ВОСТОЧНЫЕ ПРОВИНЦИИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ В I—III вв.
К оглавлению
Номер страниц после текста на этой странице.
Сирия была одной из важнейших римских провинций. Управление ею считалось честью. Биограф Пертинакса (II, 11) отмечает, что он «заслужил Сирию» успешным управлением другими провинциями. Домициан, осыпая почестями Агриколу, намечает его в управители Сирии, которая «оберегалась для крупных людей» (maioribus reserva turn, T а с, Agric. 40). Сирия по территории не уступала царству Селевкидов в период наивысшего его расцвета, занимая до 20 000 кв. км с населением до 10 млн., с очень крупными городами. Надпись Кв. Эмилия Секунда (ILS 2683) сообщает, что он, по поручению Квинтилия произвел в Апамее перепись, которая дала 117 000 граждан; можно поэтому считать, что население Апамеи составляло при Августе, вероятно, 400—500 тыс. Антиохия не уступала по занимаемой территории Александрии и имела к началу н. э. 300 тыс. населения. Селевкия на Тигре, население которой в I в. достигало 600 000, еще при Марке Аврелии имела 300— 400 тыс. человек. До восстания 66—70 гг. в Иерусалиме было около 100 тыс. жителей. Городское население составляло, по-видимому, значительный процент общего населения провинции, что свидетельствует о развитии городской жизни. Сирия славилась своими богатыми естественными ресурсами; в панегирике Юлиану (362 г.) Мамертин называет Сирию богатой и плодородной. Сирия была важнейшим центром торговли с Востоком, и этой роли Сирии как посреднику между Востоком и римским Западом империя придавала огромное значение; ею в значительной мере определялась восточная военная политика империи. Наконец, многие области Сирии представляли страны с очень высокой культурой, не только эллинистической, но и самобытной, унаследованной от более древних времен.
Но как раз все эти условия, делавшие Сирию важнейшим звеном в системе Римской империи, затрудняли римлянам ос-
12Т
воение страны. Исторически сложившиеся на территории Сирии государства и вольные города сохранили значительную устойчивость и с трудом поддавались нивелирующей силе Рима. Колонизация римская здесь не имела серьезных успехов. Римские торговцы натыкались всюду на опытных и энергичных местных конкурентов. Вначале римляне третировали сирийцев как варваров. Цицерон называл их «народом, рожденным для рабства», и для характеристики низких людей сравнивает их с «продажными сирийцами» (de or. II, 60). Но эти «варвары> были носителями высокой культуры, и римлянам не удалось вытеснить не только греческую, но и семитскую культуру народов Сирии; мало того, они сами подверглись культурному влиянию Сирии; «Сирийский прежде Оронт впадает уже в Тибр», жалуется Ювенал (III, 62).
Конкуренция между сирийцами и римлянами не способствовала, конечно, установлению дружеских отношений. Граффито римского солдата на Синае «пусть отступят сирийцы перед латинскими римлянами» (ClL III, 86) или надпись другого солдата на скале в Сирии — «сирийцы — дурной народ» (xocxov Yi'vo;;) свидетельствуют о том, что римляне и сирийцы продолжали оставаться чуждыми друг другу.
Трудность освоения Сирии вызывалась еще тем, что народы, жившие на этой необъятной территории, находились на различных ступенях социального и культурного развития, и требовалась особая гибкость для того, чтобы органически слить их в одно целое с империей. Императорская власть прибегала к переделам провинций: то предоставляла отдельным областям автономию, то отнимала ее; не раз приходилось подавлять крупные восстания, а одно время, в III в., в Сирии существовала даже самостоятельная Пальмирская монархия, завладевшая даже Египтом.
Границы провинции Сирия не раз менялись; максимальная территория ее распространения от гор Тавра в Малой Азии на севере (одно время в ее состав входила и южная часть Малой Азии) до Аравии и Египта на юге и от Средиземного моря до среднего и нижнего течения Евфрата на востоке. Политическое единство страны, созданное Александром Македонским и Се-левкидами, оказалось непрочным, хотя не прошло совершенно бесследно. Еще во II в. мы находим посвящение совета и народа города Никополя «Александру, сыну Филиппа»,* а в Дуре в документе 180 г. (DP 23) в качестве эпонимов названы жрецы Зевса, Аполлона, предков и царя Селевка Никатора. Такого рода воспоминания свидетельствуют о большом политическом
*L. Jalabert et P. Mouterde. Inscriptions grecques et latines de la Syrie, t. I, P. 1929, № 163.
.128
I
впечатлении от попыток объединения эллинистического мира, но сами эти попытки не привели и не могли привести к действительному единству. Сирия остагалась конгломератом разнородных — экономически и политически — областей.
Географические условия Сирии довольно разнообразны. Наиболее культурную область представляет береговая полоса, ограниченная на востоке грядами гор, тянущихся с севера на юг. На севере отроги Тавра отделяют Сирию от Малой Азии, далее тянутся Баргил и Ливан, покрытый в древности густыми лесами высокоствольных кедров и дубов. Береговая полоса равнины сужается к югу; в Финикии она занимает не более 50 км в ширину, а местами горы подходят вплотную к морю, изолируя города Финикии друг от друга. Цепь гор прерывается проходами, служившими естественными путями связи между Средиземноморьем и странами Востока. Южнее горы Кар-мел долина расширяется, переходя на юге непосредственно в аравийские степи и пустыни. К востоку от Ливана проходит горная цепь Антиливана.
Источники (Phil. XI, 12,31) говорят о многочисленных царях, тиранах, династиях и тетрархах Сирии. Иудея с середины II в. до н. э. приобрела независимость, и воинственные цари-первосвященники Симон, Иоанн, Гиркан и Александр Яннай присоединили к своим владениям значительные территории, в том числе прибрежные финикийские и филистимские города. Ком-магена образовала самостоятельное государство, где правила династия иранского происхождения, но связанная родственными узами и с Селевкидами.* В Эмесе и Аретузе правила собственная династия Сампсигерама. Восточные и южные окраины находились под властью арабских и племенных вождей, создавших ряд крупных объединений. В горах Ливана итуреи, которых Цицерон (Phil. II, 44, 112) называет «самым варварским из всех племен», образовали государство, которое при Птолемее — сыне Маннея (ок. 85—40 гг.) простирало одно время свою власть на запад до Средиземного моря, на восток до Дамаска и проникло также в Галилею. На юго-востоке в конце II в. до н. э. сложилось могущественное царство набатеев, занявшее одно время Келесирию и обширную территорию от Дамаска до Петры. Набатейское царство оставило многочисленные архитек-
* Надпись в Эфесе: [ioLGihiu. 'Avtio^ov Ssxawv sirnpav/) (piXopwfxaiov xai <piXe ... tov sy p<xaiXsw<; Mi&paSaTouKaXXivtxou xai j3aaiXi(JOY]<; АаяЫщс, О-гк? Ф1Ха5гХ<рои -rrfe Jy PatriXsu? 'Avtio/ou 'Eiriyavou? ®iXoji,Y]To.. oc, KaXXtvixov (Waddington III, 2, 136; cp. OGIS 385 (386, 387, 383). Ha знаменитом барельефе на Нимруд-Даге дана галлерея «предков» Антиоха, начиная с Дария Гистаспа, включая Аршама и Митридата (OGIS 390—402).
9 А. Ранович 129
f
памятники, а также монеты и надписи, свидетельствую-
"ic о его мощи. Отдельные полисы также приобрели свободу и чеканили мо-
не'гУ с обозначением своей новой эры свободы: Тир —с 126 г.
о? н- э., Сидон —с 111 г., Аскалон —с 104 г., Верит —о
«1 г.
Понятно, что сразу освоить столь обширную территорию с
Ракообразным социальным укладом, с многочисленными госу-
Рственными образованиями различного типа, имевшими свои
°^сТвенные исторические судьбы, Рим не мог. В сущности Си-
Р я окончательно так и не была организована как провинция •лоть до Диоклетиана. Помпеи, так же как и после него пра-
В1)т^<ггь Сирии Габиний, должен был считаться с существующим 'Ложением и видел свою задачу на первых порах в том, чтобы
П<)ДЧинить все многоразличные области Сирии, не совершая С)Ренной реорганизации их, а лишь раздробляя их и ослаб-5'я их военную мощь.
Коммагена оставалась самостоятельным «царством»; после :Рти Антиоха III в 17 г. она была присоединена к провинции, f) Калигула вновь восстановил на царстве Антиоха IV, которо-' сам же вскоре низложил; в 46 г. Клавдий опять посадил его '' царство, и только в 72 г. Веспасиан окончательно анне-ировал Коммагену, и ее столица Самосата получила прозва-**е Plavia. Однако еще в 99/100 г. Антиох Филопапп, уже рим-'ий магистрат, скромно подписавший под своей статуей свое ^я с указанием афинской филы, в общей надписи именует себя
л Р6м (PokhXsu? 'AvTioyo?, OGIS 409—413). Конечно, это было г'Шьсуетным титулом, которым римляне, надо полагать, разреши ему тешиться в торжественных случаях; все же очевидно, 0 воспоминание о самостоятельности Коммагены было '№ свежо.
Иудея также сохранила самоуправление под властью лер-'Священника Гиркана II, лишенного, однако, светского титула
Г^'Фч или этнарха; но главное — Иудея была введена в очень
^'1к^е границы; завоеванные хасмонеями прибрежные города и
уласти в Келесирии и Заиорданье были «освобождены», т. е.
т°ргнуты от Иудеи, некоторые получили при этом автономию
С1*оих внутренних делах, уплачивая налоги и неся обычные
/)в1шности перед империей. Иосиф Флавий (Ant., XIV,
р''*) называет главнейшие города, «освобожденные» Помпеем:
д^Дара, Гиппос, Скифополь, Пелла, Дий, Самария, Марисса,
з°т, ямния> Аретуза; из приморских городов — Газа, Яффа,
J**0Pa, Стратонова башня (будущая Кесария). Список Иосифа лавия далеко не полон, так как монеты, выпускаемые другими
^'Родами, входившими ранее в состав Иудеи, датируют эрой *°Мпея; они, следовательно, также были им «освобождены». По
всей вероятности, уже при Помпее было организовано объединение городов Заиорданья, известное под именем Десятиградья. По Плинию (NH V, 18, 74), сюда входили: Дамаск, Филадельфия, Рафана, Скифополь, Гадара, Гиппос, Дий, Пелла, Гераза, Каната. Но Десятиградье — название условное; сюда в разное время причисляли многие другие города. Не ограничиваясь резким сужением территории Иудеи, Габиний внутри уменьшенной Иудеи произвел дальнейшее деление и вместо центрального синедриона в Иерусалиме «учредил пять синедрионов и разделил весь народ на пять округов, так что одна часть иудеев имела свое управление в Иерусалиме, другая в Гадаре, третья в Амафунте, четвертая в Иерихоне, а пятая в Галилейском Сепфорисе» (Ios., Ant. XIV, 5, 4).
Наступившая в Риме вскоре после завоевания Сирии гражданская война, осложнившаяся на Востоке борьбой с Парфией, еще более затруднила Риму непосредственное управление покоренной страной. Неудивительно поэтому, что в 40 г. с согла--сия Антония и Октавиана сенат объявил Ирода царем иудейским, предоставив ему самому управиться с внутренними неурядицами. Август впоследствии еще расширил владения Ирода, присоединив к ним Гадару, Самарию, Гиппос, Газу и другие приморские города, Иоппе, Стратонову башню, области Трахо-нитиды, Батанеи, Авранитиды, тетрархию Зенодора, к северу и к северо-востоку от Генисаретского озера. В 6 г. Август счел своевременным обойтись без услуг царя: сын Ирода был смещен, и Иудея была подчинена непосредственно римскому прокуратору (лишь на короткое время был опять объявлен царем Агриппа, 41—44 гг.), либо находившемуся в подчинении легату Сирии, либо управлявшему ею самостоятельно. Но грандиозная иудейская война 66—73 гг., восстание 115—117 гг. и героическая борьба Бар-Кохбы в 132—135 гг. свидетельствуют, что подчинение Иудеи оказалось для Рима делом чрезвычайно трудным.
Итурея также сохранила под владычеством Рима своих правителей; после казни Лисания по распоряжению Антония в 34 г. царство Птолемея —сына Маннея—распалось. Часть его досталась сыну Ирода Филиппу, затем Агриппе I и Агриппе II, который владел ею до своей смерти.* Центр итурейских владений •— Халкида •— оказывается при Клавдии во владении внука Ирода, тоже Ирода; последний имел титул царя. После его смерти в 48 г. Халкида досталась тому же Агриппе II до
* Дату смерти Агриппы II, которую обычно относят к 100 г., вероятно, надо определить не позже 96 г. См. А. Н. М. Jones, The cities of the eastern Roman provinces, стр. 460.
9* 131
воение страны. Исторически сложившиеся на территории Сирии ' государства и вольные города сохранили значительную устойчивость и с трудом поддавались нивелирующей силе Рима. Колонизация римская здесь не имела серьезных успехов. Римские торговцы натыкались всюду на опытных и энергичных местных конкурентов. Вначале римляне третировали сирийцев как варваров. Цицерон называл их «народом, рожденным для рабства», и для характеристики низких людей сравнивает их с «продажными сирийцами» (de or. II, 60). Но эти «варвары> были носителями высокой культуры, и римлянам не удалось вытеснить не только греческую, но и семитскую культуру народов Сирии; мало того, они сами подверглись культурному влиянию Сирии; «Сирийский прежде Оронт впадает уже в Тибр», жалуется Ювенал (III, 62).
Конкуренция между сирийцами и римлянами не способствовала, конечно, установлению дружеских отношений. Граффито римского солдата на Синае «пусть отступят сирийцы перед латинскими римлянами» (ClL III, 86) или надпись другого солдата на скале в Сирии — «сирийцы — дурной народ» (xaxov ye'voc;) свидетельствуют о том, что римляне и сирийцы продолжали оставаться чуждыми друг другу.
Трудность освоения Сирии вызывалась еще тем, что народы, жившие на этой необъятной территории, находились на различных ступенях социального и культурного развития, и требовалась особая гибкость для того, чтобы органически слить их в одно целое с империей. Императорская власть прибегала к переделам провинций: то предоставляла отдельным областям автономию, то отнимала ее; не раз приходилось подавлять крупные восстания, а одно время, в III в., в Сирии существовала даже самостоятельная Пальмирская монархия, завладевшая даже Египтом.
Границы провинции Сирия не раз менялись; максимальная территория ее распространения от гор Тавра в Малой Азии на севере (одно время в ее состав входила и. южная часть Малой Азии) до Аравии и Египта на юге и от Средиземного моря до среднего и нижнего течения Евфрата на востоке. Политическое единство страны, созданное Александром Македонским и Се-левкидами, оказалось непрочным, хотя не прошло совершенно бесследно. Еще во II в. мы находим посвящение совета и народа города Никополя «Александру, сыну Филиппа»,* а в Дуре в документе 180 г. (DP 23) в качестве эпонимов названы жрецы Зевса, Аполлона, предков и царя Селевка Ника тора. Такого рода воспоминания свидетельствуют о большом политическом
* L. Jalabert et P. Mouterde. Inscriptions grecques et latines de la Syrie, t. I, P. 1929, № 163.
.128
впечатлении от попыток объединения эллинистического мира, но сами эти попытки не привели и не могли привести к действительному единству. Сирия остагалась конгломератом разнородных — экономически и политически — областей.
Географические условия Сирии довольно разнообразны. Наиболее культурную область представляет береговая полоса, ограниченная на востоке грядами гор, тянущихся с севера на юг. На севере отроги Тавра отделяют Сирию от Малой Азии, далее тянутся Баргил и Ливан, покрытый в древности густыми лесами высокоствольных кедров и дубов. Береговая полоса равнины сужается к югу; в Финикии она занимает не более 50 км в ширину, а местами горы подходят вплотную к морю, изолируя города Финикии друг от друга. Цепь гор прерывается проходами, служившими естественными путями связи между Средиземноморьем и странами Востока. Южнее горы Кар-мел долина расширяется, переходя на юге непосредственно в аравийские степи и пустыни. К востоку от Ливана проходит горная цепь Антиливана.
Источники (Phil. XI, 12,31) говорят о многочисленных царях, тиранах, династиях и тетрархах Сирии. Иудея с середины II в. до н. э. приобрела независимость, и воинственные цари-первосвященники Симон, Иоанн, Гиркан и Александр Яннай присоединили к своим владениям значительные территории, в том числе прибрежные финикийские и филистимские города. Ком-магена образовала самостоятельное государство, где правила династия иранского происхождения, но связанная родственными узами и с Селевкидами.* В Эмесе и Аретузе правила собственная династия Сампсигерама. Восточные и южные окраины находились под властью арабских и племенных вождей, создавших ряд крупных объединений. В горах Ливана итуреи, которых Цицерон (Phil. II, 44, 112) называет «самым варварским из всех племен», образовали государство, которое при Птолемее — сыне Маннея (ок. 85—40 гг.) простирало одно время свою власть на запад до Средиземного моря, на восток до Дамаска и проникло также в Галилею. На юго-востоке в конце II в. до н. э. сложилось могущественное царство набатеев, занявшее одно время Келесирию и обширную территорию от Дамаска до Петры. Набатейское царство оставило многочисленные архитек-
* Надпись в Эфесе: [ЗаспХеа 'Avtio^ov Ssxoaov етгt<pavY] <piXop(O(J.atov xod <piXs ... tov ёу [ЗаснХги^ MiftpaSaTouKaXXivixou xat PaaiXtcrcn>}<; Аа.оЫщс, bs&c, Ф<.1<х.8И<рои тщ ly (3a<nXe<o? 'Avti6/ou ' Eiu<j>avou<; Ф1Хо[ЛУ)то.. o<; KaXXivixov (Waddington III, 2, 136; cp. OGIS 385 (386, 387, 383). Ha знаменитом барельефе на Нимруд-Даге дана галлерея «предков» Антиоха, начиная с Дария Гистаспа, включая Аршама и Митридата (OGIS 390—402).
9 а. Ранович 129
турные памятники, а также монеты и надписи, свидетельствующие о его мощи.
Отдельные полисы также приобрели свободу и чеканили монету с обозначением своей новой эры свободы: Тир — с 126 г. до н. э., Сидон—с 111 г., Аскалон—с 104 г., Верит—о
81 г.
Понятно, что сразу освоить столь обширную территорию с разнообразным социальным укладом, с многочисленными государственными образованиями различного типа, имевшими свои собственные исторические судьбы, Рим не мог. В сущности Сирия окончательно так и не была организована как провинция вплоть до Диоклетиана. Помпеи, так же как и после него правитель Сирии Габиний, должен был считаться с существующим положением и видел свою задачу на первых порах в том, чтобы подчинить все многоразличные области Сирии, не совершая коренной реорганизации их, а лишь раздробляя их и ослабляя их военную мощь.
Коммагена оставалась самостоятельным «царством»; после смерти Антиоха III в 17 г. она была присоединена к провинции, но Калигула вновь восстановил на царстве Антиоха IV, которого сам же вскоре низложил; в 46 г. Клавдий опять посадил его на царство, и только в 72 г. Веспасиан окончательно аннексировал Коммагену, и ее столица Самосата получила прозвание Flavia. Однако еще в 99/100 г. Антиох Филопапп, уже римский магистрат, скромно подписавший под своей статуей свое имя с указанием афинской филы, в общей надписи именует себя царем (распХеъс; 'Av-rioyoc;, OGIS 409—413). Конечно, это было лишьсуетным титулом, которым римляне, надо полагать, разрешали ему тешиться в торжественных случаях; все же очевидно, что воспоминание о самостоятельности Коммагены было
еще свежо.
Иудея также сохранила самоуправление под властью лер-восвященника Гиркана II, лишенного, однако, светского титула царя или этнарха; но главное — Иудея была введена в очень узкие границы; завоеванные хасмонеями прибрежные города и области в Келесирии и Заиорданье были «освобождены», т. е. отторгнуты от Иудеи, некоторые получили при этом автономию в своих внутренних делах, уплачивая налоги и неся обычные повинности перед империей. Иосиф Флавий (Ant., XlV, 4,4) называет главнейшие города, «освобожденные» Помпеем: Гадара, Гиппос, Скифополь, Пелла, Дий, Самария, Марисса, Азот, Ямния, Аретуза; из приморских городов — Газа, Яффа, Дора, Стратонова башня (будущая Кесария). Список Иосифа Флавия далеко не полон, так как монеты, выпускаемые другими городами, входившими ранее в состав Иудеи, датируют эрой Помпея; они, следовательно, также были им «освобождены». По
130
всей вероятности, уже при Помпее было организовано объединение городов Заиорданья, известное под именем Десятиградья. По Плинию (NH V, 18, 74), сюда входили: Дамаск, Филадельфия, Рафана, Скифополь, Гадара, Гиппос, Дий, Пелла, Гераза, Каната. Но Десятиградье — название условное; сюда в разное время причисляли многие другие города. Не ограничиваясь резким сужением территории Иудеи, Габиний внутри уменьшенной Иудеи произвел дальнейшее деление и вместо центрального синедриона в Иерусалиме «учредил пять синедрионов и разделил весь народ на пять округов, так что одна часть иудеев имела свое управление в Иерусалиме, другая в Гадаре, третья в Амафунте, четвертая в Иерихоне, а пятая в Галилейском Сепфорисе» (Ios., Ant. XlV, 5, 4).
Наступившая в Риме вскоре после завоевания Сирии гражданская война, осложнившаяся на Востоке борьбой с Парфией, еще более затруднила Риму непосредственное управление покоренной страной. Неудивительно поэтому, что в 40 г. с согласия Антония и Октавиана сенат объявил Ирода царем иудейским, предоставив ему самому управиться с внутренними неурядицами. Август впоследствии еще расширил владения Ирода, присоединив к ним Гадару, Самарию, Гиппос, Газу и другие приморские города, Иоппе, Стратонову башню, области Трахо-нитиды, Батанеи, Авранитиды, тетрархию Зенодора, к северу и к северо-востоку от Генисаретского озера. В 6 г. Август счел своевременным обойтись без услуг царя: сын Ирода был смещен, и Иудея была подчинена непосредственно римскому прокуратору (лишь на короткое время был опять объявлен царем Агриппа, 41—44 гг.), либо находившемуся в подчинении легату Сирии, либо управлявшему ею самостоятельно. Но грандиозная иудейская война 66—73 гг., восстание 115—117 гг. и героическая борьба Бар-Кохбы в 132—135 гг. свидетельствуют, что подчинение Иудеи оказалось для Рима делом чрезвычайно трудным.
Итурея также сохранила под владычеством Рима своих правителей; после казни «Писания по распоряжению Антония в 34 г. царство Птолемея —сына Маннея—распалось. Часть его досталась сыну Ирода Филиппу, затем Агриппе I и Агриппе II, который владел ею до своей смерти.* Центр итурейских владений •— Халкида — оказывается при Клавдии во владении внука Ирода, тоже Ирода; последний имел титул царя. После его смерти в 48 г. Халкида досталась тому же Агриппе II до
* Дату смерти Агриппы II, которую обычно относят к 100 г., вероятно, надо определить не позже 96 г. См. А. Н. М. Jones, The cities of the eastern Roman provinces, стр. 460.
9* 131
1
53 г. По некоторым нумизматическим данным Халкида включена непосредственно в Сирию в 92 г.
Хотя Помпеи и пропретор Сирии Сквар хвалились, что покорили Набатейское царство (была выпущена монета с изображением коленопреклоненного набатейского царя Ареты III и легендой Lex Aretas M. Scaur, aed. cur. ex SC), но дело ограничилось обещанием уплатить контрибуцию. Только в 106 г. Набатейское царство было покорено сирийским правителем Корнелием Пальмой и выделено в отдельную провинцию Аравию.
По сообщению Плиния Старшего (V, 23, 82), в Сирии существовало еще «17 тетрарх':й... с варварскими названиями».
Приведенного достаточно, чтобы судить о медленности и трудности органического включения Сирии в Римскую империю.
В конце концов Септимий Север в 194 г. разделил Сирию на две провинции -— Келесирию, под которой понимали северную Сирию, и провинцию Сирия-Финикия; последняя доходила на севере до Апамеи и Лаодикеи, на востоке — до Дамаска и включала даже отдаленную Пальмиру. Главным городом Сирии-Финикии был Тир.
Вновь объединилась Сирия в период кризиса III в. Паль-мирский династ Оденат принял титул царя * и, действуя формально в качестве «корректора всего Востока» от имени римского императора, фактически завладел не только Сирией, но и Аравией и частью Малой Азии, а его сын Вабаллат вместе с матерью, царицей Зиновией, приняли титул августов, завладели Египтом и почти всей Малой Азией, создав в сущности независимое от Рима восточное государство. В 271—273 гг. император Аврелиан в двух кампаниях разбил Вабаллата, восстановил власть Рима на Востоке, а Пальмиру разрушил столь основательно, что она уже никогда больше не оправилась.
Завоевание Сирии римлянами облегчил развал царства Се-левкидов, от которого больше всего страдали наиболее развитые города и области. Эллинистические монархии перестали удовлетворять задачам, во имя которых они были созданы, задачам сохранения изживавшегося рабовладельческого общества путем создания новых, более обширных политических и экономических объединений, взамен пришедшего в упадок самодовлеющего, ограниченного полиса. Развал эллинистических государств был неизбежен. Эллинизм был резким толчком, подвинувшим вперед зашедшее в тупик рабовладельческое общество, он создал новую своеобразную культуру, втянул в сферу эллинского влияния многие народы Востока. Но путь
* В Пальмирской надписи (Lidzbarski 462 № 14) Оденат титулуется mlk mlk, —царь царей.
132
эллинизма вел в новый тупик, так р;ак без коренной революции не могло быть выхода на простор. Римское завоевание было в этих условиях для эллинистических стран новой передышкой, оно давало возможность вновь преодолеть кризис и на столетия отодвинуть окончательный крах рабовладельческого строя общества. Этот исторический процесс не был, конечно, осознан современниками. Субъективно он воспринимался как жажда покоя после непрерывных смуте середины II в. до н. э., желание восстановить и расширить экономические связи, оживить торговлю, привить варварам более высокий тип производства. Поэтому торговые города побережья приняли римскую власть без сопротивления, и только прибрежная полоса с самого начала управлялась непосредственно римским легатом.
Другое дело — отдельные восточные районы и те области, где потребность в объединении не ощущалась или где существовали исторически сложившиеся еще устойчивые государства. Здесь римлянам пришлось опереться на местных правителей. К тому же создание аппарата управления столь обширной провинции, как Сирия, требовало многих десятилетий, даже столетий.
