Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Российская империя в 20 в.
К оглавлению
1.4. Русская православная церковь в Крыму в период хрущевских гонений (1958—1961)
Религиозное возрождение в России вызвало острую тревогу в высших эшелонах власти, рассматривавших православие в качестве альтернативы марксистской идеологии. И в стране снова начались крупномасштабные антицерковные акции.
Началом атаки на религию стало секретное постановление ЦК КПСС от 4 октября 1958 г. «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам "О недостатках научно-атеистической пропаганды"».1
Вскоре последовали новые удары: увеличение налогов, закрытие храмов, жесткая «проработка» верующих.
Эта смена церковного курса отразилась даже на стилистике отчетов. Они стали более сухими, сжатыми: цифры, факты, а весь антураж, технология антирелигиозных операций загоняется в подтекст и лишь иногда обнаруживает себя хлесткими фразами.
В 1959 г. в 10 храмах Крыма перед алтарем погасли лампады — храмы были закрыты.2 Удары прежде всего были нанесены по сельским общинам.
В Найденовке и Садовом «с большинством верующих и с каждым членом двадцатки в отдельности проводилась индивидуальная работа, как агитаторами, так и руководителями колхоза, совхоза, профсоюзных и комсомольских организаций. Привлечены были к этой работе с верующими и члены семей верующих (сын, дочь, брат), давно порвавшие с религией».
«В таком же направлении в 1959 г. ведется работа по распропагандированию верующих и особенно членов церковного совета, двадцаток и ревкомиссий в с. Партизанское, Грушевка, Мускатное, Чистенькое».3
«В деревне все верующие на виду у всех... председатели колхозов и бригадиры более жестко поставили вопрос в отношении использования транспорта для посещения церквей».4
В 1960 г. еще 9 церквей лишились регистрации, и в 9 из 21 районов Крыма храмов совсем не стало.5
В 1960 г. «из состава двадцаток вышло 427 человек и из состава исполнительных органов 49 человек, все это умело использовалось (ну, как себя не похвалить! — Б.К.) в печати и по радио».6
Поводом для закрытия храмов становились раздоры в церковном доме. Чиновник Совета по делам РПЦ уже не пересылал, как раньше, жалобы на священников, старосту и казначея правящему епископу, а использовал их для того, чтобы подлить масла в огонь и развалить приход. В селе Почтовое, к примеру, поругались две женщины-прихожанки. Пожаловалась одна на другую У. И вот уже готов скорый на руку суд: «Священник церкви в с. Почтовое Черкашинов Леонид окрестил ребенка без ведома и согласия родителей — отца коммуниста и матери комсомолки, отпевал умершую на дому, без согласия всех членов семьи, узурпировал права членов ревизионной комиссии... с его согласия и по прямому его указанию в церкви была избита член ревизионной комиссии Осягина, разоблачившая Черкашинова, церковного старосту и казначея в присвоении ими церковных денег... Черкашинов снят с регистрации. Церковь не функционирует. В районе и в частности в с. Почтовое усилена научно-атеистическая пропаганда, главным образом индивидуальная работа с членами церковной двадцатки... Судебный процесс записан на магнитофон и транслируется Крымским радиовещанием».7 Суд приговорил старосту к заключению и частным определением порекомендовал закрыть храм как место раздоров и махинаций. Сказано — сделано.
Храмы закрывались и по «техническим причинам». Механизм был достаточно примитивным, но действенным. По указанию чиновника Совета инженерная комиссия составляла протокол: здание в опасности, к эксплуатации не пригодно. И все. Так были закрыты храмы в Алуште, Ялте, Найденовке, Евпатории... И хотя было очевидно, что дело не в мифических трещинках в фундаменте, У. неизменно переводил стрелки на епархию.
29 ноября 1958 г. святитель обвинил У. в содействии закрытию церквей. «На мой вопрос, где у нас в Крыму закрыты церкви с моей помощью, Лука ответил: в Алупке, Найденовке, Грушевке, Партизанском, Садовом... Я сказал ему — в этих населенных пунктах церкви не закрыты, а в них временно прекращена служба по вине настоятелей, епархиального управления и лично архиепископа Луки, не производившего ряд лет текущий ремонт... я заявил Луке, что никто из нас сейчас не может сказать, что у нас нет еще церквей, находящихся в аварийном состоянии (прозрачный намек на то, что под этим предлогом храмы будут закрываться и в дальнейшем. — Б.К.).
Лука признал свою вину и заявил, что отремонтирует церкви».8
Владыка писал жалобы в Совет по делам РПЦ, в Московскую патриархию, обращался к органам местной власти. По его просьбе из Москвы даже приехали два инженера, обследовали собор в Евпатории. Но финал конфликта был известен заранее, и вот уже бригада рабочих спешно сносит купол.
Среди крымских верующих нашлись свои специалисты, сумевшие вставить несколько спиц в колесо У. Об этих «фанатиках» чиновник оставил скупые строчки: 27 марта 1961 года «были завершены мероприятия по закрытию церкви в пос. Чехово г. Ялты. В ходе проведения указанного мероприятия старший архитектор по охране памятников архитектуры Отдела по делам строительства и архитектуры Крымского Облисполкома Базилева Ольга Ивановна, будучи активной церковницей, явно противодействовала закрытию этой церкви.
Базилева, зная, что указанная церковь не является архитектурным памятником, не поставив в известность уполномоченного, выехала в г. Ялту, где осматривала здание церкви и проверяла прочность кладки стен щупами.
Базилева беседовала со старостой церкви и другими верующими, которым заявила, что церковное здание исправное, может стоять века и закрывать его не следует до решения этого вопроса в Киеве.
В результате таких действий Базилевой архиепископ Лука отменил свое прежнее решение о закрытии церкви, и потребовались большие усилия, чтобы вновь добиться согласия Луки на ее закрытие.
Такую же активную помощь церковникам в возобновлении службы в одной из церквей г. Керчи оказывал в конце 1961 г. инженер-строитель треста Керчьметаллургстрой Чибериков».9
Против лома, как говорится, нет приема. И все же святитель боролся. Скажем, он писал настоятелю молитвенного дома в Ново-Александровке: «1) Вам следует зайти в сельсовет — учреждение, заявившее вам об освобождении помещения, занимаемого под церковь, и заявить о том, что одностороннее расторжение договора недействительно. 2) Немедленно внести страховой взнос депозит при нотариальной конторе. 3) Если бы вдруг явились вывезти церковное имущество, то ключ не давать. 4) Если станут распоряжаться сами, сказать, что запрещается, и немедленно звонить прокурору, просить помощь против самоуправства и в Епархию, чтобы поддержали. На месте составить акт о произведенном самоуправстве».10
После многочисленных жалоб в Москву приехал инспектор Совета по делам РПЦ Пашкин. Но его миссия, как выяснилось очень скоро, свелась к тому, чтобы покрыть темные дела местных чиновников. Это видно из «Докладной записки» проверяющего. «Под предлогом аварийности в 1958 г. запрещена служба в молитвенном доме в г. Алупка. Нужно сказать, что дефектный акт составлен с явным жестким требованием. Например, в акте от 5 октября 1958 г. указано: стены сложены из камня на глиняном растворе, а в справке о технической инвентаризации этого дома, составленной горсоветом 28 мая 1952 г. говорится, что наружные и внутренние стены сложены на извести и состояние их удовлетворительное. Вообще дом по этой инвентаризации признан в удовлетворительном состоянии и за 6 лет он не мог перейти в аварийное состояние.
В беседе с т. Гуськовым на вопрос, не преследовалась ли здесь цель предъявить такое требование к общине с тем расчетом, что она не в состоянии выполнить их и молитвенный дом прекратит свою деятельность, т. Гуськов ответил утвердительно, сказав при этом, что именно они в этом направлении и работали. Это в какой-то степени стало известно архиепископу Луке и дало ему основания писать патриарху жалобу на действия местных органов».
