало,
Чем то, что выткали его уста?
Была Греху укором Красота,
Испорченность, закрыв лицо свое,
Боясь, что вера соблазнит ее,
Внимала с трепетом его речам.
Как он умел, польстив людским сердцам,
Их сделать лучше? ...
Такого рода свидетельств можно привести много, но я воздержусь и вернусь к своему повествованию.
Тем же летом, каким он принял сан и стал капелланом короля, Его Величество, отправившись в поездку по своей стране, принял приглашение почтить своим присутствием прием в Кембриджском университете (28); мистер Донн сопровождал его в этой поездке и король с радостью ходатайствовал перед университетом о том, чтобы мистеру Донну было дано звание доктора теологии. Доктор Харснетт, впоследствии архиепископ Йорка, был в то время вице-канцлером университета, и зная, что перу мистера Донна принадлежит "Псевдомученник", книга, свидетельствующая о его глубокой учености, не пожелал даль нейших ее доказательство , но с радостью предложил этот труд коллегам, которые тут же его одобрили и выразили удо вольствие, что отрадное стечение обстоятельств позволило им принять мистера Донна в свою круг, увенчав его степе нью. Его способности и слава как проповедника были столь велики, и он был столь хорошо известен достойным и влия тельным людям и любим ими, что уже в первый год после при нятия сана ему предложили четырнадцать приходов, но все они были за городом, он же не мог покинуть свой любимый Лондон, к которому питал естественную привязанность, ибо в нем ро дился, получил образование и обрел дружбу многих людей, бе седы с которыми умножали для него радости жизни; но будь ему предложено место в Лондоне, он принял бы его с ра достью, ибо в нем нуждался.
Сразу после его возвращения из Кембриджа жена его умерла, оставив его вдовцом в стесненных обстоятельствах, с запутанными денежными делами и с семью детьми (еще пятерых они похоронили прежде), о которых он нежно заботился и ко торым по собственной воле пообещал, что никогда не препору чит их мачехе, и обещание это свято выполнил, похоронив в могиле своей горячо любимой и достойной супруги все свои земные радости и избрав для себя самую одинокую и замкнутую жизнь.
В уединении своем, редко нарушаемом даже друзьями, он умерщвлял себя для мира, для всех тех тщетных дел и мнимых наслаждений, которые каждый день предстают перед нами на его разукрашенной и шумной сцене, и они для него совершенно умерли. Нетрудно вообразить себе - ибо несчастья имеют обыкновение изменять и возвышать страсти - что величайшая привязанность, какая прежде соединяла его и ту, что была его спутницей с юности и светом его очей, ту, с кем разде лил он столько счастливых печалей и отрадных опасений, сколько заурядным людям испытать не дано, так вот, нетрудно вообразить себе, что теперь, когда смерть их разлучила, скорбь его стала столь же безмерной, сколь прежде были вос торги; и так оно и было, ибо душа его теперь состояла толь ко из одной печали и горе так овладело его сердцем, что места для радости в нем не осталось, и если и была для него какая-то радость, то состояла она в том, чтобы в одиночест ве, подобно пеликану в пустыне, оплакивать свою долю, не стесняясь свидетелей, и изливать свои жалобы, подобно Иову в дни бедствий: "О, когда бы сбылось желание мое и чаяние мое исполнил Бог!" {Иов, гл. 6, ст. 8} Потому что с тех пор, как ее домом стала могила, я тороплю день, когда она станет моим, чтобы два ложа наши были рядом во мраке. {Пу таница с местоимениями "я" и "он" в последнем предложении авторская, что делать - оставляю на усмотрение редактора. прим. перев.} Так плакали иудеи на реках Вавилонских, вспо миная Сион; и так же силился облегчить он свое страдающее сердце, изливая в словах печали свои; этим начинал он день, этим он встречал ночь; провожал бессонную ночь и начинал безрадостный день такими сетованиями. И продолжалось это до тех пор, пока не помыслил он о своем новом призвании и дол ге перед Всевышним и слова св. Павла :"Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью со вершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать Евангелие благодати Божией."{ Деяния, гл. 27, ст. 24}, - пока слова эти не развеяли облаков, скрывавших от него надежду, и не побудили его узреть свет. 9 part from Dunaevskaya
Первый раз он покинул свой дом для того, чтобы у места упокоения своей любимой жены, то есть в церкви Сент-Кле мент, что у ворот Темпл-Бар, в Лондоне, прочесть проповедь, которую он посвятил словам из Плача Иеремии: "Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его". {Плач, глава 3, стих 1}.
Его слова и облик его свидетельствовали, что стих этот действительно относился к нему, и они, вкупе с его слезами и вздохами, сопровождавшими проповедь, столь сильно влияли на чувства его слушателей, что те, глубоко растроганные, повергались в такую же печаль; но если в этом состоянии ду ха они выходили из церкви, то дома их ожидало утехи и ду шевное отдохновение; его же ожидала только скорбь при виде множества беспомощных детей, ибо он, будучи в стесненных обстоятельствах, думал о заботах и сложностях, связанных с их образованием.
В это печальное для него время почтенные бенчеры {** - выборные старейшины - прим. перев.} Линкольнз-Инна, бывшие когда-то друзьями и спутниками его молодости, пред ложили ему у себя лектуру, которая освободилась, поскольку доктора Гейтекера перевели на другое место; мистер Донн принял это предложение, обрадованный, что может возобновить прерванную дружбу с теми, кого любил и в чьем обществе прежде был Савлом, ибо хотя ни коим образом не преследовал и не высмеивал христианство, но в продолжении своей бурной молодости пренебрегал его внешней, обрядовой стороной; те перь же он явился там Павлом, несущим слово спасения своим возлюбленным собратьям.
И теперь его жизнь в кругу его друзей сияла как све точ; она была образцом строгости и правильности; теперь он мог сказать им, как св. Павел - своим коринфянам: "Будьте подражателями мне, как я Христу {К коринфянам, первое, гл. 11, стих 1, далее цитата вымышлена - прим. перев.}, и ходи те так, словно я служу вам примером"; примером не хлопот и суеты, но примером исполненной умозрений, безгрешной, сми ренной и праведной жизни и речений.
Упомянутое благородное сообщество выражало свою любовь к нему многими способами; кроме того, что ему выделили и заново обставили хорошее жилище со всем, что нужно, ему ка дый день оказывали все новые любезности столь щедро, словно дающие стремились, чтобы их благодарность превзошла его достоинства. И в этой борьбе достоинств и великодушия прош ли два года, когда он проповедовал им постояно и истово, а они щедро вознаграждали его. По прошествии этого срока им ператор Германии умер и Палсгрейв, незадолго до этого же нившийся на леди Элизабет, единственной дочери короля, был избран королем Богемии и коронован, что принесло впоследс твии множество несчастий ее народу.
Король Иаков 1, чей девиз - Beati pacifici действительно выражал чаянья его сердца, пытался сперва предотвратить, а потом примирить противоречия, раздиравшие эту страну; в числе прочих имеющих эту цель предприятий, он направил лорда Хея, графа Донкастера, послом к враждующим князьям Богемии; и по специальному распоряженю Его Вели чества, доктор Донн отправился сопровождать графа и оказы вать ему помощь в этой миссии; чему граф был очень рад, так как всегда ценил его высочайшим образом и получал величай шее удовольствие, беседуя с ним или слушая его рассуждения; и радость его друзей из Линкольнз-Инна была ничуть не мень ше, ибо они боялись, что его изнурительные занятия богосло вием и скорбь по умершей жене, грозят, говоря словами Иако ва что дни его жизни будут "малы и несчастны" {Бытие, 47.9}; на что указывало множество видимых признаков. Со своими друзьями из Линкольнз-Инн он расстался, как и они с ним, с величайшим сожалением, и хотя он не мог ска зать им, как св. Павел - свои эфесянам "И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя Царство Божие" {Деяния, 20, 25} и все же он, полагая себя чахоточным, поневоле задавался вопросом, не в последний ли раз он их видит, и они опасались того же. Но Господь Бог, Бог мудрости и даритель блага, обратил все к лучшему, ибо эта миссия, независимо от того, каким был ее исход, не только отвлекла его от черезчур упорных трудов и печальных мыслей, но и, как кажется, вдохнула в него новую жизнь благодаря счастливой возможности узреть своими глаза ми, что его дражайшая и высокочтимая повелительница, коро лева Богемии, пребывает в полном здравии; а также благодаря тому, что он был свидетелем того величайшего удовольствия, какое выразила при встрече с ним в чужой ему стране она, которая прежде знала его как придворного, а теперь была ра да увидеть в одеянии священнослужителя и еще больше рада убедиться в великолепии и могуществе его проведнического дара.
Примерно через четырнадцать месяцев после отъезда из Англии он вернулся к своим друзьям в Линкольнз-Инн, причем скорбь его умерилась, а здоровье улучшилось; и он возобно вил свои труды и проповеди.
Примерно через год после его возвращения из Германии доктор Кари был назначен епископом Эксетера и когда благо даря этому его перемещению освободилось место настоятеля собора св. Павла, король послал за доктором Донном и пове лел, чтобы тот присутствовал у него на обеде на следующий день. Когда Его Величество сел за стол, то еще до того, как прикоснуться к мясу, он с присущим ему благорасположением произнес: "Доктор Донн, я пригласил вас к обеду; и хотя вы не сядете со мной за стол, я угощу вас блюдом, которое, как я знаю, придется вам по вкусу; ибо зная вашу любовь к Лон дону, я назначаю вас настоятелем собора св. Павла, и когда я завершу трапезу, тогда вы сможете отправиться со своим любимым блюдом в свой кабинет, произнести благодарственную молитву, и да принесет оно вам много радости."
Сразу же по вступлении в должность настоятеля собора св. Павла он нанял рабочих для того, чтобы обновить и укра сить часовню в доме настоятеля {См. R.C. Bald}, радея о том же, в чем клялся святой Давид, говоря: "..ревность по доме Твоем снедает меня". {Псалтирь, псалом 68, стих 10. Подлин ной цитаты найти не удалось. По словам Уолтона, св. Давид клялся, что "His eyes and temples to take no rest, till he had first beautified the house of God"}
Еще через три месяца, отец его по койной жены, сэр Джордж Мур, который с течением времени проникся к нему лю бовью и восхищением, приехал, чтобы уплатить ему условлен ную сумму в двадцать фунтов, он отказался принять ее и ска зал, подобно Иакову, когда тот узнал, что его возлюбденный сын Иосиф жив: "Довольно" {Бытие, гл. 45, ст.28}. Вы были добры ко мне и моей семье: и я знаю, что ваше нынешнее по ложение не таково, чтобы вы могли оказывать благодеяния безболезненно для себя, и надеюсь, мое таково или будет та ковым, чтобы в них не нуждаться; а потому я не хотел бы по лучать от вас более этих денег"; и в подкрепление своих слов по собственной воле вернул сэру Джорджу его письменное обязательство.
Сразу после того, как он стал настоятелем, к нему по причине смерти доктора Уайта перешла должность викария Сент-Данстан-ин-де-Вест (33), причем право распределять со ответствующие бенефиции даровал ему задолго до этого собы тия его достопочтенный друг Ричард, граф Дорсет, в то время бывший патроном, и подтвердил его брат, недавно умерший Эд вард, оба - люди, отмеченные величайшими достоинствами.
Это, а также другое, связанyое с его саном даяние, ко им облагодетельствовал его примерно тогда же, но немногим ранее, граф Кент, позволили ему оказывать воспомоществова ние бедным, быть щедрым с друзьями и позаботиться о своих детях так, чтобы их состояние подобало их и его положению и достоинствам.
Во время следующего заседания парламента, бывшего в том же году, его избрали пролокьютором конвокации {** председателем нижней палаты конвокации, т. е. собора духо венства епархий Кентербери и Йорка} и примерно в то же вре мя по приказу короля, его всемилостивейшего повелителя, он прочел немало дополнительных проповедей как у Сент-Полз-Кросс, так и в других местах, причем исполнял свой долг священнослужителя так, что им восхищалось духо венство всей страны. 10 part from Dunaevskaya
Примерно в эту же пору его жизнь единственный раз ом рачило недовольство короля, которому какой-то злокозненный наушник нашептал, что доктора Донна затронули вредные вея ния, возникшие среди духовенства, и он распускает слухи о том, что король склоняется к католицизму; в частности, это было связано с указом короля о том, что вечерние воскресные проповеди должны свестись к преподаванию катехизиса {основ веры}, к толкованию "Символа веры", заповедей и "Отче наш". { См. Bald, стр. 433 - прим. перев. }
Король был тем более склонен поверить этому навету, поскольку тогда же некий знатный и весьма известный чело век, с которым доктор Донн был весьма дружен и чье имя я не стану упоминать, пока у меня не будет более приятного для этого повода, был отлучен от двора и заслуженно заключен в тюрьму, что вызвало немало кривотолков, ибо в этой стране простолюдин кажется себе умным только тогда, когда рассуж дает о том, в чем не разбирается, в частности, о религии.
Королю услышанное о докторе Донне доставило столько огорчений и беспокойства, что он не пожелал томиться сомне ниями до утра, но сразу же послал за доктором Донном и поп росил того дать ответ на упомянутые обвинения; и его объяс нения оказались такими ясными и настолько удовлетворитель ными для короля, что, по его словам "он был рад, что доктор Донн более не находится под подозрением." Услышав это, док тор Донн упал на колени, поблагодарил Его Величество и тор жественно уверил его, что говорил правдиво и чистосердечно, и в словах его нет никаких противоречий, а потому он желал бы "не вставать с колен до тех пор, пока не получит от Его Величества, как обычно получал в подобных случаях от Госпо да Бога, какого-либо знака, что теперь предстоит пред Его очами чистый и незапятнаннный". В ответ на это король собс твенными руками поднял его с колен и "торжественно прогово рил, что верит ему, считает его человеком чести и не сомне вается в его любви к своему монарху."
И отпустив его с этими словами, он призвал к себе нес кольких лордов, членов Тайного совета, и торжественно про изнес следующее: "Мой доктор богословия - человек чести; и да будет известно моим лордам, я никогда не получал ни от кого объяснений, более удовлетворявших меня, чем те, кото рые он дал мне сегодня; и я неизменно радуюсь при мысли от том, что я был орудием, посредством которого Господь напра вил его на путь служителя церкви."
Он стал настоятелем на пятидесятом году жизни; а на пятьдесят четвертом году жизни его постиг опасный недуг, совершенно истощивший его силы; но он мог возблагодарить Господа словами Иова: "попечение Твое хранило дух мой" {Иов, 10 гл., ст. 12}, ибо его ум остался таким же ясным и совершенным, как до этой долгой болезни, грозившей ему смертью, которой он не страшился.
Когда он пребывал в этом состояни телесной немо щи, его близкий друг, доктор Генри Кинг (34), тогда главный пастор-резидент собора {т.е один из четырех п.-р., возглав лявших деятельность собора и вершивших его имущественными делами - прим. перев.}, а впоследствии - епископ Чичестера, человек, весьма известный среди духовных лиц Великобритании и славящийся своим благорасположением и отзывчивостью, по сещал его каждый день; и видя, что он очень слаб, а потому возможность его выздоровления кажется сомнительной, выбрал время, которое счел подходящим, чтобы обратиться к нему с таким предложением:
"Господин настоятель, мне, благодаря вашему ко мне до верию, известно ваше нынешнее имущественное положение, а вам известно, какое предложение мы получили недавно каса тельно возобновления аренды лучших церковных имений;(35) и вы знаете, что ответом на него был отказ, так как наш нани матель, будучи весьма богатым, предложил нам штраф, совер шенно не соответствующий тем выгодам, какие он имел благо даря аренде; но я либо склоню его к выплате большей суммы, любо позабочусь о том, чтобы другие резиденты приняли пред лагаемое; либо то, либо другое я готов в случае вашего сог ласия сделать незамедлительно, причем это ничем не обреме нит вас ни телесно, ни духовно; я настоятельно прошу вас согласиться на это, ибо таким образом вы существенно увели чите свое состояние, а вы, как мне известно, в этом нуждае тесь. {На протяжении всего периода аренды рента, выплачива емая церкви, оставалась постоянной, земля же дорожала; не дополученная церковью, т.е. в данном случае Донном, выгода частично покрывалась за счет штрафа, выплачиваемого аренда тором по окончании срока аренды. Кинг предлагает Донну, что либо быстро выторгует лучшие условия аренды, либо немедлен но добавит к его состоянию хотя бы штраф, пусть даже и не большой. См. R.C. Bald, стр. 455. Bald полагает, что Донн отказался продлить аренду на невыгодных условиях, считая, что если поправится, то сможет продлить ее на лучших усло виях. - прим. перев.}
Немного помолчав, доктор Донн приподнялся с постели и ответил на это следующее:
"Мой дражайший друг, я смиренно благодарю вас за ока занные мне бессчетные любезности, и за эту в том числе; но в нынешнем моем состоянии я не могу принять ваше предложе ние; ибо несомненно существует такой грех как святотатство; если бы его не было, он не упоминался бы в Писании; и на заре христианства священники бдили, дабы пресечь любые про явления этого зла, а верующие взирали на него с ужасом и отвращением, считая его прямым вызовом могуществу и прови дению Божию, а также прямым признаком упадка веры. Но эти христиане, которые в смутные времена предавались постам и молитвам, ибо тогда ими руководили благочестивейшие пасты ри, могут олицетворять упрек нашему времени, изобилующему людьми, которые заняты мелочными вопросами и подробностями церковных обрядов, и о них ожесточенно спорят, но настолько далеки от того, чтобы заподозрить в чем-то святотатство, словно не имеют представления о существовании последнего; но я, благодарение Богу, имею; и потому не дерзну на одре болезни, когда по воле Всемогущего Господа не могу прино сить пользу, служа церкви, воспользоваться преимуществами, даваемыми этой службой. Но если Ему будет угодно восстано вить мое здоровье настолько, что я снова смогу служить у Его алтаря, я с радостью приму то вознаграждение, которое щедрые благотворители в лоне нашей церкви мне предназначи ли; ибо, видит Бог, оно воистину понадобится моим детям и родственникам. В частности, я не могу забыть своим попече нием мою мать, чье легковерие и щедрость сделали ее некогда весьма значительные средства весьма жалкими. Но, доктор Кинг, если я не поправлюсь, то распоряжаться оставшимся после меня небольшим земным достоянием, которое кажется особенно скромным при мысли о том, что его предстоит разде лить на восемь частей, я поручаю вам, моему самому верному другу, как душеприказчику, если вы по своему милосердию согласитесь оказать мне такую любезность; в вашей же забот ливости и справедливости я не сомневаюсь так же, как в бла гословении Господнем, какое почиет на том, что я для моих близких кропотливо собрал; но собранное не пристало увели чивать, пока я пребываю на одре болезни; таково мое реше ние, и оно неколебимо". 11 Part from Dunaevskaya
Единственным ответом на эти слова было обещание выпол нить его просьбу.
Через несколько дней состояние духа его улучшилось; и по мере того, как прибывали его силы, все большей станови лась его благодарность Господу Всемогущему, что подтвержда ет его прекрасная "Книга молитв и благочестивых размышле ний" (36) { Полное название "The Book of Devotions upon Emergent Occasions and several Steps in my Sickness", т.е. "Книга молитв и благочестивых размышлений, связанных с признаками и течением моего недуга", подробнее о ней см. R.C. Bald, стр. 452, - прим. перев.}, которую он выпустил после выздоровления; в ней читателю предстанут облаченными в слова и явленными свету самые тайные мысли, владевшие его душой во время недуга; книгу эту можно по праву назвать священной картиной духовных восторгов и прозрений, которые можно соотнести с проявлениями его болезни, причем послед ние зачастую служили для них поводом; эту книгу, состоящую из размышлений, изысканий и молитв, он написал на одре бо лезни; тем самым уподобившись библейским патриархам, какие имели обыкновение воздвигать алтари там, где получали бла гословение от Бога.
Болезнь привела его столь близко к вратам смерти, и он столь ясно видел могилу, уже готовую его пожрать, что, по его собственым словам, его выздоровление было делом сверхъ естественных сил, но по воле Господа, тогда вернувшего ему здоровье, он сохранял его и в пятьдесят восемь лет; на пятьдесят девятом же году жизни {у риторов другая арифмети ка. Как мог Донн, родившийся в 1573 году (см. начало) и умерший в 1630, прожить пятьдесят восемь лет? Другие источ ники дают 1572 и 1631 год, - прим. перев.}, в августе 1630 года, когда он в обществе своей старшей дочери, миссис Хар ви, находился в Эбери Хетч, графство Эссекс, у него нача лась лихорадка, которая наряду с его обычным недугом - раз литием желчи и приступами меланхолии - столь стремительно и явно вела его к угасанию, что бывшие при нем могли сказать о нем то же, что говорил о себе святой Павел: "Он каждый день умирает" {1-ое коринфянам, гл. 15, ст. 31}; и он мог произнести вместе с Иовом: "Как ветер, развеялось величие мое; и ныне изливается душа моя во мне; дни скорби объяли меня {Иов, гл.30, ст. 15-16}; и ночи скорбные отчислены мне" {Иов, гл.7, ст. 3}.
Читатель, болезнь эта тянулась долго, и не только ос лабляла, но и утомляла его настолько, что я желал бы сейчас дать ему покой; и до того, как я расскажу об его смерти, надеюсь, ты не сочтешь неуместным отступление от повество вания, позволяющее тебе вместе со мною оглянуться назад и мысленным взором окинуть некоторые подробности его жизни, которые, пока его дух отдыхает, погруженный в полусон, мо гут послужить тебе упражнением для ума и пищей для размыш лений, которые кажутся мне уместными.
Его брак был самой ошеломляющей ошибкой в его жизни; ошибкой, которую он при всем своем остром и склонном к па радоксам уме отнюдь не оправдывал; и хотя по возрасту его невеста была вправе распоряжаться собой, а также имелись и другие резоны, по справедливости позволявшие порицать его за этот поступок не столь сурово, тем не менее ему случа лось осуждать себя за него, и несомненно, он горько раскаи вался бы в нем, если бы Господь не благословил обоих супру гов столь сильной и взаимной сердечной привязанностью, что она даже в пору тягот делала хлеб скорби для них более при ятным, нежели те яства, какие вкушают на пирах скучные и не способные воспарить духом люди.
В молодости досуг его скрашивала поэзия, в занятиях коей он так преуспел, словно словно само мироздание во всем его многообразии существовало только для того, чтобы дать пищу его острому уму и возвышенной фантазии; и этим творе ниям, которые были в большинстве своем были созданы до того, как ему исполнилось двадцать лет, написаны в шутку и храни мы где и у кого придется, присуща такая изысканность мета фор, будто природа и все искусства вместе взятые, явив все лучшее, что они способны создать, пришли к нему на помощь.
Правда и то, что в годы раскаянья, перечитывая свои произведения, которые он так небрежно, видит Бог, слишком небрежно рассылал и раздаривал в молодости, он желал, чтобы они уже тогда были уничтожены или чтобы краткость их века позволила ему самому лицезреть их похороны; однако он не отпал от небесной поэзии настолько, чтобы вовсе оставить занятия ею; в особенности это верно для последних лет его жизни, каковые отмечены созданием множества религиозных со нетов, а также других возвышенных, исполненных благочестия и гармонии сочинений. Да, даже на одре своей предпоследней болезни он написал нижеследующий блистательный гимн, выра жающий великую радость, владевшую его душой, ибо слагая эти стихи, пребывал в уверенности, что милость Божия почиет на нем.
ВСТАВИТЬ "Гимн Богу-Отцу"
Я упоминаю здесь эти стихи, потому что их по просьбе автора положили на величавую и торжественную музыку и он часто слышал их из уст хора певчих собора св. Павла, в осо бенности во время вечерней службы; и прийдя домой после своих обычных трудов в соборе, сказал некоему своему другу: "Слова этого гимна вернули мне те же мысли и радости, какие владели моей душой во время болезни, когда я его слагал. И, хвала могуществу церковной музыки, та гармония, которую привнесла она в этот гимн, оживила во мне сердечные привя занности и я затрепетал, исполнившись благодарности и вос торга перед Господом; и я заметил, что всегда возвращаюсь после выполнения моих пастырских обязанностей, то есть пос ле прилюдной молитвы и вознесения хвалы Господу, проникнув шись величайшим душевным спокойствием и желанием оставить этот мир." {Цитата непротиворечива. Донн мечтал о встрече на том свете с близкими и любимыми людьми - прим. перев.}
Именно с таким чувством апостолы и лучшие из христиан в первые века после пришествия Спасителя возносили молитвы Всемогущему Богу. А тот, кто читал житие бл. Августина, вспомнит, что незадолго до кончины он проливал слезы, горюя о том, что враги христиан обрушились на них, осквернили или сокрушили их святилища, а также потому, что из их храмов исчезли книги гимнов и песнопений. И с таким же пылом мно гие благочестивые души воздевали руки горе {души воздевают руки у Уолтона, я не при чем - прим. перв.} и предлагали свои угодные Господу пожертвования, там, где доктор Донн предложил Ему свое и где ныне покоится.
Но теперь, о Г12 Part from Dunaevskaya
Увы, среди обладателей этих подарков не было таких его друзей и благодетелей, как сэр Роберт Гудир, сэр Роберт Друри и леди Магдален Герберт (39), мать Джорджа Герберта, ибо они избавились от оков плоти и стали добычей могилы ра нее него; но эту эмблему получили сэр Генри Уоттон, а также ныне покойный доктор Холл (39), бывший тогда епископом Но риджа, а также доктор Даппа (39), он же епископ Солбери и доктор Генри Кинг, оба ныне [1656 - прим. Уолтона или изда теля] покойные, которые были отмечены таким счастливым со четанием обширной учености, природного красноречия и хрис тианского смирения, что честь прославить их память должна принадлежать перу, не уступающему их собственным, доселе непревзойденным.
В этом перечне его друзей я многих принужден опустить, имя же Джорджа Герберта, человека, в самой природе которого было заложено благочестие, я обойти вниманием не могу; я имею в виду Джорджа Герберта, автора книги "Храм, или рели гиозные стихи и пылкие обращения к Богу". Это книга, где автор, явив миру противоречия, раздиравшие его собственную душу, успокоил немало других, мятущихся и угнетенных, и очарованием своих писаний увлек их на стезю приятных и спо койных размышлений; книга, при частом обращении к которой, благодаря гению, вдохновлявшему, как кажется, ее автора, читатель привыкает пребывать в набожном и умиротворенном состоянии и ему становятся доступны все дары небес и Свято го Духа, а при чтении ревностном и усердном он может сохра нить их священный огонь горящим на алтаре сердца столь чис того, что они освободят его от забот мира сего и всецело обратят к миру горнему. Упомянутого Джорджа Герберта и док тора Донна связывала долгая и близкая дружба, порожденная таким сходством душевных устремлений, что каждый искал об щества другого и ему радовался; эта дружба подкреплялась множеством священных знаков взаимной приязни, чему свиде тельством может служить, в частности, и следующее стихотво рение:
ВСТАВИТЬ
Стихи "К мистеру Джорджу Герберту"
посланные ему вместе с моей печатью, на которой вы
резаны Христос и якорь. {Стихотворению предпослан эпиграф на латыни, достаточно тя желовесный, как сказал профессионал, перевод примерно сле дующий: "Тот, кто первым ввел в обычай помечать написанное изображением змей, а это скромный символ нашего рода, вве ден в дом Божий..." } {лат. эпиграф над фамилией Герберта. Перевод: "К священному якорю рыбаря" }
Джордж Герберт
{Стихотворению предпослан эпиграф на латыни, перевод следующий: "Как не смогли крест и гвозди - удержать Христа, чтобы он не вознесся, так и тебе Христа ...}
Крест удержать Спасителя не мог:
С него Христос вознесся в свой чертог
Пока ты говоришь, твои уста
Привлечь на якорь могут и Христа.
Мудрей, чем змий, ты сотворил печать,
Чтоб землю в морем в камне обвенчать
И показать, Кто искупил их пир.
Пусть крутится, разматываясь, мир,
Мы верим, что его священный трос
Сохранен будет между бурь и гроз.
Джордж Герберт
Я возвращаюсь к своему повествованию, чтобы поведать читателю, что помимо этих стихов, обращенных к его дорогому другу, мистеру Герберту, и того гимна, который, как я уже упоминал, звучал под сводами собора св. Павла, доктор Донн также скоротал и скрасил себе немало часов печали, сочинив еще множество богоугодных песен и стихов; а на смертном од ре он написал гимн, который носит следующее название:
AN HYMN TO GOD, MY GOD, IN MY SICKNESS
Если оценивать эти стихи возьмется человек, чья душа слишком погрязла в земных заботах и потому не способна су дить о сих возвышенных порывах и озарениях, то да будет ему известно, что множество праведных и глубоко верующих людей сочли душу Пруденция (42) весьма утонченной, когда, неза долго до кончины, он "задал ей урок, решив каждое утро и каждый вечер приносить Богу в дар новую духовную песню"; примером ему служил царь Давид и царь Езекия, который, ког да продлились дни его, принес Всемогущему Богу благодарс твенные обеты, завершив свою молитву после выздоровления {в подлиннике - royal hymn, но в книге пророка Исайи этот текст назван молитвой, произнесенной, когда Езекия "болен был и выздоровел от болезни" {Исайя, гл.38, ст. 9 - прим. перев.} следующими словами: "Господь спасет меня; и мы во все дни жизни нашей со звуками струн моих будем будем вос певать песни в доме Господнем" {Исайя, гл.38, ст.20}.
Последнее десятилетие жизни доктора Донна можно наз вать годами постоянных штудий, ибо обычно он проповедовал раз в неделю или чаще, а после проповеди не давал своим глазам отдохновения, покуда не выбирал для себя нового текста из Св. Писания, причем в тот же вечер находил для своей проповеди надлежащую форму и разделял выбранный текст на соответствующие своему замыслу части; на следующий день он сопоставлял свои мысли с трудами отцов церкви и вверял продуманное им своей памяти, каковая была превосходной. Но по субботам он обычно давал себе и своему разуму отдых от бремени постоянных размышлений и посвящал эти дни посещени ям своих друзей или еще чему-либо, что помогало ему отв лечься от привычных мыслей; и имел обыкновение говорить, что "таким образом дает своему телу и духу возможность ос вежиться, дабы на следующий день продолжить свои труды не робко, но с отвагой и бодростью."
Он отличался прилежанием не только в этом возрасте, но и в самые бурные дни своей молодости, когда не задерживался в постели после четырех часов утра и никакие обыденные дела не могли побудить его выйти из дому ранее десяти; причем эту первую часть суток он целиком посвящал своим штудиям; однако же остальное время вел себя весьма вольно. А если читателям во все это нелегко поверить, их могут убедить ви димые плоды его трудов, часть коих служит подтверждением вышесказанного; ибо после него остались выжимки из сочине ний более чем 1400 авторов, большую часть которых он сам проштудировал и собственноручно сократил; а также около ста двадцати проповедей, написанных им самим, и подробный, от личающийся точностью рассуждений трактат о самоубийстве, называемый Биатанатос (Biathanatos), в котором он прилежно изложил и подверг суду разума все законы, нарушаемые этим действием. Данный трактат, написанный им еще в молодости, свидетельствует, что он уже тогда в совершенстве изучил не только гражданское и церковное право, но и углубился в поз нание множества других связанных с ними штудий и прибегал к аргументам, недоступным большинству тех людей, что из кожи вон лезут, дабы считаться великими законниками, и делают вид, что все на свете знают.
Кроме того, в его кабинете остались краткие сведения обо всех сколько-то значительных для общества событиях, происшедших в Англии или в соседних с ней странах, написан ные либо на их языке, либо на латыни, и сохраненные им на память, как полезные сведения. Также он хранил списки с различных посланий и с других бумаг, связанных со спорными вопросами чести, долга и религии в жизни своих друзей, при чем на этих документах были пометы, содержавшие его собс твенные рассуждения и предлагаемые им решения; а также пос ле него остались записи о других важных делах, составленные кропотливо и методически. 13 part from Dunaevskaya
Он был готов расстаться с жизнью до того, как жизнь его покинула, и составил завещание, когда никакие из его пяти чувств, равно как и умственные способности не были ни изменены, ни ослаблены болью или недомоганием, и сам он не был жертвой внезапно охвативших его мыслей о смерти; напро тив, оно было составлено осмотрительно и по зрелом размыш лении, и в нем он выказал себя справедливым отцом, оделив всех детей поровну; и любящим другом, ибо оставил друзьям в наследство дары, тщательно выбранные и подходящие каждому. Я не могу удержаться от того, чтобы не упомянуть некоторых из них; ибо полагаю, этот перечень здесь весьма уместен; а именно, своему сводному брату, сэру Томасу Граймзу, он ос тавил часы с боем, которые всегда носил в кармане; своему дорогому другу и душеприказчику, доктору Кингу, епископу Чичестера, золотую медаль, отчеканенную в честь синода в Дорте (44), которой его наградили Генеральные штаты {в под линнике - the States, вероятно, имеются в виду The States General - высший правительственный орган Нидерландов в 17-18 вв.} во время его последней поездки в Гаагу; и порт реты Падре Паоло и Фулжентио (44) , с которыми он познако мился во время поездки в Италию и которые славились у себя на родине своей ученостью; своему старинному другу доктору Бруку, который венчал его, а впоследствии стал мастером {главой - **} Тринити-Колледжа в Кембридже, он отказал изображение девы Марии и св. Иосифа; доктору Уиннифу, кото рый впоследствии сменил его на посту настоятеля, он завещал картину под названием "Скелет"; будущему настоятелю собора, чье имя было тогда еще неизвестно, он оставил много ценных и полезных для дома предметов; а также несколько картин и церковную утварь для часовни, с тем, чтобы их занесли в список церковного имущества и они переходили от одного его преемника к другому. Графу Дорсету и графу Карлайлу он по дарил несколько картин; эти вещи предназначались не для то го, чтобы увеличить их богатство, но скорее для того, чтобы выразить его привязанность, и такого же рода дары он оста вил многим своим друзьям; но по отношению к бедным он был сама щедрость, равно как по отношению к многим людям, кото рые, пользуясь его постоянными и длительными благодеяниями, могли считать, что живут за счет его милостей; обо всех них он позаботился, и с такой щедростью, которая, памятуя о том, что из детей его в живых осталось шестеро, многим мо жет показаться излишней для его состояния. Я вздержусь от дальнейших перечислений, дабы читатель не решил, что я зло употребляю его терпением; но прошу его уделить внимание на чалу и концу упомянутого завещания.
"Во имя святой и благословенной Троицы, аминь. Я Джонн Донн, священнослужитель, избравший это поприще по милости Христовой и призванный на него англиканской церковью, пре бывая, хвала Господу, в здравом уме и твердой памяти, изъ являю мою последнюю волю следующим образом и в следующей форме;
"Во-первых, я всецело препоручаю моему всемилостивей шему Богу мою душу и тело, смиренно благодаря Его за то, что Его Святый Дух запечатлел в моем сердце уверенность в спасении первой и воскресении второго, а также за внушенную этим Духом неуклонную и укрепляющую меня решимость жить и умереть в той вере, какую возвещает миру Англиканская цер ковь. В чаянии этого воскресения я хочу, чтобы мое тело по хоронили по возможности скромно и без огласки в том месте собора св. Павла в Лондоне, который нынешние резиденты по моей просьбе для того предназначили. ...... {Далее следует основной текст завещания, опущенный Уолтоном. Приведен, в частности, у R.C.Bald} Такова моя последняя воля и завеща ние, обдуманные в страхе Господнем, да помилует Он меня, о чем я молю со смирением и с постоянным упованием на Иисуса Христа, а также с любовью и благорасположением ко всем жи вущим, из коих я прошу прощения у каждого, начиная от пос леднего из моих слуг и кончая высочайшим из моих повелите лей; сие написано моей собственной рукой на страницах, чис лом пять, на каждой из коих стоит моя подпись.
Скреплено печатью 13 декабря, в лето 1630.
Присущие ему самоотверженность, милосердие и сострада ние явил он не только перед смертью, но постоянно выказывал при жизни, с радостью и весьма часто посещая друзей, когда те были удручены духом или оказывались в стесненных обстоя тельствах; он заботился о нуждах узников и помог освобо диться многим, кто попал в заключении по причине неуплаты мелких долгов или незначительных податей; он постоянно под держивал не имеющих достаточных средств ученых и студентов, как английских, так и иноземных. Помимо того, что он разда вал собственноручно, он имел обыкновение посылать по празд никам, и в частности, на Пасху, слугу или надежного и ос мотрительного приятеля, дабы те распределяли его дары во всех тюрьмах Лондона. Однажды он подарил сто фунтов старин ному другу, о котором знал, что когда-то тот жил в достат ке, но впоследствии, по причине его излишне щедрого сердца и легкомыслия дела его пришли в упадок; а когда тот отка зался принять этот дар, заявив, что в нем не нуждается, ибо читатель может заметить, что как есть на свете благородные духом люди, которым легче мучиться, скрывая и претерпевая печальную бедность, нежели перенести тот стыд, который соп ряжен с признанием в ней, так есть и другие, кои от природы и по милости Божией наделены столь нежной и сострадательной душой, что жалеют всех ближних и пытаются предотвратить их страдания. О сем я упоминаю, дабы воспроизвести ответ док тора Донна, который гласил: "Я знаю, что вы не нуждаетесь в средствах для поддержания жизни, ибо для этого нужно весьма немногое; но мое желание состоит в том, чтобы вы, который в дни достатка ободрял и укреплял удрученные сердца многих своих друзей, приняли бы теперь этот дар от меня как ле карство для укрепления вашего собственного"; и на этих ус ловиях предложенное было принято. Ему удавалось примирять своих друзей и родных, если в их семьях возникали разногла сия, к чему он всегда относился весьма серьезно, ибо иначе вмешательство его не имело бы серьезных последствий; близ кие же так полагались на его рассудительность и бесприст растность, что ни один его совет не пропал втуне. Он был преданным сыном и заботился о своей матери, до последних ее дней давая ей средства к существованию, коих она не имела бы, если бы Господь не сотворил его, дабы он мог печься о ней; она же, с младенчества взращенная в католицизме, раст ратила все свое имение, находясь за границей, где могла свободно его исповедовать, и умерла в его доме за три меся ца до его кончины.
И чтобы до конца разъяснить, как справедливо он распо ряжался тем доходом, какой послал ему его Господь и Повели тель, я счел уместным поведать читателю, что после вступле ния в должность настоятеля, он, подводя каждому году итоги, причем эти записи видели помимо него только Господь и Его ангелы - подсчитывал сначала свой доход, потом расходы на помощь бедным и на другие богоугодные цели, и только потом то, что оставалось для него и его домашних; а после того благословлял этот скромный остаток благодарственной молит вой; эти молитвы выказывают такое незаурядное религиозное чувство, что читатель должен ознакомится с некоторыми из них такими, какими он их написал.
Итак, все, что остается в этом году - [1624-5] {Далее - латинский текст, соответствующий постраничному примечанию 1, стр. 47, которое является переводом лат. текста на английский. Перевод этого примечания с англ. на русск. приводится далее, то же сделано и для след. примеча ний. Суммы автор нигде не указывает, вместо числа ставит тире} 14 part from Dunaevskaya
[1] Бог Всемилостивый и Всемогущий, податель всех благ, возносимая мною и теми, для кого чрез меня отложена сия сумма, хвала Твоей славе и милости да пребудет вовеки. {конец лат. текста 1}
Итак, в этом году [1626] Господь благословил меня и моих близких
{Далее, лат. текст, соотв. постр. прим. 2 и 3, стр. 47}
[2] Щедроты Твои, Господи, умножились и излились на нас.
[3] Сделай так, о Господи, чтобы те дары, какими по бесконечной щедрости и снисхождению Своему Ты осыпал нас, служили бы, в чьи бы руки они впоследствии ни попали, к прославлению имени Твоего. Аминь.
{Далее латинский текст, соотв. прим. 4, стр. 47}
[4] По окончании этих шести лет остается:
Разве владею я чем-нибудь, что не получил я от Госпо да? Но одаряет Он ради того, чтобы дары Его вернулись к Не му, то есть были угодным Ему образом использованы; и то, в чем не было нужды у меня на протяжении минувших лет для отправления моих пастырских обязанностей, для сохранения положения, достойного моего сана, для поддержания моих слуг и нуждающихся, пусть перейдет к детям моим, которым остает ся то, что осталось, и пусть примут они это с благодар ностью всемилостивому Подателю сих благ. Аминь. {Конец при мечания 4}
На сем я кончаю мое долгое отступление.
Мы покинули доктора Донна в Эбери Хетч, графство Эс секс, где он занемог и вынужденно провел большую часть зи мы, потому что был не в состоянии переехать. И поскольку он никогда на протяжении двадцати лет не пропускал того меся ца, в который ему надлежало выполнять при короле свои пас тырские обязанности, а также и потому, что он неизменно бы вал в списке и в числе тех, кому надлежало проповедовать при дворе в Великий пост, тогда, в январе 1630 года, до Лондона долетел или в Лондоне возник слух, будто он умер; этот слух дал ему повод написать следующее письмо одному своему близкому другу:
Сэр,
Мои постоянные приступы лихорадки дают Вам и другим моим друзьям то преимущество, что благодаря им я столь час то оказываюсь у врат небесных; и еще то преимущество, что после этих приступов, будучи приговорен к пребыванию в че тырех стенах и в одиночестве, я столь часто предаюсь молит вам, в которых непремено упоминаю и Ваше благополучие; и я не сомневаюсь, что к благословенным дарам, ниспосланным Вам Богом, по причине моих молитв прибавится еще что-то. Чело век может умереть с удовольствием только ради того - если считать это единственым даваемым смертью преимуществом чтобы услышать о себе столько сожалений и добрых слов от достойных людей, сколько - благодарение Господу - дошло до меня из-за слуха о моей смерти; однако он донесся не до всех. Ибо, как написал мне один знакомый, некоторые мои друзья считают, что я вовсе не так болен, как притворяюсь, но удалился от дел, чтобы жить беззаботно, избавившись от чтения проповедей. Такое истолкование происходящего не по добает друзьям и не имеет под собой оснований; ибо я, если не мог проповедовать, всегда сожалел об этом более, чем кто-либо мог сожалеть о том, что не услышал моей проповеди. Я всегда желал (и, может статься, Господь дарует эту ми лость) умереть на кафедре во время проповеди; если же нет, то принять смерть от проповедей, то есть, сделать так, что бы пастырские труды сократили мне жизнь. Сэр, я надеюсь увидеть Вас вскоре после Сретенья; на это время выпадает моя великопостная проповедь при дворе, если лорд обергоф мейстер не поверил, что я умер и потому не вычеркнул меня из списка; но пока я жив и мой дар речи при мне, я не стану намеренно уклоняться от этого служения. Сэр, у меня более досуга, чем у вас, и потому я могу писать дольше, нежели вы - читать. Но я не стану намеренно утомлять вас длинным письмом; Да будет Господь столь милостив к Вам и вашему сы ну, как я того желаю.
