С ТЕРПЕНИЕМ МЫ ДОЛЖНЫ НЕСТИ КРЕСТ СВОЙ

К оглавлению

 I. Статьи Л. Федорова в «Слове Истины»

<Журнал «Слово Истины», издаваемый русскими католиками византийского обряда, выходил в Санкт-Петербурге на протяжении нескольких лет. Журнал был основан по инициативе и при поддержке работавших в СПб священниковассумпционистов оо. Буа и Борена. Первое время журнал издавался русским католическим священником византийского обряда о. Иоанном Дейбнером. Первый номер журнала вышел в январе 1913 г. Сперва редактором журнала был Ф. Н. Мургин. Начиная с 7 номера (июль 1913 г.) редактором становится В.В. Балашев. Журнал просуществовал до 1918 г., когда его публикация, как и ряда других изданий, была запрещена большевиками. Практически полный комплект журнала, за исключением №№ 58-63, а также № 69 и последующих (неизвестно на каком номере остановилась публикация и возможно, что № 6667-68 был последним), сохранился в ГНБ в СПб. На протяжении существования журнала в нем был опубликован ряд статей Леонида Федорова на церковно-исторические и апологетические темы за подписью «Л. Ф.». Мы публикуем здесь эти статьи, как немногие «публичные» произведения Л. Федорова, сохранившиеся до нашего времени, которые позволяют лучше понять его взгляды и направление его мысли.>

 № I-01

Рим и иконоборческая ересь .

В первое воскресенье Великого Поста Церковь ликует и веселится. "День радостный, и веселия исполненный явися днесь: светлость бо догмат истиннейших блистает и сияет Церковь Христова, украшена возставленьми икон святых ныне" (на хвалитех стихиры). Она торжествует победу над иконоборцами, над теми людьми, которые хотели ограбить Невесту Христову, лишить ее того небесного блеска, которым сияют наши храмы. Эти еретики носят название "иконоборцев", т.е. людей, борющихся против икон, считающих их идолами, а поклонение им относящих к разряду грубых суеверий. От иконоборцев VIII и IX столетия не осталось уже и следа. Теперь иконоборческие воззрения разделяют кальвинисты, баптисты, квакеры, штундисты, пашковцы и множество других мелких сект того же направления.

Для нас, православных-кафоликов, эта память о победе над врагами св. икон является воистину "торжеством православия", торжеством двойным, потому что на седьмом вселенском соборе, осудившем иконоборчество, с необычайной силой засвидетельствовал себя догмат о главенстве кафедры Петровой. Только твердая рука римского епископа сумела удержать Церковь от распадения, только посох верховного Пастыря мог поразить иконоборческую гидру и нанести ей смертельный удар.

В 716 году на престол Византии вступил император Лев Исавр. История его возвышения не представляла ничего особенного для описываемой эпохи. Сначала он был простым носильщиком, потом солдатом. Грубая сила, ловкость и природные военные способности обратили на него внимание начальства. При имп. Анастасии II он был уже главнокомандующим армии, расположенной в Малой Азии, а немного спустя, при помощи восстания, был провозглашен императором. Подобного рода перевороты были самым обыденным явлением в византийской империи; народ и духовенство давно уже привыкли ко всяким неожиданностям. Не раз такая революция приносила пользу империи: иногда какой-нибудь выскочка, попав на престол Константина Великого, обнаруживал в себе огромные административные таланты и блестящие военные способности. Хотя Лев Исавр был человеком совершенно диким, грубым и невежественным, лишенным всякой культуры, однако, как полководец, заслужил себе славное имя. Враги империи — арабы — были разбиты, и Византия вздохнула свободнее.

К сожалению, новый "повелитель Вселенной" не хотел удовлетвориться военной славой: его манили другие лавры. Обратить иудеев и арабов в христианство, сделать их из врагов — друзьями и таким образом укрепить могущество империи — вот идея, которая крепко засела в голове новоиспеченного императора. Препятствием к принятию христовой веры для арабов и иудеев Лев Исавр считал святые иконы. Как те, так и другие называли христиан идолопоклонниками и с омерзением отвращались от христианских храмов. Был и другой мотив, побудивший Льва заняться истреблением св. икон. Огромные богатства церквей и монастырей возбуждали его жадность. Ему хотелось наполнить церковным золотом казну и уменьшить влияние церкви и монашества на народ . В 725 году страшное землетрясение почти уничтожило острова Тера и Теразия. Суеверный император принял это как знак Божьей кары за иконопочитание и, подстрекаемый своими наушниками, решил действовать энергично.

С мнением Церкви он не пожелал считаться. К тому времени Константинопольский патриархат уже находился на дороге к полному моральному разложению. Как истый тип византийского императора, Лев считал себя непогрешимым в вопросах веры. "Для большей части римских царей решительно невыносимо", говорит историк Никита Хониат, "только повелевать, ходить в золоте, пользоваться общественным достоянием, как своим, раздавать его, как и кому угодно и обращаться с людьми свободными как с рабами. Они считают для себя крайней обидой, если их не признают мудрецами, людьми, подобными богам по виду, героями по силе, богомудрыми, подобно Соломону, богодухновенными руководителями, вернейшим правилом из правил, одним словом — непогрешимыми судьями дел Божеских и человеческих" "… они… сами бывают в одно и то же время и провозвестниками догматов, и их судиями и установителями, а часто и карателями тех, кто с ними не соглашается" . В 727 году император обнародовал указ, которым запрещалось почитание икон. Сначала он не захотел прибегать к грубой силе и старался увещаниями склонить на свою сторону духовенство, говоря, что он восстает не против самих икон, а против их обожествления и того суеверного почитания, которое им якобы воздавали верные. Однако ему пришлось скоро убедиться, что его аргументы не обладают достаточной силой: народ возмутился; дело дошло даже до открытого восстания: жители Цикладских островов отправили целый флот к Константинополю в защиту св. икон. Тогда Лев прибегнул к другого рода доказательствам. Св. патриарх Герман константинопольский, доблестно защищавщий св. иконы, был сослан в заточение, а на его место посажен иконоборец Анастасий; восстание Цикладских островов было подавлено, а в 730 году появился новый указ, которым повелевалось истреблять св. иконы и преследовать поклоняющихся им.

Кровь православных полилась рекою. Мучения, пытки, изгнания, все было пущено в ход, чтобы сломить сопротивление верных. Мученический венец сделался достоянием многих.

Довольно скоро сопротивление константинопольского духовенства было сломлено, и только монашество продолжало еще вести борьбу . Обнадеженный успехом, Лев задумал привлечь на свою сторону Римского Первосвященника. Но здесь венценосный тиран натолкнулся на такой отпор, об который разбились все его усилия. Тогдашний преемник св. Петра — папа Григорий II — уже давно с беспокойством следил за начавшимся на Востоке движением. Когда наконец ересь Льва сделалась очевидной, папа немедленно созвал собор и осудил новое византийское безумие. Отвечая на письмо самого императора, он старается образумить озверевшего деспота, доказывает ему святость икон и умоляет отстать от гибельного заблуждения. "Послушай, — пишет он, — император, смирения нашего и оставь свои затеи! Последуй святой церкви, как ты ее нашел и получил! Догматы — дело не царей, но архиереев, так как мы имеем ум Христов (2 Кор., 2, 14 — 17)" . Видя, что увещания не помогают, папа отлучил, наконец, Льва от церкви и порвал общение с Константинопольским патриархом. Преемник Григория II, папа Григорий III, снова пытался образумить императора, но скоро принужден был убедиться, что "лучше было бы, если бы это сказано было глухому аспиду, а не человеку" . Римский собор, созванный папой в 731 году, торжественно осудил иконоборчество и предал анафеме его последователей. Бешенство Льва Исавра не знало границ. Несколько раз пытался он захватить или убить как папу Григория II, так и его преемника. Но десница Божия хранила Наместника Христова. На защиту папы встал римский народ и лонгобарды. Византийский флот, отправленный Львом в 732 году к берегам Италии, разбился в Адриатическом море. Чтобы хоть чем-нибудь удовлетворить своей жажде мести, император отбрал у Римской церкви Силицию, Калабрию и Иллирию (т.е. Македонию, Эпир, Грецию, Болгарию и Сербию) и присоединил эти провинции к Константинопольскому патриархату. Наконец в 741 году Лев Исавр умер среди жестоких мучений и терзаний совести. На византийский престол вступил его сын Константин Копроним (или Кабаллин). Не далеко упало яблоко от яблони. С жестокостью отца он соединял утонченную порочность византийца. Еще более убежденный иконоборец, нежели Лев, он захотел достойно завершить его дело. В 753 году он созвал собор в Константинополе из 338 епископов, на котором был произнесен окончательный приговор над почитанием икон. Мягкие, как воск, византийские иерархи во всем согласились с "божественным императорским величеством"; отвергли иконопочитание, как суеверие, признали ересью призывание Богоматери и святых и изрекли анафему на св. Германа, Иоанна Дамаскина и Георгия Кипрского. Преследование православных приняло угрожающие размеры, напоминая гонения Декия и Диоклетиана. Особенно жестоко страдали монахи, как самые доблестные защитники св. икон. Одна часть их бежала в Скифию, другая в Италию. Многие приняли мученический венец (например, Петр каливит, Павел новый, авва Иоанн монагрийский, Стефан новый и многие другие). Много церквей и монастырей ограблено, осквернено, сожжено и обращено в казармы. Кровожадный деспот глумится над самыми священнейшими предметами христианской религии, запрещает монахам носить особенную одежду, принуждает их насильно вступать в брак и вымогает от мирян клятвы, что они не будут поклоняться св. иконам. И теперь римские епископы не забывают своего долга: они борятся с ересью всеми силами, созывают соборы, пытаются увещевать Копронима. Представители восточных церквей, находившихся уже в то время под властью арабов, патриархи Козьма Александрийский, Феодор Антиохийский и Феодор Иерусалимский отделились от Константинопольского патриархата и в 763 году отправили к папе Павлу послание, в котором осуждали ересь иконоборцев и предавали их анафеме . Желая уничтожить и парализовать все проявления ереси, папа Стефан III на Латеранском соборе 769 года осудил и анафематствовал беззаконное иконоборческое скопище, составленное в 753 году Копронимом и получившее от еретиков громкое название "седьмого вселенского собора". В 775 году константинопольская церковь вздохнула свободно: Копроним умер. При его сыне, Льве IV Хазаре (775 — 780) гонения прекратились, хотя культ икон не был еще восстановлен, т.к. сам император был еще заражен иконоборческой ересью. Эта честь выпала на долю императрицы Ирины (жены Льва IV) и ее сына Константина. Константинопольским патриархом в то время был св. Тарасий, ревностный защитник св. икон. Рана, нанесенная церкви, была слишком глубока и требовала особенного лечения: необходимо было созвать вселенский собор.

По примеру своих предшественников, благочестивая императрица Ирина сочла нужным, прежде всего, восстановить сношения с той кафедрой, из которой, по учению св. Киприана, исходит начало единства. В 785 году "державствующие", т.е. сама Ирина и ее сын Константин (тогда еще малолетний) отправили к папе Адриану I письмо, приглашая его явиться на вселенский собор. Все содержание этого письма показывает нам, что византийские императоры представляли себе Римских епископов такими же повелителями в делах церковных, какими были сами императоры в делах мирских. "Получающие от Господа нашего Иисуса Христа, — гласит послание, — истинного Бога нашего, императорскую власть или честь первосвященства, должны помышлять и заботиться о том, что угодно Господу, и управлять вверенными им людьми согласно с Его волей. Следовательно и наша и ваша обязанность, святейший глава, состоит в том, чтобы безукоризненно мудрствовать о делах Господних и поступать в делах своих; так как от Господа мы получили императорскую власть, а вы — достоинство первосвященства" . Они просят папу лично прибыть на собор. "Итак, — пишут они далее, — да придет первый священник, председательствующий на кафедре и вместо святого и всехвального Петра"… .

Папа Адриан, человек святой жизни и необычайно ревностный о благе св. Церкви, немедленно откликнулся на призыв. Однако громадная римская патриархия каждую минуту нуждалась в присутствии папы, поэтому св. отец ограничился только тем, что отправил на собор, в качестве своих заместителей, двух достойных мужей: Петра — протопресвитера собора св. ап. Петра в Риме, и Петра — игумена римской обители св. Саввы. После некоторых замешательств, причиненных собору солдатамииконоборцами, отцы могли наконец собраться в Никее, в великой Софийской церкви, где и были открыты заседания собора под председательством легатов папы (787 г.). На первом заседании была прочитана царская грамота, объявлявшая об открытии собора и были приняты в общение с церковью покаявшиеся иконоборческие епископы. На втором заседании были прочитаны послания папы Адриана к императору Константину и императрице Ирине и к патриарху Тарасию. В грамоте к императорам папа хвалит их ревность к делу Божию и увещевает следовать по стопам св. Константина и Елены. Императоры достигнут, по словам папы, великой славы, если будут "принимать определения церкви блаженного Петра, князя апостолов"… . "И сам князь апостолов, — продолжает папа, — которому Господом Богом дана власть вязать и решить грехи на небе и на земле, многократно покровительствовал вам и все варварские нации низлагал под ноги ваши и всегда являл вас победителями. Священным авторитетом его определяется его достоинство и то, сколь великое почтание должно быть оказываемо всеми верующими в мире его верховному престолу; ибо Господь этого князя представил всем, как хранителя ключей небесного царства, — и Сам оказывает ему честь той привилегией, что вручает ему ключи царства небесного. Итак, превознесенный такою преславною честью, он удостоился исповедать ту веру, на которой основывается церковь Христова . За блаженным исповеданием следовало блаженство наград; проповедию об этом прославлена святая вселенская церковь, а от нее и все прочие церкви Божии получили правило веры; потому что сам князь апостолов, блаженный Петр, первый председатель на апостольской кафедре, преемникам своим, которые беспрерывно восседали на его священнейшем престоле, оставил главенство своего апостольства и пастырского попечения; и как ему дана была Спасителем нашим Господом Богом власть авторитета , так и он сам предоставил и предал ее по божественному повелению своим преемникам — первосвященникам" . Изложив учение св. Церкви о поклонении иконам и их почитании, папа умоляет императоров утвердить иконопочитание в империи, требует, чтобы в присутствии папских легатов был предан проклятию "тот лжесобор, который без ведома апостольского престола, незаконно, безрассудно и нечестиво, вопреки преданиям святых и достоуважаемых отцов, собирался по вопросу о святых иконах" (речь идет о соборе 753 г.). Далее папа просит вернуть Римской церкви "наследие св. Петра, князя апостолов" , захваченное императорами иконоборцами. "Затем, — пишет папа, — пусть будет канонически возвращено нашей святой римской церкви и право посвящения архиепископов и епископов, находящихся в пределах нашего округа, чтобы никоим образом не водворился вместо согласия раздор между священниками, как и в вашем светлейшем распоряжении выражено: да искоренится всякий плевел, худо насажденный, и да будет исполнено слово Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа: "врата адовы не одолеют ей" и опять: "Ты еси Петр и на сем камени созижду Церковь Мою. И дам ти ключи царства: и еже аще свяжеши на земли, будет связано и на небесех" (Матф. 16, 18 и 19). Кафедра св. Петра на всем земном шаре пользуется первенством и учреждена с тем, чтобы быть главою всех Церквей Божиих. И как святой апостол Петр, по заповеди Божией, сам управлял церковью, так и в последствии (в виде своих преемников) всегда сохранял и сохраняет главенство . Эта заповедь относительно наименования церкви вселенскою более не должна относиться ни к какой кафедре, кроме первой, всякий собор утверждающей своею властью и охраняющей своей испытанной умеренностию" . Папа сильно удивлен, что в императорских указах патриарх Тарасий именуется "вселенским", и просит прекратить это нововведение. "Состоящему во втором разряде, — пишет он, — никак нельзя носить это название, разве только в силу авторитета святой нашей католической апостольской церкви. Поэтому, если он называется вселенским, вопреки воле выше его стоящей святой римской церкви, которая есть глава всех церквей Божиих, то, очевидно, он показывает себя отступником от святых соборов и еретиком; потому что, если он есть вселенский, то значит он признает за собой такое же церковное первенство, как и наша кафедра, что покажется странным всем верным христианам; потому что Самим Искупителем мира дано первенство и власть над всем миром блаженному апостолу Петру, и через этого апостола, которого преемниками стали мы, неопытные, святая католическая и апостольская римская церковь до сего времени удерживает и всегда будет удерживать первенство и силу власти" . Папа высказывает неудовольствие и по поводу того, что патриарх Тарасий выбран на свой высокий пост прямо из мирян и сразу возведен на патриарший престол. Только ревность Тарасия в деле восстановления иконопочитания смягчает его вину и позволяет римскому епископу признать Тарасия главой Константинопольской Церкви.

