ВОЖДЕЛЕННОЕ ОТЕЧЕСТВО
Роман-хроника
Москва: Laterna Magica, 1997.
487 с.
Номер страницы после текста на ней.
Автор выражает сердечную признательность
Леониду Василенко, Павлу Меню, Владимиру Петракову,
Владимиру Простову, Евгению Рашковскому
и Борису Рубинчику за помощь в подготовке этой книги к печати
Части: первая (до 1917 года и в 1970-е). - вторая
(детство в Тамбове и учёба в Москве, 1960-е и начало 1970-х). третья
и четвертая (работа в редакциях) - пятая (до смерти
Брежнева) и шестая (смерть Меня, эмиграция, путч 1991)
- седьмая (некролог Меню и разное).
Предисловие
Лет 15 — 20 назад Владимир Ерохин жил в Лианозове на севере Москвы — по соседству
со мной. Район был лесной и деревенский на вид. Немало художников и литераторов
снимали там себе жилье.
Случались летом, если не было дождя, в каком-нибудь дворе двух- или трехчасовые
выставки подсоветскон живописи, читались стихи, бегали дети, гости пели, и всегда
звучал саксофон Володи, а местное население с интересом заглядывало через забор,
но милицию никто не звал. Впрочем, праздники были редки. Чаще саксофон молчал,
а Володя писал свой роман — долго и упорно — о тех днях, ушедших навсегда.
Что же он изобразил? Это наш мир после нашей катастрофы. С волками или шакалами
на руинах. С наукой, искусством, религией, с жаждой обрести Дом, когда крутом
развал и хлам. Вся книга — о том, что делали на развалинах автор и те, кто был
с ним, что они искали и находили в 70-е — 80-е годы. "А я стою, как лошадь
в магазине", — пели иногда в те дни. Но не эта песня определяет дух книги
Ерохина, а нечто другое, напоминающее трех мужиков из "Зоны" в "Сталкере"
у Тарковского. Эти трое решали главные
7
жизненные вопросы среди груд мусора, среди духовных и социальных развалин.
Кое-где в России руины эти вроде бы даже и были приведены в какой-то порядок,
убогий и противный, где-то еще не все сгнило, не все рухнуло... Но речь идет не
о проблемах, которых полно и которые не решаются, а о жизни среди проблем. Проблемами
занимались социологи - автор их хорошо знает и живо о них пишет. Что-то они придумали,
поняли, предложили. Но не они светят миру. Не от них приходит радость, поэзия
и музыка жизни.
Августин когда-то говорил: если вас спросят, зачем вы стали христианами, отвечайте
просто - чтобы стать счастливыми, обрести полноту жизни. Августин стал христианином
от великой любви к Богу и ближнему и от готовности всю жизнь отдать на служение.
Но у нас в Москве православными часто хотят стать из-за отвращения к жизни, отчуждения
от людей, озабоченности собой. Где-то здесь таится вражда к себе и к Богу. Но
кто приходит в Церковь именно по этой причине, охотно сохраняет ее в себе нетронутой,
бережет, не позволяет Богу вынуть из души эту занозу. И отвращение к жизни легко
переходит в неприязнь и ненависть если не к самому Православию, то к каким-то
кругам в Церкви, или к тем, кто ближе, - к друзьям, к жене, к детям. Кончается
по-разному. У одних депрессией, у других бурной общественной активностью, с мрачной
агрессией к "демократам", "жидам", обновленцам", или
же, на другом социальном полюсе, - к "монархистам", "патриотам"...
А у иных все кончается просто пьянством, разводами и прочим. Безрадостное, бездуховное,
никчемное благочестие. Узнаются такие
8
персонажи в Володиной книге, но о них он говорят бегло — это банкроты, даже
если они вовсю шумят и действуют, находя много сторонников. Жизнь меняют другие
— те, кто открыл душу свету свыше.
"Свет во тьме светит". Погасить Свет никому не под силу. Жизнь продолжается
и итоговая черта ей не подводится — нам ли ее подводить? Но есть где-то безошибочное,
я думаю, Володино чувство: "А здорово мы оторвались!" Внутренне мы уже
свободны: нас не съели, хотя погибли многие, куда более достойные, чем мы, а нам
дано жить и действовать дальше. Правда, в полумраке, без торжествующей победной
песни. Жизнь — это путь, и если нас позвали, надо идти, понимая, что есть риск
не дойти до цели. "Вдоль дороги лес густой, с бабами-ягами", — вспоминается
другой Владимир. Пусть и не дают забыть о "плахе с топорами' в конце дороги
той, но главное впереди — Свет жизни. "Где Бог, там свобода".
Свобода — для дела, чтобы жить убедительно, с усилием, преодолевать косность
жизни. Иначе — сползание вниз, движение назад, в никуда. Свобода — это риск, ответственность,
мужество. За право жить кем-то заплачена очень большая цена, нельзя дремать, тосковать,
кайфовать. Кто работает всерьез, тот тосковать не будет. Что же делать? — Восстанавливать
разорванные нити духовной преемственности. Среди хаоса и развалин создавать очаги
осмысленной жизни. Противодействовать маразму. Духовно расти. Свидетельствовать
истину. Содействовать Богу в том, чтобы Он растил нас и других. Пока очаги малы,
они едва ли что изменят, но если их станет больше, если они будут солидарны в
главном, тогда жизнь будет преображаться.
Примеры есть. Они — в книге. Бог явил свою милость к автору, привел в оазис
смысла и труда, который создавал священник Александр Мень — свидетель веры и служитель
Слова, мученик за правду Христову. Он был чуток к Богу, прекрасно понимал людей,
трудился, полиостью отдавая себя на служение, рисковал по-крупному и знал, что
значит побеждать зло добром. Он хранил верность древней традиции русского Православия
— полуразрушенного, разоренного, униженного. В Церкви тоже немало волков и шакалов,
но в ней есть жизнь, труд и духовная глубина, в ней тайна и святость, мимо которой
безучастно проходят столь многие. Восприятие автором Православия и России — глубоко
личное, живое. Автор видел многое и сравнивать ему есть с чем. И вывод его светлый:
"Россия — совесть мира. В этом смысл России".
Л.В.
|