|
Зоя Масленикова
К оглавлению
Номер страницы после текста на ней.
Год 1980
15 февраля
Сретенье
Не писала больше двух месяцев! Причин несколько. Болела, попала
в больницу. Очень загружена была редактированием заново написанной
книги о. Александра «Таинство, Слово, образ» о церковной жизни (на
основе его старого труда «Небо на земле»). Делала переводы для его
новой книги об апостолах. И наконец непосредственное общение с ним.
Никогда прежде мы так много не общались. Раньше надо было к нему
пробиваться, теперь он сам проявляет инициативу. Отношения очень
глубокие. Он как бы сделал меня свидетелем и соучастником своей
жизни. Еще я стала учить его французскому —
он занимается увлеченно.
В основном наше общение происходит по пути к его дому из деревни,
чаще вечером. В конце всенощной я ловлю такси на шоссе, мы
едем до станции, потом разговариваем или занимаемся французским
в электричке. Еще минут десять медленно идем по дорожке и стоим
на прощанье у поворота на короткую тропинку, ведущую к его
дому.
Чем лучше его узнаю, тем больше изумляюсь. Прежде всего полноте
и органичности жизни в Боге, естественности посвящения, открытости
ко всему на свете, чистоте и терпению. Как будто в нем слились воедино
две заповеди — о любви к Богу и к людям. При этом он прост, всегда
весел, мужествен в самых трудных обстоятельствах и надежен, как
скала. Дух его необычайно живой, творческий, подвижный. Он всегда
новый, никогда не повторяется и все же неизменен.
Я догадываюсь, что он все делает во славу Божию и что он —
Божий избранник.
Кроме того я не встречала людей умней и одареннее. Правда, был
еще Пастернак — они во многом похожи, — но такой самоотверженности,
доступности, безотказного служения людям в Борисе Леонидовиче
все же не было.
/459\
Религиозный гений — если такие бывают — вот что такое о. Александр.
Если бы я видела его пять минут в неделю, он уже насыщал бы меня
мыслями, энергией, верой, светом. А я общаюсь много, часто
— и просто погружена в богатство бытия.
Стараюсь быть полезной, практически почти все мое время отдается
ему в помощь. Он служит Богу, я впрягаюсь в упряжку и тяну,
сколько есть сил.
Но сейчас над его головой сгущаются тучи. Помимо общей мрачной
обстановки, ему тайно роет яму настоятель. Человек это ничтожный
и двуличный. Прячась за спиной регентши О. и хористки
3., он побуждает их собирать по деревне подписи под клеветническими
и глупыми обвинениями против о. Александра. Вроде того, что он хочет
создать не то греческую, не то еврейскую церковь. Настоятель вступил
в конфликт со старостой Ольгой Васильевной, поддерживающей
батюшку, и убрал ее с помощью тех двух интриганок. А они поклялись
вслед за старостой разделаться и с о. Александром. Их ненависть
к нему чисто сатанинского происхождения, для нее нет ни малейших
реальных оснований.
12-го февраля исполнилось 10 лет его служения в Новой Деревне.
Эта дата была ознаменована собранием церковной «двадцатки», передавшей
обязанности старосты ставленице горисполкома. Кстати, она поразительно
похожа на 3., видимо, ее родственница. А 3. ввели не только
в состав «двадцатки», но и в ревизионную комиссию, в силу чего
теперь она получила власть.
По просьбе о. Александра я сходила в соседнюю деревню Братовщину
и навела справки в местной церкви.
Кажется, есть всякий смысл перейти ему туда. Но для отца на первом
месте воля Божия, и он решил ради паствы терпеть, пока
не убедится, в чем эта воля. Боится, что там могут возникнуть новые
препятствия в работе с людьми.
Терпение у него неимоверное. Недавно он заболел. У него есть что-то
вроде кисты, и она воспалилась. Боль была адская, температура поднялась
под 40 градусов, а он служил и еще поехал в Москву на требы.
Всю ночь горел, от боли не мог сомкнуть глаз и, чтоб не терять времени,
работал над библиографией к новой книге.
Утром жена вызвала скорую помощь, его увезли в загорскую больницу,
вскрыли кисту, хотели оставить лечиться, а он
/460\
ушел из больницы и один добрался домой. А на следующий день опять
служил. Сказал, что не приедет, если только не сможет дойти
до двери.
А кажется нет человека мягче, нежнее, сострадательней. К другим,
но не к себе.
Сколько я упустила, не записывая! Но не было ни минуты свободной,
даже в больнице, куда я взяла с собой работу. Кстати, из больницы
меня извлек о. Александр. Мне там сильно навредили, я описала ему
в юмористическом тоне свои злоключения. Он мгновенно прислал
ответ с настоятельным советом немедленно выписываться и ехать в
Новую Деревню, что я и сделала и стала быстро поправляться.
Приходят новые люди, возвращаются старые. Вот сегодня был В. Когда-то
он прошел через наркоманию и алкоголизм, вера спасла его, он
женился, все шло хорошо, а года три назад сорвался, стал пить и
пошел ко дну. О. Александр вложил в него много сил, и
вот он выкарабкался. Говорит о том периоде, как о страшном
сне. Он очень замкнут, а тут разговорился. Уезжая домой, батюшка
зашел на минутку и очень обрадовался, увидев у меня В.,
да еще в таком хорошем состоянии.
18 февраля
Чистый понедельник
Вчера в Прощеное воскресенье испытывала нежелание просить прощения
у настоятеля. Когда он читал проповедь, я мысленно обличала его
в двуличии: говорит о любви, а сам копает под собрата. Молча поцеловала
крест в его руке. А батюшке, который стоял с ним рядом, поклонилась
в пояс, попросила у него прощения (он тоже попросил) и поцеловала
ему руку, что делаю только дважды в году: в Прощеное воскресенье
и в Страстную пятницу. Так он сам поставил дело с самого начала.
Если бы настоятель раскаялся и перестал поддерживать заклятых врагов
о. Александра, я бы его охотно простила. Но так? Просить прощения
за гадости, которые он делает самому светлому, терпеливому и самоотверженному
своему собрату? Своим врагам легче простить.
28 февраля
Много общалась с о. Александром. Навалилась работа: последний этап
книги «Таинство, Слово, образ».
/461\
Переживаю искушение с А. Р., той самой, которая так бесцеремонно
вела себя во время болезни о. Александра. Летом она много раз приходила
в мой дом, когда там бывал о. Александр, со мной не здоровалась,
не прощалась, в упор меня не замечала, ела, пила и уходила
непременно с ним, хотя нуждающихся в его беседе всегда хватает.
И вот на днях он приглашает меня к себе и зовет А. Р.
У нее в руках беловик книги «Таинство, Слово, образ». Оказывается,
о. Александр включил ее в редакционную работу!
Я предложила: пусть А. Р. и Е. Б. работают
без меня, у семи нянек дитя без глазу. Но отца это не устраивает.
Говорит, что мы с ним делаем книгу, ее «фактуру», а они пусть занимаются
внешним оформлением.
Позже о. Александр объяснил, что включил ее из жалости — из-за
своего характера она несчастнейший человек, и, по его словам, ее
заносчивость лишь маска. Они с мужем давно подали документы на выезд
в Израиль, но им отказывают, и она на грани нервного срыва.
А с ней и ему очень трудно.
Когда просмотрела отцовские поправки, которые А. Р. вписала
в беловик, набралось восемь страниц ошибок (я их выписываю
отдельно и потом согласовываю с батюшкой). У Е. Б. бывало гораздо
меньше.
Но я хочу быть солидарной с о. Александром в его трудах и заботах.
Попытаюсь терпеть.
На исповеди батюшка сказал мне нечто чрезвычайно важное. Это было
одно слово: равновесие. Равновесие между стремлением исполнять заповеди
любви: с одной стороны, к Богу, с другой — к ближним. А это значит
между молитвой и общением, созерцанием и деятельностью.
11 марта
С книгой, в работу над которой включилась А. Р., было
много всякой путаницы и серьезных промахов. Совсем недавно обнаружила,
что целиком исчезло все о молитве, и теперь придется делать большие
вставки.
В воскресенье 9-го о. Александр пришел минут на сорок, просмотрел
мои соображения о приложениях к ТСО, почитал мой дневник. В
этот день и утром на литургии, и вечером на пассии говорил
потрясающие вдохновенные проповеди.
Провожая его домой, рассказала ему в вагоне о новом искушении.
Во время всенощной с выносом креста как бы спала
/462\
пелена с глаз и открылась вся условность, игрушечность церковных
обрядов, искусственность годового цикла, который, буксуя на месте,
совершает один и тот же круг каждый год. И возник протест: что я
тут в деревне делаю, зачем так нелепо строю жизнь!
Он говорил о византийском наследии в нашей церковной жизни, о ее
статичности и пышности, перегруженности многим, что смертвело, и
сравнивал с динамичностью Запада, идущего с современным сознанием
в ногу и даже впереди его!
Этим он и объяснил мое искушение, а сомнения в правильности моего
образа жизни счел следствием и от них отмахнулся.
Я еще сказала, что поначалу желание присутствовать как можно чаще
на службах было непосредственным. Теперь же я хожу в церковь по
привычке, даже тогда, когда не хочется, а это отнимает уйму времени
и сил.
Он отвечал, что все же надо ходить, хоть ненадолго, это освящает
остальную жизнь, вносит в ее однообразие иные интонации.
— И ведь все-таки каждый раз из богослужения что-то
выносишь, — сказали мы оба в один голос.
— Я недостаточно умна, чтобы распорядиться собой с пользой
для дела, — говорила я ему. — Вам иногда отдают деньги, чтобы Вы
употребили их на помощь нуждающимся. У меня денег нет, но есть время
и силы, и я хочу отдать их вам, чтобы вы распорядились
ими как лучше.
Он весь светился.
— Лады? — нарочито прозаично спросила я.
Он, улыбаясь, снова и снова клал свои руки одну поверх другой и
не сразу ответил:
— Лады.
— Ну, а теперь давайте французским заниматься, — сказала
я.
И опять мы стояли у его дома и он делился со мной всем, что его
сейчас волнует в связи с общей обстановкой.
Чуть не забыла записать. На днях, когда он был у меня, о.
Александр сделал свое устное завещание на случай ареста или смерти.
В случае ареста никаких демонстраций, писем к патриарху (письмо
об узнике к узнику, — сказал он), делать то, что реально может помочь,
оставаться на своих местах и продолжать
/463\
делать дело.
— Что бы меня порадовало, если бы я умер и оттуда следил за происходящим?
Только одно: чтобы дело продолжалось.
21 апреля
Во вторник на Страстной, первого апреля, о. Александра вызвали
на Лубянку. Об этом никто, кроме домашних, не знал, потому что был неслужебный
день, а вызов он получил только накануне. Он приехал в Новую Деревню с утра, почистил
свой кабинет на случай обыска и бумаги, которые могли бы интересовать органы,
в несколько приемов перенес ко мне.
Уходя на допрос, сделал распоряжения на тот случай, если не вернется,
и попросил стать на молитву в три часа, когда ему было назначено
явиться в КГБ. Через два часа он вдруг ясно представился мне сидящим
на стуле перед письменным столом следователя. С двух сторон
подошли и встали вплотную к нему два ангела. Мое молитвенное напряжение
перешло в ликование и благодарность. В одиннадцатом часу вечера,
как мы условились, я позвонила ему с переговорной в Пушкино.
Он только что вернулся. Все действительно сошло благополучно.
Когда мы увиделись, он рассказал, как там все происходило. Угрозы
со стороны следователя и опасность нарастали по восходящей,
около пяти часов напряжение достигло высшей точки, а потом
произошел непонятный поворот, ситуация вдруг разрядилась, допрос
велся уже все спокойней, и, наконец, его отпустили.
Но 17-го апреля о. Александра снова вызывали на допрос.
1 мая
Только что закончила 25 страниц комментариев ко второй половине
Деяний, к Посланию ап. Иакова и Первому Посланию ап. Петра,
которые оставил мне о. Александр, уезжая в Смоленск на четыре дня.
После напряженной работы гудит голова. Борюсь с тревогой. Даша впервые
готовится поступать в Университет, и нужны огромные деньги
не только, чтобы содержать ее, но и на учителей. А тут в связи с
летом кончаются уроки, да и сейчас их мало. На перевод для заработка
не остается времени и сил из-за работы над комментариями. Редактирование
легче сочетать с уроками, чем с переводом. Господи, пошли уроки!
/464\
29 мая
Каюсь, из-за безденежья опять думала о Москве. Но ведь и отдохнуть
летом необходимо. Господи, помоги наладить заработок! Невозможно
же брать деньги у о. Александра. Уже в третий раз за короткое
время он дает мне немалые суммы из своего небогатого кармана.
30 мая
Сегодня ожидаю о. Александра. Это будет его первый приход после
моего переезда на летнее местожительство и последний перед отъездом
в отпуск.
Помоги мне, Господи, ничем его не огорчить.
2 июня
Поезд с о. Александром уже идет по моей родной крымской земле.
В последние два дня перед отъездом мы провели по нескольку
часов вместе. Опять он был свободен и очень откровенен со мной.
Объяснил, почему особенно устал в этом году. Втянул меня в новую
совместную с ним работу в необычном для нас жанре. Это перевод замечательного
романа Грэма Грина «Сила и слава».
Уезжая, оставил набросанный им на скорую руку черновик перевода
начальных глав. А сам на отдыхе будет переделывать комментарии
к Новому Завету по моим замечаниям.
10 июня
Тихий день в уединении на даче. Переводила Грина. И вдруг перед
открытыми глазами возникло море. Чистый песок, акварельные холмистые
берега. Огромная тенистая маслина с седыми листьями на выходе
с пляжа.
Почти безлюдно. Прозрачная синяя вода с холодными медузами. О. Александр
в темных очках сидит на песке, вытянув ноги к морю, откинувшись
корпусом назад и опершись на свои крепкие загорелые руки. Смотрит
вдаль. Потом встает, осторожно ступая босыми ногами, входит в воду
и плывет брассом к рыбацким сетям, развешанным между шестами. На
песке остались сумка, купальное полотенце, серенькая рубашка, книга.
Ощущение, что сама выкупалась в море.
Ладно, хватит! Наверно, он вспомнил и помолился обо мне, потому
так ярко и вспыхнула эта картина.
Вдали прошел белый катер.
/465\
Нет, надо отключиться, это не дело. По голубой воде пляшут солнечные
блестки. На кромке воды, как валки скошенной травы, лежат бурые
водоросли. Волны лениво лижут гальку. Хватит же! Как я люблю мою
родную землю! И так редко удается там бывать. Две недели прошлым
летом, месяц — семь лет назад. Перед тем еще шесть лет перерыва…
12 июня
Сегодня закончила часть перевода, оставленную о. Александром. Ты
видишь, Господи, приходится все делать с кожей. Я посвящаю
эту работу Тебе — дай способностей и терпения довести ее до конца,
она нужна. Прости мне все мысленные укоры о. Александру за его языковые
промахи. Он взялся за почти непосильное ему дело. Но это Твое дело,
а сделать его, кроме нас с ним, по-видимому, больше некому.
16 июля
2-го июля вернулся из отпуска о. Александр — бодрый, веселый,
отдохнувший. Сходу началось интенсивное общение и совместная работа.
В связи с арестом и публичным покаянием о. Дмитрия Дудко его приход
практически развалился и о. Александр остался единственным
активным священником свободного, открытого направления. На него
и на нас ложится ответственность за судьбу христианского
возрождения российской интеллигенции.
Господи, дай ему простоту ребенка и мудрость змеи, помоги выполнить
эту трудную миссию. Пошли хороших помощников и соратников. И мне
дай сил и стойкости в этом служении Твоему делу.
В прошлую пятницу мы провели с отцом вместе шесть часов (нечто
небывалое при его бюджете времени) и ни минуты не потратили
зря. Обсуждали приходские дела, занимались переводом, французским.
Он завалил меня редактурой. За два дня просмотрела сорок пять страниц
правленных им по моим замечаниям комментариев к Деяниям и соборным
посланиям, а еще лежит библиография к VI тому и предстоит кончать
мой собственный перевод (для денег). Мне весело и хорошо жить такой
насыщенной жизнью.
9 сентября
В четвертый раз перебралась в свой зимний дом.
/466\
Сделаны комментарии — огромная работа. Даже непонятно, как мы управились
за такой срок.
15 сентября
Все эти дни походили на непрерывный бег. Сейчас пытаюсь отдышаться.
12-го были именины о. Александра. У меня устроили стол, весь день
гости, несколько часов батюшка провел с нами.
7 октября
Вчера о. Александр был «подарочный» — домашний, неторопливый. Принес
картошки, пообедал у меня, потом мы походили по продовольственным
магазинам.
Рассказывал об одной вчерашней встрече. Умер биолог, с которым
старшеклассником он ходил в кружок П. П. Смолина. Кажется, с тех пор
и не виделись. С вдовой его он не был знаком, но она слышала об о. Александре
и попросила его отслужить панихиду и устроить поминки.
Пришло человек пятнадцать коллег покойного, неверующих и батюшке
не знакомых. В середине дня он отслужил для них в храме торжественную
панихиду. Столик с «кануном» установил в царских вратах, потом
сказал им речь. Поминки были устроены в церковном домике.
Его засыпали вопросами, и он подробно отвечал. О его неожиданном
для многих переходе от охотоведения к священству среди коллег
ходили всякие легенды, вроде того, что он теперь в золоте купается.
Он даже изложил им свое кредо. Видимо, встреча эта была дня него
важна, и он остался ею доволен.
Хотя от него всегда идет свет и он заряжает людей чем-то высшим,
но часто, при всей непринужденности поведения, в нем чувствуется
напряженное волевое усилие. А вчера исчезло собранное самосознающее
начало, он был сама естественность и простота.
27 октября
Идет редактирование (в последний раз) VI тома. В разгаре совместная
с отцом работа над переводом Грина. Люди, люди, люди… Нередко приезжают
целыми семьями.
Из-за отпуска настоятеля о. Александр весь месяц бывал тут почти
ежедневно, и мы много общались.
Вчера, в воскресенье, с небывалой остротой ощутила любовь
/467\
к России. Чувство это пронизано сильнейшей жалостью. Народ нравственно
болен, пьет, погибает — и все же есть, несомненно есть в нем нечто
смиренно-высокое, какая-то не сознающая себя святость рядом
с этой ужасной деградацией.
В храме я вдруг почувствовала себя в Православии, как в хранилище
драгоценных свойств русской души. Я испытываю живую, до слез,
нежность к этим терпеливым невежественным крестьянкам, так тянущимся
ко Христу.
Народ или погибнет, сопьется, развратится от бесперспективности,
или же сохранит и взрастит нечто насущно необходимое для всего мира:
смиренную жертвенную веру.
3 ноября
В субботу я провожала о. Александра домой. В электричке не оказалось
свободных мест. Заниматься французским было невозможно, мы шутили,
а потом он вдруг рассказал свой сон.
Ему очень редко снятся связные сны, а этот приснился дня за три,
и он его запомнил.
Сон символический. Настоящий «Сталкер», — сказал он, имея в виду
фильм Тарковского, который смотрел с полгода назад.
— Я пробираюсь по каким-то бесконечным коридорам, тону в болоте,
лезу через зал, наполненный навозом, и так далее. Но конец
хороший, победный. Я добираюсь куда-то, где стоит золотая статуя
мальчика. Я что-то такое делаю, и он открывает глаза.
Дай Бог. Тем более, что накануне он говорил, что потерял
всякий интерес к еще не выпущенному VI тому и вообще к своим прежним
писаниям.
— Быстро падает умственный уровень людей. Новое поколение
неспособно читать толстые книги, как ни старайся я писать упрощенно.
И в самом деле, зачем им знать, как думали и верили индусы,
пробираться сквозь все эти дебри? Надо писать еще проще и гораздо
короче.
— Но это очень трудно, если не в ущерб содержанию, — сказала
я.
Он так посмотрел на меня, как если б я ему бросила перчатку, а
он принял вызов.
3 декабря
Сегодня, правя VI том, случайно наткнулась на ошибку в
/468\
ссылке на Св. Писание. Это после того, как при первой правке я сверила
все цитаты, а потом правили Е. Б. и А. Р.! О. Александр
все говорит мне: вы следите за смыслом, мелочи они проверят. Но
ведь таких ляпов в книге сколько угодно может оказаться! А
оригинал с моей первой правкой застрял у Е. Б., и я всю
работу делаю по второму разу.
5 декабря
После литургии ко мне пришла Н., пережившая ужасную утрату.
Рассказала, что три недели лежала в больнице. Вижу, передо мной
совсем другой человек. Оказалось, за два дня до больницы получила
ответ о. Александра на свое письмо. Ответ был суровый: «Вы
должны сказать себе, что были недостойны того, что имели, и Бог
у вас это отнял», — так она выразила суть его письма.
Сначала она расстроилась: мол, не понимает он меня. Но в больнице
перечитывала это письмо ежедневно, думала и поняла его правоту и
свои ошибки. И вышла с желанием измениться, служить людям, с доверием
к Богу, с благодарностью к окружающим.
Мы с ней даже придумали для нее способ серьезно помогать о. Александру
в его литературной работе.
Вечером я провожала отца до Москвы. Рассказала о разговоре с Н. Про
свое письмо ей сказал:
— Я всякие подходы пробовал, ничего не получалось, и я решился
на шоковый прием.
В поезде, переводя с французского, дурачились, и даже обсуждая
бесконечные приходские дела, мы смеялись. Напали на одну удачную
мысль по поводу диафильма о Туринской плащанице, над которым он
работает.
8 декабря
6-го декабря на исповеди о. Александр говорил мне о справедливости,
о том, что она непременно должна уравновешивать отношения. Иначе
люди привыкают к жертвам, принимают их как должное, а им это неполезно.
— Если человек, едва с вами познакомившись, начинает
относиться к вам восторженно, пылать любовью, будьте настороже.
Тут что-то не то. Потому что нет оснований, и это несправедливо.
Я посетовала, что не хватает ума правильно строить отно-
/469\
шения с людьми.
— Мудрость породила и веру, и надежду, и любовь, — сказал он. —
А что ее не хватает, так об этом молитесь. Просите Бога дать
вам мудрость.
29 декабря
У художницы И., у которой я гостила в Киеве, есть родственница
за рубежом, адептка «Christian Science». Она прислала И. английское
«евангелие» Мэри Бэкер, основоположницы этой «Science», и И.
в простоте душевной попросила меня перевести ей толстый том! Я ничего
о «Christian Science» не знала, и о. Александр дал мне трилогию
Стефана Цвейга, одна из частей которой посвящена Мэри Бэкер, а также
русский перевод этой самой книги. Пришлось разобраться, чтобы разъяснить
дело художнице, увлекшейся «сайенс», потому что родственница ее
исцелилась этим методом.
Третьего дня была в гостях у о. Александра вместе с одной супружеской
парой. Он накормил нас, а потом показал свой слайд-фильм о Христе
«Свет миру». Пока он беседовал с гостями, я делала в его кабинете
выписки из Тейара де Шардена*.
Дом у него стал очень уютным. Полно книг, картин, скульптур, всякая
радиотехника. Ощутила, как полнокровно, насыщенно, празднично он
живет.
* Составляла по французскому десятитомнику
библиографию его трудов. О. Александр готовил для издательства
«Жизнь с Богом» сборник русских переводов (в том числе моих) из
о. Тейара.
|
