Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы XIX век..

Марианна Ковальская

ДВИЖЕНИЕ    КАРБОНАРИЕВ    В    ИТАЛИИ   1808-1821 гг.

К оглавлению

Глава 4. РЕВОЛЮЦИИ 1820-1821 гг. В ИТАЛИИ

Неаполитанская революция

Конец второго десятилетия XIX в. ознаменовался ростом революционных настроений не только в Италии, но и в большинстве европейских государств, где реакционные порядки поддерживались прямо или косвенно Священным союзом. По-разному проявлялись эти настроения в различных странах. В эти годы активизировалась деятельность тайных обществ в Испании, Германии, Польше и России. В 1819 г. близкий друг руководителя немецкого студенческого конспиративного движения Карла Фоллена Карл Занд заколол кинжалом реакционного драматурга Коцебу, посылавшего русскому царю доносы о вольнолюбивых настроениях студенчества Германии. Другой террористический акт, получивший, как и первый, отклик по всей Европе, был совершен во Франции: 13 февраля 1820 г. племянник короля герцог Беррийский был убит ремесленником Лувелем. Однако как в Германии, так и во Франции реакционные силы, господствовавшие в этих странах, оказались достаточно могущественными, чтобы воспрепятствовать развитию революционных тенденций. Во Франции убийство герцога Беррийского вызвало смену кабинета. Новое министерство усилило гонения против либерально настроенной интеллигенции, некоторые университеты были закрыты.

Террористический акт Занда привел к разгулу реакции в Германии. Конференция уполномоченных государств Германского союза, созванная Меттернихом, приняла решение об усилении цензуры, о праве властей по своему усмотрению закрывать любую газету. За профессорами и студентами устанавливался строгий надзор, все студенческие союзы запрещались.

По-иному разворачивались события в государствах Южной Европы, где абсолютистские правительства были значительно слабее, а размах освободительного движения в этот период значительнее, чем в Германии и во Франции.

1 января 1820 г. в Испании в Кадисе восстал экспедиционный корпус войск, который должен был отправиться в Америку. Революция охватила всю страну.

7 марта 1820 г. произошло победоносное восстание в Мадриде. 9 марта

испанский король был вынужден присягнуть конституции 1812 г.

Испанская революция ускорила революцию в Португалии, которая началась в августе 1820 г. Пламя революции бушевало в Испании и Португалии до 1823 г.

8 апреля 1821 г. вспыхнула национально-освободительная война против

турецкого гнета в Греции.

Одним из важнейших революционных очагов в Европе начала 20-х годов XIX

в. оказалась Италия: с июля 1820 г. то март 1821 г. продолжались революционные

события на юге Апеннинского полуострова, с марта по апрель 1821 г. - на севере,

в Пьемонте.

1820 год в Королевстве Обеих Сицилии был связан с дальнейшим усилением всеобщего недовольства политикой неаполитанского правительства, усугублявшегося чрезвычайно тяжелым экономическим положением королевства. До сих пор не были преодолены последствия кризиса 1816 г. Высокий поземельный налог причинял большой ущерб новым землевладельцам, еще обостряя недовольство, порожденное иностранной конкуренцией в торговле хлебом, падением цен на зерно и другими последствиями кризиса. Все это заставляло сельскохозяйственную буржуазию искать разрешения возникавших проблем в политическом плане.

Еще в большей мере последствия аграрного кризиса испытывало на себе крестьянство, страдавшее также от раздела домениальных земель, так как это мешало его возможности пользоваться сервитутными правами на этих землях. Обнищание сельского населения росло, массовый голод и повальные эпидемии приводили к высокой смертности сельской и городской бедноты1.

В стране росло возбуждение, и это в свою очередь толкало карбонариев на решительные действия. Немалое значение имел также пример революционной Испании2.

Как уже отмечалось во второй главе, инициатива организации восстания в г.Пола, явившегося началом неаполитанской революции, принадлежала карбонариям - жителям Нолы и младшим офицерам и солдатам королевского кавалерийского полка, расквартированного в городе. В ночь с 1 на 2 июля, когда в разгаре был праздник покровителя карбонариев святого Теобальда, отряд из 30 гражданских лиц и 127 солдат и младших офицеров провозгласил испанскую конституцию и выступил из города по направлению к Авеллино, где находился штаб 2-й дивизии, которой командовал Г.Пепе. Повстанцы рассчитывали, что Пепе возглавит революцию. Во главе отряда были священник Луиджи Миникини -великий мастер карбонарской венты «Муций Сцевола» и лейтенанты Микеле Морелли и Джузеппе Сильвати. На пути к г.Монтефорте, расположенному в 12 километрах от Авеллино, Миникини, стремясь привлечь в ряды повстанцев жителей окрестных сел, приветствовал их словами: «Да здравствуют крестьяне! Ликуйте! Да здравствует Свобода и Конституция!»3 Хотя немногие из крестьян присоединились к отряду из Нолы, тем не менее население Южной Италии, прежде всего крестьянство, встречало революцию благожелательно.

Когда отряд повстанцев, получивший название «Священного батальона», вступил в Монтефорте, в него влились вышедшие к нему навстречу авеллинские карбонарии и расположенные там военные части.

После некоторых колебаний подполковник Лоренцо Де Кончили, заменявший Гульельмо Пепе, который находился в тот момент в Неаполе, согласился до возвращения Пепе возглавить армию повстанцев4. 5 июля он обратился к неаполитанскому народу с воззванием, где говорилось: «Со всех сторон регулярные войска, целые кавалерийские толки пополняют национальную армию, которая становится внушительной силой. Лишь немногие нерешительные остаются еще в стороне. Но они не посмеют напасть на нас. Подобные действия опозорили бы их и превратили в предателей. Среди иностранных держав самый великий монарх в мире Александр публично заявляет, что считает правомерными восстания тех народов, которые стремятся к равенству перед законом.

Он учит европейских монархов, что нельзя распоряжаться мнениями людей. Наш король Фердинанд I не будет долго мешкать и пойдет нам навстречу. Уже теперь в столице королевства на устах всех добрых граждан звучат священные призывы к Конституции и к Миру. Да, слава богу, нас ждет и то, и другое. И мы получим их навсегда. Мы будем счастливы. И имя неаполитанцев будет произноситься нашими потомками с признательностью и любовью»5. Иллюзии по поводу позиции Александра I, питавшиеся ложными слухами о его благоприятном отношении к испанской революции, укрепляли либерально настроенных неаполитанцев в надеждах на успех их борьбы за провозглашение конституции. И позднее многие неаполитанцы, как мы увидим ниже, сохраняли надежды на то, что Александр I предотвратит австрийскую интервенцию в Неаполь.

Вести о событиях в Авеллино быстро распространились по всему королевству. Революция вскоре охватила провинции Салерно, Базиликату, Калабрию, затем Абруццы и Молизе7 и др. С большим энтузиазмом была встречена весть о начале революции в Лечче. Карбонарии обратились к жителям провинции с призывом единодушно поддержать движение. Местный епископ благословил конституционные знамена8. В течение 24 часов население Северной Апулии выразило свою приверженность новому режиму. С пением карбонарского гимна 9 повсюду провозглашалась конституция. Однако в ряде мест между карбонариями не было полного единодушия в вопросе о методах осуществления революции. Так, в провинции Бари на карбонарском собрании 5 июля разгорелась острая дискуссия. Умеренное крыло настаивало на том, чтобы не предпринимать ничего и ждать официальных сообщений из Неаполя, радикальное крыло требовало немедленно начать восстание. Обсуждался также вопрос о форме конституции. Одни высказывались за испанскую, другие - за американскую конституцию10.

В той же провинции Вари, в местечке Карбонара, рассказывает де Нинно, посвятивший свое исследование конспиративному движению в этом районе, клятва верности конституции приносилась в церкви, где священник-карбонарий дон Луиджи Нигро произносил проповедь о преимуществах конституционного правления11.

В некоторых провинциях, где руководство карбонарским движением оказалось в руках наиболее радикальных его представителей, в качестве одного из центральных требований была выдвинута административная децентрализация. За этим требованием независимости провинций от столицы надо видеть прежде всего стремление освободиться от гнета ненавистной бюрократии, господствовавшей в аппарате абсолютистской власти с наполеоновской эпохи, стремление к глубокому обновлению государственного строя.

Попытки создать автономное правительство предприняли карбонарии Салерно, где 14 июля была создана «Временная джунта». На август была намечена организация карбонарской армии12.

Подобное же движение, но еще более широкого масштаба, развернулось в провинции Капитаната. В центре провинции - г.Фоджа - была провозглашена «Федеративная республика Дауния». 9 июля высшая магистратура этой республики опубликовала манифест, где говорилось о ее исключительном праве осуществлять внутреннее управление. «Высшие провинциальные органы -интенданты и их помощники, представляющие в чисто монархическом государстве абсолютистскую власть короля, при любом либеральном правительстве юридически и фактически упраздняются»13.

В Потенце (Базиликата) пришедший 4 июля к власти «Сенат Восточной Пуканий» выступил со следующим заявлением: «Сенат республики Восточная Лукания представляет народ Базиликаты и отстаивает его права. До тех пор, пока конституция не будет дарована Фердинандом I и принята представителями народа всех провинций королевства, ни один акт или декрет правительства не будет опубликован и соблюден на территории Базиликаты. Все, кто будет противодействовать нам - враги родины и народа...»14

Любопытно, что интендант Базиликаты в донесении министру внутренних дел от 22 июля 1820 г. усматривал главную причину подобных «беспорядков» в том, что большинство членов местной карбонарской организации и ее руководства составляют несобственники15.

Сторонники децентрализации надеялись, что их поддержат все провинции и будет создана конфедерация провинций. Однако этого не случилось. Как конституционное правительство, созданное в первые дни революции, так и большинство провинциальных карбонарских организаций, как писал Коллетта, были «против этих демократических фантазий»16. Созданные карбонариями органы управления были с их согласия распущены.

Итак, революция с триумфом шла по всему Королевству Обеих Сицилии. Фердинанд I, поняв, что он не располагает силами, которые бы могли справиться с движением, вынужден был пойти на уступки17.

6 июля был обнародован королевский эдикт, где Фердинанд в 8-дневный срок обещал опубликовать конституцию. Сославшись на плохое состояние здоровья, он фактически передал власть в руки своего сына Франческо, герцога Калабрийского, назначив его наместником.

Декрет наместника от 7 июля провозглашал конституцию по образцу испанской, которая в свою очередь в основных своих положениях восходила к французской конституции 1791 г.18 Принятие испанской конституции 1812 г. в Неаполе было фактом исключительного значения. Ведь испанская конституция была самой прогрессивной конституцией, какую только можно было представить в условиях господства в Европе Священного союза. Недаром самую яркую черту конституции 1812 г. К.Маркс, посвятивший детальному анализу революций в Испании 1808-1814 гг. и 1820-1823 гг. серию статей «Революционная Испания», видел в тенденции «тщательно ограничить королевскую власть»19. Конституция исходила из принципа, что «носителем верховной власти по существу является нация, которой одной поэтому принадлежит исключительное право устанавливать основные законы»20.

Парламент должен был состоять из одной палаты, избираемой всеобщим голосованием. Порядок выборов - косвенный. Король по этой конституции терял почти все атрибуты суверена, такие, как санкционирование законов, право распускать парламент и откладывать его заседания. Король не мог покинуть страну без согласия парламента.

Совершенно очевидно, что принятие испанской конституции явилось следствием большого влияния демократического крыла карбонариев в первые дни революции. Этот факт, так же как и страх перед угрозой развязывания широкого народного движения, заставил согласиться на испанскую конституцию умеренно-либеральные круги буржуазии, хотя эта конституция казалась им слишком демократической, пределом их мечтаний была конституция типа французской хартии21.

Конституция по образцу испанской, как справедливо подчеркивает А.Лепре, порождала не только возможность создания либерального строя, но также и возможность для его эволюции в демократическом направлении. Однако конкретные обстоятельства той эпохи помешали развитию этой тенденции.

Текст конституции был переведен на итальянский язык Мелькиорре Дельфико и Джулио Рокко и опубликован 24 июля22.

Итак, главная задача революции, объединявшая все либеральные силы, была достигнута - конституция провозглашена.

Необычайная легкость победы без пролития крови, уступки со стороны королевской власти,- все это вселяло надежды на скорое осуществление чаяний всех социальных слоев, заинтересованных в изменении существовавших порядков. Так, буржуазия, принявшая в революции самое активное участие, могла уже пожинать ее плоды - провозглашенная конституция должна была привести к власти в первую очередь ее представителей. Широкие народные массы отнеслись к революции благожелательно, так как надеялись, что новые власти примут меры для улучшения их материального положения. «Народные массы всегда надеются, - писал Маркс в своих очерках, - что простая перемена правительства принесет им мгновенное исчезновение их социальных бедствий»23. Поэтому, как и в Испании, в Неаполитанском королевстве конституцию приняли с «восторгом и ликованием». Подобным отношением масс и объясняется, прежде всего, столь легкая победа революции по всему королевству24. Таким образом, неаполитанскую революцию ни в коем случае нельзя считать верхушечным переворотом. Это была буржуазная революция, поддержанная на первых порах подавляющей частью населения.

Естественно, что с наибольшим энтузиазмом торжествовали победу инициаторы революции - карбонарии. Поэт-карбонарий Габриэле Россетти посвятил революции следующие стихи:

«Восстань! Ты еще медлишь?

Ты спишь, Италия? О нет!

Занимается заря свободы на твоих холмах...

Уже открыта дорога для твоего обновления,

И если ты возьмешься за дело,

Ты еще будешь владычицей.

Пришло время покончить с рабством,

И если это тебе удастся,

Оно больше не вернется никогда!»25

9 июля в Неаполе состоялся торжественный парад конституционных сил. Во главе с генералом Гульельмо Пепе под знаменем «Священного батальона» шло войско, за ним - провинциальное ополчение. Луиджи Миникини в одежде священника, с оружием и с карбонарскими знаками отличия возглавлял шествие 7 тыс. вооруженных карбонариев, причем первым шел отряд карбонариев г.Нола26. Присутствие на параде наместника и его двора с приколотыми трехцветными карбонарскими кокардами должно было символизировать всеобщее единодушное торжество, царившее в тот день в Неаполе. Немного потребовалось времени, чтобы от этого кажущегося единства конституционного лагеря не осталось и следа. Впрочем, единство было нарушено даже во время парада, когда маркиз Де Аттелис (принадлежавший к наиболее решительной и радикальной части карбонариев) встретил колонну вооруженных карбонариев возгласом «Да здравствует республика!» и был немедленно арестован по приказу Г.Пепе27. Однако в первые дни революции подобные события были крайне редки.

Столь же умеренными, а подчас и консервативно настроенными были члены созданной 9 июля Временной джунты. В ее функции входило принять от короля клятву верности конституции (что было осуществлено 13 июля) и служить консультативным органом при правительстве до созыва парламента. Членами джунты были назначены Мелькиорре Дельфико, Дэвид Уинспир, флорестано Пепе и Джузеппе Паризи29. После того как конституция была провозглашена, главное стремление как правительства, так и джунты сводилось к тому, чтобы ограничить революцию возможно более узкими рамками, сохранив все, что можно, от старых порядков.

Особенно наглядна в этом отношении была деятельность джунты. В постановке важнейших политических вопросов она обнаруживала полную индифферентность, ограничиваясь абстрактными обоснованиями мероприятий правительства. Вместо выдвижения проекта коренной налоговой реформы джунта одобряла положение, сложившееся в этой области. Постановку проблемы политических свобод она подменяла мелочными дискуссиями о полицейских мерах по регулированию свободы печати и т.п., и т.п.30

Фактически вся власть в Королевстве Обеих Сицилии после июльских событий оказалась в руках наместника, который должен был утверждать все решения правительства и временной джунты. Позиция наместника калабрийского герцога Франческо - по существу ничем не отличалась от политики правящей мюратистской группы. С одной стороны - громкие декларации о верности народу, конституции, о готовности отстаивать национальную независимость, а с другой - весьма нерешительная консервативная политика, направленная главным образом на то, чтобы в максимальной степени сохранить старые порядки31.

Деятельность правительства в первые месяцы существования конституционного режима, до открытия парламента, практически свелась к принятию двух важных мер: сокращению наполовину цен на соль и провозглашению свободы печати.

Как показывают документы, первая мера была принята под давлением масс. Так, А.Лепре публикует в своей книге донесение правительству интенданта из Кампобассо, где говорится, что 9 июля в коммуне Монтагано собралась огромная толпа (около 1,5 тыс. человек), требовавшая снижения цен на соль. Для сохранения спокойствия в провинции интендант «был вынужден разрешить продажу этого продукта по цене вдвое меньшей, чем была установлена

"V?

законом» .

По-видимому, аналогичные требования выдвигались по всей стране. Не случайно Мелькиорре Дельфико в брошюре «Соображения о неаполитанской революции», изданной в Неаполе 20 июля, подчеркивал настоятельную необходимость этого мероприятия.

«Провозглашения конституции, о которой уже давно мечтала мыслящая часть населения, потребовали и добились те, кто соединил мысль с волей и смелостью, - писал Дельфико. - Остальные представители нации занимали разные позиции, соответствовавшие различному нравственному и общественному положению каждого. Большинство простонародья все еще остается ошеломленными зрителями неведомого явления, ни сути, ни особенностей которого они не понимают. Поэтому они воздерживаются высказывать свое суждение до того момента, пока не получат ощутимых результатов от перемен, так как post hoc ergo propter hoc (после этого - значит вследствие этого. - М.К.) - это излюбленный, даже единственный довод простонародья.

Теперь этот грубый, но многочисленный и поэтому заставляющий считаться с собой класс могла бы легко привлечь к себе лучшая часть общества, если бы только она сумела говорить с ним действенным языком фактов, позволив быстро вкусить преимущества новой системы.

Понижение цен на соль, способы которого можно обсуждать, тем не менее является необходимейшим делом...»33 Декрет о снижении цен на соль был опубликован 14 июля.

