Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: история Пусси Райот.
О ГОНИТЕЛЯХ И ГОНИМЫХ
«Юродивый
Николку маленькие дети обижают...
Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
Бояре
Поди прочь, дурак! схватите дурака!
Царь
Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.! »
Пушкин А.С. Борис Годунов.
«- Дурак! Болван! Армяшка! Не замолчу!
Дурак! Дурак! - выкрикивала женщина, содрогаясь всем телом при каждом крике.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет с каждым мгновением..... Он увидел, что Бек-Агамалов, не сводя глаз с женщины, медленно поднимает над головой шашку.
...Бек, ты не ударишь женщину.-- сказал Ромашов спокойно...
- Бек, тебе будет на всю жизнь стыдно. Ты не ударишь.»
А. Куприн «Поединок»
«Ну неужели твои церковники такие злые, что не отпустят девочек! Ну почему девочки должны сидеть в тюрьме? Неужели тебе не жалко? » - этими словами вновь встречает меня моя 83-летняя мама. Ее 19-летний брат погиб на фронте Отечественной войны, ее отец после ареста сошел с ума и был отправлен в психбольницу. Видно поэтому у нее свои представления и о ценности человеческой жизни и о христианстве «Даже в советское время на могиле доктора Гааза, тюремного врача, защитника заключенных, горела лампада... Зачем же девочкам сидеть в тюрьме? Они никого не убили, не ограбили, ничего не повредили в церкви, какие же они вандалы? Ну не нравится Вам то, что они спели, ну и что! В советское время народ распевал непристойные частушки про правителей, но шуму по этому поводу на всю страну даже та власть не устраивала. Отпустите их, поговорите с ними... Неужели уже забыли, что нужно прощать? Или у Вас уже и вера другая?»
« Се ли християнство, еже сице человека умучити?..» - вторит ей Феодосия Морозова.
Ну что ответить мне, историку, этим двум женщинам? Почему мне так безумно стыдно? Я читаю маме Обращение, которое раздавали в Церкви: «Противостояние Церкви и антихристианских сил становится всё более очевидным и острым». – Деточка, говорит мама, - Ты опять все перепутала: Это классовая борьба возрастает по мере усиления социализма. - Мама, послушай: «Клириков вовлекают в провокации; архипастыри и священство находятся в фокусе пристального внимания недовольных, которые ищут малейшую зацепку, для того чтобы всё извратить, создав грязный информационный повод». – Милая моя, да как же можно «все извратить», да кто же Вас сегодня-то гонит, эти девочки? Как там в Евангелии про соль сказано?
(«Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодная, как разве выбросить ее вон на попрание людям»(Мф. 5.13).
- Послушай, мама: «В этих условиях всем нам важно сохранять единомыслие, не поддаваться на ложь и провокации, учиться воспринимать критически сомнительную информацию о Церкви, не спешить с реакцией, с публичными и частными заявлениями».
- Не обижай меня, говорит мама. Ты, наверно, опять мне подсунула Сталина «О фальсификации истории», в отличие от тебя, я еще в юности эти тексты читала, меня не проведешь, а тебе стыдно должно быть.
Но мне итак безумно стыдно и пытаюсь объяснить себе, маме, Феодосии Морозовой, внучкам Елизавете и Ксении, что происходит, каким образом еще недавно гонимые верующие превращаются в гонителей.
