Сергей Григорьянц

О необходимости проведения Международного трибунала
над высшими должностными лицами России,
виновными в развязывании войны в Чечне

Наш предыдущий «круглый стол» закончился 12 декабря 1994 года. Это было начало чеченской войны. Сегодня мы собрались, чтобы хоть в малой степени оценить ее чудовищные итоги и поставить вопрос о необходимости проведения Международного трибунала, который позволит определить ответственность тех, кто развязал эту войну.
Все эти восемь месяцев, пока идет война в Чечне, меня не оставляет ощущение позора, омерзения и отчаяния. Каждый новый день этой войны был страшнее и отвратительнее предыдущего. Вначале было неизвестно, откуда взялись войска чеченской оппозиции, и российское руководство лгало, что ничего не знает. Потом были бомбардировки мирных кварталов, базаров, больниц и детских домов в Грозном – бомбардировки, которых якобы не было. Потом наши солдаты жгли живьем женщин и стариков в Самашках. И наконец, мы увидели, что террорист Басаев просто гуманист в сравнении с Президентом России: он пытался сохранить жизнь тем заложникам, которых Президент готов был убивать. Трудно понять, что нас ждет впереди.
С моей точки зрения (к счастью, это точка зрения и многих американцев), объятия американского Президента с убийцами из России являются позором для Соединенных Штатов. Европейский совет недавно высказался за необходимость скорейшей помощи России, полагая, что здесь воцарилась демократия, даже собрался Конституционный суд. Что ж, европейцы вспоминают Чемберлена и политику умиротворения агрессора, а нам предстоит осознать, что Россия, мы с вами, (8) вновь, как и в 1917 году, оказались не способны, не готовы к демократии, что тоталитарный коммунистический режим сменился режимом авторитарным. Россия вновь готовится преподать урок остальному миру – на этот раз в том, что авторитарный режим может быть более кровавым, чем тоталитарный.
Сегодня перед нами немало как теоретических, так и практических вопросов. Зачем нужен трибунал, когда уже работает Конституционный суд? Не помогаем ли мы тем самым коммунистам? Почему трибунал организуется как международное, а не внутрироссийское дело?
Я думаю, что сегодняшний процесс в Конституционном суде важен для развития правового сознания в России. Но так же, как и миллионы людей, – в отличие от тех, кто заседает в высоком Конституционном суде, – я не могу отвлечься от последствий указов Президента, не могу отвлечься от мысли о десятках тысяч погибших и замученных ни в чем не повинных людей, не могу забыть о вине тех, кто организовал эту орду убийц и насильников, точнее, превратил в убийц наших с вами соседей, а может быть, и близких.
Слушание в Конституционном суде, бесспорно, необходимо, но недостаточно. Сегодня мы все стали свидетелями ужаса и позора России. И по сути – не так важно, смогли ли убийцы вовремя протащить через наши советы и парламенты нужные им законы. Существенно виднее то, что нами управляют изуверы, а многие наши знакомые уже готовы, как и 20 лет назад, во всем их оправдать. Надеюсь, однако, что готовы на это не все, во всяком случае не те, кто собрался в этом зале. Разве для нас важно, по закону или нет действовали опричники Ивана Грозного, тайный приказ Петра Первого или НКВД Иосифа Сталина? Мы не можем забыть кровь, которая при них заливала Россию.
Есть и другая причина неудовлетворенности работой Конституционного суда Речь идет о заметном политическом привкусе в его работе. Власть обвиняют в нарушении законов такие люди, как, скажем, Анатолий Лукьянов. Сергей Сергеевич Алексеев не зря назвал свой анализ ситуации «Война в Чечне (9) как рецидив коммунистического правопонимания» . Война в Чечне, как и многое из того, что вызывает сегодня ужас и отвращение, является наследием коммунистического общества и симптомом его победы над слабыми ростками демократии. И многие порядочные люди испытывают естественную боязнь, что, обвиняя власть, развязавшую войну в Чечне, они могут оказаться рядом с коммунистами, которые привычно используют все возможности для борьбы за свою диктатуру. Коммунисты борются не только с демократией, они боролись и с фашистами, и с уголовниками, и с любыми другими конкурентами своего господства.
Продолжая исторические аналогии, я вспоминаю, как в 1982 году, печатая отчеты об обысках, арестах, допросах в подпольном бюллетене "В", мы учредители орден "Малюты Скуратова, присуждаемый наиболее "деятельному" следователю КГБ. Мы цитировали воспоминания известного актера Николая Черкасова о встречах со Сталиным. Вождь народов сокрушался, что до сих пор не получил должной оценки и уважения замечательный русский полководец Малюта Скуратов-Бельский. И вот мы опять дожили до возможности восстановить этот орден. Но мы снова не хотим оказаться в одном ряду с его носителями.
Однако, проводя трибунал, не поможем ли мы вопреки своему желанию коммунистам? Думаю, что нет. Во-первых, коммунистов у Зюганова существенно меньше, чем у Ельцина с Филатовым, Грачевым и Батуриным. Во-вторых, правительство и Президент делают на самом деле все, что нравится коммунистам, а коммунисты вовсе не стремятся отказываться от приобретенной частной собственности, и они совершенно не хотят возвращаться назад. У них нет идеологических противоречий с властью, есть лишь проблема раздела власти в России, и они ее разделят, независимо от того, проведем мы наш трибунал или нет.
Остается наиболее важный вопрос. Почему трибунал мыслится не российским, а международным? Объяснений здесь (10) два. Первое – правовое. Преступления против человечества, массовые нарушения прав человека – это не внутреннее дело государства, а предмет внимания всего мирового сообщества, поскольку в конечном итоге, а в случае России в особенности, кроме вопроса о личной ответственности высоких должностных лиц за последствия принятых ими решений, целью трибунала будет являться также обнажение механизма принятия подобных решений в России, иначе говоря, анализ практического, а не декларативного конструирования государственной машины, что означает и оценку вероятности повторения подобных преступлений. Сегодня уже идет речь о защите русских в Крыму – сколько из них останется в живых после этой "защиты"? А восстановление прав российских полковников в Эстонии с возвращением стратегических портов и аэродромов?
Но есть и другой ответ на вопрос, почему трибунал планируется международным. Ответ практический. Дело не только в том, что мнение виднейших юристов и общественных деятелей из разных стран окажется более весомым для уточнения политики этих стран и, будем надеяться, для российского руководства. Дело еще и в том, что подобный высокоавторитетный и хорошо организованный трибунал невозможно провести сейчас в России. Для этого необходимо или мощно организованное многомиллионное общественное движение, или демократически настроенное правительство. Ни того, ни другого в условиях сегодняшнего поражения демократии – нет. Помешать же превращению трибунала в балаган, политический фарс мы будем не в состоянии.
Таким образом, мы не только стремимся сделать то, что полезнее, но делаем то единственное, что, вероятно, еще возможно сделать. Ведь не мы, призывавшие к прекращению войны, не 70 процентов населения России, высказавшегося против войны в Чечне, не мировое сообщество, а террорист Басаев заставил наше правительство согласиться на переговоры. С помощью трибунала мы будем еще раз пытаться воззвать к разуму и справедливости. У нас просто нет другого выхода. (11)

См. приложение 1.