Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Русь в XIII в..
ТЕРРИТОРИЯ И ГРАНИЦЫ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА В КОНЦЕ XIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIV ВЕКА
К оглавлению
ГЛАВА 2
ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА (КОНЕЦ XIII – НАЧАЛО XIV В.)
2. 1. Юго-западные границы Владимиро-Суздальской Руси накануне образования Московского княжества
Выделенная из состава великого княжества Владимирского, Москва наследовала и линию владимирских границ с переяславскими, дмитровскими, тверскими, новгородскими, смоленскими и рязанскими землями. Границы эти складывались, начиная с середины XII в. Ввиду практически полного отсутствия сведений о территории Московского княжества в момент его образования и начального времени существования особое значение приобретает выяснение пределов юго-западной части Владимиро-Суздальской Руси XII-XIII вв.
Формирование государственных границ русских княжеств Волго-Окского междуречья началось с момента укрепления в них княжеской власти и, соответственно, ослабления единства Русской земли, скреплявшейся властью киевского князя. Проявившиеся междукняжеские противоречия вдруг выявили необходимость определения четких рубежей владений, из-за власти над которыми началась вестись борьба. До этого времени, по мысли В. А. Кучкина, "установление твердых границ не имело смысла" [157, c. 77; 161, c. 76]. Рубежи Ростово-Суздальской земли со Смоленским, Черниговским и Рязанским княжествами начинают определяться с середины XII в. (Карта П.1.1)
Единственным присутствием ростово-суздальской власти в пространстве между р. Москвой и Окой в XII и XIII вв. был город Москва. Кроме порубежной Москвы и упоминаемых вокруг города сел никаких других суздальских владений здесь не упоминается. Более-менее четко границы определяются с других сторон – рязанской, черниговской, смоленской и новгородской. Летописи и некоторые грамоты дают определенный набор топонимических данных, при правильной интерпретации которых можно с достаточно большой вероятностью локализовать территорию соседних с Ростово-Суздальской землей княжеств.
2. 1. 1. Черниговский участок границы
Определим вначале чернигово-суздальскую границу, складывавшуюся на протяжении XII – XIII вв.
Первое летописное упоминание о Москве вместе с тем окружено событиями, характеризующими новгородское, черниговское и смоленское пограничье. В 1147 г., захватив Новый Торг (Торжок) и "Мьстоу всю взя" (в "Новгорочкои волости"), суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий приказал новгород-северскому князю Святославу Ольговичу "Смоленьскоую волость воевати" [32, стб. 339]. Святослав повоевал "люди Голядь верхъ Поротве" [32, стб 339], таким образом обнаружив присутствие смоленской власти в верховьях р. Протвы [48, c. 141]. И тут князь Юрий Долгорукий призвал князя Святослава Ольговича: "приди ко мне брате въ Московъ" [32, стб. 339]. Это первое известие о Москве, официальная дата начала ее существования. От Москвы князь Святослав возвратился в принадлежащий ему город Лобыньск ("взъвратися к Лобыньскоу") [32, стб. 340], а из него "иде къ Нериньскоу и перешедъ Окоу и ста" [32, стб. 340]. Рядом с Лобыньском стоял другой город Святослава Ольговича – Колтеск ("Колтескъ городок"), упоминающийся в той же Ипатьевской летописи в 1146 г. чуть раньше Лобыньска [32, стб. 338]. Колтеск обычно намечается "на месте села Колтова, расположенного в 5 км выше по реке от Каширы, на правой стороне" [198, c. 437; 197, с. 224; 73, с. 140; 76, с. 102; 132, с. 185-186; 191, с. 125; 188, с. 225].
Итак, разбирая известия Ипатьевской летописи, можно фиксировать смоленско-черниговскую границу в районе р. Протвы и предположить ее наличие между ростово-суздальской и черниговской землями. Дополнительные данные о черниговско-суздальском пограничье черпаются из летописных известий 1176 г. Тогда новгород-северский князь Олег Святославич прибыл "во свою волость к Лопасну" [32, стб. 602]. Вопрос о местоположении этой волости вызвал непрекращающиеся до сих пор споры.
Согласно одной из двух существующих версий волость Лопасна располагалась вдоль р. Лопасни с центром в с. Лопастенском. Село это, известное и в XX в., находилось в верховьях р. Лопасни. Сторонниками этой версии были Н.,М.,Карамзин, М.,П.,Погодин, С.,М.,Соловьев, В.,О.,Ключевский, В.,Н.,Дебольский, а в настоящее время им оказался В. А. Кучкин [137, с. 528, прим. 39; 198, с. 458; 197, с. 246; 225, с. 731, прим. 338; 141, с. 375; 114, с. 152; 161, с. 77]. Однако подобная локализация вступает в противоречие с прямым указанием источника – московско-рязанской договорной грамоты 1381 г. [129, с. 286-287], где утверждается что "почен Лопастна" находилась "на Рязанскои стороне за Окою" [18, № 10, c. 29]. В. А. Кучкин замечает, что фраза "почен Лопастна" означает "начиная с Лопастна (Лопастны)" [161, с. 77], однако это утверждение не согласуется с содержанием других грамот московских князей. Московско-рязанская граница по грамоте 1381 г. была установлена по р. Оке; все левобережье Оки относилось к Москве. В договорах же московских великих князей Дмитрия Донского, а затем Василия Дмитриевича с серпуховским князем Владимиром Храбрым (1389 и 1390 г.) последнему дается Новый Городок "в Лопасны место" или "что ти ся достало против Лопастны" [18, № 11, с. 31, № 13, с. 37]. Очевидно, что Московское княжество лишилось Лопасни, которая была отдана Рязани, следовательно, и находилась на правой (рязанской) стороне Оки. Впрочем, часть волости, видимо, распространялась и на московскую сторону Оки, но осталась она у московских князей. Рязань же получила только городок Лопасну, очень важный для нее в стратегическом плане. Сторонниками локализации Лопасны на правом берегу Оки были Р. В. Зотов, Н.,И.,Троицкий, М. С. Грушевский, А. Н. Насонов, А. А. Юшко, причем мнение их было подкреплено археологическими данными. Напротив устья р. Лопасни, на другой стороне Оки у д. Макаровки, находится большое древнее городище, которое и отождествляется с Лопасней XII в. [132, c. 184; 238, с. 3 и др.; 111, с. 605; 188, с. 227; 269, с. 282-284; 266, с. 72, 107] Указание летописи на переправу войск Дмитрия Донского через Оку у устья р. Лопасни и остановке после переправы воеводы Тимофея Васильевича "у Лопасны" дает дополнительный аргумент выбранной локализации [39, c. 54]. Окончательно отметают первую версию о местонахождении Лопасни сведения о том, что с. Лопасня в верховьях р. Лопасны "сложилось не ранее XVI в. из трех населенных пунктов – д. Бадеево, с. Зачатьевского, с. Садки" [100, c. 350].
Итак, черниговские владения XII в. определяются еще более точно. И уже известно, что они заходили за р. Оку. Прибывший в Лопасну в 1176 г. князь Олег Святославич, вскоре возвратил под свою власть и находившийся рядом Сверилеск, "бяшеть бо и то волость Черниговьская" [32, стб. 602]. Очевидно в этом районе черниговские князья постепенно теряли свои владения, теснимые рязанскими князьями. (Олег Святославич сражался немного погодя на реке "на Свирильске" с рязанским князем – братом Глеба Владимировича). Где же находился город Сверилеск, получивший свое название от реки Свирилески? Это, очевидно, левобережье Оки, причем по соседству с рязанскими владениями. Поиск летописного Сверилеска привел уже Н. И. Надеждина и К. А. Неволина к отождествлению его с селом Сиверским (Северским), а реки Свирилески, соответственно, - с рекой Сиверкой (Северкой) [198, c. 459; 197, с. 247]. Село Северское известно с давних времен [18, № 1, с. 7, 9], на его месте выявлено селище XII – XVII вв. с культурным слоем до 1 метра [271, с. 56]. Существует еще одна точка зрения в данном вопросе, идущая от Н. М. Карамзина. Историограф указывал на якобы одноименное село "в 60 верстах от Москвы к Серпухову" [137, с. 528, прим. 39]. Однако, как замечали еще исследователи середины XIX в. (Н. И. Надеждин, К. А. Неволин) в районе р. Нары нет такого села [198, c. 458-459]. Изучая данные XIX в., Н.И. Надеждин, К.А. Неволин замечают, что в районе Серпухова и р. Нары стояли лишь деревни Свирино и Свиринка [198, c. 459; 181, № 5504, с. 211], отождествлять которые со Сверилеском неправомерно. Но, по мысли А.А. Юшко, лингвистически не согласуются между собой и Сверилеск с Северским [271, c. 56; 266, с. 107, 143]. Мы же попробуем согласиться с данным сопоставлением, но предложить несколько иную точку зрения, отличную от мнения А. Н. Насонова и В. А. Кучкина [188, с. 230; 161, с. 78].
Четкую картину разделения исконно рязанских и бывших черниговских владений представляют две территориальные области, отторгнутые Москвой от Рязани в начале XIV в. Это коломенские волости и так называемые "Лопастеньские места" [18, № 4, с. 15]. Само название последних указывает на их прикрепленность к Лопасне, а, следовательно, былую принадлежность Чернигову. Состав этих земель показан в духовной грамоте Ивана Калиты, правда, какие именно волости относились к "Лопастеньским местам" из выделенных князю Андрею, сказать трудно. Тем не менее, очевидно, что устье р. Северки относилось к коломенским, а, следовательно, исконным рязанским землям [18, № 1, с. 7, 9]. Рассматривая список волостей, предоставленных князю Андрею, вслед за Лопастной мы сразу же замечаем волость "Северьску" [18, № 1, с. 7, 9]. Это, видимо, и есть древний черниговский Сверилеск. Располагалась волость "Северьска" в самом верховье р. Северки. Ниже нее группировались вокруг рек Лопасни и Нары другие волости князя Андрея (Нарунижьское, Серпохов, Нивна, Темна, Голичичи, Щитов), территории которых также следует отнести к бывшей Черниговской земле. Очевидно, М. К. Любавский был прав, относя остальные волости удела князя Андрея (Перемышль, Растовец, Тухачев) к древнейшей московской территории [170, c. 33, 34].
Итак, крайним северным пунктом присутствия черниговской власти в XII в. был Сверилеск в верховьях р. Северки. Далее к северу следовали ростово-суздальские владения, включавшие все течение реки Пахры и ее притоков. События 1176 г показали, что экспансия Рязанского княжества на черниговские земли началась еще в XII в. В XIV в. бывшие черниговские владения ("Лопастеньские места", район Вереи, Боровска) были отобраны Москвой уже у Рязани. Таким образом, рязанские князья смогли после Батыева нашествия прибрать к рукам значительные территории не только на левобережье Оки, но и бассейне рек Протвы и притока последней Лужи [134, c. 145; 132, c. 204; 112, с. 181]. А. А. Горский связывает эти события с усилением мощи хана Ногая в 90-х гг. XIII в. На Ногая ориентировались рязанские князья и, возможно, благодаря этому ими были получены довольно значительные владения [106, c. 81].
С учетом данных более позднего времени (XIV в.) можно наметить чернигово-суздальскую границу для XII в., к концу XIII в. ставшую частью рязанско-владимирской границы. Пересекая Оку у Колтеска и Неринска, граница шла на север к верховьям р. Северки, минуя волость Лопасню. На этом протяжении границы западным соседом черниговских владений были еще рязанские земли. Далее граница от Сверилеска, где начинались уже ростово-суздальские владения, сворачивала к юго-западу, пересекала р. Лопасню, затем Нару и приходила к верховьям Протвы, где стоял черниговский город Лобыньск. Где-то в междуречье Лопасны – Нары – Протвы суздальско-черниговская граница терялась и, вполне вероятно, другая, смоленско-черниговская граница, так и не появлялась. Этот район был чрезвычайно лесистым, глухим и слабозаселенным [246, c. 11; 266, с. 7]. (См. карту П.1.1)
2. 1. 2. Смоленский участок границы
Наметить смоленско-суздальскую границу, основываясь на летописных известиях, практически невозможно. Только с 1277 г. становится известен Можайск – пограничный город на востоке Смоленского княжества [35, с. 173]. До этого времени известна лишь Ржева [24, c. 55; 51, с. 55]. Весьма ценным источником, позволяющим точно определить пределы Смоленского княжества в XII в., является Уставная грамота князя Ростислава Мстиславича около 1136 г., предназначенная создаваемой в его домене епископии [16, с. 5-6; 15, с. 223-224; 97, с. 255-256; 17, с. 141-145; 56, с. 75-80; 26, с. 39-53].
Определенная традиция в определении местоположения многих пунктов, упомянутых в Уставной грамоте, исходит от П. В. Голубовского. Какие же центры Уставной грамоты Ростислава Смоленского П. В. Голубовский разместил "в восточной половине Смоленской земли"? Это Искона, Ветская, Путтин, Беницы, Бобровницы, Доброчков, Добрятино. (Карта П.1.2) Как выясняется, лишь Искона (у р. Исконы) [15, c. 224; 97, с. 69; 110, с. 574; 23, с. 206, 207] и, может быть, Ветская (Ветца) заняли свои места на карте П. В. Голубовского по праву, остальные же селения находились в других местах. Заметив, что в грамоте Добрятин, Доброчков и Бобровницы соединены в одну группу, П. В. Голубовский (найдя с. Добрятино на р. Пахре) постарался отыскать поблизости Доброчков (увидев его в с. Добрина на р. Истре) и Бобровницы (Бобровники Боровского уезда) [97, c. 72]. Такой метод локализации вызвал протест В. А. Кучкина, заметившего, что даже с. Добрятино, от которого отталкивался в своих выводах П.,В. Голубовский, возникло лишь во второй половине XIV в. [161, c. 83] С большими сомнениями можно принять отождествление Путтина с Путынем – боровской волостью, по замечанию самого П. В. Голубовского, точно неизвестно где находившейся [97, c. 71]. Рядом с Боровском, на Протве, находилось село Беницы, известное с XV в. в составе лужских владений княгини Елены Ольгердовны [18, № 17, с. 49; 240, с. 228]. П. В. Голубовский связывает его с Беницами Уставной грамоты [97, c. 71], что вызывает возражение В. А. Кучкина, считающего Лужу изначально рязанским владением [161, c. 83]. Утверждение В.,А. Кучкина для ситуации XII в. бездоказательно. Большее внимание должно быть обращено на замечания В. В. Седова, считающего возможным определить положение Бениц на берегу оз. Бенецкого в бассейне р. Торопы в связи с тем, что там имеются курганные могильники XI – XIII вв. и место это было расположено на торговом пути [216, c. 255-256]. Соответствие Ветской селу Ветце (ниже верховья р. Москвы) также вызывает сомнение, хотя находит поддержку у В. В. Седова, "поскольку подобные названия единичны на Смоленщине" [216, c. 256]. Итак, при определении восточных границ Смоленского княжества оказалось совершенно недостаточным выявить места географических пунктов, упомянутых в Уставной грамоте Ростислава Смоленского. Для этого необходимо, во-первых, обратиться к этнографической карте смоленских кривичей (к чему призывает В. В. Седов) [216, c. 256-257] и, во-вторых, сопоставить полученные результаты с данными XIV в. – прежде всего, с духовной грамотой Дмитрия Донского (за это выступает В. А. Кучкин) [161, c. 84].
Видимо, действительно, смоленские владения не стали распространяться на районы, занятые вятичами. Но не весь ареал обитания кривичей стал средоточием Смоленского княжества. Район Волока Ламского, часть левобережья верховья Клязьмы, также заселенные кривичами [109, c. 214, 216-217], никогда не принадлежали Смоленску. К тому же от Смоленска какое-то время зависела и этнически не славянское племя Голядь, занимавшее верховья р. Протвы [32, стб. 339; 35, с. 38; 37, 172]. На своей, достаточно точной карте, В. В. Седов не отнес эту территорию к Смоленскому княжеству [216, c. 250]. (См. карту П.1.2)
Таким образом, этнографические данные также не дают возможности четко определить пределы Смоленского княжества. На XII – XIII вв. необходимо экстраполировать данные XIV в. Духовная грамота Дмитрия Донского 1389 г. четко определяет территорию Можайской земли – восточной части Смоленского княжества, присоединенного к Москве в 1303 г. [18, № 12, с. 34] Существует большая вероятность того, что, выяснив границы можайских земель XIV в., мы тем самым наметим и восточные пределы Смоленского княжества XII – XIII вв. По всей видимости, границы между смоленскими и ростово-суздальскими (владимирскими) землями в эти века были статичны. Более правильно их можно охарактеризовать наличием довольно широкой полосы неосвоенных земель, которая постепенно сужалась, приближая и границы. Определив по актам XV – XVI вв. местонахождение упомянутых в духовной грамоте Дмитрия Донского можайских волостей, можно наметить следующие границы восточной части Смоленского княжества.
Восточные можайские границы проходили от берегов р. Протвы, через верховья Исьмы к реке Торусице, от р. Торусицы – вверх (к северу), затем в сторону (к западу), пересекали Москву-реку между ее притоками Исконой и Рузой, делали поворот к притоку р. Исконы Пожне, поднимались немного по ней, сворачивали влево (к западу), затем вверх (к северу), достигали р. Педни, по ней – р. Рузы, из р. Рузы выходили к р. Исконе и заканчивались р. Исконой, встречаясь с волоколамскими землями. (См. карты П.1.1 и П.1.4)
2. 1. 3. Новгородский участок границы
Если смоленско-суздальская граница была более-менее стабильной на протяжении XII – XIII вв., то тоже самое нельзя сказать о новгородско-суздальской границе, претерпевшей большие изменения за это время. Впрочем, в XIII в. граница были зафиксирована, обнаружив отдельный анклав новгородской территории в отрыве от основной территории Новгородской земли (земли Волока Ламского).
Средоточием новгородской власти на юго-востоке в XII в. были города Торжок на р. Тверце [24, c. 25; 51, с. 25; 204, с. 35] и Волок Ламский [31, cтб. 302; 201, с. 237]. Верховья Волги тоже были новгородскими [161, c. 78]. По указанию В. А. Кучкина, в первой трети XII в. ростовская территория простиралась по обоим берегам Волги от устья р. Медведицы до устья р. Тверцы [161, c. 79; 157, с. 79].
В последующее время ростовская территория была укреплена городами-крепостями. В 1135 г. [188, c. 185; 161, с. 80] князь Юрий Долгорукий "заложи градъ на усть Нерли на Волзе", названный Константином (Кснятином) [37, c. 158]. Другими городами, поставленными Юрием Долгоруким, как доказал В.,А.,Кучкин, и "запиравшими движение по Волге и ее притокам в глубь Ростовской земли", были Тверь, Шоша и Дубна [161, c. 82; 24, с. 55; 51, с. 55; 98, с. 15]. Таким образом, новгородско-ростовская граница была оформлена уже в 30-40-ее гг. XII в. В конце XII в. последовало расширение территории, контролируемой владимиро-суздальскими князьями. Границы были отчасти изменены, а отчасти конкретизированы. Владимирская власть распространилась на части Торжка и Волока Ламского [161, c. 96-97; 157, с. 91], а после строительства города Зубцова [35, c. 120] Волок Ламский был навсегда отделен от остальных новгородских владений. Именно пределы земли Волока Ламского стали определять часть границы образовавшегося во второй половине XIII в. Московского княжества. (См. карту П.1.1)
К северу от Москвы в 1154 г. на реке Яхроме Юрием Долгоруким был заложен город Дмитров [35, c. 60; 234, с. 171; 190], далекий от ростово-суздальских границ того времени, но ограничивавший в будущем пределы Московского княжества.
2. 1. 4. Рязанский участок границы
В середине XII в. рязанская территория граничила с черниговской в районе г. Сверилеска. Южнее на Оке крайним пунктом черниговской власти был г.,Колтеск. Видимо, от верховья р. Северки (оттуда, где была локализована волость Сверилеск) на юг к реке Оке вдоль реки Каширки (к западу от течения последней) и шла в то время чернигово-рязанская граница. То же мы можем наблюдать и по данным XIV в., когда именно такая граница была между коломенскими землями и "Лопастеньскими местами" - былой черниговской территорией. (См. карты П.1.1 и П.1.13)
Владимирско-рязанская граница начинает определяться по письменным источникам только с конца XII в. К 1177 г. относится первое упоминание о рязанском городе Коломне [31, стб. 384; 35, с. 94], хотя, очевидно, часть левобережья Оки с нижним течением ее притока Москвы вошла в сферу рязанского влияния еще до прихода сюда ростово-суздальской власти. Иначе территорию со столь выгодным стратегическим положением Ростово-Суздальская "область" не уступила бы Рязани [188, c. 205]. Таким же образом поступил бы и Чернигов. А.,Н. Насонов относит утверждение рязанской власти в низовьях р. Москвы к концу XI в. – первым десятилетиям XII в. [188, 205, 206] По археологическим данным Коломна существует с XI в. [180, c. 238; 100, с. 18; 201, с. 241; 266, с. 95] Рядом с Коломной на Оке, выше впадения в нее р. Москвы, располагался г. Ростиславль, укрепленный в 1153 г. князем Ростиславом Ярославичем Рязанским [37, c. 197; 134, с. 99; 188, с. 205; 180, с. 235; 98, с. 18]. А.Н. Насонов называет Ростиславль крайним пунктом рязанских владений на Оке [188, c. 205]. (См. карты П.1.1 и П.1.2)
Владимиро-суздальская власть в приокском регионе очень скоро столкнулась с интересами рязанских князей. В 1177 г. князь Глеб Святославич Рязанский "приеха на Московь и пожже городъ весь и села" [31, стб. 382; 35, с. 93]. В ответ князь Всеволод Большое Гнездо "с Ростовци и с Суждальцы и со всею дружиною" двинулся к Рязани, подошел к Коломне, но узнал, что князь Глеб уже воевал у Владимира. "Всеволодъ възвративъся от Коломны, приде опять в землю свою" [31, стб. 384]. В 1180 г. великому князю Всеволоду удалось схватить рязанского князя Глеба в Коломне [31, стб. 387; 32, с. 606; 35, с. 95; 228, с. 119]. Владимирские сторожевые отряды разбили переправившихся через Оку рязанских сторожей, а потом Всеволод с основными силами "иде к Рязаню, взя городъ Борисовъ Глебовъ" и привел в покорность рязанских князей, "роздавъ имъ волость ихъ комуждо по стареишиньству" [31, cтб. 387-388; 35, с. 95]. Таким образом, мы видим, что над Рязанским княжеством был установлен контроль со стороны владимирского правителя, причем контроль этот был столь существенен, что позволял вмешиваться в поземельные дела рязанских князей.
То, что Коломна находилась в зависимости от владимирских князей, подтверждают и события 1237 г., когда на Русскую землю обрушились полчища Батыя. Тогда владимирский князь Юрий Всеволодович отказал в военной помощи рязанским князьям, однако прислал свою рать с сыном Всеволодом в Коломну к князю Роману Ингваревичу [31, стб. 515; 35, с. 139]. Как показал А.,Г.,Кузьмин, источники "единодушно отделяют Романа Ингваревича от других рязанских князей" [146, c. 160]. Этот коломенский князь, возможно, "и не был собственно "рязанским"" [146, c. 160]. А. Г. Кузьмин делает вывод о том, что со второй половины XII в. (когда в 1186 г. Всеволод Большое Гнездо посадил в Коломне изгнанного из Пронска Всеволода Глебовича) над Коломной был установлен контроль со стороны владимирских князей. "Поэтому рязанский по происхождению князь Роман Ингваревич становится независимым от Рязани "коломенским" князем, возможно, находящимся в непосредственных вассальных отношениях с князем владимирским" [146, c. 160].
Видимо, былая зависимость коломенских земель от Великого княжества Владимирского облегчила Москве в начале XIV в. их отторжение от Рязани.
Совершенно произвольно трактует летописные события, позволяющие судить о территории Рязанского княжества, В. А. Кучкин. В 1186 г., согласно сообщению Лаврентьевской летописи, "бысть крамола зла вельми в Рязани" [31, стб. 400]. Тогда пронский князь Всеволод Глебович послал просить помощи во Владимир к великому князю Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо. Владимирский князь сначала послал подмогу в лице князей Ярослава Владимировича и Владимира с Давыдом Муромских. Эти князья собрались в Коломне. Туда же приехал Всеволод Глебович Пронский [31, стб. 402, 403; 21, 99; 35, с. 101], а затем явился и сам Всеволод Юрьевич. Вскоре князья-союзники вышли "ис Коломны" и отправились на Рязань. Воевать рязанские волости они действительно стали (как утверждает В. А. Кучкин) [161, c. 97-98], "перебродивше Оку" [31, стб. 406; 35, с. 101; 38, с. 18]. Однако это вовсе не означает, что рязанские владения начинались только за Окой. Сам же В. А. Кучкин называет князя Всеволода Глебовича коломенским [161, c. 97; 157, с. 92]. В Коломне и собирались князья перед походом на Рязань. Таким образом, очевидно, что Коломна была частью владений пронского князя Всеволода Глебовича. Естественно, что земли, принадлежащие союзному князю из рода рязанских князей, никто воевать не стал. Утверждать о том, что "рязанские владения на левом берегу Оки, видимо, ограничивались территорией, прилегавшей к Коломне" [161, c. 97; 157, с. 92], основываясь на сообщении летописи, некорректно. (См. карту П.1.2)
То же самое можно сказать и о событиях 1207 г. Князь Всеволод Юрьевич намеревался выступить против Чернигова и послал за рязанским и муромским князьями. В Москве князь Всеволод встретился со своими сыновьями, вместе они пошли к Оке и "придоша до Окы и сташа възле реки шатры на березе на пологом" (на низком левом берегу) [31, стб. 430]. В тот же день, следуя "възле реку Оку горе" (по правому высокому берегу), к Всеволоду подоспели и рязанские князья, причем не все, а только Глеб и Олег Владимировичи. Эти-то последние и рассказали о том, что остальные рязанские князья сговорились с черниговцами. Разгневавшись, великий князь владимирский приказал схватить всех заговорщиков "с своими думцами и вести ихъ в Володимерь" [31, стб. 431, 489-490; 35, с. 114-115]. Далее, по интерпретации В. А. Кучкина, Всеволод, "перейдя Оку, начал воевать рязанские волости" [161, c. 98; 157, с. 92]. На самом деле на этот раз Всеволод Большое Гнездо и не думал разорять рязанские земли, он "перебродися чересъ Оку в день неделныи и поиде къ Проньску" [31, стб. 431; 35, с. 115]. Целью действий князя была ликвидация заговора и усмирение непокорных. Князь Олег Владимирович всюду помогает Всеволоду. Он побеждает лодейников князя Романа Игоревича у Ольгова, а потом возвращается к Пронску, где и становится князем по воле Всеволода [31, стб. 432; 35, с. 115].
Усмирив рязанских князей, посажав всюду своих ставленников ("посадникы посажавъ свое по всем городом ихъ") и договорившись с жителями Рязани, Всеволод "поиде от их к Коломне" [31, стб. 432; 35, с. 115]. По мнению В.,А.,Кучкина, из летописных сообщений вытекает, что рязанские владения лежали за р. Окой [161, c. 98; 157, с. 92], но далее в летописи следуют очень важные данные, говорящие о действительных пределах рязанских владений. Их В.,А. Кучкин не рассматривает. "Князь же великыи приде от Коломны на оусть Мерьскы. И постиже и епископъ ихъ (рязанский – В. Т.) с молбою и с поклоном от всех людии кня же великыи оттоле поиде в Володимерь" [31, стб. 433; 48, с. 297]. Епископ Арсений встретил великого князя на рязанской территории [45, c. 86; 134, с. 106; 267, с. 90; 266, с. 113]. Становится очевидным, что рязанские земли простирались до р. Мерьской (Нерской), по крайней мере, до ее устья. (См. карту П.1.1)
Подбор летописных событий 1209 г. В. А. Кучкиным также вызывает возражения. В 1209 г. рязанские князья Изяслав Владимирович и Кир Михаил Всеволодович, рассчитывая на то, что все "сынове Всеволожи" выступили к Твери против новгородцев, пришли во владимирские владения и "начаша же воевати села около Москвы" [35, c. 116]. Однако к этому времени инцидент с Новгородом уже был улажен, и сыновья Всеволода Большое Гнездо вернулись к отцу во Владимир [35, c. 116]. Из Владимира и послал "вборзе" великий князь Всеволод сына Георгия (Юрия) навстречу рязанцам. В. А. Кучкин использовал известия Летописца Переяславля Суздальского, обладающего лишь одним географическим ориентиром. Там говорится, что князь Юрий разбил рязанцев "у Осового" и прогнал их за р. Оку [21, 109]. Только на основании довольно далекого созвучия, помещая Осовой в районе р. Осенки (правый приток Северки) или оврага Осочного у р. Сетовки (левый приток Северки) [267, c. 90], В.А. Кучкин проводит границу Владимира с Рязанью (Коломной) около р. Осенки [161, c. 98]. (См. карту П.1.2) Между тем у реки Клязьмы известен городок Осовец, поставленный в начале XIII в. Всеволодом Большое Гнездо. По мысли А.,Л.,Монгайта, Осовец самим своим существованием был обязан опасности, исходившей со стороны Рязани [180, c. 356].
Парадоксален окончательный вывод В. А. Кучкина о расширении владимирской территории за счет черниговских земель "на левом берегу Оки, в частности близ Северки" [161, c. 98]. Очевидно, такие построения В. А. Кучкина не подкрепляются данными источников.
Черниговско-суздальский рубеж на основании анализа событий 1209 г. попытался наметить и А. Н. Насонов. Причем историк использовал летопись по Воскресенскому списку, изобилующую географическими данными. Летопись по Вокресенскому списку свидетельствует и о пути князя Юрия к месту встречи с рязанскими войсками (Голубино – Волочек – Клязьма – Дроздна), и о размещении последних во владимирских землях (р. Мерская и р. Литова), и о месте сражения (р. Дроздна) [35, c. 116]. Основу построений А. Н. Насонова составляет допущение о том, что князь Юрий шел на встречу с рязанцами через Москву. Отсюда поиск Голубина и Волочка – пунктов, через которые двигался князь Юрий – с правой стороны р. Клязьмы. А. Н. Насонов в итоге отождествил летописное Голубино с с. Голубиным (на р. Выдре в 50 км от Серпухова) [188, c. 184]. Таким образом, А. Н. Насонов, исходя из не совсем корректных допущений, определил пределы распространения черниговских земель с учетом локализованного им Голубина. (См. карту П.1.2)
Более глубокий анализ известий летописи по Воскресенскому списку был проведен А. А. Юшко. Вслед за Н. И. Надеждиным и К. А. Неволиным [197, c. 186] А. А. Юшко ищет Голубино и Волочек на левой, северной стороне р. Клязьмы, где и локализует их в д. Голубино около р. Шередера [29, c. 848; 266, с. 111; 267, 89] и Волочке Зуеве на левом берегу р. Клязьмы, между рр. Выркой и Дубной [266, c. 111; 267, с. 90]. Далее А. А. Юшко помещает войска рязанского князя Изяслава в верховьях р. Мерской, что также имеет свои основания. (См. карту П.1.2) Во-первых, только верхнее течение этой реки близко к р. Дроздне, где произошло сражение [222, c. 225], и к Голубино, а, во-вторых, именно через верховья р. Мерской шла дорога из Владимира в Коломну [266, c. 111; 267, с. 90]. Как известно из летописных данных, часть р. Мерской с ее устьем принадлежала к числу рязанских земель, но верховья этой реки, очевидно, были владимирскими, так как рязанская рать князя Изяслава стояла именно в чужих, владимирских владениях.
Вызывает трудности определение местонахождения второго рязанского отряда (князя Кир Михаила). Известно, что он стоял у р. Литовы. Но что это за река и где она находится? Можно назвать несколько вариантов, но все они лишь предположительны. Г. П. Смолицкая указывает ряд близких к Литове названий. У р. Десны (приток Пахры) есть левый приток р. Ликова (Ликовка); у притока р. Цны Щуровца имеется левый приток р. Летовка и, наконец, у притока р. Исконы Польны есть левый приток р. Литомня (Литомна, Литновка) [222, c. 116, 123, 103; 125, с. 64, 42]. Этим список не исчерпывается. Выбрать какой-либо из вариантов для определения стоянки отряда Кир Михаила затруднительно [197, c. 286].
Как видим, события 1209 г. не касаются черниговско-владимирских границ, они лишь в какой-то степени уточняют и конкретизируют рязанско-владимирскую границу и позволяют судить о том, что понятие "села около Москвы" было довольно широким [266, c. 111]. (См. карту П.1.1) Обобщая все летописные известия о рязанско-владимирских рубежах XII – XIII вв. можно заметить, что в общих чертах намеченная граница совпадает с пределами коломенских земель, присоединенных к Москве в начале XIV в. (См. карту П.1.13)
Теперь, когда определены границы юго-западной оконечности Владимиро-Суздальского княжества с внешней стороны (посредством выяснения крайних пунктов присутствия новгородской, смоленской, черниговской и рязанской власти), можно наметить основные контуры владимирских границ с внутренней стороны. Очевидно, не всегда границы реально существовали. Их определяли, вероятнее, более или менее широкие полосы незанятых, неосвоенных земель. На протяжении конца XII – XIII вв. близлежащие к Москве границы, за некоторыми исключениями, оставались, видимо, неизменными. Лишь владимирско-черниговская граница превратилась к концу XIII в. в еще один участок рязанско-владимирской и появились новые границы с осколками некогда единой Ростово-Суздальской земли (Тверским, Дмитровско-Галицким и Переяславским княжествами). К 70-м гг. XIII в. оформляется и само Московское княжество, первым бесспорным князем которого стал Даниил Александрович – младший сын Александра Невского. Князь Даниил обладал еще небольшой территорией вокруг Москвы. Кроме стольного города ему, видимо, были подчинены лишь Звенигород и Перемышль. Начинали формироваться волостные центры.
Условная владимирская граница накануне образования Московского княжества направлялась от верховья р. Ламы (выше по которой находились новгородские владения) к р. Рузе. Отстоя от правого берега р. Рузы на некотором расстоянии, граница шла к р. Москве и спускалась к р. Наре, отталкиваясь от которой огибала дугой р. Пахру с ее притоками. Где-то около устья р. Нерской владимирская граница вновь пересекала р. Москву. Район нижнего и, возможно, среднего течения р. Нерской был занят рязанскими владениями. Верховья р. Нерской принадлежали Владимиру [73, c. 129]. (См. карту П.1.1)
Таким образом, мы наметили границу лишь с теми княжествами, которые существовали в домонгольское время. Появившиеся после монгольского завоевания Тверское, Галицко-Дмитровское и Переяславское княжества создали северо-западные, северные и северо-восточные участки границы будущего Московского княжества. Наконец, после того, как в 70-х гг. XIII в. из Великого княжества Владимирского выделилось Московское княжество, определилась и восточная московская граница.
2. 2. Территория Московского княжества
в конце XIII – начале XIV в.
2. 2. 1. Западные пределы Московского княжества
Москва, приобретающая большое значение благодаря экономическому росту и выгодному географическому положению, уже с начала XIII в. стала выступать в качестве возможного центра нового самостоятельного княжества [212, c. 83-84; 233, с. 16-17; 156, с. 54]. Так, в 1213 г. в Москве попытался закрепиться четвертый сын Всеволода Большое Гнездо Владимир, недовольный, очевидно, своим уделом Юрьевом Польским [21, c. 110; 31, стб. 434]. Князь Владимир продержался в Москве, по подсчетам В. А. Кучкина, всего несколько месяцев [161, c. 117; 156, с. 57], и Москва так и осталась "своим городом" князю Юрию Долгорукому [21, c. 111].
В конце 40-х гг. XIII в. Москва чуть было не обрела самостоятельность, отделившись от Владимира. Московским князем, видимо, вполне официально, по разделу 1247 г., стал князь Михаил Ярославич Хоробрит – сын Ярослава Всеволодовича [138, c. 41; 261, с. 273; 122, с. 69; 233, с. 20; 161, с. 117]. Впрочем, Михаил Хоробрит не стал задерживаться в своем удельном центре и, не более года прокняжив в Москве [161, c. 118; 156, с. 58], согнал с великокняжеского владимирского престола своего дядю Святослава Всеволодовича [33, c. 229]. Уже зимой 1248-1249 г. "Михаил Ярославичь Московьскии убиенъ бысть отъ Литвы на Поротве" [33, c. 230]. Москва вновь не стала столицей княжества, оставаясь в составе Великого Владимирского княжества.
В 1263 г., возвращаясь из Орды, умер великий князь владимирский Александр Ярославич Невский [48, c. 328; 24, с. 312; 51, с. 83, 312; 31, стб. 524]. Великое княжество было разделено между сыновьями умершего князя, причем младшему сыну – Даниилу – досталась Москва. Такой вывод делается на основе факта принадлежности Москвы в последующее время именно Даниилу. Кроме того, Степенная книга, составленная при Иване Грозном, прямо называет Даниила наследником Александра Невского [43, c. 296]. Впервые в качестве московского князя Даниил упоминается только в 1282 г., то есть почти через 20 лет после возможного получения Москвы [44, c. 92; 38, с. 160]. (См. табл. П.2.1)
1263 год мог бы считаться датой образования Московского княжества, если бы не сообщение Тверской летописи под 1408 г. Летописец упоминает грамоту тверского князя Ивана Михайловича, адресованную московскому князю Василию Дмитриевичу, в которой провозглашается старшинство рода тверских князей над московским ("по роду есмы тебе дядя мой пращуръ, великiй князь Ярославъ Ярославичь…"), и утверждается, что первого московского князя Даниила Александровича воспитал тверской князь Ярослав Ярославич, тиуны которого семь лет управляли Москвой ("а князя Данила воскормилъ мой пращуръ Александровича, се(де)ли на Москве 7 летъ тивона моего пращура Ярослава") [40, стб. 474; 49, с. 456]. Как раз семь лет, до своей смерти, сидел на великокняжеском престоле князь Ярослав Ярославич [42, c. 72, 74], и все это время Москва, судя по несомненно достоверному сообщению летописи [161, c. 118], находилась под великокняжеской властью. Таким образом, только с начала 70-х гг. XIII в. Москва, наконец, становится столицей нового княжества.
Образование нового княжества на периферии Владимиро-Суздальской Руси было следствием политической и экономической ситуации, складывавшейся в Восточной Европе с середины XIII в. Батыево нашествие и последовавшие за ним татарские набеги, направленные на поддержание зависимости Руси от Орды, привели к тому, что могущество Владимиро-Суздальского княжества и его правителей было подорвано. Центральные районы Владимирской земли были опустошены и экономически обескровлены [161, c. 109]. Терялось политическое значение Владимира как средоточия власти над значительной территорией русских земель. В то же время окраины Владимиро-Суздальской Руси получали импульс для своего развития, как экономического, так и политического. Прежде малозаселенные и неосвоенные территории получали приток многочисленных беженцев. Окраинные регионы еще были лишены развитого боярского землевладения, и местные князья приобрели большую материальную выгоду от общинных земель, подчиненных непосредственно им. Так, вокруг Москвы, на неосвоенных прежде землях, появляются целые волости, становившиеся доменными княжескими землями. Первое время немногочисленное московское боярство обладало лишь владениями в непосредственной близости от Москвы. Экономическое благополучие делало сильными московских князей и политически. В итоге политическое обособление Москвы стало следствием реальных социально-экономических и политических процессов, проходивших в Восточной Европе во второй половине XIII в. Подобная же ситуация стали причиной появления и других княжеств на окраинах Владимиро-Суздальского княжества – Тверского, Белозерского, Галицкого, Костромского и Городецкого [156, c. 64].
Письменные источники фактически не дают никаких сведений о первоначальной территории Московского княжества. Лишь Симеоновская летопись под 1293 г. неопределенно высказывается о том, что татары "…взяша Москву всю, и волости и села" [42, c. 82]. На основании этого сообщения можно сделать лишь вывод о том, что Москва уже в конце XIII в. обладала развитой структурой находящихся в ее подчинении территориальных образований.
Судить о количественном и именном составе московских волостей и сел можно на основании дошедших до нас духовных грамот Ивана Калиты (1336, 1339 гг.) [18, № 1, с. 7-10]. Грамоты Ивана Калиты подробно и обстоятельно описывают принадлежащие московскому князю владения, позволяя составить весьма точное представление о территории Московского княжества 30-х гг. XIV в. Отнимая от Московского княжества этого времени те территории, которые оно приобрело за время своего развития, мы получим картину, отображающую, за некоторыми исключениями, первоначальные московские пределы.
Следуя логике духовных завещаний Ивана Калиты, всю территорию Московского княжества времени этого князя можно разделить на 6 частей – территориальных комплексов [154, c. 12]. 1-я часть – это Можайск с волостями, не указанными в завещании, но определяемыми по духовной грамоте Дмитрия Донского. 2-я часть – Коломна с волостями – земля, оторванная от Рязани после 1300 г. 1-я и 2-я части составили удел старшего сына Ивана Калиты Симеона Гордого (правда, само слово "удел" в грамоте не употреблялось). Ко 2-й части близка 4-я – Лопастна и другие волости, также захваченные у Рязани [170, c. 34]. Эта часть земель завещалась третьему сыну Калиты – Ивану. 3-я часть – волости Звенигород, Руза (будущие города) и другие волости, отданные в удел второму сыну Ивана Калиты – Ивану Красному. 5-я часть представляла собой два несоединенные друг с другом массива земель, составившие удел княгини Ульяны [18, № 4, с. 15]. Один, меньший массив, состоял из двух волостей (Сурожик и Мушкова гора) и располагался по соседству с уделом князя Ивана (3-я часть) на севере Московского княжества. Второй, больший массив, растянулся с севера к югу вдоль восточной границы княжества. И, наконец, 6-я часть – это земли, названные уже в духовной грамоте великого князя Симеона Гордого "Городским уездом" [18, № 3, с. 13]. Этот "уезд" представлял собой территорию вокруг Москвы, никогда полностью не отдававшуюся в уделы и являвшуюся, во-первых, совместным владением князей московского дома (в нем размещались подмосковные села, завещавшиеся московским князьям и княгиням) и, во-вторых, - средоточием московского боярского землевладения. К числу первоначальной территории Московского княжества относятся 3, 5, 6 и, частично, 4 части, выделенные в духовных грамотах Ивана Калиты. Вместе эти части Московского княжества составляли компактный массив земель, вписывающийся, как будет показано ниже, в уже намеченные по данным XII – XIII вв. границы юго-западной окраины Владимирского великого княжества.
Необходимо подробно остановиться на описании земель, отнесенных к первоначальной территории Московского княжества.
Третью часть московских земель составлял удел князя Ивана Ивановича, состоящий из волостей и сел, расположенных к западу от Москвы. (Карта П.1.3) На территории, выделенной в удел князю Ивану, позже образовались два города, каждый со своими волостями. Так, уже в духовной грамоте князя Ивана Красного (около 1356 г.[129, c. 280-281, 322]) замечаем "Звенигород со всеми волостми, и с мытомъ, и съ селы, и з бортью, и с оброчники, и с пошлинами" [18, № 4, с. 15]. В состав звенигородских волостей, по этой грамоте, входила и Руза [18, № 4, с. 15]. В духовной грамоте князя Дмитрия Донского (1389 г.) фигурирует "Руза городокъ" (еще в качестве волости) [18, № 12, с. 33]. (Табл. П.2.2) Однако "Список русских городов дальних и ближних", составленный в последней четверти XIV в. упоминает уже и Рузу [36, c. 241; 230, с. 225; 273, с. 125, 131]. О существовании города Рузы можно также судить по жалованной грамоте князя Юрия Дмитриевича Саввино-Сторожевскому монастырю, составленной около 1402–03 гг., где указан "Русский уезд" и его волость Замошье [6, № 53а, с. 80]. И вот, в 1433 г. князь звенигородский Юрий Дмитриевич своим завещанием передает сыну Дмитрию "город Рузу, и с волостми, и с тамгою, и с мыты, и з бортью, и с селы, и со всеми пошлинами" [18, № 23, с. 73]. В число рузских волостей перешли: Юрьева слобода, Замошье, Кремична, Скирманово с Белми, Ростовци, Фоминское [18, № 23, с. 73-74]. (См. табл. П.2.2)
В духовных грамотах Ивана Калиты отдельно названы волость Руза и "село Рузьское" [18, № 1, с. 7, 9]. Вероятно, не следует отождествлять Рузское село с центром Рузской волости. Археологические данные свидетельствуют о наличии двух Руз, одна из которых – Старая Руза, возникшая в XII в., - по мнению Л.,А.,Голубевой, была средоточием волости [96, c. 144; 182, с. 18]. Однако, исходя из анализа духовных грамот московских князей, можно сделать иной вывод. "Село Рузьское" названо Иваном Калитой отдельно от волости Рузы, последняя же, в завещании Дмитрия Донского превращается в "Рузу городок" (все еще волость), а затем эволюционирует в город Рузу [18, № 1, с. 7, 8, № 12, с. 33, № 29, с. 73]. (См. табл. П.2.2) Вполне естественно, что более молодая по археологическим данным Руза [96, c. 145] стала центром формирующейся волости - основы княжеского землевладения.
В духовных грамотах Ивана Калиты Звенигород еще не назван городом [18, № 1, с. 7, 9]. Он был центром волости, а территория, к нему относившаяся, позднее стала именоваться Городским станом [110, c. 562]. Исследователи, как правило, ограничивались указанием местоположения г. Звенигорода и не рассматривали прилегающую к нему территорию [114, c. 147; 170, с. 33]. Почти полностью пределы Городского стана Звенигорода фиксирует межевая грамота 1504 г. на города Дмитров, Рузу, Звенигород с Московскими станами и волостями [18, № 95, с. 379-386]. В грамоте нет названия Городской стан. Но присутствующие здесь Нахабинская волость, Дмитриевская слободка и просто "Звенигородское" являлись частями Городского стана, фиксируемого более поздними писцовыми книгами (1558-59, 1592-93 и 1593-94 гг.) [60, c. 10-20; 29, c. 660-695]. В грамоте 1504 г. под наименованием "Звенигородское" намечается и часть волости Тростны, отделить которую от территории Городского стана Звенигорода позволяют данные писцовых книг и другой актовый материал [61, № III, с. 124; 63, № 9, с. 23, № 10, с. 24, № 11, с. 24, № 12, с. 25, № 15, с. 27, № 16, с. 28, № 17, с. 29, № 18, с. 31, № 19, с. 32, № 20, с. 33, № 21, с. 34, № 22, с. 35, № 23, с. 36-37, № 25, с. 38-39, № 27, с. 40-42; 55, № 127, с. 200 и др.]. Локализация звенигородских волостей Тростны и Угожь окончательно определяют пределы Городского стана Звенигорода [29, c. 695-707; 7, № 16, с. 36-37, № 105, с. 100, № 106, с. 101; 29, с. 709-731; 63, № 14, с. 26].
Река Москва прорезала посередине территорию Городского стана Звенигородского уезда (для первой половины XIV в. – волость Звенигород). Его граница захватывала самое верховье р. Нары, шла от верховья притока последней Иневки на север, сворачивала на восток, подходила к р. Березовке, следуя которой спускалась к р. Похре (Пахорке) [18, № 95, с. 379; 6, № 53а, с. 80-81]. От р. Похры, двигаясь на север через р. Черную и Бутынку, граница достигала р. Нахабны. Пройдя немного по р. Нахабне, граница сворачивала на северо-восток, приближаясь к землям Воиславского села (современное Иславское) [182, c. 19]. Здесь граница приближалась к р. Москве и следовала по ней, минуя устье р. Вяземки и с. Вяземеск [18, № 95, с. 380-381]. Далее границей на большом расстоянии служил приток Москвы р. Истра. От р. Истры (после встречи с волостью Сурожик) граница шла на юго-запад, достигала р. Розвадни (Разварни), а от последней следовала на запад, к реке Истрице. Это уже была часть границы волости Тростны (топоним Меры в этом районе, по сведениям документов, принадлежал территории этой волости [29, 709; 7, № 16, с. 36-37, № 105, с. 100; 90, с. 358]; в то же время упоминаемое в устье р. Розвадни сельцо "тянуло" к звенигородским землям [6, № 53, с. 80]). Граница Городского стана Звенигородского уезда подходила к р. Истрице (Малой Истре), ближе к ее верховью, минуя Меры и принимая в состав стана с. Андреевское. От озера Глубокого, из которого вытекала р. Истрица, граница шла к юго-востоку, проходя между сельцом Локотней (Городской стан) и селом Колюбакиным (Тростна) [29, c. 675; 114, с. 150, 151]. Приблизившись к р. Москве, граница Городского стана Звенигорода встречалась с территорией волости Угожь. Пересекая р. Москву и захватывая оз. Полецкое, с. Софьино [29, c. 675 и др.], граница достигала верховьев р. Нары, от которой и начиналась.
Относительно волости Кремичны, несмотря на то, что она занимала второе место в числе волостей князя Ивана (после Звенигорода, но впереди Рузы), на удивление мало данных. Из наиболее близких к XIV в. о Кремичне существует лишь одно упоминание в жалованной грамоте 1505 г. дмитровского князя Юрия Ивановича о деревне Козлятино в Рузе, в Кремичне [6, № 66, с. 97]. Ю.,В.,Готье намечает территорию волости по данным XVII в. [110, c. 590-591] В.,Н. Дебольский указывает на центр волости погост Покровский-Кремична на р. Москве в 19 верстах от Рузы [114, с. 147]. Но, как доказали А. А. Юшко и С.,З.,Чернов, погост Кремична – "новообразование XVIII в."[272, c. 116]. Таким образом, следует искать средоточие волости в другом месте. Восточнее устья р. Рузы в Москву впадает р. Кремична [125, c. 32; 222, с. 198], от которой, по мнению В. А. Кучкина, и получила название волость [149, c. 181]. Поддерживая мнение В. А. Кучкина, А. А. Юшко и С. З. Чернов пишут о высокой плотности археологических памятников в районе р. Кремичны [172, c. 117]. Привлекая данные Ю. В. Готье, можно сказать, что территория Кремичны обступала г. Рузу с севера и запада. На севере она достигала устья р. Озерны, а на западе соседствовала со звенигородскими землями и ограничивалась течением р. Москвы [110, c. 590-591]. Вероятно, в XIV в. территория волости была значительно меньше.
Волость Руза была, видимо, совсем небольшой. Ее территория располагалась вниз от г. Рузы по течению р. Рузы, до ее устья, по обе стороны от реки. Река Москва ограничивала волостные земли с юга [110, c. 590]. Трудно локализовать населенные пункты, которые источники указывают находящимися в Рузском (затем Городском) стане [8, № 112, с. 105, № 151-152, с. 146, № 302, с. 314, № 318, с. 336, № 323, с. 341, № 334, с. 352, № 363, с. 403].
Межевая грамота 1504 г. на города Рузу и Звенигород с можайскими и клинскими станами и волостями позволяет определить местонахождение волости Фоминское. Она располагалась длинной полосой, пересекая р. Москву, вдоль можайской границы. Начиналась можайско-рузская граница (граница Фоминской волости) от "деревни Брюхова Олексинского села" и с. Юрикова [18, № 96, с. 397]. Эти села существуют и поныне на правом берегу р. Москвы [269, c. 121]. Другой стороной территория волости касалась р. Рузы, затем земель волости Рузы, а пересекая р. Москву – волости Угожь [18, № 96, с. 398; 114, с. 147-148; 170, с. 34; 269, с. 121]. С севера волость ограничивалась территорией близкой к сохранившемуся до нашего времени с. Брынькова [18, № 96, с. 398; 182, с. 17].
Скупые данные актовых источников дают лишь смутное представление о местонахождении волости Суходол [18, № 96, с. 379; 6, № 51, с. 77, № 49, с. 74]. Эта волость, отнесенная в будущем к числу боровских, располагалась между реками Протвой и Нарой, захватывая приток последней Иневку и включая с. Каменское на р. Наре и с. Климятинское (Климетино, Климкино) возле Протвы [170, с. 34; 110, с. 550; 269, с. 120; 6, с. 487]. Суходол размещался в основном на правобережье р. Нары, лишь в районе р. Иневки переходя на левый берег Нары [269, c. 120]. Вероятно, села Климятинское и Каменское (и вместе с ним часть территории позднейшего Суходола) появились на территории, ранее принадлежавшей Рязани. К старинной московской волости были приписаны два массива земель, располагавшихся по рекам Истье и Истерьке (Истья и Истерва). Первоначальная территория волости Суходол, таким образом, была значительно скромнее.
Волость, названная в духовных грамотах Ивана Калиты Великой слободой [18, № 1, с. 7, 9], в духовной Ивана Красного фигурирует уже как "Великая слобода Юрьева" [18, № 4, с. 16]. В дальнейшем закрепилось название Юрьева слобода [18, № 12, с. 33, № 21, С. 58, № 22, с. 60, № 29, с. 73, № 71, с. 250]. (См. табл. П.2.2) Исследователи связывают образование слободы с именем князя Юрия Даниловича [170, c. 14; 149, с. 177-178]. В. А. Кучкин объясняет появление слободы необходимостью освоения новых территорий, присоединенных к Москве в 1303 г. вместе с Можайском [149, c. 178]. Великая слобода была несколько в стороне от массива можайских земель, однако ее основание, очевидно, действительно преследовало цель хозяйственного освоения края.
Попытка с наибольшей точностью определить местоположение волости Великая слобода принадлежит А. А. Юшко. Ею были использованы сведения актов Иосифо-Волоколамского монастыря, привязанные к данным о населенных пунктах середины XIX в. и современной топонимии [8, № 35, с. 37, № 64, с. 65, № 246, с. 248, № 255, с. 259, 260, № 377, с. 377, 378; 269, с. 121-122]. К этому необходимо добавить сведения, представленные В. Н. Дебольским, сотную грамоту, опубликованную С.А. Шумаковым, и некоторые очень важные документы Иосифо-Волоколамского монастыря, пропущенные А. А. Юшко [114, c. 148-149; 60, с. 26-28; 8, № 261, с. 265, № 302, с. 314, 317, № 347, с. 386]. До настоящего времени существуют поселения Шилово, Судниково, Потакино (Потапово?), Акулово, Карабузино, Куликово и Юрьева. Последняя считается центром волости [182, c. 17; 170, с. 34; 269, с. 122]. Территория волости располагалась к северу от устья р. Озерны, касаясь одной стороной р. Рузы [60, c. 28; 8, № 347, с. 386], другой – р. Озерны [8, № 347, с. 386]. Трудно сказать, доходила ли территория волости до р. Ламы, но очевидно, что на севере она граничила именно с волоколамскими землями.
Рядом с Великой находилась еще одна слобода – Замошьская. Это одна из немногих слобод, получивших свое название не от имени основателя [149, c. 178]. Немногочисленные данные позволяют определить местоположение Замошьской слободы к востоку от Великой слободы, в районе рек Озерны и Вейны [8, № 37, с. 39, № 347, с. 385-386; 170, с. 34; 110, с. 591]. Часть территории волости переходила и на левый берег р. Озерны, где на ее притоке Песочне локализуется селение Реткино (Редькино), а рядом – Орешки (Орешниково) [60, c. 25]. Вряд ли можно считать центром волости с. Замошье в юго-восточной части Волоколамского уезда [114, c. 149]. (В этом сомневался сам В.Н.Дебольский). То же можно сказать и о упоминаемом в источниках с. Замошье. Оно в ряду с селами Белгиным и Дубацынским принадлежало к звенигородским землям. Эти села отделяются от владений "в Русском уезде, в Замошьи" [6, № 53, с. 79-80, № 53а, с. 80-81].
Довольно точно выявляется территория звенигородской волости Угожь. Южные и западные границы волости (с можайскими и вышегородскими землями) определяют межевые грамоты 1504 г. [18, № 96, с. 396-397, № 97, с. 405-406] Остальная территория намечается посредством указанных в писцовой книге топонимов и гидронимов [29, c. 709-731; 63, № 14, с. 26]. Волостные земли достигали р. Плеснь (правый приток Нары) на юге и р. Москвы – на севере. Основная территория располагалась между средним и нижним течением р. Таруссы и верховьем р. Нары, лишь не намного переходя на левый берег последней [170, с. 34; 110, с. 562; 149, с. 181-182; 269, с. 120].
Ростовци – небольшая волость, совершенно точно локализуемая, благодаря межевой грамоте 1504 г. на города Рузу и Звенигород с можайскими и клинскими станами и волостями и несколькими монастырскими документами [18, № 96, с. 399-400; 6, № 57, с. 89; 8, № 27, с. 31, № 72, с. 69, № 247, с. 249]. Территория волости как бы врезалась в можайские земли. Ее восточными и северными границами служили реки Руза, Педня и Дубовец [6, № 57, с. 89; 8, № 247, с. 249; 182, с. 17]. На юге волость сталкивалась с участками рузской Сычевской волости и верховьем р. Пожни. На юго-востоке Ростовци соседствовали с Городским (Рузским) станом. В. А. Кучкин пытался привязать местонахождение волости к реке Растовке – левому притоку Нары [149, c. 182], что вызвало справедливый протест А.А. Юшко [269, c. 121].
Упоминаемая только в духовных грамотах Ивана Калиты Окатьева свободка [114, c. 150] связывается историками с именем Акатия – боярина Ивана Калиты, родоначальника фамилии Валуевых [89, c. 41-42; 90, с. 188; 86, с. 230-231; 149, с. 178]. Вблизи г. Рузы имеется два топонима, которые могут служить указанием на местонахождение Окатьевой слободки. Это Акатово – в 19 км выше от г. Рузы по течению р. Рузы и Акатьево на р. Рузе в 1 км от г. Рузы [114, с. 150; 90, с. 231; 269, с. 121]. А. А. Юшко считает, что Окатьеву слободку следует отождествлять с д. Акатовой, расположенной к северу от г. Рузы. Ее мнение подтверждают и археологические раскопки, выявившие в деревне поселение с материалом XIV в. [269, c. 121]
Волость Скирминовское (Скирменово [18, № 12, с. 33], Скирманово [18, № 29, с. 74]) с востока, где естественной границей служила р. Молодильня, соседствовала с московской волостью Сурожиком, а с севера – с рузскими землями Шепковской волости, известной с конца XIV в. [18, № 96, с. 385-386; 114, с. 170; 110, с. 591] Ее территория ограничивалась на западе р. Грядой (приток Озерны), на юге – верховьем р. Озерны [170, c. 34]. Притоки р. Озерны Разварня (Розвадня) и Рассоха (Росха, Розсоха), а также верхнее и среднее течение р. Тростенки, вытекающей из Тростенского озера, принадлежали территории этой волости. Упоминаемые источниками скирмановские села (Андреевское – на верховье р. Розсохи, Рождественское, Покровское ("Покровское село Тотарское") – на р. Озерне, Никольское (Никольское-Шуйгино) и центр волости Скирманово (Пречистое-Скирманово) – на р. Розсохе) [29, с. 658; 3, № 107, с. 108, № 272, с. 275; 61, № III, с. 125; 4, № 382, с. 278, 619, № 383, с. 279, № 384, с. 279; 6, № 63, с. 95, № 64, с. 96; 8, № 16, с. 20-21, № 31, с. 34, № 39, с. 40, № 41, с. 42, № 77, с. 74, № 78, с. 75 и др.] существуют и по сей день.
Территория волости Тростны распространялась вокруг Тростенского озера (Тростяное, Тростно) [18, № 95, с. 385], захватывая на востоке верховье р. Малой Истры, на западе доходя до р. Озерны и на юге спускаясь почти до р. Москвы [114, с. 150; 170, с. 34; 110, с. 562]. Селения Тростны – Будьково (Бутково), Шебаново на р. Истре, Михайловское на правом берегу р. Озерны, Меры (Мери), Шейно, Бочкино, Житянино, Колюбакино на притоке р. Москвы Поноше [29, с. 695-709; 18, № 95, с. 384; 7, № 16, с. 36-37, № 105, с. 100; 114, с. 150 и карта на с. 151; 90, с. 358] – сохранились до нашего времени [182, c. 18].
Где-то рядом с Тростной находилась волость Негуча [18, № 1, с. 7, 9, № 12, с. 33, № 58, с. 180; 170, с. 34]. Согласно сведениям писцовой книги в составе Тростенского стана встречается р. Негуча [29, с. 695-709; 114, с. 150], которая и могла быть средоточием волости, позже слившейся с Тростной. Река Негуча – приток р. Малой Истры – протекает возле оз. Тростенского. Здесь и нужно видеть территорию волости [149, c. 181]. На р. Негуче стояло и не сохранившееся до нашего времени село Максимовское, упоминаемое в духовных грамотах Ивана Калиты и других московских князей [18, № 1, с. 7, 9, № 4, с. 15].
Такова территория волостей, переданных в удел князю Ивану Красному, а позже составивших основу двух уездов – Звенигородского и Рузского. Постепенно число и размеры этих волостей стали изменяться, причем не только за счет перераспределения своей внутренней территории. В Рузском уезде появились станы, которые были отняты от Волоколамска или явились результатом колонизационного развития земель края. От Звенигородского уезда к Боровску отошла волость Суходол, но до этого к последней "приросли" территории Истервы и Истьи. Звенигороду одно время принадлежала также волость Плеснь. (См. карту П.1.3)
Намечая пределы Московского княжества, согласуясь с духовными грамотами Ивана Калиты, мы все же рискуем ошибиться. Некоторые московские территории оставались, видимо, за пределами кругозора московского великого князя. Они были еще не освоены, но находились в московском владельческом подчинении. Иначе бы их приобретение было каким-то образом оформлено. Так, мы знаем, что волость Лохно, отождествляемая с волостью Локнаш и Локношским станом Рузского езда, была куплена княгиней Евдокией Дмитриевной – женой Дмитрия Донского [18, № 12, с. 35]. Локношский стан, по сведениям XV–XVI вв. располагался вокруг р. Локнош – притока Большой Сестры, касаясь и р. Сестры. Центром стана было с. Локныш [8, № 9, с. 15, № 10, с. 15-16, № 11, с. 16, № 12, с. 16, № 18, с. 22, № 19, с. 23, № 83, с. 81, № 84, с. 82, № 133, с. 127, № 134, с. 129-130, № 167, с. 159, № 171, с. 162, № 195, с. 195-196, № 213, с. 217, № 218, с. 221, № 231, с. 233, № 245, с. 248 и др.].
С юга к Локношскому стану стану примыкала Шепковская волость Рузского уезда. В. Н.Дебольский затрудняется определить ее местоположение, указывая лишь на село Шепково в северо-восточной части Рузского уезда в 39 верстах от г. Рузы [114, c. 170]. Шепковская волость Рузского уезда, по немногочисленным данным, располагалась на север от Скирманова. В ее сотаве известно лишь одно село – Белково. К этому селу "тянула" деревня Шепково (современная Шапково) [8, № 37, с. 39, № 38, с. 40, № 46, с. 45, № 47, с. 46, № 95, с. 90; № 110, с. 103; № 302, с. 317; 110, с. 591].
Дмитрий Донской в своей духовной грамоте называет "Скирменовъскую слободку с Шепковым" как примысел княгини Евдокии [18, № 12, с. 35]. Очевидно, великая княгиня развила на северо-западе Московского княжества активную хозяйственную деятельность, организовав в Скирмановской волости слободку и рядом владение Шепково, превратившееся в волость.
Теперь, когда выявлены территориальные изменения в составе западной окраины Московского княжества и определено размещение географических пунктов, перечисленных в наиболее ранних московских грамотах, можно с большой точностью определить участок первоначальной московской границы. (См. карту П.1.4) Граница изученного региона Московского княжества начиналась у р. Нары, от окрестностей с. Каменского, принадлежавшего звенигородской волости Суходол. Граница отрывалась от р. Нары, огибала плавной дугой села Михайловское (современное Старомихайловское), Климятинское (современное Климкино) [6, c. 487], оставляя в стороне верховья р. Истерьмы. Течение р. Истерьмы и возникшее на ней владение Истерьва были, вероятно, присоединены к Москве в середине XIV в. в числе так называемых "отменьных мест Рязаньских". От р. Истерьмы граница направлялась на север и подходила почти к устью р. Плесенки (Плесни) (приток Нары). По р. Плесенке позже сформировалась волость Плеснь, причисленная Дмитрием Донским к звенигородским волостям [18, № 12, с. 33]. Граница далее пересекала р. Нару. Здесь начиналась территория звенигородской волости Угожь. Соседями ее на некотором расстоянии были вышегородские земли. Последние, как и земли по р. Плесенке, отошли к Москве лишь в середине XIV в.
Участок московско-вышегородской границы фиксируется межевой грамотой 1504 г. на г. Звенигород от вышегородских станов и волостей [18, № 97, с. 405-406]. Граница вновь вступала в р. Плесенку, от нее переходила к Исаковскому истоку и вместе с ним впадала в реку Локонку (Локна, Лохня). От Локонки у устья Храпуновского истока граница шла влево (на запад). Звенигородское село Юматово, известное по грамоте и стоящее и теперь у р. Таруссы, и вышегородское село Слепушкинское (современное Слепушкино на р. Березовке, притоке Исьмы) исчерывали сведения грамоты о московской границе.
Другая межевая грамота 1504 г. (на города Рузу и Звенигород с можайскими и клинскими станами и волостями) начинала разъезд земель от известного уже Слепушкинского села [18, № 96, с. 396]. Граница шла вверх по р. Локне (через село Воронино Васильево Хилиново), потом р. Торусицей. К северу от р. Торусицы (в современном звучании – Таруссы) находилась звенигородская волость Угожь, с юга – можайская волость Тарусица. После некоторого следования к верховью р. Торусицы граница сворачивала на север, пересекала Скоковское болото, обходила земли звенигородского Олексинского села (современное Алексино). Земли Олексинского села встречались с владениями Акимо-Аннинского монастыря – землями Костянтиновского села. Здесь граница меняла свое направление. Заканчивались и земли Звенигородского уезда. Граница спускалась по паточине и ручью к землям можайского села Землинского, которые вскоре сменялись землями Дягилевского стана. Земли Юриковского села Дягилевского стана встречались с территорией Рузского уезда сельца Мальцева. Из разъездной грамоты видно, что новая граница была проведена не везде "старою межою". Некоторые земли перешли из можайской волости Тарусицы и Дягилевского стана в звенигородскую волость Угожь и наоборот. Например, Максимково селище "отвели" к Юрикову селу Дягилева можайского стана [18, № 96, с. 397].
Далее разграничиваются территории того же можайского Дягилева стана с рузской Фоминской волостью (сельца Малцево, Микифоровское). После Дягилева стана следует можайская Ренинская волость (Ю. В. Готье ошибочно помещает Ренинский стан близ верховья р. Москвы) [110, c. 574 и карта]. Граница сворачивала направо на Можайскую дорогу, потом снова направо, на Вышегородскую дорогу, с нее – налево, через р. Москву, где на некоторое расстояние продолжалась Ренинская волость, сменявшаяся затем можайским Заретцким станом. Возможно, современное село Ватулино, встречающееся на пути, соответствует Ваталинскому селу Симоновского монастыря, чьи земли были здесь пограничными. Межа далее шла мимо деревень Ваталинского села, пересекала два болотца, а от последнего из них переходила налево на Брынковскую дорогу (к рузскому селу Брынкову и сейчас существующему около г. Руза) [182, c. 17]. Деревни Ваталинского села на большом протяжении соседствовали с деревнями Брынкова села, пока не встречались с землями рузской Сычевской волости Юрьевского сельца. После рузского сельца Ильина межа спускалась по речке Литомье (Литомне – приток речки Дунки, притока Исконы) [222, c. 103] до речки Польны (приток Исконы), а по этой речке вниз, а затем направо оврагом вверх. Неудивительно, что здесь опять встречались деревни Ваталинского села, впрочем, скоро сменяющимися, когда граница сворачивала налево, землями Клементьевского села (современное село Клементьево находится в устье р. Польны). "Старою межою" граница доходила до р. Исконы, шла вверх ее до р. Пожины, а от последней направо вверх. Здесь начиналась можайская Усошская волость, справа от которой находились рузские деревни Кобылинского села. Граница далее шла вверх, пересекая владения псаря Васюка Пятина с можайской стороны и Васюка Порха с рузской стороны (возможно, в память о владении одного из них осталось село Васюково, обозначенное на современной карте). Выше рузская Сычевская волость сменялась участком рузской же Ростовитцкой волости, а затем через болото и два прудца возвращалась к Сычевской волости, землям села Вораксина (и сейчас существующему – Вараксино). Чуть ниже граница достигала речки Волченки (приток р. Пожни) [222, c. 103], шла до р. Пожины и по ней вверх. Отсюда начиналась можайская Карачаровская волость и снова появлялась рузская Ростовитцкая волость. От р. Пожины граница шла налево, болотом к верховью р. Дубовцу, по ней в речку Педню (р. Правая Педня – приток р. Рузы) [222, c. 104], а из Педни – в Рузу. По р. Рузе межа шла до Быстровского оврага, а от него вверх (по карте – влево), где встречались можайская Боянская и рузская Щитниковская волости. Вскоре, однако, Боянская волость сменялась Карачаровской [18, № 96, с. 400]. Среди земель рузской Щитниковской волости появлялись деревни Княжа села (очевидно – это современное село Княжево). Потом граница подходила к реке Исконе и шла до Волоцкого уезда, Репотина стана (современное с. Репотино находится близ верховий р. Исконы).
Московско-волоколамская граница намечается крайне условно, так как конкретные сведения о ее направлении отсутствуют.
Принадлежность территории Щитниковской волости к Московскому княжеству в конце XIII – начале XIV в. довольно спорна. Реальная граница Московского княжества продолжалась от левого берега р. Рузы. Она поднималась на север, захватывала с. Рюховское (которое выдавалось вглубь новгородской земли Волока Ламского) и, от верховьев р. Ламы, сворачивала к востоку. Граница проходила мимо с. Юрьева – возможного центра Великой слободы Юрьевой, занимавшей все пространство от р. Рузы (кроме территории вокруг с. Рюховского).
От верховий р. Ламы граница направлялась далее к востоку: нет известий о том, была ли северная часть Замошьской слободы пограничной или граница сразу переходила к р. Гряде (приток Озерны) и волости Скирминовской. Встречаясь с рекой Грядой, граница следовала к верховью последней, а затем переходила к верховью р. Большой Сестры. Здесь, в районе будущей волости Шепковы, граница терялась среди неосвоенных земель. (См. карту П.1.4)
Разумеется, для ситуации конца XIII – начала XIV в. намеченные границы необходимо значительно обобщить. Многих волостей и станов, чьи пределы намечаются по данным более позднего времени, в начальный период истории Московского княжества попросту не существовало, да и имевшиеся волости находились в процессе формирования, их территории увеличивались, занимали пустующие земли, встречались затем друг с другом. До этого времени полосы незанятых, неосвоенных земель условно определяли границы между владениями [90, c. 159].
Итак, пределы Московского княжества в начальный период его существования распространялись на юго-западе за р. Москву, р. Нару и едва не достигали р. Протвы; на западе – заходили за р. Рузу и на северо-западе – добирались до верховьев р. Ламы и терялись за р. Сестрой [269, c. 120-122]. По всей видимости, западная московская граница не была четко определена. Между московскими с одной стороны и рязанскими, смоленскими и новгородскими владениями с другой стороны существовала прослойка незанятых, неосвоенных земель.
2. 2. 2. Северо-западные и северные пределы Московского княжества
К северо-востоку от локализованного удела князя Ивана можно наметить еще один массив земель, состоящий из волостей: 1. приданных к уделам князя Семена (Горетова) [18, № 1, с. 7, 9] и княгини Ульяны (Сурожик, Мушкова гора) и 2. осваиваемых Москвой территорий, в конце XIV в. присоединенных к Дмитровскому удельному княжеству "из Московъских волостии" (Ижво, Раменка) [18, № 12, с. 34]. (Карта П.1.5)
Традиционно на многих картах, изображающих первоначальную территорию Московского княжества конца XIII – начала XIV в., район верхних притоков р. Истры (речки Катыш, Черная, Нудоль, Раменка) оказывался в составе Дмитровского княжества [161, c. 240 и карта на с. 123; 158, с. 39; 269, с. 122-125 и карта на с. 119]. Определение территории Дмитровского княжества строилось на основе анализа источников, далеко отстоящих от времени его независимого существования со своей княжеской династией. Территория Дмитровского княжества XIII – первой половины XIV в. отождествлялась с территорией Дмитровского удельного княжества конца XIV – XV вв., возглавлявшегося представителем московского княжеского рода. Грамоты московских князей позволяют проследить историю территориального развития дмитровских земель и выделить реальные пределы Дмитровского княжества.
Дмитров был присоединен к Москве около 1360 года [158, c. 60]. В то время сын дмитровского князя Дмитрий Борисович выпросил в Орде не свой отчинный Дмитров, а только часть былого княжества – Галич [40, cтб. 70; 49, с. 69; 161, с. 116; 187, с. 47]. Приобретенные дмитровские земли Дмитрий Донской своим завещанием передал сыну Петру, добавив к основной части довольно скромного удела еще и ряд московских волостей [18, № 12, с. 34]. Сами дмитровские земли состояли из волостей Вышегорода, Берендеевой слободы, Лутосны "с отъездцем" и Инобажа [18, № 12, с. 34] и двух не упомянутых Донским городских станов [187, c. 49]. Такова, видимо, изначальная территория Дмитровского княжества, присоединенная к Москве. А волости Ижво, Раменка, а тем более – Мушкова гора, находились на исконной территории Московского княжества. Относительно этих волостей в духовной грамоте Дмитрия Донского прямо сказано, что они даны князю Петру "из Московъских волостии" [18, № 12, с. 34]. В. Д. Назаров высказал мысль о том, что не упомянутые в духовных грамотах Ивана Калиты волости, переданные князю Петру – "новообразования, выделившиеся из территории волостей, отданных Ульяне" [187, c. 48]. Дело в том, что большинство московских волостей князя Петра принадлежали ранее княгине Ульяне – жене Ивана Калиты и, к тому же, все они составляли "единый территориальный комплекс, охватывавший московские городские станы дугой с северо-запада на юго-восток" [187, c. 48]. Вероятнее, впрочем, что такие волости, как Ижво и Раменка, не выделились из состава уже существовавших волостей, а стали результатом освоения нетронутых территорий московской окраины. С запада волость Ижво примыкала к образовавшимся позднее волостям Локнашу и Шепковой, которые также явились плодом хозяйственной деятельности московских князей и княгинь. Именно последним – московским княгиням – обязаны своим возникновением многие владения на крайнем северо-западе Московского княжества. Поэтому, выделенный нами еще один массив московских земель, на самом деле должен быть причислен к 5-й части территории княжества, выделенной по духовным грамотам Ивана Калиты.
Интересна судьба рассматриваемых волостей. Все они (за исключением волости Горетовой, всегда находившейся в руках великого князя московского) долго оставались в сфере удельного владения.
Прежде всего волости Сурожик и Мушкова гора, а также, видимо, земли, на которых образовались волости Ижво и Раменка, были отданы по завещаниям Ивана Калиты княгине Ульяне [18, № 1, с. 8, 9]. Духовная грамота князя Ивана Красного (около 1356 г.) подтверждала владение Ульяной этими землями и определяла их дальнейшую судьбу "по ее животе"[18, № 4, с. 15]. Земли эти должны были быть поделены "на четверо, безъ обиды" между сыновьями князя Ивана Красного – Дмитрием и Иваном, а также – князем Владимиром Андреевичем и княгиней Александрой – женой Ивана Красного [18, № 4, с. 15]. Гарантировались и права дочери княгини Ульяны – ей после смерти матери выделялась волость Сурожик и село Лучинское [18, № 4, с. 16]. Намеченный раздел не был осуществлен в полной мере, так как еще при жизни княгини Ульяны [18, № 5, с. 20] в 1364 г. умерли жена князя Ивана Красного Александра и его сын Иван [40, cтб. 78]. Еще около 1374-75 гг. Ульяна, видимо, была жива, однако великий князь Дмитрий Иванович и серпуховский князь Владимир Андреевич договорились о дележе ее владений: "А коли, господине, имемъ слати данщици… оуделъ Оульянинъ, тебе, князю великому, два жеребья, а мъ…" (фрагмент грамоты утрачен, но, очевидно, серпуховскому князю предназначался один жребий удела княгини) [18, № 7, с. 23; 187, с. 48]. В договоре князей Дмитрия и Владимира от 1389 г. подтверждалось владение последним частью удела княгини Ульяны, однако не указывался состав этой части [18, № 11, с. 31]. О владениях князя Владимира Андреевича нельзя почерпнуть сведения и из духовной грамоты Дмитрия Донского 1389 г. Лишь договор 1390 г. между сыном Донского великим князем Василием I и князем Владимиром называет в составе владений серпуховского князя "княгининъ оуездъ Оульянинъ, [какъ ся ро]зделилъ отець нашь с тобою, и Мушковы горы треть, по княгинине животе" [18, № 13, с. 37]. Как видим, дочь княгини Ульяны еще была жива, и, таким образом, намечалась передача трети ее волости Сурожика после ее смерти серпуховскому князю. Факт того, что среди передаваемых по завещанию великого князя Дмитрия Донского детям волостей нет Радонежа, Белей и Черноголовля, известных в составе удела княгини Ульяны, позволяет отнести перечисленные владения к числу земель князя Владимира. Именно эти волости указаны в духовной грамоте князя Владимира Андреевича начала XV в. [18, № 17, с. 46].
Из рассматриваемого региона Московского княжества только 1/3 Мушковой горы перешла в состав Серпуховского удельного княжества. В дальнейшем эта часть волости всегда принадлежала Сурпуховскому княжеству [18, № 17, с. 46, № 27, с. 70, № 45, с. 129, № 56, с. 169, № 58, с. 180], и так до 1456 г., когда последний серпуховский князь Василий Ярославич лишился своего удела [34, c. 181; 46, с. 217; 50, с. 374]. 1/3 Мушковой горы стала частью Московского уезда. Только Сурожик был причислен к звенигородским волостям князя Юрия Дмитриевича [18, № 12, с. 33]. Остальные 2/3 Мушковской волости, а также Ижво, Раменка и некоторые остальные владения княгини Ульяны, доставшиеся великому князю Дмитрию Ивановичу стали частью Дмитровского удельного княжества [18, № 12, с. 34].
Три волости, переданные в удел князя Петра, непосредственно примыкали к территории г. Дмитрова, и это стало, по словам В. Д. Назарова, "решающей причиной, почему данные волости вошли в середине XV в. в состав территории собственно Дмитровского уезда" [187, c. 49, прим. 19, с. 54-55]. Остальные владения князя Петра отделялись от дмитровской территории владениями серпуховского князя – Радонежем и Белями [187, c. 49].
Оформившаяся дмитровско-московская часть удела князя Петра Дмитриевича выступала единым комплексом земель до второй половины XV в., передававшимся в одни руки [187, c. 54]. В 1472 г. Дмитровский удел (принадлежавший сыну великого князя Василия Васильевича Темного Юрию) прекратил свое существование [18, № 68, с. 221-224], побывав до этого времени в составе Звенигородско-Галицкого княжества князей Юрия Дмитриевича и его сыновей [18, № 29, с. 74, № 36, с. 101] и Серпуховского княжества князя Василия Ярославича [18, № 56, с. 169, № 58, с. 180]. Великий князь Иван III вновь создал Дмитровский удел. К нему уже приросли 3 интересующие нас волости, однако были отняты так называемые "замосковские волости" [18, № 89, с. 359].
Таким образом, сформировался Дмитровский уезд, сложившийся исторически, с включением в него ряда изначально московских земель, часто несправедливо относимых к территории древнего Дмитровского княжества.
Что касается волости Сурожик, то она долгое время держалась в составе Звенигородско-Галицкого удельного княжества [18, № 30, с. 76, № 35, с. 90, № 38, с. 108], пока галицкие князья не были окончательно разгромлены в ходе феодальной войны второй четверти XV в.
Такова история северо-западной части земель, выделенных в удел великим князем Иваном Калитой своей жене княгине Ульяне.
Территории московских волостей северо-западной окраины княжества локализуются следующим образом. Волость Горетова занимала значительные пространства, чьи пределы определяло с юга и юго-запада течение рек Москвы и ее притока Большой Истры, а с северо-востока и севера – рек Клязьмы и ее притока Радомли. Северный и юго-западный участки границы Горетова стана XVI в. определяет межевая грамота 1504 г. на города Дмитров, Рузу, Звенигород с Московскими станами и волостями [18, № 95, с. 381-382, 388-390], причем выясняется, что по сравнению с началом XVI в., к концу этого века (по данным писцовых книг) в территории стана произошли изменения. Часть Мушковской волости Московского уезда по р. Каменке перешла в состав Горетова стана [18, № 95, с. 388; 29, с. 133]. Течение р. Каменки в начале века не входило в состав Горетовы [18, № 95, с. 381-382, 388-390; 29, c. 133 и др.]. На территории Горетова стана замечаем речки Холохоленку (приток Песочной), Песочну (приток Истры), Доренку (Дарью) (приток Истры), Сходню (Всходню) (приток Москвы) и др., а также р. Горетовку (Горедву) (приток Сходни) [29, c. 53-61, 122-172, 280], от которой, очевидно, и получила название вся территория [149, c. 180; 122, с. 13]. Несмотря на то, что часть Горетовой вошла в пределы современного г. Москвы, до сих пор на карте можно отыскать некоторые ее селения: Жегалово (Жигалово) – на р. Клязьме и за ней; Олабышево (Алабышево) – на верховье Сходни; Холм (Холмы) – на р. Песочне; Лыткино; Еремеево, Алексино – на р. Доренке; Рождествено, Веледиково (Веледниково), Степановское – на р. Истре; Нахабино – на р. Нахабинке; Сабурово, Ангилово (Ангелово) – на р. Бане; Тушино – сейчас в черте г. Москвы [3, № 152, c. 147, № 172, c. 166-167, № 229, c. 230, № 243, c. 242; 10, № 73, c. 87, № 79, c. 92, № 119, c. 131, № 172, c. 220, № 173, c. 221; 13, XXVI, cтб. 367; 6, № 47, c. 67-68; 4, № 499, c. 377, 626-627; 5, № 380, c. 376, № 404, c. 414; 7, № 45, c. 59; 8, № 122, c. 113, № 181, c. 182, № 231, c. 232-233, № 335, c. 353-354, № 355, c. 395, № 435, c. 490-491]. Горетов стан стал средоточием боярского землевладения, где имели владения представители таких родов, как Сабуровы, князья Телятевские, Кутузовы, Годуновы и др. [29, c. 53-61, 122-172], а от с. Льялова, находящегося в пределах стана, стали называться князья Льяловские [4, c. 619].
Практически всю протяженность границы волости Сурожик можно проследить благодаря межевой грамоте 1504 г. на города Дмитров, Рузу, Звенигород с Московскими станами и волостями [18, № 95, с. 382-384, 386-389]. Начинаясь от р. Истры (выше горетовского села Рожествена), граница шла к югу, захватывала верховье р. Розводни (в современном написании – Разварни) у деревни Протасова Федорова Сурмина (современное Сурмино), затем направлялась к западу и достигала р. Истрицы (Малой Истры). Далее граница чуть спускалась по р. Истрице и через сельцо Юркинское (Юркино) шла налево (на запад) – к Тростянскому озеру. На карте А. А. Юшко, изображающей территорию волости Сурожик, граница волости по разъезжей (межевой) грамоте 1504 г. значительно искажена [269, c. 123]. Граница не следовала на всем протяжении р. Тростенки, вытекающей из Тростенского озера, она лишь касалась ее, переходя от близкой к озеру речки Глушицы, а затем направлялась к р. Молодильне на восток [18, № 95, с. 385]. Населенные пункты, принадлежавшие пограничной здесь с Сурожиком волости Скирмановской – Будьково (сельцо Бутково) на р. Тростенке и Шебаново (в грамоте – д. Шабаново) [18, № 95, с. 385] – показывают, что следование границы по р. Тростенке не могло быть долгим. Граница далее поднималась до самого верховья р. Молодильны и, свернув от нее направо и пройдя "через болото мшаное", встречалась с верховьем р. Малогощи (Маглуши), по которой спускалась вниз по течению. Соседом волости Сурожик становилась дмитровская волость Ижва. Следуя реке Малогощи, территория Сурожика сменялась волостью Лучинской. Лучинская волость являлась частью Сурожика, который иногда даже назывался уездом [8, № 173, с. 166; 11, № 102, с. 136]. Центром Лучинской волости было с. Лучинское на р. Малогощи. Граница Лучинской волости с волостью Дмитровского уезда Мушковой также продолжалась по р. Малогоще, но затем отрывалась от нее и шла на запад к р. Истре, оставляя слева (к северу с. Прокофьевское Васильево Нефимонова (современное Ефимоново), принадлежавшее волости Мушковой [18, № 95, с. 387]. Межевая грамота не дает никаких данных к определению выступа границы к югу от р. Малогощи, который намечает на своей карте А. А. Юшко. Более того, и дальнейшая граница (от Малогощи к Истре) проведена исследовательницей без соответствия с данными межевой грамоты [269, c. 123].
От р. Истры начиналась уже территория московской части волости Мушковой, находящейся не к востоку от Сурожика [269, c. 123], а к северу [110, c. 561; 114, с. 154]. С востока к Сурожику примыкала волость Горетова. Границы с ней определяются лишь условно. Очевидно, часть территории волости Сурожик переходила на левобережье р. Истры, занимая нижнее течение р. Песочны и ее притока Доренки [29, c. 61-63, 96-122].
Разделенная на две части Дмитрием Донским волость Мушкова гора локализуется благодаря межевой грамоте 1504 г. и многочисленным актам Иосифо-Волоколамского монастыря. Игнорирование части населенных пунктов, принадлежащих волости (после – двум волостям (станам) в Дмитровском и Московском уездах), а также небрежное отношение к данным межевой грамоты не позволило А.А. Юшко правильно наметить территорию Мушковой горы [269, c. 124]. Не только р. Истра, но и приток последней Рудница делили волость на две части (2/3 в Дмитровском уезде и 1/3 в Московском). Причем, от устья р. Рудницы земли волости встречались и выше (к северу) по р. Истре. Там находятся и в настоящее время поселения Лечищево (в документах – Личищево) на р. Истре и Мелечкино (в документах – Малечкино) в самом верховье р. Истры [20, № 127, c. 28; 8, № 174, c. 167, № 298, c. 307, № 367, c. 407]. Волость формировалась по обеим сторонам р. Истры, и ее поселения (Ефимоново, Букарево, Бужарово, Мартюшино, Ломишино (Ламишино), Алехново (Олехново) и др. – с правой стороны р. Истры и Сафонтьево, Раково и др. – с левой стороны р. Истры) недалеко отстояли от берега рек [8, № 54, c. 54-55, № 56, c. 57, № 66, c. 66, № 101, c. 96, № 107, c. 102, № 130, c. 122, № 148, c. 143, № 174, c. 167, № 239, c. 242, № 294, c. 301, № 298, c. 307, № 362, c. 402, № 367, c. 407; 61, № VI, c. 122; 60, № II. С. 4]. Наиболее удален от Истры Мушковский (Мушкинский) погост, который, очевидно, дал название всей волости [86, c. 64].
С северо-запада к Мушковой горе примыкала волость Раменка. Видимо, территория волости была слабо освоена. Основу ее, судя по названию волости, составляли леса [99, c. 549]. Источники фиксируют очень мало поселений в Раменской волости. Село Куретниково (Куртниково) на р. Черной и Карцево у р. Раменки [29, c. 756-760; 7, № 86, c. 86, № 87, c. 86, № 88, c. 87], от которой, очевидно, получила название волость, сохранились до настоящего времени. Лесные безлюдные пространства волости охватывали район р. Раменки (приток Истры), заходили за р. Нудоль (приток Истры) и достигали других притоков Истры – рек Черной и Катыша [110, c. 562]. На севере Раменка граничила с землями Дмитровского княжества, с запада ее соседом была волость Ижва.
Территория волости Ижвы раскинулась широкой полосой с юга на север от р. Малогощи до верховья р. Черной. Северные границы Ижвы (с Клинским уездом) фиксируются межевой грамотой 1504 г. на города Рузу и Звенигород с можайскими и клинскими станами и волостями [18, № 96, с. 402]. Видимо, р. Черная была древней границей между московскими и тверскими землями. Только в этом единственном районе Москва и Тверь имели общие границы. На современной карте фиксируются населенные пункты Савельево – на р. Савелке, притоке Малогощи, Степанчиково (Степаньково) – на р. Нудоли, прорезавшей посредине волость Ижво, Петровское, относящееся частью к волости Сурожик [29, c. 771-776; 20, № 116, c. 26, № 146, c. 31; 1, № 159, c. 136-137; 61, c. 123; 60, № II, c. 6; 4, № 379, c. 277, 618, № 380, c. 277; 8, № 96, c. 89, № 120, c. 112, № 162, c. 455, № 278, c. 287, № 285, c. 295, № 287, c. 296, № 344, c. 362, № 425, c. 480; 3, № 78, c. 84-85, № 107, c. 108 и др.]. С запада Ижво граничила с начинавшими осваиваться землями будущих волостей Шепковой и Локнашем.
Определив местоположение северо-западных владений Московского княжества, можно наметить еще один участок московской границы. (См. карту П.1.5) Пересекая р. Сестру, граница направлялась к северо-востоку, оставляя с левой стороны р. Локнаш, район которой был присоединен к Москве во второй половине XIV в. От верховья р. Черной (притока р. Истры), где московские земли встречались с тверскими, граница на небольшом участке фиксируется межевой грамотой 1504 г. Пройдя некоторое расстояние вниз по р. Черной, граница отходила от реки к югу, уступая место дмитровским землям (волость Берендеева) [18, № 96, с. 402]. Сама река Черная также сменяла направление с восточного на юго-восточное, так что где-то в низовьях московские земли (волость Раменка) вновь приходили в соприкосновение с ней и даже переходили на ее левую сторону, достигая еще одного притока р. Истры – Катыша [110, c. 562]. Далее московская граница держалась на каком-то расстоянии реки Истры, а затем опускалась к югу, за реку Рудницу (приток Истры), где межевой грамотой 1504 г. фиксируется граница между "третью Мушковой" с одной стороны и Берендеевской волостью и Радомлем – с другой стороны. Южнее р. Рудницы и сейчас фиксируется с. Повадино, в районе которого волость Мушкова треть встречалась с Берендеевской волостью, сменявшейся вскоре дмитровской же волостью Радомлем.
Дмитровская волость Радомль, в соответствии с названием, занимала территорию вдоль р. Радомли [110, c. 561; 170, с. 63]. Уже в межевой грамоте 1505 г. эта волость называлась также и Зарадомлем, что показывало местоположение волости по отношению к Москве – за р. Радомлей. Название Зарадомль закрепилось за дмитровской волостью.
От с. Повадина граница, петляя, выходила к р. Холохоленке и поднималась по ней. Здесь волость треть Мушкова уступала место Горетовскому стану. Далее граница шла к северо-востоку, минуя участок Берендеевской волости. Очевидно, земли дмитровских волостей Берендеевой и Радомли располагались здесь чересполосно. Граница же шла далее, спускалась по речке Лобьской и достигала р. Радомли. Последняя приводила границу к р. Клязьме. От р. Клязьмы начиналась уже территория так называемого «Городского уезда» - старинной московской округи, на территории которой источники довольно поздно фиксируют станы. Одним из первых таких станов был Манатьин, Быков и Коровин, состоящий из трех различных местностей, расположенных крайне чересполосно (это видно даже по межевой грамоте 1504 г.), из-за чего, вероятно, они и слились в один большой стан. Территории Манатьина и Быкова станов, фиксируемых межевой грамотой 1504 г. [18, № 95, с. 390 и след.], относятся к последней (6-й) части Московского княжества, выделенной в завещаниях Ивана Калиты. Однако в связи с тем, что пределы этих станов определяли участок древней северной границы Московского княжества, необходимо будет рассмотреть и далее сведения межевой грамоты.
Итак, граница шла к северо-западу по р. Клязьме, оставляя справа (к востоку) участки Манатьина и Быкова станов и слева (к западу) – волость Зарадомль Дмитровского уезда [18, № 95, с. 390]. Около р. Клязьмы до настоящего времени сохранилось село Овсяниково (Овсянниково) "в волости Зарадомле" [18, № 95, с. 390]. Пройдя от этого села еще немного к верховью р. Клязьмы, граница сворачивала направо. В Быкове стане при этом оставался монастырь Воскресенье Христово на Подори. Северо-восточное направление границы менялось вскоре на юго-восточное (граница вновь сворачивала направо); при этом граница выходила "к дорозе к Московскои к болшои" [18, № 95, с. 390], соответствующей, очевидно, современному шоссе, пролегающему на ее месте. Граница шла по дороге, отрывалась от нее, вновь приближалась, а затем сворачивала налево "к истоку х Колчеватику", по которому и двигалась некоторое расстояние. От истока Колчеватика граница шла направо (налево от нее лежали деревни существующего и сейчас села Удина), затем налево, проходя сквозь Векшинское болото (и болото и с. Векшино существуют до настоящего времени). Здесь граница встречалась с ручьем Виловатиком, которым следовала вниз по течению. От ручья граница направлялась вправо (к югу), достигала речки Водожки и шла "речкою вниз" [18, № 95, с. 391], оставляя справа, в Московском уезде, деревни Озерецкого села, находящегося у оз. Нерского, Долгого и Круглого [170, c. 38]. (Карта П.1.6)
Село Озерецкое, видимо, соответствует "селу у озера", названному в духовных грамотах Ивана Калиты [18, № 1, с. 8, 9]. В рассматриваемой нами межевой грамоте позже встречается еще одно "за Ворею село Озерское Троицкое Сергиева манастыря" [18, № 95, с. 394]. Но находилось это село "в-Ынобажскои волости", то есть на древней территории Дмитровского княжества. Это село долгое время оставалась во владении дмитровско-галицких князей. В 1433 г. внук последнего галицкого князя Дмитрия Ивановича Василий Васильевич составил духовную грамоту на с. Озерецкое (Никольское) и другие села и деревни в Дмитровской земле [4, № 108, с. 86-87]. Таким образом, полностью исключается возможность отождествления с. Озерецкого у оз. Галицкого с "селом у озера" духовных грамот Ивана Калиты [4, № 111, c. 89-90, № 191, c. 136, № 393, c. 285, № 653, c. 576]. Вероятно "село у озера" является селом Озерецким у оз. Нерского. "Село у озера" было дано в удел княгине Ульяне. В духовных грамотах Ивана Калиты это село было записано между Лучинским и Радонежским селами. Так и оказывается на карте с учетом выбранной локализации.
От р. Водожки граница следовала налево (к северо-востоку), пересекала Озерецкую дорогу (дорога по направлению к с. Озерецкому существует и сейчас) и напротив "Николского Иванова села Головина" (современное Никольское) подходила к р. Волгуше, вытекающей из оз. Нерского [18, № 95, с. 391]. Граница шла далее вниз по течению р. Волгуши, а затем поворачивала вправо (к востоку). Следуя к востоку, граница петляла между оврагами и холмами то вправо, то влево. В дмитровской стороне (к северу) начинались земли Вышегородской волости (сельцо Хорошилово сохранилось до настоящего времени). Граница достигала речки Каменки и следовала вверх по ее течению [18, № 95, с. 392], затем отрывалась от речки, шла к северу, сворачивала к востоку и достигала Дмитровской дороги. Пройдя к югу по Дмитровской Селецкой дороге, граница снова направлялась к востоку к речке Черной Грязи (в настоящее время часть течения р. Черной превращена в водохранилище). Граница следовала далее вверх по течению р. Черной (к юго-востоку), а затем шла налево, проходя между селами Протасовским (Быкова стана) и Ивановским (Вышегородской волости). Здесь мы сталкиваемся с осколками древней волости Сельцы (Селецкой), исчезнувшей постепенно под натиском боярского землевладения. А изначально это было огромное владением митрополичьего дома, состоявшее из собственно митрополичьих земель и из вотчин митрополичьих слуг [90, c. 348]. (См. карту П.1.6) Формировалась волость Сельцы с момента переезда митрополита всея Руси из Владимира в Москву (1326 г.) и состояла, очевидно, из княжеских пожалований [86, c. 220]. Несомненно, волость занимала территорию, принадлежащую московским князьям и Московскому княжеству в целом. Актовый материал митрополичьего дома, генеалогия митрополичьих слуг и топографические данные позволили С.Б.Веселовскому определить местоположение Селецкой волости, занимавшей, как оказалось, и часть территории позднейшего Дмитровского уезда (Вышегород) [90, c. 349; 89, с. 50], а также захватывавшей район Горетова стана Московского уезда. Основной массив земель волости располагался на территории Манатьина и Быкова стана [90, c. 348]. Центром волости были села Сельцы (современное Троице-Сельцы) и Качалка (не сохранилось до настоящего времени) [90, c. 348; 86, с. 220]. Названия деревень Шолоховой, Лысковой, Марфиной-Щибриной, сел Киева, Горок-Якшилова, Хлябова-Чертова (Хлябова-Глебова), Елдегина связаны с родами митрополичьих слуг Якшиловых, Щибриных, Чертовых и Елдегиных, имевших свои владения в Селецкой волости [90, c. 348-350; 86, с. 220-221]. Среди современных населенных пунктов, относящихся к волости, встречаются также села Кузяево, Спасское (Спас-Каменка), Митрополичье, сельцо Левоново, деревня Ермолино и другие [90, c. 350-353].
Итак, мы видим, что намечаемая нами по межевой грамоте 1504 г. московско-дмитровская граница не отражает реалии XIV в. Часть распроданной митрополичьей волости Сельцы находилась на территории, оказавшейся после в составе Вышегородской волости Дмитровского уезда. Возможно, намеченная граница с дмитровской волостью Зарадомлей также не соответствует московской границе XIV в. Волость Зарадомль еще не известна в XIV в., и ее формирование, видимо, нарушило уже имевшиеся границы в этом регионе. Можно сделать вывод о том, что межевая грамота 1504 г. является ненадежным источником для определения северной московской границы применительно к первоначальному времени существования Московского княжества. Однако пренебрегать сведениями грамоты нельзя. Так, благодаря межевой грамоте 1504 г. мы знаем, до какого предела распространялись земли с. Озерецкого (до р. Водожки). С. Озерецкое было, видимо, пределом московских владений в этом регионе, а значит граница, намеченная в межевой грамоте, на данном участке соответствовала древней московской границе.
Судя по межевой грамоте 1504 г., деревни, тянувшие к селу Озерецкому, находились на значительном расстоянии (до 10 км) от своего центра. С запада к землям с. Озерецкого примыкала территория волости Сельцы, которая (так же как и волость Горетова) разделяла владения княгини Ульяны. За Селецкой волостью вновь следовали земли удела княгини Ульяны.
Рядом с селом Озерецким находилось еще одно село княгини Ульяны – Лопастенское. Оно, очевидно, не связано с одноименной волостью и рекой в южной части Московского княжества. А. А. Юшко, видимо, справедливо определяет местоположение села у р. Большой Лопасти (между озерами Долгим и Круглым). Там около д. Рыбаки обнаружено крупное селище с материалом XIV в. [269, c. 125]
Возвратимся к описанию межевой грамоты 1504 г. Пройдя между Протасовским и Ивановским селами, граница направлялась к северо-востоку, оставляя слева, "в Вышегородском" сельцо Морозово [18, № 95, с. 392], обнаруживаемое на современной карте. Вскоре граница достигала верховья р. Лутошицы, но отрывалась от реки и следовала на северо-восток между д. Филимоновой Олшанского села (Московский уезд) и с. Сурминым (Дмитровский уезд), служащими хорошим ориентиром на современной карте. Сворачивая направо, граница оказывалась у р. Подмашь, по которой спускалась в р. Яхрому. Пройдя немного к верховью р. Яхромы, граница отступала влево (на восток).
Далее граница петляла между мелких речушек, не отображенных на современной карте (Воловик, Черная, Корасенка, Степановка), причем возвращаясь снова к некоторым из них (Воловику, Черной). Наконец, отойдя от Свинкина озерка и приблизившись "к озерку к Галитцкому" [18, № 95, с. 394], граница опускалась по р. Вохре к р. Воре. Справа (к юго-востоку) оставались деревни с. Тешилова, локализуемого на современной карте, а на северо-западе, "налеве в Дмитровском, в-Ынобажскои волости" - с. Озерское. Дальнейшая граница разделяла уже территории Дмитрова и Кашина с Радонежем и переяславскими станами и волостями [18, № 94, с. 372-378]. Радонежские земли относились в середине XIV в. к владениям княгини Ульяны, составлявшим один из двух массивов ее удела.
Итак, намечен еще один участок московской границы, определявшей, как выяснилось, территорию владений княгини Ульяны и митрополичьего дома. Кроме того, часть этого района относилась к условно выделенному по духовным грамотам Ивана Калиты "Московскому уезду". Обобщенная северная московская граница проходила к востоку от верховья р. Клязьмы, через р. Волгушу к р. Черной, а затем от последней – в северо-востоку, через р. Яхрому к р. Воре [269, c. 126]. (См. карту П.1.6)
2. 2. 3. Восточные пределы Московского княжества
Северо-восточную, восточную и юго-восточную окраины Московского княжества занимала часть удела княгини Ульяны – вдовы великого князя Ивана Калиты. Это была довольно значительная по площади территория, по числу волостей (12) равнявшаяся уделам двух младших сыновей Ивана Калиты (13 и 11 волостей), а с учетом северо-западных земель княгини, возможно, не уступавшая и владениям старшего сына Ивана Калиты, наследника престола, Семена Гордого (всего у княгини было 14 волостей плюс неосвоенные территории, а у Семена – 15 коломенских и неизвестное количество можайских волостей) [18, № 1, с. 7-10]. (Карты П.1.7 и П.1.8) Определяя местонахождение перечисленных в духовных грамотах Ивана Калиты московских волостей княгини Ульяны, мы наметим северо-восточные, восточные и юго-восточные границы Московского княжества, совсем не известные по источникам более раннего времени. Территориальные единицы, указанные в духовных грамотах, локализуются по данным XV–XVII вв. В итоге по отношению к концу XIII – первой половине XIV в. намеченная граница будет иметь условный характер.
12 волостей ("Радонежское, Бели, Воря, Черноголовль, на Вори слободка Софроновская, Вохна, Деиково раменье, Данилищава свободка, Машевъ, Селна, Гуслиця, Раменье") – весь восток Московского княжества – находились в руках княгини Ульяны до самой ее смерти [18, № 1, с. 8, 9]. (Табл. П.2.3) Лишь Дмитрий Донской и Владимир Храбрый (серпуховский князь) получили право распоряжаться уже 13-14 волостями умершей княгини, хотя князь Иван Красный наметил раздел удела Ульяны "на четверо" [18, № 4, с. 15]. Серпуховский князь получил третью часть владений вдовы Ивана Калиты, среди которых находились волости Радонеж, Бели, Черноголовль [18, № 17, с. 46].
Основной массив восточных земель Московского княжества достался по завещанию Дмитрия Донского князю Петру [18, № 12, с. 34]. Эти земли отделялись от основной части удела кн. Петра (бывшего Дмитровского княжества) волостями князя Владимира Андреевича (Радонеж и Бели). И южнее во владения дмитровского князя врезалась волость Черноголовль, принадлежавшая также серпуховскому князю. Чересполосица удельных владений была, очевидно, не случайным явлением. Обычно великие князья московские стремились сохранять компактность фактически уходящих из-под власти московского правителя территорий. Но это, как уже было осознано к концу XIV в., вызывало сепаратистские тенденции в среде удельных княжат. И именно стремлением держать под контролем московские уделы было вызвано своеобразие раздела Дмитрием Донским поступавших в его распоряжение территорий. До времени получения князем Петром Дмитриевичем завещанных ему земель (около 1399 г.) часть серпуховского удела князя Владимира оказывалась со всех сторон окруженной управлявшимися московским великим князем землями [187, c. 49, прим. 22].
Еще одна волость княгини Ульяны – Раменье (Раменейце) – была отдана Дмитрием Донским в удел князю Ивану. Последний умер уже в 1393 г. [262, 221-222], а его маленький удел был передан родившемуся уже после смерти отца князю Константину [187, c. 52, прим. 39]. Князь Константин умер около 1434 г. [126, c. 233, прим. 90], а московская часть его удела досталась вскоре противникам великого князя московского – галицким князьям [18, № 34, с. 87]. Вернулись к великому князю Василию Темному земли удела князя Константина уже, очевидно, после разгрома князя Дмитрия Юрьевича Шемяки [18, № 38, с. 108].
Сложившийся по завещанию Дмитрия Донского территориальный комплекс на востоке Московского княжества, оказался довольно устойчивым и просуществовал без изменений до второй половины XV в. [187, c. 54] Волости, отдаваемые в удел княгине Ульяне, перечислены в духовных грамотах Ивана Калиты в соответствии с их расположением от севера к югу Московского княжества. Таким образом, и намечаемая нами граница будет идти от волости Радонежское до последней волости княгини Ульяны Раменки.
Межевая грамота на город Дмитров и Кашин от Радонежа и Переяславских станов и волостей намечает северо-западную границу "Радонежского уезда" [18, № 94, с. 372-373]. (См. карту П.1.7) Она начиналась от р. Вори (где закончился разъезд Московского уезда с Дмитровскими станами и волостями по другой грамоте) [18, № 95, с. 394-395] и шла к северо-востоку, оставляя с левой (дмитровской) стороны сохранившуюся до нашего времени д. Стройково. Чуть ближе к р. Воре находилась другая наблюдаемая на современной карте д. Кудрино [4, № 238, с. 168, 609, № 251, с. 179, 610]. Свернув у д. Стройково вправо (к юго-востоку) граница попадала в р. Пажу и поднималась по ней до самого верховья, где находилось "Благовещенское село в Радонежском уезде" [18, № 94, с. 373]. Постоянным соседом Радонежа была дмитровская Инобожская волость. От верховья р. Пажи граница направлялась к северу (налево), проходя между двух сел Троице-Сергиева монастыря – Благовещенским (Радонежского уезда) и Бебяковым (современное Бубяково) (Инобожской волости) [4, № 273, c. 196, 612, № 652, c. 576, 592]. Граница вскоре достигала Ивакиньского болота, "отколе Веля река вытекла" [18, № 94, с. 373]. Здесь заканчивался разъезд радонежской территории, начиналась земля Мишутина стана Переяславского уезда.
От истока р. Вели московская граница следовала к востоку, к р. Каменке, где Мишутин стан сменялся Верхдубенской волостью. Крайним северным пунктом Московского княжества была д. Наугольная, "тянувшая" к с. Зубачеву (Юрьевскому) [4, № 17, c. 34, 592]. Земли с. Зубачева оказались сразу в нескольких волостях, но большая их часть оставалась в Радонеже [4, c. 592]. Сохранившиеся до настоящего времени зубачевские деревни Березники (Березняки), Топорково и Козицина находились в Переяславском уезде. От д. Березники граница сворачивала на юго-запад, достигая р. Корбушки, а от последней переходила к р. Торгоше [4, № 17, c. 34, 592]. Дальнейшая московская граница (а также граница волости Радонеж) шла к югу, строго придерживаясь р. Торгоши, до самого ее впадения в р. Ворю [4, c. 592].
От р. Торгоши начиналась еще одна переяславская волость – Кинельская. Некоторые земли радонежских сел переходили за р. Торгошу и принадлежали этой волости [4, № 16, с. 34; № 17, с. 34, 592; 30, с. 79; 4, № 33, с. 43-44, 594; № 52, с. 54, 595; 30, с. 78]. Писцовая книга 1584–1586 гг. прямо указывает на то, что один берег р. Торгоши – московский, а другой – переяславский [29, c. 244; 4, № 45, с. 50]. Воспоминание о пограничном характере р. Торгоши сохранялись на протяжении столетий. Очевидно, течение этой реки издревле служило границей московских и переяславских владений, намеченной еще при разделе XIII в.
Отвлечемся на некоторое время от древней московской границы, чтобы наметить местоположение волостей, находящихся на северо-востоке Московского княжества. (См. карту П.1.7) Писцовые книги конца XVI в. называют в этом районе станы Радонежское и Бели, Радонежское и Корзенев, Ворю и Корзенев. Очевидно, к этому времени некоторые волости слились воедино. Наличие в конце XVI в. таких слившихся волостей создают некоторые сложности при определении первоначальных территорий московских волостей XIV в. Однако путем перекрестного сравнения данных писцовых книг конца XIV в., а также посредством локализации пунктов, упоминаемых с конца XIV в. грамотами Троице-Сергиева монастыря, удается довольно точно локализовать северо-восточные территориальные единицы Московского княжества.
Волость Радонежское размещалась между рекой Ворей и притоком последней Торгошей. Еще один приток Вори – р. Пажа служила в своем верховье северо-западной границей волости [170, c. 33; 110, с. 578; 269, с. 126-127]. Множество населенных пунктов Радонежской волости, известных по источникам XIV–XVI вв., сохранились до настоящего времени (Воздвиженское, Коростьково (современное Короськово) на р. Паже; Гольково на верховье р. Пажи; Зубачево (Юрьевское), Глинково, Тураково, Богородское (современное Подсосенье) на р. Торгоше; Репехово (современное Репихово) на р. Воре; Рязанцево (современное Рязанцы), Высоково и др.) [29, c. 233-240, 240-248, 285-287; 4, № 7, c. 29, № 15, c. 33, № 33, c. 43, 594, № 152, c. 114, 602, № 309, c. 220, 614, № 410, c. 300, № 424, c. 313, 622, № 494, c. 373, № 649, c. 565-569; 3, № 274, c. 277]. Запустевший центр волости городок Радонеж намечается и сейчас у р. Пажи, в ее нижнем течении [182, c. 13, 14]. Многие селения волости вошли в состав современного города Сергиева посада, выросшего из Троице-Сергиева монастыря (Панино – ныне Подпанинская слобода города, с. Клементьево, с. Благовещенье, с. Карамзинское (Марьинское Копнино) – сейчас известен Копнин пруд на юго-западе от Сергиева посада) [4, № 277, c. 198, 612, № 468, c. 354, 625, № 457, c. 344, 624, № 494, c. 373, 626; 89, c. 31]; многие попросту исчезли (с. Киясово (Кесово) – в 3 км от Троице-Сергиева монастыря на дороге в Москву, с. Морозово – в 7 км на юго-запад от монастыря и др.) [4, № 175, c. 127, 604, № 178, c. 129, 604, № 256, c. 185, 610; 3, № 274, c. 277].
В духовных грамотах Ивана Калиты перечислена не только волость Радонежское, но и село Радонежское [18, № 1, с. 8, 9]. Отдельное упоминание с. Радонежского свидетельствует о том, что не оно было центром Радонежской волости [187, c. 48]. Археологическое изучение древнего Радонежа ("городище и селище у с. Городок на левом берегу р. Пажи в 35 км от впадения последней в р. Ворю") показало, что "он состоял из "городка" и примыкающего к нему неукрепленного поселения ("село Радонежкое" духовных грамот)" [272, c. 122, 123]. Таким образом, в Радонежской волости сложилось оригинальное сочетание волостного центра "городка Радонежа" с близлежащим селом Радонежским, одноименным с волостью. Сам Радонеж назван городом лишь в начале XVI в. в разъезжей грамоте 1504 г. на город Дмитров и Кашин от Радонежа и Переяславских станов и волостей [18, № 94, с. 373], хотя, видимо, назывался "городком" в значении волостного центра и до этого. Радонеж не был упомянут в "Списке русских городов дальних и ближних" конца XIV в. [35, c. 241; 230, с. 225] Образовавшийся в 1337 г. у верховьев р. Торгуши Троице-Сергиев монастырь [212, c. 86] скоро превратился в хозяйственный центр окрестной территории и не дал развиваться Радонежу. Уже в XVII в. за Радонежем закрепилось название Городок [245, c. 65]. Городок известен уже как монастырское село.
Во многом благодаря широкой хозяйственной деятельности Троице-Сергиева монастыря в настоящее время мы располагаем многочисленными документами, позволяющими очень точно очертить пределы волостей Радонежской, Вори и др., а также пограничных с ними территорий дмитровских и переяславских волостей.
Волость Бели не известна по актам Троице-Сергиева монастыря. Ее территория выявляется лишь из анализа писцовых книг, путем отнимания радонежских земель от территории стана Радонежского и Белей. На западе земли Белей достигали верховий рек Яхромы и Вязи, на юге, ниже Даниловского села (сохранившегося до настоящего времени), граничили с волостью Ворей [29, c. 78-86, 233-240; 170, с. 33; 269, с. 126]. На юго-западе, возможно, волость соседствовала с митрополичьей Селецкой волостью. Кроме с. Данилова до нашего времени дошли селения Артемово, Мутовки, Хлыбы, Хлопенево [182, c. 13].
Среди перечисленных в духовной грамоте Ивана III восточных волостей Московского княжества не упомянута волость Бели, но замечается Радонеж "с волостми" [18, № 89, с. 354]. Очевидно, Бели стала радонежской волостью. Поэтому не случайно, что позже она слилась с Радонежем в один стан.
Территория волости Вори вытянулась вдоль реки Вори, от которой и получила свое название [114, с.155; 149, с.180]. Течение р. Вори от устья р. Торгоши и почти до устья р. Пруженки принадлежало волости. В ее составе оказываются и другие притоки Вори – Талица (нижнее и среднее течение), Плакса, Лашутка и др. [29, c. 71-78, 248-254, 284-285; 114, c. 155; 110, c. 576] Благодаря активной деятельности Троице-Сергиева монастыря мы знаем множество населенных пунктов, принадлежавших волости Воре. Их мы можем отделить от перечисленных пунктов в писцовых книгах, где фигурирует стан Воря и Корзенев.
Крайними пунктами волости Вори были: на севере – села Борково (современное Барково) у р. Вори, Нефедьевское-Рахманово (современное Рахманово), чьи земли располагались между реками Ворей и Талицей; на востоке – с. Муромцево на р. Плаксе (не сохранилось до настоящего времени), с. Петровское (к юго-востоку от Муромцева), с. Душеново на р. Пруженке; на юге – с. Сукманиха на р. Воре и еще ниже по течению р. Вори, в стороне от реки, почти у самой р. Клязьмы, куда впадает р. Воря – д. Топоркова [4, № 8, c. 29, № 9, c. 30, 591, № 78, c. 68, 598, № 182, c. 131, 605, № 307, c. 218, 630, № 557, c. 433, № 649, c. 568-569; 3, № 103, c. 106, 314; 90, c. 357]. На северо-западе территория волости достигала р. Вязи и ее притока Ольшанки (Олшаны) [4, № 73, c. 65, 597].
Продолжающуюся от р. Торгоши московскую границу можно наметить лишь условно. И дело здесь не в недостатке необходимых сведений, а в неопределенности территориального подчинения некоторых массивов земель. Уже от р. Торгоши (ближе к устью) начинались земли волости Корзенево. Происхождение Корзенева стана, с востока граничившего с волостями Радонежской и Ворей, довольно туманно. Судя по тому, что волость Корзенево впервые упоминается в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. [18, № 12, с. 34], можно предположить, что эта волость была оторвана от переяславских земель и присоединена к числу волостей, отдаваемых в удел князю Петру. Это действие было вполне возможно для ситуации, близкой к моменту смерти великого князя Дмитрия Ивановича. Он впервые завещал великое княжение Владимирское своему старшему сыну Василию [18, № 12, с. 34] и, очевидно, мог распоряжаться по-своему владениями великого княжения, среди которых были и переяславские земли. Впрочем, какая-либо передача территорий из одного массива земель к другому всегда оговаривалась составителями завещаний. Так, к Можайску Дмитрием Донским были приданы волости Коржань и Моишин холм, к Дмитровскому уделу князя Петра также были добавлены московские волости Мушкова гора, Ижво, Раменка и т.д. [18, № 12, с. 34] Далее в продолжении перечисления московских волостей, отдаваемых князю Петру в его Дмитровский удел, Дмитрий Донской называет Корзенево и Шерну городок. Эти волости, таким образом, не были оторваны от переяславских земель. Все владения, отнимаемые от великого княжения, были особо зафиксированы в духовной грамоте. Княгиня Евдокия Дмитриевна (жена Дмитрия Донского) получила "из великого княженья оу сына оу своего, оу князя оу Василья, ис Переяславля Юлку, а ис Костромы Иледам с Комелою" [18, № 12, с. 34].
Итак, мы приходим к выводу, что появившиеся лишь к концу XIV в. московские волости Корзенево и Шерна городок, не были заимствованы из числа переяславских земель. Они, очевидно, явились плодом развития внутреннего колонизационного процесса в московских землях. В волости Корзенево по данным XV–XVI вв. известно не много населенных пунктов. Это не сохранившиеся до настоящего времени с. Новленское на р. Кинелке (Киленке), сельцо Корзенево, погост в Желтухине на р. Дубенке [29, c. 75, 253, 254, 285], а также известные и сейчас сельцо Зубцово на р. Торгоше, д. Лычевская (современное Лычево) и, наконец, с. Михайловское у р. Вори [29, c. 253; 114, с. 155]. Владения с. Михайловского и были, возможно,той основой, на которой выросла волость Корзенево. Даже по данным первой половины XVI в. к селу "тянули" 54 деревни, 16 починков и монастырь св. Ильи на р. Воре [4, № 649, c. 569-570].
Территория волости Корзенево в целом занимала пространство к востоку от волостей Радонежское и Воря и достигала на юге р. Пруженки, на западе – верховьев р. Дубенки и на севере – верховья р. Кинелки [29, c. 71-78, 248-254]. Северным соседом Корзенева была переяславская волость Кинела.
С востока к Корзеневу примыкала волость Шерна городок (Шерна, Шеренский стан). По данным писцовых книг конца XVI в. Шеренской стан принимал в свой состав почти все течение рек Ширенки (Шеренки), Дубенки – притоков Шерны, р. Кинелки – притока Ширенки и лишь на небольшом участке, возможно, касался р. Шерны [29, c. 11-18, 254-265; 170, с. 35; 114, с. 168, рис. № 24; 110, с. 579; 269, с. 127-128; 187, с. 55]. На территории волости известны по настоящее время такие поселения, как Маврино и Беседы на р. Дубенке, Головино и Могутово на р. Ширенке, Фряново на р. Кинелке [182, c. 14]. В поисках центра волости А. А. Юшко и С. З. Чернов обратили внимание на упоминание в писцовых книгах XVII в. д. Могутово как "Могутово Шеренское городище тож" [272, c. 124]. На северо-западной окраине д. Могутово, на левом берегу р. Ширенки было найдено городище и два селища, причем керамический материал одного селища был отнесен к XIII–XIV вв. [272, c. 124] Таким образом, можно сделать заключение о довольно древнем происхождении центра территории, фиксируемой в качестве московской лишь в конце XIV в.
Итак, теперь, когда выяснена владельческая принадлежность некоторых территорий, можно наметить еще один (довольно условный) отрезок древней московской границы. Здесь скорее можно говорить не о границе, а о приблизительных пределах распространения московских владений.
Севернее селения Зубцова московские владения заходили за р. Торгошу и шли к востоку, а затем – северо-востоку, огибая верховье реки Кинелки. Таким образом, московские земли уступали теперь к юго-востоку и, возможно, достигали р. Мележи (приток Ширенки), которая не заметна ни в одной из близлежащих волостей (станов) даже по данным XVI в. [29, c. 11-18, 254-265, 810-816, 841-851] Московские владения не достигали течения рек Вондоги (Вондюги) и Молокчи (Малахчи), занятых территорией переяславской Кинельской волости. Южными поселениями волости Кинелы, сохранившимися до нашего времени Шарапово, Площево возле р. Молокчи и, возможно, Едигеево (современное Гидеево), также возле р. Молокчи [29, c. 810-816].
Вероятно, как таковой границы между переяславскими и московскими землями на некотором участке попросту не существовало. Какая-то полоса пустующих, но постепенно осваиваемых земель разделяла владения. Появление с московской стороны таких волостей, как Корзенево, Шерна городок, а после Куней свидетельствовало о заполнении пустующих земель. К сожалению, ту же тенденцию не удается проследить с другой, переяславской, стороны. Первые сведения о переяславских волостях появляются довольно поздно (Волость Юлка – 1389 г. [18, № 12, c. 34], волость Кинела – 1406 г. [18, № 20, c. 56], Маринина слободка – 1453 г. [6, № 34, c. 57].
Трудно сказать, переходили ли московские владения за р. Мележу, а затем Ширенку. Возможно, лишь ниже устья р. Ширенки волость Шерна встречалась с р. Шерной, от которой получила свое название. Река Шерна на каком-то участке, вероятно, служила московско-переяславской границей. (См. карту П.1.7)
Дальнейшие московские рубежи связаны с локализацией еще нескольких московских волостей. (См. карту П.1.8)
У р. Пруженки, к юго-востоку от волости Вори образовался так называемый Отъезжий (Объезжий) стан [4, c. 632; 29, c. 265]. Позже он слился с волостью Шерной [110, c. 579], известной по завещанию Дмитрия Донского. Отъезжий стан опирался на левый берег р. Вори и занимал среднее и нижнее течение ее притока Пруженки [29, c. 18; 4, № 558, c. 435, № 602, c. 494, 632].
С юга к Отъезжему стану примыкала волость Черноголовль. Об этой волости не сохранилось никаких данных в актовых источниках, но исходя из ее названия, можно сделать вывод о том, что средоточием волости была р. Черноголовка, левый приток Клязьмы [110, c. 391; 149, с. 180]. Центр волости Черноголовка (в верховье одноименной реки) превратился к настоящему времени в город. По свидетельству В. Н. Дебольского, территория Черноголовля захватывала и р. Ворю [114, c. 155], но, очевидно, не достигала р. Клязьмы. По обеим сторонам последней располагалась волость Рогожь (в завещании Ивана Калиты – село) [18, № 1, с. 8, 9].
В духовных грамотах Ивана Калиты 1336 и 1339 гг. упоминается с. Рогожь, а уже в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. указана волость Рогожь [18, № 12, с. 34]. Земли Рогожской волости (стана) примыкали с юго-востока к Черноголовлю и размещались по обеим сторонам р. Клязьмы от устья р. Вори до устья р. Шерны [170, c. 33; 110, с. 578 и карта]. Видимо, в первой половине XIV в. территория волости Рогожь была значительно скромнее.
На востоке Рогожь соседствовала с волостью Куней, впервые появляющейся в завещании звенигородского князя Юрия Дмитриевича 1433 г. [18, № 29, с. 74] Куней отдавалась в удел князю Василию Косому вместе с Селной, Гуслицей, Вохной, Загарьем и Рогожью. Все эти волости находились ранее в Дмитровском уделе князя Петра Дмитриевича, а затем, в ходе перипетий феодальной войны второй четверти XV в. достались звенигородскому князю Юрию Дмитриевичу [18, № 29, с. 74]. Волость Куней возникла еще при жизни князя Петра (умер в 1428 г.) [34, c. 143; 41, стб. 60; 46, с. 185]. Как доказал В. Д. Назаров, опираясь на родословную память троицкого дьяка Вороны, князь Петр Дмитриевич еще при своей жизни выделил жене княгине Евфросинье "на обиход" волость Куней, которую от княгини "держал" Иван Иванович Хламов – отец Вороны [187, c. 54; 4, № 391, с. 284]. В. Д. Назаров также высказал вполне приемлемую догадку о том, что волость Куней равнозначна "слободке княжей Ивановой", упомянутой в духовной грамоте Дмитрия Донского [187, c. 49, прим. 20]. Название слободки, возможно, было связано с именем отца Дмитрия Донского – Иваном Ивановичем Красным, но не исключено, что это мог быть любой другой князь с именем Иван.
Волость Куней занимала пространство между притоками реки Клязьмы Шерной и Дубной. Последние почти смыкаются в своем среднем течении, ограничивая тем самым пределы волости. По словам Ю. В. Готье волость Кунья находилась на границе древнего Переяславского уезда [110, c. 577]. На юге Кунья граничила с волостью Вохной.
Даже в XIX в. местность вокруг Павловского посада называлась Вохной [114, c. 155-156]. Средоточием волости, очевидно, была речка Вохонка (приток Ходцы, впадавшей в Клязьму) [170, c. 33], от которой она и получила свое название [170, c. 33; 149, с. 180]. Территория волости на севере примыкала к р. Клязьме, а также заходила на левую сторону этой реки [29, с. 86-95, 287-290; 110, с. 576]. Восточным соседом Вохны была волость Сенег, принадлежавшая к владимирской территории. Земли волости Сенег группировались вокруг р. Сеньги, притока Клязьмы и достигали верховья р. Нерской [7, № 219, c. 193; 110, c. 577].
Указать местоположение слободки Софроновской практически невозможно [114, c. 155]. Исходя из данных духовных грамот Ивана Калиты, можно только сказать, что находилась она на р. Воре, возможно, в нижнем течении этой реки [18, № 1, с. 8, 9].
Затруднительно определить местоположение и некоторых других волостей, перечисленных в духовных грамотах Ивана Калиты. Названия Дейково раменье, Данилищава свободка и Машев исчезают из источников сразу же после первого упоминания. Правда, локализовать Данилищеву свободку все же удается. На левобережье р. Клязьмы, ниже по течению реки от устья р. Шерны расположено Данилищево озеро. Около этого озера, на территории погоста Рождества Христова Данилищева и прилегающей к нему местности А.А. Юшко зафиксировала распространение культурного слоя XIV в. [269, c. 128] Данилищева свободка располагалась на территории будущей волости Куней. Таким образом, засвидетельствовано начало московского освоения земель за р. Шерной. Данной локализацией опровергается мнение о местонахождении Данилищевой свободки вместе с Машевым между Вохной и Сельной, где позже располагалась волость Загарье [187, c. 48, прим. 11]. Вероятнее предположение М.,К.Любавского, считавшего, что по соседству с Рогожью на место волости Загарье находились волости Дейково раменье и Машев [170, c. 34].
Волость Загарье впервые упоминается в духовной грамоте Дмитрия Донского в числе владений князя Петра Дмитриевича. Князь Петр получал те же земли, которыми владела княгиня Ульяна. Исчезнуть бесследно две волости удела княгини не могли, поэтому вполне вероятна их трансформация в одну волость – Загарье. Территория волости Загарье располагалась между реками Вохонкой и Гуслицей [170, c. 35]. Центром волости было с. Загарье, от которого произошло, вероятно, ее название [110, c. 577]. Населенный пункт Новозагарье локализуется на современной географической карте [182, c. 23].
С юга и востока к Загарью примыкала волость Сельна. Она занимала пространство по правым притокам р. Мерьской (Нерской) [170, c. 34; 110, с. 578]. Северные участки Сельны касались волости Вохны. Как восточная оконечность волости Вохны, так и северо-восточные пределы Сельны служили московскими границами с владимирскими землями Сенежской волости.
На юго-восточной окраине Московского княжества локализуется волость Гуслица, получившая название от одноименной реки, левого притока р. Нерской [149, c. 180]. Пределы волости описывает разъезжая грамота А.,Ф. Наумова на земли волостей Вохонской, Сенежской, Селенской, Гуслицкой и Шатурской Владимирского уезда, и волостей Холмской и Высоцкой Коломенского уезда 1504 г. [7, № 217, c. 191-192] Как выясняется, граница волости шла по р. Нерской, затем переходила к притоку последней Рыкушке, достигала верховья этой речки и через болота направлялась к верховью р. Волны (Вольной). Здесь Гуслица соседствовала с волостью Шатур Владимирского уезда. Пройдя некоторое расстояние по р. Волне, граница спускалась к югу – к коломенской Высоцкой волости. Затем, пройдя две версты по дороге от Владимира к Коломне, граница сворачивала направо (к северо-западу) к верховью р. Медвянки. Речка Медвянка впадала в извилистую р. Гуслицу; верстой ниже по течению последней было устье р. Теребенки. Граница следовала по течению этих рек и достигала верховья р. Теребенки, где находились деревни Холмской волости. Далее граница "прямо лесом" переходила в верховье р. Десны, а, пройдя по последней 6 верст, встречалась с устьем р. Рогозны (Розгоны). Проследовав по р. Рогозне 2 версты, граница вступала в р. Черную и шла по ней до верховья, а затем направлялась к северу, оставляя справа гуслицкую деревню Бухонову. Вскоре граница встречалась с маленькой речушкой Межником, по которой достигала р. Гуслицы, где волость Гуслица соседствовала с Сельной [7, № 217, c. 192].
Известны населенные пункты Гуслицкой волости, сохранившиеся до настоящего времени: д. Игнатова (Игнатово), д. Беззубовская (Беззубово), д. Внуковская (Внуково) [27, № 84, с. 122]. Таким образом, территория волости захватывала полностью течение реки Десны (приток Гуслицы), почти все течение р. Гуслицы, достигала на северо-востоке р. Волны и на севере касалась р. Нерской [269, с. 128; 268, с. 285 и карта на с. 286]. Кроме северо-западной стороны, все пределы волости Гуслицы служили границей Московского княжества.
Волость Раменка, видимо, верно отождествляется с известной по актам московской волостью Раменейце [170, c. 34, 35; 114, c. 158, рис. № 24; 110, с. 578; 187, с. 49; 99, с. 549]. Раменка–Раменейце впервые упоминающаяся в духовной грамоте Дмитрия Донского [18, № 12, с. 34], находилась несколько в стороне от основного массива северо-восточных и восточных земель Московского княжества. Она отделялась от волостей Сельны и Загарья коломенскими волостями Гжелью и Гвоздной. Видимо, по этой причине Дмитрий Донской не присоединил Раменейце к Дмитровскому уделу князя Петра, а выделил его в удел своему младшему сыну Ивану [18, № 12, с. 34].
Центром волости Раменейце было с. Рождествено (Новорождествено), сейчас вошедшее в состав г. Жуковского [99, c. 549]. Судя по немногочисленным актам, территория волости занимала бассейн рек Дорки (на ней стоит сохранившееся до нашего времени сельцо Литвиново) и Гжелки (около нее находилось сельцо Акуловское) [5, № 349, c. 345; 10, № 85, c. 97, № 113, c. 126, № 153, c. 187-191]. Юго-западной границей волости служило, видимо, течение р. Москвы, в которую впадала р. Гжелка.
Теперь можно наметить еще одни участок московской границы. (См. карту П.1.8) Там, где р. Дубна близко подходит к другому притоку Клязьмы – Шерне, древняя московская граница переходила от последней реки к первой и опускалась вниз к р. Клязьме. Затем граница следовала на некоторое расстояние вверх по течению р. Клязьмы (к юго-западу) и при повороте р. Клязьмы на запад отрывалась от нее. Московские пределы к югу от реки Клязьмы не достигали р. Сеньги и множества озер (Сеньга, Оленье, Круглец и т.д.), находящихся не территории владимирской Сенежской волости. Волость Сенег захватывала также верховье р. Нерской. С московской стороны располагались волости Вохна и Сельна; последняя также своей юго-восточной стороной касалась правобережья р. Нерской. Левую сторону реки до самого ее верховья, выдаваясь к востоку, занимала волость Гуслица – крайняя юго-восточная оконечность Московского княжества. Московская граница полукругом огибала притоки р. Нерской и подходила к самому устью р. Гуслицы. Дальнейшая московская граница следовала далее вниз по течению р. Нерской. Пройдя некоторое расстояние по р. Нерской и, вероятно, не достигнув ее устья, московская граница уступала место двум коломенским волостям, переходящим на левую сторону р. Москвы. Западные пределы волостей Сельны и Загарья также служили участками московской границы, которая поднималась к северо-западу, огибая реки Дорку и Гжелку. На пути границы за территорией волости Гжель встречалась московская волость Раменейце. Отсюда граница шла к югу, достигала р. Гжелки в ее низовье и по ней опускалась к р. Москве.
Описанный массив московских земель занимал большую территорию к северо-востоку, востоку и юго-востоку от Москвы. Это был пограничный район, соединявший московское владения с дмитровскими, переяславскими, владимирскими и коломенскими (Рязанского княжества) землями. Особое значение имеет намеченная граница с великокняжескими территориями (Переяславская и Владимирская земли). Отсутствие ранних источников информации вынуждает восстанавливать восточную московскую границу по источникам, далеко отстоящим от начального периода существования Московского княжества. Намеченная граница заведомо условна. В данном регионе следует скорее говорить о пределах земель, на которые распространялась московская власть в конце XIII – первой половине XIV в. Восточная московская граница имела значение до конца XIV в., так как территория великого княжества Владимирского, уже будучи в руках у московских князей, не смешивалась с собственно московскими владениями. Переяславское княжество после смерти своего последнего князя Ивана Дмитриевича в 1302 г. [42, c. 85] чуть было не было присоединено к Москве. Однако перевес политических сил сложился не в пользу московских правителей, и переяславские земли слились с великокняжескими территориями. Лишь около 2–3 лет владели московские князья Даниил Александрович и его сын Юрий Данилович Переяславлем [161, c. 128-139]. Вновь, уже окончательно, переяславские земли вместе с другими великокняжескими землями вошли в состав Московского княжества лишь при Дмитрии Донском.
2. 2. 4. Юг Московского княжества
К юго-западу от намеченной территории второго массива земель княгини Ульяны, за р. Москвой, находилась часть волостей, выделенных по завещанию Ивана Калиты его третьему сыну Андрею [18, № 1, с. 7, 9]. Согласно выдвинутой гипотезе волости Перемышль, Растовец и Тухачев не относились к числу так называемых "Лопастеньских мест" и составляли южную оконечность древнего Московского княжества [170, c. 33, 34]. Выяснение местоположения трех указанных волостей позволяет наметить участок южной московской границы.
Длительный период указанные волости находились под властью серпуховских удельных князей. После ликвидации Серпуховского удела их земли были распределены между несколькими уездами, без соответствия территориальным комплексам, постепенно поступавшим в состав Московского княжества. На территории бывшего Серпуховского удела появились: Хотунский (после ликвидированный и присоединенный сначала к Коломенскому, а затем к Московскому уезду), Серпуховский, Боровский и Малоярославский уезды [110, 550, 580, 591]. Часть земель удела оказалась также в Московском уезде. Возможно, не случайно Перемышльская, Растовецкая и Тухачевская волости были присоединены в конце концов к Московскому уезду. Однако, вероятно, что здесь кроется причина той ошибки, которую совершил М. К. Любавский, а вслед за ним все последующие историки. Видя ряд волостей, отданных в удел Иваном Калитой князю Андрею в 30-х гг. XIV в. в составе Московского уезда XVI–XVII вв., М.,К.Любавский априори причислил их к составу древнего Московского княжества, ошибочно считая Московский, Звенигородский и Рузский уезды XVI–XVII вв. соответствующими в территориальном плане Московскому княжеству начального периода его существования. Зная, что князь Юрий Долгорукий не основывал Перемышль и, не имея никаких доказательств принадлежности этого города к территории Владимиро-Суздальской Руси XII–XIII вв., мы не можем утверждать и об изначальной включенности волостей Перемышля, Растовцев и Тухачева в состав Московского княжества. Это лишь гипотеза, принятая нами вслед за рядом исследователей.
Выделяемый из удела князя Андрея массив земель, состоявший из трех волостей, располагался от р. Мочи (приток Пахры) к востоку, не достигая ни р. Пахры, ни р. Москвы, куда втекала р. Пахра. (Карта П.1.9) Далее, к северо-востоку, до р. Москвы и известной уже волости Раменки–Раменейце простирался участок древнего московского "Городского уезда", который лишь в немногих местах подходил к границам княжества. Почти вся территория "Городского уезда" была окружена землями московских уделов.
Перемышль в подлинном значении никогда не был городом. Он долго оставался лишь центром волости, служил одно время пограничным московским укрепленным пунктом [266, c. 86, 104, 129], но никогда не назывался городом, так что даже не был упомянут в "Списке русских городов дальних и ближних", составленном в конце XIV в.[35, c. 241] Волостная территория Перемышля по данным XVII в. занимала нижнее и среднее течение р. Мочи (деревни Ознобишино, Сатино, Ворсино, Салькова) и самое верхнее течение другого притока Пахры р. Рожайки (Рожаи) (деревни Молоди и Любичаны) [246, c. 111; 115, с. 10]. Сам Перемышль в XVII в. упоминался уже как городище [246, c. 111].
С востока к Перемышлю примыкала волость Растовець. Она группировалась вокруг верхнего течения р. Рожаи, захватывая притоки последней (речки Рогожка, Злодейка) [110, c. 580; 115, с. 10].
Волость Тухачев, известная по писцовым книгам конца XVI в., примыкала своей западной стороной к волости Растовець. Земли волости группировались вокруг р. Гнилой Северки (Гнилуши) [114, c. 153; 170, с. 34; 110, с. 580]. Известны населенные пункты, принадлежавшие Тухачеву: Образцово Румянцево (современное Образцово) и Шубино на р. Гнилуше [29, c. 95; 3, № 136, с. 133].
Определив местонахождение и протяженность южных московских владений можно наметить еще один участок московской границы. (См. карту П.1.9) Отрываясь от верховья р. Мочи, граница огибала р. Рожаю, захватывала приток Северки Гнилушу, а затем уступала к северо-востоку, оставляя место коломенской территории, где находились, по-видимому, волости Ивани деревни, Сельце (Позже здесь размещался Деревенский стан Коломенского уезда) [29, c. 454-462; 110, с. 567]. На московской стороне были появившиеся значительно позже станы Жданский и Лужецкий, являвшиеся частью древнего московского "Городского уезда" [110, c. 579]. За р. Москвой граница встречалась с волостью Раменкой–Раменейцем. С обратной стороны обозначенного участка границы, от р. Мочи граница поднималась чуть к северу, уступая место волости Щитову [114, c. 153; 115, с. 7-8; 170, с. 34], и шла к западу, а затем – юго-западу, где у реки Нары встречалась с волостью Суходолом.
Характеризуя полностью намеченные московские границы, необходимо отметить их совпадение с общими контурами условных юго-западных границ Владимиро-Суздальского княжества. Безусловно, малочисленные данные XII–XIII вв., в основном летописного характера, не дали возможности для подробного освещения территориального состава будущих земель Московского княжества. Однако характеристика пространственной протяженности владений соседей юго-западной окраины Владимиро-Суздальского княжества позволила определить рамки, в которых находилась территория Московского княжества с момента своего возникновения. Данные же XIV–XVII вв. довольно точно очертили пределы московских владений, применительно к началу-середине XIV в.
2. 2. 5. Московский "Городской уезд": княжеские владения и боярские вотчины
Из всех намеченных по духовным грамотам Ивана Калиты массивов земель остался без описания только один – условно называемый, согласно завещанию Семена Гордого, "Городской уезд" [18, № 3, с. 13]. Это территория, непосредственно окружавшая г. Москву и включавшая в себя вотчины московских боярских родов, а также княжеские подмосковные владения: села и угодия. Она оставалась как бы совместным владением всех князей Московского дома. Развитое феодальное землевладение не позволило сформироваться в этом регионе волостям, представлявшим собой скрепленные определенными интересами и обязанностями общины. Разобщенность сельских жителей, разделенность их между многочисленными феодалами не дала возможности сформироваться волостным общинам. Лишь в значительно более позднее время стали возникать станы, явившиеся результатом административного устройства московских земель.
Данные источников позволяют выявить так называемые "московские села" - владения великих и удельных московских князей на территории "Городского уезда". Не только села, но и пастбища, сенокосы, бортные угодья и т.д., обслуживавшие дворы московских князей размещались в "Городском уезде". Здесь же находились боярские вотчины, территории которых определяются из анализа актового материала XV–XVI вв. и по топографическим данным (имена владельцев часто закреплялись в названиях сел, деревень и т.д.).
Иван Калита, составляя свои духовные грамоты, как правило, не помечал, какие села находятся в московской округе. Лишь в духовной грамоте Семена Гордого появляется как сам термин "Городской уезд", так и перечисление относящихся к этому "уезду" сел [18, № 3, с. 13-14]. Четкая структура, разделяющая московские уделы на категории прослеживается в духовной грамоте Дмитрия Донского. К 1-й категории создаваемых уделов относились группы волостей, находившихся (за исключением Дмитровской земли) на территории древнего Московского княжества, а также московские села, отдельно указанные в грамоте. Большинство московских сел уже встречалось в более ранних грамотах московских князей, однако там зачастую не было указано их местонахождение в "Городском уезде". Духовная грамота Дмитрия Донского, таким образом, дает довольно полное представление о княжеских владениях на прилегающей к Москве территории.
Остальные московские села, выпавшие из поля зрения великих князей московских – составителей духовных грамот – относились к уделу серпуховских князей, обособившемуся уже до середины XIV в. (по завещанию Ивана Калиты) [18, № 1, с. 7-8]. Эти оставшиеся села фиксирует духовная грамота серпуховского князя Владимира Андреевича 1406-1408 гг. [18, № 17, с. 45-50; 129, с. 290-291, 322]
Таким образом, проанализировав духовные и договорные грамоты московских князей, выявляются следующие села, находившиеся в "Городском уезде". В духовных грамотах Ивана Калиты названы села: Астафьевское, Костянтиновское, Орининьское, Островьское, Копотеньское, Микульское, Малаховьское, Напрудское у города, Вяземьское, Домонтовьское, Семьциньское, Ясиновьское, Коломниньское, Ногатиньское, Деигуниньское, Тыловское, Аристовьское, Лопастеньское, село у озера, Михаиловское на Яузе, Новое селце [18, № 1, с. 7-8]. Эти села либо прямо названы московскими, то есть в "Городском уезде", в последующих грамотах московских князей, либо локализуются исследователями вблизи Москвы. (Табл. П.2.4) Из перечисленных сел Напрудское, Семчинское на р. Москве, Аристовское и Михайловское на Яузе уже в XIX в. попали в черту города Москвы и локализуются лишь приблизительно [170, c. 34]. Вблизи от Москвы располагались также села Дейгунинское (Дегунино в 9 в. от Москвы, к северу) [114, c. 157], Коломнинское (Коломенское в 10 в. от Москвы, сейчас в черте г. Москвы) [114, c. 153], Ногатино (южнее г. Москвы, сейчас в пределах города) [170, c. 34; 52, с. 188]. Другие села известны уже ближе к окраине московского уезда: с. Ясиновское (Ясинево в 19 ½ в. от Москвы, к югу) [114, c. 153], Аристовское (Аристово-Пречистое в 18 в. к северо-западу от Богородска) [114, c. 152]. Село Лопастеньское и село у озера (Озерецкое), как уже было выяснено, находились в районе озер Круглого, Долгого и Нерского [170, c. 38; 269, с. 125]. Села Островское, Орининское, Константиновское, Малаховское и Копотенское (Капотня) располагались рядом к юго-востоку от Москвы, причем с. Островское – на р. Москве [114, c. 147]. С. Домонтовское, исчезнувшее к XIX в., согласно межевой грамоте 1504 г. лежало между реками Нахабной и Вяземкой [18, № 95, с. 381; 114, с. 152]. На р. Москве близ устья р. Вяземки, согласно той же грамоте, находилось с. Вяземское (Вяземеск) [18, № 95, с. 381; 170, с. 34; 266, с. 80]. Местонахождение остальных сел неизвестно. (Карта П.1.10)
Уже в завещании Семена Гордого появились новые села: Новое на Пупавне (возможно, оно упомянуто во втором варианте духовной Ивана Калиты как "Новое селце") [18, № 1, с. 10], Илмовьское, на Клязьме Хвостовьское, на Сулишине погосте. (См. табл. П.2.4) Перечисленные села являлись не только недавно возникшими. Некоторые из них появились среди владений московского великого князя в результате конфискации боярских владений. После того, как боярин Алексей Петрович Хвост "вошел в коромолу" против великого князя Семена Ивановича, у него были отобраны владения, среди которых оказалось с. Хвостовское [170, c. 16]. Приобретение у московских бояр их вотчин – явление не редкое. Села Григорьевское Фаустова, Федоровское Свиблово были взяты великим князем Василием I из вотчин старинных московских боярских родов [170, c. 16; 86, с. 60].
Таким образом, территория московского "Городского уезда" включала в себя участок верхнего течения р. Клязьмы, среднее течение р. Москвы с ее левыми притоками Яузой, Пехоркой и правыми притоками – Вяземкой, Пахрой, Нищенкой и др. Все течение левого притока р. Пахры Десны также входило в состав "Городского уезда". Правые притоки р. Пахры (Моча и Рожайка) оказывались на территории волостей из удела князя Андрея.
Местоположение боярских вотчин определяется путем анализа топонимических данных. По словам С.Б. Веселовского: "В междуречье Волга–Ока названия селений, изменяясь по районам, дают в общем довольно определенную картину: от 50 до 60 % названий происходят от имен или прозвищ владельцев земли или основателей селений" [89, c. 38-39].
Тверские бояре Пушкины, выехавшие в Москву в 1338 г. (после убийства тверских князей в Орде), получили вотчины, разбросанные по разным районам Московского княжества, но в основном их новые владения находились в московском "Городском уезде". Так, на р. Уче, в 26 км от Москвы, намечается населенный пункт Пушкино (сейчас – город); в 3 и 21 км от Бронниц – еще 2 одноименных селения; в 15-16 км от Богородска (Ногинска) – также селение Пушкино; в 20 км от Москвы – Пушкино-Андриановское и т.д. [86, c. 62-63] Прозвищами представителей рода (Товарок, Рожон, Муса), живших в XV в., названы селения около Рузы (в 10 км), на р. Десне (в 25 км от Подольска), около Волоколамска и т.д. [86, c. 42-43, 63]
На стыке московских и дмитровских земель, в бассейне рек Малой Истрицы и притока последней Холохольни С.Б. Веселовский восстановил древнюю вотчину бояр Пушкиных, относящуюся к первой половине XV в. Села Бужарово, Синево-Семеновское, Дорна и другие, а также Мушков погост (центр Мушкова стана) принадлежали Пушкиным [86, c. 64-65].
Бояре Вельяминовы пришли из Владимира в Москву еще с князем Даниилом Александровичем (боярин Протасий) [86, c. 220]. Их вотчин не известно ни во Владимирском уезде, ни в других районах великого княжения, а вот возле Москвы, а также в Верее, Коломне и Дмитрове встречается множество топонимов, связанных со знатнейшим боярским родом. Например, села Протасово и Драчево с деревнями были вотчиной Ивана Васильевича Шадры Вельяминова [86, c. 220-221].
В конце XIII в. в Москву выехал также боярин Федор Бяконт – отец митрополита Алексея и родоначальник Плещеевых и других боярских родов [86, c. 220; 45, с. 194; 47, с. 123-124; 44, с. 121]. По предположению С.,Б.,Веселовского, именно при митрополите Алексее митрополичий дом получил Селецкую волость, ставшую средоточием землевладения многих московских бояр – митрополичьих слуг (Морозовы, Ховрины, Головины (с. Кузяево), Патрикеевы (с. Киево), Шеины (с. Ельдегино), Вельяминовы (с. Протасово-Бяконтово, дер. Ивановская) и др.) [86, c. 220].
По топонимическим данным восстанавливается вотчина боярина Окатия – современника Ивана Калиты. С именем Окатия и прозвищем его внука Тимофея Васильевича Волуя связано множество селений близ Москвы: с. Акатово-Лобаново на р. Пехорке, в 20 км от Москвы на восток; дер. Акатова на восток от Москвы, в 21 км от Бронниц; две деревни Окатовы – в Горетове стане Московского уезда и в волости Воре, при впадении р. Торгоши в р. Ворю [29, c. 145, 250]. На р. Ликове (притоке Десны) локализуется целая область, бывшая вотчиной Валуевых: дер. Акатова в 20 км от Москвы на юго-запад; на другой стороне р. Ликовы в 2 км от дер. Акатовой – дер. Мешкова (от Григория Михайловича Мешка Валуева); в 7 км ниже по течению р. Ликовы на левом берегу – с. Валуево-Покровское; с. Шильбутово на р. Ликове с 20 деревнями и пустым сельцом Негоцевым [86, c. 231, 232-233; 89, с. 41-42]. Роданачальник фамилии – Акатий – вероятно, был боярином Ивана Калиты [89, c. 42].
С именем боярина Окатия также связана, очевидно, Окатьева слободка, указанная в духовных грамотах Ивана Калиты в числе звенигородских волостей князя Ивана [18, № 1, с. 7, 9]. По мысли С. Б. Веселовского, Окатий был либо устроителем, либо владельцем этой слободки [86, c. 230].
В 1332 г. из Южной Руси по приглашению Ивана Калиты в Москву на службу приехал киевский "вельможа" Родион Нестерович со своим двором в 1700 человек (родоначальник бояр Квашниных) [33, c. 478-479; 103, с. 38]. Новоявленному московскому боярину было пожаловано "на приезд" "село во область, круг реки Восходни на пятинатцати верстах", и "в вотьчину пол Волока Ламского" [33, c. 478]. Вероятнее всего, сведение о втором пожаловании искажено легендой, и оно представляло собой кормление [86, c. 265; 255, с. 47-48; 103, с. 36]. С. Б. Веселовский определил местонахождение вотчины боярина Родиона Нестеровича и его сына Ивана Квашни. Центром их владений было с. Тушино (ныне дер. Тушино) на берегу р. Москвы при впадении в нее р. Всходни. Около с. Тушина, на другой стороне р. Всходни, в 2-х верстах, находится с. Спасское, а возле последнего по той же реке – деревни Дудина, Петрова, Братцева и Юрова. Все эти селения, а также монастырь Спаса на Всходне (находился на окраине с. Спасского) являлись вотчиной Квашиных [86, c. 268]. Восточной границей вотчины было нижнее течение р. Хинки, а западной – нижнее течение р. Баньки [86, c. 269].
Развитие боярского землевладения в Московском княжестве и, прежде всего, приток многочисленных служилых людей из других княжеств, послужили важным фактором, способствовавшим крупным политическим успехам московских правителей в начале XIV в. Пришедшие из Южной Руси целые воинские контингенты служилых людей значительно усилили мощь Московского княжества, сумевшего решить невероятно сложные для маленького княжества политические задачи (получение великокняжеского владимирского стола, временное присоединение Переяславского и Нижегородского княжеств, захват Можайска и Коломны). Численное увеличение двора московских правителей не только способствовало, но и вынуждало вести активную внешнюю, в большинстве случаев, захватническую, политику. Экспансия Московского княжества на пограничные с ним территории была вызвана необходимостью обеспечить земельными владениями резко возросшее число служилых людей [103, c. 40]. Взаимовыгодное сотрудничество московских правителей, с одной стороны, и служилых людей – с другой привело, в конце концов к полному торжеству московской власти, сумевшей объединить разрозненные русские земли и дать отпор Орде.
