“The Order and Place of Lay Communion in the Late Antique and Byzantine East,” in M.E. Johnson & L.E. Phillips (eds.), Studia Liturgica Diversa: Essays in Honor of Paul F. Bradshaw (Studies in Church Music and Liturgy, Portland: Pastoral Press 2004) 129-149.
В этом
сборнике статей, посвященных Натану Митчеллу, я хотел бы обратиться к теме, на
которую сам Натан писал около двадцати лет назад, а именно к евхаристии вне
собственно евхаристического богослужения.[1] Исследование Натана
имело дело в основном с западным материалом и затрагивало вопросы, касающиеся
почитания евхаристии вне литургии. Здесь я попытаюсь дополнить его
исследование относительно редкими восточными свидетельствами, касающимися
особенно сохранения евхаристии и причащения в приватных условиях. Эти факты,
на мой взгляд, не получили должного рассмотрения в контексте Востока эпохи
поздней античности. Я привожу, главным образом, свидетельства, извлеченные из
агиографических источников,[2] которые я применил в
последние годы к литургическим исследованиям, ибо я убеждаюсь все больше и
больше, что литургию следует рассматривать сверху вниз — т.е отражение практики
лишь в официальных литургических, вероучительных и канонических источниках
является неполной частью общей картины.[3]
- Домашнее причащение мирян:
Общепринятым фактом является то,
что в раннем христианстве было широко распространено домашнее причащение.[4] Например,
около 150 года н. Э. Юстин в своей Апологии I, 65.5, говорит: «После
благодарения предстоятеля и возглашения всего народа так называемые у нас
диаконы дают каждому из присутствующих приобщаться хлеба, над которым совершено
благодарение, и вина и воды, и относят к тем, которые отсутствуют».[5] Юстин
повторяет то же самое в 67.5: «…и бывает раздаяние каждому и приобщение
даров, над коими совершено благодарение, а к небывшим они посылаются через
диаконов».[6] Так называемое Апостольское
предание Псевдо-Ипполита (III-IV вв.)[7] и множество других
источников c III по VII вв.[8] подтверждают, что для
верующих было обычно принимать дома причастие, освященное на воскресном
богослужении (синаксисе) — несомненно, только святой хлеб — для причащения в
будние дни, когда нормально евхаристическая литургия не совершалась, разве что
по особым случаям.[9] Причастие разносилось
членам местной общины, неспособным посещать евхаристические службы.[10] Отсутствующие
члены общины не всегда были больными; во времена гонений, причастие тайно
доставлялось также исповедникам, томящимся в темницах.[11]
Кроме того, в эпоху поздней
античности, церкви находились главным образом в городах. Множество христиан в
сельской местности из-за трудностей сообщения до того момента, пока в IV веке
не появился постоянный сельский клир, могли принимать участие в воскресном богослужении
(синаксисе) только спорадически.
Хотя 1-е Послание к Коринфянам 42:4 Климента Римского, в конце первого столетия говорит уже о епископах,
которые были поставлены для верующих «в сельской местности и городах»,[12] общепринято,
что даже на протяжении III века Церковь действовала только в городских районах.