Вслед за этим письмом было прочитано также послание папы Адриана к патриарху Тарасию. Как и в предыдущем письме, папа не скрывает своего неудовольствия по поводу внезапного возвышения Тарасия на патриарший престол и прямо заявляет ему: "если бы мы в вышеупомянутом исповедании вашем (т.е. в том послании, которое Тарасий отправил к папе, извещая его о своем возведении на константинопольский престол) не нашли чистой и православной веры, … то мы никак не осмелились бы выразить свое внимание к этому вашему посланию". Папа хвалит Тарасия за ревность к святым иконам и делает распоряжения относительно хода соборных занятий. "Ваша же святость, — обращается он к патриарху, — пусть немедленно сделает предложение тем же благочестивейшим и победоносным императорам, чтобы прежде всего предан был анафеме в присутствии наших легатов созванный без ведома апостольского престола, без всякого основания и вопреки преданию честнейших отцов, лжесобор (т.е. 753 года) против священных икон, чтобы всякий плевел был с корнем вырван из церкви и чтобы исполнилось слово Господа нашего Иисуса Христа, что "и врата адовы не одолеют ей" и опять: "яко ты еси Петр и на сем камени созижду Церковь Мою. И дам ти ключи царства: и еже аще свяжеши на земли, будет связано и на небесех; и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено и на небесех" (Матф. 16, 18 и 19). Кафедра св. Петра, удерживая первенство, блистает на всю вселенную и есть глава всех церквей Божиих. Поэтому он, пася по заповеди Господней Церковь Его, никогда не оставлял ничего расстроенным, но всегда удерживал и удерживает главенство. "Если ваша святость, — говорит дальше папа, — желает быть преданною ему и нашему апостольскому престолу, который есть глава всех церквей Божиих … то… да прильнет от лица нашего к верховным стопам… императоров наших с покорной просьбой… чтобы они, сохраняя предание сей священной и святейшей римской церкви нашей" приказали бы восстановить иконопочитание. Если иконы не будут восстановлены, папа отказывается признать хиротонию Тарасия.

Оба эти письма были прочитаны во втором заседании перед лицом всех собравшихся епископов. К каким же основным положениям сводится в папских посланиях учение Римской Церкви о главенстве апостола Петра и его преемника?

1)  На вере апостола Петра основана вселенская Церковь.

2)  В силу этого ап. Петр есть "князь апостолов", имеющий "главенство" над всей церковью.

3)  Эта "власть авторитета", "главенство… апостольства" и "пастырского попечения" и "власть над всем миром" даны апостолу Петру самим Господом Иисусом Христом.

4)  Эту власть ап. Петр "по божественному повелению" передал своим преемникам на апостольском престоле, епископам римской церкви.

5)  В силу этих прерогатив и преимуществ, римская церковь "есть глава всех церквей Божиих", всякий собор утверждающая своею властью" и потому собор "созванный без ведома апостольского престола" не имеет никакой силы.

6)  Отсюда и римская церковь присваивает себе название вселенской церкви и "от ней и все прочие церкви Божии получили правило веры".

Что сказали бы наши синодальные богословы, если бы услышали на каком-нибудь современном соборе подобное исповедание главенства Римского епископа? Какими словами заклеймили бы они подобное проявление "папизма"? Безусловно, что послания папы Адриана были бы объявлены "сущей ересью", "посягательством на свободу церкви", "иезуитизмом" и тому подобными эпитетами, которыми изобилуют книги и журналы русского синодального "православия".

Но не так отнеслись к посланиям св. папы Адриана богоносные отцы седьмого вселенского собора. Св. патриарх Тарасий на вопрос папских легатов "согласен ли он с посланием святейшего папы древнего Рима?" , ответил: "Озаренный светом Христовым… ап. Павел в послании к римлянам так сказал: вера ваша возвещается во всем мире (Рим. 1,8). Этому свидетельству надобно следовать; противоречить же ему значит поступать неразумно. Поэтому Адриан, предстоятель древнего Рима… доказал, что он вполне содержит древнее предание кафолической церкви"… "Святой собор сказал: весь собор так же учит" — ????? ? ???? ??????? ?????? ??????????" . На вторичный вопрос легатов, обращенный теперь уже ко всему собору: "пусть скажет нам святой собор: принимает ли он послание святейшего папы древнего Рима?" — все отцы собора единодушно провозгласили: "допускаем и принимаем" — ???????? ???? ???????? ???? ?????????? . Мы воздерживаемся от дальнейших комментариев — все слишком ясно, яснее дня, яснее солнца, очевиднее самых очевиднейших истин: св. вселенская Церковь восьмого столетия и догматически и канонически признавала над собой власть и главенство епископа Римской церкви.

Последнее проявилось особенно ярко в торжественном заседании собора, на котором рассматривались акты лжесобора 753 года. Оффициальный докладчик, Иоанн, дьякон Константинопольской церкви, опровергая еретиков, заявляет во всеуслышание, что собор 753 года ложно называется "вселенским" (как это делали иконоборцы), потому что помимо явной ереси, «он (т.е. собор 753 г.) не имел своим соучастником в этом деле тогдашнего папы римского, или заменявших его иереев, представителей его, или окружного послания его, как это по закону требуется от таких соборов» . По учению русской и греческой поместных церквей или, вернее, по учению ее богословов, — вселенский собор является единственным, абсолютно обязательным, авторитетом в деле веры. Значит, вселенский собор абсолютно необходим, но он не может состояться без соизволения и одобрения римского епископа. Теперь же за эту истину, торжественно провозглашенную на седьмом вселенском соборе, синодальные богословы называют нас, православных кафоликов, "папистами" и "еретиками"…

Наконец, при общем ликовании, собор окончил свои заседания. Иконопочитание было восстановлено, мир Церкви утвержден. Небесной радостью ликовала и душа св. патриарха Тарасия. Его письма к папе Адриану показывают нам, в каком тесном духовном единении были оба св. мужа, и как св. Тарасий преклонялся перед авторитетом Наместника св. ап. Петра. Говоря о посланиях папы, св. патриарх пишет: "ваша братская и архиерейская святость… повелела посечь мечем Духа выросшие сорные травы" (т.е. ереси) и для этой цели "послала для составления вселенского собора мужей, соименных первоначальнику апостолов Петру" . "Затем, — пишет далее св. Тарасий, — когда было постановлено прочитать послание твоей святости, то все мы встали в круг и пресыщались, как на царском ужине, духовными явствами, которые Христос приготовил пирующим через твое послание; и ты подобно глазу направлял все тело на прямой и истнинный путь. Таким образом разорванные члены соединялись в одно; утверждалось истинное согласие и кафолическая церковь приобретала единение" .

На гневные восклицания синодальных богословов "зачем нам нужен папа? к чему он?" отвечает св. патриарх Тарасий. Папа — основание единства Церкви, он соединяет воедино ее "разорванные члены", направляет "все тело" Церкви "на прямой и истинный путь" и, пока поместные церкви Востока не признают его своим главой и руководителем, всякая реформа в области религиозно-церковной жизни будет бесполезным и пустым занятием. Церковь только там, "где Петр" .

 № I-02

Страничка из религиозной полемики XIII века .

Когда заходит речь о "разделении церквей", мысль собеседников как-то, поневоле, переносится к 1054 году, а в голове мелькают картины отлучения папскими легатами константинопольского патриарха Михаила Керуллария. Уже со школьной скамьи мы привыкли думать, что после бурной сцены в Софийском соборе, когда легаты папы Льва IX положили на главный престол храма грамоту отлучения на патриарха и на его клир, западная и восточная церкви "отделились" друг от друга и сознательно вступили в полосу ярко враждебных отношений; сознали происшедшее "разделение" и сделались друг для друга "скопищем еретиков", "беззаконными сборищами" и т.д. На самом же деле процесс отпадения восточной части Вселенской Церкви от ее видимого главы — Римского Епископа — совершался постепенно. Нужно помнить, что в 1054 году, как на то не раз указывали католические ученые, подверглась отлучению не вся восточная церковь, а только константинопольская патриархия в лице своего архиепископа и клира. Только постепенно, шаг за шагом, при помощи искусственно возбуждаемых политических страстей и религиозной нетерпимости узко-ритуального характера, византийцам удалось внушить ненависть к Риму не только на всем православном Востоке, но и перелить этот яд в вены тогда еще здоровой русской церкви. Особенно характерными чертами отличаются конец XII и начало XIII столетий, когда под влиянием крестовых походов религиозная ненависть греков к латинянам или, как их тогда называли, "франкам", вспыхивает с новой силой. Здесь-то и обнаруживается то интересное явление, что ясного и определенного представления о "разделении" церквей тогда еще не существовало. Правда, были уже такие представители среди клира и мирян, которые открыто называли западных христиан "еретиками", но это были только отдельные голоса, не исходящие из лона той церкви, к которой они принадлежали .

В этом отношении очень интересным памятником является для нас один документ начала XIII столетия, изданный и переведенный на русский язык преосв. Арсением еп. Кирилловским . Не знаем почему, но богословы господствующей церкви не обратили на него должного внимания. Автор этого документа — греческий игумен Николай, присутствовавший при прениях о вере между греками и латинянами, имевших место в Константинополе. Он был посредником и переводчиком между спорящими и записал, что помнил из тех собеседований . Руководителем собеседований был латинский кардинал Венедикт, папский легат, присланный папой Иннокентием III и "с мая 1205 года действовавший в областях латинской империи" . Кроме самих собеседований преосв. Арсением напечатан также "Разговор кардинала Венедикта" с греческими монахами 1207 года, записанный, как думает издатель, тем же игуменом Николаем.

Напомним читателям, что эпоха 1205—1207 года ознаменована необычайным обострением вражды латинян с греками. В 1203 году, так называемые "крестоносцы", вместо того, чтобы идти на освобождение св. земли из-под власти турок, разграбили Константинополь, свергли с престола императора Алексея и на развалинах Византии основали "Латинскую империю". До сих пор еще греки не могут забыть этого удара, доконавшего и без того уже падавшую "Римскую империю"! В то же время злоба не знала границ. "Вот он, — восклицает Никита Хониат по адресу латинян, — этот народ с медной шеей, надменным выражением лица, поднятыми вверх бровями, всегда бритыми и как бы юношескими ланитами, кровожадной рукой, раздутыми ноздрями, гордым взглядом, ненасытной пастью, бесчувственной душою… Все они оказались полнейшими лицемерами: вместо отмщения за гроб Господень явно неистовствовали против Христа; с крестом на раменах беззаконно посягали на разрушение креста; нося его на спине, не страшились попирать его ногами за небольшое количество золота или серебра"… . Уничтожены были памятники греческого искусства, разграблены и обесчещены церкви. Константинопольский патриарх Иоанн должен был спасаться бегством.

Казалось бы, что в такой насыщенной атмосфере всякие прения о вере если не совершенно немыслимы, то необходимо должны принять крайне ожесточенный характер. Но мы видим нечто совершенно иное: обе стороны вовсе не чувствуют себя принадлежащими к двум различным церквам, а только двумя группами, придерживающимися различных богословских мнений.

С большим уважением как сам Николай, так и греческие монахи относятся к кардиналу Венедикту. Про него автор говорит так: "священный (??????) Венедикт, который некогда в качестве местоблюстителя папы римского Иннокентия Третьего был и в Константинополе, посланный по неким делам, возникшим в церкви (??? ??? ?????????) между греками и латинянами" . Значит, кард. Бенедикт вовсе не враждебное лицо, вовсе не "еретик", а простой папский легат, приехавший в Константинополь, чтобы уладить некоторые споры, возникшие в церкви, а не между церквами — ??? ??? ?????????, а не ??? ????? ???????????. В этом обстоятельстве греческие монахи не видят ничего необычайного или оскорбительного для себя и для своих религиозных убеждений. Вызванные кардиналом, они приходят в Константинополь (их обитель была на горе св. Авксентия, близ Халкидона) и выслушивают от него "многоречивое поучение" . Затем кардинал спрашивает: "как вы, греки, дерзаете не повиноваться присланному от папы патриарху Вашему (т.е. латинскому патриарху Фоме), чтобы признавать его патриархом и возносить имя его в священных ваших поминаниях? Папа есть глава всех церквей и имеет власть делать все, что ни захочет, повсюду в церквах" . По догматике современных богословов господствующей церкви кард. Венедикт сказал ужасающую ересь, т.е. что папа — глава всех церквей и имеет власть делать все, что ни захочет, во всех церквах (??????? ?????? ?????? ???? ???????????). Если тогдашние греческие монахи были такими же "православными", как теперешние, то они, конечно, не замедлили бы дать должный отпор "латинским притязаниям". Они заявили бы кардиналу, что они не "католики", а "православные", и потому главой церкви признают одного только Христа, а не папу. Однако из уст смиренных обитателей горы св. Авксентия мы слышим нечто совсем другое. "Владыко, — ответили они, — мы ни из-за упрямства, ни по неподчинению апостольским и соборным преданиям доныне не поминали в священных наших помянниках имени патриарха, присланного благоговейно чтимым папою (????? ???? ???????????? ????), но имея патриарха, и его всегда поминая, доколе он обретался в живых, мы и не поминали никого другого". Когда же он умер, то не имея еще нового патриарха, они поминали вообще "все епископство православных христиан" .

Итак, вместо ожидаемой реплики и обвинения в ереси самого кардинала, монахи только оправдываются перед папским легатом. Все их оправдание состоит в том, что, не имея до сих пор нового патриарха (очевидно, им неприятно признать латинянина своим патриархом, и они делают вид, что якобы ничего не знали про назначение папой Фомы), они возносили молитвы вообще за весь православный епископат. Они уверяют, что делали это "ни из-за упрямства, ни по неподчинению апостольским и соборным преданиям". Им даже и в голову не приходит укорять в ереси "патриарха, присланного благоговейно чтимым папою" и отвергать его как "католика".

Перед началом самого прения находится краткое предисловие игумена Николая, в котором он заявляет, что этот труд есть "обозрение" "словесного состязания", направленного в первую голову "против новоявленного латинского учения" об исхождении св. Духа от Отца и Сына. Всего интереснее, что перевод этих прений с греческого на латинский язык был сделан игуменом Николаем "по поручению отца Венедикта, кардинала и местоблюстителя тогдашнего папы Римского Иннокентия Третьего" . Сам кардинал очевидно смотрел на этот спор, как на диспут богословов, а не как на религиозный раздор между "православными" и "католиками". Это только новоявленное латинское учение, но еще отнюдь не ересь. Правда, игумен Николай не щадит латинян в своем предисловии. Он жестоко нападает на них, но не как на отпавших от церкви еретиков, а как на людей беспокойных и жестоких, "ниспровергающих братьев своих, Греков" . Он умоляет латинян твердо держаться постановлений соборов и св. Отцов и не вводить ничего нового в учение о вере: "чтобы вновь происшедшее, не знаю от чего, разъединение христиан, вместе живущих и единоверных, исчезло, и грозящее перейти по навету дьявольскому в разделение, пришло к единству" . Эти слова в высшей степени характерны. "Разделения" (???????) еще нет, оно только еще угрожает, существует лишь "разъединение христиан одной и той же Церкви", что подтверждается словами "вместе живущих и единоверных" (????????? ???? ??????????? ???????????? ?????????? ???? ????????). "И ты, — говорит он дальше, как бы обращаясь от лица греков к латинянину, — желающий научить другого новостям, поучи себя самого (Рим. 2,21). И не старайтесь о том, чтобы так скоро было распадение и разрыв безмятежного тела в подарок и поощрение Антихристу, прежде чем придет отступление оное" . Значит игумен Николай порицает латинян не как уже отпавших еретиков, а как людей, стремящихся внести "распадение и разрыв" (??????????? ???? ?????????) в пока еще безмятежное тело Церкви (???? ??????????? ???????). "Ибо что пользы, — говорит он снова, обращаясь к латинянам, — называться христианами и без рассуждения стараться истреблять сорабов, рабов Христовых и тело Церкви, прекрасно связанное одною Верой (Еф. 4,5) раздирать" ,… Итак, латиняне виноваты в том, что своих братьев греков, "сорабов" (??????????) Христовых, т.е. вместе рабствующих, вместе служащих Христу в одной церкви, стараются истреблять и тем самым раздирают тело Церкви "прекрасно связанное одною Верой" (??? ???? ??????). Нет еще, следовательно, двух Церквей, враждующих между собой, а только одна Церковь и одна Вера, которую, по мнению игумена Николая, смущают латиняне своими новшествами.

Начинаются, наконец, самые прения; латиняне обвиняют, в свою очередь, греков в том, что из-за них "появились в Церкви соблазны" (?? ????????) . Грек спрашивает, каким же образом это произошло? Латинянин отвечает: "Потому что не покоряются великому архиерею Римскому, преемнику верховного из апостолов, и его учению" . И снова грек не делает ни малейшего возражения против "папских притязаний" (как любят называть догмат о главенстве папы синодальные богословы) и ничуть не оскорбляется тем, что его призывают покориться Римскому Первосвященнику. Очевидно, что тогда главенство папы было всем известной непререкаемой истиной. Грек только спрашивает: какому же учению, провозглашенному папой, греки не покоряются? Латинянин отвечает, что греки не хотят признать учения об исхождении Духа Святого от Отца и Сына. Ответ грека очень интересен, так как в нем, хотя и очень оригинально, он признает кафолическое учение о главенстве ап. Петра. "Значит, — с изумлением спрашивает он, — Христос, великий первый архиерей (Евр. 4, 14, 6, 20) и истинный охранитель паствы Его, блаженный Петр" , а также и другие апостолы и отцы Церкви так несовершенно определили учение об исхождении св. Духа, что его пришлось потом дополнять? Ведь исхождение Духа св. от Отца ясно выражено в св. Писании. "Это, — продолжает грек, — и верховный в лике апостольском ясно показывает, и не с Марком только, с которым выдал Евангелие, а и с одиннадцатью, сделавшись представителем их" (в день Пятидесятницы) . И "обличив" латинянина, тот же самый грек победоносно восклицает: "Смотри же, Латинянин! Ты мыслишь противно тому, кому считаешься преемником, а я, по твоим словам непокорный, несомненно последую речам его" . Здесь спорящий грек не только признает главенство св. ап. Петра, не только называет его "охранителем" (??????????, вернее — попечитель) Христовой Церкви и "верховным в лике апостольском" (? ???? ?????? ????????? ???? ??????????), но даже старается доказать, что он гораздо более, нежели латинянин, содержит учение главы апостолов! Прения велись главным образом об исхождении Духа Святого от Отца и Сына, об опресноках, о постах в субботу, о совершении литургии в дни св. Четыредесятницы и о женитьбе священников. Особенно в прении по поводу опресноков сказывается спокойствие и толерантность латинян и фанатическая нетерпимость греков. Кардинал Венедикт не раз выражал свое мнение, что считает одинаково добрым и богоугодным обычаем приносить на Литургии как пресный, так и квасной хлеб . Он сказал, что не следует направлять язык против божественного тайнодействия, чтобы один обряд бескровной жертвы порицать, а другой одобрять. Я тот и другой считаю одинаковыми. И как вино, будь то белое или темнокрасное или красное — безразлично, представляет совершенную кровь в святой чаше Христовой, так и приносимый хлеб, безквасный ли, или квасный, когда освящается, претворяется в тело Христово" . "Церковь, — говорит он в другом месте, — укрепленную одной верой, не повреждает различие церковных обычаев, и нет никакого разделения в Вере между церквами Христовыми" . Такими же приблизительно словами кардинал закончил прение . Но сердца греческих логомахов мало смягчились такой уступчивостью! Чтобы окончательно "добить" латинян, они не постыдились пустить в ход свою (тогда еще очень свежую) басню о частицах Тела Христова, якобы оставшегося от Тайной Вечери, и вот, этот-то чудесно сохранившийся хлеб оказался "квасным"! Конечно, латинянам оставалось только молчать и хлопать глазами, так как доказательство было вещественное! В этой полемике, как и во всех греческих произведениях такого сорта, латиняне изображены неизменно глуповатыми, забитыми существами, еле-еле отвечающими на многоречивые перуны греков, которые буквально стирают в порошок своих противников.

Для нас важно отметить в этом труде игумена Николая, кроме уже констатированного факта церковного единства, еще и то, что главный догмат, подвергающийся нападкам современных греко-росийских богословов, т. е. догмат о главенстве ап. Петра и Римского епископа, остается не только незатронутым, но даже (по крайней мере относительно ап. Петра) представляется в чисто кафолическом свете. В те времена как греческие, так за ними и русские богословы вполне еще мирились с этим догматом и признавали его не подлежащим никакому сомнению, но они допускали возможность ереси со сторы Римского Первосвященника. По их воззрениям, глава Церкви Христовой на земле мог так же ошибиться, как и всякий другой епископ, и тем самым терял свои привилегии и права над Вселенской Церковью. И только значительно позднее, под влиянием протестантизма, православный Восток понял нелогичность такого мышления, и уже с XVII-го столетия его богословы начинают открыто отвергать не только главенство папы, но уже и главенство ап. Петра.

Л. Ф.

 № I-03

Вопрос о папской власти в XI столетии .

Черной полосой проходит через историю Вселенской Церкви печальной памяти 1054 год. Официально, в особенности среди православных и протестантов, он считается годом окончательного разрыва между церквями Запада и Востока. Насколько такое мнение ошибочно мы уже имели случай заметить в статье "Страничка из религиозной полемики XIII столетия" . Но несомненно, что происшедший тогда церковный раздор дал толчок к постепенному отчуждению и окончательному отпадению греческих церквей Востока от вселенской кафедры римского епископа. Пользуясь своим огромным влиянием на церковные дела других патриархов, Михаил Керулларий и его преемники сделали все возможное для того, чтобы пресечь всякую возможность примирения своих собратий с Римом.

По протестантскому ходячему мнению, вполне воспринятому господствующей церковью, этот раздор был вызван главным образом новшествами римской церкви и гордостью ее епископов, не желавших подчиниться справедливым требованиям православного Востока и предъявлявших притязания на полное господство в церкви, основываясь на якобы измышленном ими догмате о главенстве св. ап. Петра и его преемников — римских пап. Обвинения эти или всегда голословны, или же основываются на тенденциозно извращенных фактах. Оставляя в стороне споры о мнимых латинских новшествах, займемся кардинальным вопросом о самой папской власти, которая выдвигается теперь как основная преграда к воссоединению восточной церкви с западной. Простой разбор литературных памятников этой эпохи позволит нам установить взгляды тогдашних "православных" на оспариваемый догмат. Все эти документы мы цитируем по лучшему из до сих пор известных сборнику Корнелиуса Вилля "Acta et scripta quae de controversiis ecclesiae graecae et latinae saeculo undecimo composita extant". Dr. Cornelius Will. Lipsiae et Marpurgi, an. 1861. В этот сборник Вилль помещает также и письмо Феофилакта, архиеп. Болгарского, который, хотя и не участвовал лично во всех фазисах этого печального события, однако же решительно встал на сторону Византии. Его авторитет как самого крупного греческого богослова и экзегета той эпохи, представляет для нас особую важность.

Напомним вкратце ход исторических событий, сопутствовавших появлению вышеупомянутых документов. В 1053 году Лев, архиепископ Охриды, по поручению Керуллария, отправил от имени патриарха и своего собственного официальное послание транийскому епископу Иоанну (в Апулии), прося передать его содержание папе и латинским епископам. В этом послании архиепископ Лев ставит в вину латинянам четыре "ереси": а) что они в таинстве св. Евхаристии употребляют пресный хлеб вместо квасного; b) постятся по субботам; c) поют "аллилуйа" в Великом Посту и d) едят удавленину. Сам Керулларий, переходя от слов к делу, закрыл все латинские церкви и монастыри в своей епархии и выгнал тех священников и аббатов, которые не хотели подчиняться греческим обрядовым установлениям. Папа Лев IX, до которого уже и раньше доходили слухи о враждебности Керуллария к латинянам, немедленно отправил к нему послание, в котором, почти не касаясь спорных вопросов, призывал патриарха и Льва Охридского к повиновению верховной власти римского престола, угрожая в противном случае отлучением. Император Константин Мономах, искавший папской помощи в борьбе против норманнов, старался утишить вспыхнувший спор и с этой целью лично писал папе. То же самое, по совету императора, сделал и Керулларий, причем, как видно, сдержался от нападок и обвинений против римской церкви. Папа отвечал и патриарху, и императору, а для разбора дела отправил в Константинополь своих легатов с кардиналом Гумбертом во главе. Этот последний в довольно обширном полемическом произведении отвечал на греческие обвинения и опровергал их. Сам патриарх не только не вступал в прения с легатами, но даже старался избегать с ними всяких сношений. Однако, по его поручению студитский монах Никита Пекторат написал опровержение на трактат Гумберта, тот же немедленно ответил новым опровержением на это выступление керуллариевского адвоката. Никита скоро раскаялся и принес повинную перед императором и легатами, которые и разрешили его от анафемы. Патриарх же продолжал упорствовать и по прежнему избегал встречи с посланниками папы. Тогда-то эти последние, составив акт отлучения на патриарха Михаила и его единомышелнников, положили этот документ на престол церкви св. Софии и удалились. После их отъезда патриарх составил местный собор из епископов константинопольской епарихии и некоторых других, на котором легаты и составленный ими акт отлучения были преданы проклятию. Взгляды и представления о Западной Церкви самого Керуллария можно узнать из его двух посланий к Петру, патриарху Антиохийскому, которого он старался привлечь на свою сторону. Сам Петр находился еще в сношениях с папой Львом IX, что видно из послания к нему этого последнего, явившегося в свою очередь только ответом на сообщительную грамоту, которую Петр отправил папе по поводу своего вступления на антиохийский престол. В противоположность Керулларию, Петр отличался широкой терпимостью и признавал спорными только два вопроса: исхождение Св. Духа от Отца и Сына и употребление опресноков. По поводу последних сохранился его трактат, написанный им в виде послания Доминику, патриарху Венецианскому. Мы знаем также, что Михаил Керулларий писал к патриархам Александрийскому и Иерусалимскому с той же целью, т.е. чтобы настоить их против Рима. Насколько ему это удалось и как к этому отнеслись представители обоих патриархатов — нам не известно. Русская церковь находилась тогда еще в полном единении с апостольским римским престолом и притом настолько еще слабо поддавалась на византийские сплетни о "латинских ересях", что возвращавшиеся из Константинополя легаты были дружественно приняты в Киеве ("a civitate Russorum") . Прежде всего постараемся определить, как сами римские первосвященники смотрели тогда на свою власть и на свое положение в церкви? Ответ на это мы найдем в четырех посланиях папы: Керулларию и Льву Охридскому, опять Керулларию, императору и Петру Антиохийскому. Самым замечательным является первое послание папы, в ответ на послание Льва Охридского и Керуллария. С полной ясностью и точностью папа указывает грекам на главенство апостола Петра как на божественное основание для главенства папы и римской церкви.

Он негодует на обоих восточных иерархов, осмелившихся обвинять римлян в употреблении пресного хлеба. "И вот, — восклицает папа, — почти спустя 1020 лет по страдании нашего Спасителя, через вас-то именно должна научиться римская церковь, каким образом должны быть вспоминаемы Его спасительные страсти, как будто ей не принесли никакой пользы присутствие, общение, древнее установление, а также и драгоценная смерть того достопочтенного старца, который ею прославил Бога и которому особенно сказал Христос Сын Божий "Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах". (Матф. 16,17) Разве они не понимают, каким величайшим бесстыдством было бы думать, что Небесный Отец не открыл "князю апостолов — Петру" (principi apostolorum, Petro), какой должен быть хлеб для таинства св. Евхаристии? Ведь апостолу Петру Господь изрек не через ангела или пророка, а собственными устами эти великие слова: "И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" (Матф. 16, 18) А греки, обвиняя римскую церковь в ереси, хотят таким образом у апостола Петра, "главы" (capiti), отнять самого Иисуса Христа. Папа высказывает здесь ту мысль, что если ошибается римская церковь относительно вещества евхаристического хлеба, то значит, ее глава и основатель — апостол Петр — не получал обещания Христова создать на нем Свою Церковь . "Так, — продолжает Лев IX, — Святая Церковь, основанная на камне, т.е. на Христе (super petram id est Christum) и на Петре, или Кифе, сыне Иоанна (filium Ioannis), называвшемся прежде Симоном, никоим образом не будет побеждена вратами ада, т.е. еретическими спорами, увлекающими к погибели пустых людей. Так обещает сама Истина, через которую делается истинным все, что только есть истинного (per quam sunt vera, quaecumque sunt vera): Врата ада не одолеют ее (Матф. 16, 18). Это обещание Сын Божий вымолил у Отца Небесного, прося укрепить веру Петра: "Симон! Симон! вот, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих (Лук. 22, 31—32) .

Папа сурово призывает возмутившихся епископов к покаянию, ибо они "оскорбив высший престол, о котором никто даже судить не имеет права" (praeiudicium faciendo summae sedi, de qua nec iudicium licet facere cuiquam hominum), тем самым подпали анафеме, под которой они неразрешимо будут пребывать и впредь, если не покаются и не будут разрешены "викариями того" (per vicarios ipsius), которому особенно Христос сказал "что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" (Матф. 16, 19) . Слова ап. Петра "род избранный, царственное священство" (1 Петр. 2, 9) он применяет к римской церкви и удивляется, что представители константинопольской патриархии осмелились оскорблять и открыто проклинать (publice maledicatis) "народ святой" . Хотя эти слова сказаны "главой апостолов Петром" равно всем Христовым церквам, соединенным в одну, однако более всех они относятся к той церкви, "предстоятелем которой является, собственно, тот, кто заслужил восприять управление царством небесным (qui coelestis regni meruit gubernacula obtinere), когда Господь иисус Христос сказал ему: "Тебе дам ключи царства небесного" (Матф. 16, 19) .

В качестве государственного документа Лев IX приводит и цитирует почти всю так называемую дарственную грамоту Константина Великого папе Сильвестру, в силу которой этот царь якобы даровал особые преимущества римской церкви. Тогда эта грамота признавалась за несомненный императорский эдикт как на Западе, так и на Востоке .

«Но мы, — продолжает папа, — имея здесь свидетельство большее Константина… не принимаем свидетельства от человека, будучи довольны свидетельством Того, Кто, Сущий над всеми, нисшел с небес и говорит: "Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах"» (Матф. 16, 18—19).

Обращаем внимание читателя, что Лев IX, хотя и пользуется грамотой Константина, однако не на ней основывает свои притязания на церковное главенство, как это любят повторять протестанты и идущие за их указкой русские синодальные богословы. Для папы грамота Константина — свидетельство "от человеков", имеющее силу только государственную; он не принимает его в качестве незыблемого основания верховенства кафедры Петровой, потому что имеет "свидетельство большее Константина" (testimonium majus Constantino), именно — слова Самого Христа, на которых и основывается учение о главенстве ап. Петра и его преемников — епископов римских. Иными словами, Лев IX указывает, с особым ударением, на божественное происхождение папской власти.

Папа сравнивает ап. Петра с тем крюком (cardo), на котором двигаются двери: как крюком удерживаются открывающиеся и закрывающиеся двери, так "Петром и его преемниками" (Petro et successoribus ejus) регулируется жизнь Церкви. "И как крюк, оставаясь неподвижным, открывает и затворяет двери, так Петр и его преемники могут свободно судить о всякой церкви (liberum de omni ecclesia habent iudicium), тогда как никто не должен посягать на их сан, ибо высший престол никем не судится (summa sedes a nemine iudicatur)". Отсюда, римские клирики называются "кардиналами" (cardinales dicuntur), так как ими двигается все остальное (quo caetera moventur) .

Очевидно, Лев IX хорошо сознавал непогрешимость как свою, так и всех вообще римских епископов, иначе он не повторял бы с такой настойчивостью, что никто не имеет права судить о римской церкви, что римские первосвященники могут судить о всех, а о них — никто и т.д. И если отсутствует самый термин "непогрешимости" (infallibilitas), то учение папы Льва IX ничем, по существу, не разнится от знаменитого декрета Ватиканского собора. В представлении папы римская церковь стоит настолько высоко, что, кто нападает на нее, тот не может считать себя христианином. Кто пытается восставать против "Апостольского престола" и оспаривать или уменьшать авторитет римской церкви, тот старается повредить не только одной римской церкви, но замышляет погибель всего христианства. "Вера римской церкви, основанной через Петра на камне (per Petrum super petram), как не оскудела до сих пор, так не оскудеет и вовеки (non deficiet in saecula)", ибо Христос сказал своему апостолу: Я молился о тебе, Петр, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих (Лук. 22, 32). Здесь особенно ясно, что понятие о непогрешимости римской церкви, вера которой "не оскудеет и во веки", сливается с лицом ее представителя — папы, через ап. Петра. Мы видим, что в подтверждение своей мысли Лев IX указывает на вышеупомянутый текст св. Луки, вставляя даже от себя имя верховного апостола, чтобы показать личную непогрешимость первого римского папы. Потому-то и не оскудеет вера римской церкви, что Христос даровал св. Петру, как ее пастырю, полноту благодати, в силу которой его престол будет вечным оплотом христианства против врат ада. В то время как вера его соапостолов будет колебаться и подвергаться опасностям, вера самого Петра останется незыблемой и неоскудевающей (inconcussa et indeficiente) и как твердый якорь (velut firmae anchorae…) будет находиться в основании вселенской церкви (in fundamento universalis ecclesiae). Отсюда Петр вечно будет править церковью, потому что Господь сделал его главным управителем настоящей и будущей церкви (principalis rector existeret).

Как голова у человека судит о всех его чувствах, а чувства о ней не судят, так и глава церкви судит о всех, его же никто. Если по устроению Божию, преимущественно (singulariter) Петр является "образом нашего высшего главы и его наместником (figura summi capitis nostri vicariusque ejus) и его (т.е. Петра) преемники уже и на земле имеют особенное достоинство земного и небесного царства", то пусть греки не завидуют римской церкви — главе (apici) и не оскорбляют ее. Она, после Господа Иисуса, есть глава всех церквей Божиих (caput esse omnium ecclesiarum Dei)". Только в силу ее авторитета константинопольский престол получил второе место в ряду прочих патриарших кафедр.

Кроме вышепреведенных доказательств главенства ап. Петра, Лев IX подрепляет его еще и другими примерами из св. Писания. Так, он ссылается на Иоан. 21, 15—17 и видит в заповеди Христа ап. Петру пасти овец и агнцев несомненный признак его главенства. Папа указывает и на избрание ап. Матфея (Деян. 1, 16—19), и на речь Петра в день Пятидесятницы (гл.2), как на проявление авторитета верховного апостола и его заботы об управлении Церковью. Видение сосуда с зверями в доме Симона кожевника дает возможность папе утверждать, что Господь поручил все народы тому же верховному апостолу (гл.10). Наконец, постановление иерусалимского собора о необрезании язычников он снова приписывает Петру, разрешившему вопрос своим авторитетом (solus Petrus sua auctoritate). Даже в явлениях Христа по воскресении Петру раньше, чем остальным апостолам (Лук. 24, 34; 1 Кор, 15, 5) и в словах ангела мироносицам: скажите ученикам Его и Петру (Марк. 16, 7), Лев IX видит явные преимущества этого последнего.

