Вошло в книгу "Бавыкинский дневник".
Эта тетрадь под названием «Я» написана М.Л.Кротовой от лица её старшего сына – в подарок ему на сорокадевятилетие. В конце текста идут её примечания (под номерами соответствующих фрагментов).
1
Странно всё-таки. Такое ощущение, что двигаюсь. Где-то тихо постукивает. То быстро, то медленно. И ещё доносятся звуки, разные, но чаще всего два потока льются: один -- густой, тяжёлый, а другой -- переливается, лёгкий. И что-то надавливает снаружи. Но главное -- понял! Я -- живой. Я могу шевелиться сам. Это приятно.
2
Хочется узнать, что -- там, где нет меня. Чувствую, как меня несут, несут. А сверху колотится быстро и громко. Неприятное ощущение. Как будто беда. Но вот -- тише стало, тук-тук, тише. И стало спокойно.
3
Хочу на волю. Бьюсь изо всех сил. Мне, наконец, стали помогать -- и вот я здесь. Светло. Захлебнулся, испугался ужасно и попробовал крикнуть -- получилось. Кричу вовсю. Холодно. Да ещё ворочают из стороны в сторону. Голос -- знакомый, тот, что переливался, лёгкий, произносит чуть слышно: "У него даже ресничек нет. И бровей нет. Доктор, посчитайте, сколько пальчиков на ручке, пять? Слава Богу, нормальный". Перестаю кричать -- устал. И ещё голос -- незнакомый: "Ну, мамаша, четыре кило сынок. Понятно, что из тебя всё высосал. Пульс еле-еле прощупываю". Мне стыдно. Зачем же я всё высосал? И тут меня уносят.
4
Понемногу разобрался. Я, оказывается, высосал не всё. Теперь, когда приносят и прижимают к мягкому и тёплому, можно уцепиться и сосать мягкое и тёплое, пока не уснёшь. Увидел новое. Меня подняли и придвинули к окну. Там стоял другой человек и мне говорили: "Это
236//237
-- папа, папа, твой папа". Знаю, а у кого сосу -- мягкое, тёплое, это -- мама.
5
Меня раздели и опустили в тёплое, приятное. Лежу на руке у папы. Трут, гладят голову, грудь, ноги и руки. Тепло. Это называется -- купают. Мне нравится.
6
Было плохо. Лицо дёргается, и рот, и глаза. Больно, и я плачу. Мама тоже плачет. И папа. Это, говорят они, у него судороги. Ночь, страшно. Потом, утром, светло. Несут к доктору. Заворачивают в большое тяжёлое одеяло. Доктор говорит: "Слишком много кормите. Надо кормить раз в четыре часа, а не каждые два с половиной." Теперь я всегда хочу есть, плачу. Мама терпит, а папа меня жалеет. Берёт на руки, суёт маме и говорит за меня: "Дай молока, дай молока". Когда сосу, вместе с молоком попадает кровь. Мама терпит. Ей, наверно, больно, и она кусает губы.
7
Было странно. Меня принесли в детдом, в комнату с кроватями. Я хотел есть и плакал. Ждал маму, но пришёл страшный чужой человек. Всё лицо в белых волосах. Шапка тоже с белым. Этот чужой страшный сел на стул. Меня положили к нему на колени. Он отодвинул большое, белое, и вдруг запахло мамой и молоком. Мне прямо в рот сунули знакомый тёплый сосок. Я замолчал, понял, что это мама, и зачмокал. Кругом были девочки. Они громко смеялись и кричали: "Дед Мороз! Дед Мороз кормит грудью!". Интересно, что здесь было смешного? Я наелся и уснул, и меня унесли домой.
8
Надоедает лежать на спине. Видишь только потолок. На живот положат -- видишь только подушку. Наконец-то мама меня посадила. Я валюсь то вперёд, то назад. Тогда мама положила со всех сторон подушки. Хорошо! Сижу и смотрю на игрушки. Я их могу держать в руке. Очень красивый попугай. У него в хвосте что-то гремит, но непонятно, что же там пересыпается. Попугая удобно сосать. Головка его как раз влезает в рот. Сижу, сижу, а мамы нет. Плачу потихоньку, потом громко. Потом устал и заснул. Пришла мама и закричала: "Батюшки, какой ты зарёванный, несчастный, голодный! А я там в детдоме с ребятами завозилась и забыла, что у меня маленький сыночек и хочет молочка". И вот я сухой, чистый, -- блаженство! Сосу молочко, захлёбываюсь. Да, мамочка, не забывай, что у тебя есть сынок и всегда хочет молока.
237//238
9
Мы с мамой едем. Под полом стучит. Вместо кровати лежу на твёрдой полке. Папы нет. И нет нашей комнаты. Едем, едем, и вот мы остановились, и мама мне говорит, что приехали в Москву. Меня несут в одеяльце, не знаю -- кто, но в конце концов приносят в комнату и кладут на кровать. Таращу глаза изо всех сил. Вижу очень милую женщину и очень большого мужчину. Меня знакомят. Это мои дедушка и бабушка. Они целуют меня и смеются. Купают меня не в ванночке, а в большом тазу. Все удивляются, потому что я еле поместился в тазу. Всем весело, и я смеюсь. Потом приходит тётя. Это тётя Дея. Запомню. На руках у неё мальчик. Он больше меня. "Знакомься, племянничек. Это твой братик Бобка," -- говорит тётя Дея. А меня зовут Витенька, Витюшка, Витёк. Это я уже давно знаю.
Мой братик Бобка умеет говорить. Он говорит -- мама, каша. Он ел кашу. Мне дали попробовать кашу из ложки. Очень вкусно. Я съел целую тарелку. Я раньше никогда не ел кашу. Потом было очень странно. Мама села и приготовилась кормить молоком. Но кормила не меня, а этого самого Бобку. Он пил моё молоко у моей мамы. А потом и я пил. Мне тоже досталось. А в другой раз я плакал и просил есть. А мамы не было. И тётя Дея меня накормила своим молоком. Оно было вкусное, но у мамы всё-таки вкуснее.
10
Опять мы дома, то есть в детдоме. Мама часто ходит к ребятам, там её работа. Меня сажают в подушки и кладут игрушки. Я сижу, играю и не плачу. В комнату часто приходят девочки и мальчики. Они смотрят картинки в книжках и громко говорят. Девочки берут меня на руки, щекочут и целуют. Они выносят меня во двор. Там светло и тепло. Это солнышко. Во дворе много детей и цветов. Девочки показывают на цветы и говорят: "Это твой папа посадил". Папа всегда ходит с лопатой или маленькой лопаткой. Он подходит ко мне и смеётся. Руки у него большие и в земле. А цветы красивые. Их много. Я ползаю по дорожкам и залез на клумбу. Она как большая подушка из цветов. Я их глажу и нюхаю. Рвать нельзя. Это я знаю. Я уже говорю: мама, папа, дай. Мама мне говорит: "Ты уже большой".
11
Да, я большой. Ем кашу и печенье из чашки с молоком. И ещё люблю корочки хлеба. Их приятно сосать. Ползаешь по полу в комнате и вдруг находишь в уголке корочку хлеба. Конечно, она грязная, но очень вкусная. Я эти корочки теряю, а потом опять нахожу.
12
Вечером меня не положили в кроватку, а завернули в одеяло и завязали. Мама и папа пошли далеко, и папа меня понёс. Мы сидели в темноте. Было много людей, шум, крик. Я сосал корочку и заснул. А
238//239
проснулся уже дома. Папа сказал: "Ну, Витюша, ты и в кино побывал первый раз. Жаль, что глупый и не понял, какой прекрасный был фильм. Запомни: это -- "Золушка". Подрастёшь, обязательно посмотришь."
13
Большое огорчение. Я не хотел перед сном вечером кашу, хотел мамино молоко. Мама не хотела давать мне молоко, а я кричал и просил. Наконец, мама взяла меня на руки и разрешила сосать. Я вцепился в сосок, а он какой-то противный, горький. Во рту всё стало горькое и противное. Потекла слюна, и тоже горькая. Мне стало обидно, и я заплакал изо всех сил. А есть-то хочется. Ничего не поделаешь. Пришлось пить ненастоящее молоко из ложечки. И больше никогда не буду сосать грудь. Пусть сами сосут. Она горькая.
14
Узнал всё-таки, почему у моего красивого попугая гремит хвост. Я нечаянно разгрыз у попугая этот хвост. А там были такие маленькие твёрдые шарики. Они пересыпались и гремели. Один шарик попал мне в рот. Я плюнул. Шарик был невкусный и сухой. Мама забрала у меня все шарики и закричала: "Ганечка, посмотри, у Витюши зубик! И этим зубиком он ухитрился отгрызть попугаю хвост". Папа и мама были рады и очень смеялись. А шарики, оказывается, называются го-рох.
15
Меня привезли в гости в очень весёлое место. Здесь нет нашего дома и нет нашей комнаты. А детей из детдома много. Мы живём с ними вместе в очень большой длинной комнате. Здесь нет кроватей. Зато на полу очень много соломы. Она как трава, только жёлтая, твёрдая и колючая. На соломе все спят. И я сплю на соломе около мамы. Ем всё время кашу. Мама варит кашу сама. Прямо на земле устраивает большой огонь. Это называется костёр. Я его боюсь. Костёр горячий. Очень жарко и дым. Каша пахнет дымом. Мы с мамой гуляем. И там на земле лежало что-то большое и с глазами. Папа посадил меня этому большому на голову и сказал: "Это корова. Держись за рога и не бойся". Я сидел и не плакал. И не боялся. Корова тёплая и мягкая. А мама сказала: "Какой ужас". Все смеялись. Это место называется подсобное хозяйство. Здесь со мной играет девочка Галя. Она весёлая и кудрявая. Она приехала ко мне в гости. Это моя сестричка.
16
Опять живём дома. Я ползал во дворе около цветов. Вдруг по мне кто-то подошёл. Головы у него не было. А наверху на плечах было что-то большое и чёрное. Этот кто-то вытянул ко мне руку и зарычал страшным голосом. Я очень испугался и заплакал. Хотел позвать ма-
239//240
му, но забыл, как это делается. Забыл, как надо говорить "мама". И "папа" тоже забыл. И что теперь будет?
17
Папа взял меня на руки, а мама пошла рядом сама. Мы шли долго и пришли в одно место. Там было много людей и очень все шумели и толкались. И вот вдруг я увидел очень много, целую кучу огромных мячиков. Они были красивые, зелёные и с чёрными полосками. Папа сказал: "Смотри, Витёк, это называется арбузы. Покажи, какой тебе нравится." Мне нравились все, Захотелось потрогать. Я протянул руку к арбузу. Мама сказала: "Ну, посмотрим, какой арбуз ты выбрал." И папа принёс этот арбуз в дом. Он положил его на большую тарелку и разрезал большим ножом. Арбуз был красный. И там были чёрные скользкие семечки. Их клали на блюдечко. Все ели. И мне в рот положили красный кусочек. Маленький, но сладкий и очень вкусный. Почти как мамино молоко.
18
Опять куда-то едем. Пока не заснул, видел огромную машину. Мы с мамой сели вперёд. Это называется кабина. У мамы на руках, да ещё в одеяло, было тепло, и я спал. И вдруг услышал страшный и громкий папин голос. Я проснулся. Машина стояла. Папа открыл дверь и кричал: "Вылезай". Мама вылезла со мной на землю. Мы отошли в сторону. Машина заревела и стала отъезжать. Мама очень испугалась. Она крепко прижала меня к себе. Папа тихо ей сказал: "Ну всё, всё, не бойся. А могли запросто упасть вниз." Я ничего не понял. Мы с мамой сели опять в кабину, и я заснул.
19
Мы живём в новом доме. Сюда привезли мою зелёную кроватку. Я в ней сижу и стою. Очень хочу на пол -- поползать, поискать хлебную корочку. Но на пол нельзя. Пол очень холодный. Печка здесь есть. Я смотрю, как в ней горит огонь. Но мама кладёт в печку не камень, который называется сланец. Сланец был в прежнем доме. Здесь мама кладёт в печку много сухой травы. Её много. Большая куча. Мама сама эту траву принесла и сказала: "Это бурьян, а дров нет." Около печки тепло, а в комнате холодно, и на полу холодно. На печке сделана очень большая кастрюля. Называется котёл. В нём насыпан песок. Песок тёплый. Меня посадили в котёл, на песок. Мне тепло. Когда мама и папа уходят в детдом на работу, я сижу в котле. Мне дают туда играть всякие штучки.
Мне нравится зелёная посуда. Чашечки, блюдечки. Их много. Я их бросаю на пол. Всё выбросил и хотел с пола поднять. Стал из котла выбираться. Вылез еле-еле и сел на край печки. Свесил ноги, посмотрел вниз -- ой, как высоко! Хотел прыгнуть вниз. Но тут вошла мама. "Упадёшь, сиди!" -- крикнула она. И тут мне стало страшно. Больше
240//241
меня одного в котле не оставляли. Ну, ничего. В кроватке тоже было весело. Около кроватки были полки. Там стояли книги, книг было много. Я доставал их рукой. Возьму книжку и бабах на пол! Возьму ещё и опять -- бабах! Да, вот это игрушки. Когда падают, листки разлетаются. Только они когда падали, очень рвались. Мама грозила пальчиком и говорила: "Нельзя!" Слово это очень противное. Я его не люблю. Сначала скажет "нельзя", а потом ещё шлёпнет прямо по попке. Не больно, но обидно.
20
Я учился ходить. Но было холодно ножкам. Мама надевала на меня свои большие штаны на резинке и привязывала под мышками. Штаны сушились на печке. В них были дырки. Когда мама ходила в детдом, она часто брала меня с собой. Тогда на меня надевали красивое платьице и штанишки, красные и тёплые. Ребята в детдоме думали, что я -- девочка. Но я-то знал, что я -- мальчик. Только платье как у девочки. Но такое платье мне подарила одна тётя в Москве.
21
Был очень скучный вечер. Мама была грустная. Накормила меня кашей. Каша была пшённая. Не очень вкусная. Молока в ней не было. Масла в неё не положили. Тоже не было. Сахар тоже не положили. Такую кашу мы едим все утром, на обед и вечером. Есть ещё печенье. Это прислал дедушка. Мама и папа не любят печенье и всё отдают мне. Когда я съем печенье, мама берёт меня на руки и показывает мне дедушку. Дедушка нарисован. Это называется портрет. Он висит на стене. Мама говорит: "Спасибо дедушке за вкусное печенье. Поцелуй дедушку". И я целую нарисованного дедушку в губы или в щёку. И этот раз было так. Вдруг мама заплакала, а папа быстро убежал на улицу. Его долго не было. Потом он пришёл и принёс большой хлеб. Папа был весёлый. Он сказал маме: "Ну, вот и у нас есть хлеб. Будем встречать тоже Новый год". И мне отломили вкусную тёплую корочку. Мама вытерла глаза и засмеялась. Она меня поцеловала и сказала: "С Новым годом, с новым счастьем!" И уложили меня в кроватку.
22
И опять мы едем долго-долго. Сплю на твёрдой полке. Внизу стучит и стучит. Когда просыпаюсь, ем простоквашу из кружки. В кружку накрошили хлеб. Вкусно, только холодное. Спал-спал, потом все стали выходить из вагона. Здесь много людей. Около вагона стоит дедушка, бабушка и тётя Дея. Она берёт меня на руки и говорит: "Ну и жиртрест". Я не знаю, что это такое. Но все смеются, и я тоже смеюсь. Это Москва.
23
И вот лето. Папа опять работает в детдоме. Дети все живут в доми-
241//242
ках прямо в лесу. Мама всё время со мной. Я от неё убегаю поиграть с детьми. Понемногу я говорю. Вот это -- буби (мальчики). Вот это -- нём (дом). Детский дом -- это просто буби-нём. Из трубы идёт мым. А в траве растёт би (гриб). Все со мной разговаривают. Я хорошо хожу и бегаю. Бегал-бегал и прибежал к маленькому домику. Около домишка -- большая лохматая собака. Как только она в этот домик влезает? Я ей сказал здрасте и только хотел потрогать глазки, а собака сказала р-р-р-р. И тут вдруг бежит мама и кричит: "Витюшенька, иди к маме! Собачка укусит!" Мама хватает меня на руки и бежит от собаки подальше. А собака легла и удивляется. Такая хорошая, добрая собака.
24
Опять мы уехали. Новый буби-нём. Мне хорошо. Папа и мама всё время с детьми, а я гуляю, где хочу. Только нельзя ходить к речке. Одному нельзя. С папой можно. Он посадил меня в ванночку и катал по воде. Обедать мы ходим в столовую. Там обедают все дети. И я узнал, что мы называемся сотрудники. Детям дают на тарелках котлету и кашу. Нам дают только кашу. Или картошку. Очень плохое слово -- не полагается. Сотрудникам, объяснил мне папа, не полагается котлета, пряник или булочка. Сначала я обижался и тоже просил котлету. А сейчас привык и ничего не прошу. Самая вкусная еда -- это кисель. Его делает мама из такого кубика, где картинка с ягодкой. Мама варит кисель в кастрюле. Потом всем наливает по полной тарелке. Кисель -- розовый, густой и горячей. Его мы едим с хлебом. Мама наливает, сколько хочешь. Вечером я наедаюсь киселя и засыпаю. Потом утро, мама топит печку. Опять по-другому. В печку кладут большие чёрные куски, как подмётки от ботинок. Не моих ботинок, конечно, а папиных. Это называется торф. Он горит в печке синим огнём. И в комнате становится тепло.
25
Мы едем в Москву в гости к дедушке и бабушке. Мама надевает мне парадный костюмчик. Это матроска. У неё большой синий воротник с белыми полосками. Костюмчик летний, лёгкий и прохладный. И ботиночки мне надели голубые. Но случилась беда. Уже пора было спешить на поезд, и вдруг у меня штаны сделались мокрые. Мама огорчилась, сняла с меня штаны и побежала стирать и гладить. И мы всё-таки уехали. В вагоне поезда ехать весело. Мы с папой играем в такую игру. Мы смотрим в окно, и папа спрашивает: "А чей это прекрасный лес виден там, далеко?" А я отвечаю: "Это лес маркиза Карабаса-Барабаса". -- "А чьи это люди косят траву на лугу?" -- "Это люди маркиза Карабаса-Барабаса". Сказку про кота в сапогах мне уже давно рассказывают. Жалко только, что я ещё не умею говорить как следует. У меня выходит смешно: "Майкиза Каябаса-Баябаса". И мы все смеёмся. Папа рассказывает мне в вагоне мою любимую сказку про слепую лошадь. И у меня текут слёзы, когда папа тихо говорит,
242//243
как лошадка низко опустила головку, заплакала и вышла за ворота. Это папина сказка, и мама её никогда не рассказывает.
В Москве мы сразу купили в магазине много сушек. Их надели на верёвочку и повесили мне на шею, как бусики. Потом меня снимали, чтобы получилась карточка. Посадили на стул и велели сниматься! а я хотел спать. Тогда дядя, который снимал, попросил меня показать зубки. Я показал. Дядя чем-то щёлкнул. И меня сняли.
26
Мне сказали, что надо лечь в больницу и лечить, чтобы не болело внизу живота. Я из-за этого плохо бегаю и даже бывает так больно, что приходится кричать. Меня отвезли в больницу, положили на большую кровать и ушли. Правда, там были другие дети в комнате. Я их никого не знал. Мне сделали операцию. Так сказала тётя в белом халате. Я ничего не знал, потому что спал. Проснулся, а руки у меня привязаны бинтиками к кровати, шевелить ими нельзя. Кормили меня из ложечки, а ведь мне уже два с половиной года. Лежать одному было плохо. Но ко мне приходил дедушка Лазарь. Он рассказывал мне замечательную сказку про пчёлку. Как она весной проснулась и вылетела на солнышко. Дедушка жужжал совсем как пчёлка и рассказывал мне эту сказку столько раз, сколько я просил. Понемногу у меня всё зажило и меня забрали из больницы. Обратно к папе везла меня мама. Ходить мне было нельзя, и мама от поезда несла меня на руках. До детдома было далеко. Мама несла меня и ещё две сумки. В них была еда. Сумки, наверное, были тяжёлые. Мама шла еле-еле. Волосы у неё вспотели, а лицо было красное. Было жарко. Но всё-таки мы потихоньку дошли и отдохнули.
27
И вот я совсем большой и едем мы на поезде опять в другой, новый детдом. Он в деревне. Я часто слышу название этой деревни и запоминаю его навсегда. Это -- Беззубово. Мы здесь живём долго, и я всё помню. Здесь много всего было. И хорошего, и плохого. Живём мы в отдельном домике. Комната большая, но зимой здесь было холодно. Поэтому я всегда надеваю сапожки. Это мои любимые голубые сапожки из толстой материи. И ещё я хожу дома в полосатой пижаме, потому что она тёплая. Мы все ходим на работу вместе каждый день. Папа опять сажает деревья и кусты, а мама всё время с детьми. Это её группа. В ней ребята постарше меня. Они учатся в первом классе. А я сам по себе. Хожу по большому двору, на всё смотрю, но не всё понимаю. Не понимаю многих слов, которые говорят мальчики и иногда взрослые, если сердятся. Когда спрашиваю об этих словах папу или маму, они как-то странно глаза в сторону отводят и говорят, чтобы я этих слов не запоминал, их нельзя говорить, потому что их не печатают в книгах. Только некоторые люди этого не знают. Они мало книг читали.
243//244
28
Я хочу читать. Группа мамина занимается за столами. Мальчики и девочки пишут, читают, считают. Во дворе холодно. Валенок у меня нет, а в ботинках ноги мёрзнут. Поэтому я сижу около девочек. Они читают интересную книжку. Называется БУКВАРЬ. Много букв я знаю. Ведь у нас дома есть кубики с картинками и буквами. Я сижу рядом с девочкой и смотрю на книжку сбоку. Буквы как будто лежат на боку и получаются столбики. Одни высокие, другие только из двух букв. Понемногу понимаю слова: рама, дом, иду. Складываю дома кубики тоже столбиками. Получаются слова. Но папа меня поправляет. Оказывается, буквы не лежат на боку, а стоят на своих ногах, прямо. Только читать их надо не сбоку, а сидеть перед книжкой. Ну, теперь дело у меня пошло. Я быстро догнал девочек из первого класса и читаю быстрее, чем они. Хорошо! У нас много книжек. Я только картинки в них смотрел, а теперь читаю сам. Это гораздо интереснее. Папа и мама рады, и я рад. Когда дома затопят печку -- в неё кладут теперь дрова, а не сланец и не торф -- то становится тепло. Я сижу около печки и читаю сам!
29
Очень неудобно получилось. В детдоме туалет (а попросту уборная) сделан во дворе. Такой домик стоит. Сиденья тоже нет, а просто большие дырки прорезаны. Когда хочется по-большому, мне самому никак не пристроиться, особенно зимой, когда я в пальто и в тёплых штанах. Приходится звать на помощь маму или папу. Вот так и на этот раз. Пошёл я искать маму. Уже вечер, темно. Мне сказали, что она наверху, в зале. Пошёл туда. А в зале, оказывается, была общая линейка. Все дети стояли в строю смирно. Старшие по группам стояли впереди. Было очень тихо. Конечно, нельзя было мешать. Через весь зал потопал к маме и позвал её: "Мама, скорей, я хочу какать!" Сто ребят засмеялись, мама вся красная бросилась ко мне, взяла за руку и увела. Ну, и всё кончилось благополучно. Но больше я ни разу не попадал в такое позорное положение.
30
Как-то мама с папой возвращались домой поздно. И я с ними. И ещё папа нёс на руках Лёнечку. Это был мой крошечный братик, ещё грудной. В дверях, выходя во двор, я споткнулся в темноте о порог, упал и ушибся ртом об железную решётку. Об эту решётку счищают грязь с обуви. Очень сильно ушибся и зажал рот рукой, чтобы громко не заплакать. Папа очень сердился, если я плакал. Он учил меня терпеть, если больно. И мы пошли домой. Было темно. Я еле-еле шёл. Рукав пальтишка у меня весь промок от крови. Но я не плакал. Мама заметила, что я еле иду, взяла малыша на руки, а папа взял меня, чтобы поскорее дойти до дома. Дома мама быстро меня раздела и осмотрела мою губу. "Что, Витёк, очень больно? губу тебе разрезало
244//245
пополам, даже зубы видны." Мама очень ловко промыла мне ранку. Под носом у меня всё распухло. Она взяла большую таблетку, раздавила её в порошок и засыпала мою ранку этим порошком. Потом она сделала мне перевязку. Бинт с двух сторон разрезала и завязала один узел на голове, а другой на шее. Болеть перестало, и я заснул. На другой день очень рано папа повёз меня на лошади в тележке к доктору. Ночью ведь ехать было нельзя. Доктор осмотрел мою губу и сказал: "Шов накладывать поздно, но твоя мама всё сделала правильно. Пусть и дальше делает такие перевязки. Губа заживёт, гноя не будет." И правда. Понемногу губа моя зажила, и остался только тоненький шрамик.
31
У нас в детдоме есть киноаппарат. Можно показывать кино. У нас есть плёнки с фильмами. Плёнок много. Фильмы называются учебные. Кино смотрят все по вечерам, когда темно. И я, конечно, смотрю. Это лучше картинок, потому что всё двигается. Есть фильмы по географии. Я как будто путешествую по разным странам. Видел извержение вулкана. Узнал, как получается дождь. Плыл по огромной реке Волге. Да много чего видел! А были фильмы о растениях, о животных. Фильмы привозят из города, только редко. Мы смотрели одно и то же по сто раз. А когда всё надоест, ребята показывают фильмы задом наперёд. Очень смешно, когда дождь идёт с земли вверх, в тучу. И когда цветок закрывается и у тебя на глазах втыкается в землю. Да, кино -- замечательная вещь.
32
Бежал я как-то с палкой. Упал и наткнулся животом на палку. И у меня опять стал болеть внизу живот, только с другой стороны. И пришлось ехать в Москву, делать вторую операцию. А когда я вернулся, из дома на работу меня возили на санках. Заворачивали в большой чёрный платок с клетками, чтобы я не замёрз, и я ехал как барин.
33
Зато у меня теперь есть валенки! А было это так. Меня привели в кабинет директора и посадили в уголке на ящик. Весь кабинет был завален валенками, чёрными и серыми. Сюда заходили по двое, по трое девочки и мальчики. Они примеряли валенки. Кому было как раз, подходили к папе. Он золотой краской рисовал на валенках номер. Это чтобы ребята не путали валенки, ведь они были все одинаковые. Папа мне сказал, чтобы я подождал. Может быть, какие-нибудь валенки никому не налезут, тогда их отдадут мне. И у меня ноги не будут мёрзнуть. Долго я сидел и молчал. Приставать мне не разрешали. Один за другим выходили счастливые мальчики и девочки с валенками. И все валенки были с номерами. Сидел я, сидел и стал засыпать. Было поздно. И вдруг папа разбудил меня и достал из оставшейся
245//246
кучки маленькие белые валеночки. Он надел их на меня и велел походить. Валенки были как раз. Вот это повезло! Я расхрабрился и попросил папу нарисовать тоже золотой номер. И папа аккуратно кисточкой нарисовал две цифры. И я в новых валенках пошёл с мамой домой, спать.
34
У меня ведь теперь был братик. Он был младший, значит я -- старший. Это, конечно, здорово, но только надоедало. Этот маленький Лёнечка лежал, а я сидел около него и гремел погремушкой, чтобы он не плакал. Когда мама его завёртывала, я подавал пелёнки и одеяльце. Один раз мама обедала со своей группой в столовой, а малыша положили наверху, в зале. Он спал в тишине. Там окна были открыты, чтобы воздух был свежий. Лёнечка, завёрнутый в одеяльце, лежал на столе. Я быстро съел свой суп и картошку (котлету мне не полагалось) и поднялся наверх. Мне показалось, что наш малыш плачет. И он в самом деле плакал изо всех сил. Ещё бы! И я бы заплакал на его месте. Он упал со стола, да ещё выполз из одеяла. Он почти голый валялся на полу на животе и поджимал голые ручки и ножки. На нём была только маленькая распашонка. Я как глянул, скорее побежал за мамой. Она подскочила к малышу, подняла его и стала греть, прижимать к себе и заворачивать. Ведь Лёнечка был совсем синий. Удивительно, как только он не заболел и не расшибся.
35
Один раз мне не повезло. Пошёл я с бидончиком за молоком. Молока у мамы для малыша не хватало, и на другом конце деревни тётенька наливала мне в бидончик молока, а я приносил его домой. Надо было ходить рано утром, но мама меня будила и я привык быстренько вставать. Возвращаюсь я с полным бидончиком, и вдруг у дороги гуси. Один гусь вытянул шею и пошёл прямо на меня. Конечно, я испугался. Ведь гуси щиплются очень больно, а этот ещё и гоготал и крыльями хлопал перед носом. Я попятился, споткнулся, и -- самое ужасное -- выронил бидончик. Всё молоко вылилось. Пришёл я домой совсем несчастный. Из-за меня малыш остался без молока. Но такое случилось только один раз. Мама меня не ругала, но я сам знал, что виноват.
36
Ночью мне приснилась ворона. Она каркала на меня, я рассердился и тоже на неё каркнул. Но по-настоящему крикнул: "Кар-р-р", и у меня получилось р-р-р-р. Я скорее проснулся, чтобы не забыть, и сказал маме и папе, что умею говорить р-р-р-р. А раньше не умел. Они обрадовались и всё просили меня говорить: кар-р-р, бар-р-ран, пор-р-ра. Весёлое было утро. Теперь я говорю, как и полагается старшему брату. А Лёнчик говорит только: уа, уа.
246//247
37
Лето. Очень жарко. Ребята из детского дома с мамой ходят работать. Они помогают колхозу. И я хожу с ними. Мне нравится работать и вообще помогать. Приходим мы на поле. Оно тянется далеко-далеко, конца не видно. Поле всё жёлтое. Я думал, это подсолнухи, как показывали в учебном кино. Но это были просто сорняки. Называются сурепка. А что там росло на поле полезное, видно не было. Сурепка была ростом выше меня. Её надо было выдёргивать обоими руками с корнем. Мы все дёргали эту сурепку и бросали в кучи. Кучи эти нам велели выносить на край поля. А они огромные. И мальчишки придумали смешную штуку. Они взяли чьи-то широкие штаны-шаровары и набили штанины сурепкой. А потом этими штанами зашагали, как человек, прямо по полю. И так этими штанами перетаскивали сурепку. Мы её надёргали целые горы. И мама работала. А Лёнечка спал под деревом в тени на одеяльце.
38
Опять со мной случилась беда. Я смотрел, как наши мальчики во дворе играют в лапту. Надо длинной тяжёлой палкой-лаптой сильно размахнуться и ударить по мячу, чтобы он улетел как можно дальше. Я подошёл поближе, а мальчик размахнулся и ударил меня по лбу. Это мне потом сказали, а я ничего не понял, а сразу упал и словно провалился куда-то. А очнулся я уже около мамы. Большой мальчик держал меня на руках. Болел лоб и глаз. Мама положила мне на глаз большой кусок ваты. Липкое и жидкое с глаза сразу впиталось в вату. Я чуть-чуть приоткрыл глаз и увидел маму сквозь красное. Я понял, что это кровь натекла. Мама была вся белая, а около неё была её группа. И мама улыбалась и тихо говорила своим детям: "Ну, дети, не бойтесь, ничего страшного, глаз на месте, уже смотрит". А мамина группа, первоклассники, бросили свои дела и на меня уставились. Мама промыла мне ранку на лбу. Кровь течь перестала. Меня посадили, перевязали ранку и скоро она зажила. Только шрамик остался. Мне повезло, глаз остался цел.
39
В один жаркий день мама взяла меня с собой. Она со своей группой пошла в колхоз помогать убирать хмель. Там по огромному полю стоят высокие столбы, как для электрических проводов. Только проводов там нет. Натянут только один толстый провод. А между столбами вверх ползут зелёные ветки. Они все переплелись. Получаются как будто длинные коридоры с высокими зелёными стенами. И вот этот хмель сдирают сверху и он падает на землю. Все люди, и взрослые, и дети садятся прямо на землю и обрывают с хмеля маленькие мягкие шишечки. Их собирают в вёдра, корзины, а потом высыпают в мешки. Это лёгкая работа. Ходить никуда не надо. Мне тоже дали ведёрко, и я обрывал в него шишечки хмеля. Было жарко, и от хмеля шёл силь-
247//248
ный запах. Я работал-работал, и вдруг у меня голова закружилась, и я свалился на землю. Очнулся я, потому что папа брызгал мне в лицо водой. Папа взял меня на руки, унёс от столбов с хмелем и положил в тень под деревом. Оказывается, от запаха хмеля я потерял сознание. Папа сказал, что из хмеля делают пиво. Люди его пьют, потому что оно вкусное. Но от пива человек хмелеет. Вот и я захмелел, хоть и не пил. А мама со своей группой тоже скоро ушла. Оказывается, для детей это работа опасная.
40
И вот лето кончается. Мама собирается уезжать в Москву. Лёнечку она берёт с собой. А я пока остаюсь с папой. И вот мы остались вдвоём с папой. В детдоме папа больше не работает. Он переехал жить на фабрику. Мы с ним живём в клубе. Папа рисует для клуба афиши. И в этой же громадной комнате мы живём. У нас одна кровать. От клубной комнаты она отгорожена ширмой. Её сделал папа. И ещё стоит здесь шкафчик и посуда. Я весь день делаю, что хочу. Больше всего читаю. Книжек сколько хочешь. Еду для нас двоих готовит папа. У него для этого есть примус. Еда всегда одинаковая. Папа варит вермишель. Когда мы её доедаем, папа варит вермишель в другой кастрюле, пока чистой кастрюли уже не остаётся. Иногда папа открывает банку консервов. На этой стеклянной банке нарисованы стручки, а в банке соевые бобы. Они очень невкусные, но когда больше ничего нет, то приходится есть. С папой не покапризничаешь. Он рассердится, да как крикнет, брови нахмурит, тут не то что бобы соевые, и банку проглотишь. Папа спал на кровати, а я сначала в углу на верстаке. Тут была моя постель, пока я во сне не свалился на пол. Тогда я стал спать с папой на кровати.
41
Приехала мама нас навестить. Она увидела кастрюли с засохшими остатками вермишели, банки от соевых бобов, всплеснула руками и сказала, что нам тоже надо уезжать в Москву. И меня сразу увезла, а скоро приехал и папа.
42
В Москве Лёнечку водили в ясли, а меня в детский сад. Сначала меня отвели показать доктору, потому что надо было получить справки. Врач стала спрашивать маму о прививках. Глаза у неё стали совсем круглые. Она с ужасом сказала: "Мамаша! да у вас ребёнок совсем необработанный! Знаете, сколько прививок ему надо делать?" И меня стали колоть, пока не сделали все прививки.
В детском саду мне очень не понравилось. На завтрак всё время надо было есть манную кашу, остывшую, противную, как клей. Один раз я не стал её есть и меня наказали: велели встать в шкафчик для пальто. Я еле-еде туда влез. На другой день прихожу -- опять манная ка-
248//249
ша. Я сразу пошёл и влез в шкафчик. Воспитательнице стало смешно. Она велела мне вылезти, и больше меня ничего есть не заставляли. Так я стал москвичом, а скоро пошёл в школу. Это был 1953 год. Мне семь лет.
1-2
1946 год. Август. Едем с Г.Я. в Энгельс работать в детдоме. В Саратове пересадка. На вокзале Г.Я. задерживает комендатура. Подозревают в спекуляции, т.к. он отказывается открыть чемодан, забитый гвоздями (самодельный). Молоденький лейтенант называет ордена Г.Я. "побрякушками". Я нервничаю, и Г.Я. велит мне идти к набережной без него. В чемодане было приданное для будущего новорожденного.
3
Роды принимал в больнице г.Энгельса (бывший Покровск) врач, 80-летний отец писателя Льва Кассиля.
4
Когда малыша показывали папе, ребёнка пришлось завернуть в старые газеты, т.к. в роддоме не хватало пелёнок.
5
Купал всегда Г.Я. Он боялся, что я утоплю малыша.
6
Судороги были от переедания. Молока было очень много. Я очень испугалась. Телефона нет. Консультация ночью закрыта. Г.Я. был очень расстроен, думая, что у ребёнка судороги -- следствие его контузии.
7
Встреча Нового года в детдоме 1947 г. Я была в костюме Деда Мороза. Оторвалась от ёлки и в девичьей спальне покормила малыша.
8
Работы в детдоме было много. У меня была группа, и я ещё не привыкла к тому, что надо кормить ребёнка, забывала о нём.
9
Вите полгода. Первый приезд в Москву. Моя старшая сестра Дея и я по очереди ходили в театр. Тот, кто оставался дома, кормил на ночь грудью обоих мальчиков.
10
Клумба как подушка из цветов. Это портулак. Маленькие цветочки ярких оттенков и много земли.
11
Конфет и других лакомств не было. Это 1947 год. Печенье покупала на ба-
249//250
заре: две штучки -- 3 рубля. "Пайка" чёрного хлеба (200 гр) -- 25 руб. Моя зарплата -- 62 руб.
12
Очень хотелось в кино. Витюша спал весь фильм и дорогу обратно.
13
Отняли от груди осенью 1947 г. Мазали грудь хинином и акрихином. А горчицу Витёк слизывал.
14
У попугая (пластмассового) в хвосте был сушёный горох.
15
В детдоме началась чесотка. Всех здоровых детей вывезли на подсобное хозяйство. Мы поехали с ними. Спали в бывшем овощехранилище. Со мной был Витя и племянница Галя (Кузнецова). Ей было 8 лет.
16
Мальчик надел чёрный накомарник с сеткой и "пошутил" с Витей. Малыш так испугался, что перестал говорить.
17
Арбузы были астраханские, очень дешёвые и вкусные.
18
Мы уезжали в новый детдом -- деревня Бородаевка. Ехали в грузовике. Я с Витей -- в кабине. Вдруг машина забуксовала и стала съезжать с обрыва, чуть не свалилась. Г.Я. велел мне вылезать из машины, пока машине не отъехала и опасность миновала.
19
Мы живём в старом немецком доме. Печь была хорошая. В неё был вмазан котёл, чтобы греть воду, но дров не было. Я рвала в поле из-под снега сухой бурьян и им топила. В доме было очень холодно.
20
Детской одежды купить было негде. Колготок тогда не знали, ползунков тоже. Витю одевали в мои трико. Пальто не было. Малыша заворачивала в ватное одеяло. Носить было трудно. Он был большой и тяжёлый.
21
Новогодний вечер (под 1948 год). Еды в доме, кроме пшена, никакой. Нет даже хлеба. Г.Я. пошёл в пекарню и выпросил буханку хлеба, ещё горячего. Портрет дедушки Лазаря был нарисован цветными карандашами на листе ватмана. Дедушка изображён в военном мундире с погонами майора (был начальником госпиталя).
22
Мы уехали в Москву весной 1948 г. Жили у дедушки с бабушкой на Клинической улице около церкви. Дом уже снесён.
250//251
23
Детдом имени Комарова -- летний лагерь в Перхушкове.
24
Уехали в детдом на станции Чкаловская. Вите два с половиной года. Работали здесь недолго.
25-26
У Вити оказалась паховая грыжа. Водили к врачам. Положили на операцию в Филатовскую больницу. Мне пришлось вернуться в Чкаловскую -- я ещё работала до декретного отпуска.
27
Перевелись вместе с директором в детский дом Куровского района, в деревню Беззубово, в шести километрах от Егорьевска.
28
Читать Витя выучился практически сам. В четыре с половиной года мог свободно читать передовую "Правды".
30
Лёнечка родился 27 февраля 1951 года, в конце марта я с ним приехала в Беззубово.
31
Посмотрели более двухсот фильмов.
32
Повторную операцию делали в Морозовской больнице.
39
От испарений хмеля даже взрослые засыпали, а детям вообще там нельзя было работать; они теряли сознание.
40
Очень сложные были обстоятельства. Г.Я. был вынужден уйти из детдома и работать в фабричном клубе в 5 км. Витюшка остался с ним до окончательного переезда в Москву -- 1951 год.
42
Мне надо было начинать работу в школе, поэтому Лёню устроили в ясли, а Витю -- в детсад, который он терпеть не мог.
1995 год.