Появление постоянного духовенства в сельской местности может быть отнесено к
эпохе, начавшейся после т. н. «Мира Константина» в 312 году. В одних местах
это произошло быстро, в других медленно. Например, уже в конце IV века епископу
Кесарии в Каппадокии помогало уже пятьдесят «хорепископов» в окрестностях.[13]
Во второй половине VI столетия и
даже в конце его некоторые удаленные области были слабо обеспечены клиром, и
народ обходился без евхаристии и прочих таинств. Монофизитский автор Иоанн
Эфесский (ок. 507–586), родившийся в Инглии (ныне Эгиль в Турции) на реке Тигр
в Месопотамии на территории Римской провинции Армения IV, упоминает в Житии
Симеона Горца о том, как святой встречал христианских селян, компактно
обитавших в горных районах Месопотамии к востоку от Евфрата возле Мелитина. Они
вообще не знали евхаристии и лишь приносили своих детей в ближайшую церковь для
крещения. Печальная ситуация этих жителей, вообще не учувствовавших в других
церковных службах, побудила св. Симеона искать решение. Он обнаружил и
починил заброшенную церковь в ближайшем селе, выступил перед народом с
назиданием, исповедовал, а затем совершил божественную литургию и даже постриг
некоторых из их детей в качестве «детей обетов», - т. е. монахов.[14]
Нас не должно удивлять, что
домашнее причащение дольше сохранялось на Востоке, чем на Западе, где оно
практически сошло на нет в конце Золотой Эпохи Отцов Церкви. По мнению
Нуссбаума, свидетельство Блаженного Августина (†430) в трактате Против
Юлиана III, 162, является последним западным упоминанием о подобной
практике.[15] На Востоке схожие
факты можно проследить, по крайней мере, до конца VII столетия.[16] Особенно
это характерно для Палестины. Иоанн Мосх (†619), в Луге духовном 79,
главном источнике о палестинском монашестве, составленном около 600 года,
повествует о том, как миряне вкушали дома евхаристию в Великий Четверг и
сохраняли ее на протяжении целого года.[17] Освященный хлеб даже
брали с собой в дорогу как священный предмет, наподобие того, как сегодня берут
с собой икону или мощи.[18] Св. Анастасий Синаит
(ок. 640-700), монах монастыря св. Екатерины на Синае, в своем Вопросе 113, все
еще упоминает о практике взятия с собой в поездку евхаристии.[19]
Практика домашнего причащения мирян
представляется весьма обычной особенно на протяжении монофизитского кризиса,
когда совесть не принявших халкидонского исповедания не позволяла им приступать
к причащению. В Плерофориях 10 Иоанн Руф (Иоанн Антиохийский), араб из
Южной Палестины, ставший монофизитским епископом Маюма возле Газы (491–?), и
написавшим свой трактат Плерофории, или Осуждения: свидетельства и
доказательства против Халкидонского собора во время патриаршества Севера
Антиохийского (512–518),[20] подтверждает, что
монофизитские верные вкушали дома евхаристические дары, которые они получали от
своего духовенства, и отказывались принимать таинства из рук халкедонян.[21] Позже
Софроний, недолго бывший патриархом иерусалимским в 634–638 гг., в своем
творении Чудеса святых Кира и Иоанна (BHG 477-479) XXXVI, 15, повествует
о монофизите, которого болезнь вынудила остановится возле гробницы Менотия
(Menouthis), находившейся в руках халкедонян. Он отказался принимать
халкедонскую евхаристию, сказав, что один из его родственников принесет запасных
дары его собственного исповедания в тот же самый.[22] Согласно Плерофориям 78, однако, это практика не оставалась неизменной.
Некоторые александрийские монофизиты, проживавшие в Бейруте, ввели в обычай
хранить у себя дома евхаристические дары, которые они получили от своего
духовенства и причащаться ими по воскресеньям. Но некий столпник заметил, что
мирянам не подобает делать этого, они должны принимать евхаристию в храме из
рук духовенства.[23]
2. Монашеское недоверие к литургии
Неожиданно в свете этих монашеских
свидетельств о домашнем причащении мирян в позднеантичной Палестине,
упоминания об аналогичной практике среди отшельников в этой колыбели восточного
монашества весьма отрывочны. Это можно объяснить благодаря недоверчивому, даже
индифферентному отношению к литургии, которое можно обнаружить в некоторых
ранних монашеских источниках.
