ПОБЕЛЕВШИЕ НИВЫ

М., 1994 г. Страницы издания выделены линейками

(номер страницы предшествует тексту на ней)

К оглавлению

ГЛАВА  ТРЕТЬЯ

ПАСТВА И ПАСТЫРИ

Церковь старух

Очень часто можно слышать, правда, от людей, в церкви не бывающих, что сейчас туда ходит много молодежи. Впрочем, не менее часто слышишь и о том, что в церкви одни старухи. Это второе утверждение принадлежит людям хотя и не слишком доброжелательным, но, по крайней мере, несколько раз в жизни все-таки побывавшим в церкви. Каково же положение в действительности?

В начале 70-х годов один очень деятельный московский священник (сейчас уже можно назвать его - отец Дмитрий Дудко) неожиданно ввел новую форму церковной проповеди - "ответы на вопросы". Предлагалось заранее задавать вопросы в письменном виде, а священник по субботам, после всенощной, отвечал на них. Вопросы были самыми разными, а ответы смелыми и даже резкими. Священник с амвона говорил то, что думал. И хотя в его словах не было чего-то совершенно нового, но уже одно то, что человек, да еще священник, говорит во всеуслышание в церкви то, о чем многие знают, но молчат, было настолько поразительно, что, начиная со второй проповеди, субботними вечерами храм буквально заполнялся молодежью. Старушки просто становились исчезающе незаметными среди бород, джинсов и дубленок.

Все это, конечно, не могло не радовать смелого проповедника, так что он оптимистически утверждал с амвона: "Нет! не удалось атеистической власти сделать нашу Русскую Православную Церковь Церковью старух!" Исход этого отважного начинания был, скорее, печальным, но не об этом сейчас речь. Отдельный проповедник, конечно, привлек к себе и к вопросам веры внимание, быть может, сотен молодых людей, впрочем, по не зависящим от него обстоятельствам, ненадолго. Однако едва ли такой интерес к одному священнику дает основание для характеристики состояния всей Церк-
45

ви. Если честно, то приходится с грустью констатировать обратное - именно "удалось", так как наша Церковь в таком виде, в каком она существует в настоящее время, является в самом деле Церковью пожилых и старых женщин.

Слово "церковь" означает "собрание" (греч. - экклесиа), то есть, в узком смысле слова, церковь - это те, кто собираются вместе ради соединяющего их Христа. Если мы посмотрим фотографии богослужений, помещаемые в "Журнале Московской Патриархии", или зайдем в любой храм, то увидим, что стоящие там верующие, за крайне редким исключением, - сплошь пожилые и старые женщины. Почти нет ни людей среднего возраста, ни молодежи. В настоящее время ситуация изменилась, но лишь в тех немногих храмах, где инициативу взяли деятельные священники, стремящиеся к пробуждению жизни в нашей Церкви. В большинстве же приходов осталось по-прежнему. Могут сказать, что те или иные обстоятельства делают зачастую трудным, если не невозможным, посещение храма теми, кто еще не на пенсии. Но почему же нет пожилых и старых мужчин - мужей этих наполняющих наши храмы женщин? Не все же они незамужние или вдовы. Нет, дело не в этом. Просто пожилые мужчины и старики ходят в храм столь же редко, что и мужчины других возрастов. Пожалуй, даже молодые заходят в храм чаще, причем здесь не только любопытство, но и нечто большее.

Все дело в том, что все происходящее в наших храмах психологически и интеллектуально устраивает только "бабушек" - самую смиренную, терпеливую и малообразованную часть нашего народа. Среди них немало даже просто малограмотных. Это женщины с особой формой сознания, особой психологией, основное свойство которой - покорное смирение перед любым авторитетом, любой властью - светской или церковной. Это, кстати говоря, совсем не означает, что они смиренны и терпеливы в каждодневной жизни. Скорее даже, наоборот - смирение перед любым, даже небольшим, авторитетом нередко как бы компенсируется агрессивностью в повседневной, обыденной жизни. Например, к своим же подругам по храму и особенно к тем, кто в сложившейся иерархии постоянных прихожанок занимает более низкое положение. Такая же агрессивность проявляется и ко вновь зашедшим в храм, особенно к молодежи. Здесь очевидное желание подчеркнуть, что они в храме "свои", все. знают, а "чужие" "ничего не понимают". В этом отношении удивительный контраст с баптистами. Там вновь пришедшего, даже незнакомого, чаще всего встречают благожелательными
46

улыбками, сразу дают сборник духовных песен, чтобы человек мог петь вместе со всеми. В православном храме (в этом же городе) на новенького смотрят косо, а на клиросе так даже враждебно - "чего встал? мешаешь только!". И хотя такое отношение характерно для православного храма, все же и у нас немало прихожан по-настоящему добрых, благожелательных. Это они стараются сказать новичкам слова ободрения и поддержки. К сожалению, их часто опережают другие своей агрессивностью.

Вообще же церковные бабушки - совершенно особый слой нашего общества.           У большинства из них за плечами нелегкая жизнь: разоренное или брошенное в молодости хозяйство в деревне (из-за раскулачивания), затем тяжелая работа, зато сейчас у многих все-таки более или менее спокойная старость (пенсия, отдельная квартира или комната). Так что храм, в котором горят свечи, поются торжественные мелодии, произносятся благочестивые слова, представляется им действительно тихим и радостным пристанищем, напоминающим об их молодости, деревне, праздниках, гулянках вокруг сельских церквушек в 20-е годы. Тех сельских храмов, да и многих деревень, уже нет, а в Москве церкви все же есть, и они стали для них тем местом, в котором можно действительно отдохнуть после скудной радостями жизни перед тем, как навсегда отойти в иной мир. Все они в духовном отношении нетребовательны, так что само по себе наличие храма и священнослужителя, исполняющего веками сложившийся ритуал, наполняет их сердце спокойствием, радостью и каким-то особым удовлетворением. А уж если "батюшка" оказывает им хотя бы минимальное внимание, то все уже просто прекрасно и "упаси Бог"          что-нибудь в этом менять.

Лет 20 или 30 назад, вероятно, многим казалось, что "вот перемрут бабушки, выросшие при "старом" режиме и потому цепко держащиеся за Церковь, и храмы опустеют". Однако проходят годы, и на смену им приходят уже новые, "советские" бабушки, родившиеся и выросшие при новой власти. Это в основном женщины из рабочей среды, которые, выйдя на пенсию, начинают ходить в церковь. Среди них есть и из интеллигенции, но немного. Этот постоянный приток пожилых женщин связан, вероятно, с тем, что женщины острее чувствуют зависимость от неземных сил, больше нуждаются в утешении, в котором им отказывает окружающая обстановка. Пафос нашей жизни до совсем еще недавнего времени в основном был рассчитан на молодых, здоровых, красивых, передовых. А как быть остальным - старым, больным, с несложившейся жизнью?
47

Есть здесь и еще одна религиозно-психологическая причина, на которую мне указал один из моих друзей. Возникающее у пожилых женщин религиозное чувство накладывается на продолжающееся чувство женской, материнской ответственности за семью - теперь уже не только за мужа и детей, но и за внуков и правнуков, а также и за тех, кто уже умер, возникает религиозная ответственность за род. Она могла бы выражаться в проповеди христианства своим ближним, но так как познания в том, что выходит за рамки религиозно-обрядовой практики, весьма скромные, то такая проповедь не имеет особенного успеха среди более образованных детей и внуков. Поэтому религиозная ответственность выражается, главным образом, в принятии на себя инициативы в деле крещения, отпевания и в подавании при посещении храма записочек "о здравии" и "о упокоении". Происходит как бы распределение функций: молодые живут, как и все безрелигиозное общество, а старые (причем исключительно женщины) молятся Всевышнему за себя и за них, подобно жрицам своего небольшого рода.

Поэтому храмы наши, думаю, никогда не опустеют. Но только вот христианство имеет в виду не одних лишь пожилых женщин с их покорной непритязательностью и самоотверженным стремлением внести в подаваемые записочки всех близких. Иисус желает дать нам не просто утешение, но жизнь, и "жизнь с избытком". Он хочет преображения человеческих сердец через обращение к Отцу в духе и истине. Один из опытных служителей Церкви как-то заметил, что степень подлинного возрождения Церкви определяется числом мужчин, участвующих в ее жизни.

Поскольку такой религиозный настрой и такая непритязательность не свойственны остальной части нашего населения, то, соответственно, люди других возрастов или другого склада не в состоянии 3-4 часа стоять в переполненном душном помещении, где происходящее остается для них совершенно непонятным. Они, естественно, начинают, мягко говоря, смущаться многим в нашей Церкви: почему у вас служат на непонятном языке, зачем целовать икону, руку священника, зачем поклоны и т. п. И чаще всего итог таков: "В Бога я верую, а в церковь ходить не. буду. Ничего мне это не дает!" Действительно, обычному взрослому человеку почти невозможно прийти к вере только через посещение церкви, то есть посещение богослужения, поскольку оно рассчитано не на обращение вновь пришедших, а на уже уверовавших. Это еще возможно для пожилых женщин, которым свойственно исключительно эмоциональное восприятие богослужения и
48

которых удовлетворяет пение и чтение отдельных благочестивых фраз, не выстраивающееся в систему (что было названо одним автором "женским типом религиозности"). Но для гораздо большего числа наших современников свойственно не только эмоциональное, но и рациональное, разумное восприятие мира. И когда такие люди оказываются в храме, то они, естественно, хотят понять, для чего собрались верующие, что значит молиться, что значит верить в Бога и, вообще, что такое Бог? То есть большинству людей свойственно задавать вопросы и получать на них вразумительные ответы. Но, к великому сожалению, этого в нашей Церкви нет, и еще более печально, что на собственно православном богослужении этого не было и раньше, причем на протяжении многих веков.

Молодежь

Несколько лет назад я спросил одного священника: "Бывает ли у вас в храме молодежь?" - "Да, бывает, - ответил он, - да что толку, ведь это все шизофреники".