Сообразно с изложенным учением, папа характеризует деятельность римской церкви на соборах как главную и решающую. Она своим высшим авторитетом разрешает все церковные вопросы и недоумения. Она же, главным образом, ограждает христиан от еретических учений. Всех патриархов-еретиков, сидевших на константинопольском престоле вплоть до Фотия, "упразднил римский и апостольский престол". Говоря это, папа подробно приводит имена осужденных патриархов и их обличителей — епископов римских, вместе с обстоятельствами, вызвавшими их вмешательство.

Много и других соображений приводит Лев IX в пользу главенства римской церкви и ее предстоятеля, но мы не касаемся их в этом очерке, как не имеющих чисто догматического характера. Наша цель — представить только само учение папы о главенстве Петра и римского епископа.

Отдельные мысли, высказанные Львом IX, как и приводимые им доказательства, встречались и у предшествующих пап, но никогда не высказывались с такой систематической полнотой . Перед нами почти краткий богословский трактат в популярной форме, в котором 860 лет тому назад учение о главенстве Петра и его преемников излагается на тех же основаниях и с такими же аргументами, как в любом современном кафолическом труде. Учение о главенстве папы является тут не как вводный элемент, а составляет всю цель, всю суть обширного послания. Оно, как мы уже заметили раньше, есть один сплошной призыв к послушанию. Лев IX просто призывает Михаила Керуллария и Льва Охридского образумиться и покориться апостольской кафедре.

Какое же впечатление произвело послание папы Льва IX на Константинопольского патриарха? Без сомнения Михаил Керулларий должен был, как "истинноправославный", прийти в ужас от "папистической ереси" и вместе с другими "ересями" римской церкви осудить еще и ту, по которой ап. Петр признавался главой апостолов и основанием Церкви, а римский епископ провозглашался безусловным главой всего христианского мира?

Однако мы не видим ничего подобного. Зачинщик церковной смуты видимо испугался сурового и властного тона папского послания: он понял, что надо действовать с осторожностью. Его ответное послание Льву IX до нас не дошло, и мы можем судить о нем только по второму письму папы, которым он ответил Керулларию. Очевидно, патриарх счел своим долгом на время смириться, так как папа благодарит его за содействие в деле умиротворения латинян с греками и просит поступать и впредь таким же образом, обещая забвение всего происшедшего. Однако и тут римский предстоятель не перестает сурово поучать зарвавшегося патриарха. Он обвиняет его в гордости, в желании подчинить себе Александрийского и Антиохийского патриарха, в присвоении титула "вселенский" и в попытках поучать римскую церковь. Но уже и в письме патриарха к папе заметны следы глухого неудовольствия, выразившиеся в каких-то двусмысленных намеках. "Ты писал нам, — говорит папа, — что если одна римская церковь будет иметь через нас твое имя, то все церкви во всем мире имели бы через тебя наше имя. Что это за нелепость (monstri est), дорогой брат? Разве римская церковь, глава и мать церквей (caput et mater ecclesiarum) не имеет членов и дочерей? Иначе, как она может называться главой или матерью? Ибо мы верим, вследствие чего и говорим и твердо исповедуем: Римская церковь настолько не есть одинока (sola), или, как ты думаешь, одна (una), что какая угодно нация в целом мире, гордо противоречащая ей, уже не может считать или называть себя какой бы то ни было церковью, и не является таковой (omnio nulla), а скорее есть скопище еретиков или сборище схизматиков и синагога сатаны… Отрешись, отрешись же, достопочтенный брат, от этих предрассудков, чтобы не о тебе было сказано изречение Соломона: "Иной выдает себя за богатого, а у него ничего нет" (Притч. Сол. 13,7). Ибо это чрезвычайно похоже на наглость дьявола, с которой тот, считая своими основанные Творцом всех вещей царства мира, сказал ему: "Все это дам тебе" (Матф. 4,9)."

В вышеприведенных папой словах Керуллария перед нами раскрывается действительная причина церковного разрыва XI-го столетия. Гордый патриарх, державший в страхе даже самого императора, опутывая его сетью интриг, не мог примириться со своим второстепенным положением в Церкви. Пользуясь слабостью других восточных патриархов, истощенных турецким игом, он делает попытку подчинить их себе и вместе с тем раздувает огонь вражды против латинян. В порыве неудержимого самомнения он уже мечтает о полной изоляции римской церкви от всего христианского мира, а о себе грезит, как о всемогущем главе Востока. Поэтому-то он и намекает папе, что-де только через него тот может надеяться на общение со всеми восточными церквами. Только, якобы, через его "имя", имя папы будет принято всеми церквами. … Однако дипломатическое запугивание не подействовало на Льва IX. Уничтожающий, полный сознания своей правоты, ответ римского папы показал, как мало ценит он претензии "византийского папы".

Около того же времени Петр, патриарх Антиохийский, только что вступивший на кафедру, отправил, по обычаю, римскому епископу общительную грамоту, прося папу утвердить его избрание. Само послание до нас не дошло. О нем мы можем узнать только из ответного послания Льва IX новопоставленному патиарху.

Отвечая предстоятелю антиохийской церкви, Лев IX выражает свою радость по поводу его вступления на престол, вполне довольный исповеданием веры нового патриарха. Но тяжелые времена и религиозное брожение на греческом Востоке против латинян, очевидно, заставляют папу быть настороже. Поэтому он считает необходимым напомнить в такую минуту и патриарху Петру о главенстве Римской церкви и ее епископа.

"…Мы узнали (из общительной грамоты Петра), — пишет папа, — что твоя всечестность не хочет отступать от постановления Господня и всех святых Отцов, по которому святой Римский и Апостольский престол нерушимо утверждается как глава (caput praeponitur) над всеми церквами во всем мире, к которому все церкви должны обращаться за разрешением своих труднейших и величайших дел. Так постановляют все чтимые соборы, людские законы, так подтверждает сам Святый святых, Царь царствующих и Господь господствующих. Ибо там возвышается и светится чтимый глава величайшего достоинства и всей церковной дисциплины, где сам верх и крюк (vertex atque cardo) апостолов — Петр — ожидает в последний день блаженного воскресения своей плоти. Ведь только он один есть тот, за которого являет себя молящимся Господь и Спаситель: да не оскудеет вера его, говоря "Симон, Симон"… и т.д. (Лук. XXII, 31—32). Эта чтимая и скорая (efficax) молитва сделала то, что до сих пор вера Петра не оскудела и, верим, что не оскудеет на его престоле во веки веков. Наоборот, эта вера утвердит потрясаемые сомнениями в вере сердца братьев, как и до сих пор не переставала утверждать их". Папа предостерегает патриарха против появившихся на Востоке симптомов раздора и религиозных волнений и советует немедленно уничтожить их. Наконец, он утверждает Петра в патриаршем достоинстве. "Мое же смирение, — пишет он, — для того воздвигнутое на высоте Апостольского престола, чтобы одобрять то, что должно быть одобрено, а также осуждать то, что должно быть осуждено, охотно одобряет, восхваляет и утверждает возведение твоей братской святости на епископство".

Мы не можем судить, какое впечатление произвело это послание на антиохийского патриарха. Во всей пространной патриархии не нашлось ни одного человека, который сумел бы перевести его как следует (????? ??????????) на греческий язык. Поэтому оно было отправлено Петром в Константинополь для перевода. Но если не Антиохийский патриарх, то Керулларий, которому теперь досталось это послание папы, должен был лишний раз убедиться, как абсолютно ясно и твердо римский епископ держится своего якобы "еретического" учения о главенстве ап. Петра и о божественном происхождении непогрешимости Римской Церкви в делах веры. Но от византийского престола не слышно и звука "обличения"!..

Быть может нам возразят, что если отдельные лица не подымали своего голоса против папских притязаний, то сама-то Восточная церковь в лице Керуллария и его сторонников решительно высказалась против них. Напрасная надежда! Как отдельные лица, так и вся восточная церковь даже и не думала еще в то время усматривать "ересь" в главенстве св. ап. Петра и его преемников на римском престоле. В эдикте константинопольского собора, составленного Михаилом Керулларием против папских легатов, мы не встречаем даже намека на тот догмат, который теперь богословы господствующей церкви считают основным заблуждением "папизма". Собор предал проклятию "нечестивое писание" (???????? ??????????) , где папские легаты отлучали от церкви самого Керуллария и его приспешников. В этом документе нет недостатка в сильных выражениях, которыми кардинал Гумберт (вероятный автор отлучения) резко подчеркивает главенство Римской Церкви. Довольно привести его начало: "Святой Римский первый и апостольский престол, который как глава имеет особенное попечение о всех церквах" и т.д. На том же соборе упоминается и про первое, рассмотренное уже нами, письмо папы Льва IX к Керулларию. Отцы собора порицают и осуждают всевозможные мнимые "ереси" латинян — от брадобрития до исхождения Духа Св. от Отца и Сына, — но ни одним словом не упоминают о главенстве ап. Петра и папы. Немыслимо и подумать, что об этом догмате позабыли или не обратили на него внимания. Это значило бы оцеживать комара и поглощать верблюда! Современные богословы греко-российской церкви стараются уверить нас, что догмат о видимой главе в Церкви противен самому духу Восточной церкви. Как же могла тогда эта церковь в XI столетии не протестовать против такого явного нарушения со стороны Рима всех ее, якобы коренных, традиций? Михаил Керулларий, Лев Охридский, Никита Пекторат и все их соревнователи, над которыми так остроумно смеется Феофилакт Болгарский , взапуски ищут все новых и новых "ересей" и "нечестий" Римской Церкви. Тут есть все, вплоть до обвинения латинян в том, что они едят оскверненное и удавленину, что их епископы носят на руках перстни и ходят на войну, что Римская Церковь неправильно поет за литургией "Един Свят" и т.д. Одним словом, греки следуют правилу "всякое лыко в строку", но все-таки — ни слова о главенстве папы и Римской Церкви!…

Чем же объяснить такое странное отношение "православных" эпохи Керуллария к вопросу первостепенной важности? Только и единственно тем, что учение о Петровом главенстве, эта, по мнению русских синодских учителей, "жалкая человеческая ошибка" , благоговейно принималась тогда как евангельское учение даже теми из восточных, которые открыто выступали против Римской Церкви! Этот догмат спокойно исповедал антиохийский патриарх Петр в своем письме к Михаилу Керулларию. Описывая обычаи своей церкви, он говорит: "Ведь и мы простригаем на голове гуменце (тонузру) в честь во всем высшего (?????? ???? ?????????) из апостолов Петра, на котором зиждется великая Божья Церковь (???' ?? ? ???? ????? ?????? ????????? ?????????????)." В письме к венецианскому патриарху Доминику он называет ап. Петра "высшим из апостолов" (?????????? ???? ??????????). Не менее сознательным приверженцем главенства верховного апостола был архиепископ Феофилакт Болгарский. Имя этого святителя греческой церкви говорит само за себя. Она включила его в сонм "блаженных". Блестящий экзегет, он пользовался всегда большим авторитетом среди православных как греческой, так и русской церкви. Его труды и, в особенности, толкования на евангелия сделались популярными. Как по изяществу стиля, так и по зависимости в толкованиях от великого константинопольского иерарха, его иногда сравнивали с Златоустом. Вместе с патр. Петром Антиохийским, Феофилакт примкнул к Керулларию и отшатнулся от Рима, однако же и не подумал восставать на учение о главенстве Петровом.

Объясняя известное место евангелия св. Матфея "Ты еси Петр" и т.д. (Матф. 16, 18), он говорит: "Господь награждает Петра, давая ему великую награду, что на нем Он воздвигает Церковь. Ибо так как Петр исповедал Его Сыном Божиим, то Он сказал, что это исповедание, которое исповедал (Петр), будет основанием для верующих, так что каждый человек, желающий построить дом веры, положит в основание это исповедание". Снова обращаем внимание на тесную связь в представлении отцов Церкви (в данном случае Златоуста, которому следует Феофилакт) между особой ап. Петра и его исповеданием. Они не отделяются друг от друга, якобы две величины, взаимно себя исключающие, как видится протестантам, а сливаются в одно целое. Ап. Петр только потому и является основанием Церкви, что по особой благодати Божией исповедал Христа Сыном Божиим и потому сделался центром и основанием для всех верующих. Он, по удачному выражению папы Льва IX, связал все народы узами любви "через единственный камень — Христа".

Особенно сильными и яркими штрихами Феофилакт представляет ап. Петра как главу всех христиан и всего мира в толковании на еванг. Луки 22, 28—34 и Иоан. 21, 19—23. Смысл слов Христа, обращенных к ап. Петру "и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих" (с. 32), для Феофилакта вполне "ясен". Христос, по его мнению, как бы хочет сказать следующее: "Так как ты у меня — начальник (???????? ????) учеников, то, после того, как ты отречешся от меня и восплачешь и покаешься, — утверди остальных. Ибо это подобает тебе, так как после Меня ты — камень и основание Церкви (?? ???'????? ??????? ???? '????????? ????? ???? ??????????)". "Ибо ты, Петр, обратившись, будешь добрым примером покаяния для всех, так что никто из верующих в Меня не будет отчаиваться, взирая на тебя: ибо ты, будучи апостолом и отрекшись, снова через покаяние восприимешь первенство над всеми и начальство над вселенной (???? ??????????? ???????????)".

В толковании на ев. Иоанна святитель выражается еще яснее: "Когда обед приближался к концу (Христос) поручает Петру предстоятельство над овцами вселенной (?????????? ???? ???? ??????????? ????????) ". Разбирая далее слова, сказанные там же Господом Петру по поводу его вопроса о судьбе св. Иоанна "Если хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?" (с. 22), Феофилакт говорит: "Ибо (Христос) поручил Петру предстоятельство над всеми верными (?????? ???? ???????). Хотя Иаков получил престол Иерусалима, но Петр — всей вселенной (???? ??????????? ???????)". "После того как Петр услышал это (от Христа) и принял такое достоинство, что ему была поручена вселенная и он был признан достойным мученичества, то, сильно любя Иоанна, спрашивает о нем (Христа), говоря: "Господи! а он что?" (с. 21), пойдет ли он той же дорогой, как и мы? будет ли и он участвовать в начальстве над овцами и удостоится ли тех же поручений? Ибо те слова (Христа) "следуй за мной" (с. 19) означают почти следующее: Прийди, возьми овец, изыди во вселенную". "Соверши дело, порученное тебе, говорит (Христос), и "следуй за мной", ибо я вывожу тебя на проповедь и всю вселенную отдаю в твои руки (??????????? ??????? ?????????????)". "Ибо тот (т.е. Петр), который перед распятием (Христа) не осмеливался спросить о предателе, но поручил спросить об этом другому, т.е. Иоанну (на тайной вечере, см. Иоан. 13, 23—25), принимает теперь начальство над всеми (?????????? ?????? ?????????????)"… "Ибо тебя (т.е. Петра) извожу Я (т.е. Христос) теперь для начальствования над вселенной (????? ???? ?????????? ???? ???????????). Сравнивая толкование Феофилакта на ев. Луки и Иоанна с толкованием Златоуста, невольно поражаешься тем обстоятельством, что у первого главенство ап. Петра, несмотря на сгущавшиеся в то время тучи церковного раздора, проводится и выступает еще ярче и настойчивее. Очевидно, что этот догмат прогрессировал и уяснялся не только на Западе, но и на Востоке, не только до, но и после Фотия. В некоторых местах сходство нашего толкователя со Златоустом доходит до буквальности даже в моральных выводах, проистекающих из достоинства первоверховного ученика. "В те дни, — говорит он в комментарии на Деян. 1, 17, — Петр встал (среди других апостолов)… как тот, кому Христос доверил свое стадо, и как глава (?? ??????????). Смотри, как он все делает с общего согласия, ничего — самовластно и самовольно". Чтобы дополнить общую картину отношения Феофилакта к личности св. ап. Петра, укажем и на тот факт, что так называемый "антиохийский спор", в котором ап. Павел обличал Петра за малодушие (Гал. 2, 11—14), он представляет в том же виде, как и Златоуст, т.е. смотрит на обличение одного апостола другим лишь как на симуляцию спора, устроенного ими для большего вразумления язычников-неофитов. Большинством экзегетов это толкование признается слишком искусственным — с чем соглашаемся и мы — но тут важно только констатировать ту необычайную степень уважения к особе верховного апостола, которая не допускала даже мысли о возможности обличения Павлом самого "камня веры" и "главы апостолов". Упоминание о посещении ап. Павлом Петра Феофилакт считает только знаком высокого почтения, которое тот питал к верховному апостолу (Гал. 1, 18—19). Павел "отправился к Петру, — говорит Феофилакт, — не ради пользы, но лишь желая увидеть его, почитая его как высшего себя (?? ??????? ??????)". Повсюду он называет ап. Петра то "главой учеников" (? ?????????? ???? ????????) , то "тем, кому Христос вверил свое стадо" (?????????????? ???? ???????? ???? ???????) , причем название "глава учеников" является иногда для него синонимом ап. Петра.