Евсевий Кесарийский в Палестине
(ок. 265–†ок. 339), в трактате Доказательство в пользу Евангелия I,
8, написанном приблизительно между в 312–320 гг, о богослужении аскетов
упоминает следующим образом:
Следуя наставлениям
Учителя, ученики приспособили его учение к различным возможностям многих
людей…С того времени, два образа жизни существуют в Церкви Христовой. Первый
превосходит природу и обычный образ жизни, поэтому он не позволяет своим
последователям ни вступать в брак и производить потомство, ни торговать и
владеть имением. Наполняемый божественной любовью, он возносится над
повседневной жизнью, посвящая все исключительно служению Богу… Те, кто
последовал по этому пути являются посвященными, они предстают перед Богом на
небе и на земле, как представители всего человечества — не с кровавыми и
дымящимися жертвами и, не с возлияниями и каждением ладана, но с природой жизни,
воистину посвященной, словами и деяниями, выражающими их внутренние
добродетели. Это означает, что они смирились перед Богом, отправляют ему
служения за себя и за ближних. Это воистину совершенство. Другие идут менее
возвышенным путем. Живя целомудренно в браке, они отдают себя продолжению
человеческого рода, военной службе, семье и коммерческим делам. Для них
установлен специальный час для благочестивых занятий и определенные дни,
посвященные религиозному обучению и чтению закона Божия.[24]
Из последнего предложения можно
заключить что церковные собрания предназначались для мирян. И следовательно,
некоторые первые монахи находились в сложном духовном состоянии, ощущая
конфликт между стремлением к уединению и участием в общественном действе
литургии. Хотя примеры показывают значительную разницу в обычаях отшельников, и
можно обнаружить широту различных подходов монашеского индифферентизма к
таинствам. Подобное отношение было особо характерно для мессалиан, членов
восточной секты псевдомистиков,[25] тем не менее это
проявлялось и среди православных монашеских кругов.
Некоторые сирийские тексты,
приписываемые св. Ефрему (ок. 306–373) заходят настолько далеко, что позволяют
предположить, что монашеский аскетизм заменил собой даже евхаристическую
литургию:
…и вместо
зданий церкви они [монахи] становятся храмами Духа Святого, вместо алтарей у
них — собственные души, в качестве жертв - молитвы, постоянно приносимые пред
Лице Господне.
Они служат
священниками самим себе, они совершают жертвоприношение своих страданий, их
пост является их Евхаристией, их бдение - их возлиянием… вера — их святилище,
души — их алтари, девство является совершенной жертвой, целомудрие - покровом
алтаря, а смирение — каждением фимиама.[26]
Подобное настроение выражено,
даже более ярко, Анастасием Синаитом (ок. 640-700) в его Вопросе 2, в
ответ на недоумение собеседника по поводу уклонения отшельников от церковных
собраний и соборных богослужений (синаксисов). Анахорет сказал в ответ:
Подобные
синаксисы и литургии и праздники созданы для всех… поэтому если человек может
быть свободен от грехов, то и Господь может пребывать в нем, как написано…
Однажды человек превращается в живой храм Божий, и душа, ведомая Богом,
удаляется от всякого желания видимых церквей и синаксисов и человеческих
праздников. В нем уже пребывает Отец и Сын-Первосвященник и Дух, истинный
огонь; внутри него находится жертвоприношение Богу в истине и сокрушенный дух;
внутри него алтарь … внутри — царство и Иерусалим на высотах…[27]
Такой подход становится даже
более проблематичным в случает с отшельниками, которые не только избегали
общественных церковных синаксисов, но даже в некоторых случаях пренебрегали
ими. Палладий (ок. 363–ок. 431), епископ Еленополиса в Вифинии (ок. 400-406),
изгнанный с кафедры за поддержку Иоанна Златоуста и ставший позже епископом
Аспуны в Галатии (ок. 412 г.) с 388 по 400 гг. находился в Египте и Палестине,
и его рассказы о египетском монашестве, известые как Лавсаик, написанные
около 419 г. особенно богаты на подобные истории, вероятно из-за того, что
Палладий чувствовал необходимость показать актуальность подобных проблем.
Наиболее яркий случай - видения аскета Валента, который прямо утверждал: «Мне
нет нужды причащаться, ибо сегодня я видел Христа».[28] Другой
отшельник, Птолемей, живший в настолько полной изоляции, что «он стал чуждым
учению святых отец…и постоянному причащению тайн и удалился настолько далеко от
прямого пути, что объявил эти понятия ничего не значащими», а монах Герон, в
свою очередь, отказался участвовать в евхаристии и принимать тайны, как и
обычную пищу.[29]
Даже строгий общежительный устав
Пахомия Великого не предоставлял возможности кому-либо из братии приступать к
причастию по своему желанию. Житие св. Пахомия на бохарском диалекте коптского
языка Vita bohairica §§86-94, повествует о монахе оглашенном, которому
позволили умереть без крещения, и ангел совершил его уже после смерти.[30] Подобное
безразличие — даже пренебрежение — по отношению к Церкви и таинствам можно
увидеть в образе жизни «безумных Христа ради» (юродивых) которые своим
аномальным поведением демонстрировали смирение и даже пренебрежение к морали.
