Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Игумен Иларион (Алфеев)

Жизнь
и учение
св. Григория Богослова


К оглавлению


Глава III

 

ДОГМАТИЧЕСКОЕ БОГОСЛОВИЕ


3. ТРОИЦА
ТРОИЧНОЕ БОГОСЛОВИЕ

     Великим Каппадокийцам выпало на долю сформулировать тринитарный догмат в эпоху, когда Церковь более всего в этом нуждалась. В противовес арианскому представлению об иерархическом подчинении Сына Отцу они разработали учение о Троице как единстве трех равных и единосущных Ипостасей. Каппадокийцы продолжали линию Никейского Собора и св. Афанасия, однако ввели четкое разграничение между понятиями "ипостаси" (hypostasis) и "сущности" (ousia): если Афанасий воспринимал эти понятия как синонимы, то в богословском языке Каппадокийцев термин "ипостась" стал обозначать конкретное и личностное бытие, в отличие от абстрактной "сущности". Если у всех людей есть одна общая природа, то Петр, Иаков и Иоанн есть три "ипостаси" этой единой природы.1 Точто так же Отец, Сын и Дух суть три "ипостаси" одного Божества. Такое словоупотребление помогло Каппадокийцам эффективно отбить атаки ариан, обвинявших их в то в савеллианстве, то в "троебожии".2
     Тринитарная доктрина Григория Богослова, так же как и аналогичные доктрины Василия Великого и Григория Нисского, складывалась в ходе полемики с поздним арианством (евномианством).3 Она нашла свое полное и законченное выражение в пяти "Словах о богословии". Однако изложение догмата о Троице содержится и в других Словах Григория, в частности в Слове 20-м, "О поставлении епископов и о догмате Святой Троицы". Это Слово, произнесенное незадолго до "Слов о богословии", тематически предваряет последние и, вместе со Словом 23-м, "О мире", является своего рода введением в их проблематику.
     Слово 20-е представляет собой краткое суммарное изложение православной триадологии: в некоторых рукописях оно носит подзаголовок schediastheis ("набросок", "эскиз").4 Православное учение о Троице представлено Григорием как некая "золотая середина" между двумя крайностями - "недугом" Савеллия, сливающего три Лица в одно, и "безумием" Ария, делящего единое Божество на три разнородные сущности, чуждые одна другой и неравные.5 В Троице Отцу принадлежит свойство быть безначальным и Началом (archē) Сына и Духа, равных и единосущных Ему:

 

Не подобает быть ни столь отцелюбивым, чтобы отнимать у Отца отцовство,- ибо чьим был бы Он Отцом, если бы Сын был вместе с тварью отстранен и отчужден от Него по сущности?- ни настолько христолюбивым, чтобы даже не сохранять сыновство Сына,- ибо чьим был бы Он Сыном, если бы не восходил к Отцу как Причине? Не подобает также в Отце умалять свойственного Ему как Отцу и Родителю достоинства быть началом - чтобы не оказаться Ему началом чего-то низменного и недостойного, если Он не Причина Божества, созерцаемого в Отце и Духе. Следует, напротив, исповедовать единого Бога и три Ипостаси, то есть три Лица, причем каждое с Его личным свойством.6

 

     Вера в единого Бога сохранится, по мнению Григория, в том случае, если мы будем относить Сына и Духа к одной Причине; вера в три Ипостаси - если "не станем измышлять какого-либо смешения, разделения или слияния"; исповедание личных свойств сохранится в том случае, когда мы будем считать Отца безначальным по отношению к двум другим Ипостасям, а Сына, хотя и не безначальным, однако же началом всего.7
     Термин "начало" (archē) является одним из основных триадологических терминов IV века. Им пользовались как православные, так и ариане, однако вкладывали в него разный смысл. Ариане считали, что только Бог безначален: все, что имеет начало, не является Богом, следовательно Сын - не Бог. "Мы гонимы, потому что утверждаем, что Сын имеет начало, тогда как Бог безначален",- говорил Арий.8 Григорий тоже утверждал, что Сын имеет начало, однако не считал безначальность Отца синонимом Его Божества. Безначальность, по учению Григория, есть свойство Отца, отличающее Его от Сына; однако и Сын, и Отец обладают полнотой Божества. Сын не безначален по отношению к Отцу, однако безначален по отношению к времени.9 Рождение Сына совечно бытию Отца, между Отцом и Сыном нет никакого промежутка, никакой последовательности, никакого неравенства.10
     Обратимся теперь к "Словам о богословии", в которых содержится подробное и последовательное опровержение арианских богословских постулатов.
     Отправным пунктом Григория является идея "монархии"-единоначалия как основной характеристики Божества. Попутно отвергнув идею "анархии"-безначалия, то есть отрицание Промысла Божия, управляющего миром, и идею "полиархии"-многоначалия, то есть многобожия, Григорий излагает свое понимание единоначалия:

