ПРАВОСЛАВИЕ И ГРЯДУЩИЕ СУДЬБЫ РОССИИ
К оглавлению
Возвращаясь с юга, я посетил Белгород, чтобы здесь поклониться новоявленному чудотворцу святителю Божию Иоасафу, служил литургию и молебен с акафистом и говорил поучение... Сердце радуется, когда приобщаешься молитве народной, когда становишься в ряды вот этих смиренных сердцем и нищих духом простых русских людей, когда сливаешь свою немощную хладную молитву с их теплою молитвою и ощущаешь тихий прилив умиления в этом молитвенном общении с Церковью, веруя, что на крыльях их молитвы пойдет к Богу и твоя убогая молитва!.. Вглядитесь поближе в эти добрые, умиленные лица: сколько отражается в них сердечного умиления, сколько смиренной простоты: преданности Богу, Его святой воле, сколько духовной, неописуемой словами красоты! Тихо, бесконечной вереницей тянутся они, по четыре, по пяти в ряд, ко гробу чудотворца, все со свечами в руках: выжидают своей очереди по нескольку часов, может быть, по нескольку суток, чтобы только прикоснуться устами к покровцам на святых мощах, чтобы вздохнуть лишний раз в безмолвной, молитвенной беседе с новым своим молитвенником, тихо поведать ему свои скорби, свои нужды и немощи!.. Кажется, если бы кто и захотел оскорбить этих смиренных молитвенников, ему не удалось бы вызвать чувства гнева, негодования: они не способны на/ это, в их сердце нет места таким чувствам! Они скажут только: "Видно, недостойны мы, грешные, и близко-то подойти к угоднику Божию, видно, Бог не судил..." И тихо отойдут в сторону от обидчика. Читал я в газетах, что на великом торжестве открытия св. мощей святителя Иоасафа так и было: с народом обращались грубо, не пускали в монастырь даже прибывших с крестными ходами, гнали из города, вон, в поле, в лагери, и народ смиренно все переносил из любви к угоднику Божию... Один почтенный богомолец поведал мне: "Я стоял в толпе народа, прижатого к стене; на уступе лепились женщины, была опасность - вот заколеблется толпа, их столкнут и неминуемо растопчут насмерть. Это опасение и высказала одна дама женщинам. И что же слышит в ответ? "Хорошо и умереть при таком святом деле!" И мне невольно вспоминалось, как в 1892 году при праздновании великого 560-летнего юбилея представления преподобного Сергия вот так же стеклись сотни тысяч народа православного, хотя в то время не было слышно жалоб на грубость полиции, но все же многим пришлось только издали взглянуть на святую обитель Живоначальныя Троицы: и никто не поскорбел, и сбылось тогда слово самого преподобного:
"Бог дал такую благодать сему месту, что никто отсюда не уходит неутешенным". Помню, как один убеленный сединами старец стоял на противоположной от Лавры горе на коленях и со слезами умиления усердно клал поклоны; подходит к нему кто-то и говорит: "Дедушка! пришел бы ты в другое время, а теперь вот видишь, тебе не придется и взглянуть на мощи преподобного!" А он в ответ: "Я-то его, батюшку, не увижу, да он-то меня видит!" И, конечно, видел великий печальник Русской земли этих смиренных ее чад, видел и радовался на них, как радуются всё угодники Божий, изливая на них милости Божий, лаская их незримою ласкою духовного утешения, исцеляя их недуги, утешая их в их скорбях...
Таково сокровище народного верующего сердца. Скажите, мудрецы, историки и философы: кто воспитал это сокровище - нашу народную православную душу? Не мать ли наша родимая - Церковь православная? Где, у какого еще народа найдете такое сокровище? И это-то сокровище пытаются похитить лютые враги народа Русского! И это-то сокровище не ценят наши интеллигенты! И сего-то сокровища не берегут наши законосочинители! Напротив: готовы, кажется, отдать на расхищение, готовы сами содействовать скорейшему вытравлению его из сердца народного!.. Господи, вступись за нас ради молитв Твоих великих угодников, наших крепких пред Тобою заступников и молитвенников. Огради наше родное православие от разных хищных волков, на него устремляющихся! Открой очи тем, кто творит зло Церкви Твоей бессознательно, вразуми и сдержи тех, кто идет на это зло сознательно!..
Об этом надобно молиться русским людям непрестанно, молиться усердно, молить Бога и святых заступников Русской земли. Известно ведь, что провинция прислушивается к тому, что говорит или о чем мечтает столица, и что столица умеет завернуть в красивые либеральные фразы, то провинция выражает в грубых формах, что в столице еще только пропагандируется, то провинция уже спешит провести в жизнь... И всего печальнее то, что творят это органы власти, лица, коим деревня беспрекословно повинуется. В виде иллюстрации приведу один факт, взятый не из газетных сообщений, а прямо из жизни. Земский начальник назначил сход сельского общества как раз в воскресный день, в 9 часов утра. Народ был в храме Божием у литургии. И вот является в церковь сельский староста и начинает бегать по церкви, разыскивая домохозяев, объявляя им, что земский начальник уже сидит в волостном правлении и ждет их. Староста буквально выгонял народ из храма, исполняя волю начальника. Произошел шум, богомольцы возмущались, однако же пришлось идти в правление, и храм опустел. "И стало у всех на душе страшно тяжело, - пишет священник. - Каждый из оставшихся в храме невольно подумал: вот уже настало и такое время, что в православном государстве чиновники Его Величества, называющиеся православными, открыто глумятся - издеваются над верою православной... Но и этого мало: земский начальник посадил одного десятского под арест на семь дней за то, что он, не получив точных сведений, в какое время будет сельский сход, позволил крестьянам идти в церковь помолиться... А 15 августа тот земский начальник вызвал всех домохозяев в количестве 88 человек в 9 часов утра в свою квартиру по своему делу и крестьяне таким образом лишены были возможности сходить помолиться в храм в такой великий праздник".
Скажите, читатель, что это, как не издевательство над верою простых людей? Мне скажут: таких уродов на службе немного. А я напомню, что одних учителей и учительниц из земских и министерских школ было выслано за участие в революции в разные отдаленные и не столь отдаленные места более 22000, а ведь все эти "просветители" одинаково относятся к нашей святой матери Церкви и православной вере...
Но чтобы не кончать дневника такой мрачной картиной, приведу выписки из отчета одного моего благочинного. Вот что пишет из Устьсысольского уезда о. Димитрий Попов:
"Прихожане Устьнемской Спасской церкви употребляют все усилия, чтобы закончить постройку храма, уплачивая ежегодно на это дело по 7 рублей с ревизской души, что для небогатых в течение 4 лет тяжело отзывается на их скудном бюджете. Но они не ропщут. "Ничего, батюшка, - говорят они, - меньше будем водки выпивать, перетерпим и другие недостачи в домашнем хозяйстве, а больше будем работать, вот и скопится на храм. Бог поможет". Нередки случаи, что прихожане, не считая возможным уклониться от взносов на постройку храма, даже стыдясь отстать в этом святом деле от более состоятельных, принуждают себя к лишениям в пище, одежде, откладывают чаепитие, продают намеченных к рощению телят и жеребят, чтобы только "не быть без пая в постройке", как выражаются они.
"В Пожегодском Троицком приходе 19 июня, в воскресенье, происходило торжество закладки храма. Стечение народа было громадное. Боголюбивые жертвователи-прихожане несли на устройство храма и зерна, и пеньку, и овчины, и холст, каждый считал себя обязанным принести на храм не только деньги, но и что-либо из своего земледельческого хозяйства. Лично я заметил после молебствия, как почтенный старик сгибался под тяжестию мешка с зерном, подносимого им к храму. "Что ты, дедушка, надрываешься? Разве уж некому поднести ношу?" - спросил я. "Как некому, батюшка? Есть сыновья, да они сами свое несут, а это - мое: сам еще засевал, когда был помоложе, сам и поднесу Святой Троице. Куда мне беречь себя и свои силы? Скоро ведь все равно умру!" - ответил этот старец и продолжал нести, хотя, видно, приходилось ему очень тяжело..."
Читая такие отчеты, утешаешься мыслию, что еще жива наша святая Русь, что пока наш народ еще благоговеет пред святынями своими, пока любит родные храмы Божий, дотоле не страшны все эти земские начальники, эти учителя-безбожники, все эти статистики, фельдшера и вся эта либеральная безбожная шушера... Но в том-то и опасность, что враг Церкви подбирается к народной душе, чтоб обокрасть ее, чрез школу, чтоб в зачатке вытравить все то, что Церковь внедряла в народную душу в продолжение почти тысячи лет...
Благослови, Господи, всех любящих благолепие дома Твоего и огради их силою животворящего Твоего креста от всех сих искусителей!
"Мои дневники", 1912
От чего болеет Россия?
Что наша матушка Россия духовно болеет - это, кажется, для всех очевидно, но в чем корень болезни, какие условия в самом государственном организме благоприятствуют этой болезни - об этом высказываются самые разнообразные, до противоположности, суждения. Не буду разбирать все эти суждения, тем более что в наше время много таких писателей, которые сами не верят тому, что пишут, высказывают свои суждения лишь для того, чтобы скрыть свои настоящие мысли. Не стоит тратить времени на полемику с такими публицистами: все равно - их ничем не убедишь, ибо они не хуже современных Господу Иисусу Христу книжников и фарисеев знают истину, но нарочито закрывают свои глаза, чтоб ее не видеть... Попытаюсь ответить на поставленный вопрос от лица тех русских людей, которые единомысленны со мною, которые искренно любят свою родину, вдумчиво относятся к тому, что теперь творится на Руси, и целым сердцем желают ей добра.
Россия духовно болеет от великого духовного раскола между верхними, интеллигентными ее слоями и всею многомиллионною массою народной, не того церковного раскола, что произошел из-за обрядов церковных при патриархе Никоне, а того, начало коему положено при Великом Петре. В самом деле: не болезненное ли это явление в организме великого народа, что его верхние слои, его мыслящая часть не хочет знать тех заветных идеалов, коими жива народная душа, которые являются стихией его духовной жизни, без которых немыслима самая личность народная? Если бы великий преобразователь предвидел, к чему приведет его увлечение западными формами политической и общественной жизни, то он не назвал бы своего стольного города немецким именем, не перенес бы к нам всю ту мишуру, без которой и можно и должно было бы обойтись при введении реформ, признанных им необходимыми для государственного преуспеяния столь любимой им России. Но роковая ошибка была сделана, и вот к концу еще XVIII столетия наши верхние слои, наша бюрократия, представители высших сфер государственной жизни, науки, искусства, за исключением очень немногих, уже были заражены вольнодумством, вольтерьянством, масонством и всеми теми духовными ядами, которые постепенно, но верно вели западные народы к разложению. Пока этот раскол, эта духовная болезнь находила себе место в области личной жизни, в области мысли, дотоле явление это было, сравнительно говоря, терпимо: народ сторонился от изменивших его идеалам интеллигентов, жил своею жизнью, храня по мере сил заветы отцов, снисходительно смотря на "бар", среди которых, к счастию, видел и верных сынов Церкви, и преданных сынов отечества, которые хотя и не всегда соблюдали посты, не всегда исправно посещали храмы Божий, но все же и не вторгались в духовную жизнь народа, не порицали ее открыто, а иногда, хотя внешним образом, проявляли свое участие в этой жизни. Во всяком случае православный народ твердо знал и помнил, что его вера есть единая святая и богопреданная, что его Церковь - святыня неприкосновенная, что его Царь есть Божий Помазанник, коего слово - закон непогрешимый... Прошло полтора века с той поры, как появилась эта духовная болезнь народного раскола. В половине прошлого столетия, пользуясь великими реформами Императора-Освободителя, под влиянием веяний масонства, незримо и неуловимо всюду проникающего и всюду вносящего свой тлетворный, разлагающий яд, наша интеллигенция стала постепенно заражать народ своею болезнию легкомыслия в, вопросах веры, а следовательно - и нравственной жизни. Свобода печати разносила яд лжеучений всюду по Руси, 60-е годы положили прочное начало тому движению, которое в самое последнее время наименовало себя "освободительным". Роковой в истории России 1905 год, год смуты и всяческих послаблений, раскрыл, какая пропасть отделяет нашу интеллигенцию от самого народа. Правящие сферы поколебались: вместо того чтобы ясно, твердо и определенно стать на стороне народных, идеалов, интеллигенты-бюрократы как бы стыдились этих идеалов и вносили один за другим законопроекты, решительно неприемлемые народной душой... Началась и досель продолжается какая-то ненужная, непонятная борьба: с одной стороны - интеллигенты, желающие во что бы то ни стало навязать народу чужие идеалы, с другой - народ, крепко стоящий за свои родные заветы; с одной стороны - стремление внести в самые законы, а чрез законы и в жизнь народную равнодушие к родной Церкви, к Православной вере, к идеалу Самодержавия, к родному народу; с другой - твердое, стихийное, хотя не всегда правильно соорганизованное отстаивание всех этих заветных святынь... Удивительно то, что ведь интеллигенция - горсточка в сравнении с великаном-народом, а между тем хочет весь народ в духовном отношении переделать по образу и подобию своему... Ради чего? Во имя чего? Сама не дает себе отчета. Еще удивительнее, что в этой интеллигенции есть ведь люди искренние, - о продавших себя иудеям и масонам, конечно, не стоит и говорить, - люди, думающие, что они хотят облагодетельствовать народ... Как будто туман какой-то застилает глаза этим доброжелателям народным, а когда им указывают на их основную ошибку, то простое самолюбие не позволяет им сознаться, и они стараются убедить себя и других, что они-то и есть настоящие благодетели народа! А этим великим заблуждением пользуются враги народа и спешат поддержать заблуждение в умах сих, чужим умом мыслящих, людей. Опасность в том, что такие люди не верят в самое существование этих врагов, а сии враги ими же и верховодят! Ведь почти вся печать захвачена именно этими врагами, они имеют своих агентов среди самих правящих сфер, искусно внушают там все, что им нужно, между тем как наши благонамеренные интеллигенты и подозревать того не хотят! А народ инстинктивно, историческим чутьем видит эту опасность и всячески, хотя и неумело, протестует против этого духовного насилия. Слава Богу, что еще имеются среди самой интеллигенции, как выше сказано, люди, не порвавшие связи с народом, еще живущие народными идеалами, хотя и немного их. Они объединяются в сообщества и союзы, чтобы выяснить эти идеалы, укреплять их в своем собственном сознании, отстаивать их пред лицом прочей интеллигенции. Шесть лет назад, когда в Петербурге образовалось Русское Собрание, нам, русским православным людям, казалось как-то странным, что в русской столице образуется Русское Собрание... как будто столица-то не русская? Но когда это Собрание стало проявлять свою деятельность, то осталось только благодарить основателей такого учреждения. Стало ясно, что тут хотят объединиться истинно русские люди, чтоб послужить по мере своих сил своей родине, своему родному народу, чем и как могут. С того времени появилось немало таких содружеств, союзов, собраний, братств... Но вот в чем опять-таки крайне прискорбное явление: в правящих сферах им как будто не доверяют, их голосу не внимают, нередко ставят препятствия их деятельности и как будто считают их тормозом в деле "обновления" России... Стань правительство рядом с носителями народной мысли, народных идеалов, пойди за ними рука об руку, и Россия действительно обновится, окрепнет, и народ, в его лучших представителях, возликует, готов будет на все, на всякие жертвы, только бы представители власти поняли и оценили его заветные идеалы. К сожалению, в верхних кругах этого бесповоротного решения не замечается: там все какое-то колебание, как будто стыдятся прямо и решительно, открыто и мужественно заявить, что они ни в каком случае не допустят ни малейшего оскорбления Церкви Православной, не позволят ни под каким видом соблазнять простецов пропагандой лжеучений, что, допуская свободу исповедания, отнюдь не допустят свободу распространения лжеучений...
I
Говорят, что индийские йоги обладают такою силою внушения, что могут загипнотизировать сразу огромную толпу народа. А мне думается, что сила гипноза, если понимать ее в более широком смысле, идет гораздо дальше, что возможно загипнотизировать не только определенную толпу, которую можно сразу окинуть взглядом, но и, тысячи людей, разбросанных на сотни тысяч квадратных верст, можно внушить им самую неприемлемую трезвым рассудком и даже здравым смыслом идею и заставить их преклониться пред этой идеей, беспрекословно служить ей... Я говорю о духовном гипнозе. Самым наглядным, как доходящим до смешного, до нелепости, примером такого гипноза служит мода: как бы ни была нелепа, как бы ни была разорительна - ее предписания выполняются беспрекословно, и, если только имеются какие-нибудь средства, считается неприличием, своего рода позором явиться на бал не в модном платье...
Я сейчас назову одну такую идею, которую считаю внушенною, но заранее знаю, что за это многие обзовут меня обскурантом, мракобесом и другими не менее лестными именами существительными и прилагательными. Я прошу об одном: не искажать моей мысли, взять самое зерно ее и поглубже в него вдуматься. Итак, слушайте: я утверждаю, что идея всеобщего обучения в том виде, как ее понимают наши радетели народного просвещения, есть внушение, гипноз, мечта, здравым разумом не приемлемая при современных условиях народной русской жизни. Знаю, мне скажут: вы - враг народного просвещения, поборник невежества и т.п. Но кто же доказал, будто всеобщее обучение есть просвещение народа? Эти два понятия отстоят одно от другого как небо от земли. Всякое обучение, не исключая даже и обучения в высших учебных заведениях, в разных университетах и академиях, есть только именно обучение, сообщение той или другой суммы знаний, развитие только одной стороны человеческого духа - умственной его деятельности, да притом еще далеко не всегда имеющее нравственную ценность. А это еще не есть просвещение. Вспомните, как определял наш великий Гоголь понятие просвещения. Просветить, говорит он, значит высветлить, насквозь пронизать все духовное существо человека чистым светом Христова учения, очистить его от всякой духовной нечисти: лжи, суеверия, нравственной нечистоты... Было бы недобросовестно с нашей стороны не признаться, что такого просвещения почти ни одна школа не дает, или если какая дает, то в очень малой степени. С большею справедливостью следовало бы просвещением называть не обучение, а воспитание, следовало бы переставить в отношении их ценности эти два понятия: во-первых - воспитание, во-вторых - обучение. Для жизни не столько нужно обучение, сколько воспитание, и во всяком случае - воспитание в христианском духе есть само по себе добро, а обучение само по себе ни добро, ни зло: это только средство делать добро или зло, а без воспитания чаще всего является злом...
Ведь все это давным-давно известно, все это - неоспоримые истины, и, однако же, давайте нам обучение, да еще всеобщее, и - ни слова о воспитании!..
Мне скажут: при обучении само собою разумеется и воспитание.
Не будем лицемерить, будем смотреть в глаза самой жизни, самому делу обучения, как оно стоит... Мне кажется, не стоит напрасно тратить время, чтобы доказывать, что все наши школы, и высшие, и средние, и низшие, почти не думают о воспитании: вся их забота сосредоточена на учебе. Разве только наша бедная церковноприходская школа еще делает кое-что для воспитания детей народа, но не за то ли ее и гонят, несчастную, не за то ли и хотят измором извести? Я не враг грамотности, но и не считаю ее таким великим благом, чтобы выбрасывать на нее те миллионы, которые выжимаются из народа преступным поощрением пьянства: простите мне, иначе я не умею назвать систему монополии в продаже водки. О, конечно, если бы не было на нас десяти-одиннадцати миллиардов долгов, если бы не приходилось каждый год выплачивать по этим долговым обязательствам полмиллиарда одних процентов, тогда наш первый долг лежал бы позаботиться о народной школе, - говорю о школе, но еще не о всеобщем обучении, ибо для всеобщего обучения надо прежде всего позаботиться о том, кого приставить к этому делу - о воспитателях народа - учителях, а еще первее - о пастырях, об отцах духовных, как воспитателях народа в духе Христова учения. Но попытайтесь сказать это вслух некоторым нашим законосоставителям - на вас обрушатся все громы и молнии этих якобы просвещенных господ!.. Как не признать это гипнозом, своего рода помешательством на внушенной идее? А что она внушена, в этом для меня сомнения нет. И внушена она врагами рода человеческого - масонами и иудеями. И нужно это всеобщее обучение в том виде, в каком оно несомненно будет вводиться - нужно не народу, а вот этим непрошеным радетелям народного блага. Ведь никакого сомнения нет в том, что дело обучения, если оно попадет в руки этих просветителей, поведется так, что из души народной будет вытравлено все, что так дорого русскому человеку, за что он умирал, что выстрадал и сберег за тысячу лет своего исторического бытия. Попробуйте потребовать, чтобы в народные школы ввели старые, столь любимые нашим народам книги Часослов и Псалтирь: да одно наименование сих священных книг способно вывести их из состояния духовного равновесия: мыслимо ли де это? Какое мракобесие, клерикализм, обскурантизм и прочие безумные глаголы... Вот если вместо Евангелия и Псалтири учить детей по Толстому - вот это будет "просвещение"! На это и учителей достаточно: говорят, из Сибири и других не столь отдаленных мест в последнее время вернулось до 22000 таких народных просветителей: вот им и надо дело и место дать!
Я со страхом помышляю о том времени, когда осуществится такое всеобщее обучение. Уже и теперь по местам юные грамотеи, наслушавшись всяких освободительных бредней, начитавшись жидовских газет и брошюр, потеряли и Бога, и совесть, и стыд, и всякий страх, и терроризуют деревню: что будет, когда все молодое поколение заразится этой отравой? Что станется с народом, когда наше старое поколение все сойдет в могилу? Что будет с Русью нашей, когда отравленное неверием, кощунством, богохульством и всякими модными масонскими бреднями, выродившееся в идиотов от алкоголизации, новое, больное и духом и телом поколение явится хозяином на родной земле?.. Ведь надо помнить, если мы христиане, что Бог поругаем не бывает! Надо помнить, что даже наука, - не говорю уже о нравственном законе, о правосудии Божием - даже беспристрастная наука свидетельствует, что в самых законах природы лежит закон возмездия за нарушение закона нравственного...
