Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Российская империя в 20 в.
К оглавлению
3.5. Разрушение межрелигиозного диалога
В послевоенные годы в Советском Союзе религиозный фактор практически не оказывал влияния на публичную общественную жизнь. Достаточно просмотреть газеты тех лет, чтобы убедиться, что никаких религиозных проблем в СССР не было. Самой религии, впрочем, тоже почти не было. По крайней мере — в качестве фактора, о котором имело смысл говорить в общественных местах и по общественно значимым поводам.
Мир, в котором жили советские официальные власти, был поделен на две части — ту, в которой кипели классовые бои, бушевали националистические страсти и вообще происходило множество всяческих безобразий, и ту, где строили коммунизм, где все любили СССР как свое Отечество, а нарушители, посягающие на братскую семью народов, выполняли задания акул мирового империализма.
Религия, как атрибут старого мира, учитывалась в играх политтехнологов на международной арене. Но в СССР она решительно была выведена за скобки общественного сознания и рассматривалась исключительно в качестве пережитка прошлого.
Это не значило, конечно, что партаппаратчики доверили выстраивание межрелигиозных связей внутри страны самим верующим. Напротив, характер взаимодействия религиозных объединений определялся в кабинетах чиновников. Поэтому неудивительно, что легитимных мест для встречи представителей разных религий было не так уж много — форумы мира, международные конференции по проблемам разоружения и солидарности трудящихся всех стран и подобные им пиар-акции.
Вне международного контекста межрелигиозные контакты не только не приветствовались, но рассматривались как угроза атеистическим устоям. Религиозный компонент, по логике идеологов нового мира, занимал малую часть в сознании советского верующего. Ни о каком серьезном общении на религиозной почве и речи быть не могло.
Тем не менее скрытые формы диалога в СССР существовали. В кухонных посиделках, в кулуарных разговорах и частных письмах обсуждались интересующие определенную часть верующих вопросы. Иногда представители разных конфессий совершали знаковые жесты. Об одном таком жесте мы упоминали выше: когда в середине 50-х годов иудеи Евпатории отчаялись зарегистрировать свою общину, они обратились с письмом к патриарху Алексию, прося у него поддержки.1 В тех суровых условиях патриарх, конечно, мало чем мог помочь. Но важно было само ощущение, что ты не один противостоишь безбожной власти.
Это чувство противостояния сглаживало острые межконфессиональные углы. Однако межрелигиозные трения существовали, и тому было несколько причин. Одна из них имела отношение к истории. Загнанные в культурное гетто «служители культа» во многом механически транслировали традиции, обраставшие всевозможными байками. Старые этноконфессиональные обиды при этом странным образом находили себе дорогу к сердцам в виде мифологем. Отсутствие же духовного образования мешало спокойно отделить правду от вымысла. Так медленно и незаметно под атеистическим прессом росли мифологические цветы зла, давшие о себе знать уже в другую, постсоветскую эпоху.
В отчетах У. содержатся скупые сведения о звучавшем под спудом диалоге. В центре него, без сомнения, находился Лука.
Святитель Лука считал, что не только православные, но и верующие других конфессий сообща могут противостоять духовной деградации общества. В документах Совета по делам религиозных культов сохранился любопытный рассказ о том, как архиепископ в 1948 году «прибыл в молитвенный дом евангельских христиан-баптистов в сопровождении двух монашек и одного священника». «Его приветствовал пресвитер общины Костюков. Лука выступил и заявил, что прибыл к ним как к верующим в единого Бога и что он надеется на распространение веры в народе».2 Немедленно были приняты меры: «За допущение на кафедру архиепископа Луку Костюков предупрежден старшим пресвитером».3
После этого визита архиепископ попытался сходить и к адвентистам. Но уполномоченный Совета был начеку, и у руководства адвентистов желание встретиться отпало.
Особо стоит отметить отношение святителя к католикам. В отчетах сохранился донос одного из священников кафедрального Троицкого собора о том, «что Лука незаконно заставил его причащать католиков... Я волю Луки выполнил только потому, что он, вызвав меня, сказал: "Если ты не будешь исповедовать и причащать католиков, ты мне не нужен, я тебя из собора уволю". Отец Луки, насколько мне известно, был католиком, не лучше его и Лука, поэтому он не случайно окружил себя западниками».4
Лука стремился наладить добрые отношения с католиками и протестантами не только в Крыму. Он пробовал переписываться с заграницей и отправил письмо в Англиканскую церковь. Однако до адресата оно не дошло, попав в руки Г. Карпова. Из этого Лука сделал вывод: «Каждый сверчок знай свой шесток». И перестал писать иностранцам. «Я совершенно не в курсе жизни католической, англиканской, протестантской и других церквей мира», — жалуется владыка.5
Святитель не сводил межрелигиозное общение к христианскому диалогу. Об этом можно судить по такому факту. 27 апреля 1957 года, в день своего восьмидесятилетия, во время праздничного обеда он попросил стенографистку принести поздравительную телеграмму от иудеев. «Лука рассказал, что поздравления еврейская община прислала потому, что он в одной из проповедей сказал о важной миссии еврейского народа».6
Староста симферопольской синагоги Франклах, которого святитель когда-то лечил и спас от смерти, сам приходил поздравить архипастыря в дни церковных празднеств. А когда архиепископ болел, за него даже молились в синагоге.
И все-таки Лука был далек от безбрежного экуменизма. Святитель умел «различать духи», чувствовал, понимал «духовную составляющую» ситуации. И когда вопрос касался прозелитизма, он не боялся резких слов. Не случайно среди проповедей Луки мы можем найти немало антисектантских речей. В одном из разговоров с У. он прямо говорил, что после того как написал ряд проповедей о заблуждениях сектантов и протестантов, «отход от церкви христиан, за исключением Мазанки, меньше, чем в других областях Украины», а после проповедей в Алуште «в лоно РПЦ вернулось много бывших сектантов».7
Приведем несколько примеров прозелитизма. В Саках жили две домохозяйки в одном доме. «Букоенко и Казначеевская знали друг друга еще до войны, но Казначеевская была верующей православной церкви, а Букоенко верующей ЕХБ. Ряд лет шли споры между этими двумя женщинами по религиозным вопросам, каждая доказывала, что ее вера правильная. Но поскольку Букоенко более грамотная и начитанная евангелия, сумела Казначеевскую переубедить и завлечь в молитвенный дом».8
В колхозах «Трудовое согласие» и «Красная нива» Кировского района в 1946 г. существовала нелегальная община ЕХБ. Ее лидер, Болохов, проводил «агитационную работу путем приглашения на собрания колхозников». «Болохов доказывает, что русская православная церковь имеет иконы, на которых нарисованы изображения несуществующих святых. О своей вере убеждает, что наше учение по библейскому и евангельскому учению есть. В результате его агитационной работы, им были вовлечены в общину Г., Л., Ж.», которые ранее были верующими РПЦ.9
Баптисты нередко сравнивали свое вероучение с православным, «говоря, что они верят в невидимого Иисуса Христа, а русская православная вера только в изображения несуществующих ликов святых».10 Православные священники, в свою очередь, обличали ересь протестантизма. И на этом диалогу приходил конец и всплывали всякие исторические неправды, о которых напоминают некоторые записи У.: «Со слов старичков выяснилось, что после революции 1905-07 гг. царские чиновники не преследовали баптистов. Мешали проводить богослужения священники и миссионеры православной церкви. Эти лица приходили на молитвенные собрания и открывали диспуты и споры о пользе икон и по другим вопросам. После революции 1917 г. эти диспуты прекратились».11
В послевоенные годы Московская патриархия, впрочем, пыталась реконструировать дореволюционную миссию, которая по сути своей являлась контрмиссией, направленной на людей, оставивших государственную церковь. В бумагах Совета по делам РПЦ сохранился такой документ: «Синод решением от 21 февраля 1949 года по отчету миссионерского совета за 1948 год предусматривает ряд мероприятий церкви по борьбе с сектантством, в том числе введение института разъездных священников (миссионеров) и издание миссионерской литературы.
Доложить Правительству, что Совет считает предложение Синода неприемлемым, так как проведение указанных мероприятий в борьбе с сектантством вызовет только разжигание религиозности и рознь среди трудящихся на религиозной почве».12
Отрицательный опыт прошлого порой властно вторгался в настоящее и у протестантов, и тогда в словах проповедников слышались отзвуки эпохи религиозных войн. Скажем, адвентист Брова говорил: «В Америке президентом избран католик Кеннеди. Нам, братья и сестры, надо быть готовым ко всему. От католиков хорошего ждать нечего».13
Иногда неправда прошлого всплывала в виде безумия, ложно понятой миссии. В этой связи приведу такой случай. Раввин Богопольский на приеме у У. 23 декабря 1957 г. говорил: «На той неделе к нам на молитвенное собрание приходил один "субботник" и поднял крик, что ему во сне явился Христос и велел передать всем евреям, чтобы они три дня говели, иначе бог всех накажет. Кричал долго, большого труда стоило, чтобы вывести его из синагоги».14
Тонкие «экуменические» связи верующих старообрядческой и православной церкви легко рвались из-за рвения «ревнителей не по разуму». Скажем, в августе 1949 г. во время бракосочетания свящ. Глазов заявил: «Наши люди оставайтесь, а не наши оставьте помещение». Под «не нашими людьми» он подразумевал верующих русской православной церкви. Их в селе Мысовом было около 50 человек.15
И все-таки подобные трения не могли надолго омрачить жизнь религиозных объединений. С началом же хрущевских гонений межрелигиозные разборки потеряли свою актуальность. Люди протестовали против «придурковатого» волюнтаризма партийных чиновников, требовали смягчения антирелигиозной политики. Именно в эти годы вопрос о единстве верующих перед лицом атеистического государства встал со всей остротой. В отчетах уполномоченных тому есть немало подтверждений.
«Старики евреи и верующие караимы договорились между собой об открытии общей синагоги-кенассы, но пока что заявления не подали», — сообщает У. о религиозных делах Евпатории.16
В декабре 1963 г. «один из идеологов пятидесятников-сионистов на сборище группы пятидесятников в г. Симферополе проповедовал, что сейчас необходимо единство всех духовных церквей и группировок, чтобы легче отражать стрелы лукавого, т.е. бороться с органами власти.
В таком же духе высказываются и некоторые священнослужители русской православной церкви. В сентябре 1963 г. в Крыму находился священник из г. Свердловска Луганской области игумен Носов Василий, который посетил ряд городов Крыма и среди духовенства высказывал свои мысли, что спасение русской православной церкви в соединении с католической церковью. Эту свою мысль он аргументировал тем, что для православных безразлично кто будет главой церкви, но лучше подчиняться папе римскому, чем коммунистической безбожной власти, которая задалась целью ликвидировать всякую религию. Разве у нас в России православной церковью управляет патриарх, спрашивал Носов и отвечал, что нет, не патриарх, а безбожник уполномоченный.
В таких же грехах обвиняют уполномоченного и «чистые» баптисты, и адвентисты.
Другой священник, Филимонов Алексей, в г. Евпатории по вопросу объединения всех религиозных сил заявил, что соединение церквей может нанести сильный удар атеистам».17
...В наши дни нелишне вспомнить те годы. Понимая всю сложность и болезненность межконфессиональных проблем, осознавая невозможность простых решений в сфере межрелигиозного диалога, сегодня нельзя не чувствовать межрелигиозное противостояние как неправду, а межхристианские разделения как общую христианскую боль, как общую внутреннюю задачу, которую вновь и вновь надо пытаться решать.
Примечания
1. Представитель евпаторийской общины Черняк сказал У. в 1958 г., «что от имени верующих евреев г. Евпатории они подали заявление на имя Патриарха Алексия, в этом заявлении просят Алексия помочь им открыть синагогу». (Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 176).
2. Ф. 6991, оп. 3, № 1173, л. 123.
3. Ф. 6991, оп. 3, № 1173, л. 125.
4. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 18.
5. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 4.
6. Ф. 6991, оп. 1, № 1497 л. 35.
7. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 7.
8. Ф. 6991, оп. 3, № 1178, л. 27.
9. Ф. 6991, оп. 3, № 1172, л. 74.
10. Ф. 6991. оп. З, № 1172, л. 224.
11. Ф. 6991, оп. 3, № 1179, л. 87.
12. Ф. 6991, оп. 1, № 449, л.л. 14, 15.
13. Ф. 6991, оп. 3, № 1813, л. 78.
14. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 4.
15. Ф. 6991, оп. 3, № 1174, л. 167.
16. Ф. 6991. оп. 3, № 1187, л. 139.
17. Ф. 6991, оп. 3, № 1816, л. 4.
