Оп. в кн.: Антиклерикализм как культурно-исторический феномен. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2011.
Разнообразие учений, характерное для европейской общественно-религиозной мысли XVI века, сочеталось с единым для всех реформаторов стремлением очистить христианскую религию от искажений, привнесенных по злому умыслу католической иерархии. О социальной опасности курии Рима предупреждали верующих произведения Мартина Лютера, выдвинувшего на основе теологии Джона Уиклифа и Яна Гуса концепцию папства как порождения Антихриста и его земного воплощения.
Образ Антихриста, занявшего папский престол в Риме, получил широкое распространение в реформационной литературе после выхода в свет в 1520 году памфлета Лютера "О папстве в Риме". Здесь разоблачались тенденции укрепления института верховных понтификов, который в течение XIV в. приобретал черты непогрешимого, хотя догмат о непогрешимости пап был принят значительно позже. Поскольку в Папе видели гаранта церковного единства и высшего наставника в вопросах вероучения, это, по мнению Лютера, означало посягательство на божественный авторитет со стороны Рима. В книге "О вавилонском пленении церкви", также опубликованной в 1520 году, Лютер писал о совокупности семи таинств католической церкви как о системе цепей, приковавших верующих к неправедным священникам. Абсолютно неприемлемым для христиан реформатор представил главный католический обряд — мессу, которую священники служили в интересах частных лиц за деньги. Уже в 1521 году в Виттенберге в мастерской Лукаса Кранаха при деятельном участии самого Лютера была издана серия гравюр под названием "Страсти Христа и Антихриста" с текстами Филиппа Меланхтона. Эта книга-альбом положила начало активной протестантской пропаганде, формировавшей программу избавления христианства от папства на основе образа Папы-Антихриста, Авторы книги-альбома наглядно демонстрировали несовместимость господства католицизма в миру с положением первых христиан, гонимых за веру, указывая на измену Рима моральным идеалам Христа. Образ Папы-Антихриста мобилизовал верующих на сопротивление вмешательству сатанинского начала в церковные дела и вдохновлял протестантских теологов на дальнейшее уточнение путей освобождения церкви.
Вместе с теологами широкая читательская аудитория охотно принимала соображения о волюнтаристском и неправедном захвате римского престола агентами Антихриста. Под непосредственным влиянием неутомимых и яростных обличений Рима Лютером в 30-е годы XVI века в реформационной литературе развивалась дискуссия о первенстве пап. Ее итоги были подведены в 1537 году Филиппом Меланхтоном в трактате "О власти и первенстве папы" (1). Представления о божественном характере и древности католической церкви реформатор опровергал своим толкованием текстов Библии. Из него следует, что служение церкви апостолов подразумевало их равенство и отсутствие личного первенства. Знаменитое "ты — Петр, и на сем камне..." (Мф 16:18) рассматривается как обращение к представителю собрания апостолов, дарование ключей — как передача Христом полномочий служения церкви, символически обозначенной "камнем", то есть основой веры. Факты из истории церкви в трактате демонстрируют уклонения клира от Писания и, следовательно, уклонение от выраженной в Слове воли Бога. Первым отступлением духовенства от божественного права названо решение Никейского собора, поручившего епископу города Рима управлять провинциями на западе Империи. Оно положило начало серии дальнейших узурпации власти Римом. Постановлением Бонифация VIII Папа объявлялся правителем земных царств. При Клименте V в борьбе за инвеституру с немецкими императорами был выработан канон о законности наследования верховным понтификом императорских прерогатив.
Властные функции пап суммируются в трактате как присвоение божественных полномочий, поскольку папы изменили учрежденные Христом обычаи, отправляют правосудие над душами после смерти, не желают быть судимыми церковью. По всем этим признакам узурпированная папским престолом власть выдает ее носителя как Антихриста, превозносящегося над Богом и выдающего себя за Бога, каким его характеризует новозаветный текст (2 Фесс. 2: 3-4).
После обсуждения трактата Меланхтона на съезде теологов в Шмалькальдене в 1537 году он был принят, вслед за Аугсбургским вероисповеданием, в качестве официального вероучительного документа. Отныне требование противостоять римскому епископу как Антихристу, который умаляет славу Божью и наносит ущерб благополучию церкви, определило перспективу спасения каждого христианина, стремившегося жить согласно Евангелию.
В эти годы и впоследствии Жан Кальвин, приобретая известность как реформатор европейского масштаба, выказывал глубокую идейную солидарность с Лютером в признании вреда института папства. Положения, сформулированные в трактате Меланхтона "О власти и первенстве папы", были изложены им в книге "Наставление в христианской вере", образуя критическую часть вероучительного кодекса, а также повторялись и развивались в ряде трактатов и памфлетов. В частности, в памфлете "Против фантастической и неистовой секты либертинов, которые называют себя духовными", появившемся в печати в 1545 году, Кальвин рассуждал о том, что ему пришлось немало обличать "папу и его единомышленников", поскольку он мог возводить церковь лишь в борьбе с теми, кто строит козни с целью ее разрушить (2). Под кознями единомышленников Папы подразумевались труды католических полемистов, выступавших весьма сильными соперниками Лютера, а впоследствии и Кальвина, поскольку они активно тормозили дело распространения реформационного движения по странам Европы. Из апологетов папства, проводивших всестороннюю и последовательную критику протестантизма, Кальвин обратил внимание евангелического сообщества на ряд влиятельных лиц, разоблачение которых представлялось ему первоочередной коллективной задачей. Среди них были Иоганн Экк (1486-1543), Иоганн Кохлей (1479-1552), Альберт Пигий (1490-1542), Джакомо Садолето (1477-1547) (3). Будучи высокообразованными и убежденными защитниками католических идеалов, они создали направление в литературе, поставившее своей целью дискредитировать реформаторов как "новаторов" в богословии (4).