Мы открываем новые университеты в то время, когда наша русская наука, можно сказать, дошла до банкротства, когда ею завладели иудеи, когда годами пустуют десятки кафедр в иудействующих университетах, когда жрецы науки в большинстве обратились в прислужников недобросовестной, противонародной политики и антихристианских лжеучений, и вот в такое-то время мы готовы бросить десятки миллионов на новые университеты, сотни миллионов на всеобщее обучение, не желая давать себе отчета даже в том: найдем ли достаточно людей науки, чтобы обслуживать эти университеты, эти новые народные школы?.. Что все это, как не гипноз, какое-то помешательство на искаженной идее просвещения?
Нужно сначала отрезвить народ, потом просвещать. Прежде спасти его от алкоголизации, от вырождения, от поголовной гибели... А то "просвещение", которое готовят ему ввиду "всеобщего обучения" с учителями нового типа, только ускорит эту гибель. Если есть у вас лишних сто миллионов - то сократите на эту сумму спаивание народа. Если нет никакой возможности обойтись без питейного дохода сразу, уничтожить всякое производство и продажу алкоголя во всех его видах, признавая его ядом наравне с опиумом, гашишем и подобными отравами, строжайше преследуя его продажу и выделку, - то постепенно сводите доходы от этого яда на нет. Этих доходов получает государство в чистом виде, за покрытием расходов по монополии, положим, полмиллиарда в год. Признано возможным чрез десять лет тратить на "всеобщее обучение" лишних по сто миллионов в год. Если иметь мужество отказаться на время не только от "всеобщего обучения", но и еще от многих прихотей и предметов роскоши, от казенных театров, например, предоставив заботу на все это изыскивать средства тем, кто хочет пользоваться этой роскошью; если, взамен питейного дохода, обложить акцизом, например, всю бумагу, какая бы она ни была, и многое другое, если даже, наконец, ввести снова подоходный или иной какой налог на все, без исключения, население империи, то кто знает, может быть, мы и победили ли бы кажущегося досель непобедимым врага - народное пьянство! А затем еще несколько лет усилий, чтобы покрыть государственные долги, и мы стали бы счастливейшим народом среди народов земных, без всякого питейного дохода. Ведь если сказать правду, то весь чистый (как это слово не к месту приходится употреблять! Лучше бы сказать - весь нечистый) доход от пития приходится отдавать кредиторам как процент, и не будь долгов - не было бы этого расхода. Вот тогда и можно было бы говорить и о всеобщем обучении, и - непременное условие: под надзором и руководством Церкви, и об университетах; конечно с составом профессоров - честных служителей науки, и о многом другом, о чем теперь и мечтать нельзя...
Но я скажу нечто более отрадное: если бы можно было сделать опыт: абсолютно отрезвить хотя бы одну губернию, оградив ее от водки совершенно, то - я уверен - чрез пять лет в ней само собою появилось бы, без участия казны, и всеобщее обучение... И это чудо совершилось бы естественно: то, что теперь пропивает эта губерния, осталось бы в ее экономии, трудоспособность народа повысилась бы вдвое, втрое, явилась бы потребность, нашлись бы и средства у самого населения, без пособия казны, к открытию школ, развитию ремесел, кустарного производства...
Ужели это невозможно? Как же в Америке есть штаты, где абсолютно нет алкоголя? Или что у других народов возможно, то у нас "немыслимо? Да проявите же наконец мужество взять в руки вожжи, поверьте в совесть народную, призовите св. Церковь в помощь!.. Ведь речь идет о спасении народа, великого народа, великого государства, ведь пред нами стоит неотступно вопрос: быть или исчезнуть в истории нашей Руси святой?
"Время всякой вещи под небесем", - говорит великий царственный мудрец. Придет время и всеобщему обучению. Но на очереди прежде всего стоит вопрос о спасении народа от вырождения, от алкоголизации. И если видится возможность бросить сто миллионов на всеобщее обучение, то бросьте эти миллионы на борьбу с алкоголем. Как это сделать - особый вопрос. Быть может, постепенным территориальным вытеснением алкоголя, например: с такой-то губернии получается 20 миллионов, постановите, чтобы в течение двух лет были закрыты все до единого места продажи алкоголя в этой области, а против тайной продажи ввести драконовские законы, чтобы не повадно было шинковать. Чрез 10-20 лет Россия избавится от водки... А может быть, люди умные придумают другую систему борьбы с алкоголем. Так ли, иначе ли, но если мы не хотим исчезнуть бесследно со страниц истории или обратиться в вьючный скот для иудеев, то прежде всего надо объявить беспощадную борьбу с алкоголем. А всеобщее обучение нас не спасет от всеобщей гибели...
Пишу я эти строки и думаю: а дочитают ли их до конца мои читатели? Не скажут ли: "Ну, замечтался архиерей? Мыслимо ли то, что он проектирует?"
Да, конечно, немыслимо, если нет среди нас налицо богатырей мысли и дела, если мы так дряблы, что не хотим проявить на малейшей инициативы, если идем на поводке у разных либералов - рабов масонства и иудейства. И до боли горько сознавать, что какие-то азиаты-японцы, язычники по вере, неблагородные арийцы, а желтокожие монголы, больше нас любят свою родину, больше нас проявляют инициативы в государственной жизни... А мы, потомки великих собирателей Руси, мы, носители лучших заветов христианской культуры в православии, мы, сумевшие еще так недавно объединить в одно целое шестую часть земного шара, мы, имеющие у себя идеальнейшую власть в лице Божия Помазанника - Самодержца, мы - увы - боимся пошевелить собственными мозгами, чтобы спасти себя, свою родную Русь, мы стыдимся высказать что-либо такое, что покажется нелиберальным "Европе", а лучше, прямее сказать - иудеям-масонам, мы рабски повторяем то, что подскажут нам эти фарисеи-лицемеры!.. Ведь у них такой богатый запас красивых, хотя в сущности пустейших слов: "свобода совести, свобода печати, свобода собраний, союзов... всеобщее обучение, высшая наука" и т.д. и т.д. без конца! И все эти слова имеют какую-то чарующую, гипнотизирующую силу, мы не в силах противостоять этому очарованию. Мы не смеем даже подумать русским свободным умом, русскою, как говорили наши деды, смекалкою... И они, наши враги, отлично это знают и отлично играют на этой нашей больной струне. Стоит громко свое русское, прямое слово сказать, как они поднимают такой лай, что не рад будешь проявлению своего мужества, ибо нет уверенности, что и свои-то, русские люди, тебя поддержат. До чего мы дошли? До такого унижения, до такого позора! Право же, стыдно становится за нашу интеллигенцию, за наши правящие классы! Стыдно, но и - грешно! Грешно пред Богом, грешно и пред народом...
III
Я кончил свой дневник, о всеобщем обучении, когда мне подали № 282 "Русского Знамени", в котором я прочитал статью г. Фиты "Как франкмасонство завоевало народную школу во Франции". Я очень и очень рекомендовал бы всем, кто еще не запутался в сетях этой проклятой тайной организации, кто любит нашу матушку Русь православную, кто желает ей добра, не раз перечитать эту статью. Он увидал бы, что воистину ничто не ново под солнцем и нашу бедную родину ведут по тому же богоотступническому пути, по какому франкмасоны уже привели несчастную Францию на край погибели. Мы спим, а эти дети сатаны у нас работают настолько успешно, что на последнем масонском конвенте в прошлом сентябре произведено было несколько "победных салютов", то есть взрывов рукоплесканий в честь "той великой страны, в которой, несмотря на все трудности, франкмасонству удалось достигнуть в эти годы чрезвычайно важных результатов". Какая это страна и какие это результаты замечает автор, нетрудно догадаться всякому...
Официально масонам отказано в разрешении пропаганды в России. Но они вторглись к нам под разными наименованиями и крепко засели и раскинули свои гибельные сети по всей России. У нас образовалось множество всевозможных "лиг", а в последнее время в Петербурге возник "французский институт", поставивший себе задачею "более широкое распространение французских идей среди русского народа". Какие это идеи - чтый да разумеет. Как масонам не торжествовать победу над нами! Удивляться надо, как ослепли наши власть имущие, что ничего не видят, ничем не тревожатся, ничего не подозревают?
История Франции последнего столетия ясно указывает, к чему стремятся масоны и у нас. Их главная задача - "обесхристианивание" всего человечества, уничтожение христианства, а с ним и всякой культуры на земле и превращение всех людей в рабочий скот для себя. С этой целью они захватывают в свои руки школу, вытравляют у детей всякое религиозное, нравственное и патриотическое чувство, тщательно вычеркивают имя Божие из учебников, а когда это неудобно, то нарочито сочиняют учебники, в коих ни слова нет о Боге, о Церкви, о любви к отечеству... В несчастной Франции все это почти достигнуто, а у нас стоит на очереди... И там началось с закона о всеобщем бесплатном обучении и изгнанием из школ духовенства, как мечтают сделать и у нас. И там отобрали все школы у церкви, как хотят отнять и у нас. Там дошло дело до того, что учителя всех школ состоят членами масонских лож, что Распятия и др. священные изображения выброшены из школ, молитва в школах запрещена, строжайше запрещено учителям и учительницам ходить и водить в церковь детей и пытаются даже родителей наказывать штрафом, если будут водить детей в храм Божий... Специалистами безбожия выработан и катехизис, кончающийся таким исповеданием веры:
"Я верую в Землю, созидательницу всякой материи; я верую в Разум, Творца всяческой справедливости; я верую в Солидарность, источник всякого могущества. Человечество обладает этими тремя вещами, человечество может поэтому достигнуть само Совершенства. Так должно быть, так и будет. Аминь".
Таким образом начальное народное образование очутилось целиком во власти масонов. Несравненно легче и скорее масоны овладели средними и высшими школами. Могучим орудием к этому послужила печать, которая почти вся в их руках. Печать подготовляла общественное мнение. Автор говорит: "Все было с замечательной предусмотрительностью обсуждено и учтено. Великий Восток (центральная ложа масонов) понимал хорошо, что великие дела не проходят без затруднений, и потому, когда иной его проект встречался в палате криками ужаса и протестов, он этим нисколько не смущался, ибо это было уже предусмотрено. Обыкновенно, после внесения такого сногсшибательного предложения, последнее передавалось в парламентскую комиссию, которая согласно полученным, откуда следует, инструкциям несколько видоизменяла законопроект, кое-что смягчая и выкидывая из него. Яд был разбавлен, чаша подслащена, Но напиток сохранял всю силу своей вредоносности. А между тем негодование мало-помалу умерялось, протесты становились слабее... Что ж? И то хорошо, чего добились! Хуже ведь могло случиться... Наконец, когда законопроект снова передавался на усмотрение палаты, в него вводились еще одна-две легоньких, пустяшных поправки и - злодейский закон прошел!.. Утомленное, обескураженное общественное мнение покоряется. А печать не дремлет: создает лукавыми статьями иллюзию якобы достигнутого новым законом успеха".
Читая эти строки, поражаешься: да ведь все это буквально происходит и у нас, в наших "палатах"! Все это мы, члены Г. Совета, видим воочию! Ведь вот именно так прошел (слава Богу - не утвержденный Государем) законопроект о расстригах; так прошел законопроект о переходе из одной веры в другую; так идут теперь законопроекты о праздниках и о всеобщем обучении. Очевидно, масоны работают и у нас без всякого стеснения. Да и чего им стесняться, когда все - к их услугам: и печать, и общественное мнение, и представители власти, и наши якобы законодательные учреждения... Если заглянуть им в душу, то и они мечтают о том же, о чем уже говорят французские их "братья": "Пока мы не изменим радикально мозг наших сограждан, пока мы не дадим совершенно другого направления умственности французских (читай: русских) детей, франкмасонство должно считать себя еще ничего не сделавшим... Поэтому надо всеми мерами добиваться проведения закона, которым возбранялось бы формально родителям, родственникам и опекунам воспитывать своих детей в какой-либо религии под страхом лишения их родительского, родственного и опекунского авторитета и легальной власти, и отобрания детей, и поручения таковых, за счет виновных, государству".
И нет сомнения, если русский народ не даст могучий отпор этим вожделениям, то и у нас будет то же, что во Франции. И мы с ужасом увидим прямое гонение на веру православную со стороны этих слуг сатаны, которые и детей наших будут отнимать у нас, чтобы воспитывать их в ненависти к нашей св. вере, и у нас, как хорошо выразился "Колокол", будут свои "янычары", и у нас - скорее, чем во Франции, - польется кровь христианская...
Вот край желаний тех, кто так радеет у нас о всеобщем обучении! Не гг. министров, которые составляли законопроект, а тех, кто все уши прожужжал сим министрам, требуя сего законопроекта...
Пора же наконец опомниться, пока не поздно! Пора решительно и твердо порвать дружбу с правительством Франции, изменяющим Христу и открыто служащим сатане! Пора взяться за свой, русский ум и идти своей, Богом указанной дорогой! Ведь, право же, тошнит от этого подслуживанья врагам рода человеческого, этого пресмыкания пред мерзостию запустения, что царит в несчастной Франции, что губит уже многие народы...
Счастлив народ, помнящий заветы своих предков благочестивых; счастлива Церковь, присно пребывающая в благодатном общении с Церковью веков минувших; счастлив ты, православный русский народ, что есть у тебя крепкие пред Богом стоятели и печальники, но счастлив дотоле, пока идешь по стопам их, пока свято хранишь заветы их!
Мы переживаем крайне опасное для отечества нашего время, когда темные силы вражьи стремятся отравить и убить нашу русскую православную душу, исказив или по крайней мере подменив все наше народное православно-русское миросозерцание. И вот, промыслом Божиим, это печальное и опасное для народа, для России, время совпадает с годовщинами великих воспоминаний далекого по времени, но близкого сердцу прошлого в истории нашего отечества. И встают пред нами великие герои духа из того отдаленного прошлого, и во главе их - несокрушимый адамант веры, богатырь духа, святейший Всероссийский Патриарх Гермоген. 17 февраля исполняется ровно триста лет, как заморенный голодом в мрачном подземелье Чудова монастыря отошел к Богу святою своей душой этот священномученик за отечество. Благовременно вспомнить его священные заветы, особенно благопотребные для нашего, столь измельчавшего духом и оскудевшего верою поколения.
За свое ревностное служение Церкви и строгую подвижническую жизнь удостоенный сана митрополита только что покоренной Казани, святитель Божий весь отдался святому делу утверждения в православии новокрещеных татар, из коих некоторые возвращались в магометанство, а другие уклонялись в католичество и лютеранство. Митрополит Гермоген испросил у Царя Федора Иоанновича указ, в силу которого новокрещенные татары поселены были вместе с русскими в особой слободе, где для них построили церковь и наблюдали за ними, чтобы они посещали богослужение, носили кресты на груди, имели у себя иконы и жили по-православному. А иноверцам было запрещено брать на службу к себе православных. Святитель Божий не пускался в рассуждения о какой-то свободе совести: он веровал, что истина православия превыше всех сокровищ на земле, и ограждал ее всею силою своей святительской власти. И ни в какие сделки с своею совестью он не входил, и грехом почел бы допускать совращения из православия в какую бы то ни было иную веру.
Вот урок вашим законопоставителям! Вот завет великого поборника веры православным русским людям! Хотите милости Божией - не стыдитесь исповедать православную веру, как едину истинную, едину спасающую, как неоцененное сокровище, нам вверенное; старайтесь и другие народы делать участниками и причастниками этого бесценного сокровища, хотя бы для сего потребовалось иногда употребить и не совсем либеральные меры - вроде тех, какие применяются к неразумным детям...
Но вот святитель вызван в Москву. На престоле русских царей - ставленник поляков самозванец Лжедимитрий. Он высказывается за унию с римским папой. Он хочет жениться на польке-католичке, не присоединяя ее к православной Церкви. И почти все молчат, никто не протестует против новшества, которое грозит уничтожением православия на Руси... Только митрополит Гермоген да коломенский святитель Иосиф открыто восстают против этого оскорбления Церкви Православной, только они громко заявляют, что невеста названного Димитрия должна принять крещение, торжественно исповедать истину православия, иначе брак не будет законным... Самозванец за такое дерзновение высылает Гермогена в Казань, где он не лишился своей кафедры только потому, что Лжедимитрий вскоре после того был растерзан народом...
Вот урок и нам, святителям, и каждому, кто поставлен говорить правду пред сильными мира сего. Не бойся, забудь свою личную жизнь, не смотри на те беды, которые, может быть, грозят тебе за правду Божию: смело стой за святую веру православную, если видишь где-нибудь и в чем-нибудь опасность для нее! Истина Христова, вера православная, дороже нашей жизни. Святое православие есть душа русской души народной. Не будет православия на Руси - не будет и народа русского. За истину святого нашего православия мы должны быть готовы отдать все: и честь нашу, и все блага земные, и самую жизнь. Станем же в своей совести пред лицом этого великого стоятеля за православие, святителя Гермогена, и спросим себя: готовы ли мы на это? Не лукавим ли во имя разных либеральных бредней, во имя масонской свободы совести, гуманизма и прочих бессмысленных глаголов?.. А время, нами переживаемое, несмотря на проповедь всяческих "свобод", именно требует такого мужественного исповедания и не лишено возможности гонений...
Царствует Василий Иоаннович Шуйский, а смута не утихает: является второй самозванец, метко заклейменный в истории именем "Тушинского вора". Святитель Гермоген уже на престоле патриаршем. Он мужественно стоит против смутьянов. Он посылает к мятежникам для увещания Крутицкого митрополита Пафнутия. Он рассылает по городам грамоты, в которых извещает о гибели первого самозванца-еретика Гришки Отрепьева, о перенесении св. мощей Царевича Димитрия в Москву, о воцарении Шуйского - Царя благочестивого и поборателя по православной вере. Он предупреждает, что явился новый самозванец, и требует от духовенства, чтобы грамоты были по нескольку раз прочитаны народу при служении молебнов о здравии и спасении Богом венчанного Государя. Так он старался утвердить в умах и сердцах тогдашних русских людей верность законному Царю. И его слова ложились на добрые русские сердца, и многие отстали от самозванца и вернулись на службу к Василию Иоанновичу.
Чтобы еще более рассеять туман смуты в умах, Царь и Святитель Гермоген вызвали из Старицы бывшего Патриарха Иова, чтобы он даровал народу разрешение от грехов - нарушения крестного целования и измены. 20 февраля 1607 года в Успенском соборе произошло всенародное покаяние пред престарелым Патриархом Иовом, который разрешил виновных в клятвопреступлениях и изменах. На многих это подействовало благотворно, но не на всех. Смута развратила умы до того, что люди забывали долг свой в отношении к родине, к родной Церкви и переходили на сторону второго самозванца - Тушинского вора, несмотря на то, что он вовсе даже не был похож на первого Лжедимитрия (говорят, это был просто - жид из Польши). Этого бродягу сопровождали иезуиты, которым был дан наказ действовать осторожнее, чем при первом самозванце, в деле распространения унии и латинства в России. Иезуиты должны были удалять от самозванца русских людей, окружая его католиками и униатами, всячески склонять бояр к измене православию, заводить в России католические и униатские школы, строить костелы, изгонять из России греков и пр. Конечно, все это тщательно укрывалось от всех русских людей, но прозорливый Патриарх раньше других разгадал лукавые цели поляков. Он еще ревностнее стал поддерживать Царя Василия Иоанновича, как защитника православия. Он не останавливался даже пред анафемою против изменников Царю и отечеству. В 1609 году мятежники вытащили его на Лобное место среди Красной площади и, тряся его за ворот, бросая ему песок в лицо, требовали, чтобы он присоединился к ним для низложения Царя Василия Иоанновича с престола, ссылаясь на то, что этот Царь был избран одною Москвою, без участия других городов, и что из-за него льется кровь многая. Но Патриарх решительно сказал изменникам: "Досель ни Новгород, ни Псков, ни Тверь, ни Астрахань, ни другие города Москве не указывали, а Москва всем им указывала; а что кровь льется - то не вина Царя". Твердость первосвятителя способствовала тому, что крамольный замысел на сей раз не удался, а заговорщики убежали в Тушино. Тогда Патриарх и туда отправил свою грамоту. "Обращаюсь к вам, бывшим православным христианам всякого чина и возраста, - писал он, - а ныне не ведаем, как и назвать вас, ибо вы возненавидели правду, отпали от соборной и Апостольской Церкви, отступили от Бога и святым елеем помазанного Царя, вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались, возрастали; преступили крестное целование и клятву - стоять до смерти за дом Пресвятыя Богородицы и за Московское государство и пристали к ложно-мнимому царику вашему. Болит моя душа, ноет сердце, я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братия и чада, свои души и своих родителей, отошедших и живых, посмотрите, как отечество расхищается и разоряется чужими, какому поруганию предаются св. иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющая к Богу. Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас, не на своих ли братьев? Не свое ли отечество разоряете? Заклинаю вас именем Господа Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца, а мы, по данной нам власти, примем вас кающихся, и упросим Государя простить вас: он милостив..."
Увы, и этот трогательный отеческий призыв не имел успеха.
Что сказал бы святитель Божий, если бы он ныне встал из гроба своего к нынешним "бывшим христианам" - смутьянам всякого чина и возраста? Не повторил ли бы он свои грозные слова: "Не ведаем, как и назвать вас, отступники от Бога и Апостольской Церкви, изменники Царю - Божию Помазаннику, приставшие - не к Тушинскому вору, а к еще более постыдному "ложно-мнимому царику" - современному "прогрессу", под которым укрывается заклятый враг христианства и всего человечества - масонство, руководимое теми, которые некогда сами на себя призвали небесное проклятие, когда взывали: "Кровь Его на нас и на чадах наших!" Болит моя душа, ноет сердце, я плачу и рыдаю... Заклинаю вас именем Господа Бога: пожалейте себя, пожалейте отечество!"...
Скоро в пределы России вторгся сам польский король Сигизмунд и осадил Смоленск. А 17 июля в Москве вспыхнул мятеж против Царя Василия Иоанновича. С Красной площади толпы двинулись к Серпуховским воротам, куда насильно привели Патриарха Гермогена. Здесь раздался только один голос за Царя Василия: то был голос Гермогена, который продолжал стоять за него, по присяге, как за законного Государя, венчанного Церковию на царство. Он говорил народу, что там нет спасения, где нет благословения Божия, что измена Царю есть страшное злодейство, за которое грозно накажет Бог, и что она не избавит России от бедствий, а еще глубже погрузит ее в их бездну. Но увещания старца-святителя были безуспешны, и Царь Василий Иоаннович в тот же день был низвержен и удален из Кремля в свой дом на Арбате... На другой день Патриарх еще раз вышел на площадь к народу и уговаривал его возвратить Шуйского на царство, но враги Царя Василия успели уже насильно постричь его в монахи. Несмотря на то что Царь наотрез отказался от пострижения, громко кричал: "Не хочу!" - князь Туренин произносил за него обеты, а Ляпунов с наглостью держал его за руки, чтобы он не отмахивался, когда на него надевали монашеские одежды. Царицу Марию насильно увезли в Вознесенский монастырь и там постригли. Она рвалась из рук, стенала, звала супруга своего, называла его милым государем, кричала, что будет называть его своим мужем и в монашеской рясе. Патриарх объявил незаконным это насильственное пострижение, молился за Василия Иоанновича в храмах, как за законного Царя, и не считал его иноком, а монахом признал князя Туренина, который вместо него произносил священные обеты. Все это произвело сильное впечатление на москвичей...
Между тем поляки делали свое дело. Они всюду рассылали свои прокламации, возбуждая ненависть против Царя Василия, указывая на то, будто в царстве Московском все идет дурно в его правление, что из-за него и чрез него непрестанно льется кровь христианская. Умы волновались. Поляки подкупили податливых на измену русских людей, которые готовы были поймать Царя Василия и отправить пленником к королю Сигизмунду. А многие из тех, которые стояли во главе переворота, буквально исполняя план польский, думали искренно, что служат своему отечеству. Тем выше проницательность первосвятителя Церкви Патриарха Гермогена, провидевшего в этом деле смуты величайшую опасность для России, ее веры, государственности и народности. И тот, кто держал в это трудное время в своих твердых руках посох Всероссийских Первосвятителей: Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, столько потрудившихся для создания единого и мощного Московского государства, головою был выше всех своих современников в государственном отношении. Он больше, чем кто-либо из героев этого страшного времени, сделал для спасения России и запечатлел свои подвиги мученическою смертью в 1612 году.
Когда верховная власть перешла к боярской думе, когда бояре решили призвать на русский престол польского королевича Владислава, снова громко поднял свой голос против этого опасного для отечества шага святейший Патриарх Гермоген. Он не смутился тем, что не достигнет цели, и прямо заявил, что он против призыва иноземца-поляка, указывая, что необходимо избрать на престол православного Царя из русских, причем первый указал на юного боярина Михаила Феодоровича Романова, как на лицо, достойное царского венца по его родству с угасшим родом св. Владимира. Он напоминал о том, что пришлось испытать Русскому народу от поляков при Гришке Отрепьеве.
"Теперь же чего ждете? - спрашивал он изменников. - Разве только конечного разорения царству и православной вере?"
Но польские приспешники осыпали Патриарха насмешками.
"Твое дело, - говорили они, - святейший отче, смотреть за церковными делами, а в мирские дела тебе не следует вмешиваться".
Как это похоже на то, что и в наше смутное время говорят нам, пастырям Церкви, современные нам приспешники масонов и иудеев: не ваше дело мешаться в политику! Как будто любовь к отечеству - политика! Как будто охрана православной веры в России - политика! Святитель Гермоген не слушал тогдашних изменников: он дал нам пример и завет, как относиться к таким толкам. Он отстаивал правду Божию по архиерейской совести, а не по толкованию тех, кто и Бога потерял и врагу продался...
Бояре не послушали Патриарха, но все же сделали ему уступку: по его настоянию они потребовали, чтобы Владислав, прежде вступления на престол, принял православие, не сносился с папою, не строил на Руси костелов, не допускал к нам кзсендзов и казнил смертью тех, кто перейдет из православия в латинство; женился бы на русской, не раздавал должностей полякам и, для обеспечения государства от внесения в него чего-либо нерусского, требовали, чтобы королевич ничего не предпринимал в верховном управлении без согласия боярской думы, а в законодательстве и налогах - без одобрения Земского Собора. Это было сделано не ради присвоения народу власти, а ради защиты русских начал жизни от подавления их иноземцем. Тогдашние русские люди, несмотря на всю смуту в их умах, еще помнили, что они - русские, и тщательно старались оберегать свои народные заветы, свои основы русской жизни. Только на этих условиях и после тяжелой внутренней борьбы Патриарх дал свое согласие на приглашение Владислава. К Сигизмунду под Смоленск были отправлены послы (именно те лица, которые были особенно опасны для королевича Владислава: ясно, что выбор сделан под влиянием советов польского гетмана Жолкевского) для переговоров: Ростовский митрополит Филарет Никитич Романов и князь Василий Голицын, так же, как и сын Филарета, Михаил, намечавшийся в цари. Сами бояре предали в руки поляков низведенного с престола Царя Василия с его братом Димитрием. Патриарх не одобрял всего этого, но вынужден был выжидать, пока поляки яснее раскроют свои планы. Недолго пришлось ожидать. Король Сигизмунд стал требовать, чтобы вместо Владислава русские присягнули ему самому, и уже начал издавать указы от своего имени касательно русских государственных дел. Это значило, что он считает Россию уже покоренною провинцией Польши... Нет нужды говорить, что это грозило гибелью и вере православной и русской народности. Момент был страшный. Бояре стояли за польского королевича, в своей слепоте не подозревая опасности; Москва была в руках поляков; смута и измена увеличивались; люди, верные отечеству и православной Церкви, были загнаны и забиты... В это-то роковую пору "был един и уединен", как выражается современный ему летописец, святейший Патриарх Гермоген. Мог ли он, казалось, в своем полном одиночестве поднять Россию против поляков и самозванца на смертную борьбу? Но что же будет, если и этот, досель твердый, как адамант, столп Церкви и всея Руси - теперь поколеблется? Что, если и он, изнемогши в своем тяжком одиночестве, под грозою гонений омрачит себя мыслию, будто путем уступок и угодничества Польше и католичеству можно спасти хоть часть исторических сокровищ России?..
Но благодарение Богу! Этот великий и непокрушимый столп не поколебался, этот светильник не угас и по-прежнему, в сгущавшейся тьме, светил России своим немерцающим светом, который по мере роста бедствий и опасностей разгорался все ярче и ярче. Посох великих первосвятителей России, который верной и твердой рукою держал Патриарх Гермоген, указал для России пути и орудия спасения от смут и порабощения. Ему именно принадлежит первенство в этом великом и святом деле. За ним дружными рядами пошло все русское православное духовенство. Доблестный старец знал, что "иному некому пособить ни в слове, ни в деле", и геройски стал на великую стражу России. Он следил за каждым, даже скрытым шагом врагов, готовый поднять против них всю силу Церкви и еще неугасший в народе дух русской государственности и русской народности. Сначала Патриарх, как говорит древнее сказание, "видя людей Божиих в Велицей России мятущихся и зело погибающих", говорил им: "Чада паствы моя, послушайте словес моих! Что еще мятетеся и вверяете души свои поганым полякам? Которое вам, словесным овцам, общение с злохищными волками? Весте сами, яко издавна православная вера наша христианская греческого закона от иноплеменных стран ненавидима. Киими же нравы примирихомся с иноплеменниками сими?.."
Как эти слова подходят и к нашему времени! И в наше время так же, как и тогда, наша вера православная "всеми иноплеменниками ненавидима есть"; и теперь, как и тогда, эти "иноплеменники", эти французы и англичане, немцы и итальянцы и все народы Запада, в сущности с презрением относятся к нашей вере православной, а те из них, которые потеряли всякую веру, всячески стремятся и у нас вырвать из народного сердца веру православную, а среди нас, людей русских, немало изменников, которые готовы содействовать им в этом и чрез то загубить родную Русь...
В ноябре 1610 года в патриаршие палаты явился вождь полякующей партии, боярин Михайло Салтыков, и начал речь о Сигизмунде, "все на то приводя, чтобы крест целовати самому королю". Но напрасна была эта коварная попытка: непреклонный и всегда решительный Патриарх властно прекратил эти хитрые речи Салтыкова. Тогда на другой день изменник явился к первосвятителю уже с боярами правительствующей думы и стал прямо требовать разрешить народу целовать крест польскому королю, отдаваясь в его полную волю и чтобы первосвятитель Церкви отписал об этом к королю под осажденный Смоленск в грамотах.
"Стану писать к королю грамоты, - мужественно сказал Патриарх, - и духовным властям велю руки приложить, если король даст сына на Московское государство, если королевич крестится в Православную веру нашу, а литовские люди выйдут из Москвы. А что положиться на всю королевскую волю, то видимое дело, что нам крест целовать самому королю, а не королевичу, и я таких грамот не благословляю вам писать и проклинаю того, кто писать их будет; а русским людям напишу, что если королевич на Московское государство не будет, в православную веру не крестится и литвы из Московского государства не выведет, то благословляю всех, кто королевичу крест целовал, идти под Москву и помереть всем за православную веру".
Вот решительное и мощное слово о неустанной борьбе за то, что всего дороже для нашего народа, за веру православную! Это слово привело в ярость изменника Салтыкова, который понял всю силу этого слова. С наглыми ругательствами наступал он на святейшего Патриарха и даже бросился на него с ножом. А Гермоген, подняв руку с крестным знамением, сказал: "Крестное знамение да будет против твоего окаянного ножа. Будь ты проклят в сем веке и в будущем!"
"Это твое начало, господин, - обратился Патриарх к первому советнику боярской думы - князю Мстиславскому: - Ты больше всех честию, тебе следует больше других подвизаться за веру православную: если ты прельстишься, то Бог скоро прекратит жизнь твою, и род твой возьмет от земли живых и не останется никого из рода твоего в живых".
Такие потрясающие слова Патриарха привели в сильное волнение присутствующих: даже такой закоренелый изменник, как Салтыков, поспешил испросить у Патриарха прощение, извиняя себя тем, что "безумен был и без памяти говорил". Патриарх отпустил бояр, но не успокоился на сих объяснениях. Несмотря на то, что поляки своими патрулями сторожили Кремль и весь город, святитель разослал своих дворовых людей собирать народ в Успенский собор. С церковного амвона он объяснил им всю грозную опасность настоящего положения для Церкви и отечества и прямо запретил целовать крест польскому королю Сигизмунду, убеждая народ стоять за веру православную. Вот где первое начало народной борьбы с поляками и русскими изменниками! Во главе ее стал сам первосвятитель Церкви, и его слова стали разноситься по всем концам России. Поляки не успели помешать этому важному и решающему собранию, вскоре после него окружили Патриарха своим надзором и стражею, но начало народной борьбе было уже положено. В следующем году жители Ярославля писали в своей грамоте по городам: "Если бы Патриарх Гермоген не учинил такого досточудного дела, то никто, из боязни польских и литовских людей, не смел бы молвить ни одного слова..."
Между тем наши послы под Смоленском на все требования поляков отвечали отказом. Когда Салтыков от имени бояр прислал им грамоту с приказом, чтобы послы приказали смольнянам сдать город Сигизмунду, митрополит Филарет сказал: "Таким грамотам по совести повиноваться нельзя: писаны они без воли Патриарха, а нас отпускал сюда Патриарх". А князь Голицын прибавил: "Когда мы стали без государя, Патриарх у нас человек печальный, и без него в таком важном деле решать не подобает". Что же касается требования, чтобы смольняне, изменив своей присяге, сдали город полякам, то послы отвечали: "Бог и русские люди никогда не простят нам этого, и земля нас не понесет".
В половине декабря самозванец был убит в Калуге, и Патриарх властною рукою стал поднимать Русский народ и по областям уже на вооруженную борьбу с поляками. На Рождестве он начал писать грамоты, которые были образцом всех последующих грамот смутного времени. Эти грамоты поднимали мощные волны народного одушевления и самоотверженной готовности на великие жертвы для спасения веры и отечества. Исходя от "первопрестольника Апостольской Церкви и поборателя по истинной христианской православной вере", они придавали народному движению характер прежде всего борьбы за веру, войны священной. В этих грамотах Патриарх выставлял требование польского короля как измену клятвенным обязательствам самих поляков. Поэтому он разрешил Русский народ от присяги, данной королевичу Владиславу. Это давало полнейшее право русским людям гнать клятвопреступных поляков из России. Царя на Руси не было; боярская дума изменила, Патриарх являлся "начальным человеком Земли Русской", и потому он счел себя вправе призвать народ к оружию. В своих грамотах он кликнул клич по областям: "Всем, не мешкая, по зимнему пути, собрався со всеми городы, идти вооруженными ополчениями к Москве на польских и литовских людей". Святитель Божий не останавливался пред мыслию: дело ли Патриарха, служителя Церкви, говоря по-нынешнему - "мешаться в политику", призывать к оружию; пошел по стопам своих великих предшественников, принимавших самое деятельное участие в делах народно-государственных и действовал по заветам Церкви, которая, в лице Преподобного Сергия, вооружила мечами и копьями своих схимонахов и послала их на битву, на Куликово поле... В начале 1611 года гонцы Патриарха скакали по всем областям. Грамоты Патриарха породили целый ряд подобных грамот; призывные послания городов подклеивались к патриаршим грамотам и вместе с ними пересылались от города до города. Уже в том же 1611 году они вызвали сбор двух ополчений, во главе которых потом стал князь Пожарский вместе с Мининым. Эти грамоты пробудили народный дух, воскресили надежду на спасение отечества, зажгли ревность к этому святому делу. Движение народное росло с каждым днем. И из-под Смоленска пришла в Москву от наших послов грамота, извещавшая, чтоб не надеялись на то, что королевич будет царем в Москве: поляки выведут из России лучших людей, опустошат ее и завладеют ею. "Ради Бога, - писали эти русские люди, - положите крепкий совет между собою, разошлите списки с нашей грамоты и в Новгород, и в Вологду, и в Нежин, и в другие города, чтобы всею землею сообща встать за православную веру, пока мы свободны, а не в рабстве и не разведены в плен".
Поляки не могли простить Патриарху такого дерзновения. Чтобы отнять у него возможность рассылать грамоты, "у него дьяки, подъячие и всякие дворовые люди пойманы, а двор его весь разграблен". С этого времени его стали держать "как птицу в заклепе". Но это насилие еще больше возбуждало в народе уважение и любовь к Патриарху, еще больше придавало силы его грамотам. Сами москвичи стали писать в другие города: "Вслед за предателями христианства, Михаилом Салтыковым и Феодором Андроновым с товарищами, идут немногие. Святейший же Патриарх прям, как сам пастырь, душу свою полагает за веру христианскую несомненно, а за ним следуют все православные христиане. Будьте с нами обще заодно против врагов наших и ваших. Помяните одно: только коренью основание крепко, то и древо неподвижно. Если коренья не будет, к чему прилепиться? Здесь корень нашего царства, здесь - знамя отечества - образ Божией Матери, заступницы христианской, который Евангелист Лука писал. Здесь великие светильники и хранители Петр, Алексий и Иона чудотворцы. Или вам, православным христианам, то ни во что поставить?.."
Чрезвычайно сильно и глубоко было действие призывов Патриарха. Чистые, не омраченные смутой и изменой души были всецело на его стороне. Но заговорила совесть и у тех, которые в это смутное время измалодушествовались, проживая в стане самозванцев и дружа с поляками. Особенно поразительный и глубокий переворот произвели грамоты Гермогена в душе Прокопия Ляпунова: из этого человека, дотоле колебавшегося семо и овамо, они сделали верного и твердого исполнителя наставлений Гермогена. В каких только лагерях не перебывал этот человек! Сначала он был в стане Болотникова, откуда явился с повинной к Царю Василию Иоанновичу; затем он перешел на сторону его врагов и, вопреки Патриарху, участвовал в крамоле против Шуйского. Потом передался королевичу и его партии, но сильные слова Патриарха сделали его наконец верным даже до смерти сыном отечества. Он образовал в Рязани стройное ополчение; при вести о насилии над Патриархом он отправил в Москву грамоту в защиту его, и она подействовала на правивших бояр: "С тех мест, - говорит летопись, - Патриарху стало повольнее и дворовых людей ему немногих отдали".
Наконец, по призыву Патриарха, образовалось стотысячное войско из 25 городов и большие отряды казаков. Сидевшие в Москве поляки и их русские приспешники заволновались, а Салтыков в марте 1611 года опять явился к Патриарху Гермогену и угрожающим тоном сказал ему: "Это ты по городам посылал грамоты; ты приказывал всем собираться да идти на Москву! Отпиши им, чтоб не ходили". Патриарх мужественно ответил: "Если ты, все изменники и поляки выйдете из Москвы вон, я отпишу к своим, чтобы вернулись. Если же вы останетесь, то всех благословляю помереть за православную веру. Вижу ее поругание, вижу разорение святых церквей, слышу в Кремле латынское пение и не могу терпеть". Поляк Гонсевский сам заговорил: "Ты, Гермоген, главный заводчик всего возмущения. Тебе не пройдет это даром. Не думай, что тебя охранит твой сан".
Но запугать готового на мученичество первосвятителя было нельзя.
Теперь поляки уже ничем не прикрывали своей ненависти к русскому народу. Они стали держать под стражей Патриарха: стали жестоко поступать с московским населением. Поляки пытались обольстить народ, суля ему разные свободы, выхваляя свои порядки, свой сейм, ограничивающий власть государя, но преданные самодержавию русские люди им отвечали: "Вам дорога ваша вольность, а нам - наша неволя. Да ведь и у вас, собственно, не настоящая воля, а своеволие: сильный грабит слабого, может отнять у него имение и жизнь. Искать правосудия по вашим законам долго - ничего не возьмешь; а у нас самый знатный не властен обидеть последнего простолюдина: по первой жалобе Царь творит суд и расправу. Как Бог, карает он и милует". А которые были посмелее, те говорили, чтоб поляки убирались из Москвы подобру-поздорову. "Россия де не такая невеста, чтобы ей не найти жениха получше их Владислава".
Все предвещало приближение страшной грозы. Гроза разразилась на Страстной неделе. Во всех концах Москвы зазвучал набат. Поляки бросились на народ и стали рубить его. Москвичи, вооружившись чем попало; стали защищаться. Поляки, видя, что им не удается взять верх, отступили к Кремлю и подожгли город во всех концах. Летописцы рисуют нам страшную картину этих дней. Пожар длился всю неделю. Во вторник на Святой уже стали подходить главные силы русских ополчений. Они со всех сторон окружили Кремль и Китай-город, где засели поляки. Изменники и поляки снова приступили к Патриарху и заговорили: "Прикажи Ляпунову и товарищам, чтобы они ушли назад: иначе ты умрешь злою смертью".
"Боюсь Единого Живущего на небесах, - отвечал непреклонный первосвятитель, - Вы мне сулите злую смерть, а я надеюсь чрез нее получить венец небесный и давно желаю пострадать за правду".
Тогда они объявили его низвергнутым с патриаршества и передали его кафедру уже давно низложенному приверженцу Лжедимитрия I, греку Игнатию, а самого Гермогена бросили в подземелье Чудова монастыря, куда спускали ему в окно хлеб и воду. "В храмине пусте, яко во гробе, затвориша", - говорит летопись.
Прошло три месяца. Защитники отечества, лишенные духовного вождя, ссорились между собою. Ляпунов был изменнически убит казаками. О Гермогене ничего не было слышно.
Но вот 5 августа 1611 года в Кремль пробрался некто Родион Мосеев к Патриарху Гермогену. А тот воспользовался этим, чтобы отправить в Нижний свою, уже последнюю, предсмертную грамоту. Она гласила следующее: "Благословение архимандритам, и игуменам, и протопопам, и воеводам, и дьякам, и дворянам, и детям боярским, и всему миру: от Патриарха Гермогена Московского и всея Руси - мир вам и прощение и разрешение. Да писати бы вам из Нижнего в Казань к митрополиту Ефрему, чтобы митрополит писал в полки боярам учительную грамоту, да и казацкому войску, чтобы они стояли крепко в вере, и боярам бы и атаманье говорили бесстрашно, чтобы они отнюдь на царство проклятого Маринкина сына... не брали. Я не благословляю! И на Вологду ко властем пишите ж; также бы писали в полки: да и к Рязанскому владыке пишите тож, чтобы в полки также писал к боярам учительную грамоту, чтоб уняли грабеж, корчму и разврат, и имели бы чистоту душевную и братство, и промышляли бы, как реклись, души свои положити за Пречистыя дом, и за чудотворцев, и за веру, так бы и совершили; да и во все города пишите, чтобы из городов писали в полки к боярам и атаманье, что отнюдь Маринкин сын не надобен: проклят от святого собора и от нас. Да те бы вам грамоты городов собрати к себе в Нижний Новгород да пересылати в полки к боярам и атаманье; а прислати же прежних, коих есте прислали ко мне с советными челобитными, - свияженина Родиона Мосеева да Романа Пахомова, - а им бы в полках говорити бесстрашно, что проклятый отнюдь не надобен; а хотя буде постраждете, и вас в том Бог простит и разрешит в сем веце и в будущем; а в городы для грамот посылати их же, а велети им говорити моим словом. А вам всем от нас благословение и разрешение в сем веце и в будущем, что стоите за веру неподвижно: а я должен за вас Бога молити".
Поразительно это величие духа в святейшем Патриархе: одинокий, беспомощный, в глубине подземелья, под грозой мученической смерти, этот "начальный человек Земли Русской" чувствует себя вождем народа и как бы великим государем и считает себя вправе передавать свои государственные полномочия лицам духовным и воеводам, даже городам и наконец - отдельным лицам, каковы Мосеев и Пахомов, и велит им говорить бесстрашно народу все от его имени.
Принесенное в Нижний Новгород, это призывное послание нашло глубокий отклик в народе. Его клич - идти на спасение родины поддерживали его присные ученики и послушники: поставленный им и близкий к нему архимандрит Сергиевой Лавры преподобный Дионисий и ее келарь Авраамий Палицын, также повсюду рассылавшие свои грамоты с призывом ополчиться на спасение отечества. Мы знаем, что в Нижнем во главе народного движения стали земский староста Козьма Минин, князь Димитрий Михайлович Пожарский и местное духовенство.
Из глубины подземелья великий священномученик за отечество не мог телесными очами видеть движение собранных по его призыву народных ополчений и девяти месяцев не дожил до совершенного освобождения Москвы и России. Но он имел утешение узнать, хотя от врагов своих, что эти ополчения идут...
Удивительна была слепота врагов святителя Божия и России! Изменники все еще думали, что под влиянием тяжкого заточения можно сломить мужество Гермогена. Они опять спускаются в подземелье его, опять требуют, чтобы он своим проклятием остановил Пожарского, Минина и их сподвижников и заставил их возвратиться назад. "Он же, великий государь-исповедник, - говорит летописец, - рече им: да будет над теми, кто идут на очищение Московского государства милость от Господа Бога, а от нашего смирения благословение; а на окаянных изменников да излиется гнев от Бога, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем".
Это - последние слова, которые дошли до нас от несокрушимого духом первосвятителя. Они должны отзываться в сердцах русских людей и чрез триста лет - в наше время: в сердцах верных сынов отечества - отрадою благословения, а в сердцах изменников родине - грозным проклятием...
Враги не могли быть спокойными, пока был жив святитель Божий. Они порешили освободиться от него насильственною смертию. Современники согласно между собою говорят, что он скончался мученически. Большинство из них утверждают, что его, "по многом страдании и тесноте, уморили голодною смертью", а поляки говорят, что он был удавлен... Он преставился к Богу 17 февраля 1612 года.
Есть древнее предание, что поляки, вместо хлеба, стали Патриарху давать нечеловеческую пищу: "меташа в неделю сноп овса и мало воды". Очевидно, это делалось с неслыханною жестокостью, несвойственною русским людям.
Понятно, что когда русские люди узнали о мученической кончине своего великого первосвятителя, то в глубокой скорби своей еще более вдохновились к исполнению его завета - в святом деле освобождения Руси от нашествия поляков и очищения ее от своих же изменников. 22 октября того же года Москва была очищена, а 13 февраля следующего 1613 года на царский престол был избран тот благословенный родоначальник Дома Романовых, на которого указывал святейший Гермоген. Если Россия не была разделена между поляками и шведами, если не истреблено в ней Православие, если самый народ Русский не потерял своего духовного облика, не обратился в поляков и шведов, а частию и немцев, то всем этим мы обязаны великому подвигу Святителя Гермогена больше, чем кому-либо из защитников Руси того времени. Все они и руководимы были, и одушевляемы - никем другим, как Патриархом Гермогеном: он был их вождем, их душою... Вот почему его святое имя записывалось в святцы наряду с прославленными угодниками Божиими.
Святейший Патриарх был первоначально погребен в Чудове. Царь Алексей Михайлович повелел перенести гроб его в Успенский собор (в 1653 году), причем тело его оказалось нетленным. Поэтому оно и не было положено в землю, а поверх земли, в особой гробнице, обитой бархатом. В 1812 году французы, отыскивая сокровища и в гробах, кощунственно выбросили его мощи из гроба, но по уходе их они были найдены целыми и опять положены в ту же гробницу. Чрез 270 лет по кончине, в 1883 году, когда пред коронованием Императора Александра III производились работы в Успенском соборе, упавший со стены камень пробил каменное надгробие и самый гроб Патриарха, и при этом его св. останки оказались нетленными.
В наши дни эта святая гробница привлекает к себе множество народа со всех концов России и здесь совершаются непрерывною чредою панихиды по святителю. Его молитвам многие недужные получают исцеления, и близок, верится, день, когда святая Церковь, причислив его к лику святых, откроет его св. мощи для всеобщего поклонения и лобзания...
Во всем году нет такого благоприятного времени для покаяния и исправления нашей жизни, как святой и Великий пост. Душа человека - по природе христианка: она тоскует о небесном отечестве даже тогда, когда о нем и не думает. Грех противен ее природе, как яд, принятый внутрь: душа чувствует потребность извергнуть его вон. Отсюда неутолимая тоска, тяжесть на сердце, томление духа, никакими так называемыми развлечениями не облегчаемое... И если это можно сказать о всякой душе человеческой, о душе во Христа верующей, бессознательно ко Христу влекомой самою природою духа, то тем паче должно сказать о душе православной, душе русской. Русская душа не способна входить в какие-либо сделки с совестью, как это, к сожалению, бывает в других исповеданиях, коих учение построено на началах юридических: в католичестве - на учении об оправдании добрыми делами, а в лютеранстве и др., ему сродных ересях - на оправдании верою без дел, - православная душа не позволяет себе и думать о каких-либо своих заслугах, вера ли то или добрые дела: она просто кается пред Богом, беспощадно себя осуждая; все добро, ею сделанное, Божией помощи и благодати усвояя и самую веру свою стремлением к доброделанию оживляя. Она знает, что чем беспощаднее будет себя осуждать пред судом Божиим, тем скорее будет оправдана Божиим милосердием. И вот настает Великий пост; редкий печальный звон колоколов, продолжительные службы, умилительные песнопения, земные поклоны с молитвою пр. Ефрема Сирина и - строгое воздержание в пище - все это так расположено Церковию, что невольно душа приходит в себя, размягчается, согревается благодатию Божией и, так сказать, растопляет вокруг себя ледяную кору нечувствия, духовного омертвения, и оживает духом... Знают верующие эту благодатную силу св. поста и ждать не дождутся, когда он наступит.
Казалось бы: не все ли равно, в какое бы ни было время человеку каяться, говеть, исправлять свою жизнь? Но ведь и в видимой природе растения оживают не во всякое время и не при всяких условиях: нужны свет и теплота весеннего солнца, чтоб они ожили. Так и в духовной жизни есть своя весна, весна благодатного веяния на грешные души - это святой и Великий пост. Не напрасно же он так в книгах богослужебных и называется: пост - весна душам. Еще за четыре недели до наступления его уже как бы начинает веять его благодатным дыханием в службах церковных: сначала - неделя о Закхее, когда читается Евангелие об этом мытаре, с таким простосердечным усердием принявшем Господа Спасителя и услышавшем от Него: "Днесь спасение дому сему бысть, зане и сей сын Авраамль есть: Сын бо Человеческий прииде взыскати и спасти погибшего". Затем - урок смирения в лице другого мытаря с его трогательною, на все века для всех грешников столь драгоценною молитвою: "Боже, милостив буди ми грешному!" Потом - еще неделя - о блудном сыне: эта чудная притча Христова, так наглядно изображающая бесконечное милосердие Божие к кающемуся грешнику... Потом - неделя о Страшном Суде Божием, напоминающая конец мира и неотвратимую судьбу людей в вечности... С его воскресного дня начинается сырная неделя - приготовление к посту, причем в среду и пяток уже полагаются по уставу великие поклоны. Наконец - прощеное воскресенье - пред самым постом, с воспоминанием грехопадения Адама и Евы, с трогательным обрядом всеобщего прощения на вечерне...
Грешно нам, пастырям, не пользоваться этим святым временем, чтобы призывать людей Божиих к покаянию. Вот почему каждый раз я долгом почитаю, если бываю в Вологде, то лично, а если отсутствую, то чрез пастырское послание обращаться к моей пастве, ближайшим образом к жителям Вологды, с призывом к покаянию. Ныне я писал следующее послание:
"Возлюбленным о Господе чадам Церкви Вологодской мир и Божие благословение!
Сегодня день всепрощения и преддверие святого и Великого поста. Не имея возможности по немощам моим лично преподать вам благословение Божие на грядущие великие дни поста и покаяния, мыслию и сердцем переношусь к вам, братие, и долгом почитаю повторить то, что сегодня вы слышали, если были у Божественной литургии, в чтении из послания св. Апостола Павла к Римлянам:
"Час убо нам от сна востати!" Пора проснуться нам от греховного сна, пора стряхнуть с себя суету житейскую, пора взглянуть в светлое зерцало заповедей Божиих, опомниться, познать свое опасное состояние и прибегнуть к Богу в покаянии!
"Ныне бо, - говорит Апостол, - ближайшее нам спасение, нежели егда веровахом", - ныне время благоприятнее для спасения, чем когда-либо, - настает св. Великий пост, время покаяния; все нас располагает к покаянию; Церковь зовет и печальным звоном своих колоколов, и скорбными песнопениями, и земными поклонами с умилительной молитвой преподобного Ефрема Сирина, и заповедью строгого воздержания во смирение нашей бунтующей плоти. "Нощь убо прейде", ночь греховного самозабвения, ночь блуждания по распутиям греха прошла, "а день приближися", день духовного прозрения, день благодати нас осиявающей, очищающей, просвещающей - уже наступает: только поспешим воспользоваться им! "Отложим убо дела темная", дела грешные, "и облечемся во оружия света" - украсим себя добрыми делами как светлою одеждою! "Яко во дни благообразно да ходим": будем вести себя так, как подобает добрым христианам: "не козлогласовании и пиянствы", не предаваясь ни пированиям, ни пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти, "но облецытеся Господем нашим Иисусе Христом", во всем смотрите на Господа нашего Иисуса Христа, во всем с Него берите пример, и "плоти угодия не творите в похоти": не угождайте своим плотским страстям. Пора вступить в непримиримую борьбу с грехом в своем сердце, довольно рабствовать ему. Жизнь течет, как быстрый поток: и не увидим, как придет конец, позовет Господь на суд Свой праведный и - что тогда ответим Ему? С чем предстанем пред сим Судиею правосуднейшим? Бог дает нам время для того, чтоб мы приготовились к вечности; Церковь Божия дает все средства, чтоб мы очистились от грехов, чтобы потом наше сердце полюбило животворящие заповеди Господни и в их исполнении находило свое счастие, еще на земле предвкушая вечное блаженство. И вот святой пост есть наилучшее и благоприятнейшее время для такого переворота в нашей духовной жизни. Поверьте, возлюбленные, что заповеди Господни тяжки не суть! Только начните исполнять их, только имейте мужество стать противу греха, оторвать от него свое сердце, соединиться с Господом в таинстве причащения и - сердце почувствует ту свободу, какую дает только Господь, и опыт духовной жизни покажет, как близок Он ко всем призывающим Его во истине! Господь дал Своим заповедям животворящую силу, и кто во смирении тщится исполнять их, тот знает, что это за благодатная сила! Да иначе и быть не может: ведь не мы делаем добро, а Сам Господь, яко Глава Церкви, в нас, яко ее членах, живет и действует, и проявляет Свою жизнедеятельность в тех добрых делах, какие мы творим Его благодатною силою во смирении сердца по реченному Им: "Без Мене не можете творити ничесоже".
Итак, ныне время благоприятное, ныне день спасения! Ныне день всеобщего прощения и примирения. Приидите, возлюбленные чада мои о Господе, простим друг другу всякую обиду, всякое прегрешение, да и от Господа приимем всепрощение грехов наших! "Аще от-пущаете, - глаголет Он, - человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный согрешения ваша; аще ли не отпущаете человеком согрешений их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших" (Мф. 7, 14, 15). Без примирения с согрешившим противу тебя и не приступай ко Господу. Это первое и непременное условие, под которым Господь обещает нам прощение грехов наших. Если тот, у кого ты должен испросить прощение, с которым ты должен примириться, находится далеко от тебя, то теперь пока примирись с ним мысленно, но искренно: помолись за него Господу, как за твоего благодетеля, как за любимого брата, попроси и ему у Господа прощения его грехов, а когда откроется возможность, не замедли исполнить обет своего сердца - непременно примириться с ним и лично. Напиши ему смиренное послание, возьми всю вину размолвки вашей на себя - лишь бы он умиротворился, лишь бы не на словах, а на деле мир между вами водворился. И лишь только это ты сделаешь, нелицемерно, от всего сердца, себя во всем обвиняя, молясь Богу за брата твоего, - сам увидишь, опытом сердца узнаешь, как коснется благодать Божия твоего грешного сердца, и станет у тебя на душе так легко-легко...
О если бы мы, братие, знали всю благодатную силу Господних заповедей! Мы только бы и думали о том, как угодить Господу, как исполнить волю Его святую... Заела нас суета земная; все думаем, что своими заботами да хлопотами можем устроить свое земное благополучие, а то и забыли, что сказал Господь: "Ищите прежде царствия Божия и правды его", и тогда - сия вся, все что потребно для сей жизни - приложатся - в придачу дано будет вам! Ведь это не человек сказал - это сказал Господь Бог всемогущий! Ужели Ему-то не верим мы?.. Тогда смеем ли мы и называть себя христианами?..
А ведь надо твердо помнить: нас ждет вечность, подумать только: вечность!.. Вечность или светло-радостная, блаженная, в раю Божием, во славе со святыми, вечно - с Господом нашим, с пречистою Его Материю, с ангелами и архангелами и всеми святыми Божиими, в нескончаемом наслаждении лицезрением Божиим,- или же - в отвержении от Бога, в сообществе с сатаною, в вечной муке адской, в нескончаемой тоске, беспросветной тьме, с богохульниками и еретиками, с предателем Иудою и всеми изменниками святой вере и Христу Спасителю... И это - вечно-вечно - без конца! И это - теперь - в наших руках, в нашей воле: покайся, исправься, начни жить по Христовым заповедям, в послушании Церкви Божией, в доброделании, в общении с Господом в таинствах Церкви и - наследуешь жизнь вечную, получишь райское блаженство. А забудешь Господа, не станешь Его святых заповедей исполнять, удалишься от матери-Церкви - жди гибели вечной, муки бесконечной. И это - истина непреложная: "Аще хощеши внити в живот - соблюди заповеди",- глаголет Сам Господь. "Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех". "И идут сии в муку вечную, - говорит Господь о грешниках - козлищах,- а праведницы в живот вечный".
И еще раз повторю: ныне время благоприятное. Час уже нам от сна востати! Пора о душах своих подумать. Пора сказать себе: "Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается..." Поспеши покаяться, поспеши взяться за исполнении заповедей Христовых. Что первое тебе подскажет совесть твоя - с того и начинай. Только не откладывай. Вот, например - дела милосердия. В нескольких губерниях люди страждут от голода. На сих днях мне говорил один святитель, прибывший из тех губерний: "Поверите ли, как тяжело приходится нашему бедному духовенству? Один священник сознавался мне, что посылает своих детишек просить милостыню под окнами - по ночам, чтоб не узнали, чьи эти детки: хоть корочку хлебца принесут!" Вот до чего доходит нищета! Вот и соберите, братие мои, кто что может, и пошлите туда... Или - пришлите мне и я передам сему святителю на голодающих. Да мало ли добра можно делать! Только пожелай. Только не сжимай руки твоей скупостию. Широка заповедь милосердия, и различен милования образ, говорит св. Златоуст. Хотите, чтобы Бог был к вам милостив? Сами окажите милость ближнему. Хотите, чтобы Он простил вам грехи ваши? Сами простите всякому, кто чем-либо обидел вас. "Блажени милостивии, яко тии помиловани будут". Прощайте своим врагам и сами получите прощение от Господа.
Призываю на всех вас Божие благословение и молитвенно желаю, да будет грядущий пост душам вашим во обновление, да положите начало благое доброй истинно-христианской жизни: этого ждет от вас Церковь, любящая мать ваша, этого ждет и наша Русь, толико страдающая за наши грехи.
"Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди со всеми вами. Аминь".
Это послание было прочитано в Вологодском кафедральном соборе после вечерни в прощеное воскресенье. После чтения собрано было в пользу голодающих тут же, на блюдо, 41 р. 8 к.
И за то слава Богу и спасибо добрым людям.
Так часто, так много приходится говорить об уродливых явлениях в нашей общественной, государственной и даже церковной жизни, что с радостью хочется остановиться на самых, по-видимому, малых проявлениях добра, во имя Христово творимого, отдохнуть душой на этих малых искорках Божиих и указать на них моим добрым читателям, как на добрый пример. Добро, творимое по заповеди Господней, ради Бога, ради сей заповеди, есть истинный свет, истинное тепло, животворно проливающее свои благодатные лучи не только на того, кто творит его, но и на того, кто имеет счастие быть только простым посредником в его творении. И когда вдумаешься, почему так, становится ясно: Тот, кто сказал: "Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века", - Он, по непреложному Своему обещанию, присно пребывая в Церкви, с верующими во имя Его, в них и чрез них проявляет Свою жизнедеятельность в Своем теле, которое и есть сия Церковь, коей членами мы имеем счастие быть... А когда чрез нас проходит Его животворящая сила, то можно ли нам не ощущать своим сердцем ее действие, не только благодеющее чрез нас, но и благотворно оживляющее нас самих? Слава благости Твоей, Господи наш, тако благоволившей, слава силе Твоей, слава неизреченному милосердию Твоему, Спасителю наш и Творче! Об одном мы должны умолять Тебя, не попусти нам себе приписать, у Тебя предвосхитить то добро, какое Ты чрез нас делаешь!
С радостию и благодарением ко Господу отмечаю я такое отрадное явление: на мой призыв в дневниках моих откликаются мои добрые читатели, откликаются не словом только: почти каждый день я получаю от них письма, столь для меня утешительные, - но и делом; получаю лепты на те Божьи дела, к которым я призываю их. И сугубо радуюсь, что сии отклики получаю я от собратий моих о Господе, от иереев Божиих, и не из моей только епархии, но и из других, иногда самых отдаленных. Читатели мои помнят в прошлом году пожертвования на походные церкви: они были получены мною от иереев Божиих: один прислал 300 р., другой 200 р., затем еще двое по 300 рублей - и все священнослужители... И все почти просили меня не печатать поименно: от кого получена жертва, все предоставляли мне самому направить ее туда, куда я найду более благопотребным. Воистину - так, как заповедал Господь: "Да не увесть шуйца, что творит десница твоя!"
Мне, говорю, особенно отрадно отметить эти проявления жизни Христа Спасителя именно в Его служителях; ведь в наше время так часто обвиняют духовенство наше в том, что оно будто бы умеет брать, но не дробит давать, а вот подите же: наши миряне, имеющие возможность жертвовать тысячами, не так охотно отзываются на призыв архиерея. Увы, было время во дни оны, еще не так отдаленные, когда и они охотно делились с Богом своими избытками, - а теперь - вот эти смиренные батюшки сельские опережают их своими лептами воистину не от избытка - какой уж избыток у сих рабов Божиих! - а от лишений своих и несут эти лепты на дело Божие! Благослови их, Господи! Воздай им благодатными утешениями в их добрых, в простоте сердца верующих сердцах!
Отрадно отметить и то, что наши добрые пастыри в сем случае являются носителями истинно христианского духа благотворительности. Мы живем в такое печальное время, когда в недрах самого христианства подмениваются уже не только идеалы, но и самые символы благотворительности: самый крест Христов стараются испразднить, как будто он стал ненавистен духу века сего лукавого и прелюбодейного, будто сей век стыдится креста Христова, будто боится его (а известно, кто больше всего боится и "трепещет и трясется", по выражению песни церковной, креста Христова). Уже не во имя Христа, нашего Спасителя, а во имя какой-то "гуманности" (неопределенной туманности, как читают это слово простецы-грамотеи), уже не под сенью креста-знамения нашего спасения, а под знаком то "белого цветка", то "колоса ржи", то "василька", призывают нас к делам благотворения. И имеют дерзость рассылать даже нам, архиереям, приглашения стать во главе сборов под такими эмблемами! Вероятно, не за горами время, когда станут собирать на дела "благотворения" и под масонскими треугольниками. Понемногу, понемногу стараются подменить крест Христов, удалить его из сознания верующих, покрыть туманом забвения, а с ним затушевать в христианском миросозерцании и самую идею искупления Христом рода человеческого, постепенно вытравить самую суть христианства из сознания современного человечества... Хитрый, искусный план семитысячелетнего человекоубийцы - сатаны! В сущности это - продолжение того же подкопа под христианство, какому положили начало еще еретики первых веков христианства, а позднее - Лютер, этот несчастный слуга масонов - верных слуг сатаны: ведь еще тогда объявлено, будто крест Христов, как орудие казни, - прости нам Господи сие слово - виселица, достоин поругания, а не поклонения, хотя Апостол Павел и хвалился им как лучшею своею похвалою. Прошло почти четыреста лет после Лютера, и вот, как-то без шума, незаметно, под предлогом добра, под влиянием моды на всякую новинку, знамение креста упраздняется и даже архиереи приглашаются стать под эмблему "ромашки", "колоса ржи", "василька" и подобных ничтожных предметов. Не думаю, чтоб кого-либо из архиереев удалось обмануть сим ненавистникам креста Христова, а мирян много пошло за ними, пошло, думается, скорее из моды, бессознательно, хотя, конечно, затейники сего знали, что делали, и смеялись в душе над простотою тех, кто шел на их приманку, забывая о кресте Господнем, под сенью которого собирает пожертвования святая Церковь на те же добрые дела. Я остановился на сем потому, что мои читатели спрашивают меня: как относиться к подобным сборам? Их совести, очевидно, претит такой способ сбора, избегающий всякого благословения Церкви, действующий помимо креста Господня. Вот я и отвечаю: избегайте всякого участия в таких якобы добрых делах, которые сторонятся Церкви, идут мимо ее благословения, не могут быть допущены в храмах Божиих с теми эмблемами, под которыми ходят по улице и врываются в частные дома и в разные учреждения. Для христианина есть путь к благотворению - в церкви, чрез служителей Церкви, чрез учреждения, стоящие под ее благодатным крылом. Так будет надежнее, Богу приятнее и нравственно чище.
Есть и другая сторона в этих попытках подменить христианскую благотворительность новыми модами сбора пожертвований. Обратите внимание на то, что праздники православной Церкви хотят постепенно сократить, а взамен их вводят новые праздники: "праздник белого цветка", "праздник колоса", "праздник древонасаждения" и т.п. Разве мы не видим тут целый план постепенной подмены христианства? Кто читал "Протоколы сионских мудрецов", для того ясен весь план постепенного уничтожения христианства врагами Церкви, давно задуманный и незаметно для нас, но последовательно проводимый в жизнь христианских народов...
Истинно христианское добро скромно, так сказать - стыдливо: оно тщательно укрывается от очей людских. Вот почему оно и не так приметно: люди творят добро и молчат о нем, и стараются забыть то, что сделали" и на мысль им не приходит не только показывать его людям, но и самим в душе любоваться им: так надо, так Бог велел, Бог помог и слава Ему, что благословил чрез мое недостоинство, чрез мое ничтожество сделать это добро. Так думают они о своем добре. А если уж нельзя укрыть его, то просят не называть их имен: творят добро от имени неизвестных благодетелей, чрез третьи лица. Но свет, но теплота этого добра помимо их воли льется вокруг их, и чувствуют это не только те, кому оказывается добро, но и те, чрез чьи руки проходит оно... Вот почему паки и паки приношу им свою сердечную благодарность и призываю на них Божие благословение!
Эта статья была уже набрана, когда я получил от секретаря управления подворий Палестинского Общества в Иерусалиме С. Г Щербачева письмо, из которого привожу выдержки: "Едучи на пароходе с паломниками, я читал им ваш дневник о переселенцах и бедные паломницы совали мне в руки деньги - всего собрали 1 р., немного по количеству, но дорого по чувству. Посылаю вам эту святую жертву на храмы в Сибири. Трогательны рассказы некоторых паломников! Нет, не погибла, не погибла Россия, имея таких глубоко верующих сынов и дочерей, каких я встретил в лице паломников. Ни расходы, ни неудобства, ни качка, ни холод, ни голод - ничто не останавливает их могучим потоком стремиться в святую землю. Спасибо славному Палестинскому Обществу, приходящему на помощь этим подвижникам. Одна старушка 12 лет жила мыслью ехать в Иерусалим и вот, по копеечке, набирала по 5 рублей в год, набрала 60 руб., и теперь она с нами, на пароходе "Королева Ольга", плывет туда, где жил, учил, страдал и умер Сам Господь. Другой молодой парень на шутку соседа, что капитан корабля может отправить его назад и деньги пропадут, ответил с христианским добродушием и твердым решением попасть во что бы то ни стало в Иерусалим: "Ну что ж, буду опять собирать деньги". Это - не пасынки России, это - ее законные дети, чистые, верующие и простые души"...
Душою отдыхаешь, когда читаешь такие письма.
Когда читаешь наши старые летописи, когда вспоминаешь давно минувшие судьбы родной нашей земли, то верующее сердце невольно исполняется благодарным чувством умиления пред теми дивными явлениями покрова и заступления Матери Божией, какие мы видим во всей девятивековой истории нашего отечества со дня крещения Руси князем Владимиром и даже до наших дней... Воистину, возлюбила Она, Матерь Божия, нашу землю Русскую, православную, и нигде в мире нет столько чудотворных икон Ее, как у нас на Руси: их насчитывается до 300 только общеизвестных, а сколько их местно чтится по разным градам и весям обширной Русской земли! Нет, кажется, ни одного отдаленного уголка в России, где не было бы особенно чтимого образа Богоматери; не говорю уже о храмах православных: нет ни одной православной семьи, в коей не нашлось бы Ее лика пречистого! С детской любовью, в простоте смиренного сердца прибегают к Ней и старые и малые, и богатые и бедные, и простецы и люди, истинною наукою просвещенные, и несут к Ее стопам и скорби и радости свои, и на всех взирает Она, воистину, с материнскою любовию, всех ласкает благодатным взором Своим, всех утешает, благословляет, всем помогает в их нуждах! И тепло русскому в простоте верующему сердцу под благодатным покровом Ее, и называет оно Матерь Божию самыми трогательными именами: Она - заступница усердная, Она - грешных споручница, Она - скоропослушница, Она - радость скорбящих, утоление в печали сущих, взыскание погибших. Она - благодатная исцелительница и небесная домостроительница, Она - града Москвы вратарница неусыпная, а для всего воинства христолюбивого - воевода небесная... Ее святые иконы сопутствовали всем нашим благоверным князьям и Царям, и благочестейшим Императорам во всех их походах на врагов и супостатов Руси православной; Ее заступлением не раз спасалась Москва да и другие грады страны Российской от нашествия иноплеменных. И как трогательны летописные сказания о сих делах Божиих, явленных нашим предкам по молитвам Заступницы нашей усердной! Вот одно такое сказание: настал 1395 год. Русь стонет еще под игом злой татарщины. А с дальнего Востока, из глубин Монголии надвигается страшная туча. Там, где-то в Синей Орде, появился "некий царь, горее давнего и пуще прежнего лют губитель и разбойник"... И он идет, он надвигается со своими полчищами на Русь... Его имя - Тимур Ленг или Тамерлан; он задумал покорить всю вселенную. Заслышав привычный крик вождя, завидя взмах его кривой сабли, его воины бросались как тигры, почуявшие кровь. Страшные рассказы о его нечеловеческой свирепости леденили кровь в жилах. На его пути вместо цветущих городов, окруженных роскошными засеянными полями, виноградниками и фруктовыми садами, оставались только развалины да прочные, на цементе, пирамиды из человеческих голов... Граждане одного города, чтобы умилостивить этого зверя, выслали ему навстречу всех своих детей. При виде малюток, одетых в белые одежды и шедших с пальмами в руках и пением священных гимнов, в нем внезапно проснулся губительный демон, и он помчался вперед на своем коне... "За мной!" - крикнул он своей коннице... И несчастные родители с ужасом увидели со стен города, как их дети были растоптаны конскими копытами... И вот, такой-то губитель явился в пределах нашего отечества. Великий князь Василий Димитриевич, сын Донского героя, собирал войска, готовился к бою... Но что значили ничтожные дружины князя в сравнении с несметными полчищами Тамерлана? Не ждали себе спасения ни князь, ни народ. По всей Русской земле возносились пламенные молитвы: все церкви были открыты с утра до глубокой ночи. Народ проливал слезы, постился, все готовились к смерти...
В это ужасное время вспомнил князь о дивной иконе Богоматери, находившейся во Владимире. То была теперь известная под именем "Владимирской" икона, писанная, по преданию, св. Евангелистом Лукою. И послал Великий Князь за той иконой, и со слезами и многою скорбию проводили владимирцы великую свою святыню в стольный град Москву, где у всех была в то время одна мысль, одно желание - увидеть поскорее пречистый лик Царицы небесной, заступницы усердной рода христианского. И весь город вышел навстречу ей, все, от мала до велика, и не было человека, который не плакал бы, и отовсюду слышалось умильное моление: "Не предай же нас, Заступница наша, надежда наша, не предай нас в руки татарам!"... Это было 26 августа того же 1395 года. И вняла Матерь Божия воплям русских людей. В ту же ночь под 26 августа сам грозный "владыка мира", как величал себя Тамерлан, почивал в великолепной ставке своей в окрестностях Ельца, среди необозримых полчищ своих. Бессменно, не сморгнув глазом, князья и ханы Азии окружали ставку, охраняя сон грозного повелителя. Но ему нет сна от страшных видений... Видится ему высокая гора, а на ней дивные старцы с златыми жезлами в руках, грозящие ему... Свет ярче солнечных лучей, и в свете том дивная Царица, в багряных ризах, сияющая паче солнца молниезрачными лучами... А в лучезарной небесной выси - бесчисленные воинства, готовые устремиться по первому мановению той Царицы. Но Царица спокойно молится, простирая руки горе. И вдруг, грозно взглянув на него, Тамерлана, Царица повелевает всем тьмочисленным воинствам обрушиться на него... Отчаянный крик раздается в царской ставке. Вбежавшие вельможи находят своего владыку в таком виде, в каком никогда не видали. Неустрашимый в боях, он теперь лежал и стонал в полном изнеможении... Наутро свирепый завоеватель отдает приказ немедленно сниматься и быстро отступать.
Можно ли описать радость наших предков, когда они узнали, что страшный враг сам, никем не гонимый, ушел в степи Азии! Митрополит Киприан, Великий Князь и народ с слезами восторга возносили благодарные молитвы пред чудотворным образом Богоматери, а на том месте, где встретили св. икону, построили церковь во имя ее сретения, да не забудут людие дел Божиих. Тогда же было установлено празднование в честь Владимирской иконы 26 августа.
А что же Тамерлан? Он излил свою злобу на улусах Кипчакской орды, на татарских городах - Астрахани и Азове; он испепелил их. И что грозило святой Руси страшной гибелью, то принесло ей величайшую пользу: Тамерлан нанес смертельный удар не ей, а ее вековому врагу - Золотой орде...
Вот один из многочисленных примеров заступления Матери Божией за Русь православную! Все эти татарские ханы и царевичи - Мазовша, Ахмат, Махмет-Гирей, Казы-Гирей и др. испытали на себе грозный гнев и вышний покров и заступление за Русскую землю небесной Воеводы - Матери Божией. История свидетельствует, что во всех походах Царя Алексея Михайловича, Петра Первого и др. наших Императоров при войсках их находилась икона Богоматери - Явление Преподобному Сергию. Уже самим изображением склоненного пред Пречистою в молитвенном положении старца - печальника Русской земли, эта икона располагала воинов прибегать к заступлению Матери Божией, призывая на помощь и великого молитвенника Сергия Радонежского. И росла наша Русь православная под мощным крылом небесной Заступницы рода христианского; и сильна была верою своей, и непобедима для врагов - дотоле, пока крепка была вера русских людей, пока не стали люди русские отравляться разными модными лжеучениями, пока гнали от себя прочь всяких искусителей, вроде штундистов, баптистов и других сектантов, пока не подпускали к себе русские воины и особенно рабочий люд разных политических развратителей, социалистов, революционеров и всех этих слуг антихриста, иудейских наемников... Но стали проникать к нам на Русь все эти слуги сатаны, стали русские люди к ним прислушиваться, и пошла духовная отрава в народе, и стали размножаться секты и расколы, появились разные "социалы" да "демократы", а за ними и революционеры-безбожники, и отвратила от нас пречистый лик Свой Царица Небесная, и понесли мы тяжкое унижение от японцев-язычников, и пронеслись по лицу родной земли все невзгоды революции, и пролилось немало крови русской во дни смуты и усобицы...
Увы, стыд должен бы покрывать лица наши! Исстрадалась за последние годы душа русская, каждый из нас готов бы сложить голову свою у ног Царя-батюшки, только бы избыть горькую беду, только бы не видеть того позора, какой мы переживали в последние годы! Куда прибегнуть? Где искать помощи благодатной, укрепления духовного?.. Да где же, если не у Матери Божией? Она всегда заступала землю Русскую. Она и теперь неотступна с нами. Ведь это только - мы отступаем от Нее, убегаем из-под Ее крова благодатного! Итак, скорее - под благодатный кров Матери Божией, православные русские люди! Поучимся у малых детей: когда провинятся они в чем-либо пред матерью, то к ней же бегут со слезами и, не смея смотреть ей прямо в лицо, укрываются на груди ее. Прибегнем и мы, припадем к благодатной Заступнице рода нашего в покаянии, восплачемся пред Нею о наших тяжких грехах, и Она забудет наши вины и укроет нас от гнева Божия.
"Не имамы иныя помощи, не имамы иные надежды, разве Тебе, Владычице! Ты нам помози", - Ты нас заступи, и как древле спасала от безбожных татар, от всех этих Тамерланов, Батыев, Мазовшей, Казы и Мехмет-Гиреев, так и ныне спаси землю Русскую от лютых врагов ее - богоотступников! Много развелось их по лицу родной земли нашей; всюду проникают они с своими безбожными книжками и газетами; отравляют они молодежь нашу, расхищают сокровища православной русской души своею пропагандою среди рабочих, среди крестьян, и даже - страшно сказать - среди войск наших христолюбивых: не попусти. Царица Небесная, скрадывать души наши, души простецов верующих, и покрый нас от всякого зла честным Твоим омофором!..
Сегодня открыл "Моск. Церк. Ведомости" и сразу прочитал слова в записках архиеп. Леонида: "Русские смотрят на государство патриархально: государство - семья, Царь-Отец".
Я прибыл в родную Лавру, когда она была полна светлых воспоминаний о посещении ее Царской Семьей. Иноки с умилением рассказывали разные подробности этого посещения. Более десяти лет прошло с того дня, как Государь посещал обитель Преподобного Сергия; много скорбей пережила бедная Русь за это время, а с нею скорбела и святая Лавра. Ведь если Москва есть сердце России, то обитель Сергиева есть один из жизненных нервов этого сердца. А Москва сама за это время была опозорена тою проклятою революцией, которая пыталась убить нашу мать - Русь православную... Тяжело было переживать эти смутные годы моей родной обители!.. И горячо молились иноки о мире всего мира, о Царе своем, о родной земле, молились и у гроба чудотворца, и во всех храмах, и по кельям своим... "Как будто наступило затишье, говорят они: дай-то, Господи! Пошли мир людям Твоим!"
Не стану повторять то, что в свое время описано в газетах. Отмечу лишь то, что ускользает обыкновенно от зорких глаз газетных описателей.
Говорят, были предприняты некоторые меры, чтобы массы народные не переполняли улиц посада. Но народ проник в посад такими путями, о коих полиция не думала: чрез посадские лощины или овраги и все улицы по пути Государя оказались переполненными. Вся площадь пред Лаврой пестрела от головных уборов крестьянок, у вокзала всюду, где только было возможно, теснился народ. Когда Цесаревич показался из вагона и направился прямо в Царскую коляску, то буря народного восторга не поддавалась никакому описанию. Государь в эту минуту находился в царском павильоне: Он взглянул в открытое окно павильона, и радостным чувством озарилось его лицо... Восторженными громовыми перекатами гремело "ура" по всему пути до Лавры, а лаврская колокольня приветствовала Царя чудными звуками четырехтысячепудового царя-колокола и его сорока медных детей. С крестным ходом Лавра встретила Помазанника Божия у св. ворот. Митрополит приветствовал Его сердечным словом. И вот Государь в древнем соборе Живоначальныя Троицы, у нетленных мощей великого печальника Русской земли, Преподобного Сергия. Он, Самодержавный Обладатель шестой части света, яко един от простых богомольцев, смиренно склоняет венчанную главу Свою пред гробом смиренного отшельника лесов Радонежских, молитвенно поручает ему Своего Сына - Наследника и всю Свою Царственную семью. Торжественно идет молебен Преподобному, и горячо молится Царь, молится Царица, молятся их Дети у гроба чудотворца. Говорят, трогательно было видеть, как Государь Цесаревич благоговейно принял икону из рук митрополита и поцеловал ее, истово оградив Себя крестным знамением.
Государь с Царевнами посетил келлии Митрополита, а Государыня с Своим Царственным Отроком изволила оставаться в это время в притворе, именуемом келлией Преподобного Сергия. Здесь царица земная горячо молилась Царице Небесной, явившейся некогда на сем месте Преподобному Сергию и рекшей: "Неотступна пребуду от места сего". Государь еще раз посетил эту келейку, милостиво и просто беседовал с братией, расспрашивал об иконах и иконописной школе. С умилением поведают иноки, как Государь Наследник, выходя из келлии Преподобного, еще раз обратился назад и протянул ручки, чтобы принять благословение Владыки Митрополита. Невольно хотелось сказать Царственному Дитяти: "Ты испрошен у Бога молитвами новоявленного чудотворца Преподобного Серафима: да будут же всегда, во все дни жизни Твоей угодники Божий с Тобою, и Божие благословение да будет над Тобой!"...
Государь с Своею Царственной Семьей отбыл из святой обители; праздник кончился, но светлые воспоминания о Его пребывании здесь живы и надолго будут одушевлять сердца, Ему преданные, горячей любовью к Божию Помазаннику и всему Дому Его. ^от телеграмма, которою Государь порадовал обитель и всех жителей посада после Своего отъезда. Она прислана на имя губернатора и в ответ на телеграмму жителей посада:
"Вместе с Моей Семьей сохраню радостные чувства от посещения святой обители и совместной молитвы с жителями Сергиева посада, которым поручаю передать Мою благодарность за выраженные чувства преданности.
Николай".
Каждый раз, когда мне приводил Бог быть свидетелем и участником встречи Государя, я переживал какое-то особое чувство, особое, так сказать, мистическое настроение... Думаю, меня поймут православные русские люди, сердцем преданные заветам родной земли. Как выразить словами это чувство?.. Я сказал бы: это ощущение всем существом русской души того отчества Верховной Власти, которое выражается в беззаветной, а следовательно, и безусловной любви и преданности народа к своему Царю и такой же любви Царя-Отца к народу, когда всякая мысль о какой-то конституции, о каком-то договоре Царя с народом является кощунством, непростительным оскорблением не только Царя, но и Бога, Которым Царь царствует. Наше русское Самодержавие носит характер чисто религиозный: "Бог, по образу Своего Вседержительства, дал нам Царя Самодержавного", - говорит великий учитель Русской Церкви Митрополит Филарет, и Царь наш царствует по образу Божия о нас промышления, как слуга Божий, как уполномоченный Им, Царем Небесным, и только Им единым: Он - наш беззаветно любимый, наш родной Отец, и никогда, пока Русь стоит, пока она Русь православная, народ Русский не допустит и мысли о каком-либо ограничении Его самодержавной власти, ибо не может допустить и той мысли, чтобы Благочестивейший Божий Помазанник когда-либо позволил Себе поступить вопреки велениям Своей Царской совести, руководимой благодатию Духа Божия, дарованною Ему в священном таинстве миропомазания. Пожелает ли отец недоброго своим детям? Мыслимо ли от отца требовать отчета в его делах? Возможно ли, не будет ли нарушением всяких законов и божеских и человеческих вторгаться в права отца, ограничивать их, ставить ему какие-то условия, кроме тех, в какие он поставлен Богом в его совести? Народ есть единый целый организм, организм живой, возглавляемый Царем, яко Главою своею: что тело без головы - то государство без Царя, что семья без отца, то и царство без Царя. Когда была наша Русь наиболее сильна и славна и могущественна среди народов земных? Тогда, когда наиболее сознавала эту истину: пример - царствование незабвенного носителя идеала Царя Миротворца Александра III. Он воплотил в Себе, в Своем царствовании, в Своей личной жизни народный идеал Царя, и никогда Россия не стояла так высоко в глазах всего мира, как во дни - благословенные дни Его царствования. Мы переживаем иные дни, когда идеал наш тускнет, меркнет в нашем сознании, и вот - плоды этого на наших глазах. Но в душе народной он, этот идеал, жив: народ беззаветно любит самое имя Царя, чтит в Нем Божия Помазанника и беззаветно предан Ему... И эта сыновняя преданность, это благоговейное отношение к Царской власти, к личности Царя и всех членов Его Августейшей Семьи, Бог даст, спасет Россию, если только врагам ее не удастся поколебать самой основы отчества Царской Власти. И они, наши супостаты, видят это, сознают, быть может, лучше многих из нас, отлично понимают и то, на чем все это зиждется, что опора всего строя нашей государственной жизни - в Церкви, в вере православной, и посмотрите, как они стараются расшатать эти основы! Ни иудейства, ни магометанства, ни лютеранства, ни католичества, даже никаких сект не трогают, напротив: готовы всеми мерами им содействовать в укреплении и расширении, - на одно только православие устремлены все их нападения, против него всюду и везде строятся козни, ведутся подкопы, составляются "блоки" и - какой позор! - в этом всеобщем походе врагов наших против Церкви православной принимают едва ли не главное участие, по крайней мере по количеству членов этого "блока", люди, именующие себя русскими, даже православными! Что за ослепление! Что за безумие, граничащее с самоубийством! Уж пусть бы прежде совсем отреклись от православия, от русской народности, открыто заявили, что перешли... ну хотя бы в иудейство, магометанство, буддизм, во что угодно, только бы не обманывали народ именем русских людей! Но увы! Им эта-то маска и нужна: без нее они бессильны, они знают это и только под маскою благодетелей народа надеются достигнуть своих преступных целей. Верится, что народ своим здравым умом сумеет наконец распознать их и с чувством грозного для них негодования отвернется от них, заклеймив их именами, им свойственными...
Все миросозерцание нашего народа построено на началах нравственных, церковно-религиозных, в противоположность миросозерцанию народов западных. Там, напротив, все строится на началах правовых, юридических. Если мы хотим, чтобы наш народ занимал подобающее ему место в среде народов земных, то мы не должны насиловать его миросозерцания, а все законы строить в народном духе. И если бы наши образованные классы усвоили себе это основное начало русской жизни, то не наделали бы тех ошибок, в коих - увы! - они и теперь не каются. Призвание Царем "лучших людей", народом избранных, они поняли как открытие парламента, тогда как Царь-Отец хотел видеть при Себе советниками детей, а не парламентских говорунов, людей дела, людей опыта жизненного и, по возможности, разума государственного. А Ему в первую же Думу послали большинство самых негодных людей - разных "эсеров" и "эсдеков". Кто послал? Конечно, не народ, глубоко Царю преданный, готовый за Него душу положить, а вот эта "интеллигенция", которая, пропитавшись западною отравою масонских учений, хотела и Русь переделать на западный шаблон. Царь распустил негодную Думу. Собралась вторая, но не лучше первой. Тогда Царь изменил выборный закон и получилась Дума... сносная. По крайней мере, ее терпели до конца срока ее полномочий. Желательна ли 4-я Дума такая же? Конечно, нет. Будет ли опять изменен избирательный закон или же будут приняты меры к более строгому его исполнению путем разъяснений, как это недавно было сделано в отношении к иудеям - мы не знаем; знаем одно: Царь есть высший источник законов и никто не смеет отнимать у Него права не только изменять, но и отменять законы, если Он сие признает за благо. Он может и вовсе отменить законы о Думе: ведь Он дал их, и если найдет, что законы не отвечают благу Его народа, то кто же посмеет запретить Ему и отмену их? Отец устанавливает порядки в семье, и если эти порядки оказываются непригодными, отменяет их. Закон может быть хорош по идее, но не отвечать жизни: ужели следует держаться его неотменно, хотя бы он оказался вредным для государства? Да, наконец: дети не исполняют воли отца - присылают ему не "лучших", а худших избранников: ужели нельзя лишить таких детей (для их же пользы, как неразумных, не понимающих намерений отца) и того права, какое подарил им отец? Бог - источник благости, но и Он карает грешников, лишая их Своей милости. Раскройте страницы всемирной истории, читайте историю избранного народа. Мы, христиане, веруем слову Божию и видим из него, видим из нашей родной истории, как Бог лишал народы Своей милости, когда они переставали быть верными исполнителями Его святой воли... Даже с юридической точки зрения, когда одна сторона, заключившая условие, бывает неверна своим обязанностям, то другая освобождается от принятых ею на себя обязанностей, хотя бы могла быть и верною им... В самом деле: Царь хочет, чтобы Ему выбрали в Его Думу "лучших", а ему присылают худших людей: что же, разве Он не вправе сказать: "Такие Мне не нужны"? И мы признали бы только делом мудрой справедливости, если бы те области, те учреждения, которые и в 4-ю Думу прислали бы "эсеров" и "эсдеков", были лишены впредь до новой Думы, на пять лет, права иметь своих избранников в Г. Думе или Г. Совете, а эти негодные люди были изгнаны из сих почтенных учреждений немедленно. Худая трава из поля вон: нечего ей и сорить поле. Чистая пшеница будет только благодарна, если ее прополют в этом смысле, если среди ней не окажется открытых врагов Церкви и отечества. И при нравственных основах государственной жизни это было бы только естественным явлением, и народ, верный этим началам, только горячо поблагодарил бы Верховную Власть за такую прочистку...
В истории бывают моменты, когда люди, понимающие смысл совершающихся событии, должны всячески прояснять в сознании народном те жизненные начала, которые заложены в духовный облик народа, и к таким святым началам - в церковной жизни нашего народа должно отнести - общение наше с Церковию небесною, с Церковию веков минувших - общение в мысли, в вере и жизни, а в государственной жизни - сознание отчества Верховной Власти. И если когда, то именно теперь мы, пастыри Церкви, а с нами и все просвещенные русские люди, верные этим началам, должны стоять на страже их, зорко следя за всеми покушениями на них со стороны наших врагов...
Несчастная Россия!.. Не нужно быть мудрецом, чтобы видеть, что ты гибнешь, - не надо быть пророком, чтобы провидеть, что ты погибнешь, если не опомнишься, если не положишь границ той необузданной свободе, какую захватили себе иудеи и их наемники и приспешники, изменники вере родной из сынов твоих! Мы, русские люди, дожили до того, что нас насильственно отравляют духовным ядом, нам не дают самой возможности иметь здоровую духовную пищу: иудеи нагло смеются над нами, подсовывая нам вместо этой пищи яд, всюду - только яд и никакого противоядия...
От чтения хороших книг отучили, все заполонила газета, а вся газетная печать - почти вся, за немногими редкими исключениями - в руках иудеев, и мы, читатели, должны или читать непременно только их - извините за выражение - зловонные листки, или же совсем не знать, что на свете Божием творится. Когда сидишь еще дома - можно выписать кое-что из патриотической печати,- надо правду сказать: по неимению достаточных к тому средств - какой-то захудалой, тощей сведениями, сообщающей нередко то, что в иудейских газетах напечатано уже два-три дня назад; но когда судьба заставит вас путешествовать, то вы уже обречены на плен иудейский, горший вавилонского. Ни на пароходе, ни на станциях жел. дорог, ни в вагонах - ни одной патриотической газеты. Спросишь "Моск. Ведомости" или "Колокол" - отвечают: "Нет". "Почему же не имеете?" - "Спроса нет". - "Да, вот я спрашиваю!" - "Извините, не имеем". Или: "Вышли все". Да у вас и не было их!..
Загляните в сумку продавца, и пред вами запестреют все иудейские издания: и "Речь", и "Руль", и "Биржовки", и "Копейки", не говорю уже о "Русском (когда-то действительно - Русском, в котором и мне не стыдно было, напротив - почетно - сотрудничать!) Слове", "Современном Слове" и т.д. А если заглянете как-нибудь неосторожно в издания иллюстрированные, то краска стыда покроет ваше лицо: такая там печатается мерзость!..
Судите сами: можно ли уцелеть тут простому читателю? А ведь газета в последние годы стала насущной потребностью массы полуинтеллигентов, что-то вроде папиросы или чашки чаю. Иудеи, прикрываясь заманчивым для недалеких людей словом "свобода", захватили в свои цепкие руки печатное слово, захватили, говоря коммерческим языком, газетный рынок, поставили нас в невозможность противостоять им, и вот мы - в плену у них: чем хотят, тем нас и питают, особенно во время наших путешествий: точь-в-точь как содержатели буфетов: или ешь скоромное, или голодай в дороге. И это называется у нас свободою печатного слова! О, конечно, свобода - свобода злу, свобода отравлять русских людей, свобода издеваться над нами, над всем, что для нас дорого и священно! Но, гг. власть имущие: ведь это плен, худший плена японского, немецкого, какого угодно, это плен жидовский: ужели это не видно вам?.. Или погибни Русь, лишь бы был неприкосновенен принцип свободы печати, свободы слова и т.д.?
Нам говорят: и вы пользуйтесь тою же свободою, - кто вам запрещает!
Совесть, господа, запрещает! Мы не можем допустить тех способов отравления народа, какие допускают и на какие способны иудеи. Мы не имеем и тех средств, какими располагают для сей цели иудеи. У нас нет фондов, подобных кагальному, нет миллиардеров, бросающих миллионы на завоевание нашего народа, в надежде пить его кровь... Нет, если вам жаль русского человека, если жалеете родную Русь и хотите, чтоб она еще жила среди народов земли, то гоните от нее прочь этих чужеядных насекомых...
На эти мысли навел меня недавний случай. Еду я в вагоне, один из спутников подает мне № московского иудейского "Руля" и говорит: "Почитайте". Говорю ему: "Охота и вам брать в руки этот листок: разве не чувствуете, что от него несет чесноком?" - "Да нет, - говорит, - посмотрите, любопытная статья... Одно заглавие чего стоит! "Новое религиозное сознание"! А в скобках: "Что же такое голгофское христианство?" И тут же реклама автора, будто какой знаменитости: "Статья Ионы Брихничева". А под статьей опять стоит это же, столь милое редакции имя: "Иона Брихничев".
Взял я листок, пробежал статейку, писанную известным расстригою. Что же проповедует сей отступник от учения Церкви? А вот послушайте, чему он поучает читателей иудейской газеты. "Христиане, - видите ли, - на протяжении двух тысяч лет не усвоили себе христианского учения о благодати (милостыни хочу, а не жертвы)". - Заметим: даже текст слов Спасителя искажен: вместо "милости" стоит "милостыни", что, конечно, не одно и то же. "До сих пор члены этих церквей называют себя рабами Господа, забывая о Богосыновстве, а следовательно, абсолютной свободе от заповедей - пережитых времен рабства". Что-то не складно, по-иудейски: "пережитых времен рабства", но не в том суть. Как видите, г. Брихничев, бывший православным священником, как будто не читал никогда молитвы Господней, начинающейся словами: "Отче наш"... Совсем не помнит и словес Господа и Спасителя нашего: "Если любите Меня, заповеди Мои соблюдите". "Но рабство есть зло, - поучает он, - следовательно, и заповеди не добро"... Слышите, читатель, что проповедует иудейский прислужник? "Проповедуя личное спасение каждого человека, - говорит он, - как довлеющую цель и ношу (?!), которую каждый человек только и может понести, все современные христианские учители и нехристианские законодатели учат исключительно самоспасению (?!). Все для себя, для спасения своей души"... Не правда ли: писать так, значит, вовсе не понимать самого духа учения о спасении. Как это непростительно бывшему священнику - говорить ли об этом? Очевидно, ему и в голову не могло прийти общее правило спасения: "Спасайся в Церкви, и ты будешь содействовать спасению многих душ". Однако г. Брихничев изрекает уже свой суд на учение Церкви: "Это жестокое (курсив автора) учение, по которому "праведник" (знаки вносные показывают, что автор изволит иронизировать над этим словом) может покойно блаженствовать "в раю" (опять те же знаки), когда грешник томится муками адского пламени, проводит последовательно, что и в общественной жизни здесь, на земле, проводится, благодаря ему, в большей или меньшей степени система самоспасания, личной святости, дрожания только за свою шкуру ("моя хата с краю", - поясняет он в скобках)". Поймите тут, что он хочет сказать? "Христианство подлинное, голгофское, религия свободного человека учит иному: не самоспасанию и рабским добродетелям, а иному - Спасению Целого (прописные буквы автора). Не всё для себя, а всё - для всех (для тела и души всего человечества)". Дальше автор развивает свою мысль в виде молитвы, размышления, патетически говорит о том, что "Скорбь (опять почему-то с прописной буквы) Христа не прекратится и руки и ноги Его не перестанут кровоточить, доколь не отдельные лица будут подносить Ему ненавистный фимиам - личного самоспасания, личной "чистоты" (опять в лапках), личной доброты, а пока весь мир, воскреснув, не прийдет в свободу чад Божиих, нравственными усилиями отдельных его членов".
Забыл несчастный экс-священник слова Господа, что на небесах бывает радость великая и о едином грешнике кающемся, забыл страшное пророчество Господа о том, что во второе Его пришествие нераскаянные грешники будут отосланы в муки вечные, а следовательно, и всеобщего спасения мира не будет... Эта ересь осуждена уже полторы тысячи лет назад, и не г. Брихничеву ее реставрировать... Далее г. Брихничев уже прямо богохульствует, говоря, что "Христос не искупил мира, а положил начало совместному с нами искуплению", что "всякие обещания спасения за чужой счет, хотя бы по вере - есть злая и опасная шутка", что покаяние состоит "в отвержении всех своих старых верований, в бесповоротном и неуклонном (даже до смерти) осуждении рабской религии заповедей" и что это покаяние "должно вылиться в какой-то свободной жизни, свободном усовершенствовании, исполненной Христова Огня (опять большая буква автора). Огонь очистит личность, Он же спасет мир"... Что же это за огонь? Автор отвечает: тот Огонь, о котором Христос сказал: "Огонь Я принес на землю и как бы хотел, чтобы Он разгорелся!" Автор намеренно уклоняется от церковного толкования словес Господних и придает им какой-то, видимо, особенный смысл, ибо везде слово Огонь с прописной буквы... Он говорит: "Огнем горящие, пламенеющие сердца человеческие, объединенные одним общим желанием воскрешения всего, составят из себя то Вселенское Пламя, в котором земля и все старые тела сгорят"...
Едва ли найдется какой мудрец, который смог бы разобраться в этом богословствовании г. Брихничева; вероятно, он и сам не ведает, не дает себе полного и ясного отчета о том, что говорит. Но читатели иудейской газеты твердо запомнят, что "заповеди - не добро", что, стало быть, их и не нужно, что где заповеди, там рабство и прочие безумные глаголы... А иудеям только то и нужно, чтоб такими бреднями отравлять христиан. И вот к их услугам является расстриженный иерей г. Брихничев. И листы газетные с его бреднями (хотелось бы употребить другое слово, напоминающее ближе его фамилию) разносятся по лицу бедной Руси нашей, когда-то столь ревностно стоявшей за православие, что такому господину не поздоровилось бы... сидел бы где-нибудь в Суздале или в Соловках. А ныне все можно: издевайся сколько угодно над верою Апостольской, сочиняй ереси, продавай не только перо, но и душу врагам Христовым!
И многоскорбная, многострадальная мать наша, Церковь православная, терпи поношение, поругание от таких отверженцев, а если кто из нас вступится за ее поруганную честь, если кто назовет ее поносителей их собственным именем, того имя проносится яко зло... Но мы больше верим слову Христову: радуйтеся и веселитеся в таких случаях; с радостью несем поношение Христово и крепко веруем, что истина Господня пребывает во век, а все враги ее, исчезая, исчезнут яко дым, яко прах, его же возметает ветр от лица земли... Жаль только собратий наших отравляемых этими бреднями и отторгаемых от матери Церкви...
В 1909 году я напечатал небольшую брошюрку "Беседа о том, откуда пошла наука и верят ли в Бога люди ученые?" Недавно вышла книга г. А. Г. Табрума "Религиозные верования современных ученых", перевод с английского под редакцией В. А. Кожевникова и Н. М. Соловьева. Тема, как видите, та же, но автор сосредоточил свое внимание на ученых не прежних поколений, а на современных нам, и притом почти исключительно на представителях математических и естественных наук. В книге собраны непосредственные ответы самих вождей нового точного знания на определенный, предложенный им по двум пунктам вопрос: 1) усматривают ли они действительное противоречие между фактами, установленными наукою, и основными учениями христианства? и 2) считают ли они современных ученых людей верующими или же относящимися отрицательно к христианству? - В моей книжке я привел мысли о вере людей науки времен прошедших: в книге г. Табрума приводится до ста писем мужей науки нашего времени, это голос людей науки самого последнего времени, единогласно свидетельствующих, что истинная наука, как таковая, не переходящая своих границ и ресурсов, не может отрицать Бога, потому что она не в состоянии доказать Его отсутствие: научное, доказательное обоснование атеизма невозможно. Но именно поэтому для науки нет и препятствий к признанию Бога, к принятию веры рядом с наукою, точнее - за пределами доступного силам науки. Правда, автор опрашивал только английских и американских ученых, но результаты этого опроса, в главных чертах, совпадают с данными, собранными другими учеными относительно французских, немецких и иных выдающихся ученых.
Мы живем в такое время, когда враги веры готовы пойти на всякую ложь, на всякий обман, чтобы только подорвать веру в сердцах верующих; готовы на всякую подделку в науке, готовы самую ничтожную посредственность возвести в гениального ученого за то только, что этот полуученый станет на их сторону в отрицании веры. Вот почему надо быть особенно благодарными тем истинным представителям науки, которые со всем авторитетом научного знания обличают скороспелых прислужников лженауки, открыто исповедуя немощь человеческого ума постигнуть непостижимое в делах Божиих и смиренно склоняя свой ум в послушание вере. Автор отмечает, что масоны ежегодно распространяют массу дешевых книг, наполненных усилиями доказать, что вера в Бога вымирает. Как недобросовестно пишут в этих книгах их авторы, достаточно привести одну цитату из таких изданий: "В высшей степени сомнительно, - говорит самоуверенно такой автор, - чтобы какой-либо ученый или философ действительно придерживался в наше время доктрины личного Бога..." Судите сами, читатель: попадет такая фраза в якобы научной книге молодому человеку, и он смущен: "Говорит-де наука", а того, бедный, и не знает, что представители истинной-то науки говорят как раз обратное... Как же дорого предложить такой смущенной душе и порекомендовать прочитать книгу, в которой более ста ученейших авторитетов, без всяких колебаний, пред лицом всего научного мира заявляют, что сама вселенная является уже свидетельством бытия Божественного Разума, доказательством Бога, что, по мере расширения знания природы и ее сил тем более крепло в них убеждение в необходимость существования творческой Причины - Бога. Джордж Стокс, профессор математики, справедливо говорит, что "крупная ошибка предполагать, будто ученый нерелигиозен, на основании того только, что он обыкновенно не говорит (кроме разве в кругу своей семьи) на религиозные темы. Есть пословица: "Глубокие воды текут спокойно", и мне думается, что когда религия глубоко ощущается, о ней говорят немного". Следовательно, если многие ученые не говорят о религии, то это не значит, что они и в Бога не веруют. Истинный ученый бережлив на слово, и если его специальная наука не близко касается веры, то он и не позволяет себе вторгаться своим умом в область, где он не специалист...
Приведу из книги Табрума несколько ответов на его запросы. Вот что пишет, между прочим, упомянутый ученый профессор Дж. Стокс: "Что касается утверждения, будто недавние научные изыскания показали, что Библия и религия ложны, то на это отвечу прямо: этот взгляд совершенно ложен! Я не знаю никаких здравых выводов науки, которые противоречили бы христианской религии. Быть может, и есть кое-какие дикие научные предположения, высказываемые, главным образом, людьми второразрядного знания, выдаваемые за хорошо обоснованные научные заключения и которые по свойствам своим могут вызывать некоторые затруднения, если эти предположения признать за истину; но я не зайду настолько далеко, чтобы говорить о противоречиях науки и религии друг другу, так как в главных частях они движутся в разных плоскостях и едва ли есть поводы для их сопоставления. Противоречия эти только кажущиеся: истинная наука и истинная религия согласны друг с другом".
Лорд Кельвин (скончавшийся в декабре 1907 г.), которого прозвали "Наполеоном науки" и "королем ученых" и который был более полустолетия профессором физики в Глазговском университете, пишет: "Истинная религия и истинная наука вполне гармонируют друг с другом".
Лорд Листер, знаменитый хирург, признанный за одного из величайших людей нашего времени, пишет: "Без колебаний скажу, что, по моему мнению, антагонизма между религией Иисуса Христа и каким бы то ни было научным фактом нет".
Лорд Рэдлей, о коем говорили ученые люди, что он был "Человек мирового знания в науке", первоклассный физик и математик, писал: "Истинная наука и истинная религия не противоречат друг другу, да и не могут быть противополагаемы".
Лорд Эвбери, более известный под именем сэра Джона Леббока, всеми признанный за одного из величайших ученых не только в области антропологии, но и вообще в науке, взятой в ее целом, в своей книге "Пользование жизнью" пишет: "Бесконечное и Абсолютное никогда не могут быть ни объяснены, ни отринуты путем объяснения... Помни твоего Творца в дни юности! Чтобы умереть так, как было бы желательно, надо жить, как должно. Добродетельному смерть не страшна. Любовь к Богу лучше всего обнаруживается в любви к человеку. Есть благородные мысли у Платона, Аристотеля, Эпиктета, Сенеки и у Марка Аврелия; но у них вы не найдете Евангелия любви, высказанного так, как в Новом Завете. Истинно сказал Иисус, что Его религия - религия новая: "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга". Пытаться прибавить что-либо к учению Христа или улучшить его есть суетная и дерзкая попытка".
Вильям Рамзай, самый выдающийся химик нашего времени, также утверждает, что между существенными истинами христианства и установленными фактами науки действительно антагонизма нет.
Вильям Крукс, другой известный химик нашего времени, пишет: "Я не вижу конфликта между установленными фактами науки и существенными учениями Священного Писания, между научной истиной и религией Иисуса Христа".
Джон Г. Гладстон, создатель так называемой физической химии, указывая на многие имена великих представителей наук, решительно заявляет, что "те, которые занимают высокое положение в науке, оказываются верными учениками Христа".
Бальфур Стюарт, скончавшийся в 1887 г., известный в Англии профессор физики, говорит: "Отношение между наукой и религией неправильно было называемо отношением враждующих сторон; этого нет и никоим образом быть не может". Обсуждая достоверность воскресения и вознесения Христова, он замечает: "Сохранялось ли в неизменности действие известных нам сил природы в этих событиях, или же оно было иногда превозмогаемо высшею силой? Несомненно, превозмогалось! Конечно, мы обязаны исследовать очевидность этих великих событий, и это уже исполнено самым совершенным образом: история, повествующая об этих событиях, выдержала испытание насколько хорошо, что всякое предположение о нереальности их, несомненно, приведет нас к величайшей нравственной и духовной путанице... Я не вижу основания не допускать возможности изменения обычных сил силами высшими, при тех условиях, которыми сопровождалось пришествие Христа".
П. Г. Тэт, математик, профессор физики, пишет: "Предполагаемая несогласимость религии и науки настолько часто и уверенно провозглашалась за последнее время, что стала считаться положением общепринятым у публицистов и, разумеется, преподносится ими в качестве заведомой истины своим чересчур доверчивым читателям. Но это предвзятое мнение всецело ошибочно, настолько ошибочно, что ни один настоящий ученый не рискнет, по крайней мере в Англии, впасть в эту ошибку". Назвав имена великих мыслителей последнего времени: Брюстера, Фарадея, Фороса, Грехмана, Роуана, Гамильтона, Гершеля и Тальбота, ученый Тэт спрашивает: "Кто же из этих великих людей отказывался от убеждения, что природа доказывает бытие Высшего, направляющего к цели Разума?"
Вилльям Эбней, доктор наук, авторитет по фотографированию неба, президент многих ученых обществ, пишет: "Я занимаюсь науками и должен, по совести, сказать, что не только нет вражды между Библией и естествознанием, но что мы имеем дело как раз с обратным явлением. Наука говорит нам, что существуют известные законы в природе; там же, где есть законы, там должен быть и Законодатель - Бог. Изучающий естественные науки, во всяком случае, должен быть человеком, проникнутым благоговением, так как эти науки вещают нам, сколь далеки мы от познания такого Законодателя".
Профессор Джеме Гейки, доктор прав, проф. геологии, минералогии, пишет: "К Библии мы обращаемся не с желанием научиться астрономии, геологии или химии. Сам мир - библия природы, откровение нам Бога, как Творца. Смиренно и благоговейно изучая дела природы, мы получим возможность постигнуть кое-что из всемогущей силы Великого Промыслителя. И как Бог, Творец видимой вселенной, открывает Себя чрез природу, так и Бог, Божественный Творец и Правитель невидимого, раскрывает нам Себя в Библии и в житиях и писаниях великих мыслителей... Говорить, будто руководящие наукою ученые нерелигиозны или что они враждебны христианству, просто-напросто - невежественная нелепость. Такое утверждение могло быть сделано только каким-нибудь сумасбродом или же ревностным фанатиком".
Джозеф Прествич, умерший в 1896 г., величайший из современных геологов, пишет: "Религия и наука составляют две определенные ветви человеческого знания и исследования. Они движутся по параллельным линиям и, по моему мнению, не могут, во всяком случае, не должны сталкиваться. Одна ведает вопросы нравственные, другая - вопросы естествознания". Сэр Джозеф умер добрым христианином.
Джеме Вилльям Доусон, умерший в 1896 г., считавшийся главным авторитетом по геологии, пишет: "Природа и христианство, правильно понимаемые, становятся частями одного великого плана творческого Духа, плана, по которому кажущиеся аномалии и недостатки в человеке и его естественных союзниках будут, в конце концов, исправлены милосердием и справедливостью, так, что и сама природа восполнится и усовершится только при последней победе Евангелия Христова".
Дж. Силей, умерший в 1908 г., профессор геологии, географии и минералогии, пишет: "Науки - сестры религии, в том смысле, что они раскрывают часть законов, управляющих вселенной и жизнью человека. Таким образом это - ступени, возводящие к вере".
Эдуард Холл, тоже известный геолог, пишет: "Библия и наука движутся по параллельным линиям. Предметы, доступные расследованию человеческого разума, предоставлены его ведению, тогда как Библия трактует нравственные и духовные стороны человеческой природы, которых разум не в состоянии раскрыть без посторонней помощи. Что же касается истинности и достоверности исторических книг Св. Писания, то ежедневные открытия клонятся к подтверждению их. Недавние исследования в Египте, Палестине и др. восточных странах показали, до какой степени, даже в мелких подробностях, документы Ветхого Завета могут быть принимаемы с глубоким доверием. Осуществление ветхозаветных пророчеств в лице Господа нашего Иисуса Христа, пророчеств, изреченных за целые века до Его появления, так же, как и тех пророчеств, что относятся к судьбам нации, в особенности еврейской, - убедительное доказательство того, что эти пророчества были произносимы под влиянием Божественного вдохновения. Вместе с тем высоконравственное учение Библии несовместимо с мыслию, что пророчества могли исходить от прибегавших к обману. Учение Господа нашего и Его Апостолов в самом себе носит отпечаток Божественной истины".
Александр Мэкэлистер обращает наше внимание на лекции Манлея, в которых мы читаем следующие строки: "Из моего опыта я вынес убеждение, что неверие в Божественное Откровение, дарованное в жизни, трудах, в смерти и воскресении нашего Спасителя, преобладает более среди тех, которых я позволю себе назвать обозным арьергардом при лагере науки, нежели среди тех, для кого активный научный труд составляет истинную жизненную задачу".
Джон Мак-Кендрик, известный физиолог, говорит: "Ни наука, ни богословие не сказали еще своего последнего слова о тайнах, окружающих человеческую жизнь. Мы можем быть уверены, что если бы мы больше понимали тайны, лежащие в конечных выводах научного размышления, мы нашли бы, что нет ничего несовместимого между научной истиной и верою в Бога, в бессмертие и нравственный долг. Только поверхностный взгляд на вселенную приводит человека к утверждению, будто наука объяснила или может объяснить все, или, что ее учения противоположны высшим и глубочайшим верованиям, столь дорогим человеческому роду".
Джеме Кричтон Броун, авторитет по душевным болезням, говорит: "Библия и наука дополняют друг друга, и каковы бы ни были их поверхностные расхождения, все же сами они остаются в глубоком согласии и обе являются обнаружением Божественного Начала, раскрывающего Себя не сразу, не во всей полноте, но понемногу и постепенно, подобно тому, как ночная тьма сменяется сначала зарею, а потом полным дневным светом".
Дайс Дэкворт, доктор медицины, пишет: "Не расстраивайте себя из-за безбожников! На свете слишком много слабых, тщеславных и невежественных болтунов! Можете быть уверены, что большинство лучших и наиболее откровенных ученых не находят трудностей в примирении христианской религии с непрерывающимися добавлениями к науке, точно так же, как не считают они и Библию за камень преткновения для принятия новых точек зрения на старые истины. Всякая истина богоподобна, и Бог, очевидно, позволяет, чтобы новые обнаружения Его творения и мудрости были разъясняемы добросовестным трудом и человеческими расследованиями. Благоговейное изучение и полное признание Бога, как Отца и как везде и во всем Сущего - вот то, что нам всегда необходимо! Существующее не само создалось, и можно всё проследить, восходя до великого Зодчего вселенной. Милостивое обнаружение Им Самого Себя, "Кого ни один человек не видел и видеть не может", свершилось в Божестве единственного совершенного Человека, Его Сына, Иисуса Христа. Единственное разрешение всех наших затруднений состоит, по моему мнению, в том, чтобы поддерживать в себе смиренную и детскую веру и доверчивое упование на совершенную любовь к Богу, Который знает, из чего мы сотворены, и помнит, что мы не более, как прах. С этим убеждением и с совершенной любовью нет места для страха: все свершится должным образом в Им определённое, Ему подвластное время. Вот вера, в которой должно жить и с которой должно умирать. Счастливейшие из живущих и счастливейшие из умирающих те, которые твердо держатся этой веры".
Сэр Оливер Лодж, первоклассный физик, говорит в своем "Катехизисе": "Верую во Единое Бесконечное и Вечное Существо, в любящего Отца-Руководителя, в Котором все сущее имеет основу своего бытия. Верую в то, что Божественная Природа особым откровением раскрыла Себя чрез Господа нашего Иисуса Христа, жившего и страдавшего в Палестине 1000 лет тому назад, Которому с тех пор христианская Церковь поклоняется, как бессмертному Сыну Божию, Спасителю мира. Верую, что человеку предоставлено преимущество постигать Божественные цели на земле и содействовать им; верую, что молитва есть средство общения человека с Богом, что Дух Святой всегда готов помочь нам на пути наших стремлений к добру и истине и что бескорыстным служением мы постепенно можем достигнуть жизни вечной, общиние со святыми и приять мир Божий".
Так благоговейно исповедует свою веру истинно ученый муж; а вот как сама наука, устами одного из своих достойнейших представителей, профессора физики Дж. Дж. Томсона, смиряется в самых успехах своих пред величием Творца вселенной: "В истории развития науки никогда не замечалось признаков приближающегося конца знаний. В то время, как мы в этой сфере завоевываем вершину за вершиной, перед нашими взорами раскрываются новые области, полные интереса и красоты; но нашей конечной цели мы все-таки не видим, не видим еще горизонта; в отдалении громоздятся одна на другую еще более высокие вершины, с которых поднявшимся на них открываются дали, еще более широкие, еще более углубляющие наши ощущения и сознание истины, подтверждаемой каждым новым успехом науки: величавы творения Господа!"...
У нас в России страстно любят переводить на русский язык все, что идет против веры, против христианства; там, на Западе, давно уже научно опровергнута та или другая безбожная гипотеза или теория, а у нас еще только вводят ее в моду и распространяют ее яд среди молодежи, как последнее слово науки. Так, у нас сравнительно недавно стали увлекаться писаниями Гексли и Геккеля. А вот послушайте, что говорит известный в Англии ученый Франк Кэверс, профессор биологии: "Научные теории Геккеля фактически оказываются устарелыми во многих отношениях, благодаря новейшим работам, настолько, что его имя в современных трактатах по вопросу об эволюциях упоминается лишь для указания полной отсталости его взглядов от настоящего положения знания и что, например, его биогенетический закон не выдержал жестокой критики детального эмбриологического расследования последнего времени и является, следовательно, не больше, как бесплодным обобщением. Его монистические взгляды стали предметом насмешки для современных философов. Научная работа Гексли стоит, разумеется, несравненно выше, но что касается теории эволюции, то и он был только популяризатором дарвинизма, не давшим ему ничего нового. Та наука, которую хотят использовать агностики и атеисты, на много, много лет отстала от нашего времени, и эти писатели и лекторы имеют лишь поверхностное представление о биологии, полученное из вторых рук и относящееся к биологии не современной, а той, что существовала лет 40-50 тому назад. В наши дни наука движется вперед довольно быстро и, например, в вопросе об эволюции многие теории Дарвина пали... Тот, кто решается выступать с догматическими заключениями на такие темы, тот не возбуждает да и не может возбуждать серьезного внимания к себе в мире сведущих мужей знания; а те, что отваживаются отрицать разумную первопричину или какие-либо иные христианские учения, эти люди отнюдь не вправе делать это во имя науки".
А у нас какой-нибудь фельетонист, вроде Меньшикова, позволяет себе печатать все, что взбредет ему в голову, от имени науки: он готов доказывать, что и христианство есть не больше как великая экспроприация у буддистов, и самозарождение в науке будто бы доказано, и много-много подобного вздора он не стесняется выдавать за научные открытия...
Известный зоолог Джордж Карпентэр, между прочим, говорит: "Христианство есть опытная религия, и в этом обнаруживается ее согласие с научным учением. Тот, кто желает выполнить волю Христову, тот и познает Его учение. Личный опыт, переживание на самом себе спасающей и вспомоществующей силы Христовой - вот высшее свидетельство о Нем".
И уж конечно, все наши отрицатели, все эти публицисты, с таким апломбом все отвергающие, и краем перста не касались исполнения воли Христовой: понятно, что, как слепцы, они и судить о сем свете, просвещающем всякого человека, не могут...
Профессор В. К. Паркер, которого Карпентэр назвал "Великим сравнительным анатомом", оставил нам следующее смиренное признание: "В продолжение 50 лет радость о Господе была моею силою; четыре Евангелия, выдаваемые кое-кем за старческие бредни или за хитро придуманные обманы, которым, по мнению некоторых, безнравственно верить, - эти предполагаемые вымыслы служили мне поддержкою в жизни и сообщали подъем душе моей и уму моему. Что касается знания, доступного современной науке, то оно пока еще не более, как невежество с открытыми глазами!.. Сущность любой вещи, например, этого первоцвета я познаю действительно тогда только, когда увижу ее во свете лица Творца ее, а пока это только чудесное звено в бесконечной цепи естественно-чудесных живых существ".
Уэйндль говорит: "Каждый слыхал о лучах Рентгена, и большинство людей видали их, но, вероятно, лишь немногим известно, что открывший эти лучи - верный сын церкви" (католической). О Пастере тот же ученый пишет: "Ни один из знающих что-либо о нем не сомневается в искренности его приверженности к католической вере". Мендель, великий биолог, был монах.
Известный ученый, профессор анатомии Уэндль Хольмс сказал: "Наука представляет собою мысль Бога, открытую человеком; изучая естественные законы, человек относит следствия их к их Первопричине, к воле Творца, или, по поэтическому выражению Гете: "Природа есть живое одеяние Бога".
Профессор патологии Г. Симе Вудхэд пишет: "Что касается утверждения, будто недавние научные исследования показали, что Библия и религия ложны, то нет ничего более далекого от фактической действительности, как это положение: чем больше изучают Библию, тем больше находят, что она состоит из документов исторических. Мало того: признано, что Библия, как повесть о бывшем, никогда не оказывалась неправой пред судом науки в поисках истины со стороны последней".
Доктор медицины Патрик Мансон, известный автор исследования о москитах, говорит: "Из всех людей настоящий ученый, как неизбежно смиреннейший из смертных, есть вместе с тем и религиознейший".
Джордж С. Боульджер, профессор ботаники и геологии, пишет: "Вы ссылаетесь на лектора, который сказал, что ученых-христиан в настоящее время не существует. Это - ложь, чудовищная ложь!.. В философии, физике и астрономии я чрезвычайно рад стоять на одной и той же стороне с Бэконом, Ньютоном и Наполеоном. Вместе с Бэконом я верю в то, что "малая" (поверхностная) философия склоняет человеческий разум к атеизму, тогда как "глубокая философия" приводит умы людей к религии. С Ньютоном я согласен "казаться" маленьким мальчиком, играющим на берегу моря и развлекающимся от времени до времени нахождением более гладких камешков или более красивой раковины, чем обыкновенно, тогда как "великий океан истины продолжает пребывать неисследованным предо мною". С Наполеоном, не ученым, но зато человеком мировой деятельности, я сказал бы нашим неоэпикурейцам то же, что он молвил своим скептически настроенным офицерам, указывая на звезды: "Господа, вы можете говорить всю ночь, что хотите, но я все-таки спрашиваю вас: кто же сделал все это?" Вместе с Джоном Рэем я назвал бы изучение природы благоговейною обязанностию, благочестивым занятием, вполне пригодным для воскресного дня; нет ничего невероятного в том, что оно именно и станет делом дней отдыха в бесконечном будущем".
Александр Р. Симпсон, доктор медицины, говорит: "Бог познается не телескопом и микроскопом, и, к счастию для вождей науки, многие из них достигали Богопознания путем веры".
Г. Лангхорн Орчард, профессор философии и этики, пишет: "Чем больше я живу, тем больше встречаю доказательств полного согласия между Библией и наукой. В особенности умножились в наши дни археологические доказательства, как непрерывное пояснение истины Св. Писания. Библия не только находится в согласии с установленными выводами науки; она содержит даже замечательные предварения таких научных истин, которые сделались известны ученым лишь значительно позднее; таковы, например, научные открытия в книге Иова 26,7: "Он (Бог) распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем".
Горас Ламб, профессор математики, говорит: "Насколько мне довелось наблюдать, никто из настоящих ученых не относится к нападениям на религию иначе, как с величайшим отвращением".
Франсис Тарльтон, профессор физики и математики, пишет: "В науке, как и в религии, отрекаться от веры потому только, что с нею связаны некоторые затруднения, было бы настоящим сумасбродством. Каждый здравомыслящий ученый верит в светоносный эфир, хотя до сих пор еще никому не удавалось дать удовлетворительное и связное объяснение его природы".
Доктор Андрей С. Д. Кроммелин, известный астроном, говорит: "Для объяснения происхождения жизни некоторые писатели сочиняют настоящие волшебные сказки, выдавая их за науку; Геккель в этом отношении отличается особенною задорностью".
Джон Флеминг, профессор электротехники, имя коего неразрывно связано с многими применениями этой науки, пишет: "В Библии, взятой в ее совокупности, мы имеем труд, вернее сказать, - целую литературу, которую невозможно признать за произведение одного только человеческого разума".
Но довольно выписок. В книге г. Табрума все звучат имена, для нашего русского слуха незнакомые, исключая разве немногих. Но все это имена почтеннейших представителей науки: психологии, философии, физики, химии, геологии, биологии, физиологии, филологии, зоологии, анатомии, патологии, ботаники, антропологии, гинекологии и др. наук. Все это люди в своей стране уважаемые, а многие из них не безызвестны и среди наших ученых людей. Это - не то что наши псевдоученые говоруны газетные, позволяющие себе без всякой проверки оглашать всякую тенденциозную, якобы научную, гипотезу, выдавая ее за последнее, и притом решительное, слово науки. Это поистине - "обозный арьергард при лагере науки", как их назвал Александр Мэкэлистер. И пусть бы это были обычные газетные писаки, работающие или просто из-за пятачка, или же в угоду иудеям и масонам: жаль, что у нас на Руси развелось немало таких, говорунов в угоду духу времени, из моды, чтоб не казаться отсталыми в глазах недалеких читателей, уже достаточно отравленных ядом отрицания. Есть, конечно, такие второразрядные ученые и на Западе, и в самой Англии: о таких именно и говорит доктор Кроммелин: "Что касается равнодушия и враждебности к религиозным верованиям со стороны некоторых людей, занятых научными исследованиями, то это происходит от гордости ума: наука во многих отношениях увенчалась такими изумительными успехами, что некоторые приходят слишком поспешно к заключению, будто она может объяснить все".
Гордость ума - вот причина заблуждений некоторых "занимающихся научными исследованиями". И хорошо сказал о них настоящий ученый, что это - только "занимающиеся исследованиями", но не решился назвать их настоящими учеными. При всем их трудолюбии, их ум бежит вперед и делает умозаключения, основывая их не на добытых фактах, а на фантастических предположениях, которые, при проверке их настоящими учеными, оказываются ошибочными. А между тем соблазн безбожия уже вносит в среду доверчивых людей и отравляет их. А газетные поденщики, вроде г. Меньшикова, не задумываются разносить яд соблазна повсюду, подслащая его своим искусным пером.
Мы живем в такое время, когда в область науки вторгаются лженаучники, имеющие совсем не научные цели. Это - слуги масонства, продавшие им и ум и совесть. Их цель - разрушение христианства. Отсюда - целая школа всякого рода критики на Св. Писание, отрицание его подлинности; отсюда и все эти лженаучные теории безбожия; отсюда своего рода гипноз в печати, в обществе, какое-то внушение, будто христианство уже стало достоянием истории, будто теперь наука то и то доказала, то и то опровергла, будто теперь уже стыдно открыто признавать себя христианином, что это-де признак отсталости. А врагам Церкви все это и на руку: ведь иудеям и масонам только это-то и нужно. К глубокому сожалению, у нас, в России, как будто никому и дела нет до этой разрушительной работы врагов веры и Церкви, врагов христианства и человечества. Тем ценнее появление книги, воплощающей в себе смиренный голос истинной науки за веру против неверия. Пусть это наука пока не русская: в вопросах веры несть иудей и еллин... Честь и хвала доброму человеку, который потрудился собрать отзывы верующих ученых; честь и хвала сим ученым, которые не постыдились открыто исповедать Христа; спасибо и русским образованным людям, которые перевели эту книгу на родной язык и дали ее в руки нашей молодежи, да и молодежи ли только?.. Ее с удовольствием прочтут все, искренно ищущие истины Божией, в среде наших интеллигентов.
Мы, русские люди, привыкли с детства считать западных соседей своих народами передовыми, культурными, просвещенными, хотя самый взгляд этот едва ли нам не внушен самими же европейцами, с самого появления нашего в истории смотревшими на нас свысока, как на варваров. Причиною этого было не только наша славянская кровь, - чехам, полякам и др. народцам нашего же славянского корня это если не совсем простили, то в значительной степени этому снизошли, - а наше святое православие: вот этого нам они никогда не простят! А ведь если ближе посмотреть, поглубже вдуматься в суть дела, то гораздо больше имели бы мы прав "гордиться" пред господами европейцами, чем они пред нами: у них понятия нет о том духовном сокровище, каким мы владеем и за которое они нас ненавидят какою-то стихийною ненавистию, часто даже бессознательною, слепою, бессмысленною! Да, мы могли бы гордиться своим православием, если бы только само православие допускало хотя тень такой гордости.
И ведь вот что достойно внимания: гордясь и унижая нас, наше православное миропонимание, люди западной культуры только сами себя унижают в наших же глазах, и с жалостью смотришь на эту вознесенную гордыню западного человека, который, к сожалению, часто просто не способен отнестись беспристрастно, вдумчиво к нашему православному миросозерцанию, что, казалось бы, уж и не к лицу тому, кто считает себя культурным и якобы просвещенным человеком. Как-то вчуже жаль таких людей, когда, по мере ближайшего с ними знакомства, их культурность постепенно линяет, золото обращается в мишуру, а вместо сознания своего истинного достоинства является вот именно превознесенная гордыня...
Не знаю, как другие, а скажу про себя: мне как-то не хотелось расстаться с тем представлением о латинской вере, в каком, смею думать, воспитала меня мать моя - Церковь Православная, в лице ее лучших представителей, пастырей и учителей, вроде нашего великого Филарета. Мне все думалось, что если мы относимся к латинству с некоторым уважением, если мы не решимся никогда оскорблять святынь его, хотя и не чтим их сами за святыни (если только это не общие наши святыни), то мы вправе ожидать и от них такого же уважения к нашим православным святыням. Я не стану лобызать латинское распятие, не только потому, что оно не освящено молитвою моей матери Церкви, но и потому, что лобзание латинской святыни могло бы быть принято за общение в молитве, чего Церковь мне не дозволяет. И, однако же, я не допущу и мысли о поругании над изображением моего Господа и долгом почту, если бы встретилась надобность, защитить его от такого поругания. Я не буду молиться на латинский костел, но и не стану плевать на него. Если угодно, я простру мой "фанатизм" до того, что плюну на те изображения Будды, которые, говорят, привезли в нашу несчастную столицу благодаря трогательным заботам строителей идольского капища, среди коих есть даже некий князь, - плюну на эти бездушные вещи, чтоб выразить мое презрение к самой идее идолопоклонства, подобно тому как делали это св. мученики Христовы, как поступили наши предки - киевляне, бросившие Перуна в волны Днепра: но оскорблять вещественную святыню латинян я себе не позволю. Ведь многие их святыни могли бы быть и нашими святынями. Ведь изображение Господа моего Иисуса Христа, писано ли оно для латинян или для православных, напоминает мне не кого другого, как именно Его, моего и всего мира Спасителя. И такое мое отношение к инославной, латинской святыне - не будет недостатком ревности о православии с моей стороны, равно как и мой плевок на идолов Будды не будет фанатизмом в отношении к языческому предмету почитания...
Что такое в своей сущности фанатизм? Это есть искажение ревности по вере, ревности, лишенной разума и любви. Где нет разума, там является безумие; где нет любви, там живет ненависть. Я почту грехом кощунства, если позволю себе издевательство или кощунство над латинским распятием, и строго осужу латинянина, если он дерзнет оскорбить нашу святыню. В идее и у меня, и у него святыня одна и та же. Мы и должны оба относиться к ней разумно, хотя в исповедании веры не сходимся. Так, кажется, когда-то и было: латины, отбирая у православных их святыни, например, Ченстоховскую икону Богоматери, и сами почитали их за святыни. И в наших храмах немало икон и распятий, отобранных у латинян и чтимых в нашей Церкви. Другое дело - идолы: я не могу забыть слов Апостола Павла, что язычники, принося жертву идолам, бесам приносят жертвы, а следовательно, идол уже не простая кукла, по идее, а "бес", относительно которого Церковь, при самом крещении, нам заповедует: и дуни и плюни на него. Я не желал бы даже иметь пред своими глазами изображение его, всего того, что мне может напоминать этого врага Божия, и потому ненавижу идолов, плюю на них... Так рассуждаю я, православный архиерей. И мне всегда казалось, что западные христиане, гордящиеся своею культурой, всюду проповедующие гуманизм, терпимость и считающие нас варварами, некультурными дикарями, должны нам давать пример, если уж хотят удержать за собою репутацию культурных и просвещенных людей, пример терпимости в отношении к нашим православным святыням. Мы не оскорбляем и не можем, по нашим убеждениям, оскорблять их христианских святынь: пусть и они относятся к нашим православным святыням к нашей православной вере с такою же терпимостью, тем более что ведь они все пред нами хвалятся, будто лучше нас понимают дух христианства.
Увы! Чем дольше живешь, чем больше знакомишься с духом пресловутых западных христиан, тем больше разочаровываешься в них. И наоборот: чем глубже вникаешь в дух и сущность нашего святого православия, тем больше любишь его, любуешься его величием, духовною красотою, непорочною чистотою и от всего сердца благодаришь Бога, что родился православным, что с колыбели обладаешь этим неоцененным сокровищем, и исповедуешь, что воистину только наша чистая, богопреданная вера, при Божией благодати, ей содействующей, ее просвещающей, есть носительница в совершенстве заветов Христовых, воспитательница духа Христова в тех, кто носит на себе имя Христово.
И слава Богу за все это!
Минувшей весной в Г. Думе и в Г. Совете проходил закон о Холмской Руси. Положение этой древнейшей части Русского народа обсуждалось со всех сторон. Вопросы исповеданий, конечно, были также глубоко затронуты. И поверите ли, читатель? Пришлось ознакомиться с такими невероятными явлениями кощунства, изуверства со стороны латинян по отношению к православию, о коих не было возможности не только говорить с кафедры, но даже и излагать на бумаге всеми буквами... В рукописи во многих местах среди слов стояли точки, а по оставленным буквам представлялось читателю самому угадывать опущенные буквы... Думаю, этого довольно, чтобы понять, какою злобою, непримиримою ненавистью диктовались нетерпимые даже бумагою слова поношения латинян по отношению ко всему, что благоговейно чтится православными. Я могу удостоверить, что все эти кощунства засвидетельствованы в делах судебных учреждений того многострадального края, о коем шло дело в наших законосоставительных учреждениях. Я отметил у себя даже №№ этих дел. Каково же бывает искренно преданным сынам православной Церкви слушать все эти поношения! Я, конечно, не стану выписывать здесь тех обрывков непечатных слов, коими ревностные латины поносят наши святыни, но не могу, для иллюстрации не привести несколько примеров того издевательства над православными, на какое так щедры истовые "католики" по отношению к православным.
Известно, что нашу веру православную они называют "пся вера", собачья вера; говорят, что она - паршивая, произошла от куколя, который посеял ч..., а католическая - из пшеницы, которую посеял Бог. Она вонюча, как деготь... Православные священники - собаки, люциферы, кадят лошадиным пометом, "мируют" тем, что нахаркают и насморкают, причащают... нет, не могу повторить этого богохульства! Рука отказывается выписывать даже то, что изображено в судебных актах полными буквами!..
Но не словами только, но и делом проявляют свои издевательства латины. Так, один нанес кнутом удар в лицо православному священнику, другой направил лошадь прямо на несшего хоругвь крестьянина; там латины лают по-собачьи на православных, здесь пляшут под звон православных колоколов... В одной православной церкви, в великую пятницу нынешнего года, выкрали плащаницу и подменили ее... дохлою собакою!
Скажут, может быть, что все это - некультурные люди проделывали: с них нельзя строго и взыскивать. Но, во-первых, я вот о том-то и говорю, что у нас, у православных, все это немыслимо, хотя мы сплошь "некультурные", а там руководящие слои, сливки общества считаются, по крайней мере среди поляков, людьми более наших интеллигентов религиозными, и могли бы воздействовать воспитательно на массы простых людей, но действуют, как известно, в обратную сторону, разжигая безумный фанатизм; во-вторых, разве "некультурные" люди травили лисицу в православном храме? Разве некультурный человек, например граф Тышкевич, засевал пшеницей место православного алтаря и не позволял православным даже осмотреть это место? Разве не представители западной культуры ставят православных в безвыходное положение, требуя отречения от православия, ради получения куска насущного хлеба? Допустят ли что-нибудь подобное наши простые крестьяне в отношении к латинам? Позволят ли себе, например, стрелять в латинский крест, как стрелял один поляк в крест православный, приговаривая: "Говори, какой ты бог: русский или польский", а далее слова, коих я опять-таки не решаюсь здесь приводить?
И невольно думаешь: не в этой ли невозможности приводить в печати разные нестерпимые богохульства и кощунства латин и заключается их темная сила? Когда начинаешь говорить с людьми, не знающими дела, им просто кажется невероятным то, что говоришь. Мне самому казалось невозможным допустить, чтобы именующие себя христианами позволяли себе такие кощунства, казалось дотоле, пока я документально не убедился в подлинности показаний из документа официального происхождения со всеми ссылками на подлинные судебные акты. И мне невольно припомнился наш безбожник граф Толстой; никакая цензура не могла пропустить его богохульных выходок в печать; мы, верные сыны Церкви, читая их в подпольных изданиях, возмущались ими, ужасались, страшась гнева Божия не только на богохульника, но и на тех, кто имеет у себя его богохульные писания, а большинство русских людей, слепо покланяющихся его художественному таланту, вовсе не зная о его богохульствах, удивлялись нам, за что мы его осуждаем, за что Церковь отлучила его от общения с собою. Когда же мы указывали им, в словесных объяснениях, на богохульные выходки изувера-графа, нам не верили, готовы были обозвать нас клеветниками на графа. Явилась, наконец, известная брошюра миссионера И. Г. Айвазова: "Кто такое граф Толстой?" Но цензура ее конфисковала и сожгла, как содержащую в себе богохульства, а автора едва не сослали в Сибирь... Спасло его, кажется, только то, что брошюра предварительно напечатана была в "Церковных Ведомостях": для мирских представителей правосудия стало ясным, что повторение некоторых - и то только некоторых - хулений Толстого, с целию их изобличения, не есть богохульство. Тем не менее брошюра и теперь запрещена, хотя лучшего, отрезвляющего поклонников Толстого средства едва ли можно найти... Вот тоже могло бы случиться, если бы кто выбрал из упомянутых выше актов издевательства и кощунства латин, а поискать - так найдется немало издевательств над православием и у баптистов, молокан, вообще лютеран и всяких сект рационалистических, и кто напечатал бы их с целию обличения; его несомненно привлекли бы к ответственности, а его брошюру сожгли бы, несмотря на всю свободу печати...
Не то, не то, к счастию нашему, мы видим в нашем православном народе. Я не говорю уже о веротерпимости нашей власти в отношении ко всем исповеданиям: Невский проспект тому доказательство. Лучшая улица столицы украшена храмами всех исповеданий христианских: тут и армянские, тут и католические, тут и реформатские церкви... А наши храмы, за границей, говорят, кроются где-то в предместьях и переулках... Я хочу сказать, что в простом нашем народе веротерпимость его прямо поражает беспристрастных иностранцев. Мне приходилось слышать от сих последних удивление: как наш народ радушно и гостеприимно встречает иноверцев, коим приходится искать ночлега в деревне. Не только приют дадут, но и позаботятся: сыт ли гость дорогой, да и что он кушает. "Знаю, - говорил мне один англичанин, - что у вас пост, да еще Великий; не только мяса, но и молока не едят; а мне предлагают: "Ты скажи, что кушаешь? Не хочешь ли, курочку для тебя приготовим... Правда, у нас пост, ну а по твоей вере, видно, не грешно - кушай на здоровье!" И это говорят те, которые и в мясоястие сами-то курочек не кушают никогда. Станут ли эти рабы Божии издеваться над латинским распятием, над костелом, кирхой и под.? В Западной Европе, да и в Америке, даже нам, архиереям, не везде удобно показаться в своем духовном своеобразном одеянии, а у нас и латинские патеры, и даже татарские муллы ходят свободно, и никто не позволит себе ни малейшей шутки над ними. В пресловутой Финляндии плюют на нас, на духовных: слыхано ли что-нибудь подобное у нас на Руси в отношении к инославным духовным лицам?.. И достойно особенного внимания вот что: в то время, как инославные смотрят с пренебрежением на нас, с какою-то брезгливостью духовной, как на еретиков, мы, православные, смотрим на них с снисходительной любовью, как на заблуждающихся: "Не ведят, что творят!" Не знают истины, а если бы познали, если бы захотели познать, то давно бы стали православными.
Итак, кто же культурнее? Кто глубже воспринял дух Христова учения: мы или они, гордые своею просвещенностью, своим прогрессом, европейцы? И стоит ли нам, владея таким сокровищем, как наше православие, гоняться за их культурой? Не следует ли нам ревностнее приняться за изучение и усвоение того сокровища, какое нам Бог дал с колыбели, но коего мы, к стыду нашему, не знаем во всей его духовной красоте и благодатной силе даже доселе?
А ведь если глубже вдуматься в дело, то окажется, что вся эта ненависть, все это презрение культурного европейца и обращены именно на православие: за православие не принимают в свою семью европейцы и наших братьев по вере - славян: ведь и поляки, и чехи, и др. народцы славянские, изменившие православию, давно считаются народами культурными, а вот мы, русские, болгары, сербы, даже греки - уж, кажется, на что еще древнее, по культуре, народ? - мы все за то, что мы православные, считаемся среди европейцев за каких-то полудикарей, коих, видите ли, надо еще просвещать, в веру христианскую обращать, и вот латины хотят нас обратить к папе римскому, а лютеране - к своему Лютеру... Они не понимают, не могут понять, что в православии лежит основа новой, им неведомой культуры, заключаются начала нового или, лучше сказать, древнего христианского миропонимания и миросозерцания в области как догмата, так и нравственного учения. И в то время, как у них, западных, все основано на началах человеческой правды, началах юридических, у нас - все строится на началах нравственных, Божественных. Оттого все у них пропитано, в самых основах своих, гордынею и самоценом, а у нас, - все зиждется и расценивается началом смирения и духом любви во имя Христово.
Апостол Павел говорит о тайне беззакония, которая уже совершается в мире. Кто инициатор этой тайны, этой гибельной деятельности ее? Конечно, сатана, исконный враг Бога и людей. Человеконенавистник и человекоубийца искони, он питается злобою и ненавистию и всюду сеет их, обольщая людей якобы ревностью о вере, о правде, о благе людей. Известно из слова Божия, что первый грех сатаны - его гордыня. Ею он стремится заразить и людей. И конечно, там, где царит в душах гордыня, там не может быть духа христоподражательного смирения, там нет и духа любви, Христом заповеданной. По сим признакам мы можем познавать: от духа ли Христова исходит эта мнимая ревность о вере, выражающаяся в фанатическом издевательстве инославцев над нашими святынями, над нашею верою? Не деется ли и тут тайна беззакония, Апостолом усмотренная, и не смеется ли враг рода человеческого над теми, именуемыми христианами, ослепляя их ненавистью в чистой истине Христова учения и не допуская познать ее, а напротив стараясь отвратить от нее, если возможно, самых ее исповедников? И вот, вместо того чтобы идти к язычникам и магометанам, чтобы проповедать им Христово учение, латины и всякого рода протестанты спешат посылать к нам своих миссионеров, будто мы язычники, и воображают, будто великое дело делают, совращая православных в свои заблуждения...
Если бы эти неразумные ревнители своих верований строже в своей совести отнеслись к своим поступкам, ко всему своему поведению в отношении к православию, то - кто знает? - может быть, совесть пробудила бы в них и дух смирения, и они стали бы способны восприять и дух православия и полюбили бы нас как братьев и рядом с нами стали бы на борьбу с деятелем тайны беззакония. А теперь, увы, они не во имя Христово работают, понося наше святое православие, и, повторяю, только себя унижают в наших же глазах, ибо нам-то видно ясно, чьим духом руководятся они...
I
Я закончил свой дневник о том - "Кто культурнее: они или мы?" и уже послал рукопись в редакцию, когда мне пришлось прочитать в одной рукописной автобиографии половины прошлого века следующие строки:
"Да, большой недостаток в русском высшем обществе, что там мало ценят милость Божию, что родились в православном исповедании. То, что человеку с прекрасными качествами, благородством и ученостию, но родившемуся в католичестве или протестантстве, еще потребно изучать, познавать, углубляться и разбирать, то православный уже имеет без всяких усилий, внедренное в сердце своем, всосанное с молоком матери своей, как бы сросшееся с ним и приобретенное без всяких трудов и усилий. Но, видно, правду говорят, что то, что получено без всяких трудов и усилий, то так мало и ценится! Если бы этим началам православия давали развиваться и укореняться, каких бы они не принесли благодатных плодов! Но они оставляются пренебреженными, засариваясь разным хламом лжемудрований, лжеумствований, ложных мнений; человек между тем узнает, что есть христианские же религии, которые смотрят снисходительнее на слабости человеческие и даже потворствуют им, не стесняют ни долгими молитвами, ни постами, ни воздержанием порывов плоти и крови; и вот, рожденный, но не укачествовавшийся в православии, соблазняется мнениями, чуждыми православию, наконец становится равнодушным к религии своей - дотоле, пока милующая Десница Всевышнего не образумит его своими наказаниями".
Это пишет человек светский, офицер, воспитанный в среде светского общества того времени и видевший главную причину зла в том, что у них, т.е. в этом обществе, было так много гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, что дядя автора говаривал: "Когда это моя Европа разъедется?.."
Прошло с того времени, о коем говорит автор, сто лет, но "мадамы и мамзели", гувернеры и гувернантки-иностранки не составляют ли и теперь необходимой принадлежности в деле воспитания детей нашего не только интеллигентного, но и полуинтеллигентного общества? Не говорю уже о дворянских семьях: даже у купцов, которые сами нигде не учились, из мужичков вышли, около их детей увиваются уже француженки и немки, а иногда и англичанки: без новых языков, видите ли, обойтись нельзя, а им выучиться без этого рода педагогов очень трудно, и вот ребенок в самом золотом расцвете детства отдается на руки этим "европейцам" ради того только, чтобы была использована его в высшей степени восприимчивая память для изучения чужих языков... Родители не понимают, какою дорогою ценою они покупают легкость для их дитяти изучения иностранных языков; они не понимают, что, сами того не сознавая, поручают этим чужим людям не только разрушать некие малые зачатки православного миросозерцания, но незаметно, может быть, даже бессознательно, - кто поручится, что в иных случаях и сознательно? - строит в детской душе неправославное миросозерцание? Если русская безграмотная няня имела и без сомнения имеет и теперь такое великое значение в воспитании Пушкиных и др. великих русских людей, то как отрицать влияние на весь слагающийся строй души ребенка всех этих мамзелей и мадам?.. Не они ли первые, повторяю, может быть, непроизвольно, первые закладывают в душе будущего нашего интеллигента семена преувеличенного уважения ко всему западному, неправославному и пренебрежения к родному, православному? Не вследствие ли общения с ними наши дети еще с отрочества начинают пренебрежительно относиться к заветам старины родной? Хорошо, если сами родители строго держатся этой старины, как, например, держались ее родители автора вышеприведенной выписки. Вот что говорит он в своих записках: "У покойного деда моего всегда производилась на дому служба весь Великий пост, даже без священника, который приглашался только на первую и страстную седмицы, на все годовые праздники, во дни нарочитых святых и на все воскресные всенощные; мой отец, не желая изменять порядка своего отца, имея уже и детей, также три недели справлял службы Великим постом и все праздники. Так дошло и до меня. Прочие братья и сестры этого уже не помнят: они были очень малы, а я обыкновенно читал сам вечерни, повечерия, полунощницы и утрени дома, при крестах, и в церкви часы, а бабушка почти каждый день заезжала к матери, возвращаясь от обедни из Лебяжского Троицкого монастыря, в котором она и погребена". Но то было почти сто лет назад; теперь едва ли найдешь такую семью не только в высших сословиях, но и в купеческом и мещанском. И растут детские души вне той духовной атмосферы, которая называется церковностью, и обвевают их другие веяния. Церкви чуждые, ложатся на нежное детское сердце другие впечатления, незаметно, но прочно создается другое миросозерцание.
II
Дети! Какое бесценное сокровище вручает нам Бог в лице малых сих! Не напрасно детские души называются ангельскими: из св. купели крещения наши дети выходят чистыми, чуждыми греха прародительского, невинными существами. Вспомните слово Христово: "Если не будете и сами как дети, то не внидете в царствие небесное". Ведь о детях Господь сказал и сие: "Ангелы их всегда видят лице Отца Моего Небесного". Где дети, там и Ангелы Божии. Как же должно беречь это сокровище - детскую душу!..
А мы что с нею делаем? С первых шагов сознательной жизни, лишь только ребенок начинает лепетать, мы спешим отдать его на руки людям, чуждым нам и по духу, и по языку, и по всему их нравственному миросозерцанию. Дитя еще не научилось как следует называть окружающие его предметы, как в его невинную головку уже засевают французские, немецкие, английские фразы. Родители не хотят подумать хотя бы о том, что русское дитя ведь при таких условиях и мыслить будет не по-русски... Покойная Анна Феодоровна Аксакова в своих умных, философски обдуманных беседах не раз мне жаловалась, что затрудняется "думать по-русски": с детства привыкла говорить по-немецки и думать по-немецки.
Случалось, что эта высокообразованная русская женщина не без труда подыскивала русские слова для выражения какого-либо отвлеченного понятия в области предметов возвышенных. Но она не виновата, что ее отец жил большею частию за границей, в Германии, хотя надо ему честь отдать: знал в совершенстве русский язык и умел воплощать в нем свои чудные поэтические произведения.
Имею основание, и кроме общих суждений, сказать, что иностранцы, допущенные к нашим детям, вредят и самому главному - они незаметно посевают в них свои религиозные воззрения. Понятно, что атеист не может говорить о Боге с должным благоговением. Но так же понятно, что фанатичная католичка найдет и время, и случай внушить ребенку свои понятия о чистилище, о непорочном зачатии; она с деланным благоговением говорит ему о "святом отце", о "сердце Иисусове" и пр. Хорошо, если умное дитя спросит своих родителей: как относиться к таким непрошеным урокам? А если не спросит?.. Невольно задумываешься над вопросом: что это значит, что даже коренные русские семьи, вроде купцов Абрикосовых, вдруг ни с того ни с сего ушли в латинство? Кто их подготовил к сему? О, конечно, патеры-иезуиты не упускают случая поймать в свои сети наших младенчествующих в вопросах богословия интеллигентов; но впереди патеров, очень вероятно, шли усердные их послушницы - мадамы и мамзели. С давних пор наше купеческое сословие отличалось от других интеллигентных сословий большею религиозностью; правда, в последнее время и оно пошло за интеллигентами из других, отравленных иудейской печатью, сословий, и даже в иных случаях опережает их; а все же в среде купеческих семей можно еще встретить людей, искренно верующих в Бога, не забывающих и единого на потребу. И вот сюда устремляют взоры латинские пропагандисты, здесь ищут себе поживы... Как же надобно беречь детей от этих алчных взоров, от всяких гувернеров и гувернанток, мадам и мамзелей, бонн и репетиторов!
Меня поражает эта преступная беспечность - не говорю уже о вере, о спасении души, а хотя бы только о благе своей родины, о том, чтоб чужеземцы не захватили в свои руки то, что веками скопляли отцы наши, не заставили нас быть батраками на них, не издевались над нами, как над глупыми, презренными неграми, из которых можно делать все, что им будет угодно! А ведь если мы будем так беспечны и вперед, то недолго и до этого... Нашей интеллигенцией будто какой-то гипноз овладел: вот, непременно, во что бы то ни стало быть европейцами, во всем походить на них, усвоить их идеалы, их формы жизни, их языки, даже их, платье, манеры, привычки... А того не видят люди русские, что европейцы только смеются над этим, только презирают нас еще больше, как париев, как некультурных дикарей. И особенно это на руку заклятым врагам Христовым - иудеям и масонам: они руки потирают от радости, им это-то и нужно. И всеми мерами они стараются содействовать этому гипнозу, всего больше боятся, как бы не очнулись русские люди, не вспомнили заветов предков своих благочестивых. И вот, захватив в свои руки печать, они всячески внушают, что этот гипноз есть явление в высшей степени отрадное, как признак культурности, прогресса, победы над мракобесием, торжества цивилизации... Что мы - невежды, что мы во всем, решительно во всем отстали от Европы, что стыдно нам быть православными, что христианство "сыграло свою роль в истории, отжило, умирает", - все это изо дня в день, под разными видами, внушается иудейской печатью, впитывается в мозги нашей модничающей интеллигенции, как неоспоримая аксиома, против которой могут спорить только глупцы... Чем все это грозит нам в самом близком будущем? Русские люди, опомнитесь! Стыдно и непростительно грешно так унижать себя, так позорить изменой родным заветам старины, родной Церкви, родному народу! С недоумением смотрит он, этот народ, на ваши "барские причуды", с сожалением - на ваши заморские выдумки, с глубокою скорбью вздыхает, когда видит ваше богоотступничество, и жалуется Богу, когда вы пытаетесь и его совратить на свой путь погибельный... Ведь он все ждал, что вы пойдете впереди его по завещанному ему историей и Божьим Провидением пути, что как люди, более его наукою просвещенные, поведете его за собой, а вы поклоняетесь Ваалу и идете путем служителей Молоха... Горе вам, когда народ потеряет всякое к вам доверие, когда среди вас не найдется достойных сынов Руси веков минувших! Вы теперь стремитесь развратить его духовно: он не замедлит, восприяв в свое сердце яд духовного развращения, ниспасть и в разврат телесный, превратиться в такого зверя, какого мир еще не видел, какого история человечества еще не знала...
И вы первые - помните это! - первые погибнете в когтях этого лютого, беспощадного зверя!
"Мои дневники"
|
