В.В.БЫЧКОВ
К оглавлению
Часть вторая
ЭСТЕТИКА БЛАЖЕННОГО
АВГУСТИНА
ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Когда мы думаем о закате античного мира на Западе и обращаемся мысленным
взором к последним десятилетиям римской культуры, перед нами невольно встает образ
крупнейшего мыслителя поздней латиноязычной античности Аврелия Августина, вписавшего
заключительные страницы в историю духовной культуры Рима и, пожалуй, всей античности
и заложившего своими трудами прочный фундамент новой культуры - средневековой.
Вряд ли имеет большой смысл полемика на тему, кому больше принадлежит Августин
- античности или Средним векам. С одинаковым успехом его можно считать последним
в ряду больших мыслителей античности и первым крупным идеологом Средневековья.
Однако, если говорить более строго, поле его духовной культуры значительно шире
того достаточно устойчивого стереотипа, которым мы привыкли определять античную
культуру, и еще плохо вписывается в абрис культуры средневековой. Августин, может
быть, более чем кто-либо иной, принадлежал своему времени, уже не античному, но
еще и не средневековому. Он был человеком и мыслителем одного из сложнейших и
интереснейших в истории культуры переходных периодов. При этом, как показывает
историческая ретроспектива, он оказался на гребне последней волны античной культуры,
которая вот-вот должна была обрушиться и уступить место новой, уже набирающей
силу в ее недрах и под ее прикрытием волне грядущей культуры - средневековой.
Сам Августин, однако, не осознавал этого своего пограничного положения. Он не
предвидел падения античной культуры, жил и думал как человек античный, а не как
один из главных идеологов «господствующей по всему миру церкви Средних веков»401.
Это не помешало ему тем не менее стать для нового западного христианства авторитетнейшим
Отцом Церкви, одним из основоположников схоластического метода мышления402,
заслужить с легкой руки Абеляра титул «excellentissimus doctor Augustinus» (Introd.
ad theol. 1, 2). В области философии Августин, опираясь на традиции античных философских
систем (прежде всего платоновско-неоплатонической), сохраняя многие элементы этих
систем, заложил фундамент новой философии403
и даже, как полагает современный историк философии, «создал христианскую философию
в ее предельном латинском варианте»404.
В Средние века августинизм повсеместно господствовал в западной философии. Только
с XIII в. у него появился серьезный соперник - томизм, но последний был авторитетен
только у католиков, в то время как августинизм находил активных сторонников и
среди протестантов405.
Если обратиться к августиновской эстетике, то все сказанное вполне
правомерно отнести и к ней, но с некоторыми коррективами, которые вытекают из
особенностей индивидуального духовного развития Августина406.
В то время, как многие основные положения его философии сформировались в зрелый
и поздний периоды его жизни, когда он весь был погружен в духовный и социально-практический
мир христианства, его эстетические взгляды в своей основе сложились в раннем возрасте,
в период активных духовных исканий, находок, сомнений и разочарований. Это отнюдь
не означает, конечно, что эстетика Августина не развивалась по мере его духовной
эволюции, но изменения в ней были менее заметными и менее существенными, чем в
его философских взглядах. Ядро эстетики латинского Отца Церкви сложилось значительно
раньше, чем основные представления его философии. В трактатах зрелого периода,
посвященных главным образом проблемам философско-религиозного характера, экскурсы
в эстетику часто представляют собой почти дословное повторение идей, высказанных
в ранних сочинениях.
Получив от природы дар обостренной эмоционально-эстетической восприимчивости,
Августин с раннего возраста был чуток и к художественной культуре своего времени,
и к эстетическим теориям античности, которые он знал достаточно хорошо и в полной
мере использовал в своих многочисленных эстетических экскурсах. И не просто использовал,
но определенным образом и синтезировал, приводя в систему многое из того, что
почерпнул из античности. В своей эстетике Августин в значительно большей мере,
чем в философии, предстает античным мыслителем, завершителем многовековой истории
античной эстетики. Здесь мы могли бы почти согласиться с выводом исследователя
августиновской эстетики, который более полувека назад писал: «Таким образом, можно
сказать, что эстетика Августина является синтезом и венцом античной эстетики;
более того, Августин почти ничего не почерпнул в иудеохристианских идеях, кроме,
быть может, тех случаев, когда он идентифицировал высшую идею Платона с Богом,
когда он называл Бога создателем всякой красоты, когда высоко оценивал аллегорию
и когда не доверял театру и классическим искусствам»407.
Однако эта оговорка К. Свободы не случайна: новая духовная культура IV в. наложила
свой отпечаток и на эстетику Августина, отпечаток не слишком рельефный и не сразу
усмотренный историками эстетики. Только пристальное вглядывание позволяет выявить
его достаточно ясно.
Творчество Аврелия Августина - конечно же венец античной эстетики,
но оно же - и прочный фундамент эстетики средневековой, ее основополагающие начала.
Ибо сам венец собирался из античных ценностей, но уже по новой мерке. Из античных
эстетических теорий Августин воспринял и развил прежде всего то, что было созвучно
новым духовным исканиям эпохи. И библейский угол зрения играл здесь далеко не
последнюю и не второстепенную роль. Венец античной эстетики складывался уже sub
specie Scripturae Sacrae, определяя тем самым непрерывность эстетической традиции.
Августин, писал Вл. Татаркевич, «чувствовал себя римлянином так же органично,
как и христианином; он принадлежал еще к античной культуре, но уже принадлежал
и к христианской; он в полной мере пользовался древней культурой и создавал новую.
В его сочинениях сталкиваются две эпохи, две философии, две эстетики: он воспринял
эстетические принципы древних, но преобразил их и в преображенном виде передал
Средним векам. Он был узловым пунктом истории эстетики: к нему сходятся все линии
древней эстетики, от него идут пути средневековой»408.
Августин конечно же сознательно не ставил перед собой задачи обобщить
достижения античности и создать на их основе новую эстетическую теорию. Он, как
и вся античность в целом, вообще не знал, что такая теория возможна. Более того,
он и не стремился к сознательному созданию какой-либо философской системы. Активно
участвуя сначала в мирской, а затем в религиозной жизни своего времени, он просто
пытался осмыслить основные проблемы человеческого бытия и помочь людям найти правильный
путь в жизни. Ясно, что, как человек своего времени, он и мыслил и действовал
в духе этого времени. За исключением небольшого ряда ранних философских сочинений
(386-391 гг.), почти все его многочисленные работы (а писал он практически ежедневно
в течение сорока лет) написаны Августином на злобу дня - по поводу конкретных
событий церковной или культурно-исторической жизни тех лет - или как подробные
ответы на вопросы знакомых и незнакомых людей, постоянно обращавшихся к нему,
как к видному церковному авторитету. В его работах исследователи обнаруживают
массу противоречий и тем не менее приходят к выводу о системности его мышления
в целом и даже об определенной философской системе, хотя и не упорядоченной самим
Августином, но достаточно ясно, при некоторых частных вариациях, вычитываемой
из его работ409.
Эстетические идеи занимают большое место в общей мировоззренческой системе Августина,
хотя разбросаны они по его работам еще более хаотично, чем философские суждения.
Однако и они, при внимательном изучении, складываются в некоторую достаточно целостную
систему, в которой, пожалуй, ни одна из главных эстетических проблем не оказалась
забытой. С сожалением следует отметить, что именно эта сторона августиновского
наследия до сих пор остается наименее изученной. В поистине бескрайнем море «августинианы»,
насчитывающей многие тысячи работ410
по самым различным аспектам мировоззрения крупнейшего представителя латинской
патристики, исследования, посвященные его эстетике, в буквальном смысле слова
можно пересчитать по пальцам.
Среди старых работ, оказавшихся мне недоступными, следует указать
на штудии А. Берто (1891), В. Тимме (1908) и И. Грубана (1920)411.
В 1909 г. в Германии были защищены сразу две диссертации по эстетике Августина
- К. Эшвайлером и А. Викманом412.
Оба соискателя ограничились рассмотрением отдельных аспектов проблемы прекрасного
у Августина. При этом первого из них интересовали не столько суждения Августина
о прекрасном, сколько влияние его представлений о прекрасном на его религиозную
философию. А. Викман, напротив, заостряет внимание на собственно эстетической
проблематике Августина, справедливо упрекнув исследователей в том, что они совершенно
просмотрели всю раннехристианскую и средневековую эстетику413.