Ваш несчастный друг и слуга во Христе
Джон Донн.
В конце того же месяца ему назначили в обычный для не го день, первую пятницу Великого поста, прочесть проповедь при дворе. Его известили об этом, и несмотря на свой недуг он так подготовился к ней и так давно стремился ее произ нести, что не счел свою болезнь помехой для переезда и за несколько дней до назначенного ему срока оказался в Лондо не. По его возвращении туда многие из его друзей, которые к своему огорчению увидели, что болезнь почти не оставила плоти на костях его, усомнились, что у него хватит сил на эти богоугодные труды, и попытались его от них отговорить, уверяя, что это может сократить его дни; но он решительно отверг эти просьбы, ибо, говоря его словами, "не сомневает ся, что Господь, который столько раз во дни телесной немощи внезапно наделял его силой, не пожелает оставить его без помощи на этом последнем богослужении, и что он из честолю бия и из благочестия превыше всего жаждет свершить этот священный труд." И когда, к удивлению некоторых из видевших это, он взошел на кафедру, многие из них сочли, что он предстал им не для того, чтобы его живой голос проповедовал им умерщвление плоти, но для того, чтобы его немощное тело и печать смерти на лице возвещали им бренность всего живо го. И несомненно, многие мысленно задавали себе вопрос из книги пророка Иезекииля: "Оживут ли кости сии? [гл. 37, ст.3] {здесь ссылка дана автором. - прим. перев.}" или, другими словами, сможет ли его душа принудить язык говорить все то долгое время, какое песок в часах будет стекаться к центру, отмеряя этому умирающему человеку еще один из ос тавшихся ему немногих часов. Нет, ей это не под силу."
И все же, после того, как слабость несколько раз прер вала его исполненную жара молитву, стремления его души по могли его немощному телу излить накопленные в памяти раз мышления, и они были посвящены уходу из жизни. "Во власти Господа Вседержителя врата смерти" {англ. Библия - псалом 68. ст. 20, синодальная - псалом 67, стих 21. - прим. пе рев.} - эти слова из Библии он избрап. Многие из тех, кто слышал его слабый и глухой голос, говорили потом, что выбор текста был пророческим и что доктор Донн сам провожал себя в последний путь, произнося эту проповедь.
Исполнный радости от того, что Бог дал ему силы выпол нить этот желанный долг, он поспешил в свой дом, откуда уже не выходил до тех пор, пока его, как св. Стефана, "предан ные и благочестивые люди не отнесли к могиле его."
Проповедь отняла у него немало сил, и душевных, и фи зических, и так как на следующий день он не был расположен беседовать, один из его друзей, прежде часто бывший свиде телем его непринужденных и остроумных речей, спросил его: "Почему вы печальны?" . На что он ответил с видом серьезным и радостным, указывавшим на глубокое спокойствие духа и на желание души проститься с эти миром; и сказал следующее:
Я не печален; но большую часть минувшей ночи я преда вался мыслям и многочисленным воспоминаниям о нескольких из тех друзей,которые покинули меня здесь и отправились в края, откуда нет возврата; и через несколько дней я отправ люсь туда же, и никто меня более не увидит. И подготовление к этому превращению стало предметом моих еженощных размыш лений на ложе моем, где я не знаю покоя из-за недугов и не мощей. Но на сей раз я обдумывал то, сколь милостив был ко мне Господь и как не оставлял меня своим попечением; ко мне, который меньше малейшей из его милостей; и оглядываясь на свою минувшую жизнь, я теперь ясно вижу, что это Его ру ка отвращала меня от любого мирского служения; и это по во ле Его я не мог обрести ни покоя, ни преуспеяния, пока не стал духовным лицом; каковым и пребываю около двадцати лет, надеюсь, что к вящей слава Божией, и на этой стезе, за что я смиренно благодарю Его, я обрел возможность воздать за их щедрость множеству друзей, которые были добры ко мне, когда я пребывал в столь стесненных обстоятельствах, что, видит Бог, в этом нуждался; и - ибо это дало мне случай выразить мою признательность - я благодарю Бога за то, что многим из них мое воздаяние понадобилось. Я дожил до того, что смог принести пользу и утешение отцу моей покойной жены, сэру Джорджу Мору, коего Богу было угодно укреплять в терпении, возлагая на него один крест за другим; я поддерживал свою собственную мать, 15 part from Dunaevskaya Теперь я снова должен вернуться назад и поведать чита телям, что когда он приехал из Эссекса в Лондон, чтобы про честь свою последнюю проповедь, его старинный друг и посто янный врач, доктор Фокс - человек, отмеченный величайшими достоинствами - пришел, чтобы дать ему советы касательно его здоровья; и осмотрев его, а также задав несколько воп росов касательно его недуга, сказал, что "если он будет принимать сердечные средства и пить молоко на протяжении двадцати дней, то есть надежда, что здоровье к нему вернет ся"; но он решительно отказался пить молоко; тем не менее, доктор Фокс, который любил его и был ему всецело предан, не оставлял своих настоятельных просьб до тех пор, пока он не согласился пить молоко на протяжении десяти дней, а когда они закончились, сказал доктору Фоксу, что "пил его скорее для спокойствия доктора Фокса, нежели для того, чтобы поп равиться; и не согласится пить его еще десять дней, как бы его ни уверяли, что это продлит на двадцать лет его жизнь, ибо он не дорожит ею; и смерть, которая для других является царицей ужасов, не страшит его до такой степени, что он с нетерпением ожидает дня своей кончины."
Замечено, что жажда славы или похвалы заложена в самой природе человека, и даже люди наиболее строгой и аскетичес кой жизни, пускай и обретшие такое смирение, которое позво лило им истребить в себе все обольщения на свой счет и про чие сорняки, произрастающие в человеческой натуре, все же не сумели уничтожить эту жажду славы, но она, подобно теплу нашего тела, живет и умирает вместе с нами; многие думают, что так и должно быть, и мы не нуждаемся в примерах из свя щенной истории, оправдывающих наше стремление к тому, чтобы память о нас нас пережила; о чем я упоминаю, поскольку док тор Донн легко поддался уговорам доктора Фокса, чтобы ему в это самое время сделали памятник; но какой именно, доктор Фокс не взял на себя смелость указывать, это осталось все цело на усмотрении доктора Донна.
Приняв решение о памятнике, доктор Донн послал за рез чиком, чтобы тот сделал урну указанной высоты и диаметра и доставил вместе с ней доску длиной в рост заказчика; "Когда это было готово, сразу же обратились к умелому художнику, чтобы он явился и был готов нарисовать портрет, происходило же это следующим образом: в кабинет к доктору Донну сперва поставили несколько жаровен с углями, потом он принес туда саван, и когда все с себя снял, этот саван на него надели, перевязав на руках, на ногах и вокруг головы так, как это обычно делают, пеленая покойника перед положением во гроб или в могилу. В таком виде его поставили на урну, складки льняной ткани на голове у него были раздвинуты, меж ними виднелось мертвенно-бледное, бескровное, с закрытыми глаза ми лицо, намеренно обращенное на восток, ибо оттуда он ждал второго пришествия Иисуса Христа, его и нашего Спасителя. В этой позе художник зобразил его в полный рост, и когда кар тина была закончена, он повелел поставить ее у своей посте ли, где она была предметом его постоянного созерцания и простояла до самой его смерти, после чего была подарена его близкому другу и душеприказчику доктору Генри Кингу, в то время главному резиденту собора св. Павла, который приказал изваять ее из цельного куска мрамора в том виде, в каком она сейчас и стоит в соборе; и по собственному желанию док тора Донна, его эпитафией стали следующие, написанные на памятнике слова:
ЛАТ. ТЕКСТ НА СТР. 53
{Перевод эпитафии дан в примечаниях, выполнен Френсисом Ренхемом (1769-1842)}
Джон Донн,
доктор богословия,
после множества разнобразных штудий, которым с ранних лет предавался с прилежанием и не без успехов,
принял сан,
по зову и под влиянием Святого Духа, а также повинуясь советам и увещеваниям Короля Иакова 1, в году 1614 от Рождества Христова, будучи 42 лет от роду,
был введен в должность настоятеля сего собора
27 ноября 1621 года и отрешен от нее смертью в последний день марта 1631 года,
и здесь, покоясь во прахе, он созерцает
Того, чье имя - Воскрешение
И теперь, пройдя вместе с ним по лабиринтам и сложнос тям его разнообразной жизни до самых врат смерти и могилы, я хочу дать ему отдых и поведать читателям, что я видел его изображенным в самой разной одежде, в разные годы жизни и в различных позах; и здесь упоминаю об этом, потому что видел картину, нарисованную искусной рукой, где ему восемнадцать лет, он при шпаге и одет как приличествовало людям его воз раста с их пристрастием к безудержными забавами; его деви зом тогда было:
Я изменюсь совсем, но до того
Какие предстоят мне измененья!