Меня, помню, сильно удивил его пессимизм. Однако позже, наблюдая за немногими верующими молодыми людьми, я обратил внимание на одну характерную особенность. Если молодой человек начинает ходить в храм, привлекаемый именно самим богослужением, а не хорошими, например, проповедями какого-либо священника, если он приходит к вере, как приходят пожилые женщины, - через богослужение, а не так, как большинство молодых людей - через друзей и книги (когда участие в богослужении является не первым шагом к вере, а, скорее, уже результатом веры), -так вот, если никакого, так сказать, просветительного влияния нет, а есть только интерес к долгим праздничным службам, акафистам, к тому, что в этой церкви служат так, а в другой несколько иначе, если есть какая-то особая любовь к торжественным службам и вообще к повседневному церковному быту, то печальный факт состоит в том, что в таком молодом человеке, как правило, заметны какие-то психические отклонения от нормы, иногда очень сильные, просто клинические. По-видимому, психологический склад, являющийся нормой для пожилой малообразованной женщины, патологичен для молодого человека.

Это в меньшей мере относится к церковным молодым женщинам, хотя и у них в аналогичных случаях также нетрудно заметить, что за почти старушечьей консервативностью, почти нездоровой приверженностью к форме стоят более или менее явные нарушения психики. Но, повторяю, это
49

гораздо реже и слабее выражено, чем у молодых людей, и скорее, является результатом одиночества, чем исходных особенностей психики.

Разумеется, автор ни в коем случае не желает быть понятым таким образом, что сама по себе любовь к богослужению есть какой-то болезненный признак. Ни в коем случае. Внешняя сторона православной службы всегда привлекала чуткие к Божественной правде и красоте сердца. Красота нашего богослужения иногда целые народы приводила ко Христу. Достаточно вспомнить святого Стефана Пермского, обратившего целый народ. Да и в обращении русского народа, как известно, великолепие византийского богослужения сыграло, пожалуй, решающую роль. Речь идет лишь о том, что нередко происходит обращение не столько ко Христу, сколько к богослужению, особенно у людей впечатлительных, легко ранимых. Происходит определенное "бегство от мира", причем не к сути христианства, а лишь к его форме. Понятно, что во Христе прежде всего нуждаются "не здоровые, но больные", слабые, незащищенные. И здесь, конечно, важно помочь молодому человеку или девушке увидеть не только красоту службы, но и красоту той великой Истины и Правды, которые несет Христос, прославляемый за нашим богослужением. Тогда "форма" и "содержание" Православия не будут разобщены, а станут целостным христианским мироощущением.

То, что мы говорили о церковных молодых людях "со странностями", делает понятной еще одну характерную особенность нашей Церкви - практически полное отсутствие среди остальной ("нормальной") части церковной молодежи рабочих. Вся немногочисленная, но все же реально существующая церковная молодежь - почти сплошь интеллигенция. В настоящее время сложилась такая ситуация, что для вхождения в Православие необходимы либо психологическая установка, присущая пожилым женщинам, либо семейная традиция, не отвергнутая молодыми людьми, либо культурный уровень заметно "выше среднего". Поскольку молодежь из рабочих этого не имеет, она остается совершенно вне Православной Церкви, несмотря на то, что сейчас очень многие из них принимают крещение, как мужчины, так и женщины.

В самом деле, в Православии приход к вере людей из интеллигенции обычно происходил через влияние друзей и через книги, поскольку, как уже говорилось, для человека, привыкшего осмысливать окружающее, пробиться к существу веры через одно лишь богослужение почти невозможно. Поэтому книги здесь играли основную формирующую роль.
50

Разговоры с друзьями были лишь толчком к вере, лишь постановкой вопроса о возможности веры в Бога. Религиозные книги - это был либо антиквариат (дореволюционные издания Святых Отцов и др. книги, также ксерокопии с них), либо "самиздат" и "тамиздат". Ясно, что рабочая молодежь, которая и вообще-то читает меньше, такие книги вообще не читала, так как они к ней просто не попадали. Контакта между молодыми людьми из рабочих и верующей православной интеллигенцией практически не было, поскольку и последние чаще всего люди нетехнических специальностей. Так что не было и никаких разговоров на тему о вере с молодежью из рабочих, никаких побудительных влияний. Однако детей молодые рабочие семьи в большинстве своем все равно крестили, в отличие от интеллигенции, где крестили детей только в действительно верующих семьях. Впрочем, в настоящее время детей крестят уже, по-видимому, почти все, независимо от участия или неучастия родителей в жизни Церкви.

Сказанное выше о приходе в нашу Церковь молодежи, главным образом из интеллигенции, относилось к началу 80-х годов. Однако в основном это справедливо и для современной ситуации, хотя положение в этом, как и во многом другом, резко изменилось, начиная с лета 1990 года, с избранием нового патриарха - Алексия II. Во многих московских приходах открылись воскресные школы для детей. В среднем в каждой такой школе занимаются от 80 до 200 ребятишек в возрасте от 6 до 14 лет. Здесь в основном дети прихожан данной церкви, причем социального преобладания интеллигенции незаметно. Внучат нередко водят бабушки, а родители, даже не будучи сами практикующими верующими, как правило, не возражают, отчетливо осознавая, что "в церкви плохому не научат". Эти ребятишки в самом деле наша надежда на будущее. События Священной Истории воспринимаются ими совершенно естественно и живо. Этому, кстати, помогают и телевизионные программы, во многом содействующие религиозному образованию детей, в особенности, судя по собственному опыту проведения таких занятий, в этом отношении эффективна серия мультфильмов "Супер-Книга", где библейские события передаются увлекательно и наглядно.

Отрадна популярность, которой пользуются начавшие свою работу также в 1990 г. школа катехизаторов при Комиссии Священного Синода и Православный Университет. Правда, на занятиях первой из них нередко вместо изложения православного вероучения преподаватели увлекаются
51

обличением вероучения других конфессий, делая это в духе и стиле XIX века, нередко с ошибками. Едва ли следует начинать чудесное дело богословского образования будущих катехизаторов с насаждения духа вражды и нетерпимости к нашим братьям-христианам Запада, католикам и протестантам. Разумеется, там, где это необходимо, следует указать на различия вероучений, но очевидно, духу христианской любви (а именно ей следует прежде всего учить будущих наставников молодежи и новообращенных) больше соответствует спокойное разъяснение исторических корней имеющихся различий и обоснование того, почему Православная Церковь придерживается именно такой точки зрения, а не иной. Здесь необходимо постоянно подчеркивать, что правильность православного вероучения должна всегда подтверждаться прежде всего не гневными обличениями в адрес "еретиков" и декларацией нашего монопольного права на обладание истиной, а нашей христианской жизнью - ее плодами: любовью, милосердием. Важно показывать нашу веру из наших дел. Иначе мы рискуем превратить Православие из проповеди любви и мира в религиозное санкционирование всякого рода нетерпимости, самопревозношения и гордыни.

Что касается религиозных книг и других религиозных изданий, то здесь также имеются радикальные перемены. Отпала необходимость иностранным туристам, рискуя всякого рода неприятностями, нелегально провозить к нам Библии, Евангелия и религиозные книги иностранных издательств. Все это сыграло на протяжении последних 20-25 лет огромную роль в деле сохранения и распространения христианства в нашей стране. За одно это следовало бы многим "ревнителям" Православия быть сдержаннее в критике христиан Запада, - пока что многие годы мы принимали помощь от них, а не они от нас. И в настоящее время эти издательства продолжают свою работу, но в новых условиях они, естественно, не в силах удовлетворить весь поток просьб из России и ограничиваются помощью в организации библиотек при храмах, выставок-продаж в Москве. В дальнейшем намечаются планы совместной работы с нашими издательствами и библиотеками.

Одновременно с этим к делу евангелизации народов, населяющих бывший Советский Союз, присоединяются Международные Библейские Общества и другие организации, осуществляющие массовые поставки в нашу страну Библий, Новых Заветов, "Детских Библий", столь необходимых не только детям, но и большинству взрослых, совершенно несведущих в библейской истории. Издательская деятельность вну-
52

три страны делает лишь первые шаги и пока ориентирована, главным образом, на репринтные или слегка переработанные издания литературы XIX века. При всех ее несомненных достоинствах понятно, что новое время требует новых форм изложения вечных истин. Именно этим качеством отличаются книги отца Александра Меня, убитого 9 сентября 1990 года. Убежден, что массовое издание его книг, имеющих целью именно введение в христианскую веру и жизнь и написанных тогда, когда большая часть нашей Церкви просто молчала, чтобы выжить, заполнит имеющийся вакуум религиозной литературы, рассчитанной именно на современного читателя.

По-видимому, нашей Церкви следует уделить особое внимание молодежи из рабочих, подумать об особых формах проповеди, рассчитанной именно на людей, не привычных к чтению. Быть может, здесь следовало бы активнее использовать кинематограф, тем более, что в мировом кино имеется немало шедевров на библейские сюжеты. Это помогло бы преодолеть чудовищную неосведомленность нашего народа о Вечной Книге, изменило бы образ мышления миллионов людей. Особое внимание, конечно, уже сейчас следует уделять беседам со взрослыми, желающими принять крещение. К сожалению,  чисто финансовые соображения в приходской практике преобладают над заботой о том, что будет в дальнейшем с сотнями и тысячами людей, принимающих сегодня таинство вступления в Церковь без всякого представления, что же такое христианская вера. И наша Церковь, призванная служить нравственному подъему общества, должна быть особенно озабочена работой с приходящей в Церковь молодежью из рабочих.

Здесь можно отметить, что в баптистских церквах рабочих немало, поскольку там имеются специальные служения, занятия с молодежью. Вхождение в веру осуществляется не через чтение мудреных книг, а через вполне доступное устное наставление, проповедь, занимающую центральное место в служении у баптистов, самостоятельное чтение Евангелия и через молитву о даровании веры.

В отношении церковной молодежи следует сказать еще следующее. Нередко бывает так, что интеллигентный молодой человек, придя к вере, очень скоро становится крайним ортодоксом и консерватором. Иконописи, песнопениям, аскетической литературе, акафистам и канонам уделяется куда больше внимания, чем Священному Писанию - центру и источнику христианской жизни, поскольку оно говорит о личности Христа. Происходит как бы "застревание" в плотных слоях обширного христианского предания, окутывающих са-
53

мый центр христианства - личность Иисуса Христа. Впечатление такое, что человек приходит не столько ко Христу, сколько к христианской культуре, столь богатой и разнообразной по сравнению с тем, что он знал до сих пор. Сама БИБЛИЯ в таком случае оказывается лишь фоном, а основное внимание направляется на святых Отцев, Добротолюбие, Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова, иконы, пение. Учителем становится не Писание, а Предание. Писание в этом случае объявляется слишком возвышенным и духовным - "до него еще надо дорасти", причем не иначе как через упомянутых авторов. На деле же Библия оказывается забытой на отведенном ей почетном пьедестале, а духовная жизнь строится на Феофане Затворнике и Игнатии Брянчанинове. При этом человек сам их, может быть, почти и не читал, но ссылки на них, само звучание их имен уже содержат в себе нечто безусловно авторитетное и надежное. Один молодой человек из вполне интеллигентной научной семьи на вопрос священника, что его привлекло в Церкви, радостно и решительно воскликнул: "Консерватизм!"