Храм в Алупке, по совету Пашкина, решили закрыть другим путем, а именно заявив, что «община в течении 15 лет незаконно бесплатно им пользовалась, по регистрационным документам общине указанное помещение было передано по типовому договору, который подлежит расторжению».11
Единственное, что сдерживало власти при борьбе с «религиозным дурманом», это боязнь массового возмущения верующих. «Совет нацеливает вас на проведение мероприятий, способствующих ослаблению деятельности духовенства, в то же время не допуская вызова массового недовольства верующих», — инструктировала Москва уполномоченного.12
По требованию властей епархия вынуждена была прекратить дотации слабым приходам и помощь бедным. «Ни дотаций со стороны епархии малодоходным приходам, ни оказания помощи нуждающимся верующим с благотворительной целью не было, что является положительным фактором, тогда как в 1959 году на благотворительную деятельность было епархией израсходовано 182 365 рублей и дотаций слабым приходам было выдано 26 610 руб.», — рапортует У. о проделанной работе.13 А работа шла и вширь, и вглубь, тем более что к ней активно подключились сотрудники «невидимого фронта»: «Большую помощь оказывали работники КГБ. С ними у меня был полный контакт».14
Стремительно сокращается число духовенства — к началу 1961 г. осталось всего 35 человек. И их непрерывно тусуют, как карты в колоде: «При помощи партийных, советских организаций и комиссий содействия Уполномоченному проводилась частая смена священников, что, безусловно, подрывало материальную базу церкви. Например, в церквах города Белогорска, Бахчисарая, Джанкоя сменилось за год по 4 священника».15
За священниками устанавливается тотальная слежка, их телефонные разговоры прослушиваются, письма перлюстрируются. На карандаш берется буквально каждый их шаг. При этом У. не отказывается также от тактики давления на духовенство через епархию. «Всего за 1960 год за нарушение советского законодательства снято с регистрации 10 священников, предупреждено 7 человек, перемещено 7 и наказаны арх. Лукой за разные проступки 8 чел. Таким образом, из 48 священнослужителей по состоянию на 1/1—1960 наказано 32 священнослужителя».16
В ситуации постоянного пресса у многих опускаются руки. Об угнетенном состоянии служителей алтаря свидетельствуют письма: «Священник Фирковский в письме к своей дочери в гор. Луцк 5 января 1961 г. писал: "Церковная жизнь в Крыму пошатнулась крепко, так что сейчас церковные дела скверные. Сегодня служу, а через месяц могу очутиться за бортом и остаться навсегда без службы"».
А вот отрывок из письма священника Филиппова (11 января 1961 г.): «Должен сказать, что обстановка в Крымской епархии весьма тяжелая, и ее нельзя сравнить с ташкентской. Сделал большую ошибку, что взял с собой сразу все имущество, возможно, придется отсюда удирать».17
По Крыму одна за другой прокатывались антирелигиозные волны. Многочисленные авторы газетных статей и радиопередач наперебой доказывали своим читателям и слушателям, что от религии — один вред. «За 1960 год в местных и областных газетах напечатано было на естественнонаучные и научно-атеистические темы 18 статей и фельетонов».18 «В областном и городском музеях организованы передвижные научно-атеистические выставки. При горрайисполкомах в 16 городах и районах созданы комиссии содействия Уполномоченному»19
Упоминавшиеся выше в цитированных документах комиссии содействия уполномоченному появились на новом витке гонений, после закрытого постановления Совета Министров СССР от 16 марта 1961 г. «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах». Они контролировали каждый шаг «церковников», записывали проповеди, занимались доносами, слежкой и т.п. В их компетенцию входила и «индивидуальная работа» с верующими, которая сводилась к добровольно-обязательным «беседам».
Для «отрыва верующих от храма» использовались разные средства: администрирование, шантаж, «культурные» мероприятия. К последним можно отнести начинания советов пенсионеров Симферополя и Севастополя «по вовлечению пенсионеров, поющих в церковных хорах, к участию в клубной художественной самодеятельности».20
Религиозная политика становилась все жестче. Руками патриархии власти провели «церковную реформу», суть которой заключалась в отстранении священников от руководства приходами. В одночасье священник превратился в одного из наемных работников, которого в любой момент могли попросить написать заявление об увольнении. Теперь для проведения нужных мероприятий не требовалось даже формального согласия епархиального управления. Достаточно было дать команду исполнительным органам — и те делали все, что прикажут: и денежки в Фонд мира внесут, и приход закроют.
«В настоящее время исполнительные органы и церковная двадцатка становятся полноправными хозяевами церковных общин. Проходит переоценка (снижение отпускной цены) на свечи, просфоры и др. культовые материалы от 40 до 50%. Также выносятся Постановления исполнительными органами и двадцатками о снижении взносов в епархиальное управление от 30% и выше. Сокращаются платные певчие, а оставшимся певчим снижается их зарплата от 30 до 50%. Эта работа уже закончена в 22 общинах из 27 существующих.
Вся эта большая работа проводится по согласованию с горрайкомами партии, через комиссии содействия уполномоченному Совета».
«В некоторых общинах подбираются более лояльные советской власти верующие. Проведена работа с церковными исполнительными органами и по внесению с текущих счетов церквей некоторых сумм в Фонд мира. Всего 15540 руб. Никакие сборы на эту цель церкви не проводят, а переводят имеющиеся у них в наличии свободные деньги».21
Церковная жизнь Крыма угасала. Последние попытки ее активизации встретили резкое противодействие У.: «Архиепископ Лука дал указание всем священнослужителям и исполнительным органам усилить проповедническую деятельность в церкви и индивидуальную работу с верующими.
Священнослужители, члены церковного совета, члены ревизионной комиссии таких церквей, как в пос. Октябрьском, Советском, Айвазовском, Белогорске, Джанкое, Бахчисарае, развернули активную деятельность, о чем своевременно были поставлены в известность партийные и советские органы, которые и приняли необходимые меры по усилению антирелигиозной пропаганды, разоблачению религии, как реакционной идеологии и ее носителей. Воспользовавшись перерегистрацией церковных исполнительных органов, с моей стороны также были приняты меры к сдерживанию активности церковников, и в этих шести, как указывалось выше, общинах церковные советы и ревкомиссии по моему требованию были переизбраны, а в поселке Октябрьском свящ. Нечаев снят с регистрации, исполнительный орган не зарегистрирован. Переведен Лукой священник из пос. Советский Фирковский. Снят с регистрации священник Джанкойской церкви Марковский. Переведен Лукой и священник Клаас из Бахчисарая в Алушту, а исполнительный орган мною не зарегистрирован. Не зарегистрирован мною исполнительный орган церкви пос. Айвазовского, а священник Дунаев за организацию в церкви сестричества и братства предупрежден».22
После смерти Луки церковная жизнь стала разрушаться еще более стремительно. Новый предстоятель, митрополит Гурий (Егоров), открыто не мог противиться намерениям У., а они сводились к полной ликвидации церкви: «В связи с уменьшением числа приходов целесообразно повести линию на создание условий к ликвидации Крымской епархии».23
После падения Хрущева и свертывания антирелигиозного похода на полуострове осталось только 14 действующих храмов, в которых служили 18 священников и 5 дьяконов.24
Но несмотря на «работу адову», данные статистики свидетельствовали об отсутствии сколько-нибудь значительного сокращения «религиозных пережитков». В самый разгар гонений, в 1961 г., «по данным священников, явно заниженным, исповедывалось 36 850 человек».25 «Малое стадо», о котором говорил в одной из проповедей святитель Лука, продолжало идти своим трудным и радостотворным путем. Обещанная же Н.С. Хрущевым акция — показ «последнего советского попа» по телевизору — с треском провалилась.
Примечания
1. Шкаровский М. Указ. соч. С. 363.
2. Ф. 6991, оп. 1, № 1797, л. I.
3. Ф. 6991, оп. 1, № 1700, л.л. 21, 22.
4. Ф. 6991, оп. 1, № 1700, л. 7.
5. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л.л. 4, 5.
6. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 20.
7. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 14.
8. Ф. 6991, оп. 1, № 1700, л. 17.
9. Ф. 6991, оп. 1, № 1997, л. 12.
10. Ф. 6991, оп. 1, № 1797, л. 29.
11. Ф. 6991, оп. 1, № 1700, л. 45.
12. Ф. 6991, оп. 1, № 1797, л. 13.
13. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 21.
14. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 3.
15. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 4.
16. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 15.
17. Ф. 6991, оп. 1, № 1997, л. 18.
18. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 15.
19. Ф. 6991, оп. 1, № 1997, л. 4.
20. Ф. 6991, оп. 1, № 1997, л. 11.
21. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 41.
22. Ф. 6991, оп. 1, № 1797, л. 7, 8
23. Ф. 6991, оп. 1, № 2096, л. 15.
24. Ф. 6991, оп. 6, № 26, л. 108.
25. Ф. 6991. on. 1, № 1997, л. 13.
Страница 2
Главная страница » Библиотека » Б.Ф. Колымагин. «Крымская экумена: Религиозная жизнь послевоенного Крыма»
Словосочетание «традиционные ценности», широко используемое современными политиками и культурологами, долгое время воспринималось исключительно в негативном аспекте. Мысль о значимости Церкви в контексте культурного строительства с трудом находила отклик в общественном сознании.
Все, что было связано с церковным искусством, будь то иконы, церковное пение, архитектура, да и само богослужение в целом, воспринималось чиновниками Совета как конкуренция тогдашней массовой культуре.
«Если валовой сбор от зрелищных предприятий (кинотеатры, драматические театры, театр кукол и цирк) выразился в 1956 г. в 81010000 руб., то общая сумма поступлений в церковь в 1956 г. — 5448039 руб., или 6,7% к валовому сбору от зрелищных предприятий», — читаем мы в одном из отчетов.1
В этой связи понятно, почему так ревниво власти реагировали на появление новых росписей и хоров, препятствовали реставрационным работам: «Церковный совет Николаевской церкви села Зуя обратился с заявлением — разрешить им надстроить (восстановить) на церкви купол. Архиепископ Лука ходатайство поддержал, в соответствии с разъяснением Совета № 534 от 23/2—54 данная надстройка мною не разрешена.
С аналогичным заявлением обратился церковный Совет Александро-Невского молитвенного дома в пос. Советский разрешить пристроить к зданию молитвенного дома притвор и на нем колокольню, данная постройка мною не была разрешена».2
Регентов и певчих выгоняли с работы, прикрепляли к ним для бесед партийных активистов, грозили лишением пенсии. К примеру, севастопольского регента Е.С. Васильева в 1953 г. перевели на менее оплачиваемую работу. В письме к правящему архиерею он пишет: «Меня в течение последних двух лет неоднократно вызывали сначала в райком, а затем в горком КПСС для морального воздействия для прекращения пения. Более тридцати лет пою в церкви, церковное пение я впитал в свою кровь вместе с молоком матери, это мое любимое и приятное занятие. Никакие уговоры на меня не воздействуют и угрозы не устрашат».3 Несладко приходилось и сотрудничавшим с церковью художникам.
Многие архитектурные памятники Крыма разрушались, несмотря на настойчивые попытки церкви сохранить их для будущих поколений. Так, в Севастополе Братское кладбище «сильно заросло травой, много мусора. Часовня — верх архитектурного искусства — сильно разрушена бомбежкой, не восстанавливается».4
В послевоенные годы был уничтожен древний армянский храм XIV века, стоявший на дороге из Симферополя в Старый Крым. Власти объявили, что здание находится в аварийном состоянии и реконструкции не подлежит. Архиепископ Лука немедленно нашел специалистов, подтвердивших, что храм может служить еще два-три столетия. Несмотря на это, памятник архитектуры был разобран в кратчайшие сроки.
В 1961 г., в разгар гонений, был «утвержден к снятию с учета список бывших церковных зданий в количестве 23, числящихся археологическими и историческими памятниками, так как эти сооружения не имеют ни археологической, ни исторической ценности».5
Власти ревниво следили за тем, чтобы светские праздники не имели никакой конкуренции с праздниками церковными. Поэтому колокольный звон на Первомай и 7 ноября был «не рекомендован», богослужения передвигали на неудобное время, а традиционный новогодний молебен и запрещенное хождение верующих с колядками противопоставляли «культурному» празднованию атеистов: «Во всех городских театрах, клубах, в избах-читальнях, библиотеках устраивались новогодние вечера, вечера вопросов и ответов на естественнонаучные и антирелигиозные темы. Например, интересно провели встречу Нового года жители поселка Нижнегорский.
В районном Доме культуры 31 декабря состоялся праздничный бал-маскарад. В зале стояла красиво убранная елка, зал был украшен снежинками. Комиссия по проведению вечера торжественно встречала гостей, которых зал еле-еле вместил. Среди вечера были проведены игры, аттракционы, конкурс на лучшего певца, чтеца. Коллектив художественной самодеятельности дал большой содержательный концерт.
Особое внимание зрителей привлекло «местное обозрение», составленное учителями школы. В 24 часа был показан оригинальный аттракцион «Выстрел из пушки». В проведенном параде маскарадных костюмов первую премию получил костюм, отражавший развитие в районе садоводства и виноградарства. За исполнение песен и за участие в обозрении были розданы премии. Вечер длился до 4 часов утра.
Все эти мероприятия много отвлекали верующих от молитвенных домов и церквей».6
Церковная культура воспринималась чиновниками от атеизма как абсолютно чуждая советским людям. И все-таки иногда в отчетах встречаются описания, не лишенные некоторого изящества и резко контрастирующие со стилистикой новояза.
Таков, например, рассказ «товарища Жданова» о всенощной под праздник святителя Николая: «Когда началась архиерейская служба, церковь была полна молящимися до отказа; даже на паперти был народ. Из алтаря епископа вели под руки два диакона, вслед шли священники и поставили Луку около паперти. Прислуживали два мальчика в церковных одеждах и старушка. Мне кажется, что вид престарелого, слепого, беспомощного архиепископа произвел на верующих сильное впечатление. Священники, протодиаконы и хор служили до самозабвения».7
Примечания
1. Ф. 6991, оп. 1, № 1596, л. 55.
2. Ф. 6991, оп. 1, № 1139, л. 50.
3. Ф. 6991, оп. 1, № 1032, л. 79.
4. Ф. 6991, оп. 1, № 1389, л. 31.
5. Ф. 6991, оп. 1, № 1897, л. 40.
6. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 30, 31.
7. Ф. 6991, оп. 1, № 1389, л. 36, 37.
