Иоахим Иеремиас

БОГОСЛОВИЕ НОВОГО ЗАВЕТА

К оглавлению

Глава 6

Самосознание Иисуса¹⁰⁶¹

Как мы установили вначале (гл. 2), выступлению Иисуса с радостной вестью предшествовало призвание, предположительно совершившееся во время его крещения. С этого момента Иисус считал себя призванным приобщить других к тому знанию о Боге, которое выпало на его долю. Имея эту задачу, Иисус видел, что он - один из посланцев Бога; однако наша попытка воссоздать содержание его проповеди показала, что он сознавал свои полномочия как выходящие за рамки пророчества. Ибо когда Иисус провозглашал, что с его приходом начались эра спасения и одоление сатаны (гл. 3); когда решение за или против Бога и оправдание на последнем суде он связывал исключительно с послушанием его слову (гл. 4); когда следование за собой он характеризовал как истинную жизнь, противопоставлял Торе новое божественное право и провозглашал через своих посланцев начало эры спасения (гл. 5); короче говоря, когда он показывал, что его провозвестие и его действия - это осуществление эсхатологического спасения, то такое понимание своей миссии уже не укладывается в понятие пророчества. Скорее все это показывает, что Иисус сознавал себя несущим спасение.

§ 22. Несущий спасение
1. Эмфатическое έγώ

Было бы ошибкой думать, что осознание Иисусом величия своей миссии и притязание на авторитет очевиднее всего проявляются в тех местах, где употребляется мессианский титул. Как раз наоборот: опора на тематический указатель и в этом случае является источником ошибок. Титулы могли быть введены позднее. Вместе с тем очень часто та же цель достигается и без использования титула. Так, для описания соответствующих его миссии полномочий Иисус охотно пользуется символическими образами спасителя, которые соотносятся с обсуждавшимися на с. 191-193 символическими определениями общины. Он называет себя посланцем Божьим, который зовет на праздничный пир (Мк 2,17 пар.), врачевателем больных (там же), пастырем (Мк 14,27сл пар.; Ин 10), строителем храма Божьего (Мк 14,58 пар.; Мф 16,18) и хозяином дома, собирающим familia Dei за своим столом (Мф 10,24сл; Лк 22,29сл).

На языке символов эти образы означают, что тот, о ком идет речь, несет спасение, и все они имеют эсхатологическое звучание. Так как первохристианская Церковь заменяет их титулами, можно даже сформулировать следующее правило: в то время как христологические титулы в евангелиях, за единственным исключением, имеют послепасхальное происхождение¹⁰⁶², указанные выше образы с большой вероятностью являются допасхальными.

Еще яснее, чем в символических образах, самосознание Иисуса выражается эмфатический έγώ [я], которое необычайно часто встречается в его речениях, причем в равной мере как в синоптических евангелиях, так и в Евангелии от Иоанна. Оно обнаруживается не только в высказываниях Иисуса о его миссии, как, например, в Мф 5,17, но пронизывает всю его проповедь. Заметнее всего это эмфатическое έγώ выступает в шести антитезах Мф 5,21-48.

В принадлежности антитез Иисусу, по крайней мере их схемы (ήκούσατε ότι έρρέθη - έγώ δέ λέγω ύμΐν [вы слышали, что было сказано. - а я говорю вам]), можно не сомневаться, так как они не имеют параллелей ни в еврейских, ни в первохристианских текстах. Вопрос заключается лишь в том, все ли шесть антитез изначально были построены по такой схеме, или некоторым из них эта форма была придана впоследствии. Действительно, многие настолько уверены, что 3, 5 и 6-я антитезы представляют собой вторичные образования, что не считают нужным дать себе труд проверить аргументацию, которая включает три типа наблюдений: литературно-критические, содержательные и формальные. С литературно-критической точки зрения обращает на себя внимание то, что 3, 5 и 6-я антитезы (Мф 5,31сл.38сл.43сл) в параллельных местах предания приводятся без этой антитетической схемы; отсюда делается вывод, что в этих случаях форма антитезы - это имитация и что только 1, 2 и 4-я антитезы приведены в своей первоначальной литературной форме. Подтверждение правильности такого разделения усматривают в том, что в 3, 5 и 6-й антитезах Тора радикально отменяется, а в 1, 2 и 4-й ее требования лишь повышаются. Наконец, с формальной точки зрения отмечается, что только в 1, 2 и 4-й антитезах первый тезис дан в отрицательной форме и, кроме того, 3, 5 и 6-я антитезы выпадают из ряда вследствие своей «машалеобразной формы» и «широты разработки темы»¹⁰⁶³.