 

Есть три самых древних мнения о Боге - анархия, полиархия и монархия. Двумя из них забавлялись дети эллинские - пусть и дальше забавляются... Ибо анархия есть бесчинство, а полиархия есть и раздор, и такое же безначалие, и такое же бесчинство. То и другое приводит к одному - к бесчинству; а бесчинство - к разрушению. Ибо бесчинство разрушительно. Мы же почитаем монархию, но не ту монархию, которая ограничена одним Лицом - ведь и одно, если в раздоре с самим собой, становится множественным - но то, которое составляет равночестность природы, единодушие воли, тождество движения и возвращение к Единому Тех, что от Единого, что невозможно для тварной природы, так что Они, хотя и различаются по числу, не разделяются по сущности (ousia,). Поэтому изначальная монада (monas ap' archēs), движимая к диаде, остановилась на триаде.11 И это у нас - Отец, Сын и Святой Дух.12

 

     Идея "монархии" Бога, как мы уже видели, была основополагающей и для Савеллия, и для Ария. Утверждение о совечности Сына Отцу именно потому и отвергалось Арием, что он усматривал в нем нарушение принципа единоначалия Отца: ему казалось, что, настаивая на вечном рождении Сына, православные вводят "два нерожденных начала".13 Полемизируя с арианским пониманием "монархии", Григорий утверждает, что этот термин относится не к Ипостаси Бога Отца, но к Божеству в целом, ко всем трем Ипостасям в совокупности. Григорий, таким образом, защищает понятие "монархии", однако для него это понятие связывается не с единоначалием Отца, но с единством Божества, которое сохраняется при исповедании трех равных, совечных и единосущных Ипостасей.
     Идея расширения монады в диаду и диады в триаду призвана подчеркнуть изначальное единство Божества. Продобная идея встречалась в III в. у св. Дионисия Римского: "Мы расширяем Божественное единство в триаду и, наоборот, сводим триаду, не уменьшая ее, в единство".14 У Григория идея расширения монады, вероятно, связана с косвенным влиянием триадологии Плотина,15 по учению которого начальным принципом всего является Единое, которое порождает Ум и Мировую Душу. Единое есть абсолютная простота, невыразимая никаким словом, лишенная какой бы то ни было двойственности или множественности. Ум есть область интуитивного знания, платоновский "мир форм", место встречи познающего и познаваемого; на уровне Ума имеют место двойственность и множественность. Мировая Душа есть область дискурсивного знания и чувственного восприятия. Взаимоотношения между Единым, Умом и Душой характеризуются понятиями "эманации" (proodos) и "возвращения" (epistrophē). Ум является эманацией Единого, Душа - эманацией Ума: из абсолютно единого и простого происходит двойственность и множественность, из множественности рождается дискурсивное знание. "Возвращение" есть влечение всего к своему первоисточнику - Единому.16
     Григорий, описывая Троицу, тоже говорит о Едином, из которого происходят и к которому возвращаются "Те, что от Единого". Однако плотиновская Триада, в отличие от христианской Троицы, является иерархической по своей структуре, и ссылка на нее вряд ли прояснит дело при полемике с арианством. Обрисовав Троицу в неоплатонических красках, Григорий считает необходимым сразу же дистанцироваться от неоплатонизма. По Плотину, Единое "изливается" в Ум, и Ум "изливается" в Мировую Душу. По Григорию, традиционный для христианства язык "рождения" и "исхождения" больше подходит для выражения триадологического догмата, чем неоплатоническая терминология "излияния"-эманации:

 

Отец - рождающий и изводящий, впрочем, бесстрастно, вневременно и бестелесно; что же касается двух других, то Один - рожденное (gennēma), а другой - изведенное (problēma), или не знаю, как можно было бы их и назвать, полностью абстрагируясь от видимых предметов. Ибо не дерзаем назвать это "излиянием благости", как осмелился сказать один из философствующих эллинов: "как чаша, переливающаяся через край",- так ясно сказал он, философствуя о первой и второй причине.17 Не дерзаем, чтобы не ввести невольного рождения и как бы естественного и неудержимого исторжения, что совершенно не соответствует понятиям о Божестве. Поэтому, оставаясь в наших пределах, вводим нерожденное, рожденное и от Отца исходящее,18 как где-то сказал сам Бог Слово.19

 

