Дэвид Дойч

CТРУКТУРА РЕАЛЬНОСТИ

К оглавлению

Глава 5. Виртуальная реальность  

Теорию   вычислений   традиционно   изучали  абстрактно,  как   раздел, относящийся  только  к  математике.  Однако  при  этом  теряется  ее  смысл. Компьютеры --  физические  объекты, а вычисления -- физические процессы. То, что могут или не могут вычислить компьютеры, определяется законами физики, а не  законами  чистой   математики.  Универсальность  --  одна  из  важнейших концепций теории вычислений. Универсальный  компьютер обычно  определяют как абстрактную   машину,   способную   имитировать   вычисления  любой   другой абстрактной машины в конкретном четко определенном  классе. Однако  важность универсальности заключается в  том,  что универсальные  компьютеры,  или, по крайней  мере, хорошие  приближения  к ним, можно на самом деле  построить и использовать  для  вычисления   поведения  не  только   друг   друга,  но  и интересующих физических и абстрактных  категорий.  Эта  возможность -  часть самоподобности  физической  реальности,  о которой я  упомянул в  предыдущей главе.

Самое  известное  физическое  проявление  универсальности  --   область технологии,  которая обсуждалась в течение  многих десятилетий,  но начинает развиваться только сейчас, --  виртуальная реальность. Этот термин относится к любой ситуации, когда искусственно создается  ощущение пребывания человека в определенной  среде. Например, пилотажный тренажер -- машина, которая дает летчику  ощущение полета на самолете без  отрыва  от земли,  -- это  один из видов  генератора  виртуальной  реальности.  В  такую  машину  (или  точнее, компьютер,  который ею  управляет) можно ввести характеристики реального или вымышленного самолета. В программе также можно определить окружающую самолет среду, как-то: погоду и схему аэропортов. По мере того, как пилот практикует перелеты  из  одного  аэропорта  в  другой,  тренажер вызывает  определенные изображения  в окнах, ощущения возникающих  при полете толчков и  ускорений, соответствующие  показания  приборов  и  т.д.  Он  может  включать  эффекты, например,   турбулентности,   механического   повреждения   и   предложенных модификаций  самолета.   Таким  образом,   пилотажный  тренажер  может  дать пользователю  широкий диапазон ощущений от  полета, включая такие  ощущения, которые невозможно получить в  реальном самолете: имитационный самолет может обладать техническими характеристиками, нарушающими законы физики, например, он может лететь сквозь горы, быстрее света или без горючего.

Поскольку  мы  ощущаем окружающую  нас среду через наши чувства,  любой генератор виртуальной реальности должен обладать способностью манипулировать нашими чувствами,  доминируя над их  нормальным  функционированием, чтобы мы могли почувствовать определенную окружающую среду. Возможно, это звучит  как выкладка   из  книги  Олдоса   Хаксли   Brave  New   World,  но   технологии искусственного   управления   сенсорным   ощущением   человека    безусловно развивались в  течение тысячелетий.  Все методики предметно-изобразительного искусства  и связи  на  длинные расстояния  можно считать "доминирующими над нормальным  функционированием чувств".  Даже доисторические пещерные рисунки давали зрителю некоторое ощущение того,  что он  видит животных, которых  на самом  деле  там  не  было. Сегодня мы  можем осуществить  это более  точно, используя  фильмы  и звукозапись, хотя и не настолько точно,  чтобы имитацию можно было перепутать с оригиналом.

Я буду использовать термин генератор изображений для обозначения любого прибора, как-то: планетарий, система класса Hi-Fi или полочка для специй, -- который   может   формировать   точно   определенный   сенсорный   ввод  для пользователя:  заданные  картинки,  звуки, запахи и т.  п., которые  считают "изображениями". Например, чтобы генерировать обонятельное изображение (т.е. запах) ванили, нужно открыть баночку с ванилью, которая стоит на полочке для специй.  Чтобы генерировать  слуховое  изображение  (т.е.  звук)  двадцатого концерта   для   фортепьяно   Моцарта,   нужно   поставить   соответствующий компакт-диск  на систему класса Hi-Fi. Любой  генератор изображений  --  это рудиментарный вид генератора  виртуальной реальности, но термин "виртуальная реальность" обычно  оставляют на  тот случай,  когда  присутствуют и широкий охват сенсорного диапазона  пользователя, и  ощутимый элемент взаимодействия ("ответная реакция") между пользователем и имитируемой категорией. 

Рис. 5.1. Виртуальная реальность в современном исполнении

Современные   видеоигры  позволяют  осуществить   взаимодействие  между игроком  и объектом игры, но они, как  правило, используют  только небольшую часть сенсорного диапазона пользователя. Такая "окружающая среда" состоит из изображений   на   небольшом  экране   и  частично  звуков,  которые  слышит пользователь.  Однако уже существуют виртуальные видеоигры, более  достойные этого названия. Обычно пользователь надевает  шлем со встроенными наушниками и двумя  телевизионными экранами (по  одному для  каждого  глаза), иногда -- специальные  перчатки   и   другую  одежду,  изнутри   обшитую  электрически управляемыми  эффекторами   (приборами,  создающими   давление).  Там  также присутствуют  сенсорные  датчики,  которые  фиксируют движение  частей  тела пользователя, особенно  головы.  Информация о том,  что делает пользователь, передается компьютеру, который  вычисляет,  что  должен  видеть,  слышать  и чувствовать  пользователь,  и  реагирует,  посылая  соответствующие  сигналы генераторам изображения (рисунок 5.1). Когда пользователь смотрит налево или направо, изображения на  двух телевизионных экранах следуют за его взглядом, как и  реальное поле зрения, чтобы показать, что находится слева и справа от него в  виртуальном  мире.  Пользователь  может  протянуть  руку  и  поднять виртуальный  объект,  он будет как настоящий  на ощупь, потому что эффекторы перчатки  генерируют  "тактильную  обратную  связь",   соответствующую  тому положению и ориентации, в которой виден объект.

В  настоящее время  игры и  имитация  средств  передвижения -  основные области   применения   виртуальной  реальности,  но  в   ближайшем   будущем предвидится   огромное  количество  новых   областей  ее   применения.   Для архитекторов  скоро  станет обычным  делом  создавать  виртуальные прототипы зданий, по  которым клиенты смогут пройтись и проверить  модификации на  той стадии, когда их  можно будет внедрить без особых  усилий. Покупатели смогут пройти (или даже пролететь) по виртуальным супермаркетам, не выходя из дома, даже не  встречаясь  с толпой других покупателей и не слушая музыку, которая им  не  нравится. Но  совсем не обязательно, что они останутся в виртуальном супермаркете в  одиночестве:  в виртуальной реальности  за  покупками  могут пойти  вместе  сколько  угодно  человек,  у  каждого  будут как  изображения остальных, так  и  изображение  супермаркета,  но  никому из них не придется выходить из дома. Концерты и конференции будут проводить, не назначая  места встречи; и  выгода  здесь  не  только  в экономии  на  стоимости  аудиторий, гостиниц  и  перелетов, но и в том что  все участники смогут сидеть на самом лучшем месте одновременно.

Если бы епископ  Беркли или инквизиторы знали о виртуальной реальности, они,  возможно,  ухватились  бы  за  нее,  как  за  совершенную  иллюстрацию обманчивости   чувств,   подтверждающую   их   аргументы   против   научного рассуждения.  Что  произошло  бы,   если  бы  летчик  пилотажного  тренажера попытался использовать проверку на  реальность доктора Джонсона? Несмотря на то,  что виртуальный самолет и окружающая его среда  в  действительности  не существуют,   они  "дают  ответную   реакцию"  летчику,   как  если  бы  они существовали.  Летчик   может  открыть  дроссель  и  услышать  ответный  рев двигателей, почувствовать их давление через сиденье, увидеть в окно, как они вибрируют и выбрасывают горячий газ,  несмотря на то, что их не  существует. Летчик  может ощутить полет самолета во  время шторма, слышать гром и видеть дождь, бьющий по  ветровому стеклу,  хотя в  реальности ничего этого  нет. В реальности   снаружи   кабины    находится   только   компьютер,   несколько гидравлических   домкратов,   телевизионные   экраны,   громкоговорители   и совершенно сухое неподвижное помещение.

Делает   ли   это    опровержение    солипсизма    доктором   Джонсоном недействительным?  Нет. Его разговор  с Босуэллом  мог также  произойти  и в пилотажном  тренажере.  "Я  опровергаю это  вот так",  --  мог  сказать  он, открывая дроссель  и чувствуя ответную  реакцию виртуального  двигателя. Там нет двигателя. А ответную реакцию дает компьютер, обрабатывающий  программу, которая  вычисляет,  что  сделал  бы двигатель,  если  бы на  него  "оказали воздействие". Но эти расчеты, внешние для разума доктора Джонсона, реагируют на  управление   дросселем  также  сложно  и  автономно,  как  и  двигатель. Следовательно, они выдерживают  проверку  на реальность, и  это справедливо, потому  что  в действительности эти вычисления -- физические процессы внутри компьютера, а компьютер -- обычный  физический объект (не менее  физический, чем двигатель), и объект совершенно реальный. Тот  факт, что это не реальный двигатель,  не  имеет  никакого отношения  к  аргументу  против  солипсизма. Как-никак, не все реальное должно легко поддаваться распознаванию. Даже если бы  то,  что  показалось  камнем,   впоследствии  оказалось   бы   животным, замаскировавшимся  под  камень,  или голографической  проекцией,  скрывающей садового  гномика,  это  не  имело  бы  особого  значения  в  первоначальной демонстрации  доктора  Джонсона.  Поскольку  его  реакция   была  сложной  и автономной, доктор Джонсон мог бы  совершенно оправданно  сделать вывод, что эта  реакция  была  вызвана  чем-то  реальным,  находящимся  вне  него,   и, следовательно, реальность состоит не только из него.

Тем  не  менее,  существование виртуальной реальности может  показаться неудобным для тех.  чье  мировоззрение  основано на науке. Только подумайте, что такое  генератор виртуальной реальности  с точки зрения физики. Конечно, это физический объект, который подчиняется тем  же законам физики, что и все остальные  объекты.  Но,  кроме того,  он  может  "притворяться".  Он  может притвориться совершенно другим объектом, который  подчиняется ложным законам физики. Более  того, этот процесс может протекать сложно и  автономно. Когда пользователь воздействует на  него, чтобы проверить  реальность того, чем он притворяется, он оказывает ответную реакцию, как если бы  он был тем другим, несуществующим объектом, и как если бы ложные законы были истинными. Если бы мы изучали физику только  на основе таких  объектов,  мы вывели бы ошибочные законы. (В самом деле? Удивительно, но дело обстоит не совсем так. Я вернусь к  этому вопросу  в следующей главе, но, прежде всего, мы должны рассмотреть явление виртуальной реальности поподробнее).

Если принять это во внимание, может показаться, что епископ Беркли имел в  виду, что виртуальная  реальность --  это  символ  грубости  человеческих способностей,  что ее  существование  должно предупредить нас  о  внутренних ограничениях способности людей понимать  физический  мир. Может  показаться, что  ссылка  на  виртуальную  реальность  относится  к  той  же  философской категории, что  и  иллюзии,  ложные  следы  и совпадения,  поскольку все это явления,  которые вроде  бы показывают нам нечто реальное,  но на самом деле вводят  нас  в заблуждение. Мы уже видели, что научное  мировоззрение  может принять  (а  в действительности,  ожидает)  существование явлений,  в высшей степени вводящих в заблуждение. Это par  excellence мировоззрение, способное согласовать  ошибочность, свойственную человеку, и внешние источники ошибок. Тем  не  менее,  явления, вводящие  в  заблуждение, приветствуются  в  своей основе. Помимо того,  что они любопытны, или  того,  что  мы узнаем из  них, почему  они  вводят в  заблуждение,  мы пытаемся  избежать  этих  явлений  и предпочитаем обходиться без них. Но виртуальная  реальность  не  относится к этой  категории.  Мы  увидим,  что   существование   виртуальной  реальности показывает не  то, что человеческая способность  понимания  мира  изначально ограничена, а напротив, то, что изначально она безгранична. Это не аномалия, привнесенная   случайными   свойствами  человеческих   органов   чувств,   а фундаментальное свойство  мультиверса в  целом.  И  тот факт, что мультиверс обладает этим свойством, нисколько не смущающим реализм или науку, необходим для обоих:  это именно то свойство, которое делает науку  возможной. Это  не нечто, "без чего мы предпочли бы обойтись"; это нечто, без чего мы буквально не можем обойтись.

Такие  заявления   могут  показаться  достаточно  претенциозными,  если учесть, что их делают, основываясь на пилотажных тренажерах и видеоиграх. Но в общей  схеме центральное место занимает виртуальная  реальность в целом, а не  частный  генератор  виртуальной реальности.  Поэтому  я хочу рассмотреть виртуальную реальность в  максимально  обобщенном виде. Каковы ее  наивысшие пределы,  если таковые  имеются?  Какую  окружающую среду, в принципе, можно искусственно получить и  с  какой точностью? Говоря "в принципе",  я имею  в виду, игнорируя преходящие ограничения  технологии, но  принимая во внимание все ограничения, которые могут наложить принципы логики и физики.

По моему определению генератор  виртуальной  реальности  -- это машина, которая  дает  пользователю  ощущение  какой-то   реальной  или  вымышленной окружающей среды (например,  самолета), которая находится, или кажется,  что находится, вне разума пользователя. Я буду называть это внешними ощущениями. Внешние ощущения  должны  противопоставляться внутренним  ощущениям, как-то: нервозность  при первой  самостоятельной посадке или удивление при внезапном появлении  грозы  на  ясном голубом  небе. Генератор  виртуальной реальности становится косвенной причиной появления у пользователя как внутренних, так и внешних  ощущений,  но  его  невозможно  запрограммировать  так,   чтобы  он обеспечивал  точно  определенные   внутренние  ощущения.  Например,  летчик, который  совершает почти один и тот  же полет на тренажере дважды, получит в обоих случаях примерно одни и  те же внешние  ощущения, но во второй раз он, возможно, меньше  удивится  появлению  грозы. Возможно, во второй раз летчик также  по-другому  отреагирует  на  появление грозы,  что, в  свою  очередь, изменит  последующие  внешние  ощущения. Но  дело  в том,  что хотя и  можно запрограммировать машину на появление грозы в поле зрения летчика, когда это желательно, невозможно запрограммировать желаемую ответную реакцию летчика.

Можно  представить  технологию  за  пределами  виртуальной  реальности, которая  могла бы вызывать точно определенные внутренние ощущения. Некоторые внутренние   ощущения,   например,   настроения,   вызванные   определенными наркотиками, уже  можно  получить искусственно,  и в  будущем этот  диапазон несомненно расширится.  Но генератору точно определенных внутренних ощущений в   общем   пришлось  бы  иметь  способность  доминировать   над  нормальным функционированием как разума, так и чувств пользователя. Другими словами, он замещал бы пользователя другим человеком. Это свойство помещает такие машины в категорию, отличную от категории генераторов  виртуальной реальности.  Для них  потребуется  совсем  другая  технология,  они  поднимут  совсем  другие философские  проблемы,   поэтому   я  исключил  их   из  своего  определения виртуальной реальности.

Еще один вид ощущений, которые несомненно нельзя передать искусственно, --  это логически невозможные  ощущения. Я сказал,  что пилотажный  тренажер может  создать ощущение  физически неосуществимого  полета сквозь  гору.  Но ничто  не сможет создать ощущение разложения  на множители числа 181. потому что это логически невозможно:

181 -- это  простое  число. (Поверить, что кто-то разложил число 181 на множители,  -- логически возможное  ощущение, но оно внутреннее, а потому не входит   в  сферу  виртуальной  реальности).  Другое  логически  невозможное ощущение  --   бессознательность,  поскольку,  когда  человек   находится  в бессознательном  состоянии,  он  по  определению  ни  чего  не   испытывает. Состояние,  когда  человек  ничего  не испытывает,  отличается от состояния, когда человек испытывает полное  отсутствие ощущений, -- сенсорная изоляция, -- которая, безусловно, является физически осуществимой средой.

После исключения ощущений, логически невозможных, и ощущений внутренних у  нас  остался  обширный класс логически  возможных,  внешних  ощущений  -- ощущений сред, получение которых логически возможно, но  физически не всегда осуществимо (таблица  5.1). Что-либо  является физически возможным, если оно не запрещено  законами физики. В этой книге  я сделаю допущение, что "законы физики"  включают одно,  еще  неизвестное, правило,  определяющее  начальное состояние или  другие дополнительные данные,  необходимые,  в принципе,  для полного  описания мультиверса (иначе  эти данные  стали бы набором внутренне необъяснимых  фактов).  В таком  случае  получение среды физически  возможно тогда   и  только  тогда,  когда  она   действительно  существует  где-то  в мультиверсе (т. е. в какой-то вселенной или  нескольких вселенных). Что-либо является физически невозможным, если это не происходит нигде в мультиверсе.

Таблица 5.1. Классификация ощущений с примерами. Виртуальная реальность связана с  получением логически возможных, внешних  ощущений (верхняя  левая часть таблицы) 

Я  определяю  репертуар  генератора  виртуальной  реальности как  набор реальных или  вымышленных сред, ощущение нахождения  в которых  пользователя можно  запрограммировать  в  генератор.  Мой  вопрос  о  наивысших  пределах виртуальной   реальности   можно  сформулировать  следующим  образом:  какие ограничения, если  таковые имеются,  законы  физики накладывают на репертуар генераторов виртуальной реальности?

Виртуальная реальность всегда  включает создание искусственных ощущений --  формирование   изображений,  --  поэтому  с  него  мы  и  начнем.  Какие ограничения законы физики накладывают на способность генераторов изображений создавать искусственные  изображения, передавать  подробности  и  охватывать соответствующие сенсорные  диапазоны? Существуют очевидные способы улучшения передачи каких-то подробностей с помощью современного пилотажного тренажера, например, применение телевизоров с более  высокой резкостью. Но возможно ли, хотя бы  в принципе, передать реальный самолет и его  среду в высшей степени подробно, т.е.  с  максимальными  подробностями,  которые  могут  воспринять чувства летчика? Для  слуха этот  наивысший  предел был  почти  достигнут  в системах  Hi-Fi.  что касается зрения, этот предел  достижим. А что касается других чувств?  Возможно  ли физически  построить  универсальный  химический завод,  который  сможет  производить  любую  точно  определенную  комбинацию миллионов различных душистых химикатов в одно мгновение? Или создать машину, которая, будучи помещена в рот гурмана, может передать вкус  и состав любого возможного  блюда,  не  говоря  уже   о  создании  чувств  голода  и  жажды, предшествующих  приему  пищи,  и  последующего  физического  удовлетворения? (Голод, жажда и другие ощущения, например, равновесие и напряжение мускулов, воспринимаются как внутренние по отношению к телу, но они являются наружными по  отношению к  разуму  и потому потенциально относятся к сфере виртуальной реальности).