Так учил о главенстве Петровом величайший греческий экзегет XI-го столетия, святой отец греческой церкви, "блаженный" архиепископ Феофилакт!

Однако как он сам, так и Петр Антиохийский, как мы уже сказали, стали на сторону Керуллария, а не на сторону того, кто был преемником верховного апостола — римского папы. Ненависть греков к Риму достигала тогда одной из самых высших точек напряжения и заставляла их искать всяких выходов, чтобы законно обосновать свою непокорность главе Церкви.

Несмотря на свое общение с Римом и признание догматических основ папского главенства, патриарх Петр не может помириться с учением об исхождении Духа св. от Отца и Сына и с опресноками латинской церкви. Чтобы справиться с подавляющим авторитетом римского епископа, он прибегает к популярной тогда на Востоке теории "пяти чувств". Согласно ей, вся Церковь управляется пятью патриархами, как тело человека пятью чувствами. Эта теория встречалась еще во времена св. Феодора Студита, но под другой окраской. Мы видим, что св. Феодор сам признает управление Церкви пятью главными епископами-патриархами, но между ними все-таки выделяет римского папу, как вселенского архиерея, как непогрешимого главу всей Церкви, без которого нет православного собора. В его время приравнивание пяти патриархов к пяти чувствам было простой аллегорией. Но в описываемую нами эпоху, после гибельной смуты Фотия, эта теория эволюционировала на Востоке в сторону автокефальности каждого отдельного патриархата. Для патр. Петра уже все патриархи равны между собою по власти. В письме к Доминику Градскому он указывает, что папа римский, как предстоятель "одной церкви", должен был бы согласиться по вопросу об опресноках с остальными патриархами, если не хочет быть упорным и предвзято держаться своего мнения. Значит, для Антиохийского патриарха вопросы веры решаются лишь большинством голосов, несмотря на то, что, по его же словам, на Петре "зиждется великая Божья Церковь". Для него сравнение пяти патриархов с пятью чувствами уже не аллегория, а церковное учение, которое он защищает со всей серьезностью. Он доказывает Доминику Градскому, носившему титул "Венецианского патриарха", что тот не может, якобы, пользоваться этим титулом, так как "шестого чувства" в теле нет, а потому и не может быть шестого патриарха. Нечего и добавлять, что ни Слово Божие, ни св. Предание не имеют даже признака подобного фантастического учения. Наступала уже та эпоха, когда утрированная мистика и смешной аллегоризм начинали прочно обосновываться в Византии. Конечно, ученый Феофилакт не мог пускать в ход такой аргументации. Он просто заявляет, что какими бы привилегиями ни пользовалась Римская Церковь, — она-де всетаки заблуждается. Он говорит, что римляне, не желающие уступить восточным в споре об исхождении св. Духа, не достойны снисхождения "хотя бы, сами великие (букв. "высокие", "возвышенные" — ???????), они говорили с великого (???????) престола; хотя бы приводили (в доказательство) исповедание Петра (т.е. Матф. XVI, 16—18); хотя бы хвастались, что за него сам Петр назван блаженным; хотя бы потрясали перед нами ключами царства (небесного). Когда они делают это, то чем более кажутся воздающими честь ему (т.е. ап. Петру), тем бо?льшим позором покрывают себя, ибо они разрушают то, что им постановлено, и сами же подкапывают основания Церкви, которые, как верим (???????????), поддерживает он (т.е. Петр)." Итак, Феофилакт не только не отрицает державного значения Римской Церкви и ее происхождения от первоверховного апостола, но наоборот, обвиняет ее, что она-де сама же подрывает основания веры, которые поддерживает Петр, и потому якобы недостойна того, чтобы ее голоса слушались остальные церкви. Иными словами, Феофилакт не представляет себе ясно и определенно преемственности дара непогрешимости от ап. Петра к римским епископам: он допускает возможность отпадения Римской Церкви в ересь. Логическая несовместимость такого представления с им же самим проповеданным догматом о главенстве первоверховного апостола не бросалась ему в глаза. Такое самопротиворечие не должно удивлять нас. Если и в наше время, после точнейших определений Ватиканского собора, которыми положен был раз и навсегда конец всяким недоумениям и спорам о пределах папской власти, все-таки нашлись мариавиты, эту власть отвергнувшие, то чего же было ожидать в ту эпоху, когда положение римского епископа было только в главных чертах оформлено постановлениями восьмого вселенского собора?

Однако, вина отпадения от Рима не ложится ни на того, ни на другого святителя. Патриарх Петр даже умоляет Керуллария не разрывать общения с папой, указывая на неисчислимые беды, которые постигли бы весь христианский мир от гибельной церковной смуты. Патриархи Александрийский и Иерусалимский не имели уже тогда никакого значения: они были под властью мусульман и могли только заботиться о том, как бы уберечь себя и свою паству от окончательного исчезновения. Такой же участи подвергся и патриарх Антиохийский, но с 966 года был завоеван обратно Византией и находился почти в полной зависимости от Константинопольского патриарха. Единственным фактическим главой восточной церкви был патриарх Византии. Его патриархия была в столице империи и являлась моральной силой для всех греков, рассеяных по Востоку. Старые домогательства константинопольских патриархов — добиться совершенно независимого от Рима положения — не только не умерли там, но наоборот, все крепли по мере того, как узы, связывавшие Восток с Западом, слабели. Чтобы понять отношения Керуллария к Риму, нам нужно припомнить имевшую место в XI столетии попытку сделать патриархов Константинополя "папами" Востока.

Между 1024 и 1025 годом император Византии Василий II (976—1025), желая прочнее закрепить свою власть над разрозненными частями Империи, и в особенности над Южной Италией, которую задумывал снова присоединить к своим владениям, отправил в Рим к папе Иоанну XIX (1024—1033) посольство с богатыми дарами. Посольство от имени Императора и Константинопольского патриарха Евстафия должно было просить папу о даровании патриарху титула "вселенского", а вместе с титулом и соединенных с ним прав. Иными словами, император домогался, чтобы папа дал константинопольскому патриарху такие же патриаршие права над Восточной церковью, какие сам папа, будучи патриархом Запада, имел над Западной церковью. Таким образом Василий II хотел при помощи духовных уз еще более сплотить воедино развалившуюся Восточную Римскую Империю. Отсюда, конечно, был только шаг до полного отделения от Рима и даже до подчинения патриархом папы, если бы Византийский император, паче чаяния, снова овладел "Древним Римом" и восстановил Империю в ее прежнем блеске. Император и патриарх, в данном случае, собирались совершить коренной переворот в управлении самой Восточной церкви, так как признание за Константинопольским патриархом преимущественных прав на управление всем Востоком ставило остальных трех патриархов в подчиненное положение по отношению к нему, тогда как они, по веками освященной традиции, пользовались полной независимостью и подчинялись только римскому епископу — не как патриарху, а как главе всей Вселенской Церкви. Эта затея, благодаря непомерному сребролюбию папы Иоанна XIX, пожалуй, увенчалась бы успехом. Однако, как ни тайно велись переговоры между папой и послами, они проникли в народ. Взрыв негодования на Западе против недостойного наместника св. Петра, готового, как Иуда, продать за деньги свое достоинство, был так силен, что заставил его отказать в просимом Византийскому посольству. Взбешенный неудачей, патр. Евстафий вычеркнул из диптихов имя папы. Этот знаменательный факт вполне показывает нам, как относились греки к главенству римского епископа. Они признавали его не только догматическиотвлеченно, как известную доктрину, но и практически, так как сознавали, что в церковном управлении все вопросы высшего канонического характера зависят от папы. Но, вместе с тем, они не церемонились и обрывать сношения с папой, если он не делал так, как они того хотели. Мотивы же для неповиновения главе Церкви всегда могли найтись. (Baronii Annales sub., an. 1024—25).

Но хотя честолюбие патр. Евстафия и политический расчет императора (Василия II) потерпели полное крушение, однако в Византии продолжали добиваться своего. В лице патриарха Михаила Керуллария, вступившего на кафедру в 1043 году, константинопольская церковь приобрела, наконец, человека, решившего так или иначе сделаться независимым от папы. Условия, в которых находилась тогда римская церковь, благоприятствовали этому в высшей степени. Восседавшие тогда на кафедре Петровой римские епископы, вроде Иоанна XIX и Венедикта IX (1033— 1045), скорее смущали Церковь, нежели управляли ею. Это было темное время антипап (Сильвестр III, Дамас II) и кровавых смут в самом сердце христианского мира. Симония была обычным явлением. "Апостольский престол, — говорит Лев IX, — слишком долго был во владении наемников, а не пастырей, и ими, искавшими своего, а не того, что Христово, жалко разграбленный лежал до сих пор" . Только с 1049 года засияла над Римом звезда этого первосвященника. Он тотчас же заметил, что византийский патриарх снова вышел из послушания апостольскому престолу, "отбился от рук" и претендовал на доминирующее положение на всем христианском Востоке. До его слуха стали долетать далеко не радостные известия, что Керулларий хочет подчинить себе Александрийского и Антиохийского патриархов, "домогаясь лишить их древнего достоинства, и с новым честолюбием стремится подчинить себе, противно всякому праву и справедливости". Ему доносили, что византийский патриарх не стеснялся преследовать латинян, открыто понося их обычаи и обряды. Если такое поведение Керуллария было необычайным для Льва IX, то вовсе не для самого патриарха: он только продолжал развивать идеи императора Василия II и патр. Евстафия. Если Рим добровольно не хотел поступиться своими правами в пользу Константинополя, то этот последний решил взять их сам. Преследуя латинян на Востоке, Керулларий отрицал в корне всякие суверенные права папы во всей Церкви, он как бы подчеркивал, что только его воля должна быть законом на всем Востоке, что только те церковные обычаи и обряды, которые принимает константинопольская церковь, должны быть почитаемы и принимаемы повсюду.

Однако, Михаил не решился бы действовать слишком круто, если бы не тяжелый исторический момент, который переживала в то время Византия. Желая избавиться от норманнов, тревоживших своими набегами Империю, угрожаемую к тому же постоянной опасностью со стороны турок, император Константин (Мономах) искал помощи на Западе. Он обратился к папе Льву IX, предлагая последнему выступить совместно на борьбу с общим врагом, так как норманны не оставляли в покое и Италию. При помощи папы Мономах надеялся привлечь на свою сторону и других западных государей. Лев IX сейчас же откликнулся на призыв. Он рад был снова завязать сношения с императором, надеясь с его помощью не только восторжествовать над норманнами, но и получить возможность урегулировать свои отношения к констант. патриарху. Папа указывал Мономаху на необходимость вернуть апостольскому престолу все земли, захваченные у него иконоборцем Львом Исавром (т.е. Калабрию, Сицилию, Элладу и Иллирик) и причисленные этим последним к константинопольскому патриархату. "Этим римский епископ хотел, очевидно, сразу вернуть византийскую церковь в ее должные границы и сломить силу ее сопротивления. Керулларий понимал слишком хорошо, что усиление папской непосредственной власти в Южной Италии и на Балканском полуострове быстро повлечет за собою падение его авторитета и снова заставит склонить непокорную голову перед "древним Римом". Нужно было, следовательно, предпринять какие-нибудь решительные шаги, чтобы помешать союзу императора и папы. Хотя Керулларию и хотелось содействовать союзу Византии с западными государствами , но желание видеть себя единоличным правителем всей Восточной церкви перевешивало в нем патриотические чувства. Ему казалось самым лучшим средством для этого — прибегнуть к церковной смуте и вызвать на Востоке, и в особенности в Византии, ненависть против латинян на почве ереси. Меньше всего значения для него лично имели те обрядовые разности, которыми он так обильно уснастил свои послания к Иоанну Транийскому и патр. Петру. Они должны были служить только пугалом и зацепкой, при помощи которых можно было бы обосновать разрыв с Римом или, по крайней мере, встать в независимое положение по отношению к папе.

Он начал с того, что закрыл в Константинополе все латинские церкви и через Иоанна Транийского отправил на имя западных епископов и папы свое обличительное послание. "Главное содержание послания, — говорит проф. Н. Скабаланович, — вопрос об опресноках — оружие довольно легкое, но при данных обстоятельствах, пока опасность была невелика (т.е. соглашение о возвращении захваченных Исавром епархий еще не состоялось, а только намечалось — прим. Л.Ф.), достаточное; можно было выдвинуть оружие более тяжелое, но оно оставлено в запасе на случай более серьезной опасности. Керулларий хорошо знал, думаем, небезызвестно это было и Льву Охридскому, что спасение не в опресноках и не в квасном хлебе, но важно было показать, что правительство, отнявши епархию от константинопольской кафедры и отдав ее римскому папе, совершит смертный грех, откроет торжество латинскому обычаю над греческим, заблуждению над истиной, ложной вере над правою, а чтобы это показать, нужно было объявить опресноки отступлением от православной веры (курсив наш — Л.Ф.), что в послании сделано" . Как в IX столетии Фотий только тогда стал обличать папу св. Николая в искажении учения об исхождении св. Духа, когда этот последний отказался признать его константинопольским патриархом, так Керулларий выдумывает различные латинские ереси, чтобы не упустить из своих рук доминирующего значения в Восточной церкви. Он хорошо знал, что Рим осудит его, и на готовившийся ему оттуда (из Рима) удар готов был ответить встречным ударом. Если папа обвинял его в неповиновении высшей церковной власти, — Керулларий обвинял папу в всю Западную церковь в мнимой ереси.

Когда легаты Льва IX прибыли в Константинополь, Керулларий сразу поставил себя по отношению к ним в такое положение, при котором стали немыслимы какие бы то ни было мирные переговоры. С первых же шагов он нанес как им, так и в их лице папе и всей римской церкви неслыханное оскорбление. Посетив императора, легаты направились к патриарху, заседавшему с своим ближайшим советом (??? ??? ???????? ??????????????) из епископов и митрополитов. Правда Михаил, по его словам, встретил их любезно, но предложил им сесть ниже митрополитов (???????? ???? ?????????????) … Это была, так сказать, публичная пощечина достоинству римских легатов, которые в качестве представителей папы, даже будучи простыми дьяконами (как, например, на IV Вселенском соборе), всегда занимали места выше митрополитов, наряду со всеми патриархами, а иногда и выше этих последних. Понятно, что легаты, возмущенные до глубины души, не стали даже разговаривать с Керулларием, но, вручив ему папские письма, немедленно удалились. Он открыто вызывал их на разрыв и уклонялся входить с ними в какие бы то ни было прения по религиозным вопросам, пока, наконец, те, видя бесплодность своих усилий, не положили знаменитого акта отлучения в соборе св. Софии. Этого Керулларию только и нужно было. Поступок легатов давал ему закваску для народного волнения. Но Керулларий был слишком хитер, чтобы напасть прямо на папу и римскую церковь. Он помнил, как печально кончили Диоскор и Фотий, осмелившиеся отлучить от Церкви современных им римских епископов св. Льва и св. Николая; он знал, что народ никогда не пошел бы открыто против наместника св. Петра, и потому прибег к довольно остроумной комбинации.

Он представил все дело так, что будто бы кардинал Гумберт и его два товарища, Петр, архиепископ Амальфитанский, и Фридрих, дьякон—канцлер римской церкви, были не легатами папы Льва IX, а самозванцами и обманщиками. Предоставим опять слово пров. Н. Скабалановичу, которого меньше всего можно заподозрить в симпатии к кафолической церкви. "Составлена была, — говорит он, — целая легенда, в которой первая роль принадлежала личному врагу Керуллария, дуке Аргиру , а именно, что коварный латинянин Аргир, желая произвести соблазн и скомпрометировать патриарха, получив от вестиарита его письмо к папе, снял печать, прочитал его, составил на него ответ патриарху, как будто от имени папы, склонил на свою сторону экс-архиепископа Амальфи и еще двух, из которых один назвался архиепископом (кардиналепископом), хотя нигде не архиерействовал, а другой — канцлером, и отправил их в Константинополь. Керулларий приводит и доказательства: во-первых, сходство между содержанием письма к нему папы с речами Аргира (во время пребывания его в Константинополе), во-вторых, подделка печатей на письмах, принесенных легатами в Константинополь" . Так инсинуировал сам Керулларий , так было торжественно установлено и на соборе, составленном им для суда над легатами. Ложь была, конечно, слишком груба; она не могла закрыть глаза императору и византийскому двору, которые приняли легатов как действительных посланников папы, всячески старались угодить им и отпустили с богатыми дарами. Басня об Аргире предназначалась для народа и для остальных трех восточных патриархов, которые или по значительной отдаленности от Константинополя (антиохийский), или также и потому, что находились под турецким владычеством (иерусалимский и александрийский), не могли лично проверить разыгравшихся событий и должны были удовлетвориться тем освещением их, какое Керулларию было угодно дать им в своих письмах. Этот огромной важности факт ученые господствующей церкви или просто замалчивают, или только вскользь упоминают о нем. Он показывает нам, каков был тот человек, который осмелился поднять знамя бунта против римской церкви, и к каким средствам прибегал он, чтобы добиться отторжения Востока от Запада! Не протестуя открыто против прерогатив и власти римского епископа над всей Церковью, не возражая ни слова против учения о главенстве ап. Петра и папы, Керулларий, пользуясь обострившимися отношениями между латинянами и греками, а также темнотой народных масс и религиозным фанатизмом византийского духовенства, раздувает обрядовые разности и обычаи Западной и Восточной церквей до степени догматического разногласия и снова воскрешает уже достаточно было затихший спор об исхождении св. Духа. Правда могла открыться с приездом легатов, как это бывало не раз в истории византийской церкви. Поэтому Керулларий спешит предупредить возможность разоблачений со стороны последних и делает их самозванцами. Вот почему народ был так возмущен против папских посланников. Выходило так, что какие-то проходимцы, авантюристы, приспешники Аргира осмелились выдать себя за легатов папы и дерзко оскорбить патриарха Михаила!

