Аптекарь в Нюренберге жил,
Забавник он великий был,
Горазд на выдумки и плутни.
Отменно игрывал на лютне,
Знал толк в борьбе, в стрельбе по цели,
В оружии и в ратном деле.
Он с нюренбержцами был дружен,
Их часто звал к себе на ужин
И потешал их. Посему
Ходило ужинать к нему
Все молодое поколенье,
Любившее увеселенье.
Вот ужинали как-то раз.
Рекой беседа полилась,
Коли вина многонько пили.
О всякой всячине судили
И загалдели напоследок,
Всяк о своем - то так, то эдак -
О чернокнижье, ведовстве,
Заклятьях и колдовстве.
Один де может дождь наслать,
Другой умеет клад искать,
А третий знает, как в бою
Спасти заклятьем жизнь свою.
Четвертый так де слово сложит,
Что и без зелья приворожит.
А пятый сказки плел о том,
Как ездят на козле верхом,
На вилах иль на помеле,
Иль на метле в полночной мгле
К горе Венериной, и там
Числа-де нету чудесам.
Шестой - как мощью заговора
Добро свое вернуть от вора.
Седьмой - как черта в круг призвать
И тайны от него узнать,
И как его опять заклясть,
Чтобы в беду с ним не попасть.
К аптекарю на днях как раз
В служанки дура нанялась
Из Поппенрейта и теперь,
Приотворив в поварне дверь,
Речам диковинным внимала.
Про небылицы тож немало
Случилось слыхивать и ей
На посиделках от парней.
Всего наслушалась девица
И здесь, но одному дивится:
Хозяин-то у ней каков!
Он уверял своих дружков
И толковал усердно им,
Что может стать совсем незрим.
Служанку оное уменье
Повергло прямо в изумленье.
Неделю целую сполна
Молила барина она,
Чтоб соизволил он сказать,
Как ей невидимою стать.
Хозяин долго отпирался,
Над простотой ее смеялся,
Толкуя ей: коль быть в дому,
Не станешь ты видна тому,
Кто с улицы глядит на дом.
Но девка стала на своем -
Никак не хочет отцепиться.
Тогда аптекарь ей сулится,
Что все покажет ей с начала,
Но чтоб она про то молчала.
Решил он: если дура хочет,
Так пусть сама себя морочит!
Как и водилось, был он в духе
И молвил с важностью стряпухе:
УЧтоб ты невидимой была,
Разденься прежде догола,
Останься вовсе нагишом,
Да косу распусти потом!
Вот кость! Ее возьми ты в рот,
Три раза сделай поворот
Направо и налево снова,
Твердя притом такое слово:
Мек! Мек! Скорей ко мне гряди!
Мне зад и перед наряди,
Чтоб я, как ветер, унеслась!
И вот незрима ты глазам.
Смекнул он, что и в зад и в перед
Служанка всей душою верит.
"У нас в субботу гости, Грета!
Вот в самое-то время это
Испробуй!" - ей он говорит.
И, радуясь, благодарит
Его служанка за науку.
А он гостям про эту штуку
Поведал и просил друзей
Не помешать затее сей.
Покуда гости пили-ели,
Служанка лоскутка на теле
Не оставляет, кость берет,
Кладет ее поспешно в рот,
Заклятье шепчет и пошла,
В чем мать родная родила,
К гостям дуреха, полагая,
Что им невидима нагая.
А задняя статья была
У девки вовсе немала,
И груди тучные, и брюхо
Качала на ходу стряпуха.
И были у нее в пристяжке
Две здоровенных красных ляжки.
Служанку гости увидали,
Но ни словечка не сказали.
Она - к столу и гостя хвать
За чуб, другого ну щипать!
А гости словно с перепуга
Глядят, дивуясь, друг на друга.
И так, пожалуй, с полчаса
Творила Грета чудеса.
Но, наконец, один кричит:
"Срамница! Да прикрой же стыд!
Снасть у тебя давно нам видно!"
Лишь тут и стало Грете стыдно.
И кошкой шмыг за дверь служанка,
Ворча под нос: "Ах, лихоманка
Его возьми! Он увидал!
Мою волшбу расколдовал!"
Тут гости начали смеяться
И над мужичкой потешаться.
*
Кто нос сует куда не след,
Тому немало будет бед
Из-за пустого любопытства.
Так наказуется бесстыдство,
Прищемят нос ему у нас.
На сем Ганс Сакс кончает сказ.
