Яков Кротов. Путешественник по времени. Вспомогательные материалы: Чечня.

КГБ: вчера, сегодня, завтра: VI круглый стол. Война в Чечне. М., 1995.

К оглавлению

И. ПЕТРУХИН

Война в Чечне с точки зрения уголовного права

В соответствии с Российской Конституцией, массовое применение государственного принуждения возможно только в двух правовых ситуациях, а именно: при объявлении военного (42) положения и начале войны или при объявлении чрезвычайного положения.
Президент и правительство, предпринимая военную акцию в Чечне, не объявили ни одно, ни другое положение. Для объявления военного положения не было правовых оснований, потому что оно может быть введено только при условии, если Россия стала объектом агрессии. Совершенно очевидно, что Чечня не была агрессором по отношению к России и, значит, не было оснований для введения военного положения.
Для введения чрезвычайного положения тоже не было достаточных оснований, потому что по замыслу наших властей планировалось нечто вроде "блицкрига"; не предполагалась цензура, ограничение передвижения, закрытие определенных организаций, ликвидация партий и т.д. Власти думали, что все произойдет быстро, мгновенно, и поэтому не позаботились о введении чрезвычайного положения. Впрочем, в обращении Президента к воюющим сторонам (а по сути дела, это было обращение только к одной из этих сторон о том, что они должны немедленно разоружиться и прекратить военные действия) содержалась угроза, что если это требование не будет выполнено в течение 48 часов, то Президент введет чрезвычайное положение.
Требование, как мы знаем, выполнено не было, конфликт приобрел очень широкий характер. Фактически началась война. Президент так и не успел объявить ни военное положение, ни чрезвычайное положение. Создан очень опасный прецедент. В будущем, если будут такого рода конфликты, Президент, видимо, охотно может прибегать к тому, чтобы действовать, не объявляя ни военного, ни чрезвычайного положения, тем самым развязывая себе руки.
Указы Президента и постановления правительства составлены довольно хитро. При их изучении действительно можно прийти к выводу о том, что введение войск было правомерным. Кто же станет утверждать, что Президент не может перемещать войска в пределах определенной территории? Кто станет утверждать, что не нужно бороться с незаконными вооруженными бандформированиями? И я не удивлюсь, если Конституционный суд признает хотя бы в какой-то мере эти акты конституционными. Но даже если это произойдет (а я надеюсь, что все-таки такое однозначное решение не будет (43) принято) и если в какой-то части эти акты будут признаны конституционными, то само по себе это не исключает постановки вопроса об уголовной и иной ответственности лиц, развязавших этот конфликт.
Таким образом, возможна парадоксальная ситуация, которую я охарактеризовал бы так: преступно, но конституционно.
Совершено преступление. Дан приказ на ведение войны. Истреблены тысячи людей. Конституционный суд не решает вопросы факта. Он решает только узкоюридический вопрос о том, соответствуют ли указы Президента Конституции.
Представьте себе: отдается приказ о введении войск в Чечню. Говорят – что для наведения конституционного порядка. Но ведь Президент и правительство знают о заявлении Дудаева и других чеченских лидеров о том, что они будут оказывать активное вооруженное сопротивление. Президент и правительство знают, что эти чеченские вооруженные формирования находятся не только в поле, но и в населенных пунктах. Отдавая приказ о бомбежке этих населенных пунктов и их обстреле, Президент, правительство, министр Грачев совершенно ясно должны были сознавать, что этот удар направлен не только против вооруженных формирований, но и против мирного населения.
С точки зрения уголовного права здесь имеет место массовое убийство мирного населения с так называемым эвентуальным, то есть косвенным умыслом. Характерная черта этого умысла состоит в том, что лицо в общем-то не желает смерти другого человека. Оно преследует какие-то другие цели, но ему все равно, какими средствами эти цели будут достигнуты. И, значит, оно допускает, что будут убиты мирные жители для того, чтобы восстановить так называемый конституционный порядок в Чечне.
С точки зрения уголовного права, лица, отдавшие такой приказ на разных уровнях, несут уголовную ответственность не только за превышение власти, но и за убийство эвентуальным умыслом.
Теперь несколько слов о международном трибунале. Я поддерживаю идею создания именно трибунала, а не какого-то другого органа. Трибунал должен быть действительно международным. Однако мне кажется, что желательно провести такой (44) трибунал в России, со значительным российским представительством в нем. Потому что если проводить такое заседание за границей, то нас упрекнут в том, что мы привлекаем для правового разрешения чеченского конфликта не наших граждан и используем для этого не нашу территорию. Могут сказать, что такой трибунал не выражает воли российского народа.
Думаю, тактика проведения трибунала должна быть такой: сначала попытаться провести его здесь, в России. При этом я нисколько не сомневаюсь, что наши спецслужбы будут противодействовать проведению этого мероприятия. Если же это случится, – а так оно, по-моему, и будет, – то у нас появится основание перенести заседания трибунала в какую-то другую страну.
Я не вижу препятствий для того, чтобы привлекать специалистов из других стран к участию в этом трибунале. Давайте представим себе, какова будет политическая ситуация в то время. Уже будет вынесено решение Конституционного суда, о нем уже забудут. Уже начнется активная предвыборная кампания. В ходе предвыборной кампании кое-кто может разыгрывать козырную карту решения Конституционного суда. Исходя из этого нам надо подумать о том, чтобы решение Международного трибунала было актуально, чтобы оно шагало в ногу со временем, чтобы оно убеждало наших граждан в том, что такая трагедия нигде и никогда не повторится.
Я расцениваю этот конфликт не как межгосударственный. Это и не гражданская война, потому что здесь нет столкновения различных социальных групп и классов. Но я думаю, что недостаточно назвать это сражение "внутригосударственным конфликтом". Затянувшийся вооруженный конфликт в Чечне – это разновидность национально-освободительной борьбы, которую уже в течение полугода ведет чеченский народ. Говорят – там много русских, но чеченцев больше.
Чеченцы отказались участвовать в наших высших органах власти. Каким образом Чеченская республика вообще попала в нашу Конституцию? Кто спросил у чеченцев, хотят ли они того, чтобы Чечня фигурировала в Конституции как Чеченская республика? Никто не спросил.
Обычно субъектам Федерации предоставляется возможность участвовать в работе центральных органов этой Федерации. (45) Но Чечня отказалась участвовать и в Референдуме, вследствие которого была принята Конституция, и в других общенародных мероприятиях. Поэтому полагаю, что чеченский конфликт – это разновидность национально-освободительной войны. В международном праве признается национально-освободительная война, и эта война, если она происходит, проводится по правилам, которые установлены Вторым женевским протоколом, а именно – без какого-либо ущерба для гражданского населения.
Налицо массовое нарушение прав человека в результате войны в Чечне, и каким бы ни было решение Конституционного суда, этого вполне достаточно для того, чтобы Международный трибунал состоялся, а также для того, чтобы он вынес не заключение и не решение, а именно приговор. Причем трибунал должен происходить по процедурным правилам, с вызовом свидетелей. Суд должен тщательно проверить всю информацию. Думаю, что это дело мы сообща должны довести до конца.