Отлучив от Церкви патриарха Льва Охридского и патриаршего сакеллария Константина, потоптавшего ногами латинскую Евхаристию, а также всех тех, кто захотел бы следовать им , легаты оставили Константинополь, приведя в порядок тамошние латинские церкви, оскверненные исступленными приверженцами Керуллария и приняв в общение с Римом раскаявшегося монаха-студита Никиту Пектората. От императора они получили "лобзание мира" (osculum pacis) и дары для базилики св. Петра в Риме. Керулларий воспользовался этим временем, чтобы распространить среди народа свои лживые заверения о самозванстве легатов. Потом он начал усиленно просить императора вернуть их с дороги, обещая на этот раз вступить с ними в собеседования. Император не смел ослушаться и приказал возвратить легатов в Константинополь. Он знал, что в случае неисполнения этого требования, патриарх мог возмутить народ и свергнуть его с престола. Уже в 1040 году Керулларий стоял во главе неудачного противогосударственного заговора, что и заставило его в конце концов искать спасения в монашестве. Сделавшись патриархом, он держал в страхе не только слабого Мономаха, но и его преемников. "Он привык, — говорит Добротворский, — чтобы государи исполняли его желания, и когда Исаак Комнин отказывал патриарху в просьбах, то он не боялся угрожать ему потерей престола: "я тебя создал, я и уничтожу тебя" .

По возвращении легатов Керулларий потребовал от них явиться в Софийский собор, якобы для прений по религиозным вопросам. Зная, с кем они имеют дело, легаты отказались наотрез. Их опасения не были лишены основания. Патриарх велел перевести на греческий язык их отлучительную грамоту и хотел прочитать ее в их присутствии уже и без того возбужденному народу, чтобы этот последний расправился с обидчиками патриарха. Император, узнав об этих подпольных махинациях, соглашался только тогда на открытие прений, если он сам будет на них присутствовать, что, в свою очередь, не входило в расчеты патриарха, потому что в таких условиях обман мог слишком явно выйти наружу. Раздосадованный неудачей, Керулларий потребовал тогда, чтобы легаты были арестованы. "Правительство, — говорит Скабаланович, — поставлено было в положение крайне щекотливое: с одной стороны, в случае исполнения требования патриарха, грозила опасность политического разрыва с западом, разрушения планов и надежд, основанных на союзе с папой и германским императором, с другой, в случае отказа требованию, можно было ожидать народного бунта, потому что содержание экскоммуникации (т.е. отлучительной грамоты. — Л.Ф.) сделалось уже известным, православное население столицы пришло в негодование, и Керулларий, пользовавшийся бо?льшей популярностью, чем Мономах, мог направить страсти в какую угодно сторону и поколебать самый императорский трон" (Курсив наш. — Л.Ф.). Чтобы выйти сухим из воды, император немедленно отправил легатов в дорогу, а в жертву волновавшемуся народу и патриарху решил принести других людей. Такими козлами отпущения сделались переводчики папских посланий и грамот — Павел и Смарагд, которые, по византийскому обычаю, были избиты палками, ослеплены и пострижены в монахи. Кроме того, были схвачены и брошены в тюрьму зять Аргира с сыном, чем император, очевидно, хотел насытить мстительность Керуллария. Таким образом Керулларию удалось, хоть и не вполне — так как легаты все-таки ускользнули из его рук — достигнуть своей цели: карающая рука римского первосвященника не коснулась его, а народ почувствовал еще бо?льшую неприязнь к Западу. Если бы, паче чаяния, обстоятельства сложились так, что Рим при содействии какого-нибудь энергичного императора, вроде Василия I (как во время смуты Фотия), снова сделался бы вершителем судеб византийской церкви, то Керулларий всегда мог спасти свою голову указанием на свою внешнюю лояльность по отношению к папе: он-де не осуждал римского епископа, а только Гумберта и его товарищей, которые показались ему якобы не заслуживающими доверия в качестве папских легатов. Действительно, в актах собора, созванного Керулларием для заочного суда над легатами, нет и помину об отлучении от Церкви папы или об отлучении самой римской церкви. Все сводится только к анафеме над легатами. Особенно подчеркивается их мнимое самозванство, и грандиозная ложь находит, таким образом, официальное, соборное подтверждение. Эдикт собора прямо говорит, что легаты "лгали", утверждая, что "они пришли из города Рима и были посланы папой, на самом же деле, по коварным советам и увещаниям (?????????? ??? ???????????) Аргира, они пришли сами от себя, никоим образом (?????) не будучи посланы папой, даже письма, которые, как они говорили, принесли от него, они подделали", печати писем "были явно подделаны" (????????????? ????????). Однако, не выступая открыто против папы, Керулларий продолжает подкапывать доверие к Западной Церкви. На соборе "выдвигается самое тяжелое оружие в борьбе с римлянами, вопрос о filioque, по отношению к которому остальные разности получают место лишь аксессуаров".

Кроме того, патриарх работает изо всех сил, чтобы заставить остальных своих коллег (патриархов антиохийского, александрийского и иерусалимского) вычеркнуть из диптихов имя римского папы. Для этой цели он не стесняется в письмах к ним снова прибегать к явной лжи, утверждая, что уже со времени шестого вселенского собора имя папы было вычеркнуто из диптихов восточных церквей и что "с того времени и до сих пор папа отсечен (?????????????) от нашей святейшей и кафолической церкви". Как бы ни было колоссально невежество Керуллария в области церковной истории, однако он не мог не знать, что в 1004 году имя папы Иоанна XVIII было внесено в диптихи и что только с 1025 года, как уже мы упомянули, т.е. всего за 18 лет до его патриаршества имя папы исчезло из них. Сообщая Петру Антиохийскому такую нелепость, что папа, якобы, еще со времени шестого вселенского собора отлучен от Церкви, Керулларий, очевидно, рассчитывал на ту жалкую степень культуры, на которой находились уже тогда три остальных восточных патриархата. Он рассчитывал, что его голосу из столицы Империи поверят как оракулу, а если и не поверят, то промолчат и покорятся его воле. Как проглотили эту пилюлю патриархи александрийский и иерусалимский, мы не знаем, но можно думать, что и они сделали то же, что и патриарх Петр. Несмотря на то, что этот последний, как мы уже заметили, довольно резко указал Керулларию на его грубую ошибку (хотя деликатно свалил ее на голову молодого хартофилакса патриарха), однако подчинился его воле немедленно и прекратил поминание папы. "Каким образом, — пишет он Михаилу, — я буду поминать папу, если его не поминает твоя святая церковь, которой я — ученик и ревнитель (????????), и кто другой, как не я, всегда возвеличиваю и превозношу словом и делом ее привилегии?" Он, как бы в свое оправдание, ссылается на пример самой же константинопольской церкви. Оказывается, что 45 лет тому назад, т.е. около 1009 года, в бытность свою в Константинополе, патриарх Петр видел своими глазами, как при тогдашнем патриархе Сергии папа еще поминался за литургией. "Каким же образом позже, — добавляет он, — и по какой причине поминовение его (папы) было прекращено — не знаю". Выходит, что Константинопольский патриарх не знал о таких событиях величайшей важности, совершившихся в своей церкви и при его жизни, о каких знал патриарх Антиохийский!.. Что же касается этого последнего, то до письма Керуллария он находился в самом тесном общении с папой, что доказывает уже та общительная грамота, которую он отправил в 1050—51 году Льву IX, извещая его о своем избрании на кафедру Антиохии. Чувством полного и совершенного общения веет также и от письма патр. Петра к Доминику Градскому. Заканчивается оно так: "Приветствуй от нашего имени твой божественный священный и святой синод. Все, что есть у нас (? ??? ?????), приветствует твое святейшество лобзанием святым и призывает вместе с нами твои святые молитвы. Радуйся и здравствуй, всегда радующийся о Господе и поминающий нашу худость (??????????) в твоих священных молениях". Понятно, как должно было ошеломить антиохийского патриарха письмо Керуллария с требованием вычеркнуть имя папы из диптихов! Однако он не осмелился сопротивляться, а только умолял грозного византийского папу "пощадить христианский мир и не делать" церковной смуты.

Заставляя с одной стороны восточных патриархов отречься от папы, Керулларий старался вместе с тем убедить Льва IX, что на Востоке его уже более не поминают , что его имя уже вычеркнуто из диптихов. Таким образом он хотел этой двойной ложью создать себе чрезвычайно сильное положение. Обманывая папу, он давал ему понять, что только через него, Керуллария, римский предстоятель может надеяться на то, что восточные церкви снова, де, войдут с ним в общение, а с другой стороны, обманывая патриархов, что имени папы якобы нет в диптихах уже со времени 6-го Вселенского собора, он фактически разрывал их связь с Римом и изолировал папу от всего Востока. Керулларий хотел запугать папу Льва IX своим призрачным могуществом и заставить пойти на уступки, намекая, что только тогда примирение возможно. Эти уступки были, конечно, не религиозного характера. Достаточно было папе отказаться от епархии в Южной Италии и других патримоний римской церкви на Балканском полуострове и наградить гордого патриарха "вселенскими" правами над Востоком, по идее императора Василия II, Керулларий забыл бы и об опресноках, и об удавленине, и о всех прочих продуктах византийского фанатизма, пущенных им в ход со своекорыстной целью! Можно выставлять множество всяких причин к объяснению событий, совершившихся в 1054 году, но нужно было бы раз навсегда забыть о "папской гордости" и "римском высокомерии", которыми так любят жонглировать богословы господствующей церкви. В XI веке, как и раньше, папа римский был признанным владыкой и первосвященником всего христианского мира, и никто не осмеливался упрекнуть его в превышении власти. Никто даже и не помышлял еще о том, что учение о главенстве ап. Петра и его наместника — ересь, и, наверное, немало удивился бы сам Керулларий, если бы послушал современных протестантствующих богословов греко-русской церкви, как они развенчивают первоверховного апостола и даже подчас отрицают его пребывание в Риме. При всем желании оторваться от Рима и стать на его место, ни Керулларий, ни его приспешники не осмелились поднять руку на всеми признаваемый авторитет папы, как покоящийся на догматических основаниях. Только путем искусственного возбуждения народного фанатизма, путем обманов и темных манипуляций константинопольскому патриарху удалось раздуть тот пожар, который раз загоревшись, продолжает и до сих пор препятствовать всяким попыткам к церковному миру.

Л.Ф.

№ I-04

"Дар Константина"

Под этим именем известен подложный документ, появившийся на Западе в конце VIII или в начале IX столетия и первоначально написанный на латинском языке. Его называют обыкновенно "Donatio Constantini", т.е. "дарение", "дар" Константина Великого, сделанный им римскому папе св. Сильвестру. По поводу этого "дара" была, якобы, составлена императорская жалованная грамота, которой царский подарок укреплялся на веки за римской церковью и ее епископом. Отсюда этот документ носит название "дарственной грамоты" Константина Великого св. папе Сильвестру. "Donatio" называется, собственно, вторая часть грамоты, в которой только и излагается акт дарения, тогда как первая ее часть, известная под именем "confessio" (исповедание), содержит в себе легендарный рассказ о крещении Константина, совершенном якобы св. Сильвестром, и о причинах, приведших к этому крещению. Для нас существенно важна лишь вторая часть, из которой мы и позволяем себе привести несколько выдержек.

"Со всеми князьями нашими, — так начинается donatio , — со всем сенатом… мы определили как должное, чтобы как святой Петр есть наместник сына Божия на земле (??? ???????? ???? ????? ???? ????? ????? ???? ???? ????), так и епископы-преемники верховного апостола (???? ????????? ???? '?????????) — имели главную власть (????????? ????????) на земле и даже более, чем имеет наше славное царство… И как почитается и уважается на земле наша императорская власть, так постановляем мы, чтобы чтилась и уважалась и святая римская церковь, и чтобы святой престол святого Петра прославлялся и превозносился более нашего императорского величества и земного престола. Даруя ему силу и достойную славу, мы решительно постановляем, чтобы он имел главную власть (????????? ????????) и был главою четырех престолов (???????? ???? ???????? ??????), именно: александрийского, антиохийского, иерусалимского и константинопольского и вообще всех церквей вселенной (?????? ???? ???????????). И епископ, имеющий быть во святой римской церкви, должен быть славным и выше всех священников мира (?????????? ????? ?????? ????? ??????? ???? ??????); и чтобы все дела, касающиеся божественной службы и восстановления и утверждения христианской веры, разрешались им. Ибо справедливость требует, чтобы святой закон имел главу и начало там, где святой законодатель, Спаситель наш Иисус Христос, повелел блаженному апостолу Петру кафедру иметь"… Затем следует исчисление тех привилегий, которые даются Константином римским епископам. Рим поступает в вечное владение пап, а столица империи переносится на Восток (Византия). Это мотивируется исключительно тем, что "где пребывает главенствующее священство (? ???????? ????????) и глава христианской религии (? ??????? ???? ????????????? ?????????), поставленная Царем Небесным, там не достойно земному владыке власть иметь".

Вышеприведенные слова грамоты достаточно показывают то представление о папской власти, которое имел ее составитель. Для него Рим — центр всего христианства, а римский епископ — реальный глава всех епископов и патриархов, без ведения которого не могут решаться вопросы, касающиеся христианской веры и обрядов. Представители господствующей церкви, постоянно ищущие, чем бы "уязвить" ненавистных им кафоликов, решили воспользоваться этим подлогом, как "козырем" для подкапывания папской власти.

Теперь сделалось в России ходячей истиной, что кафолики, не находя в Слове Божием и Священном Предании оправдания для учения о главенстве римского епископа, стали, де, прибегать к подлогам, одним из которых является "Дар Константина". О том, что этим подлогом пользовались для своих целей византийские патриархи и их русские собратья, разумеется, благоразумно умалчивается или, в редких случаях, истолковывается в "благом" смысле, так что наивный русский читатель начинает вполне искренно убеждаться в том, что "хитрые католики" устроили подлог, а православные — его раскрыли и их "посрамили".

Мы уже показали, какое значение сами римские епископы придавали "Дару Константина". Для них этот памятник был только официальным государственным документом, имевшим значение чисто юридическое. Они никогда не основывали на нем, как и на всяком другом государственном документе, учения о своем главенстве над христианской Церковью. Знаменитое письмо папы Льва IX к Михаилу Керулларию начинается и оканчивается доказательствами главенства ап. Петра и его преемников на римской кафедре, однако эти доказательства почерпаются не из "Дара Константина", а из Священного Писания, Вселенских Соборов и церковной истории. Правда, папа приводит в своем письме и весь текст псевдо-Константиновой грамоты, но и не думает основывать на ней церковного учения! После целого ряда доказательств из Священного Писания и Предания папа говорит: "Если вы (т.е. Михаил Керулларий и Лев Акриданий) хотите быть или называться хоть каким-нибудь образом христианами, и если — чего да не будет — открыто не будете противится самой евангельской истине, то вас должны убедить эти и другие столь многие свидетельства о земной и небесной власти, как и о царственом священстве св. римского и апостольского престола, в особенности же, об особенном его значении на небесах!" Человека, который не был бы убежден вышеприведенными в послании доказательствами, папа считает не только "спящим", а прямо "мертвым", к которому "напрасно взывали бы люди". И только для того, чтобы подтвердить еще более одну земную власть римской церкви, (а не ее божественное происхождение и основание!) Лев IX присоединяет "donatio Constantini"! Но для самого папы это только свидетельство "от человеков", почему, приведя текст грамоты, он сейчас же восклицает: "Но мы, имея здесь свидетельство, большее Константина, который, как говорит евангелист Иоанн, "от земли есть, и говорит от земли" (Иоан. 3, 31), не от человека принимаем свидетельство, будучи довольны свидетельством Того, Который сошел с небес и есть над всеми и говорит: "Ты — Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою и т.д." " . Здесь папа ясно и определенно показывает, какое значение он придает грамоте Константина. Правда, он не сомневается в ее подлинности и большом юридическом значении, но далек от того, чтобы строить на ней учение о главенстве римской церкви и ее епископа. Для него эта грамота — документ человеческий, земной, который приводится только для большего освещения уже раз твердо доказанной истины. Он спешит оговориться, что Церковь не принимает свидетельства от человека, но имеет для своего учения свидетельство большее Константина — слова Христовы. Этого свидетельства для нее — вполне достаточно. Можно ли после этого утверждать, что за неимением доказательств от божественного Откровения, римские папы стали прибегать к подлогам?…

Вся средневековая, схоластическая, богословская литература или совсем не обращает внимания на "Дар Константина", или уделяет ему очень мало внимания. Только канонисты иногда ссылаются на него для подтверждения прав римского епископа на Церковную Область, т.е. для чисто земных интересов, связанных с правами папы, как государя и правителя. За 25 лет до появления на свет Божий Лютера и задолго до возникновения так называемой "беспристрастной" протестантско-немецкой критики, которая по отзывам богословов якобы начала "разоблачать" подделки кафоликов, уже появился в Италии серьезный научный труд, бесповоротно уничтоживший сказку о грамоте Константина. Автором этого труда был не кто иной, как знаменитый гуманист Лаврентий Валла (Lorenzo Valla: "De falso credita et ementita donatione Constantini"). Сначала он был страстным противником римской курии, но потом окончил свои дни примирившись с ней и занимая в Ватикане должность одного из секретарей. Его труд появился в 1457 году в первосвященство сурового и пылкого по натуре папы Каллиста III. Ни сам Валла, ни его труд не подверглись ни запрещению, ни порицанию. Кафолический мир отнесся к этому совершенно спокойно, так как все знали, что догмат о папском главенстве так же нуждается в этом документе, как в прошлогоднем снеге. Одни стали на сторону смелого критика, другие продолжали защищать donatio, пока, наконец, правда не восторжествовала окончательно.