В истории церкви ни мало примеров участия ее иерархов в гонениях. Более того, они часто являлись инициаторами гонений на тех, кого признавали еретиками. Не хочется приводить эти примеры, потому что для некоторых соотечественников они могут стать сегодня руководством к действию. Такова наша сегодняшняя реальность, что любой исторический прецедент может быть воспринят как церковная норма. Собор 1971 г. по поводу антистарообрядческих писаний св. Димитрия Ростовского постановил «считать их, аки не бывшими». Мне очень нравится эта формула, но что делать нам, историкам церкви? «Заглаживать тексты» ( это выражение идет еще от пергамента, когда текст можно было смыть и написать другой) - это призвание других ( этим занимались в наших архивах ведомства, производя засекречивание и «чистку фондов»). Оправдание гонений и гонителей уже давно состоялось в историографии, поэтому остается напомнить общеизвестные факты. Русские памятники конца 15 в. содержат призывы к расправе с еретиками. Архиепископ Геннадий Новгородский, которого уже тоже поместили в святцы, хвалит испанскую инквизицию за то, что еретиков «казнили немилостиво, да и сожгли... а животы их и имениа на короля поимали» и советует применить передовой опыт: «Да еще люди у нас простые, не умеют по обычным книгам говорити, таки бы о вере никаких речей с ними не плодили, токмо того для учинити собор, что их казнити - жечи да вешати». Святой Иосиф Волоцкий искренне был уверен в том, что «первый великий царь равноапостольный Константин установил во всем своем царстве закон, что не верующие во святую и живоначальную Троицу должны умереть самой злой смертью, а дома их отдаются на разграбление» («Просветитель», сл. 13). Государство в XVII в. взяло на себя обязанность защищать веру 1 статьей 1 главы соборного Уложения 1649 г. : «Будет кто иноверцы, какия ни будут веры, или и русский человек, возложет хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождшую Его Пречистую Владчицу нашу Богородицу... или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допрямо, и того богохульника обличив, казнити, зжечь». По этой статье можно казнить любого протестанта, потому что он не признает икон и не поклоняется кресту. Но по этой статье стали преследовать не иностранцев, а тех, кто хотел сохранить свою веру неизмененной. Страшные слова Указа 1684 г.: «Буде кто явится еретик и раскольник...и в церковь Божию не приходит, и в домы свои ... священников не пускают, и на исповеди и к священникам не приходят, и меж христиан чинят соблазн и мятеж и таких людей...расспрашивать и пытать накрепко, и которые с пыток учнут стоять упорно ж, а покорения святой церкви не принесут, и таких будет не покорится, сжечь» применялись к староверам, преследование которых развернулось по всей стране. Не только в 1682 г. запылал костер в Пустозерске, но и при Петре I продолжались казни. Выявление раскольников, донесение на них власти, составление росписей тех, кто не был на исповеди – это неотъемлемая часть деятельности священников и прямая обязанность в синодальный период. Борьба с расколом – бесплодное приложение основных сил Церкви всю эту эпоху, значительно подорвавшее ее авторитет в народе. Даже чиновники Министерства Внутренних Дел удивляла непреклонность Синода в преследовании старообрядцев. Только в 2000.г. и под влиянием А.И.Солженицына Русская Православная Церковь Зарубежом произнесла слова покаяния перед староверами и просила «простить оскорбивших безрассудным насилием».: Эти слова не только не были повторены Церковью в России, но и остались здесь почти неизвестны.
«Государственная церковность» - вот как характеризуют историки синодальный период. На священников были возложены полицейские функции, особенно четко это проявлялось на территориях, присоединяемых к России. Церковь была проводником государственной политики. Народные религиозные движения, столь разнообразные в XIX в., шли мимо Церкви. О том, что появились новые секты, власти узнавали из доносов священников. И хотя в народническом движении участвовали многие выходцы из духовного сословия, мы не видим иерархов, просящих о помиловании – а поводов было предостаточно.
Представители духовного сословия сами неоднократно подвергались репрессиям в Синодальный период, но сложившаяся система перемещения епископов открывала широкие возможности держать в столицах людей, удобных властям.
Гонения большевиков начали новую эпоху в истории церкви. Мы до сих пор не осмыслили и эту эпоху гонений. На наших иконах – иная версия событий, торжествующая: патриарх Тихон шествует с царем Николаем II – то, чего никогда не было в истории! И если Поместный Собор 1917-1918 гг. стал собирать сведения о подвергнувшихся преследованиям и почитать их как новомучеников, то с 20-ых гг. в церквах запрещали поминать арестованных и казненных епископов.