Конечно, все цари, тетрархи и т. д. по существу были лишь римскими уполномоченными, и замена, например, прокуратора Иудеи Марулла «царем» Агриппой, на смену которому пришел опять прокуратор Куспий Фад, не меняла реально структуры отношений между Римом и Иудеей. Да и сами «цари» были таковыми, может быть, в глазах своих подданных, но для римского чиновника они были лишь варварами, в лучшем случае — римскими гражданами далеко не высшего ранга. Светоний отмечает (Aug. 60), что дружественные и союзные цари покидали свои царства, чтобы в Риме или в провинции при проезде императора выразить ему свою преданность, являясь при этом без знаков царского достоинства, а в простых тогах, как клиенты. Характерный эпизод, в котором выражается пренебрежение к «царям» и вместе с тем недоверие к ним, приводит Иосиф Флавий (Ant. XIX, 8, 1); к Агриппе I в Тивериаду съехались Антиох, царь Коммагены, Сампсигерам, царь Эмесы, Полемон, владетель Понта, и, наконец, его собственный брат Ирод, царь халкидский. В это время прибыл сирийский наместник Вибий Марс. Агриппа в знак почтения выехал вместе с гостями навстречу важному гостю за семь стадий от города. Но Марс посмотрел на эту встречу с другой точки зрения. Съезд царей показался ему подозрительным, «так как он полагал, что столь тесное общение нескольких правителей между собой не может быть особенно полезно в римских интересах». Он поэтому послал к каждому из царей своего чиновника с предложением немедленно вернуться восвояси.
331
Трудно было также совладать с арабами-кочевниками, жившими еще родовым строем. Втягивая их постепенно в круг более цивилизованных народов и привлекая к оседлой жизни, римляне долгое время не разрушали внутреннего уклада их жизни и использовали их племенных вождей в качестве проводников римского влияния и власти. Так, в надписи IGRR III, 1254 упоминаются oi ало Ifl-vout; vojj.aSo)v; во многих надписях упоминаются в качестве представителей власти арабские шейхи (ibid. 1247, 1298,1171 идр.); в сирийских надписях часто встречается титул, повидимому, наследственный: 'srtg, т. е. греч. сттрат1г]у6?; в надписи времен Адриана — Антонина Пия назван «этнарх стратег номадов» (OGIS 616).
Все эти царьки, как вновь назначенные, так и наследственные, получали свою власть от Рима, который мог в любой момент ее отнять. Набатейские цари в своем титуле называют себя между прочим rhn 'm', что по-гречески можно передатырьЛб&т^о?, подчеркивая этим народный источник своей власти. Но римляне мало считались с такими притязаниями. Реальная власть царя определялась общей политической ситуацией и даже личным влиянием и связями. И уже во всяком случае царь не мог передавать по наследству корону по своему усмотрению. Да?ке Ирод, «друг и союзник», должен был представлять на утверждение Рима свои завещания и семейные распоряжения. Цари были лишены права вести самостоятельную внешнюю политику — заключать союзы и договоры, вести войны. Они имели право чеканить только бронзовую монету (привилегия, которой пользовались и незначительные города). Во внутреннем управлении они пользовались самостоятельностью, поскольку, конечно, цари не нарушали римских интересов. Их юрисдикция не распространялась на римских граждан. В особо важных случаях даже могущественный Ирод должен был представлять свои приговоры на утверждение Августа. Цари взимали налоги по своему усмотрению и вносили в римскую казну более или менее регулярную подать. Это относится не только к tributarii или stipendiarii, но и к socii, хотя, повидимому, для последних не было установлено твердых норм и сроков. Цари, кроме того, обязаны были поставлять вспомогательные войска имперской армии.
Чтобы удержаться на троне, цари должны были заискивать перед императорами и их фаворитами, перед легатами и их свитой, пускать в ход интриги и подкупы, тратить большие суммы для поддержания внешнего блеска своего правления. В этом отношении был особенно неутомим Ирод Иудейский, возводивший грандиозные постройки и жертвовавший большие деньги далеко за пределами Иудеи и даже Азии. Но величие таких царей покупалось слишком дорогой ценой, и маленькие царьки, 134
тянувшиеся за большими, настолько выматывали и истощали производительные силы своей страны, что* население взирало иной раз на римлян как на избавителей.
Власть царей, стремившихся сохранить изолированность овоей страны, сковывала инициативу торгового сословия, заинтересованного в создании единой империи. Поэтому, например, в Иудее во время иудейской войны высшая знать держала руку римлян и была втянута в войну против своей воли. В Коммаге-не после смерти Антиоха III (17 г.), по сообщению Иосифа Флавия, «простонародье восстало против знати; обе партии послали депутации (в Рим). Знать просила обратить область в римскую провинцию, народ, однако, желал иметь попрежнему своих царей> (Ant. XVIII, 2,5). Вполне, таким образом, соответствовало положению вещей, когда Помпеи свергал «тиранов» мелких областей и освобождал жизнеспособные города от власти царей.
Положение вольных городов Сирии в общем мало чем отличалось от положения других городов империи, хотя некоторые пользовались автономией дольше и имели несколько больше прав, поскольку римская власть в Сирии в целом утверждалась медленно и с трудом.
Положение так называемых civitates liberae определялось общими положениями: они были (теоретически) свободны от налогов, имели право чеканки мелкой монеты (бронзы), право устанавливать местные пошлины, сохраняли суд по гражданским и мелким уголовным делам, сохраняли некоторое финансовое самоуправление, некоторые местные обычаи.
Но все эти привилегии постепенно сходили на-нет; общая тенденция империи заключалась ведь в том, чтобы свести все к одному уровню и заменить органы самоуправления бюрократическим аппаратом. Уже в начале I в. остается, по словам Плиния Младшего (ер. VIII, 24), лишь umbra et residuum libertatis nomen. Дион Хризостом говорит о «так называемой» свободе (Or. XLIV, р. 512), а по поводу спора тарсийцев с соседями указывает, что и те и другие в сущности gjj.68ouAoi (Or. XXXlV, p. 428). Налагая подати на свободные города и подчиняя их власти римского правителя (-/lysjj-wv), Веспасиан, по словам Пав-сания (VII, 17), ссылается на то, что эллины отвыкли от свободы .{ai:O[J.s[xa&Tjxevai, ттр/ kXeu&sptav то 'EXXtjvixov). Плутарх, надо думать, отражает реальное положение вещей, когда пишет (Ргаес. •ger. reipub. XXXII): «Народы имеют столько свободы, сколько им предоставляют власть имущие, и больше, пожалуй, и не стоит». Нет смысла поэтому домогаться титулов и должностей. «В самом деле, чего стоит высокая должность, слава для тех, кто достиг ее? Незначительное распоряжение проконсула сводит ее на-нет или отдает ее другому; а если даже она сохраняет-
135
ся, она ничего серьезного не стоит. Вступая в должность, высший магистрат должен говорить себе не так, как Перикл, ко(-торый «всякий раз, как надевал хламиду, напоминал себе: «не забудь, Перикл, ты правишь свободными, правишь эллинами, афинскими гражданами». Но вот что говори себе: «я управляю, будучи подвластным, городом, подчиненным проконсулам, прокураторам цезаря> (ibid. XIII).
Понятно, падение свободы городов совершалось медленно и незаметно. У Рима не было разработанного законодательства, которое могло бы заменить и отменить все местные законы и обычаи. Папиниан, например, указывает, что в его время продолжает действовать закон города Антиохии в Келесирии, по которому Антиохия имеет привилегию при взыскании с имущества покойника (Dig. XLII, 5, 37). Но общие распоряжения правительства отменяли противоречащие ему местные установления. Ульпиан отмечает: «Божественный Адриан установил своим рескриптом штраф в пользу фиска в сорок золотых с тех, кто хоронит покойника в черте города, и с магистратов, допустивших это; место погребения должно быть продано, а труп перенесен. А как быть, если муниципальный закон разрешает погребение в городе? После рескрипта принцепса надо посмотреть, нет ли отступления; ведь рескрипты имеют всеобщий характер, и императорские постановления должны сохранять силу и действовать во всяком месте» (Dig. XLVII, 12, 3, 5).
С течением времени центральная власть все глубже проникает во все мелочи муниципальной жизни, о чем красноречиво свидетельствует переписка Плиния с Траяном. В этом отношении показателен текст Dig. L, 10, 3: «Частному лицу разрешается возводить новую постройку и без предварительного разрешения принцепса, за исключением случаев, когда это ведет к соперничеству с другим городом, или дает повод для раздоров, или если это цирк,- театр, амфитеатр. А за общественный счет возводить новую постройку без разрешения принцепса запрещается, как это указано в постановлениях. Не дозволяется на новом здании написать чье-либо имя, кроме имени принцепса или лица, на чьи средства постройка возведена».
Число civitates liberae было непостоянным и вообще небольшим. Еще меньше было число городов, имевших титут колонии и пользовавшихся ius italicum. Ульпиан перечисляет их; «Надо знать, что есть некоторые колонии италийского права, как, например, в Сирии-Финикии блестящая колония Тир, откуда я родом, знаменитый своими областями, в течение ряда веков древнейший, мощный, весьма крепкий благодаря союзу, заключенному с римлянами: ему божественный Север и наш император даровал ius italicum за превосходную и выдающуюся верность государству и Римской империи. И Берит в той же 136
провинции,— обязанная милости Августа и (как выразился божественный Адриан в одной своей речи) августинская колония обладает ius italicum. Также и Гелиополь по случаю гражданской войны получил от божественного Севера общественное устройство италийской колонии. Есть еще колонии Лаоди-кея в Келесирии, которой божественный Север даровал ius italicum за заслуги в гражданской войне. Колония Птолемаида, расположенная между Финикией и Палестиной, не обладает ничем, кроме названия колонии. Также и городу Эмесе в Финикии наш император дал положение колонии и присвоил ей ius italicum. Сюда относится и город Пальмира, помещающийся в провинции Финикии, вблизи варварских племен и народов. В Палестине были две колонии — Кесария и Элия Капитолина, но они не обладают ius italicum. Божественный Север вывел колонию также в Себасту» (Dig. I, 15, 1). По нумизматическим данным, кроме того, колониями считались Сидон (правление Гелиогабала — Александра Севера), Неаполь (древний Сихем, от Филиппа до Галлиена), Низа, Скифополь (Нерон — Гор-диан).*
В надписях и на монетах города нагромождают множество титулов. Тирийцы именуют свой город ispi xai aouXo? au-го-vo{Ao<; [А7]тротгоА!.<; Фглч'мцс, xai aXAoov ttoAecov xai. va.\)<x.pyic, (OGlS 595); такой же титул дает себе (кроме (г^трбтсоАц) также Трипо-лис (OGlS 587); Лаодикея приморская, принявшая название «Юлия», говорит о себе: iepa<; xai atiuXou xai aufovouou vauapyj-$oq CTuyysvtSoi; cpiXTji; аортах00 xoivcovou 8t-[aOU 'Pcu;xat<uv (OGlS 603). Иной раз титулы настолько обширны, что не умещаются на монете и приходится ограничиться инициалами (например, монета Гадары с легендой, IAAFKEY).
Но пышные титулы часто скрывают пустоту. Права и обязанности городов были различны; центральная власть должна была считаться с местными традициями; даже в выполнении всякого рода повинностей принимались во внимание местные законы и обычаи (leges cuiusque civitatis et consuetudine longa intellegi potuerunt, Dig. L, 4, 1, 2). Больше всех самостоятельностью пользовалась Пальмира; ее изолированное положение, торговое значение, близость к Парфии заставляли, надо полагать, римское правительство не очень сильно нажимать на пальмирцев. Можно думать, что наряду с обычными магистратами продолжали существовать неофициально и пользоваться влиянием потомки прежних племенных вождей, из которых вышли в середине III в. властители Пальмиры — Оденат и его потомки. В надписи (двуязычной) 251/2 г. Септимий Айран, сын Одената, именуется по-сирийски res Tadmor — «глава Тадмора»
* Head, Historia numorum, стр. 798 ел.
132
'(по греч. l^apx0? IlaXp-upTjvwv). В надписи 266/7 г. Септимий Вф-род титулуется аруапгёту)? — термин иранского происхождения (OGIS 645).
Организация управления в городах Сирии известна только по надписям, дающим материал случайный; судя по этим данным, в городах Сирии были те же магистратуры с теми или иными вариациями, что и в других восточных провинциях. Институт объединений городов — xoivov, столь распространенный в Малой Азии, здесь почти не известен.* То xoivov 'ApyaivY)? (IGRR III, 1146) означает просто местную общину местечка Агрэна. Культ императора, повидимому, не пустил здесь корней, и потому и на этой почве объединения, хотя бы культовые, не создавались.
Судя по тому, что в двуязычных надписях слова (ЗоиХт) xa'i 8г)[*о<; не переводятся на местные семитские языки, а лишь транскрибируются, можно думать, что политическая жизнь' по форме греческих полисов здесь не получила развития. Римляне вообще подавляли демократию, упраздняли народные собрания (экклесии) там, где они существовали, поддерживали цензовую аристократию. Превращение honores, почетных должностей, в munera, обязательные повинности, связанные с расходами, требовало от должностного лица определенного имущественного ценза, ставшего в конце концов единственным условием выдвижения на общественную должность.
Часто встречающийся титул роиХеитг]? (IGRR III, 1131, 1134, 1163, 187, 1201 и др.) означает, судя по контексту, не члена функционирующего совета, а такое же звание, как «ветеран» и т. п.
В качестве руководящего лица встречается тсрбеЗро^ (IGRR III, 1235, Каната; 1196, Филиппополь; 1321,1325, Востра и др.), в колониях —дуумвиры. В Геразе мы встречаем гимнасиарха, восхваляемого за то, что пожертвовал масло и 500 драхм на постройку храма (OGIS 622). Декапроты, в частности в Пальмире, были местным исконным институтом; этим, вероятно, надо объяснить, что в двуязычном пальмирском тарифе в сирийском тексте греческому 8гхатсрмтос; соответствует паль-мирское 'srth'. В Геразе упоминается пожизненный декапрот (OGIS 621). Надпись из Филиппополя (IGRR III, 1201) называет синдика; согласно Dig. L, 4, 18, 13, это — лицо, «выбираемое для ведения или защиты определенного дела».
* Чисто религиозное объединение xoivov Фотщс, встречается на монете города Тира с изображением храма xoivov ФоЫщ<;. Только после отделения Сирии-Финикии от Сирии при Септимий Севере встречается и надписи tpoivixap/"/)<; (OG1S 5%).
138
Деревня не участвовала в политической жизни и была лишь объектом эксплоатации для города. Встречающиеся в надписях деревенские «стратеги» часто, особенно в семитских надписях, означают родовой титул.
Деревенские собрания не представляли собой организованной роиХг', а случайное «сборище»; будкой yevop-evou ttJ? xw|xt); Iv tfi Аеатрь> — читаем мы в надписи (IGRR III, 1192). Такое «сборище» могло принимать те или иные решения с общего согласия (eSo^s тоХс, атсо... хыатг)? exxoiv7j<; oc[utwv] ?\iSoy.r,rs[s.uic,), Waddington, 2535), но эти решения имели частный, а не публично-правовой характер. В отсталых районах, где города были редки, иногда в качестве административного центра и местопребывания гарнизона выделялась крупная деревня, получавшая название ;л.7]трохсц|л1а. Но, как правило, сельские территории были причислены к городам, и некоторые города представляли обширные области. Так, Иосиф Флавий сообщает о споре жителей Дамаска с сидонцами относительно правильности границ (Ant. XVIII, 6, 3). Это значит, что Дамаск имел общую границу с отдаленным Сидоном.
История городов Сирии мало известна. В литературе (у Стра-бона, Иосифа Флавия, Плиния, Тацита, Диона Кассия, в Талмуде и т. д.) встречаются лишь случайные указания; надписей в Сирии сохранилось сравнительно мало; нумизматический материал охватывает значительные периоды истории каждого города в отдельности и содержит ценные данные прежде всего для хронологии; но если легенды монет бывают порой выразительны, они, естественно, очень скупы. Вещественные памятники — развалины городов, храмов и т. п.— иногда богаты, но не всегда изучены систематически. Раскопки последних лет в Джераше (Геразе) и Дуре, ведущиеся в широком масштабе и систематически, сильно обогатили науку. Но о многих городах основными источниками остаются надписи, монеты и случайные упоминания в литературе. Только города, сыгравшие крупную историческую роль,— Иерусалим, Антиохия, Кесария и др.— сравнительно хорошо изучены.
Имеющийся материал позволяет отметить некоторые общие черты городов Сирии.
Свобода «свободных» городов была весьма условной. Нивелирующая сила Рима сказывалась в Сирии, как и в других провинциях. Римский налоговый аппарат действовал в Сирии разлагающим образом, уничтожая местные привилегии, основанные на старинных традициях. Здесь, как и в других провинциях, силу имели лишь приговоры, вынесенные на основе •римского права, и потому местное гражданское законодательство, чтобы не оставаться бесплодным, должно было применяться к римскому праву. Как раз из Сирии вышли круп-
139
нейшие римские юристы — Ульпиан, Папиниан, Навел, а в Берите в III в. существовала юридическая школа, которую Григорий Чудотворец характеризует, как «подлинную академию римского права» («Похвальное слово Оригену», стр. 186, изд. Vossius). Политические права городов, существовавшие вообще лишь формально, постепенно урезывались и отменялись, и большинство городов с самого начала вошли в разряд 'jtcv;xooi (подданные) и икогг'кеТ.с, (stipendiariae). В частности, привилегия свободы от поставки войск не соблюдалась, и со времен Веспасиана на латинских надписях встречаются cohor-tes или alae Ascalonitarum, Canathenorum, Damascenorum, Sebastenorum, Tyriorum.
Но сирийские города не без сопротивления поддавались нивелирующей силе Рима. Характерно, что ни Селевкиды, ни римляне не могли предать забвению старые имена городов. Нет ничего удивительного в том, что Элия Капитолина вновь приняла священное имя Иерусалима. Но поразительно, что город, в течение столетий официально называвшийся Филадельфией, ныне называется Аммон, т. е. древнее библейское имя Раббат-Аммон не переставало жить и вытеснило в конце концов данное городу Птолемеем II новое имя. Точно так же Эпифания через 800 лет снова вернулась к древнему названию Хамат и теперь носит имя Хама. Ако, переименованный в Пто-лемаиду, ныне называется Акка. Аполлония теперь называется Артуф, что восходит, вероятно, к древнему имени бога Решеф; Ларисса приняла имя Shaizar, связанное с упоминаемым в амарнских текстах городом Zinzar. Лаодикея на Оронте, на месте знаменитого в далекой древности Кадеша, теперь называется Кадис. Библейский Бет-Шеан, переименованный в Скифополь, возродился в современном Бейсане. Эта живучесть древних названий говорит об упорстве, с каким сирийское население держалось за старые традиции и отвергало эллинистическо-римские новшества.* Только в тех случаях, когда древний город был совершенно разрушен и выстроен вновь римлянами, давшими ему новое имя, это имя сохранилось. Так, столица Израиля Самария, вновь отстроенная Иродом под именем Себаста, сохранила это имя (Sebastiya) доныне. Библейский Шехем (Сихем), возрожденный под именем Неаполя, и теперь называется Наблус; Стратонова башня (эллинизированное название Migdal-Astart), превращенная в новый город Кесарию, резиденцию прокуратора Иудеи, сохранила имя Kaissaria.
* На это указывает Аммиан Марцеллин (XVI, 8, 5): quorum (urbium) ad praesens pleraque licet Graecis nominibus appellantur, quae iisdem ad arbitrium imposita essent conditorif, primigenia tamen nomina non ami-serunt, quae iis Assyria lingua institores veteres indiderunt.
140
На чужбине сирийцы создавали прочные землячества (прежде всего культовые) и сохраняли связь со своим родным городом. Так, в надписи OGlS 591 упоминается Аполлофан, стоявший 33 года во главе сидонян, живущих в Мариссе (Палестина). На острове Делос объединение почитателей Посейдона, выходцев из Берита (то xoivov RfipuTttuv nocrei&coviaaTwv), купцов, судовладельцев и посредников (eySoyecwv) устанавливает статую богине Рома за благоволение к объединению и к родине (OGlS 591). Пальмирский солдат в далекой Британии, женившийся на местной женщине (natione Catalauna), пишет на гробнице безвременно умершей жены эпитафию на латинском языке, но прибавляет пять слов и на родном языке. Очень интересна надпись 174 г., содержащая обращение тирийской колонии в Путеолах к своей метрополии и ответ тирийцев (OGlS 595). Путеольская колония жалуется на плохие времена; им трудно стало платить 250 драхм за помещение для святилища богов. Раньше они были многочисленны и богаты, теперь их мало. А ведь есть еще расходы по устройству агона, по ремонту общинного помещения (<ттат1м\ю<;) к торжественным дням господина императора. Нет теперь таких доходов от мореходства и торговли, как у тирийской колонии в царственном Риме. Они поэтому просят субсидии в 250 драхм, обещая с остальными расходами справиться. В Тире обсуждается прошение путеольцев; вопрос ставится так: либо путеольцы получают от Рима 250 драхм, либо римская колония передает свои доходы (от членских взносов) путеольцам, и цоследние в этом случае содержат за свой счет обе сгтосткоуес. Отсюда видно, что Тир в известном смысле руководил землячествами в чужой стороне.
Города Финикии, торговые par excellence, больше всего подверглись эллинизации, а филистимские города совершенно эллинизировались и окончательно утратили родной язык. На своих монетах они подчеркивают свою связь с эллинизмом, изображая сцены из греческой мифологии; на монетах Пто-лемаиды императорского периода мы встречаем Триптолема с колосьями, похищение Персефоны, Персея и Медузу. Сидон дает изображение Дидоны, Кадма, Феникса. На монетах Тира встречается даже сцена, показывающая Кадма, дающего грекам алфавит, что должно подчеркнуть древность финикийской культуры. Само собой разумеется, что, поскольку монеты были римские (а раньше — селевкидские), на них обязательно имеются обычные римские символы, портрет или имя императора, легата и т. д. Тем поразительнее, что на монете Берита II в. до н. э. мы находим финикийскую легенду ll'dk' 's bkn'n: «Лаодикеи, что в Ханаане»; на автономной монете Библа I в. до н. э.— финикийская легенда lgbl qdsth («священного Гебала»),
141
храм Астарты, Изиды. В Газе встречается на монетах императорского периода семитская буква «т» (вероятно, инициал имени бога Магпа). На монетах Гиераполя мы находим изображение Атаргатис на льве или храма со статуями Астарты и Baal-Kewan'a с надписью: &eol Eupiat;. Судя по монетам и надписям, а также некоторым литературным данным, Газа имела собственный календарь.* Хотя монеты сирийских городов применяют римскую дату — эру «свободы», т. е. покорения их Помпеем, эру Акциума, эру присвоения прав колонии и т. п., но в надписях и частноправовых документах не только на местных семитских языках, но и на греческом применяется эра Селевкидов и другие местные эры (иногда наряду с имперской).
На Западе латинский язык, а в большинстве стран Востока Римской империи греческий язык вытеснили местные языки; от развитых языков Малой Азии, имевших свою письменность (лидийский, ликийский), остались лишь следы. Между тем в Сирии в период империи возникает собственная письменность (древнейший сирийский текст 243 г.— торговая сделка — найден при последних раскопках в Дуре, DP 120) и развивается новый литературный язык.
Все это говорит опять-таки о том, что Сирии Рим не освоил до конца. Помимо исторических условий, причину этого явления надо видеть в том, что только в прибрежной полосе включение в Римскую империю действительно содействовало развитию экономики и было в интересах господствующего класса, использовавшего воссоединение наследия Селевкидов для расширения торговли. Другие области, особенно на северо-востоке и юге, испытывали лишь гнетущую силу Рима, которая не окупалась экономическими выгодами.
Сведения об экономике Сирии очень скудны и разрозненны. Много сведений содержится в Талмуде; но казуистический характер изложения заставляет относиться к талмудическим данным осторожно; не всегда, кроме того, можно установить, относится ли то или иное сообщение к Палестине или к Парфии. Греческие и латинские авторы сведений об экономике Сирии дают чрезвычайно мало, так же как раннехристианская литература. Основное, что подчеркивается в римской литературе, это благодетельные последствия римского права и объединения вселенной под единой властью. В панегирике, произнесенном перед Марком Аврелием, Элий Аристид восклицает: «Возможен ли лучший и более полезный общественный строй, чем нынешний? Ныне всякий может без боязни отправляться, куда хо-
* См. Е. S <• h u г е г, Gesrhichte des jiidisehen Volkes, В. II, стр. 116 ел.
142
чет, всюду все гавани для него открыты, горы дают путешествующим такую ?ке безопасность, как города своим жителям».* Плиний Старший восхваляет за это Италию: она «кормилица и вместе с тем родительница всех земель, избранная божественным соизволением, чтобы сделать само небо ярче, соединить разбросанные страны, смягчить-нравы, слить в языковом общении разнообразные грубые языки стольких народов, дать людям (литературную) речь и гуманность, короче, стать единственным отечеством всех народов во всем мире» (NH III, 39). Через несколько столетий ту же мысль повторяет поэт Клавдиан (Cons. Stil. II, 154): «Этим мирным нравам мы обязаны тем, что чужестранец чувствует себя на чужбине как дома, что мы всюду пьем из Родана и черпаем из Оронта, что все мы — один народ». Мы видели уже, что к Сирии это не совсем применимо. Оронт и Родан действительно встречались; сирийских рабов, солдат и купцов мы находим в отдаленных уголках римского мира. Но слияния Востока с Западом не получилось; в частности, Сирия сохранила и местные языки и местные особенности в своей экономике.
Естественные ресурсы распределены в Сирии неравномерно,, в соответствии с разнообразием географических условий. Горы Ливана были богаты строевым лесом, который служил предметом вывоза, как и во времена фараонов. В долинах произрастали лавр, финиковая пальма, фиговое дерево, гранат, сикомора. Пальмами славилась особенно долина Иерихона; на иудейских монетах обычно изображалась пальма или пальмовая ветвь. Фиги — свежие и сушеные — занимали большое место в пищевом режиме в Сирии и Палестине. Почти повсеместно распространено было масличное дерево; оливки занимали важное место в хозяйстве, и остатки оборудования для выжимки масла сохранялись во многих местах, ныне пустынных. Виноград произрастал всюду, больше всего славились вина долины Оронта, Финикии и Палестины. Евсевий называет Авилу в Десятиградье «городом виноносным». Всевозможные фруктовые деревья культивировались в садах Сирии. Предметом вывоза были и цветы; славились лилии Антиохии и Аскалона. Огромное разнообразие растений, содержащих ароматические масла, при большом спросе в античности на ароматические вещества давало заработок многим жителям Сирии; почти монопольно производила Сирия бальзам, нард, стираксу. По сообщению Страбона (XVIII, 800, 15), иудеи искусственно ограничивали производство бальзама, чтобы держать цены на высоком уровне.
* См. М. P. Charlesworth, Trade-routes and commerce of the Roman Empire, Cambr. 1924, стр. 3.
143
Земледелие было возможно только в долинах рек, где ячмень и пшеница при низкой технике обработки земли давали баснословные урожаи;* сеяли также кормовые травы, лен, пеньку. Земледелие требовало, однако, искусственного орошения при помощи колодцев, цистерн и каналов. Земледелие было выгодным промыслом; раввины запретили в Палестине разводить мелкий скот (Баба Кама VII, 10), считая это, очевидно, нерациональным использованием земли. В пустынных и полупустынных местах и в горах разводили крупный и мелкий рогатый скот, ослов, а на востоке и юге, главным образом, верблюдов.Сирия производила некоторые дорогие сорта шерсти. В числе «апофорета», предметов для подарков, Марциал (XIV, 159) называет также тирийскую шерсть. Льняные ткани производились во многих областях Сирии и вывозились через финикийские порты; i[j.aTiov aupiaxov упоминается в египетском папирусе I в. (BGU VII, 1666). В эдикте Диоклетиана о ценах названы и ткани Библа.
Финикийское побережье издавна славилось рыбой, которая вывозилась в сушеном и соленом виде. Внутри страны рыбы было мало, так как немногие сирийские реки имеют слишком быстрое течение, а в Мертвом море рыба не водится. Навеянное евангелиями представление о большой роли рыболовства в Палестине может быть в некоторой степени оправдано лишь для небольшого района Тивериадского озера.
Большое место занимало в хозяйстве, особенно Финикии, красильное дело; кроме растительных красок (шафран, хна у Аскалона), здесь, у Тира, из раковин murex и buccinum добывалась не знавшая себе равных краска всех оттенков — от голубого до пурпурного. В окраске тканей Финикия занимала первое место. Как дорого ценились окрашенные в пурпур ткани, можно судить по сообщению Плиния, что purpura dibapha стоили 1000 денариев фунт. В Тир и Верит привозили из Китая шелк-сырец для обработки и окраски.
Минералами Сирия была бедна. Некогда финикийцы ввозили железо и медь из своих колоний в Испании и на Кипре. В римский период металлы доставлялись из Индии и Малой Азии. Однако в Сирии были искусные мастера; и дамасская сталь, финикийские художественные изделия из драгоценных металлов пользовались заслуженной известностью. Высоко
* В папирусах I в. упоминается сирийская пшеница с квалификацией -тгрмто?; в папирусе II в. при распределении семенной пшеницы аренда-тсрам упоминается сирийская пшеница SsuTSpoi;. См. С- Vagg i, Siria е siri nu documenti dell'Egitto greco-romano, «Aeg.», XVII (1937), стр. 29 ел.
Ш
ценились сидонские стеклянные изделия, в производстве которых финикийские мастера достигли высокого совершенства.
Все эти природные богатства были сосредоточены на побережье Средиземного моря и в плодородной культурной полосе к западу от Ливана, да и то неравномерно. Необходимо, однако, отметить, что возделанная площадь в древности, благодаря тяжелому труду, искусственному орошению и военным мероприятиям римского правительства, была гораздо шире, чем в позднейшие века. Последующие поколения не сумели сохранить наследие прошлого, и пустыни вновь надвинулись на некогда культурные области.
Население занималось прежде всего земледелием, виноградарством и садоводством, в меньшей степени скотоводством и рыболовством; имели значение ремесла и торговля, главным образом посредническая. Хотя Сирия, как мы видели, производила много продуктов для вывоза, но основу богатства и значения сирийских народов составляла именно посредническая торговля.
4—Земля в Сирии, как и в других римских провинциях того времени, концентрировалась в руках крупных владельцев, прежде всего императора и членов его семьи. После покорения Иудеи в 70 г. вся земля была конфискована. Точно так же были конфискованы Севером владения неудачливого претендента на престол Песценния Нигера. Антоний отдал Клеопатре финикийское побережье «от реки Элевтера до границ Египта, исключая Тир и Сидон, которые, как он знал, издавна пользовались автономией (Io s. Ant. XV, 4, 1). Клеопатра получила также в дар «часть Аравии и окрестности Иерихона. Эта область дает наилучший бальзам, имеет также множество прекрасных финиковых пальм». Ирод заарендовал у нее эти области (XV, 4, 3). Саломея, сестра царя Ирода, по сообщению Иосифа Флавия (ibid. XVIII, 2, 2), оставила в наследство императрице Ливии «Ямнию, всю топархию, расположенный на равнине город Фасаилиду и город Архелаиду, где находились огромные плантации пальм с наилучшими плодамик Фиску принадлежали сады Эн-Гадди близ Иерусалима, дававшие ценный бальзам. Бальзам вообще был монополией императорской казны. Надпись IGRR III, 1077 называет прокуратора, т. е. управляющего императорскими имениями в Сирии. Эти имения, как и крупные латифундии частных лиц, послужили впоследствии источником для одарения церкви.
Частные лица также владели в Сирии обширными землями. Смещенные династы сохраняли владетельные права на землю. Из Мишны мы знаем о баснословных имениях Элеазара бен Азарья, Тарфона, Нехуньи, патриарха Иуды I и др. В имении
'0 А. Ранович . 145
Элиезера бен Харсом работало такое множество рабов, что многие из них даже в лицо не знали своего господина.
Масса крестьян вынуждена была поэтому арендовать землю.
Аренде земли посвящена специальная глава в талмудическом трактате Баба-Мециа. Мишна и Тосефта в этом трактате различают два вида арендаторов: сохер и хокер. Первый вносит арендную плату деньгами, второй — натурой по твердой ставке; арендатор, снимающий поле не за определенную цену натурой, а из доли урожая, назывался арис. В арендном договоре арис пишет: «Я встану, вспашу, посею, скошу и свяжу в снопы, смолочу и провею и сложу в кучу для тебя, и тогда ты придешь и возьмешь половину, а я за свои труды и издержки — половину». Срок аренды был обычно семь лет. Поэтому Мишна запрещает арендатору, снявшему землю на более короткий срок, сеять лен, истощающий землю. Арендатор не считается юридическим владельцем не только земли, но, вероятно, и урожая (до расчета с хозяином). Поэтому хокер не обязан отдавать жрецу первинки, «но возношения и десятину платит и хокер и арис» (Бикк. 1 2, II, 3). Арендатор обязан обработать землю в соответствии с обычаем данной местности. «Некто арендовал поле у ближнего и не хочет полоть и говорил ему (владельцу): какое тебе дело до этого, раз я даю тебе арендную плату? Его не слушают, ибо тот может возразить: завтра ты уйдешь, и поле будет давать мне сорные травы> (Б-М. IX, 4). В договоре арис пишет: «Если я оставлю поле пустовать и не обработаю его, заплачу лучшим» (ibid. IX, 3). Скидки с арендной платы по случаю стихийного бедствия предусматриваются лишь в том случае, если бедствие имеет всеобщий характер: .«Некто арендовал поле у ближнего своего, и оно поедено саранчой или побито ветром; если это бедствие страны, то он сбавляет ему арендную плату, а если это не бедствие страны, то не сб_авляет ему арендной платы. Р. Иуда говорит: если поле арендовано за деньги, то ни в том, ни в другом случае он не сбавляет аренды» (IX, 6). Если снят в аренду участок, на котором имеется источник или дерево, и источник высох или дерево срублено, то скидка за это не дается (Б-М. IX, 2). Арендатор участвует также в расходах по оплате землемера, эконома, мелиоратора (Б-М. IX, 14). Кроме аренды на срок, Талмуд знает и наследственную аренду земли (Тос. Тер. II, И). '
Мы можем с полным основанием предположить, что такие же арендные условия существовали не только в Палестине, но и в других земледельческих районах, так как талмудические нормы сходны как с вавилонскими, так и с римскими.
Конечно, наряду с земельными арендаторами были и частные владельцы мелких участков земли, считавшейся собствен-
146
ностью городов или императорской казны. Вряд ли положение селевкидских Xaoi существенно изменилось. Мелкие владельцы обязаны были платить за свои участки подать верховному собственнику земли. Существовала круговая порука. О сохранении некоторых форм общинной организации деревни говорят такие надписи, как iGRR III, 1146: то xoivov 'Apyaiv7j<;; 1154: 2u)pauv)v(ov yscopyoi aveOvjxav (конец II — начало III в.).
Латифундии и императорские имения не всегда сдавались в аренду, а обрабатывались также при помощи рабов. Из зе-ноновских папирусов известно, что птолемеевский диойкет (заведующий финансами) Аполлоний владел большим имением в Палестине и вывез туда из Египта своих слуг и рабов. Нет оснований думать, что в римский период этот способ эксплоа-тации земли не практиковался. В Талмуде (Пома 35) говорится о многочисленных рабах Элиезера бен Харсом именно в имении. И в других случаях Талмуд говорит о многих рабах, не только домашних, но и занятых в сельском хозяйстве.
Переходившие к оседлости кочевые племена, жившие еще родоплеменным бытом, создавали, надо думать, сельские общины, обязанные податью и повинностью своим шейхам, или 'srtg'-ам, как они именуются часто в семитских надписях.
Какое место занимала мелкая частная земельная собственность в землевладении Сирии, об этом данных нет. Но такая собственность, несомненно, существовала, что видно хотя бы из талмудического законодательства. Имеются также акты о продаже мелких участков ценой в 54, 55 драхм (виноградники). В Дуре найдены документы о продаже более крупных участков за 700—2000 драхм. В одном документе речь идет о продаже дома с относящимися к нему фруктовыми деревьями за 175 денариев (Рар. 101, 227 г.). К сожалению, в этих документах, так же как и у Филострата (V. Ар. VI, 39; ср. Е u s., НЕ III, 20), размеры участков не указаны и потому цена земли неизвестна. Необходимо еще иметь в виду, что владельцы «царской земли», не будучи собственниками ее, possessores, все же могли покупать и продавать свои участки.
Ремесло в" Сирии получило большое развитие. Производство стекла, шерстяных и шелковых тканей, окраска их, производство металлических изделий было поставлено в широких масштабах и достигло высокого уровня. Грандиозные строительные работы свидетельствуют об обилии квалифицированных строительных рабочих и искусных мастеров.* В семитских
* Надпись в Алеппо 226 г. называет несколько лиц, связанных совместной работой на строительстве: надзирателей ё-пщгЩтт^, мраморщиков и строителей (см. Ф. И. Успенский, Археологические памятники Сирии, «Известия русск. Арх. ин-та в Константинополе», т. VII, София, 1902, стр. 164; ср. IGRR III, 1009, 124 г., Kefr-Nebo).
10*
'¦147
надписях упоминаются десятки профессий, в том числе и городские свободные занятия: врачи, рассказчики, переводчики, писцы, счетоводы, маклеры, астрологи. Весьма вероятно, что профессии передавались, как мы это знаем для более раннего времени из книги Хроник, по наследству. В талмудическом трактате Иома III, 11 говорится: «Следующие лица упоминаются с порицанием: члены дома Гарму не хотели передавать искусства приготовления хлебов предложения; члены дома Автинас не хотели передавать искусства приготовления курения; Гогрос Левит знал искусство петь, но не хотел учить других».
Ремесленники, как и купцы и мореходы, создавали свои объединения, в первую очередь на почве общих культовых интересов. В надписи 1GRR III, 1031 (258 г.) названо объединение (ouvTeXeia) золотых и серебряных дел мастеров; в паль-мирском тексте этой двуязычной надписи (Lidzbarski 462, № 13) греческому слову ouvxeXsioc соответствует tgm', тоже греческое слово (тауи-а), прочно вошедшее в пальмирский язык, свидетельствуя, что ремесленные и профессиональные объединения были явлением широко распространенным.
Основу процветания городов Сирии составляла внешняя торговля. Предметами торговли служили прежде всего продукты собственного производства: крашеные ткани, стекло, металлические изделия, строевой лес, вино, масла,сушеные фрукты, благовония. Вывоз бальзама составлял монополию фиска; в пятый год после покорения Иудеи доход казны от бальзама Палестины составил 800 000 сестерциев (PI in, NH XII, Шел.). Вывозились, конечно, и случайные второстепенные товары; мы видели, например, сирийскую пшеницу в Египте, хотя Сирия в общем едва покрывала собственную потребность.*
Размеры торговых операций были чрезвычайно разнообразны. Мелкую торговлю можно было вести с «капиталом» в 50 драхм (М. Пеа, VIII, 9); с другой стороны,'были крупные торговцы, ведшие обширную торговлю. Тексты различают купцов, ведущих заморскую торговлю (vauxXvjpoi и l^rcopoi), внешнюю и внутреннюю торговлю (тграур,ат?ита? и negotiatores), посредников (lySoysT^). Купцы соединялись в компании, даже для незначительной внутренней торговли. В Скифополе, например, отмечен afJKpoSo? asixixr, — объединение торговцев
* В семитских языках большое количество названий животных, растений, рыб заимствовано из греческого языка. Отчасти это можно объяснить тем, что греки и римляне впервые стали эксплоатировать некоторые виды сырья (например, лекарственные растения). В основном же причину этого надо видеть в том, что местные продукты (например, рыба), имевшие местные, притом разные названия, должны были получить общее обозначение, когда поступили в торговый оборот. 148
зерном (SEG VIII, 43). Торговые операции финансировались обладателями денежных средств, предоставлявшими длительный кредит. В качестве образца кредитной сделки можно привести казус, придуманный юристом, но, конечно, из материала торговой практики: «Каллимах получил взаймы деньги на морскую торговлю от Стиха, раба Сея, в провинции Сирии, в городе Берите до Брундизия. Деньги даны в кредит на все двести дней плавания под залог и заклад товаров, приобретенных в Берите для доставки в Брундизий, и тех, которые он предполагает купить в Брундизий, с тем, чтобы ввезти их в Верит. Между ними состоялось соглашение, что, когда Каллимах прибудет в Брундизий, он до ид ближайшего сентября, закупив новые товары, отправится оттуда сам в Сирию или, если он к этому сроку не закупит товаров и не отплывет от того города, он немедленно возвратит все деньги, как если бы операция была закончена, и возместит все расходы лицам, которые получат эти деньги, чтобы доставить их в Рим» (Dig. XIV, 1, 122, 1). В дальнейшем между прочим говорится, что купца сопровождает в качестве представителя финансиста другой его раб. В этом тексте интересно, что финансовые операции ведут за своего господина рабы. То обстоятельство, что деньги, уплаченные в Брундизий, доставляются в Рим, а не в Верит, свидетельствует о существовании вкл; дных и переводных операций.
Сделки в Сирии, как и вообще на Востоке, совершались в письменном виде. «Кто дает деньги без свидетельства и документа, вводит в искушение должника» (Б-М. 756).
Торговая прибыль была, надо полагать, высока, так как в условиях древней торговли купец прежде всего утилизирует чувствительную разницу в цене товара на месте его производства и на месте потребления. Даже в близких между собой районах разрыв в ценах был очень велик. Иосиф Флавий в своей автобиографии (13, 74—75) обвиняет Иоанна из Гис-калы, что он использовал огромную разницу в ценах на масло в Галилее и в Кесарии.
Но самую большую выгоду давала купцам, торговым городам и государству торговля с Востоком. Оттуда ввозились драгоценные товары: мирра и ладан для богослужения, драгоценные камни и ароматические вещества из Аравии; пряности, жемчуг, тонкие ткани, выделанные кожи, слоновая кость, бриллианты из Индии; оттуда же привозили и рабов; основным предметом ввоза из Китая был шелк. Это была посредническая торговля; потребителями восточных редкостей была италийская знать, императорский двор. Концентрировалась она, с одной стороны, в приморских городах (Газа, Аскалон, Иоппе, Птолемаида, Кесария, Тир, Сидон, Библ, Верит,
149
Триполи, Лаодикея); с другой стороны, громадное значение в этой торговле имели города, от которых непосредственно начинались караванные пути: Дамаск, Петра, Востра, Пальмира, и промежуточные этапы: Габгла, Гераза, Филадельфия и др.
От портовых городов дороги шли к основным центрам торговли с Югом и Востоком. Через Петру, а после завоевания Траяном Аравии — через Бос тру шли караванные пути к Персидскому заливу наперерез пустыне и к Красному морю. Во II в. главным центром восточной торговли была Пальмира; отсюда шли караваны на юг в Аравию и; главное, на Восток, к Евфрату; через Дуру на Евфрате купцы спускались к устью Евфрата и Тигра, к гавани Спасину Харакс, куда прибывали корабли из Индии, и к Форату или к Вологезиане, Селевкии на Тигре, Ктесифону и далее в Иран, Индию и Китай. Другой щ'ть шел от Селевкии Приморской и Антиохии к Зевгме в верхнем течении Евфрата и оттуда либо по Евфрату вниз, либо через Эдессу и Низибиду в Армению и далее к Черному и Каспийскому морям. Дорога вдоль Оронта связывала Антиохию с Пальмирой.
Караванная торговля была делом трудным и рискованным. Приходилось содержать значительную охрану для защиты караванов от нападений арабских шейхов. Необходимо было преодолевать и стихийные трудности и бедствия. Арабские племена, через территорию которых проходили караваны, требовали выкупа под видом пошлин, платы за право выпаса, за защиту от нападений. Римское правительство, покорившее и замирившее кочевые племена Сирийской пустыни, сделало караванную торговлю из опасной авантюры регулярным промыслом. Были проложены дороги и приняты меры для их благоустройства и безопасности. Частично сохранилась доныне дорога, ведшая от Антиохии к Халкиде и далее к Вавилону и восточным торговым центрам. Дорога была вымощена большими каменными глыбами. Через короткие промежутки были станции, находившиеся на попечении ближайших городов. Кое-где сохранились остатки станционных зданий, представлявших небольшие строения с примыкающими к ним стойлами для ослов и верблюдов. В городах, через которые пролегал караванный путь, были большие гостиницы со складскими помещениями.
Пальмирские надписи дают нам представление об организации каравана — cuvoSia, по-пальмирски Sjrth. Во главе его стоял синодиарх, rb sjrth. Интересно, что члены караванной компании называются по-пальмирски ejrth «сыновья каравана»; можно думать, что первоначально караван составлялся из членов одного племени; синодиархи также принадлежали большей 150
частью к одной фамилии не только потому, что в ее руках сосредоточилось богатство, но и в силу родовой привилегии. Так, надпись 193 г. (Lidzbarski 458) прославляет синодиарха Таймарсу и его сыновей; такая же надпись (OGlS 638) составлена в честь его брата Иаддая; синодиархом был и его отец. Часто сообщается о том, что синодиарх принял на себя хлопоты и расходы по обратному путешествию каравана из Фората, Вологезианы, Спасину Харакса; упомянутый Таймарса дал, кроме того, своим спутникам 300 золотых денариев старой чеканки ('thjqjn).
Исключительная роль Пальмиры в восточной торговле создала ей и особые политические привилегии. Отделенная и от Сирии и от Парфии пустыней, Пальмира чувствовала себя достаточно независимой от обеих держав. Римляне нашли целесообразным не подавить окончательно автономию Пальмиры. Здесь сохранилась герусия с тгрбе&рск; во главе, народные собрания, архонты, декапроты. Римский прокуратор в Пальмире принадлежал к высшему рангу и получал 200 000 сестерциев. Септимий Вород в надписи (OG[S 646) именуется дуценарием, прокуратором Августа и SixocioSott};; ^тоохоХш-vsiac, исполнявшим также должность стратега и агоранома и председателя священных трапез (аиртснпар/тх;) жрецов бога Зевса-Бела. Некоторые должности носили в Пальмире семитские названия и являются дорийскими (декапроты — 'srth; агораном — rb swq). Население делилось на филы, еще хранившие родовые традиции. В надписи OGLS 635 (178/9 г.) названы о\ ?v yevou? Zaj38iJ3u)Xstu)v. В пальмирской двуязычной надписи 21 г. (Lidzbarski, стр. 457) восхваляется Хашам, которому воздвигли статую bnj kmr' (сыны Камара, в греческом тексте — <риХ-/; XajxapTjvwv) и bnj mthbwl (сыны Матбола, в греческом тексте опущено). Иногда прямо применяется термин phd — племя.*
Адриан дал Пальмире права колонии и ius italicum. Вряд ли пальмирцы особенно дорожили своим званием колонии; хотя официально город стал называться 'ASpiocw', но в частных документах попрежнему именуется Тадмор и никогда — Пальмира; в пальмирском тексте знаменитого тарифа греческому пышному сттратт|уос Хоф.ирот6стт)с xoXcuveSac соответствует скромное 'srtg' dj qlnj'.
Наиболее яркой иллюстрацией автономии Пальмиры служит ^найденный Абамелек-Лазаревым большой, хотя плохо сохранившийся, текст на греческом и пальмирском языках, содержащий таможенный тариф города Пальмиры, установлен-
* J. С a n t i n e a u, Tadmorea, «Syria», XIV (ИОД), стр. 191 и др. €р. Lidzbarski, 478, № 2, 3.
151
ный в 137 г. До того не было твердо определенных ставок, откупщики налогов руководствовались обычаем, что при усложнившейся торговле вело к спорам между откупщиками и торговцами. Новый тариф должен был внести ясность в систему обложения. Тариф установлен пальмирским народным собранием, взыскивали налоги и пошлины пальмирские откупщики, наблюдали_за ними архонты, декапроты и синдики, и взысканные суммы поступали в городскую казну; об этом можно судить, между прочим, по тому, что в том же указе устанавливается и плата за пользование водоемами, налог на право продажи соли в Пальмире (очевидно, соль была монополией) и некоторые другие статьи, несомненно относящиеся к местному бюджету. Это, конечно, не значит, что римская казна не получала дохода от пальмирских налогов и пошлин; она лишь предоставила пальмирцам самим установить ставки налогов и пошлин и взыскивать их своим аппаратом, но получала от Пальмиры либо твердую сумму ежегодно, либо известную долю дохода. В самом тарифе дается в одном месте ссылка на рескрипт Гер-маника, в другом месте прямо говорится: «За каждого верблюда, ввозимого порожняком, он (откупщик) взыщет 1 денарий, как взыскивал вольноотпущенник (прокуратор) Цезаря Килик>.
Что касается товаров, на которые налагается пошлина, то их перечень невелик: это главным образом пурпурная шерсть, вино и масло; больше всего дифференцирована пошлина на масло: за верблюжью поклажу масла в алебастровых кувшинах — 25 денариев, в козьих мехах — 13 денариев и т. д. Кроме того, упоминаются кожи, сухие фрукты, а также рабы; последние делятся (как и в Дигестах ХХХГХ, 4, 16, 3) на две категории: молодых (ttouSsc; n'r) и ветеранов (пальмирский текст здесь тоже дает vtrn). Вероятно, тариф содержал и другие важные статьи, но и греческий и пальмирский тексты сильно попорчены, и многие строки не поддаются разбору.*
Население Сирии, как и прочих провинций, обязано было налогами и повинностями в пользу Рима. Основные налоги — подушный (tributum capitis) и поземельный (tributum soli) были введены с самого начала и не были ничем новым, так как они взимались и до римского завоевания. Даже города-колонии не были свободны от этих налогов. «Божественный Веспасиан сделал Кесарию колонией, не прибавив, чтоб они пользовались также ius italicum, но освободил их от tributum
* Текст тарифа — OGIS 645; Lidzbarski, Handbuch der nordsemitischen Epigraphik, стр. 461 ел. На русском языке (извлечение)— А. Р а н о в и ч, Первоисточники по истории раннего христианства.
152
capitis, но божественный Тит истолковал это так, что свободна от налога и земля» (Dig. L, 15, 8, 7). Каракалла «сделал Антио-хию колонией, сохранив подати» (Dig. L, 15, 8, 5); это значит, что даже «свободная», «автономная» и т. д. столица Сирии платила подати. Подушному налогу в Сирии подлежали мужчины от 14 до 65 лет, женщины — от 12 до 65 лет (Dig. L, 15, 3, рг.). По сообщению Аппиана (Syr. VIII, 50), «сирийцы и киликийцы подлежат ежегодному налогу в размере ^юо удостоверенной собственности каждого человека». Этот имущественный налог— Srjjxoruoc часто встречается в талмудических текстах под названием djmwsn'j. Иудеи после 70 года должны были платить, сверх того, поголовную дидрахму в fiscus iudaicus. Кроме денежного налога, существовала и подать натурой — annona ('rnon' талмудических текстов). Существовал квартирный налог (Ios. Ant. XIX, 6, 3) с «дыма» (в Антиохии, по свидетельству Малалы); о «безжалостном» налоге с ввозимых на базар товаров сообщает Иосиф (Ant. XVIT, 8, 4); Вителлий ввел налог на плоды (ibid. XVIII, 4, 3). IGRR III, 1080 сообщает о xoivov ttJ<; TpiaxdcSo? — союзе сборщиков какой-то tricesima (1/30). Xpuaocpyupov —налог на ремесло — также засвидетельствован для Сирии.
Кроме случайно нам известных, существовали, наверно, и другие, главным образом местные налоги, о которых сведения до нас не дошли. Так, при недавних раскопках в Дуре найдены документы о местных налогах на рабов, на платье, кожи, мясо, за пастьбу скота, за пользование водой оазиса и др. Aurum coronarium —«добровольный взнос» на венок императору, о чем свидетельствует между прочим Талмуд (Баба Батра 143а). Немалый расход составляла и annona militaris — содержание и снабжение проходящих войск и путешествующих сановников или самого императора. И здесь, как и в других провинциях, встречаются надписи с благодарностью благодетелям, взявшим на себя расходы по встрече именитого гостя (IGRR III, 1054, Пальмира, 130 г.).
Немалую брешь в бюджете населения создавали штрафы и контрибуции. Слово (//)[л>а —«штраф» вошло в арамейский язык (zmjwn).
Налоги взыскивались со всей беспощадностью римского фискального аппарата. В Мишне сборщик налогов приравнивается с точки зрения форс-мажор к разбойнику (Б. Кама X, 2; Нед. III, 4). Хабер (фарисей), ставший сборщиком, исключается из хаберства и не заслуживает доверия (Тос. Демаи III). «Не платят «милостыни» ни из кассы сборщиков, ни из кошеля воров, ибо это грабленные деньги» (Б. Кама, 113а). Известна из евангелий ненависть бедноты к «мытарям». Но выколачивать подати и налоги не всегда удавалось, и за
153
плательщиками оставались недоимки; слово XsliJaxvov вошло в арамейский язык (ljps). Недоимщики подвергались жестоким репрессиям и окончательно разорялись.
Кроме налогов, в Сирии были и повинности — личные и имущественные. Эти munera были не менее тягостны, чем налоги. Ангарии рассматриваются в Мишне (Б-М. VI, 3) как стихийное бедствие. Население обязано было поставлять рабочий скот, перевозочные средства по требованию властей, содержать в порядке дороги, почтовые станции: ангарии были прообразом барщины. Немалым бедствием были постои и «угощения» войск и чиновников. Злоупотребления здесь были особенно чувствительны. Чтобы ввести эту повинность в рамки законности, население вскладчину устраивало заезжие дома, но и эта мера, видно, не избавляла от злоупотреблений. В надписи конца II — начала III в. легат Сирии Юлий Сатурнин пишет жителям крупного села ([А7]трохшр.1ос) Фэнии и Трахонитиде: «Если к вам насильно вселится солдат или же частное лицо, донесите мне, и вы получите удовлетворение; вы ведь не обязаны никакими взносами для приезжих, и, имея заезжий дом, вы не можете быть принуждены принять проезжих в свои дома» (OGIS 603).
Личные повинности — несение службы в качестве литургии с личной имущественной ответственностью —были таким же бичом для средних и малоимущих слоев населения, как и в других провинциях. Талмуд, всячески ограничивающий выезд евреев из Палестины, разрешает, однако, эмиграцию, если она вызвана необходимостью избежать литургии или избрания в буле. Притом римское правительство сдирало две шкуры. «Если ты родом из Библа, а заявляешь себя жителем Берита, то тебя правомерно привлекают к исполнению повинностей в обоих городах» (Cod. Just., de muneribus originariis, 10, 39, 1. Ср. Dig. L, 1, 29: «Поселенец обязан подчиняться и тем магистратам, у которых живет, и тем, у которых является гражданином; и он не только подвержен юрисдикции в обеих муниципиях, iio и обязан выполнять все общественные повинности»). Такое двойное подданство было особенно чувствительно для сирийцев, которые по своим торговым делам часто уезжали из родного города и селились в других городах не только Сирии, но и за пределами провинции.
Тяжесть налогов в Сирии отмечают авторы разных времен. Тацит отмечает (Ann. И, 42), что при Тиберии Сирия и Иудея были задавлены бременем налогов, Аппиан указывает на особую тяжесть налогов на Иудею (Syr. VIII, 50). Биограф Пес-ценния Нигера сообщает (VII, 9), что на просьбу уменьшить ставшие невыносимыми подати тот ответил: «Если бы я мог, я бы обложил и ваш воздух>.
lot
При таких условиях жизнь массы населения должна была быть тяжелой. «Римский мир» позволял богатым богатеть, а бедных ввергал в нищету. Мы можем судить о бюджете средней и малоимущей семьи по нормам, предусматриваемым Миш-ной для содержания жены (Кет. V, 8): «Кто выдает жене своей пропитание через посредника, тот должен дать ей в неделю не менее 2 каб пшеницы или 4 каба ячменя (р. Иосе сказал: только р. Измаил, который жил около Идумеи, назначал женам ячмень) и дает полкаба стручковых плодов и пол-лога масла и каб сушеных смокв или мину смокв свежих; а если у него этого нет, то он назначает ей соответствующее количество из других припасов; и дает ей кровать, миппац (цыновку), плетенку и дает ей покрывало на голову и пояс на бедра, пару башмаков к каждому празднику и платья стоимостью 50 зуз ежегодно; при этом он не дает ей нового платья летом, а подержанного осенью, но дает ей платье стоимостью 50 зуз осенью, потому что она летом надевает обноски». * Тосефта к этому разъясняет: «И он дает ей кубок, котел, кувшин, светильник и фитиль; вина он ей не дает, так как жены бедняков не пьют вина; подушки ей не полагается, так как жены бедняков не спят на подушках». Таков был идеальный (по закону) жизненный уровень рядового трудящегося. А в случае стихийного бедствия •— неурожая, с которым при низкой технике сельского хозяйства борьба была невозможна, масса населения переживала все ужасы голода. Богатым городам приходилось иной раз бедствовать.
На монете Сидона имеется изображение модия (хлебная мера) с надписью: aeternum beneficium — воспоминание о помощи населению во время голодовки. Такое же изображение с такой же легендой имеется и на монете Лаодикеи. «Пусть я так увижу утешение, как я видел подбирающую ячмень из-под лошадиных копыт в Акко»,— восклицает р. Элиезер (Тос. Кет. V, 9). Евсевий рисует жуткую картину голода, охватившего Восток в 312 г. Если учесть, что Евсевий преувеличил ужасы из ненависти к гонителю Максимину и из желания показать во всей силе карающую десницу божью, все же картина получается достаточно грозная: «... одна мера пшеницы продавалась по 2500 аттических драхм. Бесчисленное множество народа умерло в городах, а еще больше того в селах и деревнях, так что списки податных людей, до того времени заполненные многочисленными именами землевладельцев, теперь состояли едва не из одних помарок, потому что почти все те жители
* Каб = 2.2 л; лог = 0.55 л; мина (в тексте поясняется, что «все это _ италийской мерой», mnh 'tlq) = 358.5 г; зуз — драхма (сирийская драхма = 8/4 денария).
155
истреблены голодом и заразой. Одни принуждены были отдавать богатым людям самые любимые свои вещи за небольшое количество пищи; другие, мало-помалу прожив все свое имение, дошли до крайней нищеты; иные растирали малые клочки сена, питались без разбора вредными растениями и погибали от болезни... Другие, высохшие ... не могли стоять на ногах и падали среди улиц. Лежа вниз лицом, они умоляли о куске хлеба и, находясь при последнем издыхании, жаловались на голод, хотя и для шэоизнесения этой самой жалобы были уже слабы. А люди, казавшиеся богатыми, раздав много пособий, в конце концов напуганы были толпами просителей и пришли в состояние бесчувственности и жестокосердия, ибо ожидали, что вскоре сами должны будут переносить одинаковые бедствия с просящими. На городских площадях и улицах мертвые обнаженные тела, в течение многих дней оставаясь непогребенными, представляли самое печальное зрелище; а некоторые из них даже пожираемы были псами» (Hist. eccl. IX, 8).
А в то же время отцы церкви рисуют роскошную жизнь кучки богачей, строивших свое благополучие на нищете масс. Социальные противоречия достигли небывалой остроты.
Значительная доля народного дохода тратилась на строительство, благоустройство и украшение городов. Первое место в этом отношении занимала, естественно, Антиохия, резиденция легата Сирии. Многие императоры подолгу жили в этом городе, одаряли его своими милостями. Антиохия пользовалась автономией, на своих монетах называла себя 'Avrioyscov [лт)тр6-тгоАц (впрочем, сбоку помещались буквы SC, указывавшие на зависимость Антиохии). Она выпускала не только бронзу, но и серебряные тетрадрахмы невысокой пробы; антиохийская тетрадрахма равнялась лишь трем римским денариям. Привилегия чеканки серебряной монеты объясняется тем, что в Антиохии находилось отделение монетного двора. До римского завоевания четырехградие — Антиохия, Апамея, Лаодйкея, Селевкия Приморская — выпускало бронзовую монету сообща.
Столица царства Селевкидов была крупным городом; при римлянах продолжалось расширение города, его украшение. Древняя Антиохия не изучена археологически, но имеются ее описания у древних авторов, особенно у Иоанна Златоуста. Центральная улица Антиохии представляла широкий проспект, тянувшийся с востока на запад на 6 км. Улица была сплошь застроена-трех, и пятиэтажными домами из массивных каменных блоков. Вдоль улицы с обеих сторон тянулись крытые колоннады, где под защитой от зноя и дождя протекала жизнь улицы. Перекрестки украшены были арками; самая роскошная была в центре, откуда расходились главные улицы. 1,56
Город имел водопровод и канализацию, по ночам освещался На всех улицах были роскошные храмы, общественные здания, бани, амфитеатры. Колонны дворцов и храмов покрывались листовым золотом, всюду виднелись статуи богов и удостоившихся почета политических и общественных деятелей. Частные дома соперничали с публичными зданиями в красоте и роскоши. Дома имели портики с золочеными колоннами. Стены внутри и снаружи были выложены мрамором, украшены статуями, мозаикой, картинами, драгоценностями, художественными изделиями. Здесь в передних толпились многочисленные рабы, пока хозяева и гости развлекались и пировали. Беднота была вытеснена на окраины, где ютилась в жалких лачугах, подчеркивая роскошь и праздность богачей.
В предместье Антиохии — Дафне, утопавшей в зелени лавров и кипарисов необыкновенной красоты, находилось построенное Селевкидами святилище Аполлона со знаменитой статуей Аполлона работы Бриаксея; здесь были и храмы Артемиды,-Зевса и Исиды. Здесь находился и стадион, на котором совершались олимпийские игры с такой же торжественностью, как в Олимпии. Руководитель игр — алитарх — был высшим сановником, и функции его не раз выполняли императоры.
В честь Дианы и Афродиты устраивалось в мае празднество, длившееся 30 дней. Название его — Майума — неясно. Это было разгульное, веселое празднество, и даже христианские императоры вынуждены были его разрешить, несмотря на его языческую непристойность. Эдикт Аркадия и Гонория от 25 апреля 396 г. гласит: «Нашей милости угодно, чтобы провинциалам была возвращена радость Майумы, с тем, однако, чтобы соблюдалась благопристойность» (С. Theod. XV, 6, 1). С такой же мотивировкой («чтобы от чрезмерного их ограничения не породилась печаль») эти же императоры в 399 г. вновь разрешают ludicres artes, но не Майуму —«гнусное и неприличное зрелище» (С. Theod. XV, 6, 2). Антиохийцы заслужили в древности репутацию людей веселых, преданных всякого рода наслаждениям, любителей игр и развлечений, задорных. Во время пребывания императора Юлиана в Антиохии в городе распространяли язвительные памфлеты против него, где между прочим высмеивали даже его «философскую» бороду. Интересно, что на эти выпады Юлиан ответил не репрессиями, а ... тоже памфлетом «Misopogon»—«Брадоненавистник».
Антиохия задавала тон и другим эллинизированным городам средиземноморского побережья. Храмы, дворцы, цирки, театры, роскошные частные дома воздвигались на средства частных лиц, императорами, царьками, тетрархами, искавшими, подобно Ироду, популярности в крупных и влиятельных политических центрах. В Апамее также была своя цен-
157
тральная улица, длиной более 1.5 км, с крытой колоннадой вдоль обеих сторон; белые колонны в 9 м высотой, увенчанные г:оринфскими капителями, украшены были фигурным орнаментом. В центре находилась обширная базилика. Храм Бела, отождествленного с Зевсом, представлял грандиозное сооружение из громадных каменных глыб, связанных железными креплениями. Когда при императоре Феодосии вышло повеление о разрушении языческих храмов, пришлось прибегнуть ко всем достижениям тогдашней осадной техники, чтобы ниспровергнуть храм Бела в Апамее.
В Пальмире главная улица была несколько короче, чем в Апамее, но гораздо роскошнее; колоннада вдоль улицы состояла из четырех рядов гигантских колонн в 18 м высотой с нишами для статуй; ряды колонн были попарно соединены крышей, на которой местами возвышался второй этаж колонн, образуя аллею для прогулок; на перекрестках, где главная улица пересекалась боковыми колоннадами, сооружены были арки тетрапилы. Сохранившиеся руины храма Солнца свидетельствуют о грандиозности этого сооружения с мраморными или гранитными колоннами коринфского стиля, число которых доходило до четырехсот. Колонны сохранили следы позолоты; они украшены рельефами и бюстами, в нишах стояли статуи.
Архитектура городов Сирии в основном эллинистическая, но многое сохранила от Востока: громадные размеры строений, колонн, чисто восточные мотивы в орнаментировке. Чем дальше от Средиземноморья и торговых центров, тем больше восточных элементов в искусстве Сирии. Характерным в этом отношении является знаменитый храм в Гелиополе (Баалбек), вскрытый археологами. Посвященный семитскому Гададу, почитаемому и в Европе под романизированным именем [ир-piter Heliopolitanus, храм этот, реставрированный Антониной Пием, считался одним из чудес света и теперь еще поражает своей величественностью и роскошной орнаментацией. Описанный Лукианом храм Атаргатис, «Сирийской богини», сохранил также все черты восточного храма, так же как и культ этой богини был восточным по содержанию. Хотя Гелиополь был римской колонией (Colonia lulia Heliopolitana), не римляне здесь определяли художественные вкусы, религиозные представления, культовые обычаи.
Только в дорожном строительстве, в проведении водопроводов, в военных сооружениях римляне были законодателями. Эти постройки римского времени во многих случаях сохранились до настоящего времени и частично используются и теперь там, где культурные некогда области не превратились в пустыни.
158
Вообще романизация коснулась восточных провинций Римской империи чрезвычайно слабо. Даже в крупных городах и римских колониях римское влияние было мало заметно. Прежде всего римляне не могли, конечно, вытеснить греческую культуру.
Эллинизм также не проник во все сферы жизни Востока, во многом сам испытал на себе его влияние и мало затронул массы народа, особенно в глубинных районах. Но господство эллинизма было несомненно, поскольку это была в первую очередь культура господствующего класса. Проводником римского влияния мог быть только эллинизм, сильное воздействие которого испытал и Рим. Правда, Рим пытался навязать и восточным провинциям не только свои порядки, но и свой язык, обычаи, нравы. Дион Кассий рассказывает, что Клавдий при приеме ликийских представителей, обнаружив, что один из них не понимает по-латыни, лишил его римского гражданства, заявив, что нельзя быть римлянином, не зная латинского языка (X, 17; ср. Suet. Claud. 16). А ведь Клавдий был знатоком и почитателем греческого языка (Suet. Claud. 42). Римский гражданин, хотя бы и провинциал, мог написать завещание, имеющее силу, только на латинском языке. Аполлоний Тианский жалуется у Филострата (V. Ар. V, 36) Весна-сиану, что «Элладой управлял человек, не понимавший греческого языка». Официальным языком для всей империи был латинский, хотя для Востока указы публиковались по-гречески. Латинский язык господствовал в армии. Раскопки в Дуре в последние годы познакомили историков с военным архивом и военным делопроизводством.* Армия, несомненно, была источником распространения того sermo castrensis, который послужил одним из исходных пунктов для создания романских языков, и сирийские солдаты составляют свои надписи на латинском языке. В Сирии римляне, как и в других провинциях, составляли свои conventus, и местная знать, чтобы войти в сферы влиятельных римских представителей, усваивала латинский язык. Юристам приходилось изучать римское право на латинском языке. Торговые сношения с Италией также требовали знания латинского языка.
Таким образом, были разные пути проникновения латинского языка на Восток, в частности и в Сирию. Но оно было лишь поверхностным и корней не пустило. В то время как количество греческих слов, вошедших в состав семитских язы-
* См. М. Rostowzeff, Das Militarwesen von Dura, «Papyri und Altertumswissenschaft», Munch. 1934, стр. 351 ел.; его же, Les archives militaires de Doura, CR de l'Acad. d'Inscr. et de belles-lettres, 1933, стр. 309 с л.
159
ков Сирии, исчисляется тысячами, латинских слов насчиты ваются сотни. Вышедшие из Сирии многочисленные писатели-ученые, философы писали на греческом языке. Филон пишет об Августе, что он «приумножил Элладу многими Элладами» (¦EXXaSoc 'ЕААйсшгоЛЛосцтгаросиНт-аа?) иэллинизировал варваров (Leg. ad Cai. 22).
Там, где не сказывалась непосредственно военная сила, разрушительное действие налогового аппарата, римского права и суда, римское влияние не шло дальше периферии высших слоев общества. В быту римское влияние выразилось главным образом в распространении гладиаторских игр и цирковых зрелищ. Старые греческие игры получали новые римские названия: Auyouaxsia, SePaaTEia, Kaiaapvja. Tpoaavrja и т. п. На монетах Гелиополя встречается легенда Cert[amina] sacra Cap[ito-lina] Oec[umenica]ise[lastica] Hel[iopolitana]. Но даже и здесь сирийцы предпочитают подчеркивать свою связь с зллинством. На монетах Тира упоминаются 'HpdcxAsia, 'ОХиртюс, Апамеи— "HAioc rcu&ia.
Но и эллинизм в Сирии не одержал окончательной победы. Прежде всего греческий язык оставался языком преимущественно городов и высших слоев общества и не вытеснил местных семитских языков. Большое число дошедших до нас двуязычных (греческий и сирийский) и трехязычных (греческий, латинский, сирийский) надписей показывает, что в массе народа живым языком был родной семитский; греческий, реже латинский текст короче, носит более официальный, формальный характер, тогда как семитский полнее и интимнее.* Большое число надгробных надписей составлено только на семитских диалектах.
Но сохранилась не только народная речь: в римский период не прекращалось литературное творчество на семитских языках. Продолжалось составление библейских книг, частично вошедших в христианский канон Ветхого завета: книга Товит, IV книга Ездры, сирийский Апокалипсис Баруха и некоторые другие. В римский период создан монументальный труд на арамеизированном еврейском языке — Мишна и значительная часть Талмуда, а также большое количество мидра-шей. После разрушения Иерусалима в 70 г. в городе Явне
* Приведем для примера двуязычную надпись под статуей 21 г. (Пальмира). Щл'ьмирский текст: «Статуя Хашама, сына Неши, сына Булхи Хашама, которую соорудили ему сыны Камара и сыны Матбула за то, что он стал во главе их и сотворил мир между ними и удовлетворил соплеменников всем как в большом, так и в малом, в знак преданности. В месяце канун 333 г.» (эра Селевкидов). Греческий текст: «Малиха Кесая, сына Буллая, по прозванию Асаса из филы Хомары — народ Пальмиры в знак благоволения» (Lidzbarski 457).
J60
(Ямнии) была создана школа, «академия», где ученые раввины— «талмуд хахамы» занимались комментированием «закона», приспособлением его к новым условиям, созданием новых «галах»— законоположений культового и гражданско-правового характера. Здесь же велась работа по'систематизации «галах», результатом чего явился и религиозный кодекс — Талмуд. Такие же академии, как в Явне, возникли и в Лидде, в Сепфорисе, Тивериаде, Уше. Глава академии считался в глазах римлян духовным главой иудеев и пользовался рядом привилегий и иммунитетом.
Одновременно возникает обширная литература, относящаяся к мандейской религии, на арамейском диалекте. Много . мандейских текстов дошло до нас также в виде надписей (знаменитые магические чаши). Переводится на сирийский язык четвероевангелие (mepharasa), наряду с которым находится в обращении составленная Татианом компиляция из четырех евангелий (Диатессарон). В конце II в. в Сирии действует гностик Еардезан; «человек весьма способный и отлично владевший сирийским языком написал на родном языке диалоги против Маркиона и других... а также очень много других сочинений. Ученики ... перевели их с сирийского языка на греческий» (Eus. HE IV, 30). Особенно часто древние авторы цитируют его произведение «О роке». Если на Западе языком христианской пропаганды был латинский, а на Балканах и в Малой Азии — греческий, то в Сирии этим языком стал гирийский; в этом нашла свое выражение также оппозиция монофизитской и якобитской церкви официальному греческому православию. Эдесса стала центром христианской литературы на сирийском языке.
Меньше всего могло сохраниться оригинальных элементов в области права. Римское право господствовало безраздельно. Но поскольку ни преторское право, edictum perpetuum, ни отдельные указы и распоряжения не представляли систематического свода законов, они не могли предусмотреть все возможные случаи требований вмешательства и санкций закона.
Поэтому в области гражданского права оставалось много неясного или непредусмотренного в законе, и провинциалы в таких случаях руководствовались своими местными обычаями п местными законоположениями. По мере возникновения казусов римские юристы давали им соответствующее решение с точки зрения римского права, и эдикты императоров и их представителей по тому или иному вопросу получали силу закона, обязательного для всей империи. Кроме того, по мере роста числа римских граждан все более возрастала категория лиц, на которых распространялись нормы исключительно римского права.
11 А. Ранович 161
При всем том оставалось значительное поле действия для местного обычного права или для рецепированного на Востоке греческого права.* Да и там, где существовали законодательные нормы, римлянам приходилось считаться с местными условиями. Завещание римского гражданина, написанное по-гречески, было недействительно. Но в провинциях, где господствующим языком был греческий, нельзя было требовать от новоиспеченных римских граждан, чтобы они владели латинским языком, и приходилось итти на уступки (Dig. XXXVI, 1, 76 рг.)
Если по уголовным делам юрисдикция принадлежала только римскому суду, то по гражданским делам — всякого рода имущественным тяжбам — население, не знавшее римского права, боявшееся римских судей, не понимавшее их языка, часто предпочитало обращаться к старым, дорийским судьям и судиться по обычному праву. Правда, решения такого суда имели только моральную силу, но в некоторых случаях эта сила была достаточно велика; в частности, авторитет раввинов при господстве «закона» во внутренней жизни иудеев не уступал основанному на насилии авторитету римских властей. Поэтому разработка гражданского права в Талмуде имела не только теоретический характер.
Понятно, со временем римский суд вытеснил местное право. Еще в гервом Послании к коринфянам автор жалуется, что христиане предпочитают обращаться со своими тяжбами в римский суд: «Неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? Но брат с братом судится, и притом перед неверными» (VI, 2). Однако длительное применение на практике норм местного права отражается в документах. Сделки, браки, завещания совершаются в соответствии с греческим правом или местными обычаями или установлениями. Найденный в Гиераполе сирийский кодекс V в. (по всей вероятности, перевод с греческого), содержащий компиляцию главным образом семейного и наследственного права, обнаруживает много черт греческого и восточного права.** В частности, порядок наследования при отсутствии завещания скорее напоминает библейско-талмудические нормы, чем греческие и римские.
Мало того, есть основания полагать, что восточное право оказало влияние на римское. Мишна (8гитерш<л<;) была известна римским юристам, и некоторые положения римского права
* Так, продажа раба и половины виноградника в тексте пергамента из Дуры (DP 23, 180 г.) совершена в соответствии с греческим правом. С. Brandford, Die zivilen Archive von Dura, «Pap. u. Altertum.», стр. 379 ел.
** См. L. M i 11 e i s, Reichsrecht und Volksrecht in den ostlichen Provinzen des romischen Kaiserveiches, Lpz. 1891.
162
находят свое обоснование в талмудических законоположениях.*
Можно, таким образом, считать установленным, что в об-ласти права Сирия сохранила и в теории и на практике многие-элементы доримского права. Меньше всего это относится к западному побережью, где развитая городская жизнь требовала-, более тесного сближения с римскими установлениями; в Берите даже была создана школа римского права, из которой вышли выдающиеся юристы. Но во внутренних областях и на Востоке римляне не могли вытеснить до конца греческие и местные нормы гражданского права.
Больше всего воздействие Сирии на греко-римский мир сказывается в области религии. Потребность в создании мировой религии как дополнения к мировой империи выражалась в синкретизме, в слиянии греко-римских богов с восточными, в тенденции к созданию монотеистической религии путем перенесения атрибутов многих богов на одного бога. И здесь Сирия сыграла не малую роль.
Прежде всего необходимо указать на роль иудейского монотеизма, сложившегося в эллинистический период; иудейская пропаганда имела несомненный успех не только в Малой Азии и Египте, но и в Сирии, где находился религиозный центр иудаизма. Иосиф Флавий пишет, что в Антиохии иудеи, «привлекая к своей вере множество эллинов, сделали и этих последних в известной степени составной частью своей общины». В конце концов в лице христианского бога-отца единый иудейский бог Ягве победил всех своих языческих соперников. Иудейский монотеизм оказал воздействие на непосредственных соседей евреев, сирийцев, которые восприняли некоторые монотеистические идеи раньше, чем они утвердились в греко-римском культе. Это бросается в глаза при чтении семитских, особенно двуязычных надписей; в семитских надписях II — III вв., как правило, не называется имя бога, а дается отвлеченная формула: «да будет благословлено его имя вовеки, благого и милосердного» (Lidzbarski 477 ел.), в то время как греческий и латинский тексты в тех же надписях обращаются к конкретному божеству. Так, в пальмирской надписи 114 г. (Lidzbarski 474), греческому Ail иф[аты xal к>щу.6($ соответствует пальмирское lbrjk smh l'lm': «да будет благословенно его имя вовеки». В другой надписи 134 г. (Lidzbarski 477) греческому Ail [xeytcTTw Kspauviw соответствует lb'.l smn mr' 'lm': «владыке небесному — властителю мира».
* См. S. Meyer, Die Rechte der Israeliten, Athener und Romer, Lpz. 1862—1866, особенно II, 204—206, 234, 238 ел.
1]*
163
Сирийские культы получили широкое распространение в: западной части империи. На чужбине сирийцы не забывали; своих богов. Из надписи 78/79 г. в Путеолах мы узнаем, что выходцы из Тира вывезли сюда по указанию бога статую "НЛю<;. 'ApeirTYjvoi; (OGlS 594). Мыуже видели, что на Делосе существует религиозная организация посейдониастов, выходцев из Бе-рита, что в Риме и Путеолах существуют сттатчоуе? почитателей тирских богов. Но эти боги начинают претендовать и на мировое господство. Дамасский Ваал, Гелиопольский Гадад, До-лихенский Баал чтятся римлянами под именами Iuppiter Da-mascenus, Iuppiter Heliopolitanus, Iuppiter Dolichenus. Священный голубь сирийской Атаргатис летает по многим городам (Tib. I, 7, 51), а сама сирийская богиня (dea Syria)— «всемогущая всеродительница» (Ар. Metam. VIII, 25) соперничает с Исидой как владычицей неба и земли.
Триумфом сирийской религии было установление в Риме культа бога города Эмесы — Элагабала. А когда Аврелиан попытался искусственно насадить единую религию Sol Invictus, он в качестве воплощений этого «непобедимого Солнца» установил в его храме вывезенные из Пальмиры статуи Бела.
Сирия имела и местных богов, почитание которых было связано отчасти с пережитками первобытных культов, отчасти с особенностями бытового уклада. Можно указать, например, на пальмирских богов — покровителей караванов, Арсу и Азизу,* культы гор, рек, животных. Но не они определяют ха рактер религии народов Сирии; при всем многообразии верований в основном Сирия в религиозном отношении, сохраняя свою самобытность, совершает эволюцию по пути к созданию единой религии империи и сама дает некоторые необходимые для этого элементы.
Сирия внесла немалый вклад в римскую культуру. Она выдвинула ряд философов, ученых, писателей, оказавших громадное влияние на эллино-римскую культуру. Непосредственно перед римским завоеванием мы видим фигуру По-сидония из Апамеи, философа, историка, географа, пользовавшегося заслуженным уважением современников и занявшего почетное место в истории древней философии и науки. Философские традиции в Сирии были сильны. Софист Исей, Максим Тирский, киник Эномай из Гадары, пифагореец Никомах из Геразы, платоник-пифагореец Нумений из Апамеи, неоплатоник Порфирий, имя которого — перевод сирийского Малх, и многие другие сирийцы заняли видное место в греческой фи
^VT??nio^L Rostowzeff, The Caravan gcds of Palmyra, JRS ААП (1ЭЗг), стр. 107 ел. и замечания Н. Seyrig, Antiquites svriennes, «Syria» XV (1935), стр. 155 ел.
164
лософии. Из Flavia Neapolis (др. Сихем) вышел христианский философ и апологет Юстин. Многим обязана историческая наука Николаю Дамаскину, Иосифу Флавию, Гереннию Филону из Библа. Новейшие археологические открытия в Финикии показали, что Филон располагал древними финикийскими источниками для своих мифологических построений. Сирия выдвинула «Вольтера классической древности»— Лукиана из Самоса-ты. Здесь процветал греческий роман. Наиболее видным представителем этого жанра является Гелиодор («Эфиопия»); переплетение романических мотивов с религиозной экстатикой мы находим в «Деяниях Фомы». Сирия не только дала выдающихся ораторов, но и создала крупные школы риторики в Апамее, Кесарии, Халкиде, Газе, Тире. О юридической школе в Берите уже упоминалось. Берит и Антиохия славились также медицинскими школами. В Антиохии возникла и христианская школа, успешно конкурировавшая с александрийской школой катехетов.
Римская культура, таким образом, многим обязана Сирии. Это вполне закономерно; мировая империя ведь имела своим назначением включить в общий оборот все ресурсы провинций — материальные и духовные; в этом ее историческая роль.
|