ГЕФСИМАНИЯ
Cм. текстология Нового Завета.
Гофштеттер И. Тайна Гефсиманской ночи / Путь.— 1938-1939.— № 58 (ноябрь-декабрь-январь).— С. 36—43.
Согласно Мф и Мк, Г. - место, где Иисус молился в скорби и тоске
перед арестом (Мф 26:36; Мк 14:32). Это слово является транслитерацией с
дренееврейского/арамейского gat semene, «масличный пресс», что
предположительно относится к оливковой роще на склоне Елеонской (Масличной) горы
(Мф 26:30; Мк 14:26). Иоанн (18:1) говорит о саде за потоком Кедрон, неподалеку
от Иерусалима. Лука пишет, что это событие произошло на горе Елеонской.
Фактически все они указывают на одно и то же место. Согласно синоптическим
Евангелиям, именно здесь, сразу после своего борения, Иисус был публично предан
Иудой* и взят под стражу.
1.Гефсимания в Мф и Мк.
2.Гора Елеонская в Лк.
3.Предание о Гефсимании в Ин и Евр.
4.Историчность предания о Гефсимании.
1. Гефсимания в Мф и Мк.
Поскольку первый и второй евангелисты описывают происшедшее в Г.
почти одинаково, фрагменты Мф 26:36-46 и Мк 14:32-42 будут рассмотрены вместе.
Зависимость Матфея от второго Евангелия общепризнанна.
В последние 70 лет подход к предыстории описания событий в Г. Марком
был порой весьма смелым и неожиданным (см. Feldmeier, 65-140; Holleran,
107-145). Многие ученые, пораженные повторением в повествовании Марка почти
каждой детали, были убеждены, что в основе фрагмента 14:32-42 лежат два
первичных источника (см., напр., Barbour, Holleran, Stanley). С другой стороны,
тезис о том, что рассказ Марка представляет собой очень ранний, предшествовавший
Мк элемент предания, нашел недавно новое подтверждение, хотя некоторые
специалисты, наоборот, стали рассматривать эту сцену как почти в полном объеме
результат творчества самого Марка. Дискуссии мало-помалу привели к своего рода
критическому консенсусу. В то же время ряд независимых свидетельств, относящихся
к этому преданию (см. ниже), предполагают его сложную историю (см. Метод
анализа традиций).
В центре внимания Мф и Мк находится осуществляющееся раскрытие
божественного замысла, о котором прежде говорилось в предсказаниях о Страстях
(at. Предсказания о Страданиях и Воскресении Иисуса). Хотя в этих роковых
событиях участвовали люди (напр., Иуда Искариот, Понтий Пилат*, еврейские
руководители), главное действующее лицо здесь - Бог. Такое толкование основано
прежде всего на молитве Иисуса как на стремлении познать Божью волю и
подчиниться ей. Оно также присутствует в упоминании «чаши», означающей
божественный суд (ср. Мк 10:38-39 и пар. Мф 20-22-23; Мк 14:27 и пар. Мф 26:31;
Пс 75/74:8-9; Ис 51:17, 22; Иер 25:15-38; Иез 23:31-34), а также на «час»,
означающий определенное Богом время страданий Иисуса [Мк 14:41; Мф 26:45].
Помимо послушания Иисуса тему божественного замысла в этой перикопе
Мк отражает сопряжение христологии Сына Человеческого и Сына Божьего. Понятие
«Сын Человеческий» у Марка центрально в его изложении предсказанных страданий
Иисуса (8:31; 9:12, 31; 10:33-34): «Сын Человеческий предан будет» было
сказано в 9:31; а теперь: «предается Сын Человеческий в руки грешников»
(14:41). Статус Иисуса как Сына Божьего Марк объявляет в 1:1, а затем его
провозглашает Бог при Крещении* и Преображении* Иисуса (1:10-11; 9:7).
Молитвенным обращением «Абба, Отче!» (14:36) Иисус подтверждает свою близость к
Богу, свои отношения с Ним как Сына с Отцом. Примечательно, что это
подтверждение звучит перед лицом страданий и смерти. Поэтому идею о «Сыне
Божьем» у Марка следует понимать вопреки сказанному ранее «должно» (dei) страдающего Сына Человеческого. Как послушный Богу Сын, Иисус, Сын Человеческий,
принимает смерть как исполнение Божьей воли (см. Смерть Иисуса).
С темой послушания Иисуса тесно связана тема несостоятельного
ученичества*. Во втором Евангелии ученики* постоянно демонстрируют неспособность
осознать, кто такой Иисус, а также смысл божественного плана искупления (напр.,
в 8:32; 9:32; 10:32). Теперь, когда Иисус в борении решает исполнить волю Божью,
ученики по-прежнему демонстрируют непонимание тем, что они неспособны
бодрствовать (а впоследствии - оставят Учителя, 14:50-52).
Особая близость Иисуса к Богу («Абба, Отче!», 14:36) выдвигает на
передний план следующую, главную тему повествования, позволяющую ясно определить
подразумеваемый смысл слова «чаша» в 14:36. Как показал Р. Фельдмайер
(Feldmeier), Г. служит переломным моментом рассказа о страданиях Иисуса и жизни
Сына Божьего. Здесь Иисус впервые сталкивается с молчанием Бога, с Его
отстраненностью, которая найдет свое предельное выражение в восклицании на
кресте об богооставленности (15:34). Следовательно, в Г. проявилось не столько
страдание Иисуса перед лицом смерти, сколько Его страх перед тем, что Бог
оставит Его. Едва ли можно было с большей остротой и пронзительностью показать
человеческую природу Иисуса.
Отмечая, как Матфей передает повеление Иисуса ученикам в 26:36,
«посидите тут (autou), пока Я пойду помолюсь», некоторые интерпретаторы
указывают на возможность сознательной аллюзии Матфея на историю Авраама* и
Исаака (ср. Быт 22:5). Там, в эпизоде, который обычно считается изображением
глубокой веры патриарха, слуги Авраама получили такое же приказание. Если это
предположение правильно, тем самым с еще большей силой подчеркнута вера Иисуса
на пределе Его скорби.
Марк и Матфей подчеркивают, что слова и действия Иисуса в этом
эпизоде носят характер увещевания. В своей молитве Он подает пример надлежащего
ответа на эсхатологический вызов. В повелении Иисуса «Бодрствуйте!» сосредоточен
весь смысл Его прощальных речей в обоих Евангелиях. У Матфея показано, что
ученики обязаны бодрствовать подобно хозяину дома (24:42-44) и мудрым девам
(25:13). У Марка эта взаимосвязь подчеркнута еще явственнее (ср. 13:5, 9, 23,
33-37), в частности посредством впечатляющего лексического параллелизма:
13:36 elthon... heure... katheudontas
прийдя... нашел... спящими
14:37 erchetai... heuriskei... katheudontas
возвращается... находит... спящими
14:40 elthon... heuren... katheudontas
возвратившись... нашел... спящими
Ясно, что страдания Иисуса - поворотный эсхатологический момент в
истории искупления. В то же время эта сцена побудила учеников, которые тогда
спали, бодрствовать, «стоять на посту» в преддверии последней скорби, после
которой наступит конец мира (см. Апокалиптические учения;
Эсхатология).
Наконец, можно заметить, что молитва Иисуса в обоих Евангелиях
содержит аллюзии, помогающие верно ее истолковать. Так, версия Марка
предполагает концептуальные заимствования из избранных плачей из псалмов (напр.,
Пс 42(41):9-11; 55(54):3-9; 61(60):1-3). Матфей в 26:37 переделывает Мк 14:33,
заменяя ekthambeo (ужасаться), употребленное Марком, на lypeo (скорбеть); это представляет собой почти дословную цитату из Пс 42(41 ):6. В
результате оба евангелиста дают типологический портрет Иисуса как Страдающего
Праведника. В рассказе Матфея присутствует аллюзия и другого рода, описывающая
молитву Иисуса в терминах, близко повторяющих молитву Господню (ср. 6:10 и
26:42; см. Молитва). Тем самым Иисус подает живой пример следования
своему учению.
2. Гора Елеонская в Лк
Перед обсуждением значения фрагмента Лк 22:39-46 необходимо
затронуть ряд текстологических проблем, а также вопросов критического
рассмотрения источников (см. Текстология; Синоптическая проблема).
2.1. Подлинность стихов 22:43-44. Наличие или отсутствие этих
двух стихов является ключевым вопросом для интерпретации всего эпизода.
Текстуальные данные противоречивы, хотя очевидно, что пропуск этих стихов в
целом ряде рукописей (напр., в р69 [вероятно] и р5 n
[первый корректор], А, В, Т, W) не мог быть случайным. Некоторые современные
интерпретаторы (см. Fitzmyer, 1443-1444; RSV) исключают указанные стихи,
отмечая, что стихи эти не вписываются в синоптическое предание и плохо
согласуются с контекстом, считая, что они добавлены позднее в целях
христианского наставления. Другие исследователи, наоборот, придают особое
значение их яркой выразительности, характерной для стиля Луки, что говорит о
подлинности этих стихов в третьем Евангелии. Помимо (1) типичного для Луки языка
(Green, 1988, 56-57), некоторые ученые отмечают также (2) частые сообщения Луки
о явлениях ангела* (напр., Лк 1:11, 26; 2:13, 15; Деян 5:19; 7:30; 8:26; 10:3;
12:7), (3) его склонность к сравнениям («был пот Его, как капли крови», стих 44;
ср., напр., 3:22; 10:18; 11:44; 22:31) и (4) к упоминанию о физических явлениях
(«как свет»), сопровождающих сверхприродные события (напр., Лк 1:20; 3:22; Деян
2:2-3; 9:18). Эти факты, наряду с тем, что наличие указанных стихов неотделимо
от толкования всей сцены самим Лукой, ясно указывают на подлинность Лк
22:43-44.
Кроме того, нетрудно отыскать рациональную причину исключения этих
стихов из ранних рукописей предания. Образ Иисуса в этом эпизоде оказался
слишком человеческим - Он страдает, мучается, нуждается в помощи ангела (см.
Евангелие Никодима, 20; J. В. Green, 1988, 56); именно поэтому стихи 22:43-44
могли быть опущены.
2.2. Проблема критического рассмотрения источников. Опирался
ли Лука при написании этого рассказа только на параллельные места у Марка
(14:26, 32-42) или он использовал какой-либо иной источник? В последние годы
обозначилась тенденция придавать большее значение творческому использованию
Лукой повествования Марка и соответственно меньшее - использованию другого
предания (устного или письменного). (См. об этой сцене Fitzmyer, 1436-1439:
рассказ Луки как «краткое изложение повествования Марка».) И действительно,
многое в его рассказе о скорбной молитве Иисуса можно объяснить, как раз имея в
виду творческое освоение Лукой материала Марка.
Однако обобщение такого рода следует признать слишком упрощенным,
если вспомнить о следующих четырех обстоятельствах. Во-первых, лексические и
синтаксические отступления в Лк от текста Марка трудно обосновать только ссылкой
на его творческую переработку третьим евангелистом. Во-вторых, пропуск в
рассказе Луки стихов Мк 14:33-34 проще всего объясняется его нелюбовью к
дублетам - иначе говоря, решением Луки включить эпизод о скорби Иисуса
(22:43-44) вместо сходного материала Марка, а не в дополнение к нему. В-третьих,
в стихе 42 Лука передает содержание молитвы Иисуса языком молитвы Господней в
том виде, как она записана в Мф 6:10: «да будет воля Твоя». Этих слов нет в
молитве Господней, приведенной у Луки, нет их и в параллельном месте у Марка.
Наконец, сами стихи 43-44 (у Марка параллели нет) свидетельствуют в пользу того,
что Лука воспроизвел другое предание, нежели Марк. Итак, хотя вполне вероятно,
что Лука опирался на повествование Марка, очевидно, что ему было доступно и
другое, отнюдь не идентичное, предание (см. Green 1988, 53-58; Holleran,
170-198; Taylor, 69-72).
23. Значение для Луки сцены в Гефсимании. Главное в
изложении этой сцены Лукой - роль Иисуса как образца для Его учеников. Эта тема
вводится глаголом akoloutheo, в данном контексте означающим «следовать
как ученик за учителем» (ст. 39). Этот эпизод располагается между двумя сходными
фразами: «Молитесь, чтобы не впасть в искушение» (ст. 40) и «станьте и молитесь,
чтобы не впасть в искушение» (ст. 46). Молится Иисус - должны молиться и они, Он
встает - и им надлежит встать (ст. 45-46). Таким образом, у Луки эта сцена
представляет собой как бы пример научения:
Иисус показывает ученикам средство, как выдержать испытание, -
напряженную и смиренную молитву. Эта тема не единственная в данном пассаже
повествования Луки о Страстях: в других местах можно также увидеть учеников вместе с Иисусом (22:24-30; 23:26-27, 49); у Марка об этом не говорится
(ср. Мк 14:50-52, параллелей которого у Луки нет).
Огромное значение в сцене, изображенной Лукой, имеет тот факт, что
все ее аспекты определяет предустановленная Богом необходимость страдания Иисуса
и Его полная покорность Божьей воле. Подобной направленности отвечает и
сдержанный стиль Луки, в частности, сжатость изложения. Упоминание об
однократной молитве (в отличие от трехкратной в Мф и Мк) ярче высвечивает
твердую решимость Иисуса быть послушным Богу. Если этот рассказ обрамляется
указаниями Иисуса ученикам, то его центральным моментом является общение Иисуса
с Богом (молитва в скорби и принятие Божественной помощи). Впрочем, эти мотивы
звучат на протяжении всего повествования (о необходимости (dei) смерти
Иисуса см., напр., 22:19-20, 22, 37; 24:26); о смиренном принятии Им своего
предназначения - 22:15-18; 23:27-31, 46).
Лука хочет представить эту сцену как космическую битву. Об этом
говорит употребление им в 22:44, 46 слова peiramos, обозначающего борьбу
с сатаной (ср. 4:13; 8:13), а также упоминание о помощи ангела. В сущности
страдания Иисуса несут на себе печать сверхприродного столкновения (см., напр.,
22:3, 28, 31, 53), хотя ясно, что ключевой момент борьбы - события на земле.
Ряд исследователей сочли этот эпизод центральным элементом намерения
Луки изобразить страдания Иисуса как мученичество (см. Barbour). Доводы в пользу
такого заключения подкрепляются тем, что в мученических актах мученики обычно
представлены как примеры для подражания. С другой стороны, рассказ Луки о
молящемся в страданиях Иисусе не имеет параллелей в мартирологической
литературе, где навстречу смерти идут с радостью, а, напротив, находится в
очевидном напряжении по отношению к этой литературе.
Другое прочтение этого повествования предполагает, что Лука
стремится уподобить Иисуса страждущему Рабу Господню у Исаии (Green, 1988).
Согласно этой точке зрения, необходимость страданий Иисуса, избрание Его для
этого подвига, Его послушание Богу и получение помощи от укрепляющего Его
Божьего вестника следует читать на фоне текстов Исаии о Рабе Господнем (см. в
особенности Ис 41:10; 42:1, 6; 49:5; 50:5-9; 52:13-53:12). То есть изображение
Лукой Иисуса, молящегося на горе Елеонской, имеет целью доказать, что Он должен
принять страдание, дабы исполнить миссию Раба Господня.
3. Предание о Гефсимании в Ин и Евр
Четвертый евангелист не повествует о сцене в Г. как таковой, но
обнаруживает знакомство с этим преданием. В Ин 18:1-2 Иисус и Его ученики
выходят «за поток Кедрон, где был сад», а в Ин 18:11 Иисус упоминает о «чаше»,
которую дал Ему Бог и которую Он должен испить. Оба элемента рассказа созвучны
синоптическому преданию. Кроме того, в Ин 17:1-18 Иисус изображен молящимся как
раз перед тем, как Его возьмут под стражу.
Однако в этом контексте очень важное значение имеет молитва Иисуса в
12:27-29. Во фразе «Отче! Избавь Меня от часа сего» (ст. 27) знаки препинания
ставились по-разному: она оформлялась либо как предположение в виде вопроса
(RSV, NIV), либо как мольба (NEB). Но так или иначе, поскольку ст. 27а выражает
страдание и тревогу (ср. Пс 6:3-4; 41/42:6; Мк 14:34), очевидно смятение Иисуса.
Здесь сливаются воедино несколько важных для Иоанна тем: исполнение Иисусом
своего служения и, следовательно, Его послушание Богу; «час» как время смерти
Иисуса - кульминационная точка той миссии, для которой Сын был послан в мир; и
явное истолкование смерти Иисуса как прославления и возвеличения (ср. 12:23, 32; см. Смерть Иисуса; Слава).
В своем стремлении показать первосвященническое достоинство Иисуса
автор Евр использует материал, близкий к преданию о Г. Такой вывод следует из
того обстоятельства, что сцена в Г. - единственный рассказ в канонических
Евангелиях, сходный с изображением Иисуса, молящегося «с сильным воплем и со
слезами... могущему спасти Его от смерти». Кроме того, можно отметить: 1)
сходство между Лк 22:43-44, Ин 12:27-29 и Евр 5:7: Иисус молится, и Он услышан;
2) указание в Ин 12:27 и Евр 5:7 на то, что Бог спасает Иисуса; 3) упоминание в
Лк 22:44 и в Евр 5:7 о Его слезах. Поэтому очевидно, что стих Евр 5:7
представляет собой очень раннее христианское осмысление повествования о Г.
4. Историчность предания о Гефсимании
Историчность рассказа о скорби и тревоге Иисуса во время молитвы в
Г. не раз подвергалась сомнению: в первую очередь указывалось на невозможность
свидетельства о ней спящих учеников. На этом основании ряд исследователей пришли
к мысли, что эта сцена была включена в Евангелия под влиянием мартирологической
литературы; другие утверждали, что в ней отражено раннее осмысление ВЗ (см. в
особенности Пс 22/21:20; 31/30:9-10, 22; 42/41:5; 69/68:1-2). Но как отмечалось
выше (п. 2.3), эта сцена является противоположностью актов мучеников, герои
которых идут на смерть с радостью. Не следует недооценивать влияние ВЗ на выбор
языка и образов этого рассказа в плане его богословского истолкования; однако
убедительных доводов в пользу того, что предание о Г. зародилось из псалмов, не
найдено (Barbour; Dunn, 18-19).
Если учесть наличие нескольких независимых друг от друга
свидетельств об этом эпизоде (Мф-Мк, Лк, Ин, Евр), то раннее происхождение
рассматриваемого предания не подлежит сомнению. Подлинность его исторической
основы подтверждают и другие данные. Во-первых, рассказ слишком ярко
подчеркивает слабость Иисуса, чтобы считать, что он возник из ничего. Во-вторых,
как и последующее бегство учеников, о котором говорят Матфей и Марк,
несостоятельность учеников в этой сцене вряд ли могла зародиться в древнем
предании. С другой стороны, некоторые исследователи утверждали, что сон учеников
больше служит богословским задачам, чем описанию молитвы Иисуса, поскольку
выдвигает на передний план ясное понимание Иисусом своей задачи в
противоположность косности учеников. Такое направление аргументации еще более
поддерживает историчность скорбной молитвы Иисуса. Наконец, можно отметить
появление слова «Абба» в Мк 14:36, которое возвращает нас к «подлинной речи и
языку самого Иисуса» (Dunn, 20).
См. также Повествование о Страданиях и Воскресении Иисуса;
Смерть Иисуса; Суд над Иисусом.
Библиография. R. S. Barbour, «Gethsemane in the Tradition of
the Passion», NTS 16 (1969-70) 231-51; J. D. G. Dunn, Jesus and the
Spirit: A Study of the Religious and Charismatic Experience of Jesus and the
First Christians as Reflected in the New Testament (Philadelphia:
Westminster, 1975); R. Feldmeier, Die Krisis des Gottessohnes: Die
Gethsemaneerzahlung ah Schlussel der Markuspassion (WUNT 2:21; Tubingen:
J.C.B. Mohr [Paul Siebeck], 1987); J. A. Fitzmyer, S.J., The Gospel according
to Luke, vol. 2 (AB 28A; Garden City, NY: Doubleday, 1985); J. B. Green, The Death of Jesus: Tradition and Interpretation in the Passion Narrative (WUNT 2:33; Tubingen: J.C.B. Mohr [Paul Siebeck], 1988); idem, «Jesus on the
Mount of Olives (Luke 22:39-46): Tradition and Theology», JSNT 26 (1986)
29-48; J. W. Holleran, The Synoptic Gethsemane: A Critical Study (Rome:
Gregorian University, 1973); D. Senior, C.P., The Passion of Jesus in the
Gospel of Matthew (Wilmington, DE: Michael Glazier, 1985); D. M. Stanley, S.J.Jesus in Gethsemane: The Early Church Reflects on the Suffering of
Jesus (New York/ Ramsey: Paulist, 1980); V. Taylor, The Passion Narrative
of St. Luke: A Critical and Historical Investigation (SNTSMS 19; Cambridge:
University Press, 1982).
J. B. Green |
