Ян Номен

ЗАПИСКИ НОМЕНА

Оп.: Записки Я. К. Номена о пребывании Петра Великого в Нидерландах в 1697/98 и 1716/17 гг. Киев, 1904.

Cм. библиографию. Петр Первый. Нидерланды.

ВВЕДЕНИЕ

Голландский подлинник записок Номена о пребывании Петра Великого в Голландии, издаваемых здесь в переводе на русский язык, хранится в библиотеке Утрехтского Университета под № 47 в отделе рукописей, принадлежащих Утрехтскому Историческому Обществу. Он составляет тетрадь в четвертую долю, длиною в 20 сант. и шириною в 16 сант. На внутренней стороне обертки написано: Geschenk van den heer J. D. C. Suermondt te Utrecht, 3 Febr. 1855 (пожертвовано г. И. Д. К. Зурмонтом в Утрехте 3 февраля 1855 г.). На второй странице первого листа имеется отметка "Voor Aeghie Dircks" (для Ахье Диркс). Упомянутая здесь Ахье (т. е. Агата) носила фамилию Грот ¹ и была внучкой автора записок. До 1855 г. рукопись, вероятно, находилась во владении наследников ее автора, Я. К. Номена. От них, должно быть, и получил ее русский посланник в Гаге, князь Димитрий Голицын, [4] который в 1781 г. отправил записки Номена в Петербург "по просьбе одного знатного банкира" ². Кто ими тогда у нас пользовался, неизвестно. Впоследствии они были возвращены в Голландию и хранились у правнука автора, Дирка Фольмера, в Зандаме. Там их видел голландский историк Яков Схелтема, который в то время служил в Зандаме мировым судьей и до такой степени заинтересовался ими, что решил написать очерк пребывания Петра Великого в Зандаме. Он исполнил свое намерение и в 1814 г. издал исследование Peter de Groote, keizer van Rusland, in Holland en te Zaandam, in 1697 en 1717 г., ³ причем большую часть сведений, сообщенных здесь о пребывании Петра Великого в Голландии и, в особенности, в Зандаме, он черпал почти дословно из записок Номена.

Краткие, но точные сведения о Схелтеме см. у Устрялова, История Петра Вел. III, 397, 398. Обстоятельная биография Схелтемы напечатана его родственником П. Схелтемой, под заглавием: Het leven en de letterkundige verrichtingen van den geschiedschrijver J. Scheltema. Amsterdam, 1849; (Жизнь и литературная деятельность историка Я. С.). Второе издание книги Я. Схелтемы, "Peter de Bronte in Holland", значительно дополненное, вышло под заглавием: Rusland en de Nederlanden, beschouwd in derzelver wederkeerige betrekkingen, Amst, 1817 — 1819; 4 тома. Первое издание, в двух томах, было перепечатано без изменений в 1842 г. в Утрехте. [5]

Извлечения, напечатанные Схелтемою, давно уже обратили на себя внимание русских историков. Устрялов, ⁴ Соловьев ⁵ и Брикнер ⁶ пользовались ими для своих трудов, как материалом для описания пребывания Петра Великого в Голландии. Все они, ссылаясь неоднократно на Номена, признавали, что его записки ценны; но никому из них не приходилось пользоваться подлинником, так как до сих пор записки Номена не были изданы полностью. Между тем, в этом историческом памятнике рассеяно много любопытного; тем более что записки Номена являются важным и в некоторых случаях единственным источником для выяснения некоторых моментов пребывания Петра Великого в Нидерландах. Появление их в русской литературе без сокращений, в переводе, сделанном с голландского подлинника, кажется, представит известный интерес.

Сведения наши о Номене весьма скудны. Известно только, что он был членом деревенской управы в Зандаме, а по профессии  —  купцом, торговавшим сукном. [6] В 1717 г., во время второго путешествия Петра Вел., он, должно быть, находился уже в преклонном возрасте, так как у него тогда было двое внучат. В России он не бывал. ⁷

Что составителя издаваемых здесь рассказов о Петре Великом следует искать именно в лице Я. К. Номена, не подлежит сомнению: он сам определенно говорит о себе, как об авторе-очевидце: "я Ян Корнелиссон (Корнелиев сын) Номен", а в другом месте отмечает, что известные сведения были переданы ему, и при этом называет себя: Я. К. Н. (J. С. N.).

Записки свои Номен вел в хронологической последовательности, описывая при этом не только пребывание Петра Великого в разных городах и местностях Нидерландов, но и поездки его в Англию, Австрию и Францию. Так как он не сопровождал царя в путешествиях, то уж отсюда ясно, что он пользовался не только [7] своими личными наблюдениями, но и другими источниками.

Действительно, Номен не был и не мог быть очевидцем всех происшествий, передаваемых им; он и не старается выступать исключительно в этой роли; напротив, он неоднократно откровенно указывает на другие источники. Соответственно этому в составе его записок можно различить четыре отдела. Первый из них, и в то же время самый маленький, это те рассказы, которые составляют несомненно непосредственные личные наблюдения Номена-очевидца. ⁸ Второй отдел составляет та часть записок, в которой автор, с одной стороны, по [8] собственному указанию, передает слухи и, с другой стороны, описывает, без обозначения источника, целый ряд происшествий из пребывания Петра Великого в Зандаме и других местностях Голландии. Вероятно, он и был свидетелем некоторых из этих происшествий, в особенности тех, которые случились в Зандаме, но определить это точно, положительно нельзя. Весьма возможно, что часть происшествий, рассказанных без обозначения источника, он записывал так, как передавали ему устно односельчане и соотечественники. Некоторые из рассказов этого отдела встречаются только у Номена, поэтому проверить их трудно. За то другие успешно выдерживают проверку по первоисточникам. Как осторожно он, однако ж, пользовался слухами, показывает напр., тот факт, что, перечисляя предполагаемые причины болезни, которой царь страдал в 1717 г. в Амстердаме, Номен говорит, что не берется решить окончательно этого вопроса. Третьей частью записок Номена является ряд рассказов, которые ему передавали устно его односельчане и земляки. Он приводит их имена и при этом, очевидно, старается подыскать себе самые надежные сведения. Называя людей, сообщивших ему известия, он большею частью прибавляет несколько слов, которые должны служить как бы доказательством того, что это были [9] люди достоверные ⁹. Наконец, у Номена есть еще указания на четвертый источник, который служил ему при составлении записок  —  это письма, полученные в Голландии. Впрочем, ими он пользовался только для кратких и отрывочных сообщений о путешествиях Петра Великого вне пределов Нидерландов. Кому были отправлены эти письма, неизвестно. [10] Во всяком случае то, что Номен сообщает на основании их, заслуживает доверия, за исключением лишь немногих мест ¹⁰.

Наиболее важны и любопытны, конечно, три первых отдела из записок Номена; четвертый же не дает ничего такого, чего не было бы уже известно из других источников.

Редакцию рассказов Номена, как о первом, так и о втором путешествиях Петра Великого, можно приурочить к поре пребывания царя за границею. На это указывает то обстоятельство, что Номен 19-го января 1698 г. отмечает: "говорят, что эту зиму он будет путешествовать по Англии"; далее, под 1717 г. мы встречаем заметки: "вчера бальзамировали тело" и "сегодня 28-го марта государь уехал в Лейден". Не смотря на немногочисленность подобных данных, все-таки, предположение, что наш памятник принадлежит не только Петровскому времени, но и непосредственно поре пребывания царя за границею, имеет за собою много вероятности.  [11]

Очевидно, рассказы односельчан, побывавших в России, далее, своеобразная личность государя произвели такое глубокое впечатление на нашего автора, что он вскоре после того, как стало известно, что в Зандам приехал молодой царь - плотник, решил записывать то, что сам наблюдал, и то, что слышал. Он, без сомнения, предназначал свои записки только для самого себя и для своей семьи. Во всяком случае, интересен тот факт, что личность юного Русского царя побудила взяться за перо скромного, деревенского торгового человека, едва ли раньше мечтавшего заниматься литературой. И если это так, если Номен свои рассказы действительно составил одновременно с пребывавшем Петра Великого в Нидерландах, то эти записки должны нам представляться еще более ценными, еще более привлекательными, так как они в таком случае свободны от наслоений, которые неизбежно нарастают на преданиях о великих людях.

Номена можно упрекнуть в том, что его записки не полны, что он, взявшись раз за перо, не постарался составить более подробный рассказ о пребывании Петра Великого в Голландии. За то, с другой стороны, ему нужно отдать справедливость: почти все, что он нам дает, заслуживает название безыскусственного, достоверного рассказа. Правда, у [12] него есть некоторые известия, не вполне соответствующие фактам, напр., рассказы о юности Петра Великого, или сомнительные, как его рассказ о казни стрельцов. Эти погрешности, однако ж, простительны; автор впал в них потому, что вышел из рамок своей прямой задачи. При проверке записок Номена, на сколько это возможно, по подлинным документам получается впечатление, что он относился к делу добросовестно, сумел вообще сохранить историческую точность, и что ошибки, которые у него встречаются, не относятся к сущности его рассказа и не должны умалять ценности памятника.

В издаваемом здесь русском переводе сохранена по возможности вся своеобразность подлинника, причем к некоторым местам прибавлены в примечаниях необходимые объяснения. В прямые скобки поставлены слова и буквы, пропущенные в оригинале; круглые же скобки, имеющиеся в подлиннике, перенесены таким же образом в мой перевод.

Комментарии

1 Слово Диркс (т. е. Дитриха сын) есть отчество ее отца, заменяющее здесь фамилию.

2 Scheltema, Peter de Groote (изд. 1842 г.) I, стр. XV.

3 Краткие, но точные сведения о Схелтеме см. у Устрялова, История Петра Вел. III, 397, 398. Обстоятельная биография Схелтемы напечатана его родственником П. Схелтемой, под заглавием: Het leven en de letterkundige verrichtingen van den geschiedschrijver J. Scheltema. Amsterdam, 1849; (Жизнь и литературная деятельность историка Я. С.). Второе издание книги Я. Схелтемы, “Peter de Bronte in Holland", значительно дополненное, вышло под заглавием: Rusland en de Nederlanden, beschouwd in derzelver wederkeerige betrekkingen, Amst, 1817 — 1819; 4 тома. Первое издание, в двух томах, было перепечатано без изменений в 1842 г. в Утрехте.

4 История царствования Петра Великого, III, 70.

5 История России, XIV (изд. 2-е), прим. 182.

6 Путешествие Петра Великого за границу с 1711 до 1717 г. Русский вестник 1880, № 11, 12, и 1881, № 1 — 3. Его же: Die Reise Peters d. Gr. in's Ausland 1697 und 1698. Russische Revue, XIV. 1879.

7 В Занландском музее местных древностей в селении Зандейке хранится рисунок на стекле, изображающий Петра Великого, в костюме голландского плотника, покупающего кусок материи в лавке Яна Номена. Последний изображен стоящим за прилавком и меряющими аршином материю. Под рисунком надпись: Jan Cornelisz Nomen 1697. Номен, впрочем, не упоминает в своих записках о том, чтобы царь заходил в его лавку. См. тоже: De verzameling betreffende de Zaanlanden in de Zaanlandsch) Oudheidkamer. Zaandijk, 1892, pag. 27.

8 Номен называет себя очевидцем три раза. Вскоре после столкновения Петра с уличною молодежью в Зандаме, именно 21 августа 1697 г., бургомистр Иор совещается с Номеном, как с членом деревенской управы, о содержании воззвания, которое по поводу неприличного поведения молодых зандамцев предполагалось поручить деревенскому глашатаю. Далее, Номен говорит, что он через два дня после фейерверка, сожженного 29-го августа того же года в Амстердаме, в честь прибытия великого посольства, имел случай лично убедиться в том, что железные перила моста, перед которым состоялся фейерверк, были сильно погнуты от напора народа. Наконец, он видел царя, катавшегося на парусах по Зану, 5-го марта 1718 г. и воспользовался этим случаем, чтобы коротко, но метко, передать впечатление, произведенное на него мощным обликом монарха.

9 Номен начинает свои записки кратким введением, в котором говорит о смерти царя Феодора Алексеевича (который у Номена ошибочно назван Алексеем), о происшествиях в Москве в мае 1686 г. и о юности Петра Великого. Сведения эти, которые однако ж не вполне точны, сообщил Номену Ян Брур, “правдивый человек, живший много лет купцом в Московии". Как источник рассказа о скромности Петра Великого на верфи Ост-Индской компании в Амстердаме, он называет одного “правдивого" амстердамского купца. Далее упоминаются: “правдивый шкипер, плававший в течение многих лет в Московию; жена и дочь Номена; затем снова Ян Брур, о котором здесь говорится, что тот “понимал и даже кое-как говорил по-русски, так как 19 лет вращался в Московии; потом Геррит Янсон Стюрман, учитель двух волонтеров по мачтовому делу; Фан дер Гейде младший, передавший в деревенской ратуше, со слов очевидца, Н. Витсена, о происшествиях во время переезда Петра Великого из Амстердама в Гагу в 1697 г.; его служанка; жена зандамского пастора Фанг Альста, которая была очевидицею обеда, данного царю и царице К. М. Кайфом в Зандаме; его внучата; Николай Калф, сын Корнелиса Калфа; амстердамский торговец Соломон Женен; наконец, Клас К. Грот.

10 Возможно и то, что Номен пользовался голландским политическим журналом того времени “Europische Mercurius", издаваемом в Амстердаме, и что он “письмами” называет те известия и корреспонденции, которые в нем помещались о путешествиях Петра Великого вне пределов Нидерландов. См. 1697 - 1698 и 1716 - 1717 гг. журнала.

[Путешествие Петра Великого за границу в 1697 и 1698 гг.]

Я[н] П[итерсон] Б[рур], человек правдивый, живший много лет купцом в Московии, передал мне, что его царское величество великий князь Московский Алексей ¹¹ (по-немецки Александр), будучи сильно болен и чувствуя себя весьма дурно, спросил или потребовал у своего лейб-медика, чтобы тот дал ему лекарство для облегчения страданий; это лекарство он принял, но вскоре после того внезапно умер. Его подданные, весьма огорченные этим, говорили, что вышеупомянутый врач отравил его царское величество. Против этого обвинения тот энергично протестовал, уверяя, что он раньше, чем дать его царскому величеству лекарство, сам его попробовал и отведал. Но это [16] ему не помогло; они хотели в своей ярости наказать его, а поэтому некоторые лица посоветовали ему спастись бегством. Он, действительно, бежал, переодетый нищим, в какой-то замок или укрепленный господский дом, находившийся в расстоянии нескольких миль. Подданные, узнав об этом, вооружились и отправились туда большой толпой. Там они схватили упомянутого доктора и убили его варварским образом, а именно: они стояли внизу с пиками, саблями и другим оружием, держа острие к верху; врача раздели, бросили совсем голого вниз на острия смертоносных оружий и затем его разрубили на куски. ¹²

После смерти его царского величества царствовал его старший сын Иван; но так как он был слеп, или почти не мог видеть, и не обладал таким светлым умом, как его брат Петр, то, по истечении короткого времени, правление поручили последнему вместе с Иваном. Иван управлял придворными делами, а Петр военными. В то время, когда Петр был в походе, Иван умер. ¹³ Тогда сестра их [17] старалась коварным образом лишить Петра жизни, чтобы потом, вместе с своим мужем ¹⁴, овладеть престолом. (Говорят, все это до того взволновало Петра, что он с тех пор, во время ходьбы, постоянно трясет головой, причем одна рука часто содрогается; но другие говорят, что это осталось у него еще с детства, вследствие бывших у него судорог). Но после многих неприятностей и смут Петр утвердился на престоле, посадил свою сестру в темницу, а мужа ее водворил на каком-то острове ¹⁵. Доктора посоветовали его царскому величеству упражнять свое тело физическим трудом, считая это хорошим средством при его болезненном состоянии, и так как кораблестроение ему очень понравилось, то он начал заниматься этим ремеслом и серьезно предался этому делу; а чтобы фундаментально изучить и знать его, он велел нанять здесь в Зандаме несколько плотников, которым платил 50 гульденов в месяц и, сверх того, еще 10 стейверов в сутки на харчи. Из этих денег жены и друзья их могли получать в Амстердаме и [18] здесь ¹⁶ у Яна Брура 40 гульденов ежемесячно; остальными же деньгами они сами пользовались в Московии. С этими плотниками его царское величество обращался очень дружелюбно и просто. Они нередко ели и пили с ним за одним столом. Он хотел, чтобы они звали его не иначе, как Петром плотником.

Как-то раз он захотел состязаться с Арейаном Барентсом (он же и Метье), кто из них будет в состоянии выстроить быстрее корабль, работая с равным числом помощников. Его царское величество должен был руководить постройкой одного корабля, а Арейан Метье постройкою другого. С этой целью каждый из них приступил со своими рабочими к постройке корабля одинаковой величины на одной и той же верфи. Итак, началось серьезное и ревностное состязание в первенстве. Но так как Метье знал свое ремесло очень хорошо, то его царское величество не успевал за ним; а для того, чтобы все-таки честь досталась царю, собирали поздно вечером доски и другие деревянные части, изготовленные в течение дня для корабля А. Метье, и употребляли их на корабль, постройкой которого заведовал его царское величество в качестве мастера. Таким образом, те, [19] которые строили другой корабль, должны были заготовлять опять новые доски. В результате оказалось, что корабль Петра плотника был окончен первым.

Москвитянам было завидно, и они не могли помириться с тем, что их государь так высоко ставил зандамских плотников и так просто с ними обращался. Особенно же им было досадно, что те зарабатывали гораздо больше денег, чем они, русские; но в подобных случаях они получали в ответ: "когда вы столько же и так же хорошо будете работать, как голландцы, тогда и вы будете получать столько же денег". Некоторые зандамцы умерли в Москве, между прочими и [Клас Виллемсон] Мес, которого его царское величество очень уважал и любил, а вдова покойного получила от царя подарок в размере пятисот гульденов деньгами. ¹⁷

Вот все, что рассказал Я[н] П[итерсон] Б[рур].

В 1697 году его царское величество решил предпринять большое путешествие и отправился в дорогу с большою свитою, [20] состоявшею, между прочим, из разных князей и вельмож его государства, двух или трех послов, священников и других должностных лиц. Некоторые из них ехали в Германию и в Вену к Германскому императору, другие же в Италию и в Рим к папе (но ни один во Францию, ибо французов великий царь недолюбливал); сам же он со многими из вышеупомянутых господ отправился в Голландию и в Англию. Но в газетах не смели сообщить о том, что он самолично участвует в этом путешествии; а писалось всегда: "великое Московское посольство", или, "некоторые князья из великого посольства его царского величества" были здесь или там. [21]

Итак, он приехал со своими спутниками в Эммерик и нанял там шкипера, который должен был отвезти его и некоторых из его свиты на маленьком аке, т. е. очень невзрачной лодке, в Зандам. Но шкипер согласился везти его только до Амстердама, так как не знал, найдет ли он дорогу в Зандам; но решили расспросить о дороге, приехав в Амстердам. Так они и поплыли на этой лодке вниз по Рейну и к [22] вечеру приехали в Амстердам ¹⁸. Отсюда собрались плыть дальше в Зандам; но, прибыв к Ост-Занскому Офертому ¹⁹, решили тут же ночевать. В воскресенье, 18-го августа, поплыли далее и приехали на том же плохом судне в шесть часов утра в Форзан или Керкрак ²⁰, где как раз в это время некий Геррит Кист, который одно время был кузнецом в Московии, сидел в челноке и ловил угрей. Русские увидели и узнали его, и закричали: "кузнец, кузнец, поди сюда"! Кист удивился, увидев странное и жалкое судно; но каково было его изумление, когда он вошел в него и заметил там, между другими, его царское величество, который его принял очень дружелюбно. После некоторых переговоров они условились, что будут жить в доме кузнеца; так они и сделали. Этот дом находится [23] на Кримпенбурхе и представляет из себя смиренную хижину; впрочем, и сам Кримпенбурх  —  одна из самых неважных частей Зандама. И здесь то поселился один из самых великих государей христианского Мира. Поэтому жители Кримпенбурха и говаривали после: нашу местность теперь нужно переименовать в Кейзерсграхт или Форстенбурх ²¹.

Его царское величество строго на строго запретил Герриту Кисту, кузнецу, сообщать кому-либо, кто он именно. Он посетил Антония фан Каувенгоофе, нашего деревенского сторожа, дочь которого побывала в Архангельске, между тем как сын его в то время еще жил в Московии, в качестве мастера на лесопильной мельнице (впоследствии он помогал при постройке мельниц). В то время как великий князь находился в доме Каувенгоофе, пришел туда домине ²² Иоан Фергер, здешний пастор в Вест-Зандаме, вместе с одним из старшин, чтобы навестить его, и Каувенгоофе сказал им незаметно: "обратите хорошенько внимание на самого высокого или самого большого [24] среди них, когда они уедут, я вам сообщу, что это за знатный господин; пока же они находятся здесь, в наших краях, нам о том говорить нельзя".

Его царское величество купил на Высоком Зедейке ²³, в доме вдовы Якова Омеса, разные плотничьи инструменты, которые отправил в свою скромную царскую квартиру на Кримпенбурхе. Затем он, сбросив верхнее платье, стал работать до пота. Он хотел изготовить себе ванну и сделать разные другие вещи. Его свита говорила, что они, вероятно, останутся здесь всю зиму до марта месяца, чтобы усовершенствоваться в кораблестроении и других ремеслах, надеясь одновременно познакомиться со страной а, в особенности, с этой деревней и с ее промышленностью.

Его царское величество осматривал с большим вниманием корабельные верфи и лесопильные мельницы и, между прочим, отправился на мельницу под названием De Kok (Повар), чтобы видеть, как изготовляется белая бумага. Мельницу остановили, и он спросил, зачем они, когда мельница уже почти остановилась, снова немного подняли тормоз. Получив объяснение, он ответил: "это хорошо". Он осматривал все [25] очень подробно и спрашивал об устройстве отдельных частей. На этой же мельнице один из мастеров, а именно черпальщик, был занят черпанием из чана в форму той массы, из которой изготовляется белая бумага; этою работой великий князь особенно заинтересовался и просил разрешить ему сделать опыт, На это охотно согласились, и, зачерпнув, он подарил рабочему рейхсталер, несмотря на то, что у нас он не часто бывал щедрым, а напротив, показывал себя очень экономным.

Обедать он отправился к жене Яна Ренсена, которая жила на Зейддейке ²⁴. Ян Ренсен служит тоже в Московии корабельным плотником, и царь очень любит его.

Он обедал и у вдовы вышеупомянутого Класа Виллемсона Меса. Она хотела поблагодарить его за щедрый подарок, посланный ей после смерти мужа, но не посмела сделать этого, так как он не желал, чтобы было известно, что он высочайшая особа. Поэтому, следуя данному ей доброму совету, она сказала ему, что не в состоянии выразить ту благодарность, которую питает к его царскому величеству за милость, оказанную ей, когда она овдовела, и просила его, чтобы он, когда увидит его царское величество, передал ему от ее имени [26] искреннюю и сердечную признательность. На это он ответил, что она может быть вполне уварена в том, что это будет доложено его царскому величеству.

Он навестил и Марию Гитманс, бедную женщину, сын которой тоже служит в Московии плотником. В этот домик как раз зашла и Антье, жена вышеупомянутого Арейана Метье. Они выпили вместе по рюмке еневра ²⁵. Мария Гитманс, показывая на Антье, сказала: "ее муж тоже плотничает в Московии". Он спросил: "кто он такой"? Она объяснила ему это, и он тогда ответил: "я хорошо знаю его, потому что он строил корабль недалеко от моего корабля". Она продолжала: "разве ты тоже умеешь плотничать"? Он ответил: "да, я тоже плотник".

Ему весьма понравилась зандамская одежда; поэтому он отправил одного из своей свиты вместе с портным Ремметом в Амстердам с поручением купить материи, чтобы сшить платье его величеству по зандамскому образцу. Также и другие здешние портные шили платье ему и его свите.

Между тем обо всем этом много толковали. Одни говорили: "это непременно великий царь, ведь это видно и из того, что он постоянно трясет головой и размахивает [27] правой рукой". Другие говорили: "не может быть, чтобы такой великий государь жил здесь в деревне, притом еще на такой плохой улице, как Кримпенбурх, и в таком невзрачном домике", и приводили еще столько доводов, что их и перечислить нельзя. Чтобы разъяснить эти сомнения, жители неоднократно обращались к вышеупомянутому кузнецу Герриту Кисту и к А. Каувенгоофе и упрашивали их сообщить им сущую правду. Обращались и к вышеупомянутым женщинам, у которых он обедал; но все они хранили тайну, в особенности же Геррит Кист, так что, однажды, его жена Нель Макс ²⁶ сказала: "Геррит, я терпеть не могу, когда ты говоришь неправду".

Он сам иногда порядком дурачился и, между прочим, устроил следующую шутку: 19-го или 20-го августа он купил себе слив на Горне ²⁷ положил их в свою шляпу, взял ее под мышку и начал их есть на улице, проходя через Дамм ²⁸ к Зейддейку; а за ним следовала толпа мальчишек. Заметив нескольких детей, которые ему [28] понравились, он сказал: "человечки, хотите слив"? и дал им несколько штук. Тогда подошли другие и сказали: "господин, дай нам тоже что-нибудь"; но он этого не хотел исполнить. Его, видимо, забавляло, что он часть детей обрадовал, других же волновал. Но некоторые мальчуганы рассердились так сильно, что начали бросать в него гнилыми яблоками и грушами, травою и разным мусором; более того, один мальчик на Зейддейке попал ему в спину даже камнем, который причинил ему боль, и это уж вывело его из терпения. У шлюза на Горне, наконец, комок земли с травой попал ему прямо в голову, а тогда он сильно рассердился и сказал: "разве здесь нет бургомистров, которые смотрели бы за порядком"?

21-го августа он был в кофейне De drie Zvanen (Трех Лебедей). Некий шкипер, который часто плавал в Московию, стоял тут же на Дамме среди многих знатных особ и говорил: "я его отлично знаю и если только увижу, то уж скажу вашим благородиям, он ли это или нет". Затем шкипер вошел в кофейню, увидел царя, который как раз пил чай, вышел на улицу и сказал: "я знаю его отлично и ручаюсь вам жизнью, что это сам царь".

Теперь скрытность других уже не помогала. На многих это произвело сильное [29] впечатление, и они старались вести себя осторожнее в присутствии и вблизи великого князя.

Того же 21-го августа, в среду, вернулся на очередном амстердамском судне один из бургомистров, а именно Алевейн Виллемс Иор, и узнал от почетных граждан о случившемся. Он распорядился сейчас о том, чтобы запретить посредством публичного воззвания подобные бесчинства, и отправился с этою целью в книжную лавку близ Офертома ²⁹, чтобы написать там объявление для деревенского глашатая. Встретив тут в Доме члена управы, Яна Корнелиссона Номена, он сообщил и ему о случившемся; а в виду того, что это был случай, который мог вызвать самые прискорбные и печальные последствия и не терпел [30] отлагательства, а требовал принятия всех возможных мер, то они совещались о содержании воззвания, которое надо было поручить глашатаю; ведь необходимо было при этом принять во внимание и то обстоятельство, что великий князь не желал, чтобы о нем упоминали. Поэтому, они дали глашатаю публикацию следующего содержания: "Бургомистры, узнав с прискорбием, что дерзкие мальчишки осмелились бросать камнями и разною дрянью в некоторых знатных особ, которые здесь иностранцы, строжайше запрещают это всем и каждому под угрозою наибольшего наказания, которое установлено, причем виновные будут выданы благородному господину бальи ³⁰. Пусть каждый будет предупрежден и остерегается позора и убытков". Это выкрикивал деревенский глашатай, ударяя в медный таз, по всем улицам, начиная от шлюза на Горне, перед и за Даммом, до реформатской церкви Креста, и на многих это произвело сильное впечатление.

В тот же вечер магистрат поставил двух стражников к квартире великого государя, которые там сторожили двенадцать ночей. Вечером того же дня он был в доме Корнелиса Михильса Калфа, который просил его остаться у него ужинать; но так как [31] туда собралось много почетных лиц, чтобы видеть великого князя, то он отказался от приглашения, и тогда его угостили лишь вареньем и хорошими напитками. Тут присутствовали бургомистр Алевейн Виллемсон Иор и член управы Клас А. Блум, которые просили переводчика передать своему повелителю, что бургомистры покорнейше просят его оказать им честь и откушать с ними рыбы по-зандамски. Но приглашение не было принято, и переводчик, между прочим, ответил им: "у нас здесь нет повелителя, наш повелитель еще приедет", подразумевая под этим, так по крайней мере казалось, великое посольство.

Кажется, переводчик сообщил тоже царю, что Алевейн Иор один из бургомистров; во всяком случае, он посмотрел на Иора и снял свою шляпу, приветствуя его. Когда Иор и Блум удалились, пришел в этот дом член управы доктор Клас Корнелиссон Мелькпот; но что там происходило, этого я не знаю.

Мейндерт Арентсон Блум пригласил великого князя поселиться со свитой в его доме с садом в Ост-Зандаме, так как там было много удобных помещений, в саду же много фруктовых деревьев. На это ему ответили: "нет, мы не знатные господа, а простые люди; поэтому будем довольствоваться нашей теперешней квартирой". [32]

Маляр Виллем Гарменсон, после долгого торгу, продал великому князю лично (так как последний настолько владел немецким языком) свою гребную лодку за 40 гульденов с придачею кружки пива. Затем они отправились в герберг, который находился близ Офертома в доме Пита Гафера, и выпили там это пиво.

Он купил также у Дирка Стоффельсона буер-яхту с принадлежностями за 425 гульденов наличными деньгами. Приняв эту яхту, он усердно работал над ней и собственными руками приделал бушприт, вышедший так удачно, что те, которые имели случай его видеть, удивлялись тому, что такой знатный господин так усердно трудился в поте лица и так искусно работал.

Молва обо всем этом распространилась скоро по всему нашему отечеству. На Амстердамской бирже все интересовались этим, и люди ставили большие деньги и бились об заклад, действительно ли это великий царь или же один из его послов.

Чтобы узнать несомненную правду, г. Гаутман (именитый купец, торговавший с Московией, живший даже сам там много лет и принимавший и угощавший неоднократно обедом великого князя) обратился с просьбой к Якову Исбрантсу, т. е. амстердамскому маклеру, который много лет плавал шкипером в Московию и часто угощал [33] великого князя на своем корабле, а потому хорошо его знал — не желает ли он немедля, т. е. утром 22-го августа, поехать в Зандам, чтобы взглянуть на ту особу, о которой теперь так много говорят. С этой целью упомянутый маклер приехал сюда, где увидел, действительно, его царское величество, и так как он хорошо узнал царя, то они оба посмотрели друг на друга, но Яков Исбрантс не посмел с ним заговорить. Однако же, это его так взволновало, что он, когда уходил, был бледен, как мертвец, ноги его тряслись, окружавшим же его он сказал с большим удивлением: "это, конечно, великий князь, я не ошибся; но какими судьбами он здесь?" Затем он уехал опять в Амстердам, чтобы сообщить об этом г. Гаутману. Последний отправился в Зандаме в тот же день после обеда с судном, которое отходит в два часа.

Он явился к великому князю, чтобы засвидетельствовать ему великое и глубокое почтение, и сказал ему, между прочим, следующее: "Ваше Миропомазанное Величество, Вы ли это"? Он ответил: "как видите". Они долго беседовали. Итак, все сомнения, его ли царское величество это или нет, теперь сразу были рассеяны.

Господин Де Ион из Амстердама, который тоже хорошо знал царя, приехал также навестить его. С глубоким [34] благоговением пал он перед ним на колени, называя его не иначе, как "Ваше Mиpoпомазанное Величество". Он имел с ним продолжительный разговор, однако ж, не смел смотреть ему прямо в лицо, хорошо зная, что это очень рассердило бы царя; ведь он терпеть не мог, чтобы смотрели ему прямо в глаза. Был такой пример:

Корнелис Альдертсон Блок (он же Корнелис Мартсен) посмотрел как-то на улице весьма дерзко царю прямо в глаза; за это великий князь ударил его рукою по лицу, так что К. Мартсен почувствовал сильную боль и пристыженный убежал, между тем как над ним смеялись: "браво, Марсье, ты пожалован в рыцари".

Вест-Зандамские бургомистры вторично почтительнейше просили его величество через его переводчика удостоить их чести отобедать у них и получили от самого великого князя ответ: "право, не на этой неделе, а на следующей".

22-го августа, в 4 часа утра, он, сопровождаемый немногими из свиты, отправился кататься на своей буер-яхте по заливу Эй, и сам правил рулем. За ним последовали многие зандамские буер-яхты. Остановившись на полдороге между Амстердамом и Гарлемом ³¹, [35] он показал свое проворство и ловкость, перепрыгивая и перебегая красиво и легко через несколько буеров, чтобы скорее попасть на берег. Никто из присутствовавших не мог ему подражать, и, чтобы народ его не видел, он только вечером возвратился назад.

24-го Корнелис Михильс Калф велел перетащить свой корабль через Офертом, чтобы доставить великому князю удовольствие и показать ему, как это делается; а чтобы собравшийся народ ему не мешал, то, по распоряжению бургомистров, были сделаны деревянные барьеры: один у дома Трейна Симонсона Бомса, другой за Даммом у дома Дирка Питерсона Поса, третий на Дамме у дома Корнелиса Финка, четвертый на мосту на улице Даммпат и пятый у дома аптекаря Петра Финка, и у каждого из них было поставлено от трех до четырех сторожей, чтобы останавливать толпу и чтобы великий князь имел простор и мог все видеть подробно и удобно. Однако, все эти старания, которые приложил магистрат, достигли своей цели лишь на первых порах. Из Амстердама и окрестных деревень и местечек собралось столько народу, что все здесь кишело людьми, и удержать их за перилами оказалось невозможным.

Еще за три дня на обоих Кримпенбурхских мостах было поставлено, на каждом, [36] по три человека для стражи и, кроме того, стояли еще в продолжение одного дня три сторожа в конце мостика, чтобы запретить людям проход; затем, два служителя бальи из округа Блоа и два служителя дроссарта ³² из Кенемерланда охраняли днем квартиру его царского величества и дежурили на Геренвеге ³³ в течение пяти дней.

Схаут ³⁴ И. Хекер, бургомистры Алевейн Виллемс Иор и Алевейн Классон Салм, члены управы Клас Арентсон Блум и Клас Корнелиссон Грот, доктор Клас Корнелиссон Мелькпот и секретарь В. Громм почтительнейше просили через переводчика его величество пожаловать на перетаскивание корабля. Бургомистрам Иору и Салму он подал руку и ответил:"сейчас, сейчас"; но затем, заглянув в дверную щель и в окно, он увидел собравшуюся толпу народа. Тогда бургомистры обещали через переводчика провести его царское величество на его буер-яхте обходной дорогой к одному дому, где из сеней все свободно было видно и где толпа его не могла стеснять. Он на это согласился и, кажется, даже уже оделся, чтобы отправиться с ними, но, посмотрев снова на большую толпу народа, он повторял: [37] "слишком много народу, слишком много народу"! и вдруг захлопнул дверь своей царской квартиры. Члены магистрата остались ни с чем и могли отправиться гулять, что и сделали без дальнейших разговоров.

Корабль перетащили через Офертом, и тысячи людей приезжали напрасно.

В воскресенье, 25-го, в час пополудни, он уехал на своей буер-яхте со многими из своей свиты в Амстердам. Дул сильный ветер, он лично, поднял паруса на фок-мачте и побежал опять к рулю, так как сам был рулевым; грозила большая опасность, так как буер мог опрокинуться вследствие того, что шверцы, у которых оборвался канат, болтались; а они оставили их так висеть, и все опытные в этом деле, которые встретились с ними дорогою и замечали это, были того мнения, что эти люди находились в большой опасности.

Но они все-таки прибыли благополучно к старому городскому гербергу ³⁵ в Амстердам. Здесь встретило царя множество людей, которые бесцеремонно смотрели ему прямо в лицо. За это они им и его свитою были "пожалованы в рыцари", как вышеупомянутый Корнелис Мартсен; у многих пошла кровь изо рта [38] и носа. Он остановился в старом Герен-ложементе ³⁶, где поместилось его великое посольство и еще другие князья его государства.

29-го, в 9 часов вечера, в честь его был сожжен очень дорогой и замечательный фейерверк на Биннен-Амстеле у Колвенирс-Дулена ³⁷ перед мостом, который называется Halvemaansbrug (мост Полумесяца); говорят, что этот фейерверк стоил 10.000 гульденов. Собралось столько народу, что произошла страшная давка. На втором мосту, считая от Дулена, т. е. на мосту у Ресланда ³⁸, разорвали цепи, на которых держались [39] перила; многие упали в Бурхвал ³⁹, и некоторые утонули. Через день или два я сам видел, что верхний край крепких железных перил моста Полумесяца от напора народа был выгнут почти на фут.

Он желал еще в тот же вечер уехать в Зандам, несмотря на то, что его отговаривали от этого князья и вельможи его государства, а также бургомистры Амстердама, указывавшие ему на опасность поездки; но ничего не помогло: он торопился в Зандам. По приказанию бургомистров принесли из ратуши ключи, отперли и спустили мост у старого городского герберга, и в 11 часов вечера он выехал с маленькой свитой на своей буер-яхте, а в час по полуночи прибыл благополучно в Зандам ⁴⁰.

30-го числа он возвратился со своей свитой и со своим багажом в Амстердам. [40]

Своему хозяину Герриту Кисту он крайне скупо заплатил за квартиру; женщине же, которая занимала заднюю комнату и уступила ее великому князю (а сама пошла жить к своему отцу), он дал за это всего семь гульденов.

Приехав на своем буере в Амстердам, он причалил к Ост-Индской верфи и выгрузил тут же свой багаж.

Директора Ост-Индской компании пригласили его царское величество работать и спокойно жить на их верфи. На этой закрытой площади он был защищен от любопытства народа. Здесь ему представился случай участвовать при сооружении судна в сто футов длиной. Он принялся за дело и выразил желание, чтобы его здесь называли Pieter timmerman van Zaandam (Питер, плотник Зандамский).

Один правдивый амстердамский торговец рассказывал мне, что какой то купец в Амстердаме пожелал видеть великого князя за работой и поэтому обратился к корабельному мастеру верфи с просьбою, чтобы тот допустил его и дал ему возможность удовлетворить свое любопытство. Его просьба была исполнена, но чтобы он наверное узнал [41] великого князя, мастер предупредил его, что тот, кому он скажет: "Питер, плотник зандамский, сделай это или то", и есть великий князь. Любопытный купец посетил верфь и видел, как несколько рабочих несли тяжелое бревно; вдруг мастер крикнул: "Питер, плотник зандамский, что же ты не пособишь нести этим людям"? Он сейчас же послушался, подбежал к ним, подставил плечо под дерево и понес его вместе с другими плотниками на назначенное место, к великому удивлению зрителя.

Раз провинился его священник; говорят, что он выпил лишнее. В наказание за это великий князь приказал ему отправиться на канатный двор Ост-Индской компании и крутить там канаты. Вследствие этого он стер на руках кожу, что, конечно, причиняло сильную боль такому человеку, руки которого имели нежную кожу и не привыкли к подобной работе. Он показал своему государю свои жалкие руки, горько жаловался на боль и покорнейше просил освободить его от этой, причиняющей страдания, работы. На это последовал ответ: "не беда, ступай на работу"; итак, он должен был работать еще несколько дней, несмотря на то, что руки были повреждены.

Один князь и один вельможа его государства говорили с царем, по его мнению, слишком смело; они, как передают, [42] советовали ему и уговаривали его побольше думать о своей славе и репутации. Но он за это так сильно рассердился, что велел обоих заковать в кандалы и посадил их под арест в старый Герен-ложемент в Амстердаме, решив отрубить им головы; но бургомистры Амстердама объяснили ему, что в нашем государстве этого сделать нельзя. Они приводили разные доводы, стараясь отговорить его от исполнения этого жестокого намерения, и убеждали его освободить вышеупомянутых князя и вельможу. Однако они достигли лишь того, что он повелел одному отправиться в Ост-Индию, а другому в Суринам, и, говорят, это, в самом деле, было исполнено. Кажется, у этого государя очень суровый нрав; впрочем, и лицо у него весьма суровое.

Один правдивый шкипер из Акерслота, предпринимавший в течение многих лет плавания в Московию, рассказывал здесь в Зандаме, что он сам видел в Московии, как его царское величество собственноручно отрубил топором на плахе голову одному человеку.

2-го сентября уведомили его царское величество о том, что на следующий день в Зандаме будут перетаскивать через Офертом судно, и пригласили его присутствовать. Между тем, распространяли слух, что его не будет; это делали нарочно для того, [43] чтобы не знали о предстоящем его приезде, надеясь, что тогда наплыв народа из окрестных деревень и местечек не будет так велик, как 24-го августа.

