Вчера, проводив мое младшее семейство с ранним автобусом, стала дожидаться очередного приезда. С нетерпением ожидал Боря, жаловался на скуку, но работать не захотел и утешился только за чтением "Телегавов" и "Карги": для него это все было новым. В 12 часов никто не приехал. Обедали втроем, было непривычно тихо. В три часа явился Саша - без Вити, но с тяжелым рюкзаком. Увы! У Вити аврал на работе, на этой неделе он не приедет.
Позанималась с Гришей.
После ужина, когда я с мальчиками играла в 505, появился Леня, к великой радости Бори. Маша отреагировала слабо. Вечером пошел нудный дождь, несмотря на барометр, указывающий "ясно". Сейчас 8 ч. утра, все спят; дождя нет, но небо затянуто облаками.
Интересно, удастся ли поработать на участке?
Вечер того же дня. 11 ч. Саша и Боря спать не желают - составляют каталог сашиной коллекции монет. Весь день был хмурый, но без дождя. Тепло. Леня с мальчиками набрал 6,5 кг. смородины, 2 кг. взял в Москву, а остальную я вымыла и положила сушить /на витамин/. Другой работы на участке не сделали.
Среди беспрерывной Машуниной болтовни удается уловить нечто осмысленное, но записывать, как правило, некогда. Сейчас опять нудный мелкий дождь, на участок не выйдешь. Обед доваривается. Мальчики ушли в магазин за батонами. Улучив минутку, записываю утренние перлы:
- А мама Наташа тем временем купает братика Рому. Рома плачет, ну прямо сил не остается...
- Это что ты варишь? Это будет гречневая каша? Кашу мне можно есть. Всякую еду мне можно есть. А сахар, вафли, все сладкое мне давать нельзя, а то у меня на лице будут прыщики. Вот когда щечки намажут, прыщиков не будет, тогда мне все будут давать...
- Все едят булку с вареньем. А мне нельзя булку, нельзя варенье. Дай мне ложку облизать. Это мне можно?
- Посмотри, как я туфельки надел. Я сам надел. (Маша, надо сказать "надела").
- Но ведь я сама - мальчик, я не Маша. Я встал и оделся. Вот когда я буду Маша, я скажу "надела".
102//103
Мальчики вернулись из Тимашева мокрые до трусиков, сапоги полны воды. Теперь не в чем выйти на участок, а сапоги негде высушить. Брюки и рубашки висят на чердаке, но там тоже влажность 98%.
Вечер - 11 ч. После ужина вдруг вышло солнце, тепло. Не удержалась и побежала полоть огурцы. Не закончила одной грядки - прошел час, пора была укладывать Машу. Но сорняков!...
Утро. Вечером очень хотелось спать. Хотела уложить мальчиков пораньше, но они все равно протянули до 10 ч., так что за грибами до завтрака не пойдут: сейчас уже 8 ч. Вчера был жаркий летний день; вероятно, погода установится (Петров день). Мы с мальчиками закончили прополку кабачков. Раньше в это время мы уже их ели, а сейчас только-только они зацвели. С Сашей закончили огуречные грядки. Пока Маша спала, я сходила в Тимашево, но батонов не было, купила две буханки, фасоль, чай, сухари. За день высохли сапоги ребят, высохло все белье. Саша с Борей нарезали для просушки укроп, выдернутый с огуречных грядок. Просохла смородина для витаминов, сегодня буду тереть, а на обед сделаю что попроще. Вчера Боря, который не умеет и не любит полоть, собрал первую малину и миску клубники. Дала мальчикам вечером эту клубнику, но они не съели и половины. А на полдник я им сделала "коктейль" из молока с малиновым витамином, они охотно выпили с сухарями. Вчера привела в порядок клумбочки с циниями на лужке и начала выкапывать подорожник на газоне в начале лужка, как делал Ганя.
Получила очень вежливое письмо от Гали (!) и даже со спасибом. Отправила ответ.
Саша подолгу сидит за машинкой со своим каталогом монет. Боря печатал письмо маме на машинке - часа два.
Машуня "стирала" на своей доске и вешала тряпочки. Была в восторге.
Помню себя более или менее лет с семи. До этого (городишко Горки Гомельской области) помню только две вещи: большого чёрного козла, который шёл впереди стада и от которого я спасалась на высоком крыльце, и дощатые тротуары, из-за которых папа часто вынимал у меня из пяток занозы (бегали босиком).
В школе на первом уроке в первом классе у меня дико заболел живот, но я не знала, что могу попроситься выйти, вся покрылась холодным потом и не помню как дожила до спасительного звонка. Учительницы я не помню.
В школе чай приносили в стаканах прямо в класс на перемене, но к нему не давали сахар и вообще ничего. Я приносила сахар из дому в маленькой коробочке от лекарства, и мне многие завидовали – но делить там было нечего.
103//104
В Тамбове, где я училась в первом классе, была река Цна. Мы купались, я каталась голышом на папиной спине, а потом он научил меня плавать.
В середине первого класса меня отправили в школу-санаторий за город. Но там были уроки только с 3-го класса. Я быстро догнала третьеклассников, а читала лучше всех. В этой лесной школе я пробыла три месяца. За это время я прочитала книги Чарской – «Записки институтки», «Княжна Джаваха», а также книгу «Маленький лорд Фаунтлерой», после которой я твёрдо решила одевать своих сыновей в чёрный бархат и кружевные воротники. Отсюда же началась моя мечта иметь мальчика с локонами. Бархат я впервые купила в 55 лет, а насчёт локонов моя мечта осуществилась – Боренька кудрявый.
В лесную школу на мои именины приехали мама с папой, подарили мне кусок халвы. Я видела её в первый раз, угощала подруг, но все боялись попробовать и называли халву «замазкой».
По вечерам в лесной школе я делала – очень здорово – цветы из папиросной бумаги, каждый лепесток накручивался на иголку и сминался. Так достигался потрясающий эффект «настоящего» цветка. Пели песню: «Заткало пряжею туманной весь левый склон береговой» – о Днестре, и как румыны убили нашего часового. Теперь Бессарабия наша.
Во дворе нашего дома в Тамбове было много пыльных акаций и паслёна. Мы играли в «магазин», в Тараса Бульбу (я была им), а для взрослых устраивала концерты. Лучше всего помню песню с хороводом «Где гнутся над омутом лозы»: там у нас были стрекозиные крылья.
Один раз мальчишка во дворе кинул в меня кирпичом и попал в затылок. Я попробовала – рука была в крови. Я ужасно испугалась – решила, что уже умираю, побежала к папе. Он очень весело выстриг мне на месте ранки волосы, залил йодом. Щипало ужасно – все мне дули на ранку, чтобы не щипало, было очень весело, все смеялись, и я была счастлива, что ещё не умерла.
[Продолжение на сл. странице]
Утро - 7 ч. Вчера мальчики все-таки принесли грибов (лисичек) и сами начистили (предложил Боря) - по традиции, на чердаке, хотя погода была хорошая. Грибы я пожарила. Люда Панфилова, возвращаясь из лесу, дала мне две большие шляпки колосовиков, и я сварила грибной суп. Отняло это много времени.
Собрала клубнику - ребята не ели (объелись), но Маша ела охотно и даже сама попросила молока (!). Вечером Саша был на именинах у Гриши. Борю не пригласили. Он был страшно огорчен такой дискриминацией, я его еле-еле утешила. Вдобавок Кругловы "с барского стола" прислали два куска торта. Бестактные люди, но что поделаешь? Боря выходил на крыльцо и прислушивался к радостным воплям с Гришиного двора. Жалко его было. Правда, он мне очень помог: вдвоем мы к 10-30 веч. справились со
104//105
смородиной, натерли 11 кг. витамина. Во время работы рассказывали друг другу о прочитанных книгах и обменивались мнениями - в основном, фантастика.
Вчера был отличный теплый день. Мальчики ходили в Тимашево, взяли в библиотеке новые книги, но батонов не было (привезли, но продавать решили после перерыва). Я уложила Машуню, велела мальчикам обедать самим и побежала в магазин, купила батоны и вернулась, когда Маша еще спала. Предложила всем вымыться, но мальчики отказались и стали играть в мяч на лужке, делая вид, что не замечают, как я ношу воду. Я нагрела флягу, выкупала Машу и только успела внести ее в дом, как началась гроза. Уже под дождем я принесла домой корыто и вымылась сама, т.к. ребята снова отказались. Я ужасно разозлилась, жалко было, что пропало полфляги горячей воды. Был ливень. Бима пустила в дом - он боится грома. После ужина легли спать в 9-30. На участке успела прополоть только бархатцы возле избушки. Один зацвел, это единственный коричневый из моих семян (остальные - желтые), и мне очень хотелось, чтобы именно он цвел, чтобы успеть собрать семена.
Вечер. 10-30. Мальчики ушли играть в футбол. Они сегодня оба были удивительно покладисты, наверно, заглаживали вчерашнее. Саша нагрел флягу, а после обеда я выстирала все грязное (не кипятила). Т.к. обед был вчерашний (грибы), я поработала на участке (прополола цинии). День был солнечный. Боря проявил инициативу - собрать смородину, и мы все набрали еще 3 с лишним кг., я ее промыла и положила сушить. Смородина еще на кустах осталась.
Маша старается все делать сама. Наконец решается (под моим давлением) сама сесть на горшок и встать с него, и кричит каждый раз: "Я сама!"
Боря второй раз перепечатывает на машинке заметки из раздела "Пестрый мир" из журналов "Вокруг света". Вот на это у него хватает усидчивости, внимания и настойчивости.
Письмо от Олечки из Белоомута.
Под Новый год (наверное, 1928) у нас была ёлка, она мне очень нравилась. Но соседи пригласили нас на ёлку к ним – у них была ёлка в два раза выше и пышней, нарядней. На моей памяти это первый раз, когда я позавидовала, потом это случалось неоднократно. Боюсь, что мои сыновья в будущем имели не одну причину завидовать сверстникам: мы жили намного скромнее других. Интересно, завидовали ли? Думаю, что да.
Внимание! Это читать только взрослым.
Во втором классе мальчишки позвали меня на перемене к доске и
105//106
сказали: «Слабо написать под диктовку от каждого слова только первую букву!» – Ну да, слабо! Диктуйте! И они мне продиктовали: «Портной Иван забыл дома аршин». Я написала под гогот мальчишек. Я очень удивилась и спросила: «Ну, а дальше что?» Опять хохот. Его причину я узнала только во время войны – мне было 23 года. Когда я буду писать о школе № 10, я напишу и об этом случае.
Учителя 2-го класса я тоже не помню. Зато помню, что в это время мы жили в огромной квартире, где натопить было невозможно. Мы ходили в шубах и варежках (зимой) в комнатах. Зато двоюродный брат хозяина дома был Александр Пирогов, знаменитый русский певец, бас, которого я позже слушала в Большом театре. Я тогда очень гордилась таким родством хозяина нашего дома (ранний снобизм).
Первый настоящий учитель в моей жизни был учитель 3-4 классов Василий Николаевич Порывкин, старик с седой бородой и чёрными глазами. Его я помню отлично. Когда мы шли с выпускного бала (окончили 10 клас), то зашли к Василию Николаевичу. Он лежал разбитый параличом, умирал, говорить не мог. Но указал, где лежит фотография нас с ним в 4 классе и показал, что помнит каждого (на обороте были наши фамилии).
В школе я часто выступала на утренниках, пела в хоре «Долой, долой монахов» и «Заводы, вставайте». В пьесах играла только мальчишек, жестоко страдала, что я девочка.
Носим по заводу «Рязсельмаш» чёрный гроб с надписью белыми буквами: «БРАК».
Приколачиваем около станка молодого рабочего рогожное знамя, а он плачет: это – позор за прогулы!
В 5 классе я была членом ОДН (Общество «Долой неграмотность!»). Занималась с нянечкой в школе лет пятидесяти, научила её читать и писать. Тогда в обществах работали, а не только платили взносы.
В 7 классе я была членом СВБ (Союз Воинствующих Безбожников). Мы с цифрами в руках доказывали, что Ноев ковчег – это чепуха. Евангелия, конечно, не читали и не видели, а когда на пасху бабы несли в белых узелках куличи и пасхи (святить в церковь), бежали за ними и кричали: «Святого духа несут!»
Вчера с утра пекла пирог с ревенем и делала корзиночки, но вдруг погас свет. Пришлось допекать на газовой плите в "чуде". Потом оказалось, что у меня сработала автоматическая пробка и все в порядке. Ждали гостей много, а приехал один Витя. Аня приехала сегодня, а её
106//107
подружку Машу не отпустили родители. Погода оба дня стоит отличная, дети загорают.
Витя привез камеру для сашиного велосипеда, и они с Борей катаются. Анин велосипед тоже собрали. Витя переделал намеченные мною "мужские" дела: натянул проволоку и поднял кусты малины в огороде и на поле; сделал подпорку для яблони. Выкосил траву под грушевкой, и там подобрали ведерко паданцев, из которых я спекла яблочный торт. Витя помог мне натереть 8 кг. витамина, так что бак 20-литровый полон. Сегодня он собрал один три с лишним кг. смородины на поле и увезет в Москву. Сегодня утром в 5 ч. мы с Витей все-таки сходили за грибами. Отлично погуляли, принесли лисичек и даже два боровика (один нашла я).
Ели на обед грибной суп, вечером - жареные грибы. После ужина пришли Панфиловы, еще мальчики, играли в волейбол и были очень веселы.
Рано утром уехал Витюшка. Грустно. После завтрака Саша набрал (с небольшим моим участием) 3 кг. крыжовника, из которых 2 кг. мы с Аней и Борей почистили и заготовили для варенья. Аня прополола тыкву, а я - капусту и ноготки вокруг нее. Ноготки там отборные, из моей рассады, махровые и большие.
Боря взялся было собрать смородину, но больше полстакана не смог - надоело. Длительное трудовое напряжение, да еще в одиночку - не для него. После обеда Гриша не смог заниматься, и я сыграла с Борей две партии в шахматы. Саша долго катался на велосипеде с Сашей Красносельцевым; в утешение Боре попросила Анюту съездить покататься с ним. Саша долго ворчал, крайне недовольный поведением Бори, сказал, что с ним вместе жить не может. Впрочем, после ужина они и Анюта играют в волейбол м пришедшими ребятами с другого края деревни. Боря играть не умеет, но остальные относятся к нему снисходительно. На площадке Боря ест крыжовник, хохочет и иногда бьет по мячу. Маша весь день на участке, а вечером с трудом засыпала, т.к. в комнате было душно, хотя окно открыто весь день.
Интересно, куда девался вчерашний день? Вечером записывать было поздно. Анюта прополола астры в двух местах, я - в третьем. Срочно надо пересаживать! Саша закончил подготовку рабатки, но сегодня я не успела пересадить туда астры - собирала на салат зелень, мыла, резала. По пути собрала остатки клубники - Маше, потом немного малины.
Вчера весь день варила (с перерывами крыжовник, вечером пили чай с теплым вареньем. Потом вчера я в одиночку набрала еще два кило крыжовника (помогала Маша). Не хотелось трогать ребят, кото-
107//108
рые очень дружно играли на песочнице с ковбоями - солдатиками. Увы! Сегодня они опять жестоко конфликтуют: Саша запретил Боре брать велосипед, причем не говорит причины, а Боря уверяет, что не знает. Саша игнорирует Борю начисто, уехал после ужина с Аней кататься, Боря сидел один, плакал, не хотел разговаривать и объявил, что уедет раньше, чем хотел. Кстати, утром мы с ним были в городе, и он говорил по телефону с мамой (я - тоже). Оказалось, что он может пробыть здесь минимум до 10-го - 15-го августа. Боря был очень рад. А теперь из-за ссоры с Сашей у него испортилось настроение. В Боровске хотела купить Боре обувь (сандалии порвались), но ничего не было абсолютно. Купила муки, сметаны, подсолнечного масла.
Занималась с Гришей.
Маше отдала давно купленный счетный материал (матрешек), она прекрасно в них играла. Жалко ее: Играет весь день одна, мне некогда ее даже на качелях покачать, у ребят свои заботы.
Сегодня Аня кормила завтраком Машу и Сашу, вымыла посуду, подмела, - в общем, хозяйничала. Потом собрала смородину. Вспомнила, почему вчера не записывала: мы все чистили крыжовник для варенья, и в это время играли в угадывание героев книг. Было много смеха, особенно когда Анюта загадала "пуськи битые".
Ноги устали ужасно.
День был солнечный, только после обеда прошел дождь. Это задержало мою стирку - Саша не мог греть флягу. Закончила я стирать после ужина, из-за этого не пересадила астры. До обеда дети работали на участке. Саша закончил сбор смородины. Аня собрала миску малины - приблизительно кило, которое мы и съели после обеда, а то, что осталось - Аня доела перед сном. Мне удалось только подготовить две грядки под салат. Боря выдернул всю редиску; обрезал ботву, и я это держу под мокрой тряпкой, т.к. на грядке она бы пошла в рост и одеревенела. Боря сегодня сам (!) предлагал свои услуги, носил воду и т.д. Анюта испекла "хворост", очень вкусный, больше половины съели тут же к ужину, с чаем. На обед была картофельная запеканка с грибным соусом из лисичек, которые Боря собрал возле тропинки на пути из Тимашева.
Весь день я разговаривала с мальчиками - у них очередной конфликт. К вечеру вроде стали разговаривать и бегали к панфиловым играть в пинг-понг.
Сварила еще крыжовник. Когда варишь и печешь, набирается много посуды.
4 класс.
108//109
Мы собрались в зимние каникулы идти пешком в деревню Шумошь выступать в подшефной школе. Я играла главную роль – разумеется, мальчишки.
Накануне нашего похода я раскачивалась между партами, меня толкнули, я упала и разбила в кровь коленки. Ясно было, что 5 километров до деревни я не дойду. Но ведь сорвётся пьеса! И ребята решили нести меня <I>на руках<D>. Они сделали «скамеечку» из рук и несли меня по очереди. Потом (метров через 100) это надоело и мне, и им, я поковыляла своим ходом, а потом вообще забыла, что коленки разбиты.
Перед началом мы с подружкой (она была в платье, а я – в брюках и в кепке) ходили в обнимку по сцене. Деревенские ребята дразнили нас, принимая меня за парня: «Слабо поцеловаться, слабо!». И мы взасос целовались.
Пьеса имела большой успех.
9 класс.
Из трёх десятилеток города отобрали 24 девушки (и меня в том числе) для выступления на городском костре. Нас долго дрессировали. Одеты мы были в чёрные шаровары и белые кофточки. Костёр огромной высоты был сложен посреди стадиона. В полной темноте, под вальс, мы медленно спустились с верхнего амфитеатра вниз. В руках у нас были факелы. Мы стали вокруг ещё не зажжёного костра и делали упражнения с горящими факелами. Потом все разом опустили факелы в костёр, и он вспыхнул. Эффектное было зрелище!
10 класс.
Под Новый год для отличников-десятиклассников, вернее, старшеклассников, устроили городской бал-маскарад. Нас потрясло то, что у столиков можно было пить сколько угодно лимонада, а стол был накрыт роскошно – с пирожными! И тоже бесплатно.
Я была там со своей двоюродной сестрой Олечкой. Она была в красном платье и красной полумаске, а я надела чёрный костюм своего двоюродного брата Эмки, папину фетровую шляпу и чёрную полумаску. В петлицу вдела белую хризантему из папиросной бумаги. Я изображала Петера из популярного в то время фильма «Петер». Танцевала без передышки; к сожалению, мальчики меня не приглашали – все принимали меня за парня. Когда я пошла в туалет – пардон – естественно, девчачий, там поднялся визг.
Утро. 7-30. Встала в 6 ч. и перегладила белье, которое несколько дней перекладывала с места на место. Поставила варить мясо на обед.
Вчера был сюрприз: приехала Наташа с Мишей. Естественно, новый мальчишка, началась "проба - кто сильнее?", в результате Боря, который младше и слабее обоих, полез к Саше, тот его основательно стукнул ногой, после чего Боря, чтобы как-то отомстить, сломал Са-
109//110
шину авторучку. Снова конфликт. Я позвала Сашу, он издали грубо крикнул: "Не пойду". Потом я демонстративно к нему не обращалась, а он грубо сказал: "А чего я такого сказал?" Потом, видимо, сообразив, что я обиделась, перед сном сам (!) попросил воды горячей, вымыл ноги, спросил, надо ли мазать глаза и показал палец на ноге, чтобы перевязать. Утром он нагрел воду во фляге, но по случаю гостей и общей суматохи они с Борей не мылись. Наташа вымыла Машуню, а я выстирала все белье с Бориной постели + коврик + наматрасник. К сожалению, прошел ливень, белье не высохло. + погас свет, и на обед обошлись без супа, а мясо готовила на газу. Варенье доваривала (смородина) вечером, когда дали свет.
На участке пересадили с Анютой астры на рабатку, пропололи обе круглые клумбы с циниями и (с Наташей) лук-батун.
Неприятность: Миша хотел погладить Бима, тот бросился на него, задел зубами губу (слегка) и сбросил очки; одно стекло разбилось. Наташа и Миша боятся скандала со стороны отца Мишиного, но в Боровск к 11 ч. ехать не на чем (в аптеку), чтобы попытаться купить очки. Возможно, пошлю Аню (с попуткой).
Вечер. Вчера был теплый день. Саша топил флягу, потом Боря и Саша дома вымылись (на дворе ветер, холодно). Пекла пироги с малиной. Сделала творог. Занималась с Гришей. Наташа прополола незабудки. Яблоки (падалица) стоят в двух ведрах, что с ними делать - не знаю. День был шумный, вчера легла рано (10-30).
Сегодня после завтрака Наташа, Боря и Миша ходили за грибами, принесли уже к обеду. К ужину пожарила грибы, на завтра сварила суп с грибами. Спекла "пролетарский" с зеленым луком, пирожки со смородиной, вышло неудачно, т.к. дрожжи были плохие.
Саша съездил в город, купил хлеба, батоны, маргарин, слив. масло (по 3р. 20 к.), новую ручку, но с Борей не разговаривает. Правда, упросила разрешить Боре покататься на велосипеде. После обеда Саша ездил на велосипеде в библиотеку, в магазине купил манки. Аня привела в порядок рабатку перед домиком, а Наташа - флоксы за домиком. Боря вырубал репейники у погреба.
Опять лил дождь, вечер сидели дома, играли в "пуговки", читали "Карги". Аня обдумывала "Бальманах".
Было некогда. Вчера рано утром проводила Наташу с Мишей. Наконец-то перекопала в палисаднике последнюю сныть и крапиву. Боря вырубал репейники около погреба. Больше ничего не могу вспомнить.
Сегодня начала было обрабатывать грядку с клубникой, но пошел дождь. После обеда Аня с Борей ездили в Тимашево, купили хлеба. Утром Аня немного убрала в комнате ("навела блеск"). Она охотно
110//111
берется за любую работу. Вчера напекла на обед блинов. Сегодня набрала малины - мальчиков не смогла уговорить хотя бы поесть с куста. Вчера Саша по моей просьбе починил пол в туалете, настелил крепкий рубероид. После ужина играла с мальчиками в 505. После нескольких дней молчанки Саша был весел, шутил с Борей - тот был просто счастлив. Неужели это только потому, что должен приехать Витя и Саша не хочет неприятных разговоров?
Маша сидит на горшке в закутке и зовет: "Бабушка!". Подхожу, отрываю кусок туалетной бумаги, а она держит пальчики "окошечком" и говорит: "Сунь пальчик, там зайчик!"
Вечер - полночь. Наконец все заснули. Сидели у костра. Приехали Витя с Максимом. Костер был в память Гани - полгода без него и без надежды встретиться, как раньше. Вчера был день его рождения. Сегодня ходили втроем на могилу, убрали лишнюю траву, поставили в воду флоксы. Днем провожала на кладбище Аксюшу (Кукушкину), но на поминки не пошла, надо было накормить своих шестерых.
Вчера собрали малину, сделали 6 кг. малинового витамина.
Занималась с Гришей, он принес сумку огурцов, мы сделали пятилитровую банку малосольных.
Вчера накопали своей картошки и устроили роскошный ужин с грибным соусом. (Саша принес немного лисичек).
Сделала творог.
Вчера Анюта и я стирали (немного). Договорилась с Н.Д. Кругловой о рассаде клубники.
Вечер. Вчера уехали Витя и Максим и на целый месяц. Сразу почувствовала, что чего-то не хватает. Скосила много травы на лужке, сразу стали по-другому смотреться цветы и деревья. Вечером пошел дождь, сорвал работу на участке. Малину не собирали. Оказалось, что кабачки уже большие, и на завтрак я сделала из них оладьи. После обеда сделала наполеон на завтра.
Сегодня дождь идет весь день. Машины простынки сушить негде. Весь день Маша дома, я тоже. Готовила угощение на прощальный вечер - завтра уезжают Аня с Сашей. Сделала "боровики" из яиц, "мухоморы" и "лисички". Спекла яблоки, сделала салат. Стол был красивый. После ужина играла с детьми (был гость - Гриша) в тихие игры. Им понравились фанты.
Сегодня сорвала первые огурцы (три), они были очень вкусные.
Саша с Аней убирали чердак. Боря разбирал книги.
Занималась с Гришей.
Аня закончила оформлять листы "Бальманаха". Осталось подписать фотографии.
Вчера уехали Аня и Саша. В доме тихо, спокойно, скучно. Боре не
111//112
к кому задираться. Он очень послушен, не грубит, много читает. Весь день почти не выходили из дому: шел нудный, мелкий дождик. Малина гниет, собирать невозможно, да она к тому же водянистая. Вообще на участке ничего нельзя делать. Только утром я накопала картошки и на завтрак дала детям с малосольными огурцами - все-таки успели на прощанье поесть. Дома пришлось и стирать: у Бори все футболки грязные, к тому же он, как и Маша, проснулся мокрый.
Пододеяльник и наматрасник замочила в корыте, сегодня постираю. Весь чердак завешан, белье не сохнет. Прямо беда.
Много яблок падает. Жалко, что пропадут. Часть увезли уезжающие, часть отдаю Панфиловым. Вчера сварила 2 кг. повидла, очень вышло вкусное, хотя яблоки незрелые.
Вечером играла с Борей в домино, спать легли рано. Борю будила в 11 ч., но было уже поздно.
Продолжаю вечером. Дождь сегодня пошел только вечером. Я успела собрать 3 кг. малины и после ужина мы с Борей сделали витамин. Малины очень много, но она гниет и осыпается, а собрать одной невозможно.
Занималась с Гришей.
Перед обедом Боря катался на велосипеде, к нему опять привязался Витя Блинов. Пришлось идти с ним беседовать. Обещал преследование прекратить, а там - кто знает? Боря приехал домой в слезах и заявил, что уедет в Москву.
Я не помню, какие продукты были в магазинах. С хлебом было трудно – я стояла в очередях по два-три часа. А продукты мы получали в закрытом распределителе, куда входили по пропуску. У нас всегда были хорошие конфеты и необыкновенно красивые коробки с ирисом, с надписью «Made in USSR», я их дарила подругам на именины.
Молоко нам приносила какая-то «баба» – приносила через день «четверть» (бутыль такая, не знаю, чего она была четверть: наверно, ведра?). За маслом и сметаной мама сама ходила на базар по воскресеньям, иногда брала меня.
На базаре были десятки розвальней с лошадьми, под ногами был снег, перемешанный с навозом и соломой. Мы ходили между санями, и мама моя пробовала сметану соломинкой, а сливочное масло – ложечкой, захваченной из дома. Масло продавали овальными брусочками на чистой тряпочке. Творог был в мисках, на нём ясно отпечатывалась сетка от марли, в которой его отжимали. Бабы на базаре были в лаптях, здоровые, в тулупах (сейчас модные дублёнки бы вышли), громко спорили о цене и кричали друг другу: «Манькя! Где Ванькя-то?»
Питались мы просто, но сытно. Наша домработница Анисья готовила очень вкусно. Ела я много, но всегда была тощая, так как болела «базедовой болезнью» (щитовидка). Меня пичкали таблетками, каплями, лечили электричеством. Всё равно глаза были навыкате, а еда не
112//113
шла впрок. Наконец, году в 1938-м, меня показали в Москве профессору Шерешевскому. Он сказал: «Ничем не лечите, выйдет замуж – всё пройдет». Профессор – дай ему бог! – оказался абсолютно прав.
Я не задумывалась, справедливо ли, что мы пользуемся особыми благами, так как мой папа – зав. горздравотделом, директор техникума и ещё кто-то. Сейчас я возмущаюсь, что номенклатура имеет закрытое снабжение, а тогда всё было правильно, сомнения меня не смущали, совесть была спокойна. Впервые я засомневалась в 1937 году, но дело ограничивалось «смелыми» анекдотами и сведениями, кто из известных лиц или знакомых исчез.
12 ч. ночи. Не жизнь, а сплошные сюрпризы. Приехала Наташа, привезла продукты. Рюкзак тяжелый. Но что делать? Леня стал совсем инвалидом, боится уезжать далеко от дома, а здесь все-таки двое детей. С утра была хорошая погода, я задумала санитарный день. Боря топил флягу (с моей помощью), я натаскала воды. Машу вымыла Наташа, Боря успел помыться, когда пошел дождь. Пока дождь моросил, я все-таки постирала простыни и пододеяльник, но на чердак все не влезло, оставила висеть под дождем. Малину собирать было нельзя. Гриша принес усы клубничные, завтра буду сажать. Вечером Наташа с Борей пошли к Панфиловым смотреть телевизор. Спекла яблочный торт и весь съели.
Утро. Интересно, а куда же девались два дня? Ничего не помню. Наташа уехала. Второй день сегодня - солнце. Вчера пересушила все белье. Наташа уехала в пятницу вечером. Вчера посадила половину рассады клубники и вскопала вторую грядку и даже межу.
Собрала пяток огурцов, а все соседи уже насолили по пять банок.
Боря вчера ходил в Тимашево, поменял в библиотеке книги, купил подсолнечного масла и хлеба.
Вечером принес в бак воды. После ужина играла с ним в шахматы. Да, забыла: Наташа ходила за грибами, и мы второй день едим грибы. О Маше. Когда она чистила зубы, я показала ей, как надо стиснуть зубы: стиснула сама зубы и зарычала. Маша серьезно посмотрела на меня и сказала: "Я так не могу, я - не волк".
Вечер - 11 ч. В субботу весь день прошел в ожидании Максима с семьей, но напрасно. Я напекла треугольничков, ели сами. Вчера (воскресенье) они заявились в полном составе. У Максима очень болели зубы, боль прошла от реопирина.
Вчера был жаркий день, я делала "большую стирку с кипячением". Натаскала воды, Боря самостоятельно растопил флягу, полдня грел
113//114
воду во фляге и в баке. Все выстирала (в основном наволочки и полотенца). Сегодня снова все сухое. Осталось выгладить. Вечером вчера играла с Борей в шахматы. Матвей хорошо играл с Машей. Сегодня Боря утром проснулся сам (сухой - будила в 12 ч. и в 4 ч. утра). Маша тоже встала сухая. Ко времени подъема я сварила бульон, сделала тефтели, нажарила оладьи из кабачков, сварила на ужин пшенную кашу. Ире дала работу на участке, она собрала яблоки, малину для пирога, срезала два больших патиссона и 6 огромных кабачков и т.п., накопала и почистила картошки.
Я занималась с Гришей. Сделала творог. Участком заняться не успела. Огурцы собрал Боря.
Вчера провожала Максима; зашли к Гане. Поставили свежие флоксы.
Сегодня вечером играла в 505 с Ирой, Борей, Мариком.
Дети все время грызут яблоки, морковь, горошек, малину, крыжовник.
Посаженные мной усы почти все засохли. Завтра надо накопать своих и посадить заново.
В 9-м классе меня приняли в комсомол. Я зубрила, что такое демократический централизм, как фамилии членов Политбюро, кто первые семь Героев Советского Союза и т.д. На обратном пути из горкома, где мне вручили комсомольский билет, я дёрнула за зелёный липовый листок. Ветка вдруг обломилась, явился милиционер и велел платить рубль штрафа. Карманных денег мне не давали. Секретарь комитета комсомола школы Шурка Журавлёв согласился посидеть в милиции заложником, пока я бегала домой за рублём. Мы вспоминали этот день, встретившись через несколько лет в московском ЦПКиО во время проливного дождя.
Комсомольское поручение у меня было – редактор газеты. Газета была хорошая. Один раз я послала в журнал «Крокодил» тему для карикатуры, и мне прислали большую карикатуру, раскрашеную яркой акварелью. Был нарисован долговязый парень, сидящий за партой. Ноги у него торчали до самой двери (у нас парты были маленькие). Карикатуру наклеили в газету, а парты остались прежние. Я была страшно горда фирменным крокодильским конвертом.
Мы очень интересовались политикой, о текущих событиях всегда говорили у нас дома. Когда убили Кирова, все наши 8 комсомольцев сами пришли в школу задолго до уроков и плакали. Всё думали: «Вот мерзавцы, враги, убили такого доброго, весёлого, простого человека». А это было одно из первых преступлений сталинского времени, от которых к нам доносились лишь глухие раскаты.
Если бы я знала, что эти годы будут печально прославлены массовыми арестами, расстрелами, газетной ложью, голодом в деревне, то, вероятно, более внимательно присматривалась бы к окружающему. Но
114//115
у нас дома о внешней политике говорили то, что пишут в газетах, никаких критических высказываний я не слышала и уверена, что их и не было.
Арестовали «за анекдоты» моего дядю Мишу (мужа тёти Фани), шолом-алейхемовского никчемного бухгалтера, и он сгинул в лагерях. Правда, в провинции, в Рязани, мы знали очень мало, да и в Москве вслух об этом не говорили. Я тогда безусловно верила, что бытие определяет сознание, что Сталин – гениальная личность, что социализм совсем близко, а самая большая трагедия – не получить пятёрки по химии: это лишит меня аттестата отличника и возможности лёгкого поступления в любой институт без экзаменов.
Я волновалась за судьбу раздавленного льдами «Челюскина» и сейчас помню имена первых лётчиков – героев Советского Союза, которые вывезли челюскинцев. Плакала, когда умер Максим Горький. Над кроватью у меня висели фотографии смеющихся Саши Косарева (секретарь ЦК ВЛКСМ, потом репрессированный) и Алексея Стаханова. Я гордилась тем, что мой папа ездил уполномоченным в деревню на картофелезаготовки – это было опасное партийное поручение.
Был поджог рейхстага, мы восторгались Димитровым, измывались над подставным лицом – Ван-дер-Люббе. Была Испания. Фашисты – мерзавцы, наши лётчики – герои, у нас были шапочки-испанки, с кисточкой. Всё было просто.
Секретарь комитета комсомола Шурка Журавлёв усиленно нас воспитывал. Его любимые слова были «вы должны» или «вы не должны». Анекдотические эпизоды о Шурке:
1) Однажды (мне было 16 лет) мы собрались на день рождения к Жорке Дроздову, моему другу детства (потом он стал знаменитым на всю Рязань врачом уха, горла, носа). Стол был накрыт, разлили по рюмке какого-то красного портвейна, и в этот момент вошёл Шурка. «Что-о? Комсомольцы собрались пить вино? Сейчас же вылить!». Мы не усомнились ни на минуту, вылили вино в таз, поставили в угол, сели за стол и ограничились ситро.
Потом пошли в сад и обратили внимание, что огромная чёрная Жоркина собака лихо скачет по саду, подпрыгивает и срывает с деревьев вишни. Унять её было нельзя. Потом поняли причину: от собаки разило вином, она вылакала из таза без малого две бутылки портвейна.
2) В Парке культуры (горсад) возвели 30-метровую парашютную вышку, и молодёжь с почтением взирала на одиноких смельчаков, рискующих своей головой, прыгая с этой вышки. Шурка ПРИКАЗАЛ в воскресенье всем явиться в горсад и прыгнуть с вышки, чтобы доказать комсомольское бесстрашие.
Я была феноменальной трусихой, но мысль ослушаться и быть ис-
115//116
ключённой из комсомола в голову мне не приходила. Пришли к вышке все, пришла и я. Коленки у меня тряслись. Последней я вскарабкалась на вышку. В брючках девушки тогда ещё не ходили, и на меня надели лётный комбинезон! «Почему я не оставила маме прощальную записку?» – с тоской подумала я, лязгая зубами при виде толпы далеко внизу. Тогда парень, надевавший на меня лямки парашюта, видя мою помертвевшую, очевидно, физиономию, посоветовал: «Зажмурься и вообрази, что прыгаешь с табуретки». Я зажмурилась, присела на корточки на потеху зрителям и прыгнула вниз. Стропы натянулись, и несколько секунд я блаженно качалась под куполом, как воскресшая из мёртвых. Когда я сняла комбинезон, то очки остались в кармане, и пришлось за ними лезть снова на вышку...
3) Однажды зимой, поздно вечером, позвонили в парадном и потребовали меня позвать. Передали, что началась война, что домашним ничего говрить не надо, а надо взять кусок сала, кусок хлеба, тепло одеться и к 12 часам ночи быть на вокзале (конечно, пешком – тогда в Рязани не было трамвая, автобуса и т.п.). Это было распоряжение секретаря Шурки. В 12 часов собрались все 40 комсомольцев школы. Шурка велел построиться и кратко сказал: «Это была проверка комсомольской готовности. Я был в вас уверен – и не ошибся. Спасибо, товарищи, можете вернуться по домам». Мы разошлись в гробовой тишине. Никто не осудил Шурку за такие «шуточки».
Вечер - 11-30. После пяти часов до ужина возилась в огороде с клубникой. Очень была расстроена, увидев, как опять все заросло. Нет, таких гигантских размеров и такого количества при Гане не было. У меня прямо душа переворачивается, когда я вспоминаю, как Ганя топором вырубал репейники и выковыривал даже подорожники, а сейчас! Что бы он сказал, если бы увидел, до чего я допустила! И что я буду делать дальше- одна. В этом году много яблок на грушовке, большинство уже осыпалось. Чулан забит яблоками. Сварила сегодня еще 2 кг. повидла, но это капля в море. Дети едят много. Маша, по-моему, наелась яблок, так что почти не ужинала. Правда, кроме яблок, перепадает еще малина, крыжовник, горох, морковка...
Впрочем, об этом уже писала.
Сегодня перегладила все выстиранное белье. Привела в порядок рабатку с циниями перед качелями. После ужина играла с Борей в шахматы. Завтра, наверно, поеду в Москву (если приедет Наташа).
Ездила в Москву за пенсией. Была у Лени. Его состояние очень плохое, но в данное время я ему ничем помочь не могу: меня держит
116//117
участок, где проводят лето все дети. Надо собрать урожай; перекопать весь участок к зиме, варить варенье. Кроме того, Леня настроен против врачей и советов не слушает.
Я понимаю, что здоровье Лени - самое главное сейчас и, возможно, когда-нибудь он упрекнет меня в бездействии и будет прав, но я считаю, что многое сделать все равно не могу.
Вчера уехали в Москву Ира, Марик, Матюша и Наташа. Боря и Маша остались, но Боря живет последнюю неделю. Ведет себя идеально, все выполняет. Собрал сегодня все яблоки, груши. Топил флягу. Я вымыла Машу и Борю (разумеется, до трусиков), немного постирала. Очень долго чистила груши; сейчас варится варенье. Боря смотри у Панфилова телевизор.
Без меня Ира и Наташа пропололи лук-севок и грядку клубники, ликвидировали петрушку (старую) - все очень нужные дела. А я до участка не добралась.
Еще проблема: где взять сах. песок? Впереди еще слива и яблоки. Необходимо хоть полмешка, но в магазине нет. Сливы не так много, как в прошлом году, но на варенье, вероятно, хватит.
Утро. Вчера было 7 месяцев со дня смерти Гани. Чем больше проходит времени, тем острее чувствую, что его нет и я осталась одна. Долго варила груши, но терпенье лопнуло, и я их так и не доварила. Съедим. Посолила 5-литровую банку огурцов (наших). Сделала творог. Сварила борщ. Починила Боре носки. И т.д. Вечером играла с Борей в 505.
Сегодня затеяла постирушку. Боря взялся развести самовар, я ему помогла - вспомнила Ганины уроки. Сегодня, по моим расчетам, должно быть письмо от Вити.
Утро. Вчера посеяла немного анютиных глазок (в ящичек). Поздно, конечно. Может быть, что-нибудь и вырастет. Собрала 4 ведерка грушевки. 2 ведра отнесла Панфиловым. А куда девать остальные? Они все побиты, значит, будут гнить. Собрала малины на еду. Боря собрал огурцы. Собрала кабачки и два патиссона. Сделали конфеты из "Малютки", по Бориной просьбе. Занималась с Гришей.
Вечером играла с Борей в 505, решила выиграть. Боря очень огорчился - привык все время выигрывать. Интересно, попросит он сегодня реванша?
Приходили Панфиловы с малышом и Маша с ходу принялась с ним играть: усадила на крылечко, "мыла" ему голову и уговаривала: смотри на меня, а то в глазки попадет мыло и будешь плакать. Пела с начала до конца: "Баю,... не ложися на краю" и т.д.
Вечер. После ужина Боря сказал: "Сегодня день был как праздник".
117//118
Утром он в первый раз ездил один в Боровск (до этого ездил с Сашей, а в другой раз - со мной). Поехал "на разведку" - есть ли песок и мука. Вернулся чрезвычайно гордый тем, что купил 3 кг. песку, 3 кг. муки, буханку хлеба и плавл. сыр, т.е. нес в рюкзаке полпуда почти. Я, естественно, была в восторге. Но главное, что он встретился на тропинке с Витей Блиновым, и тот его не тронул и ничего не сказал! Боря так ошалел, что поехал на велосипеде к Грише сказать, что мы получили письмо из Бухары. Я рада, что этот страх с него снят. Потом Боря смотрел телевизор, ходил на ходулях, играл и ел вкусные вещи, в том числе яблочный пирог. Я рада, что он все время в хорошем настроении и не рвется в Москву. Маша отлично играла с Олежкой на песочнице. Все-таки ей все время что-то перепадает: то малина, то слива, то морковка, а про яблоки я и не говорю.
У меня несколько улучшилось настроение, т.к. получилось письмо от Сашки и Витюшки. У них все отлично. Кроме того, урвала время и прополола петрушку (два с лишним часа на это ушло). Прошла по участку с Володей (зять Ир. Бор.), полюбовалась на все. После ужина сыграла с Борей 3 партии в шахматы - без форы. Он понял, что это интереснее.
Получились письма от Анюты и Вити (от него - еще с дороги). Отличное настроение у обоих. Боря утром нагрел самовар (самостоятельно), я постирала его вещи. Починила тельняшку, наполовину заштопала тренировочные брюки. Хочется, чтобы в Москву увез одежду в порядке. Боря ходил в Тимашево, купил подс. масло, стир. порошок, хлеб. Маша играла до обеда с Олегом на песочнице. Вела себя очень хорошо, ни разу не хныкала и не капризничала. С Борей играла в шахматы. Занималась с Гришей. Сказала ему, что этот урок - последний, но он попросил заниматься до конца. Остальное время крутилась на кухне. Собрала малину (для еды). Маша по своей инициативе попросила корзинку и собрала яблоки.
Боря прочитал всю прозу Пушкина и сказал, что Пушкин - замечательный писатель. "Комс. пр." читает каждый день, и мы с ним обсуждаем некоторые статьи. Спросил меня, что такое статуя свободы, а сегодня нашел ее на карикатуре и был очень доволен.
Готовилась к отъезду Бори: штопала брюки, вымыла его (заодно Машу и себя), постирала кое-что и т.д. Мылись в доме, я топила печку. Флягу грел Боря, для чего потаскал из сарая драгоценную зимнюю растопку, иначе было трудно разжечь после вчерашнего дождика. Вымыла пол, смела паутину, вытерла пыль и т.п. Сделала корзиночки.
118//119
Боря и Маша почистили арахис, Боря истолок его в ступке (это для начинки). Сделала творожное тесто (печь буду завтра). Боря ходил в Тимашево за маргарином, принес еще буханку хлеба. На участок не ходила (!) - некогда. Вымыла туалет. Вечером играла с Борей в домино. Он выиграл, когда у меня было только 150, был в восторге и очень удивился, что игра для меня оказалась неинтересной. Маша часто рассматривает Ганины панно по стенам, рассказывает, что на них нарисовано, узнает Бимку, наш домик и т.д. Если бы Ганя знал...
Как всегда, сюрпризы. Ленчик, которого мы с Борей так ждали, не приехал, договорившись с Деей встретиться в электричке. Думаю, что заболел он или Наташа. Зато приехала Дея с Олей и Борей. Навезли гору продуктов. Оля, возможно, поживет здесь неделю. Я погуляла по участку с гостями, все показала и сама посмотрела. Поели малины, яблок, слив. Пили чай и ужинали со всякими вкусными вещами. Боря с Олей пошли в Тимашево за хлебом, но его не было, и они съездили в Боровск - сами, по Бориной инициативе. А Бима отвели пока к Дусе (хорошо хоть сообразили). Принесли буханку хлеба, и хорошо сделали, т.к. хлеб должен был привезти Леня, а он не приехал и не знаю, приедет ли вообще.
Хохотали до слез над Машуней, которая никак не может наесться и все время клянчит яблоки и другую еду.
Записать ее реплики невозможно - много значит интонация, да и пока сядешь за тетрадь, все забываешь. Жаль, что нет магнитофона. Сегодня она особенно "выдает", дорвавшись до благодарной аудитории.
Леня приехал в 8-30, т.е. ночь не спал, а вчера проспал. По дороге попал под дождь, зато его подвезли на мотоцикле до самой деревни. Слава богу, все пока благополучно. Сегодня встала рано, сварила гречневую кашу на завтрак, разморозила фарш, после завтрака сделала на два дня тефтели. Оля под мою диктовку сделала малиновый торт. Дея с Олей почистили яблоки, я сварила повидло. В общем, опять кухня. Даже не выбралась с Леней походить по участку. Леня с Борей срезали подсолнухи. Дея перебрала яблоки, гнилые выбросили. После ужина сделали костер, показывали шарады и т.д. - по случаю закрытия летнего периода. Сегодня уехал Боря (Пигарев). Сделала творог.
Уехали Дея, Леня и Боренька. Последнего провожала с особой грус-
119//120
тью. За эти два месяца он заметно стал добрее и как-то смягчился, стал со мной ласков и доверчив - словом, мы как-то подружились в процессе общих забот, планов и секретов. За обедом я вручила ему "свидетельство" о прохождении деревенских наук, он был, по-моему, очень доволен. Особенно он был рад тому, что поедет в Москву на машине, а это предложил отец Гриши. Я тоже этому обрадовалась, т.к. не надо связываться с автобусами и т.д. Правда, домой доберутся только часам к 9 веч. Увезли с собой сливы, часть яблок. Но цветы взять забыли.
Были у Гани на могиле, отнесли первые астры.
Теперь остались мы втроем: Олечка поживет до Пятницы, за ней должна приехать Наташа (Боброва).
За ужином было непривычно тихо. Олечка читает наши "Карги", смеется, а мне страшно за них браться: вспоминать, как все связано с Ганей.
Сегодня решила лечь спать пораньше (10 ч.), т.к. все время недосыпаю.
Вечер. С календаря сорвала сразу пять листков. Как-то забывала. Вчерашний день прошел в работе. Мне хорошо помогала Олечка: собрала яблоки, огурцы; мы почистили яблоки и сварили повидло. Сделали малосольные огурцы. Спекли яблочный торт. Сделала творог. Занималась с Гришей. Обрабатывала капусту: обирала гусениц. Срезала самые зараженные качаны, прополола участок. Сегодня собрала сливы, почистили их с Олечкой, засыпала сахаром: завтра сварю. Ходила в Тимашево, отдала в библиотеку книги, взяла новые журналы. Купила 2,5 кг. сах. песку, батоны, твердый сахар. Сварила овощи для рагу. После ужина учила Олечку играть в "пуговки" и вообще развлекала всякими фокусами (мне показалось, что ей скучно). Маша все время играет на участке, ночью опять сухая (с 17-го), хотя я ее сажала только один раз (в 2 ч. ночи). Сама раздевается, обувается и т.п. На участке сегодня опять не работала - не успела;. Куда только время уходит? Получила письма - от Анюты и от Клавы. Вите уже куплены билеты на самолет на 25-ое.
Скорее бы он приехал - я очень соскучилась.
Вечер. Три дня слились в один, писать не было условий. 22-го приехала Наташа, сегодня они с Олечкой уехали. Мы с Машей остались вдвоем. Вчера ездила в Боровск, купила 3 кг. песку, соль, томатный соус и 2 кг. "геркулеса" (не возить из Москвы). Наташа привезла еще 2 кг. песку, значит, завтра сварю сливу, а потом - повидло из яблок и слив (для Вити).
Наконец сегодня добралась до участка. Не знала, за что раньше
120//121
схватиться. Обиходила рассаду клубники, присмотрела еще грядку (из-под гороха). Осмотрела огурцы, повытаскивала крупные сорняки.
Убрала часть гороха. Перебрала яблоки, два ведра отдала Панфиловым. Собрала кружку малины на полдник. Больше не успела - надо было делать на ужин сырники. Утром делала творог.
Занималась с Гришей последний раз.
Вчера истопила печку, нагрела воды. Наташа вымыла Машуню; я вымыла голову Олечке, полила Наташе на голову, в заключение вымылась сама, причем Наташа предварительно меня постригла.
Вечер. Какая тоска. И вроде Маша щебечет рядом беспрерывно, и я с ней разговариваю, шучу, а в груди какая-то тяжесть, и ноги еле-еле ходят, но это тяжесть не физическая. Все делаю по дому, сегодня даже начала приводить в порядок клубнику, работала часа полтора - потом пора было кормить Машуню. Работала, и все казалось, что подойдет Ганя и скажет: "А не попить ли нам чайку?". Но не дождалась. Сегодня занималась в основном заготовками: сварила сливу и повидло из яблок и слив. Время ушло на мытье банок, мисок, таза... Второй раз выйти на участок уже не смогла: началась гроза. Еле успела снять белье (оно высохло). Бедная Машенька весь день развлекается в одиночестве. Немного поиграла с ней вечером, она была в восторге, визжала, хохотала. И несколько раз мне рассказывала, как она играла с Сашей и Борей, как все бегали, стреляли и хохотали. "Очень было весело", - заканчивала она грустно свой рассказ.
Нет, надо плюнуть на все и находить несколько раз в день хоть по 15 минут с ней поиграть.
"Скучно мне без родителев", - сказала мне Маша.
- А кто это - родители?
- Ну, Рома...
Надо сорвать слив, но они растут высоко, а на лестницу я боюсь залезать, да и не дотащу. Придется ждать Витю. Сейчас он с ребятами как раз подлетает к Москве (22-30).
10 ч. утра. Встала в 7-30. Куда же ушло время?
- Играла с Машуней в постели (она была красная шапочка, а я - волк).
- Одевались, умывались.
- Постлала постели.
- Сварила пшенную кашу, которую надо было все время мешать.
- Сходила за молоком, минут 5 беседовала с Амелькиным.
- Завтракала.
- Два раза выносила горшок.
- Дала молока кошкам.
121//122
- Остригла Маше ногти, смазала подбородок, одела для улицы (холодно, северный ветер).
- Записала все это.
11 ч. Ровно час мыла посуду и отчищала пригоревшую кастрюлю и таз (после варки повидла).
12-30. Приводила в порядок клубнику, но конца этой работе не видно.
12-30 - 13. Приходила Мария Вас. (Обнинская), принесла букетик астр (Уникум), посмотрела на мои точно такие же. Полчаса пообщались, я ей дала большой кабачок (для икры).
13 - 14. Варила щи, штопала Маше колготки.
14 - 15. Обед, отдых (штопала).
15-30 - Полчаса на посуду. Поставила сушить батон (на сухари).
И весь мой хронометраж свелся к тому, что в 16-30 я стала засыпать. Выпроводила Машуню во двор и минут сорок спала. Потом мне не хотелось смотреть на часы. Полола клубнику, выносила сорняки. Выкопала лук-севок и насыпала сушиться на полку в домике. Поиграла с Машей в мяч, покатала на качелях, а в 18-30 обе сбежали домой - подул ледяной ветер, и мы замерзли. Пожарила кабачок, поужинали. Накормила кошек, собаку. Поточила цветные карандаши, Маша трудится над книжкой-раскраской. Теперь я поняла, куда уходит время: просто я - старая, мне нужно отдыхать, а нервишки у меня за лето поустали.
Вечер. Холодно. Весь день +9 - +10. С утра ждала Витю. Потом получила письмо от Ирочки, что звонил Витя и просил передать, что приедет только 1-го. Боюсь, что пойдут дожди, а картошка-то не выкопана. Не знаю, за что раньше схватиться: клубника, сливу надо собрать, сварить черноплодку, а тут картошка. За хлебом сходить не могу, тем более съездить за сахаром. Сегодня попросила у Ир. Бор. буханку, т.к. до субботы мне не хватит.
Вчера привела в порядок клумбу у рукомойника, сегодня закончила незабудки. Полола клубнику, но немного (после полудня был дождь). Собрала ведро с лишним сливы. Что с ней делать - не знаю. Лущила с Машей горох. Выключила холодильник, все вынесла из него на веранду (ночью будет 6-7 гр.).
Молочных продуктов слишком много на двоих. Очевидно, с 1-2-го сент. буду брать 3 л. через день - и то за глаза хватит. Маша лущит горох. Показывает стручок: "Смотрите, какой крупный. Здоровущий. Очень большой. Прямо изумительный" - синонимы на любой вкус.
Мой аттестат отличника отправлен в Московский Институт Исто-
122//123
рии, Философии и Литературы, куда меня принимают без экзаменов. Это 1937 год.
Сейчас эта цифра наполнена зловещим смыслом. В то время я была счастлива: я студентка, флиртую вовсю со студентами в общежитии, жизнь прекрасна, мне делают первое в жизни предложение руки и сердца, платят 120 рублей стипендии, которые я совершенно по-дурацки трачу на ерунду; хожу в театры, в Консерваторию, на вечеринки.
И вдруг я упала на землю со своего седьмого неба.
Один за другим на трибуну в громадной 11-ой аудитории (амфитеатром) поднимаются студенты и говорят деревянными голосами: мой отец арестован и осуждён как враг народа. Я не проявил должной бдительности, не разглядел его вражеского нутра. Я отрекаюсь от своего отца и не имею с ним ничего общего. Мой дядя... Мой отец... Моя мать... Один только сказал: здесь ошибка, мой отец – настоящий коммунист, я ему верю, это должно выясниться. И этого одного исключили из комсомола.
Я сидела как во сне, но после собрания узнала много фактов, которым не хотелось верить. Однако розовые очки с меня постепенно спадали, хотя я была ещё очень активной комсомолкой. У нас в ИФЛИ было много родственников репрессированных, и обстановка часто была нелояльной. Но я ещё всего боялась и верила большей части того, что печаталось в газетах.
Когда началась война с Финляндией, я была уверена, что это необходимо. Из нашего ИФЛИ пошли четверо добровольцев (нужны были хорошие лыжники). Мы их провожали из военкомата, подарили в складчину каждому шерстяной свитер, трубку и кисет. Это были: Миша Молочко, Женя Стружко (оба погибли, брошенные командиром в снежных горах), Серёжа Наровчатов и Витя Панков.
Витя отморозил пальцы на ногах, ему отняли по полступни, сделали протезные ботинки, и он вернулся на курс героем. Как инвалид он не попал на фронт во время Отечественной войны, остался в Москве и сделал карьеру. Он сумел стать профессором и заведующим кафедрой в Литинституте, оставаясь ограниченным человеком, издал ряд книг – о Горьком и др. – очень скучных и шаблонных. Потом у него умерла жена, он перенёс инфаркт и умер вскоре после 50-ти лет. Я была на гражданской панихиде в Доме литераторов. Я его не видела с 1941 года, он совсем не изменился за тридцать с лишним лет.
О своих однокурсниках, ставших писателями, поэтами, профессорами и доцентами, я писать не буду. Одна из немногих, я с самого начала хотела стать учительницей (с 4-го класса), как моя мама, и стала учительницей. Считаю, что пользы принесла больше, чем если бы была доцентом или профессором и написала бы диссертацию о вятских диалектах или особенностях языка Фадеева.
123//124
Вечер. В комнате тепло (с утра вытопила печку). На диване спит Витя. Надо же! Ира (с Максимовых слов) дала неверную информацию. Утром приехал Витя, да еще с Сашей и его товарищем! Привез дыню и арбуз. Надо же.
Хорошо, что было обед, на всех хватило. Витя копал картошку, Саша с приятелем собрал с одного куста черноплодку. Гриша принес два саженца красной смородины, и Витя их посадил по всем правилам. Я утром немного простирнула, а вечером пекла торт с яблоками. Утром Ир. Бор. привела на два часа Олежку, и Маша с ним прекрасно играла и прочитала по памяти сказку про курочку рябу (Маршака).
Утром вымыла холодильник.
После обеда. Маша засыпает. Вчерашний день был отличный, я даже как-то воспрянула духом, слушая Сашин голос и разговаривая с Витей. Спекла "пролетарские" пироги с капустой и повидлом, посоветовала уехать вчера вечером, т.к. все время начинал моросить дождь, а к отъезду перестал. Жаль было будить мальчиков в 6 ч. утра. А так я спокойна: они ночевали уже дома. Витя наколол помельче дров, покопал картошку. Саша разобрал велосипеды. Мальчики собрали все сливы. Я сегодня засыпала наливку, но на варенье не хватит сах. песку. Буду варить сейчас черноплодку (с одного куста собрали 2 кг., второй не трогали). Вчера вечером, перед ужином, я посадила четыре астры в пень. Ребята уехали, увезли, слава богу, сливы, яблоки, подсолнухи.
Сегодня утром мыла банки, сделала творог.
Вчера вспомнила о начале учебного года. Ведь Марик идет в первый класс! Послала открытки ему, Бореньке и Деиным внукам.
В тот же день вечером. Сварила черноплодку, из-за этого в огороде не работала. То и дело моросил дождик. Маша погуляла немного перед обедом. После ужина заходил Гена, поговорили о книгах, о Ленином здоровье, о картошке и т.д. Не удержалась и малость поплакала в жилетку. Гена для меня как родной, особенно со дня смерти Гани, когда он меня поддержал в самую страшную минуту жизни.
Вчера приходил монтер и в две минуты починил радио. Я до того обрадовалась, что накормила его с напарником дыней и кстати наелась сама. Дыня великолепная - спасибо Вите. Днем была передача про Лолиту Торрес, она пела (запись, конечно) песни из кинофильма "Возраст любви", который когда-то мы видели. Вчера дождя не было. Я убрала с грядок горох, вскопала одну грядку и посадила 20 корней клубники. Потом закончила прополку одной из
125//126
старых грядок. Осталась еще одна старая и две новых. Немного покопала картошку. Истопила печку, вымыла Машу, немного постирала. Попарила себе ноги, налепила "салипод".
Приехал Гена. Я попросила его (он собирался в Тимашево) купить мне подсолн. масла и песку, что он и сделал. Песку принес 5 с лишним кг. Сегодня я засыпала оставшуюся сливу песком, а вечером сварю. Сегодня до обеда у меня играл Олег, и хотя это лишняя нагрузка, я соглашалась, т.к. Машуня все-таки имеет "общество".
Сегодня сделала творог. Молоко теперь буду брать через день. Вечер. Это называется - сглазила. Когда Машуня уснула, я побежала полоть клубнику. И тут пошел дождь, я еле-еле успела снять белье. Пришлось вернуться в дом. Погладила немного белья, починила свой пояс. По радио все время передачи об учителях (День знаний), т.е. Первое сентября. Грустно, что никто из моих сыновей не сообразил поздравить с праздником меня. Всю жизнь 1-го сентября у меня была тысяча волнений. А сегодня я одна, даже поговорить об этом дне не с кем. Взяла и всем назло спекла пирог с яблоками. А вернее, стало жалко, что лежат на блюде полусгнившие яблоки, червивые, недозревшие. А пирог вышел отличный. Маша оценила. Сейчас доваривается слива.
Вчера газеты принесла Дуся. Пришла бандероль от Марика (!) - коробочка от пудры, в ней спичечные коробки, в них - этикетки от водочных и винных бутылок (!!). Это сопровождалось письмом от Марика, что это - МАШЫН подарок. Очень трогательно, но теперь весь пол усыпан этикетками.
Дуся попросила цветов на могилу мужа. Нарвала два букета белых астр, чтобы и Гане поставила свежие цветы. Когда приедет Витя, смогу посидеть возле Гани.
Маша. У меня на кровати поиграли в "Красную шапочку" и "Хозяин дома колокольная голова", а потом предлагает:
- А теперь давай поиграем по-человечески...
- Как?
- Ну, в шараду.
Еще Маша: "А теперь дай мне назакуску дыню. Дыня - очень вкусная назакуска. Мы эту назакуску будем кушать понемножечку, чтобы не было прыщиков.
Вечер. Часов до четырех шел дождь. Ликвидировала авгиеву конюшню (за кухонным столиком). Возилась долго. Собрала коричные яблоки - можно варить. Вечером почистила и залила сиропом. Завтра сварю. Разобрала барахло в ящике за печкой. Почти дополола грядку клубники (опять пошел дождь). Собрала патиссоны (4 штуки больших), обрезала лишние листья. Еще десяток подрастает. Появились несколько новых
125//126
кабачков. Капуста крепнет. Тыквочки маленькие, но одна пожелтела. Постирала немного. Слушала радио. Очень рада, что работает. Мысленно все передачи обсуждала с Ганей. Так и слышу его голос: "Ну, замузычили!".
Очень интересно, приедет ли кто-нибудь завтра? Хотя буханка хлеба еще есть целая, но все-таки какие-то новости.
Как-то там Марик в школе?
За мной никогда не ухаживали мальчишки. Я была в очках, зла на язык, не умела кокетничать. На вечеринках мне не писали записочек игривого содержания. Я никогда не гуляла с ребятами под руку и даже за руку. И я завидовала своей приятельнице Таньке Орфеновой, хорошенькой, кокетливой, за которой ухаживали даже взрослые!
При всём том я была очень влюбчива, «обожала» артистов, но любила по-настоящему своего двоюродного брата Эмку, для которого всегда была молокосоской и ради которого приглашала к себе в гости одноклассниц, с которыми он флиртовал. Зато потом мы вместе провожали их домой, а возвращались с Эмкой вдвоём.
Да, флирта мне в школе не хватало, но я взяла реванш, флиртуя направо и налево после окончания школы. В Москве, в общежитии и в институте, нашлись ценители моего злого языка и более чем скромной внешности, а в очках и в Москве ходило много девушек, и я перестала их (очков) стесняться.
Вечер. Приехал Витя - на всю неделю. И, как по заказу, солнечный день (на завтра обещают дождь). Прополол картошку и все время копал, я чуть-чуть помогала. Утром немного убрала в доме. Витя договорился с Наташей, что мы привезем Машуню, чтобы им не надо было ездить специально. Значит, полтора месяца я буду одна, если Леня не захочет пожить у меня во время отпуска (в октябре). Витя по дороге из Тимашева нашел белый и подберезовик. Я сварила из них суп на завтра.
Утро. Вчера Витюшка хотел идти за грибами, но я его "наколола": уверила, что на улице проливной дождь (ночью действительно шел дождь), и он не пошел, тем более, что все равно проспал. А дождя уже не было. Сегодня я проснулась в 6-30, хотела его разбудить, а его и след простыл.
Вчера был хороший, теплый день. Витя посадил 6 кустов черной смородины, которую дал Гена (лишние у него). Работы хватило почти на целый день, т.к. я отвела под кусты участок клубники, сплошь заросший сорняками. Ну, а потом Витя все делает основательно. Ве-
126//127
чером он еще и картошку копал. А я в это время полола клубнику, но не закончила - ушла печь бисквитный торт и жарить кабачковые оладьи. К ужину пришел Гена с бутылкой домашнего смородинового вина, и мы хорошо посидели, вроде как отметили окончание "летней компании".
Утром и вечером приводили Олега - Машуня была "в обществе", очень весело играла, хотя и было очень шумно - Олег не говорит еще, а кричит. Ужинали они вместе, а когда малыша увели, Маша отлично играла сама в кубики.
Набралось много яблок - вполне на варенье, но куда столько варенья! Еще и черноплодку надо сварить.
В субботу намечен отъезд.
Витя собирался по вечерам заниматься переводом, но увлекся "Мертвой зоной" (журнал "И.Л." привез мне Гена).
Собрали много огурцов.
Днем. Машуня спит. Витя работает на кладбище - жду его обедать. Вчера день был прямо летний. Витя докопал картошку, потом вырезал малину. Утром он ходил за грибами, а я их почистила и пожарила на двух сковородках в сметане. Я доконала клубнику и начала пропалывать и рыхлить две новые грядки рассады. Так хорошо возиться в огороде, но приходится пока делать это урывками: много дел на кухне. Сегодня делала творог и напекла пирожков с капустой и треугольничков. Все - время! Сегодня утром расчистила джунгли вокруг черноплодки в дальнем конце. Пришлось вырубать топором - разросся куст белых роз. Собрала черноплодку - еще 3 кг. Буду варить варенье для Вити (с собой).
Днем. Машуня засыпает. (Последний сон после обеда в деревне). Вчера после полдника пошла с Машей к Гане. Витя выровнял площадку, подсыпал земли на могилу, обложил дерном. Он очень все аккуратно сделал. Отнесла свежих астр. Вернувшись, застала полный дом дыма. Я забыла выключить духовку, и в ней сгорели сухари. Хорошо, что не было пожара. Часа два ждали, пока проветрится комната (поработали в огороде), а потом началась гроза. Спать легли рано.
Сегодня до обеда Витя закончил малинник в саду направо. Но главное - он прочистил печную трубу и положил на печку новую плиту, потом замазал щели - огромная работа! А я варю черноплодку. Вечером хочу вымыть Машуню.
Ехать решили завтра утром (9 ч. авт.).
127//128
8.9 уехали, но все переиграли, т.к. накануне вечером приехал Леня - непонятно, зачем, но он, вероятно, хотел мне облегчить дорогу. Действительно, он взял на себя Машуню, и мне было легче. Доехали мы отлично. Леня с Машей вышли в Очакове, а мы с Витей доехали до киевского.
Накануне вечером варили глинтвейн (вино привез Леня). В Москве попробовала заказать Ганино фото на керамике, но неудачно. Отложила до следующей поездки (через 10 дней). Купила себе зимнее пальто (деньги взяла взаймы) за 154 руб. Очень довольна, что недорого. Дея купила мне новую шапку.
В Москве Матюша попросился ко мне в деревню, и я его взяла с собой дней на 10. Ехали мы хорошо, но от Тимашева шли под дождем. Ничего, пришли и переоделись в сухое. Матвей поел и спал три часа, а я мыла посуду и разбирала вещи. Отобрала себе два ведра картошки - думаю, на месяц хватит. Собрала упавшие коричные, но варенье больше варить не буду. Собрала последние огурцы, патиссоны и кабачки - канадские огромные!
А сейчас лягу спать.
Выспалась отлично. Матюшка похныкал - попросился на горшок. Весь день с перерывами шел дождь, работа на участке застопорилась. Сходила к амелькиным за пометом, положила во фляги - послезавтра начну удобрять. Отнесла Ам. куст флокса, помогла посадить. Выбрала все семечки подсолнухов. Оказалось, к сожалению, что в погребе почти все подсолнухи не высохли, а сгнили - учту на будущее. Сварила Биму кашу. Спекла торт с яблоками. Истопила печку. Начала писать для Наташи "поваренную книгу".
Матвей отлично играет - больше всего в машинки. Я с ним позанималась по азбуке (без особого успеха) и поиграла в детское домино. Но, конечно, без детского общества ему скучновато, т.к. на улице сыро, мокро, а комната тесная - здесь на велосипеде не проедешь.
Глаза у Матюшки - Максимовы, и я не могу смотреть на него без улыбки.
А вообще - грустно. На Бима вообще не могу смотреть. Наверно, до сих пор ждет хозяина, а ведь я его брошу на полгода (раз в месяц навещать - не в счет).
Забыла записать, что в Москве было с Леней в кино - фильм "Мефистофель", венгерский, очень сильный - режиссер Сабо. Был анекдот с кинофильмом "Синьор Робинзон" - его отменили, хотя в афише он был. Устали ужасно бегать по кино, которое оказалось в другом здании, но зато я купила для деревни ночной горшок для Матвея (большой).
128//129
Поздно вечером. Начала новую тетрадь, перечитала старую (№3), расстроилась. Как я не дорожила тем временем, когда Ганя был жив. Ещё и сердилась на него за всякие пустяки.
Да, сейчас многое в его поведении и словах я понимаю по-другому, да поздно. Как он лежал на диване, подложив руки под голову (любимая поза), а Бим - возле него, положив морду к нему на колени. И оба смотрят, как я шью или читаю. Если я спрошу: "Что ты на меня смотришь?", Ганя всегда отвечает: "А на кого же мне смотреть? Ты наша ненаглядная!". А сейчас - кому придёт в голову на меня смотреть? Разве что Биму.
Сегодня день был солнечный. Я выкопала морковь (хороший урожай сравнительно с прежними годами), решила вымыть, а то она вся в глине, но не успела, т.к. после обеда ходила в Тимашёво за хлебом и подсолнечным маслом (пока Матюша спал). Сделала творог. Купила у Маши Лариной 4 десятка яиц. Починила Матюше старую рубашку (он не имеет сменной), пришила пуговицы. Завтра постираю.
Вечером. Только 9.30. Матвей заснул под пишущую машинку. Это я печатала давно обещанные Наташе кулинарные советы. Только 9.30, а спать хочу очень. Весь день с небольшими перерывами шли дожди.
Успела: вымыть остальную морковь и рассыпать в домике для просушки. Подобрала коричные яблоки. Их получилось много, я начистила 2 кг и залила сиропом. Завтра сварю. Из крупной потрескавшейся моркови сделала цимес (жалко было выбросить). Матюшка ел, но не доел. Постирала Матюшины штаны и др. Вытопила печь. Сушу подсолнухи. До обеда у меня был Олег, обедал с Матюшей, съел весь суп и второе. Ирина Борисовна еле его увела.
После ужина поиграла с Матюшей в машинки и в кубики, он был очень рад и весел. Утром с ним занималась азбукой. Потом он с удовольствием слушал по радио сказку "По щучьему велению" и сам себе её пересказывал. Вот вроде и все "дела", а устала. Воду принесёшь - ведро унесёшь. Горшок унесёшь, вымоешь. Посуду вымоешь - на стол, со стола. И т.д.
Огорчение: остановился электронный будильник, когда я переводила стрелки. И так не смогла его пустить в ход. Ещё огорчение: завтра Машуне - 3 года, а я не могу поехать дать телеграмму. И Дуся сегод-
129//130
ня не появлялась.*
* Дуся – почтальон. Ей можно было дать телеграмму или письмо для отправки, если она приходила в Бавыкино.
Не помню, чтобы мы с Ганей когда-нибудь дома обсуждали, какие качества воспитывать в своих детях и как это сделать. Мне кажется, что просто сама наша семейная жизнь воспитывала наших детей. Самые частые слова у нас были: нужно, надо, должен. Никаких возможностей баловать у нас не было. Всегда мы спешили на работу, особенно в детдомах. Никогда не было больших денег и возможности что-то «достать».
Маленький Витюшка рос на руках десятков «нянек» из детдомовских девочек, но чаще оставался вообще один. Мы жили во флигеле во дворе детдома. Бывало, когда Витюшке было месяцев пять, я его посажу на свою кровать, обложу подушками, положу игрушки и уйду в детдом. Часа через четыре приду, вспомнив, что ребенка надо покормить (молоко из груди льётся), – бедняга сидит, свесившись вперёд, головка на подушке, личико от слёз мокрое, и спит.
Когда Вите было два с половиной года, мы работали в детдоме на станции Чкаловская Московской области. Жили в маленьком домике недалеко от детдома. Однажды уложили сына спать (кровать обычная, железная, без сетки) и ушли на педсовет. Вернулись поздно, видим – ребенок спит на полу: упал на одеяло и даже не проснулся.
Не помню, чтобы мы когда-нибудь кого-то из своих детей «укладывали» спать, а они бы не хотели, капризничали и т.д. Они отлично знали, что папе и маме некогда с ними чикаться – работы много, значит, надо ложиться и спать. В комнате может гореть свет, громкий разговор или музыка могли помешать, но им почему-то не мешали. Вставали тоже легко. Больше других нежился Максим.
Почему у Максима меньше, чем у старших, было выработано чувство долга? Думаю, потому, что он маленьким так болел, что чуть не умер, и его все жалели. Потом он долго не говорил, и его опять все жалели. Потом он не знал отца, и дедушка был ему и отцом и дедом и очень баловал. Правда, положение мужа и папаши его сильно изменило: он стирал пелёнки, мыл посуду, но быстро встать утром долго было для него непосильной задачей.
Лёнчик всегда старался тянуться за Витюшкой и казаться большим. Он очень не любил фразу: «Ты ещё маленький». Когда он слышал «Нужно вынести мусорное ведро», «Нужно сходить за хлебом», то всегда говорил: я вынесу, я схожу. «Да ты ведро не поднимешь, оно тяжёлое». – Подниму. И действительно, двумя руками ухватив ведро, тащил его во двор, к баку, еле-еле поднимал и выбрасывал мусор. В магазин начал ходить лет с шести, а то и раньше. Иногда его обжули-
130//131
вали, и он плакал от обиды. В проливной дождь, бывало, слышит, что нет молока или сахара, и всегда вызывается идти. Соседи (мы тогда жили в общей квартире) обрадованно давали ему поручения: мне батон, мне кефир. Он всё точно выполнял. Всегда разведает, где и что «дают», большая ли очередь, не боялся и в очереди постоять.
Когда Витюшке было четыре с половиной, мы жили в деревне. Молоко у меня пропало, когда Лёне было три-четыре месяца, и надо было ходить за молоком на другой конец деревни. Это была витина обязанность. В любую погоду, в дождь, в грязь, я его будила, он сразу вскакивал и шёл с бидончиком за литром молока. Однажды на обратном пути на него напали гуси он упал, разлил молоко – больше мы его получить не могли. Он очень плакал – ведь маленький Лёнечка хотел есть.
Рано утром (в 8.15 - я уже встала) пришла Ирина Борисовна. Она ехала в Боровск и знала от меня, что мне нужно отправить телеграмму ко дню рождения Маши. Так любезно с её стороны. Заодно отправила и письма Наташе (кулинарные советы). День был без дождя, а до обеда даже пригрело солнышко, и я высушила и проветрила все валенки - увы! уже ненужные. Кто знает? В жизни случается всякое. Выстирала покрышку с дивана, которую изгадил Черныш. Высушила на солнышке выстиранные ранее вещи Матюши. Всё-таки в солнечную погоду настроение намного лучше. Собрала ведёрко штрифеля. Всё-таки какие красивые яблоки! Сварила яблочное варенье. Принесла ещё ведро помёта, долила и перемешала фляги. Завтра начну "эпопею"! Прополола - наконец-то - всю посаженную клубнику. Занималась с Матвеем по азбуке. Сварила свёклу для завтрашнего борща. На ужин делала салат. Матюшка всё время предлагает свою помощь и охотно работает на участке (рядом со мной): собирал куски коры, сгребал сорняки, рвал лук для салата и т.п. С ним очень легко, он оптимист и не скучает. После полдника до ужина приводили Олега. Матюша стал на него покрикивать, приговаривая: "Понял? Понял?".
Отступление. Во время прополки вспомнила наш разговор с Деей в Москве. Она всё время упрекает меня в отсутствии "личной жизни". Она считает, что вот у неё есть личная жизнь, т.е. она ходит в театр, на концерты, в гости, ездит на экскурсии по Москве, за город, даже за границу. А я не ощущаю никакой ущербности, и это Дею удивляет и раздражает. Не понимаю, почему моя работа на участке - это не личная жизнь. Только Деина личная жизнь - потребление культуры, кем-то созданной, а моя - создание чего-то, пусть красивого цветника или по-
131//132
лезного ягодника. Не испытываю никакой тоски по театру и, тем более, по хождению "в гости", что вообще не люблю. Да и к кому ходить? И когда? От телевизора я совсем отвыкла. Правда, в кино с Лёней сходила с удовольствием, не считая "пробегов" по московским улицам в поисках кинотеатров. Но ни на какое кино не променяю зрелища моего участка в солнечный день, хотя он и зарос травой, а астры сильно попорчены дождём и ветром.
Ещё один день прошёл - неплохой, в общем, день. Сухой и довольно тёплый. Утром удобряла малину в огороде (там, где привёл в порядок Витя), "зарядила фляги". Начала пересадку лука-батуна. Чрезвычайно трудоёмкая работа: всё выкопать, повыбрать сорняки и посадить заново лук, подрезав корни и зелень. За три часа сделала очень мало. Была с Матюшей на кладбище, отнесла свежий букет красных и белых астр. Заходила Елена Васильевна (обнинская) (???), принесла в подарок антоновку и великолепную чайную розу. Она стоит сейчас передо мной в вазочке, вся распушилась и пахнет. Странная форма: как диплоид, два центра, где лепестки свёрнутые.
Переварила яблочное повидло: оно стоит около месяца и начало плесневеть. Занималась с Матвеем. Ура! Он забыл букву П, упорно называет её Б. А мы вчера её из кубиков складывали...
Поощрение самостоятельности. Максим в четвёртом классе участвовал в параде на Красной площади (выбегал с цветами к трибунам). Обратно он добирался пешком, так как у него не было денег на метро. Идти надо было к тёте Дее на Красную Пресню, было холодно, но он дошёл и был этим очень горд.
Лёньку в его хозяйственных наклонностях всячески поддерживали. Когда в первом классе его назначили завхозом, он поехал в «Детский мир» за тетрадями для контрольных работ. Его надули: вверху положили дорогие тетради, в середине – дешевые. Витюшка поехал и добился справедливости.
Преодоление ложной трусости. Когда Витюшка в первом классе пришёл из школы без калош, он ужасно боялся пойти в школу к нянечке и разыскать их. Я бы сама это сделала, но мне было очень некогда, и я заставила Витю пойти. Калоши он нашёл.
Поощрение любознательности. Когда Витя увлёкся физикой, я ему купила конструктор по электричеству. У нас дома моментально стали перегорать пробки из-за «опытов». Потом в школе началась химия, и я купила набор «Юный химик». Начались взрывы, вонища и вообще чёрт-те-что. Прихожу однажды из школы: Витюшка устроил «извержение вулкана», а рядом Максимчик наслаждается зрелищем, сидя на высоком стульчике (годика два ему было). Ужас!
13//133
По-настоящему ребята видели, как я работаю, в пионерском лагере. Максимчик был у меня в отряде с пяти лет. Собственно говоря, я его отдала в соседний детсад, но его там задразнили песней: «Максим на пузе проползёт, и ничего с ним не случится». Тогда я забрала его в отряд. У меня были 7-8-летние. Он никогда ни в чём не отставал, съедал всё за столом первый, на прогулках был неутомим, первым прибегал на линейку. Я не оказывала ему никакого снисхождения как сыну и не делала скидок на возраст. Он быстро стал самостоятельным, но никогда не мог научиться узнавать свои вещи. Ещё в шестом классе, когда его уверяли, что штаны – его, он брал их только тогда, когда его тыкали носом в метку: Максим Кротов. Метке он верил, своим глазам – нет.
Лёня в восьмом и в девятом классе уже работал у меня в отряде вожатым, то есть был на бесплатной путёвке. С ним было легко работать: он знал мои требования и принципы, дисциплину держал строже меня, а в банные дни был полностью незаменим: собирал и сдавал быстрее других вожатых грязное бельё, получал чистое, застилал кровати, мыл мальчиков в общей бане (в Керчи ходили в баню в город), собирал ребячьи грязные вещи. Я даже два-три раза отпускала его с отрядом (36 десятилетних детей) на море, и он их купал по звеньям. Только очень на них орал, укладывая на «мёртвый час». Когда отряд дежурил в столовой, у Лёни было всё «в ажуре». Кстати, Максим тоже прекрасно дежурил – работы он не боялся. Лёня прекрасно умел играть с детьми во всякие военные игры – сам входил в азарт и их вгонял. А Максим лет в девять-десять часами рассказывал сверстникам Конан-Дойля, Жюль Верна и ещё бог знает что. Он знал, что этим помогает маме. Слушали его и старшие ребята.
Витин опыт работы вожатым был менее удачным – и по моей вине. Я его не взяла к себе в отряд, а отдала вожатым в другой отряд, к ребятам пятых-шестых классов, шпане и хулиганам. Первый раз, попробовав их уложить спать вечером, он пришёл ко мне и чуть не заплакал: не мог вынести похабщины и матерных анекдотов в спальне. Да и вообще он не мог справиться с ними, а педагога у них не было. В общем, неудачно вышло.
Максим тоже с трудом вынес неделю в отряде со сверстниками (шестой класс) и попросился ко мне, к малышам. Я поняла, что и ему там трудно. Слишком «интеллигентное» было воспитание дома, многих слов он не понимал, так же как и Витя, так как их не было в книгах. Потом жизнь их выучила, как выучила и курить, и пить водку (редко). Я никогда не видела своих ребят пьяными, хотя мы на всех праздниках пили. Когда Максим или Лёня выпивали чуть больше нормы, они начинали громко говорить, а Витя вообще не менялся.
Максим в садике был «немым» (говорить стал с 4-5 лет), привык играть один, и эта привычка к одиночеству осталась у него надолго, тем более, что до 1966 года мы жили в одной комнате, вечером Витя с Лёней делали уроки или читали, я проверяла тетради, а Максиму было
133//134
отведено жёсткое пространство в квадратный метр между кроватью и книжными полками. Он там и сидел часами на маленьком стульчике за крошечным столиком и играл молча – наверно, думал. И игрушки я ему покупала такие, в которые он мог играть один. Самые любимые были немецкие: гараж двухэтажный для автомобилей, с подъёмником и разными вытребеньками, и «магазин» с прилавком и множеством ящичков. Как только он их не обыгрывал! Гараж сохранялся очень долго. Потом началась эра солдатиков и «герцогства», замков и войн, и всё в одиночку. Я всё это поощряла – и зря! Когда Ганя попытался (заочно) повернуть игру в дидактическую сторону – гуманистическую и созидательную, в герцогстве уже были изданы суровые монархические законы, установлена фашистская диктатура, а женщины туда вообще не допускались. Отсюда естественным был переход к религии.
Когда я ходила с классом в походы, со мной ходил Витя, потом Лёня, потом Максим. И вот, придя на место, мои ученики чаще всего валились в изнеможении и стоило немалого труда заставить их пойти собирать топливо для костра. Но мои сыновья были на высоте! Лёня всегда складывал и разжигал костёр, свирепо рыча на бездельников-ребят; Максим (маленький, лет 6-7) всю дорогу шёл первым, не жалуясь на усталость, и без конца таскал хворост.
Когда Максим с пятого класса стал ездить в археологические лагеря и экспедиции, его руководители говорили, что он исключительно трудолюбив и трудоспособен, особенно если дело доходит до раскопок и находок – оторвать его от работы нельзя. Да и я сама помню, как он после экспедиции таскал полные портфели камней и черепков и «описывал» их, просиживая до поздней ночи.
Согласно всем лекциям для родителей, мои дети должны были вырасти тунеядцами. Но они почему-то все работают в самом высоком смысле.
Умственное развитие (гимнастика ума). Для этого использовалось время прогулок по воскресеньям, мытья посуды и т.д. Бесконечные «словесные» игры в устном варианте: синонимы, омонимы, отгадка персонажей пушкинских сказок (на вопросы отвечали «да-нет») и вообще литературных героев, придумывание рифм и всяких сиюминутных стишков. В пионерлагерях на все популярные мотивы я сочиняла свои местные «стишки», не говоря о частушках. Поощрялось всякое остроумие, быстрые ответы – сначала я «забивала» детей, потом они меня переплюнули. Максим стал выпускать «Домашний телегав», Витя сочинял юбилейные стихи, потом Максим делал потрясающе смешные школьные стенгазеты, а про Витю и говорить нечего. Кажется, Лёня в рифмоплётстве слегка поотстал, зато устное его творчество не имело равных по полёту фантазии.
Тяжёлый был день. До сих пор такое ощущение, что меня придав-
134//135
ливает камень. Началось с утра. Шёл занудливый мелкий дождик, а работа на участке стоит. Возилась дома. Прокипятила клубничное варенье (на нём появилась плесень). Починила Матвею двое штанов. Сделала творог и т.д. Когда Матюша спал после обеда, пришла Люся, принесла газету и часа полтора морочила мне голову. Была навеселе (её трое суток не было дома). Несла чепуху, приставала к Матюшке, тискала его. Когда я пошла работать в огород, она пошла за мной и не давала ни минуты покоя, задавая дурацкие вопросы, хватая вёдра и т.д. Наконец сообщила, что у неё день рождения, и попросила нарвать букет. Цветов я ей нарвала, но настроение у меня испортилось основательно. Когда мы ужинали, она снова явилась, все двери настежь, заляпала пол глиной и потребовала, чтобы я пошла посмотреть, почему у них нет света. Я, конечно, не пошла. Ну, слава богу, отвязалась. Через десять минут явилась Катя и заставила искать новую пробку. Нашла, отдала. Из-за двух бестолковых баб устала больше, чем от таскания вёдер. Неужели Люсины визиты повторятся? А сказать "пошла вон" не могу.
Всё же разлила по малине и смородине обе фляги и "зарядила", только уже не было времени принести ещё 3 раза воду - отложила на завтра. С луком не успела.
У Матюшки обнаружила на сапожке маленькую трещинку (порез), и внутри мокро. Попробовала залепить резиновым клеем, а то он не сможет гулять - всё мокрое.
Ещё бы они все трое не любили книги! Кроме книг, в доме не было ничего ценного: мебель была стара настолько, что из стульев запросто делали «домики» и «ракеты», налепляли на них пластилин, втыкали кнопки; на гардеробе отмечали чёрточками рост детей и внуков; на кушетке скакали до изнеможения. Одежды дорогой не было ни у кого, одевались все скромно, Лёня и Максим донашивали костюмы старших, так же как и я донашивала платье сестры. Зато книги покупали, книги обожали, книгам радовались, они занимали всю стену. Из книг приводились цитаты, книги пересказывали, книги читались без конца. Наконец, из книг-ширмочек делали домики.
Витя выучился читать в четыре с половиной года – сам, около детдомовских ребят. Лёню я выучила годам к шести: ругала, заставляла и стыдила, а он не хотел читать – назло. Максима выучила читать моя мама, когда он научился говорить (годам к шести он читал вовсю). Читали все запоем.
Конечно, было бы лучше, если бы книги хороших писателей не изучали в школе (Толстой, Тургенев, Пушкин...) – это отбивало вкус к книгам. Ну, а когда сыновья выросли, они прочитали такие книги, о которых мама с папой и не слыхивали, и теперь я читаю по рекомен-
135//136
дациям сыновей! Дожили. Дай бог и им дожить, чтобы Саша и Боренька советовали Вите и Лёне, что прочитать, а Марик измывался по поводу того, что Максим никогда не читал книг такого-то: «Ну, и отстал же ты!»...
Белый хлеб кончился (батон ели неделю), в магазин идти неохота - дождь. Короче говоря, я решила напечь пирожков, тем более, что Матюша увидел коробочку с маком и попросил булочку с маком. Кроме того решила испробовать сухие дрожжи. А самое главное - с утра опять дождь, на участок не выйдешь. Только собрала миску коричных яблок - а думала, что они кончились.
Напекла отличных пирожков с маком, с зелёным луком и ещё плюшек. Матвей ел с удовольствием. После полдника успела ещё часа два поработать - опять батун, и ещё половины грядки не обработала. Матюша сам выдергал свёклу, её мало, а более или менее больших - несколько штук, но с меня хватит. В Москву её не повезёшь всё равно, дай бог увезти яблоки и варенье.
Воспоминание об одном дне. Несколько лет назад, тоже в сентябре, мы с Ганей снимали с яблонь штрифель. Был хороший урожай. Ганя залез на яблоню, рвал яблоки и бросал мне, а я ловила и складывала в ведро. Был яркий солнечный день. Яблоки были такие красивые, огромные. Я сказала Гане: "Какой счастливый день!" И сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что действительно это было счастье - нас было двое, внуки и дети только недавно были здесь, страшные 18 лет были позади... Но они привели Ганю к преждевременной смерти.
Конечно, помогала, но мало. Во-первых, помогала обдумать сочинение, употреблять вводные слова и цитаты. Во-вторых, готовиться к экзаменам по русскому, литературе, истории («гоняла» по правилам и хронологии).
В младших классах помогала по алгебре (летом занималась в 1959 году с Витей), а Максиму и Лёне – по английскому языку. И поправляла в тетрадях ошибки, которые пропускала учительница. Самое трудное было – ошибку исправить и оправдать учительницу, что она не виновата, пропустив её.
Когда Лёня учился во втором классе (в школе, где я работала), им нам надо было писать изложение. Он не написал ни слова, и его учительница, Татьяна Сергеевна, решила его привести ко мне в учительскую. Лёня не пожелал идти, вцепился в ручку двери класса с такой силой, что его отцепляли вдвоём. Наконец притащили его ко мне. Ну что я могла ему сказать? Увела домой. Спрашиваю, в чём дело? – Я всё забыл. Думаю, что он просто не слушал. На другой день после уроков он сказал учительнице: ну, я сейчас напишу. Она хотела ему
136//137
прочитать текст, но Лёня сказал – не надо, я всё помню. И написал слово в слово без единой ошибки.
Лёне вообще было свойственно бессмысленное упрямство, чаще всего себе во вред. Так, на именинах у тёти Деи он отказался есть торт, а был сластёна. Просто встал, когда его стали уговаривать, и уехал один домой. Всем испортил настроение. Однажды на прогулке в Парке культуры («Большой королевский выход») – ему было лет шесть – он не захотел есть мороженое, которое обожал. Может быть, таким способом он пытался утвердить свою личность? В школе он не был ни спортивным, ни красавцем, у него не было всяких там заграничных ручек и блокнотиков, у его папы не было машины, да и папы не было, которым можно было бы пофигурять. Вот он и пробовал чем-то выделиться – упрямством, за которое часто получал шлепки и тычки.
Витюшка их никогда не получал, за исключением вопиюще несправедливой трёпки от отца, которой ни он, ни я не простили. Об этом даже больно писать ("я такого не хочу даже вставить в книжку"). Витя был образцово-показательный, а Лёня – козёл отпущения, ему всякое лыко ставилось в строку. Учился он вполсилы, зато когда надо было убрать класс, таскать парты и шкафы – он был первым, и нередко единственным. Я ему часто высказывала своё неодобрение, неуважение, ругала «на Б» (балбес, балда, болван).
Заново родить Лёню я не могу, но то, что он, когда вырос, шпынял Максима, которого баловали и жалели, – это моя вина. Максиму много досталось от Лёни, а потом доставалось Гале и Бореньке. И всё потому, что я не сумела разглядеть за его бравадой многое хорошее, его незащищённость, за которую ему пришлось потом неоднократно страдать – в армии на первом году, пока он не научился огрызаться, и в семье, где он не сумел сразу себя поставить. В моей семье Лёнька научился только двум вещам: трудолюбию и любознательности.
Да, я часто бывала несправедливой.
Тёплый день без дождя. Немного даже было солнце. Матвей весь день во дворе. Утром и вечером играл с Олегом, который никак не хотел уходить домой. Матвей дорвался, что называется: командует малышом, придумывает игры и говорит без передышки. А я весь день получила возможность работать. Утром удобряла и зарядила фляги. Вырвала из смородинника сорняки. Закончила (!) пересадку лука-батуна. Теперь примусь за чеснок. Собрала пожелтевшие стручки бобов. Урожай хороший, но большинство стручков ещё зелёные (солнца нет). На печке сварила Биму козлячью голову, пожертвованную Панфиловыми. Половину он съел уже с утра. Наверное, наелся, т.к. кашу вечером оставил. Покончила со свёклой. Вышло - ведро, крупной - с десяток. А мне больше и не нужно.
137//138
Завтра день рождения Ромки. Валя Панфилова. едет в город, передала ей текст телеграммы. Может увидит Дусю и попросит отправить. Хорошо было бы.
Интересно: работаю в огороде, вдруг - тяжёлый удар об землю. Яблоко упало. Иду искать, нахожу - большое, краснобокое. Так и тянет показать Гане. Как раньше.
Когда я пела своему братишке «Жил-был у бабушки серенький козлик», он плакал навзрыд. Когда Ганя рассказывал маленькому Витюшке «Слепую лошадь», то у Вити глаза наполнялись слезами. Когда я рассказывала «Слепую лошадь» Анюте и Саше, у них начисто отсутствовали эмоции жалости, справедливого негодования и т.п.
Когда я читала детям в школе «Муму», то у меня всегда застревал в горле комок, когда я доходила до слов «Муму доверчиво поглядывала на него и слегка махала хвостиком».
Теперешние дети уже не плачут. Они столько наслушались по радио и насмотрелись по телевизору, что их не заставит заплакать не только Баба-Яга, но и фашист, расстреливающий детей. Это, наверное, несовременное чувство – жалость.
Когда у меня сдох первый цыплёнок (потом сдохли ещё многие), я всё боялась, что внуки расстроятся – ничуть не бывало! Боря подсмотрел, как дедушка сунул дохлого цыплёнка в печку, и сообщил другим: «Дедушка положил цыплёнка погреться». А я-то боялась, что они узнают, как кот Васька сожрал птенчика ласточки. Нет, они рационалисты, всё понимают, но не чувствуют жалости. А Лёня, при своём угловатом характере, всех жалел. Если я уставала и ложилась на кушетку, Лёня меня укрывал пледом. Лёня выносил кружку с водой рабочему, который в жару укладывал асфальт. Но как прививать чувство жалости и нужно ли это, я не знаю до сих пор.
Эти десять дней почему-то тянулись долго. Наверное, потому, что я не имела никакой информации из Москвы и понятия не имею, приедет ли Максим, здоров ли Марик, как дела у Лёни с Наташей (справляются ли с работой). Не знаю, наводил ли Максим справки о моей работе, а мне это очень важно. Ладно, доживём до завтра. Сегодня день тёплый и сухой, печку не топила. Утром выполнила норму удобрения, причём Матюша ходил со мной за водой с маленькими ведёрками, принося за раз литр воды. Выливал в ведро и наполнил его доверху. Очень дружно играли с Олегом, хотя его привели поздно. Но вечером он опять он явился на радость Матвею. Я начала приводить в порядок чеснок. Плохо то, что его не видно (Боря обрезал под корень), но почти полгрядки готово. Завтра хочу закончить. Собрала ещё стручки, и вдвоём налущили первый килограмм бобов.
138//139
Желтоплодная малина ещё плодоносит (пересаженная Ганей). Погладила Матюше рубашки.
С ним, вероятно, все рождаются, но развивать его нужно. Шутку понимают самые маленькие дети. Сидим за столом, хватаю губами за ухо Вити (Лёни, Максима). «Ой, какая вкусная пельмешка! Сейчас я её съем.» Сначала испуг: «А вдруг действительно думает, что пельмень, да и съест ухо-то?» Потом шутка «доходит» – рот до ушей! «Не ешь, это невкусная пельмешка».
Едем с Витей (4-5 лет) в поезде днём, смотрим в окошко. Папа: «А чьи это коровы пасутся там на лугу?» Витя: «Это каёвы майкиза Каябаса-Баябаса». «А чьё это сено убирают на лугу?» – «Это сено майкиза Каябаса-Баябаса». Полный восторг.
Уронили Мишку на пол,
Оторвали Мишке лапу,
Всё равно его не брошу,
Назову его Калошей (это я говорю).
Витя всегда понимал с ходу, сам пробовал переделывать стишки, а Максим сначала возмущался: «Не так, не так!». А потом ему уже начинало нравиться, и он смеялся.
Когда Лёня надувался, как индюк, мы говорили: «Ой! Капризюля в носу!». Изображали, как с усилием вытаскиваем, бросаем изо всех сил в сторону. «Выбросили капризюлю!» Лёня чаще всего начинал улыбаться и забывал, из-за чего капризничал.
У маленького Максима (5-6 лет) распухла, отекла и покраснела ноздря, из неё текло. Дедушка повёл его в клинику к ушнику-профессору, и тот пинцетом вытащил из ноздри разбухшую, окровавленную фасолину. «Зачем ты её в нос засунул?» – «Я хотел в носу сварить фасолевый суп», – отвечал с гордостью Максим.
Когда Витюшка учился в 4 классе, у него в дневнике была запись-замечание: «Во время урока играл пальцами».
Лёня бегал-бегал и стукнулся основательно лбом о дверь. Начал было реветь, но его заботливо спросили: «Не разбил... дверь-то?» – «Нет», – сказал он и засмеялся.
Приехал Максим, но весь почти день шёл дождь. Поэтому он успел очень немного: внёс раму (завтра вставим), снял качели и собрал корзину яблок. Правда, приехал больной, простуженный. Я из дому почти
139//140
не выходила, но крутилась весь день: спекла два пирога, сварила Биму кашу, вымыла окно и раму, сделала творог, кормила и мыла посуду. Матвей был очень рад приезду Максима, возбуждён так, что заснул и днём и вечером с трудом. Завтра поеду в Москву вместе с ними.
Моим детям не повезло. Только Витюшка до школы воспитывался дома, вернее, в детдоме, но при маме с папой. Когда мы его устроили шестилетним в детский сад, заведующая сказала: «Да он у вас совсем необработанный!». В деревне ему никаких прививок и анализов не делали. Зато он был грамотный.
Детский сад он не любил. Туда мы ездили на трамвае. Входя в вагон, Ганя незаметно подкладывал на сиденье конфету, чтобы Витя охотнее садился в трамвай. Но это не помогало.
Ну, а Лёня и Максим воспитывались в яслях и садиках. Лёня очень любил и ясли, и сад, а Максим терпеть не мог.
Тем не менее, и в семье у нас были свои традиции и своя жизнь, но у меня не было времени записывать интересные моменты, поэтому воспоминания о сыновьях у меня очень отрывочные.
В Москве пробыла долго (4 дня), но главное (работа) не выяснила. Отдала сделать фото Гани на керамику, другое - отдала в окантовку, уже получила и повесила в своей московской комнате. Купила семян (кроме кабачков). Была в кино с Деей. Смотрела с Лёней сильный фильм "Чучело". Была с Деей в крематории. Отметили у Лёни дни рождения Маши и Ромы.
Приехав в деревню, вспомнила, что сегодня - восьмая годовщина покупки дома. Раньше мы с Ганей отмечали этот день, приезжал кто-нибудь из ребят. А сегодня, взглянув на участок, я подумала, что никогда не удастся мне довести его опять до такого состояния, как при Гане. За две недели я, конечно, не успею перекопать грядки, а они забиты травой. Сегодня успела только собрать упавшие яблоки, оборвать жёлтые стручки бобов и закончить грядку чеснока. На очереди - малина.
Приехала в первый раз после лета одна в пустой дом. Протопила, воздух стал жилой. Давно уже я не сидела одна за столом, на заботясь о том, что надо кого-то будить, что на завтра надо что-то приготовить... Сейчас лягу спать и отосплюсь. Завтра обещал приехать на неделю Лёня. Хочется, чтобы он отдохнул от нервотрёпки и отоспался после ночной работы. Планировали приезд его с Машей, но у неё насморк, прогноз погоды - холодно и сыро.
Когда Витя учился в четвёртом классе, учительница сообщила, что
140//141
он будет отличником и получит премию. Премию должны были купить родители по своему усмотрению. Мы купили Вите чудесный будильник «Дорожный» в кожаном футляре. За несколько дней до окончания учебного года Витя получил по географии 4. «Ты всё выучи, приходи завтра, я тебя спрошу, и у тебя в году будет 5», – сказала учительница. Витя всё выучил, но учительница забыла его спросить, поставила за год 4, и на утреннике Витя премирован не был. Мы очень рассердились и выдали премию дома. Этот будильник и сейчас у Вити, он вполне исправен. А в пятый класс я взяла Витю в свою школу. Я никогда не вмешивалась в его отношения с учителями (своими товарищами).
Когда Витя учился в седьмом или восьмом классе (не помню), я работала в параллели шестых классов. Как-то я охрипла, голос пропал начисто. Витя взялся провести за меня урок русского языка. Я сидела на задней парте. Он очень здорово спрашивал и объяснил новый материал, очень трудный: обороты «Никто иной не мог...» и «Не кто иной, как...». Это так трудно, что в новых учебниках этого нет. Жаль, что Витя не пошёл работать в школу, как Боря Пигарев, у него определённо есть педагогические способности.
Максим в пятом классе ненавидел географию и терпеть не мог бесконечные «календари погоды». То и дело он получал за них «двойки». Сколько раз я говорила: ты должен сделать календарь, садись и не вставай, пока не кончишь. Календари в конце концов были сделаны, но нелюбовь к ним осталась надолго, так же, как и к гербариям, которые было велено делать по ботанике к 1 сентября.
Утро, но не раннее. По летнему времени уже 9 часов, а по-зимнему - 8. На диване спит Лёня, и ноги у него торчат из-под одеяла, как у Гани. Только у Гани одеяло сползало на пол, а Лёня просто длинный. Я топлю печку. Всю ночь шёл дождь - хорошо, что Лёня приехал вчера, хоть и к вечеру. Сердце радуется, что он хоть немного отдохнёт в тишине, успокоится, отоспится, поест в покое и вкусно.
Вчера после удобрения (два часа) набралась храбрости и привела в порядок джунгли желтоплодной малины (напротив крыльца). Сделала основательно, даже перекопала землю.
Напекла треугольничков и пирожков с луком. Вечером с Лёней налущили бобов. Приходили Кругловы, предлагают ехать на машине. Приходила Маша Ларина - собирала шиповник, просила ревень.
По-моему, дети так любят подражать, что из них из всех должны получаться артисты. Как я это использовала в школе и в пионерлаге-
141//142
ре, я расскажу потом, а теперь – об артистических талантах моих сыновей.
Лёня в семь лет на карнавале в пионерлагере был в костюме Буратино. Ему не давали никаких слов или роли, но он прекрасно импровизировал в характере Буратино – во всё лез, вмешивался во все выступления, отпускал реплики, и его заслуженно наградили первым призом.
Витя в восемь лет, тоже в пионерлагере, отлично сыграл дрессировщика кобылы, сделанной из двух мальчишек, накрытых одеялом. У Вити был хлыстик и чёрный лакированный цилиндр, маленький, который держался на резинке. Кобыла была очень смешная, Витя тоже смеялся, и всем было весело.
Первая роль Максима, когда ему было пять лет и мы были в пионерлагере, была роль подушки в «Мойдодыре». Он сидел на корточках, на растопыренных руках держал наволочку, а при словах «Подушка, как лягушка, ускакала от меня» весьма натурально запрыгал по авансцене под хохот зрителей. Потом он сыграл комара в «Мухе-Цокотухе». У него были чудесные целофановые крылья, фонарик и шпага. Он стал на одно колено и предложил Мухе руку и сердце. Ему было шесть лет. В третьем классе Максим сыграл в пионерлагере мальчика Вишенку из «Чипполино», но был очень скован, стеснялся и успеха не имел.
Про выступления Вити и Лёни в школьном театре я не пишу – это не моя заслуга, но думаю, что морально их готовила к этому я. Витя был неподражаем в роли дяди Якова в «Последних», где он умирал в дедушкином халате. А Лёня очаровательно сыграл желчного доктора в пьесе о первых комсомольцах – с дедушкиной тростью и в его же шляпе. Мне жаль, что они перестали играть на сцене.
Вчера не было дождя, удалось поработать на участке. Удобрила яблони (2) и клубнику (попробовала в первый раз). Лёня выкопал ревень, мы пошли на кладбище, и там Лёня посадил ревень. Второй корень я отнесла сегодня Маше Лариной. Собрали семена бархатцев, цинний, душистого горошка, они теперь сохнут.
Сегодня вдвоём с Лёней привели в порядок малинник в середине сада (самый старый и маленький), но не закончили, т.к. перекопка затянулась (трудно было копать, много корней). Лёня вбил колья и подвязал желтоплодку. Потом он снял с яблони ещё ведро яблок. Я спекла сегодня яблочный торт и сварила на завтра борщ (срубила кочан капусты).
Лёня выдернул все циннии. Потом мы сходили погулять в берёзовую
142//143
рощу. Было солнечно и тепло.
Начиная с 1952 года у нас была такая традиция: 1 мая и 7 ноября всей семьёй идти смотреть, как собираются на демонстрацию колонны на Зубовской площади и как возвращаются с парада войска. Мы долго соблюдали эту традицию, даже оставшись без папы. Когда Лёня или Максим были маленькие, их брали с собой в коляске.
На Зубовской было весело: все были нарядные, особенно 1 мая, играли оркестры, пели, иногда плясали. Мы накупали детям воздушных шаров, мячиков на резинке, «китайских» складных ярких безделушек, птичек и обезьянок из глины с лапками и крылышками на проволочках (они дрожали). Со всеми этими богатствами мы шли от Зубовской до Крымской и там ждали войска.
Шли танки, из люков смотрели танкисты, в руках у них были бумажные цветы, подаренные демонстрантами. Шли броневики и ракеты. Всё грохотало и лязгало.
Однажды Максимчика (5-6 лет) подсадили в кабину к водителю броневика, остановившегося у Крымской. Он был счастлив. Вдруг впереди рассосалась пробка, броневик на полной скорости помчался догонять колонну, увозя радостного Максима. Витя посмотрел на моё отчаянное лицо и бросился по дороге догонять броневик. На наше счастье, через две троллейбусные остановки новая пробка – броневик остановился – Витя извлёк Максима и вернул в лоно семьи. А Максим покатался.
Насмотревшись, мы обычно шли мимо Академии имени Фрунзе, где ребята бегали по парапету, а потом заходили в гости к Марии Андреевне, старой учительнице из моей школы. Там все отогревались, пили чай с конфетами и отвечали на вопросы. Потом возвращались домой обедать. Дома пахло пирогами, которые пекла моя мама. Эта традиция постепенно забылась: дети выросли, мама умерла, мы переехали на Потылиху.
Ещё традиция: «Большой королевский выход», то есть общая длительная прогулка на ВДНХ, за город или в ЦПКиО. Я особенно любила именно Парк Культуры. Мы наряжались. В парке детям доставляли все тридцать три удовольствия: мороженое, ситро, всякие булочки, карусели, аттракционы, и вообще – можно бегать, кормить лебедей бубликами. Когда было время, катались на речном трамвае (пароходике).
Эту традицию я пыталась восстановить для внуков: водила Анюту на ВДНХ, в Парк Культуры, катались с Борей на пароходике и т.д., но «большого королевского выхода» не получалось – не хватало пап и братишек. С мальчиками гулять гораздо интереснее, чем с девочками.
Наши традиционные семейные лакомства были дешёвые, но чтобы
143//144
побольше: постный (фруктовый) сахар, пряники, «морские камушки» (драже с изюмом), пастила и мармелад, киевская помадка.
Если мы спорили, то на «большую шоколадку» (100-граммовую плитку). Впрочем, проигравший редко отдавал её. Максиму была обещана «большая шоколадка», если он поколотит в школе своих обидчиков. Он не умел драться, и я его учила ударить кулаком и размахнуться посильнее. В пятом классе он пришёл из школы и гордо потребовал «большую шоколадку»: он стукнул негодяя Челина так, что тот скатился с лестницы. Плитку шоколада Максим получил, мы её съели вместе, и с этого времени его уже не осмеливались обижать.
«Наполеон» – самая вкусная семейная традиция. Его пекли на все именины, в Новый год, на 1 мая и 7 ноября. Теперь его умеет печь Ирочка. К сожалению, Саша и Анюта не любят этот торт, предпочитая пирожки с мясом и с яблоками. Я пекла «наполеон» с сухим молоком, с яичным порошком, на керосинке и даже на костре, раскатывала бутылкой, биллиардным кием... Но традиция сохранилась. В детдоме в Беззубове я пекла «наполеон» для именинников-детдомовцев, а в пионерлагере «Красная Роза» – для одного пионера, выклянчив продукты и сковородку у повара.
Под Новый год много лет подряд дедушка одевал бабушкину шубу, привязывал бумажную бороду и звонил в парадное с мешком за плечами. Он входил, обсыпанный снегом, и раздавал гостинцы. Мальчишки включались в игру на сто процентов, умирали со смеху.
А вообще мне кажется, что со смертью моего отца вся наша семья распалась на отдельные, очень неустойчивые единицы; мы уже никогда, наверное, не соберёмся все вместе, а семейные традиции будут вырабатываться в каждой молодой семье заново.
Октябрь уж наступил; 7 часов утра, на улице +2о. Негусто, как говорил Ганя. Забыла записать, что Лёня наколол мелко дров, чтобы было легче топить печку. И ещё, что вчера у Маши Лариной сорвалась овчарка и кинулась на меня. Я испугалась и закричала благим матом, но никто из деревни не прибежал. К счастью, Маша с весёлым смехом отогнала собаку, и она меня не покусала, но когтями исцарапала ногу и задницу. Хорошо, что я была в плотных брюках. Но новые чулки порвала.
Как я любила отмечать дни рождения ребят, особенно маленьких. Обычно заранее всякими хитростями выпытывалось, что бы хотелось имениннику получить в подарок (и у меня тоже выпытывали). Потом искали подарки по магазинам заранее, иногда по два месяца прятали
144//145
в укромных уголках. Подарки или клали на стул возле кровати (а именинник рано просыпался от радостного предвкушения и наслаждался лицезрением ещё до завтрака) или торжественно «вручали».
Хорошо помню некоторые подарки: знаменитый курган, заросший яркой зелёной травой, в курган воткнут заступ со спичку величиной. Это было в период увлечения археологией у Максима, и он часа два в окружении гостей выкапывал из кургана изобретённые витиной фантазией «останки веков»: сосуд с монетами, свитки рукописей, гвоздики, кости и т.п. Помню 24 тома Бальзака, установленные в книжном шкафу в моей комнате, пока я спала. Помню ящик со столярными инструментами, подаренный Вите, и сложную композицию, которую я готовила месяца три к витиному 25-летию под заглавием «От Энгельса до Москвы за 25 лет». Помню «буржуйский» несессер со всякими штучками, который Лёня чуть ли не поцеловал от радости. И особенно помню чудного жёлтого цыплёнка, которого Витя к моему дню рождения подвесил к верёвочке от выключателя в кухне. Он и сейчас там висит на радость внукам. Помню набор белых кастрюль, которые раньше так трудно было достать, и ещё, и ещё...
В день рождения я пекла «наполеон». Когда появились свечки, втыкали их в торт. Собирались все родственники, шутили...
На мой день рождения в Энгельсе (1947 год) Ганя где-то в комиссионке достал мельхиоровые половник, нож, вилку, чайную и столовую ложки. От этого остались до сих пор только нож и столовая ложка. Я её очень люблю, и в Москве ем суп только этой ложкой. Мне кажется, и форма у неё особенно приятна для еды.
Вечером. Проводила Лёню в Москву. И сразу наступала какая-то реакция: делать ничего не хочется.
С трудом заставила себя заняться удобрением - вылила по два ведра под сливы на лугу. Но снова наполнить фляги не смогла, принесла только по ведру. Топить дома печку не захотелось, а холодно. Закуталась в платок и сижу.
За эти два дня мы с Лёней хорошо поработали на участке. Правда, у Лёни распухли суставы пальцев, сначала на правой, потом и на левой руке. Он самоотверженно действовал одной рукой. Расчистил угол сада напротив фляги, подвязал Ганин малинник (7 прутиков осталось), выдернул астры и циннии. Участок за пионом мы перекопали, малинник в центре - тоже.
3-го ездили в Боровск; Лёня говорил по телефону с Наташей. Вчера я пекла пироги с мясом и яблоками. Лёня ест всё с аппетитом, отоспался, успокоился. Прямо жалко было его провожать, но он собирается приехать ещё раз на пару дней. Работы ещё полно, а кроме огорода, надо кое-что сделать.
Вчера Лёня грел флягу и кипятил бак, а я перестирала всё бельё,
145//146
кроме двух простыней. Сегодня всё высохло, его надо перегладить. Надо съездить в город, купить сахар и муку (ведь я буду сюда приезжать). Хочется ещё порубить и посолить капусту, но не знаю, стоит ли тратить силы на перевозку в Москву. А жалко бросать эти кочаны. В общем, выше себя не перескочишь. Сколько успею, столько сделаю.
В театр своих детей я брала, как правило, со своим классом. Это был праздник. Наряжались «под большое декольте». Бывало, что мои сыновья боялись, что их не пустят, так как постановка только для учащихся с третьего или с пятого класса, а они ещё в первом или втором, но чаще всего дело улаживалось. В театре ребятам всё нравилось, начиная с вешалки и кончая пирожными. Когда я была девочкой и мой папа водил меня в театр, он всегда покупал мне ситро и пирожное. Эту традицию я сохраняю до сих пор.
Конечно, основное впечатление бывало от спектакля. К сожалению, мои сыновья были рационалистами. Они всё время интересовались, как там всё сделано – на сцене – и не тешили себя иллюзиями, что всему происходящему надо верить. Но они верно оценивали искренность актёров и праведно возмущались, когда мальчишек играли слишком старые и толстые актрисы. В антракте и после спектакля мы обсуждали всё главное. До сих пор помню великолепные спектакли – «Город мастеров» и «Рамаяна».
Когда ребята подросли, они ходили в театр со своими классами и потом мне рассказывали. Зато в кино я ходила с сыновьями, иногда сразу с двумя. Сначала ходила с Витей, потом Витя стал ходить не со мной, и, по-видимому, не в кино... Мы ходили с Лёней, а потом (долго) с Максимом. Удивительно, что несмотря на разницу в возрасте с сыновьями, мы всё воспринимали одинаково, смеялись вместе. Правда, когда я в кино плакала, мальчишки не плакали и воспринимали мои слёзы иронически.
У каждого из сыновей наступал момент (я его не могла ухватить и замечала только потом), когда из нас двоих (Витя и я, Лёня и я, Максим и я) незаметно старшим, руководящим в этой операции «Кино» становилась уже не я, а они. Раньше Я брала их в кино, чтобы доставить ИМ удовольствие, потом ОНИ ходили со мной, чтобы доставить удовольствие МНЕ. Они узнавали, где идут интересные фильмы, они покупали билет (на мои деньги), наконец, часто они понимали ситуацию, когда я ещё не понимала! Особенно в индейских фильмах я никак не могла разобраться, кто на кого и зачем лезет с ножом или кто кого убил, а Максим и Лёня с маху всё понимали!
Вечер. 6 часов, но солнце уже село, похолодало, на участке работать не то, чтобы нельзя, но неприятно. А может, я просто устала
146//147
и есть хочу. Пришла домой, напихала в печку мелких дров, кору, сразу загорелось, в комнате стало тепло. Поставила жарить кабачки. Бим дорвался до своего кресла, кошки спят. А ведь я хотела сегодня пойти посмотреть телевизор. Так и хочется сказать, как в анекдоте: "Вот сейчас я всё это брошу...". Но я не брошу, а поем и поглажу бельё.
Сегодня утром съездила в город (наша продавщица в больнице), купила муку, сахарный песок, немного рафинада. Автобуса не было, но нас подвёз частник (!) на легковушке. Успела: прополоть одну круглую клумбу с тюльпанами. Сорняки такие корни отрастили, что выкапывая их, я повредила несколько луковиц.
Распикировала анютины глазки (60 штук). Это надо было сделать два месяца назад, но всё было некогда. Сделала творог. Сварила Биму кашу. Залила фляги (вчера хватило сил только на два ведра).
Жаль, что радио не работает совсем. Наверное, где-то оборвали провода. Без Лёньки тоскливо, скорее бы приезжал Витюшка.
Всяким детским потешкам учил меня Ганя. Он их много знал.
Играли мы с малышами так.
Когда ещё малыш и головку не держал, лежал на спинке, мы его гладили от макушки, по щёчкам, по тельцу и до кончиков ступней, так что он весь вытягивался от удовольствия, и приговаривали: «Косточки рОсточки, росточки, росточки!».
Ладонями переваливали из стороны в сторону мордашку и приговаривали: пЕку, пЕку хлебчики, Вите на обедчики – бух в печь! Витюшка смеялся.
А вот это «моя» песенка, от моей мамы я ещё помню: «Танцуй, Матвей, не жалей лаптей, батька с города приедет, новы лапти привезёт». Это уже когда чуть-чуть на ножках держался, с поддержкой, конечно.
И ещё: Тюх, тюх, тюх, тюх, наловил дед щук. Бабка на сковородочке пекла, сковородочка текла, баба губы надулА, недовольная была. Ой вы, наши, наварили каши, в большом горшку, да на донышку!
Конечно, играли и в ладушки.
В годик мои малыши приходили в восторг от игры с пальчиками: Мальчик-пальчик, где ты был? Что ты делал? С кем ходил? С этим братцем щи варил, с эти братцем в лес ходил, с этим братцем кашу ел, с этим братцем песни пел.
Очень любили «Сороку-воровку».
Во всех песенках и играх детишки видели, как мы смеёмся, и учились смеяться. Очень рано понимали юмор и шутку. Когда я ещё с совсем крохотными играла в прятки (закрывала платком или просто ладонями лицо и говорила: ку-ку! – а потом открывала), то могла проделывать это хоть сто раз подряд, и это не надоедало.
Много раз повторяла: А где у Лёни ручка? А где у Максимчика но-
147//148
сик? А где щёчки? Учила отличать.
Разрешала выбрасывать из кроватки все игрушки и снова давала. Витюшка очень натренировался бросать. У меня был красивый сервиз из светлозелёной пластмассы (кофейник, чашечки, блюдца). Чашечки Витюшка бросал, пока все не разбил, а блюдца спаслись – их было неудобно бросать.
Когда детишкам перепадало что-нибудь вкусное, мы всегда просили: дай маме, дай папе попробовать или откусить. И обязательно откусывали, а не только вид делали. Не любили, когда жадничали. А у маленьких прямо инстинкт был такой: тянуть к себе и не давать откусить. Сколько слёз из-за этого проливали. Очень боялись, что дети вырастут жадными.
Когда дети получали травму, мы старались не ахать и охать, не плакать, не ругать их, а спокойно оказать первую помощь.
Даже маленьких особенно не купали и не терзали санитарией и гигиеной. Не было возможности давать соки, витамины.
С Максимом нянчились больше всего: он родился слабенький. Но всё равно у него был рахит, кривые ноги, плохие зубы, а потом ещё дизентерия – и как он такой здоровый вырос, удивительно!
Лёню рано пришлось отдать в ясли, он много болел (до трёх лет), в яслях иногда по неделе лежал в изоляторе. Из носа текло, из ушей текло, такой был несчастный.
Забыла написать про Лёню в два годика. Однажды вечером он рыдал и кричал: «Хочу кутУлик!» Мы никак не могли понять, что именно он хочет. Предлагали есть, пить, конфету – куда там! Хочу кутулик – и всё тут. Потом кого-то из нас осенило: физкультурник! Вот что значил таинственный «кутулик». В яслях они делали «зарядку» в трусиках и майке, им сказали, что они – физкультурники! Лёнчик просто хотел раздеться до трусиков.
Когда дети были маленькие (до годика), им надо было очень многому научиться: отличать своих от чужих, маму от папы и от тёти; есть ложкой, пить из чашки. А главное – научиться терпению. Мы не очень бурно реагировали на плач. Прочищаешь носик – терпи, не хочешь – реви, всё равно прочистим. Шлёпнулся, когда ползал или учился ходить – терпи, поболит – перестанет. В крайнем случае отлично излечивал «заговор»: «У сороки боли', у вороны – боли', у Витюшки всё заживи». Если при этом ещё и тереть ушибленное место, всё проходит.
Когда детишки были маленькие, они очень любили такие потешки: «Хозяин дома? – Дома. – Колокольня готова? – Готова. – Позвонить можно? – Можно. (Нажимаешь на нос:) Др-р-р-р-р.» Потом они делали «Хозяин дома?» уже мне.
А то ещё потянешь за ухо – оно пищит, нажмёшь на щёку – она трещит. Очень любили игру с пальцами – а их очень много. «Мальчик-пальчик, где ты был? С этим братцем щи варил, с этим братцем песни пел, с этим братцем кашу ел».
148//149
С годовалым Витюшкой я возвращалась из поездки в Москву. Папа меня не встретил. Надо было пересесть в Саратове в другой поезд (на узкоколейку через Волгу), вещей было много, в том числе рулон цветной бумаги для детдома. Витя был завёрнут в ватное одеяло – ни шубок, ни валенок тогда достать было невозможно (по крайней мере, для меня). Правда, в поезде с ним ехать было легко. На остановках я покупала простоквашу, и Витя ел её с чёрным хлебом, а в основном спал. Но когда я с ним очутилась на вокзале в Энгельсе в 12 часов ночи – вот был номер. До детдома было далеко. Я передала с кем-то идущим в ту сторону, что сижу на вокзале. Сижу, Витя на руках у меня в одеяльце – спит. Вдруг просыпаюсь сама от стука: я заснула, Витя упал на каменный пол – слава богу, в одеяльце. Ну, рано утром прибежал папа.
Если выпадали счастливые минуты и мы могли погулять с детьми (когда они были очень маленькие), мы старались, чтобы они рассматривали всё окружающее, любовались и интересовались тем, что видят. Если это в городе – машины, собаки, которых очень много встречаешь на прогулке, большие дома, снег или солнце, светофор, милиционер с жезлом. Старались никогда не оставлять без ответа вопрос: «Чё это?» или «Это чё?». Поощряли всякую попытку повторить новое слово. Когда возили в коляске Максимчика, то останавливали коляску (или санки), чтобы и ему было видно что-нибудь интересное.
Во время купания в ванночке или в ванне всегда давали игрушки и показывали, какие возможности можно извлечь из плавающих, с дырочками, что тонет, а куда можно воды набрать.
Когда Максимчику был годик, Лёнчику – семь, а Витюшке – двенадцать, мы были всей семьёй в пионерлагере номерного завода возле Дорохова (Минское шоссе). Последнее лето все вместе – в 1958 году.
Мы изредка ездили кататься на велосипедах. Ганя сделал креслице на передней раме около самого руля, и Максимчика сажали в это креслице так, что ножки были по обе стороны от руля. Как только папа отъезжал, Максимчик сразу начинал «петь» на разные мелодии, а потом сидя дремал или спал. Я ехала на дамском велосипеде. Иногда я сажала на багажник Лёню, но так было очень трудно ездить. Я очень боялась за Максимчика – ведь на шоссе было большое движение, вдруг Ганя упадёт, но Ганя был очень уверен в себе и сердился, когда я боялась.
Максимчик только-только научился ходить, а чаще всего ползал на коленках по аллеям, его девочки затаскивали в спальни, пичкали конфетами; он подбирал всё с земли, совал в рот и в конце концов подхватил дизентерию. Я её до Москвы как-то подлечила таблетками, устроила Максима в ясли, но через три дня он-таки заболел окончательно, и его положили в больницу. Впрочем, это уже другая тема.
149//150
Стараюсь припомнить, как мы «развивали» наших сыновей до года, но вспоминаю только, что никогда у меня не было времени специально заняться их развитием. Сначала детдом, потом школа, школа, школа...
Одно лето (1957 год), когда мы были в пионерлагере Министерства бумажной промышленности, работал официально только папа, а я помогала чем могла, так как поехала с крошечным Максимчиком. Но и там было не до развития: Максимчика выписали из родильного дома в ужасном состоянии, с пролежнями, буквально с язвами, всё тельце было ярко-красное. До трёх месяцев его нельзя было купать. Я его обтирала два раза в день белой болтушкой на персиковом масле и без конца кипятила пелёнки в ведре, поставленном на керосинку. Максимчик был безобразен, так как всё его лицо было покрыто коростой (диатез), то есть чешуёй грязно-серого цвета. Эти чешуйки я отмачивала кипячёным подсолнечным маслом и ваткой снимала, но они снова нарастали. Даже веки и ушки были в этой чешуе. Чистым был только рот и кружок вокруг него (очевидно, куда попадало грудное молоко). Вот так весь день провозишься с ним, стараешься, чтобы он как можно больше лежал на солнце раскрытый (лечение кварцем), так тут не до развития. Он был, несмотря на плохое физическое состояние, очень спокойный, хорошо спал ночью и днём, да и просто лежал. Единственное, с чем я воевала, – это то, что он сосал большой палец левой руки. А потом как-то незаметно перестал.
Утро (6.30). Вчера таскала воду для удобрения и вдруг приехал Витюшка! Вот это сюрприз. И как-то всё стало на свои места. Я закончила удобрять, Витя заполнил фляги (самое для меня тяжёлое - четыре раза к колодцу). Удобрила сливы, черноплодку, малину, которую до этого прокопала, а после этого - мульчировала выдернутыми астрами, как делал Ганя. Выглядит некрасиво, но - полезно. Вырубила ещё крыжовник у изгороди и малину. Витя взялся за большой малинник, а я срубила всю капусту, которую ещё не съели слизни, тыквочки и всё это перетаскала к крыльцу. Остальное время (с 5 до 12) потратила на кухню: бисквитный торт, шоколадный наполеон и эстонский салат.
Пока пеклись коржи (очень долго), успела ещё поужинать в обществе Вити и Тани Панфиловой. Потом до часу ночи читала и обсуждала с Витей его новые работы (эссе), некоторые из которых мне очень понравились, а некоторые я плохо поняла из-за нехватки начитанности и философского склада ума.
Опять 7.10. Вечером.
Весь день занудный дождик. Утром возилась на кухне: сварила суп, сделала пирог с мясом, нажарила кабачков на завтрак, вымыла вчерашнюю посуду. Потом Витя работал в сарае (убирал,
150//151
разбирал), наколол дров и сложил в сарае растопку, а я порубила капусту и очень устала. После обеда ходили на кладбище; Витя посадил возле Гани клён, а я - незабудки. Вернувшись, я принялась за посуду, а Витя отнёс Панфиловым картошку (3,5 мешка - небольших). Потом он разобрал яблоки - много попортилось, уложил рюкзак, а я налила ему в бидон смородинного варенья.
Вечером пришла Таня Панфилова., слушали первую пластинку Окуджавы, которую привёз Лёня, но я её никогда не слушала. Хорошие там есть песни, но довольно однообразные.
Приходила мать Гриши, поздравила с Днём Учителя и подарила шоколадку. Дея прислала поздравление.
Веду Лёню из детского сада. Ему годика три. Идёт медленно, как-то еле-еле переставляя ножки, а я тороплюсь, тяну его и ругаю. Подошли к дому, он совсем остановился. Дёргаю за руку, а он говорит: «Ножка болит». Нагнулась посмотреть, а у него обе ножки в одну штанину всунуты, ходить он не может. Зря ругала.
Ещё одно семейное предание (но правда). На Клинической надо было подняться на 16 ступенек от парадной двери, а свет зажигался наверху, так что поднимались в темноте. Вошли мы с Лёнчиком, стали подниматься, а он не идёт. Стала понукать, тянуть, а он хнычет: «Не могу идти». Я его шлёпнула и как-то странно: вроде сзади шлёпнула, но не по попе. Стала нащупывать попу: батюшки! Я его веду по лестнице задом наперёд. Как же он мог идти? Прав был ребёнок!
Максим в первом классе писал некрасиво, без конца получал двойки и тройки. И я его иногда не только точила словами, но и по затылку хлопала. Он молчит, только слёзы капают на тетрадку. Уж так мне хотелось, чтобы он пятёрки получал. Дурацкое тщеславие. А он не мог писать красиво и лез под линейки: уже тогда был здорово близорук, и линейки у него расплывались. Это мы узнали потом.
Когда меня девочкой учили играть на рояле, мне очень надоедали гаммы, сольфеджио и т.д., и я поклялась, что своих детей я никогда не буду заставлять учиться музыке (мучить). У Лёни был очень хороший слух, он любил играть на детской гармошке, но я боялась, что с его характером (упрямством) он ни с одним учителем не сможет заниматься, и музыке так и не учила. У Вити слух был плохой, у Максима тоже. Но вот все трое выросли, очень любят музыку – по-потребительски (слушать любят). Лёня неплохо разбирается (по пластинкам), Максим МЕНЯ водит на органные концерты и собрал чуть ли не всего Баха, а Витя простить не может, что я его не учила музыке: хочет разбираться.
Когда Максиму было года полтора, он ещё сосал палец, и я его ругала, и била по губам, чтобы он не сосал – бедненький! А он не понимал и плакал. Надевала рукавички, он или их сосал, или снимал
151//152
(если удавалось).
Лёнька был упрямый – никогда не просил прощения. А я его выставила на холодную лестницу зимой и сказала – стой, пока не извинишься. Подослала Витю, чтобы он его подтолкнул. А Лёня высунул язык и так стоял, но прощения не попросил. Он так никогда в жизни у меня и не просил прощения, даже когда был виноват.
В 1959 году мы жили на даче в Кратове. Поехали как-то купаться на «котлован» (довольно далеко, но сколько километров – не помню) на велосипедах. У меня велосипед дамский, у Вити и Бори Пигарева – мужские, у Лёни – подростковый. Этого я не учла и решила его взять. Когда мы доехали туда, Лёня так устал, что и не стал купаться, сидел без сил и злился (ему 8 лет было). А когда ехали обратно, он устал совсем и стал хныкать, а потом и плакать. Я ехала первая, он – за мной, и я всё время говорила: «Не реви, сам хотел ехать». Мысль о том, что нагрузка была непосильна, и он был вынужден обнаружить свою слабость перед старшими и плакал от самолюбия – эта мысль тогда мне не пришла в голову. Прошло почти двадцать лет, а мне всё ещё его жалко.
Когда Максиму было годика три, он только начал говорить, я его уложила спать, и вдруг он громко заплакал. Бросилась к нему – что? что случилось? Он рыдает и сквозь слёзы говорит что-то непонятое – какое-то «ку-ку». Наконец, разобрали слова: «Не ку-ка-ка-ку». Что бы это значило? И вдруг осенило: «Не кушал кашу!». Я забыла дать ребёнку поужинать и уложила спать голодного.
Пошли мы гулять, кажется, на ВДНХ. У Вити были новые белые кожаные туфли, очень красивые, и вообще он был очень импозантен. Но удовольствие от прогулки было всё испорчено – потом оказалось, что туфли сильно жали и натёрли ногу. Вот наука: нечего расфуфыривать детей, надо сделать так, чтобы им всё было как раз и удобно.
Вечер. Оказывается, вчера ничего не записала - забыла.
Вчера утром уехал Витя. Ужасно жалко было его отпускать. Успела днём только дома повозиться - чинила носки, заплату на брюки положила (дождь шёл весь день). Да! Утром, до дождя, привела в порядок половину малинника, который не успел сделать из-за дождя Витя.
Сегодня закончила весь малинник и вылила на него 14 вёдер удобрения. Фляги зарядила. Протопила печку (для капусты), выстирала шерстяные носки; отнесла Панфиловым тыквы, мне помогла Таня. Хотела прополоть грядку со щавелем, но он так зарос, что я еле-еле нашла 7 кустиков. Выкопала их, очистила от сорняков, перекопала другую грядку, выбрала дикое количество сорняков (два часа на это ушло) и посадила на неё эти кустики. Интересно, будет ли весной щавель? Ганя что-то делал со щавелём, и его всегда было очень много. Успела ещё подёргать астры и кое-что по мелочам. Очень устала, а было только 6 часов.
152//153
В комнате было прохладно. Протопила немного печку (для капусты - и не зря, т.к. она стала закисать). Немного посижу, починю пару чулок - и можно будет ложиться спать. На завтра прогноз плохой: дожди.
Витюшка в четыре года поздно вечером упал на решетку для очистки обуви, а мы возвращались из детдома домой – полтора километра по шоссе в деревню. Он пробовал заплакать, Ганя на него цыкнул. Витя замолчал и зажал рот рукавом пальто. Дело было зимой. Рукав его намок от крови. Пришли домой, глянули – а у него верхняя губа рассечена до зубов. Ни телефона, ни транспорта. До врача добрались утром, но накладывать шов было поздно. Спасло Витю то, что я сразу спокойно наложила повязку, засыпав рану молотым белым стрептоцидом. У него весь рот распух.
В детдоме, когда я занималась с группой первокласников и кормила грудью Лёньку, ко мне принесли Витю с запрокинутой назад головой. Глазница была залита кровью, лицо белое. Первая мысль: глаз выбили (ему нечаянно ударили лаптой по глазу). Взяла молча вату и положила на глаз. Глаз открылся – целый. Была рассечена бровь. Вите не было и пяти лет. Он не плакал – и я тоже. Шрамы остались на всю жизнь.
Лёня в 5-6 лет ходил в детсад напротив метро «Парк культуры» (во дворе дома, где сейчас ателье и булочная). Возвращался он часто один, так как я не успевала за ним зайти. Его переводили через дорогу (там сейчас проход под эстакадой), и по Тёплому переулку (сейчас улица Тимура Фрунзе) он добирался до моей школы № 40. В мокрой от снега шубе из серой козы он шествовал по коридору, оставляя на паркете мокрые следы от валенок, и являлся в учительскую. Однажды он шёл мимо дверей в классы, раздался звонок с урока, дверь распахнулась под напором изнутри, ударила по Лёньке, и он свалился замертво. Когда его принесли в учительскую и отдали мне, он очухался и приготовился завопить, и не зря: у него над бровью была кровавая фиолетовая мягкая шишка величиной с большую сливу. Но зареветь он не успел, так как я с весёлой улыбкой (и с замершим сердцем) сообщила: «Лёнчик, какой же ты красивый! Как ты сумел сделать такую чудесную шишку? Давай и с другой стороны сделаем!» – «Не хочу, одной хватит», – хмуро ответил Лёня, поёживаясь от воды, стекавшей с приложенного к шишке полотенца. Удивительно, какие крепкие черепа у моих ребят: ни у Вити в аналогичной ситуации, ни у Лёни не было сотрясения мозга.
Прогноз был правильный. Только начнёшь работать - дождь. Но всё-таки закончила удобрять малинник, зарядила фляги: может быть удастся приехать ещё на неделю и удобрить вишни на палестинке. Успела
153//154
ещё убрать в кучу ботву с "бахчи". Отдала овощи и еду для Бимки Панфиловым. Сделала творог (300 г) - последний в этом году.
По радио поют песню Пахмутовой "Нежность": "опустела без тебя земля..." Удивительно, как под моё настроение. Весь день сегодня отвратительное состояние. Всё делаю как на собственных похоронах. Занесла в сарай корыто, лейку, вёдра и т.п. Возле дома становится пусто, безжизненно. Только уз пня около сарая никак рука не поднимается вырвать умирающие астры. Жгу в печке старые палки, и всё кажется, что это Ганины палки, с которыми он ходил по участку. Всюду пусто, и вспоминается последняя ремарка из чеховского "Вишневого сада": "Стало тихо, и только слышно, как где-то вдалеке топором стучат по дереву". Слава богу, хоть деревья пока никто не рубит.
В общем я уезжаю завтра. Когда решится вопрос с работой, приеду хоть на два дня, а если будет возможность - и больше. За завтрашнее утро ещё надо сделать кучу дел.
В Москве, конечно, в эту тетрадку записывать не буду, поэтому оставляю её здесь. Уезжать очень не хочется: столько работы в огороде.
154//155