Сложность  при  создании   таких  машин  может  заключаться   просто  в технологии,  но  что  вы   думаете  о  следующем:  предположим,  что  летчик пилотажного  тренажера направляет виртуальный  самолет  вертикально вверх на высокой скорости,  а затем отключает  двигатели.  Самолет должен  продолжать подниматься  до  тех пор,  пока его восходящий момент не  будет исчерпан,  а потом  он  начнет падать с  возрастающей  скоростью. Все  движение  в  целом называется свободным падением,  несмотря на  то, что  первоначально  самолет двигался  вверх,  потому  что   движение  происходит   только  под  влиянием тяготения.  Когда самолет находится  в  состоянии  свободного  падения,  его экипаж  находится  в состоянии  невесомости  и может плавать  по  кабине как космонавты  на орбите.  Вес восстанавливается только тогда, когда к самолету снова  прикладывается направленная  вверх  сила, что вскоре должно произойти под  действием аэродинамики  или  неумолимой  земли.  (В  практике состояния свободного падения обычно достигают при полете самолета под давлением по той же параболической траектории, по  которой  он летел бы  при отсутствии  силы двигателя и сопротивления воздуха.)

Свободно  падающие  самолеты  используют  для тренировки космонавтов  в условиях  невесомости  перед  отправкой в  космос.  Настоящий самолет  может находиться в состоянии свободного падения пару или больше минут,  потому что он может подниматься вверх и падать вниз  в пределах  нескольких километров. Но  пилотажный тренажер,  находящийся на земле, может находиться в состоянии свободного  падения  всего одно мгновение, пока он  может подняться на своих опорах до их максимального растяжения,  а потом упасть. Пилотажные тренажеры (по крайней мере, современные) нельзя использовать для тренировок в условиях невесомости: для этого необходим реальный самолет.

Можно ли исправить этот  недостаток пилотажных тренажеров,  предоставив им возможность  имитировать  свободное  падение на земле (в  этом случае  их можно было бы использовать и в качестве тренажеров космических полетов)? Это не так просто, поскольку на пути встают законы физики. Известная физика даже в принципе не дает  другого способа устранения веса  тела, кроме  свободного падения.  Единственный  способ  поместить  пилотажный тренажер  в  состояние свободного падения, чтобы он оставался неподвижным на  поверхности Земли, -- это  каким-то образом подвесить  над ним  массивное тело,  например,  другую планету  такой же массы или  черную дыру. Даже если бы это было возможно (не забывайте, что  нас занимает не немедленный практический интерес, а  то, что позволяют или не  позволяют  законы физики), реальный самолет  также мог  бы осуществлять частые, сложные изменения в величине и направлении веса экипажа путем маневрирования и включения и выключения  двигателей. Для имитации этих изменений массивное тело пришлось  бы вращать почти с такой же частотой,  и, по-видимому, скорость света  (если не что-то другое) наложила  бы абсолютный предел на частоту этого вращения.

Однако для  имитации  свободного  падения  пилотажный  тренажер  должен создавать не настоящую невесомость,  а ощущение невесомости, поэтому,  чтобы приблизиться  к состоянию невесомости,  используются  различные  методы,  не включающие  свободное падение.  Например, космонавты тренируются под водой в космических скафандрах, настолько тяжелых,  что  их  плавучесть  равна нулю. Другой  метод  заключается  в  использовании  специальных   ремней,  которые поднимают  космонавта  в  воздух  под  управлением  компьютера  для имитации невесомости.  Но  все это  весьма грубые методы,  и  ощущения,  которые  они обеспечивают,  вряд  ли  можно   спутать  с  реальными.  Человека  неизбежно поддерживают силы, которые он не может не чувствовать. Точно также совсем не передается  характерное  ощущение  падения, испытываемое через органы чувств внутреннего    уха.   Можно   представить   дальнейшие   усовершенствования: использование несущих жидкостей с  очень низкой вязкостью: транквилизаторов, создающих  ощущение  падения.  Но  возможно  ли  вообще  передать   ощущение свободного  падения  совершенным  образом в  пилотажном  тренажере,  который прочно стоит  на  земле? Если нет, то,  должно  быть, существует  абсолютный предел  достоверности  искусственной  передачи   впечатления  полета.  Чтобы отличить  реальный  самолет  от  имитации, летчику  достаточно  пролететь по траектории  свободного падения и посмотреть, появится  состояние невесомости или нет.

В общей формулировке задача заключается в следующем.  Для доминирования над нормальным  функционированием  органов  чувств  мы  должны  посылать  им изображения, похожие на те, которые произвела бы имитируемая среда. Мы также должны перехватывать и  подавлять изображения,  произведенные действительной средой,  окружающей  пользователя.  Но  такие  манипуляции  с  изображениями представляют собой физические операции, которые можно осуществить только при помощи  процессов, имеющихся в реальном физическом мире.  Свет и звук  можно довольно просто физически поглотить и заместить. Но как я уже сказал, это не относится к тяготению: законы физики этого не позволяют. Похоже, что  пример с невесомостью наводит на мысль о  том,  что точная имитация  невесомости  с помощью машины, которая в действительности неподвижна, может нарушить законы физики.

Но  это  не так. Невесомость и все другие  ощущения,  в принципе, можно передать искусственно.  В  конце концов, станет  возможным обойти все органы чувств и  оказать  непосредственное воздействие на нервы, связывающие  их  с мозгом.

Таким  образом,  нам  не  нужны  универсальные  химические  заводы  или невероятные  машины искусственной гравитации.  Как  только мы  поймем органы обоняния настолько,  чтобы расшифровать код сигналов, которые они посылают в мозг  при  обнаружении запахов, компьютер, должным  образом подсоединенный к соответствующим  нервам, сможет посылать в мозг те  же самые сигналы.  Тогда мозг  сможет  ощутить  запахи  без  присутствия  соответствующих  химических веществ, такие вещества могли даже никогда не существовать. Точно также мозг сможет   испытать   настоящее  ощущение  невесомости  даже  при   нормальном тяготении. И, конечно, не нужны будут ни телевизоры, ни наушники.

Таким образом, законы физики не накладывают ни малейшего ограничения на диапазон  и  точность  генераторов  изображений.  Не  существует  возможного ощущения  или ряда ощущений, присущих людям, которые в  принципе  невозможно было  бы  передать  искусственно.  Когда-нибудь  в  качестве  обобщения всех фильмов появится то, что Олдос Хаксли  в книге Brave New World назвал "фили" (feelie) --  фильмы для всех чувств.  Можно будет почувствовать  покачивание лодки под ногами,  услышать шорох волн,  ощутить запах  моря,  увидеть,  как изменяется цвет  заката на горизонте, почувствовать  как ветерок  перебирает ваши волосы (неважно есть они у вас или нет) -- и все это, оставаясь на суше или  дома.  И  это  еще  не все:  фили также легко смогут  изобразить сцены, которые  никогда не существовали и не  могли существовать.  Или  они  смогут сыграть нечто,  подобное музыке: прекрасные  абстрактные сочетания ощущений, предназначенные для услады чувств.

То, что каждое  возможное ощущение  можно  передать искусственно -- это одно; а  то,  что когда-нибудь станет  возможным  однажды и навсегда создать отдельную машину,  способную передавать любые возможные ощущения, -- это уже нечто   большее:  это   универсальность.   Машина   фили,  обладающая  такой возможностью, стала бы универсальным генератором изображений.

Возможность   существования   универсального   генератора   изображений вынуждает нас изменить наши взгляды на вопрос, касающийся наивысших пределов технологии  фили. В настоящее время прогресс такой технологии заключается  в изобретении более разнообразных и более точных способов  стимуляции  органов чувств.  Но этот  класс  задач  исчезнет,  как  только мы  расшифруем  коды, используемые нашими  органами чувств,  и разработаем достаточно тонкий метод стимуляции нервов. Как только мы научимся  искусственно генерировать сигналы нервов   настолько   точно,   чтобы   мозг  не  мог  уловить  разницу  между искусственными сигналами и  сигналами, посылаемыми нашими органами чувств, в повышении  точности этого  метода не будет  необходимости.  К этому  времени технология  станет более совершенной, и следующая задача будет состоять не в том, как  передать  данные ощущения, а в  том,  какие ощущения передавать. В ограниченной области  это происходит уже  сегодня,  когда  задача  получения максимально  возможной  точности воспроизведения  звука уже  близка  к тому, чтобы  быть  решенной  с  помощью  компакт-дисков  и современного  поколения звуковоспроизводящего оборудования. Скоро уже  не станет такого  понятия как любитель  Hi-Fi.  Любителей  воспроизведения  звука скоро будет  заботить не точность воспроизведения (воспроизведение будет  обыденно точным  до предела человеческого  распознавания),  а то,  какие  звуки должны  быть  записаны в первую очередь.

Если в  генератор  изображений поставить  запись, взятую из  жизни,  ее точность  можно  определить как  близость  передаваемых  изображений  к  тем изображениям,  которые человек получил бы в реальной ситуации. В более общем случае,   если   генератор  передает  искусственно   созданные  изображения, например,  мультфильм  или   музыку  с  записи,  точность  --  это  близость передаваемых  образов  к тем,  которые нужно  передать.  Под "близостью"  мы подразумеваем   близость,   воспринимаемую   пользователем.   Если  передача настолько близка к  оригиналу, что пользователь  не  может отличить одно  от другого, то мы можем назвать эту передачу совершенно точной. (Таким образом, передача,  точная  для  одного  пользователя,  может  содержать  неточности, которые может ощутить  другой пользователь с более острым слухом или другими обостренными чувствами).

Универсальный генератор изображений, конечно,  не содержит  записи всех возможных  изображений.  Универсальным  его  делает  следующее: при  наличии записи  любого  возможного  изображения  он  может  вызвать  у  пользователя соответствующие ощущения.  В универсальном  генераторе слуховых ощущений  -- совершенной  системе Hi-Fi -- запись можно представить в виде компакт-диска. Для  удобства слуховых ощущений,  которые длятся  дольше,  чем это позволяет объем  памяти диска, мы  должны включить механизм, способный последовательно загружать в  машину любое количество дисков. Это же условие остается в  силе для всех  остальных универсальных  генераторов  изображений, т.  к.,  строго говоря,  генератор изображений не  является универсальным, пока  в  нем  нет механизма  бесконечно  долгого  воспроизведения записей.  Более того,  когда машина будет работать в течение  долгого времени, ей понадобится уход, иначе воспроизводимые  ею изображения будут  ухудшаться  или вовсе исчезнут. Эти и подобные им соображения связаны с тем,  что, если мы рассматриваем отдельный физический объект изолированно от остальной вселенной, то мы всегда получаем аппроксимацию. Универсальный  генератор  изображений  универсален  только  в определенном внешнем контексте, в котором допускается, что его обеспечивают, например, энергией, механизмом охлаждения, и периодически обслуживают. Такие внешние  нужды  машины  не  запрещают считать  ее  "отдельной  универсальной машиной" при условии, что законы физики не препятствуют  удовлетворению этих нужд и для удовлетворения этих нужд не нужно изменять конструкцию машины.

Как  я  уже  сказал,  формирование   изображений  --  всего  лишь  одна составляющая  виртуальной  реальности:   существует   еще  и  крайне  важный интерактивный  элемент.  Генератор  виртуальной реальности  можно  посчитать генератором изображений, изображения  которого определяются  не полностью  в самом начале, а  частично зависят от действий пользователя. Такой  генератор не  проигрывает  для  пользователя  заранее  определенную последовательность изображений,  как  это произошло  бы  при  просмотре  фильма  или  фили.  Он придумывает эти изображения по пути, учитывая непрерывный поток информации о действиях  пользователя.  Современные  генераторы  виртуальной   реальности, например  следят   за  положением  головы  пользователя,  используя  сенсоры движения, как  показано на рисунке  5.1.  В  конечном счете,  им  приходится следить  за  всеми  действиями   пользователя,  которые  могут  повлиять  на субъективный внешний  вид  имитируемой среды. Эта среда  может  состоять  из собственного   тела  пользователя:  поскольку  тело  находится  вне  разума, описание среды виртуальной реальности вполне может включать  требование, что тело пользователя должно казаться  замещенным  новым телом  с  определенными свойствами.

Человеческий  разум  воздействует на  тело и  на внешний мир,  испуская нервные   импульсы.   Следовательно,  генератор  виртуальной  реальности,  в принципе,   может   получить   всю   необходимую  информацию   о   действиях пользователя, воспринимая нервные сигналы, выходящие  из мозга пользователя. Эти сигналы,  вместо  того, чтобы попасть в  тело пользователя,  могут  быть переданы компьютеру и  расшифрованы с  целью точного определения  следующего движения тела пользователя. Сигналы, которые компьютер отправляет  обратно в мозг,  могут  быть  подобны  сигналам,  которые  послало  бы тело,  если  бы находилось  в этой  точно  определенной  среде.  Виртуальное тело  могло  бы реагировать отлично  от  реального,  если  бы этого потребовало определение, например оно смогло бы выжить в виртуальной среде, которая убила бы реальное человеческое тело, или имитировать неправильное функционирование тела.

Я признаю, что говорить о взаимодействии человеческого разума с внешним миром  только  через  испускание  и получение  нервных  импульсов, было  бы, пожалуй,  слишком  большой идеализацией.  В  обоих  направлениях  проходят и химические сообщения. Я допускаю, что, в  принципе, эти сообщения тоже можно перехватить и заместить  в некоторой  точке между мозгом  и остальным телом. Таким   образом,   пользователь  останется  неподвижным,  подсоединенным   к компьютеру,  но  у   него   возникнет  ощущение   полного  взаимодействия  с виртуальным  миром -- реальной жизни в этом  мире.  Рисунок 5.2 иллюстрирует представляемое  мной. Кстати, несмотря на то,  что такая технология  -- дело будущего,  идея  о  ней гораздо  старее  самой теории  вычисления. В  начале семнадцатого   века   Декарт   уже   рассматривал    философские   следствия манипулирующего   чувствами   "демона",  который  по  сути  был  генератором виртуальной   реальности,   подобным   показанному   на   рисунке  5.2,   со сверхъестественным разумом, заменявшим компьютер.

Из  предшествующего  рассказа  ясно, что  любой  генератор  виртуальной реальности должен иметь, по крайней мере, три главных составляющих:

набор сенсоров (которыми могут быть детекторы нервных импульсов), чтобы узнать о действиях пользователя:

набор генераторов изображений  (в роли  которых могут выступить приборы стимуляции нервов);

управляющий компьютер. 

Рис. 5.2. Вариант возможного будущего исполнения виртуальной реальности

До настоящего  времени мое внимание  концентрировалось  на первых  двух составляющих:  сенсорах  и  генераторах  изображений. Дело  в  том,  что при современном  примитивном   состоянии  технологии  исследование   виртуальной реальности  все еще заключается в формировании  изображений. Но заглянув  за преходящие  технологические   ограничения,   мы   увидим,   что   генераторы изображений  просто  напросто  обеспечивают   интерфейс  --  "соединительный кабель"   --   между  пользователем  и  настоящим   генератором  виртуальной реальности,   которым  является  компьютер.   Виртуальная   среда  полностью создается   внутри  компьютера.  Именно  компьютер  обеспечивает  сложную  и независимую  "ответную  реакцию",  которая  оправдывает использование  слова "реальность"  в сочетании  "виртуальная реальность".  Соединительный  кабель ничего не  вносит  в  среду, воспринимаемую пользователем,  с  точки  зрения пользователя  он "прозрачен"  в той  же  степени,  в  какой  пользователь не считает  свои собственные нервы частью окружающей его среды. Таким  образом, будущие генераторы виртуальной реальности лучше всего описать как генераторы с   одной   главной   составляющей,   компьютером  с  несколькими   обычными периферийными устройствами.

Я  не  хочу недооценивать  практические задачи,  связанные с перехватом всех нервных сигналов, поступающих в человеческий мозг и выходящих  из него, и расшифровкой различных кодов таких процессов. Но это конечный набор задач, которые нам придется решить только один раз.  Кроме того,  основное внимание технологии виртуальной  реальности сдвинется раз и навсегда к  компьютеру, к задаче его программирования  для  передачи  различных  сред. Какие среды  мы сможем передавать, уже будет зависеть не от того, какие сенсоры и генераторы изображений  мы  сможем построить, а  от того, какие  среды  мы сможем точно определить. "Точное определение" среды будет  означать наличие программы для компьютера, являющегося сердцем генератора виртуальной реальности.

Из-за  интерактивной  природы  виртуальной  реальности  понятие  точной передачи для нее не столь  просто, как для  формирования  изображений. Как я уже сказал, точность генератора изображений -- это  мера близости переданных изображений к тем,  которые следовало передать. Но в  виртуальной реальности обычно не существует изображений,  которые  нужно передать:  нужно  передать пользователю ощущение нахождения в определенной  среде.  Точное  определение среды  виртуальной  реальности  означает не  определение  того,  что  должен ощущать   пользователь,  а   скорее  определение  того,  как   среда  должна отреагировать  на  каждое  возможное  действие пользователя.  Например,  при виртуальной  игре в  теннис  заранее  можно  определить  внешний вид  корта, погоду, поведение  публики  и  уровень  игры  противника.  Но  ход  игры  не определяют: он зависит от  множества решений,  принимаемых пользователем  во время игры. Каждый набор  решений приведет к  различным реакциям виртуальной среды и, следовательно, к различным вариантам игры.

Количество возможных  вариантов  игры  в одной  окружающей среде,  т.е. переданное одной программой, огромно. Рассмотрим передачу Центрального Корта Уимблдона  с  точки  зрения  игрока.  Предположим, что в каждую секунду игры игрок может двигаться одним из двух заметных способов (заметных для игрока). Затем  через  две  секунды количество возможных вариантов игры станет равным четырем, через  три секунды  --  восьми и т. д. Примерно через четыре минуты количество  возможных  вариантов игры,  заметно отличающихся друг от  друга, превысит количество атомов во вселенной и продолжит расти в экспоненциальной зависимости. Чтобы  программа  точно  передала одну такую  среду, она должна иметь  возможность реагировать  на  любой  из  несметного количества заметно отличающихся  вариантов в  зависимости от поведения пользователя.  Если  две программы одинаково  реагируют  на каждое возможное  действие  пользователя, значит,  они  передают одну и ту же  среду: если же их  реакции даже на одно возможное действие заметно отличаются друг  от  друга, значит, они  передают различные среды.

Это свойство остается  неизменным, даже  если  пользователь никогда  не произведет   то  действие,  которое   выявит   разницу.   Окружающая  среда, передаваемая   программой  (для   данного  вида  пользователей,   с   данным соединительным  кабелем), -- это  логическое свойство программы,  которое не зависит  от  того, выполнялась ли когда-нибудь  эта программа.  Передаваемая среда точна настолько, насколько она способна  отреагировать  предполагаемым образом  на  каждое  возможное  действие  пользователя.  Таким  образом,  ее точность  зависит   не  только  от  ощущений,  действительно  возникающих  у пользователей, но и от ощущений, которые у них не возникают, но возникли бы, поведи они себя иначе во время передачи. Возможно, это звучит парадоксально, но, как я уже сказал, это прямое следствие того, что виртуальная реальность, как и сама реальность, интерактивна.

