|
ЕСФИРЬ, ИУДИФЬ, РУФЬ: МИССИЯ ЖЕНЩИНЫ
Перевод с французского: Юлия Куркина
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Сотворение женщины
Девора
Есфирь
Иудифь
Руфь
Заключение
Примечания
ВВЕДЕНИЕ
«Женщина — будущее мужчины... Но среди мужчин, создающих законы,
Одни вторят моему голосу, Другие постановляют по Библии...».
Эти слова одной из песен Луи Арагона свидетельствуют о расхожем
и обычно всеми принимаемом представлении о том, что Библия ответственна за некоторое
презрение к женщине. Но если вглядеться, станет ясно, что оно основано на очень
поверхностном знании священного текста. На самом деле Ветхий Завет свидетельствует
о глубочайшем почтении к женщине и далек от того, чтобы считать ее «слабым полом»!
Внимательное чтение Святого Писания доказывает, что если женщина и не пользуется
в нем положением, подобным положению мужчины, то лишь потому, что ей отведена
своя, особая роль.
Есть три книги, позволяющие лучше других увидеть эту специфическую
миссию женщины: история Есфири, Иудифи и Руфи. Кроме жизнеописательного аспекта,
который в них содержится, эти книги свидетельствуют о необходимости роли, какую
играет женщина, в истории спасения. Чтобы приступить к этим текстам, мы должны
вернуться к изначальному замыслу Бога, создавшего мужчину и женщину, замыслу,
с точностью раскрываемому в первых главах книги Бытия. Потом мы остановим внимание
на прародительнице наших героинь пророчице Деворе; затем подробно рассмотрим два
текста, которые Святой Дух оставил человечеству и которые описывают подвиги Есфири
и Иудифи. Образ Руфи завершит картину, приглашая нас устремить взгляд дальше,
туда, где осуществляется полностью тот женский идеал, по которому тоскует человек
и который Бог предвидел от века.
I. СОТВОРЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ
Женщина, сотворенная в самом начале мира, в вечер шестого дня, —
это мужчина в женском роде, то есть, как и он, образ Божий (Быт 1, 27). Она создана
Предвечным, чтобы быть «помощником, соответственным ему» (Быт 2,18) и становится
идеальной спутницей, необходимым партнером, для которого он не находит даже другого
имени, кроме своего собственного (Быт 2, 24). Оба рассказа о сотворении в первой
и второй главах книги Бытия каждый по-своему рисуют это отношение между мужчиной
и женщиной.
Первая глава книги Бытия, написанная около шестого века до Р. Х.,
«моложе» второй, создание которой обычно относят к десятому веку. Этот богодухновенный
текст составлен в кругах израильских священников во время Вавилонского плена;
он содержит элементы древнейших преданий. В нем говорится:
«Я сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил
его, мужчину и женщину сотворил их». (Быт 1, 27).
Автор ясно утверждает, что есть только один человеческий вид: «сотворил
его», но индивидуумы могут принадлежать либо к мужскому, либо к женскому роду:
«мужчину и женщину сотворил их».
Невозможно более явно подчеркнуть полное равенство между мужчиной
и женщиной в едином человечестве.
Но этого утверждения недостаточно: мужчина и женщина не только равны,
но взаимно дополняют и поэтому необходимы друг другу, что видно из второго, более
древнего рассказа о Сотворении (вторая глава):
«И сказал Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему
помощника, соответственного ему». (Быт 2, 18).
В образе Бога-мастера, размышляющего над предстоящим Ему творением,
автор сообщает нам тайну человечества. Только Богу известно, что хорошо для человека,
а что нет. Только Он может распознать, какая беда удручает его, как одиночество
печалит его, и помочь ему превзойти их. Человек не может оставаться один, ибо
он есть образ Божий, то есть личность. Но что такое личность? Это вовсе не просто
индивидуум, наделенный разумом. В Боге лица — это «ипостасное отношение» (relatio
subsistons): только отношение, существующее между тремя лицами Троицы, отличает
друг от друга Отца, Сына и Духа, представляющих собой единую божественную субстанцию.
Поэтому человек, будучи личностью, создан для отношений. Именно они и определяют
его как личность, и прежде всего отношение человека с Творцом и Господом его.
Человек не может быть полностью самим собой без отношений с подобными ему личностями;
он определяет себя, и принимая даруемое другими, и отдавая себя. Вот почему человек
в самых разнообразных отношениях ищет всегда взаимодополняемости, иначе говоря,
«помощника, соответственного ему».
Животные, которых Бог создает и приводит к человеку, не могут дать
ему полноту отношений, в которой он нуждается, потому что не «соответствуют» ему.
И раз он дает им имена, значит, может познать их, в них нет для него никакой тайны:
именно восхищение позволяет любить.
Женщина же «помощник, соответственный». Прежде всего «помощник»:
еврейское слово «азер» означает личное отношение, неожиданную помощь в ситуации
крайней и гибельной опасности. Женщина для мужчины поддержка и спасение от одиночества
своего рода — смерти.
Но она не только помощник, она «соответствует», подобна мужчине.
Поскольку она создана не из праха земного, как звери, а из самого человека, она
«на его уровне», то есть способна оказаться с ним лицом к лицу. Поэтому именно
она может избавить его от смертельного одиночества, в котором он был бы заточен
без нее.
Сотворив животных и приведя их к человеку, Бог хотел дать ему изведать
разные возможности. Так божественная «педагогика» позволяла ему постепенно готовиться
ко встрече с женщиной, ждать и желать ее. Ошеломленный возглас, который он издает,
увидев ее впервые, полон радости встречи. В оригинальном тексте он три раза повторяет
местоимение «такая»:
«Такая — плоть от плоти моей и кость от костей моих! Такая будет
называться, женою, ибо взята от мужа своего такая!». (Быт 2, 23).
В этом образном рассказе акт творения вовсе не хирургическая операция
под анестезией. Если человек спит в момент сотворения его спутницы, то для того,
чтобы женщина оставалась для него тайной божественного происхождения, превосходящей
его понимание и его способности. Так он может находить в ней неиссякающий источник
радости.
«Три вещи непостижимы, для меня, и четырех я не понимаю; пути орла
на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря, и пути мужчины к девице».
(Притч 30, 18)
Еще одна деталь, которая может показаться ребяческой, но в которой
есть драгоценный урок: женщина сотворена из ребра! Грудная клетка нечто вроде
«сейфа», защищающего жизненно важные органы, и она, будучи взята из нее, открывает
брешь к сердцу мужчины, владеет ключом к его внутренней жизни. На языке шумеров
слово «ребро» означает также «жизнь», а в семитском мире кость, которая хранит
и защищает жизнь, самое внутреннее человеческого существа. Книга Бытия учит, стало
быть, что женщина причастна самой жизни мужчины, что ей доступно самое сокровенное
в его душе, что она источник жизни для него и вместе с ним.
Она — «слабое место» мужчины, но эта слабость необходима, чтобы
могла существовать взаимодополняемость между существами: без нее человеку постоянно
чего-то не хватало бы, он не мог бы ни жить в полноте, ни передавать жизнь.
Сам Бог приводит женщину к человеку, сам Бог приготавливает первый
брак в истории человечества, обретающий в этой встрече свою полноту и свое совершенство.
И человек, очарованный, дает этому «соответственному помощнику» имя «жена». К
сожалению, невозможно перевести на русский язык эту игру слов (Быт 1, 23: «Она
будет называться женою (иша), ибо взята от мужа своего (иш)». Следовало
бы перевести: «она будет называться мужчиницей, ибо взята от мужа своего...»
Человек, давая своей спутнице собственное имя, признает в ней свою
природу, свою сущность, так как имя для евреев представляет собой суть явления.
Когда человек вырастает и прилепляется к жене своей, двое становятся
одной плотью в этом союзе взаимодополняющих свойств, который делается вместилищем
тайны жизни, участием в творческой власти Бога, «любящего жизнь» и дающего ее
в «изобилии». Благодаря этой необходимой взаимодополняемости двух существ человек
не может забыть, что он не является источником жизни, а лишь участвует в ней.
Плод разделенной любви — это всегда дар, но никак не право.
Равенство в онтологическом плане с самого начала контрастирует с
разницей в психологии обоих полов, в которой отражены их различные социальные
роли. Еще до сотворения женщины человеку вменяется в обязанность возделывание
земли (Быт 2, 5), но грех разрушает счастье, которое этот труд должен был бы ему
приносить: «В поте лица своего будешь есть хлеб» (Быт 3, 19). У женщины же другая
миссия в социальном устройстве: она, согласно велению Творца, рождает и воспитывает
детей: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею...» (Быт
1, 28), но и эта плодовитость, связанная с супружеской любовью, претерпевает последствия
греха: «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать
детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт
3, 16).
После грехопадения человек дает своей жене другое имя, определяющее
ее функцию, ее достоинство в мире, отмеченном грехом и смертью: она зовется теперь
Евой, «живущей», «ибо она стала матерью всех живущих» (Быт 3, 20). Это материнство
одновременно и радость ее, и страдание, поскольку она запятнана грехом. Имя, которое
Ева дает своему первенцу — Каин — является как бы знаком этой ситуации, потому
что означает «я обладаю»; родив его, она утверждает: «Приобрела я человека от
Господа» (Быт 4, 1). Стремление к обладанию подстерегает женщину; подчиненная
тирании супруга, к которому, однако, обращено «влечение ее», она ищет компенсации
в утверждении своего главенства над детьми. Грех разрушил изначальную гармонию
и затронул личность, исказив отношения между существами. Взаимодополняемость рискует
превратиться в соперничество, так как в супружеской паре равенство, уважающее
при этом различия, может осуществиться только в любви. Отношение между супругами
оказывается под угрозой духа властности, и передача жизни требует жертвы: мать
должна все время превосходить себя, чтобы не присваивать себе детей, которых Бог
создает через нее.
Женщина, невыразимо прекрасная, равная мужчине и его неотъемлемое
дополнение, несмотря на грех, сохраняет две свои особые миссии. Первая — это открывать
человеку его самого, давая ему взаимоотношение, основанное на равенстве, дополнительности
и великодушной помощи; вторая — передавать жизнь.
Поэтому, будучи связанной с тайной рождения и любви, она является
хозяйкой и госпожой домашнего очага, но в социальной жизни чаще всего остается
в тени. Сила ее действия, ее терпение и настойчивость привлекают внимание лишь
в чрезвычайных ситуациях. Именно в таких крайних обстоятельствах обнаруживает
себя женская сила, удивительные образцы которой предлагает нам Библия,
Когда мужская сила оказывается бесполезна и спасение не может прийти
от тех, кто должен был бы олицетворять крепость мужественности, Бог, для свершения
своего замысла, прибегает к существам, которые считаются слабыми: женщинам, детям
или чужеземцам. Однако среди этих смиренных существ женщине отведено особое положение:
она никогда не является индивидуальным героем-одиночкой, но всегда действует как
Мать...
Физическая и социальная стороны материнства лишь видимый аспект
основного психологического и духовного свойства женского существа. Тайна жизни
и смерти запечатлена в душе «Евы», «живущей». Будучи сотворенной, чтобы получать
и передавать жизнь, она по природе своей является источником, способным породить,
«реку» спасения, вызывая к жизни неожиданную силу, которой Бог спасает Свой народ.
Она может сделаться вместилищем божественной силы, возрождающей в людях энергию
и надежду; она не сражается, но подготавливает победу. Поэтому ее внешняя слабость
— лишь обратная сторона ее полной открытости и готовности.
Девора, Есфирь, Иудифь и Руфь представляют собой особенно выразительные
примеры этой роля женщины в истории Спасения.
II. ДЕВОРА
Прежде чем представить нашему взору образы Есфири и Иудифи, Библия
в книге Судей рассказывает о первой великой героине, подвиги которой описаны в
одной из самых первых поэм священной истории. Вероятнее всего, книга Судей была
написана в конце монархической эпохи (седьмой век до Р. Х), но собирает в себе
гораздо более древние предания. История Деворы и Барака относится к двенадцатому
веку до нашей эры, и многие литературные особенности Песни из главы 5 позволяют
предположить, что она происходит из той же архаической эпохи. Несомненно, этот
текст один из древнейших в Библии, он дает возможность приоткрыть, каким был менталитет
Израиля у самых его истоков, во времена, когда кочевые кланы начали селиться в
Земле Обетованной.
Имя Деворы, героини 4 и 5 глав Книги Судей, чрезвычайно богато символически:
оно значит «Пчела». В египетской иероглифике, как зачастую и на древнем Востоке,1
пчела являлась символом военной мощи2 благодаря
своей организации, силе в сражении и дисциплине в служении одному «социуму». Так
что самим именем своим Девора вызывает ассоциацию с военной силой, но не только
этот древний символ с нею: в Египте и в Греции пчела — это образ загробной жизни
души, знак вечности, изображение которого можно найти на древних могилах. Она
символизирует душу совершенно чистую и поэтому бессмертную,3
душу, проникающую в тайны так, как пчела извлекает из цветов сок, из которого
делает мед. Таким образом пчела олицетворяет собой непобедимую силу очищенной
души; и Девора является воплощением духовной силы своего народа; поэтому она не
сражается, но вмешивается от лица Бога, чтобы вызвать сражение.
Девора — пророчица, она «судит Израиль под пальмою Девориною», то
есть обладает большим нравственным авторитетом как пророчица и воительница (ибо
таков смысл слова «судья» в книге Судей), и ее решения, принимаемые под сенью
вечной Мудрости (пальма) имеют в Израиле силу закона. По велению Божию она посылает
на поиски Барака, военачальника одного из кланов, чтобы собрать войско и побить
Хананеян, притесняющих племена Завулоновы и Неффалимовы. Но этот воин, чье имя
переводится как «Благословенный», отказывается противостать врагам без Деворы,
так как она для него гарантия сверхъестественной помощи, та, что слушает глас
Божий и обладает интуитивным знанием Его воли. И это его требование присутствия
рядом женщины во время битвы Бог счел недостатком доверия и отказом взять на себя
мужскую роль, ответственность военачальника. Поэтому Девора предупреждает его,
что он будет лишен плода победы; плод этот будет предан в руки женщины: «Варак
сказал ей: если ты пойдешь со мною, пойду; а если не пойдешь со мною, не пойду...»
«Она сказала: пойти пойду с тобою; только знай, что не тебе уже будет слава на
сем пути, в который ты идешь; но в руки женщины предаст Господь Сисару» (4, 8-9).
И действительно, другая женщина Иаиль (что значит «Господь есть Бог») смертельно
поражает главу вражеского войска, лишив Барака славы героя. Этот эпизод напоминает
об обетовании из 3 главы книги Бытия (3,15) (семя жены будет поражать змея в голову)
и подчеркивает комплементарность мужской и женской ролей. Женщина — вдохновительница,
она пробуждает в мужчине силу и таким образом подготавливает победу, оставаясь
внешне бездействующей. Мужчине же надлежит осуществить, воплотить на практике,
возглавить сражение. В 4 главе книги Судей Варак не достигает венца своих усилий,
потому что не исполняет свою роль.
Песнь Деворы (Суд 5), пришедшая из глубины веков и передававшаяся
из поколения в поколение, рассказывает эти события в форме поэмы. Подобно Средневековым
героическим сказаниям, она позволяет увидеть самые существенные черты древнееврейской
ментальности. Эта военная песнь восхваляет женщину-мать, героиню своего народа,
пробуждающую в воинах силу:
«Не стало обитателей в селениях у Израиля, не стало, доколе не восстала
я, Девора, доколе не восстала я, мать в Израиле...война у ворот... Вос-пряни,
воспряну, Девора, воспряни, воспряни! воспой песнь! Восстань, Варак! ....». (Суд
5, 7. 12).
«Да будет благословенна между женами Иаиль, ... между женами в шатрах
да будет благословенна!... Любящие же Его [Господа] да будут как солнце, восходящее
во всей силе своей!». (Суд 5, 24).
Роль женщины здесь совершенно очевидна: песнью свой она созывает
мужчин на битву, зажигает их, подобно Жанне Д'Арк или Жанне Ашет, и всем Дамам,
ради которых рыцари прежних времен превосходили сами себя и открывали в себе неожиданные
источники энергии. Женское присутствие, если оно «направлено» в нужную сторону,
пробуждает мужественность, дух силы и отваги в сердцах отчаявшихся и рассеянных
страхом мужчин. Оно порождает героев. Девора пример великих персонажей, над которыми
Библия предлагает поразмышлять.
III. ЕСФИРЬ
1. Роман или мидраш
Книги Есфири и Иудифи можно определить словом «мидраш», то есть
повествования, легенды, которые надлежит изучать и объяснять. Тексты, рассказывающие
нам эти истории, являются плодом поиска и пытаются донести некое учение. Они —
дело рук комментаторов и учителей, размышляющих над подлинными или вымышленными
событиями. Мидраш — это особый мысленный взгляд на историю и священные тексты.
Автор стремится с помощью множества намеков вести читателя путем нравственной
или духовной мудрости, которую он распознал в дошедших до него рассказах.
Книга Есфири является чем-то вроде дидактического романа, новеллы,
несущей в себе мудрость. Написана она была, вероятно, в период, когда Персия владела
Средним Востоком (IV-III века), или даже чуть позже, в начале эллинистического
периода. Персонажи, о которых в ней говорится и которые давно перестали существовать,
должны были жить приблизительно около 480 г. до Р. Х., но исторические события,
о которых здесь упоминается, очень неясны и часто противоречивы. Дядя Есфири,
Мардохей, обитающий в Сузах, зимней резиденции персидских царей, на восток от
Вавилона, принадлежит, согласно рассказу, ко двору Артаксеркса, то есть живет
в начале V века; но автор утверждает также, что он был переселен вместе с Иехонией,
царем Иудеи, то есть в 598 году (1 be); и эти сведения противоречат друг другу,
так как получается, что Мардохею должно было быть более ста тридцати лет. На самом
деле автор попросту помещает свое повествование в определенную историческую обстановку:
во времена Иудеев-потомков Вавилонских изгнанников, живущих в эпоху Персов; однако
уточнения и детали принадлежат больше литературному жанру, который он избрал после
тщательного отбора; детали эти не всегда точны. Это роман, и стиль уже самого
первого стиха подтверждает это: «И было после cero во дни Артаксеркса этот Артаксеркс
царствовал над ста двадцатью семью областями от Индии и до Эфиопии, в то время...»
Местами рассказ уподобляется почти что «Сказкам тысячи и одной ночи»,
как например, в первой главе, где великолепие декора пробуждает в воображении
читателя все цветистые восточные переливы: «Белые бумажные и яхонтового цвета
шерстяные ткани, прикрепленные виссонными и пурпуровыми шнурами, висели на серебряных
кольцах и мраморных столбах. Золотые и серебряные ложа были на помосте, устланном
камнями зеленого цвета, и мрамором, и перламутром, и камнями черного цвета. Напитки
подаваемы были в золотых сосудах...» (1, б). В оригинальный текст, написанный
по-еврейски, греческая редакция привносит множество дополнений: сон и его толкование,
Две молитвы, два указа, описание встречи Есфири с царем Артаксерксом и приложение,
объясняющее происхождение греческого варианта текста.
Так, разные сцены повествования сменяют друг друга, персонажи представлены
и интрига завязывается в драматическом крещендо, часто граничащем с преувеличеннием,
особенно при описании решающей встречи Есфири с царем. Эту красочную сцену, порожденную
воображением греческого переводчика, можно назвать «голливудской», столько в ней
цветистых подробностей, которые должны сделать этот момент захватывающим для читателя:
«[Она] взяла с собой двух служанок; и на одну опиралась, как бы
предавшись неге, а другая следовала за нею, поддерживая одеяние ее. Она была прекрасна
во цвете красоты своей, и лице ее радостно, как бы исполненное любви, но сердце
ее было стеснено от страха. И стала она на внутреннем дворе царского дома, перед
домом царя, царь же сидел тогда на царском престоле своем, в царском доме, прямо
против входа в дом, облеченный во все одеяние величия своего, весь в золоте и
драгоценных камнях, и был весьма страшен. ... Обратив лице свое, пламеневшее славою,
он взглянул с сильным гневом». (5, 1 a-d).
2. План книги
Если отвлечься от того, что добавлено в греческом тексте и что значительно
обогащает богословское содержание книги, но разбивает ритм еврейского текста,
то план повествования весьма прост: оно разворачивается подобно драме в 3-х актах:
Акт 1: Знакомство с персонажами и ситуацией (гл. 1-3)
(стихи 1a-r появляются только в греческом тексте, которые начинает
рассказ с предостерегающего сна Мардохея).
(1-2) Во дворце Персидского царя Артаксеркса вследствие немилости
и устранения царицы Астинь происходит избрание ей в замену молодой иудеянки Есфири.
(3) Вражда между фаворитом короля Аманом и иудеем Мардохеем, приемным
отцом Есфири, выявляет ненависть Амана к иудейскому народу.
Финал: Царь одобряет решение Амана истребить иудеев (греческий текст
знакомит нас с царским указом).
Акт 2: Драма (гл. 4-6)
(4) Есфирь и Мардохей пытаются предотвратить смертельную угрозу
и погружаются в молитву (греческий текст предлагает нам прекрасные молитвы Мардохея
и Есфири).
(5) Появление Есфири у царя Артаксеркса встречено благожелательно
и Есфирь приглашает царя на первый пир, но главное еще не решилось (греческий
текст добавляет захватывающий рассказ об этой встрече).
(6) Финал: Царь, просматривая памятную книгу, обнаруживает, что
Марходей спас ему жизнь и желает почтить его. Мардохей вознесен, и униженный Аман
вынужден самолично воздавать ему почести.
Акт 3: Развязка (гл. 7-9)
(7) Во время второго пира Есфирь просит о спасении своего народа;
недопустимое поведение Амана приводит к падению и казни гонителя.
(8) Иудеи обретают царскую милость и вся ситуация переворачивается
(в греческом тексте приводится царский указ о восстановлении иудеев).
(9) Финал: Реванш иудеев выражается в истреблении врагов в Сузах
и в провинциях.
Приложение: Официальное учреждение памятного праздника Пурим (см.
3, 7).
(«Пур» означает судьба, жребий: в назначенный день, 13 и 14 числа
месяца Адара, иудеи должны были исчезнуть с лица земли, но судьба резко повернулась).
(Глава 10 это также добавление греческого переводчика: она дает
толкование сна и завершается замечанием по поводу греческого перевода текста).
3. Некоторые важнейшие черты учения Есфири
Святой народ
Повествование может быть прочитано как своего рода националистическая
эпопея, воспевающая реванш над врагами и утверждающая, что святой народ находится
под божественной защитой. Исповедание веры Мардохея выражает эту уверенность и
превозносит национальную солидарность:
«Не думай, что ты одна спасешься в доме царском из всех Иудеев.
Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого
места, а ты и дом отца твоего погибнет. И кто знает, не для такого ли времени
ты и достигла достоинства царского?». (Есф 4, 13).
В конце повествования Мардохей еще раз подтверждает такое отношение:
«Народ мой — это Израильтяне, воззвавшие к Богу и спасенные».
(10, 3f).
Этот национализм, особенно явный в еврейском тексте, приобретает
богословское звучание в молитвах Есфири и Мардохея, появившихся в греческом варианте
об Израиле говорится как о «наследии Божием», «достоянии Его» (4, 17g.h.m.o).
Сознание своего национального тождества и завета, соединяющего народ с его Богом,
воспринимается как долг; избранный народ не принадлежит себе, он свят, то есть
отделен от других, но должен стать святым, «жить не как все», согласно левитскому
«закону святости»: «Освящайтесь и будьте святы», или точнее:
«Будьте святы, ибо Я, Господь, Бог ваш, свят, и не оскверняйте
душ ваших... Ибо Я Господь, выведший вас из земли Египетской, чтоб быть вашим
Богом. Итак будьте святы, потому что Я свят». (Лев 11, 44-45).
Исповедание Есфири и Мардохея вторит этой заповеди:
«Не презри достояния Твоего, которое Ты избавил для Себя из земли
Египетской... Ты, Господи, избрал Себе Израиля из всех народов и отцов наших из
всех предков их в наследие вечное; и сделал для них то, о чем говорил им. И ныне
мы согрешили пред Тобою, и Ты предал нас в руки врагов наших за то, что мы славили
богов их: праведен Ты, Господи!». (4, 17g. m. n).
Религиозное использование
В еврейском тексте Есфири нет ничего специфически религиозного.
Имя Божие в нем ни разу не произносится, а присутствие Его подразумевается, ничем
не будучи, однако, подтверждено. Только в добавлениях греческого перевода Предвечный
призывается явно. И тем не менее, еврейский редактор пожелал придать тексту религиозное
значение, а для этого ему было достаточно добавить несколько стихов в заключение
(9, 24-26) и в самый кульминационный момент текста (3, 7) чтобы деяния Есфири
предстали историческим истоком праздника, названного Пурим. На самом деле этот
праздник, унаследованный от Персов, не обладает ни собственно религиозным характером,
ни каким бы то ни было обоснованием в истории Израиля. Это праздник весны (по-персидски
par-pur), обновления природы, возвращения солнца, а также праздник судьбы или
жребия, само понятие которого совершено чуждо библейскому откровению.
Позднее религиозное применение текста Есфиря подтверждается заключительной
ремаркой, касающейся греческого перевода (10, 31): он был сделан в эпоху царствования
одного из Птолемеев, супруга некоей Клеопатры; это мог быть либо Птолемей VIII
(114 гг. до Р. Х.), либо Птолемей XII (47-48 гг. до Р. Х.); это приложение к тексту
свидетельствует о настороженности иудейской общины Египта по отношению к Иерусалимским
властям, когда говорит о Досифесе, «который, говорят, был священником и левитом».
В наше время праздник Пурим остается для евреев одним из «малых» праздников и
заключается в проведении своего рода карнавала. История Есфири придала ему священный
смысл, потому что Бог силой Своего Провидения оказался в ней победителем судьбы
(жребия). Поэтому каждый год во время праздника этот текст читается, и его считают
одним из пяти «Мегиллот» или «свитков», используемых во время разных праздников
года, а иногда его называют даже «Свитком», то есть образцом свитка.
4. Символическое измерение
Провидение
Слишком буквальное прочтение текста, которое ограничилось бы его
историческим смыслом и использованием в Иудейском культе, не в состоянии по-настоящему
оценить его. Он описывает нечто гораздо более глубокое, нечто, обладающее вселенским
значением. Под видом дворцовой интриги книга Есфири рассказывает о победе божественного
Провидения над темными силами лжи и инстинкта, искаженного страстями, тогда, когда
Провидение находит пробужденное сознание и готовность. Потому что, помимо всех
прочих возможностей использования этой книги, она является длинной притчей, похожей
на другие повествования того же типа: происшествия с Даниилом и его тремя товарищами
во дворце Навуходоносора, а затем при дворе Валтасара и Дария (Дан 1).
Книга Есфири — гимн божественному Провидению: крутое изменение судьбы,
происходящее благодаря действию Божию, подчеркивается много раз, и не только событиями
— Аман повешен на том самом дереве, которое он приготовил для Мардохея, а враги
уничтожены в тот день, когда .должны были истребить народ Божий, — но и в молитвах
Есфири и Мардохея: «Обрати сетование наше в веселие, дабы мы, живя, воспевали
имя Твое, Господи...» говорит Мардохей, и Есфирь словно подхватывает: «Обрати
замысел их на них самих; наветника же против нас предай позору. Помяни, Господи,
яви Себя нам во время скорби нашей...» (4, 17a. r.).
В заключении Мардохей, вспоминая о предостерегающем сне, который
привиделся ему перед испытанием, говорит: «От Бога было это... так устроил Бог
два жребия: один для народа Божия, а другой для всех язычников; и вышли эти два
жребия в час и время и в день суда пред Богом и всеми язычниками. И вспомнил Господь
о народе Своем, и оправдал наследие Свое» (10, 3a. gh.).
И царский указ, написанный Мардохеем, уточняет: «Содействуйте им
[Иудеям], чтобы восстававшим на них во время скорби они могли отметить в тринадцатый
день двенадцатого месяца Адара, в самый тот день. Ибо владычествующий над всем
Бог, вместо погибели избранного рода, устроил им такую радость» (8, 12 st).
В этой резкой перемене судьбы предчувствуется нечто от «чудесного
обмена», который совершится благодаря Кресту в день, когда единственный Сын Божий
примет и выпьет до дна горькую чашу Страстей, предлагая людям взамен чашу Спасения.
Разумеется, этот обмен совершится через жертву Непорочного, а не благодаря очарованию
царицы, и не повлечет за собой избиения врагов, но это тоже победа Жизни на Смертью,
праведности над грехом и ненавистью, и победа эта осуществится благодаря великодушию
одного человека.
История Есфири предвосхищает историю Христа. Распятием Непорочного
смерть стремилась поглотить жизнь, но такая власть не дана ей, и покушаясь на
создателя жизни, она разрушила самое себя. Точное так же в рассказе о Есфири Аман,
считая себя хозяином судьбы, «жребия», попытался уничтожить народ Божий, но один
лишь Предвечный властвует надо всеми жребиями и сильнее всякой судьбы; Он правит
вселенной по Своей воле, и, в вечном Своем Провидении, заботится о Своем наследии.
Описание избиения врагов, которое заключает и подчеркивает это переворачивание
ситуации, не должно нас ужасать. Книга Есфири не исторична и, как всякая «сказка»,
содержит преувеличения. В указе Артаксеркса говорится: «Всякий город или область
вообще, которая не исполнит cero, нещадно опустошится мечом и огнем, и сделается
не только необитаемою для людей, но и для зверей и птиц навсегда отвратительною»
(8, 12х). Как будто царь способен помешать птицам селиться на его землях! Саму
резню тоже следует понимать аллегорически: этим образом рисуется уничтожение сил
зла. Символический смысл конца текста подтверждается уже в сне Мардохея: «И вознеслись
смиренные и истребили тщеславных» (1, 1к). Трудно не вспомнить здесь о Magnificat
Девы Марии и о евангельских заповедях блаженства, возвещающих такое же «переворачивание»
ценностей:
«Явил силу мышцы, Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их;
и низложил сильных с престолов, и возвел смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся
отпустил ни с чем. Воспринял Израиля, отрока Своего». (Лк 1, 51-54).
Сознание
К этому восхвалению Провидения добавляется учение о роли сознания:
только пробужденное, бодрствующее и озаренное сознание способно отдаться Его водительству
и воспринять замысел Божий, всегда направленный на спасение человека. Царица Есфирь
— душа своего народа. В начале повествования, надежно укрытая во дворце, она кажется
дремлющей и совершенно не осознающей опасности, которая угрожает ее народу, а
тем самым и ее саму подвергает смертельному риску. Тем не менее Есфирь — личность
исключительная. С самого начала читатель узнает о ее естественной красоте и изяществе.
Она не нуждается в бальзамах и притираниях, и, даже будучи избрана царем, не теряет
своей простоты (2, 15). Но она бессознательна, ей ничего не известно, ей нужен
такой «проводник», как Мардохей, ее дядя, человек праведный и честный, который
в каком-то смысле олицетворяет духовную традицию своего народа. Он и сообщает
Есфири о смертельной опасности, грозящей ее народу, он же подталкивает ее и убеждает
вступиться. Он на службе царицы своей приемной Дочери и делает все, чтобы весь
народ поддержал ее молитвой и постом. Он остается у царских ворот, а это означает,
что его не допускают во внутренние обители, но он представляет собой нечто вроде
мостa, связующего звена между миром внутренним и миром внешним: его роль роль
«посредника» между самой глубинной частью души, которую олицетворяет Есфирь, и
обыденным миром. У него, верного слуги, только один Господин — его Бог. Он отказывается
«воздать славу человеку выше славы Божией» (4, 17d). Его молитва, исполненная
доверия, это одновременно прошение и полное предание своей жизни в руки Божий:
«И нет противящегося Тебе, когда Ты захочешь спасти Израиля» (4, 17b).
Есфирь — супруга всемогущего, но ослепленного властью царя, который
стремится «показать великое богатство царства своего и отличный блеск величия
своего» (1, 4), царя, скорого на гнев, подчиняющегся законам своего царства и
направляемого своими советниками. Он по своей прихоти (1, 19) издает указы, считающиеся
неотменимыми, а потом отменяет их другими, столь же окончательными (8, 8). Он
олицетворяет собою лик судьбы, ее слепую силу, иррациональную и неумолимую, которая,
как кажется, управляет миром.
В то время как Есфирь бездействует, враги не теряют времени зря.
Аман, полный ненависти, обвиняет иудеев и путем жребия выбирает день их истребления
(3, 7). Он решился погубить их и сумел убедить царя. Кажется, теперь ничто не
может остановить трагический ход судьбы, которую он сам определил. В большинстве
греческих рукописей Амана называют «Bougaios», что вероятно, не что иное как искаженное
Bagoas — имя человека, отравившего в 337 году Артаксеркса III и буквально означающее
«Бахвал»; это подтверждается тем фактом, что в самом начале он назван «надменным
при царе» (1, Ir). Этот персонаж образ Эго, самоутверждающегося «я», стремящегося
овладеть сердцем человека со времен первородного греха. Он умен, жесток, уверен
в себе и в успехе своих уловок: «И рассказывал им Аман о великом богатстве своем,
и о множестве сыновей своих, и обо всем том, как возвеличил его царь и как вознес
его над князьями и слугами царскими», говорит автор (5, 11). Все свои действия
он совершает, побуждаемый гордыней и озабоченностью чужим мнением (3, 5-6); в
нем нет и тени жалости, он раб собственных инстинктов, но при этом способен так
затуманить ум царя, что тот служит его интригам: «И царь, и Аман сидели и пили,
а город Сузы был в смятении» (3, 15). С этих пор он ридат себя господином судьбы.
Контраст между тщеславным царедворцем, надменным нечестивцем, и смиренным праведником
Мардохеем особенно очевиден в греческом тексте: в сне Мардохея эти два персонажа
символизированы двумя большими Задеями, а в молитве своей Мардохей, в противоположность
Аману, отрекается от всякой гордыни: «Ты знаешь, Господи, что не для обиды и не
по гордости я делал это, что не поклонялся тщеславному Аману» (4, 17d).
Поколебавшись мгновение, Есфирь не страшится пожертвовать жизнью
за спасение своего народа, как только осознает всю опасность: «Пойду к Царю, хотя
это против закона, и если погибнуть, погибну» (4,16). Побуждаемая Мардохеем, она
решается, и теперь готова рисковать всем. Но прежде чем перейти к действию, она
совершает молитву, «прибегает к Господу» (4, 17м). Она облекается в одежды скорби,
потому что понимает и свое бессилие! и смертельный риск, которому подвергается.
И именно сознание этих двух вещей спасает ее и позволяет ей спасти других. Она
полностью отождествляется со своим народом, в солидарности с ним признает его
грехи, обнажает свою совесть перед Богом и взывает к Нему, как к единственному
своему прибежищу: «Нас же избавь рукою Твоею и помоги мне, одинокой и не имеющей
помощника кроме Тебя, Господи» (4, 17k).
Сильная своим доверием к Богу, Есфирь решается предстать перед царем.
После погружения в молитву она оказывается выше всякого страха и всякой привязанности
к самой себе. Величие ее души и решимость склоняют судьбу в ее пользу. «Творящий
молитву держит в руках бразды истории», говорит св. Иоанн Златоуст. И правда,
даже если Господь остается незримым на протяжении всей книги, тем не менее это
Он делает Есфирь госпожой событий. Полная доверия, решительная и ясная умом, она
отваживается отсрочить время, чтобы нанести точный удар, и не пользуется царской
благосклонностью немедленно. Ее терпение удваивает силу, с которой она поражает
Амана: царь гораздо более внимателен к ней, предмету своего восхищения, когда
она, без страсти и самолюбия, разоблачает перед ним ложь и утверждает истину.
Для Амана же все иначе: он захвачен врасплох, и у него нет времени изобрести уловку,
которая могла бы вновь помочь ему встать на ноги. Он сбит с толку, гордость его
оскорблена, эго глупеет, теряет контроль над собой и само себя разоблачает. Так
и происходит: он совершает роковую ошибку, пытаясь припасть к царице в присутствии
царя, и оказывается сам приговорен к той казни, которую уготовал для Мардохея.
Крутой поворот судьбы: царь исповедует могущество Бога Израиля (8, 12), враги
святого народа в смятении. Их истребление означает разгром и поражение врага человеческих
душ. Единственная душа, побеждающая силы беззакония, дает возможность восторжествовать
целому народу. Победа сознания в одно мгновение способна изгладить годы рабства
и унижений. Трудно не увидеть в личности Есфири предвосхищение Девы Марии. Разве
не является Царицей любая чистая душа, призванная пробудиться ото сна, чтобы,
ведомая религиозной традицией, она участвовала в общем спасении? Такое пробуждение
души — это осознание нашего царского достоинства, нашей высшей власти детей Божиих
и ценности нашей жизни. Только такое признание влечет за собой осознанное вступление
в битву, где самое мощное оружие — это смиренная открытость божественной силе.
Победа верующего плод его решимости в той же степени, что и его доверия: силой
Божией, действующей в нем, он может опрокинуть судьбу и открыться к вечной жизни:
«Стяжай внутренний мир, и тысячи душ вокруг тебя обретут спасение»,
утверждает Серафим Саровский.
«А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше
всего, о чем мы просим, или о чем помышляем, Тому слава...». (Еф 3, 2O).
5. Роль женщины
«Есфирь» вероятнее всего означает «звезда», звезда, которая сиянием
своим спасает и выводит заблудившегося путника. Ее еврейское имя — Хадасса («Мирт»)
(2, 7). Это священное растение с вечнозеленными листьями и тонко благоухающими
цветами, воспетое Исайей, возвещает спасение Божие и освобождение из изгнания:
«Вместо терновника вырастает кипарис; вместо крапивы возрастает мирт; и это будет
во славу Господа, в знамение вечное, несокрушимое» (Ис 55, 13, ср. 41, 19). Позже,
во времена восстановления, пророк Захария созерцает Ангела Господня «между миртами,
которые в углублении» (Зах 1, 8-11).
Персонаж Есфири-Хадассы представляет роль женщины в духовной битве
как более активную, чем ту, что отведена Деворе. Она обрисована в самом начале,
в сне Мардохея, и в конце, в его толковании (греческий перевод):
«И смутился весь народ праведных, опасаясь бед себе, и приготовились
они погибнуть, и стали взывать к Господу; от вопля их произошла, как бы от малого
источника, великая река с множеством воды; и воссиял свет и солнце, и вознеслись
смиренные и истребили тщеславных». (1, 1h-k).
«И сказал Мардохей: от Бога было это; ибо я вспомнил сон, который
я видел о сих событиях; не осталось в нем ничего неисполнившимся. Малый источник
сделался рекою, и был свет... эта река есть Есфирь... И совершил Бог знамения
и чудеса». (10, 3a-f).
Есфирь — воплощение слабости — была предназначена и избрана царицей,
чтобы спасти народ Божий. Не имея иного прибежища, она молит Бога о мужестве и,
невзирая на свой страх, не колеблясь, ставит свою жизнь на карту ради. спасения
всех. Сознание собственной слабости и решимость — два крыла ее молитвы. Из-за
нее Бог опрокидывает жребий и поражает зло в корне: она добивается немилости Амана
и побуждает царя издать указ в защиту Иудеев. Решимость Есфири действует как катализатор:
она высвобождает энергию ее народа, и тот сам собирает силы сначала для молитвы,
а потом для сражения. Благодаря своей открытости и восприимчивости к благодати,
действующей в ней, она становится «рекой», каналом, по которому устремляются божественные
воды, возрождающие силу смиренных. Она есть «свет», возвещающий солнце, маленькая
утренняя «звезда», предшествующая заре спасения. Есфирь как образец женщины не
сильна сама по себе, но открыта к восприятию высшей силы; такова ее харизма. Ее
молитва раскрывает и ее чувство ответственности, и ее знание пути спасения, который
проходит через победу Бога в самом человеке ради блага всех:
«Господи мой! Ты один Царь наш; помоги мне, одинокой и не имеющей
помощника, кроме Тебя... Помяни, Господи, яви Себя нам во время скорби нашей,
и дай мне мужество, Царь богов и Владыка всякого начальства; даруй устам моим
слово благоприятное перед этим львом... Боже, имеющий силу над всеми! Услышь голос
безнадежных, и спаси нас от руки злоумышляющих, и избавь меня от страха моего».
(4, 17 l.r-s.z).
Есфирь действует как Мать своего народа: переход между «я» и «мы»
в ее молитве свидетельствует о том, как хорошо она знает, что его будущее зависит
от нее, она с ними единое тело, и именно это дает ей силу превзойти себя, совершенно
отрешиться от себя. Сознание собственной слабости не приводит ее в отчаяние, так
как она уверена во всемогуществе Божием. Это двойное сознание располагает душу
к восприятию благодати. Нет одного без другого: если думать только о своей слабости,
отчаяние неминуемо, если же взирать только на божественное могущество, можно стать
самонадеянным и безрассудным. Есфирь просит лишь об одном: об избавлении от страха,
ибо он означает недостаток доверия к Богу или, что то же самое, упование только
на свои силы.
Мольба Есфири, полная доверия и ясности — это малый путь смиренных,
так прекрасно описанный и прожитый другой женщиной — Терезой Младенца Иисуса.
Она тоже была «царицей»: «моя маленькая королева», звал ее отец, и тоже сиротой:
«сиротка с Березины» было другим ее прозвищем.
Подобно Есфири, она показывает нам, что женщине, без сомнения, легче
полюбить свою слабость, сделать ее оружием. Мужчина может ее признать, смиренно
принять это свое состояние, но способен ли он действительно любить ее? И не поэтому
ли он часто бывает менее сострадающим и отзывчивым, чем женщина? Гений Терезы
в том, что она прожила сама и напомнила верующим нашего времени искусство опираться
на свою слабость в безоглядном доверии любви, на этом «малом и совсем прямом пути»,
разные грани которого раскрывают Есфирь, Иудифь и Руфь.
IV. ИУДИФЬ
1. Книга, играющая историей
Приключения Иудифи, чье имя означает «иудеянка», не следует рассматривать
в плане историческом. Кажется даже, что автор находит удовольствие в игре с историей,
перепутывая по своему усмотрению даты и персонажи, помещая их в вымышленные места;
не стоит пытаться установить соответствие с реальными лицами и местами. Эта книга
— псевдоисторический роман, и замысел ее вовсе не в том, чтобы рассказать о каком-то
конкретном эпизоде из истории Израиля.
С первого же стиха невежество автора бросается в глаза: никогда
Навуходоносор не правил в Ниневии над Ассирийцами, так как его собственный отец
— царь Вавилонии — разрушил столицу Ассирии. Прочие персонажи романа неизвестны
в древней истории. Кроме того, в главе 4, 3 и 5, 19 сказано, что народ уже вернулся
из Плена, что на самом Деле произошло лишь сто лет спустя после разрушения Ниневии.
Что же касается кампании Олоферна, вражеского военачальника, описанной в гл. 2,
21 — 3, 10, то маршрут ее бросает вызов самому смелому воображению. Совершенно
ясно, что автору либо неизвестны реальные факты, либо он не придает им никакого
значения. Это примерно как если мы скажем: «Император Людовик XIV правил в Риме
после французской революции, при дворе своем он собрал самых крупных астрофизиков
и завоевал Санкт-Петербург по пути в Грецию с целью захвата Австрии».
Литературные особенности текста свидетельствуют, что книга была
написана около середины второго века, возможно, во время восстания Иуды Маккавея
и его братьев, то есть в 170-160-х годах до христианской эры. И тогда понятнее
становятся причины этой странной исторической путаницы:
под видимостью истории давно минувшего автор описывает события своего
времени; Навуходоносор не что иное как псевдоним, под которым скрывается Антиох
IV и его преемники: Антиох и Деметрий. Эти три человека в числе последних правителей
греческого происхождения, утвердившихся в Антиохии и правивших всем восточным
побережьем Средиземноморья; эти потомки одного из генералов Александра Великого,
называемые Селевкидами, властвовали над Иудеей с 200 до 142 года.
Эта власть, до сих пор вполне благосклонная, принималась иудеями
спокойно до того дня, когда Антиох IV, прозванный Епифаном, не захотел силой навязать
Иерусалиму греческие божества; и тогда священник Матафия и его сыновья подняли
народное восстание. Эта семья мятежников получила прозвище «Маккавеи», что значит
«молот» (как Шарль Мартель для франков). Не только лексика, но и другие признаки
подтверждают эту датировку: ни один ассирийский, вавилонский или персидский властитель
никогда не требовал поклонения себе, кроме Антиоха IV; книга утверждает, что храм
был очищен (4, 3), и что первосвященник обладал военной властью (4, 6), а это
могло быть только после 164 года до Р. Х. Олоферн, вражеский военачальник, может
быть образом генерала Лисия или другого представителя Селевкидов, тщетно пытавшихся
подавить иудейское восстание и в конце концов сдавшихся. История этого восстания
в подробностях рассказана в первой книге Маккавейской, в то время как вторая,
с богословской точки зрения более богатая, описывает лишь отдельные эпизоды той
эпохи.
Книга Даниила, написанная в то же время, использует прием, подобный
тому, что мы находим здесь: под видом истории юного иудея эпохи царствования Навуходоносора
она призывает народ к твердости в восстании и насмехается над греческим захватчиком.
Маккавейская эпопея остается для иудейского народа образом освобождения из-под
ига нечестивых и защиты своего национального тождества.
Пример братьев-Маккавеев будет особенно превозноситься во время
борьбы с римской империей. Однако иудеи никогда не простят компромисса, на который
пошли двое из братьев Ионафан и Симон, подписав согласие с Римом; поэтому две
книги Маккавейские не были включены в еврейский канон Писания, как и книга Иудифи,
что и объясняет тот факт, что оригинальные еврейские тексты были утеряны как Иудифи,
так и первой книги Маккавейской (вторая была написана сразу по-гречески).
2. План книги
Почти половина книги Иудифи посвящена описанию бедственного положения
народа Израиля. Войско Олоферна описывается как бесчисленная и неодолимая орда,
которая все сокрушает на своем пути и перед которой склоняются все народы. Все,
кроме маленького Израиля, попытавшегося организовать сопротивление, но готового
уступить под невыносимым давлением вражеской силы. Именно в этот момент, момент
отчаяния и безысходности, появляется Иудифь (гл.8). В замысле автора книги подчеркнуть
значимость героини этим долгим ожиданием.
Последние три главы придают поступку Иудифи национальное значение:
постепенно весь народ присоединяется к ее торжеству. Песнь, которой заканчивается
книга, сообщает действиям этой женщины вселенское, а в самом конце даже эсхатологическое
звучание: победа Иудифи говорит о конечном воздаянии Божием всем врагам Израиля
в «день судный».
Так намечается план книги, состоящий из трех частей:
А. Бедствия Израиля
1-3: Военный поход Олоферна, исторический горизонт, на котором разворачиваются
события.
4: Духовное и военное сопротивление Иудейского народа.
5-6: История Ахиора, верующего в Бога .Израиля, несмотря на чужеземное
происхождение.
7: Осада Ветилуи, последней преграды на пути к Иудее; скорбь жителей
Ветилуи.
В. Подвиг Иудифи.
8: Появление на сцене Иудифи, мудрой и благочестивой вдовы
9: Молитва Иудифи перед началом действий.
10: Иудифь приходит в ассирийский лагерь.
11-12: Хитрость Иудифи перед лицом вражеского военачальника.
13: Победа Иудифи над Олоферном
С. Спасение всего народа благодаря победе Иудифи
14: Смятение Ассирийцев у стен Ветилуи
15. Победа Иудейского народа и повсеместное поражение врага
16: Гимн Иудифи и эпилог
3. Литературный шедевр
Притча
Ветилуя — «дом Божий» — не является каким-то конкретным городом.
Автор помещает ее на границах Самарии, «на равнине, против Ездрилона», знаменитой
долине Армагеддон, где, согласно «Откровению», будет происходить великая битва
конца времен. Археологам не удалось ее открыть... и наверняка никогда никому это
не удастся. Ветилуя - место решающей, последней битвы, от которой зависит вечная
участь народа и каждого человека, это главная, ключевая позиция, которую враги
пытаются взять, это узкий проход, ведущии в страну, доступ к Иерусалимскому храму.
«Дом Божий» так по-еврейски называется и храм.
Враг нападает, и решимость обитателей Ветилуи разжигает его ярость.
Его ужасающая мощь описывалась на протяжении семи глав: что может сделать горстка
людей перед лицом этой неумолимой военной машины? Все прочие народы сдались, но
народ Иудеи предпочитает умереть, чем поклоняться иному Богу, кроме Единого; он
не может продать душу. На самом деле автор с самого начала сообщает нам (гл. 4),
что народ взывал к Богу, и «Господь услышал голос их и призрел на скорбь их» (4,
13). Но хватит ли сил у Ветилуи выдержать осаду? Будут ли ее жители тверды до
конца?
Испытание, которому подвергаются жители города после длительной
осады, самое страшное — жажда. Во дни Исхода, в пустыне, Израиль уже пережил эту
муку. И сам Моисей не смог остаться бесстрастным перед лицом такой беды: он ударил
о скалу дважды, и за это не смог войти в Землю Обетованную. Жажда — это признак
жизненной потребности в Боге, жгучий призыв Духа, бесконечная нужда в любви, запечатленная
в человеческом сердце. Христу угодно было познать телесную жажду, когда Он попросил
воды у Самарянки, но лишь для того, чтобы в изобилии дать Духа... «Если бы ты
знала дар Божий, и Кто говорит тебе: «дай мне пить», то ты сама просила бы у Него,
Я Он дал бы тебе воду живую» (Ин 4, 10), потому что «кто жаждет, иди ко Мне и
пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды
живой» (Ин 7, 37-38). Последний крик Богочеловека, приносящего Себя в жертву раскрывает
тайну вечного отношения Отца и Сына: «Жажду!» (Ин 19, 28). Эта жажда последний
знак вечной любви Сына, обращенной к Отцу Его полной зависимости от Источника
жизни. Жажда — это проявление любви. Жители Ветилуи встречаются с высшим испытанием,
которое освещает сердце человека.
Ветилуя — аллегория святого народа, народа Божия, но и образ всякого
человека, призванного защитить не только собственную духовную жизнь, но и жизнь
всех тех, кто смотрит на него. Город — это образ крепости в каждом из нас, которая
ограждает и гарантирует свободу; сердце каждого человека, которое не должно сдаваться
неприятелю. Это место совершения выбора, существенного решения, от которого зависит
вся судьба личности.
В этом неприступном укрытии живет женщина. Она вдова вот уже сорок
месяцев (8, 4) число, символически означающее полноту, и безупречна: «И никто
не укорил ее злым словом, потому что она была очень богобоязненна» (8, 8).
Юдифь богата и хороша собой, обладает мудростью, как говорит Озия,
начальник города: «Все, что ты сказала, сказала от доброго сердца, и никто не
будет противиться словам твоим. Ибо не с нacтoящeгo только дня известна мудрость
твоя, но от начала дней твоих весь народ знает разум твой и доброе расположение
твоего сердца» (8, 28-29).
Ее мудрость и дает ей возможность осознать ошибку своих сограждан
и указывает ей путь к победе. Иудифь, кажется [вполне] осуществляет слова Екклезиаста:
«Вот еще какую мудрость видел я под солнцем и она показалась мне
важною: город небольшой и людей в нем немного; к нему подступил великий царь,
и обложил его, и произвел против него большие осадные работы; но в нем нашелся
мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город.. И сказал я: мудрость лучше
силы... Слова мудрых, высказанные спокойно, выслушиваются лучше, нежели крик властелина
между глупыми. Мудрость лучше воинских орудий; но один погрешивший погубит много
доброго». (Еккл 9, 13).
Иудифь в одиночку выходит навстречу врагу, как Давид против Голиафа.
Она и праведница, и пророчица, и разведчица, и стратег, и поэт... Только мудрость
и красота души, не боящейся пожертвовать собой, способны победить слепую силу
и страсть инстинкта и даже остановить бешенство вражеского натиска. И так всегда,
во все времена и для всякого человека.
Текст можно прочесть на разных уровнях: как все необычайные женские
персонажи Ветхого Завета, она идеальный образ еврейской нации и Церкви. Что же
касается каждой души в отдельности то для нее она воплощает собой духовную интуицию
плод чистого сердца. Она сообщает праведным мудрость, то есть неколебимую решимость
совершенную открытость божественной воле. Иудифь является образцом для каждой
души, осознающей свою ценность. В ней есть красота чистоты поэтому она может пройти
через любое испытании не поддавшись искушению и не запятнав себя. Отречение от
собственных интересов и жизни делает ее восприимчивой к благодати. Ее жертва спокойна
и тверда, это не безрассудный прыжок вслепую, а полное предание себя божественному
могуществу, отказ от собственной воли в радостном послушании и от своего разумения
в смиренном внимании.
Отдать свою жизнь — не пустое выражение. Отдать свою жизнь — это
доверить душу Богу. Но душа имеет два свойства: разум и волю. Первое отдается
через смирение, второе через послушание. В великой притче спасения, которую Иудифь
нам предлагает, ее битва — это битва за жизнь. Истинная мудрость, избавляющая
от смерти это безоговорочное доверие к Богу, которое делает душу отважной и деятельной.
Иудифь рассчитывает не на свои собственные силы и поэтому ничего не боится, на
все отваживается, невзирая на свою слабость: тому, кто все отдал, больше нечего
терять.
4. Высокое учение
Урок молитвы
Перед лицом опасности весь народ погружается в молитву и использует
все духовные средства, которыми располагает: пост, жертвоприношения и т. д. «От
всей силы взывали к Господу, чтобы Он посетил милостью весь дом Израиля» (4, 15).
Автор замечает, что Бог не остался равнодушным к усилию человека: «Господь услышал
голос их и призрел на скорбь их» (4, 13), то есть появление Иудифи дело Его рук.
Она преподает всем прекрасный урок веры, откaзывaяcь от «шантажа»,
который предлагают начальники города, чтобы успокоить томящийся жаждой народ:
либо Бог ответит в течение пяти дней, либо город сдается. Иудифь отвечает им словами,
способными направить на истинный путь молитвы человека любой эпохи:
«...Никогда ничего не узнаете; потому что вам не постигнуть глубины
сердца у человека и не понять слов мысли его: как же испытаете вы Бога, сотворившего
все это, и познаете ум Его, и поймете мысль Его? Нет, братья, не прогневляйте
Господа Бога нашего! Ибо если Он не захочет помочь нам в эти пять дней, то Он
имеет власть защитить нас в какие угодно Ему дни, или поразить нас пред лицем
врагов наших. Не отдавайте же в залог советов Господа Бога нашего: Богу нельзя
грозить, как человеку, нельзя и указывать Ему, как сыну человеческому. Посему,
ожидая от Него спасения, будем призывать Его к себе на помощь, и Он услышит голос
наш, если это Ему будет угодное». (8, 14-17).
Ее молитва побуждает ее к действию, потому что помогает осознать
подлинный масштаб сражения. Один из знаков, сопровождающих истинную молитву —
это именно такое «расширение» взгляда, становящегося способным охватить все человечество;
выход из плена собственных ожиданий, сиюминутных эгоистических желаний и стремление
к общему благу на долгие времена, согласно замыслу Божию. Решимость взять на себя
ответственность и сила молитвы часто являются плодом трезвого осознания относительности,
или, наоборот, важности того или иного решения и его последствий. Иудифь готова
рисковать всем, потому что борется не только за себя и свой город, но за ценности,
носителем которых является ее народ. Храм, доступ к которому она намерена преградить
любой ценой сама религия Израиля. Она готова пожертвовать жизнью за веру: «Итак,
братья, покажем братьям нашим, что от нас зависит жизнь их, и на нас утверждаются
и святыни, и дом Господень, и жертвенник» (8, 24).
Состояние молитвы позволяет ей не думать об испытании с точки зрения
моральных критериев немедленого воздаяния, внушающих, что испытание это кара;
как будто Бог, заключивший Завет с Отцами, мог забыть о Своем народе. Молитва
и размышления над Словом Божиим дают увидеть настоящий смысл тягот земной жизни:
созерцая действие Бога в истории Отцов и размышляя над собственным опытом, человек
может понять, что для Бога значит любить. Так и Иудифь понимает, что нынешняя
беда, как бы ни была она ужасна, должна помочь возрасти в любви; что она вовсе
не кара, которую Бог ниспослал Своим детям. Молясь с полным доверием, человек
видит Бога не столько судией, сколько Отцом, воспитывающим Свои создания в любви.
«За все это возблагодарим Господа Бога нашего, Который испытует
нас, как и отцов наших. Вспомните, что Он сделал с Авраамом, чем искушал Исаака,
что было с Иаковом в Сирской Месопотамии, когда он пас овец Лавана, брата матери
своей: как их искушал Он не для истязания сердца их, так и нам не мстит, а только
для вразумления наказывает Господь приближающихся к Нему». (8, 25-27).
Проживая сама то, чему учит, Иудифь погружается в молитву, чтобы
открыться божественному Всемогуществу. Подлинная молитва - дар самого себя, полное
и безоговорочное доверие. И тогда слабость становится силой:
«Боже, Боже мой, услышь меня вдову!... Дай вдовой руке моей крепость
на то, что задумала я...Ты Бог смиренных, Ты помощник умаленных... Так, как Боже
отца моего и Боже наследия Израилева, Владыка неба и земли, Творец вод, Царь всякого
создания Твоего! Услышь молитву мою!». (9, 4. 9.11-12).
Но отношение с Богом не исчерпывается прошением, и Иудифь умеет
благодарить и воздавать хвалу. Ее песнь после победы свидетельствует об этом:
«Воспою Господу моему песнь новую. Велик Ты, Господи, и славен,
дивен силою и непобедим! Да работает Тебе всякое создание Твое: ибо Ты сказал,
— и совершилось; Ты послал Духа Твоего, — и устроилось, — и нет никого, кто противостал
бы гласу Твоему». (16, 13-14).
«Курс» богословия
Гимны Иудифи свидетельствуют не только о ее глубоком чувстве молитвы,
но и заключают в себе учение о сотворении мира и всемогуществе божественного Провидения;
кроме того, они предлагают богословское прочтение истории, как видно из трех уже
цитированных текстов: Бог Творец является в них как Спаситель, и вчера и сегодня.
В речи Ахиора особенно явно присутствует своего рода резюме веры Израиля. Этот
предводитель Аммонитян, то есть чужеземец, может только исповедать перед Олоферном
то, что ему известно о благодеяниях Бога Его народу. Он представляет собой типичного
«Праведного язычника», которые честно признают роль Израиля и могущество его Бога:
таков Ахиахар, о котором говорит книга Товита (Тов 1, 21) или Валаам (Числ 22,
24). Имя Ахиор по-еврейски означает «брат света»; и этот человек действительно
открывается свету Божию до такой степени, что готов разделить участь Израильтян
и рисковать жизнью за свидетельство о вере в чужого Бога (гл. 5 и 6). Благодаря
искренности и мужеству он становится поистине «братом» святого народа, «светом».
История этого персонажа говорит о стремлении реабилитировать Аммонитян во II веке
нашей эры, несмотря на предписания Второзакония (Втор 23, 4). Исповедание веры
Ахиора перед Олоферном целый курс богословия истории, согласный с воззрениями
авторов Второзакония и других книг, связанных с тем же преданием: Книгой Судей,
книгами Самуила (1 и 2 книги Царств) и книгами Царств. Ключ истории прост: «И
доколе не согрешили пред Богом своим, счастье было с ними, потому что с ними Бог,
ненавидящий неправду. Но когда уклонились от пути, который Он завещал им, то во
многих войнах они потерпели весьма сильные поражения, отведены в плен, в чужую
землю, храм Бога их разрушен, и города их взяты неприятелями. Ныне же, обратившись
к Богу своему, они возвратились из рассеяния, в котором были, овладели
Иерусалимом» (5, 17-19).
Этот же рефрен книга Судей повторяет двенадцать раз, вводя в повествование
каждого из Судей. Такое видение истории называют «второзаконническим циклом»:
народ живет во грехе, Бог допускает наказание, народ в отчаянии взывает к Богу,
Бог внимает, посылает очередного судью, чтобы спасти Своих сынов, благополучие
воцаряется вновь, народ постепенно забывает, что его спасение зависит от отношения
с Богом, и вновь безраздельно царит грех... цикл возобновляется. В конце книги
Ахиор обращается: «Когда эти люди слушали слова ее и всматривались в лице ее,
она показалась им чудом по красоте».
Иудифь в своей молитве тоже утверждает, что история в руках Божиих:
«Ты сотворил прежде сего бывшее, и сие и последующее за сим, и содержал в уме
настоящее и грядущее, и, что помыслил Ты, то и совершилось; что определил, то
и явилось и сказало: вот я. Ибо все пути Твои готовы, и суд Твой Тобою предвиден»
(9, 5-6).
Сокровище психологизма
10-15 главы — вершина психологического анализа древней литературы.
С удивительной тонкостью они описывают постепенную перемену ролей, которую удается
совершить Иудифи ради достижения победы.
Прежде чем предаться в руки врагов, она одевается словно на праздник,
не колеблясь оставляет траур на время, необходимое для спасения ее народа. Автор
явно находит удовольствие в рассказе о том, насколько городские стражи Ассирийцев
поражены: первые «увидели ее и перемену в ее лице и одежде, очень много дивились
красоте ее» (10, 7), а вторые «слушали слова ее и всматривались в лице ее, она
показалась им чудом по красоте» (10, 14). Ассирийцы даже выбрали эскорт в сто
человек, чтобы сопровождать ее! Но хитрость ее заключается далеко не только в
ее красоте: она будет постоянно играть словами, и тщательно продуманными двусмысленностями
вводит Олоферна в заблуждения, не говоря лжи: он сам, ослепленный желанием, услышит
только то, что захочет.
Вождь Ассирийцев пытается быть любезным, хищник хочет выдать себя
за ягненка: «Я не сделал зла никому, кто добровольно решился служить Навуходоносору...
они сами это сделали для себя... не бойся... тебя никто не обидит» (11, 1).
Иудифь безо всякого стеснения льстит этому высокомерному чудищу
и играет им, превознося его проницательность в тот самый момент, когда одурачивает
его: «Мы слышали о твоей мудрости и хитрости ума твоего, и всей земле известно,
что ты один добр во всем царстве, силен в знании и дивен в воинских подвигах»
(11, 8).
Она умаляет себя и говорит со всей искренностью: «выслушай слова
рабы твоей; пусть раба говорит пред лицем твоим: я не скажу лжи господину моему
в эту ночь. И если ты последуешь словам рабы твоей, то Бог чрез тебя совершит
дело, и господин мой не ошибется в своих предприятиях. Бог послал меня сделать
вместе с тобою такие дела, которым изумится вся земля, где только услышат о них:
ибо раба твоя благочестива» (11, 5-6.16).
Но кто этот «Господин мой», кто истинный Господин для Иудифи? Она
дает это понять, говоря: «Господин мой, раба твоя не издержит того, что со мною,
прежде, нежели Господь совершит моею рукою то, что Он определил» (12, 4).
Она не лжет и тогда, когда говорит: «Не оставляй без внимания слова
его [Ахиора], но сложи его в сердце твоем, потому что оно истинно» (11, 10. Вся
ее хитрость заключается в стремлении убедить, что жители города готовы совершить
грех... но такая ли уж это неправда? Вполне вероятно, что в ситуации гибельной
опасности, в которой очутился город, жители вынуждены просить о возможности несоблюдения
религиозных законов... Что же до употребления пищи, предназначенной только для
священников, Иудифь хорошо знает, что Давид — и Христос тоже вспомнит об этом
однажды — в военное время, не колеблясь, принимал ее (1 Цар 21, 2; см. Мф 12,
3). Но даже если изменят все, Иудифь останется верной.
Ситуация достигает высшего напряжения, когда Иудифь, снова играя
двусмысленностью своих речей, говорит Олоферну, убежденному, что он покорил ее:
«Сегодня жизнь моя возвеличилась во мне больше, нежели во все дни от рождения
моего» (12, 18). И это правда, потому что в эту минуту она видит перед собой врага,
готового предаться в ее руки!
Главы 13-15 описывают, с одной стороны, энтузиазм Иудифи, который
сообщается ее народу, а с другой панику, постепенно охватывающую Ассирийское войско.
Иудифь, будучи тонким стратегом, руководит действиями. Не без иронии говорит автор
о тяжеловесности ассирийских войск, стесненных собственной иерархической структурой:
«Сыны Ассура посланы к своим начальникам, а они пошли к вождям, к тысяченачальникам
и ко всякому предводителю своему. Придя к шатру Олоферна...» (14, 12-13). Лишенное
(в буквальном смысле!) главы, войско теряет организованность и обращается в беспорядочное
бегство.
А Израильтяне, наоборот, обретя «главу», воспламененные подвигом
Иудифи, появляются со всех сторон, собирая из окрестных селений все имеющиеся
там силы,
«Как скоро услышали об этом сыны Израиля, все дружно напали на них...равно
и пришедшие из нагорной страны... и из Галаада и Галилеи, со всех сторон
наносили им большое поражение... Прочие жители Ветилуи напали на стан Ассирийский...
и села и деревни в нагорной стране и на равнине получили большую добычу...» (15,
5-7).
5. Роль женщины
Образ вдовы:
Гимн, которым заканчивается книга, воспевает Иудифь, потому что
она «для возвышения бедствовавших в Израиле сняла с себя одежды вдовства своего»
(16, 7). Тот факт, что Иудифь — вдова, очень важен. В Ветхом Завете образ вдова
это само воплощение слабости, не имеющей иного прибежища, кроме Бога: Бог «судья
вдов» (Пс 68, б).4
Слово «вдова» напоминает о Фамари, прародительнице колена Иудина,
о Ноемини и Руфи, бывших предками Давида, а особенно о лжевдове из Фекои, которую
Иоав послал к Давиду (2 Цар 14) и которая, говоря о своей участи, на самом деле
рассказывает притчу о гибнущем народе. Разрушенный Иерусалим сравнивается со вдовой
у Иеремии 51, 5, в первых стихах Плача Иеремии и в четвертой главе книги
Варуха. Таким образом, вдова часто олицетворяет собой колено Иудино, Иерусалим
или Святой Народ в дни испытаний. (Тема эта древняя: во внебиблейской литературе,
в первом тексте, где упоминается Израиль — стеле Мернептаха (ок. 1230 г. до Р.
Х.) — сказано: «Израиль разорен, рода его больше нет, Хурру (большая Палестина)
сделалась для Египта вдовою»). Эта аллегория не чужда духу Бен Сира, когда он,
в 35 главе, говорит о молитве вдовы (Сир 35, 15): в конце главы речь идет о народе
Господнем, пользующемся плодами справедливости и милосердия Божия (Сир 35, 23):
«Он не презрит моления сироты, ни вдовы, когда она будет изливать
прошение свое. Не слезы ли вдовы льются по щекам, и не вопиет ли она против того,
кто вынуждает их?
...Молитва смиренного проникнет сквозь облака, и он не утешится,
доколе она не приблизится к Богу,
...И Господь не замедлит и не потерпит, доколе не сокрушит чресл
немилосердых.
...Он будет воздавать отмщение и народам, доколе не совершит суда
над народом Своим и не образует их Своею милостью». (Сир 35, 14-23).
В новом Завете Лука — евангелист милосердия — единственный (кроме
Мк 12, 40 и след., в отрывке, параллельном Лк 21, 2 и след.), кто использует этот
традиционный образ. Образ молящейся вдовы остается для него примером настойчивости
праведных Израиля, как Анна во Храме (Лк 2, 37), но приобретает общечеловеческое
измерение в учении Христа упоминанием о вдове из Сарепты в 4, 25-26, она есть
олицетворение нищих, к которым обращено всемогущее милосердие Христа как вдова
Наинская (Лк 7, 12) она становится для учеников образцом жертвенности, как та,
что отдает все, что имеет, в сокровищницу Храма (Лк 21, 2-3). Одним словом, она
всегда означает смиренных, избранный народ, который защищает Сам Бог и который
Христос пришел спасти. И Иудифь — великолепная тому иллюстрация.
Сила слабых
История Иудифи столь же символична, как и история. Есфири. Иудифь
тоже олицетворяет собой душу еврейского народа, народа «вдового», не имеющего
ни союзников, ни сильного покровителя. Не имея иной опоры, кроме Бога, этот народ
вправе полагается на Него как на своего Защитника и Утешителя. Правители Ветилуи,
в том бедственном положении, в котором оказался город, готовы сдать его и испытывают
Господа, ставя ему срок, в течение которого Он должен проявить Свое присутствие.
Но подобные действия свидетельство недостатка веры в Его непобедимую любовь, это
отказ от отношения доверия, позволяющего безраздельно уповать на Того, Кто столько
раз приходил спасти Своих детей. Перед лицом такого отступничества со стороны
мужчин, Бог посылает женщину. Эта вдова станет для своего народа образцом, а для
Бога достойным собеседником. Это возможно только при одном условии: что Иудифь,
как и Есфирь, не будет рассчитывать на свои человеческие силы и в то же время
не отступит, обескураженная своей слабостью, а обнаружит достаточно смирения,
чтобы открыться для действия другой, божественной силы. Ее молитва свидетельствует
об этой готовности: «Боже, Боже мой, услышь меня вдову!... Сокруши гордыню их
рукою женскою. Ибо не во множестве сила Твоя, и не в могучих могущество Твое,
но Ты Бог смиренных, Ты помощник умаленных, заступник немощных, покровитель упавших
духом, спаситель безнадежных... Видели они, что Ты Бог, Бог всякой крепости и
силы» (9, 4. 10. 11. 14). Именно благодаря этому отважному смирению Иудифь обретает
сверхъестественную силу и может исполнить свою миссию до конца. Как Есфирь, она
поражает главу врага святого народа, но только своей собственной рукой:
«Иудифь ... сказала: Господи, Боже всякой силы! Призри в час сей
на дела рук моих к возвышению Иерусалима... Господи, Боже Израиля! Укрепи меня
в этот день. И изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна...» (13, 4. 7-8).
Как только Олоферн оказывается обезглавлен, весь народ устремляется
на врага, присоединяясь к борьбе своей героини и участвуя в ее триумфе: через
нее божественная сила овладевает всеми воинами Израиля. В своей победной песни
она по-своему говорит об этом:
« Он есть Бог Господь, сокрушающий брани... Он [Ассур] сказал,
что пределы мои сожжет... Но Господь Вседержитель низложил их рукою жены. Не от
юношей пал сильный их, Не сыны титанов поразили его, И не рослые исполины налегли
на него, Но Иудифь, дочь Мерарии, Красотою лица своего погубила его...
...Тогда воскликнули смиренные мои, и они испугались.
...Воспою Господу моему песнь новую. Велик Ты, Господи, и славен,
дивен силою и непобедим!». (16, 2.4.5.11.13)
В этой песни словно слышны отголоски боевых мелодий, подобных песни
Мириам в 15 главе Исхода: вновь раздается «песнь новая» спасенных, предвосхищение
вечной песни, воспеваемой избранными из 15 главы Откровения.
Величие и сила Иудифи — в ее безоглядном предании себя божественному
Всемогуществу. Об этом нераздельном союзе человеческого (особенно женского) доверия
и божественной силы говорится в хвале Озии: «Ибо надежда твоя не отступит от сердца
людей, помнящих силу Божию, до века» (13, 19) [Более точно: «Ибо никогда не изгладится
из сердец человеческих доверие твое, которое ты доказала, и вечно они будут помнить
о силе Божией»].
Сознание
Было бы неправильно видеть в победе Есфири или Иудифи лишь результат
женской хитрости: здесь есть нечто иное. В обоих повествованиях мужчины, несугцие
ответственность за события, подчинены собственным мгновенным реакциям и в своих
решениях руководятся сиюминутной необходимостью, теряя способность чуть отступить,
отстраниться от проливаемой ситуации. Это касается как царя Артаксеркса в истории
Есфири, так и начальников Ветилуи в книге Иудифи. Один озабочен прежде всего тем,
чтобы «показать отличный блеск величия своего» (Есф 3, 13в), другие сдаются и
уступают перед лицом требований томящегося жаждой народа (Иуд 8, 29). Сознание
людей спит, потому что они уступают заботам о телесных и материальных нуждам и
внешнему давлению. И тогда встают две женщины, осознавшие опасность совсем на
другом уровне, чем мужчины вокруг них. Они готовы пожертвовать собой, чтобы спасти
не только человеческие жизни, но сам дух своего народа: его историю, храм, веру.
Они осознают и собственное бессилие, и то, что самое большое препятствие для действия
Бога через них — это их страх. Парадоксально, но можно сказать, что сила их в
сознании собственной слабости. Потому что их мольба исходит из самой глубины их
существа, помогая им внутренне оказаться по ту сторону страха или самоуверенности,
Бог действует рукой женщины, может быть, чтобы смирить гордыню, ослепляющую мужчину,
раба его влечений. Аман и Олоферн попадают в ловушку собственной неуправляемой
силы инстинкта, воли к власти и жажды наслаждений. Библейские авторы с презрением
говорят о подобном отношении, столь противоположном сдержанности и умеренности
обеих женщин. Разумеется, обе они пускают в ход свои чары, но не для самих себя:
лишь после долгого поста и воздержания, покаявшись и все вручив Предвечному, они
вновь восстают, свободными от всякой привязанности к самим себе, преображенные
изнутри, во всем сиянии красоты. Сила, наполняющая их и дающая возможность поразить
врага в голову, иной природы, чем сила тиранов: она терпелива — обе женщины выжидают,
— она смиренна, осознанна и полна решимости. Их решимость не изгоняет страх, но
позволяет превзойти его: в этом сила веры. В этих женщинах духовная интуиция —
плод веры — , проявляется особенно явно: она есть не что иное как расположение
и открытость сердца сверхъестественной силе (Святому Духу), возможных благодаря
пробужденному сознанию и самоотречению. И эта Сила непобедима.
В обоих рассказах женщина символизирует активное сознание, глубину
души, проявляющуюся в великодушии, озаренном верой. И если в случае Есфири их
приходится добиваться, то оттого, что она уже утверждена в своей роли: она получила
участие в царском достоинстве, но остается узницей дворца и не имеет почти никаких
отношений с царем. Она царица без царства, незнакомка для короля и человек, отделенный
от других. Поэтому только внешнее вмешательство может вывести ее из летаргии.
Праведник Мардохей заставляет ее осознать опасность, и мы видим, как благодаря
преданию Отцов пробуждается дремлющее сознание. Иудифь же изначально — женщина
бодрствующая, более зрелая, потому что она вдова и полностью свободна от человеческих
привязанностей; но не для того, чтобы спрятаться от проблем, а чтобы взять их
на себя. Она может действовать сразу, потому что она готова, внимательна, исполнена
ясности ума и решимости. Она не боится одиночества, потому что ее связь с Богом
не прерывается.
Можно сказать, что в этих двух книгах речь идет о двух разных уровнях
сознания. Впрочем, различна и ценность того, что они защищают: Есфирь пытается
спасти свой народ и опасается за свою жизнь, Иудифь защищает Храм и Предание Своих
Отцов. Потому она и отказывается от сдачи Ветилуи ради спасения жизни ее жителей:
она видит дальше, окидывает взглядом весь народ и ценности, которые он хранит,
и, не боясь мученичества, взывает к более глубокому уровню сознания.
6. Иудифь и Пресвятая Дева Мария
Литургия без колебаний обращает к Деве Марии хвалу, которую Озия
воспевает Иудифи после ее победы. Мария, как Иудифь, но совсем в ином масштабе,
противостала Врагу рода человеческого и победила его. Как Иудифь, она благодаря
смирению своему поразила противника в голову и освободила весь народ детей Божиих.
Ее слава и сила, как и слава и сила Иудифи, в том, что она — «право ходившая пред
Богом нашим» (13,20).
«Благословенна ты, дочь, Всевышним Богом более всех жен на земле,
и благословен Господь Бог, создавший небеса и землю и наставивший тебя на поражение
головы начальника наших врагов; ибо надежда твоя не отступит от сердца людей,
помнящих силу Божию, до века. Да вменит тебе это Бог в вечную славу и да наградит
тебя благами за то, что ты жизни твоей не пощадила при унижении рода нашего, но
выступила вперед, когда мы падали, ты, право ходившая пред Богом нашим. И весь
народ сказал: да будет, да будет!». (13, 18).
Благословение, которое произносят первосвященник и старейшины Израиля,
входя к Иудифи, тоже используется при почитании Пресвятой Девы: «ты величие Израиля,
ты великая радость Израиля, ты великая слава нашего рода. Все это ты сделала твоею
рукою; ты сделала добро Израилю, и да благоволит к нему Бог; будь же благословенна
от Господа Вседержителя на вечное время» (15, 9). Этот последний стих в латинском
переводе звучит иначе: «И весь народ сказал; да будет!».
v.РУФЬ
1. Прекрасный любовный роман
История Руфи происходит в XII веке до Р. Х., «в дни, когда управляли
судьи» (1, 1), поэтому она была включена в Библию между книгой Судей и первой
книгой Царств. Она действительно несет на себе печать древнейшего предания; об
этом свидетельствуют архаические обычаи, о которых говорится в 4 главе: суд у
городских ворот (4, 1-2), право выкупа имущества и жены [умершего] ближайшим родственником
(4, 3-6); обычай отдавать сапог в подтверждение договора (4, 7). Но раз автору
кажется необходимым объяснять эти древние обычаи, то это значит, что он пишет
тогда, когда они уже не в ходу. Именно поэтому датировка написания книги остается
спорной: это могло произойти в конце монархического периода, то есть в VII-VI
веках до Р. Х., а может, и еще позднее. На самом деле это повествование находится
в ряду больших исторических книг, написанных в духе Второзакония (около VII века):
книги Судей и книг Царств.
Этот удивительный роман о любви написан ритмической прозой, в сдержанном
и насыщенном стиле. Не чуждый поэзии, он представляет собой шедевр древней литературы
этого жанра. Он изобилует историческими реминисценциями и пестрит игрой слов.
Например, хорошо известно, что все имена собственные символичны: в стране «Моава»,
что можно перевести как «исшедший от Отца», Ноеминь, «милостивая» замужем за Елимелехом
(«Мой Бог Царь»), ее сыновья «Томный» и «Слабый» умирают, «Вероломная» покидает
«Милостивую» и уходит в поисках нового мужа, но Руфь «Спутница» остается с Ноеминью
и спасает семью, давая ей наследника.
История Руфи — это поистине великая притча. Она воплощает в себе
особый аспект женской открытости божественной силе верность, выражающуюся в нежности
и самоотдаче. Руфь, как Авраам, покидает свою землю и уходит в Израиль.
На этот шаг, могущий угрожать ее жизни, она решается прежде всего
из любви и верности по отношению к свекрови. В момент ухода, чтобы добиться у
Ноемини разрешения сопровождать ее, она произносит целое исповедание веры в стиле
Второзакония: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я
буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом» (Руфь 1, 16)
и она прибавляет полные нежности слова: «Где ты умрешь, там и я умру и погребена
буду; пусть то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит
меня с тобою» (Руфь 1, 17).
Придя в Вифлеем («дом Хлеба») она ходит по полям, подбирая колосья
себе в пищу, как и ее свекровь. Она встречает богатого землевладельца по имени
Вооз, «Сила», очаровывает, его своими великодушем и верностью, становится его
женой и рождает сына Овида, «Слугу». Ноеминь тоже будет считаться матерью этому
ребенку, потому что, по Израильским обычаям, ее потомство выкуплено невесткой:
«И говорили женщины Ноемини: благословен Господь, что Он не оставил тебя ныне
без наследника! И да будет славно имя его в Израиле! Он будет тебе отрадою и питателем
в старости твоей, ибо его родила сноха твоя, которая любит тебя, которая для тебя
лучше семи сыновей. И взяла Ноеминь дитя сие, и носила его в объятиях своих, и
была ему нянькою» (Руфь 4, 14-16).
Через этого ребенка Руфь порождает царя Давида и весь род царей
Иудеи. Концовка книги и родословная Иисуса из Евангелия от Матфея придают вселенское
значение этому потомству, потому что Руфь упомянута в числе предков Мессии.
«Соседки нарекли ему имя и говорили: "у Ноемини родился сын",
и нарекли ему имя: Овид. Он отец Иессея, отца Давидова». (Руфь 4, 17).
«Вооз родил Овида от Руфи, Овид родил Иессея, Иессей родил Давида
царя... Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос».
(Мф 1, 5-6.16).
Моавитское происхождение Давида, Вифлеемского пастуха, ставшего
царем (1 Цар 16) и правнука Руфи, подтверждается тем фактом, что Давид, начиная
войну против царя Саула, поручает своих родителей царю Моавитскому (1 Цар 22,
3-4).
Так вера Руфи, жены смертной «Слабости», позволила ей сочетаться
с «Силой» и стать матерью царей. Верная и великодушная Спутница, Руфь делает Силу
плодотворной, становится женой и матерью, женщиной во всей ее красоте, через которую
приходят жизнь и царство.
2. План книги
Книга построена очень просто: она разделена на четыре небольшие
независимые сцены, каждой из которых предшествует указание времени. Каждая сцена
представляет собой целое, благодаря единству действия, времени и места.
1. Три вдовы и решение Руфи; уход в Вифлеем Место: «на полях Моавитских»
Время: «в дни, когда управляли судьи» (1,1).
2. Сцена в поле: день Руфи, пришедшей подбирать колосья в поле Вооза.
Сцена происходит в поле, в окрестностях Вифлеема.
«Пришли они в Вифлеем в начале жатвы ячменя» (1, 22).
3. Сватовство.
Ночью, наедине, Вооз и Руфь встречаются на гумне «Так была она...
доколе не кончилась жатва ячменя и жатва пшеницы» (2, 23).
4. Замужество и рождение сына.
Сцена протекает публично, у городских ворот.
«Человек тот не останется в покое, не кончив сегодня дела» (3, 18).
Приложение: Потомство Вооза и Руфи до Давида.
3. Книга Пятидесятницы
Как и книга Есфири, книга Руфи является одним из пяти свитков, используемых
во время еврейских праздников. Ее читают каждый год на Пятидесятницу. Изначально
этот праздник — праздник жатвы, и книга Руфи полностью вписывается в этот контекст:
«И пришли они в Вифлеем в начале жатвы ячменя» (1, 22).
Но Пятидесятница — это день, когда был получен Закон. Первые заповеди
были вручены Моисею на Синае на пятидесятый день после перехода через Красное
море, то есть семь недель спустя после Пасхи. Закон в целом неотделим и от Моавитских
земель, из которых Руфь родом: именно в этой земле, по ту сторону Иордана, было
написано Второзаконие (Втор 1, 5), дополнен и заключен Завет. Закон и предписания
читались там, прежде чем их заключали в Ковчег. Именно там Моисей благословил
Колена Израилевы и созерцал перед смертью Землю Обетованную (Втор 33). Наконец,
там произошло разделение Земли Обетованной между двенадцатью коленами (Числ 33,
50). Может показаться, что Закон позабыт в этой прекрасной, полной нежности истории.
На самом же деле он присутствует во всем, но только он должен быть животворен
любовью, и Руфь учит тех, кто хочет понять: лишь любя поистине свою свекровь,
она исполняет закон, может быть, сама об этом не зная; а Вооз, исполняя долг семейной
взаимопомощи, предписанной Законом, проявляет свою любовь к Руфи.
Так книга Руфи подготавливает одухотворение праздника Пятидесятницы:
описывая его как праздник любви, она готовит детей Израиля к дару Духа Любви,
изливаемого в сердца, чтобы дать людям силы жить по Закону.
«Любящий другого исполнил закон...; итак любовь есть исполнение
закона». (Рим 13, 8.10).
«Вот завет, который Я заключу с домом Израилевым... Вложу закон
Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут
Моим народом». (Иер 31, 33).
«И дам вам сердце новое, u дух новый дам вам... Сделаю то, что вы
будете ходить в заповедях Моих». (Иез 36, 26-27).
Это постепенное одухотворение Закона помогает понять слова св. Иоанна
из пролога к Евангелию:
«И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины;
и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца... И от полноты Его все
мы приняли и благодать на благодать. Ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и
истина произошли чрез Иисуса Христа». (Ин 1, 14-17).
Что это за «благодать и истина», которыми обладает Христос и которые
устраняют Закон, если не Святой Дух? Христианская Пятидесятница, таким образом,
завершение и исполнение еврейской, и Руфь символизирует Церковь.
4. «Искупитель»: важнейший элемент веры Израиля
История Иудифи свидетельствует, что в Израильском предании Бог —
«судья вдов» (Пс 68, 6). Именно в этой роли Он и выступает по отношению к Руфи
и Ноемини (2, 12; 4, 14), но не с помощью чуда, а силой Провидения: Он посылает
им «искупителя».
Это имя — «искупитель» (по-еврейски Гоэл) — в 40-66 главах книги
Исайи больше десяти раз дается Самому Богу. И Вооз по отношению к обеим женщинам
играет ту же роль, что Бог для Своего народа. Гоэл — это тот, кто имеет право
выкупа имущества, земли, рабов или жизни в силу естественного основания, на котором
покоится это право: это семейная, родовая или национальная солидарность. Поскольку
муж Ноемини не оставил наследника, его жена и имущество принадлежат ближайшему
родственнику как наследство: если вдова предложит, этот родственник может воспользоваться
правом выкупа имущества, но он должен взять и вдову, и если еще возможно, дать
наследника умершему (Втор 25, 5). Это право — своего рода нравственный долг, но
тем не менее родственник может отказаться взять за себя жену умершего, и тогда
она должна искать другого родственника, согласного ее защитить. Сказать, что Бог
— Гоэл для своего народа, значит утверждать, что Он ближайший родственник, некто
близкий, ответственный за судьбу народа, который избрал Своим владением и наследием.
Поэтому Его долг — выкупить Своих. Это означает также, что Израиль и все его имущество,
а особенно Земля Обетованная, по праву принадлежат Господу, и выкупая их, Он всего
лишь получает обратно то, что Ему причиталось изначально. Израиль — только управитель
земли, подлинным владельцем которой является Бог; в этом причина перераспределения
земель каждые пятьдесят лет. Каждый израильтянин принадлежит Богу, поэтому невозможно
сделать его рабом. Из этого происходят все Израильские законы и, в конечном итоге,
эта принадлежность Богу является основанием всякой социальной справедливости.
Этот аспект символически присутствует в книге Руфи: Ноеминь и Руфь
образы Израильского народа, ищущего своего «Гоэл», а Вооз воплощает в себе божественное
спасение. Красивый жест богатого землевладельца, накрывающего Руфь своей накидкой,
и означающий желание взять ее в жены, напоминает отрывок из Писания, где Иезекииль
описывает Завет Божий с Иерусалимом:
«И проходил Я мимо тебя, и увидел Тебя, и вот, это было время твое,
время любви; и простер Я воскрилия риз Моих на тебя, и покрыл наготу твою, и поклялся
тебе, и вступил в союз с тобою, говорит Господь Бог; и ты стала Моею». (Иез 16,
8).
Повесть о Руфи — великая притча о Святой Истории. И не только потому,
что Давид и цари Иудейские — потомки Руфи, но и благодаря многочисленным перекличкам
с историей патриархов: Авраам был в земле обетованной чужеземцем; и Руфь приходит
как гостья (2, 11). Она подобна Рахили, могила которой почитается в Вифлееме,
и Лии: эти две жены Иакова (Израиля) стали матерями колен (4, 11) израильских;
ее сравнивают и с Фамарью, хананеянкой, которая, через Иуду, стала прародительницей
клана Ефрафа, то есть королевского рода, ведущего к Мессии (4, 12).
Дар земли и. потомства здесь, как и в истории с Авраамом, тесно
связаны: и то, и другое — плоды божественного благословения. Тема благословения
возвращается в ходе повествования несколько раз, как знак активного присутствия
Бога в повседневной жизни (1, 8; 2, 12; 3, 10; 2, 19; 4, 14). Благословение —
это призывание Того, Кто таинственным образом, силой Своего провидения, направляет
жизнь каждого .существа.
Может показаться странным, что мужчина из колена Иуды берет в жены
чужеземку, что совершенно расходится со Второзаконием (Втор 7, 3); особенно с
законами, принятыми в эпоху Ездры около IV века до Р. Х. для защиты целостности
еврейского народа (Езд 9 и Неем 13). То, что чужеземка спасает род Ноемини и упомянута
как прародительница царей Иудеи, тоже удивительно. Однако, как свидетельствует
книга Исаии, часть верующих так никогда и не приняла теорию полной отделенное™
святого народа от прочих и некоторые ратовали за религию, открытую чужеземцам,
приходящим на жительство в Израиль (см. Ис 2, 2; 42; l; 49, 6; 60, 3; 66, 18).
Книга Руфи относится к этому движению и является, как и книга Ионы,
свидетельством универсалистской тенденции в Израиле, Исповедание веры Руфи (1,
16) подтверждает это.
5. Роль женщины
Слова старейшин во время женитьбы Вооза и Руфи подчеркивает взаимные
роли мужчины и женщины, связывая роль женщины с традицией матриархов Бытия: женщина-спутница,
та, что «устрояет дом».
«Да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как
Лию, которые обе устроили дом Израилев; приобретай богатство в Ефрафе, и да славится
имя твое в Вифлееме; и да будет дом твой, как дом Фареса, которого родила Фамарь
Иуде, от того семени, которое даст тебе Господь от этой молодой женщины». (Руфь
4, 11).
Если вспомнить эпизод из 2 книги Царств 7, эти слова приобретают
более глубокий смысл: Давид хотел «построить дом» для Бога, и пророк Нафан, к
которому он обратился за советом, сначала одобрил его намерение. Но на следующиее
утро он приходит к царю и изрекает пророчество, на котором стоит все царское мессианство,
то есть ожидание Мессии, «Сына Давида» :
«Так говорит Господь: Ты ли построишь дом Мне для Моего Обетования?...
Я не жил в доме с того времени, как вывел сынов Израилевых из Египта... Я взял
тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего, Израиля... И Господь возвещает
тебе, что Он устроит тебе дом... Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет
из чресл твоих... Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его
на веки...».
Еще до того, как Бог даст обетование правнуку Руфи Давиду, она «устрояет
дом» для Вооза: она продолжает его род и становится матерью могущественного Вифлеемского
клана. О женщине говорится здесь как об источнике жизни, о прародительнице, в
которой таинственным образом заключено потомство, что должно наполнять землю и
свершать историю.
Вооз называет Руфь «женою силы», а переводчики переводят это определение
как «совершенная женщина», или «добродетельная женщина» (3, 11). Это характерное
выражение предлагает нам обратиться к книгам Премудрости, в которых оно встречается,
особенно к описанию «добродетельной жены» женского идеала которое завершает книгу
Притч (Притч 31, 10). Эта удивительная женщина, воплощение мудрости, (см. 51,13)
источник счастья и богатства. Ее сила в постоянной самоотдаче, о которой она свидетельствует
и которая является проявлением ее веры:
«Кто найдет добродетельную жену?... Препоясывает силою чресла свои...
и укрепляет мышцы свои... Крепость и красота одежда ее, и весело смотрит она на
будущее... Жена, боящаяся Господа, достойна хвалы». (Притч 31, 10. 17. 25. 30)
Этот лик идеальной жены возникает и в другом отрывке книги Притч
(12, 4), а книга Сираха описывает ее в тех же выражениях в каких Бытие говорит
о призвании Евы: для своего мужа она становится «началом стяжания, помощником,
соответственным ему» (Быт 2, 18), «опорой» (Сир 36, 26 греч.). И если книги Премудрости
так настаивают на опасности, которая может исходить от женщин и на необходимости
разумного выбора жены, то потому, что от нее зависит, какое направление примет
мужская сила: «Где нет ограды, там расхитится имение; а у кого нет жены, тот будет
вздыхать, скитаясь» (Сир 36, 27).
Встретив Руфь, Вооз обретает сокровище: видя, что она сделала ради
своей свекрови, видя ее самоотречение чужеземки, пришедшей «успокоиться под крылами
Бога Израилева» (2, 12), он уже берет ее под защиту. Но жест дочернего благочестия,
который она совершает, вверяя свою жизнь Воозу ради спасения свекрови и рода своего
мужа, доказывает, что она поистине «добродетельная [совершенная] женщина». «Благословенна
ты от Господа (Бога), дочь моя! Это последнее твое доброе дело сделала ты еще
лучше прежнего, что ты не пошла искать молодых людей, ни бедных, ни богатых (3,
10).
Руфь, «Спутница» образ совершенной жены, такой, какую Творец замыслил
от начала века. Вооз, чье имя означает «Сила», признал в ней «женщину силы»: мужчина
и женщина осуществляют свое призвание друг через друга, если их союз — соединение
взаимодополняющих свойств — раскрывает достоинства, присущие каждому. Однако эта
сила не может свободно развиваться, когда речь идет об «эгоизме вдвоем», она становится
плодотворной, только если отдается на служение Богу и людям; поэтому сына Вооза
и Руфи назвали Овид «Слуга».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Чтобы полнее определить особую роль женщины в Ветхом Завете, следовало
бы вспомнить сестру Моисея Мириам, которая пела великую песнь перехода через Красное
море (Исх 15, 20); пророчицу Олдаму, которая подтвердила богодухновенность книги
Закона (4 Цар 22, 14); Фамарь, мать многих кланов Иудиных и прародительницу Мессии
(Быт 38); и многих других. Блудница Раав (Ис Нав 2) тоже упоминается в родословной
Иисуса; о ней говорится в Иак 2, 25 и Евр 11, 31 как об образце деятельной веры,
источнике спасения для своих и победы для Израильского народа. Первые христианские
авторы часто рассматривали ее и некоторых других героинь как фигуру Церкви.
Эту чудесную роль, делающую женщину образом народа Божия на всем
протяжении Ветхого Завета (см. Ос 1; Иез 16 и 23; Невеста из Песни Песен и т.д.)
в Новом Завете полностью исполняет Мария «Жена», женщина как таковая, как дважды
называет Ее Сам Иисус: в Кане и на Кресте.
Будучи Женщиной, Мария совершенная жена для Бога. Она становится
ею уже во время Воплощения, когда Сама свидетельствует о полной Своей открытости
и принятии действия в Ней благодати: «Да будет Мне по слову Твоему». «Мне», а
не только «во Мне» : Она отдает Себя, еще больше, чем Есфирь или Иудифь, тому,
чтобы через Нее Бог «заронил семя спасения».
Ее роль Супруги видна и в событиях в Кане, когда Она говорит слугам:
«Что скажет Он вам, то сделайте». Произнося эти слова, Она лишь повторяет то,
что говорил народ при заключении Завета у подножия горы Синай (Исх 19, 8). Своим
доверием и готовностью Она вызывает первое чудо Своего Сына, благодаря которому
ученики смогли «уверовать в него» : своей верой Она рождает Церковь.
Будучи Женой, Мария также Мать: Бога и чело-веков; Мать Иисуса (имя
Которого «Бог спасает»), то есть Мать Спасителя и спасения, которое Он дарует
миру: «Когда пришла полнота времен, Бог послал Сына Своего, Который родился от
Жены...» (Гал 4, 4). У подножия Креста Ее материнство находит свое высшее проявление:
Она становится Матерью каждого ученика, Матерью Церкви. Иоанн с удовольствием
подчеркивает это вселенское материнство через игру притяжательными местоимениями:
«При Кресте Иисуса стояла Матерь Его... Иисус, увидев Матерь, ... говорит Матери
Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя. И с этого времени
ученик сей взял Ее к себе» (Ин 19, 25-27).
Эта способность рождать спасение, новый народ, и оставаться спутницей
Христа, верной вплоть до самого страшного испытания, в конечном итоге и есть свершение
того, чем Ева должна была быть для первого Адама, «помощницей, соответственной
ему», полное осуществление того, что предвещали великие героини Ветхого Завета.
Девора, Есфирь, Иудифь, Руфь... «Пчела», «Звезда», «Иудеянка», «Спутница»...
лики, воплощающие собой нечто от изначального замысла Божия о человеке. Они предвещают
Жену из Откровения, символ непобедимости, порождающую вечное Спасение человечества.
Назовем ли мы Ее Церковью или Девой Марией не имеет значения: Мария
и Церковь — одно и то же, одно и то же чудо. Мария, носящая божественное дитя,
— первая Церковь. Она — женщина, какую Бог создал в любви Своей, а Церковь человечество,
которое Он возлюбил и освятил Во Христе: «Христос возлюбил Церковь и предал Себя
за нее, ...чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока,
или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Еф 5, 25). Эта совершенная
Жена — полная восприимчивость к Духу, само смирение, земля, принимающая семя,
желанная Богом, ради порождения на свет спасительной силы и поражения противника
в голову. Она «канал» Его благодати... В 12 главе «Откровения» Иоанн созерцает
Ее, облаченную в солнце:
«И явилось на небе великое знамение: жена, облаченная в солнце;
под ногами ее луна, а на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве
и кричала от болей и мук рождения... И родила она младенца мужского пола, которому
надлежит пасти все народы жезлом железным... А жена убежала в пустыню... Дракон...
начал преследовать жену... И пустил змий из пасти своей вслед жены воду как реку,
дабы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои, и поглотила
реку, которую пустил дракон из пасти своей. И рассвирепел дракон на жену, и пошел,
чтобы вступить в брань с прочими от семени ее...».
Эта Жена вновь появляется в последних главах Откровения, где именуется
«женой, невестой Агнца» (Откр 21, 2). Ее голос сливается беспрестанно с голосом
Духа в призыве Бога: «И дух и невеста говорят: прииди!» (Откр 22, 17). Она есть
образ народа Божия и всякой души, открытой действию Творца и Искупителя: «И слышавший
да скажет: прииди!».
Примечания
1 См. Втор 1, 44; Ис 16,
18.
2 Позже Наполеон I использовал
3 Эфесские жрицы назвались
Мелиссами («Пчелы»), и греки делают их символом человеческого красноречия, то
есть, по сути Слова. Первые христиане считали их знаком воскресения и бессмертия
душ (см. L. Charbonneau Lassay:Le Bestiare du Christ. Milan, 1940, С. 857). Символизм
пчелы Матери до сих пор используется в католической литургии в гимне Exultet.
4 Из 72 употреблений слова
«вдова» только в 17 оно стоит во множественном числе. Как и на всем остальном
Древнем Востоке, оно часто связывается со словами «сирота» и «чужеземец», особенно
во второзаконнической и пророческой литературе, но также и в Иове, Псалмах, книге
Товита, 2й кн. Маккавейской. В книгах Премудрости: Притч 15, 25;Прем 2, 10; Сир
4, 10.
Издательство св. Петра Санкт-Петербург, 2000 г.
|