С одной стороны, работала машина террора, уничтожая верующих как «антисоветский элемент». С другой стороны, те, кто не принял Декларацию митрополита Сергия, были лишены своих кафедр, арестованы и в большинстве своем расстреляны. Мы не знаем мест их погребения, мы сомневаемся в датах смерти, нет ни очевидцев их гибели, ни оплакавших их мироносиц. Иерархи не могла говорить открыто о преследованиях в годы гонений: это значило обрекать на смерть не только себя, но и близких людей. Но вот сейчас и нужно сказать правду о собственной истории – но почему-то не получается. Не опубликовано дело патриарха Сергия Страгородского, не опубликовано дело митрополита Петра Полянского, вопросов больше, чем ответов. История Церкви в 20 веке остается не написанной. Казалось бы, что проще – попросить открыть архивы столь дружественные церкви и окормляемые ей органы... В годы советской власти иерархия не признавала факта гонений, была вынуждена говорить об отсутствии преследований верующих в Советской Союзе и благодарить власть за заботу. Епископы должны были в «хрущевские гонения» подписывать списки церквей, подлежащих закрытию. От иерархов требовалось участия в кампаниях по осуждению инакомыслящих. Всем нам еще памятно письмо, осуждавшее А.И.Солженицына, появившееся сразу после его высылки из СССР. В брежневский период шел очевидный процесс «советизации» иерархии, нашедший яркое выражение и обоснование в работах митрополита Иоанна Снычева. Особая ситуация была в Отделе Внешних церковных сношений – сотрудники этого отдела писали отчеты, которые прочитывали курирующие их органы, но имели возможность выезда за границу и общения с иерархами других церквей. Борьба за свободу вероисповедания, «религиозное диссиденство» вызывало у многих функционеров системы не сочувствие, а скорей раздражение. Не случайно и сегодня ныне здравствующие участники разного рода церковных кружков 70-ых гг. не востребованы в современной церковной действительности. Задачей КГБ было пресекать контакты между верующими (независимо от деноминации) и правозащитным движением, контролировать кадровый состав учащихся и преподавателей в церковных учебных заведениях, не допускать туда интеллигенцию.
Казалось бы, в постсоветский период канонизацией тех, кого преследовала и казнила советская власть, Церковь заявила о том, что она однозначно - Церковь гонимых. Канонизировали даже тех епископов, которые были отлучены митрополитом Сергием. Но одно дело позиционировать себя, а другое дело – реально идущие процессы. Священники с опытом арестов уже почти все умерли, у нового поколения – другой жизненный опыт.
В Церкви никогда не было дискуссии о гонениях и гонителях. Установление официального почитания новомучеников не помешало появлению «церковного сталинизма». В Церковь мощной струей влилась бывшая партийная и советская номенклатура, принеся с собой свою лексику, свое понимание прошлого, свой позаимствованный у графа Уварова «патриотизм».
Церковь перестала быть маргинальной структурой, сообществом гонимых. Она стала заявлять о своих правах на бывшие церковные здания, на музейные ценности. Начались захваты зданий, которые арендаторы не могли отдать. Беда вся в том, что многие здания использовались под учреждения культуры: музеи, реставрационные мастерские, библиотеки, хранилища. Их сотрудники спасали от уничтожения предметы культуры. Государство не торопилось предоставлять другие помещения этим организациям и их фонды оказывались под угрозой. Сейчас начинается новый виток возвращений, который ставит под угрозу само существование большинства провинциальных музеев.
Закон 1929 г. о религиозных организациях ограничивал всю церковную деятельность стенами храмов: нельзя было совершать ни крещений, ни причастия за пределами храмов, благотворительность и социальная работа была запрещена.
Только в 1990 г. этот закон был отменен. Многие учреждения культуры библиотеки, музеи, школы по собственному почину открыли двери для не имевших своих помещений православных церковных общин. Конференц-залы использовались для молебнов, в школьных спортзалах создавались временные церкви. В научные заведения приглашали иерархов для бесед и звучали слова молитв. Церковь была выпущена из своего ограниченного пространства.
Новые церковные постройки претендуют на то, чтобы стать и культурными центрами. Их пространство, как и пространство Храма Христа Спасителя или Собора в Екатеринбурге, не ограничивается помещениями для молитвы. Здесь есть и конференц-залы, здесь регулярно выступают певческие коллективы. Пространство церковной жизни расширяется. И нет ничего удивительного, что при этом расширении пространства могут быть и конфликты, и трагедии, и безобразия, и прямые столкновения. Но решать их нужно без СИЗО.
Когда верующие разгромили выставку «Осторожно, религия» - они нарушили пространство музея, имеющее свои законы, но патриарх Алексий II ходатайствовал о прекращении уголовного дела в отношении погромщиков выставки. Обвиняемыми неожиданно для всех оказались ее устроители.