3-го сентября приехал великий князь на своей буер-яхте сюда, в Зандам, и причалил у Зейддейка к верфи тяжущихся наследников покойного Класа Гарбрандса. Он пошел к Офертому и осмотрел внимательно большой блок и канаты, при помощи которых перетаскивают корабли через Офертом. Отсюда он отправился к высокому Зедейку к Гендрику фан де Зану и, далее, ко вдове Якова Корнелиссона Омеса, купил здесь разные плотничные инструменты, положил их в тачку и повез ее. Когда он подошел к Офертому, рабочие подняли тачку с плотничьими инструментами и перенесли ее через канаты на плотину. Затем русские повезли ее дальше до буеры-яхты, на которую ее и поставили.

В то время, когда великий князь находился в доме вдовы Я. К. Омеса, туда собралось довольно много народа, чтобы его видеть. Он все время ходил по лавке и осматривал разные инструменты; но любопытные не смели подходить к нему слишком близко. Ян же Г. Кроненбурх и Ян Якобсон Номен, которые, кажется, подошли к нему слишком близко и смотрели на него не стесняясь, должны были оба оставить дом. [44]

Между тем, на дороге, по которой шел царь, собралось много народа. Его царское величество  —  человек высокого роста, статный, крепкого телосложения, подвижной, ловкий; лицо у него круглое, со строгим выражением, брови темные, волосы короткие, кудрявые и темноватые. На нем был надет саржевый инноцент, т. е. кафтан, красная рубашка и войлочная шляпа. Он шел быстро, размахивая руками, и в каждой из них держал по новому топорищу. Таким видели его тысячи людей, а также - моя жена и дочь.

Возвратясь к Офертому, он, вторично, с особенным вниманием осмотрел, как производится перетаскивание судов, и отсюда пошел к своей буер-яхте, намочил паруса, стал опять у руля и, по обыкновению, выехал рулевым в Амстердам, не дождавшись окончания перевозки корабля через Офертом.

5-го сентября приехали сюда, в Вест-Зандам, три лица, принадлежавшие к великому посольству; двое из прибывших были определены к Герриту Янсону Стюрману для изучения мачтового дела, а третий к Паувельсу Тейвиссону для изучения ботового дела. Их переводчик сказал Паувельсу Тейвиссону: "ты должен хорошо обращаться с этим господином, так как он один из самых знатных лиц, именно князь из [45] Московии". Один из двух вышеупомянутых знал немного по-голландски и сказал переводчику по-русски: "напрасно ты сообщаешь об этом, ведь таким образом станет известно, что он князь". Переводчик, не предполагая или не зная, что здесь, в Зандаме, кто-либо понимает и говорит по-русски, ответил на том же языке: "ну это нисколько не повредит этому господину, по крайней мере теперь будут знать, какая он важная особа, и будут его больше почитать и уважать, а мастер ботового дела будет с ним лучше обращаться" ⁴¹. То, что я здесь сообщил, передал мне лично Ян П. Брур, [46] который был свидетелем этого разговора; он понимал и даже кое-как говорил по-русски, так как 19 лет прожил в Московии, занимаясь там торговыми делами.

9-го числа вышеупомянутые лица приехали сюда, в Вест-Зандам, с своим багажом, поселились в домах местных обывателей и приступили к работе. В начале они все, и особенно первые два, жаловались на сильную боль в руках, а это, собственно, было понятно, так как руки их были мягки, как шелк, и не привыкли к такой работе; но со временем и это уладилось.

Геррит Янсон Стюрман рассказал нам, что, однажды, великий князь навестил на верфи этих учеников мачтового дела, сам взял плотничий топор и работал им не хуже любого мачтового мастера.

11-го числа его царское величество имел в Утрехте свидание с Вильгельмом, королем Английским. Там, в отдельной комнате они вели длинную беседу, продолжавшуюся, говорят, два или два с половиною часа; затем они очень любезно расстались.

Несколько дней спустя, его царское величество отправился на о. Тессель на яхте Ост-Индской компании, в сопровождены нескольких знатных господ. Там он посадил на корабль одного князя из Москвы, которого посылал в Ост-Индию, и одного знатного господина, отправляемая в Суринам. [47]

Это были именно те два вельможи, которые сидели так долго в кандалах в старом Герен-ложементе, и о которых я говорил выше ⁴².

28-го числа, когда царь был на о. Тесселе и в Гельдере, прибыли с Божьей помощью благополучно корабли из Гренландии с хорошим уловом; большая часть из них вошла во Фли, а остальные в Тессель. Дул сильный северо-западный ватер, и, говорят, что с кораблями легко могло бы случиться несчастье, если бы они пришли тремя часами позже, так как тогда прилив как раз уж кончился бы.

Его царское величество наблюдал с удивлением и удовольствием, как корабли в такую бурю входили в Тессель.

Благодаря прибыли воды, многие из этих кораблей пришли, не останавливаясь, из Тесселя и Фли с полным грузом сюда в Керкрак и Форзан, где причалились к верфям и остались зимовать, к удивлению зандамских жителей, так как никто не запомнил, чтобы это прежде случалось когда-либо. [48]

Раз великий князь с немногими из своей свиты катался по Эй для своего удовольствия в ботике, купленном у маляра Виллема Гарменсона за 40 гульденов и кружку пива. Он плыл мимо верфи и магазина Адмиралтейства по направлению к юго-востоку от Амстердама, а за ним следовало много других ботиков и лодок, чтобы видеть его; но многие из них слишком близко подплывали к нему, и это вызвало его неудовольствие. Он начал скорее грести, направляясь к высокому Зедейку, перетащил там ботик и поехал по Биннен-Амстелю в город. Любопытным же пришлось воротиться.

Был и такой случай: великий князь катался на парусах на своей буер-яхте здесь по Керкраку, а по близости находилось одно из наших амстердамских пассажирских судов, где на палубе собралось много людей, горевших желанием видеть царя. На судне присутствовали, между прочими, Квинтейн Кунен, Ост-Зандамский схаут и, кажется, некоторые почтенные дамы. Судно это подошло слишком близко к царю, а он, желая отделаться от назойливости любопытных, схватил две пустые бутылки и бросил их, одну за другой, на пассажирское судно прямо в толпу, но, к счастью, никого не задел. [49]

В субботу [20-го сентября] бургомистры Амстердама поручили многим маклерам ⁴³ сообщить (не как предписание или просьбу, а просто в форме уведомления) шкиперам, стоявшим со своими судами на реке, что их высокоблагородиям будет очень приятно, если на другой день, т. е. в воскресенье, в 8 часов утра, все подымут свои флаги и вымпела. (Этим они, конечно, доказали как мало, к сожалению, они заботились о почитании воскресенья). Они предполагали в назначенный день доставить его царскому величеству удовольствие и устроить для него катанье на городской яхте по Эй мимо города Амстердама и дальше, в сопровождении многих больших и маленьких яхт, находившихся в городе. Прогулка эта состоялась. О приготовлениях заблаговременно узнали в Зандаме, и поэтому буер-яхт участвовало в прогулке столько, что зрители могли любоваться очень живописной картиной. Приехало столько яхт, что они неоднократно сталкивались. Сколько тогда было осушено бутылок! Но все старались держаться на известном расстоянии от великого князя, во избежание недоразумений, которые, как он уже доказал, могли бы иначе случиться.

Его царское величество и всю его свиту содержали на общий счет государства и [50] говорят, что бургомистр Николай Витсен в Амстердаме получил для этой цели из казначейства наличными деньгами сто пять-десять тысяч гульденов. Если столько израсходовано в одном Амстердаме ⁴⁴, то, в общем, не дешево обошелся этот гость нашей страны.

5-го октября ⁴⁵ состоялась аудиенция его великого посольства у господ генеральных штатов.

Великий князь желал незаметно присутствовать на аудиенции и с этой целью поехал в Гагу. Но как странно он вел себя дорогой и в самой Гаге, видно из нижеследующего.

Фан дер Гейде младший ⁴⁶, мастер пожарных насосов в Амстердаме, [51] рассказывал в нашей деревенской ратуше в Вест-Зандаме в собрании магистрата, что сам г. Витсен сообщил ему следующее, уверяя, что все это действительно случилось:

Великий князь, бургомистр Николай Витсен ⁴⁷ и еще два лица сели в Амстердаме в коляску, чтобы ехать в Гагу; но царь захотел посадить с собой еще своего карлика. Упомянутые выше лица возразили ему, что тогда будет слишком тесно; но он ответил: "в таком случае, пусть он сядет ко мне на колени", так что пришлось взять карлика. Царь выразил желание ехать не прямо через город, а кругом и, замечая по дороге много мельниц, справлялся о назначении каждой из них. Подъезжая к мельнице для шлифовки камней, он спросил: "что это за мельница?" Получив объяснение, он сказал: "это я хочу видеть". Коляску остановили, но оказалось, что мельница не работала и никого там не было. Послали [52] за мастером; но его не могли найти так скоро, и потому поехали дальше. На Гарлемской дороге он увидел маленькую водяную мельницу, спросил: "что это такое," и, выслушав объяснение, сказал: "я хочу ее осмотреть". Его спутники уверяли, что он промочит себе там ноги, так как место было болотисто; но не смотря на это, пришлось остановиться. Он отправился к мельнице; а на дороге оказалось столько воды, что он, пройдя несколько шагов, должен был вернуться с мокрыми ногами. Подъезжая к Гарлему, он сказал: "я не хочу ехать через город". Бургомистр Витсен объяснил ему, что другой дороги нет. На шее у него был платок бургомистра Витсена, а лицо он закрыл своим плащом, и таким образом они ехали через город.

Вскоре после того они проезжали мимо большого, прекрасно устроенного имения. Он спросил: "кому оно принадлежит?" Витсен ответил, что хозяин этой усадьбы амстердамский купец. Он сказал: "я хочу ее осмотреть". Тогда спросили разрешения, и хозяин согласился на это; но царь потребовал, чтобы все люди удалились из дома. Витсен ответил: "я постараюсь это устроить, но приказать им не могу, так как хозяин и хозяйка сами находятся в доме". Из уважения к бургомистру хозяева, действительно, [53] удалились на время. Царь осмотрел постройки и усадьбу и затем поехали дальше.

При спуске на паром коляска получила толчок, вследствие чего он спросил: "это что такое?" Когда ему объяснили, что это переправа, он сказал: "это я хочу посмотреть"... Наступил уже темный вечер, так что пришлось зажечь фонарь, и он измерял длину, ширину и вышину парома, пока свечка не погасла от ветра. Тогда они продолжали путь.

В 11 часов вечера приехали в Гагу, остановились в квартире Амстердамских господ ⁴⁸, и на его вопросы "где я буду спать?" ввели его в красивую комнату с удобной кроватью; но он поднялся по лестнице, вошел в комнату, где стояла постель служанки, и объявил: "тут я хочу спать". [54]

Несколько минут спустя, он сказал: "хочу отправиться к моему великому посольству", и, хотя его уговаривали остаться, ничто не помогло: не смотря на то, что было уже 12 часов ночи, запрягли коляску и отвезли его в Дулен, где помещалось его великое посольство. Тут он опять спросил: "где я буду спать?" Ему показали хорошую кровать, но он пробежал по всем комнатам, наткнулся, наконец, на грязного простого слугу, который спал на медвежьей шкуре, толкнул его и крикнул: "вставай, вставай!" Русский проснулся, но не успел еще опомниться от сна, как великий князь уже крикнул снова: "вставай, вставай, тут я хочу спать". Простой москвитянин понял, наконец, кто собственно его так бесцеремонно будит, и поторопился оставить свою медвежью шкуру.

На этой медвежьей шкуре расположился его царское величество, чтобы провести ночь. На другой день он пожелал видеть аудиенцию, назначенную его великому посольству г.г. генеральными штатами, и с этой целью присутствовал инкогнито в соседней комнате. Сидеть в ней ему, однако, скоро надоело, и он сказал бургомистру Витсену, что прием слишком долго продолжается и что он желает уйти, но не хочет, чтобы г.г. члены генеральных штатов его видели, вследствие чего и требует, чтобы они отвернулись. Витсен ответил, что он этим [55] господам предписывать ничего не может, так как они представители страны, но что он передаст им, в чем дело. Так он и сделал и возвратился с ответом, что господа штаты согласны встать, повертываться же к царю спиной не намерены. В этот день на его величестве был большой парик; им он закрыл себе лицо и быстро выбежал из комнаты.

Вот все, что рассказал Фан дер Гейде младший.

Вышеупомянутые ученики ботового и мачтового дела и некоторые другие московитяне наняли у Дирка Классона Гейнеса, недалеко от Финкепада ⁴⁹, "каменную комнату" т. е. заднее помещение дома, в котором жил и схаут П. фан Бекестейн.

Там они поселились все вместе и держали своего собственного грязного повара и музыканта; последний, говорят, хорошо играл. Ученики мачтового дела потом уехали и занимались на мачтовой верфи адмиралтейства в Амстердам, а князь-мастер ботового дела ездил раз в Утрехт ⁵⁰, чтобы навестить своего брата, который учился там пиротехнике. [56]

В ноябре месяце, во время Зандамского кермиса ⁵¹, его царское величество приезжал сюда, чтобы навестить своих людей. Он прошел по рядам лавочек, выстроенных по случаю кермиса, и остановился у своих подданных в упомянутой каменной комнате, где его отлично угощали. Через два или три дня он уехал в Амстердам на своей буер-яхте, которая стояла здесь у Остеркаттегата ⁵². До отъезда он еще раз ходил на одну из лесопильных мельниц и осматривал ее подробно, причем он своими собственными руками спустил тормоз и таким образом остановил мельницу; затем он опять поднял его и пустил мельницу в ход.

Если б мы захотели описывать все выдумки и странные затеи, которыми он тешился здесь, в Амстердаме и, вообще, в нашем отечестве, то пришлось бы исписать еще много бумаги.

19-го января великий князь уехал в Англию со свитой, состоявшей из девяти или [57] десяти лиц, и после очень счастливого плавания благополучно достиг Лондона ⁵³, где в верхней палате инкогнито видел короля Вильгельма, сидящего на престоле в королевском одеянии с короной ⁵⁴ на голове; сюда явились и лорды в своих роскошных костюмах с коронками на головах.

Затем он осматривал нижнюю палату и, вообще, все достопримечательности и редкости. Он имел и особое свидание с королем Вильгельмом ⁵⁵; говорят, что эту зиму он будет путешествовать по Англии.

4-го февраля приезжал сюда в Зандам по льду, на тройке, в санях, один из его послов. При нем находился какой-то молодой князь, священник с длинной бородой и некоторые другие лица. Они остановились у своих земляков в вышеупомянутой каменной комнате; там они изрядно веселились, хорошо ели и пили и до полуночи заставляли играть музыканта. [58]

5-го числа упомянутый посол отправился с двумя или тремя лицами из своей свиты по Геренвегу в дом Мейндерта Арентсона [Блума], где им подавали хороший чай и разные другие угощения.

6-го числа они уехали на лошадях и в санях в Амстердам по высокому Зедейку, так как была сильная оттепель.

Упомянутый молодой князь спал в доме Мейндерта Арентсона две ночи на одной кровати с Эйсбрантом Корнелиссоном Блекером.

Этот молодой князь и некоторые другие московитяне очень полюбили Эйсбранта Корнелиссона Блекера и оказывали ему много уважения и любви, потому что у князя в Московии был молодой брат, который лицом и станом так походил на Блекера, точно это было одно и то же лицо.

Московитяне, которые еще оставались здесь, пользовались зимним временем и усердно учились кататься на коньках по льду, причем они неоднократно падали и сильно ушибались. А так как они, по неосторожности, иногда катались и по тонкому льду, то некоторые из них проваливались в воду по шею. Между тем, они отлично переносили холод и потому не торопились надевать сухое платье, а продолжали кататься еще некоторое время в мокром; затем уже они переодевались в сухое платье и снова [59] отправлялись кататься. Этим они занимались так ревностно, что делали успехи, и некоторые из них могли отлично бегать на коньках.

Во время пребывания его величества в Англии епископ Салисбурийский ⁵⁶, по поручению архиепископа Кентерберийского, и какой-то другой богослов ⁵⁷, по поручению архиепископа Йоркского, разъясняли ему учение протестантской церкви.

Там же он ознакомился подробно с техникой кораблестроения и нанял несколько инженеров и огнестрельных мастеров для войны с Турцией и несколько плотников-кораблестроителей ⁵⁸. Ему подарили роскошную транспорт-яхту ⁵⁹, оцененную в двести тысяч фунтов, и, кроме того, фрегат, чтобы конвоировать яхту в Архангельск. В [60] мае месяце оба корабля вышли в море с полным экипажем.

Он осмотрел и Портсмут, где для него эскадра военных судов произвела примерную морскую битву ⁶⁰. Еще до своей поездки в Портсмут он известил коменданта Джибсона, что не хочет, чтобы ему устраивали торжественную встречу, так как он приедет поздно вечером. Его желание было исполнено, и он тотчас по прибытии на свою квартиру лег спать ⁶¹. Зато при отъезде его провожали пальбой из 54 громадных пушек ⁶².

23-го апреля приехал сюда в Зандам его посол Лефорт со свитою из семи или восьми московитян; а те московитяне, которые жили в каменной комнате, хорошо угостили его в доме Фан Дипенбека, хозяина Mooriaenshooft (Голова Арапа) ⁶³, где посол и переночевал; 24-го числа он уехал в Амстердам.

7-го мая его царское величество вернулся благополучно из Англии в Голландию на [61] двух английских военных кораблях и королевских яхтах ⁶⁴.

15-го мая вечером ушло из Амстердама в Тессель восемь барж, и на каждой было около 80 человек, которые нанялись на службу к великому князю и теперь должны были отправиться в Московию на голландских кораблях ⁶⁵.

21-го числа приехал на своей буер-яхте из Амстердама сюда в Зандам его царское величество с князем Сибирским (Сибирь это важное княжество в Московии) и с маленькой свитой.

Они отправились в дом Корнелиса Михильса Калфа и поехали с ним на его буере вверх по Зану до дома Мейндерта Арентсона, где их угостили. Царь зашел и в дом Класа Арентсона и пил там чай. Ему очень хотелось видеть, как мелют табак; поэтому Клас Арентсон и его сын Арент Блум повезли великого князя и князя Сибирского на своем ботике по Зану к дому Дирка Янсона, откуда [62] они самой близкой дорогой, через поле, отправились на мельницу; здесь они оба очень внимательно смотрели, как мололи стебельки табаку.

Потом великий князь пожелал видеть, как приготовляется нюхательный табак, и они пошли на мельницу Класа Симонсона Гейнтье. Царь не захотел идти по Геренвегу, где собралось много народа, желавшего его видеть; поэтому они шли полем, пока это было возможно, затем сели в ботик и доехали на нем до мельницы. Там великий князь и князь Сибирский смотрели с большим удовольствием, как мололи дорогой нюхательный табак.

Чтобы избежать взоров любопытных, они поехали отсюда на ботик прямо до западного конца Земанспада и прибыли туда, когда уже стемнело. Великий князь и князь Сибирский вошли в дом Корнелиса Михильса Калфа и оставались здесь до 11 часов вечера, свита же не знала, где они находятся, но на ночь они вернулись в квартиру свиты.

22-го мая царь хотел уехать, но это ему не удалось сразу. Заметив, что на улице собралась большая толпа, желавшая его видеть, он не выходил из квартиры, а любопытные стояли на улице с утра до самого обеда. Наконец они устали, им надоело так долго напрасно ждать, и каждый пошел своей дорогой. Заметив это, он [63] пошел по опустевшей улице вместе с князем Сибирским ⁶⁶ и некоторыми из своих людей к буер-яхте и уехал в Амстердам. Вскоре после этого он отправился в Германию, Вену и т. д. ⁶⁷

Генеральные штаты Соединенных Нидерландов уже в мае предписали губернаторам и комендантам тех городов и крепостей, чрез которые должно было проезжать великое московское посольство, встречать его пушечной пальбой. Кроме того было приказано гофмейстеру Гесселю угощать посольство на счет нашей страны и освободить его от путевых издержек вплоть до нашей границы. Это так и было исполнено ⁶⁸. [64]

Таким образом, наконец, наше государство и Вест-Зандам лишились великого, высокого, знаменитого, замечательного и дорогого гостя.

Теперь расскажу о его путешествии, после его отъезда, за пределами нашего государства; об этом сообщали сюда в письмах следующее:

26-го июня ⁶⁹ состоялся въезд посольства в Вену.

29-го июня один из Московских князей был в Вене у императора ⁷⁰. Его императорское величество встретил его в аван-зале с непокрытой головой и потом надел шляпу; но князь отказался последовать его примеру, и обе высокие особы остались с непокрытыми головами ⁷¹. При этом присутствовали только обер-камергер Валенштейн, обер-гофмейстер Фон Дитрихштейн и первый посол Лефорт.

Далее из Вены писали следующее:

5-го июля. Московский князь 3-го числа посетил театр и оперу ⁷². Не смотря на свое [65] инкогнито, он был со двором на оленьей охоте, и ему было оказано много любезностей. Он сам выразил императору, что это был самый счастливый день в его жизни ⁷³, когда его величество встретил его как своего любимого брата.

Говорят, что он сделал визит императрице ⁷⁴ и у неё встретился с эрц-герцогинями.

На содержание московского посольства было ассигновано три тысячи гульденов в неделю ⁷⁵.

12 числа. Он был на музыке в Гумпендорфе, где играло более ста музыкантов на разных инструментах; бал продолжался почти всю ночь ⁷⁶.

Московские князья получили в подарок несколько математических инструментов. Вчера они осматривали императорскую казну, кунсткамеру, палату со сбруей и разным красивым оружием и библиотеку. Сегодня [66] восемь лиц из посольства уехали в Венецию, а может быть, и в Рим.

26 июля. Московский князь слушал 23-го числа в доме иезуитов большую мессу, которую служил кардинал Колониц, и там же обедал ⁷⁷. Затем он ездил водою в Пресбург, где осматривал венгерскую корону и другие достопримечательности, и 24-го возвратился. 25-го он посетил императорскую школу верховой езды, после обеда простился со двором и сегодня собирается ехать в Венецию ⁷⁸ и затем в Рим. Некоторые лица из его свиты выехали туда уже вчера.

2-го августа вышеупомянутый князь, который учился ботовому делу, и другие московитяне угощали здесь в Вест-Зандаме на своей квартире прекрасными кушаньями и напитками некоторых знатных московских торговцев и барышень из Амстердама.

8-го числа они получили здесь достоверное известие, что в Москве вспыхнул большой бунт. [67]

30-го июля писали из Вены следующее: 28-го числа московских послов повели с большой торжественностью из их квартиры в Гумпендорфе на аудиенцию к императору ⁷⁹, причем впереди 50 венских граждан несли подарки послов ⁸⁰, состоявшие из драгоценных соболей, горностаев, золотых и серебряных материй и других драгоценностей.

Предполагали, что Московский князь, в день отправки последнего письма, поедет в Италию, но он на этот раз отложил путешествие и уехал со свитой в Москву на тридцати почтовых лошадях ⁸¹.

11-го августа в Гаге были получены письма из Вены с известием, что самый знатный Московский князь с двумя московскими послами ⁸² и со свитою в составе тридцати лиц уехал в Московию, чтобы через четыре дня (sic) быть в Москве.

Третий посол остался в Вене. [68]

5-го сентября писали из Москвы:

Генерал Лефорт и другие члены великого посольства, которое посетило Голландию и другие страны, вчера возвратились.

20-го числа писали из Кракова:

Все известия, полученные из Москвы, передают одинаково, что при возвращении великого посольства вообще все обстояло благополучно и что подданные, как знатные, так и простые, выразили большую радость, что его царское величество вернулся.

19-го октября. Вышеупомянутого князя, который долго пробыл здесь в Зандаме, чтобы учиться ботовому делу, а также и остальных московитян, живших еще в каменной комнате, высокопоставленные лица торжественно проводили из их квартиры в Амстердаме, откуда они уехали в свое отечество.

30-го ноября писали из Смоленска в Москвы следующее:

Письма из Москвы сообщают о строгом наказании, которому подверглись в сентябре месяце в присутствии царя стрельцы и другие участники большого бунта.

Около тысячи их было повешено в монастыре, в котором заключена сестра его царского величества, царевна Софья, перед [69] её окнами ⁸³. Две из самых знатных статс-дам этой царевны были заживо зарыты в землю ⁸⁴; а князь Colotin, бывший посланник Colombin и несколько других бояр, состоявших при генерале Ромодановском, командовавшем войсками на польской границе, были колесованы на Преображенской площади ⁸⁵. Два монаха ордена Св. Василия колесованы за то, что подстрекали стрельцов. Младшего патриарха колесовали, и труп его положили на колесо у церкви Св. [70] Троицы перед дворцом царя, т. наз. Кремлем, а старший полковой священник был повешен напротив ⁸⁶.

Господа штаты Голландии и Фрисландии, получив достоверное известие, что его царское величество намерен посетить наше государство и, между прочим, Гагу, выбрали из своей среды четырех депутатов для встречи и приветствия царя в Дефентере. Однако же, его величество прибыл 17-го декабря в Амстердам, где его и приветствовали эти депутаты с бургомистрами города, причем они ему предложили остановиться со своей свитой в городском дулене ⁸⁷.

Но он держал себя так же просто, как и 19 лет тому назад, когда он был здесь плотником, и остановился в доме г. Брандта, ⁸⁸ имевшего большие торговые дела в Москве. Там его и его свиту прекрасно угощали и г. Брандт сам [72] прислуживал за столом вместе с другими. Но так как угощение продолжалось долго и г. Брандт почувствовал сильный голод, то он спросил, не разрешит ли его царское величество съесть что-нибудь и тем, которые прислуживали за столом и теперь сильно проголодались. На это царь согласился. Некоторые господа говорили с ним с изысканною вежливостью, и он заметил: "будем лучше говорить как плотники". На ночь ему приготовили удобную постель со всеми принадлежностями, но он взял подушки, положил их на пол и так лег спать. (Это мне рассказал амстердамский купец Соломон Ренен).

Точно так же как 19 лет тому назад, он и на этот раз осматривал магазины и верфи, принадлежавшие государству и Ост-Индской компании. Когда он пришел на верфь, его увидела жена старшего мастера Поля; она побежала к нему на встречу и сказала: "добро пожаловать, мастер Питер!" На это он ответил: "откуда ты меня знаешь?" Она возразила: "мейнер, ⁸⁹ 19 лет тому назад вы часто бывали в нашем доме и обедали за нашим столом; ведь я жена мастера Поля". Тогда он обнял и поцеловал ее очень любезно. Затем пришел младший мастер этой верфи и тоже [73] воскликнул: "добро пожаловать, мастер Питер!" Он опять спросил: "откуда ты меня знаешь?" и тот ответил: "19 лет тому назад мы с тобой, вместе с другими, строили здесь корабли". Тогда он обнял и поцеловал его сердечно. (Это мне рассказал вышеупомянутый Ян Питерсон Брур).

Питер Эйп, плотничий мастер на верфи Бревера в Ост-Зандаме, который тоже в течение нескольких лет состоял на службе у царя в Московии и помогал при постройке кораблей, посетил теперь, в конце декабря 1716 г., его царское величество в Амстердаме и провел с ним более трех часов в дружеской беседе; царь, между прочим, сказал Питеру Эйпу: "надеюсь еще раз побывать в Зандаме, чтобы посетить старика Калфа, т. е. Корнелиса Михильса Калфа, и тогда я тоже буду у вас на вашей верфи и посмотрю корабль, который вы теперь кончаете". (Сообщено им же). Томас Иосиассон, который тоже был несколько лет плотником у царя в Московии, беседовал с ним в Амстердаме целый час; его мать Марию Гитманс, бедную скромную женщину, его царское величество навестил запросто 19 лет тому назад и выпил с ней рюмку еневра. (Клас Корнелис Грот сообщил мне это.)

Так как царица была беременна и царь желал, чтобы она родила в Амстердаме, то [74] она выехала сюда в начале зимы, и г.г. штаты нашей провинции приготовили в Везеле роскошную яхту, чтобы перевезти оттуда царицу. На эту яхту она села в Везеле 12-го января 1717 года, но на другой день сошла опять на берег и 13-го января в Везеле благополучно разрешилась от бремени великим князем. Царь, который в то время был еще в Амстердаме, получил там 14-го около полудня в своей квартире эту приятную весть через нарочного, посланного из Везеля.

16-го числа писали из Везеля, что новорожденный великий князь умер в день рождения, вечером между 7 и 8 часами, по случаю чего звонили в колокола. Вчера бальзамировали тело и положили его на парадную постель. Говорят, что царица довольно слаба.

Царь уже раз выезжал на парусах в Зандам, но сильная буря заставила его вернуться.

Затем он несколько дней был болен ⁹⁰. Одни говорят, что он побывал, где не следует, другие же, что он лишнее выпил, третьи приписывали болезнь и тому и другому. Что касается меня, то я не берусь [75] решить этого вопроса, так как достоверных сведений не имею.

13-го февраля утром между 7 и 8 часами приехала царица на яхте штатов из Везеля в Амстердам и была отвезена в карете на Гереграхт в дом царского агента, ⁹¹ где теперь жил и сам царь.

5-го марта довольно рано до обеда приехал его царское величество из Амстердама на яхте сюда в Вест-Зандам; его сопровождали два или три князя и несколько простых слуг. Они прошли через большой шлюз и поехали по Ахтерзану к усадьбе Корнелиса Михильса Калфа. Немного спустя (взяв с собой. М. Калфа и его сына Николая Калфа) они поехали на той же яхте, на парусах, для своего удовольствия в Кох ⁹², откуда возвратились к обеду в дом К. М. Калфа. По Зану их провожало несколько буер-яхт и много яликов, наполненных любопытными, желавшими видеть царя. Причалив к усадьбе К. М. Калфа, царь с яхты побежал прямо в дом, а на берегу Зана стояли люди, желавшие посмотреть на него. Затем он опять вышел из дома и [76] осмотрел красивую лодку для катанья по льду, стоявшую на берегу, которая была для него куплена и предназначалась к отправке в Московию.

Он сел с Калфом в эту лодку, велел поставить мачту и остался очень доволен всем этим, что было видно из беседы, которую он вел по этому поводу с К. М. Калфом. Любопытные, стоявшие по близости на берегу Зана, могли все слышать и понять, так как он хорошо говорил по-голландски. Тут-то люди могли смотреть на него, сколько желали (все это видела также наша [внучка] Ахье Диркс Грот). Во время обеда, который по собственному желанию царя был скромный и не отличался от обычных обедов зажиточных купцов, К. М. Калф сказал, что его царское величество за 19 лет значительно изменился к лучшему и стал веселее и общительнее, но что царь, по случаю турецкой и северной войны, целых восемь лет не бывал в своем собственном дворце в Москве. Затем они поехали на яхте на бумажную мельницу под названием De Kok (Повара), где царь, точно так же как и 19 лет тому назад, осмотрел все подробно. На возвратном пути он переехал на лодке через Кокслот ⁹³ и причалил к усадьбе Альберта Блекера, [77] перелез там через свиной хлев, осмотрел крахмальный завод и отведал кислую воду, в которой мочат пшеницу для изготовления крахмала. Он взял большой комок готового крахмалу, съел сам часть и дал затем кусочек одному из своих слуг, который его попробовал и выплюнул. В это время прибыли пассажирские суда из Коха, Зандейка, Вормерфера и Амстердама; они пристали тут же к берегу, купцы сошли с судов и увидели великого князя.

Последний отправился со своими спутниками на яхту, взошел на палубу и несколько раз поворачивался, как будто хотел этим сказать: "ну, теперь можете меня рассматривать". Тут была большая толпа народа (царя видела здесь и моя служанка Мария Янс), было много буер-яхт, а еще больше яликов и ботиков, битком набитых людьми. Царь сам правил рулем и поплыл к Дамму.

Моя младшая внучка, Трейнтье Диркс Грот, прибежала вдруг ко мне в дом, бросила свои игрушки на пол и воскликнула: "милый дедушка, вот он едет на яхте, я хочу на него посмотреть". Затем она побежала так быстро, как только могла, на берег Зана к нашим соседям, которые взяли ее с собой в ялик и подъехали к самой яхте, и она, Трейнтье Д. Грот, а также и остальные, видели царя очень близко и насмотрелись на него до сыта. Между [78] тем я, Ян Корнелиссон Номен, тоже выбежал из дома, вошел в лодку, стоявшую тут же на Зане, и со многими другими видел, как яхта плыла на парусах. Так как ветер был сильный, то они держались восточного берега, но у верфи Класа Крамера им пришлось поворотить, что нам было очень приятно, потому что теперь они держали курс прямо на нас и наше желание исполнилось: мы видели его царское величество совсем близко, со всех сторон, и могли даже рассмотреть черты его лица. Он сам правил рулем; на голове у него был короткий, неважный, черный парик и простая черная, войлочная шляпа; у него были густые черные усы, видно было, что он последние дни не брился. Лицо его было бледно вследствие вышеупомянутой болезни. На вид он был статный, с ловкими движениями. Он был одет в старый суконный кафтан с кожаным поясом, шириною в три пальца, на котором висела сабля. Князья были одеты не так скромно. На них были большие парики и красные плащи. Около 5-ти часов они прошли через большой шлюз и уехали дальше в Амстердам, провожаемые взорами сотен людей.

9-го марта, во вторник утром, его царское величество приехал опять на яхте из Амстердама сюда в Вест-Зандам в сопровождении многих высокопоставленных [79] лиц, вышеупомянутых двух или трех князей своего государства, вице-канцлера и своего посланника в Гаге, князя Куракина, который занимал там эту должность уже несколько лет. Они причалили здесь у дубильных мельниц. Царица со своими статс-дамами приехала на отдельной яхте и хотела пристать там же; но так как её яхта была больше, то это не удалось вследствие мелководья, и она прошла через большой шлюз к усадьбе К. М. Калфа. Там царица со своими великолепно одетыми статс-дамами отправилась в дом. На царице было драгоценное платье и много золотых, жемчужных, бриллиантовых и других украшений с драгоценными камнями, которые (говорят) стоили три бочки золота ⁹⁴.

Царь был в той же простой одежде, как и в прошлую пятницу. Он сошел с вышеупомянутой яхты, а некоторые из высокопоставленных особ пошли к Дамму, где в это время перетаскивали через Офертом большой корабль, принадлежавший Класу Эйтену. Они остались здесь недолго и затем направились прямо к дому К. М. Калфа; царь же с двумя или тремя из своей свиты и с Николаем Калфом пошел от Каттегата по Кадейку и по высокому Зедейку на бумажную мельницу под названием De [80] Walvis (Кита). Там он осмотрел все внимательно и, по обыкновению, был так же экономен, как в прошлую пятницу на мельнице De Kok. Отсюда он отправился обратно по высокому Зедейку в дом вышеупомянутого Томаса Иосиассона, так как еще в Амстердаме обещал навестить его. Напившись тут кофе, они пошли к Офертому, осмотрели корабль, который был уже немного поднят, далее, канаты, блоки и другие приспособления, а потом отправились в дом К. М. Калфа. Здесь царь узнал, что кузнец Геррит Кист, у которого он жил 19 лет тому назад, служит работником в кузнице напротив. Он велел сказать ему, что царь желает отправиться с ним на квартиру, которую занимал 19 лет тому назад. Кузнец отвечал: "нет, меня мало интересует царь, так как он слишком скупо заплатил за квартиру в моем доме". Тогда царь пошел сам в кузницу (с одним из своих дворян) и осмотрел все внимательно; а когда сопровождавший его придворный вздумал уйти из кузницы, то он побежал за ним, схватил его за рукав и втащил беглеца шутя обратно. Затем он сунул ему в руку тяжелый кузнечный молот и заставил его ударить им несколько раз по горячему железу. Потом Геррит Кист отправился с царем на его старую квартиру; здесь царь поднялся на чердак и осмотрел [81] бывшую свою спальню и маленькую комнату, в которой он совершал молитвы. Пробыв в Кримпенбурхе около получаса, он вторично пошел смотреть, как перетаскивают корабль, и, наконец, вернулся в дом К. М. Калфа. Там угостили царя, царицу и всех дворян обедом, который на этот раз был гораздо роскошнее, чем 5-го числа.

Г-жа Алида фан Альст тоже видела, как царица со своими статс-дамами сидела за столом и обедала.

Местный Вест-Зандамский пастор доминус Геральдус фан Альст явился (с особого разрешения, данного по его просьбе) в дом К. М. Калфа, чтобы приветствовать его царское величество самым почтительным образом и пожелать ему всех благ. Он при этом ограничился краткой задушевной речью, потому что его предупредили, что это так требуется. На это его царское величество, тоже стоя, ответил ему коротко и любезно, выражая свою благодарность.

Доминус Г. фан Альст обратился затем к царице, которая тотчас же встала, и приветствовал ее в общем теми же словами, за что она очень любезно поблагодарила его. Это происходило в присутствии вышеупомянутой г-жи А. фан Альст, жены пастора Г. фан Альста, и многих других лиц. [82]

После обеда многие дворяне отправились к Офертому; царь же, царица и остальные дворяне вышли из дома, сели на яхту и поехали по Зану за Дамм, предполагая там высадиться и зайти в дом Альтье Валингиус, жены Арента Классона Блума, чтобы оттуда удобно смотреть на спуск корабля с Офертома. Но это им не удалось, так как по всему Дамму и по обе его стороны было так много народа, что им нельзя было сойти на берег. Тогда они прошли через большой шлюз и поехали к верфи вышеупомянутого дома, там они вошли в стеклянные сени и смотрели, как спускали корабль с Офертома. На корабле была толпа мальчуганов. Вследствие мелководья корабль засел в тине внизу у Офертома. Затем царь, царица и некоторые из их свиты сейчас же вышли из дома, сели на яхту и так скоро уехали, что оставшуюся свиту пришлось отправлять на других яхтах. Многим лицам, а в числе их и Ахье и Трейнтье Диркс Грот, удалось опять увидеть царя и царицу. С одной из яхт стреляли в честь его царского величества, и так они уехали в Амстердам.

19-го марта, в половине восьмого вечера, царь и царица поехали на речной яхте из Амстердама в Гагу и остановились в доме своего посланника, князя Куракина, где была поставлена стража. 20-го числа их [83] приветствовала торжественная депутация, состоявшая из семи членов генеральных штатов. В полдень они отправились в Схевенинген, а вечером заехали в Зоргфлит ⁹⁵.

Утром 21-го числа к его царскому величеству явились с приветствием иностранные министры и другие высокопоставленные лица. В полдень их царские величества отправились снова в Зоргфлит, где и обедали вместе с некоторыми высокопоставленными лицами.

27-го числа, после обеда, около половины четвертого, царь с несколькими князьями и вельможами, разместившимися в четырех каретах, приехал в Гагу на Бинненгоф ⁹⁶ и [84] остановился перед коллегией г.г. полномочных советников. Выйдя из кареты, он осматривал их палаты, затем помещение штатов Голландии и Вест-Фрисландии и, наконец, помещение г.г. генеральных штатов. Оба последние были для него открыты, несмотря на то, что там заседали их высокомогущества. Когда его царское величество вошел к ним, их высокомогущества приветствовали его очень любезно, и некоторые из них занимали его разговором около получаса. После этого они проводили царя до Treveskamer ⁹⁷, откуда его царское величество возвратился в коллегию полномочных советников по галереями через помещение их высокомогуществ. Затем царь, князь Куракин, два депутата их высокомогуществ, т. е. граф фан Альбемарле ⁹⁸ и г. Гам, и еще какой-то господин, утверждающий, что он изобрел аппарат для определения Востока и Запада ⁹⁹, [85] направились к лодке, которая стояла на Фейфере ¹⁰⁰ и была украшена двумя вымпелами. Царь и изобретатель поместились под палубой; там они зажгли свечку и заперлись. Остальные господа уселись [на палубе] за столиком, чтобы следить за результатами. Полтора часа они плавали по Фейферу, где во многих местах были помещены палочки с номерами; изобретатель же уверял, что он, не смотря на то, что находится под палубой, укажет каждый раз, возле которой именно палочки проходила лодка. Покончив с этим, царь прошел через коллегию в Бинненгоф, где его ожидали кареты; там в это время [86]были выстроены войска в полном вооружении, и когда карета царя тронулась, они махали знаменами и били в барабаны. Сегодня, 28-го марта, государь уехал в Лейден и думает возвратиться завтра, чтобы затем отправиться в Роттердам, Гелефутслейс и Зеландию, а оттуда в Брабант и Фландрию для осмотра всех важных городов, особенно же приморских: Остенде, Дейнкерка и новой гавани в Мардейке; потом он отправится во Францию.

10-го мая 1717 г. из Франции писали следующее:

Царь Великой России переночевал в Бомоне и в пятницу, в 10 часов вечера, приехал в Париж, сопровождаемый драгунским полком. Многие принцы и вельможи, встречавшие его царское величество, провожали его до старого Лувра и даже до приготовленного для него помещения. В разных местах была расставлена стража, но во время въезда факелов не зажигали. Он тихо прошел из коляски в отведенное ему помещение, где уже зажгли свечи, и где стоял изготовленный для него ужин, состоявший из 800 больших и малых блюд, включая сюда и десерт; но он не ел ничего, кроме кусочка бисквита, и выпил немного вина. Он осмотрел все роскошные комнаты и в 11 часов уже уехал во дворец Ледигиер, где и переночевал. [87] Маршалы де Виллеруа и де Тессе ¹⁰¹ убеждали его величество остаться в Лувре, но их старания не увенчались успехом, и они должны были проводить его в карете маршала де Тессе туда, где он желал остановиться. В субботу, в 10 часов утра, регент был с визитом у его величества. Разговор велся через переводчика и продолжался около часа; говорят, что его королевское высочество остался очень доволен.

Что касается царицы, то она оставалась здесь и большую часть времени проводила в Амстердаме, где осматривала все достопримечательности. Между прочим, в пятницу 14 мая, желая доставить ей удовольствие и, вместе с тем, выразить свое уважение, благородные и высокопочтенные г.г. бургомистры города Амстердама предложили шкиперам, стоявшим со своими кораблями перед городом и на реке, поднять флаги и вымпела. В этот день предполагали прокатить царицу по реке Эй до Дургердама и обратно на адмиральской яхте, за которой должна была следовать флотилия из других яхт и буеров, чтобы показать ей примерное морское сражение, в котором должны были принять участие под командой адмиралов, [88] вице-адмиралов и схаут-бейнахтов ¹⁰² яхты, поставленные в линию, подобно находящемуся в бою большому флоту. Эти суда, действительно, производили друг в друга усердную пальбу, что доставляло зрителям большое удовольствие. Некоторые корабли, стоявшие на реке, тоже усердно палили из своих пушек.

Осмотрев во Франции все достопримечательности, царь уехал оттуда в Ахен и пользовался некоторое время водами в Спа ¹⁰³, а в начале августа возвратился опять к царице в Амстердам. Затем он посетил некоторые города в северной Голландии и между прочим город Горн и тамошнюю адмиралтейскую верфь, но когда узнали о его приезде, то собралось много народа, и он предпочел незаметно уехать.

17-го августа устроили около Амстердама по всем правилам военного искусства примерное морское сражение, в котором принимали участие две эскадры, состоявшие из яхт большого, среднего и малого размеров.

После этого он уехал в Утрехт и Гельдерландию.

22-го августа царь и царица поехали в Ло, а 23-го числа посетили и некоторые другие местности. [89]

26-го числа царь и царица возвратились из Гельдерландии в Амстердам.

30-го числа, в понедельник, он снова приехал в Вест-Зандам к Корнелису Михильсу Калфу со свитою из восьми или десяти лиц; в числе их были его священник и некоторые князья. Здесь их опять угостили, как и в первый раз, скромно, по-купечески, и затем они отправились на Фохтенпат к строившейся там буер-яхте; царь внимательно осмотрел ее и высказал при этом свое мнение. На меднолитейном заводе, находившемся в конце той же улицы, он обратился к одному из своей свиты и сказал: "осматривай это внимательно и запомни все, чтобы ты потом тоже сумел сделать это". Отсюда он отправился туда, где стояли котлы для выварки жира, и ознакомился с этим производством. Наконец, они завернули в так называемую новую церковь баптистов, где К. М. Калф, по просьбе царя, прочел оригинальную короткую проповедь на какой-то текст. Выслушав его, царь сказал своему священнику: "так и вам следует говорить, у вас же слишком много витиеватости". За обедом у К. М. Калфа его просили высказать свое мнение о Франции. На это он ответил, что, на его взгляд, в Амстердаме во всяком случае художественная промышленность и кораблестроительная техника стоят выше, чем во Франции; что же [90] касается домов, то на Гереграхте, на Кейзерсграхте и на других подобных улицах они не уступают французским. Кроме этого, он прибавил, что в течение всей своей жизни он не видал деревни, подобной Зандаму, именно, такой большой и многолюдной, с такой обширной торговлей, и что он очень желал бы иметь несколько таких же деревень в своем государстве.

Ему поднесли с изысканной любезностью стакан пива; на это он ответил: "французскими комплиментами вы меня не удовлетворите, дайте мне лучше кружку". Получив ее, он с удовольствием отпил и прибавил: "вот теперь я мог пить сколько мне хотелось, а главное, вы не знаете, сколько я выпил". За обедом он рассказывал, что на берегу Балтийского моря, в Петербурге, он строит большой, роскошный дворец и на будущее время намерен там жить.

1-го сентября, в среду, здесь разыгралась сильная буря, а по словам некоторых - ураган, с запада и с запада к северу. С 8 до 11 часов ветер достиг такой силы, что многие деревья были вырваны из земли, а черепицы и фронтоны сорваны с домов. В южной Голландии и вплоть до Дордрехта разрушено и унесено много плотов, вследствие неожиданно хлынувшего наводнения. В Роттердаме вода поднялась на четыре дюйма выше самого высокого уровня, так что [91] многие подвалы были залиты, и погибла масса товаров, что причинило значительные убытки. Кроме того, прорвало плотины, и корабли удивительно далеко были выброшены на сушу. В Амстердаме была разрушена часть крыши одной большой церкви; тоже случилось и со многими другими церквами внутри страны. Водяные мельницы так сильно работали, что на некоторых из них вспыхнул пожар. Пастор Г. фан Альст находился в то время в южной Голландии и после рассказал нам здесь с кафедры, что он видел пожар в шести местах. В Гейло сгорели мукомольная мельница и соседний с ней дом. Слава милосердному Богу, что здесь в Зандаме большой беды не случилось.

5-го сентября пастор Геральдус фан Альст читал здесь проповедь на текст из Исая, глава 26, стр. 9: "Ибо когда суды Твои совершаются на земле, тогда живущие в мире научаются правде".

Царь во время урагана не хотел оставаться дома и собирался уехать. Находившимся при нем господам и высокопоставленным лицам стоило много труда убедить его остаться дома. Они указывали ему на то, что он подвергнет свою жизнь опасности, если исполнит свое намерение. [92]

4-го сентября Николай Калф, единственный сын К. М. Калфа, рассказал мне, Я. К. Номену, следующее:

На прошлой недели царь был в Амстердаме на верфи адмиралтейства у мастера Яна Иелиссона фан Ренена и, между прочим, сказал ему: "дай мне хороший кусок дерева, я вырежу тебе кое-что на память". Ему дали желаемый кусок дерева, он же начал работать циркулем, топором и долотом и сделал очень хорошенькую маленькую яхту, которой восхищались все, кто имел случай ее видеть. На прощанье он обнял мастера, поцеловал его и подарил ему 11 серебряных монет с изображением его царского величества; кроме того, он сделал ему еще какой-то большой подарок, ценности которого мастер не желал сообщить.

Царь сказал между прочим Калфам, отцу и сыну, что он присутствовал при кончине бургомистра магистра Геррита Гофта и бывшего бургомистра Николая Витсена ¹⁰⁴. При этом он прибавил: "в них я потерял двух из моих лучших друзей в Голландии".

2-го сентября его царское величество и царица уехали из Амстердама в свое [93] государство, предполагая дорогой видеться с королем прусским, а может быть, и с другими владетельными князьями.

Таким образом, во второй раз оставил Голландию ее дорогой и редкий гость

Комментарии

11 Из дальнейшего рассказа ясно, что здесь идет речь о болезни царя Феодора Алексеевича, а не Алексея Михайловича.

12 речь идет о докторе Данииле фан Гадене, который был убит во время первого бунта стрельцов, 17 мая 1682 г. См. Устрялов, Ист. Петра I, 41 и прил. № VI: Донесение датского резидента Бутенанта фон Розенбуша о бунте стрельцов.

13 Иван умер 29-го января 1696 г., когда Петр был в Москве.

14 Номен, очевидно, называет мужем царевны Софьи ее сподвижника и любимца, князя Василия Голицына.

15 Князь В. Голицын был сослан в Яренск, а потом в Пустозерск (Устрялов II, прил. VII).

16 Т. е. в Зандаме.

17 Голландские плотники, выписанные из Зандама, о которых здесь идет речь, работали, вероятно, в Преображенском и в Воронеже после первого Азовского похода, в 1695 и 96 гг. (Елагин, История русского флота, стр. 22; приложения, I, 3 — 4). На основании показаний Номена, Схелтема (Peter de Groote I, 30) ошибочно относит прибытие и деятельность голландских плотников, нанятых в Зандаме, к самому началу строения судов в Переславль Зал. Устрялов (II, прим. 33) указывает на то, что заслуга сооружения Переславской флотилии принадлежит Карстену-Брандту, что был еще другой мастер, Корт, и что, вероятно, уже после его смерти (в июне 1692г.) третий мастер, Клас, также работал на Переславской верфи. Что Клас действительно участвовал при кораблестроении в Переславе, доказывает письмо царя к князю Ф. Ю. Ромодановскому от 17-го декабря 1697 г., в котором говорится, что корабль, сделанный в Переславле Класом, “по новине своей и величеству годен будет" для того, чтобы провести его на Волгу. На это последовал ответ князя Ф. Ю. Ромодановского, в котором, между прочим, говорится: “А что писал ты ко мне, господине,.... о корабле.... и я для того посылал в Переславль Инехова, а с ним голанского плотника, Класова товарища, Яна Ренса, который с ним, Класом, тот корабль делал, и велел ево осмотрить.... и тот плотник ко мне пишет из Переславля, что никакими мерами весть ево нельзя: нос весь згнил, также и кривули, и дно все згнило". (Письма и бумаги Петра Великого, I, 225, 670). Именно на Яна Ренсена указывает и Номен, как на плотника, служившего в России и пользовавшегося расположением царя. Следовательно, был еще четвертый голландский мастер в Переславле. Фамилия Класа неизвестна, но можно предполагать, хотя пока и нельзя доказать, что Клас — именно тот самый Клас Виллемсон Мес, о котором здесь говорит Номен. Догадка эта имеет свое основание, хотя и слабое, в том обстоятельстве, что царь в феврале 1696 г. ожидал из-за моря корабельщика Яна Вламина и “корабельных плотников" Класа Виленсена и Яна Янсона с людьми своими, которые и прибыли в марте через Ригу и Псков. Может быть, этот Клас и тождествен вышеупомянутым Класу и Класу Вилемсону Месу. (См. Письма и бумаги Петра Великого, I, 549 552. Устрялов II, 390).

18 Это было 17-го августа. Номен везде считает по новому стилю.

19 Oostzaner Overtoom — местечко на берегу залива Эй, в расстоянии одной мили от Зандама.

20 Река Зан берет начало из озера Старремер, протекает через город Зандам и впадает немного южнее его в залив Эй. На южной стороне города построена чрез реку плотина (так наз. Дамм) с тремя шлюзами, которые регулируют водную систему Зана и прилегающих каналов. Начало Зана, до Дамма и шлюз, называется Binnen - или Achter-Zaan (Внутренний или Верхний Зан), а вторая часть, от шлюз до залива Эй — Voor-Zaan (Внешний Зан).

21 Т. е. императорская или княжеская улица. Каналы и улицы с каналами называются в Голландии Gracht, а если канал узкий, Burg или Burgwall. Домик Петра Великого в Зандаме действительно находится на улице с узким каналом.

22 Протестантских пасторов в Голландии называют Domine.

23 Плотина на западном берегу залива Эй, которая начинается с южной стороны Вест-Зандама.

24 Suiddijk — плотина на левом берегу Форзана.

25 Jenever  —  водка, настоянная на ягодах можжевельника.

26 Т. е. она была урожденной Макс. Нель (Neel) —  сокращение имени Петронеллы.

27 Название части набережной Фор-Зана.

28 Слово Dam вообще значит плотина. В Зандаме же это название носит специально та плотина со шлюзами, которая находится на реке Зан и делит ее на две части. От реки и плотины город и получил свое название.

29 До 1718 г. в Зандаме корабельные верфи находились на Биннензане. Мелкие суда проходили оттуда шлюзами в Форзан, но большие нужно было перетаскивать через плотину. Уже в начале XVII ст. образовалась в Зандаме особая компания, которая за известную плату занималась этим трудным делом. На особом месте плотины, отделяющей Форзан от Биннензана, вышиною в 7 футов и шириною в 150, для того были устроены деревянные настилки, блоки и пр., при помощи которых поднимали корабли из Биннензана на плотину, перетаскивали их через нее и потом уж спускали в Форзан. Место это находилось на западном берегу, т. е. в Вест-Зандаме, и называлось Overtoom. См. A. Loosjes, Beschrijving van de Zaanlandsche dorpen. Haarlem, 1794; стр. 117 — 132.

30 Baljuw  —  судья по уголовным делам. См. Loosjes, Beschrijving, стр.74.

31 По голл.: Halfweg Amsterdam en Haarlem, т. е. место, находящееся на полудороге между Амстердамом и Гарлемом.

32 По голл. Drossaard, по нем. Drost — член уездной управы.

33 По голл. Heerenweg (господская улица).

34 По голл. Schout  — участковый судья.

35 Oude stadsherberg — дом, выстроенный в 1613г. городом Амстердамом на берегу Эй, для людей, приезжавших на кораблях ночью, после того как запрут городские ворота.

36 Oudezijds Heerenlogement (господская гостиница) — городское здание, назначенное для приема и пребывания высокопоставленных и владетельных гостей Амстердама.

37 Doelen — общее название собраний стрелковых гильдий (schutterij), которые существовали до конца XVI ст. во всех голландских городах. Одна из амстердамских стрелковых гильдий носила название Kolveniersschutters (Kolvenier или Klovenier — человек, вооруженный kolf, т. е. палицею). По упразднении этих гильдий собрания их преобразованы были, большею частью, в гостиницы.

38 Упомянутый здесь амстердамский мост находится у площади, которая носит название “Rusland". В этом названии звучит слово “Россия"; но последняя не имеет ничего общего с Ресландом. Амстердамский историк И. Тер-Гау высказал мнение, что мост и площадь получили свое название от соседнего монастыря св. Урсулы и что слово Урсулаланд в течение времени преобразовалось в Ресланд. См. J. Ter-Gouw, Amsterdam, oorsprong van de namen der grachten etc. 1859, pag 40. Но мнение Тер-Гау едва ли заслуживает доверия. В настоящее время полагают, что площадь и мост получили свое название от фамилии Рейс (Ruysch), представители которой долгое время владели усадьбою около этой площади. (Сведения эти собраны при любезном содействии г. В. Роша в Гаге).

39 Kloveniers-Burgwal  —  канал, который впадает в р. Амстель.

40 19/29-го августа состоялось определение директоров Ост-Индской компании в Амстердаме заложить новый фрегат и пригласить царя на верфь участвовать при сооружении судна. Узнав об этом решении, царь поспешил в Зандам за своими инструментами, чтобы на другой же день немедленно приняться за дело. Устрялов, III, стр. 72.

41 31-го августа 1697 г. Петр Вел. писал из Амстердама к князю Ф. Ю. Ромодановскому о волонтерах, что они все “разданы по местам", а именно десять из них остались при царе на Ост-Индской верфи, из остальных были отданы “Александро Кикин, Степан Васильев — машты делать.... Алексей Борисов (т. е. князь Голицын), Савва Уваров — к ботовому делу". (Письма и Бумаги Петра В. I, 187). На основании этих данных можно предположить, что ученики Геррита Янсона были А. Кикин и С. Васильев; ученик П. Тейвиса  —   князь А. Голицын. Относительно последнего должно однако ж вызвать сомнение то обстоятельство, что Номен далее передает (см. стр. 55), что князь-ученик ездил раз навестить своего брата в Утрехт, который учился там пиротехнике. В числе волонтеров брата князя Алексея Борисовича Голицына не было; с другой стороны, трудно сказать, учился ли действительно один из волонтеров в Утрехте, и кто именно.

42 “Сентября в 14 день.... сказан его В. Г-ря указ князь Ивану Степанову сыну Шаховскому, да Александру Алексеевичу сыну Левонтьеву, чтоб они для учения ехали в Астиндию, а князь Тимофею Шаховскому велено ехать в Восточную Астиндию", Памятники дипл. снош. VIII, стр. 945.

43 См. Scheltema, Rusland en de Ned. II, pag. 212.

44 Некоторые статьи расходов, вызванных пребыванием великого посольства в Амстердаме, напечатал П. Схелтема по подлинным бумагам городского казначейства. См. его сборник: Aemstel's oudheid (Амстердамская старина) VI, стр. 240 — 246: Extraordinaris onkosten, ter zake van het Moskovische gezantschap in de jaren 1697 en 1698, overgenomen uit het memoriaal van de Thesaurie.

45 25 сентября / 5 октября “Сентября 25 числа великие и полном. послы были у Галанских Статов на приезде". Пам. дипл. снош. VIII, 976. — См. тоже: М. А. Веневитинов, Русские в Голландии. Москва, 1897, стр. 90.

46 Фан дер Гейде, отец и сын, известные в свое время голландские механики. Петр Вел. бывал в их мастерской в Амстердаме. Scheltema, Rusl. en Nederl. II, 221, 222.

47 Автобиографию знаменитого автора книги “Noorden Ost-Tartarye" напечатал П. Схелтема в сборник Aemstel's oudh. VI, стр. 41 — 61. Биографию его составил J. F. Gebhard (Utrecht, 1881). О записках, составленных им о его пребывании в России в 1675 г., см. A. Kluyver, Over het verblijf van N. Witsen te Moskau, 1664 — 65, (Verslagen der Koninklijke Akademie XI. Amst. 1895, стр. 5 — 38).

48 Т. е. в доме Амстердамских членов генеральных штатов. Последние заседали в Гаге, и каждый голландский город нанимал или имел там свой дом, в котором останавливались его граждане, состоявшие членами генеральных штатов. Членам штатов даже запрещалось останавливаться и обедать в гостиницах или, вообще, в домах, бравших плату и открытых для всякого. Город Амстердам выстроил в 1676 г. для своих депутатов в центре города, на площади De Plein, роскошное здание, которое сохранилось по ныне, и где до 1903 г. помещался Государственный архив. В этом доме предложили остановиться Петру Великому.

49 Название улицы в Зандаме.

50 См. стр. 45 прим.

51 Слово kermis обозначает, собственно, храмовой праздник, но уж давно употребляется как общее название тех народных гуляний, которые ежегодно устраиваются в каждом голландском городе или деревне.

52 Полуостров в Форзане.

53 Петр выехал из Амстердама 7/17 января, а 9/19 января снялся с якоря в голландской гавани Гелфутслейс. Юрнал 206 г. у Устрялова, III, 601.

54 Корреспондент генеральных штатов в Лондоне писал 14 24 января: Le czar a eu la curiosite de voir le roy sur son throne et est alle incognito dans la chambre des seigneurs. Гос. арх. в Гаге.

55 Король посетил Петра В. 14/24 янв., царь был у короля января. Юрнал. Устрялов III, 602.

56 Епископ  —  Бюрнет, автор книги History of his own times, изданной по смерти автора в 1793 г.

57 Можно предполагать, что это был Френчис Ли, автор книги “Начало названия на греческом языке – прим., dissertations theological, mathematical, and physical proposals given to Peter the Great, czar of Muscovy, anno 1698. Lond., 1752. О содержании этого сочинения см. Bruckner, Die Reise Peters d. Gr., Russ. Revue XIV, стр. 209 и след.

58 См. Роспись иноземцам, нанятым в Англии в 1698. Устрялов, III, 581.

59 Яхта Транспорт-рояль была представлена царю 2 марта. Юрнал. Устрялов, III, 603.

60 24 марта / 3 апреля - Юрнал, Устрялов III, 604.

61 Петр В. приехал в Портсмут 21/31 марта вечером в 8 часов. Юрнал, там же.

62 В 25 день (марта). После обеда поехали сухим путем и из города стреляли из 51 пушки. Юрнал, Устрялов III, 605.

63 Название гостиницы.

64 Петр Вел. уехал из Англии на яхте Транспорт-рояль; свита следовала за ним на другой яхте; 23 апреля / 3 мая вечером увидел голландский берег; 27 апреля / 7 мая - проехал Роттердам и 29 апреля / 9 мая прибыл в Амстердам.

65 См. Устрялов III, прилож. VIII, 4, 6.

66 Трудно сказать, кто был упомянутым здесь князь Сибирский. Едва ли это тот Сибирский царевич Василий Алексеевич, который был близок с царевичем Алексеем, сочувствовал его побегу за границу и 24 марта 1718 г. был сослан в ссылку к городу Архангельску (см. Устрялов, т. VI стр. 185). Может быть, что в этот день, 21 мая, царя провожал в Зандам второй посол “наместник Сибирский" Федор Алексеевич Головин. Схелтема говорит, что царевича Александра Арчиловича Имеретинского, который, действительно, состоял при великом посольстве, называли в Голландии иногда и царевичем Сибирским. Схелтема однако же не приводит документальных доказательств. См. Peter de Groote, I, стр. 75 прим.

67 Царь уехал из Амстердама 15 / 5 мая.

68 Ср. М. Веневитинов, Русские в Голландии, стр.124.

69 См. Пам. дипл. снош. VIII, 1327.

70 Речь идет здесь о Петре. Свидание царя с императором состоялось 19/29 июня во дворце Favorita.

71 См. Устрялов III, стр. 127.

72 23 июня / 3 июля Царь был в опере, которую давали в Фаворите, по случаю тезоименитства Леопольда I.

73 Т. е. день первого свидания с императором. См. донесение папского нунция у Тейнера, Monuments historiques (Rome, 1859) стр. 372.

74 Императрица приняла Петра 24 июня / 4 июля.

75 См. Пам. дипл. снош. VIII, стр. 1334.

76 Очевидно здесь говорится о празднестве, которое послы устроили у себя в Гумпендорфе в день тезоименитства царя, 29 июня / 9 июля.

77 См. Theiner, Monuments, стр. 373.

78 Царь намеревался выехать в Венецию 15/25 июля. Вести из Москвы расстроили его планы. Четыре волонтера с доктором Постниковым отправились вперед накануне. Устрялов, III, 144.

79 Торжественная аудиенция послов состоялась 18/28 июля.

80 .... несены Цар. Вел-ва дары и посольские подарки венских мещан 80 человек. Пам. дипл. снош. VIII, 1405.

81 Лефорт и Головин поехали в тот же день вслед за царем; в Вене остался Возницын.

82 Царь и послы приехали в Москву 25 августа / 4 сентября.

83 Под Новодевичьим монастырем пред кельями царевны Софии повешено всего 195 стрельцов.

84 Этот рассказ основан вероятно на слухе о розыске постельниц Анны Жуковой Федоры Колужкиной. См. Устрялов, III, 214 — 217. Слич. у Корба (перевод Семевского в Чтениях М. О. 1866, IV, стр. 107): “Вышеупомянутые две постельницы закопаны живыми в землю, если только слух о сем справедлив".

85 Весь этот рассказ о казне стрельцов и других виновных в бунте не имеет никакого основания. Если вместо Colotin читать Голицын, то можно предположить, что Номен совершенно перепутал слухи о казни 17-го октября, когда приближенные царя, а в числе их кн. Голицын и Ромодановский, рубили головы стрельцам. См. Дневник Корба (пер. Семевского, стр. 108) и Желябужский, стр. 127. Так как Номен говорит о “бывшем посланнике" Colombin, то, вернее всего, надо читать Головин; но ни Корб, ни Желябужский не говорят о том, что Ф. А. Головин принимал деятельное участие в казнях.

86 Распопы Борис Леонтьев и Ефим Самсонов, о которых здесь, должно быть, говорится, были казнены 18-го октября. См. у Корба: “Один поп был повешен пред церковью Святой Троицы, а другой обезглавлен и потом для вящего позора колесован". (Пер. Семевского. стр. 108) и Желябужский, стр. 127.

87 Т. е. в Kloveniersdoelen.

88 См. о нем: Уляницкий, Историч. очерк русских консульств за границей, стр. 19. (Сборник Моск. Главн. Арх. V, М., 1893).

89 По голл. mijnheer, т. е. милостивый государь.

90 Петр занемог в конце декабря, и его болезнь продолжалась до начала февраля (по стар. ст.). Соловьев, И. Р. XVII, 68.

91 Т. е. Осипа Соловьева; см. о нем Уляницкий, Исторический очерк русских консульств за границей, стр. 18. (Сборн. Моск. Главн. Арх. V. Москва, 1893).

92 Koog aan de Zaan  —  деревня на западном берегу Зана, недалеко от Зандама.

93 Название канала в Зандаме.

94 Т. е. 300.000 гульденов.

95 Это хутор около Гаги по дороге в Схевенинген. В конце прошлого века это имение принадлежало великой герцогине Саксен-Веймарской; в настоящее же время оно перешло в частное владение, будет вероятно скоро застроено и сольется тогда с Гагою в одно целое.

96 В центре гор. Гаги находится живописный старый дворец голландских графов, в котором со времени основания республики Соединенных Нидерландов по настоящее время помещаются генеральные штаты и некоторые другие верховные правительственные учреждения. Дворец этот состоит из нескольких зданий, расположенных четырехугольником и выходящих главными своими фасадами на большую площадь, т. наз. Binnenhof, т. е. внутренний двор. За дворцом находится Buitenhof  —  внешний двор.

97 Зал торжественных собраний.

98 Арнольд Иост фан Кеппель род. в 1669 г., состоял на военной службе Нидерландов. Королем Вильгельмом III он в 1697 г. был возведен в графское достоинство и в 1709 г. был назначен генерал-лейтенантом. Скончался в Гаге 30 мая 1718 г. См. A. v. d. Aa, Biographisch Woordenboek, X, 127.

99 Здесь идет речь о вопросе об определении долготы в целях установления положения корабля на море. Решение этой задачи интересовало мореплавателей в особенности со времени открыт морского пути в Индию и в Америку, и в течение XVI и XVII вв. занимающимися этим вопросом учеными и специалистами неоднократно предлагались новые способы и приборы для применения на практике. О подобном приборе говорится и здесь. (См. тоже: De Jonge, De opkomst vaon net Nederlandsch gezag in Oost-Indie, I, 83). В “Рассказах Нартова о Петре Вел." сообщается тоже об этом случай. См. Л. Н. Майков, Рассказы Нартова, С.-Пб., 1891, стр. 95.

100 Пруд, находящийся среди города Гаги, в форме продолговатого четырехугольника. Слово Фейфер (Vijver) означает живорыбный садок. Южный берег пруда занят боковым фасадом дворца голландских графов. См. тоже: А. Веневитинов, Русские в Голландии, стр. 91.

101 См. Le Glay, Les origines hist, de l'alliance franco-russe, pag. 232.

102 Контр-адмиралы.

103 Царь был раньше в Спа, а потом в Ахене.

104 Витсен умер в Амстердаме 10/21 авг. 1717 г.