Между тем при ближайшем рассмотрении оказывается, что все три аргумента в пользу разделения антитез на две группы не имеют под собой реальной почвы. Литературно-критический аргумент, согласно которому 3, 5 и 6-я антитезы якобы отличаются от 1, 2 и 4-й тем, что они передаются также и без соблюдения схемы противопоставления, справедлив только в отношении 3-й антитезы, ибо для 5-й, которая (как показывает уже переход от множественного числа в ст. 38-39а к единственному в ст. 39б-42) первоначально оканчивалась стихами 5,38-39а, вообще не существует никаких параллелей¹⁰⁶⁴; что же касается 6-й антитезы, то в άλλά [но] Лк 6,27 слышится первоначальное противопоставление. Таким образом, только запрещение развода передается в двух редакциях: как с противопоставлением (Мф 5,31сл), так и без него (Мк 10,11сл; Лк 16,18). Констатация того, что 5-я антитеза первоначально включала в себя только текст Мф 5,38-39а, опровергает и другой аргумент, согласно которому 1, 2 и 4-я антитезы отличаются от остальных тем, что они приводятся лишь Матфеем¹⁰⁶⁵: то же самое относится и к 5-й антитезе. Наконец, утверждалось, что 1, 2 и 4-я, т.е. «подлинные», антитезы составляют единое целое, потому что они ссылаются на Декалог¹⁰⁶⁶; однако это едва ли можно сказать о 4-й антитезе.

Содержательная аргументация, проводящая различие между первоначальными антитезами, в которых требования Торы только повышаются (1, 2 и 4-я), и вторичными образованиями, в которых Тора упраздняется (3, 5 и 6-я), неосновательна, так как при этом не замечают, что в 4-й антитезе (запрещение клятвы) требование Торы не повышается, а упраздняется и что, напротив, в 6-й антитезе (заповедь любви к врагам) Тора не упраздняется, а ужесточается. Ведь слова καί μισήσεις τόν έχθρόν σου в первом тезисе 6-й антитезы содержат все-таки не «заповедь» ненависти к врагу («ты должен ненавидеть своего врага»), которую бы Иисус отменил, а отсутствующую в Ветхом Завете популярную оговорку к заповеди любви («своего противника можешь не любить»¹⁰⁶⁷), которую Иисус не допускает. Если уж проводить различие между ужесточением и отменой предписаний Торы, то мы должны сказать: 1, 2 и 6-я антитезы ужесточают Тору, а 3, 4 и 5-я - отменяют.

Наконец, что касается формальной аргументации, согласно которой только в 1, 2 и 4-й антитезах предписания Торы представлены в негативной форме, - то это утверждение неточно сформулировано: только 1-я и 2-я антитезы содержат в первом тезисе запрет; что же касается остальных, то в 3-й и 5-й антитезах на этом месте стоит заповедь, а в 4-й и 6-й - противопоставление. «Машалеобразную форму», как бы ее ни определять, следует признать также и в 4-й антитезе - коль скоро мы находим ее в 3, 5 и 6-й, а «широту разработки темы, превращающую антитезу в законоположение», можно, пожалуй, констатировать в 6-й, с большой натяжкой - в 3-й, но никак не в 5-й антитезе, которая, как мы видели, оканчивается стихами 38-39а. Кроме того, при рассмотрении особенностей формы в антитезах обнаруживаются еще и другие различия, которые опять-таки не подтверждают классификацию (1.2.4/3.5.6). Так, антитезы 1-3 имеют причастную, 4-я и 5-я - инфинитивную, 6-я - императивную форму; далее, только в 1-й и 4-й антитезах вступление имеет полную форму: ήκούσατε ότι έρρέθη τοίς άρχαίος [вы слышали, что было сказано древним], во 2, 5 и 6-й отсутствует τοίς αρχαίος [древним], а в 3-й остается только έρρέθη δέ [было сказано также]. Наконец, в 1, 4 и 6-й антитезах ветхозаветные цитаты расширяются путем добавлений. Тот факт, что 3, 5 и 6-я антитезы так сильно отличаются друг от друга по форме, не подтверждает предположение, что антитетическая схема искусственно наложена на них «по образцу антитетических конструкций ст. 21 cл, ст. 27сл, ст. 33-37»¹⁰⁶⁸.

В заключение следует сказать, что исключительное многообразие форм шести антитез, среди которых ни одна не повторяет полностью другую¹⁰⁶⁹, говорит не о наличии двух групп антитез, а о собрании разных вариантов предания, сформулированных в форме антитез¹⁰⁷⁰.

Тот, кто произносит слова έγώ δέ λέγω ύμίν [а я говорю вам], претендует не только на то, чтобы, подобно Учителю праведности, по праву быть истолкователем Торы; он обладает и беспримерной отвагой революционера, становящегося в оппозицию к Торе. Он пришел, чтобы «осуществить во всей полноте» (Мф 5,17).

Кроме того, это говорящее о сознавании своих полномочий έγώ - опять-таки не имеющее параллелей в окружавшей Иисуса среде и потому весьма необычное для его современников¹⁰⁷¹ - мы находим в повелительных словах рассказов об исцелении (Мк 9,25 έγώ έπιτάσσω σοι [Я повелеваю тебе]; ср. Мк 2,11 пар. σοί λέγω [тебе говорю]), далее, в словах напутствия (как, например, Мф 10,16 ίδού έγώ αποστέλλω ύμάς [вот, я посылаю вас])¹⁰⁷² и ободрения (например, Лк 22,32 έγώ δέ έδεήθηυ περί σού [но я молился о тебе]). Это έγώ соединяется с άμήν и тем самым претендует на выражение божественных полномочий¹⁰⁷³; оно притязает на двойную царственную εξουσία [власть] Бога, а именно власть миловать и власть устанавливать законы. Оно требует исключительной преданности, превышающей все остальные привязанности, включая привязанность к матери и отцу (Мф 10,37 пар. Лк 14,26). Оно утверждает, что признание себя последователем Иисуса является решающим для спасения (Мф 10,32сл пар.)¹⁰⁷⁴. Оно прямо-таки ставится на место Торы; в иудаизме того времени бытовало изречение: кто слышит слова Торы и делает благие дела, тот строит на твердом основании¹⁰⁷⁵; здесь же говорится: кто слышит мои слова (Мф 7,24-27 пар.). Эмфатическое έγώ означает, что говорящий сознает себя представителем Бога. В те времена говорили: «Кто принимает ученых, тот подобен принимающему Шхину»¹⁰⁷⁶. Логия Иисуса с лестничным параллелизмом, неполным отрицанием и перифразой имени Бога в форме причастия отталкивается от этого тезиса, но так, что место ученых занимает эмфатическое έγώ: «Кто меня принимает, не меня принимает, но пославшего меня» (Мк 9,37, неоднократно повторяется; Мф 10,40; Лк 9,48 ср. 10,16; Ин12,44; 13,20)¹⁰⁷⁷. В трех притчах о потерянном (Лк 15), в притче о добром работодателе (Мф 20,1-15) и притче о двух молящихся (Лк 18,9-14) Иисус оправдывает свое поведение поведением Бога; он действует так, как если бы он был заместителем Бога¹⁰⁷⁸. При этом, однако, его подчинение воле Божьей остается непоколебимым (Мк 14,36 пар.). Это эмфатическое έγώ проходит через все речения Иисуса, дошедшие до нас в предании. Оно неустранимо с литературно-критической точки зрения и не имеет параллелей в окружавшей Иисуса среде.

О притязании Иисуса на высшие полномочия свидетельствуют не только его слова; косвенно об этом говорит и его распятие на кресте. Распятие было наказанием для рабов, однако римляне применяли его и к бунтовщикам из порабощенных народов. Иисус был казнен как мятежник, нарушитель спокойствия в стране - это однозначно следует как из написанного на кресте титула (Мк 15,26 пар.)¹⁰⁷⁹, так и из того, что римские солдаты перед казнью издевались над ним как над шутовским царем, пародируя преступление, в котором его обвиняли¹⁰⁸⁰. Таким образом, насмешки и титул подтверждают сообщения о судебном разбирательстве у Пилата - Иисус был казнен, потому что его обвинили в мессианских притязаниях. Но для такого обвинения должны были быть (как это обычно и бывает) какие-то основания в его деятельности.

Наконец, в пользу того, что Иисус считал себя несущим спасение, говорит и вера первохристианской общины в его мессианство. Община с самого начала видела в Иисусе Мессию. Возникновение этой веры без допасхальной предыстории едва ли можно себе представить, так как из веры в воскресение ее нельзя вывести по двум причинам. Вера в воскресение убитого посланца Божьего никоим образом не означает веру в его мессианство (ср. Мк 6,16), а распятие Мессии на кресте - это настолько чудовищный скандал¹⁰⁸¹, что трудно представить, чтобы община сама нанесла себе этот удар.

Таким образом, провозвестие Иисуса невозможно свести только к провозглашению Василии. Если сам он считал себя несущим спасение, это значит, что самосвидетельство было составной частью возвещаемой им радостной вести¹⁰⁸². При каких обстоятельствах он об этом говорил?

2. Публичное провозвестие и наставление учеников

Синоптики делят речения Иисуса на две чередующиеся группы: те, которые произносятся публично или обращены к противникам, и те, которые предназначены только ученикам. В Евангелии от Иоанна тоже есть такое разделение, только здесь за долгим периодом публичного провозвестия Иисуса (гл. 1-12) следует - в последние дни перед страстными событиями - поучение, ограниченное кругом учеников (гл. 13-17). Правда, критический анализ показывает, что содержащиеся в евангелиях сведения о слушателях нередко представляют собой редакционные добавления и часто не соответствуют действительности¹⁰⁸³. В этом нет ничего неожиданного. Можно вновь и вновь наблюдать, в особенности у Луки, сочетание величайшей робости в обращении с речениями Иисуса и столь же большой свободы при воссоздании обрамляющего материала. Поэтому некритическое принятие сведений о слушателях в евангелиях недопустимо. Однако следует предостеречь от излишне скептической оценки возможности определить адресата сказанного Иисусом, поскольку в большинстве случаев по содержанию можно узнать, к кому изначально были обращены та или иная логия, образное выражение или притча. То, что диспуты, к примеру, велись Иисусом с противниками, столь же явно вытекает из их содержания, как и то, что при наставлении посланцев слушателями Иисуса были ученики.

К кому же обращены логии, в которых говорится о полномочиях Иисуса? Слова о полномочиях встречаются в обеих группах: как в публичном провозвестии, так и в наставлении учеников. Они различаются лишь тем, насколько они понятны слушателям.

ύμΐν τό μυστήριον δέδοται τής βασιλείας τού θεού^.

έκείνοις δέ τοΐς έξω έν παραβολαΐς τά πάντα γίνεται,

ίνα βλέποντες βλέπωσιν καί μή ϊδωσιν,

καί άκούοντες άκούωσιν καί μή συνιώσιν,

μήποτε έπιστρέψωσιν καί άφέθή αύτοΐς

[Вам дана тайна Царства Божия;

тем же внешним все бывает в притчах,

чтобы они глазами глядели и не увидели,

и слухом слышали и не уразумели,

разве только они обратятся и простится им]

(Мк 4,11сл).

Как мы видели (с. 142), это обособленная логия, которая благодаря слову παραβολή попала в главу, содержащую притчи. Изречение поначалу относилось не к притчам Иисуса, а ко всему провозвестию. Учеников, которым открыта μυστήριον τής βασιλείας τού θεού [тайна Царства Божия]¹⁰⁸⁴, Иисус противопоставляет οί έξω [внешним], которым έν παραβολαΐς τά πάντα γίνεται, т.е. «все представляется загадочным»¹⁰⁸⁵. На это указывают и другие места, например логии Мф 12,25сл пар.; 11,27 пар.; 13,16сл пар. Иными словами: полномочия Иисуса открываются только верующим. Логично поэтому, что те изречения, в которых со всей ясностью говорится о предстоящем страдании и последующем прославлении, относятся к наставлению учеников, т.е. к закрытому для публики провозвестию Иисуса¹⁰⁸⁶.

В древнем иудаизме значение закрытого для публики наставления едва ли можно переоценить¹⁰⁸⁷. Все апокалиптические сочинения - это сочинения, имеющие тайный смысл. Исключительный авторитет книжников держится на том, что они владеют тайным преданием. У ессеев вступающий в общину должен был дать страшную клятву: даже под пытками не отрекаться от тайного учения и хранить тайные писания ордена¹⁰⁸⁸. Эзотерика составляет также смысл ученических кружков в иудаизме того времени: они собираются, чтобы воспринять секретное учение¹⁰⁸⁹. Так и у Иисуса. С помощью обширных таблиц Т.У.Мэнсон показал, что лексика Иисуса в наставлении учеников отличается от лексики дискуссий и публичного провозвестия и это объясняется различием содержания¹⁰⁹⁰. Согласно синоптикам, наставление учеников относительно миссии Иисуса разворачивается в полную силу только после исповедания Петра¹⁰⁹¹.

Итак, в окружавшей Иисуса среде различие между экзотерическим и эзотерическим учениями к тому времени уже полностью сформировалось. Следовательно, и у Иисуса оно не могло казаться странным, напротив, его нужно было ожидать. Это обстоятельство имеет основополагающее значение для понимания его самосвидетельства. Подробнее об этом пойдет речь в двух следующих параграфах.