Когда девушки попытались использовать пространство храма для своего несанкционированного музыкального выступления, они нарушили пространство храма. (Заметим, что выступление на Красной площади им не инкриминировалось). Но ведь они не с погромом пришли, а с подготовленным выступлением в неделю масленицы (пусть оно и вызывает возмущение). Да, оно было провокативным, оно было несанкционированным – но это молодежный вызов, а не осквернение храма. И он по своей форме куда более целомудренный, чем то, что показывает ежедневно телевидение и смотрят миллионы православных. А.С.Пушкин, помнится, тоже не брал благословения на написание «Гаврилиады» и ему грозила ссылка на Соловки за этот текст. Девушки приняли пространство храма как площадку, где можно заявить о себе. Они жестоко ошиблись, но, думаю, что они никак не ожидали, что им будет дан такой железный отпор. Этим хрупким девушкам решили отомстить за погромы церквей в 20-ые годы. Да почему же им??? Наконец-то православное сообщество призвали сплотиться перед угрозой: со стороны кого – этих девушек, молодежи вообще, современного искусства, надоедливых СМИ, которые ищут сенсаций, сумасшедших, которые повреждают не только иконы, но и Монну Лизу, картины Репина. Кто они , «враги веры», о которых пишут в Обращении? Только не эти девушки - у них свое представление о вере, и они пришли, чтобы его показать, не понимая, что больших людей оно не интересует.
Да, соотношение христианства и современного либерального искусства – это большая проблема, я не собираюсь ее сейчас обсуждать. Но что опасней для общества в целом: кривляние в храме или угрозы, зазвучавшие со стороны защитников: высечь, съесть, в монастырь на покаяние, 7 лет тюрьмы. Я обращаюсь к юристу патриархии монахине Ксении Чернега, которую неоднократно консультировала по каноническим вопросам: Вы сможете спокойно спать 7 лет, пока молодые женщины будут в тюрьме, а если что-нибудь с ними случится – это не Ваша личная ответственность? У недавно умершего известного математика-правозащитника Ю.А. Шихановича в лагере оторвало пальцы на руке, сына Алексея Залесского в лагере пытались изнасиловать, не буду упоминать всем хорошо известные недавние случаи, когда люди умерли до начала судебного процесса. Вся страна знает - и священники лучше других – что тюрьма не исправляет, а развращает – и Вы допускаете, чтобы 4 месяца три девушки сидели в СИЗО! Ваши чувства оскорбили?! Ну пусть об оскорблении чувств говорят атеисты, и те, кто никогда не раскрывал Евангелия. Нам-то верующим заповедано другое: «Блаженны есте, егда поносят Вам и ижденут, и рекут всяк зол глагол на Вы, лгуще, Мене ради». Оскорблять чувство верующих могут только их собственные грехи. Ну не переписывать же мне все Евангелие! Вспомните житие апостола Иоанна Богослова, как он, старик, бежал за юношей, ставшим разбойником (настоящим разбойником, а не романтическим!) и кричал: «Остановись, чадо! Я возьму на себя твои грехи, постой». Или напомнить о преп. Сергии, который сказал человеку, клевещущему на него, что только он знает правду о Сергии, а все другие заблуждаются, думают, что Сергий – святой. А святитель Николай, который остановил меч над казненными, а Иоанн Златоуст, защитивший (вопреки закону!) вдову.
Христианство – это не политграмота, которую можно усвоить на уроках. Оно парадоксально и антиномично, но призвано спасать, а не губить. Так зачем же подменять его воззваниями с навязываемым отказом простить – уж ни текст ли песнопения («и ненавидящим нас простим вся воскресением»), которое должно было зазвучать на Пасху, авторы имели в виду?
Кто-то, скрывшейся за именем Высшего Церковного Совета, попытался перенести в Церковь советскую практику борьбы с инакомыслием. Высший Церковный Совет, как и все православные объединения, состоит из людей, обязанных поставить свою подпись. Увы, этот документ войдет анонимным в хрестоматии по истории церкви. Дьякон Кураев дал мудрый совет, как погасить пожар. Но пожар стали раздувать. И цель тех, кто раздувает этот пожар, очевидна: убрать из церкви «агрессивных либералов», способных говорить о любви и милосердии, запретить верующим участвовать в оппозиционных движениях, куда они так активно устремились – ведь впервые оппозиция выступила не с политическими лозунгами, а с нравственными, белыми. Священники осмелились быть наблюдателями на выборах, писать о нарушениях. Теперь они поставлены перед выбором: или участвуйте в кампании по защите Церкви (от кого? от трех девочек, сидящих в СИЗО, от тех сумасшедших, у которых весеннее обострение?) или они « предатели в рясах»! Я не могу понять, почему произошедшие в последние годы и остающиеся нераскрытыми многочисленные убийства священников и их семей, убийство о. Даниила Сысоева, убийства невинных правозащитников не вызвали «стояния» верующих. Наверно, жизнь человеческая так и не стала ценностью в глазах православных.