Очевидно, что не римские папы были инициаторами и авторами подлога и не они ввели в заблуждение христианский мир. Жертвами псевдо-Константиновой грамоты в равной мере сделались как Запад, так и Восток. Правда, ее составитель жил на Западе, и документ появился сначала на латинском языке, но это ничуть не помешало его широкой популярности на Востоке. Ученые думают, что еще в начале XI-го века он был уже переведен на греческий язык. Мы уже указывали на то любопытное явление, что ни Михаил Керулларий, ни кто-либо другой из его сторонников не делают даже слабой попытки разоблачить мнимую "папскую подделку" и протестовать против идей, высказываемых в "Даре Константина". Наоборот, мысль о подлоге настолько была чужда византийцам того времени, что самые выдающиеся канонисты Востока принимают этот документ без всяких оговорок и делают его одним из источников церковного права. Так Матфей Властарь включает его в свою алфавитную Синтагму, а знаменитый Вальсамон — в толкование на Номоканон Фотия. Последний называет грамоту "эдиктом" и "царским постановлением св. и вел. Константина". Самому тексту грамоты он предпосылает следующие слова: "А какого рода привилегии св. церкви древнего Рима, это показывает нам грамота св. равноапостольного Константина Великого к св. Сильвестру, тогда папе Римскому". Только в XV веке, вслед за Валлой, появляются и на Востоке лица, отрицавшие подлинность грамоты. "У нас в России, — говорит проф. Нарбеков, — псевдо-Константинова грамота, сделавшись известной не позднее XV-го века, пользовалась еще более обширным и разнообразным употреблением, чем у греков (курсив наш. Л.Ф.) и даже патриархом Никоном тенденциозно внесена была в печатную Кормчую , чтобы авторитетом этой статьи можно было отражать всякие посягательства на существующие права русской церкви, так как по понятиям патр. Никона, русский патриарх есть прямой наследник всех преимуществ, предоставленных Константином В. римскому папе, потому что преимущества эти после падения пап в разные ереси перешли к Константинопольскому патриарху, которым в свою очередь утрачены вследствие "агарянского насилия" и перешли, наконец, к русскому патриарху, в подтверждение чего Никон предупредительно и поместил в Кормчей вслед за грамотой статьи о римском падении и об учреждении патриаршества в России. На эту грамоту, как на бесспорный источник церковного права (курсив наш. Л.Ф.), продолжали ссылаться долгое время и после Никона не только в церковных, но и в государственных актах, хотя уже с конца 16 в. вера в подлинность этой грамоты была подвергнута уже сильному сомнению в трудах западно-русских полемистов против кафоликов. Окончательно же вера в подлинность этой грамоты исчезла только после церковных реформ Петра В… (курсив наш. Л.Ф.) . Таким образом, мы должны допустить, что или восточные "православные" иерархи, хорошо сознавая подложность "Дара Константина", тем не менее, для какихто своих целей, решили воспользоваться им и сделать его официальным каноническим документом, или же, будучи введены в заблуждение так же, как и римский епископ, приняли его за чистую монету. В первом случае ученые господствующей церкви должны будут последовательно обвинить и восточный клир в соучастии в римском подлоге, а во втором — положить "печать молчания" на свои уста по поводу "папских подделок".

Некоторые из них чувствуют, что дело не ладно, что нужно как-нибудь объяснить тот странный факт, что "документ, прямо направленный против греков, — документ, в котором римский папа объявляется главою всех церквей в мире и верховным судьей всей духовной иерархии, а патриарх Константинополя, "нового Рима", ставится на предпоследнее (по оттобонианскому списку) или даже на последнее место (по редакции Вальсамона) в ряду четырех восточных патриархов, — документ, в котором выражена совершенно чуждая византийским грекам мысль, что верховная власть в церкви неизмеримо возвышается над верховной властью в государстве, и что поэтому папская кафедра и императорский трон не могут находиться в одном и том же городе, — почему такой документ не только принят был на востоке за подлинную грамоту Константина Великого, но и послужил еще одним из оснований для канонической теории об особых преимуществах (????????) Константинопольского патриарха перед прочими патриархами и даже — перед самим папой?" .

Проф. Павлов пытается объяснить это тем, что на Востоке "преимущества епископских кафедр определяются политическим значением городов, в которых они находятся". При этом он ссылается на известное 3 правило второго вселенского собора, по которому Константинополь возводится в церковном отношении на степень почти равную с Римом, что мотивируется тем, что Константинополь сделался столицей Империи и стал "градом царя и синклита". Следовательно, если только в силу императорского указа, как это по мнению Павлова вытекает из псевдоКонстантиновой грамоты, римский епископ и его престол получили такие высокие привилегии, то в силу такого же указа, даже в силу простого перенесения императорского престола из Рима в Царьград, константинопольский патриарх получает такие же точно привилегии, как и папа. Мало того, когда произошел церковный разрыв, и папа в глазах греков, а за ними и русских, стал еретиком, то естественно, что на константинопольского патриарха стали смотреть как на единого главу всего христианского мира. Царьград сделался "вторым Римом". Когда же "второй Рим" стал добычей турок (в 1453 г.) и Византийская империя исчезла, то появился "третий Рим" — Москва. Русский Царь считался наследником римских императоров и был по мнению православных того времени единственным "христианским" царем во всем мире. Его столица была Москва, следовательно — там должен был иметь свое местопребывание и главный патриарх всего православного мира. Эта идея и была проведена Никоном с непоколебимой логикой и последовательностью. Падение знаменитого патриарха вызвало и ее крушение. Его преемники уже делаются лишь послушным орудием в руках правительства и смиренно склоняются перед авторитетом восточных патриархов, которых Никон третировал, как рабов турецкого султана.

Все это совершенно справедливо, но объясняет только одну сторону вопроса, а именно: как могли греки и русские использовать "Дар Константина", а вовсе не то, как могли принять его!

В самом деле, в основе привилегий, которыми якобы Константин награждает папу, лежит не личный произвол императора, не простое пожалование папе известного чина или награды, как подданному, заслужившему милость своего монарха, а приводится догматическое основание. Папству дается величайшая власть на земле и внешний блеск только потому, что "святой закон" должен иметь "главу и начало (???????? ???? ??????) там, где святой законодатель, Спаситель наш Иисус Христос повелел блаженному апостолу Петру кафедру иметь", наконец, потому, что там "пребывает главенствующее священство и глава христианской религии, поставленный Царем Небесным". Все эти поводы и мотивы, заставившие мнимого Константина так щедро одарить папу, с точки зрения современного "православия" Синода и патриархов Востока — ересь! Ап. Петр, по учению греко-русских богословов, вовсе не наместник Христа; Господь, как они утверждают, и не думал делать Рим кафедрой Петра, и никакого видимого главы христианской религии, установленного "Царем Небесным", там не было и быть не может. В чине восприятия кафоликов в господствующую церковь их заставляют отрекаться от этого, как от заблуждений, и исповедывать полное равенство ап. Петра с прочими апостолами, равно как папы — с прочими патриархами. Вот текст одного из вопросов, предлагаемых присоединяемым. "Вопрошение. Отрицаешися ли неправаго мнения, аки бы святии апостоли не равную власть духовную получиша от Господа нашего Иисуса Христа, но князем их бяше святый апостол Петр и аки бы един римский епископ есть преемник его и аки бы не суть равни римскому епископу преемницы апостольстии, епископи иерусалимский, антиохийский, александрийский и друзии?" , вопрошаемый должен ответить "отрицаюся", а по грамоте Константина, наоборот, "не отрицаюся". Та же самая церковь дает два диаметрально противоположных ответа на один и тот же догмат… Могли ли бы восточные патриархи, а за ними и вся восточная церковь принять и включить в свои публично признанные, канонические документы такой, хотя бы и императорский, эдикт, в котором открыто исповедуется "величайшее" по теперешним понятиям, "заблуждение" римской церкви? Очевидно — нет! Следовательно, ясно как день, что в те времена учение о главенстве ап. Петра и римского епископа ересью не считалось, а наоборот, исповедовалось как догмат и на Востоке, что мы уже имели случай показать раньше. Только при такой точке зрения "грамота Константина" могла быть приемлема для восточных патриархов и их церквей.

Отсюда вполне понятно, что и власть римского епископа, так резко обозначенная и проведенная в грамоте, не казалась восточному духовенству того времени чем-то "чудовищным", как теперь, а вещью вполне естественной. Принимая грамоту как церковный, канонический документ, Восток тем самым признавал не только возможность, но и необходимость такого патриарха, который имел бы "главную власть и был главою" остальных "черырех" "престолов", был бы "выше всех священников мира и чтобы все дела, касающиеся божественной службы и восстановления и утверждения христианской веры, разрешались им.

Стремясь, еще с IV-го столетия, сравняться с епископами Рима, константинопольские патриархи пускали в ход все, что от них зависело, чтобы только вырваться из-под опеки пап. Чтобы перенести центр тяжести в Византию и сделать ее главой всей восточной церкви, они обвинили римских епископов в небывалых ересях и только таким путем заставили Восток отвернуться от наместника св. Петра. "Дар Константина" они не могли не принять, так как сами хорошо знали о божественном происхождении единовластия в Церкви. Они добивались только, после разрыва с Римом, перенести это единовластие на себя, но неудачно. "Некоторые из патриархов, — иронически замечает Вальсамон, комментируя грамоту, — например Михаил Керулларий и другие, затеяли возвышаться привилегиями, но не во благо им послужила эта затея" . Лишенный истинного духовного пастыря, Восток стал блуждать во мраке и раздорах, а главный виновник разделения — константинопольский патриарх — вместо того, чтобы обладать "всей вселенной", сделался рабом турок и доживает свой век с забитой и темной горсточкой "ромейской райи!…"

Л.Ф.

 № I-05

Да будут все едино!

По поводу предложенных православным священником "Основ для соединения"

Отрадно было прочитать в последнем номере "Слова Истины" призыв к единению о.протоиерея Александра Устьинского. Отрадно не только потому, что подобный призыв исходит от представителя русской, господствующей Церкви, но и потому, что он выражен ясно, определенно, в форме условий, на основании которых святое дело могло бы стать совершившимся фактом.

Таких условий о. протоиерей ставит десять. Они сводятся к тому, что церкви, православная и кафолическая, возглавляются единым видимым первосвященником — епископом Римским, к которому могут аппелировать как к высшей инстанции православные епископы и обращаться к нему за советом. Обряд православной церкви, ее догматы и каноническое право остаются неприкосновенными. Союз обеих Церквей должен основываться на христианской любви, быть "союзом мира", а не подчинением одной церкви — другой.

Всякому знакомому с историей кафолической церкви ясно, что почти все условия, поставленные о. протоиереем, не только вполне приемлемы, но уже давно приняты различными народностями православного Востока в форме различных "уний", т.е. соединений с кафолической Церковью на основе сохранения соединившимися своих "литургических, административных и дисциплинарных порядков". У нас, в России, таковым соединением была так называемая "Брестская Уния" в 1596 году, последователи которой остались теперь в восточной части Галиции и северо-восточной части Венгрии. Те же самые принципы легли в основу и нашей русской православнокафолической церкви, называемой так именно потому, что "православие", т.е. чистота веры, является необходимым дополнением "кафоличности", т.е. вселенскости веры, для которой не существуют и не являются препятствием разности литургического, административного и канонического характера отдельных, поместных церквей. Следовательно, для грядущего святого единения из 10 условий, предложенных о. протоиереем, вполне приемлемы 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 и 9 условие, что же касается до 1 и 10, то принять их безусловно, в той форме, в какой они выражены — мы не можем.

Первое условие гласит, что "Римские католики и восточные православные христиане остаются всецело, каждые, при своих догматических верованиях и при своих литургических, административных и дисциплинарных порядках".

Если бы св. Церковь была человеческим учреждением, то конечно это условие не представляло бы никаких затруднений. Люди могут искажать даже догматы Богооткровенной религии. Поэтому нет никакой гарантии для того, чтобы только в одном каком-либо обществе людей "догматические верования" сохранялись в полной чистоте и неприкосновенности. Отсюда ясно, что ни православное общество, ни кафолическое, не могли бы претендовать на исключительную чистоту своего догматического учения и принуждать взаимно к принятию его. Но, как веруем мы, кафолики, и, как надеемся, верует и сам о. протоиерей Устьинсткий, Церковь есть учреждение Божественное, святое, "столп и утверждение истины" (1 Тим. 3, 15), в ней "едина вера" (Ефес. 4—6), она не имеет "скверны или порока, или нечто от таковых" (Ефес. 5, 25—27), так как Глава — Господь Иисус Христос. Следовательно, если два общества — православное и кафолическое — действительно исповедуют различные, прямо противоположные догматы, держатся различных "догматических верований", то их соединение немыслимо до тех пор, пока "едина вера" не будет достоянием того и другого.

Отец протоиерей согласен признать Верховным Первосвященником всей Церкви римского епископа. На каких основаниях это может быть сделано, если теперешним догматическим верованием господствующей русской Церкви, как равно и всех церквей православного Востока, является полное отрицание главенства апостола Петра? В силу чего же православные призна?ют папу Верховным Первосвященником и будут аппелировать к нему на решения своего Синода? По человеческим соображениям? Потому только, что ходом всемирной истории папа римский был — как это утверждают протестанты — выдвинут на первое место в церковной иерархии? Тогда, при различных догматических воззрениях той и другой церкви, получится невыносимый компромисс, с которым не может мириться христианская совесть. Кафолическая часть Церкви будет признавать папу преемником св. ап. Петра, Наместником Христа на земле, т.е. таким человеком, таким епископом, которого Сам Бог сделал видимым главой земной Церкви, а православные будут считать того же самого папу только главным иерархом всего христианского мира, сделавшимся таковым только в силу особо благопрятных для него исторических условий. Мало того, догматическое основание папского главенства при всецелом сохранении в данном случае православными своего догматического верования, т.е. того, что ап. Петр не был главой Апостолов и что римский епископ не наследовал эту власть от ап. Петра по божественному установлению, будет непрестанным источником всяких раздоров и недоразумений. Вопрос этот имеет в церковной практике слишком жизненное значение, чтобы его можно было не касаться или как-нибудь обойти. В самом деле, если папа римский может принимать аппеляции православных епископов, то его решения будут считаться окончательными, как это имело место во время арианских и монофизитских споров. Что же будет происходить во время этих аппеляций? Когда дело будет касаться недоразумений чисто литургического, административного и дисциплинарного характера, папа будет постановлять свое решение, применяясь к восточному каноническому праву и восточной литургике. В этом случае разности церквей ничуть не мешают делу св. единения. Но если папе придется принимать аппеляции по делам догматического характера или смешанного, т.е. такого, в котором догматы играют ту или другую роль? Как кафолик, папа не может уже примениться к православной догматике и вынести решение, согласное с "догматическими верованиями" православных. Следовательно, он вынесет только чисто кафолическое решение дела, с чисто кафолической точки зрения. Как будет тогда принято православными такое решение? Конечно будет отвергнуто, как несогласное с их догматикой.

Во что же превратится тогда право аппеляции к папе? Св. Киприан говорит, что Господу "чтобы показать единство (церкви) угодно было с одного же и предначать это единство" . Отсюда следует, что единство Церкви угодно Богу. Значит, не только соображения человеческой мудрости говорят нам, что без единого верховного Первосвященника Церковь не может быть единой, но и ясно выраженная воля Божия. Эта воля Божия хочет, чтобы единство Церкви исходило от ап. Петра и его преемника — римского епископа. Не естественно ли, что для сохранения этого центра всей христианской Церкви, Господь должен был наделить ап. Петра и его преемников на римской кафедре особыми преимуществами и всегда помогать им быть центробежной силой всего христианского мира? Воля Божия, чтобы существовала единая Церковь с центром единства — Римом, могла быть поэтому только определенным Богооткровенным догматом, не зависящим от каких бы то ни было исторических, временных, условий, ибо Церковь земная будет существовать до "скончания века" (Матф. 28, 20).

