Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Чечня.

КГБ: вчера, сегодня, завтра: VI круглый стол. Война в Чечне. М., 1995.

К оглавлению

Т. ТАИРОВ

Несколько слов об общественных судах и трибуналах

Попытки создания общественных судов имели место еще в Советском Союзе, а также на международном уровне. В 1962–1963 годах в Москве (в целях коммунистической пропаганды) был создан Международный суд над расистами ЮАР. При составлении Устава суда обратились к Аркадию Полтораку, который в свое время работал в Нюрнберге. Суд был общественный. На него пригласили экспертов, в том числе из Англии, которые также работали в Нюрнберге. Этот общественный суд (22) ограничился тем, что вынес обвинительный акт. Однако потом Фервурда (в то время премьер-министра ЮАР) застрелил какой-то фанатик, и это дало повод сказать, что приговор был приведен в исполнение каким-то добровольцем.
Серьезным примером общественного суда был Расселовский трибунал. Позже была создана и долгое время существовала комиссия по расследованию преступлений в Чили. Ее возглавлял бывший министр юстиции, сейчас председатель Омбудсмана Финляндии Джекоб Седерман. Были комиссии по Южной Африке, по Гватемале, по Никарагуа, где принимали участие юристы разного уровня. Комиссии ограничивались расследовательскими целями без вынесения обвинительных актов и тем более приговоров, поскольку это был суд общественности.
Чтобы быть влиятельным, для такого трибунала важно, чтобы в нем принимали участие высокие юридические авторитеты. Скажем, конечно, сила Конституционного суда России заключается в том, что Россия – мощное государство, но сила его морального авторитета определяется тем, кто там заседает, а это сегодня простые смертные, доктора наук, юристы, вышедшие из Института государства и права, те, кто в свое время дружно помогали составлять уставы, о которых я говорил.
Когда начались события в Чечне, председатель Фонда Рассела – член Европарламента Кэн Коут – предложил провести трибунал. Война разгоралась. Сергей Адамович Ковалев говорил с Кэн Коутом об идее собрать новый трибунал Рассела по поводу массовых нарушений прав человека в Чечне. Правда, Ковалев говорил скорее не о трибунале, а о комиссии, расследующей массовые нарушения прав человека. Копии обращений Кэн Коута я передавал ряду членов Государственной Думы, которые занимали активную антивоенную позицию. К сожалению, развития эта идея тогда не получила.
Возглавить такую комиссию выразил согласился Жак Дэлор, при этом он считал, что инициатива должна исходить от общественности России. Но в тот момент, к сожалению, со стороны российской общественности такой инициативы проявлено не было.
Сейчас в Европе есть целый ряд крупных юристов – это бывшие министры юстиции видных европейских стран, крупнейшие специалисты в области прав человека, члены Европарламента, – которые считают, что нельзя оставлять без юридической и морально-правовой оценки события в Чечне. Они (23) несомненно примут участие в рабате Международного общественного трибунала по Чечне. Более того, они могут принять участие и в составлении окончательного варианта устава. Я думаю, что устав по Югославии может быть взят за основу, во всяком случае, в той его части, где речь идет о конкретном характере преступления, об источниках международного права, на которые можно сослаться.
Конечно, необходимо продумать силу воздействия этого трибунала. Он не может вынести приговор, не может привести его в исполнение. Но он должен продемонстрировать, как российская общественность относится к войне в Чечне. В Европе сегодня создается впечатление, что большинство населения России вне антивоенных движений, создается впечатление, что в России смотрят на все сквозь пальцы. Многие представители русской культуры заняли проправительственную позицию. Я убежден, что преступления в Чечне нельзя списать, их нельзя оставить на совести народа России, необходимо назвать конкретных виновных. Поэтому появление такого "круглого стола", который проходит сегодня – очень важно. Это делает нам честь.
Что же касается возможного трибунала по Чечне – может быть, это общественность России. Ведь в глубине души большинство жителей России не одобряют эту войну, эту бойню, – но не хватает какого-то движения, чтобы критическая масса открыто высказалась против.
Я считаю, что такой трибунал нужен прежде всего совести народов России. Нельзя пройти мимо этого чудовищного преступления. Сегодня самое мощное движение против войны в Чечне развернулось в Швеции – большее движение, чем в России, чем где-либо. Десятки тысяч людей высказывают свое отношение, на каждой станции висят плакаты "Помогите бедным чеченцам", "Будем собирать деньги". Они внесли в Красный Крест больше, чем кто-либо. Думаю, и в России наша инициатива будет иметь большое моральное значение. (24)

Дискуссия

С. ЧЕРНИЧЕНКО. Форма трибунала уже содержит в себе синдром осуждения. Однако, если мы в конечном итоге остановимся на форме трибунала, может быть, целесообразно предусмотреть в уставе вынесение не приговора, а консультативного или экспертного заключения. Это, по-моему, будет звучать менее претенциозно – претенциозность всегда подрывает авторитет форума. Может быть, следует создать комиссию экспертов и принять всеобъемлющее заключение.
Т. КУЗНЕЦОВА. Само слово "трибунал" в контексте истории нашей страны вызывает чрезвычайно сильные ассоциации и обращает нас в прошлое. По такому пути страшно идти. Обозначение этого института, мне представляется, должно быть более свободным, допускающим возможность принятия и иного решения, чем то, что неизменно называется с понятием трибунала. Возможно, следует остановиться на названии суд – это слово более нейтральное, а по сути дела несущее ту же мысль.
А. ПЕТРОВ. Слово "трибунал", конечно, несет на себе груз прошлого, оно очень громкое. Но если мы заменим трибунал просто комиссией общественного расследования, то эта комиссия затеряется в ряду многочисленных событий такого рода.
Н. НИМ. Мы снова пытаемся найти свой особый путь. Если у нас слово "трибунал" вызывает ассоциацию – "ревтрибунал", то для международной общественности "трибунал", "международный трибунал" звучит убедительно и нормально. Ассоциация "ревтрибунал" – это остатки нашей болезни. Боясь показаться смешными, излишне жесткими, мы уже с самого начала снимаем с себя решимость в осуждении преступлений. Мы еще не знаем, кто будет признан виновным. Мы не знаем всех виновных. Но событие преступления налицо. И именно трибунал – слово для этих кошмарных преступлений. (25)
А. КИЧИХИН. Очень важно, чтобы наступило время ответственности, персональной ответственности за любые поступки. К сожалению, ни одна общественная, ни одна государственная комиссия у нас до сих пор не приводила и не приведет к персональной ответственности конкретное должностное лицо.
Три человека погибли под гусеницами танков в августе 1991 года. Кто понес ответственность? Никто. Расстрел парламента в октябре 1993 года. Кто понес ответственность? Никто не понес.
Именно из-за того, что никто не несет никакой ответственности, на выборы приходит от 15 до 18 процентов избирателей. Народу надоело жить в правовом бесправии.
Поэтому речь должна идти, безусловно о суде, или трибунале, но никак не о комиссии.
К. АЛЕКСЕЕВСКИЙ. Массовый терроризм, массовые безобразные кровопролития в бывшем Советском Союзе начались а Сумгаите. И это массовое убийство было признано мелким хулиганством, состоялось всего несколько судов. Всего было осуждено шесть человек, которые отбыли наказание в Азербайджане, где их считали героями. Колоссальное преступление осталось ненаказанным. Сегодня нам говорят, что Шамиль Басаев – преступник. А те, кто отдавал приказ о бомбардировках в Чечне, кто уничтожал мирных жителей в Грозном, уничтожал Самашки, – о них речи нет.
Мне кажется, что необходим именно трибунал. Иначе снова чудовищное преступление уничтожения собственного народа пройдет для власти безнаказанным.
В. ГРИЦАНЬ. Я предлагаю не уходить от названия «суд». Общественный суд – это одна из ступенек построения гражданского общества, хотя это, конечно, не средство «покарать». Общественный суд не покарает. (26)
А. СИМОНОВ. Я полагаю, что чем громче будет названа наша акция, тем больше шансов на то, что она будет услышана. Это мы боимся слова "трибунал", потому что мы корнями из 1937 года. А мир уже не боится этого слова. Чтобы акция имела резонанс, она должна быть жестко и определенно названа в соответствии с международными, а не российскими традициями. Сегодня идет блокировка средств массовой информации, особенно в провинции. Поэтому для того чтобы услышали – должно быть названо звонко и резко.
В. ГЕФТЕР. Проведение Международного трибунала – факт не политического, а скорее юридического и нравственного характера. Поэтому с самого начала необходимо отринуть политические пристрастия, равно как и определения того, что такое дудаевский режим. Речь должна идти не только о политической ответственности Президента Российской Федерации, но и о всей вертикали государственной власти. Надо, с моей точки зрения, дойти до каждого рядового участника событий, до каждого исполнителя, определив их меру ответственности за содеянное. Было бы недостаточно, если бы мы ограничились только рассмотрением ответственности власти на высшем уровне.
В. КОГАН-ЯСНЫЙ. Одним из непременных условий прочного мира является то, чтобы он был достигнут честными, непровокационными средствами, с открытием нелицеприятной правды о совершенных политических и военных преступлениях. Однако мы будем наивными людьми, если будем всерьез полагать, что мы сможем подвести под реальной суд в какое-то обозримое время Грачева, Черномырдина, Ельцина, Егорова, Шахрая, Куликова, Михайлова, генералов ФСБ, ГРУ или кого-либо еще из высокопоставленных лиц. Никто никогда не арестует Дудаева и не схватит Шамиля Басаева. Удар придется по наименее защищенным, по козлам отпущения. Поэтому, я полагаю, что главным условием общественного трибунала должна являться полная и всеобщая амнистия тем, кто может быть обвинен в преступлениях чеченской войны. (27)