Настоятель собора в Бреслау Иоганн Кохлей был гуманистически образованным исследователем — историком, географом и педагогом, приглашенным на должность ректора латинской школы Св. Лаврентия в Нюрнберг. Оставив любимую педагогическую деятельность, чтобы служить церкви, и не получая материальной поддержки от церковных сановников, он на собственные средства издавал сочинения, направленные против реформаторов. Длительный след в истории оставил созданный им отрицательный образ Лютера, который вплоть до XX века сохранялся в представлениях католиков. Опираясь на бездоказательные легенды, он преувеличил некоторые недостатки Лютера и изобразил великого немецкого реформатора в самых черных красках — отъявленным лгуном, пьяницей и развратником. Кохлей неоднократно выступал с опровержениями сочинений Кальвина.
Иоганн Экк, один из основных противников Лютера и его оппонент на диспуте в Лейпциге в 1519 году, составил убедительный антипротестантский справочник "Энхиридион общих положений". Впервые опубликованный в 1525 году, он на протяжении XVI века выдержал 120 изданий (на немецком и французском языках), использовавшихся в качестве источников в межцерковных спорах. Экк служил профессором богословия и священником в Инголь-штадте, будучи доверенным лицом римской курии. Он очень рано распознал в Лютере автора принципиально новой концепции, которая отрицает традицию и основывается на новом понятии церкви. Выступая против Лютера, Экк пробуждал бдительность католиков и был популярным оратором. Участвуя в межконфессиональных диспутах как богослов, представляющий католическую позицию, он всю свою жизнь отдал борьбе против религиозного "новшества", опровергая его у многих авторов, и в том числе у Кальвина.
Каноник из Утрехта Альберт Пигий, выступавший консультантом папской делегации на меж конфессиональных переговорах в 1540-1541 годах, сосредоточился на критике философии религии реформаторов. Он был автором изданного в 1542 году сочинения "Десять книг о свободе воли человека и Божественной благодати против Лютера, Кальвина и прочих", с идеями которого Кальвин полемизировал в открытой и скрытой форме.
Ведя полемику против влиятельных литературных противников Реформации, Кальвин считал наиболее могущественным "адвокатом папства" кардинала Джакомо Садолето. Именно он, выдвигая против реформаторов обвинение в "новшествах" и порождении смут, создал яркий положительный образ древней, единой и могучей церкви католиков. Против нее выступила и бросила вызов порядку не только в церкви, но и в обществе новоявленная "еретическая синагога" протестантов. На этот господствующий в общественном мнении образ Кальвин сослался в послании французскому королю Франциску I от 1 августа 1535 года, которым открывается "Наставление в христианской вере". Автор мотивировал составление вероучительного кодекса тем, что королю необходима иная информация о евангелическом движении, полученная не от его врагов. Он писал о противниках Реформации, которые не уставали клеветать на новое учение с целью очернить идею церковных преобразований. Главным аргументом клеветы было обвинение в "новшествах", измене убеждениям древних отцов, из-за чего нарушилось единство церкви, возникло великое множество сект, смуты и соблазны (5).
Мнение о том, что реформаторы действуют как "новаторы", Кальвин считал несправедливым и предвзятым, обнаруживая в нем оскорбление Бога, поскольку свою религию полагал такой же древней, как само Евангелие. Он заявлял, что хотя из-за людского нечестия подлинной религии пришлось долгое время быть скрытой и неизвестной, ныне она возрождается милостью Божьей и должна считаться подтвержденной авторитетом древности. О законности происходившей в европейских странах Реформации, которая, оказывается, имеет тайное историческое прошлое, не менее длительное, чем история церкви католиков, Кальвин писал уже во введении к "Наставлению". Идее апостольской преемственности власти римских понтификов он противопоставлял идею заговора, который имел место в истории христианской церкви и был вызван действиями извечного врага рода человеческого.
Полемика Кальвина с Джакомо Садолето была непосредственно связана с делом проведения церковных преобразований в Женеве. В период внутреннего кризиса в Женевской республике в апреле 1538 года Кальвина вместе с Гийомом Фарелем отстранили от руководства церковными реформами в Женеве, предписав покинуть город в связи с несогласием горожан с новой литургией и порядком отлучения. Оставшиеся в Женеве пасторы и некоторая часть горожан склонялись к сближению с католической партией. Неожиданно в марте 1539 года в Женеву прибыл гонец от главы близлежащего французского диоцеза Карпентра кардинала Джакомо Садолето. Гонец вручил послание к властям и жителям города, которое в том же году опубликовал в Лионе печатник-гуманист Себастьян Грифий. Садолето призывал жителей Женевы вернуться в лоно Римской церкви, возвратиться к соблюдению ее уставов и таинств, не уступать реформаторам, искавшим, по его мнению, разлада и новизны.