Христиане всегда просят о милости к себе и другим. Это также неотъемлемо от них, как и дыхание. При патриархе Алексии был Совет по помилованию, куда можно было обращаться. Я попросила одного уважаемого статусного человека выступить в защиту арестованных женщин, он сказал: «Не могу, патриарх уже сказал свое слово». И опять пришел на память пронзительный разговор умирающей от голода боярыни Морозовой с охранником: «Очень изнемогла от голода и хочу есть, смилуйся надо мной, дай калачика». Он же сказал: «Нет, госпожа, боюсь». И сказала мученица: «Ну хотя бы хлебца». И ответил: «Не смею». И опять мученица Феодора: «Ну хоть немножко сухариков». И отвечал: «Не смею». И сказала Феодора: «Не смеешь, но тогда принеси хоть яблочко и огурчик». И опять он сказал: « Не смею». И сказала блаженная: «Добро, чадо. Благословен Господь, так решивший. И если, как ты сказал, это невозможно, прошу тебя, сотвори последнюю любовь – положи мое убогое тело, покрыв рогожей, близ моей сестры и сострадалицы...».
Вот так и большинство, включая судью, знают, что сидеть девушкам в тюрьме не за что, но боятся. Если суд боится расправы над арестованными, пусть дадут им охрану.
Я готова выступить в суде в качестве эксперта. Я прошу, чтобы выпустили на свободу арестованных Надю Толоконникову, Марию Алехину (тем более что их ждут дома дети), Екатерину Самуцевич, потому что в их действиях нет преступления и они не представляют опасности для общества. А уже после этого можно обсуждать их поведение. Не могу я смотреть людям в глаза, пока эти женщины в тюрьме. У меня нет средств, чтобы внести в суд денежный залог для освобождения. Но может быть, объявим всероссийский кружечный сбор? Уж в пользу афонского архимандрита собирали, так его на Пасху греческие власти выпустили из тюрьмы. Думаю, что не только мне стыдно, думаю, многие меня поддержат. И заранее прошу прощения у всех, кому покажется обидной моя статья. Простите ради Христа, благословите, а не кляните. В отличие от средневековых текстов, это теперь не этикетная формула, а попытка предотвратить вторжение на территорию тех, кто посмеет опубликовать этот текст.
А родителям, чьи дети выбрали Основы православия, необходимо серьезно задуматься, а не выкинут ли какой-нибудь глупой шутки подростки на уроке. Ведь современные школьники меры не знают и ляпнуть могут все что угодно, а отвечать-то придется родителям в соответствии с законодательством, по статье «хулиганство», как бы не пришлось писать письма и в их защиту!
* * *
У нас стужа и зима не кончается,
А на улицах весной вдруг повеяло,
Да еще белой весной повеяло:
Это молодежь разгулялася,
Власти правду сказать решилася
Про воровство и обманы все…
Видно, не учили их истории
(Курсы уж давно посокращали-то)…
А девчоночки-то так распрыгались,
Что волна их половодьем-то
Ажно в церковь закинула.
Стали они Богородице молитися,
Да сгоряча не о том просили-то,
Да (страшно молвить) имя «самого» приговаривали…
Ой вы бедные мои детушки,
Или Вы совсем обезумели?
Вам бы в балагане попрыгати,
А имени того не касатися,
И власть никакую не трогати,
Ни царскую, ни патриаршескую…
Она у нас-то демократическая,
Да за себя стоять приучена, Не таких ломать умеет-то…
Поумней Ваших головы срублены,
Посильней Вас молитвенники
В срубах сожжены…
А пятерочки уж в петлях болталися…
Вам бы в Бутово сходить на экскурсию,
Посмотреть, как ведомство работало,
На которое Вы сгоряча ополчилися…
Уж бросят в тюрьмы Вас к ворам, да насильникам
И такую статью подыщут Вам,
Что не только плясать перестанете,
Но и света Божьего не увидите…
А уж стая ворон чернопузых-то
Со всех сторон слетается,
Над косточками Вашими белыми поглумитися…
Что ж ты, бронзовый Александр Сергеевич,
милость к падшим призывать не научил никого,
Сколько же веков еще смотреть тебе,
Как по-прежнему мочит Третье Отделение
И топчет ОМОН буйные головушки,
Истории уроков не выучившие…
То-то и зима не кончается…