Уточнения

Во избежание возможных недоразумений следует сделать два замечания.

Во-первых, автор ни в коем случае не хотел бы, чтобы у читателя создалось впечатление, будто все русское православное богослужение подходит только для пожилых женщин и что человеку, ищущему живой религиозной жизни, оно не подходит по самой своей сути. Это, конечно, не так. Речь идет лишь о том, как совершается это богослужение, в каком духе и о том, что необходимы, конечно, реформы в отношении значительной части богослужебного материала, особенно того, который входит в состав всенощных бдений.

Во-вторых, ни в коем случае не следует думать, будто имеется какая-то непроходимая пропасть между сферой религиозных интересов тех людей, которые ходят в церковь, и тех, о которых говорилось, что они вынуждены отказаться от посещения храма из-за непонятности того, что там происходит. В действительности и у тех, и у других имеется обширная "зона перекрывания". Не только вновь пришедшие в храм или интеллигентные верующие люди, но и наши "бабушки" прекрасно отличают хорошее пение от плохого, хорошую проповедь от плохой, подлинно евангельский дух священнослужителя от формального требоисполнительства. Дело простив том, что у "бабушек" нет выбора, нет другой сферы активной
54

жизни. Они рады бы слышать живое евангельское слово, но никто им его не предлагает. Они действительно, в отличие от других слоев нашего общества, наиболее консервативны и обладают некоторой свойственной только им средневековой психологией восприятия религиозной жизни и религиозных истин. Но и у них, и у тех, кто из-за средневекового характера нашей Церкви остается за ее порогом, имеется одна и та же жажда по Слову Жизни, принесенному Иисусом. И те, и другие - это одна и та же нива, побелевшая и готовая к жатве, ожидающая своих делателей.

Итак, мы видим, что невозможно согласиться с утверждением смелого проповедника, о котором говорилось в начале главы. Напротив, наша Церковь ко времени празднования Ее 1000-летия вполне стала Церковью старух. Другое дело, что превратить христианство в "религию старух" оказалось невозможным. Притягательная сила его такова, что когда люди узнают о нем из подходящего источника, то их ответ Христу, их желание пойти за Ним не могут быть подавлены даже всей тяжестью старушечьих черт нашей Церкви.

Очевидно, что старушечий характер нашей Церкви - это не только вина, но и беда. Но в некотором отношении это был также, по-видимому, промысел Божий, сохранивший в этой младенческой среде Благую Весть, не принятую в России "мудрыми и разумными". И здесь, разумеется, не может быть места превозношению или какому-либо осуждению миллионов наших "бабушек", вкладывавших свои малые лепты в дело сохранения евангельской вести на нашей Родине, хотя бы и в таком редуцированном виде. Напротив, честь им, хвала и благодарность, что они при всей своей немощи сохранили наши немногочисленные храмы, наполняя их и в праздники, и в будни, поддерживая материально из своих, нередко скудных, средств.

Надо еще заметить, что старушечий характер нашей Церкви делал ее чрезвычайно живучей и устойчивой ко всевозможным притеснениям. Будучи почти выключенными из общественной жизни, "бабушки" были труднодоступны для каких-либо гонений. Они были подобны цистам, которые образуют инфузории при наступлении неблагоприятных условий. Эти цисты могут переносить и холод, и жару, и сухость. Однако мы сделали бы ошибку, приняв такое инцистированное состояние за нормальную форму существования организма.

Духовенство

- А как Церковь считает, есть ли обитаемые миры, кроме Земли?
55

- Сняла ли Церковь анафему со Льва Толстого?
- Как наша Церковь относится к контролю рождаемости?
- У меня муж некрещеный, можно о нем молиться?
- А что думает Церковь о...?

Множество самых разных вопросов задавали и задают каждому служителю Церкви. Однако ответить на них прямо: "Церковь считает так-то и так-то" - невозможно. Дело в том, что мнение свое Православная Церковь высказывает на Поместных Соборах. На них утверждаются те или иные правила, регулирующие ее внутреннюю и внешнюю жизнь. Начиная с 1917 г., то есть с восстановления патриаршества, до 1971 г. в нашей Церкви состоялись три Поместных Собора. На них были избраны соответственно патриархи - Тихон, Алексий и Пимен. О других соборных решениях (ими был особенно богат Собор 1917 г.) знают лишь специалисты. Правда, решения по вопросам жизни нашей Церкви принимаются еще и Священным Синодом. Однако эти решения касались, главным образом, перемещений правящих архиереев с одних кафедр на другие и международной деятельности Церкви. Так что жизнь каждого прихода протекала совершенно независимо от этих решений и постановлений.

Здесь также произошли в 1990 г. существенные изменения. На Поместном Соборе в июне 1990 г. избран новый патриарх Алексий II. Была начата энергичная работа по формированию, так сказать, стратегии и тактики Православной Церкви по многим вопросам церковной жизни. Эти решения публикуются теперь не только в малодоступном для широкого читателя "Журнале Московской Патриархии", но сообщения о них имеются и в "Московском Церковном Вестнике", издаваемом большими тиражами, так что все желающие могут с ними познакомиться.

В Западной Церкви (Римско-Католической), кроме этого, время от времени глава Церкви, папа, издает так называемые энциклики, то есть послания, в которых он от лица всей правящей Церкви высказывается по тому или иному вопросу, который Церковь считает важным: тут и контроль рождаемости, и значение научной критики Библии, и позиция Церкви в современном мире, и многие, многие другие современные проблемы. Эти энциклики широко публикуются, обсуждаются, словом, доводятся до сведения всех, кого интересует мнение Церкви.
56

В нашей Церкви кроме упоминавшихся решений Поместных соборов имеется еще "Книга Правил", в которой собраны важнейшие решения и постановления Церкви от II до Х века. Однако многие изложенные там правила явно неприменимы к нашей действительности. Например: если клирик пойдет к какому-либо гражданскому чиновнику без разрешения на то епископа, "да будет извержен из сана". "Аще жена волею (т. е. умышленно) извержет плод" (т. е. сделает аборт), да будет отлучена от Церкви на 7 лет. Слов нет, это, конечно, тяжкий грех, но буквальное применение таких правил оставило бы нашу Церковь и без пастырей, и без паствы. Поэтому в Духовных Семинариях будущих священнослужителей наставляют в том, чтобы они следовали не букве, а духу этих правил, не отвергая их целиком, поступали все же в соответствии со здравым смыслом. Но поскольку "здравый смысл" понятие не только растяжимое, но и вполне индивидуальное, то оказывается, что в нашей Церкви нет единого мнения даже по совершенно житейским проблемам, не говоря уже о таких вопросах, как жизнь на других планетах, анафема Льва Толстого, молитва о некрещеных, отношение к христианам других исповеданий и т. д. и т. п.

С одной стороны, это хорошо, так как дает возможность вроде бы широкой свободы мнений при наличии в качестве основы "Книги Правил", примеров из жизни святых и, в конце концов, самой Библии, если только здравый смысл окажется настолько здравым, чтобы обратиться к этому главному источнику нашей веры. Однако, с другой стороны, человек, несведущий о таких широких возможностях для разнообразия мнений (а таких людей ведь подавляющее большинство) принимает за мнение всей Церкви ответ какого-либо малосведущего или крайне ортодоксального батюшки. Причем сам батюшка тоже, как правило, уверен, что его устами говорит вся Православная Церковь. Такой неудачный ответ может оказаться либо "неудобоносимыми бременами" (300 поклонов в день за какой-либо грех), либо просто неверным, вводящим в заблуждение и создающим неправильную духовную ориентацию (нельзя молиться за неверующего мужа, так как он не крещен). Но ведь Церковь молится за каждой литургией, например, о "властях и воинстве", среди которых, очевидно, немало некрещеных, или об "оглашенных", то есть готовящихся к крещению.

Для того чтобы было легче ориентироваться в этой обстановке своеобразной, стихийно сложившейся свободы мнений, предлагается классификация нашего духовенства по простейшему трехчастному принципу: центр, правые и левые.
57

Бытовое христианство

Самый  распространенный  у нас  тип священника ("центр") - это батюшка вполне здравой и, что называется, "простой" веры. Это, как правило, люди со средним светским образованием, в свое время отслужившие в армии и окончившие Духовную Семинарию или Академию (последнюю, чаще всего, заочно). В большинстве своем это люди не книжные, хорошо знающие и чувствующие реальную жизнь со всеми ее проблемами. В общении с паствой они в большей мере руководствуются здравым житейским смыслом, чем устаревшими правилами или наставлениями, преподанными им в свое время в семинарии, хотя какие-то основные религиозные понятия и формулировки вынесены ими именно оттуда. Они вполне терпимы к другим христианским вероисповеданиям, о которых, впрочем, знают весьма приблизительно. В их взглядах может иметь место антисемитизм, но он чаще всего не переходит за пределы простодушной иронии и никогда не носит характера непримиримой идеологии, активной неприязни или ненависти.

К церковному уставу и его исполнению их отношение также вполне здравое и спокойное. Они не гонятся за тем, чтобы непременно все вычитать и пропеть. Если и сокращают службу, то стараются делать это лишь за счет второстепенных элементов богослужения. То же самое при исполнении треб или проведении исповеди. Такие священники, к удовлетворению самих же церковных бабушек, "не затягивают службу" и "не задерживают" с исповедью и крестинами. Правда, это иногда, особенно если много служб и накапливается усталость, приводит к довольно-таки формальному исполнению этих таинств. Такие батюшки могут быть грубоваты, иногда равнодушны или не очень внимательны, но они никогда не бывают законнически жестоки или нетерпимы.

Однако при всех своих, в общем-то, положительных человеческих качествах эти священники являются носителями чаще всего, так сказать, "бытового христианства". Это некая система взглядов и жизни, когда в семье все дети крещены, бабушки ходят в храм, молодые родители тоже раз в год, может быть, зайдут. Всех умерших отпоют и помянут в родительскую субботу. И все же в типичных семьях такого рода христианство и Церковь остаются уделом лишь старух и детей, которых лет до       12 ревностные бабушки еще водят на причастие, но позже они уже появляются в храме не чаще одного - двух раз в году. Они вроде бы и не против веры и Церкви, но сами практически в стороне от всего этого. Та-
58

кие именно семьи и составляют основной контингент паствы наших "бытовых" батюшек. Дальше такого рода христианства дело не идет, и в общем-то, идти не планируется. Верующие семьи такого типа рассматриваются и самими батюшками как вполне благополучные, почти образцовые. Жизнь катится себе понемногу, какие-то, наиболее важные, ее стороны освящаются Церковью, а остальное - как получится.

Характерно, что когда батюшки встречаются так или иначе за столом по случаю какого-либо приходского праздника или именин, практически  никогда  не бывает разговора о духовных, религиозных вопросах. Что-то изредка всплывает, но тут же гасится в разговорах о том, кто кого видел или знает, кого куда перевели или просто на бытовые темы. Вера и религия - это, так сказать, профессиональные темы, которые, как разговор о повседневной работе, совершенно неинтересны. Евангелия практически все эти батюшки, кроме как за службой, не читают. Ветхий Завет и Послания Апостолов, как правило, почти не знают (разве то немногое, что осталось в памяти от семинарского курса). Соответственно они редко проповедуют (многие вообще - никогда). Проповеди их слабые и малосодержательные.

Быть может, в результате поверхностного знакомства с некоторыми из таких батюшек и родился миф о том, что священники "сами в Бога не веруют". Пользуясь случаем, заметим, что неверующих священников не бывает. Вера может быть теплохладной, не проявляющей себя так, как этого следовало бы ожидать. Однако при полном отсутствии веры человек не будет "морочить голову" себе и людям, занимаясь делом, которое утратило для него всякий смысл. Так что миф о "неверующем священнике" поддерживается лишь за счет полной неосведомленности и совершенного непонимания того, что вера может быть    разной - как большой, так и малой, пассивной.

Вокруг таких батюшек почти не собирается молодежь, да они как-то не очень на нее ориентированы, где-то в глубине души, по-видимому, считая, что вера и Церковь - это дело священников-профессионалов и людей пожилых, так сказать, подведение итогов жизни и приготовление к прощанию с ней. А молодые - хорошо, если раз в год придут, да не слишком пьют и не бросают семей. Несмотря на все сказанное, еще раз подчеркиваю, что такие священнослужители в подавляющем большинстве своем - хорошие, здравомыслящие люди. Они, подобно нашим бабушкам, сохраняют Церковь своим служением, своей верностью ей. А то, что поддерживаемое их силами христианство не выходит за рам-
59
ки "бытового", не может быть поставлено им в вину, так как и бабушкам, поскольку и те, и другие в определенном смысле скорее пасомые, а не пастыри, и не от них исходит какая-либо инициатива.

Обращенные в прошлое

Духовенство, принадлежащее к другой группе, которую условно можно считать "правой", характеризуется, прежде всего, крайне консервативными, ортодоксальными взглядами. В большинстве своем - это люди со средним светским образованием, хотя в последнее время некоторые и с высшим. В количественном отношении они составляют что-нибудь около пятой части, впрочем, действительно активных среди них единицы. Здесь есть некоторая закономерность - чем активнее, тем ортодоксальнее. Эта группа наиболее активных ортодоксов особенно интересна для нас, поскольку именно она в основном и "делает погоду" в нашей Церкви, удерживая ее в состоянии крайнего консерватизма. К ним принадлежит большинство монашествующих. И это естественно, так как стремиться к монашеству, а тем более удержаться в нем и наших условиях, как правило, под силу лишь людям крайне консервативной ориентации.

В общем, можно выявить три основных момента, которые всегда выступают вместе, и чем ортодоксальнее человек, тем сильнее они выражены:

- резкая враждебность к другим христианским исповеданиям и вообще к другим религиям;
-  антисемитизм;
-уставщичество (скрупулезно-болезненное отношение к соблюдению богослужебного церковного устава).

В этой среде особенно любят подчеркивать, что мы - православные, что, следовательно, только мы правильно славим Бога. Соответственно все остальные христиане славят Его "неправильно". При этом христиане всех других конфессий (католики и, конечно, протестанты, то есть баптисты, лютеране и т.д.) рассматриваются либо как несомненно заблудшие, либо как просто еретики.

Показателен успех в этих кругах книги отца Серафима Роуза "Православие и религия будущего". Автор книги, американец, родившийся в протестантской семье и, будучи уже молодым человеком, перешедший в Православие, принадлежал к Русской Зарубежной Синодальной Церкви, иногда называемой у нас Карловацкой (по имени югославского города Сремские Карловцы, где в 20-е годы нашего века про-
60

изошел раскол русской православной эмиграции по вопросу о признании юрисдикции московского патриарха Тихона).

Основная идея книги - утверждение, что главной опасностью в современном мире является экуменическое движение. Соответственно усилия христиан, направленные на преодоление греховной расколотости Христианской Церкви, объявляются бесовскими кознями. К числу подобных же "козней" автор относит самые разнообразные явления христианской жизни в прошлом и настоящем: книгу Фомы Кемпийского "Подражание Христу", пробуждение в Американских Церквах в 50-60-е годы, а кроме того - буддизм, индуизм, теософию, увлечение летающими тарелками и т. п. Характерно, что все эти явления проходят для него в одной плоскости. Даже общеизвестные факты многочисленных исцелений, сопровождавших христианское пробуждение в США в начале 60-х годов, объявляются автором либо трюкачеством, либо случайностью. Невозможность подлинного пробуждения в этих Церквах объясняется чрезвычайно просто: поскольку истинная Церковь - только Церковь Православная, то в других, неистинных Церквах, Дух Святой не может действовать, следовательно, все эти факты пробуждения и обращений - не более чем прелесть и обман. Удивительно отсутствие у автора хотя бы элементарной сдержанности и осторожности, чтобы не оказаться в положении возводящего хулу на  Духа Святого.

Поразительны энтузиазм и расторопность, с которыми книга о. Серафима Роуза уже в начале 80-х годов была у нас переведена на русский язык и распространяется в машинописных и ксерокопиях. Все содержание этой книги настолько совпадает со взглядами наших ортодоксов, что создается впечатление, будто она написана просто одним из них или, во всяком случае, специально для них. Очевидно, этим сходством оба направления обязаны исключительно своей приверженностью русскому церковному консерватизму XIX века, который в таком "неповрежденном" виде сохранился как у наших, так и у зарубежных ортодоксов, причем несмотря на более чем полувековую изоляцию друг от друга и совершенно различные условия существования в США и в СССР. Впрочем, различия во внешних условиях не имеют существенного значения, когда преобладает установка на уход от реальности в замкнутый мир идеализированного прошлого. В итоге - та же нетерпимость к другим исповеданиям, то же притязание на монопольное обладание истиной, то же стремление остановить время.
61

Ирония судьбы заключается, однако, в том, что наши русские почитатели книги       о. Серафима Роуза, очевидно, не подозревают, что нас, то есть православных, находящихся в юрисдикции Московской Патриархии, Зарубежная Синодальная Церковь вообще не считает за христиан. Митрополит Антоний Сурожский как-то рассказывал о своем разговоре с одним из карловацких священников, с которым они оказались вместе на каком-то официальном приеме. На вопрос владыки Антония, как теперь относится Зарубежная Церковь, в частности, к нему, как к архиерею Московского Патриархата, этот священник ответил: "Видите ли, владыка, чтобы не обижать вас, я сказал бы, что вы просто не христианин. Но если бы вы спросили меня, что я действительно думаю, то я сказал бы, что вы - служитель сатаны, так как вы получили рукоположение от Московской Патриархии". Тот же митрополит Антоний рассказал, как один живущий на Западе священник, находившийся в юрисдикции Москвы, по каким-то причинам перешел в Зарубежную Церковь. Принят он был через повторное крещение, а затем его вновь рукоположили в сан иподиакона, диакона, а затем, наконец, священника.

Другой характерной особенностью наших ортодоксальных православных является, как уже упоминалось, антисемитизм (автор, конечно, отдает себе отчет в том, что слово "православный" есть перевод на русский греческого слова "ортодоксальный", однако последнее, как известно, приобрело характерный оттенок, придавший ему почти самостоятельное значение крайнего консерватизма и узости). Антисемитизм, конечно, не является чем-то новым в христианстве. История, увы, изобилует этими печальными примерами человеческого несовершенства. Однако в современном мире все более явно становится, что по тому, как мы относимся к евреям, можно судить, насколько мы являемся христианами.

Опять же имеется книга, в которой содержится квинтэссенция православного антисемитизма, его теоретическое обоснование и идеология. Речь идет об известной книге С. Нилуса "Протоколы сионских мудрецов".

Истоки всякого антисемитизма, в том числе и православного, лежат в довольно распространенном свойстве примитивного сознания делить весь мир на "своих" и "чужих": "мы" и "они". "Мы" - хорошие; "они" - соответственно - плохие. И вообще во всем плохом, что происходит в мире, прямо или косвенно виноваты "они". Отсюда возникает желание относить любую непонятную группу людей к категории "они" и приписывать им наиболее отвратительные пороки.
62

Так, в Древнем Риме первые христиане обвинялись в поклонении ослиной голове, свальном грехе, ритуальных убийствах и т. д. Стало быть, от них же и всевозможные беды - именно христиан обвинял Нерон в поджоге Рима. Несколько ранее римляне считали, что ослиная голова хранится в Святая Святых Иерусалимского Храма. Воины, ворвавшиеся в Иерусалим в 63 г. до н. э., были крайне удивлены, ничего не обнаружив в священном помещении. В средние века это же суеверие распространилось в отношении ордена Тамплиеров, тайной святыней которых оказалась, как выяснилось недавно, не что иное, как Туринская Плащаница.

Точно так же в нашем народе непонятно откуда (то есть, по-видимому, также из глубин коллективного бессознательного, содержащего сходные порочащие образы) возникают и удерживаются мифы о свальном грехе в незарегистрированных христианских группах (называемых у нас сектами) и о ритуальных убийствах христианских младенцев, совершаемых евреями. Эти дикие суеверия у некоторых людей (как правило, с явными психическими отклонениями) обретают форму абсолютной уверенности. Один человек, очень ревностный православный, совершенно серьезно доказывал мне, что поставкой этих младенцев занимаются специальные группы врачей-евреев, которые заодно стремятся извести новорожденных мальчиков (русских, конечно), оставляя почему-то невредимыми девочек.

Автор просит у читателя прощения за то, что удручает его всем этим, но дело в том, что именно из таких темных глубин исходит уже более популярное, "приличное" представление о якобы существующем всемирном еврейском заговоре. И вот именно эта тема и является центральной в книге С. Нилуса. В основу книги положен фальшивый документ, составленный парижскими агентами русской тайной полиции в конце XIX в. На французском языке был составлен "Протокол" якобы имевшего место в Брюсселе тайного совещания главарей всемирного еврейского заговора. Эта фальшивка через ряд лиц была передана С. Нилусу, который в то время оказался близким к придворным кругам и одно время даже рассматривался как возможный кандидат в духовники государя. Рукоположению помешали некоторые канонические препятствия, но сама фигура интеллигентного разорившегося помещика, горячо обратившегося к Православию и написавшего даже несколько статей мистического содержания о своем обращении, показалась вполне подходящей для передачи ему этих "Протоколов", якобы случайно потерянных одним из участников тайного еврейского съезда.
63

Книга С. Нилуса впервые издана им самим в 1902 г. Затем было предпринято еще несколько изданий на частные средства. Реакция общественности оказалась весьма слабой. Кроме нескольких заметок в небольших церковных изданиях, никаких других откликов не было. Заметный успех книга приобрела лишь в 1918 году, будучи изданной в Новочеркасске и в Ростове. Несмотря на то, что руководители Белого движения относились к антисемитской пропаганде в основном отрицательно, нашлось немало лиц, которые активно ей содействовали. Главной пищей погромной агитации служили именно "Протоколы". Антисемитская пропаганда, развращая войска оправданием грабежей, была, как полагают очевидцы тех событий, одной из причин поражения Белого движения на Украине.

Впоследствии "Протоколы" не раз издавались в Европе и были переведены на все основные языки. Очевидно, это печальное увлечение не ограничивается одной Россией. Книга Нилуса издавалась массовыми тиражами в немецком переводе в Германии при нацистах (пусть читатель не примет это за избитый пропагандистский прием, просто, в данном случае, что правда - то правда). В наше время и у нас находятся люди, которые не ленятся делать с нее ксерокопии и в любовно аккуратных переплетах дают читать новообращенным, дабы те знали "правду" о тайных силах, действующих в мире.

Кроме желания опорочить ненавистную национальную группу книга удовлетворяет еще одному человеческому свойству: она предлагает простое и доступное объяснение тайны зла в мире. Все оказывается просто результатом подрывной деятельности тайной всемирной еврейской организации, которая (почему-то вместе с масонами) ответственна за революцию, войны, приход к власти тех или иных лидереров и т. п. Ключи, даваемые Нилусом для раскрытия дьявольских хитрых козней главарей еврейского заговора, позволяют легко находить руку участников заговора даже в таких трагических событиях нашего века, как уничтожение миллионов евреев в нацистских концлагерях. Разумеется, сам Нилус об этом писать не мог, но его "метод" быстро приводит сегодняшних последователей к выводу о том, что все "подстроено" самими же евреями для того, чтобы возбудить у других народов жалость и тем самым притупить их бдительность.

Словом, вместо действительной задачи христианина - противостоять злу в самом себе и в окружающем мире - предлагается некий миф, уводящий человека от Христа и Евангелия в область темных первобытных инстинктов.
64

К счастью, эта книга вызывает, как правило, недолгий "энтузиазм", но, к сожалению, у довольно многих читавших ее остается все же какой-то след доверия к ней: "а, может быть, и правда?" Именно из-за этого "может быть", являющегося несомненным балластом в духовной жизни христианина, автор и позволил себе остановиться на этой, в  общем-то, малоинтересной теме.

Изложенные здесь наблюдения и размышления об антисемитизме в нашей Церкви относились к началу 80-х годов. С наступлением гласности все это вышло на поверхность, стало более заметным. Наряду с обществом "Мемориал", имеющим целью благородное стремление увековечить память о жертвах сталинизма и помочь тем, кто еще жив, активизировалось общество "Память", отношение к которому в последние годы стало индикатором порядочности и здравого смысла. В беседах с кандидатами в депутаты всех уровней и вообще с любым человеком, занимающим заметное общественное положение, одним из первых задается вопрос об отношении к "Памяти". Сторонниками этой организации чаще всего становятся люди, не имеющие сколько-нибудь основательных знаний истории и особенно энергично декларирующие свое Православие, забывая о том, что слово "православный" лишь прилагательное к существительному "христианин". Именно о христианстве и о его нравственных принципах чаще всего и забывают.

Что же касается ответа на вопрос об отношении христиан к евреям, автор просит читателя внимательно прочесть 11-ю главу Послания апостола Павла к Римлянам, из которой приведем лишь маленький отрывок:

             Они отломились неверием, а ты держишься верою:
не гордись, но бойся.
...Но и те, если не пребудут в неверии, привьются,
потому что Бог силен опять привить их.
...И так весь Израиль спасется...

Еще одной характерной особенностью нашего христианства, обращенного главным образом к векам минувшим, является "уставщичество".

Как-то раз один знакомый мне протоиерей после очередного "разгона" певчим, спевшим какую-то "не ту" стихиру, громко хлопнув боковой дверью алтаря, то ли с раскаянием за вспышку гнева, то ли с сожалением, что не способен на большее, сказал: "Я-то еще что! Вот был (такой-то), чуть что не так - кадило швырял!" Я живо представил себе, как в угол алтаря летит кадило, осыпая все вокруг горящими
65

угольками и угольной пылью, и робко возразил: "Но ведь это ужасно! Какой пример такой пастырь подает окружающим?" Протоиерей озадаченно посмотрел на меня и ответил: "Он терпеть не мог ошибок в службе! Сам знал все наизусть - любую стихиру, любое соединение праздников. Вот был знаток устава!"

В самом деле, я немало знал священнослужителей - "знатоков" устава, любящих устав, и заметил, что это нередко уживается с самыми обычными человеческими слабостями - нетерпением, гневливостью и т. п. В то же время среди людей, хорошо знающих и по-настоящему любящих Священное Писание, встречал лишь исключительно добрых, мягких, просветленных. В чем тут дело?

В начале любого семинарского пособия по литургике можно прочесть, что в самые первые века существования христианства не было единого богослужебного устава. Были библейские псалмы, раннехристианские гимны, были молитвословия или песнопения, слагаемые самими верующими или пресвитерами и епископами раннехристианских общин. Позже, особенно со времен Константина Великого (IV в.), с целью упорядочения богослужения (точнее, его единообразия), в крупных религиозных центрах - Константинополе, Иерусалиме, в монастырях - стали вводиться богослужебные уставы, или типиконы. Типикон, называемый Иерусалимским, появился в VI в., будучи собран Саввой Освященным и дополнен в VIII в. Иоанном Дамаскином и Космой Маюмским. Всевозможные дополнения вносились в Типикон вплоть до XI в. В России ныне действующий Иерусалимский устав (Типикон) был введен в начале XV в. на смену Константинопольскому Студийному уставу.

Как-то в книге одного западного автора я прочел удивившую меня фразу: "Как это ни странно, но одной из причин, приведших к упадку веры, было развитие книгопечатания. Молитвенники с уже готовыми текстами приводили к тому, что люди привыкли молиться "чужими" словами, которые часто не отражали их подлинных чувств и переживаний". В самом деле, при чтении уже готовых, написанных молитв внимание легко рассеивается - устами человек говорит одно, а голова его может быть занята совершенно другим. Это совершенно невозможно при свободной молитве своими словами. Впрочем, последнее настолько непривычно для нашего сознания, что даже люди, впервые вошедшие в Церковь, чаще всего говорят: "Я и молиться-то не могу - никаких молитв не знаю". Действительно, войдя в храм, они понимают, что люди там молятся, но молятся "по книгам", уже готовыми сло-
66

вами, которые к тому же и разобрать бывает нелегко из-за малопонятного             церковно-славянского языка и нечеткого произношения. А раз так, то у человека сразу же складывается представление о том, что иначе молиться просто невозможно. Молитва в таком случае воспринимается как некое заклинание, которое, не будучи произнесено определенными словами, в определенном порядке, не будет действенным. Между прочим, один священник как-то раз так и заявил: "Если эту стихиру не пропоете, то и вся служба будет недействительна!" (?) Но, может быть, для Бога, да и для нас самих важен не просто язык и порядок слов молитвы, а что-то другое?

Как уже говорилось, Евангелие содержит не правила, а принципы, так вот, об основном принципе богопочитания Иисус сказал:

             Бог есть Дух,
И поклоняющиеся Ему
должны поклоняться в духе и истине...

Поклонение "в духе и истине" требует непрерывных духовных творческих усилий, в то время как гораздо легче идти по пути рутинного повторения одного и того же: "Отцы наши спасались так, и нам отступать от этого негоже". При этом сознание погружается в самодовольную уверенность, что сделал все, "что положено". Это естественное стремление тварного существа остановиться в замкнутом цикле, им же созданном. Однако стремление Творца - непрестанное развитие и восхождение от старого к новому. Как-то раз один батюшка со вздохом сказал, как о чем-то самом сокровенном: "Как хочется все делать по закону!" Я возразил ему: "А мне гораздо больше хотелось бы по благодати". - "Ну да, - поспешил он, - я и говорю, - по благодатному закону". Как странно! Даже для священнослужителя благодать Божия остается лишь внешним теоретическим условием, которое, конечно, следует прикладывать в качестве прилагательного к тому, что идет само, без усилий из глубины человеческой натуры, - стремлению к закону.

В чем же здесь дело? Почему любители Устава нередко оказываются людьми, в сущности, как бы и не затронутыми христианством? Как-то один дьякон, потеряв терпение из-за постоянного шума и денежного звона за свечным ящиком во время чтения Евангелия, просто сделал паузу. На спорящих за ящиком стали шикать, тишина быстро восстановилась, и чтение было продолжено. После службы настоятель сделал дьякону замечание: "Нельзя! нельзя! Что вы? Ведь  богослу-
67

жение - это как река! Попробуйте остановить реку или спектакль в театре (!). Никогда больше так не делайте!" Вот оно! Нужное слово было наконец найдено. Сколько раз до и после этого приходилось слышать: "Безобразие! Становятся на клирос петь - устава не знают, все путают! Попробуйте в театре не знать роли - в два счета выгонят! А в церкви - считают - все можно". Стали понятными и вспышки гнева, если чуть что не так: на какую-то буквально секунду замешкались с подачей кадила или свечи или зажгли чуть раньше паникадило. С точки зрения молитвы это, может быть, и нежелательно, но "не смертельно". Но когда служба все время мысленно сравнивается со спектаклем... Кстати, некоторыми вновь пришедшими она, к сожалению, так и воспринимается.

Становится понятным довольно распространенное в Православии явление - скандалы в алтаре или в семье накануне больших праздников или в конце Великого Поста, перед Пасхой. Все это напоминает волнение режиссера перед премьерой.   Я знал одного протоиерея, регулярно устраивавшего "большой разгон" кому-либо из коллег в Великую Пятницу, перед самым выносом Плащаницы. Другие священники уже знали эту его особенность и со страхом ждали, кто же в этом году станет козлом отпущения настоятельского гнева. Впрочем, здесь была лишь разрядка волнения перед выносом Плащаницы и, главное, перед проповедью после выноса ее, как бы у гроба казненного Спасителя. Проповедь была, как правило, очень прочувствованной, со слезами. Только вот получившему нагоняй священнику (причем по любому ничтожному поводу, кто попадется) воспринимать ее было нелегко. Нигде оскорбления не переносятся так тяжело, как в алтаре.

Агрессивность церковных бабушек той же самой природы, что и у священников, страстных любителей устава. Для тех и других, богослужение - действо, мистерия, нарушение порядка которой пагубно для ее, так сказать, эффективности, как объективной, сакральной, так и субъективной, психологической. Поэтому любое отклонение от привычного ритуала, любая самомалейшая помеха из-за нерадивого или вновь пришедшего "непосвященного" совершенно недопустимы и вызывают бурный протест. Меня всегда, например, поражала та грубость, с которой "знающие" богомолки расталкивают менее расторопных прихожан, чтобы дать дорогу батюшке, идущему, скажем, с каждением. Неужели лишняя секунда дороже человеческого достоинства? Нет ли здесь постоянного
68

принесения человека в жертву сакральному порядку, не становится ли человек средством вместо цели?

Отсутствие такой агрессивности у баптистов вполне понятно. Поскольку у них нет жесткого устава, то есть порядка богослужения, "сценария" общественной молитвы, то вновь пришедший не может нарушить своим появлением хода проповеди или их простой молитвы, которая, кстати, может быть тут же изменена включением прошения об этом вновь пришедшем, о его благословении, благодарения за его приход и т. д.

Что касается проповедничества, то надо отдать справедливость - среди ортодоксов немало неплохих проповедников (впрочем, неплохих - это, скорее, на общем фоне почти полного отсутствия проповеди). Правда, проповеди их нередко страдают цветистостью и театральностью либо настолько архаичны, что совершенно "не назидают". Как-то я слушал такого рода проповедь об ангельской иерархии. Около часа проповедник подробно перечислял названия чинов ангельских и их функций, совершенно упуская из виду, что все эти средневековые конструкции имеют весьма мало оснований в Священном Писании и уж совсем не соотносятся с проблемами современной жизни. Однако нередко произносятся проповеди вполне глубокие и серьезные, особенно на нравственные темы, которые приносят, несомненно, большую пользу  слушающим.

Надо сказать, что в среде ортодоксального духовенства следует, в свою очередь, выделять три типа людей. По своему духу они довольно точно соответствуют той типологии, которая уже существовала в новозаветное время, правда, на "другой почве". Речь идет о партиях фарисеев, саддукеев и ессеев. Последние, правда, в самом Новом Завете не упоминаются, но то, что о них сообщают историк I в. н. э. Иосиф Флавий, Филон Александрийский, и то, что мы узнали о них из данных археологии (Кумран), говорит о том, что ессеи были существенной частью того религиозно-общественного фона, на котором происходили новозаветные события.

В самом деле, очень уж похожи на ортодоксальных фарисеев некоторые из наших ортодоксов, так что, вероятно, можно говорить об ортодоксальном психологическом складе вообще. Речь идет не о лицемерии, а о постоянном стремлении к умножению человеческих заповедей и правил: "заповедь на заповедь, правило на правило". То же стремление к возведению вокруг заповедей Божиих целого забора других, человеческих заповедей и правил: для безопасности от повсюду угрожающих грехов с целью создания утонченной тех-
69

ники благочестия. Тот же страх перед всюду гнездящимся грехом усугубляется еще страхом перед всякого рода колдовством, заговорами, сглазом и т. п. и т. д. При этом удивительно мало внимания уделяется самому главному - Слову Божию, для которого просто уже не остается ни времени, ни внимания за всеми рекомендованными "батюшкой" акафистами, канонами, кафизмами. Людям вообще свойственно постоянное, часто бессознательное стремление заменить или подменить внутреннее внешним, общий принцип конкретным правилом, заповедь Божию - преданием человеческим. Выше уже говорилось о том, что чтение Писания подменяется лишь пиететом к нему. Между тем Иисус прямо сказал:

             Если пребудете в слове Моем,
то вы истинно Мои ученики.

Явно недостаточное внимание к Священному Писанию никак не может компенсироваться чтением бесчисленных акафистов и канонов, поскольку они не что иное, как предание человеческое, религиозная поэзия, которая при всех своих достоинствах не может заменить собою Слова Божия.

Считать Священное Писание чем-то совершенно недоступным для верующих, думать, что от чтения, например, Евангелия, может быть даже вред ("это еще как читать?!"), - значит принимать Библию за какой-то таинственный эзотерический текст, доступный лишь для посвященных. Но едва ли Бог замыслил принести Благую Весть в каком-то хитроумном зашифрованном виде, чтобы только избранные могли правильно понимать ее. Евангелия писались верующими для верующих, с целью зафиксировать в письменном виде проповеди о жизни, учении, смерти и воскресении Иисуса из Назарета, в котором они видели обетованного Мессию. Разумеется, эти древние тексты нуждаются в толкованиях и комментариях для более глубокого и полного их понимания. Однако даже при отсутствии такой вспомогательной литературы человек, читающий Евангелие без предвзятости, а тем более читающий его с верою, всегда будет получать несомненную духовную пользу через познание Иисуса Христа, в Котором Сам Отец раскрывается нам.

В отношении места Евангелия в нашей церковной жизни за последние годы произошли отрадные изменения. Если в начале 80-х годов Евангелие можно было только "достать", причем за весьма существенную сумму, порядка 100 рублей, то сейчас его уже можно купить не только в любом храме, но и в любом газетном киоске за 10-15 рублей, а в храмах и за 5-8 рублей (в ценах 91-го года). Цена вполне сравнимая
70

с другими книгами и, как правило, вполне доступная. К сожалению, мысль о необходимости иметь Евангелие и читать его с большим трудом внедряется в сознание наших сограждан, возвращающихся в Церковь или приходящих в нее впервые. Существует еще и другое препятствие кроме просто неосведомленности. Мне не раз приходилось слышать от людей, даже с высшим образованием, что им трудно читать даже Новый Завет и даже по-русски. И это ни в коем случае не их вина. Просто вся система нашего школьного образования, весь уклад нашей жизни, вся, так сказать, ментальность нашего общества находятся настолько в другом измерении, что и русский текст Священного Писания оказывается трудным даже для образованных людей.

И здесь перед всей нашей Церковью и перед каждым ее отдельным служителем стоят две важнейшие задачи. От их решения зависит - сумеет ли Русская Православная Церковь использовать данный ей уникальный исторический шанс в деле возвращения нашего народа в семью христианских народов, возвращения к христианской культуре и цивилизации.

Первое - это неустанно побуждать наших прихожан (а также и самих себя) к ежедневному чтению Священного Писания, особенно Нового Завета. Необходимо напоминать, что это не просто информация о евангельских событиях, о жизни  и служении нашего Господа, но это также источник Божественной Истины, Правды и Любви. В него нам просто необходимо постоянно погружаться, чтобы иметь эту "жизнь с избытком", которую хочет нам дать Иисус.

Второе - необходимо максимально помочь всем тем, кто впервые открывает Священное Писание. Речь идет о насущной потребности издания всевозможных комментариев разных уровней сложности. К сожалению, в настоящее время у нас нет современных православных комментариев на русском языке. Последнее, что было сделано в этом направлении нашей Церковью, - Толковая Библия под редакцией профессора Лопухина с подробным комментарием каждой книги Библии. К тысячелетию Крещения Руси 150 тысяч таких Библий было передано в дар нашей Церкви от христиан Северной Европы. Это роскошное дорогое (оно у нас стало продаваться по весьма высокой цене) издание, доступное немногим не только из-за цены, но и из-за трудности самого комментария для начинающего читателя. Имеются издания всей Библии и Нового Завета издательства "Жизнь с Богом", снабженные кратким комментарием. Они могут быть рекомендованы для всех желающих лучше понять текст Священного Писания. К сожалению, эти издания пока доступны лишь для
71

немногих. Нельзя не указать также на русский перевод серии книг Уильяма Баркли "Ежедневное чтение Библии", издание которых было осуществлено Союзом Евангельских Христиан-Баптистов. Этот подробный и доступный комментарий книг Нового Завета, с некоторыми, конечно, оговорками, мог бы быть полезен и для православного читателя. Кроме того, необходимо сказать о книге "Сын Человеческий" отца Александра Меня. Это единственное, на русском языке, современное описание земной жизни нашего Господа Иисуса Христа. Книга написана ярко, просто, талантливо, с учетом современного состояния библейской науки, археологии и истории. Цель ее, как указывает сам автор во введении, - помочь читателю самому начать читать Евангелие. Издание этой книги как можно большими тиражами у нас в стране принесет огромную пользу всем становящимся на путь христианской жизни.

Вернемся, однако, к нашей теме. Что касается саддукеев, то до совсем недавнего времени они занимали очень сходные места и выполняли очень сходные функции со своими новозаветными коллегами. Разумеется, они отличаются от них "чаянием воскресения мертвых" и следованием Православию, а не иудаизму, но тем удивительнее сходство их позиций, направленных, как и 2000 лет назад, главным образом на сохранение статус кво.

Ессейские настроения свойственны, главным образом, монашеским кругам и тем, кто у них духовно окормляется. Как это ни странно, монашествующие во все времена психологически были гораздо больше похожи не на первых христиан, а на их современников - ессеев. Вот что пишет, например, один из видных современных католических богословов Ганс Кюнг в книге "Быть христианином": "Сенсационное обнаружение библиотеки и поселений кумранской общины, вызвавшее целый поток литературы, показало нечто в высшей степени значительное: во времена Иисуса существовала еврейская монашеская община, которая уже содержала в себе все элементы христианских киновиальных монастырей, которые были основаны египтянином Пахомием Великим, богословски обоснованы Василием Великим и принесены на латинский Запад Иоанном Кассианом".

Здесь не ставится целью критика монашества, но, следуя в основном Г. Кюнгу, хотелось бы показать, что сама по себе идеология монашества не является специфически христианской. Монашество лишь очень мощное средство, которое может быть обращено, в частности, и на христианские цели. Но поскольку у нас в Православии монашество и мо-
72

настырская жизнь воспринимаются чаще всего именно как идеал христианского бытия, вероятно, будет полезно сказать о тех отличиях, которые разделяют Иисуса и монахов. Если быть точным, то следует сказать, что у Г. Кюнга речь идет о монахах-кумранитах, однако он все время имеет в виду их чрезвычайную близость с христианским монашеством.

"Иисуса и монахов-кумранитов разделяет целый мир. Община учеников Иисуса не имела признаков монастырской или отшельнической жизни:

1. Не было обособления от мира. Иисус не призывает ни к внешней, ни к внутренней эмиграции. Никакого отхода от земных дел, никакой отшельнической жизни. Не может быть спасения через подавление личности и разрыв связей с миром. Восточные учения о самопогружении чужды Иисусу. Он действует публично, в деревнях и городах, всегда находясь среди людей.

2. Проповедь покаяния Иисуса исходит не от гнева Божия, как у кумранитов или Иоанна Крестителя, но от Божией милости. Иисус не возвещает суд мести над грешниками или безбожниками. Прощение грехов предложено всем. Именно поэтому следует не ненавидеть своих врагов, а любить их.

3. Суббота для человека.  В кумранских монастырях предписывалось строжайшее соблюдение закона без каких-либо компромиссов и облегчений.            В субботу нельзя было даже давать лекарство больному. (Для сравнения: Исаак Сирин рассказывает об одном монахе, который не захотел увидеться с родным братом даже тогда, когда тот умирал, говоря при этом: "ежели пойду к нему, то не буду чист перед Богом, потому что не радел посещать братьев моих духовных, естество же предпочел Христу". И брат умер, а он не видал его. - А. Б.) Иисус, по всем Евангелиям, противопоставлял букве закона удивительную свободу, постоянно подчеркивая, что человеческая нужда выше всяких предписаний и правил.

4. Отсутствие аскетизма.   Ессеи практиковали аскезу из стремления к очищению. Для того чтобы не оскверниться через общение с женщиной, элита отказывалась от брака. Правда, были и женатые ессеи - брак разрешался с единственной целью воспроизведения потомства. Но Иисус не был аскетом. Он участвовал в жизни людей, ел и пил с ними, принимал приглашения на праздничные трапезы. Брак для Него не являлся чем-то нечистым, но благословением Божиим и потому достойным уважения. Он никогда не предлагал закона безбрачия. Отказ от брака Он считал делом доб-
73

ровольным - индивидуальным исключением, а не правилом для учеников.

5. Отсутствие иерархического порядка. Ессеи четко распределялись по четырем сословиям, классам: священники, левиты, полноправные члены-миряне и кандидаты. Указания предстоятелей, которые руководили общинами, были обязательными для всех членов. Настойчиво внушалось подчинение низших членов высшим. Непослушание влекло суровые наказания. Иисус призывает учеников следовать за Ним не для того, чтобы основать строгую организацию. Послушания Он требует только перед волей Бога. Он осуждает стремление к лучшим местам и почетным титулам. Обычный иерархический порядок становится Им буквально с ног на голову. Низшие должны быть всем для высших, а высшие - всем для низших. Подчинение в совместном служении должно быть взаимным.

6. Никаких монастырских правил. Распорядок дня у ессеев был строго регламентирован: молитвы, полевые работы, обед, работы, ужин, молитвы. Принятию в общину предшествовали три года испытаний (послушания). При вступлении в общину приносились торжественные обещания исполнять все ее правила. У Иисуса - ничего из всего этого: ни послушания, ни вступительной клятвы, ни каких-либо обетов, ни богослужебных указаний, ни длительных молитв! Обычная нерегламентированная жизнь. Вместо правил, выдвигаемых для богословски приукрашенного господства человека над человеком. Он рассказывает притчи о Царствии Божием. Когда Он призывает к постоянной и неустанной молитве, то Он под этим подразумевает не непрерывное богослужение, обычно практикующееся в некоторых монастырских общинах ("вечная молитва"). Он подразумевает постоянную молитвенную настроенность человека, который всегда ожидает всего лишь от Бога. Молитва не должна быть ни лицемерной демонстрацией перед другими, ни тягостным бременем перед Богом.

Подражание Христу? Кажется неизбежным вывод: позднейшая анахоретски-монашеская традиция для оправдание своего отрешения от мира в форме организации своей внутренней жизни могла бы ссылаться на монашескую общину Кумрана. Но едва ли на Иисуса".

Автор не причисляет себя к "кюнгианцам", однако считает, что приведенные цитаты вполне отражают суть дела.

В заключение этого раздела, посвященного ортодоксальному православному духовенству, следует подчеркнуть две
74

главные его особенности.

Первая - это исключительная обращенность в прошлое. Психологический и религиозный настрой здесь таков, что "золотой век" христианства уже миновал. Это было время великих монахов-аскетов, Отцов Церкви, время Вселенских Соборов (последний из них, VII, был в 787 г.). И главной задачей современного христианства является лишь подражание, реставрация, возможно максимальное, приближение к тому, как жили, молились и понимали Священное Писание Отцы Церкви, то есть идеалом христианской жизни объявляется византийское раннее средневековье. Таким людям чужда мысль о том, что на протяжении истории христиане разных конфессий все более и более открывают для себя Евангелие Иисуса Христа, что каждое новое поколение должно не просто стараться копировать жизнь христиан какого-то минувшего периода истории, а стремиться ко все более глубокому познанию Бога в Сыне Его в рамках тех условий, в которых мы живем сегодня, разумеется, не игнорируя все лучшее, что есть в опыте прошлого.

Вторая особенность, находящаяся в непосредственной близости с первой, - глубокая уверенность в том, что подлинно христианская жизнь - это жизнь по "Книге Правил", включающей в себя Апостольские правила, постановления семи Вселенских Соборов и девяти Поместных и правила Святых Отцов. Здесь приходится сталкиваться с удивительным непониманием, что христианство - это не жизнь по каким-то наконец-то сформулированным замечательным законам, что это не новая религия, соблюдение всех обрядов и таинств которой содержит в себе все необходимое и достаточное, а что христианство - это новая жизнь со Христом, жизнь, исполненная послушания и доверия Богу, Который наставляет нас через Священное Писание, через обращение нашего сердца ко Христу, личную и общественную молитву. Что такое обращение ко Христу? В качестве ответа позволю себе привести довольно большую цитату из лекции В. Ф. Марцинковского "Сущность христианства" (Марцинковский - яркий проповедник Евангелия, прочитавший множество лекций в первые годы после Октябрьской революции. Был выслан из России в 1922 г.):

"Что же такое обращение ко Христу? По словам американского психолога Вильяма Джемса, обращение есть акт воли, в результате которого Христос начинает занимать центральное место в сознании человека. Ведь Он, Христос, образ совершенного человека, есть в каждой человеческой душе, хотя и в разной степени. Ибо Он есть "свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир".
75

Он не нов и не чужд ни для еврея, ни для язычника. Мы все созданы по его образу. Поэтому-то мог сказать Достоевский: "Находя Христа, мы находим себя", свое подлинное существо, свою сущность. Обратиться - значит вернуться в должное, нормальное состояние, при котором Христос, смутно ощущаемый каждым человеком в отдаленных, вторичных слоях сознания, начинает занимать первое место в сердце. Обратиться - значит возвратить Христа на престол, провозгласить Его Царем и Господом всего нашего существа, всей нашей жизни, так, чтобы он мог безраздельно царствовать в нас и во всей нашей воле, направлять и одухотворять светом любви и правды все наши практические отношения - к людям, к материи, ко всякой твари, ко всему миру".

Жаждущие пробуждения ("левые")

Однажды в церкви во время совершения таинства крещения священник, закончив молитву на освящение воды, вдруг обратился к крестным с совершенно неожиданным вопросом: "Кто является чемпионом мира среди мужчин в одиночном фигурном катании?" Кто-то неуверенно назвал английскую фамилию. "Верно, - сказал священник, - но, наверное, немногие из вас знают, что этот человек является членом одной американской группы, называющей себя "Церковью Сатаны"? Эти люди сознательно поклоняются силе зла, призывают на помощь себе силы, противящиеся Христу. А вот вы сегодня вступаете в союз с Самим Иисусом, вы отрекаетесь от служения злу и избираете служение добру - служение Богу и людям".
Что это? Стремление привлечь внимание? Стремление встряхнуть слушателей? Нет, здесь священник, как я считаю, приводит яркий пример, обращающий внимание на вопрос: кому мы хотим служить? Для чего мы пришли в Церковь на крестины?

Как-то раз в одной проповеди после литургии проповедник говорил об учениках Христа, о том, как они оставляли дома, близких и шли за Иисусом, на служение Богу и людям. Но, может быть, это было только в какие-то давние времена? Есть ли сейчас люди, которые вот так же могут оставить все, отречься от удобной, благополучной жизни, чтобы идти на помощь больным, обездоленным? Да, такие люди есть! Проповедник стал рассказывать о католической монахине Терезе из Калькутты. В храме стояла удивительная тишина. Со слезами на глазах люди слушали о той бедности, которая царит на улицах Калькутты, где тысячи лю-
76

дей  рождаются, живут и умирают на мостовой, слушали о том, как одна образованная молодая монахиня, родом из Югославии, взялась за, казалось, бессмысленное  дело - ходила по улицам, собирала умирающих, доставляла их под кров и давала им возможность хотя бы последние дни или часы жизни почувствовать человеческое участие, оказаться на кровати, на чистой простыне. Из этого скромного дела выросло целое движение помощи больным, отверженным, прокаженным.

Этот живой пример подлинно христианской жизни монахини другой конфессии, католички, совсем не подчеркивал чье-либо преимущество или чью-либо ущербность. Напротив, все перегородки становились несущественными в свете той подлинной любви к людям, которую дарует Иисус человеческому сердцу.

Другой священник рассказывал мне, как он решил в Великую Пятницу читать          12 Евангелий (12 отрывков о страстях Христовых из всех четырех Евангелий)        по-русски. Не помню, брал ли он на это благословение правящего архиерея или нет. Скорее всего, что да, поскольку епископ, управляющий епархией (как и некоторые другие, к сожалению, весьма немногие), в целом положительно относился к чтению Священного Писания по-русски. Как рассказывал этот священник, общее настроение во время службы было каким-то совершенно необыкновенным. Казалось, действительно у всех присутствующих были одна душа и одно сердце.

После службы прихожане обступили священника: "Батюшка, как вы понятно читали Евангелие! Мы просто как будто в первый раз его услышали, какая это удивительная вещь!" Дело было в провинции, и многие, вероятно, даже не поняли, что просто Евангелие читалось по-русски.

Общим для немногих наших соотечественников, стремящихся не к реставрации давно минувших веков жизни христианской Церкви, а к живому христианству нынешнего дня, является то, что в Католической Церкви получило название "аджорнаменто" и "аппрофондименто". Разумеется, многие из них могли и не слышать таких итальянских слов. Просто мы живем в одном мире, и подобно тому, как совпадают настроения наших и карловацких реставраторов старины, на деле приводящие лишь к стилизации под старину, совпадают и устремления христиан у нас и на Западе, если они ищут подлинно живого, творческого, современного христианства. Слово "современного" не должно нас пугать. Дело совсем не в том, что кто-то стесняется "несовременности" Евангелия или с каким-то тайным комплексом неполноценности
77

стремится "не отстать от времени". Во все времена, как и сейчас, никогда не было ничего более современного, чем Евангелие. Но оно всегда должно быть проповедуемо с учетом того мира и тех людей, которые реально существуют вокруг. Эта проповедь должна основываться не на теоретических построениях и богословских спекуляциях минувших веков, в значительной мере утративших свою актуальность, а давать ответы на сегодняшние проблемы, волнующие и тревожащие наших современников. Евангелие есть слово жизни, а не абстрактные интеллектуальные схемы. Именно это и подразумевается под словом "аджорнаменто" - буквально "идти в ногу со временем". Другое слово - "аппрофондименто" - означает глубокое богословское осмысление как самого Священного Писания в свете достижений современных наук, так и тех проблем, которые ставит перед христианством современная жизнь. Именно эти два направления являются общими для наших думающих священников, ищущих новые пути, формы и слова для того, чтобы вечное Слово Жизни достигало сердец и преображало их.

Говоря о жаждущих пробуждения, сейчас уже нельзя не сказать об отце Александре Мене, убитом ударом топора рано утром 9 сентября 1990 года неподалеку от своего дома, когда он шел на воскресную службу в храм. Несмотря на то, что об этом человеке уже много написано и сказано, нельзя не сказать о нем несколько слов и здесь, когда речь идет о жаждущих пробуждения. Отец Александр был одним из самых ярких священников, сочетавших глубину веры и знания с открытостью к современному миру и человеку.

Отец Александр Мень родился в Москве 22 января 1935 года в интеллигентной еврейской семье. Отец - инженер, мать окончила филологический факультет педагогического института. Еще до рождения Алика (будущего о. Александра) его мать пришла к христианству, главным образом под влиянием своей двоюродной сестры Веры Яковлевны Василевской, духовной дочери отца Серафима Батюкова. Однажды о. Серафим, наблюдая за играющим Аликом, сказал: "Этот Алик, когда вырастет, очень многих приведет ко Христу".

Свой жизненный путь отец Александр определил очень рано. В 12 лет он не только решил, что станет священником, но у него уже тогда сложился план будущей серии книг о происхождении христианства. Он назвал ее "В поисках Пути, Истины и Жизни". Широта интересов, уникальная память, ясный, живой ум, удивительное чувство юмора и личное обаяние с юности сделали будущего отца Александра
78

притягательным центром для десятков и сотен людей, хотя бы немного узнавших его.

В 1958 г. он был рукоположен в сан диакона, а в 1960 г, - священника. Приходы, в которых он служил, - Алабино, Тарасовка, Новая Деревня (в г. Пушкино) - были местом паломничества сотен людей из Москвы и других городов, искавших подлинного, живого христианства. Дело его проповеди продолжали и продолжают книги, после его смерти, издаваемые уже не только за рубежом, но и у нас. В них читатель находит опыт мироощущения и веры христианина, глубоко преданного Христу и открытого человечеству, его истории, культуре, его проблемам и страданиям.

Дерево познается по плодам. Для многих сотен людей отец Александр стал человеком, приведшим их ко Христу, приведшим в Церковь. Невозможно сказать, сколько сохранилось семей, готовых развалиться, сколько родилось младенцев, которых хотели убить еще во чреве, сколько людей, решивших покончить счеты с жизнью, осталось жить благодаря вмешательству о. Александра.

Естественно, как вокруг всякой незаурядной личности, вокруг имени отца Александра клубились всевозможные толки и слухи, что он-де экуменист (кстати, почему это плохо?), еретик (?!), агент сионизма и т. д. и т. п. Что на это можно ответить? Я лишь повторю слова одного нашего крупнейшего ученого-филолога, не называя его имени, дабы убеждать читателя не авторитетом, а сутью. "Где были все эти современные критики о. Александра Меня в 50-60-е годы, когда в условиях сталинского режима и хрущевских гонений о. Александр по крупицам собирал книги по философии, истории и богословию, создавая фундамент своей будущей пастырской и литературной работы? - быть может, еще ходили в детский сад или заседали на комсомольских собраниях и пионерских сборах?".

Следует еще вспомнить и о евангельских словах: "Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Ибо так поступали со лжепророками отцы их". Когда встречаешься с такими православными, которые последними словами ругают не только о. Александра Меня, но и все другие христианские исповедания, а также православных, не разделяющих их ненависти к евреям, католикам и протестантам, то поражаешься человеческой способности даже из религии самой чистой и возвышенной любви ко всем людям создать идеологию исключительного, монопольного права на обладание истиной и лютой ненависти ко всем, думающим иначе. Христианство таких людей больше всего похоже на бронированный дзот:
79

самоутвердившись в нем, его обладатели с чекистской зоркостью всматриваются в окружающих и, чуть что, открывают огонь, особенно по тем, кто тоже любит Христа и верит в Него, но не находит для себя возможным присоединиться к сидящим в дзоте, поскольку видит в христианстве не разделяющие барьеры, а Божью любовь, которая хочет, чтобы все спаслись и пришли к познанию истины.

Конечно, могут сразу напомнить слова Христа о том, что Он принес "не мир, но меч". Но ведь Иисус говорил о невозможности соединения веры и неверия в Него, как в Того, Кого "Бог освятил и послал в мир", а не о разделении между теми, кто           по-разному осеняют себя крестным знамением, или распятие изображают не с четырьмя гвоздями, а только с тремя, или полностью принимают лишь христианские ценности первых трех веков истории Церкви - Священное Писание в полном его объеме, не заменяя его богословием последующих столетий. С этими различиями можно не соглашаться, не принимать их для себя, но нельзя, чтобы они заслоняли собою главное - единство веры в Иисуса Христа как единородного Отцу, во плоти пришедшего Спасителя мира, - а в этом едины все - и православные, и католики, и протестанты.

Отец Александр вынес свою веру и свою церковность не из современных модных увлечений христианством как повода для самоутверждения и национального чванства, а из катакомбной Церкви 30-40-х годов, в труднейших условиях хранившей традиции культурного и глубоко духовного русского Православия начала XX в. Его наставниками в юности были те, кто, в свою очередь, приняли духовную эстафету от таких людей, как отец Павел Флоренский, отец Алексей Мечев, отец Серафим Батюков, жизнью и смертью засвидетельствовавших верность Христу и Православной Церкви.

Уточнения

Разумеется, избранная нами схема - "центр", "правые" и "левые" - как и всегда, всего лишь схема, в которую часто не укладываются реальные люди. Нередко бывает, что священник, вполне принадлежащий к тому, что мы называли "бытовым христианством", вдруг проявляет себя очень живо и глубоко. Или священник, вроде бы всегда казавшийся самодовольным фарисеем, вдруг говорит: "Какие мы верующие? Что сказано про уверовавших? "Именем Моим будут изгонять бесов... возложат руки на больных, и они будут здоровы..." Можете вы исцелить кого-нибудь?!" Тот же священник,
80

всегда оказывавший предпочтение скорее Преданию, чем Писанию, будучи тяжело болен, обратился к прихожанам с письмом, которое зачитал его коллега и которое было его последним словом к пастве. В этом письме он, в частности, призывал: "А самое главное - ежедневно читайте Евангелие, хотя бы по одной главе в день. В нем все!" Поистине, думал я, слушая эту его последнюю проповедь, "кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?" Всякий человек всегда в принципе остается "открытой системой", могущей пробудиться к полнокровной подлинной жизни.

И еще. Есть люди, которые вообще не укладываются ни в какие схемы, которых Бог особо касается Своей благодатью. Так, служил невдалеке от латышского городка Елгавы светлой памяти старец архимандрит Таврион. Даже литургию он три раза прерывал проповедями. Помню, как он выходил на амвон после великого входа, жестом останавливал певчих и говорил слово.

"Вот сейчас мы с вами будем с Самим Господом, среди Его учеников, на Тайной Вечере, Сам Господь будет с нами. И о чем мы вспомним? Кого помянем в молитве пред лицом Господа? Мы помянем всех тех, кто был близок и дорог для нас в нашей жизни. Кто невинно пострадал, погиб вдали от родного дома. Я вот вспоминаю сейчас одного человека, который умирал рядом со мной в бараке, в лагере (прямо так и говорил! - А. Б.). Поднялся он из последних сил и просил меня: "Батюшка, помолись обо мне, не забудь!" Как же я о нем не вспомню? Как забуду других - замерзших, расстрелянных? Нет, всех мы сегодня помянем перед нашим Господом". (Все это произносилось задолго до перестройки).

И служба сразу вырывалась за пределы маленькой церквушки. Страдания Христа соединялись со страданиями всех, кого мы знали или о ком только слышали. Все мы сейчас соединялись в одно перед престолом Господним силою любви старенького, сухонького монаха, любви ко Христу, любви к людям. И от этой стоящей перед нашими глазами любви теплели и сердца людей, приехавших сюда из самых разных мест нашей огромной страны.
81