Владимир Ерохин

ВОЖДЕЛЕННОЕ ОТЕЧЕСТВО

К оглавлению

Часть седьмая

СОКРОВИЩЕ СМИРЕННЫХ

377

ГЕРОИ РОССИИ АЛЕКСАНДР МЕНЬ

Герой смеет то, чего не смел никто. Есть понятие культурного героя — такого, как Прометей, принесший людям огонь с небес.

"Огонь пришел Я низвесть с небес на землю".

...Мы вышли из бассейна, и я сказал Павлу Виноградову, что уезжаю в Харьков на меневские вечера. , да,

— А, Мень, — сказал тинэйджер, что-то припоминая. — Это святой, что ли?

Я вовсе не хочу сказать, что устами младенца глаголет истина, но в народном чувстве остался след святости этого имени.

Его любили простые люди.

Помню, как на каком-то юбилее (то ли служения, то ли на день Ангела отца Александра) дядя Сережа Демакин, железнодорожник (он всю войну водил паровозы), вручил ему огромный букет цветов, которые сам же вырастил в своем саду, и, плача (у него сына убили в Иране), сказал:

— Отец Александр, мы все вас так уважаем и хотим проздравить...

А я подумал, как это было гениально сказано: проздравить — пронизать, пропитать здоровьем.

Его любили простые люди.

379

Как-то моя сестра пожаловалась ему, что заело хозяйство, быт... Отец глубоко задумался и ответил:

— Вчера я выкопал десять мешков картошки. — И, помолчав, прибавил по-английски: — "Ten"

Его понимали простые люди. И он понимал их.

Демократия имеет свою метафизическую, антропотеософическую глубину — неоспоримую ценность всякой личности, оправданную царственным богоподобием, уникальную, автономную самодержавность человека.

Православное учение о святых являет живой, непосредственный интерес к конкретной человеческой личности и ее возможностям. Почитание святых — предельная персонализация веры, ибо они открывают нам путь, который никому не заказан. Были святые, выбившиеся в святые из великих грешников, — как царь Давид, Мария Магдалина, Мария Египетская, из гонителей — как апостол Павел, и отступников — как апостол Петр; и князь Владимир, вышедший из гонителей и грешников. И святые герои — как Александр Невский и Александр Мень.

Меня поражает редкостный и, я бы сказал, изысканный демократизм почитания святых, где не важно происхождение, образование, не важны ни природа, ни среда, а только порыв личности к Богу и Божья Воля — подхватывающая этот порыв или прямо являющая Себя человеческой личности. И в каждом из святых, каждым, через каждого из них — жив Бог.

380

...Землю распалял внутренний огонь: лава, магма. Жидкая земля бушевала. Ее всплески и волны стали горами. И — спокойная гладь русской равнины.

Лицо отлилось: жидкое — в... не твердое, а мягкое, податливое, связанное с впечатлениями и мимикой, реакциями на события и страсти — морщины, гримасы, мина. Затем это чеканится и отливается в бронзе.

Под конец жизни отец Александр принял облик льва.

Богородица ощутила в себе Дитя от Святого Духа. На ее лице отражались покой и величие Бога, и человеческое смирение, и готовность принять волю небес. Подделка здесь невозможна.

Обличает самое себя бездарная физиономия "Марии Дэви Юсмалос Христос".

Магомет дергался в конвульсиях, впадал в смертную тоску. Человек не способен так лицемерить, так лицедействовать. Да в этом и нет внутреннего, онтологического, экзистенциального смысла.

Есть невозможность, с которой нельзя не считаться.

"Где Бог, там свобода", — не оттого, что таковы воля или свойство Бога, а оттого, что близость к Нему означает освобождение — перемещение с периферии в центр исторического бытия.

Центр — там, где мы с Богом. Поэтому освобождение — в молитве. Так возможна свобода и в тюрьме.

Свободен ли раб греха? Он действует произвольно — подчиняясь произволу демонических сил. Истинное Я — только Бог.

381

Мгновения уходят в вечность. Ни один взятый тобою аккорд не пропадает даром: мир един и Бог един. Эта жизнь нам дается как возможность. Все есть бытие, и небытия нет в нем. Трагедия есть утверждение добра смертью героя. '

Я — что-то вроде памятника, мимо которого вы ходите каждый день — и это влияет на ваше воображение.

... Появились странные личности в маскарадных белогвардейских мундирах, галифе, сапогах и фуражках с кокардами (мне это напомнило тамбовский кровавый карнавал Тухачевского). Кто-то объяснил, что это "сычевцы" — из умеренного крыла "Памяти". Они, невзирая на шиканье новодеревенских прихожан, встали на колени у могилы отца и склонили желто-черные с белым краем знамена к его кресту. Один, сняв офицерский картуз и осенив себя крестным знамением, поклонился могильному холму до земли, а другой строго пояснил: "Отец Александр — гордость русского народа".

Прихожане терялись в догадках: что это за провокация и кто бы мог их прислать? Насмотрелись тут всякого — и афганцев в пятнистых масккостюмах, и загорских попов с выражением сладостной ненависти на бравых подполковничьих физиономиях.

Рассказ сестры (после убийства отца Александра): шофер такси говорил: "Даже рэкетиры возмущаются".

Так в один день Александр Мень, бывший пастырем, апостолом и пророком, стал национальным героем.

382

И это не был миф. Начался новый — меневский этап российской истории. Через год был путч — отложенный на год.

И чем больше будут поносить отца его враги, тем более возрастать станет посмертная его слава, уводя в бессмертие.

И мудро поступили "памятники", что пришли и поклонились ему, склонив имперские знамена цвета осени — перезрелости земли.

Так кем же он был? Он был пневматологом — специалистом по исцелению человеческой души. Кто шел к нему? Больные, искалеченные душой, павшие духом люди.

Он не был похож на других священников.

Ему была свойственна необыкновенная молодость.

Он прекрасно владел материалом. Отсюда — его удивительная свобода, непринужденность, ненавязчивость.

Он схватывал все на лету и мгновенно, четко реагировал.

Никогда не жаловался, не рассказывал о себе. Это была скромность, граничившая с юродством, но никогда не переступавшая границ. И скромность его тоже знала . свой предел.

Со станции в церковь он шел пешком, иногда бегал.

Как-то раз я спросил отца Александра, какое есть средство от депрессии. Думал, он скажет что-нибудь вроде: "молитвою „и постом". А он ответил: "Бег! Становитесь на Старое Ярославское шоссе и бегите в

383

сторону Загорска, пока не упадете. И депрессия пройдет".

Советовал путешествовать: "Надо обладать динамикой души". Говорил: "Хорошо, что в храм надо ехать, совершать путешествие, преодолевать

трудности". Еще говорил: пока ноги несут, пока сердце бьется, идите в храм. И мне, когда я жаловался ему, что вот — не удается поститься: "Еще придет для вас время поста". *

Всегда ездил на такси, которое называл машиной времени. Я как-то пошутил: "Почему у отца Александра нет своей машины? Потому, что он все деньги тратит на такси".

Вы погружались почти по уши в его глубокое кресло, съедая за рассказом половину батюшкиного обеда. Он вышибал, вытеплял студено-голубой дух тоски смертной, депрессии и отчаяния. Это была его работа.

Когда я думаю о нем, мне вспоминается английское название книги Сэлинджера "Над пропастью во ржи": "The Catcher in the Rye" — "Ловец во ржи". Подростку снится поле ржи, а в нем — глубокий овраг, не видный за растущими стеблями. А в поле бегают играющие дети, которые могут упасть в пропасть и разбиться. И герой повести стоит у края обрыва и ловит подбегающих детей, не давая им свалиться вниз... Может быть, именно в этом смысле Спаситель говорил ученикам: "Я сделаю вас ловцами человеков"? The Catcher in the Rye. Ловец во ржи — над пропастью.

384

Это была открытая война с дьяволом, которую вел, то ремесленнически усмехаясь, то хмуря взмысленную бровь, отец Александр Мень.

В последний год он стал совсем седым. "Нива побелела", — пошутил я. Он был уже, как библейский пророк, усталый, величественный и ироничный.

Его службы отличались энергией, силой, четкостью, красотой и простотой. Он немного гнусавил — влияние церковно-славяиского языка с его носовыми звуками.

Мое первое впечатление в храме: старая женщина с необыкновенной, неземной, ангельской красотой лица — мать священника. Она вышла из катакомбной Церкви — подпольной, не признавшей власти сатаны. Так и воспитала сына.

Она диктовала мне Символ веры перед моим крещением.

Моя сестра ухаживала за ней в дни тяжкой, смертельной уже болезни. Рассказывала, что Елена Семеновна ночью просила зажечь лампаду: "В темноте я задыхаюсь". И это была не только астма, но и духовное неприятие тьмы.

После смерти Елены Семеновны мне остались гипсовое распятие, икона — "Голова Иоанна Крестителя" и черная шелковая закладка с вышитыми цветной ниткой словами: "Непрестанно молитесь". Ее лицо сияло уже светом иных миров.

Отец Александр очень ее любил и заботился трогательно и постоянно. За несколько часов до ее

385

смерти звонил мне в редакцию, просил раздобыть еще одно лекарство...

Хоронили Елену Семеновну зимой, в мороз. Мерзлую землю долбили ломами, оттаивали огнем. Гроб везли на саночках. От церкви к кладбищу шла скорбная процессия: впереди Мария Витальевна с распятием, затем, согнувшись от усердия, тянул санную веревку дьякон Александр Борисов с воспаленными, слегка безумными синими глазами, в смешной шапке с одним поднятым, другим опущенным ухом...

На поминках я познакомился с отцом Сергием Желудковым. Голубоглазый, маленький, лысый, седой, он был похож на Николая Угодника. Глаза излучали тот же, что у Елены Семеновны, небесный свет.

Есть известная фотография: отец Сергий и отец Александр. ("И нам покажется, что мы оставлены бедой. )

Отец Александр поднимал упавших духом. Кажется, он ни о чем так не заботился, как об этом. Победить отчаяние, скуку, бессмысленность жизни — значило для него победить сатану.

Он не был похож на других священников.

Существует стандарт "попа", созданный усилиями литераторов от Пушкина до Ильфа и Петрова. Помню, сам отец Александр как-то посмеивался над собою: "не гонялся бы ты, поп, за дешевизною" — по поводу какой-то неудачной покупки (приобрел советскую халтуру). Так вот, в нем не было ничего кликушеского,

386

шаманского. Он отлично владел материалом — отсюда и происходила его свобода. "Где Бог, там свобода", — говорил он не раз.

У него был принцип: ничего не пускать на самотек, все подвергать проработке. Так различаются природа и культура. Видимо, он догадался о том, что Бог заложил в душу, как способность, задачу саморазвития, усилий и труда.

Он знал сопротивление материала — косной материи, женского начала.

Он вел борьбу с инстинктом смерти.

В его книге "Магизм и единобожие" эта хаотическая стихия описывается как змей и океан.

Уныние у него бывало. И леность. (Он произносил ленность - как "тленность"}.

Силой духа он одолевал, сокрушал эти воинства тьмы. Для того и сам подметал пол, жарил картошку, сдавал белье в прачечную. Это была аскеза, то есть упражнение в добродетели.

Для него не бывало безвыходных ситуаций. От меня он требовал никогда не быть растерянным. Ему самому была свойственна предельная собранность. Лицо его было иногда суровым, вопреки обычному, я бы сказал, дежурному благодушию.

По сравнению с ним загорские священники воспринимались мной как секта жрецов.

Как-то, находясь у него в кабинете, я стал торопиться, сворачивать разговор: масса рукописей на столе, неотвеченных писем, груда книг... Он заметил,

387

спросил: "Вы спешите?" "Нет, — я ответил, — но у вас — работа..." "Вы и есть моя работа", — сказал убежденно отец Александр.

Это не было ремеслом или профессией. Это было призвание — как царей призывают на царство.

Он отдавал себе отчет в своем значении, но и в этом был кроток и смирен — без дураков, не превозносясь, но и без самоуничижения, которое паче гордости. В нем не было ничего ложного.

Я сказал ему однажды: "Мы живем только вашим светом". Он, подумав, ответил: "Очень может быть".

Другой прихожанин спросил: "Существует ли дьявол?". И отец сказал ему: "Увы!".

Помню шок американских историков, когда я изложил им, не ссылаясь на источник, комментарий отца Александра к войне с Наполеоном: "Дикари сражались против своих освободителей" (Бонапарт отменил крепостное право по всей Европе).

Я жаловался, что нет свободы творчества — давят власти. Мень ответствовал мудро: "И Александр Сергеевич пользовался услугами нашего друга Эзопа". Как сейчас, помню сентябрьский пронзительный день в Л'ианозове, чужую дачу, которую я снимал за тридцать рублей в год, певучие доски веранды, по которым раздумчиво топал легкий в повадках, по-медвежьи ловкий и внушительный духовный мой отец. Так и звучат в моей памяти, как скрипка в сопровождении рояля: скрип половиц, аккорды башмаков. "Противно жить согнувшись, как в пещерах", — сетовал я. Он

388

ответил: "Можно жить и согнувшись, это, в конце концов, неважно. И не забывайте, что именно в пещерах были сделаны такие открытия, как лук, копье, огонь и, может быть, колесо".

Я пришел к нему .в больницу, но и там он скормил мне грушу и расспрашивал о моих делах.

Письма он прочитывал в электричке, одну книгу написал за год — по десять минут каждый день, пока жена разогревала обед.

Был всегда бодр и, по возможности, весел.

Он сказал безнадежно влюбленному юноше, который ломился, как танк, к предмету своей любви: "Чресла есть у каждого". Другому: "За любовь надо бороться". А еще в одной, и тоже безнадежной ситуации: "Пусть она будет для вас — никто".

Обмануть его было невозможно. Он был прозорлив.

Как-то утром мы с Александром Менем прикалывали к стене его кабинета карту Святой Земли. Лицо отца выглядело обожженым — резкие черты, под глазами впадины теней: его накануне несколько часов допрашивали на Лубянке. Согнулась металлическая кнопка. Я бросил ее в корзину со словами: "Если кнопка согнулась, ее уже не разогнуть". "Ибо кнопка подобна человеку", — добавил отец Александр.

Согнуть его было невозможно. Только убить.

389

И еще одно мне вспоминается, когда я думаю о нем: строчка из гимна русского военно-морского флота "Коль славен наш Господь в Сионе" (когда-то его исполняли кремлевские куранты и "склянки" на всех кораблях) — "Ты любишь, Боже, нас, как чад". Вот так — как чад — любил нас отец Александр.

Почему возле него часто, слишком часто были плохие люди? Он обычно отвечал: "Не здоровые нуждаются во враче, но больные". А в одном, особенно смутившем меня случае: "Всегда есть надежда".

Он отвечал перед Богом, и до человеческих оценок ему не было дела. Хотя иногда эти две позиции совпадают.

Он всерьез считал, что лень — мать всех пороков. Ему были свойственны колоссальное самообладание и выдержка, нечеловеческая воля. Он потому и смог, уже убитый, дойти до своей калитки.

Он не сдавался никогда.

День его рождения совпадал с днем смерти Ленина, который в то время, да еще и в моем детстве, был всенародным праздником. И родственники Елены Семеновны шутили, что родился новый Ленин.

...Так случилось, что мне пришлось держать в руках записную книжку Зои Космодемьянской. Я тогда работал в "Литературной России", а в тот год праздновалось какое-то летие комсомола, и меня

390

послали в музей Ленина, где готовилась экспозиция и грудой лежали материалы из архивов. Среди них мне попалась карманного формата тетрадка в клеенчатом переплете — довоенный блокнот Зои Космодемьянской. Листая страницы, я обнаружил там стихи. Стихи о Ленине:

Смотрят с портрета его глаза. Его взор упрям и лучист. Умер семнадцать лет назад Богатырь, коммунист.

Потом шла поэтическая заготовка — строка: "Нам Христа заменил Ильич".

Была еще запись про Гайдара (что-то типа "Гайдар подыгрывает"). Они были друзьями — познакомились в психиатрической лечебнице. (Есть фотография: Аркадий Петрович и Зоя — в полосатых пижамах на скамейке в больничном саду.) Дальше шел адрес штаба партизанского отряда — где-то на Песчаных улицах. Нет ничего наивнее былин о "дубине народной войны" в то время. Партизанские отряды, которые могли бы оказаться боеспособными в условиях немецкой оккупации, формировались в Москве из профессионалов. (В американской армии такие части называются "guerilla forces".) Они забрасывались в тыл противника, а уже там обрастали местным населением. Гайдар, кстати, тоже погиб как боец партизанского отряда.

А я все вглядывался в строчку: "Нам Христа заменил Ильич". Вместо Христа. По-гречески — антихрист...

391

Священник, выходящий из алтаря, знаменует собой Спасителя, который вышел на проповедь. Господь называл Себя дверью, через которую народы войдут в Царство Небесное. Для меня живым образом Сына Божия и дверью в Его Царство был отец Александр Мень.

Необыкновенной была его любовь ко Христу. О Христе он знал, кажется, все. Он был высокий профессионал, блестяще знавший свой предмет.

Он берег время и тратил его экономно и аффективно. Говорил: "Время — вещь сатанинская. Надо его преодолевать."

У нашей прихожанки умер муж. Она плакала на клиросе. Утешил ее отец Александр довольно своеобразно — сказал: "Догонишь..."

Можно сказать, что он был ориентирован на вечность, он был спроецирован на вечность и сам был проекцией вечности сюда, на грешную землю, которую очень любил — конкретную: Загорск, Пушкино, Москву, Коктебель, Россию.

Отец Серафим Батюгов — священник катакомбной Церкви — сказал тетушке отца Александра Вере Яковлевне Василевской (они похоронены рядом в Пушкине — Вера Яковлевна и Елена Семеновна): "Только никогда не жалуйтесь".

392

Отец Александр дружил с Еленой Александровной Огневой. Сказал, когда она умерла: "За ее душу я спокоен". Умиротворенная, веселая, неунывающая даже в тяжелых обстоятельствах душа. Сокровище смиренных. Сокровище благих.

Есть три отношения к Богу: Он-отношение (познание), Ты-отношение (молитва) и Я-отношение (вдохновение).

"Непрестанно молитесь. За все благодарите."

Это подобно напряжению струны.

Или как стрела на натянутой тетиве.

Отец Александр понимал самосознание и труд человека как жизнедеятельность космоса. Бог есть Дух. Дух есть движение. Нельзя ничего пускать на самотек. Тут и вмешивается сатана (так в горницу, дом, выметенный и пустой, входят бесы, входит дьявол).

Мень никогда не называл себя богословом, ученым. Говорил, что степень кандидата богословия, которую он имел, — очень небольшая. Вместе с тем, отправляясь на лекции, всегда надевал нагрудный знак окончания Духовной Академии. Практически никогда не пользовался никакими записями — привычка проповедника. Говорил вдохновенно и страстно, при этом четко рефлектировал, никогда не забываясь.

...Мог ли я "наблюдать" его (в смысле A.M. Пятигорского, нашедшего и вместе с М.К. Мамардашвили истолковавшего древнеиндийский трактат "Виджняна вада": я могу наблюдать рыбок в аквариуме, рыбки в аквариуме не могут наблюдать

393

меня; Бог наблюдает человека, человек не наблюдает Бога)? Он знал и видел меня насквозь.

Его советы были верны и точны, но не всем нравились.

Он как-то ухитрялся справляться с гигантской массой людей, обступавших его, шедших к нему чередой. И людей, как правило, больных.

У него не было настоящих помощников — или было слишком мало. Он работал сам, один. (Последние его слова: "Я сам"). Отвечал на бесчисленные вопросы (еще задолго до лекций, приватно). У него была привычка задумываться и отдавать себе отчет во всем.

Я знаю людей, которых он вытащил из петли. Может быть, буквально. Знаю тех, кого он не спас — но они не хотели, не верили ему.

Разумеется, не следует отца Александра обожествлять, делать из него кумира. Да это было бы и не в его духе. Но он мог бы сказать, вслед за апостолом Павлом: "Не я живу, но живет во мне Христос".

Я спрашивал его, где (на чьей стороне) был Бог в минувшей войне. Он отвечал, что, скорее всего, Бог был сверху. Его дядя служил в финскую кампанию в Красной армии, а дядин кузен — по ту сторону линии фронта — в финской, где и погиб...

394

Александр Мень давал точный политический прогноз. И когда очередной раз умирал наш очередной правитель, я ехал к отцу Александру, спрашивать: что будет? Его предвидения в точности оправдались.

Он старался гасить страсти, примирять враждующие стороны. И как-то, в тяжелом конфликте, неожиданно для всех спросил: "Кто поставил меня судить вас?"

При всем своем экуменизме он был отчетливо русским православным христианином. Но было тонкое отличие его от советских попов. Он восходил к началу века, к русскому религиозному ренессансу, к эпохе Флоренского, Булгакова, Мережковского, Бердяева, к Церкви, ушедшей в катакомбы.

Чем была бы страна без него? Или если бы он избрал иной путь?

Был человек, прошел по земле, и следы его источают тонкий, животворящий аромат.

ЦВЕТОК ЛОГОСА

Как-то, по случаю дня его рождения, я сказал отцу Александру Меню:

— Вы украсили собой Москву, а может быть, и страну, как некий экзотический цветок.

Далее следовали совсем не обязательные слова о цветке, таинственным образом меняющем лицо земли, — которые, впрочем, оказались пророческими.

395

Но и отец Александр тогда предрек мне дар музыкального сочинительства, которым я в те дни бездумно пренебрегал, мечтая о литературе.

Я знал, что литература — игра, причем игра азартная, а искусство чтения так же необходимо, как искусство письма. И то, и другое — искусство жить в том измерении бытия, где фактом является сознание, дух — в чистом виде, а не как глазок фотокамеры. Не вторая, а, может быть, третья сигнальная система, уводящая в лабиринты неведомого. Этот мир прорывался ко мне снами, опасными фразами в журналистском блокноте. Гонорары в тот период были разными: три года, семь лет... Так измеряется область свободы.

В детстве я очень любил читать. До такой степени, что читал всюду и везде, как гоголевский Петрушка, чем весьма огорчал своих родителей. Они предпочитали, чтобы я упражнялся в игре на скрипке. Что я и делал: ставил у себя в комнате на нотный пульт (подарок Марии Моисеевны — деревянный черный пюпитр с любовно вырезанным на поверхности доски двуглавым лебедем-лирой; тамбовское музыкальное училище, кстати, тоже было в форме лиры — творение русского модерна) "краснокожую книжицу" Даниэля Дефо и часами пилил этюды Шрадика — благо, делать это можно было автоматически, одними пальцами, почти без участия сознания, услаждая благоговейный слух родителей, вполголоса переговаривающихся на кухне.

396

У родителей моих была "Библиотека приключений", купленная, собственно, для меня. Но Мария Моисеевна, заметив острым оком страсть мою к чтению, связала ее с неуспехами на скрипке, при несомненном для нее таланте, и потребовала навести здесь порядок. Что родители и сделали, заперев книги в стеклянно-деревянный шкаф.

("Господа, — сказал однажды на заседании британского парламента сэр Бойль Рош. — Не будучи птицей, я не мог быть в двух местах одновременно.") Но я выуживал их тайно, по одной и жил одновременно в двух мирах: реальном и книжном.

И вот однажды, в предисловии Майн Рида к "Квартеронке", я обнаружил поразившие меня слова: "Читатель! Перед тобой роман, и ничего более. Не считай автора книги ее героем".

В общем-то я и до того догадывался, что Джимми Хокинс — совсем не Роберт Льюис Стивенсон. Смущала позиция рассказчика — от первого лица. Но автор и читатель были в молчаливом сговоре между собой и эту деликатную сторону дела просто не обсуждали — как не вдумываются дамы и кавалеры в то, что, как сказала чеховская старая дева, "под одеждой они все равно голые ".

Опыт поэзии был другим. Гумилев и вправду воевал, охотился на львов, влюблялся, плавал по морям и был расстрелян большевиками как белый заговорщик. Есенин "по жизни" буянил и пил. Маяковский...

Но откровение Майн Рида сыграло роковую роль. Поняв, что литература — вранье, я потерял к ней интерес, занявшись журналистикой, которая на поверку тоже оказалась враньем.

397

Преимущество живой жизни очевидно — человек осуществляет ее как ценность и судьбу. В ней остается много скрытого от проницания человеческим взором, даже если он оснащен опытом и средствами культуры. Она есть живой поток, существующий вне и независимо от человека, прошлым и будущим своим упираясь в бесконечность, со всей очевидностью превосходящую конечность человеческого существования.

Даже телевидение, которое, как зрелище или как источник информации, -ставят в один ряд с восприятием живой натуральной действительности, — целиком рационально. В нем не остается ничего не сотворенного человеком. И в этом — его неистинность. Именно в этом, а не в недостаточной похожести движущихся картин на реальные объекты. Тоска по истине более высокого порядка, чем элементарная поверхностная реальность, "слизываемая" камерой с мира, освоенного опытом культуры, — вот что лежит у метафизических корней не всегда осознаваемого, иррационального протеста живого человека против действительности, препарированной экраном массовых коммуникаций, против жизни-обмана, жизни-бегства от жизни с ее проблемами и нашей ответственностью за них.

История человечества может в некотором смысле пониматься как движение от хаоса к порядку, от бессодержательного — к информационному; хаос, как известно, более вероятен, чем организованность, но усилия человечества противостоят ему. В извечном противостоянии хаоса и космоса человеческое мышление и сознание оказывается способным менять это соотношение, вырывая у небытия, вызывая из него новые сущности и смыслы и делая их принадлежностью

398

космоса. Каждая новая симфония или книга, обретая бытие, уже не принадлежит холодной бездне хаотической неопределенности небытия.

Творчество — "такая область деятельности человечества, где наиболее остро проявляется организующий и созидающий Логос (энтропия), который противопоставляется Хаосу — беспорядку, разрушению (энтропии)". Эта идея Павла Флоренского была разработана им задолго до того, как стала одним из основных положений теории информации. Борис Пастернак осмысливал историю как установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению. Для этого, говорил он, открывают „математическую бесконечность и электромагнитные волны, для этого пишут симфонии. История — вторая вселенная, воздвигаемая человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти. Творчество есть преодоление хаоса Логосом, преодоление смерти жизнью.

Любимым героем Марии Моисеевны был Алексей Стаханов — рабочий-энтузиаст, все время перевыполнявший план.

— Вот так же и ты, — наставляла она лентяев. — Задали тебе, допустим, четыре упражнения — а ты выучи шесть!

Ей очень нравились Ван Клиберн и Хрущев.

Большой палец левой руки, нагло выпиравший из-под скрипичного грифа, учительница сравнивала с Гитлером.

399

Волосы она укладывала короной, по моде того времени.

Их-за детских, очень ранних табу я стеснялся проситься в уборную, предпочитая терпеть и скрывать столь низменные побуждения плоти. Я трепетал перед музой музыки, чей ястребиный профиль был откровенно неземным. И сознаться в том, что мне хочется пи-пи, я отказался бы даже под дулом пистолета.

Легко проникнув в смысл моих мучительных топтаний, богиня молча отобрала у меня смычок и скрипку, положила их на рояль, взяла меня за руку и решительно повлекла в конец полутемного коридора, где за витой чугунной лестницей таился эзотерический учительский туалет.

Как ангел, я вспорхнул в ее руках, став над мраморной бездной, а цепкие пальцы скрипачки уже пришли на помощь изнемогающему стражу горьких вод, избавляя от мук и стыда смертного.

Всякая трава на земле имеет свою звезду, а народы — архангелов на небесах. *

Духовный человек должен вспомнить все, что с ним происходило, установить непрерывность, неразрывность сознания.

Я ощутил диктат свободы — как боль невыплеснутых слов-снов. И понял, что литература — дело Божие, когда нет других резонов заниматься литературой.

400

Нужна артикуляция, выговаривание как поступок и твердыня. Несказанное грешит небытием.

Язык влияет на характер. Израильтяне, возродив иврит, забыли идиш, и самый образ ашкеназийского еврея стал исчезать из памяти.

Мы лепим воздушные' замки —'словом.' Рисунок — контур, очерчивание, оглаживание, ощупывание. Означение словом — мозаика гласных и согласных звуков: неслиянно, членораздельно. Отсюда — возможность литерной кассы и клавиатуры. Но буква-звук — это иероглиф, аббревиатура, свернутый в зерно смысл. Причем здесь происходит двойная работа: кодирование и раскодирование смыслов. Смысл в чистом виде является изнутри. И это — "простое, как мычание".

Если вы хотите, чтобы ваше имя было окутано легендами, оставайтесь в России. Страна загадок, туманов, тайн, неясностей и намеков, запретов и бесчинств, самодурства и бунта. Тут нет середины, но

сердцевина — есть. Ее и называют — краем, хоть

краев и не увидать.

Я знаю, как тяжела и опасна власть земли. В земле мы начинаем гнить либо прорастать.

Россия — как водка: горька, в больших дозах смертельна — и притягательна.

Здесь столько пространства, что время уже не имеет значения.

Все смыслы сгущаются в острие, сердцевину личности — как жертвоприношение Авраама и жертва

401

Иисуса Христа. Как слово "царь" — острое и блистающее, напоминающее кетер — корону (венец).

Выбирая между Богом и раем, русский человек

выберет Бога.

Рильке считал, что Бог — это страна. И что Россия граничит с Богом.

Часто путают рай (эдем) и Царство Небесное. У мусульман, кажется, есть представление о посмертном рае как о саде. Евреи о загробном мире знают, но молчат.

Евангельские притчи и сюжеты Библии, все эти имена и характеры — имена в той же мере, как и все слова, понятия, которыми мы пользуемся. Слово — мост между Богом и человеком. И между людьми. И отсюда — высота предназначения поэзии.

Музыка передает несказанные глаголы. Живопись открывает язык пространств.

Корона — это свернутый огонь.

Легенда о Мефистофеле возникла из чувства симметрии — сатана воплотившийся. Такой же загадкой является фигура антихриста (у Христа и антихриста — одно лицо).

Наша жизнь напоминает мне молитву, написанную от руки поверх сборника похабных частушек. Страшна

402

неограниченная власть царя. Но попробуй ее ограничь: начинается анархия, произвол, всевластие бояр или бесчинство черни.

Бог может не вернуться никогда. И покаяние здесь мало помогает. Есть только надежда на примирение после смерти.

— Молчат.

— Потому что много знают.

(Рыбак развесил сети у себя во дворе. Его спросили, кого он ловит. Он ответил, что летучих рыбок.)

...Как луч осциллографа, смысл описывал поверхность бытия, драматизируя рельефы и оступаясь во впадины, сам будучи иным — иной природы. Но в этом считывании, сглаживании, ощупывании реалий была любовь и было оправдание добра. Закодированное уходило в иное бытие, как книжная посылка в Магадан, как в строчку впивается нота — тень тона.

ПРАВИЛО ВЕРЫ И ОБРАЗ КРОТОСТИ

Вспоминая известного человека, мы чаще всего задаемся вопросом: каково его влияние? Каково и на кого?

Священник Сергий Желудков учил меня церковному пению.

403

Помню храм Иоанна Воина на Якиманке (регентом там была жена A.M. Пятигорского Татьяна), где отец Сергий показал мне басовую партию. (До этого я пел ее совершенно неправильно — ошибка многих дилетантов: строил терцию там, где нужна квинта.)

Потом я взял плохонький магнитофон и отправился на его тайную квартиру на окраине Москвы.

Отец Сергий начал с антифонов:

— Народ должен припевы петь.

(В его "Литургических заметках": "Верующему на службе нечего делать ".)

— "Даст ти Господь по сердцу твоему и весь совет твой исполнит"... Псалмы Давида. Он ближе всех нам.

Саркастически исполнял, как объект уничтожительной критики, ныне очень

распространенный "придворный" распев-скороговорку: "Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи, яко сподобил еси нас причаститися..." (В интерпретации отца Сергия: "Ах, как нам все это надоело! Скоро домой пойдем... ")

Он стремился вернуть православной службе ее духовную мощь и красоту.

Показывал малоизвестные в Москве новгородские распевы.

Отец Сергий держался с необыкновенным, почтительным и нежным, деликатным и твердым достоинством, поколебать которое было страшно — как спугнуть птицу.

404

Отца Сергия Желудкова очень любил и чтил отец Александр Мень. Называл его леворадикальным православным богословом.

— "Исполним вечернюю молитву нашу Господеви..." — (просительная ектенья) — на молящихся хорошо действует. Он начал забывать прошения.

Отец Сергий был запрещен в служении. Возможно, ему повредило то, что он запротоколировал чудо исцеления на могиле Ксении Петербургской. (Опыт Ксении Петербургской показал, что душа — переменная величина.) И еще вскользь упомянул, что наотрез отказался давать властям какие-то показания.

Он всегда спрашивал, как-то очень по-детски: — Кто там?

Отец Сергий был совершенно нищий и ходил весь оборванный. Раз в неделю, в определенный день и час, по уговору со старшим братом, жившим в Ленинграде, он приходил у себя во Пскове на переговорный пункт, набирал номер без монеты и, услышав ответ, вешал трубку. Так они давали друг другу знак, что живы еще.

Отец Сергий Желудков был воплощенные бесхитростность и смирение. Воистину, "яко стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая" ("Правило веры и образ кротости",., — тропарь Николаю Угоднику). Маленький, голубоглазый, лысый, седой, он и сам был похож на Николая Чудотворца, неневестных дев

405

невестителя, от неправедный казни избавителя, Ария безумного посрамителя, покровителя летчиков и моряков, путешественников и узников — всех тех, кто в беде и опасности.

— "Кирие, элеисон... Парасху, Кирие... Ке то пневматису..." Мелодично очень это, и звучит ласково, хорошо.

Отец Сергий упорно пел ектенью по-гречески, и я связываю это с импульсом святителя Николая.

Еще мы пели "Единородный..." — великопостный и сокращенного знаменного распева: прославление Святой Троицы. Отец Сергий обнаружил в музыке восхитившую его "неполную терцию", а в словах — невиданную высоту:

— До самой Троицы проник человек!

Это была живая передача традиции — привычная, со времен катакомб. Православие: как правильно славить Бога. "Аз же только свидетель семь" — сознание целого. Мы — лишь части. Целое — Бог.

Однажды я не пришел — побоялся (меня предупредили, что в доме может быть засада). Мне было ужасно стыдно, а он похвалил:

— Хорошо иногда побояться.

Отец Сергий Желудков был человек абсолютной духовной чистоты. В нем не было ничего пошлого, приземленного, хотя ходил он по грешной земле в рваном сером пиджаке. Он был чистый и оборванный. И напоминал своим обликом Григория Саввича Сковороду, который любил говорить: "Мир ловил

406

меня, но не поймал ". "Пока ты не весел, то все ты нищ и гол."

Отец Сергий ругмя ругал акафисты, в своей книге всячески упражнялся в остроумии по поводу акафистов (мы рассказываем святому о нем самом) а меня и мою сестру учил петь — именно акафисты.

Очень смешно было читать и про одновременные крестины, венчание и отпевание в разных приделах храма — под крики новокрещаемых младенцев, скорбь плачущих по усопшему и ликование свадьбы.

В душе он возмущался всем этим. Противился церковной пошлости. Просил меня никогда, ни при каких обстоятельствах не петь "Царице моя преблагая" на мотив городского романса конца XIX века "Сухой я корочкой питалась" и даже прислал мне в редакцию ноты с этими двумя текстами — для наглядности назидания.

Я удивлялся тому, как охотно он общался с неверующими, но отец Сергий успокаивал:

— Это ничего, что неверующие. Важно — во что не верующие.

Он был ревностный служитель Божий. Это была ревность от чистого сердца и по уму.

Бес разрушительности действует в некоторых людях, в том числе и детях. В отце Сергии не было ничего демонического.

"Мир во зле лежит". "Князь мира сего" (он же — "князь тьмы воздушной"). Именно в этом смысле и

407

говорил Григорий Саввич Сковорода: "Мир ловил меня, но не поймал".

"Если не возненавидите мир, вы не достойны Меня". Дихотомия, оппозиция: Бог — мир. Мир (враг) улавливает каждого человека по-своему: духом тщеславия, слабости, лукавства. Мы ловимся на мушку сентиментальности.

Иногда ловушкой оказывается любовь. Я знаю человека, заразившего (поразившего) себя духом уныния, чтобы уподобиться депрессивному наркоману, к тому же убитому впоследствии при весьма неясных обстоятельствах (говорили — забитому до полусмерти в милиции), — потому что именно в этого депрессивного, "завязавшего" наркомана была без памяти влюблена девица, в которую так же без памяти и безответно, безнадежно был влюблен наш герой — некогда веселый и бодрый, а затем, уподобившись унылому прототипу, доведший себя до полного нервного и телесного истощения — астении и неврастении. , (Не случайно сказал Гумилев:

Я не оскорбляю их неврастенией,

Не унижаю душевной теплотой,

Не надоедаю многозначительными намеками

На содержимое выеденного яйца,

Но когда вокруг свищут пули,

Когда волны ломают борта,

Я учу их, как не бояться,

Не бояться и делать что надо.)

У отца Сергия его смирение не было самоуничижением, которое паче гордости. Это было

408

смирение пред Богом. Он все время прислушивался к своему внутреннему голосу — голосу Бога в нас.

И это не было какое-то специальное — меневское или желудковское — православие. За ним была традиция. Теодицея.

Это были живые ноты. Служение. Он не заботился о внешнем впечатлении: Бог мне судья. Перед судом своей совести. Я вспоминаю отца Сергия всякий раз, когда читаю молитвы к причастию. И — слова апостола Павла: "Те, кого не достоин весь мир, скитались в милотях и козьих кожах, в лишениях, изряднее же в гонениях".

Ему была свойственна какая-то особенная, угадывавшая мысли предупредительность, напрочь лишенная какой-либо угодливости. Это был царь в изгнании.

Вспоминается Хлебников ("Ладомир"): "И королей пленил в зверинцы ".

Мы — части целого. В нас высшее сознание — сознание Божие. Вот и сейчас, когда я говорю это, Бог мыслит и сознает мной, во мне, через меня. Я — мыслящий тростник, трость, ветром колеблемая и издающая звук — слово, логос, голос.

Мы проходили систему гласов (как славить Бога). И было ясно: "Ты любишь, Боже, нас, как чад". Мы — сыны Божий возлюбленные, продолжение Его. "Кто ны разлучит от любве Божия?" (Рим 8.35), "Истину глаголю о Христе, не лгу, послушествующей ми совести моей Духом Святым" (Рим 9.1), "По вере умроша сии

409

вси, не приемши обетовании" (Евр 11.13), "Иже верою победита царствия" (Евр 11.33).

л На кассете слышен голос отца Сергия:

— Ну что ж, я, пожалуй, исчерпался весь. Он исчерпывался всегда, весь, до дна, и Господь вновь наполнял его душу Духом Святым и огнем.

"Кто пнет сию воду — да не возжаждет вовек". Человек такой не умирает — смерть им не обладает.

ГДЕ КОЧУЮТ ТУМАНЫ

...Я положил Библию на подставку настольной лампы, чтобы она не падала, и вспомнил, что отец всегда подкладывал под ножку качающегося стола свое горкомовское удостоверение, говоря, что теперь стол стоит на твердой партийной основе.

(Человек не сам говорит. В нем говорят родовые структуры. Удивителен дар слова. Удивительна восприимчивость младенцев к слову — как тыкв к солнцу.)

Я родился в поселке при пороховом заводе. Теперь это город, зеленый и пыльный. Я хорошо помню его красные кирпичные дома, сосны, песок и асфальт.

410

Асфальт был вязкий и черный, он плавился в жару и лип к босым подошвам. Мы выковыривали его из тротуаров и играли тяжелыми смоляными шариками. У всех пацанов был в изобилии вар, который называли гудроном и жевали на манер чуингама, не ведая о существовании последнего. В большом ходу были самодельные ножи и стрельба из лука по вершинам сосен.

Здания, похоже, были построены американцами или, во всяком случае, по американскому проекту в короткий период конструктивистского флирта двадцатых годов. Там были очень странные подъезды с бетонными козырьками, холодильные ниши на кухнях, лестничные окна из рифленого неразбиваемого стекла.

Я все не мог понять, почему Атланта напоминает мне мое детство. А это были сосны. Котовск. Поселок при пороховом заводе. Эстетика асфальта и красно-кирпичных стен.

Улица имела два названия: Кирова и Буденного — для обмана шпионов-диверсантов. Наши соседи — даже и те не могли взять в толк, на какой же они, собственно, улице живут; одни уверяли, что — Кирова, другие упорно настаивали на Буденном. Лично мне больше нравился Буденный — его портрет, вполне созвучный песне, в, то время очень популярной: " Отпущу я для красы, как у Федьки-дворяика, усы".

Красавец-дворник моего детства был

мифологическим персонажем, поскольку дворников в

411

Котовске вовсе не было. Зато в соседнем с нами подъезде жил абсолютно реальный пьяница-маляр Федя Беликов по кличке Помазок, чьи передник и большая кисть вполне сходили за метлу и фартук дворника. (Пьяницами, впрочем, были все жильцы нашего дома, а может быть, и всего поселка.) Кличка эта — Помазок и даже самое имя по наследству перешли к Фединому сыну Генке, который на кличку охотно откликался, против имени же — Федя — решительно протестовал, Приходя в особенную ярость от нехитрого опуса, сочиненного дворовым менестрелем: "Я моргнул одним глазком — вышел Федя с помазком. Я моргнул двумя глазками — вышел Федя с помазками".

У меня был тряпошный клоун, которого я потерял на обнесенном ржавой колючей проволокой заброшенном полигоне через дорогу от нашего дома.

В Энн-Арборе (Мичиган) такой же точно травяной пустырь именуют прерией и берегут как национальное достояние. А у нас в Котовске это был просто старый полигон, в бурьяне которого я безутешно и горько искал своего молчаливого друга в алом остроконечном колпачке и плисовых галифе.

Осенью и весной я носил пальто с таким же точно капюшоном-колпачком (Red Riding Hood). А летом — линялые трусы и иззубренный бандитский нож.

Любимым героем был Тарзан.

Мы любили лежать на обочине и обстреливать гудронными шариками машины.

— С гуся вода! — говорила мама, окатывая после купания водой из корыта.

412

Морозное белье звенело и ломалось, принесенное в дом.

Кто-то подарил мне значок, видимо, прибалтийский, за который меня во дворе стали дразнить почему-то румыном.

Первое сексуальное впечатление: Девочки с нижнего этажа зазвали в свою комнату поиграть и, раздевшись донага и уподобив меня полубогу, сотворили дикарский обряд почитания фаллоса — особенность анатомии мальчиков повергла юных жриц в священный трепет.

Артиллеристы, Сталин дал приказ:

поймать фашиста, выбить правый глаз, — пели пацаны в нашем дворе.

(Почему именно правый — непонятно. Чтобы труднее было целиться?)

Канонический текст звучал иначе:

Артиллеристы, Сталин дал приказ.

Артиллеристы, зовет отчизна нас.

Из сотен тысяч батарей,

За слезы наших матерей,

За нашу Родину — огонь, огонь!

И когда впоследствии, в хрущевские уже времена, фильм этот подкорректировали, было нелепо и смешно смотреть, как военные»- дружно вставая и поднимая бокалы, поют:

Артиллеристы, точный дан приказ...

413

Из нашей жизни вырезали Сталина, и чего-то в ней стало не хватать — пока его снова не врезали.

Еще пели:

Если завтра война, Слепим пушку из говна,

Жопу порохом набьем

Всех фашистов перебьем!

Это в известной степени отражало готовность Родины к войне (перед войной) и было понятно жителям поселка при пороховом заводе. ("Получая, фашист, гранату!")

Когда дети спрашивают меня о смысле матерной брани, я объясняю им, что это — призывание древних фаллических богов-прародителей, магическое заклинание. И — боевое искусство, которым пользоваться можно только в бою — как и всяким другим оружием.

К потолку в клубе прилипли сгоревшие спички и окурки (их подбрасывали, предварительно плюнув и потерев о штукатурку стены). Пацаны натирали ремни серой со спичечных коробков, чтобы зажигать спички о ремни — в этом был особый шик.

Среди нас были ярые сторонники широкого и узкого ремня. Преимущества и недостатки того и другого орудия воспитания детально обсуждались.

414

Это звездный момент для родителя — порка ребенка: ощущение всемогущества, податливости материала, полет (сродни каббалистическому "иод", означающему царство).

Анекдоты. В них в невероятных амурных сочленениях сочетались Петр Первый и Екатерина Вторая, вечно попадали в какие-то непристойные авантюры два неразлучных друга — Лермонтов и Пушкин. А мне подумалось, что детская эротическая фантазия создавала вывороченный, искаженный, окрашенный грехом, но все же образ Царства Небесного, где встретятся те, кому это в жизни не привелось, — а было бы очень нужно.

Бежали радужные огни первомайской иллюминации. Сверкали обрамленные лампочками портреты Ленина и Сталина. В вязкой бархатной полутьме палисадника жужжали солидные, как бомбардировщики, майские жуки. И грузно звенел в отдалении молодцеватый оркестр.

Я вспомнил май моего детства, когда мы мчались с Раей и Лунет по бесконечной ночной магистрали в Атланте — это были вереницы, гирлянды движущихся огней: желтых — навстречу — и красных, обгоняющих нас. А в ресторане Данте Стеффенсона "Под палубой" ("Under the Hatcb") среди зеленых крокодилов, вальяжно дремлющих под звуки блюза в ярчайшем свете нагревательных ламп, обрамляющих борта пиратского корвета, доигрывал звездные пассажи

415

великий Пол Митчелл — пианист с мешковатой внешностью Окуджавы — ив таких же очках.

— Мой отец был украинским пианистом, — сказал Данте, седой и добродушный, с пышными боцманскими усами. — Я даже не смог бы сейчас произнести его фамилию: что-то вроде "Шапоровский". Он был очень известен до революции, выступал с концертами — ив России, и по всей Европе. Когда началась первая мировая война, отец попал в армию. И вот в бою итальянский солдат узнал его (был однажды на концерте) и спас ему жизнь. В благодарность за это, когда я родился, отец назвал меня Данте.

— Но почему фамилия — Стеффенсон?

— Отец в эмиграции умер. Мать вышла замуж за датчанина — отсюда и фамилия...

Потом, уже в Москве, я нашел в своей нотной библиотеке потрепанный сборник, выпущенный в Киеве в 1922 году: "Repertoire Moderae. Collection des pieces pour piano, revue et doigtees par le professeur G. Chodorowski". Уж не отец ли Данте Стеффенсона?..

Про Данте говорили, что он живет в вагоне — точнее, в своем собственном локомотиве, на котором разъезжает по всем Соединенным Штатам. В жуткие январские морозы он совершил путешествие на Украину, а в другой раз проехался экспрессом по всей Восточно-Сибирской магистрали.

С Полом Митчеллом он познакомился в джаз-клубе, в начале шестидесятых годов и, открыв ресторан "Под палубой" (купил где-то старый, полуразобранный итальянский корвет), пригласил на работу. Временами

416

Митчелл порывался уволиться — звали в другие места, почетней и доходней, и всякий раз Данте уговаривал его остаться, и прибавлял ему жалованье. Наконец, в очередной раз, Стеффенсон решительно сказал:

— Послушай, Пол, ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не смогу с тобой расстаться. Давай так: будешь хозяином корвета наполовину со мной. О'кей?

И вот Пол Митчелл играет со своим трио черных музыкантов — теперь уже в своем собственном ресторане "Under the Hatch" — на квадратном возвышении, среди мерцающих керосиновых лампад на столиках, где в котелках кипит расплавленный сыр. В него макают, натыкая на длинные вилки, кусочки мяса, яблок и запивают все это дивным сухим вином, и вполголоса беседуют под волшебные звуки рояля, джазовых колоколов и шестиструнной бас-гитары. Данте Стеффенсон справедливо считает, что трапеза из общего котла, у огня, сближает и сдруживает людей.

В мужском сортире, стилизованном под офицерский гальюн, над унитазом красовалось рифмованное воззвание, выжженное на полоске фанеры щеголеватым писарским курсивом:

Друг!

Не ссы на круг.

Подними его.

Дайте.

417

Мне нравится американское понятие "о'кей", приучившее людей к точности и тщательности исполнения всякого дела. (Ему соответствует русское "ладно".) Говорят, оно возникло с легкой руки генерала Ли — главнокомандующего армией южан. Якобы он был малограмотным и на одном проекте приказа, подготовленном адъютантом, начертал сокращенно-фонетически: "O.K." — имея в виду, что там все правильно — "all correct" (тогда уж надо было: "А.С."). Но офицерам и солдатам пришелся по душе неологизм, и они разнесли его по всей стране.

(Хотя, по другой версии, случай этот приключился с президентом Эндрю Джэксоном.) . , .

Слышал я и историю о том, как генерал Ли прибыл в ставку главнокомандующего войсками северян генерала Гранта, чтобы подписать капитуляцию, и после этого они вдвоем так перепились, что к утру никак не могли вспомнить, кто же, собственно, выиграл войну. Наконец генерал Грант снял с себя шпагу и, протягивая ее собутыльнику, решительно сказал:

— Что ж, генерал, ваша взяла. Поздравляю вас с победой. Это была приятная война.

(Но это, конечно, анекдот.)

...Если что и создано великого в двадцатом веке, так это джаз — воздушная крепость, противостояние авторитарным формам сознания.

Лунет горделиво сказала: — Здесь играют короли.

418

Когда была разбита армия генерала Ли, инструменты военных оркестров за бесценок распродавались на аукционах. Негры во множестве скупили их и стали играть на свой лад — так начиналась эра диксиленда.

Атланта была оплотом южных штатов в гражданской войне. До сих пор вспоминают защитников их последнего бастиона — протестантского храма по дороге на Чаттанугу. Помню фотографию в музее — чернокожий солдат, воевавший на стороне южан. Он не захотел расставаться со своим другом и хозяином — сержантом армии конфедератов — и пошел на войну добровольцем.

Твердые, звонкие, гулкие звуки рояля, их гармония создали, наряду с философией романтического идеализма, европейскую ментальность. И как созвучны они оказались африканским барабанам во времена рэгтайма!

И, конечно, африканские барабаны и возникший позднее джаз были отголосками магических культов.

Петр Демьянович Успенский утверждал, что нынешние дикари — деградировавшие потомки древнейших цивилизаций.

Возможно, наскальные рисунки — хулиганство древних подростков.

И истоки — не на Востоке, а на Западе — в

Атлантиде.

419

(Это были периферийные области Атлантиды — Мексика на западе, Египет на востоке. Как если бы от России остались только Тирасполь и Магадан.)

В Америке смешались мистика индейцев, оккультизм африканских магов и протестантский прагматизм.

Как гениально и зло заметила Элла Лаевская, "индейские духи отомстили", — о фильмах ужасов, наркотиках и небоскребах — продолжении инковских пирамид.

Первобытные шаманы использовали отвар из

мухоморов для получения галлюцинаций. Благодаря этому, как считает Василий Васильевич Налимов, у человечества возникла способность воображения.

(Его дед был зырянским шаманом.)

Мэри Дилуорт протянула нам . фаянсовую скульптурку, изготовленную ее черным учеником: яйцо на ножках, обмотанное синей шерстью. Из середины обмотанного торчал бледный отросток (сучок).

— Это пенис или нос? — деловито спросила Лунет.

— Нос, — ответила Мэри.

В ее домике на озере стояла фисгармония и сушились огромные рыбы, готовясь стать настенными коллажами.

Переселяясь, народы берут с собой своих богов.

420

Когда негров в невольничьих цепях, в трюмах кораблей везли в Америку, африканские боги были бессильны. (Духи, местные, климатические боги.)

Понятна попытка бегства Ионы "от лица Господня". В то время думали, что от Бога можно скрыться, как от земного царя.

Путь с Богом — опасный путь. Вас может растерзать беспощадная совесть.

...Шел бродяга из моршанской тюрьмы — "сидел за Есенина". Попросил воды напиться. Мой отец (тогда — мальчик) вынес ему молока. Допив молоко, бродяга нарисовал карандашом портреты и моего отца, и его братьев и сестер, и его матери — Натальи Николаевны Мандрыкиной. И рассказал, что сидел за Есенина — за чтение вслух его стихов.

Бога можно потерять — как упасть, оступившись, лицом в грязь. И Он может не вернуться.

Мой дед Андрей Арсентьевич Ерохин работал в Котовске кочегаром.

Господь наказывает безмолвием, бесплодием иначе говоря, Он не приводит.

421

Социализм пахнет черным хлебом, яблочным повидлом и селедкой. Армия — тройным одеколоном, гуталином и табаком.

Я замечал, что взрослые предпочитают выпивать при ярчайшем свете люстр: им всюду чудились враги.

Друзья моего отца, хряпнув водки, крутили головами и приговаривали:

— И как ее только беспартийные пьют!

По праздникам у них были серьезные, суровые лица — норма партии большевиков.

Хоть маленькая и пусть даже косвенная принадлежность к "начальству" в корне меняла установки и привычки человека — как будто существует две правды: одна — для "народа" и другая — правда закрытых писем.

Сталин сбил ритм жизни, передвинув активность на ночные, самые темные часы. Мой отец спал в горкоме на кожаном диване, положив ноги в сапогах на стул с подстеленной газетой.

И где-то там, в глубине бытия, маячил народ — нечто, противоположное начальству.

(Вот так они всегда — ограбят, а потом поют:

Деревня моя, деревенька колхозная...

422

Бердяев говорил, что социализм есть жестокая сентиментальность и сентиментальная жестокость.)

Отец играл на мандолине, и целлулоидный медиатор, которым он теребил, ее сдвоенные струны, был вырезан, возможно, из мыльницы, а, может быть, жесткого подворотничка его офицерского кителя с большими медными, на зажигалку похожими пуговицами.

(Сталин любил повторять: "Мы — старинные русские люди...", ввел в партшколах аристотелеву логику и мечтал короноваться.)

Наша армия выиграла войну, и русские офицеры клали ногу на ногу в обширных галифе, откинувшись на спинку дивана, привычно-горделиво, и прикуривали, сморщив гильзы папирос, давясь победным дымом, и слушали, покачивая хромом пружинистых сапог, гортанный всхлип аккордеона.

Бесшумно выдвигался, целясь, глаз цейсовского фотоаппарата, черного и громоздкого, как рессорный экипаж. "И-и валенки, д'валеики-и..." — скрипел базарный граммофон, и катился на роликах тачки небритый инвалид, звеня латунными медалями. Автобус

в Тамбове был ало-золотой, с дверями-гармошками, и

клик его был петушиный, как пенье диванных пружин. Пир победителей.

423

(Ветеран войны Василий Гаврилович вспоминал, что при Сталине всегда было пиво, водка, бутерброды с красной икрой.)

— Дай пять! — ухарски улыбаясь, предлагал какой-нибудь дворовый заводила. А когда простофиля доверчиво протягивал ему руку, быстро жал ее и, отскочив, говорил: — Будешь вечная б.., пока не передашь другому.

Так рождалось недоверие.

Это потом уже появилась новая аристократия, красивые мальчики и девочки — дети больших начальников.

"Не кочегары мы, не плотники, а мы партийные работники", — пели, подвыпив, приятели моего отца.

(Сталин играл в шахматы человеческого роста и всегда выигрывал.)

Они носили сапоги с галошами и кители защитного цвета — брюзгливое начальство. Выражение лиц было бдительно-напряженным, всегда готовым к

непримиримой борьбе.

"В мире нет таких крепостей, которых бы не взяли или не смогли бы взять большевики".

424

Мы до слез смеялись над этой формулой с Ириной Алексеевной Иловайской, когда она сказала:

— Вот — печатают же они "Русскую мысль" в своем издательстве "Пресса" (бывшая "Правда").

Большевики поразительно легко сумели победить свою же собственную крепость — коммунизм, в одночасье оросив державу радугой трехцветных знамен.

(Сталин любил Вертинского: заводил по ночам патефон, слушал тайком, а потом ложился спать. )

Наука политэкономия, которую отец преподавал, толковала об абсолютном и относительном обнищании пролетариата при капитализме — как будто и не было рядом наших, советских нищих. А я их отлично помню, сидевших на тротуарах, стучавшихся в каждую дверь. Мама удивлялась, что они отказываются брать хлеб, предпочитая медяки. А она помнила время, когда просили хлеб.

Женя Земцов рассказывал, как к ним пришел нищий. Ему подали вареную картофелину, и он съел ее вместе с кожурой.

"Мы не рабы. Рабы ие мы. Мама мыла пилораму".

Непосильный непрерывный труд стал судьбой людей того времени. Наградой был относительный комфорт и тепло.

425

Вожди не спали ночами. Ленин часто работал по ночам. Сталин так и продолжал не спать. От этого развивался склероз, мозг цементировался.

Летом кители и брюки делались кипельно-белыми.

Любимая шутка Сталина: неслышно подкравшись во время застолья, подложить помидор на стул произносящего тост соратника, — к примеру, Молотова или Кагановича. Шутка регулярно повторялась — и ничего: все, как один, хлопались белыми штанами на помидор, словно и не подозревая подвоха. Вот смеху-то было! А Никита Хрущев что отмочил: больной горячкой, с температурой под 40, в расшитой украинской рубахе плясал гопака перед вождем — за что был удостоен ордена трудового красного знамени.

(Говорят, Сталина выгнали из духовной семинарии за то, что он в церковь на руках вошел. Семинария описана им в "Кратком курсе истории ВКП/б/" как завзятый источник марксистских идей.)

По фамильным преданиям, в юности мой дед Андрей Арсентьевич был сильно верующим. Священник в их селе считал его своей надеждой и опорой. Но вот как-то приехали из столицы сыновья попа — революционеры. В доказательство ложности христианского вероучения они подвели моего будущего деда к своему родительскому окну, чтобы он воочию убедился в том, что батюшка вкушает курицу — и не

426

когда-нибудь, а в дни Великого поста. Благочестивый Андрей захворал, лежал в горячке, а когда иерей пришел его поисповедовать, покрыл пастыря старинным тамбовским матерным словом — от чего поп, в совершенном согласии со сказкой Александра Сергеевича Пушкина, "лишился языка". А дед мой, поправившись, забросил свой нательный крест в крапиву и подался в город, где выучился на кочегара.

Он был раздавлен в день получки толпой рабочих, навалившихся на кассу.

Герцен, не знаю, насколько справедливо, писал, что буржуа и пролетарии — духовные двойники: их интересы одинаковы — лежат исключительно в сфере материального, только направлены противоположно. Впрочем, Александр Иванович был барин, со всеми свойственными этому сословию причудами и предрассудками. Представляю, как раздражали яснополянских мужиков барские затеи Льва Николаевича Толстого ("пахать подано" и все такое прочее). То-то они загадили его могилу, когда пришли большевики.

Слово опасно своей легкостью: это легкость рычагов управления самолетом.

А в селе Богослов Костромской губернии комсомолки соорудили в алтаре собора катапульту, положив заборную доску поперек кирпича. Они по

427

очереди справляли большую нужду на лежащий на полу конец доски, а затем с размаху топали по поднятому ее краю (как при игре в "чижика"), так что свежеиспеченный снаряд взлетал под самый купол, застывая на фресках причудливыми рельефами. (Соревновались — кто выше.) Когда стоявшим в селе продармейцам надоело это зрелище, они прогнали воинствующих безбожниц и начали — надо сказать, довольно метко — палить из винтовок по контрреволюционным ликам пророков и святых.

Помню, как пожилая монашка в метро сказала,

отчетливо выговаривая букву "о":

— Человек скоту уподобился...

И стоят пустые, разоренные деревни земля вымерших марсиан.

Я понял, что наши души действуют во времени, а тела — в пространстве.

Я нес домой алюминиевую проволоку, чтобы сделать падчерице шпагу, и думал о том, как хорошо быть кузнецом, ковалем, оружейником.

И о днях, когда они лишили нас оружия.

428

Невооруженный человек подобен зверю — низведен на биологический уровень зубов и кулаков. Оружие — инструмент защиты, достоинство свободного человека. При Павле I офицера сажали под арест, если он выходил на улицу без шпаги. Крестьянин путешествовал с клюкой — от собак, разбойников и дураков. Посох митрополита — знак власти. (Каждый — князь в своем уделе.)

Надо было сдавать оружия, не поддаваться не паспортизации.

Меня поражало то, что в галантерейных, парфюмерных отделах универсальных магазинов такой пустяк, как одеколон, лента или туалетное мыло в обертке заворачивают в фирменную бумажку и склеивают красивой липучкой, а хлеб передается из рук в руки просто так, без всякой упаковки. Потом я понял, что это — сохранившееся, инерционное (от старых времен) разделение на господские и людские товары.

Отцов старший брат Алексей Андреевич играл до войны на скрипке в кинотеатре "Модерн". Скрипка ему досталась по наследству от нищего слепого скрипача.

Сколь многое в человеческой судьбе зависит хотя бы от такой мелочи, как год рождения. 1921-1923-й годы — почти весь этот призыв был убит или попал в плен в

429

первые месяцы войны. Наступали и побеждали потом уже солдаты следующего поколения. Оставшиеся в живых ровесники отца были все перекалечены, и это не удивительно: огромное количество боевой техники работало специально для причинения людям вреда. Отец вернулся с войны с пробитой челюстью и стальным осколком, застрявшим в голове.

Отец мой ушел в армию в сороковом году. Он служил на румынской границе, а потом командовал штрафным батальоном, отходившим к Сталинграду.

Красная армия отступала через казачьи станицы, под палящим солнцем, по солончакам. И никто не вынес им даже ковша сырой воды.

(Помнили расказачивание...)

Двадцатилетнего лейтенанта Ерохина, раненного на переправе через Дон, спас его ординарец-грузин — вплавь дотянул до берега и отнес на плечах в медсанчасть.

Батальоном мой отец командовал один день, а точнее — один бой, потому что дней было много, а бой — один.

Война пахнет разрытой землей - запах окопов и могил.

430

Многие считают войну временем. А это было пространство. Пространство ада, надвинувшееся на мир. И все, что в нем происходило, было адом.

— Офицеры, которые Германию грабили... — промолвил как-то старый воин.

И в этой реплике сквозило сожаление, что грабили — без него...

Мои родители познакомились в Котовске после войны. Свадебное путешествие - — на велосипеде в деревню к дяде Сереже за мешком картошки: все, что было в доме, съели гости.

Смерть Сталина. Соседи собрались ночью у репродуктора. Мама плакала. У девочек в школах выплетали ленточки из кос и вплетали траурные черные. Повсюду полыхали флаги, красно-черные, как погребальные костры.

Белый верх, темный низ — пионерская форма диктовала дихотомию верха и низа, манихейский дуализм.

Митька Бушелев, недослышав взрослых (потом он действительно оглох), передавал нам:

— Сталин умер, но тело его живет.

Это отдавало жутью и было непонятно — как это: умер — а тело живет.

431

Рассказывали о мавзолее, где лежат вместе Ленин и Сталин, как у них сложены руки — как будто спят.

Соседке Лене-Сумасшедшей снилось, что за ней гонялся, встав из гроба, музыкант "Март" Наумович, чьи грандиозные похороны она видела в Тамбове.

В клубе над лестницей висела картина: Сталин в форме генералиссимуса, не в традиционных сапогах, а в лаковых ботинках и брюках с лампасами, спускается тоже по лестнице, в окружении народа. Так что всюду он был с нами, как живой.

(Мы вам так верили — а вы обманывали нас всю жизнь)

Горели, грели ночь рубиновые звезды. Трубка вспыхивала и гасла. Он прикуривал от звезды и шел в ночной дозор по кремлевской стене, запахнув поплотнее шинель и надвинув на лоб фуражку с такой же точно звездой.

Засыпает Москва, Засыпают деревня, Только Сталин не спит, Только Сталин не спит..

Он зорко всматривался в рубежи родной державы, и от взора его орлиного не мог укрыться никто.

432

Проезжая на трамвае мимо парка "Сокольники", можно было прочесть выведенную вдоль длинного забора фольклорную надпись: "Если б не было жидов, был бы Сталин жив-здоров".

Толпа на Цветном бульваре била черного кучерявого человека, который вырывался и кричал, что он не еврей, а армянин.

Я часто думаю о том, какую роль играет в моей жизни боль. Возможно, мои мигрени — стигматы: (безусловная, хотя и незримая реальность). Отец редко не болел. Это были наши самые счастливые минуты.

Суровый и правдивый, мучимый постоянными головными болями, полный инвалид в свои двадцать три года, отец вряд ли был завидным женихом, но мама вышла замуж именно за него — защитника родины, отвергнув первейших красавцев Пензенской улицы.

...И я явственно представил себе, как он, облокотись на высокие подушки и сдвинув колпак настольной лампы, чтобы не мешать соседям, долгими бессонными ночами лежал в этой палате и читал, вдыхая запах лекарств и апельсинов в белой обшарпанной тумбочке.

Смерть и боль — архангелы войны.

433

На каком-то витке своей фронтовой судьбы мой отец был адъютантом генерала. Рассказывал, как однажды удалось проехать через кордон: надел генеральскую фуражку и висевший в машине китель хозяина. (Часовые отдали честь.) Возможно, он и сам мечтал стать генералом — основания были. Возможно, что теперь, в Царствии Небесном, он — генерал.

"Далеко-далеко, где кочуют туманы..." — пел картонный голос в репродукторе. И это был Котовск — город при пороховом заводе.

Сосны, песок, асфальт. Полигон, игрушечный клоун.

Домино во дворе, наборные ручки финок, трофейный аккордеон.

Дождь.

Трехэтажный дом темно-красного кирпича.

Женщины собирали из-под водостоков мягкую воду для мытья волос.

Плоские дымовые трубы. Елка со свечами.

Меховое пальто мамы, обсыпанное снегом. Инвалид-сапожник, пропахший махрой. Луки и стрелы, синие татуировки пацанов. Красные светлячки папирос.

434

Я и мое тело. Я и моя душа. Я смотрю изнутри себя. Я смотрю внутрь себя.

"Вещество имея матерь, и бреиие от отца, и праотца персть, и сих сродством на землю весьма зрю: но даждь ми, предстателю мой, и горе воззрети когда к небесной доброте ".

Это были неправдоподобно крупные яблоки на неправдоподобно высоком дереве — и их было невероятно, фантастически много.

"Мы посадим сады, золотые плоды мы подарим отчизне своей", — вырвалось из тех лет.

Мама — глина, и почва — глина, родная земля.

Бытийственность. Я оценил ее в Лианозове, где горела печь и дуб заглядывал в окно корявыми ветками.

Помню вокзал и Тамбов — вагоны, базар, карусель, заросшую лопухами Пензенскую улицу и деревянный дом моего деда.

Дед мой Степан Димитриевич Рожков был отчаянным гулякой, неудачливым партийцем и талантливым мастеровым. Он сам заливал зеркала, вытачивал резную мебель. Мне запомнился неистребимый запах махорки в его мастерской.

Дедушка сделал мне настоящую саблю, которой я очень гордился. Когда я вырос, мама подарила ее кому-то из детей нашей многочисленной родни.

На столе у деда, невероятно захламленном железными и медными аксессуарами кустарного его ремесла, стоял бронзовый бюст Ворошилова, на голове

435

которого обыкновенно болталась великоватая для полководца военная дедова фуражка. Рука деда у запястья была грубо зашита рукой военно-полевого фельдшера.

Моя бабушка Марья Ивановна Соковина в детстве пела в церковном хоре. От нее, должно быть, моя мама унаследовала хороший голос. Мама мечтала стать артисткой, но началась война, и она пошла в школу шоферов, где давали рабочий паек, который спас от голода ее младших братьев. Когда братья Рожковы подросли, они все стали шоферами.

Лианозово было московским поместьем Бенкендорфов. Было у них и еще одно имение — в Сосновке под Тамбовом, где родились моя мама и бабушка, где прабабка мамина — красавица Мамика — служила экономкой и жила в доме барина. От нее достался маме большой перламутровый с бронзой австрийский крест и литой колокольчик в виде лилии.

КУПАНИЕ КРАСНОГО КОНЯ

В тех местах воевал с крестьянами Григорий Иванович Котовский — герой гражданской войны, бывший до революции разбойником.

Тамбовцы хоронились в лесах. Коммунисты давили их танками, бомбили с самолетов. А потом подвезли дальнобойные пушки и снаряды с ипритом. Противогазов у повстанцев не было. И долго еще

436

растекался по чащам, цепляясь за ветки, фиолетовый туман — пока не погибли все.

Победителей не судят — некому.

Красные думали: никто и не вспомнит. Над Россиею иебо синее. Наша армия в поход далекий шла. Кони сытые бьют копытами. И некому будет отомстить.

(Вы хотите забыть свое прошлое — а прошлое бросается вам в лицо.)

Помню, как меня поразил термин "классовый отбор учащихся" в архивном документе тамбовского музыкального техникума. Пахнуло отвратительным запахом крови и падали, рвотным, смрадным ветром революции — духом помоек и отхожих мест.

Тамбов душили красные мадьяры — военнопленные царской войны.

Храмы стояли напоминанием о том, зачем человек живет, удерживая людей от озверения. В этом селе храм переделали в элеватор, а он все равно впечатлял и возвышал душу, и вселял мужество и надежду.

"На ложи моем в нощех исках, егоже возлюби душа моя..."

(Ньютон был прав. И он особенно прав в России.)

— Тухачевский повстанцев танками давил, — задумчиво промолвил отец Александр Мень. — А примкнул бы к тамбовцам — глядишь, жив был бы и по сей день...

437

КОММУНИСТ

Рассказывая мне про учеников моего — девятого — класса, директор, в частности, с опаской предупредил, что среди них есть Котя-коммунист, который ходит в школу с автоматом. Сам я автомата не видел, но Котя этот был и вправду коммунистом и носил в своем обитом жестью "дипломате" рогатку, полевой телефон, гранату (возможно, не настоящую) и подпольную газету "Молния", которой щедро потчевал меня, за неимением других реципиентов.

На моих уроках словесности все дети писали стихи. Котя выдал такое, почти приравнивавшее его к позднему Маяковскому (до раннего ему еще предстояло дорасти):

Дипломат

режет

матом, как наш алкаш.

Под глазом — фонарь,

на шее — шарф,

башка — арбуз.

438

На ней

натянут

дырявый

картуз.

Я был в полном восторге и поначалу принял этот шедевр за историческое описание, скажем, 1919 года. Но Котя заверил меня, что это вполне современный портрет депутата Госдумы.

Взрывная энергия юного большевика нашла, как мне казалось, хорошее литературное применение, но не тут-то было. Первого мая 1993 года, когда я с другими ребятами был в биологической экспедиции в Тамани (мы ездили наблюдать дельфинов), Котя участвовал в красной демонстрации в Москве, дрался с милицией и был доставлен в участок, откуда его вскоре отпустили, но записали все данные: кто он и откуда.

И вот приглашают нас с директором школы в прокуратуру и начинают снимать допрос: что за человек этот Котя, да чем увлекается, и не ведет ли среди детей подрывную коммунистическую пропаганду. И кто, как нам кажется, на него влияет из учителей.

И вспомнилась тут мне брошюра, составленная неведомым юристом-диссидентом и весьма популярная в определенных кругах в андроповскую эпоху: "Как вести себя на допросе". (Замечательная была брошюра. Я запомнил ее наизусть.)

439

И почувствовал я себя ну в точности как в лучшие времена: та же прокуратура, следователь, те же вопросы, только не диссидентов ловят теперь, при новых властях, а коммунистов.

Словом, услышав первый вопрос тетеньки-следователя, я почти рефлекторно задал свой — из той самой- просветительной брошюры:

— В качестве кого и по какому делу мы сюда вызваны?

Тетенька-следователь (надо сказать, довольно молодая) несколько смутилась, но быстро оправилась и пояснила:

— Да нет, что вы так уж официально... Ваш Котя Дудукин ничего уж такого особенного и не натворил. Он у нас проходит как свидетель.

— Хорошо, — говорю я очень вежливо — так, как будто никакого путча не было — и всех прочих приятных событий, последовавших за ним (а может, и правда — не было?..). — Если он — свидетель, то мы — кто?

Это поставило ее в тупик:

— Как кто?.. Да нет, мы просто так поговорим.

— А где протокол?

Ее отношение ко мне резко переменилось:

— Протокол вам нужен?

— Без протокола разговаривать не будем.

440

Это был первый канон из брошюры "Как вести себя на допросе". Он значился там под литерой "П" ("Протокол "): требовать протокола.

Второй был зашифрован — на случай беспамятства, шока от побоев — чтобы без затруднений вспомнить — буквой "Л" ("Личность"): то есть — "Вы не имеете права задавать вопросы личного характера".

Далее шла буква "О" ("Отношение"): "Это не имеет отношения к делу". »

И, наконец, последняя — четвертая литера — "Д" ("Дело"): "По какому — или, точнее, — по чьему делу меня допрашивают?". (Если дело завели на вас, показаний — в сущности, против себя самого — можно не давать. А вот свидетель, в отличие от обвиняемого, обязан давать показания. За отказ в этом случае могут привлечь к уголовной ответственности. Но сначала должны назвать обвиняемого и суть дела.)

Вся система кратко, для удобства пользования и припоминания, называлась: "ПЛОД" — по первым буквам ключевых слов: "Протокол", "Личность", "Отношение", "Дело". Запоминалось легко и всплывало в памяти автоматом.

Важной вещью была еще повестка. Если ее приносили домой — ни в коем случае не надо было брать. А если взял — внимательно изучить: все ли там в порядке. И если не проставлено время визита, номер комнаты, фамилия вызывающего и, главное, — повод, по которому вызывают,"— ни в коем случае не ходить. Чекисты часто забывали поставить подпись и печать, что также делало повестку недействительной.

441

Телефонных разговоров с ними — избегать. И особенно — неформальных контактов, к которым они почему-то были особенно склонны: предлагали встретиться на почтамте, в кафе — для дружеской беседы. Некоторые простофили на это клевали, в надежде на благоприятный исход. Да и легкая угрозка сквозила в голосе какого-нибудь Геннадия Николаевича, как они себя обычно рекомендовали по телефону: лучше мы уж так, непринужденно — да и дело пустячное, — словом, встретимся — поговорим. Вот этого делать было ни в коем случае нельзя: беседа непременно записывалась на карманный диктофон. И хотя это были не более чем агентурные данные (как и телефонные прослушки, откуда чекисты черпали богатейшую информацию о былом и думах московской религиозной интеллигенции), которые пришить к делу было нельзя, но использовать в допросах обвиняемого — можно. (Какой-нибудь ничего не значащий факт: с кем пил пиво в Дзинтари; — и, многозначительно: "Нам не только это известно. Так что колись, брат, а то хуже будет".) А вот собственные показания замороченного всезнанием властей диссидента к делу пришить было можно. А там — суд, срок и повышение Геннадия Николаевича в должности.

Не все были такими грамотными, как диссидентский юрист. Властей боялись. Надеялись на добрые взаимоотношения, не понимая: человек на работе, он — охотник, а ты — жертва. Единственный разумный выход — не входить в контакт. А уж если привезли в наручниках — требовать протокола. И не подписывать, если что-то в нем не так. А не подписанный тобой протокол ни один прокурор у следователя не примет —

442

швырнет да еще скажет, чтобы задницу им подтер: нет подписи — значит, филькина грамота, а не следственный документ. Время-то было уже не сталинское, система-то уже трещину дала.

Помню, как попался на крючок чекистской задушевности Женя-католик (не трудись, Геннадий: имена изменены). Уж сколько раз я ему говорил: не ходи, не встречайся с дядей-сыщиком в курилке библиотеки. Пошел. И раз, и два. На его показаниях, в основном, было построено потом обвинение, по которому посадили (не в тюрьму — статью не подобрали, а в дурдом) наивно и крепко верующего лидера молодых московских христиан.

У меня за годы советской власти выработалась хорошая привычка — как можно меньше знать: чтобы случайно под пытками не выдать. По телефону не болтать. И не разбрасывать бумажек.

Мой друг, будучи спрашиваемым о будущем, которое нас ждет, отвечал с присущим ему реализмом: "Три по пять", — что означало: пять лет тюрьмы, пять — лагерей и пять — по рогам (то есть — ссылки с поражением в правах).

Коля Ахохов, напуганный предчувствием обыска, собрал все свои богословские рукописи и христианский самиздат в два больших чемодана и вышел на улицу ловить такси. Погрузился — тут подсели с боков еще два пассажира и отвезли его прямо на Лубянку. Он выдал всех. Я встретил его через пару лет на выставке авангардистов. Он был весь седой — в свои тридцать с чем-то лет.

443

Еще одного парня — организатора молитвенных групп — долго не могли поймать: не давался в руки. Тогда посадили за хранение и распространение антисоветской литературы (нашли при обыске "Архипелаг"). Сидел он где-то в Средней Азии, и там, в лагере, с ним каждый день беседовал марксист-политработник. Сошлись на христианском социализме. И подбил талантливый контрпропагандист тосковавшего по жене и детям узника, уговорил — выступить по радио. Тот выступил, покаялся, назвал какие-то имена и вышел на свободу. А через несколько месяцев выпустили из тюрем и лагерей всех диссидентов вообще — раскаянных и нераскаянных, просивших о помиловании и не просивших: время пришло горбачевское...

Протокол вести тетенька не захотела, а предложила написать на Котю Дудукина характеристику. Директор школы нерешительно взглянул на меня.

— А каков юридический статус этого документа? — поинтересовался я. — Это что — свидетельские показания?

— Нет.

— А что тогда? Донос?

— Вот что, — сказала следовательница. - Вы мне устраиваете перекрестный допрос. Выйдите, пожалуйста.

Я вышел и минут сорок читал на подоконнике (что я читал? кажется, Набокова — "Bend Sinister"), а потом услышал из распахнутой двери соседнего кабинета раздраженный бас начальника:

444

— Как не хотят? Их ученик бил дубинкой милиционера... Да покажите им видеофильм!

Фильм мы смотрели все вместе. И, увидев на экране балбеса Котю, который, надев трофейный шлем и идиотически улыбаясь, размахивал отнятой у какого-то милиционера дубинкой, поняли, что школьной характеристики не миновать. Написали так называемую "объективку": что учится средне, увлекается поэзией...

"Никогда, ни в одном сне лет десять-пятнадцать назад мне не могло бы присниться, что я буду на следствии отмазывать коммуниста", — подумал я, когда мы вышли в ослепительно сияющий, чуть затененный казенным зданием переулок.

А друг мне вечером сказал:

— Да все они — одна шайка.

POINT OF VIEW

Я сказал президенту Наполеоновского общества Олегу Соколову, что, по-моему, Бонапарт был просто-напросто разбойником. И пояснил свою позицию:

— Если человек не исследует явления природы, не пишет книги, не изготавливает скрипки, а рубит головы, меня это почему-то раздражает.

445

ТОРЖЕСТВО ПРАВОСЛАВИЯ

— Я глупа, — сказала Ирина. — Что-нибудь не то скажу католикам или протестантам — еще обижу.

Это очень понравилось архиерею: и то, что она против католиков и протестантов, и — в особенности — что глупа.

Возможно, он спросил ее и о Мене.

— А, этот, еврей-то? — небось переспросила Ирина.

Вопрос о ее игуменстве был решен бесповоротно. И о вечном покровительстве Московской Патриархии.

Раньше так принимали в партию.

Впрочем, и в игуменство поставляли так же точно.

СЕРОГЛАЗЫЙ ОТШЕЛЬНИК

"Ах, если б знала, из какого сора растут стихи, не ведая стыда".

Сероглазый отшельник не ведал стыда — он, поставивший эти строки Ахматовой эпиграфом к своим стихам.

Ах, Анна Андреевна! Вот он — сероглазый отшельник — действительно не ведал греха.

И, ощущая эту нехватку как лишенность, он стремился хотя бы раз в жизни испытать не ведомое ему чувство. Но ни свальный грех в общине, ни

446

монастырские мужские игрища не дали ничего — стыд не приходил...

АЭРОПОРТ

Люди в пестрых и толстых халатах говорили на каком-то своем языке, напоминающем русский мат. Словно подтвердилась гипотеза об азиатском происхождении сквернословия.

БРЕМЯ БЕЛЫХ

— Русские научили их мочиться стоя, носить штаны и многим другим полезным вещам. А что получили взамен? Нож в спину, как и полагается в таких случаях.

— Люди не любят благодеяний. Это их унижает. Они предпочитают подарки.

— Построили там дороги, города, завезли им все — от грузовиков до медицинского оборудования. А они все равно живут кланами, родами.

— Люди, облагодетельствованные вами, жестоко отомстят вам за ваши добрые дела.

— Завезли туда оружие, в том числе и атомное...

— Как было не плюнуть в душу таким благодетелям ?

— Зачем было просвещать дикие племена — например, создавать для них университет? Они жили в степях, пасли стада и были по-своему счастливы. И жили бы так еще тысячи лет. Царизм в их жизнь не

447

вмешивался. Да и международную ссылку-тюрьму устроил из этой земли Сталин.

— Восточное сознание — как зеркало, в котором ничто не отражается.

— Зачарованный остров...

ПОСЛЕДНИЙ КЛАССИК

Венедикт Ерофеев жил метафизически убедительно. Под конец жизни он уже вообще ничего не говорил, а только посылал всех на хрен.

РУСОФОБИЯ

— Вождь славянофилов Алексей Хомяков утверждал, что англичане — это искаженное "угличане"— уроженцы города Углича, и что они-то и есть настоящие славяне: рискованное утверждение. Как-то странно это все по-английски: встать из-за стола слегка голодным, уйти не прощаясь. Английский юмор — это когда не смешно. И ездят они по левой стороне, и буквы у них все звучат наперекосяк... То ли дело по-русски: попрощаться и не уходить, раскрыть душу, нажраться, покрыть матом и блевануть. Каждый русский в душе Хлестаков — болтун, хвастун и авантюрист. Александр Ментиков — первое лицо после государя — был и первым вором. А население страны можно условно разделить на две категории: на пьяниц и алкоголиков. Я не мог понять, почему отец Александр Мень говорил, что бессмысленно пить в

448

нашем климате. А теперь понимаю: "Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные"...

— Наверное, он имел в виду, что мы и так спим на ходу. В романских странах вино — часть еды, в нордических — праздник и релаксация, в славянских — погибель и разгул.

— Русский человек глуп. Он может быть гениален, обладать чистыми помыслами, свят. Но ему не хватает вдравого смысла. Поэтому гибнут его самые лучшие начинания. И царь у нас милостью Божией, и поезда ходят милостью Божией. И сами мы, если и живы еще, — так исключительно милостью Божией. Чтобы войти в церковь, надо подавить тошноту. Маразматические предания старцев... О, какой разный Христос пришел к англичанам и русским, людям Запада и Востока! Когда методисты просят: "Сделай меня глупым, сделай меня пустым", — это ни в коем случае нельзя слушать православным с их тоской по юродству. Англичане делаются чуточку менее рациональными, а русские — теряют остатки здравого смысла — безоглядно, радостно, пьяно и рьяно, в экстатическом рвении языческого народа, приложившего к бремени креста свою исступленную мистику.

— Смысл жизни у каждого свой.

— "Возлюби ближнего, — говорят лицемеры, — возлюби всех." Возлагают на тех, кто верит им, бремена неудобоносимые, истребляя смысл. И нечего противопоставить окружающей ненависти, потому что задача — непосильная. " ^

— Не надо испытывать терпение русского человека, ибо оно велико. Но затем наступает предел, а за пределом — мрак.

449

— Все эти болтуны — политические деятели — живут в мире каких-то мифов. Один считает, что государство должно всех накормить. Другой — что нам должны отойти Финляндия и Аляска...

— Какая может быть Дума в стране дураков? Нужен квартальный надзиратель, околоток, городовой.

— Государь?

— Теперь об этом трудно даже думать. Романов поступил как штафирка, как тыловая дрянь: бросил державу шайке разбойников, в разгар войны оставил армию без главнокомандующего. Царь предал свою страну и свой народ.

— Всякая власть от Бога.

— Причем чем она больше — тем дальше...

— Люмпена возьмут власть.

— Тогда мы будем ходить и убивать их по одному, пока они не убьют нас.

Нет счастья на земле

. Но

нет его и выше.

Времена скручиваются. Крутые идут времена. Россия — совесть мира. В этом смысл России.

450

Часть восьмая

ЛЕС И САД

451

ИЗ ГЛУБИНЫ

Нежданный звонок. Шероховатый голос с картавинкой:

— Привет. Это W1

— Какая W? - Она назвала фамилию моего врага.

— Ты звонишь довольно регулярно — каждые семь лет. Последний раз это было вскоре после убийства отца Александра Меня...

— Я тогда уехала в Америку.

— А сейчас?

— Я там живу.

— В каком штате?

— В Вермонте.

— Работаешь там?

— Нет.

— А что делаешь?

— Пишу. Иногда вожу экскурсии.

— Ты вышла замуж?

- Да.

— А как же... — я назвал имя своего бывшего шефа.

— Никак.

— Ты его оставила?

452

— У вас ведь, кажется, две дочери?

— Они со мной. Обе в университете.

— Последнее время, как это ни странно, я тебя вспоминал: заканчиваю роман.

— Имена подлинные?

_ Почти.

453

— Пожалуйста, измени мое имя. —- Зачем?

— Не хочу, чтобы все знали о тех мерзостях, которые я творила.

— Я не знаю ни о каких твоих мерзостях. Да если бы и знал, не стал бы их описывать.

— Все равно. Измени имя.

— Хорошо.

Вот так персонаж воздействует на текст.

ЭМАНАЦИЯ

Я нес костюмы на помойку и явственно ощущал, как от меня отделялись мои прежние оболочки.

Эта книга — моя оболочка.

И в овощном магазине в Твери на продавцов кричал, в сущности, не я: это кричали шляпа и плащ моего отца — партийного работника.

КРОВЬ

Детей поили рыбьим жиром. Это был кошмар нашего детства, который скрашивал гематоген — бычья кровь.

"Там съезжаются лорды из своих резиденций посмотреть на рабочую, нашу алую кровь. "

Лорды, как и буржуи, были почти неантропоморфными существами. Да еще резиденции, в которых они жили, — логова резидентов, то есть

454

шпионов, где плелись сети антисоветских заговоров, клеветы и диверсий.

Кровь у них, понятное дело, была голубая. "Я сын рабочего и старого партийца... " — пел мой отец.

Мы с ним честно поделили этот фольклорный образ: он — сын рабочего, я — старого партийца.

У нас в Тамбове был культ еды. Считалось, что надо съесть как можно больше. И выпить.

Была у моего отца мечта — город Воронеж, которая так и не осуществилась.

В культе "простого рабочего" был некий снобизм, какая-то избранность, даже, пожалуй, элитарность.

"Я сын рабочего и старого партийца. Отец любил меня и я им дорожил. Но подвела (или довела) отца проклятая больница — туберкулез его в могилу уложил."

Конечно, больница во всем виновата — врачи-вредители, гнилая интеллигенция. Тут уже попахивало смертью Горького и Фрунзе. Да и Сталин: "Если б не было жидов, был бы Сталин жив-здоров". Он был популярен: гений, такой же тупой, как и все.

"Ах, эта улица дала мне званье вора. "

Их и называли: социально близкие. Да что там "социально"! Близкие по всем статьям: и цели, и методы те же. Терминология только была разная. А так: грабь награбленное — вот и вся идеология.

Демагогия. Начальство очень любило это слово, обозначая им все, что говорило не начальство.

Воронеж был для моего отца тем же, чем для меня — Париж.

455

САМОСОЗНАНИЕ

Мир есть поэма материи, которую пишет Бог. Единственной истинной реальностью является сознание.

Реальный мир — "майя" индусов. Для них реальнее духовная реальность. Если удастся доказать ее существование вне индивидуальной психики и вне культуры, мы решим проблему вечности.

Наше слово Бог — лишь символ, выражающий наше отношение к абсолюту, выразить смысл которого невозможно ввиду его непостижимости.

Бытие мира определяется сознанием абсолюта.

Бог в человеке раскрывает его самого — как и ум. Бог есть способность.

"И тьма не объяла Его" — в трехмерном пространстве.

Бог — реалист. Он создал этот пейзаж и всех животных, звезды и свет.

Ум звериный — от Бога, человеческий — к Богу.

Мне кажется, что Бог изобрел тигра, чтобы показать Свою мощь. Тигр, сильный, свободный, живет в джунглях, делает, что хочет. Как же силен и свободен должен быть Тот, Кто его создал!

Люди похожи на цветы. Запах и красота привлекают пчел. Бытие для других — смысл существования.

456

Движение изнутри вовне — крутообразное. Так дерево обрастает кольцами лет —_ лат. Оно покоряется

— покрывается корявой корой. Кора, как и скорлупа, — засохший сок.

Корни дерева скрыты в земле. Их нельзя обнаруживать. Природа по-своему стыдлива.

У человека все наоборот — не как у яблони, что питается с помощью скрытых в земле корней, а цветы и плоды выставляет напоказ. И яблоки на яблоню совсем не похожи.

Побег — и молодая ветка, и бегство (убегание) от родительского ствола. Не случайно говорят: молодой побег.

Яблоко завязывается, разворачивается изнутри наружу.

Я — распространяется, как радиоволны.

Движение по орбите.

В себя уходят, как в воронку. Засасывающая глубина, бездна. Или пустота. Человек устроен, как земля Гераклита: его сожигает внутренний огонь и греет внешний — Святого Духа. Отсюда возникают архетипы: овладение огнем, Прометей.

Я закручивается, сжимается, как часовая пружина, а затем... А затем она раскручивается!

Единственной подлинной реальностью является человек — самосознание, личность, сам в себе и для себя. Он осуществляет- миротворение, создает свою действительность. Образ этого — творчество, произведения искусства и ремесла, земледелие, садоводство, мореплавание. Все связи искусственны,

457

навязаны нам, как и все обязанности. Человек свободен и может поступать по своей совести. Он не связан ни прошлым, ни настоящим, ни будущим. Родовые связи так же внешни, как и любые другие. Человек отвечает только за себя. Родовая стихия должна быть преодолена. Есть только человек. И мир реален только через человека.

Попытка коммунистов превратить "Я" в"Мы" была регрессом — возвращением к пещерному сознанию.

Мы знали: жизнь человека ничего не стоит.

"Умри, но так, чтобы смерть твоя была с пользой для партии".

"И что б я ии делал — пред родиной вечно в долгу".

"Из-за таких, как ты, страна не досчитается двух кубометров газа".

"Если враг не сдается, его уничтожают".

"Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой".

"Даже вошь оскорбится, если сравнить ее с предателем .

А я так понимал, что не только тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой, но и любой человек, каким бы ничтожным и маленьким он не был.

Мы читали о маразматических похождениях оказавшихся в оккупации профессиональных политиков, которые роковым образом доверялись именно тем

458

людям, которым как раз и не следовало доверяться; дилетантов, взявшихся по-любительски за диверсионно-подрывную работу в тылу противника.

Была герой-девица, на свой страх и риск устраивавшая в деревне за линией фронта поджоги и пойманная русскими крестьянами.

И то ли пьяный, то ли выполнявший преступный приказ герой, заваливший вражеский пулемет своим телом.

А чего стоил популярный в мои детские годы фильм Звезда", где советский разведчик рванул себя вместе с врагами миной, спрятанной за пазухой, — подняв руки вверх и дернув кольцо взрывателя зубами?

А солдату израильской армии, если он попадет в плен, приказано выжить.

УСТОИ

От дискомфорта немедленно к комфорту — в этом цель цивилизованного действия. А суть — в знании последствий.

:

Совершенно правилен принцип эпикурейцев: стремись к удовольствиям и избегай страданий. Иное дело, какие это удовольствия и какие страдания.

Это могут быть высокие наслаждения из сферы духа и нравственные терзания.

И принцип стоиков: стой спокойно и твердо в океане

459

Принцип циников: все естественное нормально.

Израильский солдат: приказано выжить. Камикадзе: приказано умереть.

Я, как еврей, листаю книгу своей жизни справа налево — от последних записей к первым.

Свидетель — тот, кто рассказывает о своем опыте, о том, что он пережил сам. Всякий иной занимается распространением слухов и сплетен.

Литература — вторая реальность.

Как это трудно и как мощно: суметь выразить любую мысль.

По закону своей совести: по Божьему закону.

Гениальный адвайтский вывод: меня нет. Есть только Бог.

БЛАГИЕ ПОМЫСЛЫ

Гордость соответствует достоинству. Странно, если бы червонец уподобился пятаку. И наоборот. Есть медные, серебряные, золотые монеты. И каждая имеет свое достоинство.

460

Христиане нередко перестают различать добро и зло из-за слишком наивно, буквально понятых заповедей любви к врагам и всепрощения. Это приводит к ценностному релятивизму и психическим аберрациям.

В "Домострое" сказано: "Будучи послан с каким-либо делом, иди именно туда, куда тебе назначено, и выполняй порученное тебе, не взирая ни на что, не отвлекаясь ничем посторонним". Так, идя по Божьему призыву, не глядим по сторонам и не отклоняемся, даже если нас увлекают в сторону благие помыслы.

ОРГАНОПРОЕКЦИЯ

У дельфина ноздря на затылке.

У слона нос, рука и губа соединились.

Видение Маяковского: "А рядом, с лицом, что равно ^» годится быть я лицом, и ягодицей, аадолицая полиция". '' •'

Сирано де Бержераку массу неприятностей приносил нос. . .

"Нос" Гоголя оторвался и вел автономное существование.

Психоаналитики увидели в атом сексуальную символику.

Исполненным символики казался им и Мальчик-о Пальчик.

И — Дюймовочка Андерсена.

ПОЛ

Пол — та или иная сторона (человеческого существа). . «» >«,,.

Бог пола не имеет. Вместе с тем подчеркивается его мужество: Отец.

Женская сторона Божественного существа выражена идеей Софии — Премудрости Божией.

Богородица... :

Пол (floor) как основа, базис, фундамент, берег ("об он пол Иордана"). Оберег, уберег.

Латиняне фиксировали в термине "sex" рассечение и часть.

В славянском языке это выражено яснее и лучше: пол, половина. При их соединении востает цельный человек.

От тела человека исходит, излучается энергия. Излучение.

Мы говорим: пол-яблока, пол-арбуза. И не спрашиваем при этом: какой пол?

Исцеление — восстановление. Coitus — соединение. Gents — мост.

462

Счастье — соединение частей (полов, половин). Нераздельный человек. "Мужчину и женщину сотворил их.

Sex — от латинского sectum. Secare: рассекать, ' разделять. Часть — секция, секта. Насекомое: insect — поделенное на части, всеченное, рассеченное, усеченное.

Усекновение. Вивисекция.

Разлука любящих сердец — всегда вивисекция.

EX TERRA

И земля, и вода суть эмблемы первовещества (материи) — по ионийцам.

Культура — обработанная почва (земля). Почва — початок — зачаток — зачало — начало, зачатие. Почка. Почивать. Почва почивала до обработки (культивации).

Интеллект — вскапывание земли (in tellum).

Terra и terror — земляное страшилище, ископаемое чудище (чудовище).

Культивация — культура — культ.

Памятник Магомету стоял в сквере около мечети в Твери, исламизируя пространство.

463

ЗЕМЛЯ И КРОВЬ

С-''-

— Я, помню, назвал как-то нашего старшину антифашистом — так он ужасно возмущался.

— Ну да, ведь "антифашист" буквально значит — "вместо фашиста".

— В СССР называли немецкий нацизм фашизмом, чтобы избегать термина "национал-социализм", потому что строили социализм.

— В Италии не было антисемитизма — ив принципе не могло быть — это было бы просто смешно. Попробуйте отличить итальянца от еврея!

— Муссолини подвесили за ноги те, кто питали к нему личную неприязнь: он оскорблял людей, накачивая их, в качестве наказания, касторкой. По дороге домой они обкакивались, что и показано в фильме Феллини "Амаркорд". ^,,ча, si

— Немцы измеряли черепа — иначе отличить их от евреев просто невозможно. Русские смотрят на носы — и поступают очень глупо, потому что русские должны быть именно носатыми, в отличие, например, от мордвы.

— Взять, к примеру, украинский народ. Является он богоносцем или нет? Или он входит, как часть, в великий русский народ? Или, наоборот, русские являются частью великого украинского народа, если считать от Киевской Руси?

— Кстати, я придумал, что делать с Черноморским флотом! Его надо отдать Крыму — для нужд туризма.

— Жители севера Франции и севера Германии так же схожи между собой, как жители юга Франции и юга Германии. Когда мы говорим: "Франция", имеется в

464

виду не менее тридцати совершенно различных народов — провансальцев, гасконцев, бургундцев, норманнов... То же самое — Германия. И тем более Россия. А уж Англия — слоеный пирог, еще и горизонтально поделенный. Италия — то же самое.

— Да отец Александр Мень вообще говорил, что все народы Средиземноморья, как бы они ни назывались, — один и тот же народ.

НОЧНАЯ БАБОЧКА

Симеон Новый Богослов писал: "Сатана, с подчиненными ему духами, приобрел право с того времени, как при посредстве преслушания причинил человеку изгнание из рая и отлучение от Бога, невидимо колебать и ночью, и днем словесность каждого человека, одного много, другого мало, одного больше, другого меньше, и не иначе можно оградиться уму, как непрестанной памятью Божией. Когда силой креста напечатлеется в сердце память Божия, тогда он утвердит и непоколебимости словесность, "

О том же: "Рцы слово твердо".

Теплота сердечная упоительна и озарительна. Она прозрение дает — глаза и зерна. И сквозь времена пронзает знанием. Дает знамения. Теплота сердечная, радость — Дух Божий в нас.

И вместе с тем — детям опасно читать Ветхий Завет (масса соблазнов). Монахам — тоже опасно.

465

Скорбящий демон Лермонтова, Рубинштейна, Врубеля, напевший Сарасате "Тарантеллу дьявола", — тот же падший, к мерцанию звездных небес стремящийся дух, который водил пером Уайльда и Бердслея.

Боже, Боже, куда деваться: жизнь — скорбь, и смерть — скорбь.

Мне приснилось Царство Небесное. Меня вела в него сестра — через чистилище с добродушными уголовниками в грубых татуировках — к дому-терему, где на пятом этаже с лоджией, увитой цветами, жила Мария Моисеевна. Нас провожали больные дети.

Проснувшись, увидел черную бабочку на розовой стене — низко, над самой поверхностью рояля. Подумал: когда это она успела сюда залететь? Оказалось — прозрачный ангел отбрасывал тень, подсвеченный коридорной лампочкой, — "яко купина, древле горящи".

"Я ко огня, да бежит мене всяк злодея, всяка страсть..."

Тянуло холодом из мглы ненастной ночи — стоял изменчивый апрель.

Слабое, но реальное утешение: скорбящих много. Так устроен мир.

466

ЛЕС И САД

Мы живем в расширяющейся вселенной. Бог продолжает Свое творчество. Он видит и чувствует мир нашими глазами, нашими органами чувств. Он мыслит в нас. Творчество .всегда божественно. И хотя в нем сильнее всего проявляется личность, оно (по механизму: эвристики, вдохновения, осенения, озарения) трансперсонально, надлично. Бог есть личность, и Он творит нами и в нас. И нас. Ежеминутно. Клетки делают карьеру, становясь из клеток функционирования организма клетками головного мозга.

Бог вменил нам ум, дух, который есть движение, деятельность, действие. Его нормальное состояние — рост, как и всего живого. Когда кончается рост, начинается распад. Это верно и для жизни духа.

Бог не меняется — неизменно Его свойство: рост. Он растет. И мы богословски верно произносим: "Христос раждается — славите. Христос с небес — срящите". Образ Бога-Младенца: "будьте как дети". Дитя развивается и растет, неустанно познает и осваивает мир. Эта способность дана нам от рождения. Кем дана? Небесным Отцом. И Сыном, Которым мы спасены. И Духом Святым, Который действует в нас.

Христос сказал: "Не бойтесь: я победил мир ".

Он победил (попрал) смерть (Thaaatos).

Он есть Бог-Любовь (Eros).

И здесь возникает ценностная, аксиологическая проблема. Сотериология — учение о спасении — предметно сопряжена с панейрологией — учением о зле.

467

Мы не можем выбросить проявления зла за пределы мира, ибо мир пределов не имеет. Надо найти им соответствующее место.

Смерть — великий отстойник, низ, подол, помойка мира. Совершается отброс, неизбежный, как и сопротивление материала, ибо мир во зле лежит. Напомню, что свалка мусора в древнем Израиле называлась геенной, и она была действительно огненной — мусор сжигали.

Душа обязана трудиться. Как самолет — лететь вперед, чтобы не упасть.

Вспоминаются слова отца кибернетики Норберта Винера: "Человек создает в мире всеобщего хаоса островки порядка и системы".

Так возникает парадигма: лес и сад.

Образование — выявление, проявление Божьего замысла о человеке. Распаковывание смыслов. Alma Mater (мать кормящая) не конструирует и не лепит, не сочиняет ребенка, а только кормит, выкармливает его (управляет, выправляет, направляет: от "кормила" — рулевого весла на корме — кромке — крае корабля). И так же, как в зародыше, а затем ребенке разворачивается (распаковывается) генетическая программа — так же совершается и духовный рост. Мы только проявляем то, что заложено в человеке. Здесь происходит и духовная борьба, ибо мир духовных сил амбивалентен. Нужно вглядывание, вслушивание в личность ребенка — не навязывание, не натаскивание. Особенно если это дети, прошедшие катастрофу (родовая травма, генетические нарушения, стресс). Архиепископ Лука (Войно-Ясеиецкий) писал:

468

"Дьявол искажает образ Божий в человеке; мы, хирурги, его исправляет". Та же задача, fl применительно к человеческой душе, решается лечебными педагогами.

Совершается контрнаступление сил тьмы. Восстание ангелов. Бунт взбесившейся твари (ангелы и демоны — тоже тварь).

Задача сатаны — вернуть мир из бытия в небытие, привести все в состояние хаоса (безразличного * смешения), а затем и хаоса — зияющей пустоты, того ничего (nihil), из которого Бог сотворил все.

Что больше всего? Ничто.

Наступает энтропия — тепловая смерть вселенной.

Ей противостоит негэнтропия — информация и творчество. Иерархия. Сложность и разнообразие.

Вот почему так драгоценна индивидуальность и личность, неповторимость образа всякого человека.

Вот почему так опасен застой. Возникают духовные л пролежни на теле Церкви.

,.н

•Сопротивление творчеству — мятеж взбесившейся твари.

недоподавленный

Как сказал поэт, "здесь остановки нет" — есть лишь движение назад, к небытию.

Бог — Творец, Бог — Отец, Бог есть Дух, Бог есть Любовь. "Где Бог, там свобода", — не уставал повторять за апостолом Павлом отец Александр Мень.

469

Православие — невероятно емкое понятие. И очень ясное, если отбросить все и всяческое самозванство.

И оно не сводимо ни к одной из своих частей. И оно растет, как все живое. Не разбухает, а растет — становится зрелым, крепким, мудрым, ответственным и терпеливым.

В нем есть ядро и периферия, кора, шелуха. Но кора нужна, и она — застывший сок, как и древесная кора.

Да не спорят корни с кроной, а крона с корой. Нам нужно все, как кораблю — парус, чтобы плыть, и балласт, чтобы не перевернуться. Как птице нужны и крылья, и когти. Все — достояние Божие и Божья

Мы — участники великой мистерии рождения и смерти Бога. Мы — свидетели Его воскресения, ибо Он явился сердцу, в сердце каждого из нас.

Православие, конечно, фундаментально,

консервативно, устойчиво, и потому оно — крепость. Но в нем еще есть тайна, которую знали исихасты. И она светилась в глазах Соловьева, Флоренского, Меня.

Свидетельство религиозного опыта строго интимно и глубоко индивидуально. Оно не верифицируется и неоспоримо. Мы можем распознать своих по вере их — и это подобно вспыхнувшей влюбленности. Нельзя навязывать любовь. Нельзя навязывать Бога.

Может быть, наиболее часто повторявшиеся Христом слова: "Не боитесь".

Церковь — тело Христово. Эти слова надо понимать буквально. Мы — органы Бога. И Он живет, мыслит и чувствует внутри каждого из нас. Я скажу вам больше. После Он-отношения (открытие Бога), Ты -отношения (молитва) возникает Я-отношение.

Бог открывается нам. Он откровенен с нами. И по-настоящему, всерьез сказать: "Я" — может только Бог.

"Часть моя Ты еси, Господи... "

Потому так болит душа грешника. Бог томится в смрадной темнице. Ему тяжело. Дух дышит, где хочет. И покидает оскверненный храм. Приходит богооставленность, страшная, как безумие и смерть. "Смерть грешников люта..,"

Грех — это ошибка, неверно выбранный курс. Страшен, собственно, не грех, а его последствия — как прыжок с крыла храма и падение на землю. Как поклонение сатане и последующее рабство. Последствия наступают неуклонно — но они отличны от причин.

Любовь — это чувство. Но с нас спрашивают не за то, что мы чувствуем, а за то, что мы при этом делаем.

К духовной смерти.

Богооставленность ведет Прощение стирает грех.

Христос победил смерть.

Воля к смерти — наш человечий первородный грех.

Христиан отличает воля к бессмертию. И путь к нему — творчество и любовь.

"Вы куплены дорогой ценой". Выкуплены.

471

Отец Александр Мень говорил не раз, с иронией и огорчением, даже с каким-то оттенком обиды, о тех, кто приходит в церковь ловить кайф.

Говоря о творчестве, вспоминают притчу о талантах. И о сосуде, который не ставят под спуд. И о ветхих и новых мехах. Все эти притчи рассказывал Спаситель, и рассказывал, конечно, не зря. (Как и притчу о мудрых и глупых девах. Имущему воздастся, у неимущего отымется.) "Стойте на страже и бодрствуйте со Мной". "Да не воздремлет и не уснет храняй Израиля". Нет места духовной спячке, дремотному, блаженно-хмельному состоянию.

Растения могут жить в полусне. Мы этого себе позволить не можем — нам многое дано. .

Надо жить так метафизически убедительно, чтобы истина этого бытия сияла своей очевидностью.

Духовное делание — это непрестанный рост, это усилие — не только деятельность Бога, но и наше усилие.

Отец Александр напоминал, как легко одному нести раненого, больного и как невозможно — мертвого.

"Молитва, — говорил он, — нужна не Богу, а нам" — чтоб были мы в своем уме. Ибо, по слову Феодосия Печерского, "придет враг, чтобы поколебать в человеке словесность ".

И как святой скажет: "Не я живу, но живет во мне Христос", так грешник поражен дьяволом до сокровенной сердцевины своего существа.

472

Революционеры совершали уподобясь смерти и сатане.

дело разрушения,

Есть два лика сатаны: Ариман и Люцифер. Ариман тянет вниз, на землю, заставляя душу человека забыть о ее небесной родине ( "и вожделенное отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяя", — поем мы, обращаясь к Богу). Люцифер — князь тьмы воздушной — провоцирует развоплощение, растворение в небытии.

С этим связана ересь манихейства — презрение к плоти. Бог сотворил плотный, весомый, зримый мир. Воплотил в материале. Но это еще не все. Он воплотился Сам и ходил по земле. Дух воплощенный.

Одухотворенная плоть. Плод Духа н Матери-материи.

"Тайна сия велика есть". Тайна по гречески — myste. Мы — участники этой мистерии. Потому и совершаем богослужения, чтим иконы и строим храмы, воплощая Дух, смысл.

Действие творения свободно: отворил, затворил, вытворил, растворил. Свобода амбивалентна.

И если послушание, подражание, соработа Богу-Творцу есть сотворчество с Ним, — бунт есть апатия, лень, неделание, сопротивление Творцу.

Не зря возникла парадигма: "ленивый я лукавый раб".

Первое, что мы узнаем о Боге: "В начале сотворил..." — "Beresbit bara Elobim". Творчество — первый и главный атрибут Бога. Бог есть Дух. Дух творчества.

473

"Bereshit bara Elohiai". Пусть нас не удивляет множественное число (единственное - "Е1" или "Eloha"). В русском переводе далее читаем: "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему". Множественное число в еврейском тексте Библии соответствует христианскому пониманию Бога как Святой Троицы.

Как мы говорим: "Человек" (Adam), так иы говорим: "Бог" — в единственном числе.

В случае "Elobim" филологически зафиксирован феномен трансперсональности сознания, единодушия

Жажда смерти, стремление ходить по краю пропасти и заглядывать в бездну, свойственное всякому человеку, не исключая и Иисуса Христа в Его человеческом естестве (вспомним искушение прыгнуть с крыла храма), есть томительно-зовущее чувство конца, грядущего перехода в иную бытийственность, в иномерность мира сущего.

Космические полеты — расширение области земли. Небо — за этим пределом, за пределом скорости света. Птолемеев мир кончался за орбитой Урана. Наше небо убегает ввысь — в расширяющейся вселенной.

Остывание небесного огня — замедление скоростей.

Сюжет телеологической эволюции был спародирован марксистскими "законами общественного развития".

474

Отсюда — мессианство пролетариата. Отсюда — в каннибальская этика революциоиаризма.

Отец Павел Флоренский рассматривал артефакты культуры, орудия и инструменты как продолжение и транскорпоральное развитие органов человеческого тела, называя это органопроекцией.

Продолжая его мысль, мы можем сказать, что компьютер есть пусть несовершенная, но все же модель интеллекта, сознания, позволяющая судить в какой-то степени приближенности и о самом сознании, в особенности о таком его свойстве, как память. Эта модель особенно впечатляет при рассмотрении компьютерной видеокамеры, способной не только запечатлевать, но и трансформировать видимое и, подобно так называемому механизму человеческой памяти, пускать время созерцания вспять, ускорять его ход, что, как утверждают люди знающие, происходит в сознании человека в его предсмертный миг.

Человек идет на риск, идет навстречу опасности — и это жажда нового, жажда познания, обретения исключительного опыта. Стремление опытным путем познать смерть, вторгнуться в ее пределы, прорвав конечную, данную нам трех-четырехмерность мира, есть проявление пророческого, творческого начала. Здесь Эрос смыкается с Танатасом.

Смерти нет. Но разложение есть.

Отец Александр Мень любил образ подброшенного вверх камня: пока летит — поднимается, остановился

475

— падает на землю, стремительно рушится вниз. Подброшенный камень был для него аллегорией души. Душа обязана трудиться, подниматься неуклонно вверх, расти. За остановкой следует падение, опрокидывание вспять, как у неосторожного скалолаза.

Мы говорим: "Elobim", "Человек", "Adam", "Бог". Жизнь в ее проявлениях, Бог в Его проявлениях.

Я никогда не поверю, что нет духовности в расцветшей розе, которая — вся — состоит из живых клеток.

В каждой клетке — жизнь, в каждой — душа.

Всюду мы видим семя и принцип семени: разворачивание, развертывание, развитие, нарастание качественных изменений, рост, трансформацию, метаморфозу, тождество того же и другого. Прозревание, зрение, зрелость. Прозябение. Росток — побег от материнского ствола. Цветенье, плод.

Бог-Творец создал морскую звезду, снежинку и цветок сирени. Он создал птиц, способных летать и петь. Он сотворил человека, способного творить.

Гуляя в райском саду, Бог любовался Своими творениями, шедеврами, созданиями. В незнании человеком добра и зла была высокая мера совершенства, превосходная степень бытийственности, райское блаженство ("блажени нищий духом, яко тех есть Царство Небесное"), детская невинность, наивность, нетронутость тлением искушенности, когда включается время, и за вечность нужно вести жестокую, непрекращающуюся борьбу. Познав добро и зло, человек вступил в опасную игру со шкалой ценностей, где ставкой является жизнь, а победой — бессмертие; где поражение грозит небытием. Такому не место в райском саду. Адаму открылись скалистые горизонты и море, доходящее до неба. Ребенок вырос и вышел из рая в опасный, конкретный, до ужаса реальный мир. В нем не было безмятежности. Это был мир после мятежа — восстания ангелов. Вулканы клокотали памятью катастрофы. В высоких травах бродили чудовищные рептилии.

Созерцая чудовищ, мы понимаем, что это — искаженные тварные формы — следствие катастрофы. Мир антропоморфен; по образу и подобию Божию сотворенный человек прав в своих ужасах и эмпатиях. Мы радуемся красоте божественной радостью, ибо человек есть храм Духа Святого ("часть моя Ты ecu, Господи"). Человек есть мера всех вещей. Мы созерцаем геоцентрический, антропоцентрический, христоцентрический мир.

Страх и отвращение не есть только человеческие реакции отталкивания, чурания опасных, грозных, подозрительных объектов.

Человек поднял факел, и тьма отступила.

Каин убил Авеля из ревности, зависти и мести, ибо жертва Авеля была благоприятна Богу.

Есть отходы, есть брак, неизбежный во всяком творчестве.

411

Неантропоморфные боги чудовищны и зловещи. С христианской точки зрения это демоны.

И дьявол представлен как рептилия — змей (дракон).

Ангелы-керубы в принципе антропоморфны. Крылья есть знак свободы. Как считал отец Александр Мень, сфинкс — отдыхающий, сложивший крылья

"Поклоняются страшным богат девы-жрицы с эбеновой кожей".

Веселый сонм антропоморфных олимпийцев — предчувствие (предвестие) Богочеловека.

"В поте лица " — путь искушенного сознания. А здесь возникло понятие греха и раскаяния — 'кошмар всех последующих поколений.

В раю не было творчества.

И мечта о рае и золотом веке по мне сродни инфантильному желанию вернуться в чрево матери.

Адам был послан в опасную экспедицию — как впоследствии Христос — плоть от плоти Адама.

"...Из чрева прежде денницы родих Тя. Клятся Господь и не раскается...". ,^-и

Страшный, забавный, поучительный сюжет — жизнь всякого человека. Он творит ее в соавторстве с Богом, выбирая из спектра вероятностей один луч.

Мир, лежащий во зле, совершает ракоход — попятное движение. И Господь Вседержитель видится мне Сизифом, вкатывающим камень мироздания на гору времени, Атлантом, держащим небо на своих плечах. '•'

Это мир после катастрофы.

Божий план —' наращивание сложности и разнообразия. Задача сатаны — свести бытие к небытию, опрокинуть метаисторию вспять.

Смешно сравнивать себя с Богом. "Иная слава звездам, иная светилам". Но надо правильно и четко понимать свою человеческую задачу.

Мень смог соединить в себе, в своем лице гениальность и святость, дав мощную культурную парадигму на будущее, на все будущие времена.

Многое осталось внутри. Исихасты-молчальники делали свое дело в тишине. Мы в точности не знаем, что говорил своим ученикам Сергий Радонежский. А слова Серафима Саровского, записанные Мотовиловым, дошли до нас и поражают не только православных христиан, но и антропософов. То, что говорил мне Мень, я помню. Я это складывал в своем сердце.

По утрам я любуюсь профилем моей жены. Королевский профиль ашкенази.

479

ОПРАВДАНИЕ БЫТИЯ

Горы, сотворенные Творцом, обнаруживают небрежность Мастера.

Приятно сознавать, что мир — это старый корабль, и ведет его прежний Капитан — Тот, который его и построил.

"У вас же ва голове и волосы все сосчитаны".

Мы зачислены в экипаж — сменный, потому что люди умирают и рождаются.

И опошлить, снизить, профанировать этот страшный, таинственный, странный, как деревянная лестница, как чердак и дедушкин сундук, мир — очень и очень трудно. Царь Давид стоит на страже.

Проблем быть не должно. Проблема — нездоровое состояние. Она должна быть уничтожена, снята, преодолена. Проблема — что-то вроде головной боли, дырки в заборе или гвоздя в сапоге. Русская манера — накапливать проблемы и пытаться решить их все одним махом. В Европе привыкли немедленно решать проблемы, а если их много — разгребать, растаскивать по одной.

Предположим, вы спешили и опаздывали, заплатили много денег за такси или отменили важное дело — и пришли к запертым дверям. Вы раздражены? Чего вам стоило придти вовремя? Но — не платите слишком много. Платите ровно столько, сколько это стоит, — и вы не будете разочарованы.

480

Возлюбите врагов — и борьба приобретет пьянящий сексуальный привкус.

Конца, собственно говоря, нет, не бывает. И смерть — это не конец — ни для самого умершего, ни для его близких. Жизнь продолжается. Мы никогда не можем подвести итог, черту.

У Шекспира — горы трупов — эффектный конец. Но реально жизнь продолжается.

Овладение временем. Время понимается как место. Прошлое — неисчислимое множество застывших моментов (как фотокарточек), ландшафтов. Мы можем посещать исторические эпохи как разные земли.

"В жизни временней..."

"Не остави мене без удела в блаженной вечности. "

Когда в мир проникло зло, включилось время. И этот хронометр будет остановлен в конце времен.

Бесы — фауна ада.

Ад и рай — ландшафты. Духовные ландшафты.

Ангелы — фауна рая: "шестикрилатые животные серафимы".

ЧЕТВЕРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

ВСТРЕЧА

Был, помню, такой сон. Мы с отцом Александром Менем стоим на каменной площадке высоко над морем. Какие-то цветы в гипсовых вазах, пальмы. Море сияет. Отец — в белом подряснике, очень довольный и говорит мне:

— А здорово мы оторвались!

И я так понимаю, что мы находимся в Царстве Небесном, а отрыв — это наша с ним внезапная смерть и тем самым спасение от преследовавших нас врагов.

(Это еще он был тогда жив.)

А второй сон — уже после его смерти. Я стою во дворе дома в Ереване и вижу, что в подъезд входит отец Александр — в длинном плаще с поднятым воротником, темной широкополой шляпе, с портфелем — пришел кого-то навестить.

Он поднимается по лестнице — я могу видеть сквозь стену это его движение.

А затем — вдруг — на стене, чуть сбоку от лестничного пролета, — на наружной стене — появляется его светящийся, движущийся портрет вполоборота — по пояс.

Он сияет и светится, полыхает пламенем, озаряя все вокруг!

Я падаю на колени, протягиваю к нему руки, кричу: — Отец, так вы живы?! — и плачу...

482

ВСТРЕЧА

Максимилиан Волошин рассказывал последней и необычайной встрече с Гумилевым. В течение жизни они много раз встречались. Но случилось так, что, по весьма деликатному поводу (о котором говорить сейчас излишне), у них возникла ссора, которая привела к дуэли, по счастью, окончившейся без кровопролития. После этого они долгое время не виделись.

И вот однажды Волошин шел по улице в Феодосии и увидел идущего ему навстречу Гумилева. Лицо Гумилева как-то особенно светилось, и весь его облик был радостным.

Волошин, забыв все прежние недоразумения и видя Гумилева в таком хорошем настроении, с открытым сердцем, приветливо направился навстречу ему. Но тот, поравнявшись с Волошиным, вдруг исчез, как призрак.

Волошин отметил у себя дату необычной встречи — это было 24 августа 1921 года — день смерти Гумилева.

НИТЬ

Мне приснилась русская Америка. Архитектурно она была похожа на древнюю Грецию. Там стояли дворцы с колоннами — это были различные факультеты университета, в котором я преподавал. В одной из аудиторий я оставил 'Свою сумку и не мог вспомнить, где. В ней было что-то очень важное и дорогое для

483

меня. Я искал ее всюду и не находил. Возможно, ее кто-то украл.

И я услышал голос с небес:

— Если простую житейскую вещь, которая сегодня есть, а завтра нет, так жалко, — кольми паче жену? Так сказал мне Господь.

Послесловие

Удивительная книга, необычная. Без начала, без конца — да она в этом и не нуждается. Фактически можно начать читать ее с любого места. Но, раз начав, оторваться уже от нее трудно.

Ее фрагментарность — это прозрачная графика, лаконичная, стремительная, летящая какая-то.

Нет тяжеловесных описаний подробностей нашей жизни. Все, что составляет ее суть, схвачено энергично, живо, выразительно. И вот уже — мы, наше время, наша жизнь, такая знакомая и всегда новая.

Тут есть своя философия. Политика. Религия.

Прекрасны строки об отце Александре Мене. Эпизод, несколько брошенных слов — а перед нами Пастырь, Философ, Ученый и Человек. Человечный, во все проникающий, несущий свет, открывающий новое дыхание человек. Может быть, потому и выстояла наша Церковь, сохранились крупицы добра в народе, что были такие, как он. Было к кому потянуться, припасть, напиться воды живой.

Церковное пение — общение простой души с небесами.

Годы застоя. Всемеще памятная житуха наша, высвеченная удивительно точными выразительными отдельными эпизодами. Житуха, ломающая каждого из

485

нас на свой лад. И мы все, каждый на свой лад, противостоящие ей, житухе этой, и

приноравливающиеся к ней!

Книга жизни, бытие. Человек ужасен и прекрасен.

И август 1991 года, когда что-то происходило вокруг. Запомнилось странное освещение над Москвой. Был Свет, и с нами был Бог. И все лучшее, что было в Москве, России, потянулось к Белому дому и стало в живые цепи. ^

Писать об этой книге трудно. Все там свое, знакомое, надоевшее и вечно новое, волнующее.

И о любви... Большая, вечная. "По утрам я любуюсь профилем моей жены"... И — мурашки по спине.

Книга, которую все время сам дописываешь, додумываешь, дополняешь и не можешь от нее отказаться.

Кинга-импульс.

М. Плющ

486