     Ссылка на слова Христа призвана подчеркнуть, что термины "рождение" и "исхождение" основаны на новозаветном откровении, а потому заслуживают большего уважения, чем терминология, связанная с греческой философской традицией, тем более, что неоплатоническая терминология допускает мысль о появлении на свет Сына и Духа вопреки воле Отца. Дальнейшая полемика с арианским пониманием Троицы является по сути тоже спором о языке - о том, какую терминологию следует употреблять и в каком контексте.20 Однако в процессе дискусии проясняются не только терминологические различия между арианством и православием: проясняется кардинальное различие в понимании взаимоотношений между Отцом и Сыном, и в конечном счете - в понимании Божества.
     Диалог между Григорием и его противником начинается с вопроса последнего по поводу рождения и исхождения:

 

- Когда произошло это?
- Прежде самого понятия "когда". Если же следует выразиться и несколько смелее: "Тогда же, когда и Отец".
- А когда Отец?
- Никогда не было, чтобы не было Отца. То же относится к Сыну и Духу Святому...
- Когда родился Сын?
- Когда не родился Отец.
- А когда исшел Дух?
- Когда Сын не исшел, но родился вревременно и невыразимым образом; хотя мы и не можем, желая представить себе то, что превыше времени, избегнуть категорий времени. Ведь слова "когда", "прежде того", "после того", "от начала" не исключают времени, как бы мы ни старались...21

 

     Дискуссия вращается вокруг арианской формулы "Было, когда не было (Сына)". Ответы Григория, как видим, носят апофатический характер. Он подчеркивает, что тайна рождения и исхождения находится за пределами временных категорий: нет временного разрыва между безначальностью Отца и рождением Сына, между вечностью Отца и исхождением Духа. И рождение, и исхождение совечны бытию Отца.22 Следует вопрос: "Как же Они не собезначальны (Отцу), если совечны (Ему)?" Ответ Григория опять апофатичен: Они не безначальны по отношению к Отцу как единому Началу, однако безначальны по отношению к времени.23 Понятие "начала", подчеркивает Григорий, не является временным, когда речь идет о Божестве.
     Следующий вопрос арианина: "Каким образом рождение бесстрастно?" Ответ Григория: "Потому что оно бестелесно".24 Страсть характерна для человеческого рождения, когда же речь идет о бестелесном Божестве, человеческие понятия неуместны. И вопрос, и ответ отражают традиционную для христианства тему неподвластности Бога страданию (греческое слово pathos означает как "страдание", так и "страсть"). Общим местом христианской традиции было унаследованное от античной философии утверждение о бесстрастности (apatheia) Божества. Тем не менее, говоря о крестном подвиге Спасителя, богословы III в. употребляли понятие "страдания" применительно к Богу, ставшему человеком: "Он действительно бесстрастен и в собственном смысле посрамил смерть, так как Своей смертью Он подтвердил Свое бессмертие и Своим страданием показал Свое бесстрастие".25 Следуя этому словоупотреблению, Григорий Богослов говорил о "страданиях" (patheesin), которые "понес на земле Бог".26 Спор о "страдании" Бога вспыхнет с новой силой в V в., когда христологические споры охватят весь христианский Восток. Однако вне контекста боговоплощения понятие "бесстрастия" всегда применялось к Богу и к каждому из Лиц Святой Троицы, поэтому рождение Сына от Отца рассматривалось как "бесстрастное".
     Дальнейшие вопросы арианина отражают одну и ту же тенденцию - применять человеческие понятия к божественной реальности: какой отец не начинал быть отцом? слова "родил" и "родился" не иное ли что вводят, как начало рождения? Восхотев ли, Отец родил Сына или против воли? каким образом рожден Сын? родил ли Отец уже существовавшего Сына или еще не существовавшего? Тот Отец не начинал быть Отцом, Который не имеет начала Своего бытия,- отвечает Григорий. Бытие Отца безначально, рождение Сына тоже безначально. Понятие "хотения" неприменимо к рождению Отцом Сына, так же, как и понятие "страсти". Рождение Сына непостижимо, и философствовать о нем небезопасно. Вопрос о "существовавшем" или "не существовавшем" Сыне лишен смысла: рождение Сына "от начала", оно совечно Его собственному бытию и бытию Отца.27
     "Но рожденное - не то же самое, что нерожденное,- возражает опять арианин.- Если же так, то и Сын - не то же, что Отец". Нерожденность,- отвечает Григорий,- не есть сущность Божия. Поэтому, хотя нерожденность не тождественна рожденности, Отец и Сын тождественны по сущности, так как и Отец, и Сын являются Богом.28 "Отец есть имя Божие или по сущности или по действию",- говорит арианин. При этом предполагается, что если "по сущности", то Отец иносущен Сыну, а если "по действию", то Сын есть плод творческого действия Отца, следовательно, Он - тварь. "Отец",- отвечает Григорий,- не есть имя Божие ни по сущности, ни по действию, но оно указывает на взаимоотношения между Отцом и Сыном.29
     Заключительная часть Слова 29-го и основная часть Слова 30-го посвящены обсуждению тех текстов Священного Писания, которые приводились в защиту или в опровержение веры в Божество Сына. Эти тексты будут рассмотрены нами в отдельной главе, посвященной христологии Григория.
     "Слова о богословии" содержат стройную и законченную тринитарную доктрину, последовательное опровержение основных постулатов арианства; они, кроме того, проясняют традиционную триадологическую терминологию. Все эти качества способствовали тому, что тринитарная доктрина Великих Каппадокийцев, главным выразителем которой в начале 80-х гг. IV в. был Григорий Богослов, восторжествовала на II Вселенском Соборе. Впрочем, и после Собора Григорию приходилось неоднократно возвращаться к изложению учения о Троице и дискуссиям по поводу использования тех или иных терминов. Праздничные Слова Григория, относящиеся ко времени его пребывания в Назианзе после удаления из Константинополя, содержат длинные триадологические отступления, в которых нельзя не увидеть продолжения спора, начатого в "Словах о богословии". Вот одно из таких отступлений:

 

Да будут равно далеки от нас и Савеллиево сокращение (synairesis), и Ариево деление (diairesis), эти два зла, диаметрально противоположных, но в равной степени нечестивых... Отец является Отцом и безначальным, ибо не произошел от кого-либо. Сын является Сыном и не безначальным, ибо Он от Отца. Но если говоришь о временном начале, то и Он безначален, ибо Творец веков неподвластен времени. Дух Святой - поистине Дух, происходящий от Отца, но не как Сын (ouch huiikōs de), ибо происходит не рожденно (oude gar gennētōs), но исходно (ekporeutōs)... Ни Отец не лишился нерожденности, потому что родил, ни Сын - рождения, потому что Он от Нерожденного.., ни Дух не изменяется в Отца или в Сына, потому что исходит и потому что Он - Бог... Ибо личное свойство (idiotēs) непреложно... Итак, один Бог в трех, и три суть едино...30

 

     


     1 См. Григорий Нисский. О том, что не три Бога. ^

     2 См. Pelikan. Emergence, 219-221. ^

     3 О тринитарной доктрине Григория см., в частности, Bouquet. Trinité; ср. Hergenroether. Lehre. См. также Lossky. Mystical Theology, 44-66. ^

     4 См. Mossay. SC 270,52-53. ^

     5 Сл.20,5,19-6,12; SC 270,66-70 = 1.300-301. ^

     6 Сл.20,6,16-27; 70 = 1.301. ^

     7 Сл.20,7,1-11; 70-72 = 1.301. ^

     8 Цит. по: Епифаний. Панарион 69,6. ^

     9 Сл.20,7,19-23; 72 = 1.302. ^

     10 Сл.20,10,6-8; 78 = 1.303. ^

     11 См. толкование преп. Максима Исповедника на этот текст: Амбигва; PG 91,1036 A-C. ^

     12 Сл.29,2,1-15; SC 250,178-180 = 1.414. ^

     13 Цит. по: Епифаний. Панарион 69,6. ^

     14 Цит. по: Афанасий Александрийский. Об изречениях Дионисия (PG 25,505 A). ^

     15 См. Moreschini. Platonismo, 1390-1391. ^

     16 См. Louth. Origins, 37-38. ^

     17 Ср. Плотин. Энн.5,1,6 и 5,2,1. Согласно Плотину, Единое является "первой причиной", Бытие - "второй причиной". ^

     18 Ин.15:26. ^

     19 Сл.29,2,15-27; 180 = 1.414. ^

     20 Ср. Norris. Faith, 136. ^

     21 Сл.29,3,1-11; 180-182 = 1.414-415. ^

     22 Следует отметить, что арианская формула "было, когда не было (Сына)" не говорит непременно о рождении Сына "во времени". Поздние ариане (евномиане) не вводили категорий "времени", а лишь утверждали, что изначально Отец был один, без Сына. Иначе говоря, между бытием Отца и рождением Сына, по Евномию, есть некий промежуток, однако не обязвтельно временной. В этом смысле ответ Григория на поставленный вопрос в какой-то степени бьет мимо цели. Ср. Norris. Faith, 187. ^

     23 Сл.29,3,14-21; 182 = 1.415. ^

     24 Сл.29,4,1; 182 = 1.415. ^

     25 Св. Григорий Чудотворец. К Феопомпу, 7. ^

     26 PG 37,1263 = 2.395. ^

     27 Сл.29,5,1-9,38; 184-196 = 1.416-419. ^

     28 Сл.29,10,1-22; 196-198 = 1.419-420. ^

     29 Сл.29,16,1-14; 210 = 1.424. ^

     30 Сл.39,12,10-22; SC 358,174 = 1.538. ^

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова