ЦАРСТВО ДУХА И ЦАРСТВО КЕСАРЯ
1-е издание: Царство духа и царство кесаря. Париж:
YMCA-Press, 1949. 167 стр.
Воспроизводится по изданию:Н.Бердяев. Царство Духа и Царство
Кесаря. М.: Республика, 1995. С. 288-356. Номера
страниц по этому изданию в прямых скобках, номер страницы предшествует
тексту на ней.
К оглавлению
Глава X.
О ВЕЧНОМ И НОВОМ ЧЕЛОВЕКЕ
Самый важный для нас вопрос есть вопрос о человеке. Все от него
исходит и к нему возвращается. Говорят о появлении нового человека.
Ищут нового человека. Это не ново, это часто уже бывало. Бесспорно,
человек находится в процессе развития или регрессирования, он не
неподвижен. Можно говорить о новом техническом человеке, о фашистском
человеке, о советском или коммунистическом человеке. Также говорили
о католическом человеке или человеке протестантском, о ренессансном
человеке или человеке романтическом. Много наименований можно давать
человеческому типу, но человек менее меняется, чем это кажется по
его внешности и его жестам, он часто менял лишь свою одежду, надевал
в один период жизни одежду революционера, в другой период одежду
реакционера; он может быть классиком и может быть романтиком, не
будучи ни тем ни другим в глубине. Идея нового человека, нового
Адама, нового рождения есть христианская идея, ее не знал античный
мир. Эту идею мир дохристианский знает в форме выбрасывания вовне,
на поверхность. Некогда возникновение возможности сознания греха,
покаяния было возникновением действительно нового человека. Сейчас
снова потеряна способность к покаянию. Изменение социального положения,
когда богатый делается бедным или бедный делается богатым, само
по себе не делает человека внутренне иным. Человек может улучшаться
или ухудшаться в пределах своего типа, но это не образует нового
человека. Нужно сказать, что политические революции, даже самые
радикальные, сравнительно мало меняют человека. Делают большое различие
между буржуазным человеком и коммунистическим человеком. Но коммунист,
победивший и захвативший власть, может быть внутренне, духовно,
до мозга костей буржуа. Духовная буржуазность очень свойственна
и социалистам и коммунистам. Она свойственна всем, кто слишком хочет
благополучно устроиться на земле, для кого закрыта бесконечность
и кто крепко утверждается в конечном. Только новое рождение, рождение
духовного человека, который раньше дремал и был задавлен, есть действительно
явление нового человека. Изменение, развитие, появление нового человека
возможно как победа над ветхим человеком. Но тайна человеческого
существования заключается в том, что развитие предполагает субъекта
развития. Нет развития без того, кто и что развивается. Ошибка
эволюционной теории XIX в. заключалась в том, что она выводила субъект
//349//
развития из самого развития. Этим она оставалась на поверхности;
говорилось о том, как развитие происходит. Существует связь фазисов
развития. Человек может очень развиться, но это он, все тот же он
развился. Если бы вследствие развития появился совершенно новый
субъект, новая личность, то развития не было бы. Личность предполагает
соединение изменения и неизменности. Когда в личности происходит
не изменение только, но измена себе, то личность разлагается, и
в конце концов нет изменения. Новый человек, новое в человеке, предполагает,
что продолжает существовать человек в своем качестве человечности.
Никакое изменение и усовершенствование обезьяны не может привести
к человеку. Ницшеанская идея сверхчеловека есть стремление к высоте,
измена человеку и человечности. Тогда речь идет о появлении новой
породы, новой расы, божественной, демонической или звериной, но
не о новом человеке. Новый человек связан с вечным человеком, с
вечным в человеке.
За новым человеком скрыт не только вечный человек, Адам Кадмен,
но и ветхий человек, ветхий Адам. В глубинном подсознательном слое
человека есть все, есть и первобытный человек, он не окончательно
преодолен, в нем есть и мир звериный, как есть и вся история. Сознание
играет двойную роль, оно и расширяет и суживает, ограничивает. Власть
прошлого над человеком остается и в самых радикальных революциях.
В революциях действуют старые инстинкты насилия,
жестокости и властолюбия. Они обнаруживаются и в бурных реакциях
против прошлого. Люди французской революции были людьми старого
режима. То же надо сказать и о русской революции. В ней действовали
люди, в крови которых было рабство. Террор революции есть старое,
а не новое в них. Никакая революция на коротком промежутке времени
не может формировать совершенно нового человека, хотя что-то новое
с собой несет. Революция есть явление старого режима, она сама по
себе не есть новый мир. Самое сильное в революциях есть отрицательная
реакция на предшествующий ей режим, ненависть всегда в ней сильнее
любви. Менее всего экономика может создать нового
человека. Экономика относится к средствам, а не целям жизни. И когда
ее делают целью жизни, то происходит деградация человека. Совершенно
неверно, когда говорят, что новый, советский человек есть человек
коллективный и живет в коллективе, а старый интеллигент был индивидуалистом.
Борьба коллективизма против индивидуализма представляет собой настоящую
мистификацию. Старый интеллигент в преобладающей своей массе тоже
жил в коллективе, и суждения его были коллективными. Прошлый человек
гораздо более коллективистичен, чем индивидуалистичен. Всегда редки
были люди индивидуальной мысли и индивидуальных суждений. Всегда
торжествовало то, что Гейдеггер называет «das Man», что и есть коллективизм,
который есть не первореальность, а фиктивное, иллюзорное порождение
сознания. Советский человек в период так называемого строительства
действительно несет с собой новые черты, очень его отличающие от
старой интеллигенции. Старая интеллигенция была революционна по
своему типу, она жила в расколе с окружающим миром. Новая советская
интеллигенция совсем не революционна, она покорна и послушна. От
нее требуют добродетель строительства, прежде всего экономического
строительства. Старая интеллигенция жила исключительно
грядущим, к которому часто бывало мечтательное отношение. Новая
советская интеллигенция живет настоящим. В новом советском человеке
происходит не только страшное умаление свободы, но исчезает самый
вкус свободы, самое понимание того, что такое //350//
свобода. Старые же революционеры до неузнаваемости изменились после
того, как они стали победителями и господами. Но это меньше всего
означает появление нового человека; это есть возвращение к старому
человеку. Совершенно неверно, что старая, левая интеллигенция была
неактивна, мягка, раздвоенна. Вся история революционного движения
доказывает обратное. Героизм старой революционной интеллигенции,
жертвы, ею принесенные, образуют тот кровавый капитал, которым живут
большевики. Но появились новые черты, которые нужно признать результатом
не самой революции, а войны. Образовался милитаристический тип,
которого раньше не было, но который вовсе не есть новый человек.
Типы человека много раз видоизменялись в истории. В России за XIX
и XX вв. много раз видели претензии появления нового человека, почти
каждое десятилетие. И обыкновенно была смена более мягкого типа
более жестким типом: идеалиста 40-х годов – мыслящим реалистом 60-х
годов, народника – марксистом, меньшевика – большевиком, большевика-революционера
– большевиком-строителем. Это обыкновенно происходило через психологическую
реакцию. Но, в сущности, нового человека не появлялось. Наибольшую
новизну представляет появление в мире человека технического. Но
это есть самое беспокойное явление, и оно проливает свет на возможности
рождения нового человека.
Революции глубоко присущи исторической судьбе народов. Можно удивляться,
что существуют еще люди, которые идеализируют революции и готовы
видеть в грядущих революциях торжество высокого и прекрасного. Революции,
все революции, обнаруживают необыкновенную низость человеческой
природы многих наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока,
а не свободы. И надо понять роковое в революции, чтобы ее понять.
Революция в значительной степени есть расплата за грехи прошлого,
есть знак того, что не было творческих духовных сил для реформирования
общества. Поэтому нельзя ждать от революции явления нового человека.
Мститель за зло прошлого не есть новый человек, это еще старый человек.
Революция есть слово многозначное, и им страшно злоупотребляют,
вкладывая в это слово разный смысл. Если под революцией понимать
совершаемые в известный исторический день насилия, убийства, кровопролития,
если понимать под ней отмену всех свобод, концентрационные лагеря
и пр., то желать революции нельзя и нельзя ждать от нее явления
нового человека, можно только при известных условиях видеть в ней
роковую необходимость и желать ее смягчения. Если же под революцией
понимать радикальное изменение основ человеческого общества и отношений
людей, то революцию надо желать и готовить ее. Но идолопоклонство
перед революцией есть такая же ложь, как и всякое идолопоклонство.
Во всяком случае радикальные и глубокие изменения и улучшения не
зависят от степени совершаемых кровавых насилий. Ганди был более
революционер, чем Ленин и Сталин, если под революцией понимать явление
нового человека. Явление действительно нового человека, а не изменение
лишь одежд предполагает духовное движение и изменение. Без существования
внутреннего духовного ядра и творческих процессов, в нем происходящих,
никакой новый социальный строй не приведет к новому человеку. Материализм
признает лишь внешнее и отрицает внутреннее. Материалисты не понимают
даже, о чем говорят, когда говорят о внутренней жизни, о духовной
жизни. Они находятся в таком же состоянии, как слепой, который не
видит красок и цветов. Корректив, который привносит диалектический
//351//
материализм к материализму механическому, к демокритовскому, началу
атомных движений вследствие толчка извне, нисколько не помогает.
Человек остается существом, целиком детерминированным природой и
социальной средой. Но в революции есть еще другая сторона, связанная
со временем. Революция поет: «Du passе faisons table rase» . Революционность
определяется радикальным уничтожением прошлого. Но это иллюзия революции.
Яростное уничтожение прошлого есть как раз прошлое, а не грядущее.
Уничтожить можно лишь прогнившее, изолгавшееся и дурное прошлое.
Но нельзя уничтожить вечно ценного, подлинного в
прошлом. Идеализация прошлого есть такая же ложь, как и идеализация
грядущего. Подлинная ценность не зависит от времени, она от вечности.
Есть опасность, что новый человек может оказаться выброшенным вовне,
отчужденным от самого себя, обращенным исключительно к материальной
стороне жизни, к технической цивилизации. Поразительно, что новый
человек Советской России может оказаться очень похожим на нового
человека столь враждебного ей мира Америки. Такой производственный,
технический человек может одинаково явиться и на почве коммунизма,
и на почве капитализма. Наиболее положительные черты русского человека,
обнаружившиеся в революции и войне, необыкновенная жертвенность,
выносливость к страданию, дух коммюнотарности – есть черты христианские,
выработанные христианством в русском народе, т.е. прошлым.
Коммунистические черты нового человека, порожденные не столько
свободой, сколько фатумом, вызывают скорее отрицательную оценку.
Новый человек поклоняется идеалу или идолу производительности, превращающему
человека в функцию производства, поклоняется силе и успеху, беспощаден
к слабым, он движим соревнованием в борьбе, и, что самое важное,
в нем происходит ослабление и почти уничтожение духовности. Новый
человек хочет закрыть в себе бесконечность и укрыться в конечном.
Он думает достигнуть этим максимума активности. Новый человек посюсторонен,
он отрицает потусторонность. Он гордится больше всего тем, что совершенно
свободен от трансцендентности. Это значит, что новый человек хочет
окончательно водвориться в царстве Кесаря и окончательно отвергнуть
царство Духа. Он монист, и в этом его коренная ложь. Это совсем
не новый человек. Это лишь одна из трансформаций ветхого Адама,
в нем остаются все инстинкты ветхого Адама. Весь мир должен пройти
через социальное переустройство, через интенсивное материальное
строительство. Процесс этот будет сопровождаться погружением в материальную
сторону человеческой жизни, которая требует большей организованности.
Но это совсем не будет непременно означать появление нового человека,
это может происходить под знаком ветхого Адама. Этот ветхий Адам
будет более социальным, он должен будет социализоваться. Этот процесс
в разных формах уже происходил в истории человеческих обществ. Буржуа,
гражданин царства Кесаря, от этого не исчезнет. От этого произойдет
лишь более справедливое и равномерное распределение буржуазности.
Та справедливость, которая в этом будет заключена, должна быть принята
и приветствована. Но это не будет последним словом. Человек всегда
имел склонность принимать средства жизни за цели жизни. Так называемый
новый человек эпохи, завтрашнего дня будет иметь склонность окончательно
принять средства жизни за цели жизни. Цели жизни для него закроются.
Поэтому он будет считать себя коллективным и в этом увидит новизну.
Но после необходимого процесса социализации начнется процесс индивидуализации.
Если его не будет, то человек //352//
как личность исчезнет. Но внутренняя духовность человека не может
быть задавлена, как бы на него ни давила жестокая необходимость,
духовная жажда в нем пробудится. Мы увидим в следующей главе, какое
значение тут имеет проблема смерти, перед которой он поставлен.
Вечный человек, человек, обращенный к вечности и бесконечности,
есть вечное и бесконечное задание, он есть вместе с тем и вечно
новый человек. Вечный человек не есть готовая данность, его нельзя
понимать статически. Новый человек, действительно новый человек,
есть реализация вечного человека, несущего в себе образ и подобие
Божие. В человеке есть божественная основа, Grund, о которой так
хорошо говорил Таулер. Поэтому обращенность к грядущему связана
с тем, что было вечного в прошлом. Достоинство человека требует,
чтобы он не был рабом быстротечного времени. Новый человек может
быть только творческим человеком и потому обращенным к грядущему,
к небывшему. Это есть ответ на Божий призыв. Но творчество не может
быть отожествлено с трудом. Труд есть основа человеческой жизни
в этом мире. Труд принадлежит царству необходимости («в поте лица
будешь добывать хлеб свой» ), он принадлежит царству Кесаря. Достоинство
труда должно быть повышено. Отсюда значение, которое приобретают
трудящиеся, отсюда необходимость победить эксплуатацию труда, т.е.
религиозная правда социализма. Творчество же принадлежит к целям
жизни, оно принадлежит к царству свободы, т.е. к царству Духа. Цели
жизни не могут быть подчинены средствам жизни, свобода не может
быть подчинена необходимости, царство Духа не может быть подчинено
царству Кесаря. Отсюда религиозная правда персонализма.
Далее.
|