Викман, пожалуй, первым из историков эстетики почувствовал всю глубину и широту
эстетических представлений Августина, рассматривая свою, серьезную и интересную
для того времени, работу лишь как небольшой фрагмент еще не осуществленных исследований
в области августиновской эстетики414.
В своей работе Викман пытался выявить общее понимание прекрасного Августином,
анализировал его классификацию прекрасного по видам и ступеням, показал его отношение
к чувственной красоте. Интересным, хотя и достаточно частным, эстетическим исследованием
можно считать работу Г. Эдельштейна о музыкальных воззрениях Августина415.
По трактату «De musica» здесь анализируются представления его автора о числе,
ритме, музыке, чувственном суждении.
Все эти работы подготовили появление специального и до наших дней
остающегося наиболее полным исследования К. Свободы «Эстетика св. Августина и
ее источники», увидевшего свет в 1933 г.416.
Эта монография до сих пор сохраняет свое значение в качестве единственного и достаточно
подробного источниковедческого исследования. В ней проанализированы практически
все сохранившиеся произведения Августина под углом выявления в них эстетических
суждений и соотнесения их с аналогичными или близкими взглядами античных авторов.
Основное внимание К. Свобода направил на конкретный анализ источников, показав,
что наряду с прекрасным, которое и здесь стоит на первом месте, Августин размышлял
о числе, порядке, некоторых видах искусства, о проблемах художника, эмоционального
восприятия, образа, аллегории, удовольствия и т. п. В этой работе затрагиваются
практически все реальные проблемы августиновской эстетики. Однако сама монография
является лишь первым серьезным шагом на пути к исследованию эстетических взглядов
Августина в целостном их виде. К. Свобода ограничился лишь краткими обобщающими
выводами, заметив, что из сочинений Августина вырисовывается целостная эстетическая
система417,
но самой этой системы он так и не изложил. В книге К. Свободы совершенно оставлен
в стороне вопрос о месте эстетики в мировоззренческой системе Августина.
Вышедшая в 1939 г. работа Э. Чепмена418
посвящена в основном проблеме прекрасного у Августина. Только частично затрагивается
в ней вопрос о таких «эстетичеких компонентах», как число, форма, единство, порядок,
и несколько страниц отведено вопросам искусства.
В 1969 г. появилась небольшая, но интересная монография Т. Манфердини419,
в которой эстетика Августина рассматривается в проблемном плане. Наряду с анализом
августиновского понимания красоты автор поднимает вопросы рационализации чувства
у Августина, чувственного восприятия, эстетической аксиологии, критерия эстетического
суждения и т. п., т. е. уделяет особое внимание психологической стороне августиновской
эстетики, намечая новые подходы к анализу эстетического наследия латинского богослова.
Кроме этих монографических исследований, можно было бы указать на
ряд статей по отдельным проблемам эстетики Августина. В процессе изложения материала
на них сделаны ссылки в соответствующих разделах книги.
В общих историях эстетики Августину до сих пор уделяется (если уделяется
вообще) незаслуженно мало внимания. Исключение составляют лишь некоторые труды.
Это, во-первых, многотомное исследование по богословской эстетике Г. У. фон Бальтазара,
во втором томе которого 50 страниц посвящено эстетике Августина420.
Поднимая ряд фундаментальных проблем этой эстетики (таких, как видение, свет,
единство, иллюминация, прекрасное и его связь со светом, образ, аналогия и др.),
автор рассматривает их в контексте общей истории христианской эстетики. Другой
работой, знаменующей собой новый шаг в исследовании августиновской эстетики, является
небольшая по объему, но емкая по содержанию глава в «Средневековой эстетике» В.
Л. Татаркевича421.
В этой главе польский ученый сделал то, на что не хватило времени его чешскому
коллеге - он обобщил все, что до него было сделано на путях изучения эстетики
Августина, опираясь прежде всего на материалы К. Свободы, но анализируя их уже
с позиций теоретической эстетики середины XX в. В. Татаркевич впервые определил
место Августина в истории эстетики и показал значение его эстетических взглядов
для развития последующей, прежде всего средневековой, эстетики.
|