| "Путь":
орган русской религиозной мысли под редакцией Н.А.Бердяева.,
при участии Б.П.Вышеславцева и Г.Г.Кульмана.
Ближайшие сотрудники: Н.С.Арсеньев, С.С.Безобразов, прот.
С.Булгаков, И.П.Демидов, Б.К.Зайцев, Л.А.Зандер, В.В.Зеньковский, А.В.Ельчанинов,
П.К.Иванов, В.Н.Ильин, Л.П.Карсавин, А.В.Карташев, Н.О.Лосский, А.М.Ремизов, П.Н.Савицкий,
П.П.Сувчинский, Кн. Г.Н.Трубецкой, Кн. Н.С.Трубецкой, Г.В.Флоровский, С.Л.Франк,
прот. С.Четвериков.
"Путь", №16. Февраль 1931 г.
Рецензия на книгу
Прот. Сергия
Булгакова "Лествица Иаковля. Об ангелах"
Журнал
"Путь" №16, 1929 г. стр. 95–99.
Вышла третья часть догматической трилогии о. Сергия Булгакова "Лествица
Иаковля". Первые две части были посвящены почитанию Божией Матери ("Купина
Неопалимая") и Иоанна Крестителя ("Друг Жениха"). В сущности все
три части посвящены раскрытию учения о Софии, о Премудрости Божией в творении.
Нельзя не сочувствовать опытам творческого богословствования о. С.Булгакова,
его горению мысли. Мысль православного Востока слишком долго находилась в состоянии
сна, от XIV в. до XIX в. Лишь в России XIX в. прекратилось состояние бессмыслия
и пробудилась творческая религиозная мысль, более впрочем религиозно-философская,
чем богословская. Богословствование о. С.Булгакова носит в значительной степени
визионерский, опытный характер, это не есть богословствование школьно-рациональное.
Метод этот можно было бы назвать иконографическим, в том смысле, что о. С.Булгаков
пытается начертать умственную икону Божьей Матери, Иоанна Крестителя, ангелов.
Для такого рода богословствования чрезвычайно трудно найти адекватный стиль. И
нельзя сказать, чтобы это вполне удалось о. Булгакову, у него есть явное смешение
нескольких стилей - стиля визионерского, мистико-созерцательного со стилем школьно-философским
и даже богословско-семинарским. По стилю наиболее удачна его книга "Друг
Жениха". Русское творческое богословствование определяется острой постановкой
проблем религиозной космологии и религиозной антропологии, которые не были достаточно
раскрыты и разработаны в учении святоотеческом. И в русской религиозной мысли
можно отметить два основных течения - по преимуществу религиозно-антропологическое
и по преимуществу религиозно-космологическое, хотя они и не могут быть совершенно
разорваны. Для первого течения в центре стоять проблема человека, проблема свободы
и зла, проблема творчества и проблема истории. О. С.Булгаков является выразителем
второго течения, для которого в центре стоит проблема космоса, софийности твари,
проблема мариологии и ангелологии. Постановка и разработка проблем серийной космологии
есть огромная заслуга и большой шаг вперед по пути христианского богомудрия. Проблема
же космологическая внутри христианства и есть проблема софийности, премудрости
твари, пронизанности ее божественными энергиями, соединения неба и земли. Правда,
о. С.Булгаков склонен считать софиологическую проблему проблемой теологической,
а не космологической, и связывает ее с учением о Пресвятой Троице. Но это ничуть
не мешает тому, что свою спецификацию, своеобразие и остроту проблема эта приобретает
в отношении к тварному миру, к космосу, и означает преодоление обезбоженного,
т.е. в конце концов секуляризированного понимания творения. Западная христианская
мысль нейтрализовала космос. Эта нейтрализация произошла уже у Св.
Фомы Аквината, который утвердил естественный порядок в резком различении и
противоположении порядку сверхъестественному и этим явился без собственного желания
одним из истоков европейского натурализма. Но у Св. Фомы было еще резкое иерархическое
соподчинение ступеней бытия, при котором сохранялся Космос, как целостный организм.