Этот факт порождает  важное  отличие между  формированием изображений и формированием   виртуальной  реальности.  Пользователь   в   принципе  может почувствовать,  измерить  и  констатировать  точность  передачи  изображения генератором  изображений,  но  не точность передачи  виртуальной реальности. Например, если вы  любите музыку  и  достаточно  хорошо знаете  определенное музыкальное произведение, вы можете послушать  его  исполнение и подтвердить совершенно  точную  его  передачу,  в  принципе, вплоть  до  последней ноты, выражения, динамики и т. п. Но если вы фанат тенниса, в совершенстве знающий Центральный Корт Уимблдона,  вы все равно не сможете  подтвердить абсолютную точность   вышеназванной  передачи.   Даже   если   вы  сможете  исследовать виртуальный Центральный  Корт сколь угодно  долго и "воздействовать" на него всевозможными  способами и  даже если вы получите равный доступ на  реальный Центральный  Корт  для сравнения,  вы  не сможете даже  констатировать,  что программа действительно  передала его реальное расположение. Дело в том, что вы не можете  знать, что произошло бы, если  бы вы исследовали  его  чуточку дольше  или вовремя оглянулись. Возможно, если  бы вы  сели в кресло судьи и закричали "фолт!", ядерная подводная лодка всплыла бы на поверхность травы и торпедировала бы табло.

С  другой  стороны, если  вы  обнаружите  хотя бы  одно  отличие  между виртуальной  и  реальной  средой,  вы  можете немедленно заявить  о неточной передаче.  Если  только  виртуальной  среде  не  присущи некоторые умственно непредсказуемые  черты.  Например,  рулетка   сконструирована  так,  что  ее поведение предсказать невозможно. Если мы снимем фильм о рулетке, на которой играют  в  казино,  этот фильм  можно  назвать  точным, если  числа, которые выпадают  на  рулетке  в  фильме, совпадают с числами, которые действительно выпадали на рулетке во  время съемок фильма. При каждом  показе фильма числа будут  те  же  самые:  это  абсолютно  предсказуемо. Таким  образом,  точное изображение  непредсказуемой среды  должно быть предсказуемым.  Но какое это имеет  значение для  точной передачи рулетки в виртуальной реальности? Как и раньше,  это  означает,  что пользователь не  должен  обнаруживать  заметные отличия от оригинала. Но это предполагает, что передача не должна вести себя идентично оригиналу:  если  бы это происходило,  либо ее, либо этот оригинал можно было  бы  использовать  для  предсказания поведения оставшегося, и  не осталось  бы  ничего непредсказуемого. Кроме того,  передача не должна вести себя  одинаково  каждый  раз, когда ее осуществляют.  Совершенно  переданная рулетка  должна быть столь  же применима для азартных игр, сколь и реальная. Следовательно, она должна быть столь же  непредсказуема. А  также она должна быть  столь же беспристрастна, т.е.  все числа должны  появляться  абсолютно беспорядочно, с равной степенью вероятности.

Каким образом  мы узнаем  непредсказуемые  среды,  и как  мы доказываем беспристрастное распределение случайных  чисел? Мы  проверяем, соответствует ли  передача  рулетки  ее точному определению.  Эта  проверка осуществляется точно так же, как проверка на реальность какой-либо вещи: мы воздействуем на нее  и смотрим, реагирует ли она так, как сказано. Мы  проводим значительное количество  подобных  наблюдений  и  осуществляем  статистические   проверки результатов.  И опять,  сколько  бы проверок  мы не  провели,  мы  не сможем констатировать точность передачи или даже вероятность точности передачи. Ибо как бы беспорядочно, на первый взгляд, не выпадали числа, они, тем не менее, могут выпадать  по какой-то тайной схеме, которая позволила бы пользователю, знакомому с  ней,  предсказывать  эти числа. Или, возможно, спроси  мы вслух дату битвы при Ватерлоо, следующие два числа неизменно показали бы эту дату: 18, 15.  С  другой  стороны, если  появляющаяся  последовательность  кажется небеспристрастной,  мы  не  можем быть  уверены в том,  что  она  таковой  и является, но мы можем  говорить о вероятности неточности передачи. Например, если  на нашей  виртуальной  рулетке  десять раз  подряд выпадает ноль,  нам следует  сделать  вывод, что вероятно, мы неточно  передали  беспристрастную рулетку.

При   обсуждении   генераторов  изображений  я   сказал,  что  точность переданного изображения зависит  от остроты  и других  характеристик  чувств пользователя. Для виртуальной  реальности это простейшая задача. Безусловно, генератор виртуальной реальности, в совершенстве передающий данную среду для человека,  не сможет  этого сделать для  дельфинов или инопланетных существ. Чтобы передать данную среду для пользователя  с данным видом органов чувств, генератор виртуальной  реальности должен быть физически приспособлен к таким органам  чувств,  а  в  его  компьютере  должны  быть  запрограммированы  их характеристики.  Однако  модификации,  которые  необходимо  осуществить  для данного  вида пользователей, конечны, и  их нужно осуществить лишь  однажды. Они  эквивалентны тому, что  я назвал  сооружением  нового  "соединительного кабеля".  При  рассмотрении даже более сложных  сред задача их  передачи для данного типа пользователей становится  решаемой с помощью написания программ вычисления поведения этих сред;

причем зависящая  от вида часть  задачи, в которой и состоит сложность, становится по сравнению  с  этими  программами пренебрежимо малой. Сейчас мы говорим   о   наивысших   пределах   виртуальной   реальности,  поэтому   мы рассматриваем  сколь  угодно  точные,  длинные  и  сложные передачи.  Именно поэтому имеет смысл  говорить о "передаче  данной среды", не определяя,  для кого эта среда передается.

Мы видели, что существует четко определенное понятие точности  передачи виртуальной  реальности: точность  -- это  близость (в  пределах восприятия) передаваемой  среды к той, которую  необходимо  передать.  Но  эта  точность должна быть  близка  при  каждом возможном  варианте поведения пользователя, поэтому, каким бы наблюдательным ни был человек, находящийся  в  виртуальной среде, он не сможет констатировать ее  точность (или вероятную точность). Но ощущение   иногда  может  показать  неточность  (или  вероятную  неточность) передачи.

Этот  разговор о точности в виртуальной реальности  отражает  отношение между  теорией  и  экспериментом  в  науке. Там тоже  можно экспериментально доказать  ложность  общей  теории, но никогда нельзя доказать ее истинность. Кроме того, поверхностный взгляд на науку также  заключается в том,  что она состоит  только  из  предсказаний  наших  чувств-впечатлений.  Правильный же взгляд следующий:  несмотря на то, что чувства-впечатления играют свою роль, наука состоит  в понимании всей реальности, только  бесконечно малая  часть, которой нам знакома.

Программа   в  генераторе   виртуальной  реальности   воплощает   общую предсказательную теорию поведения виртуальной среды.  Остальные составляющие следят за поведением пользователя, зашифровывают и расшифровывают  сенсорные данные; выполняют, как  я уже  сказал,  довольно тривиальные функции.  Таким образом,  если   среда  физически  возможна,  ее   передача,   в   сущности, эквивалентна    нахождению    правил    предсказания   результатов   каждого эксперимента,  который  можно осуществить в этой среде. Из-за  определенного способа  создания  научного  знания даже более  точные правила  предсказания можно  обнаружить  только через лучшие объяснительные  теории. Такая  точная передача физически возможной среды зависит от понимания ее физики.

Обратное также верно: открытие физики среды зависит от осуществления ее передачи в виртуальной реальности. Обычно говорят, что научные теории только описывают  и  объясняют  физические объекты  и процессы, но не передают  их. Например,  объяснение  солнечных  затмений  можно  напечатать  в  книге.   В компьютерную программу  можно заложить астрономические  данные  и физические законы предсказания затмения и распечатать описание этого затмения. Но чтобы передать   затмение  в  виртуальной   реальности,   потребуется   дальнейшее программное и аппаратное обеспечение. Однако все это уже есть в нашем мозге! Слова и числа, напечатанные  компьютером,  эквивалентны "описаниям" затмения только потому,  что  кто-то  знает значение этих символов.  То есть  символы пробуждают в разуме читателя некое  подобие какого-то предсказанного эффекта затмения,  по  отношению  к которому и проверяют настоящий  эффект затмения. Более того,  пробуждаемое  "подобие" интерактивно.  Затмение можно наблюдать разными способами: невооруженным глазом, с помощью фотографий или  различных научных  инструментов; из  некоторых мест на Земле видно полное затмение, из других мест -- частичное, а из третьих -- затмение не видно вообще. В каждом случае наблюдатель  будет  видеть  различные  изображения, каждое из которых можно предсказать с помощью  теории. Компьютерное описание вызывает в разуме читающего не просто отдельное изображение или ряд изображений, а общий метод создания множества различных изображений, соответствующих множеству способов размышления пользователя при осуществлении наблюдений. Другими словами,  это передача в  виртуальной  реальности. Таким  образом,  в  достаточно  широком смысле, если принять во внимание процессы, которые должны происходить внутри разума  ученого,  наука и передача  физически  возможных сред  в виртуальной реальности -- это два термина, обозначающие одно и то же.

А  как  же  быть  с передачей физически невозможных  сред? В  принципе, существует  два   различных   вида  передачи   в   виртуальной   реальности: меньшинство,   описывающее   физически   возможные   среды,  и  большинство, описывающее физически невозможные среды. Но не исчезнет ли это различие  при ближайшем  рассмотрении?  Рассмотрим  генератор   виртуальной  реальности  в процессе  передачи физически  невозможной среды. Это  может  быть пилотажный тренажер,  обрабатывающий программу  вычисления вида, который открывается из кабины  самолета, когда  его скорость превышает  скорость света.  Пилотажный тренажер -- это передача той среды. Но пилотажный тренажер -- это физический объект,  окружающий пользователя,  и в  этом смысле он  сам является средой, которую ощущает  пользователь. Давайте  рассмотрим эту среду.  Ясно, что эта среда физически возможна.  Поддается  ли такая среда передаче? Безусловно. В действительности,   ее  на   редкость  легко  передать:  достаточно   просто использовать второй тренажер  той  же конструкции, работающий по  идентичной программе.  При  таких  обстоятельствах  второй  пилотажный  тренажер  можно считать  передающим  либо  физически  невозможный  самолет,  либо  физически возможную среду, то есть первый пилотажный тренажер. Подобным образом первый пилотажный  тренажер  можно  рассмотреть как передающий  физически возможную среду,  то  есть  второй пилотажный  тренажер.  Если  допустить,  что  любой генератор  виртуальной  реальности,  который  в принципе,  можно  построить, можно,  в принципе, построить и еще  раз; то  из  этого  следует, что каждый генератор  виртуальной  реальности, работающий по любой  программе из своего репертуара, передает какую-то физически возможную среду. Он может передавать и  другие вещи, включая физически невозможные среды, но, в частности, всегда есть некая физически возможная среда, которую он передает.

Так  какие же физически невозможные среды можно  передать в виртуальной реальности? В  точности те,  которые  заметно  не  отличаются  от  физически возможных сред. Следовательно, физический мир и миры, которые можно передать в  виртуальной реальности,  связаны между  собой  гораздо более  тесно,  чем кажется.  Мы  считаем одни передачи  в  виртуальной реальности  описывающими факт,   а  другие  --  описывающими  вымысел,  но  вымысел  --  это   всегда интерпретация  в разуме наблюдателя.  В виртуальной реальности не существует такой среды,  которую  пользователь  вынужден  был бы  интерпретировать  как физически невозможную.

По  своему   выбору  мы   могли  бы   передавать  некоторую  среду  как предсказанную какими-то "законами  физики",  отличными от истинных. Мы можем сделать  это  ради тренировки,  развлечения  или  аппроксимации,  потому что осуществить  истинную  передачу  слишком  сложно или  слишком  дорого.  Если используемые  нами  законы  близки  к  истинными  настолько,  насколько  это возможно,  и известны ограничения.  Наших  действий, мы можем  назвать такие передачи   "прикладной  математикой"  или  "вычислительной  техникой".  Если переданные  объекты значительно отличаются от физически возможных, мы  можем назвать  такую передачу  "чистой  математикой".  Если физически  невозможную среду  передают  ради  развлечения,  мы  называем   это  "видео  игрой"  или "компьютерным искусством". Все это интерпретации. Они могут быть полезны или даже необходимы для объяснения  наших мотивов при осуществлении определенной передачи.  Но что касается самой передачи, всегда существует  альтернативная интерпретация:  эта передача  точно описывает какую-то  физически  возможную среду.

Математиков не принято считать формой виртуальной реальности. Мы обычно думаем,   что  математики  занимаются  абстрактными  категориями,  например, числами  и множествами,  не  воздействующими  на  чувства;  а  потому, может показаться, что  проблемы  об искусственной передаче их  воздействия  на нас возникнуть не может. Однако, несмотря на то, что математические категории не воздействуют на чувства, ощущение занятий математикой является внешним в той же степени, в  какой является  внешним  ощущение занятий физикой.  Мы делаем заметки на  бумаге, смотрим на них или представляем, что смотрим на них:  на самом  деле мы не  можем заниматься математикой, не  представляя абстрактных математических  категорий. Но  тем  самым мы  представляем  среду,  "физика" которой  воплощает  сложные и автономные свойства этих  категорий. Например, представляя абстрактное  понятие  отрезка прямой нулевой толщины,  мы  можем представить прямую, которая видима, но ее ширина незаметна.  Это  уже  можно вместить  в  физическую реальность.  Но математически  толщина  этой  прямой должна  оставаться нулевой  даже  при произвольно выбранном  увеличении. Это свойство не является свойством любой физической прямой, но его можно достичь в виртуальной реальности нашего воображения.

Воображение -- это непосредственная форма виртуальной реальности. Может быть  это  не так очевидно, но наше "непосредственное" восприятие мира через наши чувства  -- тоже виртуальная реальность. Дело в  том,  что наше внешнее ощущение  никогда не бывает  непосредственным; мы  никогда  не  воспринимаем непосредственно  даже сигналы  наших нервов -- иначе мы просто не  знали бы, что  делать  с   потоками  электрических   потрескиваний,  создаваемых  ими. Непосредственно мы  ощущаем  только  передачу  в  виртуальной среде,  удобно созданную  для нас нашим бессознательным разумом из  совокупности  сенсорных данных и сложных теорий их интерпретации, рожденных в разуме и приобретенных извне (т.е. программ).

Мы,  реалисты,  придерживаемся  мнения,  что  реальность  где-то   там: объективная, физическая,  независимая  от того, что мы о ней  думаем.  Но мы никогда не ощущаем эту реальность непосредственно. Каждая отдельная частичка нашего внешнего ощущения -- часть виртуальной реальности. И каждая отдельная крупинка  нашего  знания  --  включая  знание   нефизических  миров  логики, математики,  философии,   воображения,  вымысла,  искусства  и  фантазии  -- закодирована  в виде программ для  передачи этих  миров с помощью генератора виртуальной реальности нашего собственного мозга.

Таким  образом,  виртуальная реальность является частью не только науки --  рассуждения  о  физическом  мире.  Все  рассуждение,  все мышление и все внешние  ощущения  --  формы  виртуальной  реальности.  Все  это  физические процессы,  которые до сих  пор  наблюдались только в одном месте  вселенной, вблизи планеты Земля. В главе  8 мы увидим, что  все жизненные процессы тоже связаны с виртуальной реальностью, но у  людей с ней особые взаимоотношения. С биологической  точки зрения передача  их  окружающей  среды  в виртуальной реальности  --  это  характеристическое  средство выживания  людей.  Другими словами, это  причина существования  людей. Экологическая  ниша,  занимаемая людьми,   зависит  от   виртуальной  реальности  так  же  непосредственно  и абсолютно,  как  экологическая   ниша,  занимаемая   коалами,   зависит   от эвкалиптовых листьев.

ТЕРМИНОЛОГИЯ

Генератор изображений -- прибор,  способный  создавать  у  пользователя точно определенные ощущения.

Универсальный генератор изображений -- генератор  изображений,  который можно  запрограммировать  на  создание  любого  ощущения,  которое  способен испытать пользователь.

Внешнее  ощущение  --  ощущение  чего-либо, что находится за  пределами собственного разума.

Внутреннее ощущение --  ощущение чего-либо, что находится в собственном разуме.

Физически  возможный - не запрещенный законами  физики. Среда физически возможна тогда и только тогда, когда она существует  где-либо в  мультиверсе (допуская,   что  начальное   состояние  и   другие  дополнительные   данные мультиверса определяются какими-то, еще неизвестными законами физики).

Логически  возможный --  самосогласованный.  Виртуальная реальность  -- любая   ситуация,  в   которой  пользователь  ощущает   нахождение  в  точно определенной среде.

Репертуар  -- репертуар генератора виртуальной реальности -- это  набор сред, ощущение нахождения пользователя в которых может создать генератор.

Изображение  -- что-либо,  рождающее ощущения.  Точность -- изображение является точным настолько, насколько создаваемые им ощущения  близки к  тем, которые  нужно было  создать. Виртуальная  среда  является точной настолько, насколько  она  способна  отреагировать должным образом на  каждое возможное действие пользователя.

Совершенная точность -- точность настолько высокая, что пользователь не может отличить изображение или виртуальную среду от реальной.

РЕЗЮМЕ

Виртуальная  реальность  --  это  не  просто  технология  моделирования поведения  физических сред с  помощью компьютеров. Возможность существования виртуальной реальности --  важная черта  структуры реальности. Это основа не только вычислений, но и человеческого воображения, внешних ощущений, науки и математики, искусства и вымысла.

Глава 6. Универсальность и пределы вычислений  

Сердце генератора  виртуальной реальности -- его компьютер, и  вопрос о том, какие среды можно передать в виртуальной реальности,  в конечном итоге, должен сводиться к вопросу  о том, какие вычисления можно  осуществить. Даже сегодня  репертуар  генераторов  виртуальной  реальности  ограничен  как  их генераторами  изображений,  так и их компьютерами. Как  только  к генератору виртуальной реальности подключают новый,  более быстрый компьютер, с большим объемом  памяти  и  более  современным   аппаратным  обеспечением  обработки изображений, репертуар генератора расширяется. Но будет ли это  продолжаться непрерывно или, в конце концов, мы столкнемся с абсолютной универсальностью, чего,  как  я  говорил,   нам  следует  ожидать  в  случае   с  генераторами изображений? Другими словами, существует ли  отдельный генератор виртуальной реальности, который можно построить раз  и  навсегда и запрограммировать для передачи любой среды, которую способен ощутить человеческий разум?

Как  и в случае  с  генераторами  изображений  под вышесказанным  мы не подразумеваем, что этот единственный генератор виртуальной реальности мог бы содержать в себе точные определения всех логически возможных сред. Мы только имеем  в виду,  что  этот  генератор  можно  было бы  запрограммировать  для передачи любой  логически возможной среды.  Можно  предусмотреть кодирование таких программ, например, на магнитных дисках. Чем выше сложность среды, тем больше  понадобится  дисков для  хранения соответствующей  программы.  Таким образом,  для  передачи  сложных  сред  машина  должна  обладать  механизмом (который я уже описал для универсального генератора изображений),  способным прочитать  неограниченное  количество   дисков.   В  отличие  от  генератора изображений генератору виртуальной реальности  может понадобиться увеличение объема  "рабочей памяти" для хранения результатов промежуточных  вычислений. Для этого можно предусмотреть Наличие чистых дисков. И снова энергия, чистые диски  и  обслуживание,  необходимые  машине, не  препятствуют  тому,  чтобы считать  эту  машину  "отдельной"  при  условии,  что  все эти  действия  не равносильны изменению конструкции машины и не запрещены законами физики.

В  этом  смысле,  в  принципе,  можно было  бы рассмотреть  компьютер с эффективно неограниченной емкостью памяти. Но нельзя рассматривать компьютер с неограниченной скоростью вычислений. Компьютер  определенной  конфигурации всегда  будет  иметь  фиксированную  максимальную  скорость,  которую  могут увеличить   только  изменения  этой  конфигурации.   Следовательно,   данный генератор   виртуальной  реальности  не   сможет   выполнять  неограниченное количество вычислений в единицу времени. Разве это не будет ограничивать его репертуар? Если  среда  настолько  сложна, что  вычисление  того, что должен увидеть  пользователь через секунду, занимает у машины больше секунды, каким образом   машина   сможет   точно   передать  эту   среду?  Для   достижения универсальности нам необходим следующий технологический трюк.

Чтобы  расширить  свой  репертуар  до максимально  физически  возможных пределов, генератору  виртуальной реальности  пришлось бы взять под контроль еще одно свойство сенсорной системы пользователя: скорость обработки информации мозгом пользователя. Если бы человеческий мозг был  подобен  электронному  компьютеру,  достаточно  было  бы  изменить частоту испускания синхронизирующих импульсов его "генератором". Несомненно, "генератор синхронизирующих импульсов" мозга контролировать не  так  просто. Но в принципе это не проблема. Мозг -- конечный физический объект, и все его функции  -- физические  процессы, которые, в  принципе,  можно замедлить или остановить.  Предельный генератор  виртуальной  реальности  должен  обладать такой способностью.

Для   достижения   совершенной  передачи  сред,   требующей   множества вычислений,  генератор  виртуальной  реальности  должен  был  бы действовать приблизительно следующим образом.  Каждый сенсорный  нерв физически способен передавать   сигналы   с   определенной  максимальной  частотой,   поскольку возбудившаяся  нервная  клетка  сможет  вновь возбудиться  только через одну миллисекунду. Следовательно, сразу после  возбуждения определенного нерва  у компьютера  есть,   по  крайней  мере,  одна   миллисекунда,  чтобы  решить, возбудится  ли  этот  нерв снова  и когда  это произойдет.  Если он вычислил решение,  скажем,  за  половину  миллисекунды,  то в корректировке  скорости работы мозга нет необходимости,  и компьютер  просто возбуждает этот нерв  в нужное время.  В противном случае, компьютер заставляет мозг замедлить  (или при  необходимости   остановить)  свою  работу  до   завершения   вычисления следующего  события:  затем  компьютер восстанавливает  нормальную  скорость работы  мозга. Как  бы это  почувствовал пользователь? По определению никак. Пользователь  получил бы ощущение  нахождения в  среде, точно определенной в программе, без каких  бы  то  ни  было  замедлений, остановок или  повторных пусков.  К счастью,  генератору  виртуальной реальности  не нужно заставлять мозг работать  быстрее нормального: из-за этого, в конце концов, возникли бы принципиальные проблемы, потому что, кроме  всего прочего, ни один сигнал не может перемещаться быстрее скорости света.

Этот  метод позволяет нам заранее  определить  произвольно  усложненную среду,  для   моделирования  которой   потребуется   любой   конечный  объем вычислений,  и  получить  ощущение   нахождения  в   этой  среде  при  любой субъективной скорости  и уровне  детализации,  которые способен  усвоить наш разум.  Если  необходимых  вычислений  слишком  много, чтобы компьютер  смог выполнить  их в  течение субъективно воспринимаемого времени, ощущение будет естественным, но  пользователь заплатит за его сложность  реально потерянным временем.  Пользователь  может  выйти из генератора  виртуальной  реальности после  пятиминутного,  на   его   субъективный  взгляд,  пребывания  там   и обнаружить, что в физической реальности прошли годы.

Пользователь,  мозг  которого  отключается на  любой период времени,  а потом снова включается,  будет  ощущать непрерывное  пребывание  в  какой-то среде.  Но  пользователь, мозг которого  отключился навсегда  с  момента его отключения  ничего  не  чувствует.  Это  значит,  что  программа, которая  в какой-то момент может отключить мозг пользователя и уже никогда не  включить его,   не   создает   среду,  которую   пользователь   почувствовал  бы   и, следовательно,  не  может  считаться  адекватной  программой  для генератора виртуальной  реальности.  Но  программа,  которая  в  конечном итоге  всегда включает  мозг  пользователя,  позволяет  генератору  виртуальной реальности передавать  какую-то среду.  Даже  программа,  которая вообще  не  испускает нервных сигналов  передает  темную  безмолвную  среду  абсолютной  сенсорной изоляции.

В поисках пределов виртуальной реальности  мы  проделали  очень  долгий путь от того, что осуществимо сегодня, или  даже  от того, что находится  на обозримом  горизонте технологии. Поэтому  я  еще  раз хочу подчеркнуть,  что технологические трудности не мешают нашим  настоящим целям. Мы не исследуем, какие виды генераторов виртуальной реальности можно построить или какие виды генераторов  виртуальной  реальности  когда-нибудь  построят  инженеры.   Мы изучаем,  что  позволяют,  а  что  не  позволяют  законы  физики  в  области виртуальной реальности. Причина важности  всего этого  никак  не  связана  с перспективой  создания лучших генераторов виртуальной  реальности. Причина в том, что отношение между виртуальной реальностью и "обычной"  реальностью -- часть глубокого, неожиданного устройства мира, о  котором и рассказывает эта книга.

Рассматривая  всевозможные  трюки  --  стимуляцию нервов,  остановку  и запуск мозга и т. д. -- мы смогли представить физически  возможный генератор виртуальной   реальности,  репертуар   которого  охватывает  весь  сенсорный диапазон. Кроме того,  этот  генератор полностью интерактивен и не ограничен ни  скоростью, ни емкостью памяти своего компьютера. Существует ли что-либо, что не входит в репертуар такого генератора виртуальной реальности? Возможно ли, что этот репертуар мог  бы стать набором всех  логически возможных сред? Нет. Репертуар даже этой фантастической машины резко ограничен  хотя бы тем, что она являет собой физический объект. Она даже поверхностно не затрагивает то, что возможно логически, и сейчас я докажу это.

Основная  идея  такого доказательства  -- известного  как  диагональное доказательство  --  предшествует идее  виртуальной реальности.  Впервые  это доказательство использовал математик девятнадцатого века Георг Кантор, чтобы доказать,   что   существуют   бесконечно   большие   величины,  превышающие бесконечность натуральных чисел (1,2,3 ... ). Такое  же доказательство лежит в  основе  современной теории  вычисления, разработанной Аланом  Тьюрингом и другими в 1930-х годах. Им также пользовался Курт  Гедель для доказательства своей  знаменитой "теоремы о неполноте", о которой я более подробно расскажу в главе 10.

Каждая  среда в репертуаре нашей  машины  формируется некой программой, заложенной в ее компьютер.  Представьте  набор всех адекватных  программ для этого  компьютера.  С  точки  зрения  физики  каждая из этих программ  точно определяет конкретный набор  значений  физических  переменных  на дисках или других носителях,  где записана компьютерная программа. Из квантовой  теории нам  известно,  что  все  такие  переменные  квантуются,  и,  следовательно, независимо  от  того,  как  работает  компьютер,  набор  возможных  программ дискретен.   Значит,   каждую   программу   можно   выразить   как  конечную последовательность  символов в  дискретном  коде или  на  языке  компьютера. Существует бесконечное  множество таких  программ,  но  каждая из них  может содержать  только конечное  количество символов. Так происходит потому,  что символы  --  это физические  объекты,  созданные из  вещества  в  узнаваемых конфигурациях, а  бесконечное количество символов создать  невозможно. Как я поясню в  главе  10,  эти  интуитивно  очевидные  физические требования: что программы должны квантоваться, что каждая должна состоять из конечного числа символов  и  выполняться   последовательно  по   этапам,  --  гораздо  более материальны,  чем кажутся. Они  являются единственными  следствиями  законов физики, которые необходимы в  качестве исходных данных доказательства, но их достаточно, чтобы наложить резкие ограничения на  репертуар любой  физически возможной  машины. Другие  физические  законы  могут наложить  даже  большие ограничения, но они никак не повлияют на выводы этой главы.

Теперь давайте  представим,  что из этого бесконечного набора возможных программ  составлен  бесконечно  длинный  нумерованный список: Программа  1, Программа 2 и т.д. Эти программы можно расположить, например, в  "алфавитном порядке" по отношению к  символам, в которых  они выражены. Поскольку каждая программа формирует среду, этот список можно рассматривать и как список всех сред из репертуара данной машины; мы можем называть их Среда 1, Среда 2 и т. д.  Может  случиться  и  так,  что некоторые среды будут повторяться в  этом списке,   потому   что   две  разные   программы  в  действительности  могут осуществлять  одинаковые   вычисления,   но   это   никак  не  повлияет   на доказательство. Важно, что каждая  среда  из репертуара нашей машины  должна появиться в списке хотя бы один раз.

Виртуальная  среда может быть как ограниченной, так и неограниченной  в видимом  физическом  размере  и  видимой  длительности.  Виртуальным  домом, созданным  архитектором, например, можно  будет пользоваться сколько угодно, но  объем  этой среды, вероятно, будет  ограничен.  Видеоигра может выделить пользователю только ограниченное время для игры до ее окончания или передать игру-вселенную    неограниченных   размеров,   предоставить   неограниченное количество исследований  и  закончиться только  тогда, когда ее закончит сам пользователь.  Для упрощения  доказательства  мы  будем рассматривать только непрерывно работающие программы. Это не такое уж большое ограничение, потому что,  если  программа  останавливается, то  мы  всегда  можем  рассматривать отсутствие ответной реакции с ее стороны как среду сенсорной изоляции.

Мне  хотелось бы определить  класс логически  возможных сред, которые я назову средами Кантгоуту, частично  в честь Кантора (Cantor), Геделя (Godel) и Тьюринга (Turing),  а частично по причине, которую я  вкратце объясню. Эти среды  я определяю  следующим  образом. В течение первой субъективной минуты среда  Кантгоуту  ведет  себя не так,  как Среда 1 (созданная  Программой  1 нашего генератора). Не важно,  как она  себя  ведет, важно, что пользователь ощущает  отличие ее поведения от поведения Среды  1. В течение второй минуты эта  среда ведет себя отлично  от Среды 2  (хотя сейчас она может вести себя как  Среда 1).  В течение третьей минуты она ведет себя отлично от Среды 3 и т.д.  Любую  среду,  которая  удовлетворяет этим условиям, я  назову  средой Кантгоуту.

Далее, поскольку среда Кантгоуту  не ведет себя в точности как Среда 1, она не может быть Средой 1; поскольку она не ведет себя в точности как Среда 2,  она не может быть Средой 2. Поскольку  рано или поздно  она  точно будет вести себя не  так,  как  Среда 3, Среда 4 и  любая другая среда из  списка, значит, она не может быть ни одной из этих сред. Однако этот список содержит все   среды,  созданные  каждой  возможной   программой   для  этой  машины. Следовательно, ни одна среда Кантгоуту  не  входит в репертуар машины. Среды Кантгоуту  -- это среды,  в которые мы не  можем пойти2, используя генератор виртуальной реальности.

Ясно,  что существует  невообразимо  много  сред Кантгоуту, потому  что определение оставляет  огромную  свободу  выбора возможного  поведения  этих сред, единственное  ограничение  состоит  в  том,  что  их  поведение должно изменяться по прошествии каждой минуты. Можно доказать, что для каждой среды из   репертуара   данного  генератора   виртуальной   реальности  существует бесконечно  много сред Кантгоуту, которые генератор не может передать.  Да и места  для   расширения   репертуара  путем  использования   ряда  различных генераторов виртуальной реальности не так уж много. Допустим, что у нас есть сто  таких  генераторов, причем каждый (в целях  доказательства) имеет  свой репертуар. Тогда весь набор  генераторов вместе с  программируемой  системой управления,  определяющей, какие  из  них  нужно использовать для  обработки данной  программы,   --  это  просто  более  крупный  генератор  виртуальной реальности. Такой  генератор  подходит  к приведенному  мной доказательству, поэтому,  для  каждой среды,  которую он может передать,  будет существовать бесконечно много сред которые он передать не сможет. Более того, допущение о том, что различные  генераторы виртуальной реальности  могут иметь различные репертуары,  оказывается чрезмерно  оптимистичным. Как мы скоро  увидим  все достаточно сложные генераторы виртуальной  реальности имеют по  сути  один и тот же репертуар.

Таким   образом,   наш   гипотетический  проект   создания  предельного генератора  виртуальной  реальности,   который  столь  уверенно  продвигался вперед, внезапно наткнулся на  кирпичную стену. Какие  бы усовершенствования ни произошли  в  ближайшем  будущем,  репертуар всей  технологии виртуальной реальности никогда не выйдет за  пределы определенного  набора сред. Следует признать, что этот набор бесконечно велик и весьма разнообразен по сравнению с опытом, предшествующим появлению технологии виртуальной реальности. Тем не менее  это  всего  лишь  бесконечно  малая  частица  набора  всех  логически возможных сред.

На что было бы похоже  пребывание в среде Кантгоуту? Хотя законы физики и не позволяют нам оказаться в такой среде, логически это возможно, а потому вопрос об ощущениях правомерен. Безусловно она не смогла бы дать нам никаких новых  ощущений,  поскольку  универсальный  генератор  изображений  является возможным   и  считается   частью  нашего  высокотехнологичного   генератора виртуальной  реальности. Таким  образом,  среда Кантгоуту  показалась бы нам загадочной  только после того,  как  мы  оказались в ней и поразмышляли  над результатами. Это было бы примерно  так. Допустим, что вы фанат  виртуальной реальности из  далекого будущего с ультра-технологиями. Вы  пресытились: вам кажется, что вы уже испробовали все интересное. Но вдруг  однажды появляется джинн  и  заявляет,  что он  может  перенести  вас  в  среду  Кантгоуту.  Вы сомневаетесь, но согласны проверить его способности. Вас мгновенно переносят в  эту среду. После нескольких экспериментов вам кажется, что вы узнаете ее: она реагирует как одна из ваших  любимейших  сред, которая на вашей домашней системе  виртуальной  реальности создается при запуске программы под номером X. Однако вы продолжаете экспериментировать, и, в конце концов, по окончании минуты Х реакция  среды становится весьма отличной от той, которую могла  бы предложить Среда X. Тогда вы отказываетесь от мысли  о том, что это Среда X. Потом вы можете заметить, что все происшедшее очень напоминает другую среду, которую можно передать, --  Среду Y. Но по истечении  минуты Y вы понимаете, что  вновь  ошиблись.  Характеристика  среды  Кантгоуту просто в  следующем: сколько бы  вы ни  гадали,  какой бы сложной ни была  программа, которую  вы приняли  за  программу,  передающую  именно  эту  среду,  вы  всегда  будете ошибаться,  потому  что  ни  одна  программа не  передаст  ее  ни  на  вашем генераторе виртуальной реальности, ни на каком-то другом.

Рано или поздно вам придется  завершить  свою проверку. К тому времени, вы, может  быть, справедливо решите признать способности джинна.  Я не  хочу сказать,  что вы  когда-либо сможете  доказать, что были  в среде Кантгоуту, поскольку всегда  существует  даже  более  сложная  программа,  которую  мог обрабатывать  джинн, и  которая  могла  бы соответствовать  полученным  вами ощущениям. То, о чем я сейчас  говорил,  всего лишь  общая черта виртуальной реальности,  --  ощущение не  может доказать  пребывание человека  в  данной среде, будь это Центральный Корт Уимблдона или среда типа Кантгоуту.

В любом случае не существует таких джиннов и таких сред. Таким образом, мы должны  сделать  вывод,  что  физика не позволяет  репертуару  генератора виртуальной реальности приблизиться  к  тому  огромному  репертуару, который позволяет одна логика. Насколько же велик может быть этот репертуар?

Поскольку мы  не можем надеяться на передачу всех  логически  возможных сред, давайте  рассмотрим меньшую  (но  в  конечном счете  более интересную) степень   универсальности.   Давайте   определим   универсальный   генератор виртуальной реальности как генератор, репертуар которого содержит репертуары всех остальных физически возможных генераторов виртуальной реальности. Может ли   существовать   такая  машина?  Может.   Размышление   о  фантастических устройствах,  основанных  на  стимуляции  нервов,  управляемой  компьютером, делает это очевидным  -- в действительности, почти слишком  очевидным. Такую машину  можно было бы  запрограммировать  на воспроизведение  характеристики любой конкурирующей с ней машины. Она смогла бы вычислить реакцию той машины при  любой   данной  программе,   при   любом  поведении   пользователя   и, следовательно, смогла бы  передать эти реакции  с  совершенной точностью  (с точки зрения любого данного пользователя). Я  говорю, что это "почти слишком очевидно", потому что здесь содержится важное  допущение относительно  того, на   выполнение  каких   действий   можно   запрограммировать   предложенное устройство,  точнее,   его  компьютер:  при  наличии  подходящей  программы, достаточного  времени  и  средств  хранения  информации  компьютер  смог  бы подсчитать   результат   любого   вычисления,   выполненного   любым  другим компьютером, в том числе и компьютером конкурирующего генератора виртуальной реальности. Таким образом, возможность реализации  универсального генератора виртуальной реальности зависит от существования универсального компьютера -- отдельной машины, способной вычислить все, что только можно вычислить.

Как  я  уже  сказал,  такая универсальность  была  впервые  изучена  не физиками,  а  математиками. Они пытались создать  точное интуитивное понятие "решения" (или "вычисления", или "доказательства")  чего-либо в  математике. Они не учитывали, что математическое вычисление -- это физический процесс (в частности, как я уже объяснил, процесс  передачи в виртуальной  реальности), поэтому, путем математического  рассуждения невозможно определить, что можно вычислить  математически, а  что нельзя. Это полностью  зависит  от  законов физики.  Но вместо  того  чтобы  пытаться получить  какие-то  результаты  из законов  физики,  математики  сформулировали абстрактные модели  "решения" и определили  "вычисление"  и "доказательство"  на  основе  этих  моделей.  (Я вернусь к этой интересной ошибке в главе 10). Вот  так и  получилось, что за несколько  месяцев  1936 года  три  математика, Эмиль  Пост, Алонцо  Черч и, главное,  Алан  Тьюринг  независимо друг от друга создали первые абстрактные схемы   универсальных   компьютеров.   Каждый   из   них  считал,   что  его "вычислительная" модель  действительно  правильно формализовала традиционное интуитивное  понятие математического  "вычисления". Следовательно, каждый из них  также полагал,  что его  модель эквивалентна (имеет  тот  же репертуар) любой другой  разумной формализации  подобной интуиции. Сейчас это  известно как гипотеза Черча - Тьюринга.

Модель  вычислений Тьюринга  и  концепция  природы задачи,  которую  он решал, была  наиболее близка  к  физике.  Его абстрактный  компьютер, машина Тьюринга, представлял собой  бумажную ленту, разделенную на квадраты, причем на  каждом квадрате  был написан  один  из конечного  числа легко различимых символов.  Вычисление  осуществлялось  следующим  образом:  проверялся  один квадрат, затем  лента перемещалась вперед  или назад, стирая  или  записывая один  из символов  в  соответствии  с  простыми недвусмысленными  правилами. Тьюринг  доказал, что  один конкретный компьютер такого типа,  универсальная машина Тьюринга, имеет объединенный репертуар всех других машин Тьюринга. Он предположил, что  этот  репертуар  в  точности состоит из  "каждой  функции, которую  естественно  посчитали бы вычислимой".  Он имел в  виду  вычислимой математиками.

Однако  математики -- это  достаточно  нетипичные  физические  объекты. Почему  мы  должны  допускать, что их  передача при выполнении вычислений -- предел  вычислительных задач? Оказывается, что не  должны. Как я  объясню  в главе  9, квантовые компьютеры  могут выполнять вычисления,  которые ни один математик (человек) никогда, даже в принципе, не сможет  выполнить. В работе Тьюринга неявно  выражено  его ожидание, что то, что "естественно  сочли  бы вычислимым", могло  бы, по крайней  мере в принципе,  быть вычисленным  и  в природе. Это ожидание эквивалентно более сильной физической версии  гипотезы Черча-Тьюринга.  Математик  Роджер Пенроуз предложил назвать  его  принципом Тьюринга:

Принцип Тьюринга (для абстрактных  компьютеров, имитирующих  физические объекты)

Существует  абстрактный  универсальный  компьютер,  репертуар  которого включает  любые  вычисления,  которые  может   осуществить  любой  физически возможный объект.

Тьюринг считал, что "универсальный компьютер", о котором идет  речь, -- это универсальная машина Тьюринга. Чтобы принять  во внимание  более широкий репертуар квантовых  компьютеров,  я сформулировал  принцип  в  такой форме, которая точно не определяет, какой частный "абстрактный компьютер" выполняет вычисления.

Приведенным  мной доказательством существования  сред  Кантгоуту  я,  в сущности, обязан Тьюрингу. Как я уже сказал, он  не думал  непосредственно о виртуальной реальности, но  "среда,  которую можно  передать",  относится  к классу  математических  вопросов,  ответ на  которые  можно  вычислить.  Эти вопросы  вычислимы.  Все остальные вопросы  -- вопросы,  ответы  на  которые невозможно вычислить,  называются невычислимыми. Если вопрос невычислим, это не значит, что на него нет ответа или что этот ответ в каком-то смысле плохо определен  или  сомнителен.  Напротив,  это  значит,  что  у  этого  вопроса определенно есть ответ. Дело просто в том, что физически, даже в принципе не существует способа получить этот ответ (или точнее, поскольку человек всегда может высказать удачную, неподдающуюся проверке догадку, доказать, что это и есть ответ).  Например, простые двойники - это два  простых числа,  разность которых равна 2, например,  3 и  5 или 11 и  13. Математики тщетно  пытались ответить  на  вопрос,  существует  ли  бесконечно  много  таких пар  или  их количество  все  же  конечно.  Неизвестно  даже,  вычислим  ли  этот вопрос. Предположим, что нет. Это  все равно,  что сказать, что ни один человек и ни один  компьютер  никогда  не  смогут  создать  доказательство  существования конечного  или  бесконечного количества простых двойников.  Но  даже  в этом случае ответ на  этот вопрос существует: можно сказать определенно, что есть либо наибольшая пара простых двойников, либо бесконечно  большое  количество таких   пар;   другого   варианта  не   существует.  Вопрос  остается  четко определенным, несмотря на то, что, возможно, мы никогда не узнаем ответа.

Что  касается  виртуальной  реальности:  ни  один  физически  возможный генератор виртуальной реальности  не сможет передать среду, в которой ответы на  невычислимые  вопросы  даются  по  запросу  пользователя.   Такие  среды относятся  к средам Кантгоуту.  Верно и  обратное:  каждая  среда  Кантгоуту соответствует классу  математических вопросов  ("что  произошло бы  далее  в среде, определенной так-то и так-то?"), на которые физически невозможно дать ответ.

Несмотря  на  то,  что  невычислимых  вопросов бесконечно  больше,  чем вычислимых, они  относятся к  разряду эзотерических.  Это  не  случайно. Так происходит потому, что разделы  математики,  которые  мы  склонны считать  в меньшей степени эзотерическими, -- это разделы. отражение которых мы видим в поведении физических объектов в знакомых ситуациях. В таких случаях мы часто можем воспользоваться этими физическими объектами, чтобы ответить на вопросы о  соответствующих математических отношениях. Например, мы можем  считать на пальцах, потому что физика пальцев естественным образом имитирует арифметику целых чисел от нуля до десяти.

Вскоре   была  доказана  идентичность  репертуаров  трех  очень  разных абстрактных компьютеров, определенных Тьюрингом, Черчем  и Постом.  Таковыми же  являются   и   репертуары   всех  абстрактных  моделей   математического вычисления,  которые  с тех  пор предлагались.  Это  считается аргументом  в поддержку  гипотезы Черча-Тьюринга  и универсальности  универсальной  машины Тьюринга.   Однако,  вычислительная  мощность  абстрактных  машин  не  имеет никакого отношения  к тому, что вычислимо  в реальности. Масштаб виртуальной реальности  и ее  расширенное применение  для постижимости природы и  других аспектов структуры  реальности зависит от  того, реализуемы  ли  необходимые компьютеры физически.  В  частности, любой настоящий универсальный компьютер должен быть физически реализуем сам по себе. Это ведет к более определенному варианту принципа Тьюринга:

Принцип Тьюринга (для физических компьютеров, имитирующих друг друга)

Возможно  построить  универсальный  компьютер:  машину,  которую  можно запрограммировать для выполнения любого вычисления, которое  может выполнить любой другой физический объект.

Следовательно, если  бы универсальный  компьютер управлял универсальным генератором  изображений,  то  получившаяся  в  результате  машина  стала бы универсальным   генератором   виртуальной   реальности.   Другими   словами, справедлив и следующий принцип:

Принцип Тьюринга  (для генераторов  виртуальной  реальности, передающих друг друга)

Возможно построить генератор виртуальной реальности, репертуар которого включает   репертуар  каждого   другого   физически  возможного   генератора виртуальной реальности.

Далее, любую  среду  можно  передать с  помощью  генератора виртуальной реальности некоторого рода  (например, всегда можно рассматривать копию этой самой  среды  как  генератор  виртуальной   реальности  с   очень  маленьким репертуаром).  Таким  образом,  из  этого варианта  принципа  Тьюринга также следует,  что  любую физически  возможную  среду  можно передать  с  помощью универсального   генератора  виртуальной  реальности.  Следовательно,  чтобы выразить  стабильную   самоподобность,   которая  существует   в   структуре реальности, охватывающей не только вычисления, но и все физические процессы, принцип Тьюринга можно сформулировать во всеобъемлющей форме:

Принцип Тьюринга

Возможно построить генератор виртуальной реальности, репертуар которого включает каждую физически возможную среду.

Это  наиболее жизнестойкая  форма  принципа  Тьюринга.  Она  не  только говорит нам,  что различные части реальности  могут походить  друг на друга. Она говорит нам. что отдельный  физический  объект,  который можно построить раз  и  навсегда  (не  считая  обслуживания  и  при  необходимости  поставки дополнительной  памяти),  с неограниченной  точностью может выполнять задачу описания  или  имитирования  любой  другой  части  мультиверса.  Набор  всех вариантов поведения и реакций одного этого объекта в точности отображает все варианты поведения  и реакции всех остальных физически возможных  объектов и процессов.

Это просто род самоподобности, которая необходима, если  мои надежды на то, что структура  реальности должна быть  действительно единой и  понятной, оправданны.  Если  законы  физики  и  их  применимость  к любому физическому объекту или процессу должны быть поняты,  должна существовать возможность их воплощения в другом физическом объекте  -- объекте, который будет  их знать. Также необходимо, чтобы  процессы,  способные  создать  такое  знание,  были физически  возможны.  Такие процессы  называются  наукой.  Наука  зависит от экспериментальных проверок:  физической  передачи  предсказаний закона и  ее сравнения с реальностью  (ее передачей). Она также  зависит от объяснений, и для того, чтобы суметь передать их в виртуальной реальности, необходимы сами абстрактные  законы,  а  не  просто  их  предсказательное  содержание.   Это серьезный запрос,  но  реальность  удовлетворяет его. То  есть законы физики удовлетворяют его. Законы физики,  согласуясь с принципом Тьюринга, дают тем же  самым законам  физическую возможность стать физическими объектами. Таким образом,  можно сказать,  что законы  физики ручаются  за  свою  собственную постижимость.

Поскольку  построить  универсальный  генератор  виртуальной  реальности физически возможно,  в  некоторых  вселенных  он  действительно должен  быть построен. Здесь я должен сделать предостережение. Как я объяснил в  главе 3, мы можем нормально  определить  физически  возможный  процесс  как  процесс, который действительно  происходит где-то  в  мультиверсе. Но, строго говоря, универсальный  генератор  виртуальной  реальности -- это  граничный  случай, требующий  для   своего  функционирования  сколь  угодно  больших  ресурсов. Поэтому,  говоря "физически возможный", мы в действительности подразумеваем, что в мультиверсе  существуют генераторы виртуальной  реальности, репертуары которых сколь угодно близки к набору всех физически возможных сред. Подобным образом, поскольку законы  физики можно передать, где-то их передают.  Таким образом,  из  принципа  Тьюринга (более  определенной его формы,  которую  я доказал) следует,  что законы  физики не просто ручаются за свою собственную постижимость  в  каком-то абстрактном  смысле  --  постижимость абстрактными учеными,  как  это  было.  Их следствием  является  физическое существование где-то в мультиверсе категорий, которые понимают  их  сколь угодно хорошо. К этому следствию я вернусь в следующих главах.

Сейчас я возвращаюсь к  вопросу, который задал  в предыдущей  главе,  а именно: правда ли то, что если  бы наша  передача в  виртуальной реальности, основанная  на  неправильных  законах  физики,  была единственным источником получения знаний,  нам  следовало  бы ожидать изучения неправильных законов. Первое, что мне хотелось бы выделить, -- это то, что виртуальная реальность, основанная  на  неправильных  законах,  и  есть  наш  единственный  источник получения знаний!  Как я  уже сказал,  все  наши внешние  ощущения связаны с виртуальной реальностью,  созданной нашим мозгом. А поскольку наши концепции и  теории (будь они врожденные или приобретенные) никогда не совершенны, все наши  передачи на самом деле неточны. То есть,  они дают нам ощущение среды, которая  значительно  отличается   от  среды,  в  которой  мы  действительно находимся. Миражи и  другие  оптические иллюзии  -- тому  примеры. Далее, мы ощущаем,  что Земля под нашими ногами находится  в состоянии покоя, несмотря на то, что  в действительности она  совершает  быстрое и  сложное  движение. Кроме  того,  мы ощущаем  отдельную  вселенную  и  отдельный  пример  нашего сознательного  "я", тогда как в реальности этого  много. Но эти  неточные  и вводящие в заблуждение ощущения не доказывают ложность научного рассуждения. Напротив, такие недостатки являются отправной точкой.

Нам  приходится решать  задачи о физической  реальности. Если окажется, что  все   это   время  мы  просто  изучали   программирование  космического планетария,  то  это  будет просто означать, что  мы  изучали  меньшую часть реальности,  чем нам  казалось. Ну  и что?  Такое  происходило  много  раз в истории науки, когда наши  горизонты  расширялись  за пределы Земли, включая солнечную  систему,  нашу галактику, другие галактики, скопления  галактик и т.д. и, конечно, параллельные  вселенные. Еще одно подобное расширение может произойти завтра;  оно действительно может произойти в соответствии  с одной из бесконечного множества возможных теорий, а может и не произойти  никогда. Логически мы должны согласиться с солипсизмом и  родственными ему доктринами в том, что  изучаемая нами  реальность может быть  непредставительной частью большей, недостижимой или  непостижимой структуры. Но мое общее опровержение таких доктрин  показывает,  что  нерационально основываться на  возможности. Следуя  Оккаму, мы  примем эти  теории  тогда  и  только  тогда,  когда  они обеспечат объяснения лучшие, чем объяснения их более простых конкурентов.

Однако, существует вопрос, который мы все  еще можем задать.  Допустим, кого-либо заключили  в небольшую, непредставительную часть нашей реальности, например,    в     универсальный    генератор    виртуальной     реальности, запрограммированный по неправильным законам физики. Что могли  бы узнать эти пленники о нашей внешней реальности? На первый взгляд,  кажется невозможным, что  они  могли бы  открыть  хоть  что-нибудь.  Может показаться,  что самое большее,  что   они  могли  бы  открыть,  --  это  законы  управления,  т.е. компьютерную программу, управляющую их заключением.

Но это не  так! Мы снова должны  принять  во  внимание,  что  если  эти пленники -- ученые, то они будут  искать как предсказания, так и объяснения. Другими словами,  они  не будут  удовлетворены  простым  знанием  программы, управляющей местом  их  заключения:  они  захотят объяснить  происхождение и свойства различных объектов (включая и  самих себя),  наблюдаемых  ими в той реальности,  в  которой  они  живут.   Но  в  большинстве  сред  виртуальной реальности таких  объяснений  не  существует, поскольку  переданные  объекты возникают не там, они  создаются во внешней реальности. Предположим,  что вы играете в виртуальную видео игру. Для упрощения допустим, что, по сути,  это игра в шахматы  (возможно, это игра от первого  лица, в  которой вы  играете роль  короля). Вы  воспользуетесь  нормальными методами науки, чтобы открыть "физические законы"  этой среды  и следствия, вытекающие из них. Вы узнаете, что шах, мат и пат - "физически" возможные явления (т.е. возможные при вашем лучшем  понимании  действия среды),  но  положение с девятью белыми  пешками "физически" невозможно. Как только вы поймете  законы достаточно хорошо,  вы заметите,  что шахматная доска -- слишком простой объект,  чтобы,  например, думать, и, следовательно, ваши  собственные  мыслительные процессы не  могут находиться под управлением только законов шахмат. Подобным образом, вы могли бы  сказать, что за время любого количества шахматных  партий фигуры никогда не  создадут самовоспроизводящиеся конфигурации.  И если  уж  жизнь не может развиться  на  шахматной  доске,  то  что  говорить  о  развитии там разума. Следовательно,  вы  могли  бы  также  сделать вывод,  что  ваши  собственные мыслительные  процессы  не могли возникнуть во вселенной, в которой  вы себя обнаружили.  Таким  образом,  даже  если бы  вы  прожили  всю  свою  жизнь в переданной  среде  и не имели бы своих собственных  воспоминаний  о  внешнем мире,  на  которых  можно  было  бы  основать  объяснения,  ваше  знание  не ограничилось бы этой средой. Вы бы знали,  что несмотря на то, что вселенная вроде  бы имеет определенный вид и подчиняется определенным законам, вне  ее должна  существовать  более обширная вселенная, которая  подчиняется  другим законам физики.  И вы  могли бы  даже  догадаться о  некоторых отличиях этих более обширных законов от законов шахматной доски.

Артур К. Кларк однажды  заметил,  что "любую  достаточно  перспективную технологию  невозможно  отличить  от волшебства".  Это правда, но  вводит  в некоторое заблуждение.  Такое заявление  делается с точки зрения  донаучного мыслителя и являет  собой ошибочный  обходной путь. В  действительности, для любого,  кто понимает,  что  такое  виртуальная  реальность,  даже настоящее волшебство будет неотличимо от технологии, поскольку в постижимой реальности нет места волшебству.  Все,  что кажется  непостижимым, наука  рассматривает просто как свидетельство того, что есть  что-то, что мы  еще не поняли, будь это магический трюк, перспективная технология или новый закон физики.

Рассуждение, исходящее  из условия своего  собственного  существования, называется "антропным". Хотя  оно некоторым образом применимо  в космологии, обычно его  необходимо  дополнять  самостоятельными  допущениями  о  природе "себя", чтобы получить определенные выводы.  Однако антропное рассуждение -- не единственный способ, с  помощью которого обитатели нашего гипотетического виртуального места заключения могли бы получить знание о внешнем мире. Любое из развившихся объяснений их небольшого мира могло бы моментально достигнуть внешней  реальности. Например, сами правила шахмат, содержащие то, что может осознать внимательный игрок, -- это "ископаемое свидетельство" того, что эти правила эволюционировали: существуют "незаурядные" ходы, например, рокировка и   взятие   на   проходе,  которые  увеличивают  сложность  правил,  но   и совершенствуют игру.  Объясняя эту сложность, справедливо сделать вывод, что правила шахмат не всегда были такими, как сейчас.

В  попперианской схеме  всего  объяснения всегда ведут к новым задачам, которые,  в  свою очередь,  требуют новых объяснений.  Если через  некоторое время пленники не смогут усовершенствовать  существующие у  них  объяснения, они,  конечно,  могут сдаться, возможно,  ошибочно  заключив, что объяснения вообще недоступны. Но если они не сдадутся, то они будут размышлять над теми аспектами окружающей их среды, которые, как им кажется, не имеют адекватного объяснения. Таким образом, если бы тюремщики  высоких технологий хотели быть уверенными, что  переданная ими среда  вечно будет  заставлять их пленников думать, что внешнего мира не существует, они  просто загрузили бы их работой по  горло. Чем более долгую иллюзию они хотели создать, тем более изощренной должна была  быть  программа.  Недостаточно  просто  оградить  пленников  от наблюдения внешнего мира. Переданная среда должна быть такой,  чтобы никакие объяснения того, что находится внутри, никогда не потребовали бы от пленника формулировки того, что  находится снаружи. Другими словами, эта среда должна быть самосодержащей  во всем,  что касается объяснений. Но я сомневаюсь, что хоть какая-то часть  реальности, не говоря уже о  всей  реальности, обладает таким свойством.

ТЕРМИНОЛОГИЯ

Универсальный  генератор  виртуальной  реальности  --   это  генератор, репертуар которого содержит каждую физически возможную среду.

Среды  Кантгоуту  --  логически  возможные  среды,  которые  не  сможет передать ни один физически возможный генератор виртуальной реальности.

Диагональное   доказательство   -   вид  доказательства,  при   котором представляют список категорий,  а затем используют этот  список для создания родственной категории, которой не может быть в этом списке.

Машина Тьюринга -- одна из первых абстрактных моделей вычисления.

Универсальная  машина  Тьюринга  --   машина  Тьюринга  с  репертуаром, содержащим репертуары всех машин Тьюринга.

Принцип   Тьюринга   (в   самой  жизнестойкой   форме)   --   построить Универсальный  генератор  виртуальной  реальности  физически  возможно.  При сделанных мной  допущениях это  означает,  что не существует верхней границы универсальности  генераторов виртуальной  реальности, которые  действительно будут построены где-то в мультиверсе.

РЕЗЮМЕ

Диагональное  доказательство показывает,  что  подавляющее  большинство логически возможных сред  невозможно передать  в виртуальной  реальности.  Я назвал такие среды средами Кантгоуту. Тем не менее, в  физической реальности существует постижимая  самоподобность. выраженная в принципе Тьюринга: можно построить генератор  виртуальной  реальности,  репертуар  которого  включает каждую  физически  возможную  среду.  Таким  образом,  отдельный  физический объект, который можно построить, способен имитировать все варианты поведения и реакции  любого другого физически возможного объекта или  процесса. Именно это делает реальность постижимой.

Глава 7. Беседа о доказательстве (или "Дэвид и Крипто-индуктивист")  

Я считаю, что я решил насущную философскую проблему: задачу индукции.

Карл Поппер

Как  я  объяснил  в  предисловии,  основная  цель этой книги  не защита четырех  основных нитей, а исследование того, что  говорят эти нити и какого рода  реальность они описывают. Именно поэтому я никоим образом не обращаюсь к  враждебным теориям. Тем не менее,  существует одна  враждебная теория,  а именно: здравый смысл, -- подробного опровержения которой требует мой разум, когда  она вступает в конфликт  с моими утверждениями. Поэтому в главе 2 я в пух и прах разбил логичную идею существования одной вселенной. В главе 11 та же участь ожидает идею  о том,  что  время  "течет"  или  что  наше сознание "движется" во времени. В главе 3 я раскритиковал индуктивизм,  разумную идею о  том,  что  мы  создаем  теории  о  физическом  мире,  обобщая  результаты наблюдений,  и доказываем свои теории,  повторяя эти наблюдения. Я объяснил, что индуктивное обобщение на основе наблюдений невозможно  и что индуктивное доказательство необоснованно.  Я объяснил, что индуктивизм  основывается  на ошибочном  представлении  о  том,  что  наука  ищет  предсказания на  основе наблюдений,  а  не объяснения в ответ на  задачи.  Я также объяснил  (следуя Попперу),  как наука делает  прогресс,  придумывая  новые объяснения и затем выбирая  лучшие с помощью  экспериментов. Все это почти полностью  принимают ученые  и  философы.  Но  большинство  философов  не принимают то,  что этот процесс доказан. Сейчас я объясню это.

Наука   ищет   лучшие  объяснения.  Научное   объяснение  толкует  наши наблюдения, постулируя что-либо относительно  того, какова наша реальность и как  она действует. Мы считаем какое-либо объяснение лучше других, если  оно оставляет   меньше  белых   пятен  (например,  категорий   с  необъясненными свойствами),  требует меньшего количества более простых постулатов, является более  обобщенным,  проще  согласуется  с хорошими  объяснениями  из  других областей и  т.д. Но почему лучшее объяснение должно  быть тем, чем мы всегда считаем его на практике, -- показателем более истинной теории!  Почему, коли на то пошло, откровенно плохое объяснение (скажем,  не имеющее ни  одного из вышеназванных качеств) обязательно должно быть ложным? Логически необходимой связи между истиной и  объяснительными  возможностями в действительности  не существует.  Плохое объяснение (такое, как  солипсизм) может  быть истинным. Даже самая  лучшая имеющаяся теория в определенных случаях может дать ложные предсказания, и это могут быть как раз те случаи, когда мы полагаемся на эту теорию.  Ни  одна  обоснованная  форма  рассуждения  логически не  может  ни исключить такой  возможности,  ни хотя  бы  доказать ее невероятность. Но  в таком случае,  как  мы  можем оправдать  то, что  полагаемся  на свои лучшие объяснения как  на ведущие к  практическому принятию решений? В общем, какие бы критерии  мы ни  использовали  для суждения о научных теориях, как можно, основываясь на том, что эти критерии удовлетворяют какой-то  теории сегодня, подразумевать  хоть что-нибудь относительно  того,  что произойдет,  если мы будем полагаться на эти теории завтра?

Это  современная  форма   "задачи  индукции".  Большинство  современных философов  согласны с точкой  зрения Поппера, что новые теории не из чего не выводят,  это просто гипотезы.  Они также  принимают, что  научный  прогресс создается посредством гипотез и  опровержений (как описано в главе  3) и что теории  принимают  после  опровержения  всех  их  конкурентов,  а  не  после получения  многочисленных  подтверждающих  их примеров.  Они  согласны,  что полученное таким образом знание стремится быть надежным. Проблема в том, что они   не  понимают,  почему  это  знание   должно   быть  надежным.  Обычные индуктивисты пытались сформулировать "принцип индукции", который гласит, что подтверждающие примеры повышают  вероятность теории, или что "будущее  будет похоже   на   прошлое",   или  что-то  в  этом  роде.   Они  также  пытались сформулировать  методологию индуктивной  науки, устанавливая правила о  том, какие  выводы  можно  обоснованно сделать  из  "данных".  Все они  потерпели неудачу по  причинам, которые я уже объяснил. Но даже  если бы  они достигли успеха, в смысле построения схемы успешного создания научного знания, это не решило  бы  задачу индукции  в современном ее  понимании.  Поскольку  в этом случае  "индукция" была бы  еще одним  возможным способом  выбора теорий,  а задача,  почему  эти  теории  следует  считать  надежной  основой  действий, осталась  бы нерешенной.  Другими  словами, философы,  которых  волнует  эта "задача индукции", --  не  индуктивисты в старом смысле  этого слова. Они не пытаются  получить или  доказать  теории индуктивно.  Они не ждут, что  небо обрушится, но они не знают, как это доказать.

Современные философы жаждут получить это  отсутствующее доказательство. Они  уже не верят, что получат его от индукции, но, тем не менее, в их схеме всего  отсутствует индукция,  от  чего они страдают так же,  как религиозные люди, потерявшие свою  веру,  страдают  от "отсутствия Бога"  в своей  схеме всего. Но, по-моему, разница  между  отсутствием Х в схеме всего и верой в Х слишком мала. Поэтому, чтобы приспособиться к более сложной концепции задачи индукции,  мне  хотелось бы  дать новое определение  термину  "индуктивист", подразумевая под ним человека,  который считает необоснованность индуктивных доказательств проблемой основ науки. Другими  словами,  индуктивист считает, что  существует  некоторый  пробел,  который  необходимо  заполнить если  не принципом  индукции, то чем-то еще. Некоторые  индуктивисты ничего не  имеют против  такой определенности.  Другие с  этим  не  согласны, поэтому я  буду называть их крипто-индуктивистами.

Большинство современных  философов -- крипто-индуктивисты.  Хуже  того, они  (как  и многие ученые) весьма недооценивают  роль объяснения в  научном процессе.   Подобным   образом  ведет  себя  и   большинство   попперианских анти-индуктивистов, которые в связи с этим пришли к  отрицанию существования доказательства (даже экспериментального доказательства). Это открывает новый объяснительный  пробел  в их схеме  всего. Философ Джон Уоррал  инсценировал свое  видение  этой задачи в  воображаемом диалоге Поппера и еще  нескольких философов под  названием "Почему  Поппер и  Уоткинс не  смогли решить задачу индукции". Место действия -- вершина Эйфелевой башни.  Один из участников -- назовем его "Парящим"  -- решает спуститься с башни не на лифте, как обычно, а спрыгнуть. Остальные пытаются убедить  Парящего, что прыжок вниз  означает верную  смерть.  Они используют  лучшие научные  и философские аргументы. Но неугомонный Парящий  по-прежнему  ожидает,  что  будет  безопасно  парить  в воздухе,  и  продолжает  указывать  на то.  что  на  основе  прошлого  опыта логически невозможно доказать предпочтительность конкурирующего результата.

Я  считаю,  что  мы  можем  доказать  наше  ожидание  гибели  Парящего. Доказательство  (конечно, всегда  экспериментальное) приходит из объяснений, предоставленных  важными  научными  теориями.  В  той степени, в  какой  эти объяснения  хороши,  рационально   оправданно   полагаться  на  предсказания соответствующих теорий. Поэтому в ответ Уорралу я привожу  свой  собственный диалог, проходящий в том же самом месте.

ДЭВИД: Поскольку  я читал то,  что Поппер имел  сказать  об индукции, я верю,  что  он действительно, как и заявлял, решил задачу  индукции. Но лишь немногие философы с этим согласны. Почему?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Потому  что  Поппер никогда не  обращался к задаче индукции в нашем понимании. То,  что он делал, было представлено как критика индуктивизма.   Индуктивизм   гласил,  что  существует  "индуктивная"  форма рассуждения,  способная вывести  общие теории о будущем  и доказать  их  при наличии свидетельств  в виде отдельных наблюдений, сделанных  в  прошлом. Он считал,  что существует принцип природы,  принцип  индукции, который  гласит что-то вроде "наблюдения сделанные  в будущем,  вероятнее всего будут похожи на  наблюдения,  сделанные  при сходных  условиях в  прошлом".  Были сделаны попытки  сформулировать этот  принцип  так, чтобы  он действительно позволил вывести,  или  доказать, общие  теории  из  отдельных  наблюдений.  Все  они потерпели  неудачу. Критика  Поппера, хотя и имевшая  влияние  среди  ученых (особенно в связи с  другой  его  работой,  проливающей свет  на методологию науки),  вряд ли была оригинальной. Ошибочность индуктивизма  была  известна почти со времен его изобретения и  уж конечно  с начала восемнадцатого века, когда  он подвергся  критике  Дэвида Юма.  Задача индукции  не  в  том,  как доказать  или  опровергнуть  принцип  индукции,  а  скорее  в  том   (считая доказанным  его  необоснованность),  как доказать  любой  вывод  о  будущем, основываясь на  прошлых  свидетельствах. И прежде чем вы скажете, что в этом нет необходимости ...

ДЭВИД: В этом нет необходимости.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Нет  есть.  Это-то как  раз  и раздражает  в  вас, последователях  Поппера: вы отрицаете очевидное. Очевидно, что причина того, что в этот раз вы даже не пытаетесь прыгать с башни, частично состоит в том, что  вы  считаете оправданным  полагаться на нашу лучшую теорию гравитации и неоправданным полагаться  на некоторые другие теории. (Конечно,  под  "нашей лучшей теорией гравитации" в данном  случае я имею в виду нечто большее, чем общая  относительность. Я  также  подразумеваю сложный набор теорий  о таких вещах, как сопротивление воздуха, человеческая психология,  упругость бетона и наличие в воздухе спасательных средств).

ДЭВИД:  Да,  я  счел  бы  оправданным  полагаться  на  такую теорию.  В соответствии с  методологией  Поппера в таких случаях следует  полагаться на лучшую подтвержденную  теорию, т.е. на ту, которая подверглась самым строгим проверкам и выдержала их, тогда как ее соперники были опровергнуты.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:   Вы  сказали   "следует"   полагаться  на   лучшую подтвержденную  теорию, но  почему, объясните поточнее? По-видимому,  потому что в  соответствии с Поппером, процесс подтверждения  доказал теорию  в том смысле, что вероятность получения от нее истинных  предсказаний выше, чем от других теорий.

ДЭВИД: Ну, не выше,  чем  от всех  других теорий, потому что несомненно когда-нибудь у нас появятся даже лучшие теории гравитации ...

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Слушайте.   Давайте  договоримся  не  использовать уловки, не относящиеся  к обсуждаемой нами теме. Конечно, когда-нибудь может появиться лучшая теория гравитации, но вы должны решить, чего придерживаться сейчас,  сейчас.   И  имея   свидетельства,  доступные  сейчас,  вы  выбрали определенную теорию, в соответствии с которой действуете. И вы выбрали ее по критериям  Поппера,  потому  что  считаете, что  только  по  этим  критериям вероятнее всего выбрать теорию, дающую правильные предсказания.

ДЭВИД: Да.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:    Итак,   подведем   итог:   вы   считаете,    что свидетельство,  имеющееся у вас в настоящий момент, доказывает предсказание, что, спрыгнув с башни, вы погибнете.

ДЭВИД: Нет, не доказывает.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Черт побери, вы противоречите сами себе. Только что вы сказали, что это предсказание доказано.

ДЭВИД:  Оно  доказано.  Но  оно  доказано  не свидетельством, если  под "свидетельством"  вы  подразумеваете  все эксперименты,  результаты  которых теория  правильно  предсказала  в  прошлом.   Как  всем  нам  известно,  это свидетельство  согласуется с бесконечным множеством  теорий, включая теории, предсказывающие каждый логически возможный результат моего прыжка вниз.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Принимая  это  во  внимание, я повторяю,  что  вся проблема заключается в том, чтобы найти то, что доказывает предсказание. Это и есть задача индукции. ДЭВИД: Эту задачу и решил Поппер.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Я глубоко изучил  труды  Поппера, но  это  для меня новость. И каково же решение? Мне не терпится его услышать.  Что  доказывает предсказание,  если не  свидетельство?  ДЭВИД: Аргумент. КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Аргумент?

ДЭВИД:  Только аргумент способен доказать что-либо и, конечно, условно. Все  теоретическое подвержено  ошибкам. Но  аргумент,  тем не менее,  иногда может доказать теории. Для этого он и нужен.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Я  считаю,  что это очередная ваша  уловка. Вы  не можете иметь в виду, что  теорию, как и математическую теорему, доказывают с помощью чистого аргумента. Свидетельство определенно играет свою роль.

ДЭВИД:  Конечно. Это  эмпирическая  теория,  поэтому, в  соответствии с научной методологией Поппера решающие эксперименты  играют основную роль при выборе теории.  Когда конкурирующие теории опровергают, остается только одна теория.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  И  как  следствие  этого  опровержения  и  выбора, которые имели  место  в прошлом, доказывается  практическое  применение этой теории для предсказания будущего.

ДЭВИД: Полагаю,  что  так,  хотя  мне кажется,  неверно  говорить  "как следствие", когда мы не говорим о логической дедукции.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Это уже новый вопрос: какого  рода это следствие? Я попытаюсь поймать вас  на слове. Вы  признаете,  что теорию доказывают как с помощью аргумента,  так  и  с  помощью результатов  экспериментов.  Если  бы результаты экспериментов были другими,  аргумент доказал бы  другую  теорию. Таким образом, принимаете ли вы, что в этом смысле (да, через аргумент, но я не хочу  повторять это условие)  результаты  прошлых экспериментов  доказали предсказание?

ДЭВИД: Да.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Что же в точности было в тех действительных прошлых результатах, доказавших  предсказание, в противоположность другим  возможным прошлым  результатам,  которые точно так  же могли доказать  противоположное предсказание?

ДЭВИД: Действительные  результаты опровергли все конкурирующие теории и подтвердили ту теорию, которая преобладает сейчас.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Хорошо. Теперь слушайте внимательно, потому что  вы только что сказали нечто, ложность чего не только доказуема, но  что вы сами считали ложным несколько  мгновений тому назад.  Вы говорите, что результаты экспериментов  "опровергли все конкурирующие теории".  Но вы отлично знаете, что  никакой набор  результатов  экспериментов не  может  опровергнуть  всех возможных  конкурентов  и  оставить  одну общую теорию. Вы сами сказали, что любой  набор  прошлых  результатов  (я цитирую) "согласуется  с  бесконечным множеством   теорий,  включая  теории,   предсказывающие   каждый  логически возможный результат моего  прыжка  вниз". Следовательно, предпочитаемое вами предсказание не было доказано результатами экспериментов, потому что у вашей теории  бесконечно  много  еще не опровергнутых  конкурентов,  которые  дают противоположные предсказания.

ДЭВИД: Я  рад,  что  по  вашей просьбе я внимательно слушал,  поскольку сейчас я понимаю,  что, по крайней  мере,  частично наши разногласия вызваны неправильным   пониманием    терминологии.    Когда    Поппер   говорит    о "теориях-конкурентах"  данной  теории,  он   подразумевает   не  набор  всех логически  возможных   конкурентов:  он  имеет  в  виду  только  фактических конкурентов, предложенных  во  время  рациональной  полемики.  (Сюда  входят теории, "предложенные" чисто ментально одним человеком во время  "полемики", проходящей в его разуме).

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Понятно. Ладно, я принимаю  вашу терминологию. Но в этой связи (не думаю, что это  имеет значение для наших настоящих целей, мне просто  любопытно) разве не странное утверждение  вы приписываете  Попперу о том, что надежность теории зависит от случайности того,  какие другие теории --  ложные теории  -люди  предложили  в  прошлом, а не  только от содержания рассматриваемой теории и экспериментальных свидетельств?

ДЭВИД: Не совсем так. Даже вы, индуктивисты, говорите о...

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Я не индуктивист!

ДЭВИД: Нет, индуктивист.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Уф!  Я повторяю, что приму вашу терминологию, если вы настаиваете. Но вы  можете точно также назвать меня дикобразом.  Называть "индуктивистом" человека, который всего лишь полагает, что  необоснованность индуктивного  рассуждения  дает  нам  нерешенную   философскую   задачу,  -- настоящее извращение.

ДЭВИД: Я так  не считаю.  Я  думаю, что основная  идея -- это  то,  что определяет и всегда определяло индуктивиста. Но  я вижу, что по крайней мере одного  Поппер  достиг: слово  "индуктивист"  стало  оскорбительным! В любом случае, я  объяснял,  почему  не  так уж  странно то, что  надежность теории должна зависеть от того, какие ложные теории были предложены в прошлом. Даже индуктивисты  говорят  о  надежности  или  ненадежности теории  при  наличии определенных  "свидетельств".  Ну  а  попперианцы могли  говорить  о  лучшей теории, доступной  для использования на практике, при  наличии  определенной проблемной ситуации. А самые  важные черты проблемной ситуации -- это: какие теории и объяснения  конкурируют; какие аргументы  выдвинуты;  какие  теории опровергнуты. "Подтверждение"  -- это не просто принятие победившей  теории. Для  подтверждения необходимо  экспериментальное  опровержение конкурирующих теорий. Подтверждающие примеры сами по себе не имеют никакого значения.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Очень интересно.  Теперь  я понимаю  роль, которую играют опровергнутые конкуренты теории при доказательстве  ее  предсказаний. При  индуктивизме первостепенная важность  принадлежала  наблюдению. Человек представлял   массу  прошлых  наблюдений,  из  которых  путем   индуктивного рассуждения выводилась теория, и эти же наблюдения составляли свидетельство, которое каким-то образом  доказывало  теорию. В  картине  научного прогресса Поппера  первостепенная  важность принадлежит  не  наблюдениям,  а  задачам, полемике, теориям  и критике. Эксперименты придумывают и проводят только для разрешения спора. Следовательно, любые экспериментальные результаты, которые фактически опровергают теорию -- и не просто любую теорию, а теорию, которая должна  быть  истинным претендентом  на  победу  в рациональной полемике, -- составляют   "подтверждение".   И   только   эти   эксперименты   становятся свидетельством надежности победившей теории.