Все многочисленные изречения св. Отцов о главенстве и власти римского епископа и римской церкви основываются только на догматическом факте главенства ап. Петра над остальными апостолами, установленного самим Иисусом Христом. Так, например, для св. Никифора, патриарха Константинопольского, без римлян "учение, появляющееся в церкви, издревле узаконенное каноническими установлениями и священными обычаями, никогда не может получить одобрения или быть принято к исполнению, так как они получили жребий начальствовать в священстве и им вручено это достоинство от первоверховных апостолов". Св. Петра он называет не иначе как "первейший из учеников", "основание и утверждение Церкви" , "опора Церкви" , "основание и утверждение веры нашей" . Почему для св. Максима Исповедника "быть вне общения с римской кафедрой значит то же, что быть вне вселенской Церкви"? Потому что, как говорит он, "все концы вселенной и повсюду находящиеся правоверные люди Божии прямо взирают, как на солнце вечного света, на святейшую Римскую Церковь, на ее исповедение и веру , … которую по обещанию Самого Спасителя, никогда не одолеют врата ада ".

Почему св. Феодор Студит называет папу "архипастырем поднебесной Церкви" , "главой всех глав" , "высшим предстоятелем" ? Потому что для него папа есть "камень веры, на котором воздвигнута кафолическая церковь" , а римская кафедра — тот "верховный престол, на котором Христос положил ключи веры" . Излишне добавлять, что так смотрели на свою власть и сами римские епископы, в особенности же св. Лев Великий и св. Григорий Великий, почитаемые святыми в православной церкви. Если к первому условию о. протоиерея Устьинского сделать небольшую добавку, а именно, что православные остаются при своих "догматических верованиях, установленных на семи вселенских соборах", тогда дело принимает иной вид. Это будет значить, что православные не должны при вступлении в лоно кафолической Церкви отрекаться от действительного православного учения, а только от систем своих протестантствующих ученых и богословов, а также и от инсинуаций византийских логомахов, для которых квасной хлеб и борода дороже церковного единства. Не будем много говорить о старом споре относительно исхождения Духа Святого от Отца и Сына. Если православные богословы примут вместо формулы "filioque" — "per filium" и сверх того пожелают, наконец, положа руку на сердце, сказать, что и та, и другая формула одинаково не объясняют нам тайны исхождения Духа Святого, то бесполезные пререкания исчезнут.

Десятое условие о. протоиерея выражено так: "Отношения между Церквами Римской и Российской остаются отношениями союза, а не подчинения, во исполнение заповеди апостольской, повелевающей "блюсти единене духа в союзе мира"" (Ефес. 4, 3).

Из того, что мы сказали относительно первого условия, ясно наше отношение и к десятому.

Союз христианских Церквей — не политическая комбинация, основывающаяся на принципе "do ut des", но союз божественный, скрепленный единством веры и одухотворенный любовью. Следовательно, и необходимое подчинение велениям Божиим, исходящим из центра христианского единства — Рима — не только не нарушает "единения духа в союзе мира" , но, наоборот, укрепляет его. Как апостолы, подчиняясь Христу, ничего от этого не теряли, так и каждая церковь — Российская, или какая-нибудь другая — подчиняясь Наместнику Христа, не потеряет своей свободы, а, наоборот, раз навсегда избавится от засилья светской власти, которая, то в лице царей и правительств, то в лице мирян, душила и будет душить в церкви всякую попытку к совершенству и свободному самоопределению. Небольшой размер журнала не позволяет нам, к сожалению, высказать всех тех мыслей, на которые наводит благодатный почин о. протоиерея Устьинского. Мы обращаемся поэтому к о. протоиерею с горячей просьбой продолжать и далее развивать свои идеи относительно возможности соединения Церквей. В особенности хотелось бы точнее узнать его мнение о том, как по его мнению подчинение верховному Первосвященнику нарушает "единение духа в союзе мира"?

Экзарх русской кафолической Церкви протопресвитер Леонид Федоров.

 № I-06

Несколько мыслей по поводу нового папского указа

Принимая непосредственно в свое ведение дела Восточной кафолической Церкви, Папа Бенедикт XV решил не останавливаться только на простом упорядочении наших церковных дел, но хочет дать новой Конгрегации Восточной Церкви совершенно особый оттенок и характер. Он хочет сделать ее работу перманентным созиданием церковного единения. Для этой цели он учреждает при ней «Институт для изучения восточных вопросов» (Institum studiis rerum orientalium provehendis), чтобы работа самой Конгрегации была, как выражается Папа, «легче исполнимой» и «более плодотворной». Дело – чреватое последствиями: новое доказательство жизненной мощи св. Церкви и ее никогда не ослабевающей любви к покинувшим ее и блуждающим «далече» от нее чадам.

С самого 1054 года до наших дней призывы Римских епископов к восточным отделившимся церквам проходят красной чертой через всю среднюю и новую историю. Папы обращаются к патриархам и митрополитам греческого, армянского, сирийского и славянского Востока, молят византийских и русских царей помочь церковному единению, побуждают королей и князей Запада содействовать всячески тому же, действуют по завету Апостола: «Проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением» (2 Тим. 4, 2).

Как же откликнулись на эти призывы восточные христиане? Так как главную роль на Востоке играла Византия, то от нее нужно было ждать ответа. Духовенство Византии отвечало либо глухим молчанием, либо насмешками, либо проклятиями (исключения – крайне редки). Византийские императоры только «ловили момент», как бы поймать Рим на удочку унии и использовать святую идею для чисто политических выгод, а потом, по миновании надобности, снова поворачивались спиной к ненавистным «франкам». «Кажется невероятным, – говорит византолог Гельцер, – с какой тонкостью они (византийские императоры) все снова пробовали этот маневр по отношению к добродушным западноевропейцам и всякий раз находили веривших им, хотя они до Флорентийского собора никогда почти не думали серьезно об унии: это было по большей части лживое притворство из соображений политической целесообразности» (Очерки по истории Византии под редакцией и с предисловием В. Н. Бенешевича. СПБ. 1912 г., вып. I, стр. 132-3).

Мы, русские, к сожалению, усвоили себе и эту византийскую «традицию», особенно ловко использованную Даниилом Романовичем и Иоанном Грозным. Даже Брестская Уния появилась только тогда, когда русской югозападной церкви угрожал полный развал. О Риме вспомнили только тогда, когда уже некуда было деваться, когда среди массы мирян стали раздаваться голоса: «Если не исправится в церкви беззаконие, то в конец разойдемся, отступим под римское послушание и будем жить в безмятежном покое» (Макарий: «История русской церкви», т. IX, изд. 2, СПБ. 1900 г., стр. 523). И только несколько лет тому назад впервые прозвучал с Востока… <…>

забыв все оплевания и заушения (А сколько было их от одной России только в XIX и XX столетии. Вспомнить только воссоединение униатов «любовью» в 1839 и 1857 годах, травлю «упорствующих», планомерную деморализацию католического клира и т.д. и т. д.), первый протягивает руку примирения. Основанием Института Папа хочет содействовать наитеснейшему соприкосновению православного и кафолического духовенства, ибо только таким путем те и другие научатся понимать друг друга, главным же образом православные, которые на деле принуждены будут убедиться, как бессовестно искажали католическое учение их протестантские, старокатолические и англиканские «друзья».

Несмотря на сознание своей полной догматической правоты, Рим – что делает ему величайшую честь – всегда помнил, что часть вины за разделение падает и на него. Он понимал, что обвинения греков, направленные против латинян, не всегда были несправедливы, что западные христиане, к сожалению, сделали немало для того, чтобы их имя произносилось на Востоке с проклятием на устах. Мы видим целый ряд Римских епископов, выступающих на защиту греков против своих же латинян. Великий Папа Григорий VII призывал всех сжалиться над Византией и проповедовал Крестовый поход, прежде всего для спасения Византийской империи. А кому, как не Риму обязана Византия последними славными днями своей героической борьбы с турками? Когда западно-европейские близорукие политики равнодушно смотрели на гибель очага восточно-европейской культуры, Папы проповедовали Крестовый поход для спасения Византии против турок, а когда турки уже осадили Константинополь – только кучка папских рыцарей во главе с кардиналом Исидором прибыла на помощь изнемогавшей империи. Сбывались вещие слова св. Василия Великого, обращенные к западным епископам: «Ибо знаю, что никогда не забудете нас, как и мать не забудет исчадий чрева своего...» (Творения. Письмо к Италийским и Гальским епископам – 235, стр. 180 часть 7, изд. 3, Москва 1891-92). Да, Рим никогда не забывал восточных христиан. Правда, не все Папы относились к ним одинаково, не всегда на кафедре святого Петра восседали люди, подобные Григорию VII, Иннокентию III, Евгению IV, Клименту VIII, Бенедикту XIV, Григорию XIII, Льву XIII и наконец Пию X, но дело Божие все-таки творилось, хотя тихо и незримо. Чтобы одолеть косность восточного клира, Рим давно уже делал усилия, чтобы одолеть косность клира латинского и размягчить его сердце по отношению к восточным христианам. Дело было трудное, так как на дороге стояло взаимное непонимание и незнание. Поэтому уже на Лионском соборе возникает широкий проект смягчения греко-латинских отношений. Этот проект, по поручению Папы Григория X, был составлен генералом доминиканского ордена Гумбертом де Романис. С резкой откровенностью и прямотой Гумберт указывает Папе, что психологическими причинами отчуждения и ненависти греков к латинянам является «тираническое преследование греков латинскими князьями словом и делом, ибо они называли их собаками, таскали за бороды и делали много подобных вещей». (MansiSacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, t. XXIV, Veneta 1780, pag. 125, pars 2, cap. XI). «Отсюда ясно, – продолжает он, – что до раскола могло довести греков отчаяние». Гумберт полагает, что латиняне должны сделать все попытки для умиротворения греков, которых он уподобляет израненному в пути разбойниками, мимо которого прошли священник и левит (там же, стр. 127, гл. XV). Соединение Церквей – обязанность Папы (там же, стр. 128, гл. XVI). Какие же практические меры предлагает Гумберт для реализации единения? Главным образом он настаивает на изучении христианского Востока латинским клиром; требует знания греческого языка, тогда уже едва знакомого римской курии, требует, чтобы повсюду имелись сочинения греческих богословов, акты соборов Востока, исторические записи; настаивает в особенности на оживлении сношений с Востоком, более частой посылке легатов, на переводе кафолических сочинений на греческий язык и т. п. (там же, стр. 128, гл. XVII).

Вот, что писали и о чем говорили на Западе еще в XIII столетии накануне Лионского собора. Уже тогда было сознано, что ядро разделения составляет отчужденность и непонимание друг друга. Вот этого-то наш Восток, к сожалению, не понимает и до сих пор. Как тогда восточные столько смеялись над западными «варварами» и проклинали их, так и теперь. Видоизменились только насмешки и проклятия, сделавшись более «научными» и менее резкими. Кто на Востоке звал к тому же греков, к чему Гумберт звал латинян? А ведь последние могли бы развернуть перед Византией такой же, если не больший свиток ее прегрешений по отношению к Западу и тем ненавистным ей «франкам», кровь которых она лила как воду при всяком удобном случае.

Программа Гумберта, хотя медленно, но проводилась в исполнение. На Западе появился целый ряд ученых (Гоар, Губерт, Монфокон, Май, Питра, Нилис и др.), упорно трудившихся над всесторонним освещением христианского Востока для своих соотечественников. Возникали даже особые учреждения для Востока, как напр.: в Риме коллегия св. Афанасия (прежний восточный отдел при Пропаганде) и монашеские ордена, ставившие целью большее сближение Запада с Востоком. Но только теперь программа Гумберта нашла, кажется, свое почти полное осуществление, если не количественно, то качественно.

Святой Отец указывает, что новый Институт предназначается прежде всего для тех латинских священников, которые захотели бы работать на христианском Востоке. Институт даст им возможность хорошо подготовиться к служению, изучить язык страны, проникнуться по возможности ее религиозным духом, изучить богословие той или другой восточной церкви, ее литургику, историю и каноническое право. Конечно, всего этого нельзя пройти в два года, но все-таки можно за это время сильно приблизиться к пониманию духовного облика восточных христиан, оценить и полюбить его.

Широко раскрываются двери Института и для православных. Вместо того, чтобы шататься по Берлинам, Тюбингенам, Лейпцигам и другим протестантским «очагам» «религиозного просвещения» или вернее – затемнения, гораздо лучше будет в центре кафолического христианства, в живом и искреннем общении с живыми людьми, сердечно поделиться мучительными вопросами.

Как отнесутся представители теперешней Русской Патриаршей Церкви к этому новому призыву Папы Бенедикта? Некоторые уже «отнеслись» и «отписались», когда в печать только проникли слухи об основании Папой Конгрегации для Восточной Церкви. «Всероссийский ЦерковноОбщественный Вестник» сразу поднял тревогу (см. №№ 1515 1585 162), указывая на то, что «Рим готовится» (заглавие первой статьи). Затем посыпались, как горох, все те же прежние пошлые, гнилые словеса о папском властолюбии и римской пропаганде. Один из авторов утешает своих читателей тем, что «мы», как говорит он, «как бы унаследовали старинную вражду Востока к римскому Западу и как бы впитали эту вражду в нашу душу. К Риму, к римским доктринам, к римским традициям и обычаям у нас непреодолимое отвращение» (№ 162 – «Соединение церквей»). Итак успокойся, народ православный на этом и продолжай твое «прежнее тихое житие». Когда же совесть будет мучить тебя, то признай, что соединение Церквей «в принципе» – намерение благое и желательное, но «не для настоящего времени»... (там же). Правда, под одной из этих статей красуются инициалы так хорошо нам знакомые – «С. Т.» (№ 158 – «Великое искушение») и так много объясняющие. Это все тот же громитель кафоликов – С. Троицкий, не стеснявшийся издавать во славу синодского православия подложную речь епископа Штросмайера на Ватиканском соборе («Правда православия», вып. 2, Петр. 1915, стр. 59-81), подделывать и искажать тексты св. Отцов («В защиту православной веры», Петр. 1915, стр. 102, 67-68 и др.), даже обвинять ап. Петра во властолюбии (там же, стр. 36-37). – (Интересен выпад Троицкого против Экзарха Федорова. Троицкий «кстати» замечает, что экзарх недавно «требовал от Временного Правительства передачи униатам чуть ли не Зимнего дворца». Конечно, ничего подобного не было, и замечание имеет целью только бросить тень на якобы неумеренные аппетиты униатов. Что делать: застарелая привычка. Сколько заработал С. Т., когда при помощи басен об «иезуитах» натравливал предержащие власти царского режима на русских католиков. Эх, прошли золотые времена. Кто теперь обратит внимание на такое «истинно-русское» усердие!... Кто вознаградит за него?...). Но ведь не он один исчерпывает «славную плеяду» подобных ревнителей «чистоты православия», он только продукт своей среды, которая воспитывала таких Троицких целыми сотнями...

К счастью начинают раздаваться и другие голоса. Революция всколыхнула самые глубины русского духа: становится невыносимым жить в атмосфере разъединения и вражды. Многие начинают уже понимать, что только единство христианского мира может дать прочную гарантию для нормального развития человечества. «В европейской, а вместе и русской трагедии, – пишет Булгаков («Утро России» № 268), – развертывающейся перед нашими глазами, не осуществляется ли ныне то зло, которое было посеяно тысячу лет тому назад в те недобрые дни, когда назревала последняя распря константинопольского и римского престола»? Святая правда. Страшна братоубийственная бойня, но в тысячу раз ужаснее религиозный раздор, когда Божественный Миротворец, Христос, служит камнем «претыкания и соблазна», когда из-за распрей христиан, «имя Божие хулится у язычников» (Римл. 2, 24), когда неверующие, в ответ на вразумление христианина, с иронией спрашивают его: «В какой же из церквей настоящий Христос?...» Из этого разъединения – все зло: разная вера во Христа, разное понимание обязанностей к Богу и ближним, к государству, семье; разное понимание жизненных задач, разная взаимоуничтожающая культура и отсюда – бесконечная распря и разящий «меч»... Если сознание этого зла будет проникать все глубже в русское общество, тогда только оно поймет, что не властолюбие и не фанатизм заставляют Римских Пап и кафолическую Церковь так неотступно, так до назойливости настойчиво стремиться к осуществлению церковного единения. Весь кафолический мир мучается над решением этой проблемы. В захолустьях Франции, Испании, Италии, Бельгии – крестьяне, простые женщины, малые дети молятся об обращении каких-то, совершенно неведомых им, греков и русских, жертвуют на нужды восточных католиков, дают своим детям имена Иосафата, Виссариона, Афанасия, как бы желая воздать честь великим борцам за единство Церкви, целые общества и братства ставят своей целью молиться за соединение Церквей.

Выйдем же и мы из нашего пассивного состояния, двинемся навстречу Западу. Не будем говорить, что соединение Церквей – «несвоевременно», а «силою» (Мат. 11, 12) добудем себе у Господа эту благодать. Вымолим, выплачем ее, не дадим «сна очам» нашим «и веждам» нашим «дремания» (Псал. 131, 4), пока весь христианский мир не превратится в одно великое стадо под одним Пастырем.

Л. Ф.