Дальнейший шаг к нейтрализации космоса и секуляризации природного порядка делает
Лютер и протестантизм. Для протестантизма космос не имеет никакого отношения к
религиозной жизни, которая целиком определяется отношением между человеческой
душой и Богом. Отсюда получилось отрицание культа Божией Матери, как язычества,
и разрушение Церкви, как целостного мистического организма, и в дальнейшем совершенная
секуляризация всего природного мира, который делается исключительно объектом естественно-научного
познания и технического воздействия. Предел отрицания божественности космоса мы
видим в субъективном идеализме Фихте, обратной стороной которого является материалистический
натурализм. Православие исключительно монашески-аскетическое имело моралистическую
тенденцию отрицать космос, как грех. Но христианский Восток, связанный с древней
Грецией, был изначально космичнее христианского Запада. И эта космическая сторона
христианства наиболее ясно выражена в русском Православии. Это нашло себе выражение
литургическое и в жизни святых, в мысли же обнаружилось лишь в XIX и ХХ вв. Космологическая
проблема существовала в христианской мысли Запада в так называемой христианской
теософии, ничего общего не имеющей с современной популярной "теософией",
прежде всего у Я.Беме, величайшего христианского теософа, и следующего за ним
Портеджа, Фр.Бадера и др. Здесь лишь нашел себе приют отвергнутый и вытесненный
божественный космос и в этом огромное и еще не оцененное значение христианской
теософии. У Я.Беме мы находим впервые в истории христианского богомудрия гениальное
учение о Софии, которое оказало, влияние и на русскую мысль. Невозможно вынести
совершенного разрыва между Творцом и творением, совершенного обезбожения, нейтрализации
и секуляризации творения. Пределом этого разрыва является натурализм, позитивизм
и материализм, которые проникли и в церковное сознание, в школьное богословие.
Софиологическое богословствование о. С.Булгакова означает возврат к священному,
божественному космосу, восстановление органически-мистической связи между Богом
и тварным миром. В мире и человечестве отображена и действует Пресвятая Троица
и, прежде всего через Премудрость Божию. Вершина софийности, премудрости творения
явлена в Приснодеве Марии, в Божией Матери. Без софийности твари, без явления
премудрой, девственной женственности невозможно было бы боговоплощение и богочеловечение.
Софиология переходит в мариологию. Учение об ангелах, которое было так мало разработано
в богословии, означает также восстановление лестницы, связывающей небо и землю.
Лестница эта была сломана и уничтожена нейтрализацией космоса. В связи с проблемой
социологической в русском религиозном сознании ставилась остро и переживалась
религиозная проблема пола и любви. Гениальным провокатором тут был В.В.Розанов.
То, что написано о. С.Булгаковым о любви и дружбе, принадлежит к лучшим страницам
его книги.
Но, признавая огромную заслугу проблематики о. С.Булгакова
и дерзновения его творческой мысли об этой проблематике, с негодованием отвергая
обвинения против него представителей православного бессмыслия и обскурантизма,
нужно сказать и об отрицательных и опасных сторонах его софиологии. Опасность
эту я вижу в уклоне к поглощению антропологизма космологизмом, в ослабленном сознании
проблем свободы и творческой активности человека, в возможности незаметной подмены
антропологии ангелологией и богочеловечества богоматеринством. Женственное начало
есть по преимуществу космическое, а не антропологическое, и через него человек
связан с космосом и приобщен к тайне его внутренней жизни. Это гениально раскрыто
Бахофеном ("Das Matterrecht"). Но человек призван быть царем космоса.
В центре всегда должен оставаться Богочеловек Христос, как начало священной антропологии.
Начало же священного космологизма, софийной женственности, которая только и может
быть девственностью, есть начало подчиненное Логосу. Нельзя допустить, чтобы божественно-космические,
софийные энергии окутывали свободный дух человека и подчиняли его себе. Мистическая
животная теплота ослабляет дух человека. Согласно платонизирующему учению о. Булгакова,
ангел – идейный первообраз человека. Но таким образом человек оказывается подавленным
и лишенным свободы. Платоновское учение об идеях легко может быть понято, как
отрицание человеческой активности, человеческого творчества и свободы. В русском
народном благочестии, восходящем к древним языческим истокам, есть уклон к переживанию
культа Божией Матери, как культа космического, заслоняющего собой образ Христа.
Культ Божией Матери, богоматеринства, богоматерии, священной и освещаемой материи,
незаметно переходит в культ богорождающей русской земли. Отсюда идет русская склонность
к коллективизму и ослабленное сознание личности и ответственности человека. В
католичестве развился по преимуществу культ Девы Марии, который способствовал
созданию рыцарства. Человек чувствовал себя верным рыцарем и защитником Пресвятой
Девы. В христианстве восточном, особенно в Православии русском развился культ
Матери, которая переживается, как Заступница. Человек чувствует себя укрывающимся
и спасающимся в складках одежды Пресвятой Матери, которая есть вместе с тем и
мать сыра земля. Отсюда рождается не рыцарство с сильно выраженной личностью,
а народный коллектив. (Бахофен показал, что матриархат означает космический коллективизм).
В этом русском религиозном типе больше тепла, больше связи с космосом, но слабее
выражена активность человека. Космологизм и антропологизм, богоматеринство и богочеловечество
сами по себе являются началами односторонними и неполными. Если софиология о.
С.Булгакова находится в линии русского космизма, освящающего материю, то она остается
сравнительно в стороне от другой линии русского религиозного типа, от русского
эсхатологизма и от русской религиозной историософии. Наибольшие затруднения для
о. Булгакова возникают в проблемах свободы и зла, которые не раскрываются им достаточно
и не стоят в центре его внимания. Его софиологическое понимание христианства может
производить впечатление слишком оптимистического и бестрагичного. Проблема падения
ангелов, столь центральная и трудная в ангелологии, наименее удачно разрешается
в книге о. Булгакова. Отпадение первого ангела от Бога и есть вопрос о происхождении
зла, вопрос всех вопросов. Слабо и противоречиво все, что говорит о. С.Булгаков
об изначальной, потенциальной свободе ангелов. По-видимому, для него вообще затруднительна
проблема свободы, с которой связана проблема зла и проблема теодицеи. Потенциальная
свобода ведь не софийна. При такой всеобщей софийности непонятно, откуда берется
свобода, определяющаяся к злу, и особенно непонятно, откуда она берется у ангела,
имеющего божественную природу и созерцающего Бога. В этом вопросе у нас наибольшее
столкновение взглядов с о. С.Булгаковым и одно место его книги (стр.150) прямо
направлено против моего понимания свободы, как имеющей свой источник не в Боге,
а в ничто, в небытии. Изначальное существование такой несофийной свободы (Ungrund)
обосновывает не только происхождение зла и возможность теодицеи, но и творческое
призвание человека, возможность творчества нового из свободы. Последовательное
и крайнее софианство допускает лишь рождение (из утробы), но не творчество (из
свободы). Наиболее неудовлетворительным представляется мне умножение значения
Софии, которая оказывается всем - и Пресвятой Троицей, и каждой из Ипостасей Св.
Троицы, и космосом, и человечеством, и Божией Материю. При этом ослабляется специфичность
проблемы Софии. Но, несмотря на все эти недостатки софиологии о. С.Булгакова,
нельзя не приветствовать новой его книги, как и всех его последних книг, и не
пожелать внимательного и вдумчивого к ней отношения. Чувствуется, что творческая
мысль о. Сергия Булгакова не может вполне развернуться, она бьется в тисках богословского
законничества, но это то и поучительно в ней. |
