«И учил их, говоря: не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников» (Мк. 11, 17 ).
Иисус цитирует пророка Исайю:
И сыновей иноплеменников,
присоединившихся к Господу,
чтобы служить Ему
и любить имя Господа, быть рабами Его,
всех, хранящих субботу от осквернения ее
и твердо держащихся завета Моего,
Я приведу на святую гору Мою
и обрадую их в Моем доме молитвы;
всесожжения их и жертвы их
будут благоприятны на жертвеннике Моем,
ибо дом Мой назовется
домом молитвы для всех народов.
При этом у Исайи новообращённым из язычников («все народы» — это не буквально «все народы», всё человечество, это лишь те иностранцы, которые примут веру в Бога Авраама — неофитам противопоставлены «наследственные» верующие, которые названы с присущей ближневосточной поэтике кротостью «Это псы, жадные душею, не знающие сытости».
Что заставляет, в свою очередь, вспомнить, как Иисус называл собаками именно язычников. Мир перевернулся: собаки становятся людьми, люди (евреи) превращаются в собак. Последние времена! Действительно, для пророков день пришествия Спасителя, Машиаха — день очищения Храма. Пророк Захария: «И не будет более ни одного торгующего в доме Господа Саваофа в тот день» (14, 21). Пророк Малахия: «И внезапно придет в храм Свой Господь ... кто выдержит день пришествия Его...? Он — как огонь расправляющий и как щелок очищающий» (3, 1-2).
Вот почему в католической традиции «изгнание торгующих» чаще называют «очищением» Храма, но очищение — особый обряд, ритуал, его проводили регулярно священники.
В античных полисах храм был центром жизни, он был символом народа как Нотр-Дам — символ парижан. Храмы становились все величественнее, в Риме они были и средством монументальной пропаганды — начиная с Августа. Священники превращались в политиков высокого ранга. В итоге крестьяне чувствовали себя там неуютно, да и боги — по представлениям набожных людей — тоже. У Порфирия есть рассказ о том, как богач из малоазийского города Магнезия устроил в Дельфах гекатомбу Аполлону и просил оракула, превосходит ли кто-то его в благочестии и служении богам. Пифия назвала Клеарха из Метидриона — оказалось маленькая деревушка в Пелопонессе, где крестьянин просто каждое новолуние чистил статуи Гермеса и Гекаты, ставил на домашний алтарь ладан и хлеб, жертвовал не животных, только первые плоды деревьев и полей.
Вроде бы похоже на рассказы о том, как монахи ставили себя ниже благочестивых сапожников, но насколько же наоборот: тут из города — в деревню, монах же — из деревни (скита) в город. Тут от богатства — к неимению, но монах даже в сравнении с небогатым сапожником — неимеющий.
Флавий в «Древностях» упоминает, что Ирод обещал построить новый Храм в знак того, что Бог привёл иудеев к неслыханному процветанию. Он не просто повторял Соломонов, он хотел его превзойти, и материально — превзошёл. Храм был освящён в день очередной годовщины восшествия Ирода на престол и праздновались по Иосифу оба праздника одновременно.
Ханс Бец, который, собственно, исследовал эти исторические обстоятельства, отмечал, что не в торговцах дело — дело в Ироде. Храм был результатом попытки служить одновременно Богу и маммоне. Чистота сердца важнее чистоты Храма. Был бы рядом с Иисусом Ирод — Он бы и Ирода погнал.
Ирод это очень чётко понял и принял соответствующие меры. Блаженны русские, ставшие свидетелями строительства храма Христа Спасителя в 1990-е годы: нам особенно очевидно, как созидание храма Христа Спасителя может превратиться в изгнание из храма — Христа Спасителя.