Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

ГЕФСИМАНИЯ

Cм. текстология Нового Завета.

Гофштеттер И. Тайна Гефсиманской ночи / Путь.— 1938-1939.— № 58 (ноябрь-декабрь-январь).— С. 36—43.

ИИСУС И ЕВАНГЕЛИЯ

Согласно Мф и Мк, Г. - место, где Иисус молился в скорби и тоске перед арестом (Мф 26:36; Мк 14:32). Это слово является транслитерацией с дренееврейского/арамейского gat semene, «масличный пресс», что предположительно относится к оливковой роще на склоне Елеонской (Масличной) горы (Мф 26:30; Мк 14:26). Иоанн (18:1) говорит о саде за потоком Кедрон, неподалеку от Иерусалима. Лука пишет, что это событие произошло на горе Елеонской. Фактически все они указывают на одно и то же место. Согласно синоптическим Евангелиям, именно здесь, сразу после своего борения, Иисус был публично предан Иудой* и взят под стражу.

1.Гефсимания в Мф и Мк.

2.Гора Елеонская в Лк.

3.Предание о Гефсимании в Ин и Евр.

4.Историчность предания о Гефсимании.

1. Гефсимания в Мф и Мк.

Поскольку первый и второй евангелисты описывают происшедшее в Г. почти одинаково, фрагменты Мф 26:36-46 и Мк 14:32-42 будут рассмотрены вместе. Зависимость Матфея от второго Евангелия общепризнанна.

В последние 70 лет подход к предыстории описания событий в Г. Марком был порой весьма смелым и неожиданным (см. Feldmeier, 65-140; Holleran, 107-145). Многие ученые, пораженные повторением в повествовании Марка почти каждой детали, были убеждены, что в основе фрагмента 14:32-42 лежат два первичных источника (см., напр., Barbour, Holleran, Stanley). С другой стороны, тезис о том, что рассказ Марка представляет собой очень ранний, предшествовавший Мк элемент предания, нашел недавно новое подтверждение, хотя некоторые специалисты, наоборот, стали рассматривать эту сцену как почти в полном объеме результат творчества самого Марка. Дискуссии мало-помалу привели к своего рода критическому консенсусу. В то же время ряд независимых свидетельств, относящихся к этому преданию (см. ниже), предполагают его сложную историю (см. Метод анализа традиций).

В центре внимания Мф и Мк находится осуществляющееся раскрытие божественного замысла, о котором прежде говорилось в предсказаниях о Страстях (at. Предсказания о Страданиях и Воскресении Иисуса). Хотя в этих роковых событиях участвовали люди (напр., Иуда Искариот, Понтий Пилат*, еврейские руководители), главное действующее лицо здесь - Бог. Такое толкование основано прежде всего на молитве Иисуса как на стремлении познать Божью волю и подчиниться ей. Оно также присутствует в упоминании «чаши», означающей божественный суд (ср. Мк 10:38-39 и пар. Мф 20-22-23; Мк 14:27 и пар. Мф 26:31; Пс 75/74:8-9; Ис 51:17, 22; Иер 25:15-38; Иез 23:31-34), а также на «час», означающий определенное Богом время страданий Иисуса [Мк 14:41; Мф 26:45].

Помимо послушания Иисуса тему божественного замысла в этой перикопе Мк отражает сопряжение христологии Сына Человеческого и Сына Божьего. Понятие «Сын Человеческий» у Марка центрально в его изложении предсказанных страданий Иисуса (8:31; 9:12, 31; 10:33-34): «Сын Человеческий предан будет» было сказано в 9:31; а теперь: «предается Сын Человеческий в руки грешников» (14:41). Статус Иисуса как Сына Божьего Марк объявляет в 1:1, а затем его провозглашает Бог при Крещении* и Преображении* Иисуса (1:10-11; 9:7). Молитвенным обращением «Абба, Отче!» (14:36) Иисус подтверждает свою близость к Богу, свои отношения с Ним как Сына с Отцом. Примечательно, что это подтверждение звучит перед лицом страданий и смерти. Поэтому идею о «Сыне Божьем» у Марка следует понимать вопреки сказанному ранее «должно» (dei) страдающего Сына Человеческого. Как послушный Богу Сын, Иисус, Сын Человеческий, принимает смерть как исполнение Божьей воли (см. Смерть Иисуса).