В послании Садолето говорилось о том, что, проникнутый чувствами дружбы к жителям Женевы и будучи их соседом, а также многое зная об их внутренних делах, кардинал обеспокоен угрозой, возникшей для их спасения. Они нарушили единство церкви, подпали под влияние ложной религии, которая куда опаснее чумы, поскольку неизбежно лишит их души вечной жизни. Одновременно указывались люди и обстоятельства, виновные в заблуждениях простых горожан, и предлагалось "восстановить в городе порядок и повиновение церкви" (6).
Кардинал Садолето обращался к жителям Женевы от своего имени опытного духовного пастыря, "в надежде заслужить доверие и восстановить согласие между вами и нами, благочестиво взирая на нашего единого Господа" (7). Существует предание, которое объясняет появление послания совместными усилиями региональных епископов, принявших решение на встрече в Лионе в 1536 году поддержать законного сеньора Женевы епископа Пьера де Ла Бома. После его изгнания под влиянием проповеди Гийома Фареля с помощью отрядов Берна епископы соседних диоцезо якобы постановили изыскивать возможности восстановить в Женеве прежнюю религию. Во всяком случае речь идет об инициативе местных пастырей, действовавших без указаний Рима. Джакомо Садолето, родившийся в Модене и получивший гуманистическое образование в Ферраре и Падуе, был одним из самых влиятельных кардиналов своего времени. С 1502 года он находился в Риме в качестве секретаря папы Льва X, будучи непосредственным наблюдателем конфликта с Лютером, в оценке которого расходился с апологетами, сплотившимися в партию "сорбоннистов". Он принадлежал к группе высших церковных сановников, разделявших некоторые положения философии Эразма Роттердамского и работавших над обновлением католического вероучения ради сохранения церковного единства. В1523 году при папе Адриане VI он был назначен епископом диоцеза Карпентра в южной Франции, затем папа Климент VII вновь неоднократно вызывал его в Рим в качестве своего секретаря и способствовал возведению в сан кардинала. В Карпентра Садолето посвящал свое время духовным обязанностям и занимался литературным трудом, переписываясь с Эразмом Роттердамским и поддерживая связи с кардиналами-эразмианцами. О неортодоксальных религиозных убеждениях Садолето красноречиво свидетельствует его терпимое и покровительственное отношение к вальденсам — примкнувшим к Реформации старинным противникам папства. Их общины располагались на территории диоцеза Карпентра. В 1536 году кардинальскую шляпу ему вручил папа Павел III, но среди сочинений Садолето, развивавших идеи ренессансного рационализма и мира исповеданий, были труды, официально порицавшиеся римской курией (8).
Дружественное и заинтересованное обращение высокопоставленного духовного пастыря католиков к городскому магистрату Женевы в отсутствие реформаторов-лидеров привело в замешательство советников и пасторов. По рекомендации из Берна, служившего центром проведения Реформации в романской Швейцарии, городские власти обратились за помощью к Кальвину, находившемуся в период изгнания из Женевы в Страсбурге, прося его ответить кардиналу. Кальвин и Мартин Буцер, реформатор Страсбурга и старший наставник начинавшего свою деятельность французского реформатора, оценили принципиальную важность дела. Оно касалось не только бюргеров Женевы, но проблем проповеди Евангелия по существу и перспектив реформационного движения в Европе. Ответное письмо Кальвина кардиналу Садолето, отправленное из Страсбурга 1 сентября 1539 года, приобрело масштабы и значение книги, отпечатанной в 1540 году в Страсбурге и в Женеве (9). В произведении, созданном в течение шести дней, Кальвин обращался ко всем читателям, вставшим на сторону Реформации, с пояснениями о невозможности примирить христианские убеждения с "тиранией" Рима.
В книге немало личных обращений к Садолето, свидетельствующих об уважении реформатора к его опыту и знаниям, но произведение в целом носит форму темпераментной и язвительной инвективы на католицизм. Оно создавалось не только для того, чтобы защитить интересы новой веры в Женеве, но и для того, чтобы показать всему миру духовную несостоятельность папства.
Автор выступает здесь как откровенный пропагандист, демонстрируя, как и в чем отступили католики от модели первоначальной христианской церкви. Факты из истории служили Кальвину отправными аргументами против рассуждений кардинала о древности и заслугах католической церкви. Садолето писал: "Чтобы узнать, что является самым необходимым для вашего спасения, а значит, и самым угодным Богу, вспомните и мысленно представьте себе, как католическая церковь хранит всеобщее согласие уже более тысячи пятисот лет (хотя более точно и с большей уверенностью лучше сказать, что более тысячи трехсот лет) по всему миру, где некие бунтари, считающие себя проницательными, всего лишь последние двадцать пять лет вводят новшества вопреки древности и вечному авторитету католической церкви, хотя сами явно не принадлежав к ней. Ибо католическая церковь, если дать ей краткое определение, во все времена и во всех концах земли остается постоянно со Христом, повсюду и всегда управляемая Духом Христа; в ней невозможны никакие несогласия, ибо она сплочена и объединена Духом" (10).
В "Ответе кардиналу Садолето" Кальвин возражает, что устройство древней церкви соблюдалось у греков лишь до эпохи Иоанна Златоуста и Василия Великого, а у латинян — до эпохи Киприана, Амвросия Медиоланского и Аврелия Августина. Таким образом в период до III-IV веков сохранялся, по мнению Кальвина, христианский церковный идеал, поскольку во многих сочинениях отцов церкви рассказывается об уважении верующих в общинах к апостольским нормам, от которых католики оставили лишь руины. Дефиницию церкви как единой и постоянно управляемой Духом Христа наставницы народа реформатор называет если не сознательной уловкой для несведущих в Писании, то глубоким заблуждением.
В этой дефиниции упущено главное — руководство божественным Словом, которое, согласно Писанию, неотделимо от божественного Духа. Подобное определение церкви католическим теологом совпадает с позицией анабаптистов, сознательных разрушителей церковных и мирских устоев (11). Кальвин назвал католиков и анабаптистов "двумя сектами", которые составляют оппозицию Реформации и одинаково декларируют предпочтение произвольно трактуемому "Духу" в ущерб Писанию. Еще более определенно он обвинял католиков в принижении авторитета Писания в своих проповедях, с которыми выступал перед жителями Женевы. Там он говорил, что почитание соборных решений и папских декретов,то есть составленных людьми "домыслов" к библейским текстам, является профанацией религии (12).
Церкви как учреждения, постоянно согласного с божественным Духом, людям, по мнению Кальвина, установить не удалось, о чем красноречиво свидетельствует Библия. В ветхозаветные времена превосходно устроенная при Давиде и Соломоне церковная жизнь уступила место суевериям, затем последовало завоевание Иерусалима Навуходоносором и вавилонский плен. Отсюда предлагается иное, чем формулированное католической стороной, определение церкви, а именно: "сообщество святых, каковое охватывает собой весь мир и распространяется на все времена, будучи сплочено единым учением Христа и Его единым Духом, которое хранит единство веры, общее согласие и братское милосердие" (13). Святость и прочность такой церкви гарантируют наличие вероучения, дисциплины и таинств. Обряды, которые у католиков демонстрируют устои церкви, поставлены реформатором на четвертое по значению место, завися от вероучения, дисциплины и таинств, так как обряды служат лишь средствами для поддержания навыков благочестия в народе. У католиков же, по мнению Кальвина, преданы забвению источники благочестия — учение пророков и евангельские истины, они не просто угасли, они искоренялись огнем и мечом. Обычаи христианской веры, учрежденные согласно Писанию и подтверждавшиеся древними соборами, были отвергнуты и поруганы, а таинства злостно профанировались. Обрядам же всегда придавалось излишнее значение, в большинстве случаев они представляли собой нелепые, неумные и пронизанные суевериями действия. Соблюдение множества обрядов, занимающих .простой народ, по мнению Кальвина, уменьшало благочестие, подменяло воспитание морали обрядове-рием, которое он определял как "иудаизм"
В древней христианской церкви, как утверждал автор, ведущее место занимало объяснение Писанием, что укрепляло веру христиан и ограждало от влияния философов. Церковью руководили не софисты, не теологи — схоласты и поклонники тайной магии, по вине которых впоследствии наступили темные времена отчуждения богословия от верующих. Когда-то по всей Европе распространялись простые проповеди апостола Павла, но затем искусство орденских проповедников под влиянием схоластики уделяло все меньше и меньше внимания непосредственному Слову Божьему. Средневековые проповедники представлялись реформатору верными агентами официального богословия, которым они развлекали и волновали людей, прельщая совесть верующих "мирскими предписаниями" католиков, разрушавшими церковь.
Реформатор обвиняет католиков в том, что они стерли из памяти людей евангельское положение об оправдании верой, открыв дорогу к полному искажению функций христианской церкви, где веру стали подменять "добрыми делами". Вместо того чтобы учить людей представлять свою совесть на суд Божий, им внушали нормы поведения, основанные на предписаниях католического клира, то есть "новые" по отношению к Евангелию. Папа Иннокентий III первым установил ежегодную устную исповедь на Пасху, что утвердил в 1215 году Латеранский собор. От одного понтификата к другому увеличивались обращения к заступничеству святых, культ которых Кальвин обличал как самый бесспорный показатель возвращения к религии "идолопоклонства".(14) Наконец, утвердились представления о чистилище, которые стали прочной опорой для манипуляций с верующими, для введения индульгенций. Если в древней церкви молитвы за умерших были знаками милосердия, то ныне они являются знаками обмана и лихоимства для присвоения имущества простого народа. В могущественном и богатейшем царстве Папы христианскую свободу подчинила и подавила "человеческая традиция". Там аккумулировались кощунства, целиком поглотившие пространство веры, некогда доставшееся Католической церкви. Кощунственным названо католическое толкование таинства евхаристии, согласно которому Господь небесный и земной, олицетворяющий бесконечность и духовную силу, присутствует в кусочке хлеба. Утверждается, что ни поклонения гостии, ни учения о пресуществлении первые христиане не знали, и поэтому указывается на восстановление древнего обряда в евангелической литургии.
Порицая пережитки "идолопоклонства" в культовой практике, Кальвин связывал их закрепление в церкви с корпоративными интересами духовенства. С негодованием в "Ответе кардиналу Садолето" характеризуется иерархия, то есть Папа и епископы, образ жизни которых несовместим с характером их служения. Процесс перерождения клира представлялся Кальвину закономерным, длительным и необратимым. В XII веке, когда святой Бернар Клервоский обращал к Папе Евгению III призывы бороться со злоупотреблениями клириков и церковной роскошью, положение дел в церкви все же можно было считать терпимым. Нынешние "псевдоепископы" уже сами в отчаянии от своих пороков, они не могут с ними справиться, поэтому насущной задачей истинной церкви является избавление верующих от высшего звена церковной иерархии.
Садолето писал, что единство церкви разрушили реформаторы, выйдя из ее рядов и породив схизму. В "Ответе" Кальвин доказывал, что католики присвоили понятие церкви своему сообществу, в котором под личиной пастырей действуют "Антихристы" (15). Задача построения церкви выполняется многими подлинными служителями Иисуса Христа, которые открыто говорят, что титулы Римского Папы как викария Христа, преемника святого Петра, главы церкви — ложные. Эти титулы прикрывают тиранию над народом, от которой он будет освобожден в реформированной церкви, возрожденной как "царство Христа".
Ответ Кальвина кардиналу Садолето выразил общую самооценку достигнутых реформаторами результатов и пополнил запас полемических аргументов в борьбе с папством. Теперь в глазах общественного мнения нарушителями церковных традиций предстали не реформаторы, которых Садолето обвинял во введении "новшеств", а католическая верхушка, допустившая отступления от устоев христианства. На издание книги откликнулся Лютер, который в письме к Мартину Буцеру просил его передать поздравления Кальвину, "трактат которого я прочитал с редкостным наслаждением. Я бы советовал Садолето понять, что Бог сотворил людей не только в Италии. Но такому убеждению не достичь сердца итальянца" (16). Публикация книги защитила интересы значительной части бюргеров Женевы, связала руки городской оппозиции и способствовала возвращению Кальвина в 1541 году к прежней деятельности по превращению Женевы в центр европейской Реформации.
Покинув Страсбург, Кальвин внимательно следил за положением в Германии, где усиливалось противостояние лютеранских князей политике Империи. В его переписке находили отклик почти все события немецкой Реформации после 1540 года, среди которых безусловную поддержку и солидарность Женевы вызывали усилия немецких реформаторов отстоять свои позиции перед лицом католической власти. В 1543 году Кальвин охотно выполнил просьбу Мартина Буцера составить для императора Карла V краткий трактат о сути споров между духовными лицами в его Империи. Трактат должен был подготовить общественное мнение к назначенному на 1544 год рейхстагу в Шпейере, от которого император ожидал выработки мер по прекращению церковного раскола в Германии. Кальвин за несколько недель создал вдохновенное публицистическое произведение, открытый панегирик Реформации под названием: "Смиренное увещевание непобедимейшему императору Карлу Пятому, высокородным князьям и прочим сословиям, собирающимся ныне на имперский съезд в Шпейере, поскольку они хотели бы помочь восстановлению церкви. От имени тех, кто стремятся, чтобы царствовал Христос, составил Иоанн Кальвин в 1543 году" (17).
Обращаясь к императору и рейхстагу с призывами помочь восстановить порядок в немецкой церкви, Кальвин пишет, что его голос — лишь эхо бесчисленного множества благочестивых людей из разных стран христианского мира. Каждый из них знает, что церковь смертельно больна, и надеется на своих правителей как опору в избавлении от губительных церковных раздоров. Абсолютная необходимость перемен в религии диктуется ее нынешними недугами, которые еще можно преодолеть, если не медлить, а действовать, укрепляя тело и душу церкви, как это начал делать Лютер.
Душой церкви, без которой тело мертво, реформатор назвал вероучение, поскольку оно открывает людям правильное почитание Бога и путь к спасению. Правильное, законное почитание Бога определяется по признанию его абсолютного суверенитета, когда "мы исповедуем, что Бог является единственным источником всякой добродетели, справедливости, святости, мудрости, истины, силы, доброты, милосердия, жизни и спасения"(18). Признание абсолютного суверенитета Бога подразумевает и абсолютное самоотречение христианина, то есть его полное упование на божественный промысел. Критерии правильного почитания Бога ясны и открыты всем в Писании.
К инструментам, служащим для сохранения вероучения, Кальвин относит прелатов и клириков, таинства, молитвы, называя их телом церкви, которое в настоящее время изнемогает от порчи, почти погубившей его первоначальную чистоту. Исходя из этих дефиниций борьба, разъединившая ныне христиан, — закономерный и завершающий этап борьбы добра и зла в истории людей. Она обусловлена ростом ложного почитания Бога, происходившим постепенно под влиянием греховной природы человека, когда на смену первым христианам 'стали приходить следующие поколения. Ониприсоединили к правильному, законному почитанию Бога "человеческую традицию", в которой девять десятых составляют верования и нормы культа, вырабо танные людской фантазией. На уникальность христианского Бога посягнул популярный культ святых, под влиянием которого люди забыли о единственном их посреднике перед Богом — Христе. На славу Христа посягнули молитвенные призывания бесчисленных святых и мучеников, то есть давно умерших людей, которых стали почитать наравне с бессмертным Сыном Божьим и ангелами. Посвященные Деве и святым песнопения, статуи и иконы вместе с почитанием реликвий, пришедшие из языческих времен, утвердили "новый иудаизм". Он является помехой человеку в поисках спасения, отвлекает от истинной веры, которая сочетает признание греховности с постоянной готовностью открыть свою совесть суду Господа и полным смирением.
