Мы старались выяснить причину возникновения церковной смуты в России, или вернее, восприятия церковной массой, находившейся в России, церковной смуты, зародившейся за рубежом. Исходным фактом, с которого начинают развиваться события в России, явился голод. 1921 и 1922 гг. - время исключительных испытаний для России. Огромные пространства Поволжья были поражены голодом. Вторая половина 1921 года была ужасна. Из многих селений население ушло: села и деревни превратились в места бывших поселений. Страдания голодного люда в начале 1922 года превзошли самые мрачные предположения. Беспощадная смерть преследовала свои жертвы всюду. Население гибло дома, на дорогах, на улицах городов. Людоедство стало не полудостоверным преданием прошлых веков, а подлинной действительностью этого ужасного времени. Люди, не испытывавшие непосредственно в это время голода, находились в состоянии тягчайших моральных переживаний и в каком-то общем напряжении.

В то же самое время голод возбудил среди русской эмиграции надежды на скорое падение большевиков, так как казалось, что власть в России не справится с этим бедствием, а следовательно, его не переживет. В статье отца протопресвитера Г. Шавельского ¹ очень ярко изображены эти ожидания. Они связывались с личностью Святейшего Патриарха, который якобы в ближайшее время возьмет власть в свои руки, чтобы передать ее им же самим указанному, законному носителю этой власти. На деле же мечтания в известных политиканствующих кружках шли гораздо дальше, и даже указывалось не без исторических справок, что монастырские и храмовые сокровища для этого переходного времени могут иметь крупное финансовое значение. Эти настроения имели бы мало отношения к нашей задаче, если бы ими не были продиктованы постановления Карловацкого Церковного Собрания. В момент тягчайшего бедствия, которое могло быть преодолено только дружными усилиями всех, зарубежные церковные деятели стремились поставить церковь против советской власти. Церковь не могла остаться равнодушной к этому ужасному голодному бедствию. Сравнительно рано, когда еще только выяснилась картина этого бедствия, Святейший Патриарх обратился с пламенным посланием о помощи ко всем верующим людям в России и заграницей. И мы знаем, что голос его не был голосом, вопиющим в мировой пустыне.

Привлечение к помощи голодающему населению общественных деятелей было совершено самой гражданской властью. Поэтому, естественно, что и церковная помощь, как общественная, должна была быть координирована с деятельностью Общественного Комитета Помощи голодающим. К этому церковная организация побуждалась еще и тем, что сам Общественный Комитет обратился к Святейшему Патриарху за поддержкой. Создан был и особый Церковный комитет помощи. Вскоре последовало закрытие Общественного Комитета, что повлекло за собою ликвидацию и Церковного. С ликвидацией, его средства были переданы правительственным органам помощи голодающим.

Однако, сбор средств церковными организациями не был прекращен. В декабре месяце 1921 года само правительство просило усилить сбор через церковные установления, начиная с Священного Синода и кончая приходскими советами.

С самого начала 1922 года в России стали появляться зловещие известия о деятельности Карловацкого Церковного Собрания. Для Святейшего Патриарха и других ответственных руководителей церкви было ясно уже к началу февраля, что им придется расхлебывать кашу, заваренную за рубежом безответственными политиканами, не только помимо воли высшей церковной власти, но даже вопреки ей.

К этому времени относится постановка в правительственных кругах РСФСР вопроса об изъятии церковных ценностей для нужд голодающего населения. В самом начале февраля в "Правде" появляется первая довольно резкая статья, посвященная этому вопросу. Нужно сказать, что "Правда" в этом вопросе отражала настроение более крайних течений в правящей среде. 11-го февраля в этой же газете появилось сообщение, что президиум ВЦИК постановил изъять церковные ценности; однако, на другой же день, в официальном органе, в "Известиях", появилось официальное, за подписью секретаря, опровержение этого сообщения "Правды" с указанием, что наркомюсту Курскому поручено лишь подготовить этот вопрос к ближайшему заседанию ². В том же номере "Известий" была помещена беседа корреспондента с представителем Свят. Патриарха в Центральном Комитете помощи голодающим, прот. Н. В. Цветковым, которым была изложена точка зрения церковной власти на этот вопрос, нашедшая себе более полное выражение в последующем патриаршем послании. 16-го февраля состоялось самое постановление президиума ВЦИК-а об изъятии церковных ценностей, "поскольку изъятие ценностей не может затронуть интересы самого культа". 19-го февраля было издано Св. Патриархом упомянутое выше послание.

Этим воззванием церковным общинам разрешалось жертвовать на нужды голодающих церковные украшения, отдельные вещи, не имеющие богослужебного значения. Воззвание это с разрешения властей было отпечатано и распространено среди населения.

В храме Христа Спасителя было во второй раз совершено Св. Патриархом всенародное моление о спасении погибающих от голода, оглашено было здесь и послание, а архиепископом Илларионом было сказано пламенное слово о помощи. Громадный, переполненный народом храм, казалось, слился в общей молитве и жертвенном порыве. Но это едва ли была не последняя служба, совершенная здесь Св. Патриархом.

Только 26-го февраля ВЦИК-ом была утверждена инструкция по изъятию церковных ценностей, которая уже говорила об изъятии ценностей, независимо от их богослужебного назначения. Так, не без колебаний и трений в самих правящих кругах, к концу февраля вопрос об изъятии церковных ценностей продвинулся к такому концу, которым думали одновременно разрешить голодную проблему и лишить церковь тех материальных ресурсов, которые за рубежом возбуждали столь несоответствующие надежды.

В это время Заграничное Церковное Управление закончило составление своего обращения к Генуэзской конференции.

Св. Патриарх особым посланием принужден был указать на имеющиеся церковные установления, касающиеся церковных предметов ⁴.

В начале марта в Москве состоялся митинг, который был посвящен одновременно вопросу о голоде, церковных ценностях и деятельности Карловацкого Собрания. Еще 15-го марта в "Известиях" было напечатано интервью с Св. Патриархом без каких либо особых выпадов против той точки зрения, которая развивалась Патриархом Тихоном. В номере газеты "Новое Время" от 1-го марта было напечатано обращение Карловацкого Высшего Церковного Управления к Генуэзской конференции о недопущении представителей советской власти на конференцию и о снабжении противников этой власти оружием. Этот номер "Нового Времени" в России был получен в самом начале второй половины марта месяца. Между 17 и 25 марта приступлено было к изъятию церковных ценностей. В некоторых местах, - (Шуя, Москва, С.-Петербург, Смоленск и др.) - это вызвало неорганизованные народные выступления против изымавших. Однако, в подавляющем числе случаев изъятие прошло без сопротивления. В "Известиях", от 28 марта встречаем первую резкую статью против церкви под заголовком "Святейшая контрреволюция". Статья эта посвящена деятельности Карловацкого Церковного Собрания, а в связи с этим припоминались и вообще выступления против советской власти со стороны отдельных иерархов, относившиеся к давно прошедшему времени.

Столкновения, происшедшие на почве изъятия церковных ценностей, дали формальный повод к организации судебных процессов (в Москве, Смоленске, Иваново-Вознесенске, С.-Петербурге и др. местах) против представителей церкви. На всех этих процессах ярко выявилось то нервное настроение, с которым власть относилась к самому изъятию. В руководящей статье, предшествовавшей этим процессам, прямо подчеркивался политический момент их. Власть только защищается - писалось в этой статье, - кто же ведет нападение? Зарубежные враги этой власти. Карловацкий Собор выявил заинтересованность церкви в том, чтобы "костлявая рука голода" задушила советскую власть.

Каким же образом ответственность за деяния этого Собрания могла быть перенесена на представителей Русской церкви, находившихся в России. "Митрополит Антоний, - писали в Известиях, - передал от имени Патриарха благословение на соборные труды". В виду важности такого заявления следует несколько остановиться на нем. Обращаясь к деяниям Собора, мы там не найдем прямого ответа на поставленный вопрос, так как Деяния не воспроизводят речи митрополита Антония, которой он открыл само собрание, ссылаясь на то, что эта речь была произнесена экспромтом и записи ее не сохранилось. Можно даже предполагать, что прямого заявления о благословении Св. Патриарха Тихона и не было. Однако, в Положении о самом Собрании есть статья, которая ясно говорит о необходимости утверждения Св. Патриархом постановлений этого собрания и только некоторые мероприятия могут быть проводимы в жизнь, как временная мера до утверждения их Московским Патриархом. Одним из самых важных прав церковной власти является право обращения с посланиями. Поэтому, если требовали утверждения какие либо постановления Собрания со стороны Патриарха, то послания от имени Церкви могли издаваться только с предварительного согласия на это главы русских епископов. Только в этом случае Собрание, признающее над собою полную каноническую власть Московского Патриарха, могло обратиться с соответствующим заявлением от лица церкви. Каково было содержание послания и обращения, мы уже говорили. Благословение Св. Патриарха, если даже не передавалось Собранию митрополитом Антонием, то наличность его предполагалась некоторыми даже из участников собрания. Возможно, что они находились в заблуждении. Это в данном случае не имеет большого значения. Важен лишь сам факт существования такого убеждения среди членов Собрания. Отсюда, по существу, неправильное утверждение "Известий" получает как бы некоторое основание и делает Св. Патриарха в глазах советской власти ответственным за просьбу, обращенную к Генуэзской конференции, дать оружие для свержения советской власти. Отсутствие улик лично против Патриарха лишь внушало мысль о хорошо налаженных конспиративных связях. На Московском процессе прокурор в своей речи прямо заявил: "Мы судим не церковь, а лиц, которые воспользовались легализованными формами церковного аппарата в целях подпольного нападения на советскую власть". И далее: указав на церковную дисциплину, на которую ссылались подсудимые, он сказал: "Это лишний раз свидетельствует о прочности подпольной организации".

Св. Патриарх, вызванный на процесс московских церковных деятелей в качестве свидетеля, отрицал какую либо свою предварительную осведомленность о деятельности Карловацкого Собрания.

Таким образом, изъятие церковных ценностей и деятельность Карловацкого Собрания 1921 года в глазах советской власти составляли, как бы факты, связанные между собою самым теснейшим образом. Вот почему на всех диспутах этого времени обычной является тема "Голод, церковные ценности, Карловацкий собор". Названный процесс московских церковных деятелей имел еще один результат: состоялось постановление Московского трибунала о привлечении к ответственности самого Патриарха и управлявшего тогда московской епархией архиепископа Никандра.

Нужно сказать, что решение по делу московских церковных деятелей было вынесено не без борьбы в самом трибунале. Только после 14-часового совещания было принято решение, в силу которого одиннадцать лиц подлежали смертной казни, а остальные - заключению от 1 года до 5 лет. Однако, колебания и тут не кончились. Защитники подали ходатайство о смягчении приговора в Центральный Исполнительный Комитет. И президиум его тотчас же предписал приостановить исполнение этого приговора. Не без борьбы в президиуме ЦИКа было решено привести в исполнение постановление Московского трибунала.

Итак, выступления Карловацкого собрания и Высшего Церковного Управления заграницей стоили только в Москве одиннадцати человеческих жизней! Но это было далеко не единственное следствие этих выступлений.

Убеждение гражданской власти, что Св. Патриарх и его ближайшие сотрудники стремятся использовать церковную организацию против советской власти и аналогичное предположение части клира сближали эту часть с настроениями правящей среды. Власть искала в это время случая, чтобы доказать, что она ведет борьбу не с церковью, как таковой, а с лицами, которые хотят использовать эту организацию против гражданской власти. Таким образом, был перекинут мост между властью и теми элементами клира, которые составили в будущем ядро живой церкви. Однако, возможность открытого выступления живоцерковники получили не сразу. Епископ Антонин оказался в это время, по своим настроениям, особенно близким лицом к руководящим правительственным кругам.

Время шло, и вопрос о привлечении к суду самого Патриарха постепенно, не без колебаний, продвигался к тому, чтобы посадить на скамью подсудимых и его. Только в середине мая этот вопрос получил свое окончательное решение. В связи с этим решением стояла и изоляция Св. Патриарха. Таким образом, он ходом событий устранялся от управления церковью. Этим моментом и воспользовалась живоцерковная группа для захвата церковной власти.

12-го мая эта группа впервые посетила Св. Патриарха и имела с ним беседу по поводу направления церковных дел. Возможно, что в связи с этой беседой, а более вынужденный создавшимся положением Св. Патриарх 16-го мая передал управление Русской церковью Митрополиту Ярославскому Агафангелу, прося его немедленно прибыть в Москву, на что имелось согласие гражданской власти.

Инициаторы живоцерковного движения не успокоились на этом, и уже 14-го мая поместили в "Известиях" свое обращение к верующим. Эта группа обвиняла церковные верхи в попытке устроить государственный переворот и обещала прекратить войну церкви против гражданской власти и сообщала, что лица, подписавшие воззвание, уже обратились к государственной власти "о предоставлении нам (т. е. авторам воззвания) возможности скорейшего созыва собора для суда над виновниками и решения вопроса об управлении церковью". Воззвание это было подписано епископом Антонином, священниками: Калиновским, Красницким, Введенским, Белковым, псаломщиком Стадником и, по-видимому, присоединившимися к ним московскими священниками: Борисовым, Быковым, из Саратова протоиереем Руссаковым и протоиреем Дедовским, т. е. 10 лицами. Отсюда ясно, что названные лица присвоили себе церковную власть тотчас после первого посвящения ими Св. Патриарха. Обращение к гражданской власти по поводу созыва собора, обращение к верующим - все это акты, которые не оставляют сомнения, что авторы их считали себя уже руководящим органом церкви.

Наиболее активные из этой группы: Введенский, Белков, Калиновский посетили Патриарха еще раз 18-го мая и подали ходатайство о разрешении возобновить функционирование канцелярии Св. Синода и просили в связи с этим передать им синодальные дела с той целью, чтобы они в свою очередь передали их заместителю Св. Патриарха. Патриарх Тихон в это время уже был лишен свободы и не знал названного выше обращения этой группы. Он согласился на их ходатайство. В резолюции Святейшего определенно указывалось, что названным священникам поручается принять дела для передачи их митрополиту Агафангелу.

Управление Московской епархией было возложено на Иннокентия, епископа Клинского, а до его приезда было поручено Леониду, епископу Вернинскому. Намерения явившихся священников были далеки от желания помочь более правильному течению дел. "Сыновне испрашивая" благословения Святейшего на передачу дел, они на самом деле решили захватить церковный аппарат, так как понимали, что провозглашение себя Высшим Церковным Управлением дает им еще слишком мало возможностей. Захватив церковный аппарат, они менее всего склонны были выпускать его из своих рук, так как это обеспечивало им огромные преимущества: дела шли в центр со всей России, и они, таким образом, оказались в курсе всего церковного управления. Получив условно в свои руки делопроизводство, они сочли возможным говорить о передаче им власти Патриархом. Скоро к первоначальным деятелям живой церкви примкнул епископ Вернинский Леонид. Таким образом и московский епархиальный аппарат оказался в руках живоцерковников.

Насильственный характер захвата власти живоцерковниками несомненен даже для Титлинова ⁵, несмотря на то, что обновленчество, представителем которого и является профессор Титлинов, получило эту власть от живоцерковников. Профессор Титлинов, однако, допускает существенную неточность по отношению к этому времени. Он говорит об отречении Патриарха. Обращаясь к тексту грамоты, которой было передано управление Митрополиту Агафангелу, мы не найдем ни слова об отречении. Возможно, что Патриарх и предполагал отречься от власти в случае, если бы собрался Поместный Собор, но до этого Собора Патриарх не мог этого сделать и не сделал этого раньше, не сделал и в этот момент. Таким образом, говорить об отречении Патриарха так же неправильно, как и утверждать, что власть была передана В.Ц.У.

Патриарх устранился от управления церковью, так как был лишен свободы и привлечен к гражданскому суду. Митрополит Агафангел был поставлен во главе управления только до собора, от которого и зависело сохранить временную организацию власти или избрать нового Патриарха, так как Св. Тихону, действительно, была не чужда мысль о сложении с себя патриаршей власти. Освобождение же от гражданского суда и заключения возвращало и самое управление в руки Патриарха Тихона без всякого особого акта со стороны заместителя его, митрополита Агафангела. Но эта возможность, конечно, всего менее тогда могла учитываться, как сколько-нибудь реальная.

Таким образом, около 12-го мая живоцерковники захватили власть благодаря тому, что Св. Патриарх был лишен свободы и высшее церковное управление перестало функционировать. 18-го мая некоторые из живоцерковников захватили обманным путем аппарат церковного управления. Митрополит Агафангел не прибыл в Москву тотчас, как того требовал указ Св. Патриарха. Чем больше уходило время, тем приезд его делался все более и более сомнительным. Этим временем воспользовалась живоцерковная группа для организации своего учредительного собрания. 29-го мая, т. е. через две недели с небольшим после захвата власти, живоцерковники оказались в состоянии созвать это собрание, где, наряду с выработкой своей групповой программы, они организовали В.Ц.У.

Каковы же были устремления этой группы? В организации церковного управления живая церковь поставила своею целью преобразовать епископат: 1) из монашеского сделать его белым, 2) свести епархиального архиерея на степень почетного представителя церкви. Руководящую роль в управлении должны играть пресвитеры. Форма церковного управления должна быть коллегиальной, и большинство мест в коллегии должно принадлежать пресвитерам. Сверх того, живая церковь стремилась оградить белое духовенство от влияния, мирского элемента в приходе, освободив его от зависимости со стороны приходских советов. Живая церковь усиленно подчеркивала свою не только лояльность к советской власти, но и свое сочувствие, как к самому перевороту, так и всему делу социалистического строительства. Оставаясь в области церковно-организационных вопросов, легко усмотреть сословный уклон в смысле полного удовлетворения сословных чаяний белого клира.

Что же из себя собственно представляла "живая церковь"? Она была как бы церковной партией, но в то же время захватившей церковную власть. Живая церковь немедленно приступила к проведению в жизнь своей программы, помимо собора и всех канонически правильных форм церковного законодательства. Проф. Титлинов в своей брошюре, стараясь определить существо живоцерковного движения, приходит к следующему выводу: "Но, если новое церковное движение нельзя назвать реформационным, то его можно и должно назвать революционным. Так его называют сами деятели движения и такое определение представляется нам наиболее подходящим" ⁶. Итак, "живая церковь" - революция в церкви. Что касается методов действия, то это определение, до известной степени, правильно, и они могут быть названы революционными, в виду того, что власть получили путем захвата. Но при этом самый захват произошел путем обмана Патриарха и церковного общества, которому старались внушить мысль о том, что Патриарх передал власть представителям живой церкви. Значит, и в этом отношении нет ни открытой борьбы, ни дерзновения. Обращаясь же к существу дела и главным устремлениям живой церкви, мы видим, что все эти устремления носят ярко выраженный сословный характер. Они совсем не прогрессивного свойства, и я бы сказал, не носят в себе и разумного церковного консерватизма, но ярко выраженную "поповскую реакцию" против реформ, созданных законодательством Поместного Собора 1917-18 гг. За революционными выкриками и истерией самая черная реакция, стремящаяся превратить церковь в привилегию белого клира: управлять, эксплуатировать остальное церковное общество. Реакционным это движение оказалось и в деле организации церковной власти, возвращая ее по существу к синодальным формам управления.

По окончании собрания живоцерковная делегация посетила митрополита Агафангела в Ярославле. После отказа его следовать указаниям живой церкви, ему нельзя было и думать выехать в Москву. Но зато эта делегация вывела митр. Агафангела из состояния бездеятельности, и он по поводу всех происшедших событий обратился с особым посланием к церковному обществу? ⁷ Одновременно с этим посланием было разослано постановление Патриаршего Синода по поводу недоуменных вопросов, возникших в среде верующих в связи с происходившими событиями. Эти два документа сыграли большую роль в организации верных сынов Патриаршей Церкви.

Своим посланием митрополит Агафангел призывал верующих хранить единение веры и строго держаться церковного предания, осуждая усилия новых людей, стремящихся антиканоническим путем ввести преобразования в церкви. Митрополит Агафангел призвал архипастырей к самостоятельному управлению епархиями, и только в сомнительных случаях просил обращаться к нему. Сущность этого послания совершенно ясна. Осуждение живоцерковников и призыв к единению.

Совершенно неосновательны утверждения тех, которые на основании этого послания делают заключение о том, что митр. Агафангел дал автокефальные права всем епархиям. Административно-судебная самостоятельность епархий далеко не может почитаться автокефалией. Несправедливо и то, что это было мероприятием митрополита Агафангела. Митрополит Агафангел подтвердил лишь то положение, которое было создано еще указами Св. Патриарха. Ни указы Святейшего, ни самое послание митрополит Агафангела не рассыпали однако Русской Церкви на бесчисленное множество несвязанных между собою церковных новообразований. Если указы и послания создавали нечто новое, то это может быть названо административно-судебной автономией епархий и только. Из послания ясно, что все эти мероприятия имеют характер временный; едва ли можно вводить временную автокефалию? Каким образом и каким органом может быть ликвидирована автокефалия, если она вводится на время?

Более конкретные вопросы разрешало постановление Священного Синода. Оно касалось трех вопросов: 1) Живоцерковники особенно настаивали на соборном характере своей церковной организации и предполагалось, что в ближайшее время они соберут собор. Среди многих сторонников Патриаршей церкви было предположение идти на собор и подавить живоцерковников своей численностью. На этот вопрос был дан в постановлениях Патриаршего Синода совершенно определенный ответ: идти на собор, созываемый захватчиками, нельзя, так как это лже-собор; настоящим собором может быть почитаем только собор, созданный Патриархом или его заместителем. 2) Для многих приходских общин являлся очень трудным вопрос о том, как быть со священнослужителями, перешедшими в живую церковь. Синод предупреждал: не разделять с ними общей молитвы и, по возможности, удалять их из своих храмов, следя, чтобы они не уносили из церкви церковных предметов, в том числе и антиминсов. 3) В случае ухода священников в "живую церковь", предлагалось просить немедленно нового священника у местного епископа, а если и он ушел в живую церковь, то у ближайшего, оставшегося верным, направляя к нему кандидатов для рукоположения. Этими постановлениями приходским общинам были развязаны руки и стало возможным сопротивление, а не механический переход в раскол вместе с членами причта.

До июля месяца "живая церковь", главным образом, организуется в Москве и Петрограде, и только в июле ее агенты стали появляться в провинции и, конечно, успеха не имели в широких слоях церковного общества. В первой половине августа состоялся съезд "живой церкви" в Москве в общерусском масштабе. На этом съезде московская группа "живой церкви" явилась руководящей. Главную свою задачу съезд видел в борьбе с монашеским епископатом и мирским засилием. В средствах борьбы решено было не стесняться: высылка несогласных из епархий, роспуск приходских советов, лишение активных прав мирян, несочувствующих живой церкви. Центральное управление было организовано в виде коллегии из епископов, клириков и мирян с епископским меньшинством: епархиальное управление поручалось коллегии из четырех священников, одного более низшего клирика и мирянина, под председательством епископа, однако, не пользующегося никакой властью. Для окончательной победы над монашествующим епископатом открыт был немедленный доступ к епископскому сану не только вдовым, но и женатым священникам. Одним словом, съезд санкционировал все предложения московской группы. Многие из участников съезда не выдержали и покинули съезд до его окончания, в том числе был и сам епископ Антонин. Кроме этих организационных постановлений съезд принял особую декларацию, с которой обратился к верующим. Здесь между прочим писали про зарубежную иерархию: "В довершение всего истекшей зимою они собрались заграницей в гор. Карловцах... Они подготовляли народное волнение и новую гражданскую войну под предлогом зашиты церковных ценностей, предназначенных на спасение умирающих от голода. Архипастыри наши, во главе с Патриархом Тихоном, ради сохранения в православных храмах золота, серебра и драгоценностей превратно истолковали каноны, смутили паству, вызвали волнения, местные бунты и кровопролитие". Таким образом, обращение Патриарха Тихона по поводу изъятия церковных ценностей ставилось в один ряд с действиями зарубежных иерархов. Одни стремятся вызвать народные волнения, а Патриарх как бы осуществляет этот замысел. Нужно ли говорить, что это ни в какой степени не соответствовало действительности, но тогда в различных кругах России события воспринимались так, как они изображены живоцерковниками. В глазах власти Патриарх Тихон и его церковная организация стремилась к тому же, к чему стремились и карловацкие деятели. Только заграничные архиереи рассказали то, что скрытно подготовлялось внутри России. Съезд заявил себя лояльным по отношению к гражданской власти, что уже давно было сделано Св. Патриархом, а в последнее время его заместителем, митрополитом Агафангелом, писавшим в своем послании: "Повинуйтесь с доброю совестью, просвещенною христианским светом, государственной власти, несите в духе мира и любви свои гражданские обязанности". Живоцерковники должны были положить нечто большее на весы своей политической благонадежности, чем лояльность, и они заявляют о необходимости пересмотра канонов и даже догматов, желая привести их в соответствие с новым политическим и социальным строем. Все это необходимо было для живоцерковников, чтобы привлечь к себе расположение правительственных кругов и, опираясь на их содействие, ликвидировать совершенно "Тихоновскую контрреволюционную церковь". Однако, правительство не могло и не оказало поддержки живой церкви в таких размерах, в каких она нуждалась в ней. Были произведены аресты епископов, частично мирян, неугодных живой церкви, но разогнать тихоновские приходы и их советы не удалось, а выслать мирян вообще было возможно в очень ограниченном числе. Нужно, однако, сказать, что живоцерковники правильно предчувствовали, где таилась для них опасность. Миряне, сорганизованные в приходы и выдвинувшие из своей среды приходские советы, стали оплотом старой церкви. С началом сентября месяца замечается усиленная их работа. Приходы отказываются от услуг живоцерковного клира, иногда с физическим насилием изгоняют живцов из храмов и почти совершенно не привлекают их к требоисправлениям. Обнаружилась поразительная картина: там, где созданные Поместным Собором приходские учреждения получили надлежащее развитие, живоцерковники встретили решительный отпор; там же, где эти учреждения еще не получили соответствующего развития, живоцерковники оказались господами положения. Приходы объединялись между собою, привлекали верных Патриаршей церкви священников к работе, выходившей за пределы их собственных церковных общин, представляли кандидатов для рукоположения, стойких и убежденных сторонников старой церковной организации. К средине сентября в Москве и в провинциальных центрах можно было уже насчитать целый ряд приходов, сравнительно благополучно существовавших и непризнавших живо-церковного В.Ц.У. Общая тенденция была к увеличению числа этих приходов. Но что особенно следует отметить, так это то, что Тихоновские храмы были переполнены молящимися, а живоцерковные пустовали уже тогда.

Живоцерковный съезд имел еще одно важное следствие: он расколол самих живоцерковников, от которых стали отслаиваться: обновленцы, содац и пр. В связи с этим разделением началась и взаимная критика. Это окончательно подорвало существовавшее мнение о "живой церкви", как организации, способной поддержать церковное единство, усилило отход от нее и пастырей.

Хотя перелом и совершился в положении "живой церкви" в сентябре и октябре месяцах, она все же была в это время значительной силой, овладевшей церковным аппаратом в центре и в большинстве случаев на местах.