С темой послушания Иисуса тесно связана тема несостоятельного ученичества*. Во втором Евангелии ученики* постоянно демонстрируют неспособность осознать, кто такой Иисус, а также смысл божественного плана искупления (напр., в 8:32; 9:32; 10:32). Теперь, когда Иисус в борении решает исполнить волю Божью, ученики по-прежнему демонстрируют непонимание тем, что они неспособны бодрствовать (а впоследствии - оставят Учителя, 14:50-52).

Особая близость Иисуса к Богу («Абба, Отче!», 14:36) выдвигает на передний план следующую, главную тему повествования, позволяющую ясно определить подразумеваемый смысл слова «чаша» в 14:36. Как показал Р. Фельдмайер (Feldmeier), Г. служит переломным моментом рассказа о страданиях Иисуса и жизни Сына Божьего. Здесь Иисус впервые сталкивается с молчанием Бога, с Его отстраненностью, которая найдет свое предельное выражение в восклицании на кресте об богооставленности (15:34). Следовательно, в Г. проявилось не столько страдание Иисуса перед лицом смерти, сколько Его страх перед тем, что Бог оставит Его. Едва ли можно было с большей остротой и пронзительностью показать человеческую природу Иисуса.

Отмечая, как Матфей передает повеление Иисуса ученикам в 26:36, «посидите тут (autou), пока Я пойду помолюсь», некоторые интерпретаторы указывают на возможность сознательной аллюзии Матфея на историю Авраама* и Исаака (ср. Быт 22:5). Там, в эпизоде, который обычно считается изображением глубокой веры патриарха, слуги Авраама получили такое же приказание. Если это предположение правильно, тем самым с еще большей силой подчеркнута вера Иисуса на пределе Его скорби.

Марк и Матфей подчеркивают, что слова и действия Иисуса в этом эпизоде носят характер увещевания. В своей молитве Он подает пример надлежащего ответа на эсхатологический вызов. В повелении Иисуса «Бодрствуйте!» сосредоточен весь смысл Его прощальных речей в обоих Евангелиях. У Матфея показано, что ученики обязаны бодрствовать подобно хозяину дома (24:42-44) и мудрым девам (25:13). У Марка эта взаимосвязь подчеркнута еще явственнее (ср. 13:5, 9, 23, 33-37), в частности посредством впечатляющего лексического параллелизма:

13:36 elthon... heure... katheudontas

прийдя... нашел... спящими

14:37 erchetai... heuriskei... katheudontas

возвращается... находит... спящими

14:40 elthon... heuren... katheudontas

возвратившись... нашел... спящими

Ясно, что страдания Иисуса - поворотный эсхатологический момент в истории искупления. В то же время эта сцена побудила учеников, которые тогда спали, бодрствовать, «стоять на посту» в преддверии последней скорби, после которой наступит конец мира (см. Апокалиптические учения; Эсхатология).

Наконец, можно заметить, что молитва Иисуса в обоих Евангелиях содержит аллюзии, помогающие верно ее истолковать. Так, версия Марка предполагает концептуальные заимствования из избранных плачей из псалмов (напр., Пс 42(41):9-11; 55(54):3-9; 61(60):1-3). Матфей в 26:37 переделывает Мк 14:33, заменяя ekthambeo (ужасаться), употребленное Марком, на lypeo (скорбеть); это представляет собой почти дословную цитату из Пс 42(41 ):6. В результате оба евангелиста дают типологический портрет Иисуса как Страдающего Праведника. В рассказе Матфея присутствует аллюзия и другого рода, описывающая молитву Иисуса в терминах, близко повторяющих молитву Господню (ср. 6:10 и 26:42; см. Молитва). Тем самым Иисус подает живой пример следования своему учению.

2. Гора Елеонская в Лк

Перед обсуждением значения фрагмента Лк 22:39-46 необходимо затронуть ряд текстологических проблем, а также вопросов критического рассмотрения источников (см. Текстология; Синоптическая проблема).

2.1. Подлинность стихов 22:43-44. Наличие или отсутствие этих двух стихов является ключевым вопросом для интерпретации всего эпизода. Текстуальные данные противоречивы, хотя очевидно, что пропуск этих стихов в целом ряде рукописей (напр., в р69 [вероятно] и р5 n [первый корректор], А, В, Т, W) не мог быть случайным. Некоторые современные интерпретаторы (см. Fitzmyer, 1443-1444; RSV) исключают указанные стихи, отмечая, что стихи эти не вписываются в синоптическое предание и плохо согласуются с контекстом, считая, что они добавлены позднее в целях христианского наставления. Другие исследователи, наоборот, придают особое значение их яркой выразительности, характерной для стиля Луки, что говорит о подлинности этих стихов в третьем Евангелии. Помимо (1) типичного для Луки языка (Green, 1988, 56-57), некоторые ученые отмечают также (2) частые сообщения Луки о явлениях ангела* (напр., Лк 1:11, 26; 2:13, 15; Деян 5:19; 7:30; 8:26; 10:3; 12:7), (3) его склонность к сравнениям («был пот Его, как капли крови», стих 44; ср., напр., 3:22; 10:18; 11:44; 22:31) и (4) к упоминанию о физических явлениях («как свет»), сопровождающих сверхприродные события (напр., Лк 1:20; 3:22; Деян 2:2-3; 9:18). Эти факты, наряду с тем, что наличие указанных стихов неотделимо от толкования всей сцены самим Лукой, ясно указывают на подлинность Лк 22:43-44.

Кроме того, нетрудно отыскать рациональную причину исключения этих стихов из ранних рукописей предания. Образ Иисуса в этом эпизоде оказался слишком человеческим - Он страдает, мучается, нуждается в помощи ангела (см. Евангелие Никодима, 20; J. В. Green, 1988, 56); именно поэтому стихи 22:43-44 могли быть опущены.

2.2. Проблема критического рассмотрения источников. Опирался ли Лука при написании этого рассказа только на параллельные места у Марка (14:26, 32-42) или он использовал какой-либо иной источник? В последние годы обозначилась тенденция придавать большее значение творческому использованию Лукой повествования Марка и соответственно меньшее - использованию другого предания (устного или письменного). (См. об этой сцене Fitzmyer, 1436-1439: рассказ Луки как «краткое изложение повествования Марка».) И действительно, многое в его рассказе о скорбной молитве Иисуса можно объяснить, как раз имея в виду творческое освоение Лукой материала Марка.

Однако обобщение такого рода следует признать слишком упрощенным, если вспомнить о следующих четырех обстоятельствах. Во-первых, лексические и синтаксические отступления в Лк от текста Марка трудно обосновать только ссылкой на его творческую переработку третьим евангелистом. Во-вторых, пропуск в рассказе Луки стихов Мк 14:33-34 проще всего объясняется его нелюбовью к дублетам - иначе говоря, решением Луки включить эпизод о скорби Иисуса (22:43-44) вместо сходного материала Марка, а не в дополнение к нему. В-третьих, в стихе 42 Лука передает содержание молитвы Иисуса языком молитвы Господней в том виде, как она записана в Мф 6:10: «да будет воля Твоя». Этих слов нет в молитве Господней, приведенной у Луки, нет их и в параллельном месте у Марка. Наконец, сами стихи 43-44 (у Марка параллели нет) свидетельствуют в пользу того, что Лука воспроизвел другое предание, нежели Марк. Итак, хотя вполне вероятно, что Лука опирался на повествование Марка, очевидно, что ему было доступно и другое, отнюдь не идентичное, предание (см. Green 1988, 53-58; Holleran, 170-198; Taylor, 69-72).

23. Значение для Луки сцены в Гефсимании. Главное в изложении этой сцены Лукой - роль Иисуса как образца для Его учеников. Эта тема вводится глаголом akoloutheo, в данном контексте означающим «следовать как ученик за учителем» (ст. 39). Этот эпизод располагается между двумя сходными фразами: «Молитесь, чтобы не впасть в искушение» (ст. 40) и «станьте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (ст. 46). Молится Иисус - должны молиться и они, Он встает - и им надлежит встать (ст. 45-46). Таким образом, у Луки эта сцена представляет собой как бы пример научения:

Иисус показывает ученикам средство, как выдержать испытание, - напряженную и смиренную молитву. Эта тема не единственная в данном пассаже повествования Луки о Страстях: в других местах можно также увидеть учеников вместе с Иисусом (22:24-30; 23:26-27, 49); у Марка об этом не говорится (ср. Мк 14:50-52, параллелей которого у Луки нет).