Житие святого Симеона Юродивого, написанное Леонтием Неапольским на Кипре в 642–649
гг., но сложившееся в сирийском городе Емеса на протяжении VI столетия,[31] в
главе 12 повествует о совершенно неадекватных выходках святого во время
воскресных служб.[32]
Неудивительно, что бенедиктинец
Элигиус Деккер иронически назвал свою статью «А были ли ранние монахи
литургическими?»[33], вылив ушат холодной
воды на романтицизм клюнийской иделогии monachus propter chorum, которая
полагала, что монах должен быть литургическим существом по определению.
3. Евхаристия
отцов-пустынников
С другой стороны такое монашеское
пренебрежение литургией, уравновешивается другими чудесными историями,
показывающими, что требования соучастия в евхаристии всех христиан, включая
мирян и отшельников, не так легко игнорировать. В этой категории есть чудесные
уловки, которые позволяли пустынникам участвовать в евхаристической литургии
и/или причащении, одновременно примиряясь с необходимостью хранить свое уединение
и требование участия в сакраментальной жизни. В другом анекдоте из жизни
палестинского монашества, извлеченном из Душеполезных рассказов, 30 Анастасия
Синаита (ок. 640–700), собрании нравоучительных историй, считающихся
аутентичными, повествуется о том, как три отшельника, чудесно становившиеся
невидимыми, принимали таинства незамеченными, часто причащаясь святыми дарами,
хранящимися в дарохранительнице (skeuophorion) монастыря. Однажды
монах, ответственный за сохранение святых даров, заметил, что частицы
освященного хлеба таинственно исчезают, тогда аскеты явились ему и признались
за собой вину.[34]
В то же самое время и месте, а
именно около 600 г., Иоанн Мосх (†619) в Луге духовном 122,
рассказывает как два голых анахорета — их крайний аскетизм включал себя
существование без одежды — принимали причастие невидимыми во время евхаристии в
монастыре в Великий Четрверг, в то время как в главе 127 другой анахорет
чудесно причащался в Великую Субботу в иерусалимской базилике Святого
Воскресения.[35] Несмотря на то, что
все посещения церкви святым Иоанном Салосом (Юродивым) приводили к скандальным
выходкам, чтобы подчеркнуть избранную им роль «Христа рада юродивого», он
порицал других за редкое причащение.[36]
3. Частное причащение
матерей-пустынниц
Около 419 г. Палладий в Лавсаике 59,2, повествует — без тени осуждения — как девственница Таор,
спасавшаяся тридцать лет насельницей одного из двенадцати женских монастырей
устава Пахомия в Антиное (Египет), отказалась идти причащаться вместе с другими
монахинями в воскресение, не потому что она пренебрегала таинством, но потому
что она больше ценила свое уединение и девственность.[37]
Поэтому даже среди затворников, не отвергавших таинственную жизнь саму
по себе, многие отказывались нарушить свое уединение даже во имя участия в
воскресной евхаристии.[38] Это особенно
характерно для женщин, по совершенно ясным основаниям в культуре того времени.
Что касается женщин аскетов,
спасавшихся в глубоких пустынных местах вдали от лавр или церквей, пребывание
без евхаристии в течение многих лет не была для них необычной. Легендарное Житие
святой Марии Египетской, дошедшее до нас из VII века, свидетельствует, что
отшельница провела 48 лет в пустыни без участия в евхаристической литургии,
пока иеромонах-савваит, удалившийся в пустыню на время Великого поста, не
принес ей святое причастие в Великий Четверг перед смертью.[39] Эта
история стала образцом для повествований о других отшельниках, [40] особенно
женщинах. Одна из них, например, о которой рассказывает Кирилл Скифопольский
(ок. 512–† ок. 558) в Житии святого Кириака (составлено в 449-556 гг.) 18,
провела 18 лет в пустыне и ни разу не видела священника.[41] А Житие (сост. ок. 913–919 гг.) святой Феоктисты Лесбосской, 18-20 из первой половине
IX столетия повествует о том, что подвижница не причащалась 45 лет во время
пребывания в полном уединении на одном из маленьких островов — необитаемом
Фаросе. Однажды она повстречалась охотнику с соседнего острова Эвбея и
попросила его привести причастие в сосуде, во время следующего приезда на
остров для охоты. В следующий год она причастилась и сразу же умерла.[42]
5. Чины причащения отшельников
Ранее в Палестине вступительная
часть (f. 72r-v) одного из «ночных песнопений» полунощницы в
орологионе IX века рукописи Sinai Gr. 864, созданной для нужд отшельников
читалось: «Мы приняли твою плоть, Христе, и мы приобщились твоей крови, мы
пережили протяжение дня, даруй нам отдохновение ночью».[43] Как
замечает сестра Максима Лейла Аджуб, издатель данного приватного часослова,
текст наводит на мысль, что он написан для отшельников, которые причащались
регулярно, даже ежедневно.[44] И если отшельник не
был пресвитером, то это могло совершаться только из запасных даров.
Другой палестинский рукописный
часослов этого периода показывает нам, что частное причащение отшельников
происходило во времени литургии часов, что является аномалией для современных
византийских служб суточного круга. Греческий орологион между трапезными
молитвами (т.е. благословением главного приема пищи) и девятым часом[45] — в
славянских книгах перед вечерней [46] — содержит службу,
известную как типика (на славянском языке — последование изобразительных
или обедница),[47] которая используется
только в алитургические дни, т.е. в дни поста и покаяния, когда полная
евхаристическая литургия не совершается.[48] Ее чин для периода
вне Великого поста в греческом часослове состоит из следующих элементов:[49]
Пс. 102
Пс. 145
+ Ho Monogenes (Единородный Сыне)[50]
Блаженства (Мф
5,3-12) с припевами[51]
Тропари
Верую
Молитву
отпущения
Отче наш
Кондаки
Господи
помилуй, 40 раз
Буди имя
Господне благословенно отныне и до века (Пс. 112, 2), 3 раза
Слава…и ныне…
Пс. 33
Отпуст
Сегодня эта служба, кажется,
лишена особого смысла. Но в древнем артефакте, озаглавленном «Часослов по чину
Лавры во святых отца нашего Саввы» по списку Sinai Gr. 863,восходящем к
IX веку, она носит название «К причащению (eis
ten metalipsin)», показывая, что типика была изначально
палестинским монашеским чином причащения, предоставляющим подвижниками
возможность причащаться даже в алитургические дни Великого поста, когда
евхаристическое приношение не совершается.[52] Это очевидно из
заключения первоначальной службы, вероятно смоделированной по агиополитскому
кафедральному чину литургии преждеосвященных даров[53], с
такими элементами как Молитва Господня, возгласом к причащению «Святая святым»
и его ответными стихом, агиополитским киноником, или причастным, (Пс. 33
+ Аллилуйя), в дополнение с послепричастным благодарением.[54]
Вот полная
схема оригинальной службы, найденной в кодексе Sinai Gr. 863, († =
означает совпадение с агиополитским чином преждеосвященной литургии):
Блаженны
† Антифон: тропарь “Ангельские хоры,” Пс. 33, 6, снова тропарь,
славословие[55]
Верую[56]
† Отче наш[57]
Господи помилуй, 3 раза
† Един свят (ответный стих на «Святая святым»)[58]
† Агиополитские киноки: Пс 33, 9, Аллилуйя, Пс. 33, 1–2,
славословие[59]
Молитва после святого причащения
† Благодарственная молитва после святого причащения[60]
Другая рукопись, которую я видел,
хронологически отстоит далеко от первой, но все еще показывает типику как чин
причащения в орологионе, приложенном к псалтыри в кодексе Harvard University
Houghton Library Ms. Greek 3 (1105 г.). Типика представлена на листах 247v-248v и является по структуре более развитой службой с
рубрикой после Пс. 33,9 (f. 248v): «Перед причащением божественных и
святых тайн» (Pro tes ton theion kai hagion
musterion metalepsios).[61]
Житие святого Луки Малого (†953), чудотворца и основателя монастыря Хосиос Лукас в Фокисе, Греция,[62] подтверждает
использование типики в качестве чина причащения преждеосвященными дарами монахов,
живущих в затворе. Глава 42 этого Жития, датируемая эпохой после
византийского завоевания Крита в 961 г., передает следующий диалог между святым
Лукой и архиепископом Коринфа, который остановился в монастыре на своем пути в
Константинополь (гл. 41) вскоре после 927 г.:[63]
1. Тогда он
[Лука] спросил епископа, говоря «Скажи мне, учитель, каким образом те из нас,
которые пребывают в горах и пустынях по причине множества грехов, могут
участвовать в божественных и страшных тайнах? Ибо ты видишь, что у нас
недостает не только собрания, но даже и священника?» 2. Он [архиепископ]
одобрил его за вопрошание и сказал «Отче, хорошо, что ты спросил об этом добром
и важном деле, ибо «все хорошо, что хорошо кончается». 3. Следует начать с
того, что необходимо присутствие священника, но если он отсутствует по
неизбежной причине, поставьте сосуд с преждеосвященными [дарами] на святой
престол, если это часовня, а если это келья [поставьте его] на очень чистую
скамью. 4. Тогда, покрыв ее маленьким покрывалом, поместите святые частицы на
нее, и, воскурив ладан, пойте псалмы типики или Трисвятое вместе с Верую. 5.
После трех коленопреклонений, прострите руки и возьмите вашими устами святое
Тело Христа Господа нашего, говоря «Аминь». 6. Вместо евхаристического вина вы
можете выпить чашу обычного вина, но эта чаша не должна впоследствии
использоваться для другого дела. 7. Затем, покройте остающиеся частицы в
сосуде покровом, позаботившись, чтобы жемчуг (margarivthn) [64] не
выпал и не был попран». [65]
Это сценарий совершенно ясен.
Единственное недоумение происходит из пункта 4. Так как последование
изобразительных (типика) уже включает в себя Верую и Трисвятое,
как мы видим на схеме вверху, тогда содержание п. 4 могло быть; «произнесите
службу типики, включающую в себя псалмы, Трисвятое и Верую».
В любом
случае, мы имеем здесь определенно службу причащения преждеосвященными дарам,
разработанную для того, чтобы дать возможность отшельникам принимать евхаристию
вне литургии в отсутствие священника — возможность, которая прослеживалась в
славянских православных источниках практически до XIX века, некоторые из
которых, действительно, цитировали эту главу из Жития Луки, чтобы
доказать правомочность подобной практики.[66] Но вскоре типика
прекратила использоваться для причащения: я не знаю ни одного свидетельства о
подобной практике после средневековых византийских монашеских уставов.[67]
Монахи
Константинополя, которые заимствовали подобный чин причащения из Савваитского
орологиона в ходе студийской реформы,[68] наряду с византийской
кафедральной литургией преждеосвященных даров использовали палестинский
монашеский чин причащения в качестве суррогатной причастной службы в
алитургические дни на протяжении малых постов, предшествовавших Рождеству и
празднику святых апостолов Петра и Павла 29 июня.[69] На
протяжении Великого поста, предшествовавшего Пасхе, когда литургия
преждеосвященных даров совершалась в качестве чина причащения для литургических
дней, служба изобразительных была низведена на уровень раздачи антидора, или
благословенных частей хлеба, оставшихся от просфоры для евхаристии, но не
освященного.[70] В дальнейшем
развитии, можно увидеть, что начало и конец чина типики были добавлены в
Божественную литургию в типиконе XII века Монастыря Пресвятой Богородицы
Эвергетиды, основанного в 1049 году.[71] Начало чина,
состоявшее из Псалмов 102 и 145 в дополнение с Единородный Сыне (Ho Monogenes),[72] и Блаженными заменили три традиционных антифона в начале литургии,[73] где
остаются до сих пор в некоторых литургических традициях.[74] Окончание
изобразительных Пс. 112:2, Пс. 33, сопровождаемые раздачей благословленного
хлеба (антидора), и заключительные молитвы аполизиса (отпуста) были добавлены
в окончание Божественной литургии после оригинального отпуста, заамвонной
молитвы (Opisthambonos), и молитвы потребления даров (Skeuophylakion),
которыми литургия традиционно заканчивалась.[75]
6. Заключение
Хотя эти
свидетельства спорадические и часто анекдотические, они вполне достаточны для
того, чтобы сделать вывод о том, что частное причащение и сохранение запасных даров
для причащение отшельников все еще широко практиковалось на христианском
Востоке, особенно в Палестине и позднем византийском православии, задолго после
того, как оно уже исчезло на Западе. Если мы добавим к этому многочисленные
поздние свидетельства из наследия византийского православия о причащении,
которое производилось в особых условия не только несвященниками, даже мирянами
— император Юстиниан I (527-565) в Новелла 123.36, разрешает монахиням
выбирать священника или диакона одобренного епископом, чтобы приносить
причастие; они даже могли выбрать мирянина, однако, если епископ сочтет его
достойным, он мог потом принять посвящение по крайней мере в сан диакона;[76] канон
58 Пятошестого собора «еже в Трулле» в 691-692 гг. постановил, что миряне не
имеют права причащать себя в присутствие епископа, пресвитера или диакона, и
если такое говорится, то это означает, что мирянам разрешалось причащать себя в
отсутствие духовенства;[77] патриарх Фотий
(877-886), писавший архиепископу Льву Калабрийскому в 885-886 гг., разрешает
даже диаконисам приносить причастие христианам, находящимся в пленении;[78] и
не позже времени Симеона Солунского (†1429), согласно его Responsiones, 40,
диакону в отсутствие священника разрешалось преподавать преждеосвященные дары
находящимся при смерти[79] — поэтому
католические нововведения после II Ватиканского собора в виде
«экстраординарных служителей» евхаристии, которые некоторые самозваные
хранители традиций находят искусительными, не являются такой уж большой
новацией, как это может показаться на первый взгляд. Это ничто иное, как
знание источников, чтобы увидеть явления в исторической перспективе.
Действительно, здесь больше нечего сказать — и это, кроме всего прочего, то,
что история литургия может дать нам.
№ 729 официальной библиографии Роберта Тафта SJ.
© R.F. Taft, 19
гг.
© Русский перевод: С. Голованов, 2008 гг.
Аббревиатуры:
BBTT = Belfast
Byzantine Texts and Translations (Queen’s University Belfast).
BHG = F. Halkin,
Bibliotheca hagiographica Graeca (Subsidia hagiographica 8a) 3rd ed. Brussels 1957.
BSLT = Byzantine Saints’ Lives in Translation, Series
Editor Alice-Mary Talbot (Dumbarton Oaks Research Library and Collection, Washington, DC).
CCL = Corpus
Christianorum, series Latina.
CPG = Clavis
patrum Graecorum, 5 vols., ed. M. Geerard, F. Glorie; & Supplementum, ed.
M. Geerard, J. Noret (Corpus Christianorum, Turnhout 1974-1998).
CSCO = Corpus
Scriptorum Christianorum Orientalium.
DACL = Dictionnaire
d'archéologie chrétienne et de liturgie.
OC = Oriens
Christianus.
OCA = Orientalia
Christiana Analecta.
PE = A. Hänggi,
I. Pahl, Prex eucharistica, vol. 1: Textus e variis liturgiis antiquioribus
selecti, 3rd ed. by A. Gerhards and H. Brakmann (Spicilegium Friburgense 12,
Freiburg Schweiz 1998).
SC = Sources
chrétiennes.
SJ = Общество Иисуса (Орден иезуитов)