Под давлением обстоятельств умеренное неаполитанское правительство вынуждено было также пойти на такое демократическое преобразование, как провозглашение свободы печати (закон от 26 июля 1820 г.)34. В результате в стране в течение 1820-1821 гг. было опубликовано множество памфлетов и брошюр различных направлений. Особый интерес представляют брошюры на неаполитанском диалекте, целью которых была популяризация конституционных принципов среди городских низов Неаполя. Выдержки из такого рода изданий приводят в своих работах Б.Марколонго35 и А.Лепре.

В одной из брошюр приводится диалог между двумя символическими персонажами: «Чревом Неаполя» - городскими низами и «речкой Себето» (протекавшей через Неаполь) - буржуазией. «Себето» рассказывает своему собеседнику о происхождении государства и значении законов, общий свод которых называется конституцией. Большие трудности возникают у буржуазии, когда дело доходит до объяснения самого острого вопроса для низов, а именно: какие практические выгоды они смогут получить от конституции? Когда «Чрево Неаполя» выражает радость по поводу того, что вскоре будут снижены многие налоги, «Себето» умеряет его энтузиазм, призывая народ к тому, чтобы не торопиться и спокойно ждать будущего36.

Еще ярче несогласованность между целями буржуазии и городских низов проявляется в другой брошюре, где «Себето» объясняет нескольким бедным горожанам смысл понятия юридического равенства в отличие от фактического, к которому они стремились. Так, один из горожан, Антонио, говорит, что он надеялся после провозглашения конституции стать государственным советником. В ответ «Себето» призывает своих собеседников «не строить воздушных замков», а продолжать заниматься своим делом. Ведь человек любой профессии может стать богачом или бедняком в зависимости от способностей37.

Таким образом, буржуазия внушает низам, что им практически нечего ждать от революции. Отсюда и отношение городских низов к революции: сначала большие надежды на изменения в условиях жизни, а затем полное безразличие к ее судьбам.

В период революции Неаполитанское королевство было буквально наводнено множеством газет и журналов. В одном только Неаполе Л.Рокко насчитал 22 издания38. Наиболее значительным изданием был журнал «Минерва наполетана», редактировавшийся К.Тройя. Основы нового режима этот журнал видел в установлении и охране политических свобод, в контроле нации над армией, финансами, правосудием, народным образованием, в ответственности министров, в организации национальной гвардии, свободе печати. Любопытно, что благожелательнее выжидание широких масс, не выступивших против нового режима, журнал трактовал как уже осуществившееся слияние классов, так как «привилегии высших классов и нищета низших исчезли» .

Решительно и твердо выступила «Минерва наполетана» в защиту независимости своей родины.

Наряду с этим журналом следует упомянуть также официальный орган -«Джорнале конституционале делле дуе Сичилие» («Конституционная газета Обеих Сицилии»), газеты и журналы «Амико делла конституционе» («Друг конституции»), «Аннали дель патриоттисмо» («Патриотические анналы»), еженедельник «Ла люче» («Свет»), «Воче дель секоло» («Голос века»), издававшиеся в Неаполе, и др.

Среди карбонарских периодических изданий - издававшаяся в Салерно «Джорнале делла Репубблика Лукана Оччидентале» («Газета Республики Западная Лукания»), «Джорнале дельи амичи делла Патриа» («Газета друзей Родины»), где сотрудничал поэт Габриэле Россетти; выходившая в Потенце «Джорнале патриоттика делла Луканиа Ориентале» («Патриотическая газета Восточной Лукании»). К изданиям радикального направления относился еженедельник «Воче дель пополо» («Голос народа»), издававшийся в Неаполе, где содержались критический анализ правительственных и парламентских актов, полемика с другими газетами, полностью поддерживавшими правительство, и т.п.40

Отражением борьбы различных группировок в конституционном лагере были, по-видимому, нападки газеты «Чензоре» («Цензор»), издаваемой в г.Лечче, «на демагогов и республиканцев, которые... компрометируют дело свободы»41.

Несмотря на различные оттенки, в неаполитанской прессе преобладали издания умеренного направления. Весьма умеренными по составу и характеру деятельности были и правительственные органы, где господствующей силой, как уже отмечалось, были мюратисты.

Таким образом, с первых дней революции управление страной оказалось в руках не инициаторов революции - карбонариев, а умеренно-либеральных деятелей. Причины такой расстановки сил кроются в том, что в отличие от карбонариев мюратисты имели опыт руководства государственными делами, приобретенный в наполеоновскую эпоху. Карбонарии же оказались не в состоянии дать зрелых вождей движения, способных выдвинуть четкую программу и руководить ее претворением в жизнь.

Вместе с тем влияние карбонариев на ход революции, особенно в первые месяцы, было весьма значительным. С этим вынуждено было считаться правительство. Несмотря на существование глубокого внутреннего конфликта между мюратистами и карбонариями, особенно радикальным его крылом (конфликта, который все более развивался и обострялся на протяжении всех месяцев существования конституционного режима), на первых порах правящая верхушка стремилась создать видимость единства в лагере сторонников конституции и даже расточала лицемерные похвалы в адрес карбонариев. Так, в письме министра иностранных дел герцога Кампокьяро неаполитанскому послу в Петербурге Серракаприола (9 августа 1820 г.) говорилось: «Возможно до Петербурга дошли неточные или неверные вести о том, что происшедшие у нас политические перемены осуществились не по желанию всей нации, а с помощью маневров секты карбонариев, которой помогала армия. Можете поверить, что если эта перемена была произведена обществом карбонариев, состоящим из большей и лучшей части нации (курс. мой. - М.К.) и поддержана некоторыми армейскими частями, то не менее верно и то, что все остальные классы населения королевства участвовали в то же время в установлении конституционного режима...»42 Газета «Амико делла конституционе» («Друг конституции») писала в тот же период, что «по своей численности и по заслугам карбонариев нельзя больше называть сектой. Это - весь народ»43.

В самом деле, после победы революции в карбонарскую организацию вступали многие сотни людей. В Неаполе и провинциях возникали новые венты. Так, в Ноле, кроме венты «Муций Сцевола», появились еще три - «Мир», «Счастливая кампания» и «Карбонарии священной горы» во главе с великим мастером Раффаэле Миникини, братом Луиджи Миникини. Члены карбонарских вент участвовали в управлении коммун. Во главе администрации местечка Авеллы стоял карбонарий Никола Лючано44.

В провинции Салерно в дни революции насчитывалось 182 карбонарских ложи; даже на маленьком острове Капри существовало 3 ложи45. В Неаполе, по одним сведениям, было 95 вент (причем крупнейшая из них состояла из 28 тыс. членов)46, а по другим - 34047. Среди них было несколько специально женских вент «садовниц». Карбонарские ложи размещались в прекрасных зданиях в центре Неаполя.

Принадлежность к карбонарской организации стала настолько модной, что немногие жители Неаполя появлялись на улицах без трехцветных лент. Массовый приток новых членов неизбежно приводил к тому, что среди карбонариев росла прослойка людей, вступивших в общество в надежде получить выгодные должности и разбогатеть или же потому, что это было модно. Отсюда -разочарование старых карбонариев, о котором говорилось, например, в донесении пьемонтского посла в Неаполе Соларо делла Маргарита, указывавшего на необходимость различать карбонариев, вступивших в общество до революции, от тех, кто примкнул к ним после июля. «К последним нужно отнести, - отмечал Соларо, - немало людей, вступивших в общество под влиянием страха, моды, настроения или побуждаемых соображениями выгоды...»48 Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что наряду с карбонарскими вентами в Неаполе оживилась деятельность масонских лож, в которые нередко переходили из вент разочарованные карбонарии. Большую популярность приобрели в тот период масонские издания49.

Однако не только настроения многих вновь вступивших в венты карбонариев порождали противоречия внутри карбонарского движения. Революция способствовала углублению и обострению конфликта между двумя течениями -умеренным и радикальным, - издавна разделявшими все карбонарское общество на два лагеря и связанными прежде всего с разнородностью его социальной базы - от представителей крупной сельскохозяйственной буржуазии до крестьянства. Умеренные карбонарии, как и мюратисты, были сторонниками конституционной монархии и верили в «добрые» намерения и обещания короля. В большинстве случаев они поддерживали правительство. Интенданты многих провинций доносили правительству (после поражения революции) о возникновении множества вент, где карбонарии не были «врагами порядка». О характере подобных вент можно судить хотя бы по названиям, которые они присваивали себе. Так, в провинции Молизе несколько вент называлось «Добрые граждане»50; центральная вента Неаполя именовалась «Вента мира»51.

Радикальные карбонарии, находившиеся в оппозиции, высказывались за дальнейшее развитие революции, свержение королевской власти и провозглашение республики. Так, выше уже шла речь о том, что радикальные деятели провинций Капитаната и Базиликата провозгласили республики Даунию и Восточную Луканию. Статуту карбонариев Восточной Лукании, опубликованному в июле или августе в Потенце, была предпослана в качестве эпиграфа строфа из «Оды к свободе» В.Монти: «Корни твоего древа должны быть скреплены только обломками корон и напитаны свежей кровью королей»52.

В Джовинаццо, например, как явствует из донесения интенданта правительству, написанного после крушения конституционного режима, Дж.Синискальки читал на собрании местных карбонариев проект уничтожения королевской семьи и провозглашения республики53.

Штакельберг сообщал Каподистрии, что в Неаполе есть венты, носящие название «Робеспьер», «Лувель»54. Радикальная неаполитанская вента «Свободные пифагорейцы», также возникшая после начала революции, главным своим лозунгом выдвигала требование республики55. Во время церемонии приема в мастера карбонарии этой венты клялись в вечной ненависти к тиранам и обещали использовать все возможности для их уничтожения. Церемония завершалась речью оратора, где с особой силой звучал призыв к ниспровержению монархии. «Узнайте, наконец, - заявлял оратор, - что цель карбонаризма -добиться, чтобы граждане стали свободными в соответствии с законами природы и чтобы тирания исчезла... Пока политическая тирания существует, святая истина покрыта плотной пеленой... О люди! Разве вы не слышите звона цепей, которыми вы окованы? Они надеты на вас тираном!.. По естественному праву следует уничтожить того, кто стремится поглотить других. Разве не короли, забыв, что они люди, считают себя высшими существами и претендуют на право присваивать себе чужую жизнь и делить всех на хозяев и рабов?.. И этим адским чудовищам еще оказываются почести и уважение. О людская слепота!.. Следует разрушить трон, воздвигнутый фанатизмом и честолюбием, и изгнать чудовище, которое угрожает всему существующему. Кровь множества невинных жертв, оторванных от семей, чтобы погибнуть в затеянных по прихоти войнах, кровь многих знаменитых граждан, зверски убитых за то, что говорили правду, - эта кровь взывает к мщению... Именно карбонарии, постигшие истину и справедливость... и обладающие чувствительным и гуманным сердцем, завоюют людям их права». В заключение оратор объяснял вступающим, что они попали к «истинным республиканцам»: «Вы пришли сюда, чтобы посвятить свою жизнь... делу спасения родины от угнетения!»

Размежевание внутри карбонарского движения проявилось в известной мере в существовании двух основных центров карбонаризма - неаполитанского и салернитанского. Неаполитанской центральной высокой венте карбонариев с умеренными тенденциями противостоял радикальный центр карбонариев в Салерно, отражавший настроения провинциальных кругов карбонариев. Однако и внутри этих центров имелись свои противоречия между группировками, настроенными умеренно и радикально. В частности, в Неаполе действовали республиканцы из венты «Свободных пифагорейцев», маркиз Де Аттелис и др.

Массовый приток новых членов, главным образом из крупной аграрной буржуазии, значительно увеличил силы сторонников умеренных карбонариев. Наиболее демократические элементы оказались изолированными и крайне малочисленными. В ходе революции они не смогли сплотить вокруг себя силы карбонариев.

Слабость демократического крыла проявилась, в частности, в следующем эпизоде. По поручению ряда вент Неаполя и Салерно Гульельмо Палладини, Сальваторе Веккьярелли и Паскуале Маэнца были посланы в несколько провинций с целью объединить карбонариев вокруг демократической программы и создать «карбонарскую армию» для защиты революции в предстоящей войне с Австрией. После возвращения в Неаполь 5 сентября 1820 г. они были арестованы по приказу начальника полиции Боррелли. Их обвиняли в «заговоре против общественного порядка». 11 ноября в связи с отсутствием улик обвиняемые были выпущены на свободу. Попытка привлечь широкие массы карбонариев к радикальному крылу этого движения не удалась57.

Правящие круги, с одной стороны, пресекая проявления радикальных настроений среди карбонариев, с другой - должны были, по крайней мере на первых порах, считаться с широким распространением карбонаризма в стране. Значительная часть состава провинциальной милиции состояла из карбонариев. Правительство широко использовало карбонариев для охраны общественного порядка, сбора налогов, борьбы с дезертирством, бандитизмом и т.п.58

Вместе с тем для надзора и контроля за деятельностью карбонариев правительство засылало в венты своих тайных агентов . В ходе революции разногласия между мюратистами и карбонариями выявлялись все более определенно. По словам Карраскозы, правительство надеялось, что парламент, который должен был собраться в октябре, сможет принять энергичные меры для роспуска карбонарских вент60.

Русские дипломаты, наблюдавшие в Италии за ходом неаполитанской революции, уделяли особое внимание разногласиям между мюратистами и карбонариями. Не раз противопоставлял карбонариям «умеренную партию» П.Я.Убри. Он причислял к умеренным всех виднейших мюратистов, а калабрийского герцога Франческо, ставшего наместником, считал ее вождем61. Посылая в 1822 г. в Петербург «Записку» одного из мюратистских деятелей той поры, Луиджи Бланка, Убри весьма сочувственно отзывался об этой «партии»62. В записке Бланка были четко сформулированы политические настроения умеренных либералов, которые «стремились именно к реформе, а не к революции..., полностью противоречившей их привычкам, их интересам и их принципам». Только несправедливые преследования бурбонских властей вынудили их, по словам Бланка, «объединиться с крайней партией, с фанатиками, с интриганами...»63

Пожалуй, единственным, кто в мюратистской «партии» искренне стремился поддерживать контакт с карбонариями (хотя и резко осуждая их выступления радикального характера), был Гульельмо Пепе. В этом своем стремлении он исходил из утопической надежды добиться единства всех конституционных сил64. Его деятельность на посту главнокомандующего конституционной армией проходила в ожесточенной борьбе с военным министром Карраскозой, который всячески препятствовал претворению в жизнь проектов Пепе по реорганизации армии. Тем не менее Пепе удалось добиться того, чтобы контингент регулярных войск был увеличен до 52 тыс. человек, а ополчения - до 200 тыс.65 Наряду с этим, вопреки возражениям Карраскозы, правительство одобрило проект Пепе о создании «легионов» из представителей неимущих классов и реорганизации всего ополчения по образцу провинциального ополчения Фод-жи и Авеллино, где подобные преобразования были осуществлены Пепе в 1818 г.66 Естественно, что Пепе вызывал ненависть мюратистских генералов, стремившихся любой ценой воспрепятствовать дальнейшему развитию революции. Отсюда попытки всячески опорочить его в мемуарах Карраскозы, Коллетты67, а также в трудах многих историков, оказавшихся в плену концепций этих генералов68.

Ближе к истинной, хотя и с некоторым налетом идеализации, является, на наш взгляд, оценка Пепе в книге Дж.Т.Романи69. Заинтересованность Пепе в успехе либерально-конституционных преобразований сочеталась у него со стремлением примирить крайности, выработать своего рода среднюю линию. Это приводило к нападкам на него с обеих сторон - как мюратистов, так и карбонариев.

Важнейшим либерально-буржуазным преобразованием в ходе неаполитанской революции явился созыв парламента. Сама процедура выборов в парламент имела большое значение для воспитания демократических традиций у населения Королевства Обеих Сицилии. По испанской конституции в косвенном голосовании, проходившем в августе-сентябре 1820 г., могли принимать участие все совершеннолетние лица мужского пола за исключением прислуги, несостоятельных должников и лиц без определенных занятий. А.Лепре приводит в своем исследовании по неаполитанской революции документы, свидетельствующие об активном участии народа в выборах. В сельских районах голосовали многие колоны, в городах - ремесленники, подчас даже неграмотные.

8 Неаполе в выборах приняли участие десятки тысяч жителей70. Однако самой

активной группой избирателей были представители буржуазии - интеллигенция и

земельные собственники. И естественно, что именно земельная буржуазия

составила абсолютное большинство среди депутатов парламента. Ведь только

этот класс мог в тот период в Южной Италии взять в свои руки решение судеб

страны.

Среди 72 депутатов парламента было 10 священников, 8 ученых, 11 юристов,

9 врачей, 2 правительственных чиновника, 3 торговца, 5 военных, 24

собственника земли71. На составе парламента отразилось преобладающее

влияние умеренного крыла революции - мюратистов. Лишь 17 депутатов были

членами карбонарской организации72. Среди них - полковник Спонса, по отзыву

Штакельберга, «ярый демагог, один из корифеев республиканского режима в

провинции Базиликата...»73 Были избраны также активные карбонарии

Маккьяроли, Пессолани, каноник Де Лука, Караччоло, Рондинелли, Мацциотти,

Гальди, Фуриати74. Однако они не определяли лицо парламента и, естественно,

не могли оказать решающего влияния на его деятельность.

Торжественное открытие заседаний парламента состоялось 1 октября 1820 г. в помещении церкви Святого духа. Во всех дискуссиях, проходивших на протяжении нескольких месяцев функционирования парламента, и особенно в предпринятых им мерах отражаются прежде всего и почти исключительно интересы сельскохозяйственной буржуазии. Именно этот класс был заинтересован в санкционированном парламентом понижении на 1/6 поземельного налога75. О необходимости сокращения этого налога, «несоразмерность которого была безусловно одной из главных причин недовольства в стране и, следовательно, революции», писал в упоминавшейся выше брошюре о неаполитанской революции М.Дельфико76. Это же требование содержалось в множестве петиций и в специальных изданиях. Так, широкое распространение получила в Неаполе анонимная брошюра «По поводу снижения поземельного налога»77.

Сокращение налога наносило ущерб финансовому положению страны, которое и без того было чрезвычайно тяжелым78. Кроме того, все больших расходов требовала армия, поскольку стране угрожала австрийская интервенция. Парламент предпочел ввести новые косвенные налоги (чем вызвал недовольство широких масс населения), но оставил в силе закон о поземельном налоге .

Другой мерой в интересах аграрной буржуазии был декрет о продлении сроков раздела домениальных земель. Первоначально раздел должен был закончиться к концу 1820 г. В декрете от 26 января 1821 г. говорилось о том, что «в парламент поступает много жалоб от различных коммун, где раздел земли не был осуществлен по вине агентов, которым это было поручено...», в связи с чем срок раздела этих земель продлевается на весь 1821 г.80 Этот декрет в корне противоречил интересам крестьянской бедноты, заинтересованной в том, чтобы на бывших феодальных и церковных доменах были восстановлены сервитутные права и, следовательно, чтобы они не превращались в частную собственность новых землевладельцев.

Вместе с тем в парламентских дискуссиях раздавались подчас голоса депутатов, сумевших подняться выше узкоклассовых интересов. Так, депутат Нетти оценил сокращение поземельного налога как несправедливость.

Лучше получать дополнительные средства, полагал он, за счет земельных собственников, чем путем увеличения косвенных налогов, которые давят на неимущих .

Некоторые депутаты парламента в чрезвычайно ярких и глубоко аргументированных выступлениях анализировали причины тяжелого экономического положения отдельных районов Южной Италии. Так, депутат-карбонарий Фердинандо Де Лука привлек внимание парламента к нищете и разорению крестьянства Апулии, говорил об отсутствии у крестьян средств для обработки земли. Он предложил создать в Фодже кассу для поощрения развития земледелия и животноводства .

О заинтересованности депутатов парламента в экономическом подъеме страны свидетельствовали дискуссии, посвященные развитию морской торговли 3 января83, охране лесов - 28 января84, обсуждение предложения женевского фабриканта А.Ришара о ввозе оборудования и строительстве шерстопрядильных фабрик85 и др. Однако все эти меры не могли коренным образом улучшить экономическое положение. Необходима была радикальная реформа экономической структуры страны и прежде всего наделение крестьянства землей. На это аграрная буржуазия Юга в то время (как, впрочем, и в последующие десятилетия) не была способна, она могла защищать лишь свои непосредственные интересы.

Несмотря на отмеченную выше ограниченность мер, предпринятых парламентом, и нерешительность его политики, значение этого института чрезвычайно велико. В течение нескольких месяцев парламент был центром политической жизни страны. Со всех концов королевства в парламент поступали многочисленные петиции по самым различным вопросам. Многие тысячи граждан обращались со своими нуждами не к суверену, а в парламент, видя в нем не посредника между народом и королем, а эффективный орган власти86.

В парламент поступали петиции, отражавшие интересы крестьянской бедноты. В нескольких документах, опубликованных А.Лепре, содержатся требования покончить с феодализмом, поскольку могущество баронов все еще чрезвычайно велико. Так, в петиции из Лечче от 16 ноября 1820 г. говорилось, что почти во всех коммунах провинции Терра д'Отранто, да и в других частях королевства, экономическое господство - в руках баронов. А это в свою очередь может вновь привести к тому, что и политическая власть окажется в их руках: «Пройдет немного времени, и наш национальный парламент будет целиком состоять из баронов...»87

Аналогичные мысли содержались в брошюре решительного поборника интересов крестьянства Алессандро Чедронио, носившей название «Недостаточно изменить правительство»88.

О сохранении позиций баронов говорилось и в брошюре «Соображения по поводу Испанской конституции», автор которой обращался к «синьорам депутатам национального парламента Королевства Обеих Сицилии 1820 г.». В брошюре показано, что феодализм в деревне был отменен лишь номинально, что следствием этого акта было ухудшение условий жизни крестьянской бедноты и что необходимо, следовательно, изменить структуру общества за счет перераспределения земельной собственности. Однако, поскольку автор сам принадлежал к сельской буржуазии, это перераспределение он мыслил не как нарушение «священного принципа частной собственности», а лишь как

- 89

ограничение крупнейших владении за счет роста мелких и средних .

В петиции от 27 декабря 1820 г. гражданин Луиджи Канторе Фалабелла из Аммендолары также предупреждал депутатов о том, что феодализм, отмена которого была торжественно провозглашена, на деле сохраняет свою силу. «Ядовитая гидра все еще существует...»90

Борьба крестьян, с одной стороны, против господства баронов, а с другой -против последствий закона о разделе домениальных земель приобрела в период революции 1820-1821 гг. благодаря существованию парламента весьма своеобразный характер.

До самого последнего времени историки были знакомы с этой эпопеей лишь в самых общих чертах на основе протоколов парламента.

А.Лепре ввел в обращение ряд документов, позволивших представить намного конкретнее и полнее содержание и характер крестьянского движения в округе Валло (провинция Принчипато Читериоре).

Представители одной из коммун этого округа - Нови - вскоре после созыва парламента обратились к его депутатам с запиской. Крестьяне жаловались, что закон и разделе общинных земель, лишивший их сервитутных прав, ведет к «разорению стольких несчастных и обогащению немногих собственников... Из-за раздела этих земель в коммуне заброшено скотоводство и земледелие...»

Петиция заканчивалась настоятельной просьбой отменить этот

91

несправедливый закон .

Однако парламент не удовлетворил эти требования крестьян. Тогда крестьяне округа Валло перешли к активным действиям. Детальное освещение последующих событий содержится в докладах интенданта провинции Принчипато Читериоре и его помощника. В ноябре 1820 г. крестьянская беднота нескольких коммун округа Валло начала мирное занятие бывших общинных земель. Об этом сообщал интенданту его помощник, причем сочувствие его определенно было на стороне крестьян. Причину движения он видел в том, что справедливые жалобы крестьян не были удовлетворены, поскольку «слабые не могут соперничать с сильными». Руководили действиями крестьян Базилио Янничелли из селения Черазо и Никола Перрелли из селения Валло.

Владелец занятых крестьянами земель - барон Вальянте - потребовал от интенданта восстановления порядка. Интендант пригрозил, что против крестьян будут применены военные силы. Но эта угроза не подействовала на крестьян, которые продолжали занятие земель и приступили к их обработке или использованию их в качестве

К концу декабря движение приобрело значительный размах: в нем участвовало, по донесению помощника интенданта, около 4 тыс. человек. В этих донесениях по-прежнему подчеркивалась справедливая основа и мирный характер движения. Вот как рассказывал помощник интенданта о событиях 24-25 декабря: «В воскресенье в полдень 24 декабря во дворе здания, где размещался помощник интенданта, собралось около 400 человек, просивших разрешения воспользоваться своими старинными сервитутными правами, т.е. занять домениальные земли. Они восклицали, что в течение 10 лет, когда они были лишены этих прав, они переносили все ужасы нищеты и что они имеют право жить лучше, чем животные, для которых предназначили эти земли хозяева... Утром 25, несмотря на дождь, крестьяне отправились на бывшие домены и начали обрабатывать их. Ни к ограде, ни к деревьям они не прикасались...

...Общественное спокойствие ни в коей мере не было нарушено, - отмечал далее помощник интенданта, - и сохранялся совершенный порядок... Если бы синьор Вальянте... в октябре разрешил крестьянам засеять эти земли, то быть может ничего бы теперь не случилось» .

Между тем движение все расширялось. 26 декабря в коммуне Сала ди Джойи были заняты земли не только Вальянте, но и барона Баммакаро. Крестьяне, «вооруженные» мотыгамц, занимали земли с возгласами «Да здравствует

i чч

конституция!»

Министр юстиции, поддержанный правительством и наместником Франческо, 3 января 1821 г. предписал интенданту в кратчайшие сроки восстановить порядок в этом районе.

В коммуны Нови, Канналонга и Ауджеллара были направлены военные отряды. Применение против крестьян военной силы, к чему стремился интендант, поддержанный правительством, привело бы к гражданской войне. Однако вмешательство парламента разрядило обстановку.

На заседании 25 января 1821 г министр юстиции Риччарди сообщил депутатам о «бурных выступлениях, нарушивших общественное спокойствие в нескольких коммунах округа Валло, целью которых был новый раздел земель». Он сообщал также, что эти выступления «продолжают распространяться и что этим же ядом отравлены также некоторые села Принчипато Ультериоре в коммунах Торелла и Баньоли»94. Министр обратился к парламенту с призывом санкционировать экстраординарные меры для того, чтобы помешать дальнейшему распространению этого зла. От имени жителей округа Валло некий Донато де Маттиа заявил парламенту (его обращение было напечатано в газете «Индипенденте»), что министр юстиции «чрезвычайно сгустил краски в освещении... крестьянских волнений; что этим событиям не следует приписывать дух мятежа и восстания, поскольку эти граждане требовали справедливости, т.е. восстановления старинных их прав на все бывшие феодальные и церковные владения, которых они лишились вследствие интриг, обмана и господства деспотизма». Маттиа замечал далее, что «нельзя называть непокорными и мятежными граждан, которые аккуратно платят налоги государству... и горят желанием встать на защиту Родины...» В заключение Маттиа просил, чтобы парламент отменил те экстраординарные меры, которые предложил министр. Несколько радикальных депутатов (Де Лука, Маккьяроли и Караччоло) «одобрили это заявление и настаивали на том, чтобы были пересмотрены несправедливые и противоречащие закону разделы земель и отменены суровые меры и распоряжения, которые собирается издать исполнительная власть в такое тяжелое время» .

Дальнейшее рассмотрение этого вопроса было передано законодательной комиссии парламента. Комиссия согласилась с мнением большинства депутатов, выступивших против применения вооруженных сил. Она приостановила всякие попытки такого рода. В докладе парламенту комиссия рассматривала события в Валло в менее драматических тонах, чем министр юстиции, подчеркивая, что крестьяне, занимавшие земли, не совершали никаких покушений на отдельных лиц и не угрожали общественной безопасности.

Поэтому комиссия отвергла предложения министра юстиции о применении вооруженных сил и арестах крестьян. «Армию следует держать наготове, -отмечалось в докладе,- чтобы защитить страну от внешних врагов... Этот шаг повлек бы за собой еще большие волнения»96.

Высказав неодобрение действиям крестьян округа Валло, парламент призвал их к разумному поведению и обещал затем рассмотреть их претензии

Отчет о заседании парламента был опубликован в газете «Индипенденте», благодаря чему о позиции парламента узнали в провинциях. Это безусловно способствовало ослаблению напряженного положения в округе Валло. У крестьян появилась надежда на разрешение их проблемы легальным путем. На этой основе оказалась успешной и миссия полковника Беллелли, посланного в Валло. Ему удалось убедить крестьян уйти с занятых ими и даже засеянных уже земель.

Таким образом, парламент в данном случае сумел возвыситься над узкоклассовыми интересами земельной буржуазии. Эта позиция большинства парламента способствовала тому, что, хотя цели крестьянского движения не совпадали с целями руководителей революции, крестьяне в тот период не стали контрреволюционной силой.

Однако в большинстве случаев парламент вел себя как верный защитник интересов сельской буржуазии. Поэтому, пообещав разобраться в жалобах крестьян округа Валло, парламент одновременно принял закон о продлении сроков раздела домениальных земель, о котором уже шла речь выше.

В конечном счете в интересах крестьянства руководящие силы революции сделали крайне мало. Это не могло не привести к потере крестьянами веры в парламент, к крушению их надежд на улучшение условий жизни и в итоге - к их полному безразличию к судьбам революции.

Внимательно наблюдавший за ходом революции Де Никола переписал в дневник слова из «Австрийского наблюдателя»: «Народ начинает с безразличием относиться к революции» - и отметил на полях: «Я с самого начала говорил, что так будет...»97

Видимо, именно разочарование в обещаниях, даваемых парламентом, породило в народе такую шуточную поговорку:

«Что делает парламент Он делает то, что может! Если он называется парламентом, То он разговаривает, Так как умеет только говорить»98.

О позиции карбонариев в отношении крестьянских выступлений мы можем судить лишь по одному дошедшему до нас документу. В донесении интенданта провинции Принчипато Читериоре министру внутренних дел от 3 февраля 1821 г., где говорилось о намерениях крестьян коммуны Эболи делить бывшие общинные земли, он затем сообщал о том, что этот «анархический план был предложен на заседании тайного общества, но против него выступил некий почтенный

ЧЧ i-i

гражданин, вследствие чего вопрос остался нерешенным» . По-видимому, карбонарии не решились принять участие в движении за занятие домениальных земель.

И в требованиях карбонариев в области социально-экономических отношений нельзя обнаружить даже следов радикализма, который был присущ политической программе левых карбонариев.

Так, Дж.Берти приводит выдержку из «Органического статута второго года Западной Лукании (провинции Салерно. - М/С.)», где крестьянам был посвящен лишь параграф двадцать первый. В нем говорилось: «Для поощрения почетного занятия сельским трудом, который, применительно к условиям нашей страны, приносит наибольшую пользу обществу... будет оказана поддержка предпочтительно тем, кто нуждается в ней»100. О крайней неопределенности социальных устремлений карбонариев свидетельствовало и содержание газеты карбонариев Базиликаты «Джорнале патриоттико делла Лукания Ориентале» («Патриотическая газета Восточной Лукании»). «Конечно, мы находим здесь массу сентенций о естественном равенстве, - отмечает Дж.Берти, - изобилие цитат из Гоббса, Мабли и Руссо наряду с достаточно ясными республиканскими декларациями. Но единственное высказывание социального характера, которое встречаешь в этой газете, сводится к следующему: богатство граждан должно быть «ограничено таким образом, чтобы никто из них не был настолько богат, чтобы иметь возможность покупать другого, и настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя»»101. Итак, карбонарии в неаполитанской революции в своих социально-экономических требованиях ограничивались общими декларациями и не выдвинули важнейших требований в интересах крестьянства, прежде всего требования наделения крестьян землей за счет раздела домениальных владений.

* * *

С первых же дней своего существования парламенту пришлось столкнуться с проблемой, требовавшей незамедлительного решения, - с революционным движением в Сицилии. Сицилийская революция 1820-1821 гг. представляет собой чрезвычайно сложную и интересную страницу итальянской истории, которую невозможно осветить достаточно полно в рамках данной работы. Проблемы развития демократического движения в Сицилии и особенности революции 1820-1821 гг. глубоко и тщательно исследованы в трудах Н.Кортезе102 и Ф.Ренды103.

Для понимания характера сицилийских событий 1820-1821 гг. необходимо иметь в виду внутренние, муниципальные противоречия, существовавшие между восточной (с центром в Мессине) и западной (с центром в Палермо) Сицилией. Восточная Сицилия, где преобладающее значение имели новые земельные собственники, больше доверяла Неаполю, чем Палермо, который, в представлении мессинцев, являлся цитаделью баронов. Мессинские карбонарии были теснейшим образом связаны с карбонариями Калабрии104. Вот почему население восточной Сицилии восторженно встретило весть о неаполитанской революции и полносгью поддержало неаполитанцев. Во всех крупных центрах этого района - Мессине, Катании, Сиракузе и других - было поднято трехцветное знамя.

Главным требованием восставших в Палермо была независимость Сицилии. Сепаратизм палермитанского населения было бы неверно объяснять в первую очередь влиянием реакционных сил - баронства и высшего духовенства105. После 1816 года - года ликвидации автономии Сицилии - экономическая и административная жизнь Палермо как столицы заглохла, что, естественно, вызвало недовольство всех слоев населения. Это недовольство особенно обострилось в связи с жесточайшим налоговым гнетом Неаполя и деятельностью верных слуг Бурбонов - наместника Назелли и генерала Черча, ранее прославившегося жестокими расправами с крестьянами в провинции Терра д'Отранто.

В отличие от спокойного хода событий в восточной Сицилии первые сообщения о революции в Неаполе вызвали в Палермо серьезные беспорядки, главной действующей силой которых явились городские ремесленники, организованные в цехи. 16 июля они захватили и предали огню бумаги финансового управления, кадастры, архивы суда и т.п. Главным врагом, против которого была направлена в те дни их ярость, были налоговые документы.

17 июля наместник Назелли и назначенная им консультативная джунта приняли решение о применении против народа Палермо вооруженных сил. Однако население, поддержанное крестьянами окрестных деревень, сумело дать отпор вооруженным отрядам.

Народные массы оказались хозяевами положения в Палермо. Но они не имели определенной политической программы, у них не было зрелых вождей. В результате они добровольно передали власть кардиналу Гравина, т.е. практически в руки баронов.

Созданная Гравиной джунта была бессильна. Между массой восставших и правящей группировкой не могло быть единства ни в чем. Даже в понятие «независимость» они вкладывали различный смысл. Народ понимал независимость как улучшение условий жизни: отмену налогов, обеспечение работой, хлебом и т.п. Для дворянства требование независимости Сицилии означало восстановление положения острова до 1815 г.

Народный характер сицилийской революции проявился не только в решающей роли городских низов Палермо, но, пожалуй, в еще большей степени в крестьянском движении, которое охватило весь остров. Около половины населения Сицилии участвовало в борьбе.107 Главным требованием крестьян, как и городских цехов Палермо, была отмена налогов Крестьяне «захватывали домениальные земли и стремились наложить руки на крупною земельную собственность».108 Даже когда в Палермо положение изменилось и представителям буржуазии и дворянства удалось вырвать руководство движением из рук городских низов, в сельских районах продолжала

109

господствовать стихия крестьянского движения.

Главной причиной всеобщего возбуждения крестьян Сицилии было господство феодальных отношений в деревне, следствием чего были поголовная нищета, повальные эпидемии, вымирание крестьянского населения.

Сицилийские депутаты парламента Риоло и Натале с первых его заседаний требовали скорейшей отмены феодализма.110 Проект такого закона был подготовлен Натале и представлен парламенту 25 октября 1820 г ,111 Однако до претворения его в жизнь дело не дошло Закон был окончательно одобрен парламентом лишь на одном из последних его заседаний - 9 марта 1821 г.112

Каково же было отношение руководителей неаполитанской революции к событиям в Сицилии? Следует отметить, что в этом вопросе конституционный лагерь был почти единодушен. Как мюратисты, так и карбонарии видели в сицилийских событиях препятствие для утверждения революции и поэтому были настроены крайне враждебно Неаполитанское правительство отклонило сепаратистские требования Палермо В Сицилию для расправы с восставшими была отправлена 7-тысячная армия во главе с генералом Флорестано Пепе. Ожесточенное сопротивление восставших заставило Ф.Пепе пойти с ними на переговоры и заключить соглашение (5 октября 1820 г), по которому представители коммун Сицилии должны были сами решить вопрос о том, будет ли создан второй, сицилийский, парламент

Это соглашение было с возмущением встречено большинством неаполитанского парламента, собравшегося 14 октября для обсуждения этого вопроса. Полковник Габриэле Пепе выразил общее мнение, заявив, что «оказавшись неспособными подавить несколько тысяч восставших, мы опозорились перед всей Европой».113

Вместо Флорестано Пене в Сицилию был послан с подкреплением генерал Коллетта, который сумел навязать Палермо волю неаполитанского правительства. Расправы неаполитанской армии содействовали усилению сепаратистских настроений не только в западной, но и в восточной Сицилии.114

Следует отметить, что в некоторых кругах карбонариев возникали сомнения в правильности политики правительства в отношении Сицилии. Так, несколько калаб-рийских вент заявили Неаполитанской высокой венте, что они не одобряют войну в Сицилии, так как считают, что Палермо «должен иметь свободу действовать по-своему».115 Однако большинство в конституционном лагере было за репрессивную политику. Оно оказалось неспособным в тот период понять справедливость пророческого предостережения одного из вождей движения в Палермо карбонария Джованни Ачето, с которым он обращался к «неаполитанским братьям»116: «...В то время как вы стремитесь к наибольшим благам, свободе и, следовательно, должны обладать всеми добродетелями, дерзнете ли вы сами стать тиранами ваших братьев? И если вы совершите насилие над нами, сицилийцами, не толкнете ли вы этим северные державы на то, чтобы они осуществили такое же насилие над вами? Если ваше оружие будет торжествовать на этой дружественной вам земле, что вы от этого выиграете? Да, вы будете господствовать, но господствовать над пустынными горами, невозделанными равнинами, над развалинами городов и над нашими трупами... Теснейшая федерация - сколь она необходима для вашего и нашего счастья и безопасности, об этом страстно мечтают все сицилийцы и предлагают вам ее. Станьте нашими друзьями и федератами, и вы увидите, как по малейшему знаку сицилийцы тысячами пересекут пролив в защиту ваших прав и общей испанской конституции...»117

Подавление революции в Сицилии бесспорно способствовало ослаблению неаполитанской революции. Не говоря уже о моральном ущербе, с которым было связано, в частности, отсутствие поддержки сицилийцев, значительные силы неаполитанской армии были прикованы к Сицилии для поддержания там порядка и не могли участвовать в борьбе с австрийцами.

* * *

Международная обстановка в период неаполитанской революции была чрезвычайно сложной. Неаполитанский конституционный режим был признан лишь четырьмя европейскими странами: Швецией, Швейцарией, Нидерландами и Испанией. Главным врагом неаполитанской революции была Австрия. Опасаясь усиления либерального движения и революционного взрыва под влиянием неаполитанских событий в своих итальянских владениях (в Ломбардо-Венсцианской области), австрийское правительство считало необходимым как можно скорее подавить конституционное движение. «Драться необходимо, мы будем драться, - писал Меттерних 10 ноября 1820 г. Винсенту, - и мне хочется как следует проучить радикалов»118. Несколько позднее, в письме князю Стадиону, он объяснял необходимость незамедлительной интервенции тем, что в противном случае «мы позволим революции охватить весь полуостров. А если это случится, как мы сможем сохранить свои итальянские провинции?»119

Осуществить интервенцию немедленно Австрия не могла, так как такое одностороннее действие ставило под угрозу существование европейского альянса. Необходимо было получить согласие на интервенцию от остальных великих держав. Именно с этой целью и был созван 27 октября 1820 г. конгресс Священного союза в Троппау.

Планы Меттерниха встречали известное противодействие России, Франции и Англии. Каждая из этих стран боялась, что в результате интервенции позиции Австрии во всех районах Италии окажутся господствующими. Вместе с тем все они считали необходимым скорейшее подавление революционного очага в Неаполе. «Без всякого сомнения мы должны стремиться к тому, чтобы революционный дух был подавлен в Италии, - писал 27 июля 1820 г. своему послу в Петербурге графу Лафероннэ министр иностранных дел Франции барон Паскье. - Ни одно государство не заинтересовано в этом больше, чем мы. Но что скажет Франция, если в результате своих действий Австрия тем или иным путем станет абсолютной хозяйкой Италии?»120

Ультрареакционные силы, определявшие в тот период французскую политику, решительно требовали поддержки австрийской доктрины интервенции. Поэтому Паскье, хотя и высказался на конгрессе в Троппау против интервенции, фактически отказался поддержать Неаполь.

Осудив интервенцию и заявив о принципе невмешательства как ведущем в английской внешней политике, министр иностранных дел Англии Каслри на деле также одобрил намерение Меттерниха подавить неаполитанскую революцию121. Красноречивым свидетельством враждебного отношения Англии к неаполитанской революции было поведение английского посла в Неаполе Э'Корта, не раз заявлявшего о своей ненависти к революционерам и предпринимавшего все, что было в его силах, для того, чтобы приблизить крушение конституционного режима122.

Россия, на первых порах выступившая также против австрийской интервенции (поскольку Александр I надеялся усилить свое влияние в Королевстве Обеих Сицилии и превратить его в опорный пункт русской политики в Средиземноморье), под нажимом Меттерниха и под влиянием революционных событий внутри страны на конгрессе в Троппау поддержала Австрию123.

19 ноября 1820 г. Россия, Австрия и Пруссия подписали протокол, провозглашавший принцип интервенции: для противодействия всем «незаконным реформам» в странах - участницах Священного союза остальным членам этого союза разрешалось применять все меры вплоть до насильственных.

Международное положение неаполитанского конституционного режима осложнялось еще и тем обстоятельством, что послы Неаполя в Вене (князь Руффо) и Париже (князь Кастельчикала) отказались принести присягу новому правительству и не вернулись в Неаполь. Только князь Антонио Мареска ди Серракаприола - посол Неаполя в России - поддержал новый режим. Но его усилия расположить Александра I в пользу неаполитанских конституционалистов124 оказались тщетными так же, как и попытки неаполитанских представителей, посланных в Петербург (князь Чимитиле)125 и в Вену (князь Кариати), договориться с русским и австрийским правительствами.

Несмотря на крайне неблагоприятное международное положение, неаполитанское правительство явно недооценивало реальную угрозу австрийской интервенции, нависшую над страной с первых дней революции. Немалую роль здесь сыграли надежды неаполитанцев на то, что Россия будет противодействовать Австрии. «Мы были уверены, - говорил Гульельмо Пепе, - что война не разразится, так как имелся указ императора России, где он высказывался против интервенций...»126

Правительство рассчитывало расположить в свою пользу великие державы, всячески внушая им, что все преобразования в стране одобряются королем и, следовательно, совершенно законны. Оно неоднократно заявляло о невмешательстве во внутренние дела других государств, об уважении договоров и т.д. и т.п., рассчитывая на моральное воздействие этих деклараций на Европу.

Инертное и нерешительное как во внутренней, так и во внешней политике, неаполитанское правительство крайне вяло и неэффективно готовилось к обороне даже тогда, когда война казалась неизбежной.

Решение конгресса в Троппау всколыхнуло общественное мнение Неаполитанского королевства. Газеты тех дней единодушно клеймили намерение Австрии подавить неаполитанскую революцию. Штакельберг сообщал, например, что даже весьма умеренная газета «Амико делла конституционе» утверждала, что иностранное вмешательство в дела Неаполя означало нарушение всех правовых

127

норм .

В те дни карбонарии, считавшие себя ответственными за судьбу родины, обратились к парламенту с призывом усилить подготовку к обороне родины от австрийских интервентов. В этом обращении карбонарии упрекали правительство в бездействии, прежде всего в том, что оно не готовится к войне, что, наконец, в стране нет подлинной свободы. «Граждане депутаты,- говорилось в обращении, -являемся ли мы свободными людьми или все еще рабами? Если мы свободны, то где доказательства этой свободы? Разве над крепостями развеваются наши знамена? Разве наши полки подняли трехцветное знамя?.. Мы все еще остаемся под игом деспотизма... Покажем же врагам родины, как мы сильны... Родина смотрит на вас, граждане депутагы, выполняйте ее требования!»128

О дейсгвиях группы карбонариев, решивших заставить правительство организовать оборону, сообщал министр юстиции Риччарди в отчете парламенту: «Во дворце Кармине состоялось собрание представителей провинций, где было решено, чтобы каждый из них установил в своей провинции количество людей, способных носить оружие. Далее предполагалось вступить в переговоры с правительством, чтобы не только выяснить истинные отношения Неаполя с внешним миром, но и обнаружить также ненадежность министров, которых на этом собрании называли врагами Родины. Не меньше угроз было и в адрес парламента. Девиз этой группы, готовой идти сражаться против иностранных держав, - «победить или умереть»»129.

Для окончательного решения вопроса об австрийской интервенции страны Священного союза решили созвать новый конгресс в Лайбахе. На этот конгресс был приглашен неаполитанский король Фердинанд. Таким путем Фердинанду была предоставлена возможность вырваться из ненавистного ему конституционного Неаполя130.

Обсуждение вопроса об отъезде короля стало одним из самых острых моментов периода неаполитанской революции. Правительство, сохранявшее иллюзии относительно намерений короля, полагало, что присутствие Фердинанда в Лайбахе может спасти Неаполь от войны с Австрией, и прилагало все силы, чтобы добиться разрешения парламента на отъезд короля.

7 декабря 1820 г. состоялось весьма бурное заседание парламента с обсуждением этого вопроса. Барон Штакельберг, приславший подробный отчет об этом заседании, сравнивал его с борьбой якобинцев во французском конвенте131.

Большинство депутатов высказалось против отъезда короля. На следующий день в парламенте продолжалась горячая дискуссия, депутаты требовали сохранять верность испанской конституции. Однако после того как король еще дважды (последний раз - 10 декабря) обратился к парламенту, торжественно обещая ему отстаивать в Лайбахе испанскую конституцию и содействовать устранению угрозы войны, парламент большинством голосов дал согласие на его отъезд. Лишь небольшая группа наиболее радикальных депутатов выступила против .

В первый день обсуждения в парламенте этого вопроса карбонарская ассамблея Неаполя решительно высказалась против отъезда короля. Она объявила, что испанская конституция в опасности. В ту же ночь в провинции были отправлены соответствующие послания. На следующий день в Неаполе появились вооруженные карбонарии из провинций, в частности из Авеллино и Салерно. Карбонарии угрожали депутатам смертью в случае «предательства». Толпы народа на улицах вокруг парламента кричали: «Конституция Испании или смерть!»133 В те же дни в связи с сообщением об отъезде короля начались волнения в Базиликате134.

Конгресс в Троппау и последующие события, связанные с отъездом короля в Лайбах, оказали большое влияние на усиление республиканских настроений среди левого крыла карбонариев. Штакельберг писал еще в октябре 1820 г., что «здесь у многих в головах - республика...»135 Об одном из республиканских выступлений в ноябре 1820 г. в городке Поццуоли вблизи Неаполя он рассказывал в донесении136. В том же донесении Штакельберг сообщал о волнениях в армии, где дисциплина расшатана тем, что нередко во главе венты стоит младший офицер и ему вынуждены подчиняться старшие по чину137.

Насколько правительство и парламент были обеспокоены деятельностью карбонариев, можно судить по отчетам министра юстиции Риччарди парламенту о настроениях в различных провинциях королевства. В первом из таких отчетов Риччарди высказывался против существования вент в военных частях, против свободы печати и излишней активности «патриотических обществ»138. Во втором докладе на заседании секретного комитета 26 ноября 1820 г. Риччарди выражал тревогу в связи с многочисленными нарушениями общественного спокойствия. Так, в Калабрии «нигде не считаются с властями, принятые законы обсуждаются, и все ждут новых законов и реформ. Милиция и легион... ничего не предпринимают против преступников и неплательщиков налогов, особенно если они принадлежат к патриотическим обществам.

Сами эти общества... причастны к беспорядкам. Так, в Рокка Империале 30 октября они требовали свободы и демократии»139.

Далее Риччарди сообщает о беспорядках в Терра д'Отранто, в которых приняли участие много сотен людей. «Мне указали на нескольких жителей Нолы, -отмечал министр юстиции, - которые вместе с членами сект Авеллино разработали план нового выступления в Моятефорте с целью провозгласить республику. Утверждают, что в испытания, которые проходят кандидаты при вступлении в некоторые общества, включено задание ранить изображение короля»140. В обществе под названием «Преданные права» проповедуются правила, враждебные нынешнему правительству, открыто провозглашается свобода и равенство, говорилось далее в отчете Риччарди. В другом обществе -«Джакопо Ортис» (названном по имени героя одноименного произведения Уго Фосколо), - «проповедуются только мятежные демократические истины». Средства для спасения страны от «крушения общественного порядка и от анархии» Риччарди видел в установлении военной дисциплины и роспуске тайных обществ141.

И, действительно, с конца ноября - начала декабря 1820 г. преследование карбонариев усиливается. Штакельберг в те дни сообщал: «Венты в полках неаполитанского гарнизона распускаются, и количество их в столице значительно уменьшилось»142. В январе 1821 г. генерал Г.Пепе отдал приказ, запрещающий военнослужащим носить отличительные знаки карбонариев - трехцветные ленты .

26 января 1821 г. открылся конгресс в Лайбахе, на котором судьба неаполитанской революции была решена. Выехав за пределы своего королевства, Фердинанд немедленно отрекся от присяги и заявил, что конституция была ему навязана силой и что он настаивает на австрийской интервенции. Эта позиция неаполитанского короля помогла Меттерниху с легкостью добиться окончательного решения вопроса об интервенции.

9 февраля решение конгресса стало известно в Неаполе. Вечером 9 февраля, рассказывает Де Никола, в театре шла пьеса «Любовь к родине». Когда актер по роли произносил речи против свободы, в зале раздались крики: «Смерть тирану, да здравствует свобода!» Ему не давали говорить, пока он не вышел на авансцену и не объяснил, что сам он сторонник свободы144.

Габриэле Россетти заклеймил предательство короля следующими строками:

«Предатель! С того момента, Как ты нарушил клятву, Сотни кинжалов, о предатель, Жадно стремятся к твоему сердцу».145

Вести о начавшемся в первых числах февраля наступлении австрийцев и переходе их через реку По вызвали бурное негодование большинства населения королевства. На некоторое время вся страна вновь испытала подъем первых дней революции. На трибунах парламента и в прессе звучали призывы отстоять независимость Неаполя146. С яркой патриотической речью выступил в парламенте Доменико Николаи147. Депутат Боррелли сочинил текст «Военного гимна» на музыку Россини148.

Против решений конгрессов Священного союза, в защиту неаполитанцев

выступила вся либеральная Европа. Во французской палате общин действия

Священного союза гневно обличали Лафайетт и Б.Констан149, солидарность с

неаполитанцами высказывали либералы в английском парламенте150. Русский

посол в Баварии ф. Пален сообщал об откликах различных слоев населения этой

страны на решения Лайбахского конгресса. «Король, министерство и часть

дворянства приветствуют решения, принятые в Лайбахе, и искренне желают

успеха австрийской армии, - писал Пален, жащих, офицеров и почти вся

буржуазия высказываются против этих мер. Во многих кафе раздаются тосты за

процветание неаполитанской армии...»151 В другом донесении Пален говорил о

том, что «мнения большинства баварских офицеров о событиях в Италии

выражаются так бурно, что король вынужден был издать указ, запрещающий

is? политические дискуссии под угрозой строгой кары» .

Многие иностранцы обращались в неаполитанский парламент с просьбой

зачислить их в качестве волонтеров в неаполитанскую армию. Так, свои услуги

предложили неаполитанскому правительству французы Жубер и Дюжье153,

английский генерал Вильсон и две тысячи его соотечественников. В бумагах

великого английского поэта Байрона, находившегося в тот период в Равенне,

сохранился черновой набросок его обращения к неаполитанским повстанцам,

написанный по-итальянски: «Англичанин, друг свободы, узнав, что неаполитанцы

разрешают и иностранцам содействовать правому делу, просит оказать ему

честь, приняв от него тысячу луидоров, которые он осмеливается предложить...»

В конце письма говорилось: «Если в качестве простого волонтера он своим присутствием не окажется лишним бременем для того, кто будет им командовать, он готов явиться в любой указанный неаполитанским правительством пункт, дабы подчиняться приказаниям своего командира, преодолевать вместе с ним любые опасности, не ставя перед собой никакой иной цели, как разделить судьбу отважного народа, сопротивляющегося так называемому Священному союзу,

« 1 ^4

который сочетает лицемерие с деспотизмом» .

В дневниках и письмах той же поры Байрон не раз выражал крайнюю степень возмущения решениями Священного союза относительно Неаполя. Вот, например, запись в дневнике от 13 января 1821 г.: «Державы намерены воевать против народов... Пусть будет так - в конце концов они будут разбиты. Времена королей быстро подходят к концу... Народы победят, наконец. Я не доживу до тех пор и не увижу этого, но я это предвижу» . Огромной ненавистью к австрийским поработителям и сочувствием к освободительной борьбе итальянцев дышат строки Байрона из письма к Д.Киннерду (22 ноября 1820 г.): «Полиция сейчас подчинена немцам..., которые... видимо вскрывают все письма. Я не возражаю: пусть видят, как я ненавижу и глубоко презираю зверей - гуннов и все гнусности, которые им, впрочем, недолго удастся совершать - ибо время, общественное мнение и месть пробужденного народа сокрушат их, и трупы их удобрят итальянскую землю; не через год или два может быть и не через десять, но это будет, и ради того, чтобы приблизить это время, можно, кажется, отдать все...»156

Со страстными словами одобрения и привета обращался к неаполитанским повстанцам Шелли (как и Байрон, проживавший в тот период в Италии и разделявший его настроения) в «Оде к Неаполю».

Начало австрийского похода застало страну крайне плохо подготовленной к войне. Неаполитанцы оказались бы в лучшем положении и могли бы надеяться на победу в том случае, если бы они приняли энергичные меры для расширения рамок революции и призвали к восстанию население Центральной и Северной Италии. Такие планы выдвигались неаполитанскими карбонариями еще в первые месяцы победы революции. С этой целью они установили связи с тайными обществами Папского государства, Пьемонта и Ломбардо-Венецианской области.

А.Я.Италийский писал из Рима в середине июля 1820 г., что там был арестован прибывший из Неаполя лейтенант Чампи, который произносил революционные речи157. Неаполитанский карбонарий Лиар сообщил па Процессе над карбонариями в папских владениях о том, что он был послан карбонариями Неаполя во время революции в Папское государство для сбора средств158. В донесении полиции Ломбардо-Венецианской области, относящемся к концу 1820 г., говорилось о появлении в водах Папского государства нескольких неаполитанских судов, собиравших рекрутов для защиты Неаполя. «Многие равеннцы уже отправились с ними» .

Имеются данные о связях неаполитанских карбонариев с тайными обществами Северной Италии. Так, в Северную Италию был отправлен Л.Миникини для укрепления связей с пьемонтскими и ломбардскими либералами. Однако сведений о результатах этой миссии, к сожалению, нет160. М.Сорига сообщает о решении одной из южных вент «Свободные сыновья Себето» «отправить в Северную Италию доверенных лиц... не только для того, чтобы помешать продвижению австрийского войска, но и с целью побудить Милан и Турин провозгласить конституцию прежде, чем австрийское войско пересечет реку По»161.

Мочениго из Турина писал в сентябре 1820 г. в Петербург о том, что свыше 20 неаполитанских эмиссаров карбонарской секты находятся в Пьемонте162. А в январе 1821 г. 7 представителей общества гвельфов из Северной Италии, по донесению Штакельберга, присутствовали на заседаниях высоких вент Неаполя и Салерно. Агенты Комитета общественного спасения обнаружили их в Неаполе, и они избежали ареста лишь потому, что заявили о своей ненависти к австрийскому двору1Ы

Один из виднейших деятелей итальянских и европейских тайных обществ Луиджи Анджелони, находившийся в эмиграции в Париже, пристально следил за неаполитанскими событиями. Он писал своим друзьям в Неаполь, что границы революции следует распространить до Рима. Одновременно он советовал принцу Карлу-Альберту и руководителям пьемонтских либералов поскорее организовать восстание в Пьемонте. «Неаполитанская революция погибнет, - писал он, - если вся Италия не поднимется». Когда Анджелони стало известно о планах Священного союза в отношении неаполитанской революции, он немедленно сообщил об этом неаполитанскому правительству, призывая его готовить оружие к защите родины164. Однако правительство, придерживавшееся политики осторожного выжидания, отвергло планы карбонариев распространить революцию на другие районы Италии. Особенно ярко эта линия правительства проявилась в его отношении к событиям в двух городах - Беневенто и Понтекорво, принадлежавших Папскому государству, но расположенных на территории Неаполитанского королевства.

В первых числах июля вслед за восстанием в Ноле флаг восстания был поднят в Беневенто (5 июля) и Понтекорво (9 июля). Представители папской власти были изгнаны из обоих городов, создавших свои революционные правительства165. Беневенто и Понтекорво Оратились к конституционному правительству Неаполя с просьбой о присоединении их к Неаполитанскому королевству. Однако представителям этих городов было отказано. Вооруженным неаполитанцам было запрещено вступать на папскую территорию. Свой отказ правительство мотивировало тем, что это присоединение противоречило бы решениям Священного союза и создало бы повод для интервенции австрийских войск.

В феврале 1821 г., когда австрийский поход против Неаполя уже начался, жители Беневенто и Понтекорво хотели оказать неаполитанцам помощь. Это предложение вызвало в парламенте дискуссию. Гульельмо Пеле и ряд других депутатов считали, что его следует принять. «Если есть пароды, которые хотят присоединиться к нам, - заявил Г.Пепе, - следует протянуть им руку в знак братской дружбы. Разве не стремилась и не стремится вся Европа двинуться против нас?»166

Но большинство парламента отказалось принять предложенную помощь, опасаясь даже в условиях начавшейся войны «скомпрометировать» себя перед великими державами167. Папская власть в Беневенто и Понтекорво была восстановлена. Таким образом, мысль о создании единой Италии как о необходимом условии для победоносной революции не нашла подготовленной почвы среди деятелей неаполитанской революции.

Лишь когда поражение неаполитанской революции было уже предрешено, газета «Минерва наполетана» провозгласила необходимость создания Лиги итальянских монархов, которая бы служила гарантией национальной независимости Италии168. В те же дни Генеральная ассамблея карбонариев Неаполя в своем обращении к неаполитанцам утверждала, что в случае победы над австрийцами неаполитанские патриоты «провозгласят свободу Италии»169.

Еще в большей мере организации успешной обороны помешало все возрастающее безразличие народных низов, прежде всего крестьянства, к судьбам нового режима. Без поддержки масс невозможно было организовать широкую партизанскую войну. А между тем идея ведения войны с помощью партизанских отрядов была высказана в газете «Минерва наполетана» в дни организации обороны. 21 февраля 1821 г. в этой газете появилась статья «О партизанской войне», подписанная «офицером, отличившимся в испанских войнах». Важнейшим свойством этой войны, по мнению автора, должно было стать активное участие в ней всей нации170. Проект декрета о создании партизанских отрядов обсуждался в парламенте в конце февраля - начале марта 1821 г.171 Однако претворить эти планы в жизнь неаполитанцам не удалось. И дело было не только и не столько в том, что, как полагает Спини172, неаполитанское командование не успело это сделать вследствие быстрого продвижения австрийского войска. Значительно важнее было то обстоятельство, что для вовлечения масс в партизанское движение необходимы были материальные стимулы, которых не дали им руководители революции.

Это же обстоятельство в большой степени повлияло и на состояние солдат неаполитанской армии. «Солдаты, которые дезертируют, в ярости от того, что они не видят никаких результатов своей деятельности. Они угрожают тем, что не будут платить налогов и таким образом еще ухудшат положение страны»173, -записал в дневнике Де Никола.

Недовольство в армии еще обострялось тем обстоятельством, что членам семей солдат не выплачивались обещанные вознаграждения174.

С приближением австрийцев в армии все более усиливалась дезорганизация, угасал боевой дух. Доклады депутатов парламента, посланных в провинции, очень отчетливо обнаруживают это. Так, депутат Спонса сообщал из Потенцы 20 февраля 1821 г., что в состоянии провинции Базиликата «нет ничего утешительного»: среди солдат - массовое дезертирство, у населения нет более патриотического подъема175. 1 марта вести о дезертирстве солдат пришли также из Абруцц, 7 марта - из Салерно176, а затем и из других провинций королевства177.

Депутаты в провинциях не получали в ответ на свои донесения никаких конкретных инструкций, так как парламентское руководство было в растерянности и не знало, что следовало предпринимать Ответы президента парламента Гальди полны пустой риторики.

Немалую роль в развале армии сыграла также деятельность мюратистских генералов, прежде всего военного министра Коллетты и одного из двух командующих армией Карраскозы, считавших своей главной задачей не сопротивление австрийцам (они были готовы на капитуляцию), а борьбу с карбонаризмом. С этой целью Коллетта в критический для родины момент распустил полки, находившиеся в Монтефорте, поскольку они состояли преимущественно из карбонариев. Для того чтобы скомпрометировать Г.Пепе, единственного из генералов, кто искренне стремился принять необходимые меры для организации обороны, Коллета прекратил снабжать продовольствием войска, находившиеся под командованием Пепе в Абруццах178.

В этот период Неаполитанская карбонарская ассамблея, где преобладали умеренные карбонарии во главе с Доменико Казильи, пыталась воздействовать на мюратистских генералов путем переговоров. Однако попытка примирить военное командование с карбонариями не удалась179. Столь же малоэффективной оказалась борьба левого крыла карбонариев с мюрагистским правительством.

После неудачных попыток организовать восстания в Авеллино и Каподимонте 15 января несколько сотен карбонариев ворвались в парламент с требованием предать суду неаполитанского архиепископа кардинала Руффо, не скрывавшего своих контрреволюционных настроений, распустить Комитет общественного спасения, осуществлявший преследования карбонариев, и сократить королевскую гвардию Однако депутатам парламента удалось успокоить толпу и заставить ее

w 1 ЯП

разойтись .

Пытаясь спасти положение неаполитанской армии, Г.Пепе с армией проник на территорию Папского государства, когда австрийцы приближались к границе Неаполитанского королевства, и неожиданно 7 марта атаковал австрийцев у Риети. Однако неаполитанцы не выдержали натиска австрийцев181 и бежали1 Массовое дезертирство из армии Карраскозы, которому сам генерал ни в коей мере не препятствовал, привело к тому, что 18 марта эта армия фактически перестала существовать .

Последнее заседание парламента состоялось 21 марта, а 23 в Неаполь вступили австрийцы.

Эпилогом неаполитанской революции явились события в Мессине184. Генерал Россароль, возглавлявший 7-ю дивизию, получив вести о поражении неаполитанской армии, призвал всех мессинских карбонариев к восстанию. 25 марта над цитаделью было поднято трехцветное знамя. Лозунги восстания: «Да здравствует свобода! Да здравствует конституция и карбонарскии народ!» - были слышны в различных концах города Королевский наместник Скалетта бежал из Мессины. Россароль разработал план, по которому неаполитанские войска, находившиеся в Сицилии, должны были переправиться в Калабрию, поднять там восстание и распространить его затем на остальные провинции королевства. Однако как в континентальной части королевства, так и в Сицилии Россароль не сумел найти поддержки в широких массах. Так, представители Росса-роля, побывавшие в Калабрии, привезли отрицательный ответ калабрийцев на вопрос, готовы ли они поддержать революцию. Через несколько дней после начала восстания, отмечал русский дипломат Поццо ди Борго, «генерал Россароль... вынужден был бежать с несколькими своими приверженцами, его покинули войска и жители, добровольно подчинившиеся королевской власти...»185

После вступления австрийцев в Неаполь попытки поднять восстания в Ноле, Неаполе и в Апулии предприняли карбонарии организаторы революции 2 июля -Миникини, Морелли и Сильвати, но все попытки окончились провалом. Миникини удалось бежать в Испанию186. Морелли и Сильвати при переходе австрийской границы были арестованы и 10 сентября 1822 г. повешены187.

Восстановление власти Бурбонов сопровождалось жесточайшими преследованиями участников революции. Многие были приговорены к различным срокам тюремного заключения. Те, кому удалось эмигрировать, были осуждены заочно. Так, заочно были приговорены к смертной казни Г.Пепе, Л.Миникини, Л. Де Кончили, М.Карраскоза. Естественно, что в первую очередь суровая кара обрушилась на карбонариев.

Однако официально распущенное карбонарское общество вскоре вновь начало давать о себе знать: воссоздавались старые венты. Начинался новый этап карбонарского движения на Юге, вошедший в историю под названием неокарбонаризма.

Пьемонтская революция 1821 г.

Революция в Испании и, особенно, неаполитанские события оказали решающее влияние на созревание революционных планов пьемонтских заговорщиков. Этому предшествовали неоднократные обращения представителей либерально-патриотических кругов к королю Виктору-Эммануилу I с просьбами о предоставлении конституции. В некоторых обращениях авторы - умеренные либералы - пытались убедить короля в необходимости конституционных преобразований для того, чтобы предотвратить революцию. «Мы предпочитаем общественное спокойствие...» - говорилось в адресе, озаглавленном «Обязанности пьемонтцев в свете последних событий в Италии»188.

В этом документе, как и во многих других, проблема национальной независимости, сводившаяся прежде всего к 1ребованию объявления войны Австрии, звучала значительно громче и определенней, чем у деятелей неаполитанской революции. Объяснялось это географической близостью к Пьемонту австрийских владений и тесными связями между пьемонтскими и ломбардскими либералами. Под национальной независимостью и единством подразумевалось в первую очередь освобождение Ломбардо-Венецианской области от австрийского гнета и присоединение ее к Пьемонту.

Вопрос о характере конституции вплоть до начала революции вызывал дискуссии между представителями умеренного и радикального течений, объединявших сторонников Общества высокодостойных мастеров и карбонариев. Если первые склонялись к принятию конституции типа французской хартии или сицилийской конституции 1812 г., то вторые были за провозглашение испанской конституции Требование испанской конституции содержалось, в частности, в некоторых обращениях к королю189.

Однако пьемонтский монарх не имел ни малейшего желания пойти на уступки либералам. Его настроения очень метко были определены в анонимной брошюре «О планах Австрии в отношении Италии», опубликованной в 1821 г. в Париже, где говорилось: «Австрия предназначает Пьемонту судьбу Неаполя. Для того чтобы Италия стала независимой, было бы необходимо, чтобы пьемонтские и неаполитанские войска встретились на берегах По и чтобы там итальянские монархи объединились в нерасторжимую федерацию, способную создать барьер на пути северных угнетателей. В тот день, когда Пьемонт даровал бы своему народу конституцию, Австрия оказалась бы вынужденной полностью очистить Италию, и Ломбардия навсегда бы присоединилась к савойской короне. Но сардинский кабинет больше боится конституций, чем австрийцев!»190 Эти прозорливые соображения, по-видимому, принадлежали одному из видных деятелей французского или итальянского либерального движения, находившемуся во Франции В самом же Пьемонте оба крыла участников конспиративного движения накануне и в первые дни революции сохраняли надежду на то, что король добровольно пойдет на провозглашение конституции.

Как уже отмечалось в предыдущей главе, пьемонтские патриоты полагали, что повлиять на короля им поможет Карл-Альберт. Они надеялись, что кариньянский принц возглавит движение даже в том случае, если король откажется от провозглашения конституции. Однако, как показали дальнейшие события, эти надежды оказались беспочвенными. Страх перед революцией у Карла-Альберта был много сильнее, чем стремление к либеральным преобразованиям. Еще в августе 1820 г. после поездки в Северную Италию Луиджи Бланк в докладе неаполитанскому министру иностранных дел писал, что «принц Кариньянский слывет либеральным, ничем не оправдывая этого...»191

Показателем мятежных настроений передовой пьемонтской молодежи явились студенческие волнения в январе 1821 г. Арест двух студентов Туринского университета, появившихся в театре (11 января 1821 г.) в красных беретах с черными помпонами (цвета карбонариев), вызвал взрыв возмущения студенческой массы. 12 января несколько сот студентов собрались в здании университета и потребовали освобождения своих товарищей. В столкновениях с посланными против них военными частями несколько человек было ранено, многие арестованы192. Нельзя согласиться с оценкой январских событий в Турине, данной в работе Эджиди, полагавшего, что студенческие волнения не носили политического характера193. Это утверждение опровергается документами того времени. Так, в «Обращении студентов Туринского университета к их братьям-студентам всех итальянских университетов», посвященном этим волнениям, говорилось: «...Несмотря на то, что со студентами расправлялись военные, мы, однако, о братья, не должны питать никакого возмущения по отношению к другим военным, потому что они проявят совсем иные, благородные и героические черты, как только в Италии настанет час отмщения варварам... Все мы, военные и мирные граждане, должны все более укреплять узы, объединяющие нас во имя блага нашей общей родины...»194

Жестокость расправ со студентами вызвала всеобщее возмущение в Пьемонте и Ломбардии и способствовала дальнейшей активизации тайных обществ, готовившихся к антиавстрийскому выступлению. Об откликах студентов и преподавателей университетов Ломбардо-Венецианской области на студенческие волнения в Турине сообщало австрийское полицейское донесение. В этом документе говорилось, например, о профессоре Монтессанто из Мантуи, «настроенном всегда мятежно», который «постоянно призывает своих студентов быть патриотами. Этот же Монтессанто смело и с издевкой высказывался против решений Лайбахского конгресса в кафе Педрокки»195.

Весть о том, что австрийские войска начали поход в Южную Италию, заставила патриотов Пьемонта и Ломбардии ускорить подготовку к выступлению. «Мои друзья и я сам обнажили шпагу для того, чтобы спасти Неаполь, ибо с его спасением была связана надежда на завоевание независимости Италии и возведение савойской династии на трон Ломбардии»196, - писал впоследствии один из вождей пьемонтской революции Санторре ди Сантароза русскому посланнику в Турине Мочениго. Помимо этого они руководствовались также соображениями о том, что выступление против Австрии следует начать тогда, когда значительные ее силы будут отвлечены неаполитанской кампанией. Предполагалось, что через 8 дней после революции в Пьемонте 20-тысячная пьемонтская армия переправится через р.Тичино в Ломбардию и поможет ломбардским революционерам организовать восстание197.

Несмотря на то что в октябре 1820 г. австрийская полиция раскрыла карбонарскую венту в Милане (это повлекло за собой аресты Марончелли, Пеллико и других членов венты), миланские патриоты продолжали готовиться к восстанию. Активно действовали в тот период ломбардские федераты, установившие тесную связь с федератами Пьемонта.

Немалую роль в подготовке выступления играли члены итальянских тайных обществ, находившиеся в Париже (в частности, Л.Анджелони)198. Между Парижем и Турином шла оживленная переписка, обнаруженная в начале марта пьемонтским правительством.

Деятельность пьемонтских заговорщиков сосредоточивалась в двух центрах -Турине и Алессандрии. Туринцы, принадлежавшие преимущественно к умеренному крылу, делали ставку на принца Карла-Альберта. Они разработали план восстания, по которому 8 марта Санторре ди Сантароза, граф Колленьо вместе с принцем должны были захватить цитадель и, поддержанные армией, провозгласить конституцию. Но в последний момент Карл-Альберт отказался не только возглавить движение, но и выступить посредником между заговорщиками и королем. Таков был итог нескольких встреч руководителей туринских либералов с принцем на протяжении 6-9 марта 1821 г.

Пока туринские либералы находились в нерешительности после фактического предательства Карла-Альберта, в ночь с 9 на 10 марта произошло восстание в Алессандрии, центре демократического движения, где решающею роль играли представители буржуазии Временная правящая джунта, образованная той же ночью, провозгласила испанскую конституцию. Два манифеста, опубликованные джунтой, свидетельствовали о демократическом характере движения (вводился, в частности, принцип выборности всех должностей) и о национальном характере, который алессандрийские руководители стремились придать событиям в Пьемонте (речь шла о необходимости в дальнейшем создания национальной джунты и превращения пьемонтского короля в короля Италии).199

Вожди туринских либералов - Сантароза, Колленьо и Сан Марсан -присоединились к восставшим в Алессандрии В Турине же царило замешательство После неудачной попытки восстания 11 марта в Сан Сальварио, пригороде Турина, где решающая роль принадле жала студентам200, 12 марта восстала цитадель Турина Офицеры полка «Аоста» подняли карбонарское знамя и провозгласили испанскую конституцию Умеренные либералы Турина вынуждены были также поддержать вое стание, хотя, как писал Р.Сорига, «цель революции, в которую они оказались втянутыми, была диаметрально противоположна их намерениям».201 Один из виднейших деятелей этой группы, князь Чистерна, писал, что «порядок королевской власти он предпочитает порядку алессандрийской джунты»202.

В ночь с 13 на 14 марта король Виктор-Эммануил I отрекся от престола и уехал в Ниццу, назначив регентом Карла-Альберта Отречение короля поставило туринских заговорщиков в чрезвычайно трудное положение, так как в основе их программы лежала идея соглашения с монархией.203 Судьба пьемонтской революции зависела теперь в большой степени от поведения Карла-Альберта, поскольку законный наследник престола, брат Виктора-Эммануила непримиримый реакционер Карл-Феликс, отсутствовал (он находился в Модене). Поведение Карла-Альберта, как и накануне революции, отличалось в те дни двусмысленностью.

С одной стороны, он вынужден был, хотя и весьма нерешительно и с оговорками, поддерживать революционеров: он присягнул испанской конституции, сформировал правительство и т.п. С другой же стороны, он готовился к бегству и ждал распоряжений от Карла-Феликса. О настроениях принца в те дни можно судить по трем письмам, отправленным им Карлу-Феликсу. Если в первых двух он оправдывал свои действия в поддержку революции тем, что хотел спасти Турин от резни и разрушений, то в третьем письме (от 20 марта) он писал, что «хотел бы полностью отойти от всего этого дела...»204

Народные массы не поддержали восставших, поскольку ничего не было сделано в интересах низших классов. Это обстоятельство было подмечено наиболее проницательными участниками итальянского освободительного движения той поры. Так, граф Карденас в письме к Ф.Конфалоньери от 27 апреля 1821 г., анализируя причины поражения пьемонтской революции, замечал: «Народ не принимал участия в движении..., так как не было сделано ничего такого, что могло бы вызвать его доверие и что позволило бы ему увидеть не на

PITS

словах, а на деле преимущества нового конституционного режима» .

Даже армия - главная опора и движущая сила революции - далеко не вся примкнула к восставшим. Так, войска, находившиеся в Новаре, вблизи ломбардской границы, которыми командовал генерал де Ла Тур, были готовы выступить против революции и ждали приказов Карла-Феликса. Это обстоятельство осложняло и в конечном счете помешало осуществить первоначальный план, намеченный заговорщиками - вторжение пьемонтской армии в Ломбардию. Туринская джунта вела себя крайне непоследовательно и нерешительно206. Между ней и Алессандрийской джунтой возник конфликт, связанный с тем, что Туринская джунта одобрила эдикт регента, даровавший, в частности, амнистию всем «мятежным» войскам, которые должны были вернуться в строй королевской армии. Алессандрийская джунта заявила протест против этого акта.

Карл-Альберт медлил с осуществлением одного из главных требований восставших - с объявлением войны Австрии. Чтобы добиться скорейшего объявления войны, в Турин из Алессандрии прибыл Сантароза. 21 марта Карл-Альберт издал декрет о назначении Сантарозы военным министром. А в полночь принц Кариньянский бежал в Новару, сопровождаемый полком савойской кавалерии. Вся полнота власти отныне перешла к Туринской джунте, находившейся после бегства Карла-Альберта в состоянии полной растерянности.

В тот же день, 21 марта, началось восстание в поддержку конституционного строя в Генуе. Генуэзское восстание является, пожалуй, самой яркой страницей истории пьемонтской революции. В отличие от Турина и даже Алессандрии, где большинство населения не участвовало в восстаниях, носивших характер военных переворотов, в Генуе в революционные события были вовлечены городские низы. Исследователь этого движения Борнате полагает, что в нем участвовало около 30 тыс. человек207. Поводом к восстанию явилась публикация губернатором города Де Женэ контрреволюционной прокламации, присланной Карлом-Феликсом из Модены. Первыми на улицы города вышли студенты208, к которым присоединились городские низы.

Огромная толпа горожан подошла ко дворцу губернатора с требованиями испанской конституции и создания национальной гвардии. Раздавались крики: «Не хотим немцев!», «Смерть тиранам!» Некоторые ворвались во дворец. В столкновениях граждан с солдатами, происходивших 22 марта, имелись убитые и раненые. Однако 23 марта к восставшему народу присоединилось и войско209. Толпа вновь ворвалась во дворец и арестовала губернатора210. Для руководства движением была создана Административная комиссия.

По-разному отнеслись к событиям в Генуе Туринская и Алессандрийская джунты. В Турине появилась прокламация, где выражалось сожаление о происшедших волнениях, восставших упрекали в неблагоразумии. Глава алессандрийской джунты карбонарий Ансальди; напротив, оценил восстание в Генуе как событие огромного значения. 24 марта из Алессандрии в Геную были посланы два эмиссара, от имени Ансальди призвавшие генуэзцев к дальнейшим решительным действиям211.

Административная комиссия под давлением народных низов издала декрет о сокращении наполовину цен на соль, а также об уменьшении налогов на зерно и вино. Этот акт Туринская джунта встретила неодобрительно. Однако вскоре и она вынуждена была издать распоряжение о сокращении на 1/4 цен на соль по всему королевству212. В целом же генуэзская Административная комиссия подобно Туринской джунте отличалась крайней нерешительностью и стремилась помешать дальнейшему развитию революции в Генуе. Вот что писал о комиссии один из активнейших участников революции, генуэзский чулочник Тубино: «Эта джунта составлена из чрезвычайно слабых людей... Нам очень срочно необходим политический руководитель, способный вдохнуть энергию в конституционное дело, которое готовы поддержать все граждане. ...Пока же мы создадим Руководящий комитет из чиновников и военных - добрых кузенов - чтобы постоянно наблюдать за... действиями комиссии»213. К сожалению, ни о создании, ни о действиях этого комитета, ни вообще о деятельности карбонариев в Генуе в те дни у нас нет данных.

Политика местной Административной комиссии и отсутствие руководства со стороны центра революции- Турина - неизбежно привели к спаду революционных настроений в Генуе. «...Всеобщее охлаждение, - писал из Генуи капитан артиллерии Цуккарини 9 апреля, - порождено, как мне кажется, парализующей политикой, которую применяет в отношении Генуи Туринская джунта: надо подкладывать дрова в огонь, пока он есть в очаге, а когда он погас, это уже бесполезно...»214

Слабая и нерешительная Туринская джунта была неспособна не только руководить генуэзцами, но и организовать оборону страны от неминуемой интервенции австрийцев. Положение пытался спасти Сантароза, искренне стремившийся отстоять дело революции от врагов. В качестве военного министра он делал все возможное, чтобы подготовить армию к боям и пробудить в ней патриотический дух. Однако его действия не могли привести к успеху при отсутствии поддержки большинства населения и даже большей части армии, где с каждым днем росло дезертирство. Огромное деморализующее действие оказала на армию весть о поражении неаполитанцев.

«Внезапное падение Неаполя, армия, которой больше не существует, парламент и конституционное правление, которых больше нет - вот, что меняет наше положение... Нашей родине Италии нет спасения»215, - писал Сантароза в цитированном выше обращении к Мочениго.

Тем временем Карл-Феликс отдал приказ Ла Туру выступить против конституционных войск. Австрийская армия готовилась перейти р.Тичино и вторгнуться в Пьемонт. Революция была обречена. В этот момент Мочениго по поручению Александра I попытался добиться добровольной капитуляции джунты на более благоприятных условиях, чем это произошло бы в результате военного поражения. Он обещал им, что будет дарована амнистия всем участникам революции, что австрийские войска не вступят в Пьемонт и будет провозглашена составленная в умеренном духе конституция.

После некоторых колебаний большинство джунты согласилось на условия, предложенные Мочениго. Сантароза в письме по этому поводу вместе с тем настаивал на том, чтобы стране были гарантированы «институты, обеспечивающие личную свободу, равенство в правах, независимость судов, ответственность министров, свободу печати и гарантию всех прочих свобод»216. Однако вмешательство Ла Тура помешало соглашению. Конституционные войска двинулись к Новаре. 8 апреля в сражении с армией Ла Тура они потерпели поражение. 9 апреля австрийцы вступили в Алессандрию, 10 Ла Тур был в Турине.

Активные участники революции и его руководители - Сантароза, Ансальди и другие - скрылись в Генуе, где реакция была менее свирепой. Отсюда им удалось вскоре отплыть в Испанию217.

Небезынтересно отношение к миссии Мочениго в Турине после возвращения туда королевского двора. Об этом рассказывал в донесении секретарь русской миссии в Турине граф Мольтке: «Новый сардинский двор и все, кто причисляет себя к нему... не только не благодарны за те примирительные шаги и за все действия, которые ваше сиятельство предприняли с целью восстановления в Пьемонте порядка без вмешательства союзных войск, но, по-видимому, наоборот, винят нас в том, что мы отдалили период иностранной оккупации, и подозревают нас по меньшей мере в слишком либеральных взглядах и мнениях...

С другой стороны, либеральная партия... считает нас далеко зашедшими «ультра» и даже обвиняет нас в том, что мы усыпили и обманули ее ложными надеждами и переговорами, чтобы парализовать ее средства обороны и дать

ВОЗМОЖНОСТЬ легче расправиться С ней»218. Марианна Ильинична Ковальская

Революционное дви ЮДОЙЧР bkW/OT0bm вг «Wa PW1 гг"

Москва: «Наука». 1971 Vive Liberia и Век Просвещения, 2009

Всеобщее недовольство и стремление к переменам в Папском государстве достигли в период неаполитанской революции наивысшего накала. «Донесения, получаемые правительством из провинций, как и сообщения частных лиц, изображают в самых мрачных красках господствующее в с гране настроение. Надежды, дерзость и активность римских сектантов возросли ввиду полного успеха их неаполитанских собратьев»,- говорилось в записке Италийского «О положении папского правительства в настоящий момент» от 28 июля (9 августа) 1820 г. «Обременительные налоги... частые злоупотребления властью и безнравственное поведение духовенства значительно охладили преданность низших классов общества правительству. В результате народ все чаще прислушивался к коварным внушениям сектантов» . «В папских владениях сохраняется очень большая опасность революционного взрыва»220, - писал Меттерних Генцу 10 августа 1820 г. Австрийская полиция следила за настроениями населения Папского государства с величайшим вниманием.

«В городах Имола и Римини, - говорилось в одном из донесений австрийского агента, - жители дошли до такой дерзости, что угрожают вооруженным силам..., восклицая: Конституция или смерть!.. В присутствии властей и сил, предназначенных для охраны порядка, они осмеливаются петь «Са ира»... и исполнять танец..., называющийся «Итальянка», в ходе которого приносится священная клятва родине и свободе.. »221 «На площадях и в кабачках Феррары, -сообщал Другой австрийский агент, - обнаружены прокламациио следующими словами: «Смерть кардиналу! Смерть гнусному правительству попов!»»222 Волнения охватили многие города Папского государства - Болонью, Асколи, Анкону и др. Участники демонстраций требовали конституции. 30 июля - 1 августа в Форлимпополи (легатство Феррары) группа молодых людей во главе с карбонарием Людови-ко Гольфарелли на улицах города выражала сочувствие неаполитанскому конституционному режиму и распевала мятежные песни .

В июле русский посланник сообщал о стычках между горожанами и армией в Фаэнце и Равенне. «...На улицах Рима, - указывал он, - часто появляются афиши революционного содержания». Один из таких плакатов Италийский приложил к своему донесению: «Римляне! Настал час заявить вам о своих правах. Берите пример с ваших благородных соседей неаполитанцев, сведите счеты с порфироносным тираном, с его злодеяниями, преследованиями, с его деспотизмом. Движение против тирании охватило всю Европу. Неужели вы, римляне, одни останетесь в рабстве?»224

Авторами многочисленных прокламаций и призывов к восстанию были карбонарии Папского государства225. Главными центрами карбонарских заговоров являлись Марке и Романья. В г.Мачерата среди руководителей карбонарской организации выделялся юрист Ливио Ауриспа226. Под его руководством был разработан план восстания, которое должно было начаться после того, как революция охватит Пьемонт и Ломбардо-Венецианскую область227. Однако полиция с помощью своего агента Басвекки, проникшего в венту, узнала о существовании заговора. В октябре 1820 г. Ауриспа и ряд других активных деятелей карбонарской венты были арестованы. Протоколы их допросов являются главным источником сведений о деятельности карбонариев по подготовке восстания. Таким образом стало известно, что в Романье и Болонье насчитывалось около 8 тыс. человек, готовых участвовать в восстании, причем 4 тыс. из них - жители Болоньи228. В самой Мачерате восстание должны были начать 300 человек под руководством майора Саккини, Ауриспы, доктора Фьоретти и др.229

Многим карбонариям из Мачераты, как и из других папских провинций, удалось бежать от преследований полиции в Неаполитанское королевство. Большинство из, них собиралось в маленьком городке Терамо в Абруц-цах, вблизи границы с Папским государством. Здесь было организовано общество под названием «Патриотический союз Папского государства». Во главе его стояли карбонарии Чиконьяни и Паннелли230. Главной целью союза была организация восстания в Папском государстве с целью провозглашения там испанской конституции. Начало восстания намечалось на 15 февраля 1821 г. В этот день отряд повстанцев (к которому собирались примкнуть жители Абруцц) должен был вступить в Марке. Другие отряды, в которые входили участники восстаний в Понтекорво и Беневенто, одновременно намеревались перейти границу в районе Фрозиноне и направиться к Риму231.

В прокламациях, распространяемых заговорщиками по всей территории Папского государства, руководители восстания призывали всех граждан, солдат и офицеров присоединиться к ним в одном из центров сбора сил. Таких центров называлось четыре: Пезаро, Сполето, Мачерата и Фрозиноне. От каждого из этих центров следовало избрать двух наиболее достойных и просвещенных патриотов для участия в правительственной джунте, которая управляла бы страной до созыва национального парламента .

Если план похода на Фрозиноне осуществить не удалось, то задуманное Патриотическим союзом вторжение на территорию Папского государства из Терамо началось, как и было намечено, утром 15 февраля. Отряд численностью свыше 100 человек в тот же день достиг г.Оффида. На следующее утро в городе была провозглашена испанская конституция. По распоряжению Паннелли был реквизирован склад зерна, принадлежавший церкви. Это зерно было продано населению, а вырученные деньги пошли на содержание отряда233. Однако уже на следующий день отряд папских солдат и карабинеров (за которым двигалось австрийское войско) заставил отступить повстанцев, не поддержанных населением и неаполитанской армией234. Многие участники этого похода, не сумевшие вновь пробраться в Терамо, были арестованы.

Среди самых активных карбонариев Папского государства в период 1820-1821 гг. были карбонарии Романьи. Наряду с подпольными газетами, содержавшими призывы к восстанию, в Романье в тот период распространялись также прокламации революционного содержания235. Так, авторы одной из них (относящейся к 1821 г.), обращаясь ко всем итальянцам, призывали их к оружию, так как «великий момент недалек»236. В показаниях на судебном процессе папских карбонариев Дж.Ладерки рассказал о плане восстания, разработанном Центральным советом карбонариев Романьи в августе 1820 г. Руководители рассчитывали, что около 4 тыс. человен»смогут в октябре выступить с оружием в руках и свергнуть папскую власть. Предполагалось, что в походе на Рим карбонариев Романьи поддержат другие части Папского государства237.

Необычайно ценными документами, воссоздающими живыми красками атмосферу деятельности романьольских карабонариев в 1820-1821 гг., являются дошедшие до нас дневники и письма Байрона238.

Жажда активной политической деятельности толкала Байрона в самую гущу событий, разворачивавшихся в Равенне. Он становится одним из руководителей отряда «Американских стрелков». ««Mericani» (они называют меня их «capo», или главой) означает «Американцы», - писал он Дж.Меррею, - так называют в Романье местных карбонариев, вернее народную их часть, их отряды. Первоначально это было сообщество лесных охотников, называвших себя «американцами»239, а теперь оно включает несколько тысяч человек и т.д.»240 Вооружение его в большой мере осуществлялось за счет личных средств Байрона. В донесении папской полиции, ни на минуту не выпускавшей из-под своего надзора этого «опасного лорда», «ярого возмутителя общественного спокойствия», «покровителя Американских стрелков и первого революционера Равенны», говорилось, например, что Байрон «отдает приказания направо и налево», что он «раздает деньги темным личностям, которые составляют его общество. Он никогда не имеет дела с благонамеренными и честными людьми»241.

Поскольку с иностранцем и столь знатным человеком нельзя было расправиться, как с местными карбонариями, полиция обращалась в Ватикан, умоляя прислать «более точные инструкции относительно лорда»242.

К весне 1820 г. повсюду в Италии царило всеобщее возбуждение. Письма Байрона той поры служат ярчайшей иллюстрацией настроений, господствовавших в стране. «В Италии назревает такое, что всякая связь может прерваться..., -писал он Меррею 16 апреля. - Испанские и французские дела вызвали в Италии брожение и не удивительно: слишком долго ее попирали... Если здешние жители позволят, я останусь посмотреть, чем кончится дело, а то и принять в нем участие..., ибо я считаю, что в жизни не может быть более интересного зрелища и момета, чем итальянцы, загоняющие варваров всех наций обратно в их берлоги. Я достаточно долго прожил среди них, чтобы сочувствовать их национальному делу более, чем любому другому; но им недостает единства и принципиальности, и я сомневаюсь в их успехе. Однако они, очевидно, попытаются, и это будет правое дело...»

А 23 апреля Байрон рассказывал Меррею о стихийном антиправительственном выступлении в Равенне прошедшей ночью: «Вероятно они всю ночь работали, потому что лозунгов «Да здравствует республика!», «Смерть попам и священникам» бесчисленное множество... Я пророчу Италии драку - и в этом случае я не уверен в том, что не приложу к ней свою руку. Я ненавижу австрийцев и считаю, что они гнусно угнетают итальянцев»244.

После начала неаполитанской революции карбонарии Равенны напряженно готовились к восстанию. На все важнейшие их встречи, проходившие почти ежедневно, приглашался Байрон. Планы карбонариев и участие в их деятельности Байрона не были тайной для вездесущей папской полиции. Так, в полицейском донесении от 2 сентября 1820 г. читаем: «Говорят, что в Равенне есть злонамеренные лица, которым помогает английский лорд... По тайному соглашению с другими городами Романьи и с Болоньей ярмарка в Луге (в начале сентября. - М.К.) должна будет послужить сигналом для всеобщего восстания и что, по их плану, надо попытаться начать восстание в Равенне»245.

Из-за нерешительности части руководства и полицейских мер восстание, назначенное на сентябрь, не состоялось. Расхождения между сторонниками немедленного выступления и теми, кто требовал оттяжки на неопределенный срок, наметившиеся еще накануне сентября, еще более усилились. Байрон поддерживал тех, кто был против промедления246. Он не раз с осуждением писал о том, что «либералы медлили до тех пор, пока не упустили возможность сделать что-либо стоящее...»247

К началу 1821 г. политическая обстановка в Равенне была накалена до предела. «Сегодня в театре, - отмечал Байрон в дневнике 6 января,- в последнем действии комедии, когда показали короля на троне, - в публике раздался смех и возгласы, требовавшие «Конституцию». Это показывает здешнее состояние умов...»248 «Как сильно здесь брожение умов, трудно себе представить, если не видишь сам»249, - записал он 30 января.

Новый (и последний) план восстания, разработанный карбонариями Равенны, намечал выступление на 15 февраля и связывал его с моментом, когда по их расчетам австрийцы должны были перейти р.По.

На совещаниях Байрон давал равеннским карбонариям советы, которым они, увы, часто неспособны были следовать. Так, он полагал, что необходимо начать борьбу в ближайшее время: «...Лучше драться, чем дать схватить себя поодиночке»250. Поэт высказывался за тактику партизанской войны: «Я посоветовал им выступить мелкими отрядами и в разных местах (но в одно время), чтобы рассеять внимание войск...»251, - писал он.

С нетерпением ждал Байрон начала восстания. «Сегодня вечером,-записывал Байрон 30 января,- граф П[ьетро] Г[амба] (по поручению карбонариев) сообщил мне новый пароль на ближайшие полгода... Дело, как видно, близится к развязке...

Мы обсудили некоторые важные вопросы движения. Их я опускаю; если что-нибудь выйдет, они будут говорить сами за себя... Когда с минуты на минуту ожидаешь взрыва, трудно сосредоточиться за письменным столом на поэзии

9^9

высшего рода» .

С удивительной проницательностью Байрон улавливал слабые стороны движения. «...Интересно, как покажут себя итальянцы в настоящем бою. Мне иногда кажется, что они... годятся только для «выстрелов из-за угла...» И все же в этом народе заложены отличные качества и благородная отвага, которую только надо бы направить. Но кто же сделает это?»253

С осуждением писал Байрон о легкомыслии равеннских руководителей,

9^Л

отправившихся на охоту накануне выступления .

Байрон глубоко убежден, что следует привлечь на сторону революции крестьянские массы. «...Они не наберут и тысячи человек. А все из-за того, что простой народ не заинтересован - только высшие и средние слои. А хорошо было бы привлечь на нашу сторону крестьян - это храбрая, свирепая порода двуногих леопардов...»

Однако неуверенность в победе и ясное понимание слабостей движения не расхолаживали Байрона в его намерении принять участие в борьбе. «Что ж, я не отступлю,- писал он в дневнике, - хотя не вижу в них достаточно силы и решимости, чтобы добиться больших результатов. Но вперед! - пора действовать настала и что значит твоя особа, если можно передать в грядущее хоть одну живую искру того нетленного, что достойно сохраниться от прошлого. ...Волны, атакующие берег, разбиваются одна за другой, но океан все же побеждает...»256 И Байрон делал все, что было в его силах, чтобы обеспечить успех предстоявшему восстанию. «Купил оружие для вновь набранных Americani, которым не терпится выступить. Заказал необходимую сбрую для лошадей и дорожные сумки»257, -записывал он 5 февраля. «...Все, что я могу сделать деньгами или иными средствами или личным участием, все это я готов сделать ради их освобождения; я так и сказал им (некоторым из здешних предводителей) полчаса назад. У меня имеется при себе 2500 скуди, т.е. больше 500 фунтов, которые я и предложил для начала»258.

Быстрое продвижение австрийской армии и поражение неаполитанцев явились главной причиной того, что восстание романьольских карбонариев так и не было осуществлено.

В Папском государстве начались массовые преследования всех либерально настроенных людей. «...По всей стране, - писал Байрон Р.Б.Хоппнеру 23 июля 1821 г., - идут репрессии - все мои друзья арестованы или высланы... Я решил перебраться в Швейцарию... По правде говоря, мою жизнь здесь нельзя считать в безопасности. Вы не можете себе представить, какому гнету подвергается страна - в Романье арестовано более тысячи человек всех сословий - иные высланы, иные заключены в тюрьму, без суда и следствия и даже без обвинения! Все говорят, что со мной бы сделали то же самое, если бы смели действовать открыто...»

Итак, несмотря на огромное возбуждение населения папских областей и на многочисленные заговоры и планы восстаний деятелей тайных обществ в различных провинциях, революционного взрыва там в 1820-1821 гг. не произошло. Это объясняется рядом причин.

Среди них важнейшие - несогласованность действий и разобщенность карбонариев различных районов страны, активное нежелание неаполитанского правительства вовлечь в движение и объединить вокруг Неаполя революционные силы других итальянских государств (вспомним пример Беневенто и Понтекорво). Наконец, быть может, самой существенной причиной был страх участников освободительного движения Папского государства перед австрийской интервенцией. Выделяя этот момент, Италийский в записке «О положении папского правительства» замечал: «Итальянцы так явно питают национальную ненависть ко всему немецкому, что предпочитают скорее упустить возможность революции, чем видеть, как на стенах их городов и над их равнинами развевается австрийское знамя»260.

1 A.Lucarelli. La Puglia nel Risorgimento (Storia documentata), vol.4. Trani, 1953, p.73.

2 Освободительная борьба испанского народа издавна находила в Италии горячий отклик. Так, партизанская война в Испании в 1812 г. явилась образцом для национально-освободительного движения в Милане в 1814 г. О влиянии испанского примера на это движение говорилось в газете «Раккольиторе романьоло» от 30 марта 1820 г. (G.Bandini Giomali е scritti politic! clandestini della Carboneria romagnola, 1819-1821. Roma-Milano, 1908. p.111). Именно тогда впервые в Италии был опубликован в Милане итальянский перевод испанской конституции. Между итальянскими карбонариями и испанскими левыми масонами существовали непосредственные контакты. Известно, что в 1817 или 1819 г. в Испании побывал один из руководителей салернитанских карбонариев Маттео Фарро (G.Spini. Mito е realta della Spagna nelle rivoluzioni italiane del 1820-1821. Roma, 1950, p.12-13).

M. Manfredi. Luigi Minichini e la Carboneria a Nola. Firenze, 1932, p.58.

4 Подробнейший доклад самого Де Кончили об этих событиях см. АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, лл.228-233 об.

5 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8316, л.242.

6 июля в Авеллино приехал генерал Г.Пепе. Подобно Де Кончили и другим офицерам-мюратистам, он

испытал колебания при первых известиях о революции, но затем решил взять в свои руки руководство

движением. Под давлением обстоятельств - массового перехода королевских войск на сторону восставшихб -

вскоре к этому лагерю вынужден был примкнуть и генерал Карраскоза, которому король поручил подавить

восстание.

6 «Армия, зараженная этими сектантами,- писал Меттерних Леб-цельтерну, - смотрит на карбонариев как на свою высшую власть. ...Королевские солдаты заявляют, что не будут драться против своих братьев-карбонариев» («Atti del Parlamento del-le due Sicilie, 1820-1821», vol.5, pt. 2. Bologna, 1931, p.33); см. также: M. Carrascosa. Memoires historiques, politiques et tnilitai-res sur la revolution du Royaume de Naples en 1820 et 1821, et sur les causes qui I'ont amenee. Londres, 1823, p.53.

7 A.Morelli. Michele Morelli e la rivoluzione napoletana del 1820-1821. Bologna, 1961. p.93.

8 V.Zara. La carboneria in Terra d'Otranto, 1820-1830. - «Risorgimento italiano», 1913, № 1, p.76.

9 Гимн этот заканчивался словами «Деспотизм уничтожен, Погибла тирания, И аристократия не будет нас больше угнетать» (A.Lucarelli. Op.cit, vol.4, p. 124).

10 A.Lucarelli. Op.cit., vol., 4, p.126-128.

11 G. de Ninno. Filadelfi e carbonari in Carbonara di Bari negli albori del Risorgimento italiano (1816-1821). Ban, 1922, p.25-26.

12P.Colletta. Storia del Reame di Napoli dal 1734sinoal 1825, vol.3. Napoli, 1957, p.161.

13 Ibid., p.161-162; A. Lepre. La rivoluzione napoletana del 1820-1821. Roma, 1967, p.86.

14 A.Lepre. Op.cit., p.85; P.Colletta. Op.cit., vol.3, p. 162.

15 A.Lepre. Op.cit., p.45-46.

16 P.Colletta. Op.cit., vol.3, p.161.

17 Хотя большинство жителей Неаполя верило в искренность короля, были и такие, которые опасались, что король захочет убежать из Неаполя вместе с государственной казной. Группа таких лиц остановила, как записал 6 июля в дневнике Де Никола, карету генерала Карраскозы и пожелала узнать, где находится король. «Карраскоза заверил их, что его величество никогда не думал о том, чтобы покинуть Неаполь, и привел их к дворцу. Король показался им на балконе...» (С. De Nicola. Diario napoletano, 1798-1825, pt.3. Napoli, 1906, p.181)

18 С.С.Ланда. О некоторых особенностях формирования революционной идеологии в России. - «Пушкин и его время». Л., 1962, стр.128.

19 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.10, стр.465.

20 Там же, стр.459.

21 Дж.Канделоро. История современной Италии, т.2. М, 1961, стр.98-99.

22 P.Colletta Op.cit., vol.3, р.147.

23 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.10, стр.471.

24 О поддержке широкими массами населения неаполитанской революции писал Л.Анджелони [LAngeloni. Delia forza nelle cose politiche, vol.1. Londra, 1826, p.139-140). Романьольский карбонарий Чиконьяни, побывавший в Неаполитанском королевстве, писал об огромном энтузиазме жителей королевства, особенно крестьян Абруцц, и о том, что конституционная система принята повсеместно (A.Pierantoni. I carbonari dello Stato Pontifico ri-cercati dalle inquisizioni austriache nel Regno Lombardo-Veneto (1817-1825), vol.2. Milano-Roma, 1910, p.222).

25 J.Arrivabene. An epoch of my life London, 1862, p.210-211.

26 P.Colletta. Op.cit., vol.3, p.153-154.

27 G.Pepe. Memoires du general Pepe sur les principaux evenements, politiques et militaires de I'ltalie moderne, vol.2. Paris, 1847, p.387. В тот же день, 9 июля, было сформировано новое правительство, целиком состоявшее из бывших мюратистов, сторонников умеренной политики. Военным министром был назначен М.Карраскоза, финансов - Л.Мачедонио, внутренних дел - Дж.Дзурло, морским министром - Р.Сеттимо. Министры юстиции и иностранных дел - Риччарди и Кампокьяро - занимали те же посты и до революции.

28 P.Colletta. Op.cit., vol.3, p. 147-148.

29 A.AIberti. Lineamenti costituzionali della Giunta provvisoria di Governo - «Atti...», vol.4, p.CCCXCV-CDX.

30 Ibid., p.CLXXXV.

31 Истинное лицо «либерализма» Франческо обнаружилось после подавления революции, когда с его

санкции осуществлялись жестокие расправы с ее учасгнпками.

32 A.Lepre. Op.cit., р.40-41.

33 ИРЛИ, ф.288,оп.1,ед.хр.1866, л.400 об.-401. Эта брошюра была прислана И.А.Каподистриеи из Троппау А.С.Стурдзе. Имя автора в ней не указано. Об авторстве Дельфико пишут итальянские историки О.Дито и В.Цара (O.Dito. Op.cit., р.207; V.Zara. La carboneria in Terra d'Otranto. - «Risorgimento italiano» (Milano), 1913, № 1, p.8). В.Цара отмечает, что эта книга «встречается крайне редко».

34 «Atti...», vol.l, р.89.

35 B.Marcolongo Le origini della Carboneria о le societa segrete nell'ltalia mendionalc dal 1810 al 1820.-«Studi storici», 191. № 3-4, p.339-343.

36 A.Lepre. Op. cit, p.161-163. 87 Ibid., p.163-165.

38 L.Rocco. La stampa periodica napoletana delle rivoluzioni (1799-1820-1848-1860). Napoli, 1921.

39 G. de Ruggiero. II pensiero politico meridionale nei secoli XVIII e XIX. Bari, 1946, p.231-232,

40 L.Rocco. Op.cit., p.44; R.Johnston. The napoleonic empire in Southern Italy and the rise of the secret societies, vol.2. London, 1904, p.163.

41 R.Johnston. Op.cit., vol.2, p.159. Об этой газете сообщал читателям орган министерства иностранных дел России «Conservateur impartial» (1820, 28 dec, № 104).

42 АВПР, ф Канцелярия, 1820, д.10138, л.ЗО.

43 O.Dito. Op.cit., р.244.

44 M.Manfredi. Op.cit., p.144.

45 R.Johnston. Op.cit., vol.2, p.93.

46 M.Carrascosa Op.cit, p.128.

47 R.Johnston. Op.cit, vol.2, p.93; G.Romanl. The Neapolitan revolution of 1820-1821. Evanston, 1950, p.90.

48 Дж.Берти. Демократы и социалисты в период Рисорджименто. М., 1965, стр.178.

49 O.Dito. Op.cit, р.249.

50 A.Lepre. Op.cit., p.59.

61 R.Johnston. Op.cit., vol.2, p.104.

52 Ibid., p.40.

53 A.Lepre. Op.cit, p.57.

54 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д. 8317, л. 311 об.

55 В.И.Семевский. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909, стр.366.

56 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, Д.8317, лл.397 об.-398 об.

57 A.Lepre Op.cit., p.60; P.Colletta. Op.cit, vol.3, p.200. Существует и другая версия ареста трех карбонариев, по которой целью «заговора» был арест короля и всех членов его семьи и перевозка их из Неаполя в Мельфи (Базиликата), где они должны были содержаться под охраной, пока неаполитанская революция не будет признана другими державами (P.Colletta Op.cit., vol.3, р.200; АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, л.36 об.; Дж.Берти. Указ.соч., стр.176-177).

58 O.Dito Op.cit., р.250; P.Colletta. Op.cit., vol.3, p.199.

59 R.Johnston Op cit, vol 2, p.98.

60 M.Carrascosa Op cit, p 132-133,

61 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.8329, лл.109 об.-lll об.

62 АВПР, ф. Канцелярия, 1822, д.8333, л.155 об.

63 Там же, лл. 180 об.-181.

64 A.AIberti. La rivoluzione, il suo parlamento e la reazione europea. - «Atti...», vol.4, p.L-LI.

65 G.Romani. Op.cit, p.102.

66 См. об этом гл.2.

67 M.Carrascosa. Op.cit, p.40, 105, 145 etc.; P.Colletta. Op.cit, vol.3, p.149 e segg.

68 R. Soriga. Le societa segrete, I'emigrazione politica e i primi moti per l'indipendenza. Modena, 1942, p.88-89; M.Manfredi Op.cit., p.55-56.

69 G.Romani. Op.cit., p.35, 39, 43-48, 67-78 etc.

70 A.Lepre. Op.cit., p.50, 87-96.

71 P.Colletta. Op.cit., vol 3, p.192.

72 M.Carrascosa Op.cit., p.186.

73 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8317, л.311.

74 P.Colletta. Op.cit., vol 3, p.192.

75 «Atti...», vol.1, p.596; A.Lepre. Op.cit., p.275-276.

76 ИРЛИ, ф.288, on. , ед.хр.1866, л.401.

77 A.Lepre. Op. cit., p.167.

78 Дефицит Неаполитанского королевства составлял 4 млн. дукатов (A.Lepre. Op.cit., p.274).

79 A.Lepre. Op.cit., p.293.

80 «Atti...», vol.3, p.159,

81 A.Lepre. Op.cit, p.135.

82 «Atti...», vol.1, p.557-560; vol.2, p.73.

83 A.Lepre. Op.cit, p.286.

84 «Atti...», vol.3, p.176-180.

85 Ibid., p.19.

86 А.Лепре публикует ряд петиций в парламент от различных слоев населения королевства. Так, рабочий табачной фабрики в коммуне Джифуни (провинция Салерно) просит парламент помешать закрытию фабрики, которым угрожает рабочим хозяин предприятия. С просьбами об улучшении оплаты труда обращались в парламент мелкие государственные служащие, врачи (A.Lepre. Op.cit., p.171-176).

87 A.Lepre. Op.cit., p.150.

88 Ibid., p.153-156.

89 Ibid., p.165-166.

90 Ibid., p.169-170,

91 A.Lepre. Op.cit., p.107-110.

92 Ibid., p.114-115.

93 Ibid., p.116.

94 «Atti...», vol.3, p.147.

95 Ibidem.

96 A.Lepre. Op.cit., p.118-120.

97 С De Nicola Op.cit, pt.3, p.203.

98 O.Dito Op.cit., p.251. Здесь непереводимая игра слов с одним корнем: «parlamento» и «parlare» - говорить.

99 A.Lepre. Op.cit, p. 123.

100 Дж.Берти. Указ.соч., стр.182.

101 Там же, стр.183.

102 N.Cortese. La prima rivoluzione separatista siciliana 1820-1821. Napoli, 1951.

103 F.Renda. Risorgimento e classi popolari in Sicilia. 1820-1821. Milano, 1968.

104 N.Cortese. Op.cit., p.1-6. Отметим, кстати, что посланному во время революции в Мессине Л.Миникини был оказан там три у моральный прием со стороны многочисленных (35) карбонаргкич вент {M.Manfredi. Op.cit., р.96).

106 Эта точка зрения до сих пор находит сторонников среди итальянских историков (см., в частности, R.Romeo. II Rissorgimento in Siciilia Ban, 1950).

106 F.Renda. Op.cit., p.54-55.

107 F.Renda. Op.cit., p.76.

108 N.Cortese. Op.cit., p.48.

109 G.Berti. I democratici e I'iniziatna mendiona'e nel Risorgimento. Milano, 1962, p.236.

110 «Atti », Vol 1 p 458^463

111 P.Colletta. Op.cit., vol.3, p.281.

112 «Atti...», vol.3, p600.

113 «Atti...», vol.1, p.332.

114 Для успокоения мессинцев по совету Гильельмо Пепе в Мессину, как уже отмечалось, был отправлен Л.Миникини. Неаполитанское правительство хотело таким образом избавиться от этого настроенного крайне радикально карбонария. Однако Котчетта, опасаясь усиления влияния карбонарского общества в Сицилии, добился того что Миникини был отозван в Неаполь. Обосновывая свое требование, Котчетта писат что «его искусная конспиративная деятельность и его слава «карбонизировали» бы население и дали бы им общий язык и средство сообщаться между собой » (М Manfredt Op cit, р 105) Любопытно, что деятельность Миникини в Сицилии привлекала внимание русских дипломатов. Так, Штакельберг сообщал, что «неаполитанское правительство в Сицилии имеет чересчур опасного врага в лице каноника Миникини который создает там оащ венту за другой, увеличивая этим силы карбонариев...» (АВПР, ф. Канцелярия, 1820 д.8318, л.94).

115 G.Pepe. Metone del generalc Guglieimo Pepe intorno alia sua vita e ai recenti casi d'ltalia, vol.2. Parigi, 1847, p.12—18. Во французском варианте книги эта мысль изложена так, что о «свободе действовать по своему» не упоминается (см. G.Pepe. Op.cit., vol.3, p.71).

116 F. Renda. Op cit, p.135. Ренда подчеркивает, что здесь впервые у жителя Палермо появляется мысль о возможности содружества с неаполитанцами.

117 G.Berti. Op.cit., р.240.

118 P.W.Schroeder. Metternich's diplomacy at its zenith. 1820-1823. Austin, 1962, p.98. 1'" Ibid., p.43.

120 «Сборник императорского Русского исторического общества» (далее - Сборник РИО»), т.127. СПб, 1908, стр.415.

121 G.Romani. Op.cit, p.Ill; «Atti...», vol.4, p.XCIX-C; C.Webster. The foreign policy of Castlereagh, vol.2. London, 1925, p.259.

122 G.Romani. Op.cit., p.111-112.

123 Подробнее о позиции России на конгрессах в Троппау и Лайбахе см. гл.5.

124 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.10138, лл.49-52, 86-87, 98-100 и т.д.

125 Там же, лл.29 об.- 30.

126 N.Cortese. L.Blanch ed il partito moderate napoletano.- «Archi-vio storico per le provincie napoletane», 1922, № 1-4, p.265. Подробнее о надеждах неаполитанцев на помощь России см. гл.5.

127 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, л.102 об.

128 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, Д.8317, лл.419 об-420 об.

129 «Atti...», vol.2, е, 200.

130 В сентябре 1820 г. Фердинанд писал в Вену князю Руффо (письма тайно пересылались через

Штакельберга) о своей ненависти к новым порядкам в Неаполе («Atti. », vol.l, р.7-11, 160-162).

131 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, лл. 177-185.

132 F.Delia Peruta Per la storia dell'emigrazione meridionale. - «Nuova rivista storica», 1955, «Na 3-4, p.350.

Как только Фердинанду удалось покинуть Неаполь, он обратился с письмом к Александру I (из Ливорно 21 декабря 1820 г.), в котором чрезвычайно откровенно объяснил причины, заставившие его признать новый режим. «...Наконец-то я свободен, - писал он, - наконец предоставлен самому себе... Министр вашего величества должен будет подтвердить, что меня вынудили подписать конституцию..., что я согласился открывать парламент только для того, чтобы избежать всех тех несчастий, которые угрожали моей семье; чтобы спастись... от кинжала убийц и чтобы мои народы могли избегнуть неприятностей, которые были навлечены на их головы злодеями, совершившими преступление, которое не останется безнаказанным. Таковы... мотивы, вынудившие меня подписать акты, которые я не одобряю...» (АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.10136, лл.7об.-8).

133 O.Dito. Op.cit., р.258, P.Colletta Op.cit., р.217-219.

134 «Atti », vol.2, p.536.

135 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8317, л.439.

136 Там же, д.8318, л.90.

137 Там же, лл.90об.-91.

138 «Atti », vol.1, р.638.

139 «Atti .», vol.2, р.217-218.

140 Ibidem. Именно в этот период по всей Европе упорно распространялся слух о намерениях карбонариев совершить убийство короля. Подобные сообщения всгречаются в донесениях и письмах из Неаполя как русских дипломатов (АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, лл.150, 160 об.-161), так и представителей других стран. Посол Австрии Менц сообщал Меттерниху, например, что для подготовки к убийству короля в одной из вент якобы сделан манекен, изображающий короля, который служит мишенью для упражнения в стрельбе. В другой венте в портрет короля втыкают кинжал, говоря при этом: «Такова будет твоя судьба, если ты нарушишь клятву» («Atti...», vol.5, pt.2, p.397-398). Однако большинство современников считало, что планы убийства короля были выдумкой либо самого Фердинанда и его придворных, либо иностранных дипломатов (P.Colletta Op.cit., vol.2, p.246). Даже такой ярый враг неаполитанских революционеров, как английский посол в Неаполе Э'Корт, признавал позднее, что эти слухи были малообоснованны («Atti », vol.4, p.CLXXXVIII).

141 «Atti...», vol.2, p.213-222.

112 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8318, лл.127 об., 135 об.

143 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.8322, л. 34

144 С. De Nicola. Op.cit., pt.3, p.249.

145 R.Johnston Op.cit, vol.2, p.129

146 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10012, л.257

147 «Atti..», \ol 3, р.401.

148 С. De Nicola Op.cit, pt 3, p.249.

149 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д10012, лл.312 об.-313; ЦГАДА, Госархив, ф.5, д.213, л.78-78 об.

150 «Вестник Европы», 1821, № 5, стр.124-130.

151 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.8054, л.38.

152 Там же, Д.8054, л.43 об.

153 F.T.B.CIavel Histoire pittorcsque de la Franc-Maconnerie el des societes secretes anciennes et modernes. Pans, 1844, p.381.

154 Дж.Г.Байрон. Избранные произведения. M., 1953, стр.445. По-видимому, это письмо не дошло до Неаполя. Однако Байрон принял самое активное участие в движении карбонариев Папского государства (подробнее об этом см. ниже).

155 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма. М., 1963, стр.26. В те же дни он писал о предстоящей австрийской интервенции: «Пусть выступают, проклятые собаки!.. Есть еще надежда, что из их костей нагромоздят холмы...» (там же, стр.200).

156 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.192.

157 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д. 10007, лл.307 об.-308.

158 A.Pierantoni. Op.cit., vol.1, р.462.

159 «Carte segrete e atti ufficiali della polizia austriaca in Ita'lia dal 1814 al 1848», vol.2. Capolago, 1851, p.157.

160 M.Manfredi. Op.cit., p.111.

161 R.Soriga. Op.cit., p.121.

162 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.11305, л.250.

163 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д. 8323, л. 189 об.

164 О. Dito. Op. cit., р.349-350.

165 J.H.Brady. Rome and the Neapolitan revolution of 1820-1821. A study in Papal neutrality. New York, 1937, p.20-22. Как сообщал Нессельроде русский консул во Флоренции Сверчков (1 августа 1820 г.), жители Беневенто отправили в Неаполь колокола своих церквей, чтобы перелить их на пушки (АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.3679, л.75 об.). По сообщению кардинала Консальви, в обоих городах были закрыты все монастыри, а монахи в течение 8 часов должны были покинуть эти территории (там же, д.10007, л.374).

166 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.8322, л.73 об.

167 «Atti...», vol.3, р.431-432

168 G. de Ruggiero. Op.cit., p.236.

169 A.Lepre. Op.cit., p,309.

170 F. Delia Perufa. I democratici e la moluzione italiana Milano, 1958, p.295.

171 «Atti...», vol.3, p.628-629 172G.Spini. Op.cit., p.14.

173 С De Nicola Op.cit., pt.3, p.197.

174 A.Lepre. Op.cit., p.80-81, P.Colletta. Op.cit., vol.3, p.239.

175 «Atti...», vol.3, p.469-170, A.Lepre. Op.cit., p.74-75.

176 «Atti...», vol.3, p.543, 566-569.

177 Ibid , p.591

178 0.Dito. Op.cit., p.259.

179 Ibid , p.260.

180 Ibid., p.261.

181 Следует отметить, что причиной поражения неаполитанцев была не мощь австрийской армии, а

чрезвычайная слабость неаполитанской. О состоянии австрийской армии и настроениях ее офицеров, в

большинстве своем сочувствовавших делу неаполитанцев, сообщал Италийский: «Они вслух осуждают эту

войну. «Мы выполняем свой долг, - говорят они..., - но мы не забываем, что дело неаполитанцев - это дело

всех народов, поднимающихся против слепого произвола»» (АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10012, л.190).

182 После поражения при Риети в королевстве получило широкое распространение шуточное стихотворение

о судьбах Пульчинеллы - героя, представлявшего обобщенный тип неаполитанца из народа:

Недовольный Пульчинелла, Дезертировавший из полка, Писал маме в Беневенто О грустной судьбе Родины Восстание и парламент, Клятвы и раскаянье,

Подготовка к войне и тяжкие испыгания.

От страха и предательства

Мы удирали со скоростью ветра.

Я раскаиваюсь в том, что сделал

милая мамочка, Марианна Ильинична Ковальская

Молись за Пульчинеллу!

(°,TD0p'Cit"^'25?' "eQ ДВИЖЕНИЕ КАРБОНАРИЕВ в ИТАЛИИ 1808-1821 гг.

183 G.Romani. Op.cit, p.168.

184 АВПР, ф Канцелярия 1821, д.8326, лл.165-171 об.

185 Там же, л.221.

186 M.Manfredi. Op.cit., р.113.

187 О.Dito. Op.cit., p.267.

188 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.10007, лл.399-401.

189 Об одном из таких адресов, который побывал в его руках во время пребывания в Генуе (летом 1820 г.), сообщал Ф.Пален в донесении Каподистрии (АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.8052, л.127).

190 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10012, л.314 об.

191 «Atti...», vol 5, р.22.

192 P.Egidi. I moti studenteschi ndl gennaio 1821. - «La rivoluzio ne piemontese dell'anno 1821». Nuovi documenti, vol.1. Torino, 1923, p.244-246.

193 Ibid, p.158.

194 «Carte segrete...», vol.2, p.190-194.

195 «Carte segrete...», vol.1, p.255,

196 АВПР, ф. Миссия в Турине, д.32, л.2.

197 S di Santarosa. De la revolution piemontaise Paris, 1821, p.52- 53.

198 F.Lemmi. II processo del principe della Cisterna. - «La rivoluzione piemontese...», vol.1, p.18, 20.

199 Дж.Канделоро. Указ.соч., т.2, стр.132-133.

200 A.Segre. L'episodio di S.Salvario. - «La moluzione piemonte se », vol.1, p.256-284.

201 R.Soriga. Op.cit., p.120.

202 Ibidem.

203 «Фатальная ночь для моей родины» - писат Сантароза об этом акте (S. di Santarosa. Op.cit., p.92).

204 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.8326, лл.204. об., 208. 205C.Canta. Op.cit., p.167.

206 S. di Santarosa. Op.cit., p.9.

207 C.Bornate. L'insurrezione di Genova nel marzo 1821. - «La rivoluzione piemontese », vol.2, p.348.

208 В студенческих волнениях тех дней участвовал 16-летний студент Генуэзского университета Дж.Мадзини (G.Salveriini. Scritti sul Risorgimento. Milano, 1963, p.300-303). Борнате отмечает деятельность двух представителей ничов П.Бадини и Дж.Павече, осуществлявших революционную пропаганду среди солдат. По-видимому, они принадлежали к обществу карбонариев, так как Бадини почднее «призывал вооружаться верных разносчиков угля» (C.Bornate. Op.cit., p.363, 369). О его судьбе шла дискуссия между радикальной частью восставших и более умеренной, склонявшейся к тому, чтобы выпустить Де Женэ из города. Де Женэ вернулся к власти лишь после вступления в Пьемонт австрийской армии (C.Bornate. Op.cit., p.391-393).

211 C.Bornate. Op.cit., p.380-383.

212 Ibid., p.385-386.

213 R.Soriga Op.cit., p.132.

214 R.Soriga. Op.cit., p.129-130.

215 АВПР, ф. Миссия в Турине, д.32, л.2 об,

216 Там же, л.З об.

217 «Примерно 140 человек, и в их числе виднейшие революционеры, бежавшие из Турина, Алессандрии и других мест и нашедшие здесь убежище, были отправлены вчера в Барселону на русском торговом корабле «Ирида» в соответствии с официальным ходатайством, присланным мне г-ном губернатором графом Де Женэ, который просил отправить этот корабль как можно скорее. Я сделал это тотчас же для того, чтобы избавиться от гостей подобного рода», - сообщал генеральный консул в Генуе Филди 2 (14) апреля 1821 г. в донесении Нессельроде. Далее он прибавлял, что «еще 60 человек, принадлежащих к вышеупомянутой категории, будут отправлены туда же немедля на другом русском судне «Меркурий»» (АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.4096, л.10 об.).

218 АВПР, ф. Миссия в Турине, д.25, л.21.

219 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.10007, лл.318 об.-319.

220 C.Metfemich. Memoires, documents etecrits divers, vol.3. Paris 1881, p.415.

221 «Carte segrete...», vol.1, p.301.

222 Ibid., vol.2, p.158.

223 J.H.Brady. Op.cit, p.43.

224 АВПР, ф. Канцелярия, 1820, д.10007, л.311.

226 Наряду с подготовкой восстания карбонарии Папского государства, как и прежде, широко осуществляли террор против самых ненавистных лиц из администрации. Так, Италийский писал в августе 1820 г. об убийстве Проспера Колонны - генерального директора полиции в легатствах (АВПР, ф. Канцелярия, 1820, Д.10007, л.388). В Романье от карбонарских кинжалов погибали полковники, коменданты, служащие и др. Карбонарии угрожали смертью кардиналу Сан Северино (АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10012, л.71 об.). Об отдельных членах карбонарской организации Мачераты см.: D.Spadoni Una trarna е un tentative nvoluzionario dello Stato rornano nel 1820-1821 Roma-Milano, 1910.

227 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д 10015, л. 291.

223 D.Spadoni. Op.cit., p.64; АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10015, л.289.

229 D.Spadoni. Op.cit., p.71.

230 Ibid., p.153.

231 Ibid., p.164; АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10012, лл.150 об.-151.

232 D.Spadoni. Op.cit., p.173-174. Полный текст прокламации опубликован Спадони в приложении к книге.

233 D.Spadoni. Op.cit., p.187-196.

234 О провале этого похода писал 24 февраля в дневнике Байрон: «Карбонарии (Романьи. - М.К.) получили сегодня утром с границы тайные известия самого печального свойства. План не удался. Главари, военные, гражданские - преданы, а неаполитанцы не только не выступили, но и заявили папскому правительству и варварам, что им ничего не известно!!! Так вертится мир, и так итальянцы из-за отсутствия единства вечно терпят поражение...» (Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.226).

235 G.Bandini. Op.cit., р.254-256.

236 Ibid., р.255.

237 A.Pierantoni. Op cit, vol.2, p.14-15.

238 Известно, что свои записки, специально посвященные карбонарскому движению, Байрон передал перед отъездом в Грецию в 1823 г. своему другу Менгальдо, который их сжег {Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.343).

239 Существуют две версии о происхождении этого названия. Первая, что оно дано в честь участников

американской революции, вторая связывает его с кабачком «американцев», где проходили собрания его

членов.

240 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.282.

241 J.Origo The last attachment. London, 1949, p.232.

242 Ibid., p.232 (эти документы обнаружены Ориго в Ватиканском, а также в ряде других итальянских

архивов).

243 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.188.

244 G.G Byron. Letters and Journals, vol.5. Paris, 1833, p.8.

245 J.Origo. Op.cit., p.223.

246 G. G. Byron. Lord Byron's Correspondence, vol.2. London, 1922, p.159-160.

247 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.190.

248 Там же, стр.196.

249 Там же, стр.218.

250 Там же, стр.197.

251 Там же, стр.198.

252 Там же, стр.218.

253 Там же, стр.199.

254 Там же, стр.212.

255 Там же.

256 Там же, стр.201.

257 Там же, стр.220.

258 Дж.Г.Байрон. Дневники. Письма, стр.226.

259 Там же, стр.281.

260 АВПР, ф. Канцелярия, 1821, д.10007, л.137 об.