К заблуждениям католицизма реформатор относит не только поклонение святым как пережиток дохристианских культов, но и связанное с ним оправдание миросозерцания, признающего свободу воли человека. Он порицает клир за поучения о свободе воли в храмах и школах, где людей учили ценить свои дела и совокупные возможности церкви больше, чем благодать Христа, что приводило к увеличению мирской власти клира. Отмечая заслуги Лютера в восстановлении значения догмата о первородном грехе и дискуссии о свободе воли, Кальвин пишет о том, что публичное выступление Лютера против свободы воли нанесло сильнейший удар по господству католической иерархии. Оно помогло разоблачить католическое учение о совокупности добрых дел, которое, по мнению реформатора, настолько противоречило христианству, что его распространение можно считать откровенным "дьявольским ухищрением" (19). Оно ничего общего не имело с Писанием, извратило у людей понятие о спасении, нанесло смертельную рану вероучению церкви в целом, предвещая неминуемую гибель главного, что дает жизнь церкви, — ее души.
Сходным образом развивалась и эволюция инструментов для сохранения вероучения, то есть церковной администрации и таинств, отнесенных реформатором к телу церкви. К их первоначальному состоянию добавлялись новые элементы. К двум установленным Христом таинствам люди прибавили пять и равно чтили семь таинств, не делая между ними различий. При отправлении двух таинств божественного происхождения появилось множество деталей, которые коренным образом изменили обряды первых христиан. Вопреки Писанию и канонам древней церкви пастырей перестали выбирать и контролировать, а они перестали наставлять верующих, их образ жизни стал позором для общества. "Ныне едва ли сотая часть всех епископов умеет быть наставниками верующих, они поручают свои обязанности другим людям, используя титулы лишь в качестве источников доходов. Ибо епископаты выродились в сатрапии". (20) По примеру епископов поступает и низшее духовенство, пренебрегая служением: "В храме они поют или бормочут, являются в одежде гистрионов, свершают многие церемонии. О поучениях либо никакой заботы, либо они редки. Хотя по предписанию Христа никто не может называться епископом или пастырем, если не наставляет свою паству Слову Божьему" (21). При подобном духовенстве души верующих оставались без попечения и совесть людей подавлялась, а против иного духовенства, представители которого стремились быть подлинными духовными защитниками народа, издавались кровавые эдикты, звучали проклятия, клевета, обвинения в ереси.
В этот критический момент выступил Лютер, а затем и другие, ради очищения религии от унижения, восстановления христианского учения во всей его чистоте, избавления церкви от бесчисленных бед и приведения ее в терпимое состояние. Ссылаясь на Аугсбургское вероисповедание 1530 года, Кальвин подчеркивает, что в мерах, которые приняли реформаторы для блага церкви, нет ничего нового.
Они привели к согласию с Писанием вероучение, определили порядок отправления таинств и управления церковью, восстановив христианские нормы, которые разъясняли в своих трудах Амвросий, Августин, Киприан, Иероним, сдерживавшие своим авторитетом заблуждения клириков и мирян. Чистоту культа и отсутствие суеверий "в наших церквах" демонстрируют отсутствие икон и чудес, почитание святых и реликвий, служение на понятном народном языке. В них торжествует духовное почитание Бога, которое тоже не является новым, его отстаивали в своих книгах пророки, порицавшие идолопоклонство. "В том, что относится к учению, я утверждаю, что у нас общее с пророками дело". (22) Учение о духовном почитании Бога следует ревностно восстанавливать, ибо оно улетучилось из памяти людей, и реформаторы уже делают это в своих книгах и на общественных форумах.
Исходя из цели восстановить истинное почитания Бога, каким оно предписано в пророческих книгах и в Евангелии, Кальвин определяет в трактате программу мер по избавлению от "нового, учрежденного помимо Слова культа", нормы которого нашли отражение в католической "человеческой традиции". Прежде всего, христианам следует осудить главные аксиомы католиков, на которых выросло их господство, — представления о свободе воли и запасе добрых дел. Отстаивая рабство воли, реформаторы восстанавливают исходные мотивы завещанного всему миру христианского учения, утраченные впоследствии. Достойными защитниками принципов вселенской христианской церкви в трактате признаются, наряду с ранней патристикой, лишь два римских первосвященника — Великие Лев I и Григорий I. Они критиковали издержки культа святых, сохраняли выборность епископов, их письма полны свидетельств о терпимом состоянии церковной дисциплины. Из этого следует, что и наименования "католической" церкви в позитивном смысле заслуживает не папство, а его противники: "Мы имеем достоверное подтверждение нашего вероучения в Писании, и поэтому следует именно нашу церковь именовать католической" (23).
Представления о преемственности власти понтификов от апостолов в трактате квалифицируются как смешные и безосновательные разговоры, возникшие в период утраты обычая выборности епископов. Кальвин пишет, что римские первосвященники, лишив народ права голоса и присвоив назначение провинциальных епископов, заботились о своей светской власти гораздо больше, чем о епископском служении. Их должность стала чем-то вроде наследственной, одинаково доступной для достойных и недостойных людей, и последних оказалось большинство. На протяжении веков среди епископов шла борьба за привилегии, они не заботились ни о народе, ни о поддержании церковного единства и чистоты вероучения. В настоящее время епископат следует считать злейшими врагами церкви, а не ее служителями. Иерархи вводили обременяющие людей требования соблюдения постов, безбрачия, исповеди, претендуя на руководство совестью верующих, хотя, по убеждению Кальвина, "для руководства совестью единственным законодателем является Бог" (24).
Зафиксированные в церковном праве требования постов и исповеди от верующих и безбрачия от клириков реформатор квалифицирует как попытку папства диктовать людям моральные законы, то есть посягнуть на божественное величие, что указывает на происки Антихриста. Благодаря отмене постов, безбрачия и исповеди, как сказано в трактате, "мы извлекли на свет из тайников лицемеров, чтобы вернее их разоблачить и чтобы они вняли Божьему требованию, от которого раньше увертывались" (25). Если католики обвиняли реформаторов в том, что отменой постов и т. д. они подрывают церковную дисциплину, то реформатор утверждал, что эти меры необходимы для раскрепощения совести.
На обвинение в том, что реформаторы учинили бунт, угрожающий общественному порядку, трактат отвечает обвинением в профанации католиками христианства, которая явилась причиной выступлений Лютера и его сподвижников. Виновниками церковного раскола названы католики — волки в овечьей шкуре, а дело защиты церкви требует их открытого осуждения в соответствии с Писанием. Примерами оправданной свыше борьбы с духовной тиранией в трактате служат выступления пророка Илии с осуждением заблуждений царя Ахаза, а также победа пророка Иеремии над замыслом против него жрецов. Как ни печальна ситуация религиозных несогласий, но она является постоянным фактором как в Ветхом Завете, так и в истории раннего христианства с тех пор, когда Христос был назван камнем преткновения и источником соблазна. В настоящий момент святотатство и поток безбожия дошли до крайней степени, они являются оскорблениями Бога и признаками подчинения церкви тирании Антихриста, которую молча сносить невозможно, как не может не лаять пес, когда грабители в доме.
Объективная необходимость Реформации обусловлена в трактате божественным промыслом. Кальвин пишет о том, что, вступив в борьбу с тиранией, новое учение непреклонно просвещает мир, оно добровольно принимается многими верующими, вселяет надежду на прекращение распрей и достижение единства церкви. "Поэтому утверждают, что возрождение церкви является Божьим деянием, оно не зависит от людских чаяний и намерений подобно воскресению мертвых или любому другому такого же рода чуду. Очевидно, не следует ожидать волеизъявления людей или благоприятных обстоятельств, но следует вырваться из отчаяния. Бог желает проповеди Своего Евангелия. Будем послушны этому повелению, последуем, куда Он нас зовет. Не нам спрашивать, к каким это приведет последствиям".(26)
Отсюда следует, что реформаторы равны пророкам и апостолам в борьбе с римским понтификом и его когортой за истинную церковь, которая является матерью для всех верующих и оплотом христианского вероучения (27). Единство истинной церкви основано на подчинении ее Христу, как это признают служители реформированных церковных организаций, соблюдающие взаимное равенство. Власть Папы как наместника Христа не имела божественного разрешения и формировалась по людскому произволу. В трактате утверждается, что римские понтифики расширяли свои полномочия по личной инициативе, нарушая предписания ранней патристики и постановления древних соборов, то есть коллективных акций, из которых состоял, согласно Кальвину, "ход истории" (28). Возможно, в прошлом в Риме и появлялись истинные епископы, но затем папы и кардиналы отстранились от исполнения обязанностей священнослужителей, перестали проповедовать народу, распределять таинства, следить за дисциплиной клириков и мирян, полностью отдав себя мирским заботам.
Периодом нарушения хода истории, при котором папы достигли полного господства, Кальвин считает примерно последние 400 лет. За это время выяснилось, что власть римского понтифика несовместима с возрождением евангельского учения и важно обнародовать истину: "Я отрицаю, что его престол, где творятся только отступления от веры, является апостольским; я отрицаю, что он является наместником Христа, ибо он действует как Антихрист, яростно преследующий Евангелие; я отрицаю, что он является преемником Петра, ибо он сознательно губил все, что было заложено Петром; я отрицаю, что он возглавляет церковь, ибо он как тиран вырвал и похитил главенство у Христа" (29).
В заключительной части сочинения Кальвин напоминал об уроках преодоления церковных разногласий усилиями вселенских соборов при поддержке светской власти. Он выражал надежду на гуманность императора, который вместе с будущим собором поможет святому делу Реформации и откажет требованию Павла III утопить Германию в крови.
Мысль о том, что христианский государь призван Богом защищать истинную религию, постоянно присутствовала в сочинениях и переписке Кальвина. Хотя ему, разумеется, не удалось убедить ни императора Карла V, ни короля Франциска I в том, что им надлежит быть покровителями в деле обновления церковной жизни, он продолжал искать духовной и политической поддержки у европейских королей, принцев и владетельных сеньоров. Идеал истинного короля — наместника Бога в своей стране и благородного государя, поведение которого служит примером подданным, гарантирует согласие в обществе, — был дорог реформатору. В отличие от избранных Богом светских государей Папа олицетворял лишь неправедного духовного начальника. Кальвин поддерживал положение Лютера о том, что верующие на законном основании могут стремиться к освобождению от папского ига (30).
При критике католической литургии Кальвин развивал мысль Лютера о неприемлемом для христианина обряде мессы. Он сравнивал это богослужение с магическим заклинанием, которое произносится на незнакомом языке, включает молитвы за умерших, которые якобы дожидаются их в чистилище, побуждают чтить божественное в ломте хлеба и вдобавок продаются за деньги. По отношению к обрядам крещения, брака, исповеди он выдвигал менее суровую критику, признавал их христианские истоки и рассуждал о задачах переосмысления католической традиции (31).
Новые акценты критики "царства Папы" обнаружились в произведениях Кальвина в связи с изменением социально-психологического климата Реформации, происходившим на его глазах в последние годы жизни Лютера и, в особенности, после его ухода из жизни. В серии памфлетов 1544-1550 годов обозревалась критическая раздробленность реформационного движения, которая, по убеждению Кальвина, стала важнейшим препятствием в деле строительства протестантских церквей. Эти яркие публицистические произведения Кальвин направлял против разного рода инакомыслящих — "никодемитов", анабаптистов, "психопаннихктов", ли-бертинов, — не разделявших взгляды протестантской ортодоксии. В них порицается относительность и множественность точек зрения по поводу состоявшихся реформ у их сторонников как признак того, что у многих колеблется вера. Споря с приверженцами различных концепций реформации, Кальвин рассуждает о сущности религии, о вере и неверии, определяя между ними границы.
На первом плане здесь оказывается наблюдение о множестве людей, которые не понимают, что христианская религия требует однозначного и публичного исповедания догматов, и прежде всего догмата бессмертия души, покоящегося на безусловном признании Троицы и греховной природы человека. Очевидно, истинное христианство является трудно достижимым идеалом, а в реальной жизни существу ют разные типы верующих, которых не следует смешивать с теми, кто, по мнению Кальвина, покидает пределы веры, пополняя собой "нацию философов". Придя к выводу о том, что католицизм — не абсолютное зло, а меньшее, чем некоторые другие "секты", появившиеся в Европе, реформатор пишет: "Папа хотя бы сохраняет для религии форму. Он не лишает надежды на вечную жизнь, он учит страху Божьему, он отчасти различает добро и зло, он признает Господа нашего Иисуса истинным Богом и истинным человеком, он придает значение Слову Божьему" (32). Распространение многих религиозных учений, выдвинутых лидерами радикальной Реформации, как бы те ни критиковали католицизм, Кальвин считал признаком порчи веры всего ренессансного общества.
------------
1 Книга Согласия. М" 1998. С. 400-418.
2 См.: Ревуненкова Н. В, Ренессансное свободомыслие и идеология Реформации. М., 1988. С. 159-172.
3 Calvin J. Des scandales. Ed. O. Fatio. Geneve, 1984. P. 59,60.
4 См.: Лортц И. История церкви, рассмотренная в связи с историей идей. Т. 2. М., 2000. С. 188-198.
5 Кальвин Ж. Наставление в христианской вере. Т. 1. М., 1997. С. 16.
6 Calvin J. Epitre a Sadolet // CEuvres choisies. Ed. О. Millet. P., 1995. P. 71.
7 CadierJ. Sadolet et Calvin. Revue d'histoire et de philosophic religieuse. 1965. № 1. P. 80.
8 Busson H. Le rationalisme dans la litterature francaise de la Renaissance (1533-1601). P., 1957. P.93-108.
9 Epistre de Jacques Sadolet, envoyee au Senat et Peuple de Geneve: par laquelle il tasche les reduire soubz la puissance de 1'Evesque de Romme avec la Response de Jehan Calvin, translatee du Latin en Francoys. Imprime i Geneve par Michel Du Bois. MDXL.
10 Цит. по: Cadier J. Sadolet... P.85.
11 Саlvin J.Epitre... P. 81.
12 "На чем стоят ныне паписты? На своих соборах и декретах, то есть на измышлениях из своей головы, и при этом они пытаются нас уверить, что в этом и состоит совершенство, а то, что Христос сообщил через апостолов, — это лишь начало совершенства. Значит, они не стыдятся говорить, что Иисус Христос скрыл более высокую и важную истину, как будто Писание — это букварь, учебник для малышей, а в зрелом возрасте нам необходимы святые соборы, на которых Бог открывал неизвестные ранее тайны" (Calvin }. Opera quae supersunt omnia. Ed. Baum G., Cunitz E., Reuss E. Brunsvigae, 1863-1900 (далее ОС). Vol. LI, col. 429).
13 Саlvin J.Epitre... P. 82.
14 См.: Ревуненкова Н.В. Два трактата о реликвиях // Труды ГМИР. Вып. 8. СПб., 2008. С. 55-59.
15 Calvin.Epitre... P.118.
16 ОС. Vol. Xb. Col. 402.
17 Supplex exhortatio ad invictiss. Caesarum Carolum Quintum et illustriss. Princi-pes aliosque ordines Spirae mine Imperil conventum agentes. Ut restituendae ecclesiae curam serio velint suscipere. Eorum omnium nomine edita qui Christum regnare cupiunt per D. loan. Calvinum. 1543. ОС. Vol. VI. Col. 458-534.
18 Ibid. Col. 460.
19 Ibid. Col. 466.
20 Ibid. Col. 469.
21 Ibid. Col. 470.
22 Ibid. Col. 477.
23 Ibid. Col. 486.
24 Ibid. Col. 494.
25 Ibid. Col. 497.
26 Ibid. Col. 510, 511.
27 Ibid. Col. 519.
28: Ibid. Col. 523.
29 Ibid. Col. 524.
30 См.: Ревуненкова Н.В. Властная персона в теологии Кальвина // Труды ГМИР. Вып. 5. СПб., 2005. С. 186.
31 Calvin J. CEuvres choisies. Ed. O.Millet. P., 1995. P. 127-181.
32 ОС. Vol. VII. Col. 162.
