Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

А.Амман

ПУТЬ ОТЦОВ

КРАТКОЕ ВВЕДЕНИЕ В ПАТРИСТИКУ

К оглавлению


АФАНАСИЙ ВЕЛИКИЙ
(†373)

В христианской древности Александрия выдвинула череду замечательных людей. Своей культурой, деятельностью, святостью они заслужили нашу память. В III в. она дала Климента и Оригена: они-то и создали здешнюю школу мысли, заложили основы знаменитой александрийской богословской традиции.

Афанасий явился в одном из позднейших поколений. Еще в детстве ему довелось узнать гонения, однако это не поколебало его, закалило характер и воспитало в нем непримиримость, которую противники постоянно ставили ему в вину. С несгибаемостью мученика он защищал православие, утвержденное на Никейском соборе. Вся его жизнь была борьбой с арианской ересью, отрицавшей божественность Христа.

МУЖ ЦЕРКВИ

Будущий александрийский епископ был, в отличие от каппадокийцев, не учителем, а истым церковным человеком. «Он уделял занятиям мало времени, - пишет Григорий Богослов,- ровно столько, чтоб не прослыть невеждой».

Мы ничего не знаем ни о его воспитании, ни об учителях, ни о научных занятиях. Сам он сообщает, что первые его наставники погибли во время гонений. Стало быть, они были христианами. Афанасия сформировала Церковь; с нею связаны все его достижения, она была его жизненной средой, его родиной, его семьей. Он выступал на ее защиту бестрепетно - так сын защищает свою мать.

В Афанасии больше чувствуется египтянин, нежели грек. Ему привычней было изъясняться и писать по-коптски. Сам из простонародья, о чем свидетельствует его живой, уличный язык, для бедных он был своим человеком и в случае надобности умел управляться с толпой. Народ оставался верен своему трибуну, община его любила, и с простыми людьми у него не было трудностей; трудности создавал клир, богословские пререкания, политические треволнения. Подобно некоторым своим преемникам, он скорее напоминает христианского фараона, нежели церковного сановника или философа.

Это отчасти объясняет его особый пафос; натура несгибаемая и деятельная, он не пренебрегал ни уловками, ни шантажом, лишь бы обернуть дело на пользу ортодоксии. Иные времена, иные нравы! Впрочем, александрийские нравы всегда отличались некоторым своеобразием. География тоже кое-что объясняет в людях. Неверно было бы судить Афанасия или Кирилла по нашим меркам.

В бытность диаконом Афанасий сопровождал своего епископа Александра на первый вселенский собор. И таким образом был свидетелем победы веры над ересью Ария. Вполне возможно, что в этой победе Афанасию принадлежала некая закулисная роль. Он был и остался неуклонным последователем никейских решений, а позднее даже почитал себя живым зерцалом ортодоксии, что осложняло и ожесточало многие конфликты.

Епископ Александр умер в 328 г., признав Афанасия своим достойнейшим преемником. Избрание, однако, прошло не без трудностей, как отмечает панегирист Афанасия Григорий Богослов: препятствием служила его молодость (ему было тридцать два года), цельность его характера, его резкая и непримиримая позиция в борьбе с арианством. Эта борьба стала содержанием всей его жизни, и в последующие сорок пять лет он выступал против арианства вначале в союзе со светскими властями, а затем, когда власть предала ортодоксию, то и против властей. Пять изгнаний не сломили его сопротивления и не ослабили его духа.

ЕПИСКОП В ИЗГНАНИИ

Новый епископ начал с того, что постарался укрепить в сердцах верующих заветы Никейского собора. Он объехал всю епархию и встретился с Пахомием, первым устроителем отшельничества. Тот проникся к Афанасию глубоким почтением и назвал его «отцом православной веры Христовой».

Распри начались в 330 г. Для начала епископ разделался с последователями Мелехия, которые учинили схизму. Обошелся он с ними немилосердно: он не умел отделять людей от их убеждений. Затем император Константин, желая замирения умов ради вящей централизации, помиловал Ария, когда тот признал новый символ веры, и императорским рескриптом предписал ему вернуться к исполнению прежних обязанностей. Афанасий наотрез отказался признать такое решение. Его это затрагивало впрямую: ведь Арий был александрийским пресвитером. Вот ответ Афанасия императору: «Негоже возвращать к делам Церкви тех, кто противится истине, подстрекает к ереси и предан анафеме вселенским собором». Епископ упорно стоял на своем. В Александрии возобновились смуты: дошло до того, что епископа понудили скрыться из города и искать приюта в одной из монашеских обителей Верхнего Египта.

В 335 г., воспользовавшись паломничеством императора в Иерусалим, недруги Афанасия спешно созвали собор на императорском пути в Тире, призывая порешить разногласия миром. Затребованный туда александрийский епископ нехотя повиновался и прибыл с пятьюдесятью египетскими епископами, которых не приглашали и слушать не стали. Афанасий оказался в незавидном положении, ибо многие из призванных епископов испытывали к нему враждебность. Его обвинили в насилии и беззаконии. Видя столь неблагоприятный оборот событий, епископ удалился прежде, чем его успели отстранить от должности.

Неукротимый епископ появился через некоторое время в Константинополе, подстерег императора на улице и попросил выслушать его. Константин призвал на совет епископов, вновь поставленных на Тирском соборе; те не стали припоминать старых обид, благо и новых хватало: Афанасия обвинили в самоуправстве на хлебных рынках Египта и в том, что он угрожал задержать поставки. Императора смутили недобрые толки, он разгневался и отправил александрийского епископа в ссылку в Трир. Это было первое из его пяти изгнаний.

Будь он покладистее - и теперь, и в первом случае с мелехианцами - он мог бы остаться при своих принципах и исправить положение, не играть на руку врагам, которые представили его в глазах императора, доселе благосклонного к епископу, человеком несговорчивым, склонным к распрям. Впоследствии Афанасий несколько укротит свой нрав, но пока что епископ молод и порывист: он без оглядки бросается в бой.

Лишенная епископа Александрия заволновалась. Знаменитый отшельник Антоний лично заступился за Афанасия перед императором. Тот ответил, что не допускает мысли, чтобы столь почтенное собрание ошиблось, сочтя Афанасия «дерзким гордецом и крамольником». Лишь после смерти Константина епископ снова вступил в столицу своей епархии.

К несчастью, новый император оказался благосклонным к арианству. Афанасия вновь лишили епископства на Антиохийском соборе (339 г.). Тогда он явился пред лицо папы римского Юлия I и был восстановлен в прежнем сане. Епископ воспользовался своим пребыванием в Риме, чтобы привлечь Запад на сторону ортодоксии. Ему удалось вернуться в свой город лишь в 348 г., где его приняли как вероучителя, с торжеством, ликованием и почестями. Воспоследовали десять лучших, самых плодотворных лет его епископства.

Ход событий побуждал его все решительнее отмежеваться от светских властей. Вмешательство императора было весьма небезопасно для ортодоксии, и Афанасий первым среди церковников провозгласил и с редкостным упорством отстаивал независимость церкви.

Александрийский епископ оживил в своей епархии дух Никейского собора; он глубоко разрабатывал основы христианской жизни, поддерживал братские отношения с монашеством. Он занялся обращением Эфиопии и Аравии. К этому периоду затишья относятся некоторые из его важнейших сочинений.

Через десять лет он снова изгнанник, на этот раз его приняли отшельники египетских пустынь. Он оставался с ними до 361 г. и вернулся только при Юлиане, когда лжеепископа Георгия, замещавшего Афанасия, растерзала александрийская толпа. При Юлиане Афанасий был снова изгнан. На этот раз епископ особенно тесно сблизился с монашеством; он составил жизнеописание главы монахов Антония - документ этот явил векам образец религиозности и христианского благочестия и сыграл немалую роль в обращении Августина. Афанасий уловил суть того религиозного движения, которое захватило весь Египет и возродило в песках пустыни былой дух сопротивления. Из монашеской кельи он продолжает надзирать за своей епархией, отстаивает заветы Никейского собора: он остается «незримым египетским патриархом».

В 366 г., по истечении последнего четырехмесячного изгнания, Афанасий наконец вернулся в свой город и мирно правил епархией, столь ему преданной, до самой смерти (в 373 г.). Из 46 лет епископства двадцать он провел в изгнании. Когда скончался этот несгибаемый воитель, ортодоксия была утверждена еще не повсюду. Но через несколько лет император Феодосии повелел всем своим подданным блюсти никейские заповеди. Таков был исход борьбы, которую направляли деяния и сочинения этого великого епископа.

ТВОРЧЕСТВО

Творения его рождались в борьбе. Как человек действия, он не причислял себя к настоящим писателям. К тому же и философского образования ему недоставало. Он писал, дабы вразумить, убедить. До нас дошло его раннее сочинение, для которого он улучил время в бытность секретарем при епископе. «Рассуждение против язычников и о воплощении Слова» не содержит оригинальных суждений, но впечатляет пламенной приверженностью ко Христу.

Большая часть его богословских сочинений посвящена опровержению арианства и защите Никейского Символа веры. Александрийский епископ твердо сознает сущность христианства. Прежде всего были написаны три «Рассуждения против ариан», сжато излагающие учение о Троице. Та же тема развернута в ряде писем Афанасия.

Спокойные рассуждения не его стихия. В ходе арианских раздоров этот воитель выступает как яростный полемист. Египет вообще не оставил нам образцов благодушия, но отповеди Афанасия - из самых хлестких. Борьба была для него наслаждением, он сам признавался: «Защита мне не утомительна, напротив, отрадна».

В «Апологии против ариан» (348) Афанасий собрал все документы в поддержку своей непримиримой позиции. «Апология перед Констанцием» - защитительная речь, обращенная к императору, которая так и не была произнесена, - убедительный пример его полемической ловкости, он предвидит даже выражение лица, которое должно появиться у слушателя: «Вы улыбаетесь, государь, и эта улыбка - знак согласия».

В последних полемиках Афанасия напор растет, перед нами уже почти памфлеты - в «Апологии бегства» (358) и в «Истории ариан», обращенной к монахам, противник жестоко высмеивается. Афанасий уже изгнан, терять ему нечего, осторожничать ни к чему. Его ядовитая издевка полна гротеска и порой граничит с оскорблением, речь пересыпана живыми сценками у каждого персонажа - свой голос. Он умеет найти разящее наповал слово, обрушивая, скажем, свое мужское негодование на евнухов, окружающих государя (евнухам он уподобляет своих противников). «Им ли, увечным, - вопрошает он, - судить о рождении Сына Божия?»

Афанасий не только страж ортодоксии, но и пастырь, и какой пастырь! Многие из его духовных наставлений утрачены, почти не сохранилось комментариев к Писанию, но все же немало пастырских сочинений дошло до нас в коптских и сирийских переводах. Среди них упомянем его предпасхальные письма с наставлениями о посте, трактат «О девственности». («Девственность есть сад запертый, ничья же нога не вступит в него, кроме ноги садовника».) Он отнюдь не забывал, что александрийские девственницы жили в миру и по тем временам послушание их было мирское; им, стало быть, грозили обычные искушения: приходилось путешествовать, а иной раз и бывать в публичных купальнях.

Уже упоминалось его «Житие святого Антония», где среди прочего повествуется и о знаменитом искушении - на радость живописцам и на потребу воображению сочинителей, которые придали ему отсутствующий в подлиннике эротический оттенок. Повесть о святом Антонии - прототип будущей житийной литературы.

ЛИЧНОСТЬ

Во всем, что им написано, Афанасий выступает борцом. Он любит открытый бой, бьет наотмашь и сам не уклоняется от ударов: он всегда готов их принять и вернуть с лихвой. В то же время есть у него страницы прочувствованные и проникновенные, при этом он никогда не впадает в патетику, коей грешил даже Иоанн Златоуст. Он краток без сухости, его цель - не зажечь, а убедить. Он рассуждает, доводит мысль до логического конца и всегда оставляет за собой последнее слово.

Современники восхищались его упорством. Сломить Афанасия не могли никакие невзгоды и неудачи, и в истории он прославлен как «столп Церкви». Заслуга его в том, что он распознал губительную суть константиновского замирения, понял, сколь опасна для веры и свободы имперская Церковь. Он отстаивал перед кесарями и перед богословами-политиками незыблемость догматов Никейского собора и верность Церкви ее собственному призванию: нести спасение миру.

Нам трудно с исчерпывающей объективностью судить о времени, когда царили столь жестокие нравы. В Александрии то и дело случались кровопролития. Епифаний пишет об Афанасии: «Он убеждал, увещевал, принуждал и, если надо, не останавливался перед насилием». На него нападали - он защищался. И если одолевал, то не щадил противника. Несокрушимые люди грешат тем, что не соразмеряют своей силы; в Афанасии не было ни капли снисходительности. Если он начинал спорить, он тут же впадал в крайности; если его в чем-либо обвиняли, отвечал личными выпадами; удары так и сыпались на него, он старался сквитаться и, разумеется, нанести урон противнику.

Александрийский епископ часто оказывался один на один с ересью. Он считал себя воплощением ортодоксии - можно ли винить его за это? Убежденный в своей правоте, он не брезговал ничем для достижения победы. Юлиан обличал его в интригантстве. Надо признать, что подданный вроде Афанасия - не подарок для императора. Пересказывая события, он переиначивает их в свою пользу: так в «Апологии против ариан» он благоразумно умалчивает о событиях в Тире.

Этот непримиримый борец был близок своему народу. В отличие от Василия, он не аристократ, а трибун и образцовый епископ; его можно назвать епископом Сопротивления. Он прежде всего пекся о своей пастве, радел об овцах своих. Веру он рассматривал не как достояние культурных кругов, близких сердцу Климента, а как удел простого человека. Он в грош не ставил изощренность ума. В богословии он чуждался умозрений и крепил вероучение, утверждая его, а не просто рассуждая о нем. Богословие, по Афанасию, должно целиком проявлять себя в действии. И само красноречие для него - лишь залог действенности. Красноречие у него особое: он изъясняется без прикрас, мысль его отчетлива, напориста, убедительна.

Александрийский епископ был озабочен тем, чтобы открыть своему народу благодать, увлечь его на путь аскезы и целомудрия. Он повествует в «Истории ариан», как «незамужние и приуготованные к браку женщины сохраняли девство во имя Христово, юноши, подвигнутые примером, принимали монастырское послушание, отцы и чада склоняли друг друга к делам аскезы. Вдов и сирот, дотоле алчущих и нагих, одело и напитало милосердие людское». Что же может быть большей отрадой для пастыря?

Афанасий - на редкость цельная натура. Подобная цельность вызывает противоположные чувства: у одних - восхищение и приязнь, у других - отталкивание. Этот прямолинейный человек вникал в суть и не заботился о частностях. Народ и монашество понимали, что дело его правое и что устами его глаголет истина. Он привлекал не внешним обаянием, а страстной убежденностью, и убеждал, потому что внушал доверие. В этом секрет его неотразимого красноречия.

Он вершил суд безоглядно, и решительность его оборачивалась жестокостью. Не стоит укорять его в недостатке мягкости. Льоте (Lyautey) говорил: «Не девственницам созидать империи». Афанасий отстаивал Царство Божие с мужественной яростью. Отважный воин православия, он был беспощаден к тем, в ком видел помеху; он столь проникся делом Божиим, что и сам был готов к любым жертвам, к любым страданиям. Испытания очистили его дух и приучили страдать молча. Этот ревнитель истины, всегда столь яростно оборонявший ее, и словом не обмолвился, когда папа Либерии от него отрекся. Он расплачивался за стойкость самим собой, своей жизнью. Все его существование было исповедью веры, бескомпромиссной, громоподобной, всепоглощающей.

Истинная его биография начинается с открытия для себя пути совершенной жизни и того,что необходимо для вступления на этот путь. Отец, монашества, как. позднее Франциск,внимал благовествованию Церкви и безусловно подчинялся ее гласу.Это в конце концов сделало его аскетом.

ЖИТИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ
Рождение и воспитание Антония (251 - 269 гг.)

Антоний был по рождению египтянин, сын благородных и вполне состоятельных родителей. Сами они были христиане и сына воспитали по-христиански. Ребенком он рос среди своих и не знал никого, кроме своих домочадцев. Подросши и достигнув нужного возраста, он не пожелал учиться словесности, дабы остаться порознь с прочими отроками. Он хотел только, подобно Иакову в Писании, кротко жить в своем доме. С родителями своими он бывал в дому Господа. Ребенком он был чужд лености; выросши, он не воспрезрил родителей, но покорствовал им; прилежно внимая урокам, глубоко их усваивал. Невзирая на состояние родителей, ребенок довольствовался скромной и однообразной пищей; он не искал плотской отрады. Принимал, что давалось, и не требовал большего.

Осиротив, он раздает наследство

По смерти родителей, Антоний остался единственным попечителем малолетней сестры. От 18 до 20 годов ему приходилось заботиться о сестре и о доме. Не истекло и шести месяцев со дня похорон, и он направлялся в церковь, размышляя по пути, как апостолы оставили все и пошли за Христом, как, согласно «Деяниям апостолов», верующие распродавали добро свое, приносили и слагали выручку к ногам апостолов, отрекаясь благ мирских на потребу нуждающихся; сколь великую надежду обретали они в Небесах. Занятый такими мыслями, он вступил в церковь. Случилось так, что там читали Евангелие, и он внял, как Господь сказал богатому: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф 19, 21). Антоний приял от Господа память о святых, словно бы для него было сие чтение, и тотчас вышел из церкви. Наследство, оставленное родителями, триста аруров плодороднейшей земли, он раздарил соседям, дабы не отягощать сим наследством себя или сестру. Он продал все, что было в доме, и деньги, какие выручил, раздал беднякам, лишь немногое оставив для сестры.

Начало его аскезы

Другой раз зайдя в церковь, внял он, как Господь в Евангелии своем рек: «Итак не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф 6, 34). И не терзаясь более, он разделил остаток своих денег между бедняками. Сестру свою он препоручил девицам известным и надежным, и поместил ее в обитель девственниц, дабы воспитали ее. Сам он упражнялся в аскезе невдалеке от дома, изнуряя плоть свою тяжкими лишениями. Тогда земля египетская еще не усеялась монашескими обителями, а о великой пустыне подвижник даже и не ведал. Если кто хотел спасаться, тот всего лишь удалялся из селения. И был тогда в соседнем селении один старец, который от юности жил отшельником. Антоний узнал о нем и решился соревноваться с ним в благопослушании. Первым делом он также избрал себе обиталище поодаль от селения. Затем, слышавши о прилежании и мудрости того подвижника, пустился искать его, положивши не возвращаться в свою пещеру, доколе не сведается с ним; и получив от него как бы напутствие к добродетельной жизни, вернулся. Поначалу он там и пребывал и укреплялся в решимости не прикасаться более к родительскому наследству и не вспоминать о близких своих. Он предался подвижничеству всеми помыслами и всем прилежанием своим. Он трудился не покладая рук, ибо слышал, как сказано: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фее 3, 10). Часть выручки своей он истратил на хлеб, прочее раздал нуждающимся. Молился он постоянно, ибо постиг, сколь надобна в уединении непрестанная молитва. Писание он читал с таким вниманием, что ничто не ускользало от него, и память сделалась ему вместо книг.

Он учится у других подвижников и ищет уподобиться им в добродетели

Такой своей жизнью Антоний всем полюбился. Он охотно и покорно принимал уроки подвижничества от других пещерников, с коими доводилось видеться, и перенимал от них добродетели и аскетические наития, особо каждому свойственные. В одном он наблюдал дружелюбие, в другом - сугубое прилежание к молитве; тот отличался терпением, этот - милосердием к ближнему; иной был весь в бдении, иной особо внимателен к слову Писания; тот был достоин восхищения своим постоянством, другой усердствовал в посте и спал на голой земле. В одном видна была мягкость, в другом - величие души; и все они отличены были благоговением ко Христу и взаимной приязнью. Напитавшись созерцанием собратий, он возвращался в свою пещеру и усердствовал в аскезе, стремясь вместить и освоить все виденные добродетели. Зависти в нем не было ни к кому: он жаждал лишь не отстать от других в устремлении ко благу. И поступал он так, что никому не было от него печали, и все сорадовались вместе с ним. Все обитатели селения и все хозяева, имевшие с ним дело, не могли нарадоваться на него, называли его другом Господа и любили его - одни как сына, другие как брата.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова