Лео Мулен

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ СРЕДНЕВЕКОВЫХ МОНАХОВ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ (X-XV ВВ.)

К оглавлению

Глава VIII

Поля, леса и сады

Хозяйственники и предприниматели

Было время, причем не такое давнее, когда все успехи средневекового сельского хозяйства связывали исключительно с трудом монахов. Они одни корчевали леса и распахивали земли, осушали болота, орошали пустынные долины севера и востока Европы, осваивали ланды и пустоши. Они одни выращивали хороший урожай, изобретали новое сельскохозяйственное оборудование, разумно использовали леса. Сельское хозяйство ордена Сито представляло собой высший этап аграрного развития на Западе.

Следует умерить восторги по этому поводу: клюнийцы, бенедиктинцы древнего устава — вовсе не единственные знатоки средневекового хлебопашества. В самом деле, они ведь никогда не были многочисленными, даже в эпоху процветания их орденов — самое большее, несколько тысяч, рассеянных маленькими группками по всей Европе. Несомненно, именно крестьяне образовывали ту общность людей, которая должна была обрабатывать землю. Сеньоры по вполне понятным причинам проявляли самый непосредственный интерес к тому, чтобы их земли использовались с наибольшей выгодой. Таким образом, распашка земель не являлась "эксклюзивным" делом монахов. Но не стоит впадать и в противоположную крайность, преуменьшая роль монастырей. Их значение было исключительно важным, и не нужно недооценивать их влияние.

Внимание исследователя сразу же привлечет один факт: еремитам, каким бы ни был их устав и строгость режима питания, как бы они ни удалялись от мира сего, все равно приходилось добывать себе пропитание, а в лесу, где они укрывались от мира, возможностей для этого было недостаточно. Поэтому они разводили небольшие садики, и их труд вызывал восхищение верных, приходивших нарушить монашеское уединение.

Когда предприимчивые цистерцианцы (нашлись и другие, последовавшие за ними) приняли буквально устав св. Бенедикта, пожелав одновременно молиться и работать, то тем самым они открыли путь для великих начинаний. И прежде всего в сельском хозяйстве, ибо труд по преимуществу был трудом землепашца, как показывает само слово "laborare"* [Работать, трудиться (лат.); французское слово "labour" означает "пахота, вспашка". (Прим. ред.)]. На каких же землях могли трудиться монахи? На тех, которые завещали им верные чада Церкви из соображений благочестия или страха перед адом. Земли эти зачастую не всегда оказывались плодородными (нередко дарственная подчеркивала, что земли нуждаются в обработке), например, долгое время были заброшенными и теперь практически вернулись в дикое состояние. Наконец, монахи сами селились на таких землях, какие они отыскивали, стремясь к строгому аскетизму, — и это были главным образом непроходимые места вдали от населенных районов. Да, монахи искали уединения в лесной чаще, тем не менее они все равно создавали пастбища, фруктовые сады, огороды, необходимые для пополнения запасов продовольствия. Содержать свой монастырь и заниматься его угодьями далеко не просто. Отыскать в лесных дебрях большую поляну, подходящую для своих нужд, — удача маловероятная, поэтому монахи начинали корчевать лес и распахивать землю.

Поэтому утверждать, что корчевание и распашка земель — занятие одних крестьян, которые действовали по принуждению своего сеньора или по собственной инициативе, было бы некоторым преувеличением. Жорж Дюби едва ли переоценивал роль монашеских орденов в этой области; он упоминает случай, когда одна коммуна в Бельгии (Герсталь) в XIV веке доверила цистерцианскому конверзу заботу о корчевании трех бонье (более 4 га). Тот же автор подчеркивает, что в XV веке практика обработки земли самим владельцем еще сохранялась, хотя уже и отходила в прошлое: настоятель одного сельского приората приказал "раскорчевать, очистить от камней и распахать 150 моргов земли", которые, как уточняет текст, "не обрабатывалась с незапамятных времен".

Еще один фактор объясняет то влияние, какое монахи оказывали на развитие сельского хозяйства в Европе. В принципе, как, например, у картезианцев, количество монахов в монастыре не могло быть слишком большим. Клюни со своими 700 монахами — исключение, почти невероятное. Обычно в обители насчитывалось 25–30 монахов, а часто и меньше. В развивающемся ордене, например в цистерцианском, численность братии росла очень быстро, а затем горстка монахов, как правило дюжина, отрывалась от основной обители и переселялась куда-нибудь подальше. Благодаря такому расселению осваивались новые территории, распахивались новые земли, вначале неблагоприятные для хозяйствования, но по тем же причинам заселяемые монахами, по которым это делали и самые первые братья.

Подобные расселения повторялись без конца, и в итоге вся Европа покрылась плотной сетью небольших аграрных центров, деятельных и образцовых. Только в IX-XIII веках монахи в буквальном смысле были теми, кого американцы называют "пионерами" — первопроходцами земель.

Работали ли монахи в поле? Св. Бенедикт свидетельствует об их сдержанном отношении к полевым работам, предписывая им трудиться на земле безропотно и не печалиться, если нужда или необходимость (например, в период жатвы) заставляют предаваться работе больше, чем положено. Впрочем, св. Бенедикт дает аббату право облегчать пост, если того требуют сельскохозяйственные работы. Разве Учитель стал бы предусматривать подобные меры, если бы весь труд монахов сводился лишь к надзору и садоводству?

Мартен оставил нам картину монашеских сельскохозяйственных работ. Вся братия по сигналу собирается вместе. Настоятель определяет каждому круг обязанностей. Монахи молятся. Каждый берет себе необходимые орудия труда. Затем различные группы монахов отправляются к месту работы с пением псалмов или же в совершенном безмолвии. Закончив работу, монахи возвращают инвентарь ответственному за исключением, как говорится в книге обычаев Сито, щипцов (forceps), мотыг (sarculae), вил (furcae), грабель (rastrum), серпов (facilla), которые монахи оставляют у себя на все время стрижки овец (tonsio), прополки (sarculatio), пилки (secatio) или жатвы (messio). Каждый складывал их у своей постели.

В таких условиях становится понятным то упорство, с которым монастыри защищали подчас свои права и владения, стоившие им стольких трудов.

"Как платить десятину от земель, распаханных нашими же руками?! — восклицают монахи-цистерцианцы XII века, осторожно добавляя при этом: — Из наших же собственных издержек?" Недостойно принуждать священников и нищих во Христе отдавать десятину из того, что они заработали своим трудом. И они не платили ее.

Духовная власть порождает экономику

Требования богоизбранности, которые в конце концов возобладали над всякими иными мотивами, побуждали монахов вводить новые методы обработки земель. Опыт показал, что стремление в точности следовать евангельской заповеди о труде и бедности влечет за собой тяжкий крестьянский труд, делающий монахов неспособными вести жизнь молитвенников, а в случае с канониками Премонтре — осуществлять апостольское служение. И на смену обработке земли непосредственно владельцем, составившей славу (и богатство) цистерцианцев, тамплиеров, картезианцев и премонстрантов, приходит использование труда братьев-конверзов, а впоследствии и наемных работников, ремесленников, земледельцев, лесничих и других, работавших по найму монастыря. Крестьяне искали защиты у монастыря и работали на него. Таковыми были вилланы, мананы — английские мужики, котары — батраки и бедняки-арендаторы Шотландии и Ирландии. В монастырях они гораздо чаще обретали надежность, безопасность, редкие в то время, определенное уважение к своему труду и своей особе, разумеется, соразмерно с грубыми нравами эпохи.

Случалось и так, что сами сеньоры, дабы избежать дележа своих имений, завещали земли какому-нибудь аббатству, которое взамен обязывалось защищать их от раздела в семейном кругу, но при этом предоставляя право тому или иному члену семейства управлять этими землями. Обычным делом было в то время посвящение ребенка монастырю, "дабы он проводил свою жизнь согласно уставу... всегда соблюдал правила св. Бенедикта и благодарно славил Господа". Такая практика также позволяла обогатиться. В этом посвящении видели "древнюю традицию... соответствующую святому закону... спасительный пример". Текст (около 1032–1060 годов) дает представление о подобном посвящении: руки ребенка покрываются завесой алтаря во имя всех святых, мощи которых там находятся. Родители ребенка клятвенно обязуются никогда не предлагать ему "однажды оставить монастырь" (для современных чувствительных людей подобная маленькая фраза была бы нестерпимо жесткой). Посвящение ребенка сопровождается "пожертвованием" — это мог быть манс, маленькая мыза с мельницей, четыре участка виноградника и прочее, переходившее в собственность монастыря. "И если аббат или монах позволит отторгнуть (эти владения) от монастырской собственности (речь идет о аббатстве Сен-Пьер-де-Болье в Лимузене. — Л. М), то он будет предан анафеме и попадет в ад к Дафану и Авирону на веки вечные" (Перевод Л. Тейса).

Равноправные члены общин (типа кибуцц), монахи отныне становились инициаторами и руководителями работ, скажем так, "предпринимателями и хозяйственниками" по образцу юнкеров — помещиков в Восточной Пруссии, или, если воспользоваться более современным сравнением, инженерами в совхозах. Эти новые функции монахи выполняли столь же умело, как и сеньоры, если не лучше. Впрочем, и аббаты, и дворяне одного происхождения. Им привычно повелевать. Они властвовали со знанием дела, а знание — один из великих двигателей истории. Есть все основания предположить, что монахи руководили сельским хозяйством более грамотно, чем их светские конкуренты.

Крестьяне оставались привязанными к своим старым языческим верованиям* [Французское слово "paysan" — "крестьянин, селянин" того же корня, что и "paien" — язычник.], а монахи действовали с рационалистических позиций. Они критиковали языческие предрассудки и приметы ("Нельзя ссориться во время лунных затмений... можно без страха приступать к новому делу с новолунием"...) не только потому, что это было язычество, но и потому, что они противоречили разуму. В XIII веке в проповедях обличается идолопоклонство, которое все еще оставалось живучим, а именно: подарки на Новый год, шутки Карнавала в последний день перед Великим постом, пение петуха как примета счастья в будущем, празднование Первого мая. Однако все эти привычки так укоренились в умах, что в 1389 году ризничему бенедиктинского аббатства Сен-Пьер-де-Без было предписано принести в церковь на 1 мая веточки так называемого майского дерева, чтобы праздновать приход весны. В течение же всего этого месяца каждый должен носить ветку, сорванную в первый майский день. Застигнутый без этой веточки "зелени" обязан заплатить штраф, или же ему на голову могли вылить ведро воды.

Тем, кто верил в гороскоп ("Каким родился, таким и будет"), Церковь отвечала, что Господь хочет спасения всех людей и познания истины всеми без исключения. Св. Аббон. аббат Флёри, насмехался над суеверными страхами перед наступлением 1000 года. Монахи противопоставляли косности крестьянина и его исконному иррационализму дух новаторства и стремление к рассудительности, если не к разуму.

Живущие вдали от мира, монахи избегали гнетущего контроля со стороны общества. Они были сами себе хозяева и ощущали себя таковыми на деле. Они были образованнее других и знали это. Они считали, что земля создана для того, чтобы человек владел ею и обрабатывал ее, — так учил сам Господь, — и они действовали в духе, можно сказать, покорителей. Эксплуатация ими земель, по словам Вольфа и Моро, была "разумной". "Передовым землепользованием" назвал ее Ж. Дюби, добавив при этом: "Земли цистерцианцев были в свое время привилегированной площадью агрономических нововведений". "Образцовые фермы", — характеризует их Гран. Монахи являлись "просвещенными руководителями крестьянской массы", — пишут Ж. и Ж. Блон.

Сито, равно как и другие ордена монахов и каноников, играли, таким образом, ту же роль инициаторов и предпринимателей в Европе XI-XII веков, что и Англия в XVIII-XIX веках со своими пуританскими сектами и мелкопоместным дворянством, создававшая предпосылки для экономического подъема Европы.

После эпидемии чумы в середине XIV века земли оказались заброшенными, леса подступили к равнинам, поля зарастали. Бенедиктинцы аббатства Сен-Пьер-де-Без разрешили местным жителям "брать себе земли, раскорчевывать их и засеивать при условии, что если на них растут большие деревья, то они будут проданы и выручка пойдет на починку крепостных стен Без". То есть монастырь передал жителям часть своих лесных угодий, которая стала коммунальной собственностью, зато эти места снова были заселены людьми.

В таких орденах, как Сито, генеральные капитулы наблюдали прилив людей со всех концов Европы, приходивших сюда пешком (то есть они имели время разглядеть все как следует) и чутких ко всему, что совершалось у них на глазах (эпоха Средневековья, по существу, визуальная). Прибывавшие были способны обратить внимание на различные новшества, инструменты, неизвестные растения, которые могли пригодиться для их монастыря. Так, цистерцианский орден сделался одним из центров по обмену опытом, с которым не могли сравниться ни один общественный институт или группа людей.

Только у монашеских орденов имелась возможность мобилизовать необходимые финансовые ресурсы, подчас огромные для того времени, для долгосрочных проектов. И только они могли обеспечить преемственность усилий, сохранявшую само существование монастыря.

В силу обстоятельств образ жизни в монастыре создавал оптимальные условия для "первоначального накопления капитала". Монашество было в состоянии не только предпринимать крупные начинания, но и оказывать помощь своими советами, примером и финансовыми средствами окружающим, а именно — крестьянству, невежественному, отсталому и нищему. Монахи олицетворяли собой техническое содействие эпохи Средневековья.

Те же самые императивы единства убеждений и образа жизни порождали и иные формы накопления средств. В монастыре появлялись запасы молока, винограда, зерна, яблок, овощей, меда. Если производят много и заботливо, а потребляют мало, то вскоре оказываются перед фактом самых разнообразных форм накопления.

Таковы некоторые из причин, которые, возможно, объясняют, почему монахи, воодушевляемые своей верой, становились богатыми, вовсе не желая того, не стремясь к такой цели, и почему их действия превратились в один из решающих факторов развития сельского хозяйства в Средние века.

Итак, монахи углублялись во враждебную лесную чащу, но не в поисках топей и болот, как утверждает романтическая легенда, а просто ради воды, без которой люди просто не могут жить (говорить, что св. Бернар нарочно выбирал неблагоприятные для жизни места, "чтобы монахи часто болели и постоянно помнили о смерти, пребывая в страхе Божием", — это дурной вкус). Если же монахи часто выбирали поляны среди лесов, то лишь потому, что деревья служат материалом, необходимым для строительства, кухни, отопления, и еще потому, что, по словам св. Бернара Клервоского, "именно возле лесов лежат плодородные земли, на которых посевы взойдут сторицей".

Монахи трудились на целинных землях Русильона, Пуату, болотах Сентонжа, в лесах Мэн и Иль-де-Франс, в высокогорных долинах Вогеза и Альп, в Дофине, Баварии, Фландрии, "где тянулись бескрайние суровые леса" (настоятель аббатства в Дюн носил почетный титул графа Плотин и главы Осушений), в Саксонии, Силезии, Италии и Португалии. Именно аббатство Мориньи обустроило Бос, начиная с его давно заброшенных земель. Ради краткости легче сказать, в каких уголках Европы не осталось следов плодотворного труда монахов в IX—XIII века. Их способности в этой сфере деятельности были настолько известны, а их "образцовые фермы" столь знамениты, что пожертвования в пользу монастырей воистину бесчисленны. Эти пожертвования совершались с условием, что переданные в дар земли будут обрабатываться и осваиваться, дамбы и осушительные каналы (что касается Фландрии) содержаться в исправности, строиться деревни, насаживаться виноградники, разбиваться фруктовые сады. За все это монахи могли с полным правом пользоваться плодами своего труда. Сами названия монастырей: Бопре ("Красотища"), Шьяраваль ("Долина труда"), Валломбрез ("Долина утоления жажды"), Хейльсбрюн ("Источник спасения", прежде называвшийся Хагельсбрюн — "Источник града"), Болье ("Прекрасное место"), Клерво ("Чистое"), Бонфонтен ("Добрый источник"), Клерфонтен ("Чистый источник"), Риево ("Веселие"), Белькомб ("Прекрасная ложбина") и многие другие свидетельствуют об успехах их деятельности.

В некоторых монастырях был обычай раздавать каждый вечер все, что они имели. Но такая система таила в себе серьезные опасности, и монахи очень скоро поняли это. Вот почему в большинстве монастырей братия, не отступая от законов милосердия, тем не менее пыталась использовать свои излишки более рационально, делая из них сыр, вино, пиво, сидр, варенье и печенья.

Назначение монаха — молитва. С молитвой связана существенная часть его жизни. И как бы он ни расценивал свой труд, физическая работа всегда была вторична, являясь подготовкой к молитве или же создавая для нее благоприятные условия. Поэтому монахи приветствовали все технические усовершенствования, облегчающие труд людей, — в частности, мельницы. Уважение к традициям сделало из монаха новатора, все было ради того, чтобы посвятить больше времени молитве. Особенно ярко это проявляется у цистерцианцев, чудесно воплотивших в себе способность неизменно и наилучшим образом принимать технические нововведения.

"Оra et labora"?* [Молись и трудись (лат.). Девиз основателя ордена бенедиктинцев св. Бенедикта Нурсийского.]

Эту знаменитую формулировку цитировали слишком много и часто, тем не менее, выражая квинтэссенцию жизни монаха, она не вполне точно соответствует исторической действительности. Доходило даже до того, что говорили: "Работать значит молиться". На самом же деле отношение монахов к физическому труду гораздо сложнее. Одни из них мечтали подражать птицам небесным, которые "не сеют, не жнут"; другие — полевым лилиям, которые "ни трудятся, ни прядут" (Мф., 3:26–28), чтобы жить только милостью окружающих. Таковы "добряки" Гранмона, вальденсы, минориты и доминиканцы. Но как же не трудиться, когда сказано (Бытие, 3:19), что человек должен добывать хлеб свой в поте лица своего? А разве Иисус не провел большую часть своей жизни в мастерской плотника, где, по всей вероятности, помогал св. Иосифу, и своих первых учеников не призвал ли Он из среды скромных рыбарей? И разве не сказал апостол Павел: "Если кто не хочет трудиться, то и не ешь" (2 Фес., 3:10)? Авторитетные аргументы в пользу физического труда.

Другой аргумент (развиваемый св. Августином): труд — это закон природы. Монастырская община — одна семья. Поэтому совершенно естественно, что каждый из членов семьи трудится, чтобы удовлетворить не только свои собственные нужды, но и потребности всех остальных.

Наконец, труд монахов позволяет помогать бедным и творить дела милосердия. Очень убедительный довод.

Но все не так просто. Тот же апостол Павел писал: "Молитесь непрестанно". Иоанн Богослов, со своей стороны, советовал трудиться, чтобы собирать в житницы небесные (то есть собирать себе богатство на Небесах), что не имеет ничего общего с плодами земли. Апостол Павел напоминает также о важности примера после того, как он настоятельно советует трудиться: "Не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам" (2 Фес., 3:9). Действительно, сложно примирить обе стороны жизни — труд и молитву, эти две антиномии, столь искусно защищаемые небезразличными к ним умами. Предлагается, например, заниматься более легким трудом, во время которого можно петь псалмы или размышлять — "стирать белье, прясть шерсть, сушить бобы, полоть грядки... или иногда месить тесто в пекарне". Св. Колумбан, напротив, настаивает на выполнении тяжелых работ; он хочет, чтобы труд этот был изнурительным во искупление первородного греха. Монах не имеет права вставать отдохнувшим. Остается лишь условиться о том, что понимать под изнурительным трудом. Текст, относящийся к св. Ромуальду основателю ордена камальдолийцев, вызывает некоторое удивление. В нем говорится, что "все изнуряют себя физическим трудом", но перечисляемые здесь же виды этого труда далеки от изнурительных: "одни заняты гончарном ремеслом, другие прядут, третьи вяжут рыболовные сети".

Разумеется, св. Бенедикт писал: "Они воистину монахи, если живут трудом рук своих" (Устав, XLVIII, 8). Но за этой фразой следует другая, из которой явствует, что труд не всегда воспринимался с радостью, как это должно было бы быть, если "ora et labora" действительно столь органично сочетаются друг с другом. "Если этого требуют обстоятельства и нужда, — прибавляет св. Бенедикт, — то монахи сами должны собирать урожай и не печалиться по сему поводу, ибо в данном случае они станут совершенными монахами" (обратим внимание, что нет слов "только в этом случае"). Из привычки к дискретности св. Бенедикт продолжает: "Пусть все совершается умеренно, с постепенными усилиями". Учитель хорошо знал людей. Однако, возразят некоторые, Адам возделывал землю собственными руками; кроме того, именно "Адам является отцом и основателем монашеской жизни". Вне всякого сомнения, — ответят изощренные умы, — но Адам трудился после грехопадения. Оставим же работу Марфам, то есть братьям-конверзам, а себе — право Марии на "благую часть" (Лука, 10:42). Впрочем, св. Бенедикт подчеркивает, что подлинная мастерская, где монах должен прилежно выполнять даваемые ему послушания, — это сам монастырь, а не поля, пашни или леса. Ничто не должно совершаться прежде молитвы.

Напротив, по мнению цистерцианцев, бенедиктинский устав не будет соблюден, если не обрабатывать землю. Монах посвящает этому занятию 4–5 часов в день и даже больше в период жатвы или сенокоса. Взыскательный труд: св. Бенедикт Аньянский (не путать с автором устава) запрещал монахам даже выпивать стакан воды до трапезы, "несмотря на жаркий климат", как пишет Элио; невзирая на тяжелый труд — они "копали землю, пахали и убирали хлеб".

Какую же занять позицию? Об этом спорили на протяжении веков, приводя разнообразные доводы, но так и не достигли согласия. Иные видели в труде, как уже говорилось, способ добывания средств для пропитания братии, чтобы не оказаться бременем для других. "Гораздо более достойно и сообразно требованиям веры, — говорится в сборнике обычаев аббатства Фульда, — использовать труд монахов для выполнения всех задач, нежели призывать слуг, исполненных дурных намерений".

Как же выглядела "истинная" концепция труда во всей этой многообразной картине средневековой монашеской жизни? Трудно сказать. На некоторое время в тот чудесный момент истории, каковым является XII век, было достигнуто согласие по поводу дополнительных функций головы и рук, на самом деле предназначенных для высших целей. Апостола Павла изображали поворачивающим мистическое колесо, дабы побудить верных посредством труда перейти от материального к нематериальному. Но нужно было дождаться XIII века, чтобы под давлением городов и влиянием нищенствующих орденов (а также ересей и обилия общественно-религиозных движений той эпохи с их идеалом бедности) труд приобрел признание (в современном понимании этого слова, хотя еще и очень слабом), право на существование и достоинство. Отныне в народном сознании монах все больше и больше будет представляться бездельником, и Рютбёф, и Жан де Мен быстро дадут ему это почувствовать. Столь же быстро труд станет рассматриваться, как способ избежать праздности (otium) — как известно, матери всех пороков, а также избавиться от скуки (acedia), как лучший способ укрепления дисциплины и "подавления вожделения".

Эксплуатация земель

У клюнийцев, которые отдавали предпочтение литургии, полевые работы выполнялись либо наемными работниками, либо арендаторами, даже если часть домена оставалась в личной обработке владельцев. Арендаторы расплачивались различного рода "барщиной" — "мартовская помощь" во время сева, колка дров, чистка желобов на мельнице для подвода воды, "sommag", то есть обеспечение транспортом для перевозки грузов... Совершенно очевидно, что для надзора за такими работами требуется присутствие лишь нескольких энергичных и толковых людей. Непрерывная молитва, как и умственный труд, были уделом меньшинства, поэтому клюнийцы быстро превратились в праздных и богатых помещиков — удобную мишень для острословов.

Это хорошо понял Роберт, аббат Молена, когда в 1098 году учреждал аббатство Сито. Еще до него некоторые бенедиктинцы уже реагировали на такое положение вещей, возвращаясь к строгому соблюдению устава: трудится аббат, трудится и братия.

"Вы видели, — пишет хронист и автор Жития Герлуина, основателя аббатства Бек, — что после богослужения в храме аббат несет на голове семена, а в руках — грабли или ручной плуг, и он идет впереди всех трудиться в поле, и все монахи тоже работают целый день на пашне, пока не наступит ночь. Одни расчищают землю от кустарников и терний, другие таскают навоз на своих плечах и разбрасывают его по земле; одни полют, другие сеют. Никто не ест свой хлеб в праздности..."

Весьма прозрачный намек на апостола Павла. Цистерцианцы, в свою очередь, делают акцент на необходимость труда в более строгом и ограниченном смысле этого слова, а именно — сельского труда. Но такова уж ирония истории: невозможно трудиться, есть, одеваться, жить так, как жили монахи, селиться в столь смиренных жилищах, какие они себе строили в первое время, и при этом не разбогатеть. Монахи становятся богатыми, и это создает немало проблем.

Монахи, прежде всего (если не сказать, исключительно), — люди молитвы и размышления, люди духовные. Но нельзя одновременно вести полноценную жизнь крестьянина и жизнь интеллектуала. И вскоре цистерцианский орден заключает сделку с Небесами. В 1147 году папа Евгений III, взяв под свое покровительство орден траппистов, освободил его от десятины на все земли, которые монахи обрабатывали собственноручно, а также на те земли, которые они арендовали, чтобы обрабатывать за свой счет (в этом-то и таилась уловка). Цистерцианцы со спокойной совестью использовали услуги братьев-конверзов, называемых "barbati", так как они носили бороду, отличавшую их от монахов. Непосредственно монашеский труд свелся к садоводству и уборке урожая, что было насыщено символикой и ритуальностью: жатва происходила под пение псалмов.

