Лекция Прочитана 1 апреля 1989 г.
в ДК "Красная Пресня"
Четыредесятница - это традиция, которая идет из очень глубокой
древности. Она включает в себя и древнерусские
обычаи, в какой-то степени связана даже с дохристианскими традициями.
В какой-то степени она связана с периодом подготовки к крещению
в древней церкви, то есть это целая сумма, огромный свод опыта многовекового,
двухтысячелетнего пути Церкви. И каждый человек, цивилизованный
и культурный, должен иметь представление об этом.
Мне хотелось бы вас познакомить именно с тем, что сегодня
здесь, в Москве, в нашей стране и во всем мире совершается в православных
храмах, в православной традиции. Для нас, для всех слово "пост"
в первую очередь связывается с определенным воздержанием от некоторых
видов пищи. Hо Пост этим не исчерпывается, и я хочу на этом остановиться.
Человек -
существо очень сложное. Он не является ни хищником, ни травоядным
существом, и он не запрограммирован на определенный
вид пищи. Поэтому, переключаясь то на растительную, то на
животную пищу, он всегда испытывает некоторую перестройку
организма. Это было важным фактором в процессе эволюции
человеческого организма, это было важным фактором в истории
культуры. Hо по мере того как человек стал развиваться интеллектуально
и духовно, перед ним встала проблема: а не является
ли чем-то недолжным, чем-то чуждым для него вот это питание
трупами животных, вот это хищническое истребление других жизней.
И многие учения, особенно индийские, полностью отказались
от пищи, которую мы берем у убитого животного. В других регионах
были особые виды живых существ, которые табуировались,
то есть запрещались в пищу. Это тоже был элемент какого-то воздержания.
Меня нередко спрашивают, а почему в Евангелии нет ахимсы, не провозглашен
индийский принцип неубиения. Разумеется, я не могу,
и никто из богословов и служителей Церкви не может точно и адекватно
сказать, почему. Hо нет заповеди такой, что человек не имеет права
на жизнь живых существ.
Сказано в Писанин, что блажен тот, кто "и скоты милует", то сеть
кто относится милосердно к животным. Hо жертвенная кровь животных
для человека сохраняется потому, что на определенном уровне
цивилизации человек еше не в состоянии обеспечить себе пищу без
животных.
Если бы сейчас весь земной шар пошел по пути, по которому
идет индийский народ, исповедники индуизма, я боюсь, что это создало
бы острейшие проблемы голода на всей земле: миллионы
людей и так голодают. Если бы они лишили себя и этой формы
пищи, вероятно, голод стал бы еще более угрожающим и тяжким. Это
только мой аргумент и предположение, но заповеди такой нет.
Как говорил один из выдающихся наших современных богословов митрополит
Антоний Блюм Сурожский, человек хотя бы в какие-то периоды года
должен подняться над своим хищничеством, и, поверьте, что в этот
период человек чувствует это не только на своем теле, но и на душе.
Я по себе знаю, когда начинаешь воздерживаться от животной
пищи, тело становится как-то легче.
Есть какие-то изменения, которые помогают
духовной жизни. Дело в том, что принятие пищи, это, друзья мои,
есть причастие, причастие плода природы, что бы вы ни ели: хлеб
- это плоть зерна, любая пища, приготовленная из растения,
- это плоть этого растения, плоть животных, рыб, птиц, зверей.
Мы причащаемся природе через пищу, и природа входит в нас.
Все, что мы нарастили себе, начиная с детства, на нашем теле,
это взято из природы, заимствовано из нее в буквальном, прямом смысле.
Она живет в нас. Hо, кто знает, если мы едим убитое существо, не
входят ли в нас его страдание, его страх, его мука? Вопрос очень
непростой.
Во всяком случае воздержание, хотя бы временное, от этих несовершенных
видов пищи, дело, несомненно, благое. Я не врач, и поэтому я не
буду сейчас распространяться здесь на тему, какую пользу для
организма может принести временный отказ от скоромной пищи. Об этом,
кстати, теперь стали у нас писать даже в широкой прессе,
об этом много писали диетологи, специалисты по голоданию.
Да, действительно, когда четыре раза в году
человек, соблюдающий правило православной церкви, воздерживался
на определенное время от мясной пищи, он был в выигрыше физически
- несомненно; но он был и в выигрыше морально, потому что всякое
воздержание есть усилие нашего внутреннего духовного
организма. Понимаете, каждый раз, когда мы говорим себе "нет",
мы крепнем, и каждый раз, когда мы поддастся какому-то влечению,
мы можем ослабевать.
Кроме того, есть еще одна польза от поста: очень часто, читая книгу,
размышляя, беседуя, а кто умеет - созерцая и молясь, мы стоим перед
Вечным. Hо в быту, в повседневности, мы об этом забываем,
и начинаем жить так, как будто мы отдалились от самой передней
реальности. И вот, когда церковное правило вторгается
в наш быт, когда приходится думать, а что тебе купить, а что
тебе приготовить, - это как бы невольное напоминание в быту
о постоянно идущем церковном священном годовом круге. Это
вечность стучится к нам в Церковь, напоминая о главном, Итак,
четыредесятница - сорокадневный Великой пост, который
потом завершается Страстной неделей. До революции в это время закрывались
театры, увеселительные учреждения, люди старались как-то
собраться, посерьезнеть, обдумать свою жизнь - это тоже очень полезный
момент, я бы сказал, уникальный в году.
Откуда же возник этот обычай? Когда в древней Церкви крестились
люди преимущественно во взрослом возрасте, к крещению серьезно
и долго готовились. Иногда год, бывало, что и два. Hо наиболее
интенсивная, скоростная подготовкау нас ведь люди
часто приходят без всякой подготовки - она длилась семь недель.
Вот этот период - подготовки к крещению-предварял Пасху.
И в день Светлого Христова Воскресения собирались толпы новокрещаемые
шли на берег реки пруда или какого-нибудь другого водоема,
или шли к бассейнам, которые в древнем Риме и вообще в античном
мире были необходимой принадлежностью любого приличного дома, и
совершалось общее крещение. И вот печать этого торжества общецерковного
и подготовки к нему несет на себе вся четыредесятница.
Первое. В течения этих недель, вернее, вот этого периода,
старались прочитывать всю Библию, то есть практически люди в это
время почти целиком посвящали себя этой подготовке. Епископ или
потом священники уже собирали утром в храм новокрещаемых, читали
им Библию в главных своих текстах и объясняли, У нас в Храме обычай
этот сохранился. Во время Великого Поста прочитывается за богослужением
значительная часть Ветхого Заветаи все четыре Евангелия,
Далее. Человек, который хочет вступить на путь христианский,
готовится к нему покаянием. Поэтому Пост есть время покаяния, время
покаяния и воздержания, время, когда надо оглянуться.
Hо тогда вы меня спасите: хорошо, в древности готовили так
новокрещаемых, неофитов, а при чем тут мы?
Иоанн Креститель имел в виду. что даже человек, который причастен
к традиции с детства и укоторого много предков эту традицию
передавали из поколения в поколение и хранили, все равно должен
пройти через покаяние и внутреннее обновление. Для каждого
все равно наступает момент, когда он оказывается перед лицом Божиим
- а это есть высший суд.
Здесь есть аналогия с Великим постом. Даже для
тех людей, которые крещены с детства и даже ходят постоянно
в храм, всегда может и должен наступить момент, когда
они почувствуют себя как бы снова язычниками, как бы снова отторгнутыми
от Божиего света, нуждающимися в обновлении, в прощении и во внутреннем
перевороте, во внутреннем обновлении.
Слово "покайтесь", которое провозглашал Иоанн Креститель, по-гречески
в Евангелии звучит как "метаноите", то есть переверните свое
мышление,передумайте все. В наши дни это вновь становится актуальным.
Можно сказать, что это похоже на движение реки, которая
постепенно засоряется, и все уже становится ее русло, - наносы,
ил, тина, песок, - надо его очистить, чтобы вода чистая шла
дальше, - и текла в океан. Вот почему для всех
люд ей, которые находятся в рамках Церкви, и даже для тех,
кто находится близ ее ограды. Пост становится временем размышления
и покаяния.
У Поста прекрасная структура: каждое воскресенье Поста имеет
какой-то особый символический смысл. И вот я вам - многие из вас
это знают, но наверное, не все, - я вам перечислю всю эту цепочку,
которая ведется через четыредесятницу к Пасхе.
Сначала идет предпостовый период. Hачинается воскресенье,
когда читается притча о мытаре и фарисее. Воскресенье по-церковнославянски
значит "неделя". Hеделя мытаря и фарисея. С этого времени
начинается пение гимна "Покаяния отверзи ми двери, жизнодавче".
Мы уже здесь с вами слушали это пение, когда
исполнял хор, и я еще раз призываю здесь присутствующих
около семи часов вечера в любую субботу зайти в любой московских
храм, и там вы услышите, как поют этот замечательный гимн,
чудесный гимн "Покаяния отверзи ми двери, жизнодавче". В это
время в церкви гасят все огни, храм погружается
в полумрак, только горят свечи и лампады: "Податель жизни, открой
мне двери покаяния".
"Hеделя мытаря, и фарисея" связана с притчей евангельской, маленькой
новеллой, которую Господь рассказал, чтобы пояснить,
с каким чувством человек должен стоять перед Вечностью.
Вперед прошел гордый блюститель законом, благочестивый фарисей,
который соблюдал все правила, все обряды, который приносил жертву
на храм, который, разумеется, не был ни разбойником, ни
грабителем, а был благополучным праведным человеком, и он молился:
"Благодарю Тебя, Боже, что я не такой, как эти
негодяи, что чист перед Тобой".
А сзади двора стоял сборщик налогов, историй даже глаз не поднимал
и только ударял себя в грудь и повторял: "Боже, милостив буди мне,
грешному". И, как творит Господь Иисус, ушел более оправданным:
то есть ближе к Богу оказался тот, кто стоял сзади,
кто сознавал свою греховность, а не тот, кто был
уверен в своей праведность Человек, уверенный в своей праведности,
- глухой, неспособный к духовному развитию человек.
Этот род нравственного самодовольства означает остановку реки, которая
должна течь.
А вы знаете, что происходит, когда останавливается течение реки?
Она заболачивается, вода начинает гнить- то же самое происходит
в душе. Достаточно сказать себе, как фарисей, что у меня все
неплохо: я не убивал, не воровал, не грабил, и нарушал брака
- и кажется все - загораются уже нимб сверху. И
мы, как праведники, готовы предъявить Богу счет: вот у меня все
сделано, открой мне путь к счастью и благословлению.
Это ложная позиция, и она осуждается. И поэтому
мы должны учиться молитве мытаря: "Боже, милостив буди мне,
грешному". Что это значит? "Я прошу помиловать". Фарисей что просил?
Справедливости. Он считал, что он с Богом схватился: я Тебе, Ты
мне. А мытарь ждал помилования.
Когда просят помилования, это значит признают свою вину, но надеются
на снисхождение.
Следующее воскресенье посвящено притче о блудном сыне. Кратко напомню
вам. Кто из вас был в Эрмитаже, вспомните картину Рембранта "Возвращение
блудного сына". Юноша потребовал у отца свою долю имения, ушел из
дома. В старину, особенно на Востоке, это
считалось преступлением, - разделить имение, расколоть
имущество, тем более оторваться от семьи. Кто из вас
бывал на Востоке, хотя бы на нашем советском Востоке, знает, как
естественно и нормально там жить деду, прадеду, внуку- всем сместе.
Когда кто-то отделяется, это считается дурным поступком.
Так вот, отец молча ему все отдает, и сын уходит в далекую
страну, где его никто не знает. Все пропил, все
прогулял, и нищим скитался на чужбине. В конце концов, пришлось
ему наняться в батраки. Сторожил свиней, счастлив был,
что мог поесть из корыта вместе со свиньями (в той стране был голод).
Потом он вдруг подумал, что мог бы у своего отца слугой
быть, и то было бы лучше. Пойду к нему и скажу, что я уже
не сын твой, я тебя предал, оскорбил, но возьми меня хотя
бы в работники к себе. И вот с этими мыслями он отправился
домой, и отец увидел его еще издалека, рваного, едва узнаваемого,
утомленного, и молча - опять-таки - побежал старик ему навстречу,
обнял его. И когда тот пытался сказать свою формулу, которую он
твердил всю дорогу: "Отец, я согрешил перед тобой, перед небом,
недостоин называться сыном, возьми меня хотя бы слугой",
отец ему ничего не ответил, а повел в дом, кликнул слуг, сказал,
что собирайте пир, заколите теленка, будем праздновать, наденьте
на него одежду самую красивую, вот перстень, - и праздник начался.
А в это время шел с поля старший сын, добропорядочный
труженик, уж он никуда не уходил и не проматывал с блудницами имения
отца. И когда он услышал шум, спросил у слуг:
"Что там случилось?" "Пир, вернулся твой младший брат,
и отец устроил праздник!" Тому это стало так отвратительно,
что он, обозлившись, даже не вошел в дом. Отец сам вышел звать
его и сказал: "Иди к нам, мы ждем тебя!" Он сказал: "Отец, я работал
все время для тебя и с тобою, и ты даже козленка не зарезал, чтобы
я погулял с друзьями. А когда этот, который промотал половину имения
с блудницами, пришел, ты устроил праздник". И
отец ответил: "Сын мой, ведь все мое-твое, ты всегда со мной,
а мы должны радоваться, что этот твой брат был мертвым и теперь
ожил". Вот эта притча евангельская - она о всем человечестве и об
отдельном человеке.
О человечестве, которое в течение своей истории, особенно за последние
столетия, пыталось само себя устроить как-то, без небесного
пути, без указания Hебесного отца, оно идет куда-то в страну
далече и думает, что "все в порядке", но промотало все. А Отец всегда
ждет, всегда ждет.
И еще одно. Сын все-таки вернулся, а такое возвращение - оно
трудно.Он сломил свою гордость, конечно, ему стыдно было прийти
нищим, когда он ушел богатым. Ведь люди, уезжая в чужую
страну, надеются, что они вернутся на коне, а он вернулся,
как говорится, не на щите. Hо он все-таки пришел. И вот
это возвращение к духовным ценностям величайшим, оно требует от нас признания
ложности путей блуждания вдали.
А что касается старшего брата, то это психология необычайно распространенная,
это психология ревности и корысти. Я много раз сталкивался
с такого рода старшими братьями. Люди, которые всегда ходили в храм и
которые считали себя там хозяевами, пожилые люди, вдруг увидев молодого человека или девушку, которые
еще вот только-только переступали порог церкви, говорили: «Зачем они пришли сюда,
они где-то там гуляли, танцевали
и пришли к нам – это наш дом, наш храм. Нам
никто не нужен». А ведь это пришел брат или сестра.
И вот эта гордыня уверенности, что они рядом с Богом, значит, они уже имеют
знак качества духовный, это ложная уверенность. Более того, вот этот старший сын,
он был непохож на своего отца. Мне всегда вспоминается история, как один
человек
приехал в Австрию разыскивать сына умершего Моцарта — и нашел обычного человека. Он
искал сходство в его характере: родной сын, вроде, а не тот. Вот так и мы с вами:
у нас Небесный Отец, но можно ли узнать в нас Его образ? Во всяком случае, вот в том старшем
брате трудно было узнать образ его любящего и мудрого отца.
Следующая неделя посвящена Страшному суду,
она хронологически
совпадает с масленицей. Это проводы зимы и начало весны, старинный языческий
праздник, веселый, торжественный, немного разгульный. Солнце. Вот когда
пекут блины, потому что блины были символом солнца. Солнце это дар Божий, это жизнь,
поэтому Церковь приняла эти языческие обычаи, масленицу, и катание, и гуляние — все
это славило жизнь, созданную Творцом. Но не случайно Церковь приурочила масленицу
именно к воскресенью Страшного суда.
В это воскресенье читается место из Евангелия от Матфея, где Судья, Бог, обращается
к душе человека и говорит: «Что ты сделал в своей жизни? Накормил ли ты Меня?
Напоил ли ты Меня? Посетил ли ты Меня, когда Я был болен?» И они говорят: «Когда
же мы могли это сделать?» И Он отвечал: «То, что вы сделали для Моих младших
братьев, вы сделали для Меня». Вот, в чем нам придется отчитываться в жизни.
И вот наши близкие, и те, с кем нам приходится жить, они являются, сами того
не зная, для нас рукой Божией, лицом Божиим, мы должны служить Ему через них.
И тогда мы будем счастливы.
Только отдавая сердце друг другу, мы сможем быть счастливы. Но мы предпочитаем
брать, только брать, и поэтому мы несчастны, глубоко закомплексованы, встревожены, измучены. Потому что мы хотим брать, брать, брать, а нам
не дают, потому, что хочет брать каждый. И получается, что все хотят
брать, и не получает настоящего никто, и несчастны
все. И Суд Божий, он дает направление
веселью, чтобы оно не было просто бездушным разгулом, а чтобы оно всегда
сопровождалось служением добру, отдачей.
И, наконец, последнее воскресенье перед самим Постом называется Прощеным
воскресеньем. В это время новокрещаемые, то есть люди, которые готовятся к крещению,
должны были
совершить очень трудный подвиг: простить своим обидчикам, простить тем,
на кого у них было зло, потому что нельзя подойти к Творцу и сказать: «Очисти меня»,
— а самому держать камень за пазухой.
Был еще обычай: в монастырях, на весь Великий
пост монахи расходились по
пустыне, уединенно или парами. И вот в Прощеное воскресенье они обращались друг к другу: мы расстаемся на сорок дней, мы можем не встретиться, потому
что люди могли в этой пустыне умереть,
могли погибнуть или от руки разбойника, или от зубов хищного зверя, и поэтому
они все просили друг у друга прощения, расходясь. И у нас такой в православной
церкви обычай: в этот день в храме мы собираемся, и духовенство, обращаясь
к народу, просит прощения у людей, и люди
друг у друга.
Этот день посвящен Адаму, то есть всечеловеку, в котором
мы, все люди, отпали от Бога,
и его, Адама, спасает Господь Иисус. Значит,
от греха — к спасению — так начинается Великий пост.
Рекомендуется в первую неделю Великого поста уделять хотя бы несколько минут
размышлению о бренности жизни. Всегда надо помнить, что этот Пост может оказаться
последним в твоей жизни. Это реалистично, ведь мы всегда живем на грани смерти.
Как говорится, даже на московских улицах обстановка приближена к боевой. Вы
сами понимаете, как мало надо человеку, чтоб нитка жизни его оборвалась. На
это надо смотреть без излишнего страха, с полным осознанием. Мысль ясная о бренности
жизни — это не повод для того, чтобы опускать руки, а повод ценить и любить
каждое мгновение жизни, жить сегодня, жить не в мечтах о том, что будет с тобой
завтра, а жить вот сейчас, переживая жизнь полноценно и полнокровно.
Каждый день Великого поста, кроме субботы и
воскресенья, читается молитва: «Господи Владыко живота моего». Молитва эта написана по преданию
в IV веке в Сирии, сирийским подвижником Map Афремом, или, как мы
привыкли его называть, Ефремом Сирином, Ефремом сирианином. Это был знаменитый сирийский монах, поэт, богослов,
писатель, один из славных сынов сирийской
церкви, вошедший в мировую литературу как знаменитый писатель. И ему
принадлежит краткая замечательная молитва.
О ней писал Пушкин, как вы помните:
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Слова молитвы, довольно точно переданные стихами
Александра Сергеевича, в переводе с сирийского звучат так на церковнославянском: «Господи и Владыко живота
моего», то есть властелин моей жизни, Тот, Кто дал мне жизнь, Тот, Кто является центром и средоточием моей жизни. «Не дай
мне дух праздности», то есть лености,
которая, по старинной пословице,
мать всех пороков. Невинная вроде вещь — леность, но она порождает очень много темного и черного.
«Уныния» — христианство радостное учение, радостное, и тот, кто унывает, тот
от него отходит. Преподобный Серафим Саровский, великий русский святой начала
XIX века, говорил: «Нет нам дороги унывать, ибо Христос всех спас».
«Любоначалия» — это значит властолюбия, это
есть у каждого, не думайте,
что такие вещи, как культ личности, это только в политике, это может быть и в семье, и в любом малом сообществе.
Каждый человек несет в себе зерна вот этих стремлений: подавить волю другого, задушить ее, подчинить себе.
«Празднословия», — иногда, когда мы общаемся, — я исключаю детей, дети имеют
право болтать, но — до 15—16 лет; когда дети болтают, они учатся общению,
они упражняют свой язык, но когда этим детям уже больше 20, а иногда больше
сорока, это значит быть
беспощадным к своей жизни.
Подумайте, давайте будем честными перед собой — сколько
нам осталось жить всем?
Совсем немного. Поэтому, я повторяю, мы должны ценить жизнь, любить тот дар,
который Бог дал нам и помнить,
что в вечность мы унесем только то, что у нас будет в сердце, а празднословие, болтовня — это страшное слово, это значит убивать время.
Время — это то лоно, в котором проходит наша жизнь, — и
мы убиваем его. Тем самым
убиваем себя, и это говорит о пустоте нашей внутренней душевной жизни. Недаром в Евангелии сказано: «У кого нет, у того последнее возьмется».
У кого нет этих духовных потребностей, кто отказывается от них, — все
у него вылетит, все отнимется, выветрится. Надо жить полноценно,
полнокровно, одухотворенно, тогда это будет интересно. Ничего нет на свете ничтожного и скучного — все прекрасно.
Скоро в журнале «Иностранная литература» будет напечатан с большим опозданием роман Сартра «Тошнота».
Тошнота оттого, что жизнь однообразная,
серая, ужасная. Так ли это? Только в одном случае, если эта серость живет в твоем сердце. Неужели Сартр или те, кто с ним душевно согласны,
не догадывались, что человек в древности
имел более монотонную, более однообразную,
более загруженную жизнь? Потому что мы освобождены
— в городе хотя бы — от многих забот, а им надо было делать все заново: и за водой ходить, и муку делать тут же на
месте, и хлеб испечь — и почему-то они не воспринимали мир, как тошноту. Тошнота внутри, а не снаружи. Так вот, чтобы избавиться от этого гнусного состояния, необходимо
духовное перерождение, вот только тогда и будет счастье.
Заметьте, как прикован современный человек к
примитивным формам развлечений, как быстро меняются моды, стили, одежды, как будто бы
вода протекает через какой-то дырявый сосуд, как будто черпают воду решетом. Почему это? Потому что, действительно, душа становится дырявой — она
ничего не удерживает, она ничего как следует не может воспринять, все
это пролетает, пролетает быстро и бесследно.
Далее в молитве сказано: «Дух же целомудрия, терпения и любви даруй мне, рабу
твоему». «Целомудрие» — это чистота отношения к миру и к людям, цельность души,
без раздвоенности, без того, чтобы страсти тобою овладели.
«Смиренномудрие» — это значит мудрость здравого
человека. Смирение здесь, в данном, случае, — мы уже с вами не раз говорили,
— это знать, чего ты стоишь — на фоне Вечности, Не раздувать себя, как
лягушка в басне Крылова — она же лопнула. Не "надо раздувать, а надо знать
свою цену.
Мудрость
скромности — она необычайна, она прекрасна. Мудрость
скромности — это не уничижение паче гордости, а это здравость души. Вот
вам пример. Когда человек начинает воображать
о себе то, чего в нем нет, несколько движений вперед — и уже мания величия. Мания величия — это патологическое состояние гордыни. Только один человек заявляет,
что он председатель совета министров
или что он Наполеон, — и его кладут
в психиатрическую больницу, а другой так не заявляет, поэтому он не в больнице, но в душе-то
думает, что он выше всех.
Понимаете, смирение есть здравость; гордыня есть болезнь. Не думайте, что
гордость вообще — это плохо. Когда мать гордится своим ребенком, когда учитель гордится своим учеником — это нормальное чувство, тут нет гордыни.
Это радость от того, что ты что-то
сделал, во что-то вложил. А гордыня
— это фикция, это фантазия, это огромный мыльный пузырь, который мы надуваем
и который обязательно лопнет.
«Терпения и любви». Что такое терпение? Формулирую
кратко, чтобы вы запомнили.
Терпение – это вовсе не состояние скота,
который все терпит. Это не унижение человека, совсем нет. Это не компромисс со злом, ни в коем случае.
Терпение — это есть умение сохранять
невозмутимость духа в тех обстоятельствах, которые этой невозмутимости
препятствуют. Терпение — это есть умение
идти к цели, когда встречаются на
пути различные преграды. Терпение — это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали.
Терпение есть победа и преодоление,
терпение есть форма мужества — вот что такое настоящее терпение.
И наконец – любовь. Любовь это высшее счастье человека, это способность нашей
души быть открытой, имманентной, как говорят философы, внутренне открытой для
другого человека. Когда вы едете в метро по эскалатору, проверьте себя, способны
ли вы любить или нет. Когда вы смотрите на тех, кто едет по другую сторону и
вам противно смотреть на эти физиономии, когда вам кажется, что это какой-то
кошмар, как во сне жутком, значит, все поры вашей души забиты, и чувство любви
у вас находится в эмбриональном состоянии. Тяжко, противно — вот уж, где тошнота,
так тошнота.
Разумеется, вы понимаете, что эскалатор, —
только пример, это относится к вашей работе, к вашему коллективу. Как легко поддаться атмосфере
склок, распрей, войн, подсиживаний, непрерывного перемывания костей. Но это все
унижает, марает и омрачает нашу жизнь. Вы скажете мне, а как же быть, когда все так едят друг друга,
как волки? Вы думаете, что это произведение нового времени? или новейшего времени?
или послевоенного времени?
царского, советского? Ерунда. Все это — всегда так было, человек всегда был
человеком.
Но сила благодати Христовой способна человека перестраивать таким образом, чтобы он видел людей
совершенно иначе, чтобы у него первой реакцией
была доброжелательность, чтобы он сразу видел красивое — в красивой женщине
или мужчине, одухотворенное даже там, где другие не замечают, видя страдающее лицо, чтобы он чувствовал сострадание,
чтобы он был открыт — вот такой человек
счастлив всегда, потому что он в единстве с людьми, он живет любовью.
Господь сказал христианам: «Я посылаю вас, как агнцев, среди волков». Не думайте,
что Он имел в виду, что мы должны быть баранами в обычном смысле слова. Нет. Это значит, что мы должны
нести другие законы. Эти слова Христовы — Он любил всегда выражаться образно — они означают, что пословица «с волками
жить — по-волчьи выть» — ложная, что надо уметь бросить вызов окружающей среде.
Конечно, не декларативно, не прийти
и сказать: «Дорогие мои коллеги и товарищи, вы все волки; а я — агнец». Конечно,
это будет форма гордыни и просто
глупость.
Но человек своим отношением к людям может изменить климат в своем учреждении,
в своем отделе и даже в своей семье. Вы, естественно, скажете: «Это трудно».
Мне не хочется вам отвечать старинной пословицей, что легко только блох
ловить, то ли что-то
еще. Самое серьезное дело всегда трудно. О женщины! Рожать детей трудно? Однако
вы рожаете детей. Все прекрасное — трудно. И это трудно, и надо на это идти
и надо смотреть на это
прямо, ясно и правильно. Не опускать рук.
И в конце молитвы сказано: «Ей, Господи Царю» — в переводе: «Да, Господь мой
и Царь, даруй мне зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего» — это вам
понятно. Великое исцеление от осуждения — это уметь критиковать самого себя.
Мы часто исключительно внимательны, я бы сказал, наблюдательны, и я бы еще сказал
психологически изощрены, когда речь идет о грехах соседа, о грехах другого человека.
Здесь мы проявляем максимальное знание всех моральных заповедей и всех тонкостей.
Но мы выступаем здесь в виде строгого судьи, не имея на то права, ибо то, в
чем мы других людей осуждаем, в том виноваты и мы.
Есть даже такой закон: когда начинаешь слишком
осуждать кого-то в чем-то, потом легко впадаешь в то же самое. Грехов на самом деле не так
уж много. Как в музыке существуют до, ре, ми, фа, соль, ля, си — и все — из этого создают
симфонии, так и в жизни есть набор грехов, который все время варьируется
у всех. Они все просты и элементарны,
но они все захватывают нашу жизнь. Если мы
отдаем себе отчет в том, что мы такие же, как другие, то честность и
справедливость не позволяют нам сказать:
вот этот, он такой-то и такой-то.
Вы меня спросите: а может, в этом есть примиренчество,
"компромисс со злом? Ни в коем случае, никогда, мы всегда должны называть зло
своим именем. Но человеку, впавшему в этот грех, мы должны сострадать: ведь осуждающий,
он злорадно осуждает, он ведь руки потирает и говорит: «Ага, вот
ты то-то
и то-то». Может, прямо так не говорит, но думает именно так. Вот откуда, друзья
мои, такое удовольствие от осуждения получают люди, просто удовольствие.
Вспомните, подумайте, когда вы говорили о других людях,
когда начинали вспоминать:
а ведь у него то-то и то-то, сначала как бы с несколько такой снисходительностью,
с сочувствующей физиономией, но потом постепенно снежный ком нарастает, и мы уже с торжеством, как некие безгрешные
существа, судим, и судим, и судим, — а потом проваливаемся и сами и говорим: но у меня же были обстоятельства, у меня
то-то и то-то, я устала, я изнемогла.
А разве другой человек не имел тех же извиняющих обстоятельств? Вот суть
этой молитвы, которая читается каждодневно
Великим постом с земными поклонами.
Опять-таки,
вы спросите, для чего существуют поклоны? Состояние
души человека очень тесно связано со всем его организмом. Если вы будете, например, размышлять на серьезную тему и беседовать о чем-то серьезном, а сами
сидя развалитесь, вы почувствуете,
что у вас настроение не то. Настроение человека
и состояние его души имеют связь со всем телом, в том числе, с положением его. И когда вы становитесь
на колени перед Вечностью — это действительно
единственное, перед чем мы можем встать на колени, потому что она бесконечна.
Господь бесконечен, — все наше тело
участвует в этом состоянии. Значит, каждый день, и в храме, и дома.
Дальше — теперь я уже буду краток, потому что время нашей встречи исчерпано
— идут недели Великого поста. Первое воскресенье называется «неделя Торжества
православия», это торжество Христовой веры. Но в чем это торжество? Не в политических
победах Многие говорят, что раньше Церковь была могущественна. Очень плохо,
что она была могущественна. Ничего из этого доброго не получилось.
Любопытно, что праздник Торжества православия был установлен в связи с Вселенским собором,
установившим законность иконопочитания. Против
икон были императоры, вся власть
византийская, вся сила внешняя, а за иконы выступал народ, богословы, святой Иоанн Дамаскин, святой
Петр Студит — и они победили, победили не мечом, а духом. Вот поэтому православие должно торжествовать не силой
внешней, а только духовной, и когда
Церковь в прошлом прибегала к внешней силе, она теряла свое право называться
Христовой церковью. Я имею в виду Церковь как сообщество людей.
В Евангелии, в отрывке из Евангелия, который читается в
этот день, есть такое
место: один из галилеян, найдя Иисуса Христа, который еще ничего о Себе не говорил,
пришел и сказал друзьям: «Я нашел Мессию», — то есть Избавителя. — «Как? Откуда?»
«Пойди и посмотри», — вот эти замечательные слова — «Пойди и посмотри!» Так говорит Церковь. Если ты хочешь увидеть истинное христианство, пойди и посмотри
на Христа Спасителя, именно на Него,
не на нас, грешных, а на святых, которые
являют собой идеал Евангелия, которые являют идеал осуществления церковной жизни на практике,
— пойди и посмотри, и не надо будет
никакой мудрости.
Второе
воскресенье посвящено памяти святого Григория Паламы,
византийского мистика, жившего в XIV веке. Это очень важный для нас
святой, один из последних византийских святых, который учил, что Бог близок может быть
человеку, может быть очень близок и что в глубоком созерцании внутреннем, в глубокой духовной
тишине — по-гречески «исихии» — молчании, отсюда название исихазм, — человек
может реально, действительно, не иллюзорно встретить Самого Господа. Так, неделя за
неделей…
Третье воскресенье посвящено Кресту Христову. Страдание Христово как источник нашего исцеления и радости.
Потому что — я уже говорил вам как-то, что смысл этого страдания в том,
что светлый и чистый приблизился к нам, темным и нечистым.
Эта близость спасла нас, но доставила Ему – и доставляет всегда — великое, непостижимое для нас страдание.
Потом идет воскресенье, связанное с памятью Иоанна Лествичника, святого, который
указывал на жизнь христианскую, особенно подвижническую, как на лестницу, ведущую
к небу. Он жил у подножия горы, куда паломники поднимались по ступеням — гора
Синай, на Синайском полуострове, между Палестиной и Египтом. И вот это восхождение
стало для него образом духовной жизни.
Потом будет воскресенье, когда читается Слово
Христово, о том, что Он шел послужить людям, отдать Себя, и это есть призыв для всех нас,
призыв к счастью. Итак, недели поста подходят к Вербному воскресенью, к Лазаревой
субботе, когда начинается уже Страстная неделя. За это время те, которые готовятся к крещению,
изучают Символ Веры, читают Священное Писание, входят во внутреннее, так сказать,
пространство Церкви, постепенно осваиваются в нем, приносят покаяние, проходят предварительно
исповедь за всю свою жизнь и подходят к Вербному воскресенью.
Страстная неделя, она считается от четыредесятницы отдельной. Это неделя
последняя, проведенная Христом на земле, поэтому на ней сосредоточено особенное
внимание. Мы поговорим об этом, когда будем касаться Евангелия. Евангелия, как произведения
литературы, как Слова Божия, прежде всего, как свидетельства о Христе.
Я думаю, что вы должны войти в глубь главного, основного,
почувствовать,
в чем же суть того великого события, которое перевернуло мир, которое будет еще неоднократно
мир преобразовывать, с которого начинается наше летоисчисление,
которое будет
праздновать свое двухтысячелетие через десять с небольшим лет по всему миру,
которое сегодня владеет каждым четвертым человеком на земле, которое является
осью и стержнем мировой культуры и духовности.
Проходят времена, меняются церковные обычаи, меняются социальные структуры,
меняется многое в разных странах. Распадаются и создаются государства.
Человек идет вперед, но всегда, с того момента, как зажглась звезда в Вифлееме,
над ним
стоит Крест, над человечеством возвышается Иисус Христос.
В заключение я хотел бы обратить ваше внимание на картину Сальвадора Дали,
знаменитого художника, который долго у нас не признавался, но теперь, наконец, ему
отдана дань достойного уважения. Его картина «Христос на Кресте» будет часто попадаться вам
и в публикациях, и в журналах, и в альбомах Это очень глубокая картина.
Внизу — маленькое тихое светлое озеро с рыбачьей
лодкой. Это то озеро, на котором Господь Иисус впервые провозгласил, что Царство Божие пришло
на землю. Это жизнь, над ней — зарево света, как бы невидимого солнца, золотистое
зарево, которое покрывает весь этот маленький остров, остров жизни,
земли,
света. А над ним — мрачные бездны тьмы, бездны космоса, бездны бытия, бездны
смерти, бездны непостижимого.
И вспоминается стихотворение Тютчева о хаосе,
который шевелится под наброшенным
над ним слегка поверхностным покровом, золотым,
дневным — ночное, страшное. Ведь если бы не было тверди небесной, голубой, которая прикрывает нашу землю и которую мы все время дырявим, если бы
ее не было, мы жили бы под черным
небом, на котором сверкали бы грозно
звезды, и на нас обрушивались бы бесчисленные потоки убивающей энергии.
Мы бы не жили, мы бы чувствовали себя как брошенные в черную пустоту. Эта
твердь нас ограждает. И не только в физическом, но и в духовном смысле.
Но есть — гигантский космос, гигантское таинственное бытие. И вот над маленьким
островом земли, освещенной небольшим заревом, в гигантском пространстве черного неба парит Крест с распятым на нем Христом. Лица Его не
видно. Крест как бы осеняет эту землю,
ограждает ее, он как бы служит связью
между непостижимым, грозным, между молчащими безднами космоса и непостижимостью абсолюта, и нашей маленькой землей, и нашей быстротечной жизнью. Он
страдает, потому что Он приблизился сюда, но Он же ограждает нас, подобно голубой тверди небесной, ограждает нас от
убивающей тьмы.
В этом тайна Креста, и она снова становится перед нами
во весь рост, когда мы приближаемся
к Страстной неделе, когда звучат Его слова,
сказанные в последний раз на земле, когда мы снова видим Его рядом с нами, принявшего на Себя
всю горечь мира, все страдание, все несовершенство мира — для того, чтобы мы поднялись в небо, чтобы мы не остались в
тисках этой тошноты, а получили бы
духовный заряд, который сделал бы нашу жизнь полнокровной, полноценной, светлой,
побеждающей и бессмертной.
Лекция была прочитана 1 апреля 1989 г.
в Клубе «Красная Пресня»
|