Огромное значение в сцене, изображенной Лукой, имеет тот факт, что все ее аспекты определяет предустановленная Богом необходимость страдания Иисуса и Его полная покорность Божьей воле. Подобной направленности отвечает и сдержанный стиль Луки, в частности, сжатость изложения. Упоминание об однократной молитве (в отличие от трехкратной в Мф и Мк) ярче высвечивает твердую решимость Иисуса быть послушным Богу. Если этот рассказ обрамляется указаниями Иисуса ученикам, то его центральным моментом является общение Иисуса с Богом (молитва в скорби и принятие Божественной помощи). Впрочем, эти мотивы звучат на протяжении всего повествования (о необходимости (dei) смерти Иисуса см., напр., 22:19-20, 22, 37; 24:26); о смиренном принятии Им своего предназначения - 22:15-18; 23:27-31, 46).

Лука хочет представить эту сцену как космическую битву. Об этом говорит употребление им в 22:44, 46 слова peiramos, обозначающего борьбу с сатаной (ср. 4:13; 8:13), а также упоминание о помощи ангела. В сущности страдания Иисуса несут на себе печать сверхприродного столкновения (см., напр., 22:3, 28, 31, 53), хотя ясно, что ключевой момент борьбы - события на земле.

Ряд исследователей сочли этот эпизод центральным элементом намерения Луки изобразить страдания Иисуса как мученичество (см. Barbour). Доводы в пользу такого заключения подкрепляются тем, что в мученических актах мученики обычно представлены как примеры для подражания. С другой стороны, рассказ Луки о молящемся в страданиях Иисусе не имеет параллелей в мартирологической литературе, где навстречу смерти идут с радостью, а, напротив, находится в очевидном напряжении по отношению к этой литературе.

Другое прочтение этого повествования предполагает, что Лука стремится уподобить Иисуса страждущему Рабу Господню у Исаии (Green, 1988). Согласно этой точке зрения, необходимость страданий Иисуса, избрание Его для этого подвига, Его послушание Богу и получение помощи от укрепляющего Его Божьего вестника следует читать на фоне текстов Исаии о Рабе Господнем (см. в особенности Ис 41:10; 42:1, 6; 49:5; 50:5-9; 52:13-53:12). То есть изображение Лукой Иисуса, молящегося на горе Елеонской, имеет целью доказать, что Он должен принять страдание, дабы исполнить миссию Раба Господня.

3. Предание о Гефсимании в Ин и Евр

Четвертый евангелист не повествует о сцене в Г. как таковой, но обнаруживает знакомство с этим преданием. В Ин 18:1-2 Иисус и Его ученики выходят «за поток Кедрон, где был сад», а в Ин 18:11 Иисус упоминает о «чаше», которую дал Ему Бог и которую Он должен испить. Оба элемента рассказа созвучны синоптическому преданию. Кроме того, в Ин 17:1-18 Иисус изображен молящимся как раз перед тем, как Его возьмут под стражу.

Однако в этом контексте очень важное значение имеет молитва Иисуса в 12:27-29. Во фразе «Отче! Избавь Меня от часа сего» (ст. 27) знаки препинания ставились по-разному: она оформлялась либо как предположение в виде вопроса (RSV, NIV), либо как мольба (NEB). Но так или иначе, поскольку ст. 27а выражает страдание и тревогу (ср. Пс 6:3-4; 41/42:6; Мк 14:34), очевидно смятение Иисуса. Здесь сливаются воедино несколько важных для Иоанна тем: исполнение Иисусом своего служения и, следовательно, Его послушание Богу; «час» как время смерти Иисуса - кульминационная точка той миссии, для которой Сын был послан в мир; и явное истолкование смерти Иисуса как прославления и возвеличения (ср. 12:23, 32; см. Смерть Иисуса; Слава).