ДЭВИД:  Правильно.  Но  даже тогда  "надежность",  которую обеспечивает подтверждение,   не   абсолютна,  а   лишь   относительна  по   сравнению  с конкурирующими   теориями.  То   есть,  мы   ожидаем,   что,  полагаясь   на подтвержденные теории, мы отберем лучшие  из  предложенных. Это  достаточная основа для действия. Нам не нужна (да мы и не  сможем обрести) уверенность в том,  насколько хорошим будет  предложенный порядок действий. Более того, мы всегда  можем  ошибаться,  ну  и  что?  Мы  не  можем  ни  использовать  еще непредложенные теории, ни исправить те ошибки, которые еще не видим.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Вполне согласен. Я рад, что узнал кое-что о научной методологии. Но теперь (надеюсь, вы не сочтете меня невежливым) я должен еще раз обратить  ваше внимание на вопрос, который  я все время задаю. Допустим, что теория прошла  весь этот процесс.  Когда-то у нее были конкуренты. Затем провели эксперименты и опровергли всех  ее конкурентов. Но ее не опровергли. Таким  образом,  она  подтвердилась.  Что особенного в ее подтверждении, что оправдывает то, что мы будем полагаться на нее в будущем7.

ДЭВИД: Поскольку  всех ее конкурентов  опровергли, они  уже не являются рационально надежными. Подтвержденная теория -- это единственная рационально надежная теория.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Но ведь это просто  переключает внимание  с будущей значимости   прошлого   подтверждения   на   будущую   значимость   прошлого опровержения.   Остается   та  же   самая  задача.  Почему  экспериментально опровергнутая теория "не является рационально надежной"?  Неужели всего лишь одно ложное следствие означает, что вся теория не может быть истинной?

ДЭВИД: Да.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Но  в отношении  будущей  применимости  теории эта критика логически  несущественна.  Вероятно, опровергнутая теория  не  может быть универсально  истинной  --  в  частности, она могла  не быть истинной в прошлом, когда  ее  проверяли.  Но,  тем не  менее,  она могла  иметь  много истинных  следствий  и,  в  частности, могла стать универсально  истинной  в будущем.

ДЭВИД:  Эта терминология  "прошлой истинности"  и  "будущей истинности" вводит  в заблуждение.  Каждое конкретное предсказание теории либо  истинно, либо ложно -- это неизменно.  В действительности вы имеете в виду, что, хотя опровергнутая теория  ложная, т. к. она дает некоторые ложные  предсказания, все ее  предсказания относительно  будущего, тем не  менее, могут  оказаться истинными.  Иными  словами,  другая  теория,  которая  делает  те  же  самые предсказания  относительно  будущего,  но  другие предсказания  относительно прошлого, может быть истинной.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Пусть  так.  Тогда вместо  того чтобы  спрашивать, почему  опровергнутая теория не является  рационально надежной, мне,  строго говоря,  следует  спросить:  почему опровержение  теории  также переводит  в разряд ненадежных все варианты этой теории,  которые  согласуются  с  ним  в отношении будущего, -- даже те варианты, которые не были опровергнуты.

ДЭВИД: Не опровержение  переводит  такие  теории  в разряд  ненадежных. Просто иногда они уже ненадежны, например, из-за плохих объяснений. И именно тогда наука может сделать  прогресс.  Чтобы  теория победила в споре, все ее конкуренты   должны  быть   ненадежными,  это   касается  и  всех  вариантов конкурирующих теорий, которые только придумали. Но не забывайте, ненадежными должны быть только те конкурирующие теории, которые уже придумали. Например, в случае с гравитацией никто даже  не предложил надежную  теорию, которая не противоречила  бы общепринятой  во  всех  ее  проверенных  предсказаниях, но отличалась  бы  своими  предсказаниями относительно будущих экспериментов. Я уверен, что  такие теории возможны, например, теория,  которая последует  за общепринятой сейчас, по-видимому, будет одной из них.  Но если  никто еще не придумал такую теорию, как можно действовать в соответствии с ней?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Что вы имеете в  виду,  говоря,  что  "никто еще не придумал такую теорию"? Я прямо сейчас могу ее придумать.

ДЭВИД: Я очень сильно в этом сомневаюсь.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Конечно, могу. Вот она.  "Когда бы  вы,  Дэвид,  не спрыгнули с большой высоты  так, что, в соответствии с общепринятой теорией, вы бы погибли,  вы  не  погибнете, вы будете парить в воздухе. Независимо от универсальности  общепринятой теории".  Я  говорю  вам,  что каждая  прошлая проверка вашей теории была проверкой моей,  поскольку  все  предсказания как вашей, так  и  моей  теорий  относительно  прошлых экспериментов  идентичны. Следовательно, опровергнутые конкуренты вашей теории являются опровергнутыми конкурентами моей теории. И,  следовательно, моя новая теория подтверждается точно так  же,  как  и  ваша  общепринятая.  Почему  моя  теория может  быть "ненадежной"? Какие у нее могут быть недостатки, которых нет у вашей теории?

ДЭВИД: Практически  все недостатки,  которые указаны  в  книге Поппера! Ваша  теория   создана  из  общепринятой   путем  прибавления  необъясненной модификации,   что   я  буду  парить   в   воздухе.   Эта   модификация,   в действительности,  является  новой  теорией,  но  вы  не  привели  ни одного аргумента ни в  противовес общепринятой теории моих гравитационных  свойств, ни  в пользу  новой теории. Вы не подвергали  свою новую теорию  ни  критике (помимо той,  которую я провожу  сейчас), ни экспериментальной проверке. Она не  решает  -- и даже  не  претендует на  решение  -- хоть какой-то  текущей задачи,  и вы не  предлагаете никакой новой  интересной задачи,  которую она могла бы  решить. И хуже всего то, что ваша модификация ничего не объясняет, но  портит  объяснение гравитации,  лежащее в  основе  общепринятой  теории. Именно это  объяснение оправдывает  то,  что мы полагаемся  на  общепринятую теорию, а не на вашу. Таким образом, по всем рациональным  критериям, вместе взятым, предложенную вами модификацию можно отвергнуть.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Разве я не могу сказать то же самое о вашей теории? Ваша  теория отличается  от моей  всего  лишь той  же  самой  незначительной модификацией, но в обратном направлении. Вы считаете, что я должен объяснить свою модификацию. Но почему мы находимся в неравном положении.

ДЭВИД: Потому что  ваша теория,  в отличие от моей, не  дает объяснений своим предсказаниям.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Но если бы мою теорию  предложили первой, оказалось бы, что  это ваша теория  содержит  необъясненную модификацию, и именно вашу теорию "отвергли" бы.

ДЭВИД: Это просто неправда. Любой рационально мыслящий человек, который сравнивал бы вашу  теорию с общепринятой, даже если бы ваша была  предложена первой, немедленно отказался бы  от вашей теории  в пользу общепринятой. Ибо тот факт,  что ваша теория -- это  необъясненная  модификация другой теории, проявляется в самой ее формулировке.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Вы имеете  в виду, что  моя теория представлена  в форме "такая-то теория  универсально  справедлива, за  исключением  такой-то ситуации", но я не объясняю справедливость этого исключения;

ДЭВИД: Точно.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Ага!  Я думаю,  что могу  доказать, что  здесь  вы ошибаетесь  (с  помощью  философа  Нельсона  Гудмена).   Рассмотрим  вариант русского  языка,  в  котором  нет глагола "падать". Вместо этого есть глагол "х-падать", который  означает "падать" всегда, кроме того случая, когда  его применяют по отношению к вам, в  этом  случае  он значит "парить".  Подобным образом  "х-парить" значит "парить"  всегда, кроме  того  случая,  когда его применяют по отношению  к  вам,  тогда он означает  "падать".  На этом новом языке я мог бы выразить свою теорию  как немодифицированное утверждение, что "все объекты х-падают, когда теряют опору". Но общепринятая теория  (которая по-русски  звучит  как "все объекты падают,  когда теряют  опору")  на новом языке должна быть модифицирована: "все объекты х-падают, когда теряют опору, кроме Дэвида, который х-парит". Таким образом, то, какая из этих двух теорий модифицирована, зависит от языка, на котором они выражены, не так ли?

ДЭВИД: По  форме, так. Но это тривиально. По сути ваша  теория содержит необъясненное   утверждение,   которое  модифицирует   общепринятую  теорию. Общепринятая теория  --  это  по  сути  ваша теория, лишенная  необъясненной модификации. Как бы там ни было, это объективный факт, который не зависит от языка.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Не понимаю, почему. Вы сами  воспользовались формой моей  теории, чтобы указать  "излишнюю модификацию".  Вы  сказали,  что  она "проявляется" в виде дополнительного  условия в самой формулировке теории -- на  русском  языке.  Но  после  перевода теории  на мой язык  модификация не проявляется;  напротив, явная модификация  появляется в  самой  формулировке общепринятой теории.

ДЭВИД:  Это  так.  Но не все языки равны. Языки  -- это теории. В своем словарном запасе и  грамматике они содержат существенные утверждения о мире. Когда бы  мы ни сформулировали теорию,  лишь небольшая  часть  ее содержания выражается явно: остальное передает язык. Как и все теории, языки изобретают и  отбирают по  их способности решать  определенные  задачи.  В этом  случае задачами  является  выражение других  теорий в формах,  в которых их  удобно применять,  сравнивать и критиковать. Один из самых важных способов  решения таких  задач языками -- это неявная реализация непротиворечивых и доказанных теорий  при  одновременном  лаконичном и  ясном  выражении того,  что  нужно сформулировать и аргументировать.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Это я принимаю.

ДЭВИД:  Не  случайно  язык  реализует  концептуальную  основу с помощью одного набора  идей, а не  другого. Он отражает текущее состояние проблемной ситуации говорящего. Именно поэтому  форма вашей теории на  русском языке -- это хорошее указание на ее статус по отношению к текущей проблемной ситуации -- решает ли она  задачи или  усложняет их. Но  меня  не устраивает не форма вашей  теории. Мне не нравится  ее суть.  Меня  не  устраивает  то, что ваша теория  ничего  не  решает,  а  только усложняет  проблемную ситуацию.  Этот недостаток явно проявляется при  выражении теории  на русском языке и неявно при ее  выражении  на  вашем  языке.  Но  от этого  он  не становится  менее ощутимым.  С  тем же успехом я  мог бы выразить свое недовольство на русском языке,  на научном  жаргоне, на предложенном  вами языке или на любом языке, способном выразить  нашу  с вами беседу. (Поппер считает, что всегда следует стремиться вести беседу, используя терминологию оппонента).

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Возможно,  в  этом есть смысл. Но  не  могли бы вы уточнить,  каким  образом моя теория усложняет проблемную  ситуацию и почему это должно быть очевидно  даже для человека, для которого мой гипотетический язык является родным?

ДЭВИД: Ваша  теория  утверждает,  что существует  физическая  аномалия, которой нет  в соответствии  с общепринятой теорией. Аномалией  является мой так называемый иммунитет к притяжению. Безусловно, вы можете изобрести язык, который выражает эту аномалию неявно, так  что в  утверждениях  вашей теории гравитации  вам не  придется  ссылаться на нее явно. Но ссылаться на нее вам придется. Хоть как назови розу, аромат ее  будет столь же  сладок. Допустим, что  придуманный вами  язык -- ваш родной язык (пусть  даже родной язык всех людей)  и что придуманная вами теория гравитации  истинна. Допустим, что все мы считаем  ее  доказанной  и настолько  естественной, что используем это же слово "х-падать" для описания  того, что произошло  бы  с вами или со  мной, если бы  мы  спрыгнули  с  башни. Ничто  ни  в малейшей  степени  не  меняет очевидную  разницу  между  моей  реакцией  на притяжение и реакцией  на него любого другого человека. Если бы  вы спрыгнули  с  башни,  падая  вниз,  вы, возможно, позавидовали бы мне. Вы могли бы подумать: "Если бы я  только  мог реагировать  на притяжение  так же, как Дэвид,  а  не  так, как реагирую  я, абсолютно по-другому!"

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Это правда.  Только из-за того, что  одно  и  то же слово "х-падение"  описывает как вашу реакцию на притяжение, так и мою, я бы не подумал, что действительная реакция будет одинаковой.  Напротив, свободно говоря  на  предполагаемом  языке, я бы очень  хорошо знал,  что "х-падение" физически будет разным для меня и для  вас, так же как  человек, родной язык которого русский, знает, что слово "напиться" означает физически разные вещи для человека и для стакана воды. Я бы не подумал,  что "если это произошло с Дэвидом, значит, он  будет х-падать так же, как я".  Я бы подумал: "Если это произошло с  Дэвидом, он х-упал  и  остался в живых,  а если я х-упаду, то я погибну".

ДЭВИД: Более  того,  несмотря на  вашу  уверенность в том,  что я  буду парить в воздухе, вы не понимаете, почему это произойдет. Знать -- не значит понимать. Вам было бы любопытно узнать  объяснение  этой  "хорошо известной" аномалии. Это касается и остальных людей. Физики со всего мира съехались бы, чтобы изучить  мою аномальную реакцию на притяжение. На самом деле,  если бы ваш  язык  действительно  был  общепринятым и  все считали  бы  вашу  теорию действительно доказанной, научный мир, вероятно, с нетерпением ждал бы моего рождения,  и  ученые  становились  бы в очередь,  чтобы  получить привилегию выбросить меня из самолета!  Но, конечно,  сама  предпосылка того, что  ваша теория считается доказанной и выражается на  общепринятом языке, --  нелепа. Будь это теория или не теория, язык или не язык, в действительности ни  один рационально  мыслящий  человек не  примет возможность такой явной физической аномалии при отсутствии очень веского объяснения в ее пользу. Следовательно, так  же,  как  объективно отвергнут  вашу  теорию,  отвергнут  и  ваш  язык, поскольку это просто другой способ формулировки вашей теории.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: А  может все-таки здесь  скрывается  решение задачи индукции? Давайте  посмотрим.  Что меняет то, что  мы узнали  о  языке?  Мой аргумент  был основан на видимой  симметрии между вашей и моей позициями. Мы оба  принимали теории, которые согласовывались  с существующими результатами экспериментов и противники которых (кроме  друг друга) были опровергнуты. Вы сказали,  что   я  нерационально  мыслю,  потому  что  моя  теория  содержит необъясненное утверждение, но я возразил, сказав, что на  другом языке такое утверждение будет содержать ваша  теория, поэтому  симметрия сохранилась. Но теперь  вы сказали,  что языки --  это  теории и что сочетание предложенного мной  языка  с  теорией   утверждает  существование  объективной  физической аномалии, в  отличие  от  того. что  утверждает  сочетание  русского языка с общепринятой теорией. Здесь нарушается  симметрия между нашими позициями,  и разбивается приводимый мной аргумент.

ДЭВИД: Это действительно так.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Я  попробую  еще  чуть-чуть   прояснить   это.  Вы называете   принципом   рациональности   то,   что   теория,    утверждающая существование  объективной физической  аномалии, при  всех остальных  равных условиях имеет меньше шансов дать истинные предсказания, чем теория, которая этого не утверждает?

ДЭВИД: Не совсем так.  Теории,  содержащие аномалии  без  их объяснения имеют меньше шансов, чем их конкуренты, дать истинные предсказания. В общем, принцип рациональности заключается в том, что теории постулируют для решения задач. Значит, любой  постулат,  не  решающий задачи, следует отвергать. Это необходимо  потому,   что   хорошее   объяснение,   модифицированное   таким постулатом, становится плохим объяснением.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Теперь,  когда  я  понимаю,  что  между  теориями, дающими необъясненные предсказания, и  остальными теориями есть  объективная разница; я должен признать, что это  выглядит обещающим  для решения  задачи индукции. Похоже, вы  открыли способ оправдать то,  что в  будущем вы будете полагаться  на  теорию  гравитации  при  наличии только  прошлых  проблемных ситуаций (включая свидетельство прошлых наблюдений) и разницы  между хорошим объяснением и  плохим.  Вам  не  придется делать допущения  вроде  "будущее, вероятно, будет похоже на прошлое".

ДЭВИД: Это открыл не я.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Но,  по-моему,  и  не  Поппер.  Во-первых,  Поппер считал, что  научные  теории  вообще  нельзя  доказать.  Вы  сделали  четкое разграничение  теорий,  доказываемых  с   помощью  наблюдений  (как  считают индуктивисты)  и теорий, доказываемых  с помощью  аргументов.  Поппер такого различия не делал.  А в  отношении задачи индукции он действительно говорил, что несмотря на то, что  будущие предсказания теории невозможно доказать, мы должны действовать так, словно они уже доказаны!

ДЭВИД: Я не думаю, что он  говорил именно так. А если и говорил,  то на самом деле не имел это в виду.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Что?

ДЭВИД: Или если  имел  это  в  виду,  то ошибался. Почему это  вас  так расстраивает?  Человек  может   открыть   новую  теорию  (в   данном  случае эпистемологию  Поппера),  но  вместе  с  тем  придерживаться  убеждений,  ей противоречащих. Чем глубже теория, тем более вероятен такой исход.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Вы заявляете, что понимаете  теорию Поппера  лучше самого Поппера?

ДЭВИД: Я  не знаю,  да и  мне  нет  до  этого  дела. Почтение,  которое философы  оказывают историческим источникам идей,  весьма извращенно, знаете ли. Мы,  ученые,  не  считаем, что человек, открывший некую теорию, обладает каким-то особым ее пониманием. Напротив,  мы редко обращаемся к оригинальным источникам. Они неизменно устаревают по мере того, как  проблемные ситуации, вызвавшие  их,  преобразуются под влиянием  открытии. Например,  большинство ученых  в области теории  относительности  понимают теорию  Эйнштейна  лучше него. Основатели квантовой теории привели в  полнейший беспорядок  понимание своей собственной теории. Такое непрочное начало не неожиданность,  и, встав на плечи гигантов, возможно, не так уж и трудно увидеть  дальше,  чем видели они. Но в любом случае, гораздо интереснее спорить о том, что есть истина, а не  о том, что думал или не думал какой-то  конкретный мыслитель,  каким  бы великим он ни был.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Хорошо, я согласен. Но одну минуточку, я думаю, что я поторопился, сказав, что вы не постулируете никакой разновидности принципа индукции. Послушайте: вы доказали, что теория о будущем (общепринятая теория гравитации)  более надежна,  чем  другая теория  (предложенная  мной),  даже несмотря  на то, что обе они согласуются со всеми наблюдениями, известными в настоящий момент.  Поскольку  общепринятая теория применима  как к будущему, так и к прошлому, вы доказали высказывание о том, что в отношении гравитации будущее похоже на прошлое. И то же самое будет  верно  всякий раз, когда  вы доказываете надежность теории на основе того, что она  подтверждена.  Далее, чтобы   перейти   от   "подтвержденной"   к   "надежной",   вы   исследовали объяснительную способность  теорий. Таким образом, вы показали, что то,  что мы могли  бы назвать "принципом поиска лучших объяснений", в совокупности  с некоторыми наблюдениями  -- да, и  аргументами -- подразумевает, что будущее во многих отношениях будет похоже на прошлое. А это и есть принцип индукции!

Если ваш "объяснительный  принцип"  неявно  выражает принцип  индукции, значит, логически это и есть  принцип индукции. Так что индуктивизм все-таки истинен, а  принцип индукции  действительно следует постулировать,  явно или неявно, прежде чем мы сможем предсказать будущее.

ДЭВИД:  Дорогой мой! Этот индуктивизм - действительно страшная болезнь. После ремиссии, длившейся несколько секунд, болезнь обострилась еще сильнее.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:   Рационализм  Поппера   точно   также  оправдывает "переход на  личности" вместо разумных аргументов? Я спрашиваю только, чтобы получить информацию.

ДЭВИД: Прошу прощения.  Позвольте мне обратиться непосредственно к сути вашего высказывания. Да, я  доказал  утверждение о будущем. Вы говорите, что это означает, что  "будущее похоже на прошлое".  Ну, если  не задумываться о сути,  да, так  как  любая теория о будущем  утверждала бы, что  в некотором смысле  будущее похоже  на прошлое. Но это заключение, что будущее похоже на прошлое, не есть искомый принцип индукции, поскольку из него  мы не можем ни вывести, ни доказать ни  одну теорию или предсказание относительно будущего. Например, мы не  смогли  бы им воспользоваться,  чтобы  отличить вашу теорию гравитации от общепринятой, так как и та, и другая по-своему утверждают, что будущее похоже на прошлое.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Разве  мы  не  можем вывести  из  "объяснительного принципа"  некую  разновидность  принципа индукции,  которую  можно  было бы использовать для отбора теорий? Как насчет:  "если необъясненная аномалия не имела места в прошлом, то ее присутствие в будущем невероятно"?

ДЭВИД: Нет, наше  доказательство не зависит  от того, имела  ли место в прошлом какая-то  конкретная  аномалия. Оно  связано  с  тем, существует  ли объяснение существования этой аномалии.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Хорошо.  Тогда  я сформулирую  поточнее:  "если  в настоящее время не  существует  объяснительной теории,  предсказывающей, что конкретная  аномалия будет  иметь место в будущем, то маловероятно,  что она будет иметь место в будущем".

ДЭВИД: В принципе это может быть и так. Лично я согласен с этим. Однако это не разновидность того,  что "будущее вероятно будет похоже  на прошлое". Более того, пытаясь максимально приблизить  этот  принцип к такому виду,  вы ограничили  его  случаями  "в  настоящем",  "в будущем" и "аномалия". Но его истинность  не  уменьшается  и  без  этих специализаций.  Это  просто  общее утверждение относительно эффективности аргумента. Короче, если не существует аргумента в  пользу какого-то постулата,  значит,  этот  постулат ненадежен. Прошлое, настоящее или будущее. Аномалия или не аномалия. Период.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Понятно.

ДЭВИД:  В  понятиях  "рационального  аргумента"  или  "объяснения"  нет ничего,  что как-то особенно связывало  бы будущее с прошлым. Не постулируют "похожесть" чего-либо на  что-либо. И даже  если  бы  это сделали, это бы не помогло. Говоря на обыденном языке, само понятие "объяснения" подразумевает, что  будущее "похоже на прошлое", но,  тем  не менее, оно не  имеет  в  виду ничего особенного относительно будущего, а потому,  это не принцип индукции. Принципа индукции не существует. Не существует и процесса индукции. Никто не пользуется ими или чем-то похожим. И больше  не существует задачи  индукции. Теперь это ясно?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Да.  Мне нужно  немного времени, чтобы привести  в порядок свое мировоззрение.

ДЭВИД:   Я  думаю,  вам  поможет  более  подробное  рассмотрение  вашей альтернативной "теории гравитации".

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: ...

ДЭВИД:  Как  мы  решили,  ваша  теория  объективно  состоит  из  теории гравитации    (общепринятой    теории),    модифицированной    необъясненным предсказанием  относительно меня. Он  гласит,  что, потеряв  опору,  я  буду парить.  "Потеря  опоры"  означает  "отсутствие воздействия  на  меня  силы, направленной вверх", таким образом, предложение заключается в том,  что я не буду воспринимать "силу" гравитации, которая, в  противном случае,  потянула бы меня вниз. Но  в соответствии с общей теорией относительности, гравитация --  это  не  сила, а  проявление  искривленности  пространства-времени.  Эта искривленность  объясняет,  почему  предметы, не  имеющие опоры,  как я  или Земля,  со  временем приближаются  друг  к  другу.  Следовательно,  в  свете современной  физики  ваша  теория,  по-видимому,  утверждает,  что  на  меня воздействует  направленная вверх сила, которая  необходима, чтобы удерживать меня на постоянном  расстоянии от Земли. Но  откуда берется эта сила, и  как она  себя ведет? Например, что такое "постоянное расстояние"? Если бы  Земля начала двигаться вниз, отреагировал бы я мгновенно, чтобы остаться на той же высоте (что  допустило  бы связь  более  быструю,  чем  скорость света,  что противоречит другому принципу относительности) или  информация  о  том,  где находится Земля, сначала достигла  бы меня со  скоростью света? Если так, то что переносит эту информацию? Если  это новый вид волны, испускаемой Землей, то  каким  уравнениям  он подчиняется? Переносит ли он  энергию?  Каково его квантово-механическое  поведение?  Или   я  особым  образом  отреагирую   на существующие волны, например, световые? В этом случае исчезнет ли  аномалия, если между  мной и Землей поместить  светонепроницаемую  перегородку?  Да  и разве Земля большей частью не светонепроницаема? Где начинается "Земля": что определяет поверхность над которой я должен парить?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: ...

ДЭВИД:  Коли на  то пошло, что определяет то, где  начинаюсь я? Если  я буду держать тяжелый предмет,  он тоже будет парить? Если так, то самолет, в котором я летел, мог бы выключить двигатели  и аварии бы  не  произошло. Что следует  считать "держанием"? Упадет  ли самолет, если я вдруг  отпущу ручки кресла? А если это воздействие не распространяется на вещи, которые я держу, то как  быть с моей  одеждой? Она потянет меня вниз и в конце концов погубит меня, если я спрыгну с башни? А как насчет последнего обеда?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: ...

ДЭВИД: Я мог бы продолжать до бесконечности. Суть в том, что чем дольше мы  рассматриваем  последствия  предложенной  вами аномалии,  тем больше  мы находим вопросов, на которые нет ответов.  И  дело даже  не  в том, что ваша теория не закончена.  Эти вопросы -- дилеммы. Как бы на них не ответили, они создают новые задачи и тем самым портят удовлетворительные объяснения других явлений.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: ...

ДЭВИД: Таким  образом, ваш  дополнительный постулат  является не просто излишним,  а  положительно  плохим.  В  общем  случае,  извращенные,  но  не опровергнутые   теории,  которые  могут  быть  предложены   без  подготовки, распадаются  на  две  категории.  Одна  -- это  теории  которые  постулируют ненаблюдаемые  категории,  как частицы,  невзаимодействующие с любой  другой материей.  Их  можно отвергнуть за  то, что  они  ничего не  решают ("бритва Оккама",  если хотите). А есть теории, подобные вашей, которые предсказывают необъясненные  наблюдаемые  аномалии.  Их можно  отвергнуть за то,  что  они ничего не решают и портят существующие решения. Поспешу добавить, что они не конфликтуют   с  существующими  объяснениями.  Они   лишают   объяснительной способности  существующие теории, утверждая,  что  предсказания  этих теорий имеют исключения, но не объясняя, почему.  Нельзя просто сказать: "геометрия пространства-времени сводит  вместе  объекты,  лишенные  опоры, если  только одним  из  них  не  является  Дэвид, в  этом  случае  она никак  на  них  не воздействует".    И   неважно,    объясняется   ли    гравитация   кривизной пространства-времени  или  чем-то  другим.  Просто  сравните  свою  теорию с совершенно  обоснованным  утверждением,  что  перо  будет  парить,  медленно спускаясь вниз, потому что к нему действительно будет  приложена достаточная направленная вверх сила  со стороны  воздуха. Это  утверждение  -- следствие нашей существующей объяснительной теории о том, что такое воздух, поэтому, в отличие от вашей теории, оно не вызывает появления новой задачи.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Я понимаю это. Вы не могли бы помочь мне привести в порядок мое мировоззрение?

ДЭВИД: Вы читали мою книгу Структура реальности7.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Я собираюсь это сделать, но сейчас я прошу помощи в разрешении весьма специфического затруднения.

ДЭВИД: Я вас слушаю.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Сложность в следующем. Когда я вспоминаю наш с вами разговор, я полностью убежден, что ваше предсказание того,  что  произойдет, если  вы или  я спрыгнем  с башни,  не было  выведено  из  такой индуктивной гипотезы, как "будущее похоже на прошлое". Но возвращаясь и осмысливая общую логику  ситуации,  я боюсь, что по-прежнему не  понимаю,  как это  возможно. Рассмотрим  сырье для доказательства. Первоначально я  допустил, что прошлые наблюдения  и дедуктивная логика -- это  просто сырье. Затем я  признал, что важна и текущая проблемная ситуация, потому что нам необходимо доказать свою теорию, как более надежную по сравнению  с ее существующими конкурентами.  А потом  мне  пришлось  учесть,  что огромные  классы теорий можно исключить с помощью  одного только аргумента, потому что  они представляют собой  плохие объяснения, и что принципы рациональности можно включить уже в сырье. Чего я не могу понять,  так  это  того, как из этого  сырья -- прошлых  наблюдений, настоящих проблемных ситуаций  и вечных принципов логики  и  рациональности, которые  не  доказывают   выводы  из  прошлого  в  будущее   --   появляется доказательство  будущих  предсказаний.   Кажется,   что   здесь  не  хватает логического звена. Мы где-то делаем скрытое допущение?

ДЭВИД: Нет, с логикой все в порядке. То, что вы  называете "сырьем", на самом  деле  уже  содержит  утверждения  о  будущем. Лучшие из  существующих теорий, от  которых нельзя легко отказаться,  потому что они решают  задачи, уже содержат предсказания относительно будущего.  И  эти предсказания нельзя отделить от остального содержания теорий,  что  вы пытались сделать,  потому что  в этом случае будет испорчена  объяснительная способность  этих теорий. Следовательно, любая новая  теория, которую  мы предлагаем, должна быть либо согласована с  существующими теориями,  содержащими некоторые намеки  на то, что  может  сказать о  будущем  новая теория, либо она должна  противоречить некоторым существующим теориям, но  обращаться  к задачам,  поставленным ею, давая  альтернативные  объяснения,  которые вновь  ограничивают  то, что она может сказать о будущем.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:   Таким  образом,  у   нас  нет  никакого  принципа рассуждения, который говорит, что будущее будет похоже  на прошлое, но у нас есть фактические теории, которые это утверждают. А есть ли у нас фактические теории,  которые  неявно  содержат  ограниченную  разновидность индуктивного принципа?

ДЭВИД: Нет. Наши теории просто утверждают что-то относительно будущего. Поверхностно любая теория о будущем неявно содержит то, что будущее каким-то образом будет  "похоже на прошлое".  Но  мы  узнаем,  в каком отношении,  по утверждению  теории, будущее будет Похоже на прошлое, только тогда,  когда у нас есть эта теория. Точно так  же вы могли бы  сказать, что поскольку  наши теории  считают,  что   определенные  черты  реальности  одинаковы  во  всем космическом  пространстве,  они  неявно  содержат "пространственный  принцип индукции"  относительно того, что "ближнее  похоже на дальнее". Мне хотелось бы выделить, что в любом практическом смысле слова "похожий"  наши настоящие теории  говорят,  что  будущее   не  будет  похоже  на  прошлое.   Например, космологическое   "Большое  Сжатие"  (повторное   разрушение   вселенной  до превращения  в  отдельную  точку)  --  это  событие,  которое  предсказывают некоторые  космологи,  но  которое  во  всех  физических  смыслах  настолько маловероятно в настоящее время, насколько это только возможно. Сами  законы, исходя из которых мы предсказываем его появление, к этому неприменимы.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: В этом я  убедился. Попробую использовать последний аргумент.  Мы видели, что  будущие  предсказания  можно  доказать,  взывая к принципам рациональности. А что доказывает  их? Они же как-никак не являются чисто логическими  истинами. Поэтому возможны два варианта: они либо тоже не доказаны; либо доказаны  с помощью каких-то еще неизвестных средств. В любом случае  доказательство здесь отсутствует. Я уже  не подозреваю здесь скрытую задачу индукции.  Тем не менее, уничтожив задачу индукции, не открыли ли  мы под ней  другую фундаментальную задачу,  которая тоже связана  с отсутствием доказательств?

ДЭВИД:  Что доказывает  принципы  рациональности? Как обычно, аргумент. Что, например,  оправдывает то, что мы полагаемся  на законы дедукции, кроме того, что любая  попытка доказать их логически должна вести либо к порочному кругу,  либо  к  бесконечной регрессии?  Они  доказаны, потому  что  заменой законов дедукции невозможно улучшить ни одно объяснение.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: По-моему, это не слишком надежная основа для чистой логики.

ДЭВИД: Она не абсолютна надежна. И нам не следует ожидать этого от нее, поскольку  логическое  рассуждение  --  процесс  не  менее  физический,  чем рассуждение  научное,  а потому ему  присуща ошибочность.  Законы  логики не самоочевидны. Есть  люди,  "математические интуитивисты", которые оспаривают традиционные  законы дедукции (логические "правила вывода"). Я вернусь к  их странному  мировоззрению  в  главе  10   Структуры   реальности.  Невозможно доказать,  что они ошибаются,  но я приведу  доводы в пользу  того, что  они ошибаются, и я уверен, что мой аргумент оправдывает этот вывод.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Тогда,  значит,  вы  считаете, что  не  существует "задачи дедукции"?

ДЭВИД: Нет. Я не думаю, что при обычных способах доказательства выводов в науке,  философии  или  математике  может  возникнуть  какая-либо  задача. Однако, интересен  тот факт,  что физическая  вселенная допускает  процессы, создающие знание о  самой себе и о других вещах. Мы разумно можем попытаться объяснить  этот факт точно так же, как объясняем другие физические факты, то есть через объяснительные теории. В  главе 6 Структуры реальности вы видели, что я считаю принцип Тьюринга уместной в данном случае  теорией.  Он гласит, что можно  построить  генератор  виртуальной реальности, репертуар  которого содержит каждую физически  возможную среду. Если принцип  Тьюринга  является физическим  законом,  что  я  доказал,  значит,  мы  не  должны  удивляться, обнаружив,  что  можем создавать точные  теории о реальности, потому что это просто виртуальная  реальность  в действии.  Как  факт  возможности  паровых двигателей  --  непосредственное  выражение  принципов термодинамики,  так и факт, что человеческий разум способен  создавать знание, -- непосредственное выражение принципа Тьюринга.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  Но  откуда  нам  известно  об  истинности принципа Тьюринга?

ДЭВИД: Конечно,  это нам неизвестно... Но вы  боитесь,  что  если мы не сможем  доказать  принцип Тьюринга,  то опять потеряем  оправдание того, что полагаемся на научные предсказания?

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Э, да.

ДЭВИД: Но мы уже  перешли к совсем другому вопросу! Сейчас мы обсуждаем очевидный факт о  физической реальности,  а  именно, что  она  может  давать надежные предсказания  о  самой себе. Мы пытаемся объяснить этот факт, чтобы поместить его в те же рамки, в которых находятся все остальные известные нам факты.  Я говорил о том,  что,  возможно, здесь действует определенный закон физики.  Но если я ошибался, на самом деле, даже если бы  мы совсем не могли объяснить  это замечательное свойство реальности, это ни на йоту не повлияло бы на  доказательство любой  научной  теории. Поскольку  это  ни  на йоту не ухудшило бы объяснения такой теории.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ:  У  меня  закончились   аргументы.   Мой  интеллект убежден. Тем не менее,  я  должен сознаться, что все еще чувствую нечто, что могу описать как "эмоциональное сомнение".

ДЭВИД:  Возможно,  вам  поможет  мое  последнее  замечание,  не  о  тех специфических  аргументах,   о  которых  вы  говорили,   а   о  неправильном представлении,  лежащем  в  основе   многих  из  них.  Вы  знаете,  что  это неправильное  представление,  но,  возможно,  вы  еще  не  включили  в  свое мировоззрение следствия этого. Может быть, именно это и является  источником вашего "эмоционального сомнения".

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Продолжайте.

ДЭВИД:   Неправильное  представление  о  самой   природе   аргумента  и объяснения.  Кажется, что вы допускаете, что аргументы и объяснения, которые оправдывают  действия  в  соответствии с  конкретной  теорией,  имеют  форму математических доказательств, направленных  от допущений к выводам. Вы ищете "сырье"  (аксиомы), из  которого  мы  делаем  выводы  (теоремы).  Логическая структура   такого   типа,   связанная  с  каждым   удачным  аргументом  или объяснением,   действительно  существует.   Но  процесс  доказательства   не начинается с  "аксиом"  и не  заканчивается "выводом". Он скорее  начинается где-то  посредине  с  варианта,  изобилующего  несоответствиями,  пробелами, неопределенностями  и  неуместными выкладками. Все эти недостатки подвергают критике.  Делаются  попытки  заменить   ошибочные  теории.  Теории,  которые критикуют  и  заменяют, обычно содержат некоторые аксиомы. Поэтому  ошибочно полагать, что доказательство начинается с теорий, которые, в конечном итоге, служат его "аксиомами",  или  что  эти  теории  оправдывают  доказательство. Доказательство заканчивается  --  экспериментально -- когда кажется, что оно показало  удовлетворительность  связанного   с   ним  объяснения.   Принятые "аксиомы" не являются окончательными  и неоспоримыми убеждениями. Это просто экспериментальные объяснительные теории.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Понятно.  Доказательство -- это  нечто, отличное от дедукции и несуществующей индукции. Оно ни на чем не основывается и ничем не оправдывается. Да этого и не нужно, потому что  его  цель --  решать задачи, показать, что данное объяснение решает данную задачу.

ДЭВИД: Добро пожаловать в нашу компанию.

ЭКС-ИНДУКТИВИСТ:  Все  эти годы я чувствовал себя так уверенно в  своей великой  Задаче.  Я чувствовал себя настолько  выше  древних индуктивистов и выскочки Поппера.  И все это время я сам  был крипто-индуктивистом,  даже не подозревая этого! Индуктивизм -- действительно болезнь. Он ослепляет.

ДЭВИД: Не  судите себя  слишком  строго. Теперь  вы излечились. Если бы только всех остальных больных можно  было излечить столь же легко с  помощью простого аргумента!

ЭКС-ИНДУКТИВИСТ: Но как я мог  быть столь слеп? Только  подумать, что я как-то номинировал Поппера на Дерридовскую премию  за Нелепые  Утверждения в то время, как он решил задачу индукции!  О mea  culpa! Спаси нас Бог, ибо мы сожгли  святого!  Мне  ужасно  стыдно.  Я  не  вижу иного  выхода, кроме как спрыгнуть с башни.

ДЭВИД: Я  уверен,  что  в  этом нет  необходимости.  Мы,  последователи Поппера,  считаем,  что  вместо  нас  должны  умирать  наши  теории.  Просто выбросите с башни индуктивизм.

ЭКС-ИНДУКТИВИСТ: Так я и сделаю!

ТЕРМИНОЛОГИЯ

Крипто-индуктивист  -  человек, который  считает,  что необоснованность индуктивного рассуждения поднимает  серьезную философскую задачу,  а именно, как оправдать го, что мы полагаемся на научные теории.