Зоя Масленикова
К оглавлению
Номер страницы после текста на ней.
Годы 1972-1973
Письма
В конце 71 года в прицерковном домике в Новой Деревне я вдруг
встретилась с Инной, с которой познакомилась в 1960 году
у Ольги Всеволодовны Ивинской.
Через нее возобновилось наше знакомство с Ивинской.
Дорогой отец Александр!
Я в курсе Ваших болестей и напряженно в них соучаствую. Могу ли
быть чем-либо полезна? Располагайте мною.
Вчера мне звонила Ольга Всеволодовна Ивинская (друг Пастернака).
Хочет со мной увидеться. Я отложила свидание на конец недели, чтобы
успеть посоветоваться с Вами.
Ее звонок — следствие моей встречи с Инной. А Инне я сказала, что
видеться мне с О. В. есть смысл лишь с одной точки
зрения — попробовать побудить ее написать воспоминания. И вот тут
на меня напали сомнения. Нужны ли ее воспоминания, учитывая, что
за ней слава порядочной фантазерки? Лояльно ли по отношению
к Зинаиде Николаевне*, всему, что нами с ней
было пережито, и ее воспоминаниям иметь какие-либо дела с Ивинской?
Или надо перешагнуть через все это?
И еще огромная личная просьба: отлежитесь до конца, к врачу больным
не ходите, а позовите ее еще раз домой.
Привет и наилучшие пожелания печенке, трахее и прочим потрохам.
Пусть ведут себя пристойно.
Держитесь и выздоравливайте поскорее.
Ваша 3. М.
Я побывала у О. В. и унесла с собой рукопись ее воспоминаний
о Б. Л. Пастернаке.
О. В. жаловалась, что совсем разрушилась память, ничего не помнит,
смогла только 20 минут наговорить воспоминания на магнитофон.
Писал за нее книгу совсем посторонний к Пастернаку человек,
заимствуя материал, где придется. Кстати, и большие куски моих записок
о Борисе Леонидовиче, тогда еще не опубликованных, выдавались
за воспоминания Ивинской. Попали к ней мои записки, как она объяснила,
на одну ночь из сейфа «Нового мира» (Твардовский долго и безуспешно
пытался их опубликовать).
Но даже не это меня возмутило, а развязанный тон, прини-
* 3. Н. Пастернак — жена поэта, с ней
я дружила, побудила ее создать воспоминания и их записала.
/324\
жавшим образ Пастернака, и бесконечное цитирование Галича, стихами
которого автор пытался объяснить Пастернака.
Срочно требовался совет о. Александра, и я передала ему рукопись
на очень короткий срок.
Возвращая, он приложил к ней письмо:
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Прочел (хотя не все) с большим интересом. Но неприятно действовало
сознание того, что это фактически — фальшивка.
Трудно читать такую книгу без доверия. Построенная на заведомой
лжи, она не вызывает доверия и в деталях. А именно достоверность
должна быть ее главным качеством.
Разобраться в материале мне трудно: я сам о многом слышу впервые. Написано
литературно, но серовато, безлично, совсем не пахнет «воспоминаниями". Это
и понятно. Ведь здесь — игра. А, видно, автор плохой артист (вообще-то противно,
когда он пишет «Боря»!). Нелепость какая-то!
Но что Вы можете изменить?
Вряд ли они оба пойдут на единственное, что можно сделать: разделить
текст на книгу о П[астернаке] и на ее восп[оминания].
Но во имя правды все ошибки Вы обязаны ему указать и плагиатство
пресечь!
Будьте здоровы и благополучны.
С Богом. Ваш А.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Вчера приехал поздно вечером, Дашу не застал и поэтому не мог
передать Вам записку. На меня внезапно навалилось очень много
предотъездных дел — невпроворот… Не чаю, как отсюда уехать, хотя
с другой стороны желание путешествовать начисто отсутствует. Наташе
дали отпуск лишь на 2 недели. Но это хорошо, т. к. дольше
мне вероятно нельзя быть на юге*. Остальное время проведу где-нибудь
еще… Была у меня вчера Н… Я вообще-то очень за нее боялся,
т. к. знал, насколько велик ее пиетет перед М… —
и вот такая история. Вообще мне очень печально от всего этого. Впрочем,
Вы знаете все. Задают нам наши девочки и мальчики задачки!
* У о. Александра возникло и росло
на голени непонятное образование, род темной опухоли Южное солнце
было, конечно, опасно Прихожане молились о здоровье батюшки, дважды
устраивали круглосуточные девятидневные моления, и постепенно
опухоль исчезла.
/325\
Ну, до свидания. Желаю Вам хорошо побыть в тишине, оставайтесь
с Богом.
Всегда благодарный. А.
8 июня 72
Дорогая Зоя Афанасьевна! Как прошло у Вас это время? Как себя
чувствуете и что делаете?
Может быть, заглянете, пока я еще в отпуске?.. Жаль только времени
было мало, всего 12 дней. По и за них слава Богу. Привет Даше.
Неизменно Ваш. А.
Конец июня 72
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Ляля убежала, и я не успел передать Вам письмо. Посылаю с Нонной..
Что Вы делаете? Прислать Вам что-нибудь почитать? Я эти два дня
занимался, а сегодня вечером хочу повести ребят в кино. Если не
скучно — отправимся вместе. В [ере] Я [ковлевне] немного лучше.
По крайней мере часть дня спит и часть дня более или менее рассудительна.
Я приглашал врача, который прописал ей уколы. Что выйдет —
посмотрим… Надеюсь, жара Вас не растопила. Будьте бодры, насколько
это возможно в таком климате..
Храни Вас Бог.
Ваш А.
15 августа 72
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Вчера, когда звонил, забыл об одном деле: есть у меня знакомая
слепая одинокая старуха. Она нуждается в уходе. Пока она просила,
чтобы кто-нибудь хоть 1 раз в неделю заходил помочь ей. А я
подумал: м. б. это хорошо для Люды? М. б. она сможет впоследствии
даже прописаться у нее «по уходу». И к тому же у нее будет пристанище
в центре. Сделаем опыт. Адрес ее Колокольников пер. (по Сретенке
налево), дом (?), кв. 12. Ирина Львовна. Номер дома спросите у моей
мамы. Люда, если согласна, может просто подъехать к этой женщине
и сказать, что она от меня. Поправляйтесь, но не торопитесь
выходить (голос Ваш был как у Армстронга).
Привет Даше.
Ваш А.
октябрь 72
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Большое спасибо за письмо: оно было очень своевременно. Хотя
в среду меня не будет, я надеюсь их все же увидеть и попытаюсь
/326\
привести Е. в норму. Увы! За всеми ними нужен глаз! Буквально
— нянька! А время такое трудное, что нужно быть все время в форме.
С Д[ашей] я виделся и все выяснил. Дела не так катастрофичны,
как некоторые говорили, но и не блестящи. Поправляйтесь скорее.
М. б. в воскресенье приедете в ц [ерковъ]? (Если поправитесь). Мы
все полуздоровы. Т. е. ходим, но чувствуем, что не все болезни
из нас вышли. Женская часть семьи потихоньку хандрит, но не слишком.
Привет Даше.
Всегда Ваш А.
октябрь 72
Записка в алтарь:
Отец Александр! Со мной тут мать трехлетней девочки, больной особо
тяжкой формой рака кроветворных органов (для медицины — letalis).
Сейчас обострение. Она в полном отчаянии, не зная меня лично,
пришла с просьбой молиться о девочке. Мать сегодня, видимо,
впервые переступила порог церкви, верующей ее назвать нельзя,
зовут ее Лина. Девочка некрещеная, зовут Марина. М. б. заказать
молебен св. Пантелеймону с водосвятием? Сделайте все, что можете,
пожалуйста.
3. М.
Не благодарю. Вы-то сами поправились?
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Наконец-то каким-то чудом кончил книгу*. В
процессе я ее столько раз перемарывал, что не решился давать Вам в таком
безобразном виде и попросил Ф. ее переписать. Таким образом получился чистый
черновик. Это облегчит работу. Она еще не дописала трех последних глав, т. к. я
их без конца доделывал и переделывал. Но пока Вы прочтете имеющееся и проредактируете,
конец будет готов, а за ним и примечания.
Оставляю для Вас старую рукопись, по которой Вы увидите, что
все Ваши замечания оказались в высшей степени ценными и были учтены.
Потом этот ворох бумаги можно истребить.
А вслед за этим дам Вам и Индию**, по которой сейчас
начал слегка проходиться. В общем какой-то «перпетуум мобиле»! Но
это к лучшему.
Большое спасибо Вам за помощь в прошлом, настоящем и будущем.
Желаю Вам подольше стоять в хорошем расположении духа. Как Ваше
мнение о той книге? Простите, что не смог сам привезти Вам рукопись,
сегодня всенощная. Привет Даше.
* IV том «Дионис, Логос, Судьба».
** III том «У врат молчания».
/327\
Ваш неизменно. А.
Р. S. В окончательном виде Грецию* хочу отдать в
Абр[амцево]**, а Индию Ф. А потом — за 5-й
том!
Р. Р. S. К сожалению, старая рукопись не совсем полная, т. к. несколько
(всего несколько!) страниц изрезал, ленясь переписывать.
Прилагаю к сему Требник для Володи.
20 ноября 72
На той самой рукописи IV тома с моей редактурой, с которой печатала Ф.,
я увидела ее размашистые поправки и вопросы и выразила свое
недоумение О. Александру. На это он ответил письмом.
Дорогая Зоя Афанасьевна! Я не совсем понял, о чем Вы мне пишете.
У меня нет ничего больше, кроме трех вариантов, которые у Вас: 1)
старый большой, 2) черновик, с которого Ф. печатала, 3)
перепечатанный черновик. Третий вариант и есть окончательный черновик,
над которым я буду работать: я его один лишь раз просмотрел и слегка
поправил. Вот и все. Думается, что второй — вообще не нужен: только
для особых случаев. Я вообще готовил его в печку.
Я не хотел давать Вам замаранный текст, т. к. он имел
очень плохой вид и «читать» его трудно. А Ф. лишь правила ошибки
чисто грамматические и опечатки, в процессе переписки иногда на
полях ставя вопросы. Для меня важно, чтобы Вы смотрели содержание,
а не тратили время на корректуры. Это вполне могут другие,
тем более когда дело касается мелочей. Что касается Ваших заметок
и пожеланий, то я их все учитывал, как Вы легко можете проверить.
Они для меня дороги и важны и в этом отношении Вас никто не может
для меня заменить. Так что не обижайтесь, я ведь очень надеюсь на
Вас.
Как Ваш приступ? Не повторился? Проглядели ли Вы бумаги К***.
Еще раз прошу: не обижайтесь и не обращайте внимания на мелкие
вещи: главное содержание.
Привет Даше. Поправляйтесь скорее.
Всегда Ваш А.
декабрь 72
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Причаститься Вам, конечно, необходимо (хотя бы в субботу). В
тот раз мне просто не хотелось, чтобы Вы в таком
* IV том «Дионис, Логос,
Судьба»
** В Абрамцеве («Платформа 55-й километр»), недалеко от
дачи моих родителей, жила машинистка, и я часто возила
к ней и от нее рукописи.
*** «Уроки молитвы» Анри Каффареля Об этом см. ниже.
/328\
плохом виде шли к чаше. Я надеюсь, что и эти искушения преодолеются.
Рад, что Вам понравился роман Грина*. С его судьбой решим на
днях. Что касается «дел», то будьте спокойны, они всегда стучатся
в двери.
Не болейте и не давайте врагу Вас смущать.
С Богом.
Ваш А.
22 декабря 72
Дорогая Зоя Афанасьевна!
… Наступает Новый год. Дата вроде бы условная, но всегда хорошо
помнить о таких рубежах. Приезжайте в субботу (как Вы хотели)… Будем
вместе молиться, чтобы все дурное осталось в 72. Ведь так важно
постоянно уметь начинать все заново (как говорил еп. Феофан).
Господь Вас благословит.
Всегда Ваш А.
Р. S. Греков разбираю потихоньку. Времени совсем не
стало. Очень надеюсь на Вашу помощь в плане Каффареля.
декабрь
22
Не шла у меня молитва по молитвослову, да и только. Утреннее правило,
на которое обычно требуется минут пятнадцать-двадцать, занимало
более двух часов: я возвращалась к тому месту, откуда уходило внимание,
но очень скоро отвлекалась снова.
Иногда мне давалась очень сильная, горячая молитва, но эти взлеты
мало от меня зависели. А повседневная молитва была сухой, холодной,
рассеянной.
Вместе с тем я понимала, что молитва — главный источник духовной
жизни. Я не раз просила о. Александра помочь, научить.
Дорогой о. Александр!
Говорят, что молитва есть разговор с Богом, диалог. Обычно же молящийся
говорит один, часто — чужими словами. Как все-таки
услышать в молитве обращенный к тебе голос Бога? Что нужно делать,
чтобы воспринять его во всей подлинности, не под-
* О. Александр дал мне машинописный перевод,
сделанный его теткой В. Я. Василевской, романа Грэма
Грина «Сила и слава», а также английский оригинал. Он просил
меня отредактировать перевод Но оказалось, что работа
Веры Яковлевны была скорей вольным пересказом Переводить
надо было бы заново, а я была загружена редактированием батюшкиных
книг Через несколько лет мы осуществили перевод «Силы и славы»
с ним вдвоем.
/329\
менив собственными домыслами?
Что можно посоветовать тем, кто хочет не растерять плодов молитвы
в сутолоке дня, освятить молитвой весь день?
Рекомендуете ли Вы возвращаться в молитве к тому месту, с которого
ускользнуло внимание, с тем, чтобы непременно прочитать сознательно
все правило? Или лучше считать, что внимание неслучайно выделило
те или иные молитвы или часть молитв и именно из них извлекать необходимое
на этот день?
О. Александр, я бы еще спросила Вас: как быстрее достичь такого
состояния, такой молитвы, как у Вас, чтобы Господь охотно ей внимал?
Научите.
3. М.
О. Александр дал мне два французских томика. Один назывался
так: «Анри Каффарель. Предстояние перед Богом. Сто писем о молитве»,
а второй, «Тетради о молитве», представлял собой десять выпусков
«Серии инициации», в которой участвовали разные авторы, но под редакцией
того же А. Каффареля.
Я с жадностью проглотила обе книжки и бросилась к батюшке.
— Это надо переводить, о. Александр! Это настоящее сокровище
и нужно всем нам!
Он с улыбкой внимал моим жарким речам, но ответил:
— Погодите. У Каффареля есть специальные уроки о молитве.
Я постараюсь их достать, вот их и переведете.
Доставал он их долго, но наконец ксерокс с «Уроков» оказался у
меня. Уроков было много, 25, каждый страниц по 30, то есть составляли
они большой том. Батюшка привлек еще переводчиков, и мы взялись
за работу.
Мне ясно было, что в таком виде они для нашей публики не годятся:
слишком сложно, трудоемко, с бесчисленными упражнениями на
концентрацию, дыхание, расслабление. К тому же Каффарель использовал
молитвенный опыт разных религий, и наше засореное православное сознание
не приняло бы индуистского или дзен-буддийского опыта.
Но о. Александр не отступал.
Когда все тексты были переведены, он взялся их перерабатывать.
И в конце концов написал крохотное «Практическое руководство к молитве».
Мне до сих пор жаль, что о. Александр так и не дал мне перевести
изумительные «Сто писем о молитве».
Письмо о. Александра к о. Анри Каффарелю.
/330\
Дорогой отец! Ваши труды, посвященные молитве, как мне кажется,
отвечают насущной потребности, давно назревшей. Конкретность, прямая
практическая направленность — вот их главное достоинство (можете
прибавить от себя)*.
Наша Восточная Церковь обладает неисчислимыми сокровищами духовного
опыта, запечатленного в писаниях подвижников. Но 1) эти писания
чаще всего ориентировались на монахов, 2) им не хватало ясности
и систематичности в изложении. Поэтому я с таким сочувствием и интересом
отнесся к Вашей работе в плане «молитвенных уроков».
Если позволите, я время от времени буду писать Вам, чтобы осуществлять
«реальный экуменизм» в этом общем и столь необходимом деле. На первый
раз я хотел бы знать Ваше мнение по вопросу, на который у нас на
Востоке дают два противоположных ответа. Что лучше: ежедневно полностью
прочитывать все положенные молитвы (даже если нет должного внимании)
или лучше внимательно прочитывать одну молитву?
От души желаю Вам успехов в Вашем пастырском деле.
Братски во Христе.
Прот. А. Мень
Дорогая Зоя Афанасьевна!.. Посылаю Вам письмо К. Перепишите,
пожалуйста, его по фр. (желательно на тонкой бумаге). За Заратустру**
— спасибо. Книги нет, а то, что мне надо, я отлично понял! Будьте
осторожны с сердцем, нервами и пр. частями тела.
С Богом.
Ваш А.
7 декабря
Дорогой о. Александр!
В переписке с Каффарелем есть одна особенность. Я абсолютно убеждена,
что Вы могли бы сказать о молитве то, что ему и не снилось, но Ваш
опыт — мистический, глубоко интимный, возможно — невыразимый.
Каффарель нужен нам, а не Вам. И чтобы Вам не было неловко вести
с ним разговор на искусственно занижаемом уровне, я бы предложила
так и задавать эти бесхитростные вопросики от нашего имени.
То есть форма письма могла бы быть примерно такая.
Шыр-пыр***.
Получил Ваше письмо, сердечно благодарю.
Мои прихожане нередко задают мне вопросы о молитве, и я
* Слова в скобках адресованы уже
ко мне.
** Для главы о Заратустре (в V томе) по просьбе о. Александра
я перевела некоторые «гаты», гимны, входящие в Яму, часть священной
книги «парсов» Авесты.
/331\
им, разумеется, отвечаю, как могу, но для меня было бы ценно знать
и Ваше мнение по поводу некоторых из них.
Например, мне хотелось бы знать, как бы Вы ответили на такие вопросы:
1) Говорят, что молитва есть разговор с Богом, диалог. Обычно
же молящийся говорит один, чаще всего — чужими словами. Как все
же услышать в молитве обращенный к себе голос Бога, что нужно делать,
чтобы воспринять его как можно лучше в его подлинности, не подменив
его собственными домыслами.
2) Что можно посоветовать тем, кто хочет не растерять плодов
молитвы на протяжении дня, жить молитвенно постоянно (кроме Иисусовой
молитвы, которая не всем подходит).
3) Порекомендовали ли бы Вы возвращаться в молитве к тому
месту, с которого ускользнуло внимание, с тем, чтобы непременно
прочитать сознательно все правило, или лучше считать, что внимание
не случайно выделило те или иные молитвы или часть молитв, и именно
из них извлечь необходимое сегодня.
Конечно, быть может, все это глупо, ну, так дайте отвод и ладно.
А вдруг сгодится. Какие вести от Наташи? Что Вам привезти из продуктов.
Год 1973
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Поздравляю Вас с Новым годом. Вариант Ваш меня очень облегчил, хотя Вы и
утрируете, говоря, что я его чему-то мог бы научить. Ну да не в этом соль! Предложенная
форма — оптимальна! Доклады оказались несколько интереснее, чем я думал. Наташа
пока не подавала признаков. У меня все в порядке. Мне пока ничего не нужно. Спасибо.
Жду.
Ваш пр. АМ.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
У нас было мало времени поговорить и поэтому я хочу еще раз
сказать Вам о двух вещах: о ребятах и об Павле. Вас все это
очень расстроило и взволновало. Но ведь все дело в том, как подойти
к проблеме.
Вы не хуже меня знаете, что у Св. Писания есть своя тайна.
*** Я посредничала в переписке о Александра
с франкоязычными корреспондентами в качестве переводчика. Письма
обычно начинались обращением «Дорогой отец» — по-французски
это звучит «шэр пэр», что батюшка шутливо переиначивал в «шыр-пыр».
/332\
Оно может открываться или оставаться закрытым. Это книга емкая
и многослойная. Не даром ведь она — Слово Божие, хотя и сказанное
через людей.
Апостолов было много, но Церковь ввела в Библию писания лишь
немногих, в том числе и св. Павла. Это значит, она придает ему особое
значение, и мы должны подходить к его Посланиям не просто как к религиозной
книге, а как к Откровению. Но оно может остаться закрытым. Многие
люди, хорошо зная Библию, остаются глухи к ней. Для того чтобы открылся
смысл — нужный для нас, следует подходить не с толстовской
меркой: «это мне подходит, а то — нет». Чтение апостола требует
благоговейного подхода. В противном случае слова закроются.
Вы столкнулись с темой нелегкой. Однако она не может быть понята
без этого подхода в смирении. Если что-то вызывает смущение
— нужен не скоропалительный протест, а внимательное и благоговейное
углубление в тему.
Я уже говорил Вам, что язык ап. Павла трудный и несколько субъективный.
Нужно стараться вдуматься в то, что он нам (Вам!) хочет сказать.
Это ведь слово, обращенное к каждому.
Вас смутило слово «ненависть», но тогда должно было смутить
это слово в евангельском изречении об отце или матери, которых нужно
«возненавидеть». Библия имеет свой язык. В данном случае эти
слова имеют иной смысл, нежели в обычном употреблении.
Иаков и Исав — в Библии означают два родственных народа. Бог
избирает для Своего дела один, но вовсе не потому, что он старше
или лучше. Здесь тайна избранничества, которая нами не может быть
сведена к каким-то логическим вещам. Об этом Вы можете найти
в хороших комментариях, которые я Вам дам.
И главное не торопитесь и не отталкивайтесь. Это худший из способов
понять. Понимание — не есть лишь умственное «усвоение».
Я сам, если сталкивался в Библии с такими трудными местами,
говорил себе: ты еще не дорос до понимания: подожди. И действительно,
приходило время и неясное открывалось, так что я удивлялся,
как мог раньше не понимать.
Теперь о ребятах. Вы хорошо знаете, как трудно бывает сделать
статую. А ведь человек складывается с еще большими трудами.
У всех есть периоды метаний, заблуждений, колебаний. К этому нужно
относится терпеливо. И если не получается, не впадать в отчаяние.
/333\
Я понимаю, что это нелегко. Я сам иной раз бываю глубоко огорчен
и разочарован. Но может быть, если все наши усилия приносили бы
немедленный и явный плод, мы легко возгордились и смотрели
бы на людей, как на «дело рук своих».
Еще раз повторю Вам, что уже говорил: будем трудиться, не рассчитывая
на зримые результаты. И побольше терпения. К тому же я думаю,
что иные глупости мальчики могут сказать в пылу задора и полемики.
Это результат ненужных разглагольствований на религиозно-моральные
темы. Лучше говорить о литературе или чем-то в этом роде, а духовное
— осуществлять. А то все уйдет в язык, да еще и извратится
на языке в силу его «бескостности». Многие причины, субъективные
и объективные (все они Вам известны), мешают сделать нечто сплоченное
и действенное. Об этом у нас был с Вами разговор у о. С[танислава].
Но это не повод для опускания рук. Будем делать то, что возможно
в этих условиях и с этими людьми.
Вы мне последнее время не нравитесь. У меня впечатление, что
Вы постоянно нездоровы. Так ли это? И что мешает Вам заняться этой
стороной дела всерьез? Ведь состояние «плоти» так сильно действует
на дух! Желаю Вам в новом году поскорее приходить в норму. Всегда
молюсь за Вас и прошу молитв.
Ваш А.
13 января 73
Очень дорогой о. Александр!
Поздравляю Вас с днем рождения!
Посылаю отлив длинноухого с Пасхи. Я бы сама его привезла, да заболела
Даша гриппом «Виктория». Состояние у нее тяжелое. Очень прошу Вас
молиться о ней.
Спасибо большое за письмо. Все в нем очень верно и впопад.
С ап. Павлом отношения у меня налаживаются. Очень ободрило меня
I Кор, I, 25 и дальше. Эго прямо про нас. А насчет ненависти
к Исаву я пока не понимаю. И сравнение с евангельской ненавистью
к отцу и матери меня не убеждает. Евангелие обращается к человеку,
призывает его освободиться от сковывающих земных уз и посвятить
себя Богу. Здесь для меня «возненавидеть» никогда не значило ничего
иного, как «порви изнутри, стань свободен для Бога». А сама мысль,
что Бог может возненавидеть безвинного, мне кажется кощунственной.
То, что Вы пишете о свободе Его избранничества, о тайне Его — мне
было сразу понятно. Бог есть Любовь, нарушающих ее заповеди Он может
карать.
Любя всех, Он может возлюбить кого-то больше. И слава Ему за эту
неравномерность, только благодаря ей я чувствую Его личностное
к себе отношение, совершенно необходимое условие для живое-
/334\
ти моей веры.
Но как можно думать, что Он до рождения уже ненавидит человека
или народ, осуждает его безвинно — это покамест много выше слабого
моего понимания. Но подождем.
Что до «ребят», то и тут Вы во всем правы. Я чувствую свою непригодность
для той роли, которую не брала на себя, которая не от меня
зависит. Я только удивляюсь и покоряюсь воле Его.
Ежедневно звонки от самых неожиданных людей с просьбой обсудить
с ними что-нибудь важное, новые люди в моей орбите, а старые — в
новом качестве. Все это без малейших моих усилий, помимо моей воли
— идет само. Они ищут общения с христианским началом во мне, и мне
очень страшно. И я ежедневно ожидаю, что прогневаю Бога тем, что
я такой негодный инструмент в Его руках. Готова к тому, что вот
сегодня уже никого не будет, и удивляюсь, что Он пока не передумал.
Конечно, все это можно было бы объяснить проще: у меня теперь отдельная
комната, где можно разговаривать, живу на перекрестке, располагаю
досугом, старше многих. А люди так одиноки и часто по-детски
растеряны!
Не знаю и не хочу думать об этом, просто нельзя же отказать человеку,
просящему прийти посоветоваться и что-то обсудить. Перед приходом
и во время разговора стараюсь молиться о вразумлении.
Интересно, что перерывы в этом потоке бывают тогда, когда я сильно
выхожу из формы (например, с того момента, когда я, исповедовавшись,
не подошла к Чаше, и до следующего Причастия). И что мне самой может
быть плохо, а человек все-таки уходит утешенным и воодушевленным.
Обычно и мне легчает в результате.
А 23-го января исполняется четыре года со дня моего обращения.
Оно связано для меня с днем Вашего рождения. Я напомню. 22 января
1969 г. Елена Александровна сказала мне, что у Вас день рождения,
что Ваша мама едет к Вам, и спросила, не хочу ли я передать с ней
поздравление. Я написала Вам и упомянула, что между мной и Целью
начали падать преграды, но рубеж не перейден.
А 23-го утром я встала на колени и начала молиться о ниспослании
мне веры. И она тут же была дана, как я понимаю, по Вашей молитве,
возможно, творимой в те же самые минуты. И с тех пор Вы
представляетесь мне пароходом, плывущим в бурном море, с него сброшен
трос (это Ваша молитва), а я уцепилась за него и потому лишь
не тону.
Как же мне не благословлять день Вашего рождения, как же не просить
для Вас остойчивости, непотопляемости, хорошей крейсерской скорости
и курса по румбу.
С благодарной любовью.
З. М. январь
73
/335\
Дорогая Зоя Афанасьевна! Огромное спасибо за подарок. Этот человечек*
мне ужасно понравился. Этот как раз то, чего мне не хватало (хотелось
что-нибудь дикарское).
Поздравляю и Вас с «днем рождения»**: укрепляйтесь
и просите сил. Желаю Даше скорее поправляться. О. Г.***
все болеет. Я каждый день там. Храни Вас Бог. Ваш А. М.
Р. S. Гр. и Пр.**** вероятно будут готовы
к концу этой недели. Хотелось бы их отдать на 55-й, но как?
22 января 73
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Надеюсь сегодня (31) Вас увидеть и тогда передам Вам рукопись
и обо всем поговорим Вообще-то я буду рад, если удастся напечатать
Ваши стихи. Но я знаю, как трудно пробить. А попробовать стоит.
Итак, до встречи.
С Богом!
Ваш А. 31 января 73
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Простите, Бога ради, что я опять усложняю Вашу работу. Но по
ходу дела мне пришлось сделать некоторые дополнительные замечания
и вставки. Если Вы еще не отправили книгу — внесите их, пожалуйста.
Надеюсь, Вы с Дашей уже не болеете. А мой старец опять слег. Сегодня
на минуту заехал к маме и оставил для Вас этот пакет. Если
будете здоровы — приезжайте на наш престольный праздник (15)*****.
Спасибо Вам за все.
Ваш А.
8 февраля 73
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Успел просмотреть все Ваши замечания. Очень все существенно,
хотя некоторые из них учел лишь частично. Объясню потом — почему.
Дашу авансом поздравляю.
Вчера Вы мне не очень понравились, хотя и утверждали, что
*
Ко дню рождения я сделала гипсовый отлив длинноухого с острова
Пасхи (оригинал хранится, как мне сказали, в Ленинградском
этнографическом институте) Отлив я сама тонировала и, поскольку
Даша была больна, передала с кем-то батюшке.
** Имеется в виду
23 января, четвертая годовщина моего обращения.
*** О. Григорий Крыжановский,
старенький настоятель Сретенского храма в Новой Деревне.
**** «Греция», то есть IV том «Дионис, Логос,
Судьба», и «Пророки», то есть V том «Вестники Царства Божия».
***** То есть 15-го февраля, в день Сретенья Господня, престольный
праздник Новодеревенской церкви.
теперь ограждены (чем!?) от всех огорчений. Нужно будет об этом
поговорить. Я вообще-то думал сделать это в четверг, но неожиданный
приезд Симона* — помешал. Надеюсь, на днях выйдет о.
Г[ригорий] и я кончу пребывать в цейтноте. Тогда не спеша
займемся Каф[фарелем] и всеми проблемами, которые остаются открыты.
Ваш А.
P. S. Будьте добры — переведите, пожалуйста, записку
Д [юкарма]. Пытался разобрать, но (укор мне!) ничего не понял.
16 февраля 73
13 марта. Чистый вторник
В пятницу на Масляной с 11 до 2-х общалась с о. Александром.
Мы ездили с ним в Духовную Академию. Он познакомил меня с ректором
владыкой Филаретом, отдали ему пять экземпляров моего перевода «Словаря
мистических и религиозных авторов» Дюкарма, и я получила деньги
за работу.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Если можно, еще раз Вас попрошу перевести стр. 161-164, 211-218.
Это очень много. Но место весьма важное. Не спешите. Простите,
что я тогда (в воскресенье) был несколько не в форме…
Большое спасибо за Тр[идентский] собор**.
Постепенно буду работать. Пусть этот пост будет для Вас хорошим
и плодотворным.
Ваш А.
P. S. Машинистка с иностр. текстом оказалась недееспособной.
М. б. Вы случайно найдете — на библиографию. На всякий случай
— оставляю ее. Если найдете — печатать без нумерации страниц.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Я нашел один пропуск в примечаниях. К гл. XVII, прим. 13 после
ссылки на Schofielda пропущено: F. В. Jevans, An Introduction to
the History of Religion, p. 113
Как Вы себя сейчас чувствуете?
Очень больно было видеть Вас в таком нехорошем виде. Не верю,
что нет возможности из этого выбраться. Не оставляю надежды,
что все это может быть преодолено или хотя бы частично смягчено.
Молюсь за Вас и благодарю за все.
Ваш А.
P. S. Прим. к гл. XVI N 10, по ошибке стоит P. Ellis, The Men...
* Симон Маркиш, сын поэта Переца Маркиша.
** Очередной текст, переведенный для нужд о. Александра.
/337\
Надо: Е. Gabliati, A. Piazza, Mieux comprendre la
Bible, p. 83 ff
2 апреля
73
20 апреля
Пишу в электричке, еду от о. Александра, к которому сорвало меня
сегодня утром — сказать, что все хорошо… Я просто приняла происшедшие
перемены, как он когда-то меня учил, и все разрешилось… Как нам
весело и хорошо было сегодня! Мир, доверие, нас прорвало обоих,
и мы впервые за долгое время могли говорить, как прежде.
23 апреля
Великий Понедельник
Итак в пятницу 20 апреля я решила, не откладывая, ехать к
о. Александру. Домчалась на такси к концу службы. В церковь
не вошла, осталась во дворе. Он коротко взглянул на меня. Я легко
и свободно улыбнулась. Он снова взглянул — и понял. Повел в
кабинет, закрыл дверь, притянул меня и обнял. Я уткнулась головой
в его плечо. Мы сели, он взял мои руки в свои. Не понадобилась
звучавшая в голове дорогой фраза: принимайте беглую дщерь — в ней
было слишком много пафоса. Он молча, улыбаясь, смотрел на меня и
все-таки ждал.
— Ну, в общем, все хорошо, — сказала я.
— Вот и прекрасно! Теперь можно праздник как следует встречать.
А то куда это годилось!
Я рассказала, что все разрешилось одной строкой от Матфея. Мы обсудили
разные текущие дела. Когда он переодевался в цивильное, продолжая
через стенку разговаривать, я весело спросила:
— Могу я быть вам чем-то полезной? — обычный мой вопрос в
добрые старые времена. Он немного подумал и радостно сказал:
— Мы с вами вместе будем работать над… — и рассказал над
чем.
Мы вышли на шоссе и шли, пока он не поймал такси. Подробно рассказывал
о своей работе, о трудностях, мы договаривались о ближайших
делах.
Был весел, добр, то клал руку на плечо, то гладил рукав. Видно
было, как радовался. Я уехала с ощущением, что прорвался нарыв.
В Вербное воскресенье 22 апреля по крайней мере часть
/338\
проповеди о. Александра относилась ко мне. Он говорил, в частности,
об унынии, о том, что мы безрадостно выполняем то, что считаем своими
религиозными обязанностями, это признак маловерия, ведь общение
с Господом — праздник.
Когда я подошла ко кресту, он как-то особенно покропил меня святой
водой и лицо его, всю службу спокойно-сосредоточенное, озарилось
удивительно неясной улыбкой, какую я первый раз у него видела.
Даже страшно, что он так свободен перед множеством вперенных в
него взоров.
Дорогой о. Александр!
Греция оказалась настолько крепко сбитой, логически плотно увязанной
книгой, что я отказалась от мысли попытаться подсказать, какие
куски из старого варианта можно было бы в нее включить. Это
новое произведение, если хотите — другого жанра. Оно очень выиграло
в зрелости мысли, компактности композиции, четкости языка.
Я вновь испытала удивление перед силой Вашего дара и неизменно растущего
мастерства.
Но есть и потери. Раньше в книге было больше того, что в живописи
называется «воздухом», свободного авторского дыхания. Вы несколько
себя заредактировали. Это грозит каждому автору, выходящему на широкую
публику. Вы человек сильный (я уже не говорю о масштабах дарования
и важности того, что Вы имеете сказать людям), и Вам в этих условиях
опасно дать расти в себе внутреннему редактору.
Старый вариант был совершенно непубликабелен, однако и в нем есть
богатство играющей, пульсирующей мысли и образности, чего нет здесь.
В чем-то книга обеднела, утратила нечто от всегда важного ощущения
индивидуальности автора, сделала полшага от художественного произведения
к ученому труду. А читателю неплохо иногда вместе с автором странствовать
в поисках истины, а не получать ее в готовом виде. Нет у меня
теперь спирающего дыхание чувства открытия трагической, темной,
стихийной Греции. Эти слова и мысли есть, а ощущения нет. Я
лучше все теперь понимаю, но меньше вижу, слышу, обоняю.
Например, как ни сложна, скажем, тема Эрота у Платона, не следовало
делать в ней такие купюры «до шестнадцати». Но я пишу не затем,
чтобы Вы что-то переделывали (хотя, кто знает, может Вы что-то еще
надумаете?).
Читатель нового варианта скажет, замечательная книга! Такая мощная
глубокая мысль, такая стройность, так много сказано в малом объеме;
я теперь понял Грецию и духовные искания древних иначе, я стал богаче,
чем был раньше, я счастлив, что прочел
/339\
эту книгу. И будет абсолютно прав. Я с ним полностью согласна. Книга
эта огромная, бесценная удача.
И я только об этом бы Вам и сказала, если бы Вам не предстояло
писать VI том.
Не давите в себе художника, «не бойтесь несовершенства», как сказал
бы Б. Л. Пастернак, не становитесь в позицию
человека, обязанного говорить только бесспорные вещи. Спорьте с самим
собой, ошибайтесь, в конце концов! И гоните в шею редакторов*,
таких сухих формалистов, как я, в особенности! Разве что грамматику
пусть корректор выправляет. А главное — изгоните редактора
из самого себя. Пишите, как писали, доверяйте больше себе, своей
интуиции и непременно пропускайте все через свой мощный эмоциональный
аппарат.
Понятно, когда Вы Грецию писали впервые, Вы жили, дышали ею, усмиряли
вакханок, спорили с Сократом на площади, сидели не на последнем
месте на Платоновом пиру, ходили с македонским тезкой в Индию.
А после того Вы прожили другие жизни, побывали, в частности,
в шкуре пророка, и теперь вспоминаете о том, как были греком, будто
о далеком детстве. Поэтому я отнюдь не хочу от Вас невозможного:
чтобы Вы снова стали ребенком, да и седеющим мужем, каким
Вы предстали во втором варианте, Вы меня вполне устраиваете.
Но я о будущем. Пусть VI том пишется и доводится сразу, на одном
горячем дыхании, свободном порыве, которые, я уверена, Вы нам еще
как выдадите!
Я не буду ничего уточнять и редактировать в этом сумбурном изложении
впечатлений, знаю, что Вы все поймете, выудите из него необходимое
и внесете нужные поправки… Только, Бога ради, не относитесь к моим
высказываниям серьезно. Вы меня просто убили, когда написали, что
учитываете все (!!!) мои пожелания и замечания. Этого я от
Вас не ожидала. Пожалуйста, не лишайте меня права брякать,
что придет в голову…
Договорились? А то я онемею, оцепенею и окончательно поглупею от
сознания ответственности.
Ну, вот. Высказалась.
А Вы — молодец, каких мало, и Греция — блестящая, талантливейшая
книга. Поздравляю.
З. М.
2 мая
Светлая среда
В Великую пятницу я была на выносе Плащаницы. Нет службы, которая
так волновала бы меня, как эта. Для меня она — кульминация покаяния,
сокрушение о том, что я спо-
* Незадолго до того о. Александр привлек к
редактированию своих книг Е. Б.
/340\
собствую крестным мукам и смерти Христа…
Потрясенная живыми похоронами Бога моего я подошла в очереди со
всеми под благословение к о. Александру, который, как
я чувствовала, переживал нечто близкое. Он шепнул мне, чтобы я его
подождала.
Он дал мне ряд поручений. Я не собиралась на Светлую Заутреню в
Новую Деревню, но о. Александр настоял на том, чтобы я
приехала. Да и по делам вроде так выходило, хотя передать результаты
его поручений можно было и с Дашей. Он снова засыпал меня просьбами.
Весь вечер пятницы и всю субботу я трудилась как могла, молясь
о том, чтобы успеть — и успела!
Это был самый лучший подарок к Празднику, истинное к нему приготовление. Ибо
делалось важное для веры дело, и мне дано было приложить к нему руку. В этом примирении
со всеми и в этой работе было предчувствие праздничного ликования. О. Григорий,
начавший было служить вместе с о. Александром, вскоре плохо себя почувствовал,
и наш батюшка дальше служил один, так, будто храм полон причта. Чувствовалось,
он торжествует, ликует, мужественно сдерживает переполняющую радость. Какое-то
пророческое вдохновение вспыхивало в его глазах, когда он восклицал в толпу: Христос
воскресе! — и мы мощным единогласным хором отвечали: Воистину воскресе!
Дорогая Зоя Афанасьевна!
С некоторым трепетом жду отпуска, т. к. о. Г [ригорий] больших
надежд не внушает. Подозреваю, что это моя последняя поездка, а в дальнейшем придется
сидеть дома, по воскресеньям приезжая в Н. Д., чтобы его одного
не оставлять.
Мне хотелось съездить в Ленинград, но мои уговорили ехать в
Коктебель, куда еду без особой охоты. Ляля сказала, что и у Вас
возможно туда будет путь вместе с Г. Мы, если ничто не помешает,
поедем в четверг 21. На Петров день придется вернуться, хотя отпуск
до 20. Он один праздник не вытянет…
Приезжайте на Троицу.
До встречи. Счастливого голодания!
Ваш А.
июнь 73
22 июля
В конце исповеди батюшка попросил меня остаться после Литургии,
чтобы подробней поговорить о моих проблемах.
Я сказала, что вижу замысел Божий в том, что Он хочет
/341\
оставить меня одной — для Себя. Весь план моей жизни таков, так
он ее строит, а я противлюсь Его воле.
О. Александр задумчиво, как бы и не ко мне обращаясь, несколько
раз сказал:
— Вы можете. Можете. Можете. Когда Вы решитесь, вы не будете
одна, стоит принять, и все разрешится, рассеется даже.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Я очень ждал Вас сегодня, но девицы (как и следовало ожидать)
Вам ничего не передали. Теперь остается только пятница (но и то
нам могут помешать). Словом, если Вам не очень трудно, я хотел бы
Вас видеть в этот день (24-го), часам к 10. Знаю, что Вы уезжаете
и Вам не до того. Если не сможете, то придется уже потом. Но это
очень мне было бы печально, т. к. хочется поскорее продвинуть
Каффареля.
«Невидимая брань»* уже у меня, ждет Вас. Но передавать
не хочу. А то потеряется… Если приедете, захватите брошюру с фото
(Каффареля).
Ваш А.
август 73
17 августа
Работая над Каффарелем, о. Александр сказал мне:
— Как хорошо это получается.
— Что именно?
— Да вот у вас…
— Что вы имеете в виду?
— Да вот, что сочетается у вас йога и Каффарель.
13 сентября
12 сентября именины о. Александра, день св. Александра
Невского.
Для батюшки все эти годы день этот был каторжной нагрузкой. Толпы
в церкви, поздравления, отсиживание за праздничным столом с
причтом. Мучила его невозможность пригласить всех жаждущих домой,
ответить каждому на изъявления любви, необходимость урегулировать
самолюбия, притязания и, наконец, долгое застолье дома со все прибывающими
и прибывающими, несмотря ни на что, гостями, которых просто
некуда усаживать. Тосты, от щедрости которых его, бедного,
корежит.
* Книга еп Феофана Затворника.
/342\
А сейчас, вдобавок, грозная, тяжкая обстановка*.
И вот я решила избавить его хотя бы от себя. Тем более, что ежегодно
он заранее приглашал меня на этот день, а тут приглашения не было.
В воскресенье 9-го я передала ему с Лялей письмо, в котором поздравляла
его и писала, что не приеду.
Но 12-го проснулась с мыслью, что ему сейчас тяжело, трудно, а
что, если все так поступят, каково ему будет почувствовать свое
одиночество, особенно по контрасту с прошлыми годами? Ну, просто
отстою обедню, буду за него молиться.
Он служил необычайно проникновенно, торжественно, сильно и сосредоточенно.
Знакомых, действительно, почти совсем не было. Когда я подошла к
кресту и поздравила его, он сказал:
— Вы не уходите. Посидим тут немного и поедем к нам.
В домике готовили именинный стол. Церковные женщины косо посмотрели
на нас, прошедших в его комнату. Оказалось, Елене Александровне
они объявили, что за столом места для нас нет. С мамой о. Александра
нас было пятеро.
Наконец он освободился от треб в храме. Встретили его пением хора
и огромными снопами цветов. Он шутил, что встреча архиерейская,
только светильников не хватает.
Елена Александровна объяснила ему ситуацию. Он нахмурился. Выход
нашли в том, что Елена Семеновна, снимающая рядом дачу, уведет к
себе Елену Александровну с ее мамой. Еще одну прихожанку он быстро
отпустил. Я хотела вернуться домой и вечером приехать в Семхоз,
но он не согласился. Оставив меня в своей каморке, отправился за
стол, занявший сплошь всю соседнюю комнату.
Вскоре в стену стали стучать, вызывая меня. На такой способ приглашения
я не реагировала. Стали звать через стенку. Я не двигалась. Наконец
пришла женщина и вежливо меня пригласила.
За столом сидели староста, хор, алтарница, псаломщик и т. д.
Меня продвинули поближе к о. Александру. Бедный он, бедный!
Сколько и тут самолюбий, ревности, интриг!
Регент церковного хора из Тарасовки Всеволод, обладатель прекрасного
тенора, устроил общее пение, все пели «Двенадцать разбойников»,
потом регент исполнял по заказу именинника старинные романсы.
Наконец встали, спели: «Благодарим Тя». Пока о. Александр
* Один его прихожанин подался в диссиденты,
попал на крючок органов, и ситуация сложилась так, что батюшка
со дня на день ждал ареста.
/343\
с регентом Всеволодом ходили за машиной, наш псаломщик, он же единственный
мужчина в хоре и самый там образованный — учитель русского
языка и пения — успел рассказать мне свою биографию.
Ехали мы вчетвером, была еще Елена Семеновна.
Дома я сразу отправилась на кухню помогать Наташе.
Мужчины (был еще один священник, о. Сергий Хохлов, с которым батюшка
служил в Алабино) поскучали и стали пить. Вскоре из летнего
кабинета донеслись музыка и топот: о. Александр танцевал с дочкой.
За столом мы сидели рядом. Я таким никогда его не видела. Он танцевал,
пел под гитару, был пьян и удивительно хорош.
А подо всем этим крылся трагизм ситуации, о которой никто не подозревал.
— Спасибо за то, что понимаете, — шепнул он.
Каким-то чудом я оказалась тем единственным другом, которому он
мог адресовать свое состояние. Водка сняла его обычную сдержанность
и обнажила мужество, одиночество, мученичество и нежность. Бедный
мой, бедный и прекрасный друг!
Прибывали гости. Зажгли огромную свечу и потушили свет. Он отошел
к окну, я стояла на другом конце комнаты у двери. Он выглядел
печальным, готовым к жертве, не защищенным ничем, кроме веры, и
через комнату мы молча смотрели друг на друга. Не умею сказать.
Меня залила, затопила жалость и любовь к нему.
Когда прощались, он поцеловал меня. Он прощался перед неминуемым,
казалось, арестом на долгие годы, — быть может, навсегда. Боже,
сохрани и помилуй о. Александра! Убереги его от всех бед и
напастей! Сохрани его нам на многая лета.
Молитва о пастыре
Боже сил и всякия плоти! Благодарю Тебя за раба Твоего Александра,
за то, что Ты избрал его и вывел на путь священства. Благодарю
за милости Твои к нему, за силы, которые Ты ему даруешь, за свет,
которым его просвещаешь, за все те души, которые Ты дал ему привести
к Себе.
Благодарю Тебя за любовь его пастырскую к своему стаду, за то тепло,
которое Ты ему даешь, чтобы согревать наши черствые сердца.
Даруй отцу Александру, Господи, мир глубокий, светлую
/344\
радость, крепость необоримую. Не оставляй его ни на мгновенье Своей
любовью, пусть будет он для многих и многих поводырем, выводящим
из мрака в Твой свет, Господи. Сохрани его на многая лета.
Аминь.
25 сентября
В воскресенье работала над поручением о. Александра и угрызалась:
зачем работаю в воскресный день, можно бы и отложить. А в одиннадцатом
часу вечера звонок: работа срочно понадобилась, и ее тотчас у меня
забрали.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
… Очень ценны Ваши заметки о молитве. План таков: перемараю
предварительно, потом переп [ишу], а уже потом снова — в работу.
А иначе невозможно.
Как дела у Даши?.. Как чувствуете себя Вы?
Нам было бы хорошо увидеться в ближайшие дней семь-восемь. Напишите,
какие дни Вам удобней. М. б. 8-е? (Сергиев день!)
До свидания.
Храни Вас Господь.
Всегда Ваш А.
октябрь 1973
Год 1974
9 марта
Итак, вчера день у о. Александра. Мы сидели в его кабинете. Он
спросил, как дела, я ответила, что если начну рассказывать, то и
работать не придется. Отложим.
Все-таки, отыскивая нужную книгу, он задал вопрос о первой неделе
поста. Я ответила, что прошла она очень тяжело, особенно начало,
вплоть до бунта против Бога, и я отказалась от намерения провести
пост строго, прескверно чувствовала себя физически, но итог, как
мне кажется, был стоящий, хотя и неожиданный. Пришла к мысли, что
надо предавать себя в волю Божию до конца: поскольку не грешить
я не могу, то хочу принимать свои грехи из рук Бога, только бы от
Него не отрываться, только бы не было раздвоения внутри. Это не означает,
что я охотно соглашаюсь грешить, раскаяние нисколь-
/345\
ко не ослабевает, но полное предание себя в Его волю приносит мир,
возможность как-то себя терпеть.
О. Александр озадачился, задумался и ответил, что такая позиция
возможна, она известна и существует, — вроде одобрил ее для
меня.
Потом мы работали. Мне казалось, что он рад мне, ему приятно видеть
меня и вот так трудиться вместе. Подарил книгу, для Даши — статуэтку
Божией Матери.
Но временем мы были очень ограничены — в нижней половине дома за
столом сидели и ждали его приехавшие в гости родственники жены.
Часа через полтора, он ушел вниз, а мною завладела Ляля, которая
собиралась на день рождения к девочке.
Ляля на приколе, ибо ведет себя плохо. В доме — военное положение.
На день рождения подружки она со скандалом и слезами отказалась
идти, потому что ее хотела проводить мать.
Мне она призналась, что собиралась вовсе не на день рождения, а
на свидание. Ревет и злится. В общем я задержалась надолго.
Я предложила такой вывод: попробовать как эксперимент рассказывать
все до мельчайших подробностей отцу, не боясь признаться в грехах
— ими его не удивишь — в обмен на свободу. Жизнь наладится, когда
восстановится доверие. Пусть родители проверяют, но с тем, чтобы
признать за ней право грешить и ошибаться. Мучительнее всего
для них обман и неизвестность, от которых возникают самые страшные
предположения.
— Пусть партия выйдет из подполья и перейдет на легальное
положение — с этого начнется твоя достойная взрослая жизнь. А что
вы тут можете потерять? Вдруг выйдет? Начнешь врать, снова окажешься
под замком, удержишься — получишь свободу. А мальчиков своих приводи
в дом.
Она не верила, что с ее родителями это выйдет — начнут все подряд
запрещать, но под конец попросила поговорить с отцом. Неожиданно
это оказалось самым трудным. Он сказал, что все это было, но она
неизменно обманывала доверие. Я попробовала объяснить, что это не
то же самое, что не Ляля это придумала ради обретения свободы, которой
она собирается злоупотреблять, а я.
— Она не верит, что с вами это получится. Риск, конечно,
/346\
есть, но и терять вам особенно нечего — при первом обмане снова
посадите под замок.
Он упирался, и я перестала настаивать. С Наташей мы тоже поговорили,
найдя взаимопонимание в наших сходных огорчениях с дочерьми. Попутно
выяснилось, что Даша, видимо, прогуливала школу чаще, чем я думала,
и тайком встречалась вместо уроков с Лялей, тоже сбегавшей из школы.
И это при расстоянии в семьдесят километров между ними!
Условились, что в воскресенье я приеду в Семхоз с ребятами, которые
собираются у нас по субботам, и устроим вечер (без Даши,
конечно, поскольку девочкам запрещено видеться).
Когда я перед уходом разговаривала внизу с Наташей, отец спустился
и активно включился в нашу беседу. Видимо, переварил что-то
из того, в чем я его убеждала.
Сколько любви к дочери прорвалось у о. Александра, когда она, опустив
голову, пробежала с глазами, налитыми слезами.
— Ну что ты бегаешь от нас, как дикая Бара*? — В голосе
его было что-то заставившее ее остановиться.
Тут я произнесла речь на тему: родители вовсе не жаждут твоей крови.
Они говорят тебе, что хотят твоего счастья, а ты про себя думаешь
— не надо мне такого счастья, катитесь с ним подальше. Но если ты
вдумаешься как следует, то увидишь, что твое представление о счастье
и их — не так уж сильно расходятся, есть разногласия по форме,
не по существу. И если обе стороны потрудятся и пойдут на небольшие
компромиссы, то ваши понятия о твоем счастье притрутся и исчезнут
поводы для войны. Но надо вернуть их доверие. Ты его нарушила, ты и восстанавливай,
а они помогут. И все еще наладится.
Отец Александр поддерживал меня. Наташа пошла провожать, мы говорили
очень дружески.
Господи, помоги нам всем смотреть друг на друга с любовью, пониманием,
состраданием — вот так, как смотрел в тот миг на дочь о. Александр.
Зоя Афанасьевна! Большое спасибо! С увлечением ем лекарства.
Все в порядке пока. Строчу своих пленников** и благодарю
Вас. То, что с Лялей Вы поговорили, это хорошо. Ей вообще-то очень
трудно. А помочь свои всегда могут меньше всего…
Не забывайте.
С любовью. А.
* Героиня популярного тогда фильма
«Дикая Бара».
** О. Александр работал над главами о Вавилонском плене для
V тома «Вестники Царства Божия».
/347\
11 марта
Вчера был вечер с молодежью у о. Александра. Поскольку за два дня
до того Мени говорили, что некого звать, никого, кроме двух девочек,
у них не будет, я взяла с собой четырех молодых людей и одну девушку,
кроме того пригласила Сашу В., который приглашение принял,
но добирался своим ходом и с согласия о. Александра привел
еще одного друга.
Но там, кроме четырех членов семейства, нас ждали еще семь человек.
Вечер был перенасыщен стихами и несколько однообразен. Наши ребята
читали прекрасные стихи, со вкусом и в меру. Ляля болтала и
смеялась с хорошеньким мальчиком, которого кто-то туда привел.
Но вечера как такового не вышло, все пока еще не знакомы между
собой, не перемешались. Однако наши остались довольны, даже счастливы
— из-за возможности общаться с о. Александром, который
обещал в следующий раз рассказать про йогу, а ею многие интересуются.
Что же это за «наши ребята»?
Когда дочь подросла и ей захотелось обзавестись компанией, я поняла,
что для нее и для Ляли лучше всего собирать молодежь у нас дома.
Проблема была в том, что вокруг почти не было молодых людей подходящего
возраста. С большими трудами, одного за другим, я находила их, знакомилась,
привечала. Сначала сложилась группка пишущих стихи, первые вечера
были поэтические. Они приводили своих знакомых, и молодежь стала
собираться. Каждую субботу приходило от десяти до двадцати пяти
человек. Стало действительно интересно и весело.
Справляли вместе праздники, приглашали каждый раз то барда, то
знаменитого путешественника, то писателя. У нас читал Марк Поповский
главы из своей книги об архиепископе Луке Войно-Ясенецком,
отец Александр устраивал «викторину», то есть отвечал на любые вопросы.
Со временем почти все они пришли в Церковь.
Ляля не часто участвовала в наших вечерах из-за дальности расстояния.
И вот я предложила устраивать подобные вечера в Семхозе.
/348\
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Относительно Ваших размышлений над Н[агорной] проповедью*
— то очень хорошо. У Вас явно выходит. Но, как Вы сами знаете, молитва
— это труд.
Дома у нас все в порядке. Но дщерь на другой же день… Замок
снова на осадном положении, и мосты подняты. Смех и горе. Но
нужно терпеть.
Воскресенье прошло, по-моему, неплохо. Хотя и дщерь вела себя,
как дикая, все время шепталась. Но м. б. образуется. Теперь расскажу
им про йогу. Это просто для приманки… Если Вам интересно, то приезжайте.
Но заранее предупреждаю, что буду краток и популярен. И без
всякой хатхи. Конечно, все это может быть впустую. Но пробовать
необходимо.
Храни Вас Бог. Спасибо за все.
До встречи. Ваш А.
21 марта
За исповедью о. Александр сказал, чтобы я осталась для разговора.
Мы говорили о наших девочках и утешали друг друга.
Спросила о. Александра о «не мечите бисера перед свиньями». Он
говорил, что относится к этому тексту легко, никаких затруднений
он у него не вызывает. Я сказала, что меня смущает необходимость
судить, кто свиньи и псы, кто — нет, то есть, кто достоин воспринять
Слово, а кто не достоин. Он ответил: свиньи — это те, кто еще
не готов. Надо сначала подготовить почву, потом сеять, иначе можно
принести вред, отбросить неподготовленного человека далеко назад.
По поводу моего состояния батюшка сказал, что я прохожу огненное
испытание.
По его мнению, мой натиск по поводу Ляли был полезен. Интересовался,
как идет работа над переводом книги Барро «Евангелие в наши дни».
25 марта
— Наша вера слишком ничтожна, «как пылинка», — сказал вчера в проповеди
О. Александр. Замечательная была проповедь! И кое-что прямо
про нас с Дашей. Потом я присутствовала в домике при общей
беседе. Один из гостей стал рас-
* В течение двух Великих Постов я ежедневно
размышляла над Нагорной проповедью, а размышления записывала.
Позднее они были анонимно опубликованы в зарубежном религиозном
журнале «Логос» N 6.
/349\
сказывать о своей книге, и вышла живая и содержательная дискуссия
на тему, что значит «любите врагов ваших», «не убий» — для военных
и «не противься злому».
Отец Александр привел всех к согласию, сказал, что в постижении
этих требований нужна ступенчатость, как в приобретении знаний в
науке, например.
Перед уходом, оставшись наедине, мы говорили о моих трудностях
с Дашей. Я искала причину в себе.
— Давайте специально об этом поговорим, вместе подумаем, поищем.
Я тоже несовершенный человек, но ведь один несовершенный человек
может помочь другому несовершенному человеку.
И он назначил встречу через двенадцать дней.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Все понял. Увы, и сам узнал об этом. Но не будем отчаиваться.
Может быть, пройдет время и все смягчится. Смотрите — какая-то тесная
связь новая у нас возникла (одни и те же печали!). Господь Вас да хранит.
26 марта
На молодежную встречу в Семхоз я не поехала.
Вечером звонил В. К., рассказал о прекрасном вечере в
воскресенье у о. Александра.
После беседы о йоге о. Александр, о. Сергий Хохлов и еще один взрослый
откололись, а молодежь танцевала.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Мне будет жаль, если Вы будете приезжать в С [емхоз] без меня*.
Ну, ладно, на первый раз пусть так. А м. б. потом можно
будет сговориться на те дни, когда я дома (если это Вам удобно).
Ведь сейчас, когда все драмы идут так стремительно, неплохо поддерживать
постоянный контакт? Мне было бы лучше вторник или четверг (лучше
четверг). 7-го я оставлю Вам пару книг: если не трудно, сделайте
перевод, пожалуйста, в тех строках, кот. я отмечу. Учтите,
кстати, что 7-го у моей дочери соберутся гости (по поводу ее рождения).
12-го» я жду Вас часов в 5.
Хотя все, конечно, очень трудно, но постарайтесь «отсторониться».
Это поможет лучше реагировать и разобраться.
Храни Вас Бог.
Ваш А.
* Я начала заниматься английским с сыном о. Александра
Мишей. Чтобы не мешать своими приездами батюшке, я хотела
давать уроки в те дни, когда его нет дома.
* 12 сентября — именины о Александра.
/350\
5 сентября
В 1974 г. в английском журнале Religion in Communist Lands
(«Религия в коммунистических странах») появилась статья Андрея Дуброва
об о. Александре Мене.
Этот человек почти не знал отца, и статья его была полна вымыслов,
причем вымыслов вредных. Положение о. Александра в Церкви и обществе
и без того было трудным, и «откровения» Дуброва могли еще более
осложнить дело.
Мы с батюшкой решили, что я напишу опровержение под псевдонимом,
мы перешлем его одному из бывших наших прихожан за кордон, и тот
отправит его в редакцию журнала.
Так и сделали, и опровержение было опубликовано в Religion in Communist
Lands под именем Сергея Малова.
Вот оно.
Недавно мне случайно попался номер Вашего журнала со статьей Андрея
Дуброва о православном священнике о. Александре Мене (NN4,5 за
июль-август 1974 года). Можно только радоваться тому интересу,
который вызывает к себе на Западе жизнь в православной Церкви в
России, ее проблемы, радости и печали. Уже в самом этом интересе
лежит залог установления межконфессионального взаимопонимания, уважения
и братства.
Это тем более отрадно, что, по-видимому, на Западе существует тенденция
представлять себе дело так, будто Русская Православная Церковь законсервировалась,
лишена живых процессов, исканий и роста.
Убедительным опровержением таких представлений служит о. Александр
Мень, которому посвящена статья А. Дуброва. Тут радость по
поводу попытки рассказать в западной печати об этом выдающемся
русском пастыре кончается и начинаются огорчения.
Прежде всего дело в том, что автор с предметом своей статьи знаком
весьма поверхностно и почти все факты излагает неверно. Но
кроме того, статья тенденциозна и рисует портрет какого-то другого,
по сути, человека; о. Александра Меня узнать в этом изображении
весьма трудно.
Собственно можно было бы опровергнуть почти весь текст статьи,
но делать это скучно и утомительно, и я надеюсь убедить
Вас несколькими наиболее яркими примерами, а попутно и представить
Вашим читателям достоверную информацию о нашем пастыре.
Статья А. Дуброва начинается так: «О. Александр Мень
хорошо
/351\
известен в Москве, но не на Западе».
Естественно, что на родине, где он опубликовал около тридцати статей
в «Журнале Московской Патриархии» и где он проповедует Слово Божие,
его знают лучше, но и на Западе он также известен. Статьи его, печатавшиеся
в «ЖМП» с 1959 по 1966 г. и вызвавшие интерес за рубежом,
были посвящены кругу богословско-исторических и экзегетических проблем.
Это были очерки по Св. Писанию, об апостолах, евангелистах Луке
и Иоанне Богослове, об отцах Церкви, в частности, о Григории Богослове,
о святом Либерии, Папе Римском. Статьи его по евангельской
и библейской истории всегда строго научны, написаны со знанием всех
выдающихся достижений современного богословия. В них ощущается целостность
и глубина богословских концепций, и одновременно это горячее живое
слово, обращенное к современности. Работы эти привлекли к себе
внимание западных богословов. Переводы ряда статей публиковались
во Франции, Италии, Бельгии, ГДР, Болгарии.
В журнале «Штамме дер Ортодоксие» (ГДР) был напечатан доклад о.
А. Меня «Христианство и расизм», сделанный от Русской
Православной Церкви на одном из международных экуменических съездов.
О. Александру пишут многие видные западные экзегеты, и он
поддерживает с ними оживленную переписку по широкому кругу
богословских проблем.
Его не раз приглашали на международные экуменические съезды, в
частности, в Бельгию (правда, по ряду причин на съезды он не ездил).
Следует сказать, что никакой известности ни за рубежом, ни на родине
о. Александр Мень не ищет. Более того, она претит свойственному
ему глубокому смирению, и он всячески от нее уклоняется.
Далее А. Дубров пробует познакомить читателей с биографией
о. Александра.
Он пишет: «После окончания лесного института в Сибири он понял,
что профессия лесничего не для него… Он был воспитан в верующей
семье, и его дядя был священником… Он поступил в семинарию в Загорске.
Он отлично учился и окончил в шестидесятых годах. После рукоположения
он был послан служить в деревню Тарасовка в 40 км от Москвы
по пути в Загорск»…
Сделаем передышку и сверимся с фактами.
Нельзя сказать, что о. Александр вырос в верующей семье. Глубоко
религиозной была только его мать, и никакого дяди священника
и в помине не было.
Призвание к священству, решимость стать священником о. Алек-
/352\
сандр ощутил не по окончании института, а еще в отрочестве. С пятнадцати
лет он прислуживал, пел и читал в церкви, и к семнадцати
годам подготовился к поступлению в семинарию. Однако решил,
что современный священник должен иметь более широкую подготовку,
и потому поступил на биологическое отделение подмосковного института.
Одновременно самостоятельно готовился к церковному служению и сразу
же по окончании института был рукоположен во диакона (ему было тогда
23 года).
В течение двух лет он служил диаконом в подмосковном селе Отрадное
и одновременно заочно учился сначала в Ленинградской (а не Московской)
духовной семинарии, затем в Московской Духовной Академии. Кстати,
кандидатская его работа отнюдь не была посвящена древневавилонской
религии (как то утверждает А. Дубров), а называлась «Элементы
монотеизма в дохристианских религиях и философии». Впоследствии
эта работа легла в основу большого многотомного исследования по
истории дохристианских религий.
В сентябре 1960 г. о. Александр был рукоположен в священника
и направлен в деревню Алабино под Москвой.
В Тарасовке, о которой упоминает Дубров, как о месте, где начал
свое служение о. А. Мень, он стал служить лишь через четыре
года.
Кстати, А. Дубров сообщает, что перешел он из Тарасовки в
храм в Пушкино (точнее в Новой Деревне) в результате тайных
происков КГБ. На деле причиной перевода были личные мотивы и собственное
желание о. Александра. В перемещениях этих ничего необычного
нет, напротив, можно сказать, что он ведет в этом смысле более оседлый
образ жизни, чем многие его коллеги.
Для курьеза упомянем, что А. Дубров щедро наделил о. Александра
тремя детьми пионерского возраста. На деле их у него двое,
и старшая дочь давно из пионерского возраста вышла.
И так строка за строкой…
Точно так же неточен и недостоверен облик о. Александра, созданный
воображением А. Дуброва. Перед читателем встает некий агитатор-пропагандист,
на работе и дома непрерывно обращающий людей в веру.
Такое представление о священническом призвании довольно кощунственно
и уж во всяком случае никак не подходит к о. Александру. В
отличие от А. Дуброва я его прихожанин и имею возможность на
протяжении многих лет наблюдать о. Александра.
Его пастырскому стилю чужда какая-либо навязчивость. Он глубоко
убежден, что всякое обращение есть таинственная встреча души
/353\
человеческой с Богом, и потому чрезвычайно сдержан, деликатен, бережен
в этих вопросах. Неверующему почти невозможно заставить его говорить
о Боге, вере, религии, с верующими он тоже никогда не рассуждает
о сокровенных вопросах веры. Слово «Бог» из его уст можно услышать
разве что в церковной проповеди, но почти никогда в обычном
разговоре.
Однако он действительно притягивает к себе людей, верующих и неверующих,
и с ним связано множество обращений. Видимо, это объясняется просто
воздействием его личности. Вера составляет всю его жизнь, он во всем
верен тому, что проповедует, он сам — образ христианина в каждом
жесте, взгляде, поступке. При всем том он совершенно естественен,
свободен, открыт ко всем бедам, проблемам, горестям людей. Познания
его широки и разнообразны, и люди самых разных специальностей
с увлечением беседуют с ним на профессиональные темы. И потому
к нему тянутся, в него всматриваются, он сам как явление невольно
заставляет людей размышлять о той силе, которая питает его огромную
энергию. Поняв, что сила эта есть его вера, они начинают относиться
к религии с уважением, даже ее не принимая.
Поэтому то, что рассказывает об о. Александре А. Дубров, неверно
по существу. Таких журфиксов, какие бывали в некоторых московских
домах, не только никогда у о. Александра не было, их не могло
быть.
Много лет назад, когда он был моложе, он, со свойственным ему радушием
и доступностью, принимал в своем доме довольно много гостей, но
со временем ему приходилось все больше ограничивать свое гостеприимство
ради нужд пастырской и богословской работы. И опять-таки отношения
с органами госбезопасности тут не при чем. Никто никогда не требовал
от него, как то утверждает автор статьи, прекращения пастырской
работы среди молодежи.
А. Дубров касается в своей статье и отношения о. Александра
к политике. Он пишет: «Он поддерживает теорию (широко распространенную
среди религиозных людей в Советском Союзе) о том, что любая политическая
деятельность, даже борьба за права человека, — это бессмысленная
трата времени».
Но это также не отражает действительности. О. Александр Мень
— священник по профессии и призванию, а дело священника
— заниматься духовной жизнью людей. Но это отнюдь не означает,
что он безразличен к каким-либо сторонам человеческой жизни,
в частности, что он противник политической деятельности, и
уж конечно он не считает борьбу за права человека бессмысленной
тратой времени.
И разве духовная жизнь — не одно из важнейших прав человека?
/354\
Выходит, он только и делает, что способствует осуществлению на
деле тех прав человека, которые относятся к сфере его профессии.
Стоит упомянуть об особом проповедническом даре о. Александра.
Каждая его проповедь — настоящее событие для его паствы, потому
что у слушателей, как правило, возникает ощущение, что сегодня он
говорит лично о них, обращается к каждому по его личному поводу.
Задевают они ум и сердце одновременно и старых малограмотных крестьянок,
и молодых интеллектуалов, приезжающих из Москвы. Как он достигает
такой силы воздействия при всей видимой простоте средств, остается
тайной.
Об о. Александре, вероятно, много еще будут говорить и писать.
Уже были попытки поставить два фильма (о любви и о спорте),
где о. Александр импровизированно отвечал на вопросы, связанные
с темами фильмов. Возможно, будут когда-нибудь пытаться рассказать
о нем средствами кино. Ему посвящают передачи зарубежные радиостанции.
Но надо следить за тем, чтобы информация о нем не превращалась в дезинформацию.
С глубоким уважением.
Сергей Малов.
ГОД 1975
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Если это называется «умственным оцепенением», то я уже ничего
не могу сказать… Написали Вы ему еще лучше, чем в прошлый раз, а
тема была — труднее. И собеседник-то Ваш — не прост*.
Он очень хороший человек, но в нем очень много (пока!) от естествоиспытателя.
В нем что-то западное (в плохом см[ысле], т. е. — много
на уровне «идеологии«'). Но он стремится выбраться из этого.
А насчет «фарша» идей в Вашей голове — то это (поверьте — со
стороны виднее!) совсем не так. У Вас достаточно работает голова,
чтобы не быть матрешкой (я-то это знаю!). На сем смолкаю и
жду.
Сегодня грустный день. Хоронил своего хорошего знакомого о.
Алексея Осипова (из Академии. Единственный там по-настоящему серьезный
и близкий мне человек сейчас).
Ваш пр. АМ.
февраль 75
* Один наш общий знакомый, считавший себя
агностиком, предложил мне вести с ним переписку на философско-религиозные
темы.
/355\
А вот еще одно письмо о. Александра, на этот раз к французскому
библеисту о. Андре Фейе, одно из тех, которые мне довелось переводить:
Москва 26/V-75
Дорогой отец!
Бесконечно признателен за присланный через о. Рошко*
и его друзей Synopse**, Это поистине шедевр научного
трудолюбия. Уверен, что он уже стал классическим в своем роде. Такая
книга должна быть настольной, поэтому я взял на себя смелость просить
о. Рошко о ее присылке.
Теперь я имею эту книгу и благодарю Вас. Ее применение может
быть весьма многообразным: для библейских исследований, для проповеди,
для подготовки дальнейших общедоступных работ по Евангелию. Последнее
сейчас особенно мне кажется важным.
Те перемены в области критики и в понимании Inspiration***,
которые стали теперь фактом, нуждаются в ясном изложении для
не-богословов (это непосредственный предмет моих занятий). Надеюсь,
что Ваш и p. Benois*** огромный труд будет
этому способствовать. О деталях, если Вы не против, я напишу
впоследствии, когда познакомлюсь с книгой подробнее. Мне бы хотелось
узнать и о характере работы Вашей Ecole biblique*****.
Братски во Христе.
31 марта
Вчера в воскресенье мой крестник Яша
должен был передать о. Александру о том, что я заболела. Я рассчитывала,
что он скажет об этом отцу до службы и за литургией обо мне помолятся.
В ночь на воскресенье признаки болезни разыгрались во всю, утром
температура была 38°, а на протяжении дня без видимых
причин (лекарств я не принимала, для естественного окончания болезни
было слишком рано) я стала стремительно выздоравливать. Температура
к вечеру упала до 37,5°, самочувствие стало хорошим, прекратилась
головная боль, мучившая меня уже две недели.
Более того, в те же дни прекратились внутренние мучения,
*
О. Всеволод Рошко, священник греко-римской Церкви, проживавший
в Израиле. О. Александр состоял с ним в переписке. О. Всеволод
приезжал в Москву и бывал в Новой Деревне.
** Синопсис —
сведение в одно целое или трех первых Евангелий или Четвероевангелия.
*** Боговдохновенность Св.
Писания.
**** О. Бенуа, соавтор о. Фейе.
***** Библейской школы.
/356\
сопутствовавшие моей духовной жизни с самого начала, то, о чем о.
Александр говорил: «вы проходите огненное испытание», «вы знаете
ад при жизни».
Наступил новый благодатный, радостный этап. Трудности были, но
отчаяние отступило, и основным фоном стала радость о Боге.
21 июля
Вчера о. Александр произнес потрясающую проповедь. Я слушала,
скорчившись, защищая голову руками, и мне казалось, что он хлещет нас словами,
как бичом.
— Большинство людей в нашей стране неверующие, — говорил он. —
Кто в этом виноват? Думаете, власти? Вы виноваты, вы, стоящие здесь!
Люди приходят в храм, видят и слышат вас, видят вашу низость, мелочность,
злобу и думают: это христиане? Нет, такими мы быть не хотим!
Это вы преграда между Христом и теми, кто видит в вас представителей
Его учения. Ваши близкие потому неверующие, что знают вас!
31 июля
Произошло удивительное внутреннее событие: я ощутила себя отданной
Богу, как бы приняла постриг. Но постриг особого рода, для
служения в миру. Совсем незадолго до того о. Александр говорил со
мной об этом. Он отверг для меня путь формального пострига,
но сказал, что все происходящее со мной — призыв к безоглядному
посвящению себя Богу.
В этом особом состоянии я пошла пешком из Абрамцева в Троице-Сергееву
Лавру, молясь в пути преподобному Сергию о принятии меня в
его воинство.
Проходя Семхоз, бросила в почтовый ящик о. Александра записку,
в которой просила его благословения.
Дорогая Зоя Афанасьевна!
Очень жаль, что так получилось: в субботу срочно пришлось ехать
в больницу и быть там до вечера (даже на всенощную не поехал).
В[ера] Я[ковлевна] очень плоха, и ее нельзя ни на минуту
оставлять одну в течение суток. Завтра, вероятно, выяснится
— как дальше с ней быть.
Эту неделю придется туда ездить, а в конце я хотел бы за-
/357\
брать ее домой. Так что я Вас жду в субботу к 12-ти часам, если
для Вас возможно. Спасибо большое за [Вырезано] и за все. Простите,
что заставил Вас ехать зря.
Всегда Ваш. А.
Р. S. Возвращаю с благодарностью Вам книгу. Стыдно
держать. А никак не получается открыть ее.
11 августа
Третьего дня мой духовник, которому я с изумлением говорила о не
прекращающемся столько времени благодатном состоянии, выражал опасение,
как бы мне не низвергнуться, и говорил о необходимости покаяния.
Я отвечала, что рада бы, но чувствую себя прощенной, обеленной,
чуть согрешу — тут же покаюсь, и опять мне все прощается. А
он говорил, что покаяние необходимо.
И вот вчера произошла ужасная ссора с родным братом. На фоне непрерывных
даров свыше так безобразно согрешить! Благодать не переродила меня,
я та же, что была.
Но я поняла, что это согрешение и последовавшее сильнейшее раскаяние
— тоже дар от Бога по молитве о. Александра.
20 августа
Вчера на Преображение о. Александр произнес замечательную проповедь
о Свете, где все говорило моему уже знающему сердцу, и о словах
праздничного тропаря: «Яко можахом». Видеть этот Свет можно сердцем,
но по-разному, «яко можахом», то есть насколько можем. Зависит это
от нашей чистоты, прозрачности, ясности.
Он говорил, что для этого нужно воздержание, внутренняя тишина,
незамутненность страстями. Тогда в нас проникает Свет Христов и
мы видим невидимое.
21 августа
Очень верующий человек представляется мне совсем не угрюмым изможденным
аскетом (хотя я ценю аскезу как средство укрепления — а не
ослабления! — и духа и тела человека). В моих глазах это человек
здоровый, бодрый, деятельный, спокойный и уравновешенный, очень
светлый и радостный, тесно связанный с миром, от которого он, однако,
свободен изнутри.
Он часто улыбается, подает руку с открытой ладонью, смот-
/358\
рит в глаза доверчиво и доброжелательно.
Он перемежает периоды созерцания и ухода в себя (в Бога!) с пристальным
вниманием к окружающему, покой и мир сочетает с активностью.
На него приятно смотреть, и к нему тянутся за сокровищем, которым
он обладает, а он охотно им делится.
Кажется, вышел портрет о. Александра. Но и о. Станислава, и о.
Тавриона из Спасо-Преображенской пустыни под Елгавой.
16 сентября
В пятницу были именины о. Александра. Мне весь день было хорошо,
я чувствовала себя в храме и у него дома, как рыба в воде,
была счастлива.
А через день состоялась свадьба его дочери. О. Александр сам
венчал Лялю с Володей. Тот же храм и тот же дом и отчасти те же
люди.
Среди всеобщей радости мне почему-то стало так плохо, что я вышла
из комнаты, тихонько оделась и уехала домой. Что случилось?
28 октября
Вчера поздно вечером, возвращаясь в электричке от о. Александра,
я продолжала читать «Откровения бл. Анджелы», книгу, переведенную
Карсавиным и изданную в 1918 г. Это был первый выпуск задуманной
им «Библиотеки мистиков». Книгу эту без всякой моей просьбы мне
принесли за два дня до того. Я восприняла прочитанное как весть
от Бога.
Вчера мы говорили обо всем этом с о. Александром. Я очень недоумевала
по поводу бесчисленных совпадений записей о моей внутренней жизни
с бл. Анджелой. То — святая, а то — я. Батюшка
отвечал, что все дело тут в любви Бога к людям и в их ответной любви,
а не в их качествах. Мой случай — подтверждение этой
близости Бога к нам, Его готовности каждому открыть Свои объятия.
19 ноября
Господи, я все время ощущаю Твою поддержку. И в том… и в том… и
в том, что рядом чувствую о. Александра. Его совет и молитва
всегда со мной.
/359\
2 декабря
Господь говорит: «Царство Небесное подобно закваске, которую женщина,
взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все».
Что же все-таки закваска?
Я хорошо знаю человека, которого безошибочно можно назвать закваской.
Это мой духовник. Он — сильная, характерная индивидуальность и вместе
с тем — орудие Божия Промысла. Я не знаю, какая химия
внутренних процессов превратила его в закваску. По всем признакам
предназначение проявилось в нем уже с младенчества. Но думаю,
что закваской его все же сделало активное соединение его воли с
волей Божией.
Если соединение это истинное, возникают новые молекулы качественно
нового вещества. Первоначальная проницаемость души для действия
Св. Духа в какой-то момент придает ей способность вступать в таинственное
соединение с другими душами, с другими сердцами. Это совсем не похоже
на расхристанность души под действием алкоголя. Такой человек-закваска
может быть сдержан в общении, он целомудрен, умеет воздействовать
на чужую душу, совсем не изливаясь в откровенностях.
Не всегда понятно, как человек-закваска действует. Просто попадаешь
в поле его излучения и чувствуешь, что в тебе что-то меняется.
В этом излучении есть и святость, и любовь, и свет. Более того,
в нем действует сам Христос — и в мире от этого происходят величайшие
изменения.
Быть христианином и значит стать такой закваской. В Нагорной проповеди
закваска называется солью, но это одно и то же требование к нам.
А без этого мы не христиане вовсе. Я лично знаю только трех таких
людей, все трое священники: о. Александр, о. Станислав и о. Таврион.
А мы все — лишь тесто, чуть-чуть начинающее подыматься,
мы еще не христиане в истинном смысле слова.
/360\
|