В своем стремлении показать первосвященническое достоинство Иисуса автор Евр использует материал, близкий к преданию о Г. Такой вывод следует из того обстоятельства, что сцена в Г. - единственный рассказ в канонических Евангелиях, сходный с изображением Иисуса, молящегося «с сильным воплем и со слезами... могущему спасти Его от смерти». Кроме того, можно отметить: 1) сходство между Лк 22:43-44, Ин 12:27-29 и Евр 5:7: Иисус молится, и Он услышан; 2) указание в Ин 12:27 и Евр 5:7 на то, что Бог спасает Иисуса; 3) упоминание в Лк 22:44 и в Евр 5:7 о Его слезах. Поэтому очевидно, что стих Евр 5:7 представляет собой очень раннее христианское осмысление повествования о Г.

4. Историчность предания о Гефсимании

Историчность рассказа о скорби и тревоге Иисуса во время молитвы в Г. не раз подвергалась сомнению: в первую очередь указывалось на невозможность свидетельства о ней спящих учеников. На этом основании ряд исследователей пришли к мысли, что эта сцена была включена в Евангелия под влиянием мартирологической литературы; другие утверждали, что в ней отражено раннее осмысление ВЗ (см. в особенности Пс 22/21:20; 31/30:9-10, 22; 42/41:5; 69/68:1-2). Но как отмечалось выше (п. 2.3), эта сцена является противоположностью актов мучеников, герои которых идут на смерть с радостью. Не следует недооценивать влияние ВЗ на выбор языка и образов этого рассказа в плане его богословского истолкования; однако убедительных доводов в пользу того, что предание о Г. зародилось из псалмов, не найдено (Barbour; Dunn, 18-19).

Если учесть наличие нескольких независимых друг от друга свидетельств об этом эпизоде (Мф-Мк, Лк, Ин, Евр), то раннее происхождение рассматриваемого предания не подлежит сомнению. Подлинность его исторической основы подтверждают и другие данные. Во-первых, рассказ слишком ярко подчеркивает слабость Иисуса, чтобы считать, что он возник из ничего. Во-вторых, как и последующее бегство учеников, о котором говорят Матфей и Марк, несостоятельность учеников в этой сцене вряд ли могла зародиться в древнем предании. С другой стороны, некоторые исследователи утверждали, что сон учеников больше служит богословским задачам, чем описанию молитвы Иисуса, поскольку выдвигает на передний план ясное понимание Иисусом своей задачи в противоположность косности учеников. Такое направление аргументации еще более поддерживает историчность скорбной молитвы Иисуса. Наконец, можно отметить появление слова «Абба» в Мк 14:36, которое возвращает нас к «подлинной речи и языку самого Иисуса» (Dunn, 20).

См. также Повествование о Страданиях и Воскресении Иисуса; Смерть Иисуса; Суд над Иисусом.

Библиография. R. S. Barbour, «Gethsemane in the Tradition of the Passion», NTS 16 (1969-70) 231-51; J. D. G. Dunn, Jesus and the Spirit: A Study of the Religious and Charismatic Experience of Jesus and the First Christians as Reflected in the New Testament (Philadelphia: Westminster, 1975); R. Feldmeier, Die Krisis des Gottessohnes: Die Gethsemaneerzahlung ah Schlussel der Markuspassion (WUNT 2:21; Tubingen: J.C.B. Mohr [Paul Siebeck], 1987); J. A. Fitzmyer, S.J., The Gospel according to Luke, vol. 2 (AB 28A; Garden City, NY: Doubleday, 1985); J. B. Green, The Death of Jesus: Tradition and Interpretation in the Passion Narrative (WUNT 2:33; Tubingen: J.C.B. Mohr [Paul Siebeck], 1988); idem, «Jesus on the Mount of Olives (Luke 22:39-46): Tradition and Theology», JSNT 26 (1986) 29-48; J. W. Holleran, The Synoptic Gethsemane: A Critical Study (Rome: Gregorian University, 1973); D. Senior, C.P., The Passion of Jesus in the Gospel of Matthew (Wilmington, DE: Michael Glazier, 1985); D. M. Stanley, S.J.Jesus in Gethsemane: The Early Church Reflects on the Suffering of Jesus (New York/ Ramsey: Paulist, 1980); V. Taylor, The Passion Narrative of St. Luke: A Critical and Historical Investigation (SNTSMS 19; Cambridge: University Press, 1982).

J. B. Green

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова