Cергей Бычков

ХРОНИКА НЕРАСКРЫТОГО УБИЙСТВА

К оглавлению

Когда же отец Александр попал под пристальный надзор КГБ? Сохранились документальные данные и можно с уверенностью ответить - летом 1964 года. 27 июля 1964 года в областной газете «Ленинское знамя» появился фельетон Ивана Малыгина под названием «фальшивый крест» (18). Наполовину он был посвящен подвигам Льва Лебедева, ныне священника, перешедшего из Русской Православной Церкви в Зарубежную. Вторая половина описывает происшествие в Новоиерусалимском монастыре, участниками которого были два священника, получивших ныне мировую известность - Александр Мень и Николай Эшлиман.

Не будем забывать - 1964 год был последним годом правления Н.С.Хрущева. Антирелигиозная пропаганда достигла пика. Казалось, что Русская Православная Церковь вот-вот прекратит свое существование. Закрывались монастыри, духовные семинарии и сотни храмов. На скамьях подсудимых оказывались не только священники и миряне, но и епископы (19). Сегодня даже трудно представить размах этой пропаганды. Отец Александр вспоминал, что он как-то подсчитал в 1961 году, сколько атеистических книг и брошюр выходило в среднем в день. Цифра получилась впечатляющая - 7! Предоставим слово Ивану Малыгину: «А.В.Мень и Н.Н.Эшлиман, оказывается, давным-давно окружили заботой-вниманием свихнувшегося с «истинного» пути научного сотрудника музея (речь идет о Л.Лебедеве - АВТОР). Теперь, пристроив его к алтарной кормушке, они принялись усердно очищать душу «раба Божьего» от музейной ереси. И «очищали» его душу довольно своеобразно. Отец Александр (в миру А.В.Мень) и отец Николай (в миру Н.Н.Эшлиман) сажали Лебедева в церковную легковую машину (№ ВП 39-01) и, прихватив с собой «святой» сорокаградусной и совсем не святых девиц, катались по дорогам Подмосковья. А наутро спешили в «храм Христа», чтобы читать молитвы православным, щедро отпускать их грехи». Думаю, вполне достаточно одного отрывка, чтобы читатель уяснил - Иван Малыгин недалеко ушел от своего прототипа - знаменитого персонажа Михаила Булгакова, тоже Ивана, но Бездомного, очертившего Иисуса Христа черными красками по причине «полного незнакомства с вопросом».

Однако фельетон преследовал дальние цели. Следующий пассаж описывает единственный приезд в Новоиерусалимский монастырь отца Александра и отца Николая. Лев Лебедев действительно явился перед ними в неподобающем виде, так что священники поспешили быстрее покинуть обитель. Иван Малыгин утверждает, что священники были схвачены бдительными дружинниками с поличным. Оказывается, ни много ни мало, они хотели ограбить музей! Что же обнаружили дружинники у православных священников? Цитирую: «Верно, то были «священные» свитки древнееврейской Торы, принадлежащие краеведческому музею. Вызвали милицию и обнаружили у служителей религиозного культа немало музейных ценностей, украденных Лебедевым и его сообщниками». Через день после описываемых событий, в Алабино, где тогда служил отец Александр, приехали оперативники с ордером на обыск. Забрали несколько богослужебных книг, опечатали церковный дом и уехали. Сотрудник КГБ, приехавший с оперативной группой для изъятия ценностей якобы похищенных отцом Александром из музея, был молод и сказал, что пришлет более опытного сотрудника осмотреть библиотеку. Во время обыска изъяли выписки из романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» и две иконы.

Отец Александр, несмотря на обыск, решил все же дописать обязательные три страницы из очередного тома - «У врат молчания», - над которым в это время трудился. Однако в комнате оставались бумаги, которые следствие могло использовать против него. Это не давало ему покоя. Позже он вспоминал: «Стал я гулять по двору в раздумье. Гулял, гулял, и так задумался, что подошел и, дернув дверь, сорвал все печати. Ну, думаю, если я их сорвал, значит должен все почистить, хотя криминального там ничего не было. Кое-что унес, а сам думаю: «Что теперь будет?» Вижу, идет мой брат. Мне стало как-то веселее. Мы с ним поразмыслили (а оперативники сказали, что приедут на следующий день). Я отправился к одному административному лицу нашей деревни, с которым находился в большой дружбе и рассказываю ему о случившемся. Он говорит: «Они были у нас, расспрашивали о вас. Но мы сказали о вас самое хорошее. А опечатывать не имели права» (20). Через несколько дней отец Александр в сопровождении этого человека отправился в райцентр, нашел отделение КГБ, написал записку, в которой известил о произошедшем. А тем временем следственная машина заработала. Дело передали в ведение генерального прокурора. Отца Александра вызвали в прокуратуру. Допрос длился семь часов, но, тем не менее произвел на него отрадное впечатление. Следователь постарался разобраться и понял, что криминала, кроме измышлений автора газетной статьи, нет.

Неожиданно выяснилось, что во время обыска была похищена фотография отца Александра. Видимо, готовился какой-то коллаж. Отец Александр начал «качать права», фотографию забрал. Следователь в конце допроса намекнул, что причин для беспокойства нет. Изъятые книги передали экспертам высокого класса. Те подтвердили, что их стоимость не превышает 15 рублей и никаких музейных штампов на них нет. Отец Николай Эшлиман «отделался» лишь газетной статьей (21). Быть может, если б не еще одно обстоятельство, и для отца Александра это дело окончилось благополучно. Но в это же время был арестован инспектор по охране памятников, некто Лесунов. Он вымогал деньги у священников, заставляя их в кратчайшие сроки производить ремонтные работы. Незадолго до описываемых событий побывал он в Алабино и, шантажируя отца Александра, получил взятку. Когда началось дело, вызвали и отца Александра. Адвокат Лесунова настаивал на том, чтобы всех священников также взяли под стражу как взяткодателей. Как выразился позже отец Александр: «Бог спас!»

Но предстояло еще одно объяснение. Заканчивалось лето 1964 года. Подходило время отпуска, и отец Александр решил посмотреть мир, пока он не сузился до размеров тюремного окошка. Купил путевку и отправился с женой по Волге на пароходе. Приплыли в Астрахань, и тут настигает телеграмма, отправленная вторым священником - Сергием Хохловым: «Приезжал Трушин. Срочно выезжай». Алексей Алексеевич Трушин был одним из тех несменяемых работников, которые десятилетиями безраздельно правили в своих вотчинах. С 1945 года он был уполномоченным по делам религий Московской области. Какой чин он имел в КГБ, никто не знал, но вряд ли ниже полковника. Всех священников и все подмосковные приходы знал досконально. Пока пароход плыл к Москве, телеграммы шли беспрерывно. В Саратове отец Александр сел в самолет и вскоре был в Москве. Пришел на прием к Трушину. Тот спрашивает: «Ну, что с Вами делать?» Отец Александр отвечает: «Ничего». А тот начинает цитировать статью в «Ленинском знамени»: «Мень, Эшлиман в окружении икон, мерцающих свечей и лампад до того «напричащались» коньяками-винами, что запели «Шумел камыш...» Отец Александр в ответ: «Я столько не пью, в чужих домах тем более. А «Шумел камыш» - даже текста не знаю!» Диалог продолжался. Трушин раз пятьдесят повторил: «Что же с вами делать? Пока не служите». Во время разговора раздался телефонный звонок. Трушин, подняв трубку, отвечает: «Все отрицает». Положив трубку, он еще раз попытался пойти на приступ: «А девицы?» Отец Александр: «Вы же знаете, как это пишется!»

Казалось бы, все кончено. Атеистическое беснование в разгаре. Журнал «Наука и религия» в каждом номере помещает разоблачительные материалы о церковниках. Все газеты, включая районные, полны грубых выпадов против христиан. Но произошло чудо. Приближался конец августа, праздник Успения Божией Матери. Поскольку отец Александр был настоятелем храма, то встал вопрос, кто будет служить в этот день? Он обратился к секретарю епархии, тот успокоил: «Погуляйте пару месяцев, а потом мы вас устроим. А пока позвоните уполномоченному». Трушин неожиданно изменил тон: «На Успение служите, а потом ищите другой приход». После Успения отец Александр сразу же отправился в Тарасовку, поскольку епархиальный секретарь сказал, что там освобождается место. На второй день после Успения заключил договор со старостой. А в Алабино продолжался разгром: сначала сняли старосту, потом расторгли договор со священником Сергием Хохловым. Лев Лебедев отделался легким испугом, вскоре пристроился при архиепископе Питириме (Нечаеве) и стал писать для него статьи. Но за пристрастие к хмельному был изгнан, поехал на Волгу, к епископу Саратовскому Пимену. Там и был рукоположен.

Служение в Тарасовке для отца Александра было нелегким, поскольку настоятель храма, священник Серафим Голубцов, был известен в церковных кругах как матерый стукач, посадивший в сталинские годы немало людей. Естественно, что и на отца Александра постоянно писал доносы (22).

Не прошло и года, как грянула другая беда. 9 сентября 1965 года был произведен обыск на квартире друзей А.Солженицына - Теушей. Те показали, что часть архива хранится у отца Александра. Солженицын не раз бывал в Тарасовке. Как-то, вспоминал отец Александр, когда они вместе прогуливались близ храма, какой-то человек долго и пристально смотрел им вслед. Тогда Солженицын был известен в лицо лишь узкому кругу людей. Но, быть может, уже тогда за ним следили. Позже отец Александр вспоминал: «Сижу я в Семхозе, вдруг смотрю, идет по участку вереница мужиков в пиджаках и галстуках. Я спускаюсь вниз, а они говорят: «Мы из Комитета государственной безопасности». Спрашивают: «Есть ли оружие? Антисоветская литература?» Я отвечаю: «Нет, ничего такого не держим». Восемь часов ковырялись они у меня. Потом говорят: «Поедем в церковь». Часть осталась в Семхозе, продолжая обыск, а часть поехала вместе со мной в Тарасовку. Пришлось мне открывать сторожку. Правда, вели они себя корректно. Пришлось пустить их всюду, даже попросились в алтарь. Я говорю: «Кто крещеный?» Один признался, я его взял с собой. А у меня в алтаре был ящик, в котором держал свои рукописи и книги. Показал, он говорит: «Меня богословие не интересует». Тогда еще богословием не интересовались. Они целенаправленно искали Исаича».

К 1992 году завершила работу над передачей архивов ЦК КПСС и КГБ СССР парламентская комиссия Верховного Совета РСФСР, в состав которой входил народный депутат России, когда-то близкий друг отца Александра, тогда еще священник Глеб Якунин. В процессе работы он сделал ряд сенсационных открытий. В архивах ЦК КПСС, а точнее - в Идеологическом отделе ему удалось обнаружить комплект отчетов церковного отдела КГБ почти за двадцать лет, в том числе связанных с именем и деятельностью отца Александра. Часть из них подписана полковником КГБ Владимиром Сычевым, в течение многих лет курировавшим Новодеревенский приход, в котором служил отец Александр.

Полковник Владимир Селиверстович Сычев работал с новодеревенским приходом почти десять лет. «Курировать» на языке чекистов означает - вести слежку, засылать стукачей в церковную общину, заниматься чтением чужих писем и прослушивать телефонные разговоры. В КГБ Владимир Селиверстович пришел в 1961 году - уже в хрущевскую эпоху. Тогда считалось, что аппарат КГБ реформирован и в нем не осталось следов сталинско-бериевских методов. Коммунистические идеологи с гордостью заявляли, что репрессивный аппарат тайной полиции полностью подконтролен ЦК КПСС и не занимается ни подготовкой политических убийств, ни тайным сыском (23). Объясняя причины интереса КГБ к православному священнику, Владимир Сычев позже признавался: «Мень попал в поле нашего зрения, как человек, осуществлявший связь с иностранными гражданами, представителями капиталистических государств. Мень входил в контакты с иностранными гражданами, которые посещали храм, в котором служил Мень, имел с ними личные контакты. Нас интересовало содержание и характер встреч».

Для современного читателя эти откровения чекиста кажутся диким вымыслом, едва ли не бредом - почему священник не мог встречаться с иностранцами, которые приезжали к нему в храм? Само наименование иностранцев «представителями капиталистических государств» кажется сегодня анахронизмом. Тогда это была жестокая реальность - за каждую несанкционированную КГБ встречу с иностранцем необходимо было держать ответ и быть готовым к репрессиям - увольнению с работы, к частым визитам участкового милиционера, а то и к предложению покинуть пределы СССР.

Продолжая повествование, Владимир Сычев говорит о людях, с которыми встречался отец Александр: «В основном он встречался с представителями культурных организаций, должностными лицами подразделений, в частности - с атташе по культуре из США, Бельгии, Франции, Италии. Из Италии больше было представителей католицизма, равно как и из Франции. Нам было известно, что Александру Вольфовичу передавали из-за границы литературу, подарки, носильные вещи. Мень был связан с бельгийским издательством «Жизнь с Богом», где печатал свои труды, о чем было известно всем, и Мень этого не скрывал».

Сычев откровенно заявляет, что вплотную занялся новодеревенским приходом в 1983 году, когда занял должность начальника 4 отдела 5 управления КГБ. Это так называемый «церковный отдел», который занимался слежкой за православными христианами. Вина отца Александра состояла в том, что ему, вопреки желанию коммунистов и чекистов, удавалось поддерживать связи с западными богословами, церковными деятелями, принимать участие в издании Библии на русском языке. Ему присылали письма, богословскую литературу, необходимую для производства слайд-фильмов, аудиоаппаратуру. Все это вызывало гнев и раздражение «опекунов» из КГБ. Неоднократно отца Александра вызывали в Совет по делам религий, где допросами руководил Владимир Сычев. Не раз допрашивали в прокуратуре, а то и на Лубянке.

«Куратор» считает: «При встречах с Менем мы всегда находили с ним полное взаимопонимание. Он извещался как человек, который оказывал на своих духовных чад влияние, поскольку был священником, а его духовные чада нарушали закон, и Мень с этим соглашался. Однако необходимо уточнить, что Мень никогда не был агентом КГБ. Тем более не был им Бычков, этому никогда нельзя доверять. К Меню я относился нормально, ровно, мы находили с ним взаимный контакт, общий язык. Мень относился к нам также: спокойно, взвешено, трезво, с пониманием. Мне он симпатизировал. Был жизнерадостный человек, веселый, оптимист».

Весьма интересная точка зрения - мы ему трепали нервы, арестовывали его прихожан, а он не обращал на это внимания, более того, относился к нам с пониманием! Отец Александр как-то после допросов сказал: «Представляете, какое это удовольствие - трепать людям нервы! Да когда еще за это платят!» Вероятно, не каждый согласился бы пойти «трудиться» в КГБ. Но при встречах с чекистами поражало их поведение - они чувствовали себя хозяевами жизни! Их приводило в бешенство нежелание сотрудничать с ними - тут уж они не скупились на угрозы! Сычев откровенно лгал, когда говорил: «На Меня никогда не возбуждались уголовные дела, равно как не было на него дел оперативно-розыскного характера. Материалы на Меня были по связи с иностранными гражданами. (Где были эти материалы? Неужели вне дела? - АВТОР) Мень допрашивался в качестве свидетеля по уголовным делам его духовных чад, по ряду уголовных дел, в частности Никифорова, Маркуса и Бориса Развеева. Никифоров и Маркус были близкими связями Меня, выходцами из его общины, посещали его, и Мень, с его слов, нес моральную ответственность за их деятельность. Меню было очень неприятно, что они встали на путь конфликтов с властью. Это были его близкие связи до определенного времени, до определенного возраста... их деятельность была сопряжена с антиобщественными проявлениями.»

Это также не соответствует истине - активная позиция христианина в годы атеистических гонений, даже в 80-е годы, влекла за собой тяжелые последствия. Многие прихожане отца Александра понимали это. Проповедь Евангелия, семинары с готовящимися принять крещение, занятия с детьми - все это строго преследовалось властями и КГБ. Это была неблагодарная, незаметная работа, которая требовала и самоотдачи, и терпения. Куда как красивее было встать в позу обличителя и выступить с открытым письмом в адрес ЦК КПСС или лично Ю.В.Андропова. Но подобные шаги приводили или к тюрьме, или к высылке. Поэтому отец Александр настаивал, чтобы прихожане трудились в общинах, которые в 80-е годы создавались им. Если же кто-то из прихожан решал идти «другим путем», как это было с Никифоровым или Маркусом - отец Александр уже не считал их своими прихожанами. Обычно это решение он доводил до сведения тех прихожан, которые были связаны с ними. Он считал, что прихожанин обязан согласовывать с духовником свои поступки, тем более если они затрагивают существование прихода или общины. Если же прихожанин не считал нужным согласовывать свои поступки с духовником, он автоматически выпадал из прихода. Поэтому странно было бы говорить о какой-то «моральной ответственности» отца Александра за поступки Никифорова или Маркуса. Сама формулировка появилась как результат длительных, многомесячных допросов отца Александра, которые проводил Владимир Сычев или его соратники с весны по сентябрь 1986 года.

Толчком для публикации двух огромных статей в газете «Труд» послужили признания Бориса Развеева, жителя Уфы, который часто приезжал в Москву и останавливался в доме автора этих строк. Он никогда не был прихожанином отца Александра. Дважды арестовывался в Уфе - последний раз в 1985 году за тунеядство. Находясь в лагере, под давлением следователей, решил дать показания, компрометирующие двух священников - Глеба Якунина и Александра Меня, а также мирян Александра Огородникова, с которым был близок до его ареста, и Сергея Бычкова. Владимир Сычев так описывает свое участие в этом деле: «С уголовным делом Развеева я не знакомился. А вот с отдельными материалами оперативного характера - да. Находясь под следствием, Развеев написал «явку с повинной», в которой изложил сведения, которыми располагал о связях Меня с иностранными гражданами. Развеев писал о встречах, происходивших на квартире у Бычкова на Речном вокзале, о посещении их Иоанном Мейендорфом и о том, что во время эти встреч происходили разговоры о стратегических планах разрушения Русской Православной Церкви». Вот оказывается в чем пафос тяжкого труда чекиста - он заботился не о сохранении государственных тайн, не о происках террористов, а о Русской Церкви! Очень странная позиция для пламенного коммуниста и атеиста Сычева! Оказывается, священники Русской Православной Церкви - Иоанн Мейендорф, Глеб Якунин, тогда еще священник, хотя и находившийся под запретом, Александр Мень и Димитрий Дудко были заговорщиками, которые ставили своей «стратегической целью» разрушение Церкви! Не за это ли был убит отец Александр Мень охранителями и защитниками Русской Церкви? Это единственное место, где Сычев «проговаривается»!

Далее Владимир Сычев продолжает откровенничать о деле Развеева, которое готовилось и тщательно разрабатывалось им: «Материалы «явки с повинной» излагались примерно на шести листах. Они хранились у меня в папке, были рукописные, нестандартные листы. В связи с ними допрашивались Мень и Бычков, допросы производила городская прокуратура по поручению республиканской прокуратуры; кто вел допросы, мне неизвестно. (Зато я прекрасно помню, как на одном из допросов молчаливо присутствовал Владимир Сычев, который изредка задавал мне вопросы, а потом, уже после допроса, в течение почти часа настаивал на том, чтобы я «разоружился». Согласно чекистской терминологии это означало что-то вроде «явки с повинной»! - АВТОР). А поручение было из прокуратуры Башкирии. Впоследствии, когда утратилась острота события, материалы «явки с повинной» были уничтожены вместе с другими. Уничтожение было в установленном порядке. Кто их уничтожал, я не помню. Ксерокопии не снимались. Протоколы допросов направлялись в прокуратуру Башкирии. Я знаю, что впоследствии они были выделены и направлены в Москву, куда точно, не знаю. Возможно, что и они были уничтожены. (а как же знаменитые папки КГБ с грифом «хранить вечно»? - АВТОР). Я знаком с указанными протоколами. Они были короткими. Оба подтверждали, что знакомы с Развеевым и, кажется, отрицали встречу с Иоанном Мейендорфом на квартире у Бычкова, но точно последнего утверждать не могу. В общем, протоколы допросов были какие-то поверхностные, ответы - уклончивые, неискренние».

Однако, неискренность проявляет Владимир Сычев - в архиве ЦК КПСС сохранились его отчеты, которые свидетельствуют совершенно об ином. В Московскую Патриархию исправно приходили подметные письма от «верующих», доносивших о якобы «неканонических» действиях отца Александра во время служб, о «порочащих его связях» и так далее. А вот как и кем готовились эти письма:

«Через агентов «Никитина» и «Фокина» проводились мероприятия по изучению «Миссионера» (Кличка отца Александра, данная ему чекистами. - АВТОР). Получены данные, заслуживающие внимания: о его новых связях из числа церковников, разделяющих взгляды объекта, о его нелегальной религиозной деятельности, а также планы и реакция «Миссионера» в связи с поступившим письмом в Патриархию о его неканонической деятельности.
В.Сычев, В.Макаров, В.Тимошинский. 3 апреля 1985 года.»

Сычев признается - и это подтверждается из его отчетов в ЦК КПСС - что в новодеревенский приход были внедрены стукачи. В отчете он называет их клички - «Никитин» и «Фокин». Кстати, а почему следствие не проявило никакого интереса к их личностям? Они многое могли бы рассказать! Ведь то самое письмо, которое было направлено в Патриархию о «неканонической деятельности» отца Александра, было инспирировано через этих самых агентов - «Никитина» и «Фокина». Важно отметить еще одну деталь - «тройка» чекистов: Сычев, Макаров и Тимошинский, - оказывается, прекрасно разбираются в церковных канонах. Они знают, какое поведение священника можно квалифицировать как каноническое, а какое как неканоническое. Кстати, Владимир Сычев теперь старший преподаватель Высшей школы ФСБ. Он учит будущих чекистов, как разбираться в церковных канонах. А где Макаров и Тимошинский? Видимо, также в Высшей школе ФСБ?

Аналитический отдел, который считался в КГБ одним из самых интеллектуальных подразделений, уже тогда просчитал, что близится время больших перемен. Перемены всегда привносят в души людей, в том числе и чиновных, смуту. По мнению аналитиков, люди, подобные отцу Александру, были крайне нежелательны в эпоху перемен и возможного идеологического вакуума. Следовало или посадить его в тюрьму, или убить, или же заставить мыслить по иному. Примеров было предостаточно. Аресты в 1980 году священника Димитрия Дудко, мирян Льва Регельсона и Виктора Капитанчука, их спецобработка в Лефортово во время заточения привели к тому, что все трое стали большими друзьями и почитателями чекистов. Отец Димитрий Дудко до сих пор не может очнуться от тех задушевных бесед, которые в Лефортово с января по июнь 1980 года вели с ним работники 4 отдела. Он и по сей день считает возможным выступать рядом с Зюгановым, который демонстрирует таким образом свою приверженность Православию.

Впрочем, Россия - страна чудес и не всегда необходима спецобработка. Иногда достаточно ласкового окрика или похлопывания по плечу. Этого не выдерживают и епископы. Более того, они преспокойно нарушают решения Священного Синода, который, к примеру, на заседании от 21 марта 1996 года принял секретное решение, запрещающее клирикам принимать участие в предвыборной кампании. Но митрополит Ставропольский и Владикавказский Гедеон и его верный соратник, епископ Бронницкий Тихон, ныне держащий в руках все средства массовой информации Русской Православной Церкви, по-видимому, активно поддерживают атеиста Геннадия Зюганова, регулярно выступают в газете российских коммунистов «Советская Россия».

Но вернемся к истокам этого удивительного явления, когда гонимые навязчиво стремятся объясниться в любви своим гонителям и палачам. Отеческое отношение Владимира Сычева и его подчиненных к отцу Александру Меню привело в конце концов к тому, что он был вынужден остановить работу над очередным томом из серии «В поисках Пути, Истины и Жизни». Это был 8 том - «Апостолы Петр и Павел»

В 1980 году в Париже вышел альбом «Москва златоглавая», подготовленный другом отца Александра, прекрасным фотографом Виктором Андреевым, который трудился в Московской духовной академии. В этом альбоме были даны описания и фотографии всех храмов и монастырей Москвы, как сохранившихся, так и взорванных большевиками. Фотографии были снабжены необходимыми комментариями и историческими сведениями. С точки зрения «церковного отдела» это была идеологическая диверсия. Поэтому были подняты все стукачи и в течение пяти лет шла усиленная работа. В январе 1986 года в ЦК КПСС был направлен отчет о проделанной работе. И отца Александра и Виктора Андреева теперь именовали ДОНами - что означает на чекистском жаргоне «объект для наблюдения» ДОНам присвоили клички - отца Александра называли «Миссионером», Андреева - «фотографом». Владимир Сычев отчитывался.

«...В результате установлена связь «Миссионера» и «фотографа» - М.У.Л. (инициалы женщины - АВТОР), которая, возможно, оказывает помощь «Фотографу» в подборе литературы и печатании на машинке текста для альбома. А также получены образцы шрифтов пишущих машинок МДА. (Московская духовная академия - АВТОР). По полученным материалам готовится проведение криминального исследования.
3 января 1986 года, № 5/4 2548».

А 9 сентября 1985 года (спустя 5 лет именно в этот день будет убит отец Александр!) команда Владимира Сычева зазывает отца Александра в кабинет заместителя председателя Совета по делам религий Генриха Михайлова и начинает спецобработку. Сам Генрих Михайлов, числящийся ныне уникальным спецом по проблемам религиозных организаций в администрации Президента (он же консультант Государственной Думы) вполне процветает. Его даже не допрашивали по делу об убийстве отца Александра! Он остался в стороне, но опять при деле. Тогда же, в сентябре 1985 года, задушевная беседа-допрос длилась около пяти часов. Генрих Михайлов принимал в ней, наряду с Владимиром Сычевым, активное участие. На допросе в Московской областной прокуратуре Сычев крайне неохотно вспоминает этот день и отвечает, увы, неискренне: «По ряду вопросов служебной деятельности мне приходилось бывать в Совете по делам религий и контактировать с рядом его сотрудников». Это все, что вспомнил бывший начальник 4 отдела.

Беседа-допрос сводилась к тому, что отцу Александру предлагали назвать (читай - предать) своих прихожан, которые занимались активной миссионерской деятельностью, написать чистосердечное раскаяние в том, что он встречался с иностранцами и опубликовать его в какой-либо популярной газете типа «Известий». Рассказывая об этой встрече, отец Александр кратко резюмировал ее содержание: «Они хотят меня дудкизировать!»

Естественно, если бы план Сычева-Михайлова удался и была бы опубликована покаянная статья отца Александра, это означало бы крах всей его жизни. Многие прихожане отвернулись бы от него, как это произошло с отцом Димитрием Дудко. Но тот неожиданный поворот, который отец Александр сумел придать делу, напоминает евангельские слова Христа: «Но ранее всего этого будут налагать на вас руки свои и гнать, предавая в синагоги и тюрьмы, отводя к царям и правителям за имя Мое. Приведет это вас к свидетельству. Итак, положите себе на сердце не обдумывать заранее, что сказать в свою защиту, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не сможет ни противостать, ни воспрекословить ни один из противящихся вам» (Лк. 21, 12-16).

Сославшись на то, что статья в «Известиях» может «привлечь ненужное внимание к мало известному деревенскому священнику, каковым он и является на самом деле», отец Александр предложил избрать какое-то церковное издание, в котором он готов выступить, но со своим текстом. Дело в том, что ему предлагали подписать уже готовый (как уверяли чекисты, черновой вариант!). Кстати, отец Димитрий Дудко вспоминал, что находясь в Лефортово в апреле 1980 года, сначала он дал согласие подписать черновой вариант. Но работа над текстом шла два с половиной месяца и ему так заморочили голову, что в конце концов он подписал тот текст, который был составлен его «друзьями» из КГБ! Текст своей статьи отец Александр написал сам, и он был опубликован в Информационном бюллетене Отдела внешних церковных сношений в декабре 1985 года. «Опекуны» из КГБ слишком поздно поняли, что просчитались - никакого резонанса эта публикация не имела, да и покаяния в нем не прозвучало. Бюллетень распространялся в основном среди епископата и за рубежом.

Тогда КГБ принимает решение смирить непокорного священника. Всю зиму 1986 года идет напряженная работа с Борисом Развеевым, который отбывал срок за «клевету на советский строй» в одном из Башкирских лагерей. В марте в ЦК КПСС направляется очередной отчет о проделанной работе: «По нашим материалам корреспондентом газеты «Труд» Н.Домбковским подготовлена статья «Крест на совести», которая готовится к печати.
В. Сычев, В. Макаров, март 1986 года.»

Статья была подписана специальным корреспондентом газеты «Труд» Николаем Домбковским. Он съездил в лагерь, где отбывал срок Борис Развеев, взял у него телеинтервью, которое было показано по 1 программе телевидения 9 апреля 1986 года, накануне публикации статьи «Крест на совести». В телеинтервью Борис Развеев раскаивался в своей «антисоветской деятельности» и заявил, что на этот пагубный путь его подтолкнули два человека -священник Александр Мень и Сергей Бычков. Но и на этот раз гонители отца Александра просчитались - им не удалось рассорить священника с его прихожанами, хотя уже осенью 1986 года в третьей статье в газете «Труд» опубликовали его письмо. Правда, в ЦК КПСС пошло очередное донесение о проделанной работе: «Для выяснения дальнейшего раскола между объектом ДОН «Миссионер» и его ближайшими единомышленниками в газете «Труд» опубликована статья по откликам читателей на очерк «Крест на совести»...
В.И. Тимошинский. № 5/4-346».

После публикации первых двух статей Домбковского начались массированные еженедельные допросы отца Александра. Он держался на редкость твердо - сразу поставил условие, что текст для публикации будет готовить сам. Спецобработка отца Александра затянулась до осени. И вновь его терпение и выдержка одержали верх над «опекунами».

Летом 1986 года чекисты напали на след одной публикации в парижском журнале «Вестник русского христианского движения». Публикация была посвящена положению Русской Церкви. На допросах в Московской областной прокуратуре Сычев так вспоминал об этом эпизоде: «Лично с Менем Александром Вольфовичем я встречался эпизодически, всего раза три-четыре, не больше. Первый раз - когда он был допрошен по уголовному делу на Никифорова, и во второй раз мы с ним встречались в 1985 или 1986 году по поводу публикации статьи в «Вестнике РХД» — «Семь вопросов и ответов о РПЦ». Автор статьи анонимный, и я пытался выяснить у Меня, кто могли быть авторами этой статьи... Их мы установили сами, не с помощью Меня, который знал о том, что они были авторами статьи, так как все трое были духовными чадами Меня. Речь в статье шла о Русской Православной Церкви, о происходящих в ней процессах, сама статья была клеветнического содержания. По этой причине авторы были анонимными, но зная содержание, мы установили их. Это была последняя встреча с Менем. Свое мнение о ней Мень не высказывал, да оно нас и не интересовало, так как у нас была задача установить авторов, а не получить его мнение о них... Поскольку материал об этом событии был рабочим, рядовым, он был уничтожен в 1987 или в 1988 годах. «Вестник РХД», как известно (кому известно? - АВТОР), является журналом антисоветской направленности, содержится на средства спецслужб. Отсюда можно сделать вывод не только о духовной близости указанных авторов с теми же спецслужбами. (каков Сычев - духовная близость со спецслужбами! - АВТОР) Хотя, надо сказать, что в политической и общественной жизни происходили более серьезные процессы, поэтому на указанном событии мы не заостряли особого внимания».

К сожалению, и здесь Владимир Селиверстович не вполне искренен. Более того, ему удалось ввести в заблуждение опытного следователя Ивана Лещенкова. Это была не последняя встреча Владимира Сычева с отцом Александром. Незадолго до этого, весной 1990 года, Владимир Сычев неожиданно приехал в Новую Деревню, зашел в алтарь и там, после службы, долго беседовал с отцом Александром. Беседа, как рассказывал о ней отец Александр, была необычной. Сычев поведал, что уже не работает в КГБ, но по-прежнему интересуется жизнью новодеревенского прихода и посоветовал отцу Александру держать «ухо востро» - время-то смутное!

Сегодня кое-кому кажется, что не стоит ворошить прошлое и сыпать соль на раны. Но дело в том, что прочно забытое прошлое грозит обернуться нашим будущим. Нерасследованные убийства, которые по мнению прессы и мыслящей части общества несомненно являются политическими, остаются и по сей день нераскрытыми. Совершенно непонятен пафос Владимира Сычева, который завершил допрос от 18 мая 1992 года странными словами: «Высказывания средств массовой информации о причастности КГБ к убийству Меня являются клеветническими, необоснованными, вымышленными, не поддающимися никакой логике, с определенным политическим умыслом. Их цель - оклеветать и скомпрометировать органы государственной безопасности, посеять ненависть к ним в народе, показать их как орган убийц и т.п. Мне неизвестно, чтобы в органах КГБ создавались какие-либо структуры, ставящие целью уничтожение политических противников. (А убийство Константина Богатырева весной 1976 года, близкого соратника академика Андрея Сахарова, так и оставшееся нерасследованным? - АВТОР). В практике органов государственной безопасности, насколько я знаю, по своему собственному опыту, подобных акций не производилось, и это практика последних 30-40 лет. Не было никаких мотивов, никаких причин, чтобы органы безопасности явились бы организаторами этого преступления».

Всматриваясь в лица тех, кто стоит сегодня за спиной Геннадия Зюганова, можно увидеть тех, кто недавно топтал Русскую Церковь, гноил в лагерях инакомыслящих, вводил единомыслие в России. Генерал КГБ Иван Абрамов, возглавлявший отдел, непосредственный начальник Сычева - одна из самых заметных фигур в теневом кабинете министров Зюганова. Автор этих строк испытал на себе их «отеческую опеку» - именно эти люди душили все живое в России. Они клеветали и гнали отца Александра.
 
 

18. См. Приложение № 4.

19.  На три года в 1960 году был осужден архиепископ Казанский Иов (Кресович), который пытался противодействовать закрытию храмов в своей епархии. В 1962 году на 8 лет попал в заключение архиепископ Черниговский Андрей (Сухенко).

20. Магнитозапись воспоминаний протоиерея Александра Меня.

21. Позже, после того, как в декабре 1965 года священники Глеб Якунин и Николай Эшлиман обратились в «Открытым письмом» к Патриарху Алексию I и Н.А. Подгорному, отец Александр Мень выступил в их защиту. См. Приложение № 5.

22. Многих соотечественников соблазняет обстоятельство, что среди священников и епископов, начиная с 20-х годов нашего столетия, было немало осведомителей ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. Это была одна из задач тайной полиции - внедрить в ряды Церкви осведомителей, тем самым поставив Ее под контроль атеистического государства. Но Церковь продолжала жить даже в таких неимоверно тяжелых условиях.

23.  Еще не написана история КГБ, хотя появилось немало ценных исследований, в которых бывшие работники этого ведомства рассказывают, как проводились обыски у инакомыслящих, как их сажали в тюрьмы и специальные психиатрические лечебницы.
 

Далее.