Земледелие и скотоводство

На протяжении столетий основой аграрного средневекового общества являлись пастбища, лес, виноградники, поля. Аббатство Сен-Жермен-де-Пре, владевшее в Париже тем, что станет потом VI и VII округами столицы, имело в своем распоряжении 17 тысяч гектар пахотных земель, которые обрабатывались арендаторами, тоже получавшими прибыль, но выполнявшими различные услуги и повинности, и 6400 гектаров, обрабатываемых собственными руками. Цистерцианское аббатство в Дюн во Фландрии имело 10 тысяч гектаров пахотных земель и создало 25 "риг". Во Фландрии средняя площадь норбертинских владений составляла от 50 до 100 гектаров. Для "риг" цистерцианцев типична территория в 200–300 гектаров, в конце XII века аббатство Вилле-ла-Виль насчитывало 15 таких подворий. В среднем, цистерцианское аббатство владело примерно двумя тысячами гектаров пахотных земель, а пастбищ и лесов — еще больше.

Владения монастыря Гран-Сен-Бернар в XIII веке состояли из бенефициев, протянувшихся от Лондона до Апулии на расстояние более 2000 километров. В Италии весь регион Абруццо находился в подчинении у трех аббатств. Аббатство Фарфа контролировало около 700 церквей, два городка, более 130 замков и фортов, 7 портов, 8 соляных копий, более 800 мельниц, 135 деревень. Оно было столь могущественным, что его армия в начале X века смогла семь лет противостоять сарацинам. (Тем не менее в XIII веке Фарфа потеряло свое экономическое и духовное величие и переживало денежные затруднения.)

Земля обрабатывалась полосами длиной в 200 и шириной в 5 метров. Каждая полоса пашни отделялась от других травяным гребнем, образуемым плугом при его повороте в конце каждой борозды. Получалась тропинка с правом прохода. Границы полей указывал соломенный факел, то есть клок соломы, накрученный на палку. Пахали на лошадях или быках. В некоторых кельтских общинах монахи так стремились к умерщвлению плоти, что сами впрягались в плуг. До жатвы поля обносили оградой, чтобы туда не пробрался скот. После сбора урожая ограды сносили, и скотина могла пастись на полях до следующего сева, заодно удобряя землю навозом. То же самое касалось и лугов.

Сеяли различные зерновые, в основном озимые: овес, ячмень, рожь. Овес служил кормом для скота. Постепенно исчезало просо. Соотношение между угодьями варьировалось в зависимости от потребностей, климата и традиций. 24 сеньориальных манса аббатства Сен-Жермен-де-Пре имело 63% лесов и 36% пахоты, а мансы зависимых держателей имели 16 909 гектаров пахотных земель и 177 гектаров лесов.

Жорж Дюби говорит об одном домене, где культуры распределялись следующим образом: 25–30% — овес, 50–60 — вика, 1,5 — горох. 5% — бобы. Командорство тамплиеров выделяло 18 акров под рожь и пшеницу, 24 — под ячмень, 15 — под овес, 14 — под горох и 6 акров — под вику. Здесь также культивировали ранний сорт ячменя. Применяли смешанные посевы, например суржу (смесь пшеницы и ржи). Солома таких посевов была гораздо лучше, и к тому же, если один сорт погибал, то второй все равно мог взойти. Как мы говорили, мука тоже чаще всего была смешанной.

"Мы склонны считать, — пишет Р. Латуш, — что на землях Сен-Жермен-де-Пре, как и во многих других местах Северной Галлии, уже практиковался трехлетний севооборот: год земля лежала под паром, затем сеяли зерно, затем — смесь, обозначавшуюся в латинских источниках словом tremissium". Она состояла из пшеницы, ржи, овса, гороха, вики и других злаков, убиравшихся еще зелеными и шедших на корм скоту.

Трудно или почти невозможно получить точное представление об урожайности всех этих культур. Когда св. Бернар говорит о земле, которая дает сто на один, то здесь он скорее поэт, нежели крестьянин. Некоторые имеющиеся у нас цифры позволяют вычислить урожайность: четыре к одному для овса, восемь к одному для ячменя. А некоторые тексты сообщают даже об урожайности более чем двенадцать к одному.

Но в любом случае земледелие было ненадежным, зависящим от болезней и погодных условий. Хранение зерна, похоже, вплоть до начала XIX века создавало неразрешимые проблемы. Постоянно возникала нехватка продуктов. Голод и его верные спутники — эпидемии — часто стучались в дверь к крестьянину. В некоторые годы монахи тоже страдали от голода почти наравне со своими прихожанами.

Лесоводство

Безусловно, корчевать лес — хорошее дело... Но следовало еще и сохранить его как можно дольше. В лесу рубили дрова для отопления, брали материал для строительства, дерево использовали для различных хозяйственных изделий и обуви. Нельзя также забывать о "шестах, жердях, подпорках, столь необходимых для виноградников", упоминаемых в тексте 1107 года. Лес оставался местом выпаса скота, особенно свиней во время сбора желудей. Специальное постановление предписывало порядок выпаса: сначала — свиньи монастыря, затем — короля, потом — сеньоров, потом — коммун, и напоследок выпускаются свиньи, принадлежащие... университетам.

В лесу водились дикие животные, без мяса которых не могли прожить дворяне: охота была не только спортом и удовольствием, но и необходимостью. Монахи тоже иногда охотились, хотя "это занятие едва ли приличествовало их званию и положению". Отнюдь не бесспорное мнение.

В лесу много и других полезных "ресурсов": плоды букового дерева, орехи, из которых делали масло, мох и сухие листья, служившие подстилкой для скота, дикий хмель, грибы, ягоды — брусника и черника, "плоды диких фруктовых деревьев — яблоки, груши, рябина-ария, терновые ягоды, — и сами эти деревья, которые использовались для прививки в садах" (М. Блок). Неудивительно, что сеньоры, миряне и церковники пеклись об охране лесов от грабительских вырубок, от расхищения деревьев, от частого выпаса скота или тайного сбора желудей.

Лес следовало использовать рационально. Образцом в этом отношении могут служить правила картезианцев. У них предусмотрено все: оборот вырубок леса каждые 60 лет во избежание чрезмерного истребления леса, использование дерева для монастырских срубов, потому что в ложбине "дерево нисколько не искривлено порывами ветра", "для мачт королевского флота", для производства угля...

Очень часто монахи прекращали корчевание леса и охраняли его. В связи с систематическими посадками елей и бука бенедиктинцы Аква Белла смогли назвать свой монастырь Валломброза (буквально "Долина лесной поросли"). Самый старинный свод правил использования лесных угодий принадлежит монастырю Мармутье, он датируется примерно 1144 годом.

Удобрения

Дефицит кормов ограничивал возможность содержать в хлеву большое количество животных всю зиму, вследствие чего и удобрение земли навозом было недостаточным. Поэтому каждый третий год землю оставляли под паром или же сеяли попеременно на выгоревших участках. Трехлетний севооборот ввели, несомненно, цистерцианцы.

Практиковалось использование мергеля. Премонстранты специализировались на добыче торфа, используя так называемый фламандский заступ, скорее всего, выгнутый. Монахи были инициаторами устройства прудов, на дне которых скапливался ил. Периодически эти пруды осушали и на их месте засевали уже подготовленную землю. Эти же пруды в определенные периоды служили живорыбными садками.

Агрономия

На фоне тех больших усилий, прилагаемых монахами в течение веков для развития сельского хозяйства, вовсе не кажется удивительным, что они же, более чем кто-либо другой, стремились усвоить уроки античности (их интерес к Варрону и Колюмелю никогда не иссякал), накопить собственный опыт и передать его потомкам. Первыми, почти уже серьезными трудами по искусству агрономии мы обязаны Сугерию, Альберту Великому, Бургундию Пизанскому, Вальтеру де Генли, Пьеру де Кресену, автору XIII века, который создал "Opus ruralium commodorum" ("Труд о пользе земледелия"), более полагаясь на опыт, чем на авторитет древних. Характерно, что П. де Кресен написал свою книгу по поручению отцов-доминиканцев Болоньи, а с просьбой отредактировать произведение обратился к главе этого ордена, городского по преимуществу. Объяснение сего парадокса можно найти в труде Никола Бонфу, королевского камердинера, который в XII веке собирался выращивать "коренья" и заставить французов полюбить их. Он посвятил свое сочинение капуцинам, другому городскому ордену, "потому что они с гораздо большим интересом занимаются разведением садов, чем какой-либо другой монашеский орден", и тем более миряне (за исключением англичан, да и то лишь в XVIII веке).

Сады и огороды

В экономике монастырей сады и огороды играли главную роль, уже хотя бы в силу того, что монахи потребляли большое количество овощей и фруктов сообразно своему режиму питания. Сады и огороды препоручались заботам монаха, назначаемого специально для этих целей: gardinarius или hortolanus. Садоводством и огородничеством занимались также престарелые монахи и конверзы, выздоравливающие больные, а иногда наемные работники или арендаторы.

В одном описании Клерво, относящемся к XIII веку, изображается сад, разделенный на равные квадраты маленькими ручейками, служившими одновременно оросительными каналами и садками для разведения рыбы. В аббатстве Сен-Галль каждый квадрат был снабжен дощечкой с названием выращиваемого здесь растения.

Монастырская больница выходила в сад. Больные могли там прогуливаться, наслаждаясь свежим воздухом и зеленью: "Ex acre et verditate". Также и монастырская гостиница выходила в другой сад, посаженный для утехи гостей.

Сами монахи очень любили тихую прелесть садов. Монах из Рейхенау Валафрид Страбон (IX век) посвятил своему садику прекрасное стихотворение: "Hortus deliciarium" — "Сад наслаждений"; Аббатиса Геррада де Ландсберг (XII век) называла привязанность к своему садику грешком отшельников и еремитов.

Очень ухожены были сады картезианского монастыря Дижона. Хроника сообщает, что в конце XIV века там расчистили землю от всякого мусора и выровняли ее, привезли туда перегной и "сдобрили им почву вдоль аббатского пруда".

Какие овощи выращивали монахи? Бобы, которые вместе с горохом, нутом, викой и чечевицей составляли основу питания вплоть до конца XVIII века (чечевицу св. Иероним запрещал монахам, как "возбуждающую пищу"). Затем капуста, салат, лук, такие корнеплоды, как "репа, морковь (она вошла в обиход гораздо позже, так как долгое время считалась только лекарственным растением), сахарный поручейник или сахарник* [Растение семейства зонтичных. (Прим. ред.)]". Был известен щавель, но шпинат пока еще не разводили. Неимущие питались листьями свеклы, и эта ботва в процессе длительной селекции вызвала появление на свет собственно свеклы. Вероятнее всего, что монахи до ее появления тоже питались ее листьями. Можно было также встретить разновидность колокольчика, листья и корень которого ели в виде салата.

В Австрии в Доберане в 1273 году монахи построили экспериментальную теплицу, чтобы заниматься селекцией растений. В Париже между Обсерваторией, Валь-де-Грас и Люксембургским садом более чем на 27 гектарах тянулись питомники картезианцев, которые, как мы помним, вовсе не являлись агрономами по призванию. В этих питомниках монахи выращивали 88 сортов груш. Продуктивность картезианских питомников была такова, что в XII—XIII веках монахи продавали более тысячи саженцев в год. В эпоху Революции* [То есть в конце XVIII века. Речь идет о французской революции 1789 года.] 18 тысяч плодовых деревьев из этих питомников будут отправлены в домен Со. В Турени аббатство Бургей владело плантациями маслин, апельсинов и гранатов, а картезианцы Лиона разводили миндальные деревья.

Монастыри всегда уделяли самое большое внимание выращиванию душистых и лекарственных трав, которые легли в основу средневековой кухни и фармакопеи: мята, розмарин, рута, шалфей, анис, укроп, мята болотная, пижма, любисток и даже цикута! Короче говоря, "на всяк недуг" росла "своя травка". Сельские рецептурные книги, некоторые из них восходят к XIII веку, постоянно обогащались. Известно, что монахи обменивались друг с другом семенами и черенками лекарственных растений. Это же касалось фруктов и овощей. Сорт яблок "пепельный ранет" перешел из Моримона в Кан, а оттуда распространился но многочисленным монастырям этого большого аббатства. Борсдорфские яблоки из Германии попали даже во Францию. В саду Леймерица, Богемия, акклиматизировались баварские фрукты и овощи из Вальдсассена. В Тюрингии цистерцианцы занимались производством яблочного сидра, и то же самое было специализацией этого ордена в Англии. "В Норвегии, в самом большом аббатстве этой страны, в Лисе (основанном в 1146 году английским цистерцианским аббатством Фоунтен) имелись... великолепные плодовые деревья... и аббатство снабжало фруктами и всевозможными сельскохозяйственными продуктами город Берген... Торговые отношения простирались до самой Англии", куда аббатство посылало свои излишки (дом Луи Ж. Леке).

И это еще не все... Усердные бенедиктинцы обеспечивали распространение ореховых деревьев (в них ценились и древесина, и масло) как в Муассаке, так и в Эйнзидельне. Они ввели в обиход оливковые деревья, шелковицу и шелковичных червей в Падуе и Южной Европе. В Пебраке, Овернь, они привили плодовые деревья из Виваруа. Монахи из Сент-Круа-де-ла-Бретоннери прививали сорта, привезенные из Вандома. А монахи Сен-Жермен-де-Пре привезли из Реймса 300 сливовых деревьев для своих садов в Кашане близ Парижа. Мальтийский орден доставил на Мальту землю из Сицилии, чтобы выращивать на ней апельсиновые деревья. И так далее*. [Хотя эти данные выходят за пределы эпохи Средневековья, но мы тем не менее приведем их, чтобы показать, чем еще обязана монахам Европа: разведение картофеля кармелитами в Испании и картезианцами в Бельгии (аббатство Эйнзидельн вскоре стало центром по выращиванию картофеля); разведение вирджинской клубники, арахиса, фасоли, кофе (в Бразилии в 1774 году бельгийским монахом по имени Мольке; в Венесуэле в 1784 году — отцом Жозе Антонио Могедано); открытие в 1602 году сорта мандаринов клементина; новые цветы — бегония (1690), камелия (XVIII век), женьшень (1718). (Прим. авт.)]

Вплоть до конца Старого Режима монахи оставались самыми неутомимыми энтузиастами сельского хозяйства и садоводства. "Самые прекрасные сады и огороды были у аббатств" (Дом Шмиц).

Скотоводство

Каким бы большим и значительным во многих отношениях ни был вклад монахов в развитие средневекового земледелия в сфере производства, производительности, показательности, их главным занятием среди тех, которые обеспечивали им необходимое пропитание, являлось разведение скота. В этом деле требовалось меньше затрат и меньше рабочих рук. Более того, огромные пустынные ланды, которыми владели монастыри в Йоркшире, в Шотландии, Эстремадюре, Шаранте, Шампани, годились именно для скотоводства, а не для земледелия. Монахи, прежде всего цистерцианцы, занимались разведением скота в самых различных целях. Ради получения мяса там, где оно разрешалось; ради молока, шерсти, шкур, удобрений; ради того, чтобы обеспечить себе источник доходов.

Стада порой достигали внушительных размеров: в Англии клюнийские аббатства владели поголовьем скота, в среднем достигавшим 200 быков и 100 коров. Подобные цифры тем более впечатляют, потому что в Средние века "упоминания о стадах, даже о весьма небольших, редки".

Р. Латуш пишет: "Скотоводство играло в сельском хозяйстве второстепенную роль". Тем более солидным представляется поголовье скота в монастырях. Приведем примеры. В рядовом Кальвадосском командорстве тамплиеры владели 14 коровами, тремя телками, одним бычком, восемью телятами, двумя взрослыми быками, тремя козами, 98 свиньями, одной свиноматкой, кормящей восемь поросят, одним боровом старше годовалого возраста; и поскольку тамплиеры были воинами, то у них имелись еще один конь командора, восемь кобыл со сбруей, восемь маленьких жеребят и шесть годовалых. В одном картезианском тексте 1135 года записано, что монастырю запрещается иметь более 1200 коз и овец — "сорок тридесятков", 32 коровы, 20 телят, шесть мулов, 12 сторожевых собак, "которые отгоняли бы своим лаем воров". Известно, что орден картезианцев жил в основном скотоводством, и подобное стадо, принадлежавшее самое большее 30 монахам, не кажется маленьким.

В XII веке аббатство Камброн едва могло прокормить себя. А век спустя оно уже владело фермой со 169 коровами и быками, 426 телятами, 636 свиньями и более 400 овцами и баранами.

В Сардени экономический подъем цистерцианского ордена был обеспечен пожертвованием в 10 тысяч овец, 1000 коз, двух свиней, 500 кобыл и 100 лошадей...

В 1153 году только что основанное аббатство Клерво посылает своих братьев-конверзов приобрести отборный скот. Те доставили через Альпы десять особей. Можно представить себе, каким было это путешествие! А через сто лет у аббатства насчитывалось уже 900 голов скота.

Коневодство — специализация цистерцианских аббатств Жерво в Англии и Оттерберг в Германии. Но самые знаменитые кони принадлежали бенедиктинцам Эйнзидельна: мышиная масть этих коней породила название einsiedlerfarbe*. [Эйнзидлеровский окрас (нем.).]

Английское монашество в Средние века являлось по преимуществу поставщиком шерсти. Очень многие аббатства разводили овец, держали большие стада. Аббатство Или имело 13 тысяч овец, Крист-Черч — 14 тысяч, Винчестер — 20 тысяч. Бараны и овцы были ценны молоком и шерстью, а их мясом дорожили гораздо меньше. Производство шерсти превышало потребности монахов, и на самом деле они держали овечьи стада главным образом в коммерческих целях. В этом вопросе некоторые специалисты истории монашества склонны преувеличивать роль цистерцианцев. Но не они положили начало овцеводству даже в Англии, где их успехи в этой области бесспорны. Еще до цистерцианцев в целях торговли свои стада имели монахи Клюни, светские и церковные сеньоры. Но бесспорным фактом является то, что именно цистерцианцы были первыми, кто создал и начал совершенствовать настоящие "овчарни", точнее, фермы, предназначенные для разведения овец, кто проложил торговые пути, продавая шерсть сначала во Фландрию, а затем и в города Северной Италии. Несомненен и тот факт, что в этой области им начали подражать, как и во многом другом, а конкуренты в итоге переняли их методы. Со второй половины XII века и вплоть до XIV цистерцианцы господствовали на рынке сбыта шерсти. Их аббатства Фоунтен, Риево, Жерво ежегодно производили от 50 до 70 "мешков" (что равняется 10–13 тоннам, а некоторые авторы называют 185 "мешков"), это предполагает наличие примерно 10 тысяч овец (Д. Кноулс). Такими большими стадами владели не только английские монахи: в 1230 году аббатство Фруамон продало 7 тысяч голов. Клерво имело стадо примерно в 3 тысячи голов, Светль в Австрии — 2 тысячи на одной ферме. В аббатстве Мо с его 11 тысячами овец производили 24 тонны шерсти (1270 год). Для некоторых аббатств, прежде всего цистерцианских и особенно в Англии, продажа шерсти являлась главным в их экономической и торговой деятельности. Шерсть из аббатств, как правило, была хорошо промытой, просушенной, хорошего веса и качества (трудно определить, было ли так всегда). Монахи в своей коммерческой деятельности оставались вне конкуренции, так как не платили "экспортных пошлин". (Нельзя сказать, что такое положение позволяло им иметь много друзей среди торговцев.) Успехи монахов в деле продажи шерсти были очень значительны. Некоторые аббаты, занятые строительством, расширением и украшением своего монастыря, продавали шерсть, заключая сделки на срок. Как и следовало ожидать, их коммерческая деятельность не всегда оказывалась успешной, поскольку обязательства подчас переходили разумные границы. Упоминается один аббат, который, чтобы сдержать обещание, был вынужден купить шерсть по очень высокой цене, а затем перепродать ее с убытком.

У картезианцев человек, поставленный над пастухами, "мэтр пастухов", должен был обладать исключительными качествами. Он не мог клясться, лгать и мошенничать, а был обязан заботиться о спасении своей души, следить за хлевом и сыроваренным производством, соблюдать совершенную тишину, когда наступает время доить коров. "Из правил приличия, чтобы избежать неуместного слова", — как пишет комментатор.

Считалось выгодным делом держать свиней, которые могли питаться желудями в лесу (право панажа), а после жатвы пастись на поле. Аббатство Боббио имело 5 тысяч свиней, Сен-Жермен-де-Пре — около 8 тысяч. В 1324 году монахи Мон-Сен-Мишель купили сразу более 300 свиней. В Эльзасе с большим успехом выращивали свиней, в первую очередь бенедиктинцы.

Монахи занимались также разведением зайцев и кроликов. В так называемых "укрепленных" кроличьих садках, обнесенных стенкой, эти животные размножались вовсю: Оливье де Серр утверждает, что в садке три на четыре гектара могло появиться 200 дюжин кроликов в год. Клод Лотарингский, аббат Сен-Пьер-де-Без, устроил у себя садок, обнесенный стенами высотой в 9–10 футов, вплотную примыкавший к городским укреплениям. Жители взбунтовались, утверждая, что эти стены могут быть использованы неприятелем для нападения на их город, и набросились на гранд-приора, пытавшегося им помешать снести кроличий садок. Они кричали ему (свидетельство вольности обращения с представителем власти): "Идите отсюда, главный монах, идите служить в своем доме! Если вы не уйдете, мы вас заставим сделать это" — и угрожали "сбрить ему венчик". Стены садка были разрушены, а кролики в ужасе разбежались.

Воск и мед

В Средние века единственным или почти единственным сладким продуктом был мед. Его использовали повсюду и старательно собирали. Лесной сторож, который назывался "bigrus" (это одно из названий пчелы, о которой еще говорили "муш", а от этого слова произошло название одного из самых знаменитых бургундских вин), был обязан искать в лесу пчелиный рой. Пчел тщательно оберегали. Тот, кто незаконным путем присваивал себе рой и не возвращал его владельцу (если их владелец был известен, или сеньору, если это были дикие пчелы), приговаривался к тому, чтобы вернуть обратно целых два роя и в придачу получить двадцать ударов кнутом. Совершенно очевидно, что счастливые случайности, когда в лесу находили пчелиный рой, были вовсе недостаточны, чтобы обеспечить сладким братию, какой бы малочисленной она ни была. Так что люди довольно рано начали заниматься пчеловодством. И монахи по тем же причинам делали то же самое. Кроме того, у них имелся еще один повод для разведения этих трудолюбивых насекомых: потребность в воске. Ибо воск был редкостью и стоил, соответственно, дорого.

В XVII веке Лабрюйер писал: "Воск нужен в алтаре и в Лувре". Церковные свечи для алтаря должны были быть из ярого воска; а во время богослужения их требовалось немало. Филипп Добрый повелел отслужить в картезианском монастыре Дижона панихиду по своему убиенному отцу. Во время этой службы понадобилось четыре толстые свечи, каждая по 6 фунтов, 13 факелов, каждый по 8 фунтов, 12 свечей по 2 фунта каждая, еще шесть свечей по 2 фунта, 20 маленьких свечей по полфунта каждая. Общая стоимость свечей составила 56 турских ливров и 2 су. В данном случае речь идет, конечно, о пышной церемонии. Тем более что она происходила в Бургундии, традиционно отличавшейся грандиозностью богослужений.

Но столь же существенными были и повседневные запросы. В маленьком приорате клюнийского ордена насчитывалось семь светильников для ночи и два для дневного времени, ежедневно (in albis* [Деталью литургического облачения священника является белая туника (alba tunica), поэтому любое богослужение совершается in albis. Богослужение по особо торжественным случаям совершается in praecipuis (лат. "исключительный, особый").]) зажигалось по две свечи, а по случаю (in praecipuis) — четыре. Как для мессы, так и для утрени и вечери зажигали семь свечей. Следовало позаботиться и об освещении. В аббатстве Эйнсхем в Англии для трапезной предусматривалось по две свечи на стол настоятеля и еще на каждый другой стол в период от праздника Всех Святых до Сретения Господня. Разумеется, число свечей возрастало, если гостем обители оказывался епископ или аббат "цистерцианского или другого ордена". Свечи требовались также в спальню, скрипторий, в трапезную для гостей, для совершения повечерия.

В данном случае мы оказываемся перед фактом духовных запросов — требовалось осветить как можно ярче с помощью такого редкого товара, как свечи, места богослужений. Эти запросы имели экономические последствия, конечно же, второстепенные, но логика мышления оставалась все той же.

Глава IX Техника, социальное служение и культура

Труды и дни

В каких областях трудились монахи? Можно открыть любую монографию, посвященную самому скромному из приоратов, и даже там обнаружить перечень работ, которые совершенно далекие от того, что мы привыкли считать жизнью монашества прошлых веков. Можно увидеть, как монахи занимались добычей угля (в Шотландии аббатство Калрес в 1217 году владело 170 судами для экспорта угля), торфа (премонстранты), мрамора (мрамор из Сен-Реми в Бельгии будет использован для могилы Наполеона), свинца (в Фоунтен), сланца (в Орвале), гипса (близ Эгбель), квасцов (в Льежской провинции), серебра, золота и железа (в Вальдзассене). В Бредской долине, в Дофине, в Шампани монахи устраивали подземные штольни с деревянной крепью — это была новейшая для того времени технология — и добывали железо. В Сентонже и Они во Франции, в Честере, Бартоне, Биркенхеде в Англии, а также во многих других местах разрабатывались соляные копи. В XIV веке в Штейермарке аббатства объединялись друг с другом для использования соляных копей Магдебурга, Марлоу и Люнебурга. В 1147 году Раин в Австрии экспортирует соль.

В других местах (например, Без в Бургундии) монахи создавали настоящие промышленные центры: дубильное, кожевенное и суконное производства, маслобойни, мельницы, черепичные заводы, а также занимались торговлей. Аббатства специализировались на производстве стекла (картезианцы, цистерцианцы), витражей, эмалей, занимались ювелирным делом (Эйнзидельн), топили воск. Цистерцианцы изготовляли кирпичи больших размеров с несколькими отверстиями для облегчения обжига и последующего использования. Они известны как "кирпичи св. Бернара". Их можно обнаружить на всех цистерцианских стройках во Франции, Италии, Германии. В Безе монахи устроили множество черепичных мастерских и везли черепицу и кирпич во все монастыри и приораты своего аббатства к большому неудовольствию местного сеньора, считавшего монахов чересчур предприимчивыми: они рубят лес, причем строевой лес, используют дерево для производства повозок, изготавливают дубовую клепку, высушивая ее на огне в своих бараках, построенных здесь же в лесу. Иск сеньора был передан арбитру, избранному обеими сторонами, и тот запретил монахам производить кирпич для кого-то другого, кроме самих себя; однако он разрешил им продолжать работать в лесу, как и прежде.

В заключение упомянем еще об одном любопытном роде деятельности монахов, который, несмотря на свою логичность, все же представляется неожиданным: в Кордуане долгое время охрана маяка была доверена еремитам. По крайней мере они не бастовали.

Общественные работы

Великие нашествия практически уничтожили сеть дорог, созданную еще римлянами. Заброшенные мосты и акведуки разрушались. Каролингские капитулярии предусматривали в качестве первейших задач монашества строительство мостов, ремонт дорог и помощь бедным. И монахи активно занимались этим. Камальдолийцы — еремиты и созерцатели — прокладывали новые дороги и возводили земляные валы. В 1476 году приор Дувра был приглашен в качестве поставщика пороха для пушек и других материалов, используемых в таком случае.

Подобная деятельность, когда она не сопровождалась договорными обязательствами или соглашением с коммуной, не всегда являлась бескорыстной, ведь аббаты были заинтересованы в новых торговых путях и паломнических маршрутах. Кроме того, каждый новый мост облагался дорожной пошлиной, которая шла ризничему. Светское братство, основанное Бенезе (Benedictus) д'Эрмийоном, специализировалось на организации общественных работ. Оно было основано в 1177 году под названием "Братья-строители мостов" (Fratres Pontifices), в 1189 году его утвердил папа Климент IV, а в 1210 году оно стало орденом Сен-Жак-дю-О-Па. Этому ордену мы обязаны мостом в Авиньоне и многими другими сооружениями. Но слишком большие богатства братьев вызывали зависть, и в 1459 году орден был упразднен папой Пием II. Последняя секуляризированная организация братьев называлась "Пон-Сент-Эспри" — "Мост Святого Духа".

Покорение вод

Монахи не ограничивались корчеванием леса. В силу обстоятельств и просто по причине состояния достававшихся им земель они были вынуждены научиться использовать водные ресурсы. В Париже монахи осушали болота и таким образом обустроили те территории, где теперь находятся III и IV округа французской столицы. Это — дело рук тамплиеров, имевших свою пристань на Сене.

Цистерцианцы аббатства Дюн в западной Фландрии отвоюют земли у моря, их деятельность будет простираться от Фюрн до Хюлста в Голландии: около 17 тысяч гектаров они возвратят суше только вблизи одного этого места. Бенедиктинцы Сент-Жюстин перегородили плотиной течение реки По, а монахи аббатства Троарн — реку Див в Нормандии. Камальдолийцы устраивали искусственные озера. Другие монахи производили осушение земель, чтобы спасти остров Помпоза от воды. Повсюду монахи занимались совершенствованием водных путей. Широкие рвы, соединяющиеся с Сеной, были прорыты для того, чтобы защитить аббатство Сен-Жермен-де-Пре.

Настоятели аббатств Сен-Виктор в Париже повернули течение реки Бьевр для орошения своих садов и приведения в действие своих мельниц. Обеспечив район Тампль, воды Бельвиля питали затем приорат Сен-Жермен-де-Шан и фонтан Вербуа.

Аббатство Обазин, между Тюллем и Бривом, предприняло в XII веке большие работы по водоснабжению, подведя к себе водный поток, протекавший на удалении более чем двух километров. "Они проложили трубу, которую им пришлось подвешивать над оврагами либо прорывать для нее канал в склоне горы протяженностью более одного километра" (А. Димье).

Канализационные трубы делали из обожженной глины и прокладывали их очень продуманно. В Руйамоне, как и в Маульбронне в Вюртемберге, существовали маленькие каналы для отвода воды с клапанами и водосбросами.

Мельницы

Историки отмечали настоящее увлечение цистерцианцев различными технологиями. Как уже говорилось, к этому их побуждали требования духовной жизни — необходимость экономии физического труда. Стремясь уравновесить opus Dei (молитвенное служение) и opus manuum (ручной труд), монахи, более чем кто-либо, были заинтересованы в техническом прогрессе. Все первые железные мельницы в Германии, Дании, Англии, Южной Италии построены цистерцианцами. "Благую долю в готическое искусство наряду с Марией вкладывала порою Марфа" (Ж. Ле-Гофф).

Одним из главных нововведений средневековой экономики, несомненно, явилось распространение водяных мельниц. В конце IX века в Англии их насчитывалось более пяти с половиной тысяч. Большинство мельниц принадлежало землевладельцам, как светским, так и духовным. Все большие ордена — бенедиктинцы, гранмонтанцы, картезианцы, цистерцианцы и пр. — владели многочисленными мельницами. Аббатство Лоббес в Бельгии имело 15 мельниц, Цина в Германии — 14, Фуаньи — 14, Орваль — 19. В 1140–1143 годах тамплиеры построили элеватор и сукноваляльную машину для бенедиктинцев из Отвилле, разделив с ними затраты и прибыль. Ибо с того времени, как мельницы стали привычным явлением (что происходило не без сопротивления части мещан, особенно в Англии), владеть ими стало выгодно с финансовой точки зрения. В Германии некоторые аббатства — Рейнфельд, Доберан — скупили все водяные и ветряные мельницы региона. Ветряные мельницы только что появились: первая из них датируется примерно 1180 годом, она была построена в Нормандии для аббатства Сен-Совер-ле-Виконт.

Монастырские мастерские

Многие монастыри наладили самое настоящее производство. В Фуаньи на Эне помимо 14 мельниц имелись одна сукноваляльная машина, одна пивоварня, одна стекольная мастерская, две прядильни, три виноградных пресса. Все это приводилось в движение посредством воды, без которой немыслима жизнь в монастыре. Весьма замысловатое описание XIII века из Клерво повествует о водном потоке, заставлявшем работать мельницу, приводя в движение "тонкое решето, при помощи которого мука отделялась от отрубей". Эта вода также приводила в движение механизмы пивоваренного цеха, кожевенного производства, поочередно поднимая и опуская деревянные колотушки, унося отходы и т. д. В Фонтене в Бургундии водный поток шел вдоль здания, в Руйамоне — протекал через аббатство, а в Фоунтен — под его мастерскими. Некоторые аббатства обрабатывали шкуры и торговали ими. Другие занимались шпалерным производством, красильным делом, изготовлением бумаги.

Везде, где рос лес и была хоть какая-то рудная жила, монахи открывали кузницы с мехами и молотами. В Англии Керкстед обладал правом искать рудоносные жилы и использовать сухостой для плавильных печей. Картезианцы и цистерцианцы Орваля специализировались на производстве чугунных плит. Искусство монахов в кузнечном деле было столь высоким, что граф Шампани в 1156 году подарил кузницу Кретскому аббатству, а через год — еще одну — аббатству Клерво, в 1158-м — аббатству Иньи, аббатство Труа-Фонтен в 1171 году также получило в дар кузницу.

Все перечисленные примеры дают лишь слабое представление о деятельности монахов на протяжении веков. Полную картину можно получить, лишь рассмотрев всю совокупность документов, относящихся ко всем аббатствам, монастырям, приоратам, орденам и конгрегациям.

Скрипторий

Переписывание (scribere) рукописей до сих пор предстает в массовом сознании наиболее типичной повседневной работой монахов. Деятельность монахов, как мы уже видели, вовсе не ограничивалась именно этим родом занятий, но все же надо признать, что переписывание всегда имело для монахов большое значение, потому-то оно и стало в основном уделом монашества.

Есть много причин такого пристрастия. С точки зрения Петра Достопочтенного, переписывание является самой полезной работой, так как оно позволяет отшельнику "взращивать плоды духа и замешивать тесто для небесного хлеба души". Для других это занятие служило способом побороть праздность, победить плотские пороки и тем самым обеспечить "спасение своей души" (св. Иероним). У третьих же переписывание составляло часть их аскезы.

Во всяком случае, переписывание книг требовалось всегда, ведь книги были редкими и дорогими. Чтобы обеспечить нормальное функционирование монастыря, нужен хотя бы минимум книг. Конечно, книги можно и занять, но опять-таки для того, чтобы снять с них копию.

Все ли монахи умели писать? И все ли обладали разборчивым почерком и хорошим зрением, чтобы дни напролет просиживать за этим занятием? Маловероятно. Однако искусство письма, скорее всего, было гораздо больше распространено в среде монашества, нежели в миру. Похоже, писать умели даже монахини, ибо говорили:

Монашкой суждено ей стать,

Коль славно может петь, читать.

Автор "Четырех возрастов человека" утверждает, что если девочек не готовят в монастырь, то учить их читать и писать не стоит.

Скрипторий (scriptorium) — помещение, где монахи переписывают манускрипты, для этого места предусмотрен специальный ритуал освящения. До XIII века книги переписывались исключительно монахами. Некоторые из них работали даже "на сторону", извлекая тем самым определенную выгоду. Но с XIII века переписыванием книг начинают заниматься также миряне и клирики.

В день монах переписывал три, пять, шесть листов форматом "in quarto" (в четверть). Для переписывания Библии требовался год. За всю свою жизнь переписчик успевал завершить до 40 трудов. Упоминают одного монаха-картезианца, переписавшего 50 книг. В аббатстве Санкт-Галлен переписыванием занималось три четверти братии, то есть около 300 монахов.

В Гирсау имелось девять постоянных "келий" для переписчиков. В этой сфере очень быстро начались разделение труда и специализация: одни изготовляли пергамент, другие карандашом проводили на нем линии, третьи шлифовали кожу; затем наступал черед собственно писцов, корректоров, миниатюристов, переплетчиков. В одном тексте даже упоминается монах, который был обязан следить за правильностью пунктуации! В Эйнсхеме переплетением книг и полировкой кожи занимались новиции, и все эти работы совершались бесшумно, ибо скрипторий был одним из самых тихих мест в монастыре.

Какими орудиями труда располагал переписчик? Например, у картезианцев, кроме "кафедры для письма" и скриптория, то есть мебели, на которой монах занимался перепиской (собственно говоря, это конторка или стол, а не общая мастерская по переписке, как в других орденах), имелись pennae — гусиные и лебединые перья; мел и пемза (pumices) — шлифовальный материал; два рога (cornua) — чернильницы для красных (rubrica) и черных чернил; скальпель для разрезания кожи; бритва, чтобы скоблить шероховатости и разрезать страницы; игла (punctorium), размечать пергамент, прежде чем провести на нем линии, "выделяя киноварью", как говорится в тексте XIV века; шило (subula), протыкать дырочки в страницах, чтобы сшить их в общий том маленькими кожаными ремешками; отвес, чтобы лучше выверить вертикальные линии; дощечка с линейкой, чтобы шлифовать пергамент, пробивать в нем отверстия и линовать его; покрытые воском дощечки, служившие черновиками или записными книжками; стило (graphium), писать на воске. В других картезианских текстах XIV века упоминаются "перья разные для письма", инструменты для заточки этих перьев, пропорциональный циркуль, "камень, на котором разводят краски", "металл для полирования", стамески, кожи из Кордовы и крашеные шкуры, медные "застежки", руанские гвозди и сусальное золото... Мошке отмечает наличие "большого скриптория (т. е. конторки) с перьями различной зачинки для выведения (и исправления) прописных и строчных букв" даже в помещении самой церкви.

Пергамент делался из шкур "недоношенных телят, козлят и ягнят", то есть из шкур мертворожденных животных и иногда из шкур оленя или свиньи. За разрезанием и шлифовкой пергамента, а также за считкой и корректурой манускриптов и их переплетением был обязан следить главный певчий. Но подготовка шкур заключала в себе столько сложностей и требовала таких забот, что вскоре это дело доверили специалистам, чаще всего мирянам. Иногда уже готовую кожу покупали (например, Сен-Жермен-де-Пре приобретало ее на ярмарке Ланди). Пергамент был редкостью и стоил дорого, поэтому монахи очищали старые, уже использованные листы, подобно тому, что практиковалось еще в Древнем Риме (очищенный для повторного использования пергамент назывался палимпсестом). Монахов часто обвиняли в том, что они жертвовали античными шедеврами ради переписки богословских трудов, уже имевшихся в достаточном количестве экземпляров. Но анализ манускриптов показывает, что все то, что мы имеем из классической латинской литературы (произведения Тацита, Сенеки, Тита Ливия, Апулея и др.), дошло до нас благодаря монахам-переписчикам. Они использовали только рукописи в плохом состоянии или, точнее, те страницы, которые невозможно было разобрать. Но никогда не приносили в жертву целую книгу. А сколько рукописей было уничтожено в течение веков по причине фанатизма и нетерпимости: в одном только Клюни кальвинисты сожгли более 1800 манускриптов...

Чернила

Изначально чернила (французское название которых "enсre" происходит от позднелатинского слова "encautum", производного от "encaustum", то есть "пурпурные чернила") делались из капустного сока (succo cauli), из купороса (сульфат меди по-латыни "cupri rosa"), из чернильного орешка. Все эти ингредиенты варились на огне с гуммиарабиком и добавлением вина или пива! В келье монаха-переписчика было иногда так холодно, что ему разрешалось пойти в теплую комнату (или на кухню, если речь шла о Клюни), чтобы... растопить драгоценную смесь.

Почерк

В каждом скриптории был свой особенный почерк. В итоге какой-либо один из них делался наиболее распространенным, вытесняя остальные. Так было с минускулом: ясный, четкий, элегантный почерк развивался в аббатствах Люксей и Корби. Принятый в Клюни, он затем возродится в печатном шрифте антиква. А "ломаный почерк", то есть готический шрифт, придет из Монте-Кассино и распространится от Мон-Сен-Мишель до Германии, где переживет расцвет уже как типографский шрифт, оставаясь в употреблении вплоть до конца XIX века. Отличавшееся своим пуританизмом аббатство Сито стремилось противостоять переливам цветов, предписав (в 1125 году) монахам использовать для заглавных букв только один цвет. К счастью, это распоряжение не соблюдалось.

"Fastidium"* [Скука, тягость (лат.)]

Труд переписчиков невероятно скучен. И ничто не могло сделать его более привлекательным, хотя монахам и объясняли, что они творят богоугодное дело, ведь переписывание рукописей — самая благородная работа, не только умственный, но, прежде всего, аскетический труд, за который они получат воздаяние от Бога; что каждая написанная ими буква искупает их грех. Переписчиков пытались даже запугивать. Одно предание напоминает монахам, что существует демон, прозванный Titivilitarius или проще Titivillus, то есть Придирчивый. Каждое утро он приносит в ад полный мешок букв, которые были пропущены монахами! Но, похоже, что должного впечатления на переписчиков этот сюжет не производил, о чем предостаточно свидетельствует обилие ошибок в рукописях, пропущенных по невниманию. Отметим, что братья Общей жизни в Нидерландах специально занимались считкой рукописей.

Послушайте жалобы, которые переписчики оставляли на страницах рукописей:

"Дорогие читатели сего труда, прошу вас, не забудьте о том, кто переписал его: это был несчастный брат... он страдал от холода, а по ночам ему приходилось дописывать то, что он не успел сделать при свете дня".

Когда известно, какими скудными были средства для освещения помещения — коптящая горелка из жира и тряпки, нетрудно представить себе степень жертвенности этих переписчиков. Другой пишет следующее:

"Будьте осторожны в обращении с рукописью. Не кладите пальцы на страницы! Вы не знаете, что такое писать! Это тягчайшая повинность: она сгибает вам спину, ослабляет глаза, портит желудок и ребра... Молитесь о бедном Рауле"...

Глаза... Что же делал монах, когда у него ухудшалось зрение?

Похоже, что до XIII века* [См.: Dr. J.-P.Joly. Petite histoire des lunettes. — in: Revue des deux mondes, 1 avril 1954.] не было никакого средства против дальнозоркости, и только лишь францисканец Роджер Бекон (1220–1293), один из первых творцов экспериментального метода, изобрел не только лупу, но и конвергентные линзы, позволившие ему самому читать в старости. Вопрос об очках как таковых вряд ли возникал до начала XII века. Один автор той эпохи говорил о "бериллах" ("beryllus" — латинское название полудрагоценного камня берилла), помещенных в ковчежец, которые выполняли функцию увеличительных стекол. Вполне вероятно, что этот эффект увеличения вызвал и появление на свет очков, о чем свидетельствует немецкое слово "brille", старофранцузское "besides " и более старое "bericles", обозначавшее этот предмет. "Стекло, оправленное на манер круглых окошек", — гласит один текст XIV века. Но что же делали монахи до этого изобретения? Тем более что переписывать Евангелие, Псалтирь или молитвослов поручалось наиболее серьезным из монахов, значит, тем, кто был уже в возрасте. А если монахи в большей мере ощущали в себе строго спиритуальное, нежели интеллектуальное призвание? Возможно, они утешались тем, что говорили себе: занимаясь переписыванием, мы проявляем послушание уставу и своему аббату. А может быть, они укреплялись молитвой Господу, как тот монах эпохи Карла Великого:

"В изнурительном труде переписчика я не нахожу утешения (как видно, здесь далеко от той радости труда, которую наш век столь щедро приписывает строителям соборов и изготовителям манускриптов. — Л. М), поэтому, о, Господи, я возношу тебе эту молитву: да не помешают моему сердцу познавать сокрытое моя рука, выводящая эти буквы, и мои глаза, созерцающие форму слов; да бодрствует и печется мое сердце более о внутреннем, нежели о внешнем, и да не устанет писать моя рука!"

Как раз то, к чему в наши дни применяют выражение "обогащать труд".

Библиотека

Дом Шмиц упоминает о библиотеках, насчитывавших одну-две тысячи манускриптов; для того времени это богатейшие книжные собрания. Большинство же библиотек были гораздо более скромными: 300 книг в аббатстве Флёри, 570 — в Клюни, 300 — в Сен-Жермен-де-Пре, 700 — в Боббио, 580 — в Рейхенау. Дар Одона, будущего аббата Клюнийского, который он передал библиотеке, еще только готовясь к вступлению в орден, изумил окружающих: 100 томов сразу! В XII веке говорили: "Монастырь без книг — все равно что гарнизон без продовольствия". А два столетия спустя в пламенеющем стиле эпохи утверждали:

"Библиотека является подлинной сокровищницей монастыря. Без нее он как кухня без котла, стол без яств, река без рыбы, сад без цветов, кошелек без денег, виноградник без винограда, башня без стражи, дом без мебели".

Возникает вопрос, почему перечисление кончается именно на этом...

Книги были столь редкими и столь дорогими (а желание "позаимствовать" их тайком было столь велико), что в некоторых аббатствах, в частности в Клюни, Шаффхаузе, их приковывали цепями. В монастыре Флёри библиотекарь, armarius, в определенный день составлял список всех братьев, которые взяли себе книги в прошлом году. Таким образом, каждый из этих братьев должен был сначала вернуть полученную книгу и лишь затем мог рассчитывать на получение вновь затребованной. А если в течение года монах не прочтет эту книгу целиком, то он должен будет просить прощения на обвинительном капитуле.

Подчеркивалось также, что посещающие библиотеку монахи "не должны надвигать свой капюшон слишком низко на глаза, дабы можно было видеть, не спят ли они вместо того, чтобы читать книгу".

В монастырях не только переписывали книги. Их также покупали, тратя на это большие средства. Книги являлись сокровищем (библиотекарь иногда назывался "thesaurarius" — "сберегающий богатство"), с ними следовало обходиться бережно, "чтобы не запачкать их грязью и копотью (это из картезианского текста; напомним, что картезианец в своей одинокой келье сам разводил огонь), или пылью, или какой-нибудь другой нечистотой". Если аббатству грозила опасность, именно книги следовало спасать в первую очередь (монахи Монте-Кассино захватили с собой устав основателя своего монастыря, но забыли его тело!). В 1371 году во время пожара, бушевавшего в Гранд-Шартрез, приор дом Гильом, видя, что с бедствием не справиться, воскликнул:

"Отцы мои, Отцы мои, к книгам! к книгам!" (То есть спасайте книги!)

Разумеется, из-за малого количества книг монахи чаще всего брали их в библиотеке. И как любой другой библиотекарь во всем мире, bibliothecarius не мог не опасаться за свои сокровища (тем более что в те времена книги выдавали на долгий срок — 10–20 лет, и уже тогда читатели не всегда возвращали их обратно!). Вот как один аббат извиняется за то, что не принес книгу: "Она такая большая, что ее невозможно спрятать ни на груди, ни в суме". Аббат боялся "встречи со злыми людьми, которых могла бы привлечь красота этой рукописи", и тогда книга была бы потеряна для всего мира.

Техническое содействие

Для того чтобы наши современники составили себе представление о значении деятельности монахов в Средние века, следует описать ее современным языком. Монахи обеспечивали то, что сегодня называется техническим содействием: они давали советы крестьянам, которые трудились под защитой монастыря, они создавали образцовые фермы, они обладали техническими знаниями, капиталами для вложения, они отличались духом новаторства, они жили в самых разных по климатическим условиям местах. Ученики виноградарей проходили нечто вроде трехлетней стажировки в Кремсмюнстере в Баварии. Сугерий, аббат Сен-Дени, снабжал переселенцев-арендаторов, селившихся на землях Бос, усовершенствованным плутом, позволявшим производить более глубокую вспашку. А списки картезианского монастыря в Бресс содержат очень точные наблюдения за природой почв, способами севооборота, разведением скота, выбором арендаторов и прислуги.

В начале XII века монах Теофиль написал труд, посвященный различным ремеслам, которыми он занимался: "Diversarum artium schedula" — "Книжица о различных ремеслах". В этом сочинении содержится множество рекомендаций, основанных на его личном опыте, поэтому они уникальны в своем роде.

Монашеские общины защищали ремесленников, которых они пытались привлечь и удержать у себя, и ходатайствовали за них перед сеньорами, чтобы этим мастерам были даны привилегии.

В итоге можно сказать, что на протяжении столетий и особенно в наиболее мрачный период Средневековья монахи являлись руководителями, советниками, "экономическими воспитателями" (А. Пиренн) крестьянства и ремесленников.

Социальная защита

Общество без госпиталей, приютов, школ, гостиниц, без социальной защиты — в нашем понимании такое совершенно немыслимо. Но именно таким было бы средневековое общество, если бы не дела милосердия, творимые монахами. Действительно, именно они и никто другой, используя имевшиеся тогда средства, обеспечивали ту совокупность услуг, которые сегодня стали нам столь привычны.

Людовик Благочестивый называл монастыри "достоянием бедных" (patrimonia pauperum). Подать бедняку — услужить Богу. А расточить и промотать достояние, вверенное монастырям и, соответственно, принадлежащее Богу, значит, сделаться "убийцей бедняков" (по определению Парижского собора 537 года).

В конце XIII века аббат Сен-Мартена в Турне жертвовал на странноприимство и на бедных треть суммы, шедшей на содержание всей братии. В XII веке елемозинарий Сен-Дени раздавал примерно десятую часть доходов аббатства в виде хлеба, мяса, зерна, сельди: за 25 воскресений — 2500 хлебов. Бедные получали также обувь и одежду. Пусть все это было поношенным, но для нищих, не имевших чем прикрыть спину, все равно оказывалось удачей. В Сен-Рикье кормились 300 нищих, 150 вдов и 60 нищих причетников. В Клюни ежедневно пекли 12 пирогов по 3 фунта весом каждый; в этом аббатстве "на постоянном пансионе" находились 18 бедняков. В Гирсау за счет милостыни жили 30 нищих (в некоторых случаях милостыня составляла четверть дохода аббатства).

"Каждого приходящего в монастырь должно принимать так, как будто это сам Христос", — написано в уставе св. Бенедикта. Особенно если этот странник беден, "ибо, — продолжает Учитель, вновь демонстрируя свое удивительное знание людей, — страх, внушаемый богатыми, не есть достаточная причина для оказания им почестей". Абеляр утверждал, что не дать того, что имеется в избытке, равносильно воровству, ибо так ты делаешься виновным в смерти бедняков.

Вот почему в Клюни после капитула декан и келарь раздавали милостыню всем нищим. Им давали то, что осталось от трапезы монахов, кроме хлеба и вина, которым нищих оделяли только после вечерней трапезы. В аббатстве Фруттуария по случаю дня рождения настоятеля хлеб, вино и мясо раздавали ста нищим. В Клюни в подобных ситуациях (праздники и дни рождения) каждый нищий получал фунт солонины. В хрониках рассказывается, что в один год закололи 250 свиней, снабдив мясом 7 тысяч человек. Обычно у ворот аббатства толпилось четыре сотни нищих... Иногда бывало и полторы тысячи, именно такое количество людей получало в аббатстве Фекан по фунту хлеба. Правда, в данном случае сами монахи тоже имели право на дополнительную порцию вина и пищи, что отчасти может объяснить то рвение, с которым братия стремилась проявить щедрость в делах милосердия. Полфунта хлеба, полкружки вина и одно денье получали в аббатстве путники и паломники, отправлявшиеся в путь.

Сборники обычаев оставили нам традиционно подробное описание церемонии, сопровождавшей милостыню. Например, вот как это происходило в аббатстве Бек, славном своими традициями гостеприимства и милосердия, вошедшими в поговорку. Нищие собирались в монастырских галереях. Монахи один за другим выходили из трапезной. Последним появлялся отец-настоятель. Они вставали напротив нищих. Елемозинарий концом посоха указывал на двух-трех нищих, которые будут приходиться на одного монаха; для аббата же выбиралось шесть-семь нищих. Пение, псалмы, молитвы. Затем каждый монах омывал и вытирал ноги и руки тем нищим, которые ему указаны, и лобызал их. Каждому нищему выдавалось три денье на вино, при этом монахи целовали каждому нищему руку. Затем вся братия низко кланялась нищим и удалялась в церковь.

Во время голода, довольно часто царившего в Средневековье, деятельность монастырей достигала масштабов подлинной социальной помощи: например, они организовывали "суп попюлер" — бесплатный суп для бедняков. Почти каждый год возникала угроза нехватки продовольствия: новый урожай еще не собран, а в амбарах зерно уже на исходе. И монастыри занимались распределением зерна и готовой еды. Эта благотворительная акция получила название "майский хлеб".

Деятельность монастырей не ограничивалась только милостыней в буквальном смысле этого слова. Монахи также поддерживали общества взаимопомощи (как в аббатстве Святой Троицы в Фекане), кассы "поддержки безработных" при "мастерских милосердия", где работали люди, не имевшие иных занятий (инициатива картезианского монастыря в Дижоне), сельскохозяйственные кооперативы. Конечно, то, что давалось бедным, было порой похоже на крохи, упавшие со стола богачей, даже одежда выдавалась им поношенная. Но мир Средневековья был жесток по отношению к слабым и отверженным, поэтому забота о бедных в монастырях являлась большим шагом вперед с точки зрения осмысленной солидарности с другими людьми.

Гостиницы, богадельни, госпитали

На протяжении столетий гостиницы, больницы, приюты, госпитали оставались монополией монашества. Сюда же следует добавить аптеки и винокуренные заводы, а также лепрозории (в Сен-Бенуа-сюр-Луар, Сен-Галль, Малымерди, Жюмьеж, в Силосе Испании). Отец Кноулс насчитывает примерно тысячу госпиталей в Англии, находившихся в ведении монахов. Крестоносцы Италии в период расцвета ордена имели двести госпиталей, а крестоносцы Красной Звезды — шестьдесят.

Не следует забывать, что изначально такие ордена монахов-воинов, как тамплиеры, тевтонские рыцари, госпитальеры, посвящали себя заботе о больных. У камальдолийцев госпиталь появился в 1048 году. Пребывание в нем было бесплатным. Персонал госпиталя находился на содержании братии, и погребение умерших совершалось за счет госпиталя. Уставные каноники Сент-Антуан-ан-Вьеннуа, так называемые антонинцы, специально заботились о больных, перенесших отравление спорыньей. Их госпитали назывались "Domus eleemosynaria" — "Дома милостыни". В XV веке таких госпиталей насчитывалось около трехсот. Алексиане погребали умерших от чумы и занимались, как мы уже знаем, заботой о психических больных. Орден Сен-Лазар (св. Лазаря) посвятил себя прокаженным. Иногда прокаженные братья и сестры с помощью здоровых людей, которые заботились о них и жили вместе с ними, образовывали настоящие монашеские братства, изолированные от города или селения. В некоторых таких братствах настоятелем обязательно был прокаженный.

Богадельни

Аббатства заботились также о солдатах, ветеранах, инвалидах, получавших бенефиций под названием "хлеб облата"* [инвалид, помещенный королем на прокорм в монастырь (Прим. ред.)] или "хлеб аббата". В подобных богадельнях находили приют и престарелые супружеские пары, которые в обмен на свое состояние пожизненно получали здесь все необходимое для существования (вот истоки нашей пожизненной пенсии). Например, это содержание включало в себя ежедневный круглый хлебец, два "средних" хлеба, галлон (4 л?) сидра, пива или другого монастырского напитка, мясное блюдо три раза в неделю, в другие же дни — шесть яиц, а Великим постом — четыре селедки. Ежемесячно — дрова и ежегодно — немного денег (Ж. Докур). Другой пример пожизненной "пенсии" можно увидеть в картулярии ордена траппистов. Муж и жена кроме своего имущества ежегодно жертвовали два су, чтобы отпраздновать дни своего рождения. Они оставляли за собой право пользоваться своей обстановкой, но ежегодно должны были производить ее инвентаризацию, так как после смерти она отходила монастырю. Муж работал в кузнице, а жена — на скотном дворе. Так что в богадельнях и приютах царил дух милосердия. Аббатство было лучшим прибежищем для слабых душ, ищущих опоры, стремящихся спрятаться от ударов судьбы. Как гласила средневековая пословица, "хорошо живется под посохом аббата".

Не следует забывать и о другой форме социальной помощи, еще более драматичной: о выкупе у берберов пленных христиан, которым занимались тринитарии и мерседарии. Во время своей первой экспедиции в Алжир основатель ордена мерседариев св. Петр Ноланский выкупил там 168 пленных. С момента учреждения ордена (1223 год) и до смерти его основателя (1256 год) из плена было выкуплено примерно 4300 человек. Кроме трех традиционных обетов мерседарии давали еще четвертый обет, заключавшийся в том, что они добровольно занимали место христианина, попавшего в плен и ставшего рабом, ради спасения его души, если под действием, как тогда говорили, "магрибских унижений" этот пленник оказывался под угрозой "потери веры". Петр Ноланский сам показал пример (в 1226 году), оставшись в плену на многие месяцы. Некоторые из его спутников еще раньше пошли по этому пути.

Начиная с XII века распространяются организации госпитального типа, создаваемые светскими братствами: больницы (одна кровать на троих), приюты для паломников, нищих, одиноких стариков, лепрозории, гостиницы для паломников. Все они копировали организацию монашеских орденов, их уставы и правила. Источники финансирования подобных заведений никогда не были общественными, так как попечение о них всегда брали на себя верные христиане. Самое удивительное для современных людей заключается в том, что средневековым христианам на протяжении столетий удавалось добиваться успехов в этой деятельности. Именно верным мы обязаны, в частности, приютами в Боне и госпиталем св. Иоанна в Брюгге.

Печатное дело

В книге "Европейское приключение" я отметил роль "чужаков", "инородцев" (особенно немцев) и евреев в распространении печатного дела. В определенной степени и по своему образу жизни монахи тоже выглядели "чужаками" в общественной жизни и даже в жизни церковной. Среди первых, кто начал использовать печатный станок, были бенедиктинцы и цистерцианцы, братья Общей жизни и минориты, уставные католики св. Августина.

Благодаря своим привилегиям монахи избежали удушающего воздействия корпораций, враждебных по отношению к любым новым формам создания книг. Поэтому именно монахи очень рано начали развивать искусства ксилографии, гравюры и калькографии. Стремясь посвятить как можно больше времени молитве и меньше — переписыванию рукописей, бенедиктинцы Казамари и Монте-Кассино, картезианцы и цистерцианцы очень быстро восприняли и начали распространять новую технологию — книгопечатание: в 1464 году — в Субьяко в Италии, в 1468-м — в Вестминстере, в 1472-м — в Германии, в 1480-м — в Ласенаке во Франции; в 1486-м — в монастыре Св. Петра в Толедо и около 1490 года — в Дижоне и Сент-Альбан.

Первая книга, напечатанная братьями-картезианцами, появилась в Парме в 1477 году. Жан Гейлин де Лапид (скончался в 1496 году) был первым книгопечатником во Франции, позднее он станет монахом картезианского монастыря в Базеле. Кардинал Иоанн Торквемада в Риме покровительствовал немецкому книгопечатнику Ульриху Гану.

Школы

Капитулярий 789 года гласил: "Каждый кафедральный собор, каждое аббатство... должны иметь свою школу, где дети могли бы научиться чтению, Псалтири, счету, пению и письму". Епископальные школы находились под руководством каноника, кантора и учителя. Во главе монастырских школ стоял монах. В школе при аббатстве преподавали катехизис, пение, чтение, письмо, немного арифметики, а также латынь для тех, кто с рождения предназначался родителями для монастырской жизни. Будущие монахини учились читать, писать и петь, а некоторые из них — даже латинскому языку.

Дисциплина в школе была суровой: по образцу нравов, царивших в обществе в целом. Обычное дело — телесные наказания. Редко кто из учителей говорил вслед за Петром Дьяконом, что бить ребенка — значит причинить ему больше вреда, чем блага, или просил для детей побольше еды — десерт для лучших "младших братьев" и маленьких певчих! Мало кто просил удобную одежду для своих учеников, требовал топить школу в зимнее время и устанавливал днем часовую перемену. Нет, в действительности ребенок уже в школе проходил суровую выучку, готовившую его к столь же суровой будущей жизни.

Маршрутами паломничеств

Паломники являлись необходимым элементом средневекового пейзажа. Некоторые из них отправлялись в путь по обету, а некоторые — в наказание, наложенное за грехи Церковью. Обеты не всегда были столь чистыми и добровольными, как считают те, кто лелеет мистический образ эпохи Средневековья. В доказательство я приведу только отдельные примеры. Прежде всего — Осуществимый Обет (1454 год), который давали многие знатные бургундцы, но при этом никогда не следовали ему. Вот текст XV века:

"Ни у одного язычника нет такого обычая — давать обет, но когда язычники пируют вместе с друзьями и разгорячатся от вина, то за компанию и они могут дать обет — отправиться на поклонение в Иерусалим, Рим, Нотр-Дам-де-Лоретт или Сантьяго-де-Компостела в Галиции; но утром они вряд ли вспомнят о своем обете".

И автор этого текста лукаво добавляет:

"Я слышал, что фламандцы и прочие германцы, которые бродят по всему королевству, распевая на своем тарабарском языке, уже поднаторели в подобных начинаниях".

Но какой христианин хотя бы раз не совершал паломничество? И какой христианин не мечтает увидеть Иерусалим, Рим или аббатство Сантьяго-де-Компостела, чтобы вступить в более тесное духовное общение с самим Христом, Богородицей, святыми, чтобы получить исцеление, отпущение грехов, а заодно навестить дом или могилу признанного духовного отца? А почему бы просто из любви к путешествиям не увидеть незнакомые места, сменить на время монотонную жизнь у себя дома? Иногда пускались в путь даже из снобизма, ибо существовала мода на паломничества.

Церковь и особенно монашеские ордена были озабочены организацией паломничеств. Они вели нечто вроде туристической пропаганды, которая была способна обеспечить популярность того или иного маршрута, того или иного места поклонения, при случае создавая об этом целую поэму (в этом отношении "Песнь о Роланде" — великолепный туристический справочник). Монашеские ордена устраивали паломничества, потому что индивидуальное путешествие было в буквальном смысле невозможно. Отмечалось, что группы паломников достигали 700 и более человек. Монахи разрабатывали маршрут, остановки в пути, обеспечивали гостиничное обслуживание для торговцев и паломников, центры приема нищих, госпитали, места ночлега, создавали "инициативные группы", которые на языках паломников указывали им маршрут, горные перевалы и броды, места питьевой воды, святыни, которым следует поклониться по дороге, предупреждали о многочисленных опасностях, которых следует избегать. Монахи рассказывали предания, героические поэмы, чудесным светом озарявшие путь паломника. Естественно, говорилось и о том, что, согласно Священному Писанию, ждет грешников, которые будут осуждены в наказание, и какая награда достанется праведникам. Таким образом, монахи отвечали за "культурно-просветительские мероприятия". И это еще не все. Они публиковали путеводители, и первый из них (середина XII века) — это Liber Sancti Jacob!* [Книга св. Иакова (лат.)], к нему по желанию паломников, отправлявшихся в Сантьяго-де-Компостела, даже прилагался баскский словарик. В итоге, "применительно к этим маршрутам паломничества была составлена целая дорожная карта раннего Средневековья" (Р. Латуш). Туризм той эпохи религиозный. Религиозный и благочестивый, но не свободный от опасностей, ведь паломников подстерегали разбойники, часто им на пути попадались волки, иногда дорога была утомительной и плохо размеченной вехами. Непредвиденной могла оказаться погода в горах, паломники часто заболевали. Да и в самих паломнических группах могла собраться разношерстная публика. Некоторые примыкали к паломникам из желания украсть что-нибудь. Другие были кающимися грешниками, которых в целях исправления Церковь отправила в паломничество. Порой ожидаемого изменения нравов и поведения не происходило. Случалось, что паломники умирали от истощения, усталости, непривычки к чужим местам, от ненастья, незнакомой пищи. В аббатствах госпитальеров для них предусматривались кладбища. Но, несмотря на это, хроники сообщают, что в XIII веке первая группа паломников из Исландии достигла Иерусалима. Подобные путешествия не обходились без рыданий оставляемых супругов: "О, Боже! Слезы там льются дождем!"

Некоторые монашеские ордена специально создавались для того, чтобы принимать и защищать паломников. Таков был орден каноников Ронсево, каноников Гран-Сен-Бернар (они принимали паломников на самой высокой точке пути к долинам Ломбардии), орден Сен-Жак-д'Эпе, госпитальеры св. Иоанна в Иерусалиме (те самые, которые позднее обосновались на Кипре, затем на Родосе и на Мальте), рыцари-храмовники (тамплиеры). Другие, появившиеся ранее ордена — клюнийцы, августинцы, цистерцианцы, бернардинцы, уставные каноники Арруэз — устраивали приюты, монастыри и постоялые дворы на пути паломников, направлявшихся в Рим и в другие места. С самого начала своего существования орден премонстрантов создавал большие приюты для бедных, заботился о больных и охранял странников. Иногда гражданские власти (как в Герстале в Бельгии) поручали нескольким монахам попечение о строительстве приюта для "странников... потому что эти места опасны и ненадежны и здесь встречаются убийцы, разбойники и дурные люди".

Представим себе паломника, отправляющегося в путь. Слезы, стоны, молитвы, обеты Богу и святым — вот что исторгало в такие патетические моменты сердце того, кто покидал свой дом на месяцы, а часто и на целые годы, и... тех, кто оставался. Рене Седийо оставил нам следующее описание:

"Наиболее ревностные парижане отправляются в Галисию (то есть в Испанию, в аббатство Сантьяго-де-Компостела. — Л. М). Они идут дорогой, которая изобилует храмами, посвященными св. Иакову (и в Париже, и в других местах): получив благословение, посох и пирожок в церкви Сен-Жак-ла-Бушри (там находится старинная колокольня св. Иакова), паломники переправляются через Сену там, где проходит улица св. Иакова, и завершают день на вершине холма в приюте Сен-Жак-дю-О-Па, основанном королем Людовиком Святым возле монастыря доминиканцев, который вскоре будет называться монастырем якобинцев (Иаков — Якоб). Затем с наступлением темноты они снова двигаются в путь и с пением псалмов и молитв направляются к другим церквям св. Иакова, которые постепенно приведут их в аббатство Сантьяго-де-Компостела".

Ярмарки

Там, где богомолье, церковь или часовня освящена во имя местного святого, там часто оказывается и ярмарка или народный праздник. Дело в том, что развлечения случались редко, поэтому хорош был любой предоставляющийся случай. Из соседних селений на ярмарку приходили, чтобы продать свои продукты. Чужеземные торговцы тоже привозили свой товар. Монахи поставляли на ярмарку свои излишки — сыры, пиво, вино, мед, масло, воск. Кроме того, они получали право ввоза всех товаров на все ярмарки в обмен на обеспечение охраны и поддержание порядка. Естественно, они занимались и финансовыми операциями.

Одной из самых знаменитых считалась ярмарка в Сен-Дени, так называемая Ланди. На нее собиралось множество людей, и она была очень пестрой: там были представлены самые различные ремесла и профессии, включая те, что вызывали недовольство блюстителей нравственности. Успех Сен-Дени не мог не возбуждать ревности, так что случались инциденты. Монтене рассказывает историю Гуго, сеньора де Бомон, который, загоревшись желанием создать себе такой же источник прибыли, какой имело бенедиктинское аббатство Сен-Пьер-де-Без (дело было в 1126 году), устроил ярмарку в собственном замке, причем в тот же день, что и празднество у монахов. "Монахи, в ужасе увидев, что их ярмарка оставлена ради новых зрелищ, обратились с жалобой к епископу Лангра", который встал на их сторону, запретив сеньору де Бомон устраивать ярмарки в своих сеньориях, а также препятствовать своим подданным посещать ярмарку в Безе. Хроника уточняет, что Гуго поклялся соблюдать это правило и поручился, что и его сын будет исполнять взятое обязательство.

Банкиры и финансисты

Аббатства, особенно в раннее Средневековье, были наиболее важными финансовыми центрами. Все в них предрасполагало к подобной роли: относительно солидные капиталы, которыми они владели, авторитет и доверие, которыми они пользовались, их международное влияние и связи (вспомним о тамплиерах), надежность, святость мест, где располагались аббатства, покровительство князей (в тех случаях, когда власть аббатов была недостаточной). Аббатства широко практиковали ссуды: давали деньги в долг частным лицам, крестьянам, чтобы те могли купить скот или землю; коммунам, феодалам, королям и императорам. Примечателен тот факт, что первые Крестовые походы широко финансировались монастырями Запада, и есть все основания думать, что монахи не прогадали. Те же монастыри финансировали паломничества в дальние края, которые, конечно же, стоили немало.

Итак, "монахи, руководствуясь духом практичности, свойственным бенедиктинскому уставу, явились настоящими предтечами в области всякого рода банковских операций на протяжении первых столетий Средневековья" (П. Гросси). Аббатства служили банками, куда вкладывались деньги и где выдавались кредиты. Они давали ссуды под залог, обеспечивали пожизненную пенсию, обращали недвижимое имущество в деньги на основании различных форм залога. Частные лица имели обыкновение отдавать монастырю на хранение самые ценные вещи, наиболее важные документы (о привилегиях, о праве на собственность), а также драгоценности. И монахи хранили все это в надежных ларцах в самом сердце аббатства.

Роль монашества еще больше возрастет после того, как ослабнут связи между владельцами земельных угодий и их управляющими, деканами и арендаторами, когда эти последние, все более обособляясь, станут внимательнее следить за колебанием цен и положением на рынке. Движимые неприкрытым желанием получить прибыль, они играли на понижение и повышение, на покупке и продаже. Разумеется, в этот период далеко не вся банковская деятельность была "католической". Однако тамплиеры, которые в самом центре Парижа вели международные банковские дела (квартал Тампль напоминает нам об их присутствии), пользовались необычным правом предоставления убежища, а именно, они могли принимать и защищать налогоплательщиков, которые отказывались платить налог! Понятно, что они не пользовались расположением короля Франции.

Если бы не духовность монахов и не чистота их намерений, то банковская деятельность могла бы приобрести характер ростовщичества и наживы. Некоторые строгие папы, в частности Александр III, выказывали недовольство и произносили слова осуждения; другие же закрывали глаза. Генеральный капитул Сито, всегда наиболее реалистичный, в 1226 году одобрил банковскую деятельность аббатств.

Парадоксы монастырской экономики

Монастырская экономика в целом парадоксальна. Она строится на стремлении к бедности, и в ней прослеживается первенство расходов: это и ежедневное содержание монахов, и подаяния нищим, и нерентабельность строительства. Но при этом монастыри делались богатыми. Монахи не намеревались экономить средства, но тем не менее их экономика стала самым мощным фактором накопления в Средние века. Монастыри побуждали к созерцанию, но в результате стали специализироваться на организации, рационализации и контроле самых различных видов работ. Монастыри не платили тем, кто работает, то есть монахам, а в итоге стали патронами множества наемных работников. Монашество стремилось к уединению, но сами аббатства превратились в многочисленные центры, вокруг которых возникали селения и города. Монахи проповедовали "статичность", но не избежали необходимости пополнять свои запасы и принялись торговать излишками своей продукции, а также принимать паломников.

Эта экономика, столь ярко отметившая собой начало эпохи Средневековья, вовсе не желала быть экономикой. Она хотела прежде всего являться фактором религиозной жизни. Как по духу, управлению, повседневным проявлениям, так и по результатам. Какими бы ни были отклонения, которые обнаружатся очень скоро, монастырская экономика по своей сути останется строго церковной и духовной. Даже с марксистской точки зрения она служила "историческому прогрессу", как пишет... Вернер, профессор университета в Лейпциге (для прикрытия своей мысли поторопившийся процитировать Карла Маркса).

Ипполит Тэн писал: "Благодаря своему разумному и добровольному труду, исполняемому сознательно и ради будущего, монах производил больше, чем мирянин. Монашеский образ жизни — умеренный и заранее расписанный — приводит к тому, что монах потребляет меньше, чем мирянин. Вот почему там, где мирянин терпит неудачу, монах процветает".

Позднее такими же процветающими (и тоже против своей воли) станут пуритане. А в начале XIII века так же разбогатеют и навлекут на себя упреки вальденсов катары, исповедовавшие сходные добродетели в предшествующем веке. В этом нет ничего загадочного: монахи должны были разбогатеть неизбежно. Прежде всего, разумеется, благодаря своему труду, и мы уже назвали причины. Позднее — за счет свих способностей к управлению большими доменами и, наконец, благодаря торговле и аренде. "Библия" гласит: "Умея покупать и снова продавать, можно достичь своей цели". В итоге монахи стали такими богатыми, что "ссужали деньгами евреев". И они сделались главными торговцами на ярмарках, продолжает пылкий Гио де Провен, говоря о цистерцианцах, "мастерами посредничества и торговли".

Монашество богатело и за счет того, что при вступлении в монастырь монахи вносили свой вклад, хотя эта практика и запрещалась; за счет собственности принимавших постриг, за счет приходской службы, арендной платы, обычных платежей и отработок, полевой подати и других традиционных феодальных платежей, платы за постой и выдачу доверенности; наконец, за счет шеважа или формарьяжа, то есть уплаты за женитьбу на женщине из другого поместья или сословия, за счет пошлины на наследство, доходов от повинностей. Другой источник обогащения — завещанное имущество, которое переходило к монахам от верных, "охваченных телесной слабостию и из страха перед приближающейся смертью". Как правило, это имущество предназначалось для того, "чтобы сделать картезианца", то есть обеспечить всем необходимым одного монаха картезианского монастыря. Иногда имущество отписывалось по завещанию из соображений моды, ради прославления умершего и членов его семьи или для того, чтобы быть помянутым в монашеских молитвах (как у картезианцев поминался Людовик XI). Завещания и пожертвования делали также крестоносцы, которые, отправляясь в путь, опасались не вернуться назад и стремились молитвами монахов снискать милость Божию (как будто сама цель этих храбрецов не была угодна Богу). Так же поступали паломники во время своего путешествия или в конце его: скажем, какой-нибудь князь, искупающий грехи своих предков. В этом отношении особенной щедростью отличались герцоги Бургундии (по правде говоря, у них были на то причины).

Например, в день св. Антония герцог Бургундский Филипп Смелый ежегодно передавал госпитальерам Сент-Антуан-де-Вьенн "столько свиней, сколько было членов в герцогской семье". Интересный критерий подсчета. С чистой совестью принимая такие пожертвования, монахи подчас проявляли расчетливость. Монтене приводит по этому поводу достаточно красноречивый факт. Один сеньор, потеряв своего сына, захотел выдать замуж побочную дочь, дав ей приданое. Монахи из Сен-Пьер-де-Без посоветовали ему не делать этого, "добавив, что если он заботится о спасении своей души, то лучше отдать монастырю то, что он предназначил для своей дочери". И сеньор сделал так, как того требовали монахи. Бесстрашный хронист так комментирует это: "Побочные дети слишком многочисленны и часто воспитываются в замке вместе с законными детьми. Следовало показать более достойный пример". Событие сие имело место в 1142 году.

Разумеется, сами дети подчас искоса взирали на подобные пожертвования, совершавшиеся ради "спасительного" одеяния, чтобы предстать пред Небесами, "облачившись в монашескую неприкосновенность" (так сказать, старинная разновидность страховки). Весьма любопытный документ в этом плане содержит картулярий Молема. Речь идет об одном сеньоре, который "по необходимости" продал часть своего состояния за сумму в сто су (в начале XII века). "Но, после того как монахи купили часть его состояния, сын, дочь и зять сеньора принялись оспаривать эту сделку". Однако наш сеньор, находившийся при смерти, стараясь "миром уладить все дело", сделал другие пожертвования, весьма неуместные, как и следовало ожидать от эпохи нерациональности: в частности, отписал служанке и ее двум детям "все, чем он владел в церкви Фушер... половину десятины, получаемой благодаря монастырскому плугу" и пр. По неведомым для нас причинам кляузники "благоговейно" дали свое согласие и положили завещание на алтарь в присутствии свидетелей.

Иногда случалось так, что умирающий, отписав монастырю шесть-двенадцать аров земли, права на мельницу или фруктовый сад, не умирал. В таком случае он делался монахом "в принципе", но обязательно подчинялся всему строю монашеской жизни. Если же он увеличивал пожертвования, то мог освободиться и от этого. Так были освобождены от своих обетов (например, паломничества в Святую землю) короли и князья, обязанности которых удерживали их в стране. Совершенно очевидно, что это освобождение сопровождалось каким-либо даром. Тамплиеры, имевшие к подобным мероприятиям самое непосредственное отношение, нажили большие богатства. Кварталы Тампль в Париже и Лондоне превратились в крупные международные банки, что вызывало пересуды: "Где же у тамплиеров кончается земное богатство и начинается богатство небесное?" Вполне вероятно, что они и сами толком не знали этого.

Вообще-то, пожертвования могли быть приняты только в том случае, если даритель ясно выражал свое намерение жить и умереть христианином. Капитулярий 817 года гласит: "Каждому воздастся по заслугам, а не в зависимости от размеров пожертвования". Но подчас трудно проникнуть в тайные помыслы людей. Какова степень искренности того "ростовщика", который стремится за плату быть похороненным у августинцев? И потом, всегда велико искушение принять пожертвование, сделав тем самым монастырь еще богаче. Разумеется, такие строгие монахи, как картезианцы, отказывались связывать себя литургическими обязательствами, имеющими отношение к памяти умерших. Но в других, менее строгих монастырях пожертвования были столь многочисленны, что начинали угрожать распорядку монастырской жизни: как отказаться от дара простого каменщика, который жертвовал "блюдо рыбы для монахов (картезианского монастыря) в начале Великого поста, когда будет не хватать пайков; и на тот же период по шесть сельдей каждому монаху и по две — каждому брату-конверзу"?

В эти изворотливые и хитроумные века само пожертвование сопровождалось церемонией, которая должна была оттенить торжественность момента. Элио пишет:

"Издревле существовал обычай отмечать принятое даяние каким-либо внешним действием. Дары и вступление во владение совершались самыми различными способами. Наиболее часто это сопровождалось передачей перчатки, ножа, рукоятки ножа, посоха, пучка травы, ветки дерева, кусочка дерева... Иногда ломали или сгибали свой нож. Приносили горсть земли из того места, которое передавалось в дар, и рассыпали эту землю перед алтарем. Иногда давали пощечину или поцелуй, иногда обрезали до крови ноготь"...

Нельзя забывать и о постоянном освобождении аббатств от всяческих налогов и податей на "зерно и вино, которое они (речь идет о картезианцах Дижона) производят на своих землях и продают затем оптом". Хорошо. Но через несколько лет те же самые картезианцы получают льготы, в соответствии с другими указами освобождающие их от налогов на "50 бочек вина, которые могут быть проданы в розницу". После битвы при Азенкуре (1415 год) Иоанн Бесстрашный вообще освобождает своих любимых картезианцев "от уплаты налогов, податей, возмещений и реквизиций, а также от сборов от платы за хранение ценных бумаг, за стражу и пр. и, наконец, жалует им право свободного доступа во все города герцогства — как им самим, так и их товарам". Сплошное удовольствие для небольшой коммерции, сказали бы мы сегодня.

Еще один источник обогащения: каждый умирающий должен был заплатить экю алексианам, которые брали на себя заботы о погребении, а также приготовить четыре факела по шиллингу за штуку. В Маастрихте это вменялось в обязанность даже евреям и еретикам.

Расходы

Монастыри имели не только доходы. С течением времени увеличиваются и расходы, становясь все тяжелее, тогда как доходы неумолимо уменьшаются. К расходам, связанным с содержанием братии монастыря, зданий и вотчин, нужно прибавить милостыню, предоставление жилья для королевских, епископских и княжеских пенсионеров (praebendarii), прием гостей знатных и простых, путников и паломников, прием визитаторов, членов генерального капитула, соседних аббатов. Тяжелое бремя. Архиепископы могли прибыть в аббатство в сопровождении свиты на 50 лошадях, а епископы — на 30 лошадях. Визит в такое маленькое аббатство, как Эйнсхем, проходил в сопровождении свиты, включавшей повара, девять оруженосцев, 13 слуг, трех "грумов", одного помощника повара, двух кухонных мальчиков и одного гонца. Все они требовали и получали подарки! Некоторые гости пировали слишком долго, так что пришлось сократить продолжительность бесплатного пребывания в монастыре до одного дня; сверх установленного срока гость был обязан платить. Другие расходы: госпитализация больных, общественные работы, "участие в расходах", навязывавшихся папами и епископами, князьями и королями, руководителями орденов и монастырями, оказавшимися в бедственном положении, ежегодные пожертвования, подарки, оброки, подати, военные выкупы и пр. Английские цистерцианцы заплатили более трети выкупа за плененного короля Ричарда Львиное Сердце. В 1452 году герцог Бургундии призвал своих подданных "заставить подчиниться город Гент". Картезианцы выделили ему сумму в тысячу франков. В 1424 году бургундский герцог просил о помощи, обещая, что "отблагодарит за это". Картезианцы отказались. И счетная палата Дижона объявила о том, что "монахи будут обязаны платить те же налоги, что и другие жители Дижона, безо всяких привилегий", — то есть налог на вино, продаваемое сверх установленного количества.

Стать избранным аббатом монастыря, освобожденного от налогов, обходилось очень дорого. Нужно было добраться до Рима, чтобы папа утвердил в должности, задержаться там, выплатить свой взнос. В XIII веке выборы стоили аббатству более 4 тысяч марок. Чтобы заставить платить, Рим грозил отлучением. И монахи продолжали исправно платить, пока не ослабел страх этой угрозы по причине частого ее употребления. Например, один английский аббат в 1320 году должен был уплатить 8 тысяч флоринов, чтобы избежать наказания. Налоговое бремя непрерывно росло, тогда как по различным причинам доходы монастырей падали, приводя во многих случаях к разорению.

В XII и даже в конце XI века усердие верных христиан приобрело более одухотворенные и подвижнические формы, например самостоятельные дальние паломничества, поэтому пожертвования на них делаются более редкими. Щедрость дарителей иссякала в лице их детей, которые, обеднев, проявляли меньше желания следовать примеру родителей. Сеньоров больше притягивают города, и они отказываются жертвовать на затерянные в лесах монастыри. Эстафета переходит к новым орденам сугубо городского характера — францисканцам, кармелитам, доминиканцам... Одно аббатство в 1095–1200 годах получило 65 пожертвований, в 1201–1250-м — уже 19, в 1250–1300 годах — только шесть и в последующие века — всего два пожертвования в свою пользу. Кроме того, начиная с XIII века, пожертвования делаются в совершенно конкретных целях. Они предполагают определенные условия и по существу являются своего рода продажей, а для некоторых дарителей — средством защиты наследства от распыления, которое ему грозит со стороны соседей и алчных потомков. Снова наблюдается некоторое оживление в виде денежных даров со стороны "молодой буржуазии", адресованных картезианцам, тамплиерам, госпитальерам, цистерцианцам, но это оказалось лишь проблеском. Дух, вера, создавшие в X веке "наиболее влиятельное течение из всех, что знала экономическая история" (Ж. Дюби), к тому времени уже иссякли.

Помимо всего прочего, XIII век знаменует собой конец периода обширной распашки новых земель, использования пустошей и болот: тяжело найти конверзов, а обработка земли непосредственно монахами практикуется все меньше и меньше. Отныне плодородные земли обрабатывало само население, становившееся все более многочисленным. У монахов уже не было средств покупать землю, и им приходилось довольствоваться угодьями, прилегающими непосредственно к монастырю, и пытаться извлечь максимальную прибыль из бывших в ходу податей: из шампара, заключавшегося в поставках части сельскохозяйственной продукции; из испольщины, то есть раздела расходов и прибыли между хозяином и арендатором. Это была плохая система, ибо она порождала жестокость, тем более что сам крестьянин всегда расположен к обману, а не к уплате налога. В этих условиях цистерцианцы приобрели себе прочную и, вероятно, заслуженную репутацию жалких скупердяев.

Итак, квазимонополия аббатств, которой они пользовались долгое время, была обречена. С монахами конкурировали теперь новые центры — коммуны, приморские города-республики (прежде всего Венеция и Генуя), банки. Постоянные доходы и накопленные состояния утратили свою ценность. Отныне бенедиктинские и клюнийские аббатства вступают в нескончаемый период экономического кризиса, вынуждающего их продавать свои владения или, за неимением лучшего, закладывать свои доходы на годы вперед. Вот, например, что произошло с аббатством Сен-Пьер-де-Без в 1381 году.

"Монахи запутались тогда в огромных долгах. Их преследовали кредиторы, безжалостно заставлявшие продавать свои владения и даже угрожавшие отлучением. (Аббат тщетно пытался занять денег у какой-нибудь милосердной души)... но ни в ком не находил ни сострадания, ни милосердия: остались лишь денежные воротилы да ростовщики".

Один только мещанин из Дижона, Пийом Желинье, выказал желание прийти им на помощь, но при условии, что аббатство обеспечит его поручительство всей своей собственностью: сукновальной мельницей, трепальной машиной для переработки дубильной коры, печью, сборами податей, местами проведения ярмарок. Желинье оставил монахам лишь минимум для проживания. «В течение шести лет монахи жили малым и вновь сделались похожими на монашество первых веков христианства» (Монтене). Неизвестно, утешило ли это их самих.

Аббатства и экономический подъем

Насколько оправданно было строительство гигантских храмов и монастырей, это стремление к внушительным размерам, распыление усилий, выливавшееся в соперничество множества монастырей безо всякого учета финансовых возможностей того времени? Составлялась ли смета для какого-либо собора? Какой город или монашеский орден не изнывал под бременем этих начинаний? В самом деле, изрядное число соборов так и не было достроено до конца, по крайней мере, в соответствии с первоначальным проектом, а потребности строительства даже самой скромной церкви в деревне всегда превышали реальные средства. И потом, скажут некоторые, зачем это «размножение» учреждений, вызванное неутолимой жаждой разделения и утверждения даже в зодчестве? Все это в итоге обходилось народам Европы слишком дорого. (Не осмелишься произнести вслух то, что, во всяком случае, на душе у многих бедняков наших дней: «И для кого? Для чего?»)

На все подобные вопросы можно ответить, повторив за профессором Андре Пьеттом, что расходы монашества, на первый взгляд противоречащие законам экономики и общества, оказывали «умножающее действие» на развитие средневековой экономики, ведь неслучайно «лихорадка строительства соборов» совпала с периодом процветания в Средние века. Конечно, можно задаться еще одним вопросом: «позволяли ли технические возможности того времени развивать ремесла и торговлю везде, где возводились гигантские храмы, и благоприятствовал ли этот подъем всеобщему благополучию? Настолько же сомнительно, как и то, что условия труда в XIII веке были лучше, чем в XII».

Да будет мне позволено добавить, что, наблюдая, как расходовались деньги, находившиеся в руках дворян, командорских аббатств и даже мещан, можно только благодарить Небо за то, что эти общественные группы располагали вначале лишь частью национального дохода, а другая его часть была сосредоточена в руках людей, обладавших одновременно и духовностью, и пониманием прекрасного, и любовью к великолепию.

Наконец, следует подчеркнуть, что даже эти масштабы строительства, будто бы обнаруживающие свою антиэкономическую и антисоциальную направленность (хотя дело было не так), по крайней мере оправданы уже тем, что распространили по всей Европе соборы, церкви, монастыри, приораты, разнообразная красота которых и поныне повергает нас в изумление. Чем была бы Европа без этих свидетелей прошлого? И что мы унаследуем от тех зданий, якобы отвечающих насущным запросам человека, которые возведены за два столетия промышленной революции? Какие памятники, достойные внимания, имеющие душу, смогут завещать наши гражданские общества и наши церкви своим потомкам? Где современные Алькабаса, Тороне, Ассиза или Муассака, Риево, Эйнзидельн, Вилле-ла-Виль или Мон-Сен-Мишель, а также сотни других шедевров, столь же прекрасных и столь же волнующих, о которых так интересно рассказывает Жорж Дюби?

В этом отношении коммунистическая Польша 1945 года, следуя примеру монахов былых времен, преподала Западу великий урок живой духовности. Эта страна, разрушенная, разграбленная, умерщвленная варварами XX века более, чем какая-либо другая нация в Европе, стояла перед выбором: восстанавливать ли старую Варшаву, что было бы слишком дорого, долго и не дало бы социального эффекта, или заниматься строительством жилья и хоть немного улучшить условия существования. Она выбрала спасение души и смысла жизни. Вернувшись к истокам своего прошлого и воссоздавая заново свою красоту, Польша тем самым дала духовную пищу голодному народу.

Так же на протяжении веков поступало и монашество.

Глава X Присутствие монахов

В этой главе читатель найдет краткие сюжеты, подчас довольно красочные — например, о влиянии монашества на разговорный язык, — позволяющие лучше понять, каким образом эти люди Веры, Божьи люди, отметили своим присутствием (подчас так, что Запад и не догадывается об этом) наш маленький полуостров Азии, который именуется Европой.

Цепная реакция

Сразу же отмечу, что глубокое влияние, оказываемое монахами, не зависело от их количества. В период своего апогея францисканцы, самая многочисленная группа в истории Церкви, насчитывали около 142 тысяч членов, и это бесконечно меньше числа чиновников в любой современной стране средних размеров. В 1400 году францисканцев было всего 20 тысяч. Доминиканцы и кармелиты насчитывали в своих рядах едва 12 тысяч членов, тринитарии — 5 тысяч, мерседарии — 300 человек... Известны аббатства, где жило от 30 до 100 монахов (в IX-X века), 150 монахов (в XII веке в английском монастыре это максимальное число), 400 — в Клюни в период расцвета ордена в XII веке. Но это были исключения, они держались недолго. В действительности же в аббатствах и приоратах всегда пребывало очень мало людей — две-три дюжины. Говоря о ""большой волне", захватившей монашеский мир", дом Кноулс отмечает, что в период с 1066 по 1216 год количество монастырей в Англии выросло примерно от 60 до более 700, а число монахов, монахинь и каноников — примерно от одной тысячи до пятнадцати тысяч. Впечатляюще, однако при подсчете оказывается, что на один монастырь приходится лишь по два десятка монахов и только.

Таким образом, влияние монашества на всю Европу — это дело крайне узкого круга элиты, отчасти даже несколько "не от мира сего". Заслуживают внимания и некоторые другие черты: разнообразие, географические масштабы, а также та скорость, с которой монастыри возникали повсюду.

Разнообразие

Об этом можно получить представление, заглянув в словарик, помещенный в конце данного труда. Но и он не в состоянии обрисовать реальное, постоянное, повседневное присутствие монахов в каждом городе, на каждой большой дороге. Туссер отмечает, что во Фландрии XV века существовали бенедиктинцы, цистерцианцы, августинцы, премонстранты, картезианцы (в течение XIV века в Нидерландах основано 18 картезианских монастырей!), доминиканцы, францисканцы, кармелиты, братья Общей жизни, уставные терциарии и т. д. Этот перечень, который и так уже впечатляет, Туссер завершает "виллемитами" (гильомитами), реколлетами, викторианцами, обсервантами (францисканцами) и богардами. Можно не сомневаться, что он кого-нибудь еще забыл, ведь монахинь всегда было больше, чем монахов.

На одной только территории Франции насчитывалось около тысячи аббатств и монастырей — 412 бенедиктинских, 251 цистерцианский, 92 премонстрантских, 66 картезианских, а также более 2 тысяч обителей, из которых 418 — картезианских, 228 — кордельеров, 222 — реколлетов, 210 — минимов, 191 — кармелитов, 179 — доминиканских, 157 — августинских, 81 — тринитариев и пр. За исключением капуцинов, здесь были представлены все средневековые ордена.

Географические масштабы

В качестве примера рассмотрим орден Сито (далее у нас будет возможность описать миссионерскую деятельность нищенствующих орденов). Цистерцианские аббатства располагались по всей Европе: от Кинлосса в Шотландии и монастыря Лисе в Норвегии до Роккардии на Сицилии, от Валькены в Прибалтике до Сан-Исидоро в Андалусии и Алькобасы в Португалии. Чтобы прибыть на генеральный капитул в Сито, аббаты этих отдаленных монастырей должны были ежегодно проделывать путь в 1200–2000 километров, причем пешком. Какими дорогами они шли? Где переходили вброд реки? Через какие леса, пустоши, болота они пробирались? Ценой каких усилий и опасностей? Где они спали? Где питались? На каком языке обращались к народам, которые не говорили на их родном наречии? Трудно составить себе представление об этом.

В хрониках упоминается один кармелит, который, проповедуя в Артуа и Фландрии, собирал вокруг себя от 16 до 20 тысяч человек. Как он обходился без микрофона — загадка. Давка была такой, что монаха подвешивали в центре церкви, чтобы все собравшиеся могли расслышать его! Несомненно, подобные подвиги только укрепляли достоинства проповедника и интерес к нему...

И если вы думаете, что горячая вера и бесстрашное сердце нужны были для того, чтобы не затеряться в чащах Шотландии или Померании, а на дорогах "Прекрасной Франции" это уже не требовалось, то вы заблуждаетесь. Нужны, и очень нужны, чтобы отважиться на путешествие по меровингской Галлии после варварских набегов и даже по дорогам Франции XIII-XIV веков.

Миссионерский порыв

Вместе с нищенствующими орденами прозелитизм распростер свое влияние далеко за пределы Европы. Истинно евангельский прозелитизм, лишенный всякого духа завоевания, господства и владычества. Евангелизация "готовилась заботливо, с учетом специфики различных культур. В некоторых монастырях Испании для преподавания Талмуда и Корана к братии приглашались раввины и улемы" (А. М. Генри). Монахи уйдут в далекие земли, и многие из них не вернутся назад. В 1245 году нищенствующие ордена добрались до Грузии и Крыма. А ведь эти ордена только что были созданы. Миссионеры достигали Аральского моря, озера Байкал, Синьцзяна, Багдада, Китая — в 1298 году они обнаружили христианское королевство тангутов, которым уже было проповедано Евангелие несторианами Ассирии. Миссионеры перевели Псалтирь и Новый Завет на татарский язык. После победы, одержанной в 1258 году, монголы обрушились на Багдад, но доминиканцы продолжали свое миссионерское служение и небезуспешно, ибо сами монголы становились там епископами и митрополитами. В 1318 году папа Иоанн XXII создает церковную область Султания (на берегу Черного моря), под юрисдикцию которой, попадали также ханства в Персии, Индии и Эфиопии. В самой Султании насчитывалось 25 церквей. Были епископства в Армении, Тавриде, Индии...

Фанатизм монголов, обращенных в ислам, реакция династии Мин после 1368 года, эпидемия чумы, большие расстояния положили конец этому гигантскому начинанию, предпринимавшемуся в местах, чаще всего враждебно настроенных к монашеству и глубоко чуждых христианскому духу Запада. В XV веке уже не осталось ничего.

Скорость распространения

Примечательна широта распространения, но еще более впечатляет скорость, с которой распространялось влияние монашества. Ибо лишь только становилось известно, что в какой-либо "пустыне" поселилась горстка людей, как буквально тут же вокруг них собирался "пчелиный рой" и новые монахи начинали закладывать новый монастырь. А через два-три года от незавершенного еще "корабля" отплывала новая группа монахов.

В этом отношении ни один орден не может сравниться с Сито. Ядро цистерцианского ордена было создано в Бургундии в 1098 году. Около 1110–1111 годов множество событий едва не погубило орден: уход основателя ордена Роберта де Молема, его возвращение по просьбе растерявшейся братии, многочисленные кончины, отсутствие новых монахов... Никакого развития. Потребовался приход юного сеньора Бернара де Фонтен-ле-Дижон в 1112 году, будущего св. Бернара, с тремя десятками спутников, чтобы начался стремительный возврат монахов, возрождение и расцвет ордена, который продолжится в течение всего XII века. В 1113 году основано Ла-Фер-те-сюр-Грон, в 1114-м — Понтиньи, в следующем году— Клерво и Моримон. Это были первые четыре "дочерних" аббатства, которые впоследствии сыграют главную роль в управлении цистерцианским орденом и его развитии. Очень скоро возникает дальнейшее "роение пчел": в Италии (1120), Германии (1123), Англии (1129), Австрии (1130), в Испании и Бельгии (1132), Швейцарии (1133), Савойе (1134), Шотландии (1136), Португалии (1138), Венгрии и Ирландии (1142), Польше, Швеции и Чехии (1143), Дании (1144), Норвегии (1146), Румынии (1179), Югославии и Латвии (1208). Не говоря уже о Сирии (1157), Кипре (1169), Греции (1207), Турции (1214)...

Не следует терять из виду и тот факт, что все эти даты относятся только к появлению первого монастыря и что чаще всего вслед за ним возникали другие. Едва созданный монастырь уже порождал, в свою очередь, дочерние ответвления. Так, Омон, французский филиал Сито, основывает монастырь Уэйверли в Англии, который уже самостоятельно порождает еще 14 монастырей. Непосредственно Сито основал четыре, Клерво — семь, из числа которых Футен породил 11 монастырей, а Риево, в свою очередь, создал восемь. И так далее: только в одной Англии в 1119–1226 годах возникло 60 монастырей цистерцианцев. За один век.

В итоге этот орден, который до прихода св. Бернара насчитывал лишь 19 аббатств, в год его кончины (1153) имел уже 343. В конце XII века их было 525, в конце XIII века — около 700. Торжество духа предприимчивости, независимости и свободной инициативы.

Праздники

Христианский мир обязан клюнийцам введением праздника Всех Святых (1 ноября) и праздника Поминовения всех усопших (2 ноября: commemoratio omnium fidelium defimctorum). Следует также вспомнить о Божием мире — с вечера среды по утро понедельника в память о Страстях Господних запрещались любые военные действия.

Св. Бернар способствовал распространению поклонения Пресвятой Деве. Главным Богородичным праздником наряду с евангельскими стало Успение. До св. Бернара св. Медард (VI век) установил празднование Добродетели (Роз) в честь "самой скромной и самой мудрой" Девы. Минимам мы обязаны поклонением 13 пятницам.

С другой стороны, монахи в некоторых случаях способствовали распространению таких культов, которые не являлись церковными, но были приняты значительной частью городского населения. Так, францисканцы ввели в обычай "крестный путь", вероятно, заимствованный из Палестины, а также рождественские ясли (елка, пихта или рождественское древо еще долго рассматривались как атрибуты языческого обычая, который позднее сделался протестантским).

Всеобщим стало поклонение страданиям Пресвятой Девы Марии, но изначально оно распространилось благодаря ордену сервитов, чествовавших Богоматерь Семи Страданий.

В XII веке распространился еще один обычай: поклонение гостии после пресуществления Святых Даров, которое является главным моментом литургии.

Затем гостию носили с крестным ходом в Вербное воскресенье и поклонялись ей у креста на кладбище. Это стало предтечей торжественной процессии на праздник Тела Господня, который был введен в середине XIII века.

Король Франции Людовик XI, отличавшийся своим благочестием, предложил всем — и сеньорам, и вилланам — преклонять колена, когда в полдень колокола звонили "Анжеле".

Верование в "субботнюю привилегию", которое распространялось кармелитами с XV века, способствовало тому, что посвящение субботы прославлению Девы Марии сделалось всеобщим (в этот день женщины выполняли особые работы). Кармелиты, кроме того, ввели в обиход ношение скапулира.

Все ли подобные нововведения соответствовали духу христианства? Позволительно усомниться в этом. Говоря о четках, которые распространили доминиканцы, дом Кноулс без колебаний заявляет, что "четки — наиболее ценный пережиток среди многих других того же рода". И действительно, в любые эпохи любые общества, какой бы ни была их политическая философия, переживали искушение тем, что искали легких, даже механических средств спасения своей души, испытывая мистическое, почти магическое верование в силу ритуала, жеста, предмета и жажду чудес.

Некоторые официальные обязанности

Монахи принимали участие в похоронах кардиналов. Доминиканцы служили вечерню по усопшим, кордельеры — первую часть заутрени, августинцы — вторую, кармелиты — третью, сервиты — службы после заутрени.

Августинцы занимали должности библиотекаря, ризничего и духовника папы (1319 год). Они были "кюре Ватикана". Сервиты служили духовниками папского дома и проповедовали в папских капеллах.

Доминиканцы осуществляли цензуру всех печатных изданий, занимались продажей книг и пр. Они занимали пост "Учителя Священного Дворца".

Голоса улиц

Весьма занимательным и поучительным могло бы получиться сочинение по географии названий улиц, посвященных монашеским орденам в самых различных городах Европы. Это стало бы живым доказательством присутствия монахов. В Париже на одном только берегу Сены насчитывается шесть достопримечательностей такого рода и столько же, если не больше, на правом берегу. В Брюсселе, где революция была менее разрушительной, имеется по меньшей мере 16 таких памятников (их было более 30); 17 — в Льеже; десяток — в Милане, не считая улиц, поменявших свое название. И так далее.

Еще интереснее посмотреть, какие ордена упоминаются почти повсюду (кармелиты, августинцы, капуцины, францисканцы-реколлеты и др.), а какие — редко или никогда (например, цистерцианцы — сугубо сельский орден, или иезуиты). Но существуют улицы Картезианцев (в Бордо улица Шартрон напоминает о том, что здесь в былые времена стоял картезианский монастырь).

Также весьма любопытно проследить, какие ордена представлены в том или ином городе и даже в той или иной стране, а где они не представлены вовсе. Существует ли улица Алексиан или улица Богардов во Франции и Италии, подобно тому, как первая имеется в Брюсселе, а вторая — в Лувене? Одна парижская улица носит название улицы Бонанфан или Братьев Общей жизни, встречается ли это же название в каком-нибудь другом французском городе? В Париже была улица Брусочков, позднее переименованная в улицу Архивов; возникает тот же вопрос. В Льеже мы найдем квартал Гильоминцев, в Париже — улицу Гильомитов в IV округе, но кроме этих я не знаю иных следов, оставленных учениками Гильома де Мальваля.

Культура

"В действительности, вся церковная культура (которая во многих отношениях долгое время оставалась единственной культурой) вплоть до конца XII века находилась в сильной зависимости от монашеского влияния", — пишет дом Жан Леклерк. Он настойчиво подчеркивает, что существовала подлинная монастырская культура, отличная от схоластической культуры. Изначально это была контркультура, сугубо христианская и однородная во всех сферах искусства (миниатюра, поэзия, скульптура, архитектура, музыка), мышления (теология, духовная литература, обычаи) и богослужения. Несомненно, эта культура была менее энциклопедической по сравнению, например, с культурой гуманистов, но более самобытной, более глубокой и вдумчивой и самым непосредственным образом отвечавшей самым существенным нуждам и запросам человека.

Монахи оказывали влияние первостепенной важности не только в различных областях общеевропейской культуры, развивавшейся на латинском языке. Они играли также главную роль в "защите и прославлении" так называемых "вульгарных", "народных" языков, распространяя героические поэмы, отмечавшие собой путь паломников (легенду о четырех сыновьях Омон, созданную аббатствами Ставло-Мальмеди; цикл, посвященный Вильгельму Оранскому в Сен-Гильгем-ле-Дезер; вспомним также и кантилену Св. Евлалии, самую древнюю поэму, написанную на французском языке в IX веке в монастыре Сент-Аман). Это замечание касается не только французского языка, но практически всех языков Европы.

Калыме сообщает, что в некоторых конгрегациях, в частности в Сен-Мор, важные документы, например устав, переводились на местный язык. Это делалось по желанию братьев-конверзов, не понимавших латынь. Тот же автор упоминает и о том, что в дни постов использовался только французский язык.

Музыка

Первоначально каждая нота соответствовала букве алфавита: ля — А, си — В, до — С и т. д. (эта система сохраняется и в наши дни в Германии). Вполне возможно, что первым начал использовать эту систему нотных знаков Одон, аббат Клюни (конец X века). Изобретение нотного стана из четырех линий приписывается Гвидо д'Ареццо (XI век), уроженцу Парижа, который воспитывался в аббатстве Сен-Мор-де-Фоссе и умер в Ареццо. Гвидо еще не пользовался нотными знаками и изображал на нотном стане либо буквы, либо невмы. Для объяснения расположения интервалов он пользовался первой строкой гимна "Ut queant laxis..." ("Чтобы могли отозваться в усталой душе..."), музыкальные фразы которого всегда начинаются на тон или полтона выше, чем предыдущие. Слог первого слова — первая нота фразы, он и послужил названием этой самой ноты:

До — Ut queant laxis,

Ре — Resonate fibris,

Ми — Mira gestorum... и т. д.

Вслед за известным музыковедом Г. Риманом можно смело утверждать: "История и теория музыки большей частью своих открытий и своим развитием в эпоху Средневековья обязана ордену бенедиктинцев".

Нравственное влияние

Первые монахи, эти подчас суровые и стремительные люди, порой успешно воздействовали на трудно управляемых людей, оказывали на них решающее моральное влияние (делали их цивилизованными в прямом смысле этого слова).

Для иллюстрации расскажем всего две истории, хотя несложно было бы найти еще сотню примеров в том же роде. Король Франции Людовик VII (1137–1180), благочестивый человек, "отнюдь не малодушный", играл в шахматы, когда ему доложили о прибытии брата Жерара, картезианца, которого король очень боялся (и который, что примечательно, оставил свое драгоценное уединение...). Шахматная доска исчезла, но не так быстро, и Жерар успел увидеть ее. Монах, по сообщению хрониста, тотчас же заметил королю, что "было бы лучше подумать об исправлении своих прегрешений, а не предаваться рассеянной праздности".

Другая столь же назидательная история. Аббат Бернон выбрал для Клюни место в дремучем лесу как раз там, где любил охотиться сеньор Вильгельм де ля Фер, герцог Аквитанский. Аббат повелел ему: "Прогоните ваших собак и призовите к себе монахов. Когда вы предстанете перед Высшим Судией, вам лучше будет находиться в окружении молящихся о вас монахов, нежели лающих псов". И, похоже, герцог его послушался.

Присутствие монахов в разговорном языке

Если и есть доказательства того места, какое занимали монашеские ордена на протяжении столетий в жизни и мировосприятии Запада, то это, конечно же, множество выражений, вошедших в язык и определявших некоторые типичные черты монашеской жизни (или предполагаемые таковыми). Иногда эти выражения наполнены юмором, при случае — симпатией, но чаще всего — резкой насмешкой. Чтобы убедиться в этом, достаточно отметить, что во французском языке (как, впрочем, и в большинстве европейских) все слова, образованные от слова "монах" — "moine", имеют уничижительный смысл (moinaille или moinerie — монашеская братия, moinesse — монашка, монахиня, moineton, monette, moinillon — монашишка, moiniot, monacal — монашеский, monacaille — монахи и даже monachisme — монашество). Только слово "воробей" — "moineau" в связи с аллюзией цвета оперения, как говорится в тексте 1348 года, составляет исключение из этого правила.

Не лучше обошлись и с братьями, канониками, монахинями и монашками: "толстый, как монах" (или как каноник); у англичан — as a priest. Народная ирония проявляется в этом же образе: "gordo como un frade", и итальянцы добавляют к этому свое пояснение: "Preti, frati e polli non sono mai satoli" ("Попы, братья и цыплята никогда не бывают сыты"). Англичане говорят в том же случае: "Попы, братья и море". Есть "a los frailes" для испанца означает "есть прожорливо, жадно". И еще: "Монах, просящий хлеба, возьмет и мясо, если ему подадут". "Он проглотит котелок францисканца", — говорят про такого обжору, который готов проглотить даже малоприятное и тяжелое для желудка содержимое монастырского котелка.

Разумеется, если монах напьется, о нем скажут, что он "сизый, как францисканец" (намек на цвет одежды этого ордена).

"Ждать кого-то, как монахи — аббата" — это значит... вовсе не ждать опаздывающего на званый ужин, подобно тому, как монахи не дожидаются своего аббата, если колокол трапезной созывает их к столу. Отсюда — забавный рефрен одной монастырской песенки: "О, блаженный желудок никогда не опаздывает!"

А вот еще пословицы, в которых фигурирует аббат. "Как аббат напевает, так монах и отвечает", — она встречается во многих европейских языках. "От одного монаха аббат не пострадает". Или, согласно Литтре: "Отсутствие какой-либо персоны не мешает делаться делу". Это намек на то, что, как мы уже говорили, во время избрания аббата было необязательным присутствие абсолютно всего "электората". "Самый мудрый аббат — тот, кто был монахом": это напоминание о том, что тот, кто прежде побывал в положении подчиненного, будет руководить без лишней строгости (что справедливо отнюдь не всегда).

Затем тон становится более агрессивным: "Лучше самому пожить в своей вотчине, чем отдать ее монаху-бродяге". Тем более что известно: "Одежда не делает монаха". Аналог этой пословицы мы найдем в голландском языке: "Не все монахи, кто в черных плащах", а также в английском, польском, испанском, итальянском, португальском. И если предположить, что он действительно монах, не следует ли опасаться, что он заплатит "монетой францисканца" (то есть обманет), как сказал бы немец. Француз же скажет: "Заплатить монетой обезьяны".

Но есть и другая точка зрения. "Монастырская вышивка" означает столь кропотливую и искусную работу, которая могла быть выполнена только в тиши монастыря; а терпеливые исследования и нескончаемые труды конгрегации Сен-Мор (св. Мавра) породили красноречивое и хвалебное выражение "бенедиктинская работа" (по-итальянски — "францисканская работа", по-голландски — "монашеская работа"). Итальянское выражение "menar vita da certosino" ("вести жизнь картезианца") напоминает о целомудренной жизни учеников св. Бруно. Испанское выражение "Братья ордена Мерси малочисленны, но они творят благо" — свидетельство безграничного самопожертвования мерсидариев. "Это говорят даже босоногие братья" — босоногие кармелиты пользовались значительным авторитетом. Выражение "говорить на латинском языке с францисканцами" — косвенная похвала учености этих монахов, означающая: говорить о вещах, которые малознакомы, с людьми, которые разбираются в них гораздо лучше.

Но сколько раз весы с народными поговорками склонялись не в пользу монашества! Напомним о слове "иезуит"* [По этому поводу Литтре цитирует забавную поговорку: "Испанец без иезуита — все равно что куропатка без апельсинов", которая объясняет другой оборот речи: "Хорошо поесть куропатку и без апельсинов", то есть надо "уметь довольствоваться чем-то одним хорошим, не стремясь к излишествам". А так обычно иезуит и испанец составляют пару, как куропатка и апельсины... (Прим. авт.)], которое во всех европейских языках имеет смысл "притворщик". Или выражение "пить как тамплиер" в немецком варианте: "Кутить изрядно, как рыцарь св. Иоанна". Итальянское выражение "discrezione da frati" — "скромность монаха" — есть синоним слова "нескромность". Вспомним и кастильскую поговорку: "Брат-монах, огонь и вода быстро прокладывают себе дорогу", в которой указывается на упорство и настойчивость, иногда даже настырность братии. Или еще выражение, намекающее на алчность нищенствующих монахов: "Брат, который следует уставу, у всех берет и ничего не дает".

Решительно все вызывало насмешки, даже бедность, которая действительно соблюдалась. Выражение "ехать на муле францисканцев" означало просто "идти пешком". Святое послушание истолковывалось как безропотность или совершенное отсутствие инициативы: "Как аббат запевает, так монах и подпевает". Как обеспечить себе спокойную жизнь? Итальянская пословица гласит: "Я держусь вместе с братьями и обрабатываю свой сад" — на манер Кандида или почти так же*. ["Моя хата с краю — ничего не знаю", — скажем мы. (Прим. ред.)] Воздержан ли монах? Его упрекают в лицемерии: "На воздержанного брата смотри издали и ничего не говори ему" — то есть не доверяй ему. Терпим ли он? Его обвиняют в такой "широкой совести, как рукав францисканца". "Вручить кому-то монаха", согласно Литтре, значит "принести несчастье". Происхождение этого выражения неясно, но слово "монах" в нем есть.

Недоброй репутацией пользовались и капуцины. "Говорить как капуцин" — значит гнусавить. Верить "по-капуцински" означало ограниченную и формальную веру. Во всяком случае, цвет и форма их одеяния дали название знаменитому итальянскому капуччино...

И все же знак симпатии: "Лучше грубость монаха, чем лесть дворянина". Правда, дворянин оказался льстецом только по причине недоверия к другой социальной группе. Вспомним также: "Писать для своего монастыря", что эквивалентно выражению: "Проповедовать в интересах своей капеллы (или прихода)". Или: "Когда дождь льет над кюре, капли падают на церковного сторожа" (или еще ктитора). И наконец: "Вот странный целестинец", — согласно Литтре, говорят у чудном человеке. Выражение это происходит, если верить Ришле, от обычая, в соответствии с которым целестинцы были освобождены от определенной повинности, но при условии, что брат-целестинец будет шествовать впереди тележек с вином и с веселым видом подпрыгнет, проходя мимо дома городского главы (в данном случае в Рауне)...

Монахи, растения и животные

Если вековые насмешки часто были обидными для монахов, то вряд ли это можно сказать о тех птицах и рыбах, названия которых отражают скрытое сходство с самими монахами: в данном случае это свидетельствует только о популярности.

Во всех языках примеры бесчисленны. Скажем, французское слово "якобинец" последовательно означало птицу (садовую овсянку), разновидность утки, гриб; "монахиня" — два вида синиц; "картезианец" — породу голубовато-серого кота родом с мыса Доброй Надежды, который, вероятно, был завезен во Францию учениками св. Бруно, а также название гриба и сорт тюльпана (во французском и португальском языках). Почему? И почему тунца называют "теленком картезианца"? Даже мой ученый друг из Гранд-Шартрез не знает этого. Напротив, он напомнил мне, что существует лилия св. Бруно, которая растет именно на одном из лугов Гранд-Шартрез на высоте примерно 1400 метров. Также есть гвоздика картезианцев, dantis cartusianorum, полевой цветок розового цвета.

Слово "проповедник" (precheur) во французском языке означает жука-богомола (по причине его привычки к выслеживанию) и майского жука в диалекте Брюсселя (predikeer). В португальском и итальянском языках "доминиканец" (как и "брат") обозначает целый ряд птиц, одна из которых "кардинал"; а во французском языке "доминиканцем" называются разные растения, из семян которых изготовляют четки.

Если измерять популярность ордена количеством порожденных им выражений, несомненно, пальму первенства следует отдать капуцинам. Название этих бородатых и живописных францисканцев в разных вариантах встречается в большинстве европейских языков. Во французском языке — десятки выражений, где присутствует слово "капуцин". "Борода капуцина" — так называются гриб и салат (в польском языке тоже); капуцинами и кардиналами названы различные сорта цветов и еще каперс (в английском и голландском); различные породы птиц (в английском — порода голубя, в немецком — галка); обезьяны (по-английски); майский жук (по-немецки), разновидность кресс-салата (по-английски), кочанная капуста (по-итальянски), кокон шелковичного червя (по-итальянски), игра, часть одежды и много иных вещей.

Но самым распространенным во всех языках остается общее название — "монах" — moine, friar, monje, frate, monnik и пр. Во французском языке слово "монах" обозначает самые различные цветы (включая мак, неизвестно почему), виды рыб, насекомых, два вида тюленей, бесчисленное множество хищных птиц в Африке и более невинных птичек, из которых самый известный воробей (moineau). Испанское слово "frailecico", то есть снежный воробей, напоминает об обычном "fraile". "Монахом" называют также волчок, грелку (во французском, английском и итальянском), пузырь в слитке стали или железа (в английском и голландском) и др. Также почти во всех языках Европы типографии используют название "монах" для плохо отпечатавшегося листа, белые и черные полосы которого напоминают об одеянии кармелитов. Итальянское "frate" и "monaco", но только в Центральной и Южной Италии, обозначают девять видов насекомых, одиннадцать пород птиц, рыб и пр. То же самое можно сказать об употреблении в испанском языке "raile" и "monje"; в английском — "friar" и "monk", в португальском — "monge".

Почему?

Но от какого же монастырского обычая произошло название "суп по-якобински" для похлебки, в которую добавлены миндальные орехи, рубленое мясо куропатки, яйца и сыр? Или почему разновидность пряника именуется "картезианцем"? То же самое название имеет и овощное рагу. И почему "frati" — это сладкое блюдо? Не говоря уже о непочтительном "pet-de-nonne", то есть пончике; "монашками" называются также маленькие пряники, которые, вероятно, впервые начали выпекать в женских монастырях.

Фармакопея

Выше мы уже говорили о той важной роли, какую монахи играли в изучении лекарственных растений и составлении лекарств. Об этом могут достаточно свидетельствовать такие названия, как "порошок картезианцев" (минеральный кермес), "friar's balsam", то есть бальзам росного ладана, "hesuit's tea" — чай иезуитов, "Jesuit's drop, Jesuit's bark" — мате (парагвайский чай).

Монастырские часы

Похоже, что именно утреня (matines) поразила воображение настолько, что это слово вошло в многочисленные выражения (чего нельзя сказать, к примеру, о девятом часе, ранней заутрене или вечерне): "Он рассеян, как первый удар к утрене". "Повторить утреню" — значит "избить". "Петь величание на утрене" — делать что-то некстати. "Хороший звон к утрене — половина службы". "Конец дурного дела хуже утрени" (по поводу еще более досадных последствий дурного дела) и пр. Конечно же, не забывали и брата Иакова* [Жак — разговорное "мужик", "дурачок", "простофиля". Мы говорим: "Гром не грянет, мужик не перекрестится"; французы же рекомендуют своему брату Жаку звонить вовремя. (Прим. ред.)], которому напоминали вовремя звонить к утрене.

Фамилии

Фамилии — это еще один показатель значимости присутствия монахов в средневековом обществе. Не будем говорить о таких очевидных примерах, как Лемуан, Муане, Муано, фламандская фамилия Де Мюинк, а также Кан(н)он(н) или Левек (буквально "возносящий дары"). Менее наглядны такие фамилии, как Каппар, Капар, Капе, Каппати; в их основе лежит латинское слово "сарра" — то есть "кап" — плащ с капюшоном (отсюда же "шапка", "капеллан", "капелла" и др.).

Бара, Баре, Барро — эти фамилии содержат намек на полосатое (по-французски "raye") одеяние кармелитов. И отсюда же — Райе, Райез.

Монахи обителей (claustrum) и монастырей (monasterium) также оставили свой след в фамилиях: Мутье, Мустье, Мусти, Дюмутье, Клостр, Клострье, Клостерман; а еремиты — в фамилии Лермитт; затворники же — Леклю, Реклу, Клюизенер; монахини — Денонн.

Братья-минориты отзываются в фамилиях Фреминер, Птифрер, Реколле и даже Фриар (от английского слова "брат").

Наконец, несколько сомнительная секта бегардов или богардов породила фамилии Бего, Беген, Бега и, возможно, Лебег.

Паломничества и ономастика

Вот прозвища паломников, которые побывали в Риме: Роме, Роме, Рёмер, Ромье, ставшие именами. О принесенных ими ветках напоминают имена Пальм и Паумен.

Те, кто побывал в Сен-Жак-де-Компостель (Санть-яго-де-Компостела), прозывались Жако, Жакобит, Жакобипет, Жаке или Кокий, Кокель, Кокерий.

Паломники (Пельрен, Перегрен, Пельгри, Пельгрим), вернувшиеся из Мон-Сен-Мишель, получали прозвище Микло.

Монахи в городе

Я не собирался расписывать в этой книге, какое место занимали монахи в развитии демократических теорий Средневековья. Выше я уже говорил о решающей роли Церкви в целом и монашества в частности в выработке и применении на практике избирательных и совещательных процедур. В равной степени многим обязаны монахам соборные доктрины, утверждавшие "народные" истоки верховной власти, примат собрания народных представителей, подчинение праву и идее справедливости, задуманной как делегирование полномочий согласно общей воле. Анализ подобных теорий потребовал бы написания отдельной книги по праву и справедливости. И наконец, невозможно переоценить ту роль, которую некоторые аббаты сыграли в жизни своего века. В этом отношении наиболее яркий пример являет собой св. Бернар. Без него его время никогда бы не пережило такого нравственного и духовного обновления, как при его участии.

Наше намерение — лишь кратко охарактеризовать роль монахов среди людей, сказать об их присутствии в повседневной жизни городов и селений. Образованные, усердные, пользующиеся доверием, в общем-то, отрешенные от мира сего, уважаемые, несмотря на язвительную критику в свой адрес, обладавшие признанным духовным авторитетом монахи составляли организованную и самоотверженную группу, готовую к служению гражданскому обществу, осознающую свою роль в нем.

"Начиная с общего собрания граждан перед церковью, — пишет Менджоцци, — и вплоть до назначения должностных лиц, во всех этих проявлениях общественной и правовой активности городской общины можно обнаружить подражание церковным системам и формам".

Ставски, хороший знаток проблем, связанных с происхождением мажоритарной системы голосования, также отмечает: "В Англии... наблюдается прямое влияние Церкви и канонического права на введение мажоритарной системы". А вот мнение такого авторитетного автора, как Конопсинский: "Похоже, что только в середине XVI века под влиянием Церкви установился обычай точно подсчитывать голоса коммун в наиболее деликатных случаях... И, вне всякого сомнения, что именно под влиянием католической церкви начал развиваться принцип мажоритарности, распространившийся по всему итальянскому полуострову".

Церковь сыграла роль даже в организации некоторых коммун. Так, в частности, произошло в Марселе: освобождение этого города из-под власти феодального сеньора в самом начале XIII века состоялось благодаря братству Святого Духа, основанному в 1212 году.

В случае безрезультатности выборов или социальных противоречий (как в Милане в 1256 году) итальянские коммуны часто призывали на помощь монахов, чтобы разработать устав, председательствовать на выборах, выполнить функции арбитра. Пертиль упоминает об одном тайном голосовании, имевшем место в Пизе в 1286 году в присутствии двух братьев-доминиканцев и двух миноритов. Совершенно очевидно, что монахи и священники, сталкиваясь с проблемой выборов, которые осложнялись нерегулярностью и несоблюдением решений, принятых большинством голосов, сразу же вспоминали об обычаях церковной среды. Описывается случай спорных выборов (в Верчелли), где в первом туре голосования братьям-монахам было доверено раздавать избирательные бюллетени, дабы, по словам хрониста, "уничтожить всякое подозрение". Именно по этим причинам горожане чаще всего и призывали братьев из городских монастырей. Иногда монахам поручалось избрание властей на первой ступени или, как в Вероне, даже самих членов магистрата. В Венеции они формировали из членов городского собрания состав Большого Совета.

Вне всякого сомнения, монахи были могущественными и уважаемыми арбитрами, ибо они не являлись ни избирателями, ни избираемыми, мало участвовали, по крайней мере непосредственно, в делах коммуны, не могли оставлять завещаний или участвовать в ином наследовании. Часто они хорошо знали то, что замышляется или делается в других коммунах через посредство братьев своего ордена.

В принципе, монахам были недоступны официальные должности в органах городского самоуправления. Они не платили налогов, поэтому не могли являться судьями или чиновниками. Тем не менее специально для монахов оставлялись отдельные должности. В XIV—XV веках такие случаи имели место в Брюсселе и Антверпене (а также в Цюрихе, Лейпциге, Лувене, Цутфене и пр.), когда эшевены* [городской советник, член магистрата городской управы.] призывали клириков, чтобы поставить их во главе канцелярии суда коммуны.

"Исполнение обязанностей, свойственных мирянам, несовместимо с духовным званием. Но это звание не служило препятствием для его обладателей, — пишет по этому поводу М. Паке. — Магистрат использовал услуги как клириков, так и мирян; и от тех, и от других требовались одинаковые гарантии, и им поручались одни и те же дела".

Монахам часто доверялись особо важные поручения: хранение печати (Флоренция, 1308 год), коммунальной кассы, коммунальных архивов (Чьери), взимание дорожной пошлины. В Бретани нищенствующие монахи участвовали в заседаниях герцогского совета. В частности, кармелиты выполняли щекотливые обязанности в сфере налогообложения и финансов. Францисканцы Ванна взяли под свою опеку Счетную палату (Г. Мартен). Некоторые конгрегации, вроде Сент-Клод, получили разрешение чеканить монету. Монахи-бенедиктинцы из Сен-Пьер-ле-Без были обязаны в дни проведения ярмарок проверять у торговцев весы, гири, локти, меры для масла, вин, зерна. Это называлось правом "эгандильяжа".

И это еще не все! Гумилиаты выполняли функции сборщиков ввозных и дорожных пошлин и хранили у себя ключи от склада боеприпасов. Нищенствующие монахи служили капелланами коммунального ополчения. В некоторых городах цистерцианцы сторожили гавани и арсеналы, крепостные стены и укрепления, выполняли функции квесторов и управляющих, подсчитывали голоса на выборах. Их призывали для наведения порядка в финансах Кёльнского архиепископства. Конверзы ордена Сито привлекались к обязанностям "буллаторов", то есть они ставили печать — "буллу" (bulla, по-латыни "свинцовый шарик") на официальных документах. Правда, это ответственное дело поручалось им потому, что они не умели читать.

Имеется по меньшей мере четыре случая прямого влияния монахов на политическую практику. Прежде всего обычай пожизненного назначения эшевенов, отмечаемый Пиренном во Фландрии и Валлонии (только в XII веке выборы сделаются ежегодными).

Руффини также упоминает несколько случаев, когда в гражданских установлениях появляется понятие "saniorite", здравого смысла. В 1254 году в Барселоне зафиксирован принцип: "Vincat sententia meliorum" ("Пусть превалирует мнение лучших"), а около 1118 года — в "Leges Henrici" ("Уложении Генриха") сказано: "The majority by rank, repute and

sound judgment" — "Большинство по рангу, доброй славе и здравому суду".

Далее, "обеты", даваемые кандидатами, представляли собой обычай, известный нам из солидного труда дома Шмица. Как ни противоречила эта практика духу бенедиктинского устава, но она укоренилась в среде монашества с VIII-IX веков.

И наконец, в Венеции существовал так называемый оппонент, которому по примеру avocatus diaboli* [Адвокат дьявола (лат.)] в брачных делах и в процессах канонизации надлежало выполнять роль противной стороны, чтобы вопрос был изучен лучше.

В современном обществе

Некоторые (и не только неверующие) спросят: имеют ли смысл столь строгие правила, постоянные требования, тягостные лишения, суровая дисциплина, — все то, чем была и продолжает быть жизнь монахов? Ответ же таков: несомненно, да. В подтверждение этого я процитирую одного писателя, любителя спорта: "Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух"... Это слова апостола Павла (1 Кор. 9: 25–27).

И это не единственный случай, когда современный мир, сам не ведая того, встречает на своем пути ценности вечно живого мира монашества. Есть еще множество других примеров, и откровенно говоря, мне кажется, что наше общество частенько испытывает некую тоску по этому монастырскому миру, далекому и близкому одновременно. Не то чтобы это была ясная идея, но современное общество сталкивается с проблемами, которые заставляют его мечтать о мире и покое, о сени деревьев и тишине, об уединении и сосредоточенности: solutio, inclusio, silentium. Разве эти слова, определяющие картезианский образ жизни, не вызывают ностальгических чувств у наших современников? Послушаем, как св. Петр Дамианский обличает мирскую суету: "Чума суетливости... Жизнь их проходит тщетно". Разве он так уж далек от чаяний наших с вами современников? Или далек от наших грез Гримлекус, восхваляющий садик еремита с душистыми травами и животворящим воздухом? Не является ли подобный сад тем, что сегодня мы называем вторым домом, и разве неслучайно слово "шартрез" (буквально "жилище картезианца") в XVIII веке служило для обозначения маленького уединенного сельского домика? Тишина вдали от гула времен, позволяющая задуматься о главном, диалог с самим собой, блаженное одиночество внутри общежительной жизни... Это поиски душевной тишины. Неужели они чужды нашему обществу? Марсель Пруст говорил, что книги — это дети одиночества и молчания. Разве мы не испытываем того же? И не забываем ли мы о том, что все великое и прекрасное, сделанное человеком, сотворено им в мире души и мирной тишине мастерских, библиотек, лабораторий — или монашеских келий?

Современно и "миротворческое дело", вдохновлявшее этих безоружных добровольцев — клириков, монахов, кающихся грешников, паломников, живших в обществе страха, крови и хищничества. Они станут предвестниками сторонников "пассивного" сопротивления, тех, кто отказывается от несения военной службы по религиозным убеждениям, вроде закваски в Евангелии, "которую женщина взявши положила в три меры муки"...

Актуально и стремление быть "pauper Christ!" (бедняками Христа, нищими духом), бесконечно проявлявшееся в течение столетий: быть экономически безоружным, целиком посвятить себя духовному труду, труду художественному, ремесленному, — труду человека и в меру человека.

Всегда современна и реакция нищенствующих орденов на "общество потребления" их эпохи, когда впервые за долгое время появились огромные состояния, роскошь, дух наживы, то есть стремление к неограниченной Прибыли.

Наконец, актуально и отсутствие постоянного жилища, "нет иного крова, помимо церкви", этот сон на решетках, досках, прямо на земле, если молитва не заставит забыть про усталость...

Средние века характеризуются жизнью сообща, наличием связей человека с человеком — уз верности и вассалитета. Но присущее еремитам видение мира — это существование в одиночестве, антисоциальная жизнь во многих отношениях. Жизнь еремита или отшельника по существу антифеодальная, антиклерикальная, даже отчасти антимонашеская (Б. Блиньи). Еремит любил природу, животных. Он хотел быть независимым, самостоятельно путешествовать, быть вдали от людей и в лесу, и на море, и в пустынном скиту. Он хотел вести жизнь свободного человека в поисках уединения, молитвы и мира — жизнь в конечном счете парадоксальную, ибо это было "призванием в орден без настоятеля, делами милосердия без братии и апостольским служением без дел" (Ж. Леклерк). Так ли уж мы далеки от этой контркультуры и образа жизни, которые составляют предмет мечтаний нашей современной молодежи? Результаты опроса, проведенного Жаном-Пьером Корбо и опубликованного недавно в "Нувель Литтерер", показывают, что основные идеи молодежи таковы: возврат в деревню и отказ от городской жизни, простое и здоровое "природное" питание, ценность уединения и жизни в ограниченном кругу, новые формы человеческих отношений, поиски духовной тождественности и особенно "возможность вернуть сакральность повседневному труду". Эта бессознательная ностальгия по определенному типу монашеского образа жизни проявляется также в столь распространенном вегетарианстве, в голодовках протеста, в отказе от собственности, в ношении бороды, иногда даже в неопрятности...

В этом нет ничего необычного. Совершенно закономерно, что после грандиозных потрясений последнего века с его индустриализацией, кризисами, колонизацией, научными открытиями, войнами и революциями современный человек ищет мира. Мира в мире. Мира в душе. Мира, который искал монах в жестокой эпохе Средневековья.

Некоторые слова религиозного происхождения

Церковь играла активную роль в средневековой действительности, поэтому она и оставила бесчисленные следы своей многообразной и глубокой деятельности. Фердинан Брюно приводит список слов, происходящих из Вульгаты и богословских трудов, далеко не исчерпывающий. Я не буду приводить здесь этот список, ограничусь лишь тем, что дополню его некоторыми словами, на первый взгляд ничем не выдающими своего церковного происхождения.

Я уже упоминал и комментировал слова "выборы", "компромисс", "голос", "баллотировка", "обнародование", относившиеся к церковной избирательной процедуре.

Другое слово церковного происхождения — "пропаганда" от латинского "De propaganda Fide", названия конгрегации, созданной в 1622 году в целях распространения (или пропаганды) веры.

"Бегин": изначально это слово означало головной убор, который носили бегинки, и, похоже, родственно слову "beggen" — "просить милостыню". Французское выражение "заполучить бегин" означает "влюбиться в кого-либо".

Делать выговор в собрании капитула — по-французски "chapitrer". Само слово "капитул" произошло от обычая читать главу из устава перед началом заседания. "Иметь голос в капитуле" — обладать правом взять слово перед собравшейся братией, а значит, обладать определенным авторитетом и некой компетенцией. "Капитуляцией" называлось соглашение, заключенное на капитуле, и слово "капитулировать" означало тогда "достичь соглашения", а затем с XVI века — "сдаться в соответствии с соглашением".

"Праздничный день" (fete chomee) — день, ознаменованный прекращением всякой работы. Родственно позднелатинскому "caumare" — "отдыхать во время жары".

В IX веке слово "collation" (современное значение "легкий ужин") означало "соглашение", "обсуждение", затем — "конференция", "собрание", а также "выступление", "речь". Св. Бенедикт (Устав, XLII, 6) советует читать по вечерам "Collationes" ("Сопоставления") Кассиана или жития святых отцов. После этого чтения возник обычай немного перекусить, так и появилось это значение. Во французском языке слово возникло в 1287 году.

Слово "сверка" ("считка") — "collationnement" — в значении "сличать копию с оригиналом" происходит непосредственно от латинского "collatio", "conferre", то есть "сравнивать", "сообщать". В 1361 году это слово появилось у Орема.

"Congru" — буквально "то, что подходит в точности". Однако с тех пор, как это слово начало означать пенсию, которую владелец бенефиция назначал приходскому кюре, во французском языке оно приобрело более узкий смысл ("скудный"), который присутствует в выражении "скудная доля".

Слово "донос" долгое время употреблялось обвинительным капитулом в значении "доклад", "сообщение". Только позднее это слово приобрело уничижительную окраску.

"Камай или домино черного цвета монахи носили зимой", — пишет Элио. Затем домино ("domino") стало маскарадным костюмом, позднее — игрой (связь с его цветом). Несомненно, это слово произошло от выражения: "Benedicamus Domino" ("Благословим Господа").

"Energumene" ("одержимый", "бесноватый") — слово, связанное с "энергией", "силами", означает "одержимый демоном".

"Галерея" происходит от слова "Галилея". В ордене Клюни оно означало крытую церковную паперть, вероятно, в связи с самой Галилеей, где люди толпились вокруг Иисуса, внимая ему.

"Indispensable" ("обязательный", "необходимый"). Элио рассказывает о монахах, обреченных на "постоянное соблюдение принципа обязательности предписаний Устава", которые невозможно обойти или получить освобождение от их выполнения. Вне всякого сомнения, первоначальное значение французского слова "освобождение, льгота" ("dispense") церковного происхождения.

Слово "lavabo" ("умывальник") первоначально означало полотенце, которым священник вытирал свои руки после совершения проскомидии согласно формуле: "Lavabo manus meas" — "Я умываю руки". И только в начале XIX века этот священный термин сделался обиходным.

Слово "монахиня" ("nonne") имело неожиданное значение... "кормилица" ("nourrice"). Слово мужского рода "nonnus" существовало в смысле "отец-кормилец" и "монах".

"Пребенда", "провиант" (prebende, provende) от латинского "praebenda" — "то, чем надо снабдить", "рацион". В IX веке говорили: "пребенда" хлеба, вина и рыбы на Рождество. Затем это слово стало обозначать "церковный доход, связанный с каноникатом" и впоследствии приобрело уничижительный смысл.

Слово "rabiot", "добавка", похоже, прежде означало часть пребенд отсутствующих братьев, которая выдавалась присутствующим.

Что общего между воскресной проповедью священника и... решеткой? Проповедь, prone, prosne, происходит от латинского protinum, а оно, в свою очередь, — от греческого prothura, которое означало коридор, ведущий от входа к внутренней двери, а в XII веке — решетку, отделяющую клирос от нефа, а уже затем и краткую речь, с которой кюре обращался к прихожанам, стоя как раз перед этой решеткой.

"Прострация" — слово любопытное. Изначально и вплоть до XIX века оно было синонимом "повержения ниц", "распростертого положения". "Prostration", "prosternation" — от латинского "prosternare" — "простереться", а также "быть поверженным в уныние" — отсюда медицинский термин, который появится только в XVIII веке.

Слово "Resipiscence", "покаяние", означает признание своего греха. Это очень характерно для умонастроения людей в Средние века. Этимологически слово означает "возвращение к разуму" от латинского "sapere" — "знать", "быть мудрым", ибо слова "мудрый", "ученый" и "знающий" почему-то смешиваются в сознании людей.

Интересная судьба у слова "rubrique", "рубрика". Сначала его употребляли для обозначения заглавия красного цвета ("ruber") в государственных законодательных актах и молитвенниках. Затем это — названия повторяющихся молитв, объяснения или правила богослужения. А в XIX веке на языке прессы — заголовок, в котором резюмировалось содержание статьи; наконец — регулярные материалы на определенную тему. Мы говорим: "Он ведет спортивную рубрику".

"Дополнительный" (succursale) — например, "дополнительная церковь" (от латинского "succursus", то есть "та, которая в помощь", "дополняющая") — церковь, подчиненная приходской и возмещавшая недостаточность приходской церкви. Только в XIX веке (1844 год) это слово приобрело современный смысл: "учреждение, подчиненное другому (здесь заметна связь с первоначальным смыслом) и созданное в идентичных целях".

Слово "терпимость" (латинское "tolerantia") в уставе св. Бенедикта (XL, 8) употребляется в курьезном для нас смысле, означая "милость", данную Богом и удерживающую от желания пить вино...

Хронологический указатель

IV–V века — появление монастырей в Галлии (Лерен) и Ирландии (св. Патрик).

524 — св. Бенедикт Нурсийский (480–547) основал аббатство Монте-Кассино.

674 — перенос мощей св. Бенедикта в аббатство Флёри-сюр-Луар.

782 — св. Бенедикт Аньянский начинает реформу монастырей.

X век — начинает возрождаться мир монашества, пострадавший от набегов норманнов, гуннов и сарацин.

910 — св. Бернон в Клюни.

XI–XIII века — волна еремитизма.

1050 — канонические реформы (Сен-Рюф, 1039).

1015–1075 — бенедиктинские реформы (камальдолийцы, валломброзанцы, Молем).

1084 — св. Бруно (скончался в 1101 году) основывает аббатство Гранд-Шартрез.

1098 — Сито.

1115 — Клерво: св. Бернард.

XII век — братства госпитальеров. Смешанные монастыри. Монастырские лепрозории. Рыцарские ордена.

1120 — орден премонстрантов (каноников), основанный св. Норбертом Ксантенским.

1131 — крестоносцы Португалии (каноники).

XIII век — появление нищенствующих орденов:

1209 — францисканцы.

1209 — кармелиты.

1275 — паулисты.

1276 — доминиканцы.

1218 — мерседарии (орден Мерси).

1233 — сервиты.

1256 — августинцы.

Бенедиктинские реформы:

1231 — сильвестринцы.

1259 — целестинцы.

Ордена каноников:

1211 — крестоносцы.

1221 — крестоносцы Нидерландов.

1237— крестоносцы Красной Звезды.

1305 — первая светская конгрегация: алексиане.

1307 — бенедиктинская реформа: оливетинцы.

Ок. 1373 — иеронимиты.

XV век — образование конгрегации монахов и каноников вследствие роспуска орденов.

1435 — минимы — нищенствующий орден, основанный св. Франческо де Пауло.

Указатель имен и прозвищ монахов

Устав св. Августина — принят военными орденами, тринитариями, сервитами, иезуатами, бонитами, иеронимитами, конгрегациями уставных каноников, нищенствующими орденами: братьями-проповедниками, августинцами, братьями Сен-Жан-де-Дье и другими и даже орденом уставных клириков — феотинами.

Августинцы — см.: уставные каноники, еремиты св. Августина, еремиты св. Павла, босоногие августинцы, малые августинцы, большие августинцы, августинцы-францисканцы (реколлеты).

Босоногие августинцы — августинцы, реформированные в XVI веке, так называемые Малые отцы, большие августинцы, черные капуцины. Орден основан в 1470 году св. Батистом Фоджио. Им принадлежала церковь Нотр-Дам-де-Виктуар. Августинцы-францисканцы (реколлеты) — возникли в результате реформы, проведенной в Испании в 1438 году.

Большие августинцы — обосновались в Париже в 1293 году на месте Мешков — вначале на улице Вье-Огюстен (Старых Августинцев), затем на набережной Гран-Огюстен (Больших Августинцев). См.: августинцы, малые августинцы.

Малые августинцы — августинцы Реформы Буржа (1563), называемые также августинцами Королевы Маргариты. Это название было дано гильомитам по причине их одеяния, более короткого и узкого, чем у больших августинцев.

Авелланиты — см.: Фонте Авеллана.

Авис — военный испанский орден. Находился под сильным влиянием цистерцианцев, которые назначали своего аббата.

Агон — монастырь, основанный в VI веке. Швейцарская конгрегация св. Маврикия Агонского (1124). В настоящее время является частью конгрегации уставных каноников св. Августина.

Алексиане — мирская конгрегация, основанная в начале XIV века. Опекала осужденных на смерть, заботилась о психических больных, погребала умерших от чумы. С 1459 года приняла устав св. Августина.

Орден Алькантара — испанский рыцарский орден, основанный около 1156 года. Давал обет защищать идею Непорочного Зачатия.

Алькантаринцы — братья-минориты Реформы св. Петра из Алькантары, называемые босоногими францисканцами или строгими обсервантами. См.: францисканцы.

Амвросиане — братья св. Амвросия. Монашеская конгрегация, признанная в 1375 году Григорием XI. Амвросийский ритуал.

Анахореты — см.: еремиты.

Антонинцы — сначала (в 1070 году) — община братьев-мирян, затем — каноники св. Антония. Заботились об "одержимых".

Апостолики — так называемые Сантарелли (1370) или братья и еремиты св. Варнавы. См.: служители Блаженной Марии.

Апостолики св. Иеронима — см.: иезуаты.

Арруэз — конгрегация уставных каноников (в Аррасе, ок. 1090). Обычаи, идущие от св. Бернара.

Баптистинцы — обсервантская конгрегация августинцев, вначале — босоногих, называемая Нотр-Дам-де-ла-Консолатьон (1470).

Братья Барраты — см.: кармелиты.

Бегарды — см.: добровольные бедняки, богарды (или бегарды), бегины, гумилиаты Италии.

Бегины (вторая половина XII века): I — "монашествующие", которые жили вокруг реформированных цистерцианских и премонстрантских монастырей; позднее — нищенствующих орденов. II — отчасти "иноческие" секты: тюрлюпины, адамиты, Люди ума и пр., см.: Серые (бизе).

Апостольские бедняки — назывались также нищими еремитами Фра Анжело де Чьярино (кларенинцы). Ортодоксальные фратичеллы, живущие под началом епископов.

Католические бедняки — прежние вальденсы, основанные Дюраном де Гуеска. Назывались лионскими бедняками до воссоединения с Церковью (1210). Затем сольются либо с проповедниками, либо с еремитами св. Августина.

Христианские бедняки — см.: иезуаты.

Бедняки-еремиты — спиритуалы, объединенные в конгрегацию Целестином V (1294). Упразднены в 1302 году, осуждены и отлучены в 1318 году. Под именем "фратичеллы" преследовались Инквизицией (XIV век).

Бедняки-еремиты св. Иеронима (1377), — это конгрегация св. Иеронима; они еще назывались конгрегацией блаж. Петра Пизанского или Люпьянами, или еще "Братьями Любви Иисуса Христа". Сначала придерживались устава третьего ордена св. Франциска, затем — устава св. Августина.

Добровольные бедняки (ок. 1350) священников у них не было.

Лионские бедняки — см.: католические бедняки, вальденсы.

Христианские бедняки (XII век) — основаны Джерардо Сегарелли.

Бек — центр могущественной федерации монастырей, расположенных в Нормандии и Англии. Основан Герлуином (1035) и прославлен св. Ансельмом (скончался в 1109 году).

Белоризцы — нищенствующий орден св. Августина, называемый также служителями или сервитами Пресвятой Девы, Матери Иисуса Христа, или братьями-сороками. Основан в Марселе в 1257 году. В Париже назывались белоризцами. В 1297 году слились с гильомитами. В 1618 году породили бенедиктинскую конгрегацию Сен-Ванн.

Бенедикт Аньянский — скончался в 821 году. Реформатор монашеской жизни и предтеча Клюни. Составил "Capitulare monasticum" ("Монастырский капитулярий") (817), первый пример законотворчества, предназначенный обеспечить единообразие в соблюдении уставов.

Бенедикт Нурсийский — "Отец Европы", патриарх и законодатель монахов Запада, "Учитель" (ок. 480–547). В 529 году основал Монте-Кассино. После 534 года написал устав.

Бенедиктинцы — монахи, живущие по уставу св. Бенедикта. См.: камальдолийцы, сильвестринцы, валломброзанцы, цистерцианцы, оливетинцы и пр.

Кающиеся беретинцы (ок. 1134) — названы так, поскольку должны были сами ткать свои береты, см.: богарды.

Бернардинцы — I — народное и историческое название францисканских обсервантов (1453). Первый монастырь (в Кракове) был посвящен св. Бернардену Сиенскому. II — согласно Литтре: монахи Клерво, названные так по имени св. Бернара.

Серые (бизе) — прозвище бегинов по причине пепельно-серого цвета их облачения.

Бизоки — см.: целанты.

Богарды (ок. 1170) — назывались также добряками, папелярами, беретинцами, Бони валети. Организация, похожая на терциарии, с которыми они часто были вынуждены объединяться. Некоторые примкнули к протестантам.

Бониты (ок. 1217) — орден еремитов брата Иоанна Доброго. В 1256 году присоединились к ордену августинцев.

Бонанфаны — см.: братья Общей жизни. Название улицы в Париже.

Босоногие — монахи, которые носили сандалии на босу ногу (францисканцы, августинцы, мерседарии, сервиты, тринитарии, камальдолийцы).

Босоногие францисканцы (1480), называемые также капучиаты. Противопоставлялись францисканцам ограниченного соблюдения устава, которых называли реформированными.

Братья Аве Мария — см.: сервиты.

Братья Шарите-Нотр-Дам — основаны Филиппом Красивым (1299), см.: брусочки.

Братья Святого Духа — см.: целестинцы.

Братья Свободного Духа — называемые также Boni Homines или братья ума (XIII век), или еще тюрлюпины. Пантеистическая, квиетистическая, пелагианская и народная секта. После 1430 года исчезла или растворилась в анабаптизме.

Братья Смерти — см.: паулисты.

Братья Нотр-Дам-Мон-Вер — см.: белоризцы.

Братья Страстей Иисуса Христа — см.: сервиты.

Кающиеся братья — учреждены св. Франциском Ассизским для тех лиц, которые живут без обетов в миру (1221). Источник третьего ордена (терциариев).

Кающиеся братья Иисуса Христа — см.: "мешки". Братья-сороки — прозвище белоризцев. См.: кармелиты.

Братья-строители мостов — мирское братство, занимавшееся общественными работами, основано около 1177 года Бенезе Авиньонским. В 1210 году стало орденом Сен-Жак-дю-О-Па. Упразднено в 1459 году по причине накопления слишком больших богатств. Братья-саккиты — см.: "мешки".

Братья Вовера — см.: "мешки".

Братья Общей жизни — мирское общество, распространившееся в Нидерландах и Германии, основанное Жераром Гротом из Девентера (в 1376 году). Фома Кемпийский был братом Общей жизни. Эразм и папа Адриан VI были учениками братства. Уничтожено во время Реформы.

Братья-миряне, занимавшиеся ручными ремеслами. В 1470 году приняли устав св. Августина.

Братья Святого Креста — см.: крестоносцы Бельгии.

Братья на ослах — см.: тринитарии.

Бригиттины — соблюдающие устав св. Августина и общие установления св. Бригитты Шведской (1373). Смешанный орден. Настоятельницей монахов является аббатиса. Единственный мужской орден, основанный женщиной.

Бриктинцы — еремиты Бреттино (ок. 1227), в Анконской марке. В 1256 году объединились с орденом августинцев.

Брусочки — прозваны так за маленький наплечник, похожий на брусочек (элемент геральдики). В 1633 году заменены умеренными кармелитами, также прозванными брусочками.

Бургашар — монастырь уставных каноников (1142).

Валломбрёз — см.: валломброзанцы.

Валломброзанцы — основаны около 1037 года св. Джованни Гвальберто. Бенедиктинский устав. Обычаи полуеремитские, полукиновитские. Родственны старинным обычаям камальдолийцев, Клюни и Гирсау.

Вальденсы — названы так по имени своего основателя Вальдеса (или Вальдо). Возникли около 1169 года. Назывались также лионскими бедняками. Отделились от них, так как отказывались работать ради пропитания. После 1210 года назывались католическими бедняками. В 1243 году слились с августинцами. Преследовались, как и вальденсы, укрывались в горах Северной Италии.

Валь-де-Шу — орден отшельников, основанный Одоном Бургундским. Устав св. Бенедикта. Создан по образцу Гранд-Шартрез.

Валь-дез-Эколье — канонический орден, одобренный в 1219 году. В 1625 году был вынужден примкнуть к конгрегации св. Женевьевы. Название дано потому, что в ордене состояло большое число школяров.

Варфоломиты — монашеская конгрегация армянского происхождения (1307 год). Распущена в 1650 году "из-за больших беспорядков, признанных неисправимыми".

Веревочники (кордельеры) — народное прозвище монастырских францисканцев (конвентуалов), возникшее в начале XIII века. Вначале им принадлежал монастырь Мирабо (1388) во Франции. См.: обсерванты.

Викторинцы — см.: конгрегация каноников Сен-Виктор (1110).

Виллакретьены — францисканская реформа строгого соблюдения устава, начатая около 1390 года Пьером де Виллакрезе и продолженная св. Пьером Регалато (скончался в 1456 году).

Виндесгейм — реформированная конгрегация каноников-августинцев, основанная в 1387 году с целью дополнять собой деятельность братьев Общей жизни.

Братья Виргулаты — см.: кармелиты.

Вовер — замок, расположенный в Жантийи, отданный Людовиком XI картезианцам.

Гильбертины — английский смешанный орден, основанный около 1131 года св. Гильбертом де Сампрингемом. Вдохновлялся примером Гранмона и Фонтевро. Включал в себя монахинь — единственных владелиц богатств ордена, каноников (устава св. Августина), светских братьев и сестер. Упразднен Генрихом VIII (XVI век).

Гильоминцы — см.: гильомиты.

Гильомиты — основаны (ок. 1155) св. Гильомом (Гийомом) де Мальвалем, отсюда их название. Носили черные одеяния, чтобы отличаться от белоризцев. В 1256 году часть гильомитов приняла устав св. Августина. Другая их часть осталась верной уставу св. Бенедикта.

Гирсау — "германское Клюни". Основано аббатом Вильгельмом в 1079 году.

Госпиталь Иерусалима — устав 1182 года, самый старый у госпитальеров.

Госпитальеры (XII век) — наряду с очень многочисленными братствами госпитальеров (братьев и сестер), которые устраивали больницы, госпитали и лепрозории, в XII веке возникли и ордена госпитальеров.

Госпитальеры Святого Духа — основаны в 1195 году в Монпелье. В XV веке насчитывали тысячу членов. Особый обет — всю жизнь быть слугой бедных.

Гранмон — еремиты, объединенные около 1077 года св. Этьеном де Мюре или Тьером. Орден упразднен во время Великой французской революции.

Гранмонтанцы — см.: Гранмон.

Гран-Сен-Бернар — см.: уставные каноники св. Августина.

Гренендаль — блаженный Иоанн Русброк основал в 1350 году монастырь уставных каноников. В 1412 году он объединился с конгрегацией Виндесгейма (основана в 1387 году).

Гумилиаты — народное евангелическое движение, преследующее социальные цели, в частности, защищавшее интересы чесальщиков шерсти. В 1201 году признано Иннокентием III. Смешанные монастыри.

Добряки — прозвище различных групп монахов. См.: Гранмон, бегарды, минимы, "мешки", альбигойцы, братья Св. Духа, каноники Виллара де Фрада. Добряки Сен-Мартен и Карья (третий орден св. Франциска).

Дом (maison) — общий термин для обозначения местопребывания определенного числа монахов. См.: монастырь.

Доминиканцы — проповедники (1215), нищенствующий орден, основанный св. Домиником согласно уставу св. Августина для проповеди веры, первоначально из альбигойцев;

Еремиты св. Августина — произошли от слияния (1256) бонитов, гильомитов, бриктинцев, тосканских еремитов Св. Троицы, братств затворников и еремитов, других групп ("мешки", католические бедняки Дюрана де Гюеска).

Еремиты св. Дамиана — см.: целестинцы.

Еремиты св. Гильома — см.: гильомиты.

Еремиты св. Иеронима Фисольского — см.: иеронимиты.

Еремиты св. Иеронима обсервации (буквально "соблюдения закона св. Иеронима") — основаны Лупом Ольмедойским (1425). Устав базируется на трудах св. Иеронима. Угасли в 1850 году. См.: иеронимиты.

Еремиты св. Иеронима блаж. Петра Пизанского — см.: еремиты-бедняки св. Иеронима.

Еремиты-францисканцы св. Августина (1912) — произошли от босоногих августинцев.

Еремитизм — XI—XIII века характеризовались развитием строгой еремитской жизни, которая в некоторой степени компенсировалась странствиями еремитов и их проповедничеством в народе. Общежительная жизнь у еремитов сведена к минимуму. См.: камальдолийцы, картезианцы, Гранмон, Валломбрёз, Ла-Рое, Сов-Мажёр, монахи Сен-Поля, Фонте Авеллана.

Женевьевцы — уставные каноники аббатства св. Женевьевы (ок. 1148). Из их крипты позднее, вырос Пантеон, предназначенный для женевьевцев. См.: Сен-Виктор в Париже.

Иезуаты — апостолические клирики св. Иеронима, основаны блаж. Иоанном Андреа Коломбини (1367). Это братский орден без священников. Назывался еще "Padri dell' Acquavita" — "Отцы живой воды" — по причине их занятий дистилляцией. Упразднены в 1628 году.

Иеронимиты — см.: нищие еремиты св. Иеронима.

Иеронимиты Фьезолы (1325) — каноническая конгрегация, основанная блаж. Карлом де Монтегранелли. Им принадлежали Сен-Юст и Эскуриаль.

Религиозный институт — этот термин заменил собой слово "религия", которое осталось только в выражениях "принять религию", "религиозный обет". См.: ордена, конгрегации.

Мирские институции — их члены дают только частные обеты. Например, общество Сердца Христова, Opus Dei, отцы и братья Прадо и др.

Кава (1011) — основана по образцу Клюни. В 1497 году воссоединилась с бенедиктинской конгрегацией св. Юстина из Падуи.

Кадуэн — монашеская конгрегация, основанная в 1116 году Жиро де Салем в провинции Перигор. Устав св. Бенедикта. Обычаи Сито.

Казамари (ок. 1033) — сначала бенедиктинская конгрегация, затем (ок. 1140–1150) — цистерцианская, так называемая св. Бернара.

Калатрава — орден, основанный в 1158 году цистерцианским аббатом из Фитеро Раймондом. В начале XIII века к нему присоединились монашеские воинства Монте-Фраго, Авис и орден Алькантары.

Камальдолийцы (1012) — орден основан св. Ромуальдом (скончался в 1027 году), придерживавшимся устава св. Бенедикта. В ордене были еремиты и киновиты.

Каноническое возрождение — происходило в XI—XII веках под знаком либо Ordo Antiquus ("Старый устав") — устава Аахена, дополненного уставом св. Августина, либо Ordo Novus ("Новый устав") — смеси существовавших тогда обычаев, дополненных Ordo Monasterii ("Монастырский устав").

Капуцины — реформа обсервантов-миноритов, проведенная Матфеем де Басси (1524). В 1619 году капуцины стали независимым орденом.

Капучиаты — см.: босоногие (францисканцы).

Кармелиты (1209) — монахи из Нотр-Дам-дю-Мон-Кармель. Нищенствующий орден. Изначально — обычаи еремитов. Были прозваны Бородатыми братьями, виргулатами, сороками (pica) по причине своих одеяний. См.: большие кармелиты, малые кармелиты, босоногие кармелиты, умеренные кармелиты.

Босоногие кармелиты — возникли после реформы св. Терезы Авильской (XVI век). Назывались также малыми кармелитами, см.: умеренные кармелиты.

Большие кармелиты (старого устава) — кармелиты, оставшиеся верными первому уставу. См.: умеренные кармелиты, босоногие кармелиты.

Умеренные кармелиты (конвентуалы) — принявшие уставные послабления, предложенные папой Евгением IV (1431).

Картезианцы (1084) — монахи, которые вели жизнь еремитских общин. Орден основал св. Бруно. Первоначальные обычаи составлены Гигом около 1127–1130 годов.

Келлиты (ок. 1300) — первоначальное название алексиан. Назывались также добровольными бедняками.

Киновиты — монахи, которые живут общежительной жизнью в монастырях. Отметим, что этимологически слово "монах" означает: "тот, кто живет один".

Кларенинцы (1302) — нищие еремиты, собранные Андхелем Кордовским возле реки Кларены, были привязаны к принципу использования дозволенных вещей. См.: фратичеллы, спиритуалы.

Клерво (1115) — одно из первых четырех "дочерних" аббатств Сито. Создано св. Бернаром.

Клостро — см.: конвентуалы.

Клюз — аббатство (1060–1091), ставшее во главе конгрегации при настоятельстве св. Бенедикта II.

Клюни — аббатство, основанное св. Берноном (скончался в 928 году). Бенедиктинский устав, толкуемый в духе св. Бенедикта Аньянского (ГХ век). Централизованный орден.

Колетанцы, или колеттинцы (1412) — францисканская реформа, проведенная Г. де ла Бомом, исповедником и помощником св. Колетт Корбийской (скончалась в 1446 году), которая реформировала кларисс.

Комменда — передача регулярного бенефиция от аббатства или приората светскому лицу — клирику или мирянину, который получает доход, но при этом не ведет монашескую жизнь.

Конвентуалы (ок. 1250) — называемые также Клостро, миноритами. Это францисканцы традиционного соблюдения устава, защищаемые от спиритуалов Бонаграцием Бергамским (скончался в 1330 году). Названы так для отличия от монахов, живших в уединенных скитах.

Конгрегации — XV век был отмечен роспуском больших орденов и подъемом конгрегации — национальных, бенедиктинских, цистерцианских. Та же эволюция наблюдается у уставных каноников и камальдолийцев.

Клерикальные конгрегации — группы клириков, ведущих общежительную жизнь, дающих простые обеты; к ним присоединялись и братья-миряне, которые, однако, не могли ни образовывать конгрегации, ни руководить ими. Примеры: спиританцы (1703), монфортанцы (1722), пассионисты (1725), редомптористы (1732). См.: религиозный институт, общества священников.

Конгрегация — см.: религиозный институт, церковные конгрегации, мирские конгрегации.

Бенедиктинская конгрегация Англии — 1215 год.

Бенедиктинская конгрегация Бурсфельда — возникла в 1430 году в Германии, распространила свое влияние на Бельгию, Голландию, Данию.

Бенедиктинская конгрегация Клостро — 1230 год.

Бенедиктинская конгрегация Тела Господня (1328), присоединившись к цистерцианцам в 1393 году, в 1582 году объединилась с оливетинцами.

Бенедиктинская конгрегация шотландцев —1215 год.

Бенедиктинская конгрегация Губбио (1264) — присоединилась к оливетинцам в 1505 году.

Бенедиктинская конгрегация Мелк (1418), в Австрии.

Конгрегация бенедиктинцев св. Юстина из Падуи (1408) — объединила в себе конгрегации Кервары (1460) и Сицилии (1506), орден Кавы (1497) и Монте-Кассино (1505), Лерен(1516).

Бенедиктинская конгрегация Вальядолид — 1492 год.

Конгрегация каноников Сен-Виктор в Париже — основана в 1110 году Гильомом де Шампо, который был одним из учеников Абеляра. В 1634 году объединилась с женевьевцами. Упразднена в 1790 году.

Цистерцианская конгрегация строгого соблюдения устава (1428) — создана Мартином де Варга, отлученным от церкви в 1445 году. Порвала все связи с Сито, но один раз в три года посылала своего представителя на генеральный капитул цистерцианского ордена.

Конгрегация обсервантов св. Бернара (или Сиона) — см.: цистерцианская конгрегация строгого соблюдения устава.

Конгрегация Сен-Совер (XII век) — произошла от конгрегации Шанселад. В 1458 году объединилась с уставными канониками св. Амвросия близ Губбио.

Мирские конгрегации — организации папского или епархиального права, в которых было мало священников и их члены не контролировали функции управления институцией. Например, алексиане (1305), братья Христианских Школ (1680), братья Христианского Воспитания (1705).

Бельгийские крестоносцы — основаны в 1211 году в Юи. Распространили свое влияние на Нидерланды, Францию, Англию и Германию.

Крестоносцы Иерусалима — 1114 год.

Крестоносцы Италии (1169) — так называемые croci-feri. Орден госпитальеров, одобренный в 1169 году Александром III. Упразднен в 1656 году.

Крестоносцы Красного Сердца конфессии св. Мучеников (1250) — основаны в Кракове. Действовали в основном на территории Польши.

Крестоносцы Красной Звезды (1237) — уставные каноники, соблюдающие устав св. Августина, основаны в Праге св. Агнессой Чешской. Так называемые варфоломиты. Изначально госпитальерский, позднее орден стал военным.

Крестоносцы Нидерландов (ок. 1221) — орден Святого Креста, Kruisheeren. Устав св. Августина. Основан в Клерлье близ Юи Теодором Селльским (скончался в 1236 году).

Крестоносцы Польши — см.: крестоносцы Красного Сердца.

Крестоносцы Португалии (1131) — называемые крестоносцами Святого Креста Комбры, исчезли.

Крестоносцы Чехии — см.: крестоносцы Красной Звезды.

Ла-Рое — общество уставных каноников. Изначально еремитское, основано Робертом д'Арбрисселем. См.: Фонтевро.

Ла-Шез-Дье — аббатство, основанное Робертом д'Орильяком (1052) или Тюрландом. Изначально было еремитским.

Лазаристы — с 1140 года работали в приюте для прокаженных в Иерусалиме. Немецкие лазаристы в 1498 году объединились с мальтийскими рыцарями. Во Франции они объединились с кармелитами (1608).

Лепрозории — в XII веке прокаженные братья и сестры создали уникальное монашеское братство совместно со здоровыми людьми, преданными служению прокаженным. В некоторых общинах руководителем обязательно являлся прокаженный.

Лионский собор (1274) — признал проповедников и миноритов. Кармелиты и августинцы узаконивались в своем статусе до принятия иного решения.

Лолларды — I: еретики (XIV век), проповедавшие бедность, отрицавшие мессу, таинства, заступничество святых. II: ученики Уиклиффа. III: см.: алексиане.

Мавристы — конгрегация св. Мавра (Сен-Мор).

Магелонн — братство еремитов, зависимых от монастыря Сен-Гильгем-ле-Дезер (1330).

Мальтийский орден — орден госпитальеров в Иерусалиме, основанный в 1048 году. Стал военным в 1137 году. Орден занял Кипр, затем Родос, откуда был изгнан в 1522 году. До 1798 года занимал Мальту.

Матюринцы — см.: тринитарии. Улица Матюрен в Париже на правом берегу Сены в память о ферме, которой владел орден в XIII веке.

Меченосцы (рыцарский орден) (1202) — сражались со славянами в Ливонии. В 1238 году объединились с Тевтонским орденом.

"Мешки" — прозвище еремитов, кающихся братьев Иисуса Христа (ок. 1210–1215). Назывались также добряками или братьями Вовера. Частично объединились с августинцами или же с францисканцами. Оставшиеся были упразднены декретами Лионского собора в 1274 году.

Минимы — еремиты св. Франческо де Паоло (их аббатство — Сен-Франсуа де Поль), которые совмещали созерцательную жизнь с апостольским служением. Четвертый обет абсолютного и полного воздержания.

Минориты — нищенствующий орден, основанный в 1210 году св. Франциском Ассизским.

Михаелиты — братья-фратичеллы, верные Михаилу Чезанскому смещенному и отлученному Иоанном XXII (1327).

Монастырь (couvent) — изначально братство, община, собрание. Затем — жилище, особенно для нищенствующих орденов.

Монастырь — слово, означающее общину монахов или уставных каноников, которые дали (или нет) торжественные обеты, начиная монастырскую жизнь.

Смешанные монастыри — в них одновременно жили и монахи, и монахини (XII век), при таких монастырях могли быть исправительные дома, а также лепрозории. Существовали в Южной Германии и Австрии вплоть до XVI века. См.: Фонтевро, Сен-Сульпис, Кадуэн, Савиньи, Сен-Пьер и Сен-Бавон, гильбертины,. Нид-де-Мерль (Гнездо Дрозда), бригиттины.

Молем — аббатство, основанное в 1075 году св. Робертом Шампанским. Община еремитов, жившая в Коланском лесу.

Монах — "монахами называют всех тех, кто дал обет бедности, целомудрия, послушания в религиозном институте" (Ж. Крезен). См.: религия, институт, орден, каноники, нищенствующие ордена, госпитальеры, уставные клирики, уставные монахи.

Мирской монах — это светское лицо, как правило, воин, которого король назначает в подчиненное ему аббатство и который живет за счет этого аббатства.

Монахи — см.: бенедиктинцы (валломброзанцы, сильвестринцы, камальдолийцы, оливетинцы), цистерцианцы, трапписты, картезианцы, монахи св. Павла, Первого еремита.

Монахи св. Павла, Первого еремита (ок. 1215) — слияние двух групп еремитов в Венгрии. В настоящее время владеют еще несколькими домами, в числе которых Ченстохова в Польше.

Серые монахи — "Словарь католической теологии" утверждает, что цистерцианцы назывались серыми монахами в противоположность клюнийцам, которые были черными монахами. См.: валломброзанцы, цистерцианцы.

Черные монахи — см.: серые монахи.

Монашество — сообщество, одобренное законными церковными властями, члены которого в соответствии с законами этого сообщества дают большие или малые обеты, стремясь к евангельскому совершенству (Ж. Крезен).

Монтаре — этой конгрегации папа Гонорий III доверил в 1222 году церковь св. Петра На Золотом Небе (Сен-Пьер) в Павии. В 1451 году эта церковь перешла каноникам Латерана.

Монте-Верджино — основан св. Гильомом Верчельским на юге Италии, на Сицилии в 1124 году. Пришел в упадок в 1350 году. Бенедиктинский устав и послушание еремитов.

Монтеса — военный орден, основанный в Испании в 1319 году.

Мурано — камальдолийская конгрегация, основанная в 1476 году.

Нид-де-Мерль (Гнездо Дрозда) — смешанный монастырь, основанный Раулем де ла Фюте (1110) на границе Анжу и Бретани. См.: Ниуазо.

Ниуазо — см.: Нид-де-Мерль.

Нищие ломбардцы — присоединились к гумилиатам. Разрешалось иметь имущество, был сохранен институт рака. Отказывали священникам в праве совершать таинства. Женщинам позволяли проповедовать. Осуждены в 1184 году.

Обазин — конгрегация в Лимузене. В 1147 году присоединилась к ордену Сито.

Обет — "сознательное обещание Богу возможного и лучшего, нежели упущенное" (Ж. Крезен). Публичный обет принимается от имени Церкви законным настоятелем. Торжественный обет — если Церковь признает его таковым. В противном случае обет является простым.

Обсерванты — францисканцы правильного соблюдения устава (1348). См.: веревочники (кордельеры).

Общества и братства — объединения ради молитвы и дел милосердия, включавшие определенное число монастырей и узаконенные специальной уставной грамотой.

Общества отцов — это общества "мирян-отцов", которые жили общежительной жизнью, но не давали обетов. Не являются монахами и не образуют орденов. Например, ораторианцы (1575), доктринеры (1592), лазаристы (1625), сульпициане (1642) и др.

Обычай, кутюм (обычное право, consuetudines) — неписаное или обычное право, которое возникло в результате постоянного повторения определенных действий из желания очертить обязанности и установить права. Обычай мог создать, истолковать или отменить закон. Систематизация обычаев.

Оливетинцы — конгрегация Сент-Мари-дю-Мон-Оливе основана в 1313–1319 годах Бернардом Толоме. Строгое следование бенедиктинскому уставу.

Ольп в Савойе — монастырь, происходящий от Молема, возник в 1097 году. Строгое соблюдение бенедиктинского устава.

Орден — см.: религиозный институт, в котором дают торжественные обеты. См.: монахи, каноники, уставные каноники, нищенствующие ордена, уставные клирики, конгрегация.

Орден Святой Троицы для выкупа пленных — см.: тринитарии.

Орден Тре-Сен-Совер и св. Бригитты — см.: бригиттины.

Орден мерседариев (небесный, королевский и военный орден Нотр-Дам-де-Мерси) — основан в 1223 году для выкупа пленных. Давали четвертый обет — добровольно занять место пленного, если оказавшийся в рабстве христианин мог потерять свою веру.

Орден кающихся Иисуса Христа — объединение мужчин и женщин, ведущих жизнь аскезы и умерщвления плоти. Во многом похожи на монахов, но не на монашеский орден. Назывались еще серыми кающимися братьями (XIII век).

Орден Святого Духа — каноники-госпитальеры, одобренные в 1213 году. Сначала светский, затем клерикальный орден, но его руководителем всегда был мирянин.

Орден Христа — военный орден, созданный в Португалии (1317).

Ордена военные и госпитальеров — охраняли паломников и защищали Святую землю. Это были ордена уставных каноников, которые одновременно были военными: Мальтийский орден (1118), тамплиеры (1128), Калатрава (1158), Алькантара (1177), Тевтонский орден (1190) и др.

Нищенствующие ордена — см.: тринитарии, францисканцы, кармелиты, доминиканцы, мерседарии, сервиты, августинцы, минимы.

Отвилле — аббатство основано монахом из Люксёй (VII век). В XVII веке оно стало частью строгой конгрегации Сен-Ванн. Обычаи Монте-Кассино. Родина шампанского благодаря гению своего келаря дома Периньона (1638–1713).

Отцы живой воды (Padri dell' Acquavita) — см.: иезуаты.

Малые Отцы — см.: босоногие августинцы.

Паулисты — см.: монахи св. Павла и минимы.

Премонтре, премонстранты — орден каноников, основанный в 1120 году св. Норбертом Ксантенским. Каноническая жизнь и приходское проповедничество. Назывались также "белыми канониками" в противоположность "черным каноникам" — августинцам. См.: норбертинцы.

Пульсано — конгрегация еремитов (ок. 1120), основанная в Апулии св. Иоанном Матерским. Устав св. Бенедикта. В XIV веке слились с целестинцами.

Реколлеты — реформистское движение в XVI веке у францисканцев, августинцев и др. См.: босоногие.

Реколлеты св. Августина — см.: августинцы.

Реформы X—XI веков — следствие набегов норманнов, венгров и сарацинов. "Реформы" более духовные, чем конституциональные.

Родос (орден) — см.: Мальтийский орден.

Савиньи — монашеская конгрегация (29 аббатств, в том числе Трапп). Основана в 1105 году блаж. Виталем де Тьерсвилем. В 1147 году приняла установления Сито и присоединилась к цистерцианцам. Смешанный монастырь.

Сантарелли — см.: служители Пресвятой Девы.

Сантьяго — испанский орден, который охранял паломников, отправлявшихся на поклонение в Санть-яго-де-Компостела (1175). Принимал важное участие в испанской реконкисте.

Сассовиво — конгрегация монахов, основанная в 1080–1091 годах блаж. Мейнардом. Цистерцианская рееформа в 1332 году. В I486 году перешла к оливетинцам.

Сен-Ванн — конгрегация, реформированная в 1604 году.

Сен-Виктор в Париже — аббатство каноников, основанное в 1108 году Гильомом де Шампо. Устав св. Августина.

Сен-Мор — бенедиктинская конгрегация, основанная в 1621 году.

Сен-Рюф (ок. 1039) — устав одобрен в 1095 году папой Урбаном П. Первое проявление канонического возрождения. См.: уставные каноники и каноническое возрождение.

Сен-Сепулькр (орден Гроба Господня) — орден каноников, основанный в Палестине и одобренный в 1122 году.

Сен-Сульпис (орден св. Сульпиция) — смешанный монастырь, основанный Раулем де ла Фютё (скончался в 1129 году). Монахи "получали от монахинь все необходимое для жизни" и не смели выходить без разрешения аббатисы.

Сент-Антуан-ан-Вьеннуа — канонический орден, см.: антонинцы.

Сент-Круа-де-ла-Бретоннери — монахи, обосновавшиеся в Париже с 1258 года и прозванные Cruciferi, Cruce fignati, крестоносцами по причине их размышлений о Кресте и Страстях Господних. Распущены в 1769 году.

Сент-Круа в Коимбре — португальская конгрегация каноников (1132), создана по образцу конгрегации Сен-Рюф.

Сервиты Пресвятой Девы Марии — орден основан в 1233 году семью патрициями Флоренции. Был принят устав св. Августина (1240).

Сильвестринцы — основаны в 1231 году в Монте-Фано св. Сильвестром Гоццолини. Бенедиктинские установления, сильное влияние нищенствующих орденов и анахоретов.

Сито — аббатство, основанное в 1075 году св. Робертом де Молемом. Строгое и буквальное соблюдение устава св. Бенедикта. Орден организован на основе Carta caritatis ("Хартия милосердия") вторым аббатом св. Этьеном Хардингом (скончался в 1134 году). См.: Клерво.

Служители Пресвятой Девы — монахи св. Варнавы, основаны в 1370 году в Генуе, соблюдали устав св. Августина. Распущены в 1644 году. См.: апостолики.

Сов-Мажёр — аббатство "в окрестностях Бордо, в месте, названном Два Моря" (Элио). Называлось также Сильв-Мажёр или Гранд-Сов (Великое Спасение). Основано Жираром де Корби (1079). Первоначально было еремитским. В 1667 году объединилось с Сен-Мор.

Сороки — см.: кармелиты, белоризцы.

Тамплиеры (храмовники) — орден создан Гуго де Пайеном (1118). Цистерцианский устав, составленный св. Бернаром. В 1312 году орден упразднен Климентом V без суда и приговора.

Тевтонские рыцари (1190) — учреждены в Сен-Жан-д'Акр. Призваны в Пруссию около 1230 года. К ним присоединились рыцари-меченосцы.

Тевтонский орден — военный орден, основанный в Иерусалиме около 1128 года. Устав позаимствован у тамплиеров. Слились с рыцарями-меченосцами (1202) и рыцарями Добрика (1269). Осуществляли германизацию Пруссии и прибалтийских стран.

Тирон — монашеская конгрегация, основанная в 1109 году св. Бернаром д'Аббевилем (или Тироном). Цистерцианское влияние. В 1629 году объединились с конгрегацией св. Мавра (Сен-Мор).

Трапп — см.: трапписты.

Трапписты — аббатство Трапп, основанное около 1120–1122 годов, с 1147 года стало цистерцианским. Реформировано в 1664 году аббатом Ранее. Цистерцианцы строгого соблюдения устава.

Третий орден (терциарий) — изначально объединение мирян, живших в миру (отдельно или общиной) и служивших Богу по образу и подобию какого-либо конкретного монашеского ордена. Существовали третьи ордена по образцу францисканских, доминиканских, августинских, сервитов, кармелитов.

Тринитарии — основаны в 1198 году св. Иоанном Маффийским и св. Феликсом Валуа. Призвание — выкупать пленных христиан, попавших в руки берберов.

Тюрлюпины — еретические секты, распространенные во Франции, Германии и Нидерландах (XIII—XIV века). Осуждены в 1372 году. См.: братья Свободного Духа.

Устав — несмотря на церковное законодательство, по которому новым организациям следовало принимать уже существующие уставы, Рим одобрил устав тринитариев (1178), францисканцев (1208), кармелитов (1171) и минимов (1435).

Уставной монах — монах, который служил в ордене.

Уставные каноники — после Латеранского собора (1059) определилось различие между уставными канониками, которые были соблюдавшими устав епархиальными клириками, и неуставными, то есть светскими канониками, которые не жили общежительной жизнью. См.: Сен-Виктор, Премонтре. Арруэз, крестоносцы, гильбертинцы, женевьевцы, Вальдез-Эколье, Сен-Рюф.

Уставные каноники Германии (1118) — более многочисленные, чем цистерцианцы и премонстранты, вместе взятые.

Уставные каноники Латерана (ок. 1073) — секуляризованы в 1421 году папой Бонифацием VIII. В настоящее время разделены между конгрегацией Сен-Совер, появившейся в 1408 году, и одной австрийской конгрегацией, которая объединяет монастыри, существующие с XI и XII веков.

Уставные каноники св. Августина — этот орден сегодня включает в себя конгрегацию госпитальеров Гран-Сен-Бернар (см.: уставные каноники) и швейцарскую конгрегацию Агона (1128).

Уставные каноники Валь-дез-Эколье — см.: Валь-дез-Эколье.

Уставные каноники Виндесгейма (1137) — см.: Виндесгейм.

Уставные клирики — члены этого ордена не служат в церкви, но носят священническое облачение. Не нищенствуют. Превалирует апостольское служение. К ним относятся, например, феатины (1524), сомаски (1520), варнавиты (1530), иезуиты (1540), сколопы (1597) и др.

Фарфа — аббатство, реорганизованное в конце X века на основе обычаев Клюни. С XIV века — командорские аббаты. В XVI веке объединились с кассинской конгрегацией.

Фельяны — цистерцианское аббатство, которым руководил Жан де ла Баррьер (1544–1590). Их имя носит одна из террас Тюильри.

Флагелланы (бичующиеся) — социально-религиозное милленаристское движение антисемитского толка, направленное против гражданских и церковных институтов. Вызвано к жизни эпидемией чумы (1348–1349). Осуждено в 1349 году.

Флор — цистерцианская конгрегация, основанная около 1189–1192 годов Иоахимом Флорским. От нее произошла конгрегация Калабрии (1570).

Фонте-Авеллана — группа еремитов, созданная (ок 1000) св. Домиником Фолиньи. Св. Петр Дамияни (скончался в 1072 году) ввел среди них практику телесных бичеваний.

Фонтевро — основано около 1101 года блаж. Робертом д'Арбрисселем. Устав св. Бенедикта, затем — св. Августина. Основатель ордена "изменил порядок вещей" (Элио), и монахи в этом аббатстве управлялись аббатисой и служили монахиням. Гран-Мутье был оставлен для монахинь, Мадлен — для обращенных грешниц, Сен-Лазар — для женщин-прокаженных.

Фонтевристы — см.: Фонтевро.

Францисканцы — монахи нищенствующего ордена св. Франциска Ассизского. См.: алькантринцы, бернардинцы, капуцины, капучиаты. цезаринцы, колетанцы, конвеналы, веревочники, фрати делла Коммуниа, фратичеллы, михаелиты, обсерванты, целанты.

Босоногие францисканцы — см.: капучиаты.

фрателли делл опиньоне — см.: целанты.

Фрати Биги — см.: братья Милосердия.

фрати делла Коммуниа — начало XIV века, францисканцы традиционного соблюдения устава, защищаемые Бонаграцием да Бергамо от спиритуалов.

Фрати Гауденти (ок. 1261) — монахи, занимавшиеся юридической защитой слабых и умиротворением людей во время беспорядков.

Фрати Целанти — см.: целанты.

Фратичеллы — в 1317 году Анджело Коарено основывает независимый францисканский орден, называемый Братья нищей жизни. Были осуждены Иоанном XXII, но смогли выжить. См.: михаелиты.

Фруттуариа — монашеская конгрегация, основанная в 1004 году в Пьемонте св. Гильомом де Вольпьяно.

Цезаринцы (ок. 1230) — группа францисканцев, поддерживавшаяся св. Антонием Падуанским и руководимая Цезарием Спирским, который пытался исполнять устав со всей строгостью.

Целанты — группы францисканцев, множество раз осужденных Римом. Преследовались Инквизицией под именем фратичеллов и бизоки.

Целестинцы (1263) — монахи-бенедиктинцы, называемые еремитами св. Дамиана, находившиеся под сильным влиянием нищенствующих орденов. Основаны папой Целестином V.

Цистерцианцы — см.: Сито.

Цокколанты (1368) — францисканцы так называемого правильного соблюдения устава. См.: обсерванты.

Шале (ок. 1100) — группа еремитов, одобренная в 1177 году, основывается на цистерцианской Carta caritas ("Хартии милосердия").

Шанселад (1120) — еремиты, ставшие канониками, устав св. Августина в 1133 году. Упразднены в 1790 году.

Шатийонне — см.: Валь-де-Шу.

Школяры — см.: уставные каноники Валь-дез-Эколье.

Якобинцы — монастырь братьев-проповедников, расположенный на улице Сен-Жак (св. Иакова) в Париже.