И если бы эти портреты, сделанные с него в юности и при смерти, оказались рядом, любой, кто их видит, мог бы сказать: "О Боже! Какие изменения произошли с доктором Дон ном, который вскоре изменится совсем!" И это зрелище дало бы моему читателю случай с изумлением спросить себя: "Гос поди! Какие же мне, пребывающему теперь в добром здравии, предстоит претерпеть изменения, прежде чем я изменюсь сов сем, прежде чем это уничиженное, бренное тело мое преобра зится для воскресения во плоти?", - и, соответственно, го товиться к этому. Но здесь я желал не напомнить читателю о смерти, но поведать о том, что доктор Донн и в частных бе седах, и во время проповедей упоминал, сколь многим переме нам были подвержены его тело и дух, в особенности дух с его головокружительными курбетами; и часто говорил, что "Вели чайшей и благословенной переменой был переход с мирского поприща на духовное"; и был на нем так счастлив, что годы, проведенные вне его, считал потерянными, а началом подлин ной жизни стало для него принятие сана и служение Всеблаго му Господу у алтаря его.
В понедельник, после того, как была закончена упомяну тая картина, он в последний раз вышел их своего любимого кабинета, и чувствуя, что слабеет с каждым часом, более не покидал спальни; и на протяжении этой недели несколько раз посылал за своими самыми близкими друзьями, с которыми просщался торжественно и продуманно, высказывая им свои со ображения, полезные для устроения их жизни; а затем отпус кая их с благословением и дарами духовными, как Иаков своих сыновей. В воскресенье он распорядился, чтобы его слуги, буде у них остались нерешенные дела, касавшиеся его или их, к субботе были готовы все с ним выяснить; ибо после этого дня он решил не допускать в свои мысли ничего, касав шегося до земных дел, и поступил согласно задуманному; то есть стал, подобно Иову, " дожидаться назначенного дня кон чины своей". 16 part from Dunaevskaya
И теперь он сподобился счастья не иметь иных дел, кро ме ухода из жизни, а для этого ему не требовалось времени, ибо этому труду он обучался долго и достиг в нем такого со вершенства, какое позволило ему во время его предыдущей бо лезни призвать Господа в свидетели того, что "готов отдать душу Богу в любую минуту, какую Тот изберет для его кончи ны".[1 - Так сказано в "Книге молитв и благочестивых раз мышлений" - прим. Уолтона] Во время той болезни он просил Господа, дабы Тот дал помог ему всегда пребывать в этом состоянии; и то постоянное ожидание, что Господь избавит его душу от оков плоти, в котором он пребывал, внушает мне убеждение в его смиренной уверенности, что молитвы его были услышаны и просьба исполнена. Пятнадцать дней он лежал, с часу на час ожидая своего изменения, и в последние часы своего последнего дня, когда тело его таяло, подобно свече, и, испаряясь, превращалось в дух, и когда, как я искренне верю, его душе явилось некое прекрасное видение, он сказал: "Я был бы несчастен, если бы не мог умереть", после чего начал слабо и неровно дышать, а когда ему удавалось пере вести дыхание, повторял: "Да приидет царствие Твое, и да будет воля Твоя". Дар речи, столь долго бывший ему верным и надежным слугой, не оставлял его до последней минуты, а по том покинул не для того, чтобы служить другому повелителю, но умер прежде него; ибо теперь стал бесполезен для него, который теперь беседовал с Господом на Земле, как ангелы разговаривают на небесах, прибегая, как считается, лишь к мыслям и взглядам. Утратив речь и созерцая небеса, явленные ему в озарении, он, подобно св. Стефану, "Неотрывно смотрел в них, пока не увидел Сына Человеческого, стоящего одесную Бога, Отца Своего"; и умиротворенный этим благословенным зрелищем, он, когда душа его восходила горе и последний вздох отлетал от уст его, сам закрыл себе глаза, а затем лег и сложил руки так, что пришедшим пеленать его не приш лось ничего менять в его позе.
Такой разнообразной и такой добродетельной была его жизнь; и столь великолепной, столь образцовой была смерть этого замечательного человека.
Его похоронили в соборе св. Павла, в том месте, какое он сам для себя избрал за несколько лет до своей кончины и мимо которого он каждый день проходил, чтобы прилюдно слу жить Господу своему, которому полагалось тогда воздавать дань публичных молитв и славословий дважды в день; но он не был похоронен скромно и без огласки, как того желал, ибо среди бессчетной толпы провожающих было множество особ как знатных, так и прославленных своей ученостью, которые люби ли и чтили его при жизни и выказали эти чувства после его смерти, по зову сердца и в печали проводив его в последний путь до могилы, причем самой примечательной чертой этих по хорон была всеобщая скорбь.
Многие друзья, сокрушаясь сердцем, часто посещали мес то его погребения, которое усыпали редкостными и дорогими цветами, как Александр Великий - могилу прославленного Ахилла, но в отличие от него - каждый вечер и каждое утро на протяжении многих дней, {Александр возложил венок на мо гилу Ахилла единственный раз, свидетельствует Плутарх, прим. перев.} и они, эти оставшиеся неизвестными люди, пе рестали украшать ее только тогда, когда камни {плиты -? прим. перев.}, которыми был вымощен пол и которые подняли для того, чтобы опустить его тело в холодную землю, ставшую для него теперь ложем вечного покоя, были возвращены на место и благодаря искусству каменщиков так пригнаны друг к другу, что образовали поверхность столь же ровную, сколь прежде, и скрыли от глаз его могилу.
На следующий день после его похорон некий неизвестный друг, один из тех, кто любил его и восхищался его доброде телью и ученостью, написал на стене над местом его погребе ния такую эпитафию:
Прохожий! Помнить надлежит,
Что тело Донна здесь лежит.
Его души здесь нет. Иначе
Земля была б небес богаче.
Но не только она послужила средством почтить его бла гословенный прах; ибо есть люди, которые не желают получать наград за то, за что воздать им должен Господь; люди, кото рые отваживаются поверять тайны своей благотворительности только Ему и без всяких свидетелей; и вот некий исполненный благодарности друг, полагавший, что память доктора Донна должно увековечить, послал сто марок его верным друзьям и душеприказчикам [доктору Кингу и доктору Монтфорду - прим. Уолтона] с тем, чтобы ему воздвигли памятник. Имя дарителя долгие годы оставалось неизвестным, но после смерти доктора Фокса открылось, что эти деньги послал именно он; и он до жил до того, что у17 part from Dunaevskaya
Его возвышенная фантазия отличалась могуществом, срав нимым только с остротой его ума, а рассудительность подчи няла себе и обращала во благо и то, и другое.
Выражение лица у него было бодрое, оно без слов свиде тельствовало о чистоте его души, о том, сколь многое ей открыто и о том, что совесть этого человека пребывает в ми ре сама с собою.
Глаза у него часто увлажнялись, говоря о чувствитель ном сердце, исполненном благородного сострадания; о душе слишком достойной, чтобы наносить обиды, и слишком предан ной Христу, чтобы не прощать их другим.
Он много размышлял, в особености после принятия сана, о благости Всемогущего Господа, о бессмертии души и о райс ком блаженстве; и часто повторял в священном экстазе: "Бла гословен Бог, ибо он Бог Единый в своей единственности и божественности."
Он отличался страстностью натуры, но был склонен обуз дывать свои слишком сильные порывы. Он ценил все отмеченные человеколюбием дела и установления, и дух его был исполнен такого милосердия, что он не мог созерцать страдания чело веческие без жалости и попыток облегчить их.
Он был чистосердечен и неутомим в своем стремлении к знаниям, которыми его великая и деятельная душа теперь на сытилась и возносит хвалы Господу, когда-то вдохнувшему ее в это не знавшее отдыха тело; тело, которое прежде было храмом Святого Духа, а теперь стало пригоршней христианско го праха.
Но я увижу его воскресшим.
А. У.
15 февраля 1639
Примечания
3 Введение. Написано для первого вышедшего в свет соб рания "Проповедей" Донна (1640)
5 Судья Рестолл. Уильям Рестолл (1508 - 1565) издатель и юрист, был сыном сестры Томаса Мора. Он выпустил труды Мора, а его сокращенный "Свод законов Англии" увидел свет в 1557 году.
5 Харт-Холл был основан в 13 веке, через пять веков переименован в Харфорд-Колледж, пережил период упадка и в 1874 году преобразован в тот Харфорд-Колледж, который су ществует поныне.
6 Кембридж. Джон Донн поступил в Кембридж 23 октяб ря 1584 года. О получении им звания доктора богословия см. стр. 28 и соотв. примечание
7 Кардинал Белармин (1542-1621) - прославленный като лический учитель веры и полемист. Был введен в сан кардина ла в 1599 году, является автором Disputationes de Contro versiis Christianae Fidei (1593)
7 Декан Глочестера. Энтони Радд, декан Глочестера (1584-1594), впоследствии епископ Сент-Дейвидса { небольшой город в Уэльсе, графство Пемброкшир; известен своим собором 12-14 вв. - прим. перев. **}
7 Экспедиции в Кале и на острова. Во время первой из них состоялся успешный штурм Кадиса; вторая, целью которой был захват испанского флота на Азорских островах, закончи лась провалом.
10 Сэмюел Брук, капеллан и Иакова 1 и Карла 1, возгла вил Тринити-Колледж в 1629 году. Его брат Кристофер был по этом и другом Джона Селдена и Бена Джонсона. Два стихотво рения Донна посвящены Кристоферу Бруку.
12 Доктор Мортон (1564 -1659) был епископом последова тельно в Честере, Личфилде и Дареме, прославился отвагой, проявленной при борьбе с чумой в Йорке в 1602 году. Во вре мя гражданской войны был предан суду и брошен в тюрьму.
18 Сэр Роберт Друри. Хронология Уолтона в данном слу чае неверна. Генрих 1У, король Франции, был убит 14 мая 1610 года. Сэр Роберт отправился во Францию в конце 1611, но лорд Хей с посольской миссией - только в 1616. (Gosse, "Life of Donne" 1, 275) Рассказ о том, как Донну в видении предстал его мертвый ребенок, в издании 1640 года отсутс твует.
23 Епископ Монтегю (1568 - 1618) - был первым главой Сидни-Суссекс-Коллежда в Кембридже, впоследствии стал епис копом Уинчестера; был издателем и переводчиком трудов Иакова 1.
23 Доктор Эндрюс. Ланселот Эндрюс (1555-1618), глава Пембрук-Колледжа в Кембридже, впоследствии - епископ Чичес тера, Или и Уинчестера, был одним из переводчиков Библии, т.н. "версия короля Иакова"
24 Теобальдов замок. Находится в Эссексе, построен лордом Берли в правление королевы Елизаветы. Был разрушен во время гражданской войны.
25 Бл. Августин. "Я приехал в Медиолан {Медиолан = Ми лан - прим. перев.} к епископу Амвросию. ...Этот Божий че ловек отечески принял меня и приветствовал мое переселение по-епископски. - Бл.Августин. "Исповедь", V, xiii, 23.
"Крепкие узы связывали его {Алипия} со мной ....Таков был человек, разделявший тогда мою жизнь и вместе со мной колебавшийся, какой образ жизни ему избрать." Ibid, V1, X, 16. {Русский текст - по изд. Августин Аврелий "Исповедь", М-ва, "Республика", 1992 - прим. перев.}
26 Доктор Кинг - Джон Кинг, епископ Лондона с 1611 по 1621 годы.
28 Иаков 1 посетил Кембридж в марте 1915 года, но ви це-канцлер неохотно раздавал докторские степени. Ходатайс тво короля в пользу Донна не увенчалось успехом, но степень Донн получил по королевскому мандату вскоре после этого. (Cooper, Annals of Cambridge, 111, 74)
33 Сент-Данстан-ин-де-Вест. Церковь на северной сторо не Флит-Стрит, между Чансери-Лейн и Феттер-Лейн.
34 Генри Кинг, сын Джона Кинга (см. прим. к стр. 26) известный как проповедник и поэт "первый и неутомимый в своей рвении ученик Донна".
35 В подлиннике "возобновление аренды лучшей пребен ды", т.е аренды имения пребендария или каноника. {О том, что речь идет об аренде церковных земель, см. Bald, стр. 455}
36 "The Book of Devotions upon Emergent Occasions {and several Steps in my Sickness"} опубликована в 1624 году
39 Но теперь, о Господи ... Речь идет о том периоде гражданской войны, когда Сент-Полз-Кросс {нигде не нашла Saint Paul's Cross} был разрушен и части собора использова лись для квартирования войск.
39 Леди Магдален Герберт, мать Джоржда Герберта, поэ та, друга Донна. Подробнее Уолтон пишет о ней в своей биог рафии Герберта.
39 Доктор Холл. Джозеф Холл (1574-1656), епископ-роя лист, автор стихов и религиозных трудов, а также трактатов, направленных против пуритан.
39 Доктор Даппа. Брайан Даппа (1588-1623), также епис коп-роялист, был наставником Карла второго в его бытность Принцем Уэльским. После реставрации стал епископом Уинчес тера.
42 Пруденций. Христианский поэт четвертого века, чьи гимны и другие труды широко читались в средневековье.
44 Золотая медаль, отчеканенная в честь Синода в Дор те. Синод собирался в Дорте, в Голландии, в 1618 году, что бы вынести решения по ряду теологических вопросов, в честь этого была отчеканена памятная золотая медаль. В завещании Донн написал "эта золотая медаль".
44 Падре Паоло и Фулжентио. Паоло Сарпи (1552-1623) возглавил борьбу Венецианской республики против папской власти. Фулжентио был другом Паоло Сарпи и написал его би ографию.
47 Перевод {латинского текста на английский}, данный в постраничных сносках, впервые приводится в издании "Жизнео писаний", осуществленном Мейджором в 1825 году
53 Эпитафия. Ее перевод {с латинского на английский} выполнен Френсисом Ренгхемом (1769 - 1842) {Далее следует англ. текст, кот. переводчик воспроизвел в самом тексте "Жизнеописании"} видел изваяние своего друга, дающее о нем такое живое представление, какое только может дать мрамор ная статуя; ее сходство с доктором Донном было столь вели ко, что, говоря словами его друга, сэра Генри Уоттона: "ка жется, она едва заметно дышит, и потомки будут взирать на нее как на рукотворное чудо."
Он был скорее высок, чем низок; тело у него было про порциональное, держался он прямо, а все его слова и поступ ки делали его облик невыразимо привлекательным.
Меланхолия и приятная веселость сочетались в нем и так выгодно оттеняли друг друга, что находиться в его обществе было величайшим удовольствием в мире. которую Богу было угодно лишить состоя ния, прежде весьма внушительного, и на старости ввергнуть в величайшую бедность; я принес облегчение множеству стражду щих душ, которые, я надеюсь, не забывают меня в своих мо литвах. Я не могу притязать на то, что вел безгрешную жизнь, особенно в молодости; но мне предстоит предстать пе ред судом милосердного Бога, который не стремится увидеть мои проступки; и хотя мне самому нечего явить Ему, кроме грехов и страданий,, но я знаю, что он взирает не на меня такого, каков я сам по себе, но на такого, каков я в лоне Спасителя нашего, Иисуса Христа, и уже явил мне, даже и сейчас, при посредстве Святого Духа, несколько свидетельств того, что я нахожусь в числе Его избранных; а потому я по лон невыразимой радости и умру в мире." осподи, как же опустело место сие. [1656, прим. Уолтона] (39)
До того, как я продолжу свое повествование, мне кажет ся уместным поведать читателю, что незадолго до смерти он заказал изображение Христа, распятого на якоре, похожее на то, какое делают художники, когда хотят изобразить Христа распятым на кресте; заказанное же им имело только то отли чие, что тело Спасителя было пригвождено не к кресту, но к якорю - символу надежды; {переводчик не виноват: этот кусок также многословен и малосвязен в подлиннике. А чукча - пере водчик}; рисунок этот был миниатюрным, и по нему немало ка мей было вырезано на гелиотропах, которые затем оправили в золото, и он послал их многим из своих ближайших друзей, чтобы эти камни служили им печатками или были вделаны в перстни и остались у получателей как память о нем и о его привязанности.
