Архиепископ ФЕОДОР (Поздеевский)

Из воспоминаний о вл. Феодоре

Не многие знали, что владыка Феодор был не только строгим монахом и аскетом — были и другие стороны его души. Несмотря на замкнутый и скорее строгий вид, душа его была полна любви, жалости и сострадания к человеческим немощам и скорбям. А сколько их было в те страшные, кровавые годы!

И вот об этой стороне его души приведём краткий отрывок из книги «Отец Арсений»:

«Не в скиту или в уединённой келии шёл Михаил к Богу, а в сутолоке жизни, в грязи её, в ожесточённой борьбе с окружающими его силами зла, атеизма, богоборчества. Духовного руководства почти не было, были случайные встречи с тремя-четырьмя иереями и почти годовое радостное общение с владыкой Феодором, постригшим Михаила в монашество, а далее два-три коротких письма от него и неистребимое, горячее желание идти к Богу.

О. Арсений видел, что не только не отступил Михаил от предначертанного пути, на который направлял его владыка Феодор, а далеко, далеко прошёл по этому пути, опередив и превзойдя своих наставников.

Но заслуга великая и наставника направить своё духовное чадо на истинный путь спасения».

Душа владыки Феодора, сострадающая, любящая и милующая, особенно ярко проявляется в воспоминаниях свящ. Сергия Сидорова, расстрелянного в 1937 г. в Бутово, под Москвой.

Он пишет: «В первый раз я увидел владыку Феодора поздней осенью 1915г. в Сергиеве. Туманы окутывали белым облаком Успенский собор и митрополичьи покои. В академии кончалась всенощная. Богомольцы, скользя по мокрому снегу, спешили к воротам. Я задержался у могилы И. Аксакова, ожидая моих спутников, когда ко мне подошёл высокий монах в очках и бархатной скуфье и сказал: «Вы не от М.А. Новосёлова? — Да, я знаком с ним. — Я прошу вас, передайте это, пожалуйста, по адресу д.10, кв.7 улица …, только не смотрите, что в этом узле и конверте и не говорите, что это от меня. «Владыка, как я рад», — услышал я голос Дурылина, подходившего к нам. Он познакомил меня с епископом Феодором, который пригласил нас к себе и накормил прекрасным ужином.

После посещения владыки я исполнил его поручение. В доме 10 жило несчастное семейство паралитика, была грязь и ужас голода. Я не знаю содержание узла, переданного владыкой несчастным, но, когда передавал конверт, они раскрыли его, и из него выпали 200 рублей. С этого времени я стал частым посетителем знаменитого тогда главы «реакционного духовенства» — епископа Феодора, ректора МДА, и сделался пламенным почитателем его. Я не разделял многие его взгляды, но, созерцая подлинную, скрытую от других доброту, слушая его мудрые речи, проникнутые горячей любовью к божественным творениям, я познал в его келии суть подлинного Православия.

После 1917 г. владыка Феодор был уволен на покой в Данилов монастырь, где началась его слава, слава первого праведника, охраняющего Церковь от мятежных мирских течений. В 1918 г. я был на богословских курсах, на которых преподавал епископ Феодор.

Как-то я провожал владыку до Храма Спасителя, он должен был сесть на трамвай. Стояла жаркая весенняя погода. Лучи солнца горели на главах Храма Христа Спасителя, они казались раскалёнными шарами, несущими зной на шумную суету Москвы. На пыльных тротуарах вереницы людей ждали хлеба, и текла жизнь, властвовал голод. Какой-то старик, с убогими клочками седых волос, бритый, с выпуклыми остановившимися глазами, жадно следил за выдаваемым хлебом. У владыки была булка, и он дал ему. Старик рванулся и бросился целовать руку Преосвященного Феодора, но владыка её насильно отдёрнул, а тот склонился перед ним почти до земли.

Старик смешался с очередью, а я спросил у владыки, знает ли он его.  «Как же, это сумасшедший чиновник Пётр Фёдорович Спицын, его я хорошо знаю. Он юродствует давно в Москве. Знаете, чтобы понять сущность Православия, надо его изучать не по книгам и учёным трудам, а в близком общении с людьми забытыми, презираемыми миром, с юродивыми, странниками, с сумасшедшими, даже с преступниками.

Особенно это общение полезно пастырям. Узнав ближе отверженных миром людей, пастырь поймёт, что, в сущности, эти люди гораздо ближе ко Христу, чем он, потому что грешные, сознавая своё падение, любят Господа, прощающего и милующего их. Православие — религия жалости и смирения, жалеть надо грешников и сознавать свои грехи. А это чувство даётся при соприкосновении с миром отверженных и убогих».

Я вспоминал, слушая слова епископа Феодора, митрополита Филарета, который также любил искать и находил людей, забытых жизнью, духовный облик владыки стал мне ещё ближе. Кроме уважения к его уму и сердцу, я почувствовал трепет его души, светлой, чистой, приобщённой к истокам Православной веры.

Поразительно смирение владыки Феодора, этого властного администратора академии, человека, влияющего на целый ряд иерархов нашего времени.

В Даниловом монастыре на покое в тесной комнате жил архимандрит Симеон, лишённый действия рук и ног. Архимандрит Симеон (в миру Михаил Холмогоров) в 1905 г. был инспектором Тамбовской семинарии. Во время революционных событий один из студентов совершил покушение на ректора семинарии, архимандрита Феодора. О. Симеон успел заслонить его собой, и пуля попала ему в поясной позвонок, навсегда парализовав нижнюю часть тела. С того времени епископ Феодор не оставлял своего спасителя. (В 1934 г. о. Симеон был арестован и умер в тюрьме). Владыка Феодор каждый день посещал больного и исполнял малейшее его пожелание.

Прошёл год, разразились бури ересей над Русской Церковью. Авторитет владыки Феодора особенно возрос среди оставшихся верными Православию. Наиболее почитаемые иерархи России, либеральные профессора — бывшие враги епископа Феодора, интеллигенты, простецы, видевшие в Церкви опору жизни, — все признали авторитет епископа, все преклонились перед его стойкой верой и неколебимыми убеждениями. В дни живоцерковья Данилов монастырь был светочем Православия, и к авторитету его настоятеля прислушивалась все православная Русь.

В 1923 г. я стал настоятелем Петропавловской церкви Сергиева посада, и тревоги прихода часто заставляли меня посещать владыку и советоваться с ним. Как-то, утешая меня, огорчённого клеветой, преосвященный Феодор рассказал мне о событиях, предшествующих его увольнению из Московской академии. Эти события особенно ярко открывают внутреннюю сущность гонений на него, поднятых либеральной прессой и профессурой в 1917 г. Вот его рассказ: — «В Сергиеве чрезвычайно много бесноватых. Много их подходит к святой Чаше. Как-то раз, когда я служил литургию в Академической церкви, я заметил, что кто-то упорно смотрит на меня злыми глазами. А когда причастники стали подходить к святой Чаше, среди них подошла девушка лет двадцати, и я узнал, что она дочь сергиев­ского старожила. Придя домой и став на обычное правило, я не мог молиться. Внутренний голос повелевал мне спасти несчастную от духа зла, который, как я ясно убедился в церкви, был в ней. Убеждение моё зиждилось только на особом, холодном и тусклом взгляде глаз девушки. Вела же она себя в храме благопристойно. На другой день я посетил её родителей и выяснил, что их дочь действительно больна, что она не может, молясь, читать «Богородицу» и на неё нападает тоска при Святом Причастии. Эти сведения убедили меня в том, что девушка бесноватая, и я стал усиленно о ней молиться и совершил над ней чин изгнания бесов. В день совершения этого чина с ней произошла разительная перемена по отношению ко мне. Раньше она относилась ко мне с полным доверием и любовью, а после молебна перестала совершенно бывать у меня и скрывалась в дальней комнате, когда я посещал дом её родителей. Они, по слухам, собирались покинуть Сергиев, а это, по моему мнению, могло её погубить, так как ей особенно покровительствовал преп. Сергий.

Как-то, проезжая вечером по Переяславке, я увидел её, несущую чемодан и направляющуюся к вокзалу. Я велел остановить карету, слез и, приказав ей сесть со мною, отвёз её домой. По дороге она спросила меня, отчего я не пустил её на вокзал, и уверяла, будто я был у неё утром и уговаривал уехать из Сергиева. Я тогда принял её слова за бред явно больной. Но едва только переступил порог комнаты, как услышал глухой смех и голос: «перехитрил я тебя, не борись со мной, а то я тебя выгоню отсюда». Я понял, что это голос тёмного духа, и, окропив крещенской водой комнату, заставил его умолкнуть. Заснуть, однако, в эту ночь не пришлось. Я всё время думал о несчастной девушке и начинал догадываться, что её слова о том, что я был у них, не бред больной, а действия тёмной силы. На другое утро я, вложив в панагию часть мощей преп. Сергия, отправился к больной. Дверь в их квартиру была отворена, никто не встретил в прихожей, и я прошёл прямо в комнату девушки. Она сидела на кровати, а против неё сидел мой двойник и убеждал её немедля покинуть Сергиев. Я, поражённый, остановился на пороге. Двойник обернулся ко мне и, указывая на меня девушке, сказал: «Этому не верь, это диавол. — Ты лжёшь!» — сказал я и дотронулся до него панагией. Двойник мой тотчас исчез и больше не тревожил девушку, которая оправилась совершенно от душевной болезни, мучившей её с 7-летнего возраста.

А меня через 2 месяца выгнали из ректоров академии и из Сергиева. Когда я переехал в Данилов, ночью я слышал голос: «Выгнал тебя из Сергиева, не спасай моих девушек».

«Отчего, владыка, — спросил я, — так много бесноватых в Сергиеве? — Я думаю, — отвечал он, — что в подвиге преп. Сергия заключалась особая черта борьбы с бесом, но есть указание на то, что эта борьба велась долго и упорно. Преподобный избрал место для прославления Бога, населённое тёмной силой, и раньше, чем построить монастырь, уничтожил демонов. Но ведь вы знаете свойства тёмных мест. Они становятся ещё страшнее, ещё темнее, когда колеблется сдерживающая их святыня».

Мы расстались. Вскоре после нашей беседы епископ был арестован, и я его больше не видел»

«Православная жизнь», №9(549), сентябрь, 1995.