Макарий (Булгаков)
митрополит Московский и Коломенский
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ
К оглавлению
Об авторе
КНИГА ВТОРАЯ
История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее
от Константинопольского патриарха (988-1240)
М.: Издательство Спасо-Преображенского монастыря, 1995.
(К прим.19)
Нам известны три редакции жития Авраамиева, которые,
впрочем, разногласят между собою только касательно первоначальных лет преподобного
до прибытия его к Ростову, а во всем прочем почти совершенно согласны и, видимо,
составлены при пособии одних и тех же источников, хоть и не с одинаковою подробностию
и обширностию.
Списки первой, кратчайшей, редакции, которые встречаются
всего чаще (рукоп. моей библ. № 39. Л. 141 [26]; № 65. Л. 122; библ. СПб. Дух.
Ак. № 270. Т. 1. Стат. 6 [59]; Новг. Соф. библ. № 503. Л. 344 [10]; Опис. рук.
Рум. муз. С. 212, 598, 666 [88]; Опис. рук. Царек. С. 399, 428, 436, 607, 675
[289]), говорят с самого начала, что «преподобный отец наш Авраамий бе родителю
благочестиву сын», оставил дом родительский с младых лет и бысть мних, потом
— мнихом начальник и стал помышлять о просвещении верою Ростова, где «не у бе
еще вси прияша святое крещение», и т. д. Вообще, списки этой редакции сходны
с напечатанным в Прологе [234] и Чети-Минее [102] под 29 числом октября, при
том только различии, что в некоторых списках названы по имени современные Авраамию
Ростовские епископы Феодор и Иларион и князья Борис ростовский и святой Владимир,
а в печатном имена их не упомянуты. Один из указанных нами списков (Опис. Рум.
муз. 666 [88]), в котором, впрочем, имена этих епископов и князей не поименованы,
издан Костомаровым в Памятн. старинной русск. литерат. 1. 221—224. СПб.,
1860 [222].
В списках второй, более обширной, редакции (рукоп.
библ. СПб. Дух. Ак. № 270. Т. 1. Стат. 3 [59]; Опис. рук. Рум. муз. С. 208 [88]),
начинающихся словами: «Еже удивитися святых трудом добро», после краткого приступа
читаем следующее: «Сии оубо преподобный отец наш Авраамий от предел галическых,
от града нарицаемаго Чюхлома, бе родителю благочестиву сын, и от них книжному
оучению наказан бысть и благочестию наоучен, и бе в страсе Божий от младых ноготе,
ходя во всяком смирении и простоте, любя чистоту душевную вкупе и телесную.
И еще юн сый возрастом, остави родителя своя и мирскый мятежь, и, вземь крест
свой, последова Христу. Отсуду прочее: весь бо и себе представит хотя, изыде
взыскати в честных и чюдотворных обителех жилище святых, помянув рекшаго: Добро
опечалити родителя, а не Господа — ов бо созда и спасе, ови же множицею,
ихже возлюбиша, и погубиша, и муце предаша. И тако обшед и соглядав места доволна,
прииде в пресловущий великий Новъград, и тамо соглядав вся спасеная и чюдотворная
места, многонародна суща и по Бозе живуща. Обаче восхоте, по пророку рекшему,
и глагола он, помянув к великому оному, еже бегати от человек и спастися; тако
и сии преподобный, оудалитися от человек и водворитися в пустыню, прииде к великому
езеру Ладожскому и тамо обрете обитель, реченую Валам, вниде и обита; и виде
место от града оудалено и не зело народно, восхоте пребывати ту, и приат бысть.
Видев же о братии благое оустроение, начят молити пастыря обители тоя, да сподобит
его ангельскому образу. Игумен же того искусив духовне, обрете сосуд чист Богови,
повеле пострищи его, и дасть ему ангельскый образ, и причте его ко прочей братии.
Преподобный же порадовася, яко бысть мних. И чистоте приятелище быв Святаго
Духа. Покори оубо плотьская духови и, обладая страстьми душевными и телесными,
жестокому пребыванию себе вдав, труды к трудом прилагая. И бысть искусен инок,
и во всех тяжких службах. И пребысть ту лета доволна, и трудом многим себе истончив.
И видеша игумен и братия преподобнаго Аврамия трудившася доволно, и искусна
во всем, начаша почитати его и честь велию воздаяти ему, иным же яко и пастыря
того нарицати. Преподобный же сего никако же восхоте слышати, ниже чести некыя
взыскати. И абие отьиде в незнаемыя страны, и по благоволению Божию прииде близе
града Ростова, и ту обита при езере, малу колибицу себе поткнув. Видевше же
благоразумнии, богобоязневии человецы, начаша приходити к нему, инии же и сожительствовати
с ним произволяюще. Преподобный же приимаше и оучяше когождо
их от Божественнаго Писания, и советоваше комуждо полезная, и печашеся ими.
Отселе и не хотя бысть иноком началник, и болшим трудом касаашеся, житие паче
ангельское подражая, и чюдес обогати вся благодатию, яко всем приходящим исцеляти
страсти неисцелныя. Преподобный же о сем паче оумилився, и течением
слезным непрестано душу омывая. Видев же блаженный еще в то время прелесть идольскую,
в нечестивых душях единаче растущу; не оубо бе и еще прияли вси в Ростове святое
крещение, но Чюдцкыи конец единаче поклоняшеся идолу камену...» и проч. Далее
сходно с первою редакциею. Нельзя здесь не заметить, что составители жития Авраамиева
по обеим этим редакциям пользовались, вероятно, каким-либо древним житием преподобного,
ибо, сказав о церкви, построенной еще самим Авраамием в память явившегося ему
Иоанна Богослова, далее о грамотах, пожалованных Авраамию святым Владимиром,
повторяют в тот и другой раз: «Иже суть и до сего дне». Или, быть может, составитель
первой, кратчайшей, редакции сам жил довольно близко ко времени святого Авраамия
— спустя два-три столетия.
Наконец, о прототипе третьей и, вероятно, обширнейшей
редакции жития Авраамиева можем судить только по извлечению из этого жития,
помещенному в рукописном уставе Валаамской обители (рукоп. библ. СПб. Дух. Акад.
№ 285. Л. 104—108 [62]). Предлагаем здесь это замечательное извлечение сполна:
«Преподобный Аврамий Ростовский пострижен бысть в Валаамской обители. Выписано
из полнаго жития его сице: родом бе от предел галицких, града Чухлова, богатых
родителей, но непросвещенных; еще бо страна та в неверии тогда бысть; имя от
рождения бе Иверк, и до осмнадесят лет бысть в разслаблении великом.
Случися же быть из новогородцев благочестивых мужей во граде их и в доме отца
его; и беседоваху о вере в Господа нашего Иисуса Христа и бываемых чудесах в
христианской вере; отрок же, лежа на одре, внимаше беседе их, оудивляясь зело;
и егда вси розыдошася, нача в себе помышляти, како оу отца моего много богов
есть, а мне не помогут; а у новогородцев един Бог и многим исцеление дает. Если
б мне оной Бог дал здравие, я бы стал Ему веровать и служить вечно и пошел бы
в ту их страну. И в тех мыслях призывыше себе на помощь Господа нашего Иисуса
Христа, недоумевая надолзе, еда ли поможет ему. И абие внезапу ощутив нашедшую
свыше силу на него, нача превращатися на одре, рукама и ногама владети, и вскоре
воста с одра своего, возрадовася зело. И виде, яко родителей его не бе в храмине,
изыде в той же час из дому своего и пойде на запад; и многия дни шед, обрете наконец верующих в Господа нашего Иисуса Христа,
от которых наставляем бысть к познанию Божию; и всему христианскому закону навык
и книжному учению. И по некотором времени дойде и великаго Новаграда; возрадовася
зело, виде храмы Божия и прочее благочестие. Ища же себе места уединеннаго,
отьиде по реце Волхове и дошед Ладожскаго езера, где оуслыша о обители Живоначальныя
Троицы Валаамской, достиже оной и, пришед ко игумену Феогносту, плачася зело
и моли о принятии его в монастырь, сказывая о себе все подробну и что еще не
крещен бысть. Игумен же, видя его благоразумна отрока, прият в монастырь и крести
его, и нарече имя ему Аверкий. Он же поживе с братиею, и виде их трудолюбивую
о Боэе жизнь, и умоли игумена постричь его во иноки. И пострижен бысть с наречением
имени Аврамий. И тако преподобный провождаше жизнь свою по вся дни в
трудах монастырских и великом воздержании, истончив плоть свою до зела, и бысть
жилище Святаго Духа. Игумен же и братия, виде его в толиких трудах и смирении,
начаша вельми почитати его. Он же печален бысть о том инеможаше хвалы человеческия
терпети, изыде из обители Валаамской тайно, и по благоволению Божию достиже близ града Ростова,
в неверии еще тогда бывшем, и постави себе хижину близ езера, нача жити ту и
приходящих к нему жителей в недугах исцеляше благодатию Божиею. Народ же той
поклоняшеся идолу Велесу, в котором злый бес живяше, мечты и страшилища творяще.
Преподобный же Аврамий надолзе времени моляшеся Господу Богу, да подаст ему
силу и благодать Святаго Духа разорити того идола и люди неверный обратити к
познанию Божию. Како же преподобный, видя святаго Иоанна Богослова, и прият
от него жезл, и тем сокруши идола Велеса, и тако люди неверныя обрати ко Господу,
и обитель в Ростове оустрои святаго Богоявления Господня, и общежительство братии
предаде, и о прочем всем писано подробну в Четий Минеи, месяца октоврия, 29
дня. Преподобный же Аврамий бысть в одъном столетии святаго князя Владимира,
по свидетельству жития его из следованнаго Псалтиря». Прибавим, что помянутый
устав Валаамской обители, в котором помещено известие о преподобных отцах, в
ней живших, в частности и о преподобном Авраамии, был свидетельствован в 1711
г. местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским, а потом свидетельствован
и утвержден митрополитами Новгородскими и Санкт-Петербургскими Гавриилом и Амвросием,
как значится в предисловии и послесловии.
(К прим. 26)
Об основании города Владимира Кляземского еще святым
Владимиром, кажется, можно заключать с некоторою вероятностию из слов владимирского
же летописца, жившего в XII в. Рассказывая, что ростовцы и суздальцы по смерти
Андрея Боголюбского (1174), который, как известно, почти создал вновь и возвысил
на степень своей столицы город Владимир, не соглашались с владимирцами в избрании
нового князя и, хвалясь своею древностию, говорили: «Сделаем так, как нам любо,
— Володимер есть только пригород наш», — летописец замечает, что это говорили они,
«противящеся Богу и правде Божией (т.е. говорили несправедливо), слушающе злых
человеков развратников, не хотящих нам добра, завистью граду сему и живущим
в нем: постави бо прежде град сей Великий Володимер
и потом князь Андрей». Не то ли хотел сказать летописец, что отнюдь не Андрей
Боголюбский, а первоначально сам Владимир Великий поставил город Владимир, а
потом-то уже Андрей и что, следовательно, довольно древен и этот город,
а не так нов, как воображают, называя его пригородом? Если заключение справедливо,
то основательно ли думать, будто здесь Владимиром Великим называется Владимир
Мономах? Можно ли было в 1176 г. доказывать древность города Владимира тем,
что он основан в 1116 г. (Полн. собр. рус. летоп. 1. 160 [228]. Снес.: Карамз.
И. Г. Р. 1. Прим. 463; 3. Прим. 36 и 37 [148])? Свидетельство поздних летописей
(XV—XVI вв.), будто «Мономах поставил град Володимер Залешьскый» (Карамз.
2. Прим. 238 [148]), не может иметь здесь силы, потому что другие летописи
того самого же времени говорят, напротив, что именно святой Владимир был в земле
Суздальской с евангельскою проповедию и основал в ней этот город (см. выше прим.
24). Притом выражение летописей, что Мономах поставил город Владимир
Залешьский, можно понимать в таком же смысле, в каком и выражение их, что Андрей
Боголюбский создал этот город (Ник. лет. 2. С. 176 [241]), т. е. не в
смысле первоначального поставления и создания, а только в смысле дальнейшего
устроения и обновления. Замечательно, что о создании Владимира на Клязьме
Андреем Боголюбским говорит тот же летописец, который еще прежде сказал, что
этот город заложил Владимир Великий в 992 г. (Ник. лет. 1. 104 [241]).
Утверждать, что некоторые летописцы ошиблись, что равноапостольный князь путешествовал
собственно на Волыни и там основал город по своему имени, а они, едва ли зная
о существовании этого города, смешали его с Владимиром на Клязьме (Татищ. Ист. рос. 2. Прим. 196 [294]; Карамз. И. Г. Р.
1. Прим. 466 [148]; Филар. И. Р. Ц. 1. Прим. 41 [317]), несправедливо.
О путешествии святого князя в землю Суздальскую и основании им Владимира на
Клязьме летописцы эти говорят уже в 990— 992 гг., упомянув еще под 988 г. о
другом городе Владимире, который отдан был в удел князю Всеволоду, и в продолжение
своего повествования не раз говорят о Владимире Волынском (напр.. Ник. летопись
говорит: «Никита митрополит постави епископом Семиона в Володимер Волынский».
2. 54. Снес.: с. 72 и др. [241]). Следовательно, они знали последний город
и умели отличить его от Владимира Кляземского. Да и по летописи преподобного
Нестора Владимир Волынский представляется уже существующим в 988 г., прежде,
нежели начал равноапостольный князь созидать города по рекам Десне, Остеру,
Трубежу, Суле и Стугне (ПСРЛ. 1. С. 52 [228]). Следовательно,
нет основания думать, будто Владимир Волынский построен этим князем, а не прежде.
Не находя, таким образом, достаточных оснований считать совершенною баснею сказание
о путешествии святого Владимира в землю Суздальскую с евангельскою проповедию
и о заложении им здесь города Владимира, хотя, с другой стороны, не признавая
этого сказания и совершенно достоверным, заметим в дополнение, а) что Владимир
Кляземский в начале своем и даже до времени Андрея Боголюбского мог быть городком
очень незначительным — вроде небольшой крепости — потому неудивительно, если
до XII в. об нем не упоминается в летописях (Карамз. И. Г. Р. 1. Прим.
466; 2. Прим. 178 [148]); б) что святой князь как по расположенности к основанному
им городку на прекрасном месте, так и еще более по любви к сыну своему Борису,
княжившему в земле Ростовской и Суздальской, мог и впоследствии посетить эти
места даже не раз, особенно в продолжение того долгого времени своей жизни (997-1015),
о котором почти ничего не сохранили летописи, в) и что во время такого-то пребывания
святого Владимира в стране Суздальской и мог иметь сношения с ним во Владимире
на Клязьме святой Авраамий, подвизавшийся тогда в Ростове.
(К прим.120)
На-столование, т.е. возведение на стол (inthromsatio) как справедливо
объяснил еще митр. Евгений согласно с древностию (Оп.
К.-Соф. соб С. 15 [115]), был обряд в древней Церкви, состоявший в следующем: по рукоположении
кого-либо в сан епископа назначался особый день, когда во время литургии вслед за прочтением Апостола и Евангелия этот новопоставленный
епископ был торжественно возводим посвятившими его иерархами на кафедру (на
стол — ffpovog) среди церкви и приветствуем провозглашением его епархии
и целованием (Bingham. Orig. Eccles. Lib. II. С. XI. § 16 [339]). Об этом же
обряде настолования, или посаждения на престол, подробно говорит и Симеон Солунский
в Разговор, о святых священнодействиях и таинствах церковных. Гл. 186, 197 (русск.
перевод в Хр. чт. 1856, за июль. Отд. 2. С. 276, 291 [256]). В помянутом (в
прим. 121) Погодинском Прологе XIV в. [37] об этом настоловании, которое
Ярослав установил совершать в Георгиевской церкви, читаем: «И святи ю Ларионом
митрополитом месяца ноября в 26 день, и сотвори в ней настолование новоставимым
епископом». Здесь и мысль ясна, и видимо различаются два действия: святи
ю в 26 день ноября и вслед за тем сотвори в ней настолование новоставимым
епископом. А потому чтение этого Пролога мы предпочитаем чтению другого, хотя
столько же древнего Пролога, в котором написано: «И сътвори настолование новъставимым
псалмом». Тут очевидная описка, совершенно низвращающая смысл речи или,
лучше, не дающая никакого смысла: что такое новоставимый псалом? Равным
образом не можем согласиться, будто под настолованием, которое сотворил Ярослав
в Георгиевской церкви, разумеется освящение ее и собственно поставление
в ней новой трапезы. Разве Ярослав двукратно освящал церковь — 26 ноября
и вслед за тем? Или разве поставление новой трапезы в церкви бывает после освящения
церкви и есть нечто отдельное от освящения? (Филар. Ист. Русск. Церкв.
1. 155. Прим. 264 [317]). Несомненно, что настолование епископов существовало
и у нас с самого начала: «Аз... от благочестивых
епископ священ и настолован»,— говорит о себе митрополит Иларион в своем
Исповедании (Приб. к Тв. св. отц. 2. 255 [133]).
|
