Василий Беднов
(по Volumina Legum)
К оглавлению
Глава I. От Казимира Великого до Сигизмунда III.
Начавшееся с конца XII столетия обособление северо-восточной Руси от юго-западной
со времени Татарского погрома еще более усиливается и дает совершенно новое направление
течению исторической жизни южнорусских земель. Соседние с ними народы — венгры,
поляки и вновь вступающие на историческую арену литовцы — делают попытки завладеть
частями юго-западной Руси. Наибольший успех в этом отношении имели со времени
Миндовга (ум. в 1263 г.) литовские князья, присоединявшие к своим владениям одну
землю за другой, попытки же венгров и поляков, претендовавших на Червоную, или
Галицкую, Русь, оставались безуспешными до тех пор, пока со смертью князя Юрия
II Андреевича в 1335 г. не прекратилась здесь династия русских князей из дома
Рюриковых. В XIV веке вся юго-западная Русь, занимавшая огромнейший район по рекам
Днепру с его притоками, по Западной Двине, Днестру и Южному Бугу, уже совершенно
порывает связь с начавшими группироваться вокруг Москвы северо-восточными областями,
вступает в тесное соприкосновение с литовцами и поляками и свою последующую судьбу
соединяет с судьбой упоминаемых народов. Полоцк, Витебск, Смоленск, так называемая
Черная Русь, Северная земля, Волынь, Подолия и Киев входят в состав могущественного
Великого Княжества Литовского, а Червоная Русь в 1340 г., при Казимире Великом,
присоединяется к Польше. Таким образом, православие встречается здесь с двумя
верованиями: католическим, исповедуемым поляками, и язычеством, которого придерживались
литовцы. Как и можно было ожидать, положение православной церкви в этих двух соседних
государствах оказалось далеко не одинаковым.
Ко времени соединения в 1385 г. Великого Княжества Литовского с Польшей первое
занимало огромнейшее пространство от Балтийского до Черного моря, с одной стороны,
и от Угры, Оки и истоков Сейма до Западного Буга, с другой. Но на таком пространстве
преобладала не литовская народность, а подразделявшаяся на разные ветви русская[1].
Среди массы русского населения, вошедшего в состав Литовского государства, литовское
племя было ничтожно в количественном отношении. Но русские превосходили литовцев
не только в количественном и территориальном отношениях, но и в культурном. Неудивительно
поэтому, что они начинают оказывать цивилизующее влияние на литовцев, можно сказать,
с момента присоединения к Литве первых русских земель (Полоцкой, Пинско-Туровской
и др.), и это влияние возрастало по мере присоединения к Литве новых русских областей.
Литовские князья сознавали преимущество русских перед литовцами, признавали пользу
культурного воздействия русского населения на последних и старались всячески поддерживать
его. Литовцы перенимали от русских ремесла и искусства, их обычаи и нравы, христианскую
религию, право и даже язык. Конечно, не обходилось и без протестов со стороны
литовской народности, что видим, например, по смерти Миндовга (в 1263 г.) в борьбе
Жмудского князя Стройната с Полоцким-Товтивилом (православным) или в правление
Тройдена (1270—1282 гг.)[2], но эти протесты подавлялись сочувствующими
русской народности и ее культуре. Со вступлением на Литовский великокняжеский
престол Витеня (1293—1315 гг.) русский элемент окончательно получает перевес над
литовским и обрусение литовцев прогрессирует быстрыми шагами[3]. Для успешнейшего
сближения литовцев с русскими литовские князья, сочувствующие русским началам,
вступали в брак с русскими княжнами, а эти последние прилагали старания к распространению
православия не только в своей семье, среди своих детей, но и в среде подданных.
Так, Гедимин и Ольгерд были женаты на русских княжнах (у первого — Ольга и Ева,
у второго — Мария Витебская и Иулиания Тверская); из семи сыновей Гедимина (1316—1341
гг.) четыре (Наримонт, Любарт, Кориат и Евнут) были крещены в православие; православными
были и все двенадцать сыновей Ольгерда (1345—1377 гг.)[4]. Примеры принятия
христианства в форме православия литовскими князьями встречаются еще в XIII в.[5]
Брачные союзы литовских князей с русскими княжнами и распространение среди литовцев
православия доставляли русской народности все большее и большее преобладание в
Литовском государстве; высшей степени это преобладание русских народных начал,
русской культуры достигло при великом князе Ольгерде (1345—1377), который все
свое внимание и все свои симпатии сосредоточивал на интересах русского населения[6].
По примеру своих правителей литовское население усваивало русскую культуру. В
этом отношении победители (литовцы) стали на решительный путь усвоения национальных
особенностей побежденных (русских) и быстро перенимали их веру, обычаи и язык.
Обрусение литовцев, высокую степень и значение которого для Литвы признают и польские
историки[7], достигло того, что русский язык получил решительный перевес
над литовским при дворах князей и между литовским боярством и сделался исключительно
официальным языком администрации и суда на пространстве всего Великого Княжества
Литовского; на нем писались все государственные акты и официальные документы[8].
Помимо явного превосходства православно-русской культуры над языческой, литовской,
к доставлению преимущества первой над последней литовских князей XIV века побуждали
прямые политические расчеты и соображения. Одновременно с собиранием русских земель
литовскими князьями в северо-восточной Руси шло собирание их и великими князьями
московскими. В XIV столетии между Литвой и Москвой начинаются столкновения; чтобы
успешно бороться с последней и удерживать за собой занятые русские земли, Литве
надлежало доставить господство и преобладание в своих пределах всему русскому,
в том числе русскому языку и православию, ибо в противном случае русские, подданные
Литовского государя, охотно переходили бы на сторону единоверной и родственной
им Москвы[9]. Ввиду указанных обстоятельств русский элемент приобрел среди
литовцев огромное значение и влияние. При последующем ходе исторических событий
в таком же направлении, как они шли при Гедимине и Ольгерде, Литовское государство
с течением времени сделалось бы православным западно-русским великим княжеством
(как Москва восточнорусским), если бы брак великого князя Литовского Ягелла в
1386 г. с польской королевой Ядвигой, дочерью Людовика Венгерского, и, как следствие
этой женитьбы, политическое соединение Литвы с Польшей не изменили резко течения
истории и не направили его по совершенно иному руслу; Литва должна была сделаться
католическим государством и воспринять польскую культуру.
В то время как в Литве православие до 1385 г. делало успехи, в присоединенной
к Польше Червоной Руси оно встретило неблагоприятные для себя условия.
В 1340 г. польский король Казимир Великий, воспользовавшись смертью правившего
с 1336 г. Червоной Русью князя Болеслава Мазовецкого (родственника последнего
Галицкого Рюриковича Юрия II), занял своими войсками эту русскую область и приобщил
ее к короне польской. По отзывам польских историков, соединение Червоной Руси
с Польшей носило форму династической унии[10], что явилось результатом
той польской политики, которая со времен Владислава Локетка (1306—1333) применялась
по отношению к отдельным польским землям. Локеток, желая объединить под своей
властью разрозненные польские дельницы, объединение это делал в форме личной унии:
каждой земле он оставлял полную автономию, полную обособленность, сохранял существовавшую
дотоле в каждой из них организацию и иерархию должностных лиц[11]. Сохранением
полной автономности каждой земли имелось в виду крепче привязать ее к королю.
То же самое было сделано и по отношению к Червоной Руси: Казимир Великий, подчиняя
себе эту страну, оставил ей полное самоуправление, удержал в ней все прежние законы
и учреждения, весь выработанный здесь веками общественный строй[12] и полную
свободу исповедания по обряду восточной церкви[13].
Несмотря на дарованные Казимиром Великим Червоной Руси привилегии, положение православия
здесь не могло считаться надежным и безопасным. Прежде всего папа не мог равнодушно
смотреть на то, что в католическом государстве живут схизматики, и желал их обращения
в католичество. Папа Бенедикт XII, узнав от самого Казимира Великого о подчинении
Руси и о том, что король клятвенно обещал русскому населению во всем защищать
его и хранить при его обрядах (in eorum ritibus), правах и обычаях, пишет (29
июня 1341 г.) Краковскому епископу, чтобы тот освободил Казимира от данной им
клятвы[14] и тем самым дал ему возможность действовать свободно по отношению
к православному населению Галицкой Руси.
Затем и сами поляки, дорожа этим богатым краем, прилагали все старания к тому,
чтобы обособить его от остальной Руси и покрепче привязать к Польше. С этой целью
они деятельно принялись за колонизацию Галицкой Руси и наводнили ее массой католиков
— поляков и немцев[15]. Интересам православия и русской народности, видимо,
грозила опасность: в 1343 году, по свидетельству русских летописей, Перемышльский
староста Дашко и Даниил Острожский, «боячися, абы ляхи не чинили им якого насилия
в вере, понеже многих уже прелстиша на свою веру», возмутились и пригласили к
себе на помощь татар: но их попытка оказалась безуспешной, так как Казимир одержал
верх над татарами[16].
В 1349 г. он окончательно подчинил всю Галицкую Русь и энергично принялся за полонизацию
края. Считая одним из главных средств для этого распространение здесь католицизма,
он предпринимал меры для насаждения последнего во вновь присоединенных к Польше
русских областях. Как видно из буллы папы Климента VI (от 14 марта 1351 г.), Казимир
Великий, сообщая ему о подчинении русских областей, предлагал открыть здесь латинскую
митрополию с семью епископскими кафедрами[17]. Кафедры эти, действительно,
основываются в Перемышле, Галиче, Холме и Владимире, но, за отсутствием в русских
областях католиков, назначаемые на них епископы являлись только поминальными,
епископами без паствы — in partibus и проживали в звании суффраганов при других,
иногда в Германии и даже в Англии, кафедрах[18].
Политические соображения заставляли Казимира Великого быть очень осторожным в
деле насаждения в Галицкой Руси католицизма: высшие классы оставались еще православными
и пользовались большим значением, и с этим, ввиду почти непрерывной борьбы из-за
русских областей с Любартом, князем Волынским, Казимиру приходилось считаться.
Фактически католические кафедры в Галицкой Руси появляются только при преемнике
Казимира Великого Людовике Венгерском, Галицкий наместник которого Владислав Опольский
особенно энергично принялся за насаждение здесь католичества. По свидетельству
одного францисканца, в 1372 г. в Галицкой Руси не было ни кафедральных, ни приходских
церквей, не было даже священников (католических), и среди массы неверных и схизматиков
можно было найти лишь немного католиков. Но в 70-х годах XIV в., благодаря деятельности
Владислава Опольского, правившего Русью с 1372 по 1379 г., католичество получает
здесь прочную организацию[19] . Деятельность его в этом отношении была
настолько энергичной и полезной для католичества, что папа Григорий XI отзывался
о нем с большой похвалой и в своей булле от 3 марта 1375 г. называет его dux zelo
christianae religionis inductus[20]. Для уловления в католичество русских
схизматиков и неверных при Людовике Венгерском в Галицкую Русь были вызваны fratres
minores (францисканцы), которые должны были заниматься здесь миссионерством. 19
ноября 1371 г. папа Григорий XI просил Гнезненского архиепископа и вообще польских
епископов, чтобы они оказывали свое покровительство и защиту этим монахам[21].
Затем буллой своей Debitum pastoralis officii (13 февраля 1375 г.) тот же папа
Григорий XI вторично объявляет об открытии в Галиче, Перемышле, Владимире и Холме
католических кафедр, причем Галич называется архиепископией, а епископы трех остальных
городов объявлялись суффраганами Галицкого архиепископа[22]. Названные
кафедры открывались постепенно, и при их открытии не обходилось без притеснений
православия. Так, при открытии архиепископии в Галиче у православных была отнята
соборная церковь и обращена в костел, вместе с тем католическое арцибискупство
было снабжено имениями и селами, отнятыми у православной кафедры[23]. Таким
образом, православная церковь в Червоной Руси со времени польской оккупации последней
перешла из положения государственной и господствующей на степень церкви второстепенной,
только терпимой, а с 70-х годов XIV в. прямо-таки теснимой.
Да и как могло быть иначе там, где государем был католик, ряды местной администрации
пополнялись католиками и где католикам предоставлялось больше прав, свобод и преимуществ,
чем православным? Ничего поэтому нет удивительного в том, что к началу XV в. полонизация
и католичество пустили здесь корни, и польско-католический элемент в Галицкой
Руси занимает господствующее положение, так что эта Русь по своей внутренней организации
и обычаям значительно отличалась от других русских земель
Но одного политического обособления Галицкой Руси от последних для поляков было
мало: они постарались обособить ее и в церковном отношении. Под конец своей жизни
Казимир Великий пришел к мысли дать оккупированной им Руси особое, вполне самостоятельное
церковное устройство, освободив ее от зависимости Киевскому митрополиту.
В 1370 г. он потребовал от константинопольского патриарха Филофея, чтобы тот дал
для Галича особого митрополита на том основании, что Галич якобы «был престолом
митрополии от века веков». Кандидатом в галицкие митрополиты польский король выставил
какого-то южнорусского епископа Антония; в случае неисполнения патриархом его
требования, король грозил «крестить русских в латинскую веру». Филофей исполнил
требование Казимира и, назначив Антония Галицким митрополитом, временно подчинил
его ведению и епархии: Холмскую, Туровскую, Перемышльскую, Владимирскую[24].
Таким образом, православная церковь в Галицкой Руси встречает сильного врага в
лице польского правительства и покровительствуемого последним католичества. Православие,
пользующееся юридически свободой и неприкосновенностью, фактически подвергается
притеснениям и ограничениям не только в сфере политических отношений, но и религиозных.
Примечания
[1] Территория, населенная литовцами, занимала менее 1/10 доли всего
Литовско-русского государства Журн. Мин. Нар. Просв. 1893 г., март, с 80 (статья
проф. Леонтовича Ф. — Очерк истории Литовско-русского права)
[2] Антонович, Монография, т. 1, с. 30—31 и 34
[3] Ibid, с. 40
[4] И. Чистович, ч. 1, 16—17, Макарий, т. IV, 129, ср. Антонович, Монографии
т. I, с. 84—85
[5] Сын Миндовга Воишелг, бывший монахом, братья упомянутого выше, по выражению
летописи, окаянного, беззаконного, проклятого и немилостивого Тройдена — Сурьпутий,
Лесий и Свелкений «держаще правую веру крестьяньскую, преизлиха любяще веру и
нищая», потом, сын того же Тройдена Римонт не только принял православие, но даже
монашество и под именем Елисея подвизался в Лавришевском монастыре, в XIV же веке
стремление литовских князей к православию, как видно из сказанного выше, усиливается
Полное собрание русских летописей, т II, с 204 и 345
[6] Антонович, Монографии... т. 1, с. 84, 86.
[7] Бобржинский, т. I, 210.
[8] Е. Голубинский Истор. рус. церкви, период второй (Московский), т II,
первая половина тома, Москва. 1900 г., с 334—335
[9] Бобржинский, т. I, 210.
[10] Бобржинский, т. I, 183
[11] Ibid I, 167—168, сравн. Кареев «Истор. очерк Польск. Сейма», с. 52
[12] Бобржинский, т. I, 167, 183 и 188
[13] Шмитт, 1, 163, Bulinski, I, 180 По словам Длугоша, Львов не сдавался
Казимиру до тех пор, пока король не дал обещания, что не будет делать ни насилий,
ни перемен по отношению к православной вере (dummodo rex ritum fidei eorum non
se violaturum aut mutaturur repromittat), присоединивши навсегда (perpetuo applicat,
incorporat, unit et annectit) к Польше всю русскую землю, он оставил ее при ее
вере, полной неприкосновенности и благочестия (Dlugosz III p. p. 197, 198) В Густинской
летописи под 6848 (1340 г) говорится, что жители Львова сдались Казимиру Великому,
«варуючи собе, абы в старожитной вере никто им николи ничого не чинил, еже Казимер
обеща им. А потом сей Казимер крол, собрав сейм, на нем же рускую землю на поветы
и воеводства раздели, и шляхту рускую единою волностю з полскими волностями совокупи
и утверди» (Полное собрание русских летописей, т II, 349)
[14] Theiner т. I, № 566, р. 434
[15] Бобржинский, I, 183
[16] Полное собрание русских летописей, т. II, 349—350
[17] Theiner, т. I, № 702, р. 531—533
[18] Грушевський М, Iсторiя Укрaiни-Руси, т. 5, с. 423
[19] М. Грушевський, Iстор. Украiнi, т.V, с. 426—427
[20] Theiner т I, № 967, р. 719
[21] Theiner т. I, № 900, р. 668 -669
[22] Ibid т. I, № 964, 713—714 В этой булле между прочим говорится, что
со времени присоединения Руси к Польше она была подчинена Любушскому епискому,
а теперь она выделяется из его епархии, потому что за дальностью расстояния он
«на протяжении многих лет редко» посещал ее Это служит доказательством того, что
до издания этой буллы, те до 1375 г, фактически в Червоной Руси католических кафедр
не существовало См. М. Грушевський, Iстория Украiнi, т. V, с. 423, 424 и 426,
427
[23] A3Р,т. II № 198, с. 359, Dlugosz t. III, p. 360 Buhnski, I, 181-182
[24] Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою Комиссиею,
т. VI, приложения, NN 22-23, col. 12S-133, сравни: Макарий т.IV, 56-57. Четыре
названные епархии отдавались во временное ведение Антония, ввиду того, что там
не было тогда епископов (Рус. Истор. библ., т. VI, прилож. N 23, col, 132). У
преосв. Макария не сказано, что эти епархии подчинялись Антонию временно, «пока
не прекратятся там происходящие теперь брани и не настанет мир и конец соблазнам».
Ibid., прилож. № 23).
В пределах Великого Княжества Литовского Православие пользуется при Витене,
Гедимине и Ольгерде, как сказано выше, положением религии покровительствуемой.
Но со времени Кревской унии, связавшей династически Польшу и Великое Княжество
Литовское, положение изменяется к худшему и в литовских областях.
14 августа 1385 г. в литовском городе Креве Ягелло подтвердил те условия политической
унии Польши и Великого Княжества Литовского, которые были выработаны послами великого
князя Литовского и польскими панами, в то время, за малолетством Ядвиги, правившими
Польшей.
За руку Ядвиги и признание себя королем Польским Ягелло обещает: 1) принять римско-католическую
веру вместе со всеми своими некрещеными братьями и со всеми своими боярами и земянами
(nobilibus, terrigenis), со всеми знатными и простыми; 2) употребить все средства
к возвращению утраченных Польшею и Литвою земель; 3) уплатить 200 тысяч флоринов
неустойки Вильгельму Австрийскому, каковая сумма обозначена в брачном его контракте
с Ядвигой; 4) своими средствами возвратить Польше все отнятые когда-либо у нее
земли; 5) отпустить на свободу всех пленников, захваченных в Польше литовцами;
и 6) навсегда присоединить (perpetuo applicare) к Польскому королевству свои Литовские
и Русские земли[1].
Эта уния не обещала ничего хорошего православию: можно было ожидать, что его положение
ухудшится и в Литве. Так и вышло в действительности. Ягелло сам отказался от исповедуемого
им православия за несколько дней до бракосочетания с Ядвигой; его примеру последовали
прибывшие вместе с ним в Краков четыре его брата и вся свита.
В Литву он возвратился в 1387 году, окруженный многочисленными представителями
католического духовенства, и деятельно принялся за обращение литовцев в католичество,
при этом действовал не только словом убеждения, но и путем насилия. Эта проповедь
прежде всего была обращена к язычникам, которых в пределах Литвы было еще много.
Все внешние знаки язычества были уничтожены: во многих местах были сооружены костелы,
а в Вильне открыта епископская кафедра[2].
В Жмуди, где литовские национальные традиции держались очень крепко, католическая
пропаганда долгое время не имела успеха[3]; безуспешной она была и среди
православного населения Литовско-русского государства, хотя Ягелло и старался
ограничить его права сравнительно с правами исповедующих католичество. Были с
его стороны попытки привлекать к католичеству православных и насилием. Сохранилось
Известие о мученической смерти двух знатных литовцев, которые не пожелали переменить
православие на латинство[4].
Миссионерской деятельности Ягелло в Литве предшествовало в начале 1387 г. собрание,
по приглашению великого князя, в Вильне князей и бояр[5], сочувствовавших
делу унии и католичеству; на нем было постановлено: «всех природных литовцев обоего
пола и всякого звания к вере католической и к послушанию святой римской церкви
привлечь и даже приневолить, к какому бы вероисповеданию они прежде ни принадлежали»[6].
Отсюда видно, что решительные меры для обращения в католичество применялись сперва
лишь к литовцам, число которых по сравнению с русскими было невелико, последние
же как бы оставлялись в покое и получали право свободно, без всяких стеснений
и ограничений своего положения, исповедовать веру своих отцов. Но создатели политической
унии Польши и Литвы (исключительно польские магнаты-можновлады) не могли мириться
со свободой православия и его равноправием с католичеством. Уния для своего фактического
осуществления требовала полного уравнения обоих государств в политическом, религиозном,
общественном и во всех вообще отношениях. Конечно, полное уравнение не могло совершиться
вдруг; для этого нужны время и люди, которые бы сделали это. И Ягелло, и польские
паны начали думать о создании в Литве элемента, который бы стоял за унию. Таким
элементом явилось литовское боярство.
Общественный строй Литвы ко времени соединения ее с Польшей резко отличался от
польского. Шляхта вообще и особенно так называемое можновладство к концу XIV века
приобрели громаднейшее значение в Польше; они являлись фактическими правителями
государства, чему во многом способствовали волнения, наступившие после смерти
Казимира Великого. Тенденция шляхты усиливать свои сословные права и привилегии
в ущерб королевской власти проявляется при всяком удобном случае. К давним правам
самоуправления шляхта в 1374 году на съезде в Кошицах добилась от короля Людовика
Венгерского не только подтверждения своих прежних привилеев (literas), прав и
вольностей, дарованных его предшественниками, но еще и новых льгот в виде свободы
от всяких податей и повинностей, за исключением: 1) двух грошей от лана (так называемое
поплужное), которые должны быть платимы всеми; 2) военной службы для отражения
неприятельских нашествий, причем служба эта должна отправляться шляхтою за собственный
счет, в случае же войны вне пределов Польского государства, король вознаграждает
шляхту за все личные и имущественные потери; и 3) постройки и исправления замков
крепостными шляхты. Этим же привилеем Людовик подтверждал автономию отдельных
польских земель, так как обещал все должности воевод, каштелянов, судей, подкомориев
и т.п., обыкновенно предоставляемые пожизненно, в известной области предоставлять
не сторонним, а земянам лишь этой области, лишь тем, qui sint regnicolae terrarum
ejusdem Regni, in quibus hujusmodi dignitates vel honores consistunt[7].
Приглашая на престол Ягелла и выдавая его за Ядвигу, польское можновладство не
забывало как своих, так и общешляхетских выгод.
13 февраля 1386 г., в день своего бракосочетания с Ядвигой, Ягелло еще более расширяет
права и привилегии шляхты и ограничивает королевскую власть: шляхте предоставлено
право замещать своими членами все почетные и выгодные места (должности), получать
денежное вознаграждение за понесенные ею во время походов убытки, безразлично,
где бы ни пришлось совершать их, внутри ли государства или вне его, за границей;
шляхта освобождалась от королевских судей и получала в свои руки все замки; но
подать в размере двух грошей с лана все-таки еще оставалась на шляхте[8].
Таким образом, свобода и права польской шляхты были очень обширны.
Совершенно иное видим в Литве. Там великий князь, или, как его называли, господарь,
пользуясь неограниченной властью, являлся полноправным господином страны. Он распоряжался
землей, раздавая ее подчиненным ему князьям и боярам, которые должны были за это
нести известные повинности в виде военной службы. Этой повинностью была обложена
всякая земельная собственность. Те свободы и привилегии, коими пользовалась польская
шляхта, были незнакомы литовскому боярству. В то время как шляхта пользовалась
землею на правах полной собcтвенности, боярство получало ее в ленное владение
и за известные подати и повинности передавало мелкому рыцарству, которое имело
неограниченную власть над сельским населением. В общем, в Литве все классы несут
повинности, никто не свободен от них, и все они зависят от господаря. Даже боярство
было настолько ограничено в своих правах, что не могло распоряжаться по собственному
усмотрению ни данными им поместьями, ни судьбой членов своих семейств (не могло,
например, по собственному усмотрению выдавать замуж своих дочерей)[9].
Польские паны и Ягелло, желая скрепить унию, сочли нужным расширить права литовского
боярства, предоставить ему некоторые свободы и привилегии, которыми владела польская
шляхта; но в то же время эти привилегии распространялись только на тех бояр, которые
принимали католичество.
В 1387 г., 20 февраля, Ягелло издал привилей, в
котором исчисляет права, предоставляемые боярам-католикам[10]. В начале
этого привилея говорится: «Для распространения (ad augmeatum) святой веры и упрочения
(firmitatem) католической религии мы даем и уступаем (concedimus) крестившимся
и желающим креститься[11] подданным следующие свободы (libertates) и права».
Далее, «всякий боярин (armiger sive bojarin), принимающий католичество (fidem
catholicam), равно как и его наследники и преемники, получают полную свободу иметь,
держать, владеть, продавать, уступать, менять, давать, жертвовать и передавать
по собственному их усмотрению (beneplacitos) и желанию (voluntarios) замки (castra),
округи (districtus), поместья (villas), дома и вообще все, чем по преемству от
отца каждый владеет, чтобы, во избежание правового неравенства тех, которых уния
сделала подданными одной и той же короны, они пользовались и наслаждались правами,
подобными тем, которыми владеют прочие наши подданные в землях нашего (речь идет
от имени Ягелло) Польского королевства; желаем, чтобы во всякой каштелянии (in
castellanea) и округе или территории был один судья, который разбирал бы тяжбы
(causas quaerunlantium audiat) и определял бы наказания (poenas) по обычаю и праву
подобных же судей, находящихся (praesidentium) в землях, округах и судах нашего
Польского королевства, равно как и один выполнитель судебных постановлений...
Боярам предоставляется право свободно выдавать замуж своих дочерей, внучек (neptes)
и вообще женщин, не исключая и вдов, лишь бы в таких случаях соблюдали католический
обряд (ritum catholicum). Если же дочь, внучка или родственница (cognatum) у кого-либо
из тех бояр останется по смерти своего мужа вдовою, то она может остаться в имениях
или владениях (in bonis sen possessionibus) своего мужа (владеть ими), пока разумеется,
пребудет во вдовстве (in toro viduali); если же она пожелает вступить во второй
брак, пусть передает мужу, которого она изберет, dotandum, а имения и владения
эти передает детям покойника, если они будут; в случае же отсутствия детей — ближайшим
родственникам своего первого супруга, как делают вдовы в Польше. Боярство освобождается
от всяких натуральных повинностей по отношению к господарю, за исключением постройки
новых и починки старых замков в том случае, если к этому будет привлечена вся
Литва. «Военные походы, по давнему обычаю, бояре совершают на собственные средства
и, в случае погони за неприятелем, не только боярин, но и каждый способный носить
оружие мужчина должен принимать участие. Всякий, принявший католическую веру и
отступивший от нее, равно как и не принявший католической веры не будет пользоваться
этими правами». Привилей дан в Вильне 20-го февраля 1387 года в присутствии князей:
Скиргелла Троцкого, Витовта Гродненского, Корибута Новогродского и т.д.[12]
Цель издания этого привилея — поднять значение католичества и сделать его привлекательным
в глазах православной знати и унизить ее перед католиками. Та же самая тенденция
замечается и в грамоте Ягелла, данной им в том же 1387 году (22 февраля) первому
Виленскому бискупу Андрею Василю (герба Ястрембец). В ней Ягелло заявляет о своем
обете и клятве предать, привлечь, призвать, наконец, принудить (immo compellere)
к католической вере и повиновению римской церкви всех литовцев (в Литве и на Руси)
всякого пола (sexus) и всякого звания и состояния, к какой бы вере или секте они
не принадлежали. Чтобы новообращенные не отвлекались от повиновения католической
церкви и от ее обряда и чтобы устранить все препятствия для католической веры,
литовцам обоего пола запрещается вступать в брак с русскими, если последние не
примут католического исповедания. В том случае, если кто-либо (мужчина или женщина),
вопреки этому запрещению вступит в брак с католиком (или католичкою), то брак
не расторгается, но один из супругов — не католик — обязан присоединиться к католической
церкви, к чему такового должно принуждать даже телесными наказаниями[13].
Оба приведенные документа говорят о том, что католичество с 1387 года становится
религией привилегированной и господствующей в Литве, православие же занимает второстепенное
положение и считается чем-то низшим по сравнению с католичеством.
Но Ягелла не останавливается на этом: он задался целью упрочить католицизм, сломить
схизму (православие) и подчинить русский народ Риму, и эту цель он преследовал
с поразительной неосмотрительностью[14], стараясь, где только возможно,
поднять значение католичества и унизить православие и тем самым увеличить в своих
владениях число латинян.
Утверждение латинства в Великом Княжестве Литовском важно было для обеспечения
политической унии Литовского государства с Польшей, так как дело этой унии было
непрочно. Ставший (со времени Островского соглашения в 1392 году) во главе литовцев
энергичный Витовт настойчиво стремился к поддержанию полной обособленности Литвы
от короны. Полякам не нравились такого рода устремления Витовта, почему они и
думали ради упрочения унии парализовать их. Воспользовавшись политическими обстоятельствами,
наступившими после поражения литовских войск татарами на р. Ворскле в 1399 году
и смерти королевы Ядвиги (новый выбор Ягелла в польские короли и предоставление
Великого Княжества Литовского в пожизненное владение Витовту), они поспешили вторично
оформить унию двух государств, но на этот раз к признанию ее привлекаются и представители
литовской знати.
На Рождественских праздниках в 1400 году был устроен в Вильне съезд, куда явился
Витовт с наиболее влиятельными по своему официальному положению лицами (с высшим
духовенством, князьями, боярами, панами и земянами всей Литвы и Руси), в числе
которых первое место занимал Виленский епископ (католический) Яков. В постановлении
этого съезда (от 18 января 1401 года) после перечисления явшихся[15], из
коих многие не названы поименно (... quorum quamvis nomina singulatim hie non
sunt expressa), объявляется, что этот съезд есть tota universitas omnium et singulorum
Nobilium et terrigenarum praedictarum Lithuaniae et Russiae Terrarum. Собравшиеся
заявляют, что все они (как еще при избрании Владислава, т.е. Ягелла, на польский
престол и при принятии святой католической веры обещали, так и теперь) обещают
всеми силами и средствами стоять за Ягелла и корону против врагов их и ни под
каким предлогом не отстанут от них, но всегда без хитрости и обмана будут в нужде
помогать королю и короне, польскому государству и его населению и пополнять искренним
и несомненным расположением их совершенства, интересы, выгоды и общее, как свое
собственное, благо, что и они, т.е. король и Польша, равным образом, в свою очередь,
постараются делать литовцам.
Ввиду того, что король Владислав (т.е. Ягелло) по особенному доверию передал (debit
et contulit) верховное управление над литовскими и прочими землями из своих княжеских
владений в руки Александра, иначе Витовта, до его смерти (ad vitae ejusdem Domini
Ducis Vitovdi terminum ultimum et extremum), то съезд firma sponsione et irrevocabili
promisso sibi обещает, что по смерти Витовта верховное управление (supremus principatus)
Литвою и всеми областями княжества вместе с его, Витовта, имениями и наследием
(bonis et caeteris patrimonialibus), со всеми замками, крепостями, округами, территориями
и их жителями (cum omnibus castris, fortalitiis, districtibus, territoriis et
eorum incolis) вполне и всецело передать и возвратить, согласно с выданной Витовтом
Владиславу грамотою (juxta tenorem literarum), королю Владиславу и короне польской[16].
За себя и свое потомство присутствующие обещают по смерти Витовта зависеть, подчиняться,
повиноваться и служить (adhaerere, subjici, obsequi et servire) без хитрости и
обмана королю Владиславу и Короне и кроме него не избирать другого государя. «Если
же упоминаемый король Владислав (что да отвратит Бог!) умрет без потомства, то
без ведома и согласия князя Витовта, а равно и нашего (членов съезда), князья,
прелаты, паны, nobiles et communitas terrarum Poloniae (польские) не должны избирать
или назначать (locare) себе короля, так как, храня с ними твердое, неизменное
и постоянное общение в сладости веры и недрах (in visceribus) Иисуса Христа, будем
держаться вечного и неразрывного единения (unionem)»[17]. Привелей этот
не обещал ничего хорошего для православных, о православии здесь ничего не говорится,
между тем как о высоком значении католичества и обязанностях к нему собравшихся
постановление съезда распространяется в довольно сильных выражениях. Вместе с
избрание в польские короли Ягелла высшее польское духовенство, паны и шляхта (читаем
в акте) «и нас (разумеется, литовцев), последовавших, по благодати св. Духа, примеру
его (Ягелла), приняли в свое католическое сообщество, воззвав из мрака старого
заблуждения (язычества) чрез восприятие святой православной (orthodoxae) веры;
сделавшись их единомышленниками и сообщниками в вере, мы кстати и уместно обязываемся
всегда путем согласия споспешествовать развитию католического дела (ad perfectionem
catholicorum operum)»[18]
Чтобы расположить литовскую знать к унии и католичеству, Ягелло еще до Виленского
съезда 1400-1401 года, особым привилеем (1400 г.), как видно из заглавия Городельского
акта 1413 г.[19], лишал православных своих подданных права гербов, шляхетства
и чиновной службы; все эти преимущества предоставлялись одним только католикам
по вере[20]. Приведенные нами привилеи 1387 и 1400 га. ярко характеризуют
отношения Ягелла к православной церкви со времени его вступления на польский престол;
он хотел стеснить свободу православия и расширить права католичества с тем, чтобы
исповедники первого имели побуждение принимать второе. В данном случае он действовал
как неограниченный повелитель в своем наследственном Великом Княжестве Литовском,
по своему личному усмотрению, и его привилеи 1387 г. не попали в Volumina legum.
Они не были подтверждены сеймом, составленным из обеих половин федеративного государства,
и Volumina legum, этот кодекс законов Польско-Литовского государства, ведущий
свое начало от Казимира Великого (начинается известным Вислицким статутом 1347
года — «фундаментом» всего польского законодательства) до 1413 года не содержит
в себе никаких прямых законоположений касательно православной церкви.
Уния Польши и Великого Княжества Литовского явилась результатом глубоких политических
соображений. Политики обоих этих государств считали ее положительно необходимою
для дальнейшего существования и процветания каждого из них. Интересы их сталкивались;
каждому из них необходимо было усилиться, расширить свои владения, и они это делали
за счет русских земель, из-за которых (особенно из-за Волыни) между Польшей и
Литвой шли продолжительные войны. Вспомним Казимира Великого, ведшего войну с
Литвой (с князем Любартом) более двадцати пяти лет[21]. Помимо того, Польша
и Литва имели общего врага в лице могущественного Тевтонского ордена, с которым
каждое в отдельности из этих государств не могло справиться. Сверх того, у Литвы
был свой враг — Московское государство. Татары были опасны и для Литвы, и для
Польши (Червоная Русь подвергалась их нападениям). Выгода от унии для Польши была
в том, что значительно увеличивались ее силы, она избавлялясь от опустошительных
набегов литовцев, открывала обширные края для польской колонизации (Волынь, Подолия,
Киевщина) и возможность польского влияния на Востоке[22]. Литве уния давала
надежду на подкрепление ее в борьбе с крестоносцами и Москвою.
Ввиду важного значения унии для Польши польские паны прилагали всевозможные старания
к тому, чтобы упрочить ее, чтобы раз совершившееся соединение Польши и Литвы сделать
крепче, теснее. По мнению польского Можновладства, для этого надо было прочнее
связать интересы литовского боярства с интересами польской шляхты, так как через
это в самой Литве приобретались сторонники политической унии Великого Княжества
Литовского с Короною. Уравнение в правах литовского боярства с польскою шляхтою
было одним из средств упрочения унии.
В 1413 г., на вальном съезде в Городле, куда прибыли Ягелло с немалым количеством
польских магнатов и Витовт с некоторыми (в количестве 47) литовскими боярами,
принявшими католичество, было снова подтверждено соединение (в виде инкорпорации)
государств новым договором, в котором провозглашался принцип полного уравнения
литовских бояр-католиков с польскими панами.
В Литве по этому договору вводились польские государственные учреждения, между
прочим, и неизвестные прежде литовцам должности каштелянов и воевод[23].
Городельский съезд касается положения и исповедующих православие. Ввиду известного
уже обета Ягелла привлечь к католичеству своих подданных и ввиду того, что на
съезде присутствовали одни только католики, постановления его оказались неблагоприятными
для православного населения Литовского государства: в юридическом отношении оно
поставлено ниже католического. Высшие классы русской народности испытали немалые
ограничения в своих правах; им преграждался доступ к высшим должностям воеводы
и каштеляна; они не могли быть членами господарской рады и вообще лишались некоторых
прав и привилегий, которые предоставлялись панам-католикам.
Акт Городельского постановления носит такое заглавие: «Соединение (incorporatio)
земель Великого Княжества Литовского с Польским вместе с уступкою со стороны королевства
литовцам гербов и прочих известных вольностей (liberatibus), уступленных литовской
(за исключением русских) знати в лето Господне 1400-е»[24].
Заглавие акта показывает, что в нем повторяются и подтверждаются те права и преимущества,
которые были даны литовскому боярству Ягеллом, привилеем его 1400 г. Содержание
его следующее. Ради распространения христианской религии и собственного благосостояния
Великое Княжество Литовское соединяется с Польшей; все права латинской церкви
в Литве уравниваются во всем с правами ее в пределах Короны, с сохранением привилегий
и иммунитетов всех литовских церквей. Паны и бояре литовских земель, католики
и преданные римской церкви, кому предоставлены гербы, могут пользоваться и иметь
участие в предоставленных им великим князем пожалованиях (donationibus), привилегиях
и концессиях, могут пользоваться и владеть ими так же, как пользуются и владеют
своими польские паны и шляхта. Литовские паны и бояре могут владеть отчинными
имениями на равных правах с польскою шляхтою: выданные им жалованные грамоты остаются
в своей силе; по смерти отцов дети не должны быть лишаемы наследственных имений,
но должны владеть ими вместе со своими потомками, а дочери и сестры их пользуются
теми же правами, какие имеют и дочери польской шляхты. Но сделанная уступка свобод
не увольняет бояр от обязанностей строить и починять замки, проводить военные
(expeditionales) дороги и, по старому обычаю, давать великому князю дани (tributa
dare). В Великом княжестве Литовском будут введены те же достоинства (дигнитарства),
имения и должности, какие существуют в Польше: вводятся должности воевод и каштелянов
на первых порах в Вильне и Троках, а затем и в других местах, где будет угодно
великому князю. После этого излагаются обязанности боярства к королю Ягеллу и
Витовту, равно как и законным их преемникам (бояре должны служить им верно); говорится,
что литвины изберут на место Витовта, по смерти его, лишь того, кто будет выбран
Ягеллом или его преемниками, с согласия (cum consilio) прелатов и панов Польши
и литвы, и наоборот, в случае кончины Ягелла, польские прелаты, паны и шляхта
не избирают ему преемника без ведома и согласия (sine scitu et consilio) Витовта
и литовских панов и боярства; определяется право пользования со стороны литовцев
гербами и клейнодами, поатверждаются все прежние грамоты, выданные Ягеллом Польше
и Литве не только за семь или восемь лет раньше сего, но и около времени коронации;
выразительно подчеркивается, что польские и литовские паны и шляхта в случае нужды,
с согласия и воли короля, устраивают в Люблине или Парчове, или другом подходящем
месте, съезды и совещания (conventiones et parlamenta) к вящей выгоде и пользе
Польши и Литвы; наконец, перечисляются те литовские представители, кои приобщены
к польским гербам и клейнодам. Акт скрепляется печатями присутствовавших на съезде.
В числе последних встречаем имена католических епископов из русских земель: Николая
Виленского, Иоанна — митрополита-электа Львовского, Матфея Перемышльского, Михаила
Киевского, Григория Владимирского и Сбигнева Кременецкого (Дата: «2 декабря 1413
г., в Городле на Буге»)[25].
Ограничение правового положения последователей православия заключается в тех пунктах
Городельского акта, где идет речь о правах и преимуществах боярства. Прежде всего,
пожалованиями, привилегиями, концессиями и уступленными (со стороны польских панов)
гербами могут пользоваться паны и бояре — лишь «католики и преданные римской церкви»[26];
на православных, значит, эти преимущества не распространяются. Далее, после того,
как было сказано об учреждении должностей воевод и каштелянов в Вильне и Троках,
говорится: «и в эти сановники не будут выбираемы те, которые не исповедывают католической
веры и не подчиняются святой римской церкви; не допускаются они ни к каким постоянным
земским должностям (aliqua officia terrae perpetua), как например, аостоинство
каштеляна, если не соглашаются с исповедниками христианской веры, не допускаются
к нашей раде (ad consilia nostra) и не присутствуют на ней они, когда там идет
речь об общем благе».
Этому решению дается надлежащая мотивировка: «Разница в религиозных воззрениях
(точнее: разница в культе — disparitas cultus) часто приводит к различию в образе
мыслей и способствует обнародованию таких решений, которые должны храниться в
секрете»[27]. Конечно, не излишняя предосторожность для католиков, намеревающихся
всеми средствами привлекать к костелу ненавистных схизматиков! В приведенных выдержках
нет прямого упоминания о православных, не делается еще вполне точного указания
на них (говорится лишь о не-католиках), но в Городельском акте есть одно место,
откуда видно, что перечисленные ограничения направлены против сторонников восточного
обряда. Тут читаем: «Упомянутыми вольностями, привилегиями и милостями должны
пользоваться и владеть только те паны и бояре Литовской земли, коим предоставлены
гербы и клейноды панов королевства Польского и которые исповедуют католическую
веру и подчиняются римской церкви, но не схизматики или другие неверные» (non
schismatici vel alii infideles)[28]. Здесь православные становятся рядом
с язычниками-литовцами («неверные») и, конечно, лишаются того, что предоставлено
одним только католикам.
Содержание Городельского акта наглядно свидетельствует о том отношении польско-католического
правительства к православным подданным, какого оно держалось с самого первого
момента соприкосновения с русскими областями. В нем ясно выражается политика Польши
по отношению к ее православному населению.
Что польское правительство со времени Казимира Великого проявляло на практике
(стеснение православных), то с 1413 г. оно вносит в область права и заодно с фактическими
ограничениями православно-русского населения начинает делать и юридические. Конечною
целью для правительства было укрепление унии Польши и Литовского княжества. Католики-бояре
получали большие права и привилегии, чем бояре православные. Бояре русской народности
и веры, по сравнению со своими собратьями католиками, занимали полупривилегированное,
низшее положение. Такое возвышение бояр-католиков, уравнение их с польскою шляхтою,
с одной стороны, привязывало их к унии с Польшей, делало их защитниками польско-литовского
единения, а с другой — соблазняло державшихся православия к переходу в латинство.
Реализовать унию надо было во что бы то ни стало...
Последствия Городельской унии очень важны для соединенных государств и живших
в ней народностей, польские историки в акте этой унии видят если не полное торжество
польско-католической культуры над православно-русской, то, по крайней мере, начало
его. Шуйский заявляет, что в данном акте обнаруживаются следы нравственного перевеса
польской политики (созданной католическим духовенством, которое с началом XV в.
значительно усиливается и приобретает огромное влияние на ход политических событий)[29],
т.е. политики, которая на протяжении всей последующей истории польской тяжело
отзывается на православных обывателях Речи Посполитой. Тот же историк в этом акте
видит прекрасное доказательство того, что польская политика того времени была
либеральной и просвещенной: им, (т.е. актом) устранялся прежний деспотизм литовских
князей, служивший помехой для цивилизации[30].
Другой польский историк Левицкий называет Городельскую унию дальнейшим шагом по
пути уравнения, сближения и братства Литвы с Польшей, равно как и утверждения
католической веры в литовских землях; ей он придает значение исходной точки взаимоотношений
двух соединившихся народов до самой Люблинской унии в 1569 году[31].
Действительно, уния, отрывавшая литовско-русские земли от греко-восточной цивилизации
и соединявшая их с западно-католическим миром, имеет огромное значение для обоих
государств. Понятно, почему Ягелло и поляки были очень довольны ею; для русских
же она сулила лишь одни неприятности, так как доказывала, что не только исполнительная
власть, но и самое законодательство становится на путь притеснения православных.
С этого времени польско-литовское правительство получало юридическое основание
для оправдания своих несправедливостей к православно-русскому населению Литвы.
Способствуя сближению обывателей обоих федеративных государств, акт Городейской
унии пролагал пути к скорейшему торжеству католицизма над православием: высшие
сословия русских земель могли склоняться к нему ради тех прав и преимуществ, какие
предоставлялись шляхте католического вероисповедания. Низшие классы от этих ограничений
непосредственно ничего не теряли, но потеря ими своих единоверцев привилегированного
положения, при бесправии классов низших, могло иметь и для них немалое значение:
с переходом в католичество русского боярства они теряли защитников и покровителей
своих церковно-религиозных интересов.
Первое (В Volumina'o legum) ясно выраженное определение польско-литовского законодательства
относительно православной церкви было неблагоприятно для нее: последователи православия
в правовом отношении ставились ниже католиков. Но это определение фактически не
простиралось на коренные русские области, а ограничивалось лишь землями собственно
литовскими. На все русские земли сторонники польско-литовского единения не осмеливались
распространять Городельское постановление, так как русское население, преобладая
в количественном отношении над литовцами, могло оказать серьезное сопротивление.
Подобное унижение не могло нравиться представителям высших классов русских земель,
придерживавшимся православия. Возникает сильное недовольство даже унией Литвы
с Польшей, недовольство, сдерживаемое до 30-х годов XIV столетия лишь благодаря
энергии и способностям Витовта. Но и сам Витовт, преследовавший свои особые цели,
старался действовать по отношению к православным крайне осторожно. Сочувствуя
политической унии и делая многое для ее упрочения, он в то же время не соглашался
на инкорпорацию Литвы с Польшей, а всеми силами старался отстоять самостоятельность
Литвы и тем самым ставил помеху польским планам. Под конец своей жизни Витовт,
чтобы более обособить Литву от Польши, начал хлопотать о принятии королевского
титула, чего, впрочем, не удалось ему достигнуть. Будучи совершенно индифферентным
по отношению к религии[32],
Витовт тем не менее оказывал деятельную поддержку и покровительство католичеству
и делал это по политическим соображениям: он распространял его среди литовцев,
особенно в Жмуди, где основал епископство в Медниках. Витовт, вопреки политике
литовских князей, предшественников Ягелла, сочувствовал больше литовцам, чем русским,
и видимо старался освободить их от культурного влияния последних. Католичество
в его глазах — одно из самых сильных средств для этой цели. Если вспомнить, что
Московское княжество постепенно усиливалось и через это привлекало к себе с течением
времени взоры православно-русского населения Литовского государства, то будет
понятно, почему Витовту желательно было навязать литовцам католичество: как сказано
выше, вместе с православием шло к литовцам и обрусение. Витовту нужно было возможно
больше усилить разницу между Литвою и Москвою. По тем же побуждениям Витовт поддерживал
католичество и в чисто русских областях своих владений. Так, не без его поддержки
открывались католические кафедры в русских землях (Владимире-Луцкая и Каменецкая),
которые наделялись землями и угодьями[33]; он думал даже об основании особой
церковной области — архидиэцезии Литовской[34]. В этом случае Витовт действовал
в Литве так же, как и Ягелло в Польше[35]. Последний при наделении католических
церквей и кафедр имениями не останавливался даже перед явными несправедливостями
по отношению к православным церквям. В 1412 г. Ягелло отнял в Перемышле прекрасную
кафедральную церковь св. Иоанна Крестителя, издавна принадлежавшую православным,
(построена еще Володарем Ростиславичем), и передал ее латискому епископу: при
этом были выброшены имевшиеся при ней гробы православных[36]. Политические
же расчеты и соображения заставляли Витовта приискивать и для православных особого
митрополита (отличного от жившего в северо-восточной Руси) в лице сначала Киприана,
а потом Григория Цамблака и хлопотать о соединении восточной церкви с западной.
Идея церковной унии настолько занимала Витовта, как и вообще католиков, что избрав
в православные митрополиты названного выше Цамблака, он отправил его в 1418 г.
на Констанцский собор с целью завязать переговоры относительно соединения церквей[37].
Но все попытки Витовта привлечь православных к католичеству не имели желательного
для него успеха и вместе с чинимыми им православной церкви несправедливостями
настолько раздражали православно-русское население Литовского государства, что
оно еле сдерживало свое недовольство. Недовольство русских против него было настолько
велико, что, по свидетельству Длугоша, смерть Витовта (1430 г.) их очень обрадовала[38].
Воспользовавшись этим обстоятельством, русские заодно с литовцами, противниками
политической унии, провозгласили великим князем Свидригелла и под его руководством
начали домогаться обособления и полной самостоятельности Великого Княжества Литовского.
Свидригелло, несмотря на то, что сам придерживался католичества, оказывал покровительство
православию и русской народности, за что и пользовался необычайной популярностью
среди русского боярства. Ягелло, называвший себя верховным князем (supremus dux)
Литвы, должен был уступить русским и признал Свидригелла великим князем; но когда
последний обнаружил намерение отложиться от Польши и начал требовать возвращения
Литве захваченных поляками Подолии и западной части Волыни, поляки начали против
него войну. Свидригелло привлек к союзу с собою германского императора Сигизмунда,
меченосцев и молдавского воеводу и этим причинил Польше и Ягеллу много хлопот
и неприятностей.
Дела Польши начали поправляться лишь с 1432 г., когда полякам удалось отторгнуть
от Свидригелла литовцев, не сочувствовавших его русской политике. Эти литовцы
избрали великим князем Сигизмунда Кейстутовича, князя Стародубского.
Теперь Великое Княжество Литовское разделилось на два враждебных лагеря: литовцы-католики
группировались вокруг Сигизмунда, а русские и вообще православные — вокруг Свидригелла.
Между ними неминуемо должно было произойти столкновение, исход которого, ввиду
количественного перевеса русских, мог быть благоприятен только для вторых; поэтому
Сигизмунд со своими приверженцами, для упрочения своего положения, обращается
к полякам с заявлением о своей готовности поддержать унию. Поляки, конечно, начали
помогать Сигизмунду. Война тянулась несколько лет и окончилась битвой на р. Святой,
под Вилькомиром, где Свидригелло и его сторонники понесли поражение[39].
События, наступившие по смерти Витовта, имели очень важное значение для православных
Литовского княжества. Сторонники Польши и Сигизмунда понимали, почему русские
поддерживали Свидригелла: он покровительствовал православию, последователи которого
ограничивались в своих правах. Поэтому они пришли к мысли уравнять русских (православных)
с католиками. В октябре 1432 г. происходил в Гродне съезд польских представителей
(уполномоченных Ягеллом) и литовцев, сторонников Сигизмунда. Здесь последний был
утвержден пожизненным Великим князем Литовским, и, в свою очередь, признавал за
это верховное первенство (supremus principatus) Ягелла над собою и Литовским княжеством,
обещал всегда оказывать Ягеллу, Польше и ее населению посильную помощь, Подолию
и спорные части Волыни, которых добивались поляки, передавал навсегда Польше;
по смерти Сигизмунда великое княжество со всеми землями отходило к королю и польской
короне[40]. Этот съезд решил ослабить расположение русского народа к Свидригеллу
и с этой целью выдал (15 октября 1432 г.) от имени Ягелла особый привилей, которым
предоставляется русским князьям, боярам и шляхте утешаться (gaudere) и пользоваться
теми же самыми милостями, свободами, привилегиями и выгодами, которыми владеют
и пользуются и литовские князья, бояре и шляхта, причем литовцы могут приобщать
к полученным от поляков гербам и русских. Иначе говоря, по этому привилею православная
шляхта Великого Княжества Литовского получала теперь то же, что предоставлено
было литовской шляхте католического исповедания предыдущими привилеями Ягелла.
Делалось это, как говорится и в самом привилее, с той целью, чтобы устранить в
будущем возможность разделения между населяющими Русь и Литву народами и (возможность)
какого-либо вреда для них, так как при наделении литовцев милостями и привилегиями,
русские князья, бояре, шляхта и земяне, по-видимому (videbantur), были устранены
от них[41]. Но этот привилей, составленный семью уполномоченными Ягелла
в Гродне (хотя в самом привилее сказано, что он составлен во Львове), не был подтвержден
королевской печатью и потому не получил юридического значения[42].
Но, не согласившись на уравнение православной шляхты в Литве с католической, тот
же самый Ягелло 30 октября 1432 г. распространил права и вольности польской шляхты
на духовенство (praelatis), князей и панов и шляхту Луцкой земли (на Волыни) без
различия вероисповедания как на католиков, так и православных. Луцкая земля навсегда
должна была оставаться при польской короне: луцкие немцы, евреи и армяне получали
те же права, какими они пользовались в Кракове и Львове, а крестьянство освобождалось
от налогов и поборов, взимаемых старостами, но стации, в случае личного прибытия
Ягелла или его наследников, оно должно было давать.[43] Относительно православия
в Луцком привилее говорилось, что русских церквей (церквей греческого обряда)
король не будет ни разрушать, ни обращать в костелы и ни одного православного
(ritus graeci praedicti) человека, какого бы пола или состояния он ни был, не
будет насильственно принуждать к католической вере.[44]
Привилей, содержание которого сейчас рассмотрено, вызван был визитом к Ягеллу
во Львов депутации от Луцкой земли с выражением готовности подчиниться королю
и Короне, что объясняется временным торжеством (1431-1432 гг.) Ягелла и Сигизмунда
Кейстутовича над Свидригеллом и русской партией. Луцкая земля — часть Волыни,
той самой Волыни, которую заодно с Подолией поляки старались упорно вырвать из
рук литовцев и присоединить к Польше.
Добровольное стремление Луцкой шляхты к Короне, разумеется, было чрезвычайно приятно
польскому правительству, которое из-за удержания под своей властью Луцка решило
даже изменить прежней своей религиозной политике и распространить вольности и
привилегии польской шляхты на князей, панов, бояр и шляхту Луцкой земли. Борьба
Сигизмунда со Свидригеллом вынудила и первого сделать уступки русским высшим классам
«с целью избежать на будущее время разделения или вообще какого-либо ущерба (dispendium)»
в среде жителей подвластных ему областей и тем устранить опасность «для состояния
этих земель».
Так называемым Троцким привилеем (6 мая 1434 г.) Сигизмунд Кейстутович предоставляет
князьям и боярам земель своих литовских и русских следующие права: а) наказывать
их князь будет только тогда, когда виновность их ясно будет обнаружена на суде
(а не по одному лишь доносу или подозрению); б) князья и бояре вполне свободно
и самостоятельно распоряжаются своими имениями (наследственными и отчинными),
могут их продавать, менять, дарить, отчуждать и пользоваться по своему усмотрению,
доводя только об этом до сведения князя или его чиновников; в) вдова наследует
отчинное имение своего мужа, но в случае вторичного своего замужества, она должна
оставить его законным детям умершего мужа, а если их не будет, то его братьям;
г) розданные Витовтом и самим Сигизмундом имения оставляются за их владельцами;
д) кметы все вообще и каждый в отдельности, подчиненные князьям и боярам подвластных
Сигизмунду земель, увольняются и освобождаются от всяких податей и налогов, так
называемого дякла, издавна даваемого князьям; е) князья, бояре и их подданные
по-прежнему обязаны строить замки, чинить их и совершать походы на свои средства,
от прочих же работ на замки они освобождаются; ж) русские князья и бояре получают
право иметь и пользоваться гербами или шляхетскими клейдонам и, так же само, как
и литовские, но чтобы литовцы допускали их до гербов с согласия польской шляхты
соответствующего герба; з) наконец, подтверждаются все грамоты, привилей и милости,
предоставленные Витовтом церквам, князьям и боярам; они удерживают прежнюю силу
и значение[45].
Хотя в данном привилее не упоминается о религии (а только о национальностях),
но сравнение его с Городельским постановлением 1413 г. дает основание утверждать,
что и православные получали по Троцкому привилею те же права, что и католики.
Городельское постановление 1413 г. предоставляло известные права и преимущества
только литвинам, русские устранялись от них[46]; но и литвины получили
их не все, а только принявшие католичество, что ясно оговорено в тексте этого
постановления[47]. В Троцком привилее говорится, что права уступаются не
только литовским князьям и боярам, но и русским, при чем о религии совсем не упоминается.
В общем, Троцкий привилей предоставляет и русско-православной шляхте то, что дано
было литовско-католической Ягеллом в Городле (1413 г.); но все-таки Сигизмунд
не делает полного уравнения православных с католиками: он совсем не упоминает
о том, могут ли православные занимать заведенные в Литве с 1413 г. дигнитарства
и земские уряды, доступ к которым закрыт для православных актом Городельской инкорпорации.
Поэтому и после 1434 г. полного уравнения в правах православных с католиками в
Литве не было, и дальше православная шляхта в Литве не пользовалась de jure всеми
теми правами, которые были предоставлены в Великом Княжестве Литовском католикам.
Но все-таки Троцкий привилей значительно улучшал юридическое положение православных
в пределах Великого Княжества Литовского и сглаживал ту резкую грань, которая
была проведена постановлением 1413 г. между православными и католиками. Таким
образом, жизнь и политические события, наступившие по смерти Витовта, заставили
Литовское правительство в лице Сигизмунда ослабить юридические стеснения, какие
ставились поборниками католицизма православному населению Литовского государства
после политической унии Польши и Литвы.
Политические обстоятельства заставили правящие литовские сферы сделать уступки
православному населению. Подобного же рода уступки и под влиянием тоже политических
обстоятельств были сделаны русским областям и в пределах самой Короны. От последних
годов правления ревностного распространителя католичества Ягелла сохранились в
Volumina'x legum благоприятные для православных постановления. Их мы находим в
так называемом Эдльнском статуте от 1433 г.[48], которым польской шляхте
предоставлялось много новых преимуществ и льгот. Один из параграфов этого статута
гласит: «Все права и привилегии на них, данные когда-либо при короновании нашем
или при каких бы то ни было обстоятельствах нами или другими королями и князьями,
истинными наследственными предшественниками нашими по польскому королевству,...
мы утверждаем (ratificamus), одобряем, возобновляем и подтверждаем»[49];
затем, «кроме того, обещаем постоянно (perpetuis temporibus) хранить и держать
крепко и непоколебимо (inviolabiliter) каждый в отдельности артикулы (singulos
articulos) и заключения (clausulas) в неискаженных никакими повреждениями привилеях
(in privilegiis nulo vitio falsitatis depravatis) наияснейших государей (principum),
господ Казимира и Людовика и всех других королей, князей по истинному преемству
(ex vera successione) древних наследников Польского королевства, предоставленных
церквам, земянам (terrigenis) и общинам (civitatibus)»[50].
После такого обещания по отношению ко всему королевству говорится, что все льготы
и преимущества, предоставляемые высшим классам Польского государства, простираются
и на русские земли. В одном из последующих параграфов читаем: «Также обещаем,
что все наши земли Польского нашего королевства, со включением и русских земель,
приведем к одному праву и к одному общему для всех земель закону, сохранив однако
дань овсом, которую до конца жизни нашей платить будет одна только Русь, — и приводим,
присоединяем и соединяем (unanimus et unimus) tenore praesentium mediante»[51].
Последняя тирада содержит указание на то, что в 1433 г. Эдльнскими постановлениями
и все русские обыватели Короны уравниваются в правах с католиками. По смыслу статута
и на Русские земли (terrarum Rusiae includendo) распространяются общегосударственные
законы Польши, а местные, областные, коими Русь отличалась от других областей
Короны, отменяются. Так как в рассматриваемых постановлениях говорится не только
о правах и преимуществах обывателей королевства, как светских, так и духовных,
но и прямо упоминается Русская земля (Червонная Русь), и притом ничего не говорится
о той религии, исповедникам которой предоставляются эти права, то, значит, общепольские
законы, по прямому смыслу статута, приобретают силу и значение и по отношению
к православно-русскому населению Галицкой Руси. В таком смысле упоминаемое постановление
понимали впоследствии и русские. По крайней мере, архиепископ Георгий Конисский,
приводя в своем сборнике: «Prawa i wolnosci obywatelom korony Polskiej у W.X.
Litewskiego», извлеченные им из Volumin’oв отрывки Эдльнского статута, предпосылает
им замечание, что Ягелло и русские земли уравнял в правах с польскими (ziemie
tez Ruskie w iedne prawo z Polskiemi zlaczyl у ziednoczyl)[52]. Польские
историки также видят здесь льготы для православной шляхты в Червоной Руси. Сошлемся
на в. Чермака, который говорит, что в Эдльнском привилее есть возвещение важной
для православной (schizmatyckiej) шляхты в Червоной Руси реформы в смысле расширения
ее прав[53].
Чтобы понять, почему Ягелло, издавший в 1387 и 1413 годах стеснительные и обидные
для православного населения своих государств постановления, в 1430 и 1433 годах
решается уравнять червонно-русскую шляхту в правах с подданными своими католического
вероисповедания, надо обратить внимание на те политические события, которые пришлось
переживать Польше и Литве 20-х годов XV столетия. Польская шляхта, добившись расширения
своих прав и привилегий к концу XIV в., не довольствовалась полученным, но стремилась
еще больше расширить свои сословные привилегии. Ради этого она готова пользоваться
всяким удобным случаем, всякими как внешними, так и внутренними политическими
событиями. Так, например, во время похода против крестоносцев в 1422 году шляхта
в лагере под Червинском требовала у короля расширения своих прав, и тот вынужден
был уступить ей (обещает не чеканить новой монеты без ведома и согласия прелатов
и панов, не конфисковать наследственных имений панов и шляхты иначе, как после
судебного решения лиц, назначенных для этого с ведома и согласия прелатов и панов;
определяет достоинство монеты, собираемой с крестьян, подтверждает, что суды будут
отбываться в сроки и таким именно порядком, которые определены Казимиром Великим)[54].
Когда в 1424 году у Ягелла родился первый сын, король начинает заботится о том,
чтобы польский престол достался ему. Для этого надо было Ягеллу заручиться согласием
панов и шляхты, которые, стоя на точке зрения своих сословных интересов, за согласие
на занятие престола сыном Ягелла требуют от короля все новых и новых уступок.
С 1425 года устраивается целый ряд съездов польской шляхты, на которых между королем
и шляхтой происходит настоящий торг: Ягелло требует от шляхты признания после
своей смерти королем сына его, а шляхта вымогает новых привилеев и расширения
прав и преимуществ. В результате мы видим три привилея: Брестский 1425 г. и уже
упоминаемые (собственно) Эдльнский 1430 г. и Краковский 1433 г. Шляхта русских
земель в Короне, жившая по своим старым обычаям (jus ruthenicum), по сравнению
с общепольскою, имела меньше льгот и преимуществ: она должна была жить обязательно
в известной местности (земле), военная служба для нее была более тяжкой, чем вообще
в Польше, ее крестьяне платили денежную дань (4 гроша с дыма вместо 2 грошей ланового),
чем крестьяне польских земель. Поэтому и червоно-русская (заодно с Подольской)
шляхта на съездах добивалась улучшения своего положения; она требовала распространения
«польского права» на Русь, предоставления и русской шляхте того, чем пользовалась
шляхта прочих польских областей[55]. Ягелло, уступая всей шляхте, не мог
игнорировать и требований Руси и ей он делал уступки. Еще на Брестском съезде
в 1425 г. Ягелло обещал уравнять в правах все польские земли, в том числе и Русскую,
которая впрочем должна была давать при жизни Ягелла дань овсом[56]. Это
же самое обещание повторяется Ягеллом и в привилеях Эдльнском 1430 г. и Краковском
1433 г. Таким образом, династические расчеты Ягелла заставили его, несмотря на
его ревность к католичеству, под конец своей жизни сделаться более снисходительным
к православным и уравнять Русскую землю в правах с другими польскими землями,
а русскую шляхту (только в Короне) со шляхтою польских областей.
Акт Городельского постановления и Эдльнский статут свидетельствуют о юридическом
положении православной церкви в Польше и Литве при Ягелле. Сначала, как видно
из Городельского акта, этот король проявил себя как горячий поборник католицизма.
Дав обещание польским панам перед женитьбой на Ядвиге привести своих подданных
к подчинению папе, он на первых порах ревностно принялся за обращение в католичество
своих подчиненных всеми средствами, в число которых входили не только убеждения
и награды, но и угрозы. Ограничение прав русского православного боярства, преграждение
ему дороги к вновь вводимым в Литве польским должностям и гербам со всеми соединенными
с этими знаками преимуществами должны были служить одним из побужденией для православных
переменять свои религиозные воззрения. Но жизнь совсем не благоприятствовала введению
и поддержанию стеснительных и совершенно не заслуженных православными постановлений.
Затруднительное положение Польши, ввиду частых войн с сильным Тевтонским орденом
и продолжительных волнений в Литве, вызываемых борьбою сторонников унии с Польшей
с противниками ее, — русской партии с католической и, наконец, политические и
династические соображения принудили Ягелла изменить свое отношение к православному
населению, и к концу своей жизни он делает некоторые уступки и ему (привилей 1432
г. Луцкой земле и грамота того же года городу Львову, освобождающая православных
от всяких принуждений к принятию латинства и охраняющая их церкви от разорений
и опустошений)[57], а в 1433 г. Эдльнским (вернее Краковским) статутом
он распространил и на обитателей польско-русских земель общие для всей Польши
законы. Но делая некоторые уступки православным коронных земель, Ягелло оставался
верен Городельскому постановлению 1413 г. в отношении к русскому населению Великого
Княжества Литовского; ему он не расширял прав даже и тогда, когда в 1432 г. уполномоченные
Ягелла согласились предоставить и русским (православным) уступленные литовцам-католикам
привилегии. Но он не препятствовал Сигизмунду Кейстутовичу издать 6 мая 1434 г.
Троцкий привилей, в котором православная шляхта в Литве уравнивалась в правах
(хотя и не вполне) с католической. И тут, конечно, действовали политические соображения:
надо было отвлечь русскую шляхту от Свидригелла и расположить ее к стороннику
Ягелла и политической унии с Польшей — Сигизмунду.
* * *
Примечания
[1] Monumenta medii aevi., т. II, № 3, р. 3-4, Danilowicz, Scarbiec...
т. I, № 507, p. 254-255; Dhigosz... т. III, p.451; Бобржинский, 1, 204.
[2] Бобржинский, I, 210; Чистович I, 50.
[3] A. Lewicki, Dzieje narodu Polskiego w zarysie, Warszawa, 1899, p. 142;
Чистович I, 51; Смирнов, I, 183.
[4] Смирнов I, 185 (выдержка из летописи, изданной Даниловичем).
[5] Шмитт 1, 210; Смирнов 1, 183.
[6] Смирнов 1, 183
[7] Volum legum I,24-25, Бобржинский I, 201, A Lewicki, Dzieje 132-133
[8] Bandtkie, jus Polon , 189, Смирнов, I, 175-177
[9] Грушевський, Iстор. Украiнi-Руси, т. V, 43, Бобржинский I, 207 A Lewicki,
Dzieje , 138
[10] Права эти составляли часть того, чем уже владела польская шляхта (Шмитт
I,210)
[11] В латино-польских документах того времени слова baptrzatus и christianus
являются синонимами слова «католик», schismaticus всегда прилагается к православным
[12] Dzialyflski, Zbior praw Litewskich od roku 1389 do roku 1529, Poznan,
1841. p. 1-2; сравн. A.Lewicki, Dzieje... 142, и М. Грушевський, Iстория Украiнi-Руси,
т. V, 47.
[13] Документы, объясняющие истор. западно-русского края, прилож. стр.
2; сравн. Собрание древних грамот и актов Вильны, Ковны., ч. 1, Вильно, 1843 г.
т. XLV-XLVI; сравн. A. Lewicki, Powstanie Swidrygietly (ustep z dziejow unii Litwy
z Korona), Krakow 1892, p. 4.
[14] A. Lewicki, Powstanie Swidrygielly., 27
[15] Указать число всех присутствовавших на съезде литовских вельмож невозможно,
так как здесь читаем нередко после имени какого-нибудь лица выражения: cum filiis
suis или cum fratre et caeteris, cum fratribus, или cum suis caeteris fratribus
germanis (Volum Legum, 1, 27)
[16] В тот же день, 18 января 1401 г Витовт дал грамоту Ягеллу, в которой
обещает быть верным королю и короне польской, и владеть Великим Княжеством Литовским
только до своей смерти, по его кончине все земли возвращаются Ягеллу или его наследникам,
за исключением только некоторых земель, которые с ведома короля будут предоставлены
в пожизненное владение брату Витовта Сигизмунду и жене Анне Monum medii aevi t.
VI, №233, p. 71-72
[17] Volum legum I, 27-28 Приведенный акт унии 1401 г носит такое заглавие
Privilegium praelatorum Lithvaniae, tempore Vladislai Jagellonis ad regnum de
ducatu assumptorum ad communia auxilia inscribenutium Item quod nullum ahum quam
Vladislaum regem pro domino habituri sunt, post mortem Vitowdi Item quod communi
consensu de utroque domino rex sit eligenodus В конце actum et datum in Vilno
ipso die Sanctae Priscae Virginis et Martyns, anno Domini millesimo quadnngentesimo
primo
[18] Volum Legum, I, 27
[19] Volum Legum, I,29
[20] Макарий, V, 335 Митрополит Макарий высказывает предположение (т V,
335, 336), что этот стеснительный для православных привиеей Ягелла относился лишь
к Галиции, принадлежавшей Короне, на Великое Княжество Литовское не распространялся,
но в заглавии акта Городельской унии 1413 г прямо говорится, что перечисленные
в нем свободы уступлены «Литовской знати, за исключением русских, в лето Господне
1400-е» (Volum Legum, I, 29) Следовательно, привилей 1400 г. относился к Великому
Княжеству Литовскому
[21] Грушевский, Очерк истории Украинского народа (2-е изд.), 137-138.
[22] A. Lewicki, Dzieje... 137.
[23] Volum. Legum, I, 29-32; Бобржинский, I, 215; A. Lewicki.. 152.
[24] У Dzialyriskiego стоит «de anno 1413»— Zbior praw 7
[25] Volum Legum, I, 29-32 В названии месяца, видимо, опечатка У Дзялынского
(Zbior praw р. 16) «2 октября» В грамоте, которой на том же Городельском сейме
литовская знать обязалась действовать заодно с польскою и которая выдана в одно
время с актом Городельской унии, тоже указано 2 октября (Volum Legum, I, 130),
поэтому, и считают более верной дату, указываемую Дзялынским
[26] Volum Legum, I, 30
[27] Volum Legum, I, 30-31
[28] Volum Legum, I, 31
[29] Szujski, II, 38
[30] Szujski, II, 38-39.
[31] A Lewicki, Dzieje.. 152
[32] Витовт четыре раза переменял веру сначала был православным, в 1386
году перешел в латинство, затем возвратился в православие и опять сделался католиком
Голубинский, Истор. русск. церкви, о II, перв. пол. , с. 371-72 (3 подстрочн.
прим.)
[33] Лункой кафедре, «вновь основанной среди схизматиков и последователей
разных сект» в 1428 г Витовт дал в вечность 10 сел и одну мельницу (?овнар-Запольский,
Акты Литов.- русск. государства, Москва, 1900, ?5, с. 7-8) О его пожертвованиях
Каменецкой католической кафедре см. Арх. -Ю. -3. России, ч. VIII, т. I, № 18,
п. 27-30
[34] A. Lewicki, Powstanie Swidryg, р. 29
[35] И польские историки говорят, что в этом отношении он поддерживал систему
Ягелла Lewicki, Powstanie Swidryg., 29-30
[36] DIugosz ... IV, с. 149; Чистович, 1,47, Грушевский, V, 430
[37] Грушевский, Истор. Украины... V, 512-516; A. Lewicki, Dzieje... 155;
Бобржинский, 1,231.
[38] XI, 566 Несправедливость отношения Витовта к православию особенно
проявлялась при предоставлении им разным городам Магдебургского права, на православных
оно не распространялось Только католики могли пользоваться им Грушевский, Истор.
Украины . V, 238-39
[39] A. Lewicki, Dzieje... 158-161; Соловьев I, 1099-1101; Грушевский,
Истор. Украины-Руси, IV, 156-195.
[40] Supplem. ad hist Rus.monum, № 217, p. 514-517
[41] Monumenta medii aevi... t. XIV, № 17, p. 523-24.
[42] А. Левицкий в своем исследовании «Powstanie Swidrygielly», с. 156,
доказывает, что Ягелло скрепил Гродненский привилей своею печатью, и потому утверждает,
что в 1432 г православная шляхта в Литве действительно была уравнена в правах
с литовско-католической То же самое говорит он и в своей истории Польши-Dzieje
narodu Polskiego, p. 159-160. Но в Чермак, подвергнув тщательной критике основания,
приводимые Левицким в пользу своего положения, приходит к заключению, что рассматриваемый
привилей не был подтвержден Ягеллом. Sprawa rownouprawnienia schizmatykow i katolik6w
na Litwie (1432-1563), p. 14-29 (Отдельн. оттиск из 44-го тома Rozpraw Wydzialu
historyczno-filozofycznego Akademii Umiejetnosci w Krakowie). Проф. Львовского
университета М. Грушевский, оставляя открытым вопрос о том, был ли подтвержден
Ягеллом этот привилей, видит в нем доказательство того, что польские законодательные
сферы признали равноправие русской шляхты с литовской в области сословно-шляхетских
преимуществ. История Украины, т.V, с. 49
[43] Сохранялись в пользу короля еще и пошлины (thelonea).
[44] Monum medii aevi... t. II, № 82, p. 77-78; Арх.-Ю.-З. России, ч. V,
т. I, № 1, с. 1-2
[45] Monumenta medii aevi... т. XIV, № 22, p. 529-531.
[46] Volum. Legum, I, 29.
[47] Volum. Legum, I, 30
[48] Он так озаглавливается Vladislai Jagello statute de liberatibus regnicolarum
tam spiritualium, quam saecularium in Jedlna concessum privilegium, tamen datum
erat Cracoviae, rege ex Jedlna illuc veniente; et sic in thesauro continetur scriptum
(Volum. Legum, I, 40). В конце статута перед подписями высших сановников с архиепископом
Гнезненским и примасом Альбертом во главе стоит: Datum Cracoviae feria sexta intra
octavam Epiphanie Domino 1433 (Volum. legum. I, 42). Статут этот называют Краковским,
потому что собственно Эдльнский издан еще 6 марта 1430 г., приводимый же в Volumina'x
—9 января 1433 г. (ср. Monumentamediiaevi... t. XII, № 177, р.228-234 и № 212
р. 308-313) В общем содержание этих обоих статутов одно и то же, но есть и некоторая
разница, как например: 1) некоторые пункты Краковского статута пространнее соответствующих
пунктов Эдльнского; 2) при перечислении местностей, когда речь идет о предоставлении
дигнитарств (dignitates) известной земли шляхтичам-местным уроженцам и землевладельцам,
в Краковском указано больше имен и местностей, чем в Эдльнском, и 3) неодинаковы
имена подписавшихся под тем и другим статутом, а равно место и время издания их.
Заслуживает внимания и то, что в пункте о распространении польского права на русские
земли Эдльнский статут имеет две редакции — в одной Terrae Russiae et Podoliae,
в другой лишь Russiae, в Краковском стоит только Russiae.
[49] Volum. Legum, I, 40
[50] Volum. Legum, I, 41
[51] Etiam terrarum Rusiae includendo, salvis tamtn avenae contnbutionibus
(in quibus Nobis ad tempora vitae nostrae sola Russia respondebit) Volum. Legum,
I, 42
[52] Рукопись Софийской библиотеки в Киеве, № 423, лис. 3 обор.
[53] W. Czermak, Sprawa rownoupr. Schiz. i katol... p. 57
[54] Volum. Legum, I, 36-37
[55] Шмитт, I, 247; Бобржинский 1,236; Грушевский М. история Украины...
V, 82.
[56] Monuments medii aevi.. t. XII, № 149, § 18.
[57] Макарий, V, 325. |
